Вся в темнице продуманная речь — коту под хвост, никто меня слушать не собирался. Отчаянные попытки добиться справедливости ни к чему не привели. Судья заткнул рот защите, не дав и слова вымолвить. Впрочем, бесплатный адвокат даже не пытался отстоять мою свободу, согласно кивая головой на предъявленное обвинение, а я все еще не мог поверить, что все происходит со мной.
Наверное, растерялся…
Три дня — не такой большой срок, чтобы привыкнуть к новым обстоятельствам, когда вся твоя размеренная жизнь рушится, как песочный замок под натиском цунами. Не каждый день просыпаешься в крепких объятиях необъятной перезревшей дочки Главного имперского Судьи. Поначалу, в темнице, я еще надеялся, что он не станет выносить сор из избы, что все утрясется как-то само собой, Судья слыл человеком справедливым и неподкупным, но, очевидно, пока дело не касалось его самого. На представленные положительные характеристики моими пассиями и уже бывшим работодателем, он не взглянул, и, будь его воля, сжег бы их на глазах у изумленной публики.
Впрочем, я бы сам хотел понять, как я оказался в самом богатом поместье Пятого Мира. Я три дня ломал над этим голову. Отключился в кабаке, куда зашел выпить доброго эля и, если повезет, снять на ночь смазливую бабенку, а дальше — как отрезало. Проснулся от папашиного вопля, рядом — полуголое тело толстухи. Не успел продрать глаза, как на меня набросились здоровые крепкие лбы, вооруженные до зубов, и поволокли в темницу.
В королевскую мрачную темницу с огромными крысами!
Я таких здоровых крыс даже в порту не видел. Наверное, вместо того, чтобы давать еду заключенным, тюремщики откармливали этих кровожадных зверюшек. Злобные хвостатые твари караулили день и ночь, чтобы загрызть меня прямо там, в каменном каземате, дожидаясь, когда я сомкну глаза.
— Господин Судья, да послушайте же вы… Я понятия не имею, как я оказался в вашем доме! — отчаянно возопил я, уже предвидя очевидный конец. — Простите, но на что мне ваша дочь, я ж не извращенец, в конце концов!
Наверное, это было лишним, короткий свирепый взгляд Судьи пригвоздил меня к стулу, как каменной крышкой многотонного саркофага.
— Меня весь город знает! — сделал я последнюю отчаянную попытку вразумить оскорбленного батюшку. — Дайте хотя бы слово защите… Что ж вы творите?
— Или рабство, или причиндалы! — показав изящными пальцами ножницы, холодно перебил Судья — в голосе его прозвучала сталь. — Выбирай!
Высокий жилистый эльф в небесно-голубой судейской мантии. Подчеркивая статус, грудь украшала массивная золотая цепь с бриллиантовой печатью в золотой оправе. Ухоженные длинные волосы пепельного оттенка, открытый высокий лоб, брови с плавной линией излома, надменные, с ледяным стальным оттенком голубые глаза, овальные высокие скулы, точеный прямой нос с узкими крыльями ноздрей, красивый рот с презрительно искривленной верхней губой. Аристократ высоких благородных кровей. Первый Советник императора. Эльфийский возраст выдавала лишь сеточка морщин возле глаз и едва заметные полоски на лбу, когда он хмурился, сдвигая темные брови к переносице. Холодное каменное лицо не оставляло сомнений: сделает! Он служил еще при двух бывших императорах и отправил на смерть стольких людей, что кастрацию можно считать удачей.
Не помогло…
— Только не это! — я чуть не прослезился, пощупав сознанием на месте ли мои яйца.
— Ну, я сделал всё, что смог, — по-козлиному сдался мой адвокат. Молодой еще, нервный и прилизанный скользкий тип, похожий на счетовода из захудалой конторки. — Влип ты по-крупному, — взглянул с участием, как будто приговор уже вынесли, собрал со стола и убрал бумаги в пижонский кожаный коричневый портфель. — Тебя ж с поличным поймали, — он пожал плечами, изобразив недоумение. — На кой черт ты в его имение полез? Кастрируют и отправят на урановые рудники, — и подленько захихикал: — Будешь там фальцетом победами хвастать… — и, довольный тупой шуткой, от души посоветовал: — Покаялся бы. Мол, влюбился, света белого не вижу… Дави на жалость, на сострадание, авось, прокатит. В любом случае, признание облегчит вину. Ну, на усмотрение… — и с сомнением взглянул на Судью.
— Спятил? — я покрутил пальцем у виска. — Да я… Да она… — я никак не мог подобрать слов, чтобы выразить глубину отвращения к безобразно тучной мадам, которая в этот момент вращала глазами, делая мне какие-то знаки. От ее перемаргивания стало тошно. Люди могли подумать, что между нами действительно что-то было. Сейчас она затмила собой и нежить зараженных миров, и пожирателя, в миг сожравшего мой магический потенциал и открывшего мне перспективы гражданской жизни. — Да я только на рынке ее видел! — воскликнул я в отчаянии. — Торговалась, как дворовая девка. Мы даже словом не перемолвились! И вообще, я что, чокнутый, чтобы на такой жениться?
— А чем она тебя не устраивает? — скривив губу, адвокат приценился к истице. — Дамочка-то благородных кровей, в свое время с принцем была помолвлена. Какая ни какая, а ей только свистнуть, женихов тьма тьмущая набежит. Таких богатых невест еще поискать. А ты кто — босяк! — он презрительно ухмыльнулся, переведя взгляд на меня. — Копытом он бьет… Если прельщают урановые рудники, туда тебе и дорога, — и неопределенно махнул вперед, указывая направление. — Попутного ветра, а мы тут без тебя обойдемся.
Сострадания ко мне он точно не испытывал.
Я ничего не знал об урановых рудниках. Слышал где-то, что за вредность там как будто спирт и молоко давали вволю. Хотелось бы в это верить. Только вряд ли слушок распускали те, кто хоть раз там бывал. Не припомню, чтобы с каменоломен кто-то вернулся. Представил себя в лохмотьях и в кандалах, с тяжёлой киркой в мозолистых руках — тело изможденно заныло. Отчаяние — не то слово. Ощущение, будто падаешь в пропасть и не за что зацепиться. Одна надежда, что смогу сбежать. Что мне, первый раз спасать свою шкуру? Но вернутся в этот мирок уже вряд ли получится, после побега стану изгоем во всех Семи Мирах. Что-что, а служба оповещения у нас работала, на удивление, быстро.
— Льюир, я бы мог помочь твоей дочери, но моя миссия выполнена: я нашел, что искал, — ответил гость на просьбу отца, которую я прослушала. — Во Втором Мире меня ждет император, я не могу здесь надолго задерживаться. Если я нарушу условия сделки, лишусь доброго имени в Семи Мирах.
Я приникла к дверному косяку еще плотнее: речь определённо шла обо мне. И причина мне известна: от меня отказались все целители. Казалось, на выздоровление надежды нет, но, когда отец получил известие о приезде госте, воспрял духом. Он возлагал на него большие надежды. Сказал, что лучше него никто не разбирается в проблемах, подобных моей.
Сердце бешено колотилось в груди — решалась моя незавидная судьба.
— Ульрих, прошу тебя... — сквозь щель я видела, как отец упал перед страшным на вид Магистром на колени. Лицо знаменитого мага и его голова без единого признака растительности были украшены неизлечимыми шрамами и татуировками, и сам он внушал безотчетный страх. В нем чувствовалась скрытая мощь, которая заставляет людей повиноваться. Мне хватило одного взгляда понять, что он вампир, который прячет свою сущность. При дворе императора вампиры выполняли самые секретные и ответственные поручения.
— Прости, друг, потом, когда-нибудь, прости... — гость растеряно похлопывал отца по плечу.
— Назови мне хотя бы причину! — взмолился отец, хватаясь за брючину гостя.
— Думаю, это запертая внутри магия, других предпосылок не вижу.
— Как? — отец отпустил Магистра, растеряно уставившись в пол. — Но все маги в один голос утверждали, что магического потенциала у неё нет! — горестно возразил он.
— Мало ли что они утверждают… — Магистр презрительно скривился. — Эти недомаги не видят дальше собственного носа. Но, если даже открыть чакры, лечение будет долгим. Потребуется несколько сеансов инициации, чтобы исправить ошибки прежней. И стоит ей сорваться, лечение придется начинать заново… Послушай, ты же знаешь, я не бросаю слов на ветер… И встань ты, ради Бога, с коленей, ты ставишь меня в неловкое положение. Разве ж я не хочу тебе помочь? — Магистр заставил отца встать, поднимая его за локоть. — Обещаю, как только я выполню долг, я вернусь.
— Клянешься? — с надеждой спросил отец. — Еще год — два, и я не смогу найти ей достойного мужа.
Я облилась кровью: этот гордый, неподкупный, справедливый человек, доказывая силу своей отцовской любви, встал ради меня на колени! У нас были с отцом недопонимания, характер у меня тоже не подарок, но сейчас я простила ему все.
— Клянусь! — Магистр по-доброму засмеялся. — Лучше принеси-ка мне вина! Я ведь знаю, ни в одном из миров нет лучше того, что делают на твоих виноградниках. Скоро, я вернусь очень скоро. Император Валериан обещал мне столько денег, что наконец-то я смогу возродить Эргонскую Академию. Так что я буду рядом, а твоя дочь, если пожелает, станет мой ученицей — и это стоит отметить!
— Я лично спущусь в винный погреб и выберу лучшее, — клятвенно заверил отец, направляясь к двери.
Я отскочила и как можно тише торопливо протопала во двор. «Тише» с моим весом было не так просто.
Лицо от услышанного горело, будто от огня, сердце стучало, ударяясь в виски.
На выходе, где ждали служанки, остановилась.
Я — маг?
Нет-нет, быть этого не может…
Двадцать пять лет прошло с тех пор, как прорицатели предсказали, что однажды я стану величайшим магом, прославив имя в Семи Мирах. Пока была ребенком, верила, но время шло — и никакая магия во мне не проснулась. Сколько слез пролито, сколько отчаяния выстрадано, сколько боли прочитала в глазах отца, не сосчитать. Вместо мага я стала объектом насмешек для всего города. А сколько раз мне хотелось умереть, чтобы покончить со всеми муками разом, и останавливалась, представляя огромный неподъемный гроб, который едва ли смогут поднять четверо мужчин. Самое смешное, я совсем не чувствовала себя тем, что отражалось в зеркале. Да, одежду портным приходилось шить на заказ, преподаватели приходили к нам на дом, братец и сестра смотрели на меня, как на чудовище, мать отворачивалась, ни разу не поговорив со мной по душам, ни разу не погладив и не прижав к себе, будто мы были с ней чужие, но внутри я не чувствовала дискомфорта. Иногда мне хотелось танцевать, скакать на лошади, заниматься боевыми искусствами, и я занималась, не позволяя себе опустить руки. Конечно, тайком, пока никто не видит, в замке для слуг я была объектом насмешек. И от верховой езды пришлось отказаться, я была слишком тяжелой для лошадей, но в душе я оставалась все той же девочкой, мечтающая о счастье с любимым человеком, как шестнадцать лет назад, когда болезнь только-только проявилась.
И он у меня был…
Он подрабатывал на рынке рубщиком мяса, и я не променяла бы его ни на какого, даже самого взыскательного и богатого лорда или принца. Он был моей жизнью, моим светом, моей сокровенной тайной. Глядя на него украдкой, я представляла себя самой красивой невестой в подвенечном голубом платье, под цвет моих глаз, с букетом любимых синих незабудок, и там, в моих мечтах, он безумно меня любил.
Боже, какой же он был красавчик! Я частенько ходила со служанками на рынок к мясной лавке, чтобы полюбоваться на него. Открытый лоб, темно-серые глаза, темные брови, копна небрежно уложенных коротких волос с откинутой челкой, нос с едва заметной горбинкой, полные чувственные губы, зубы цвета молочного жемчуга. Когда он улыбался, мир начинал играть всеми красками. Я стояла, замерев от восхищения, глядя, как он машет топором, разрубая туши с одного удара, и как мышцы перекатываются под загорелой кожей, по лбу бисером катился пот, а потом, как сильные руки ловко сортируют куски мясной вырезки, выкладывая на прилавок. И не я одна, женщины бесстыдно вились возле лавки, надевая лучшие наряды, шушукались, строили ему глазки, заигрывали, а он загадочно улыбался в ответ, и я представляла себя на их месте.
Преступников и мелкую шушеру, не угодившую сильным мира сего, отправляли с глаз долой из сердца вон раз в неделю, по пятницам. Сегодня был тот самый знаменательный день, так что из зала суда меня сразу потащили в закуток невольников, который прилегал к обычному центральному городскому рынку с торговыми лавками, трактирами, забегаловками и прочими рыночными атрибутами.
От запаха жареных колбасок и шашлыка, доносившегося от мангалов, желудок жалобно заурчал. Три дня без маковой росинки во рту. В камерах Управы, похоже, кормили только крыс, или Судья решил заморить меня голодом. Я так до каменоломни не дотяну, дам дуба раньше. Одна надежда, хозяин покормит — зачем ему мёртвый раб?
Торги были в самом разгаре. Стражники передали председателю торгов мои бумаги, а меня отправили к пяти таким же бедолагам в наручниках, запертых в просторной железной клетке с навесом.
Ну хоть вода была. Стояла в большой железной бочке. Я жадно выпил ковш, вторым окатился, остудив голову.
— Тебя за что? — полюбопытствовал огромный верзила с устрашающе припухшей рожей и выбитыми передними зубами. Приложили его знатно, десна еще кровоточили. По лицу было незаметно, что он расстроен, а по шрамам от сведенных татуировок ясно, что он здесь не впервые.
— Бабу оприходовал, — не стал я скрывать.
На меня посмотрели недобро. Отодвинулись. Насильников не понимали и осуждали: вокруг столько женщин, ищущих мужской ласки, зачем же брать ту, которая не горела желанием, тем более жертва могла оказаться чей-то женой, сестрой, дочерью.
— Дочку Судьи, — торопливо добавил я.
— Да ты что! Ох ты ж едрён батон! — глаза у всех пяти горемык уважительно полезли на лоб, они солидарно приблизились ко мне вплотную.
— И как?! — кивнул верзила.
— Да если б я помнил... Сам в шоке! — с содроганием вспомнил момент, когда обнаружил себя рядом с монстром. Ничего более страшного в моей жизни не происходило, а ведь я в могилах с нежитью, бывало, ночевал. Кладбищенская нежить не та, что захватила несколько миров, но от того смертоносной быть не перестала.
— Покажи!
— Что показать? — не вполне понял я.
— Хобот героя покажи, как ты смог-то? — любопытные взгляды устремились на мою ширинку.
Спасибо, хоть одежду вернули, а то так бы стоял в трусах.
Я оттянул резинку штанов. На мгновение почувствовал себя героем, но сморщенный перчик мою гордость поддержать категорически отказался. Скорее, даже устыдился, ужавшись еще чуть-чуть, став толще, но короче. Дальше ему ужиматься было уже некуда, чем сразу разочаровал дотошных зрителей.
Они что, думают, я с эрекцией двадцать четыре часа в сутки хожу?
— Это он от голода, — расстроенно покачал головой.
— Знамо дело, голод не тетка, — мои сотоварищи по несчастью оставили мой член в покое и с вожделением зыркнули по сторонам, высматривая добрую душу, которая подаст страждущим корку хлеба.
Увы, сердобольные благодетели в этот день были заняты другими благими делами, на нас смотрели с любопытством только потенциальные покупатели. Обычные граждане закуток работорговли обходили стороной, и удивительно, что сегодня сбежалось народа больше, чем обычно. Не мудрено, меня тут хорошо знали, я подрабатывал в лавке мясника, и мало кто мог поверить в случившееся, но подойти из знакомых никто не рискнул, осужденных от толпы отделяли стражники.
Очередь двигалась медленно. Выставленного на постамент осужденного долго рассматривали, ощупывали грудь, бицепсы, ляжки, заглядывали в рот, считали зубы. Торговец с кислой миной зачитывал подноготную: кто, где, откуда. Перечислял количество совершенных преступлений и условия сделки. Не отходя от кассы, палач клеймил татушками плечо, старательно накалывая дату закабаления, срок и имя хозяина.
По закону Семи Миров для законопослушных граждан рабство было отменено, а тому, кто безвинного сделал подневольным, ждала неминуемая смерть. Но, в отсутствии тюрем, на которые империи не хотели тратиться, оно продолжало оставаться своеобразным заключением. Так что, по большому счету, императоры, в тех незараженных мирах, где они еще оставались, оставили продажу человеческого ресурса за собой, став абсолютными монополистами в этой области, а в зараженных мирах, куда сплавляли неугодных, царила полнейшая анархия, там вообще на законы плевали с высокой башни. Но, поскольку мирам приходилось тесно сотрудничать, а путь из одного цивилизованного мира в другой лежал через зараженные миры, каждый монарх пытался создать видимость контроля на подконтрольной прилегающей территории, и, соответственно, раб продолжал оставаться рабом во всех Семи Мирах.
Честно говоря, я вообще мало что знал об этом. Не интересовался никогда. Так, вскользь в Академии объяснили, чем может закончиться кривая дорожка. Знаю только, что убийц, как правило, продавали на каменоломни в другие миры, а остальных, не представляющих обществу угрозу, мог купить любой желающий, на определенный срок, по истечении которого раба должны были вернуть откуда взяли, то бишь на ту самую площадь, где его заклеймили, для снятия рабской метки. Если не помер. Но это уже фарс-мажор, тут ничего не поделаешь. Хозяин должен был прислать заключение о смерти, которое подтверждало, что раб отошел в мир иной не в связи с жестоким обращением. Это требование давало рабам слабую надежду однажды вернуться к семье, к детям, к нормальной жизни, и неплохой стимул служить хозяину верой и правдой. В соответствии с регламентом, за непослушание или отлынивание от работы, раба разрешалось бить палками. Не до смерти, конечно, но этот регламент выполнялся не всеми и не везде. В иных мирах были свои порядки, но это мало кого волновало. Как я уже упоминал, я не мог припомнить, чтобы с той стороны кто-то вернулся, а в заключениях, которые предоставляли родственникам, стояло: погиб при невыясненных обстоятельствах, или погиб героем в нервной схватке с нежитями, или сам стал нежитью.
Я должна была сделать хоть что-то, чтобы спасти Линя. Зачем я затащила его в свою спальню? Теперь его продадут в рабство... А если его купит какая-нибудь страшненькая девица, с которой ему придется делить постель? Рабов часто покупали для неблаговидных целей в притоны разврата и терпимости, и красавчик вполне мог подойти им по внешним данным. Такого еще поискать. Он вроде был простым парнем из народа, но в нем чувствовалось внутреннее благородство и сила.
Правда, кобель он был еще тот...
Я металась по гостиной и не знала, что предпринять. Прошло три дня, а отец так и не оттаял, отказываясь говорить со мной на эту тему. Он вообще трусливо прятался, закрывшись с Магистром в винном погребе.
Стоп! На меня внезапно нашло озарение: а почему бы мне самой его не выкупить? Денег у нас было столько, хоть целую область купи с населением. Вот только хранились они в кабинете, в сейфе отца, и в подземелье, куда попасть можно было опять же, только через его кабинет.
Отец, расправившись с бедным красавчиком, уже был дома.
Я постучала.
— Входи, — услышала я голос отца. — Обычно вместо стука ты заглядываешь… Что-то еще случилось?
— Папа, я хочу купить господина Линя! Одолжишь мне денег? — с ходу выпалила я.
— Нет, — твердо ответил отец.
— Я что, не заработала такую малость? — меня захлестнула обида. — Ты не можешь мне отказать! Я помогала тебе во всем, была твоим секретарем, вела хозяйство, пока матушка с сестрицей весело проводили время во дворце, а братец тратил его на охоте и за выпивкой с такими же распутными дружками. Разве я много у тебя прошу? Когда в последний раз я обращалась к тебе?!
— Девочка моя, — ласковая начал отец, — не наговаривай на брата, он давно серьезно занимается нашим торговым флотом. Мы не можем покупать осужденных рабов. Люди подумают, что у меня была корысть, когда я выносил решение. Все, что у нас есть, только благодаря тому, что у меня есть эта должность.
— А разве нет? Ты осудил на рабство невинного человека! — перешла я в наступление, в конце концов, я всегда добивалась своего, и на этот раз не намерена была отступать.
— Если каждый будет шнырять по поместью, меня очень скоро оденут в деревянный макинтош, а я, милая, не тороплюсь на тот свет. Он проник на запретную территорию, я должен был приказать отрубить ему голову.
— А если это я нашла его бесчувственным и притащила в наше поместье?
— О чём ты говоришь?
— Можешь спросить об этом у моей служанки, — я знала, Лизи меня не подведет. Мы продумали с ней все до мелочей, и даже подговорили стражника, чтобы тот подтвердил, что одна из нас его отвлекала. — Я не могу допустить, чтобы человек страдал из-за меня. Ты хочешь, чтобы к моему весу и комплексу неполноценности добавился комплекс вины? Папа, ты когда-нибудь любил маму?
— Что за глупый вопрос?
— Тогда почему ты не можешь понять меня? Я испытываю к нему чувства. Пусть безответные, но ведь это закономерно. Каждый ищет для продолжения рода достойного партнера. А я? Посмотри на меня! И сравни с сыном и второй дочерью. Мне вообще было бы лучше не рождаться. Сестрица меня ненавидит, она решила, что, когда потенциальные женихи видят меня, думают, что это наша наследственность. И с этим трудно спорить. Отпусти меня, позволь мне делать то, что я хочу. Я уже выросла, и на моей жизни поставлен жирный крест. Мы уедем в другое поместье, их у нас много за пределами столицы, или отправимся на острова, где нас никто не знает. Там он будет жить, как ему вздумается, я не хочу ему мешать, но мы будем друзьями.
— Дорогая, возможно, ты уже не успеешь. Его давно отвели на рыночную площадь, — вздохнул отец виновато. — И потом, ты много не знаешь. Я не могу тебе рассказать, я поклялся молчать, это не мой секрет, но ты здесь не при чем, не вини себя.
— Тогда не будем тратить время на споры и поторопимся, — я схватила со стола ключ от сейфа, открыла, вытащила самый большой мешок с деньгами, схватила отца и потащила за собой. Благо, рыночная площадь была недалеко.
После подписания всех договоров и соглашений по содержанию узника, то бишь меня, Магистр отвел нас на постоялый двор. Раскрасневшаяся и вспотевшая Мерлин катилась колобком за нами и пыхтела в затылок, как ежик на ночном рандеву. В гостинице все номера оказались заняты, но вопрос сразу решился, как только Магистр показал хозяину трактира неприметную безделушку. И пока для нас убирали комнаты и готовили еду, нам пришлось дожидаться в столовой.
Не откладывая в долгий ящик, Магистр повертел толстушку вокруг оси, придирчиво измерив пальцами широкой ладони плечи, грудь и то место, где у нее должна была быть талия. Мерлин едва доставала ему до груди, и оттого ее сходство с колобком усиливалось. Пока он ее щупал, я невольно давился смехом, рискуя нарваться на очередные неприятности. Никогда никому не прислуживал, ломка давалась мне нелегко, приходилось привыкать скрывать эмоции перед хозяином. Господин Ульрих комплекции был внушительной, на голову выше меня, и чувствовалась в нем какая-то нечеловеческая сила. Ударит, а хозяину это разрешалось, зашибет с одного удара.
И вот куда эта дурында намылилась?!
Она хоть понимает, на что подписывалась?!
А батя куда смотрит, отправляя с двумя мужиками на корм нежити? Совсем дочерью не дорожит?
Идиотка…
— Леди, понадобится нестандартная экипировка. Трудно будет подобрать дорожную одежду таких размеров, а ждать, когда пошьют, у нас нет времени. Придется одеть вас, как мужчину, — с сожалением признал Магистр.
— Я согласна на холщевый мешок, если от этого будет польза, — потупилась наша скромница.
— Для нее и мужской не подобрать, — усмехнулся я, представив мужика ее форм. — Это ж надо было уродиться ходячей катастрофой.
— Господин Ульрих, я считаю, нужно запастись припасами в дорогу, как долог будет путь? — старательно пропустив мои слова мимо ушей — видел же, зацепило — озаботилась толстуха, с вожделением поглядывая на барную стойку, за которой маячили повара, снующие с мисками и тарелками. Пахло из-за стойки восхитительно, мой изголодавшийся желудок требовательно заурчал. — Возьмите эти деньги, они нам пригодятся, — и выложила на стол мешок с деньгами.
Мешок изрядно похудел. Четверть содержимого, в качестве пошлины в императорскую казну, забрал председательствующий работорговец, но тех золотых, что там оставались, хватило бы на несколько лет безбедной жизни — за меня отвалили целое состояние.
Моральная компенсация, млять, за то, что я не делал….
Тварь! Чтоб ее гремлины порвали!
Я никогда не бил женщин, но сейчас у меня нестерпимо чесались руки. Толстуха заслуживала мучительной смерти. Но, к моему удивлению, понимая теперь, что гадина таскалась на рынок из-за меня, я даже разозлиться как следует не мог. Мысленно я сто раз ее придушил, четвертовал, утопил и оторвал тупую башку, но где-то в глубине души чувствовал жалость и досаду. Эта жертва врожденной тупости ну никак не тянула на циничного злодея.
Но правильной ее тоже не назовешь…
В общем, я разрывался, пытаясь понять, кто меня поставил раком и надел хомут на шею: стечение роковых обстоятельств или определенная сволочь, на которую все указывало? Кто-то же подбросил меня в замок, чтобы позлить Судью, возможно, надеясь, что меня тут же отправят на плаху.
Неужели нельзя было подослать убийц, чтобы по-тихому расправились в темном переулке? К чему эта буйная фантазия по устранению соперника?
Пырнули бы ножом, делов-то.
Но тут вмешалась она — и я уже не убийца императорского наместника, а герой-любовник…
Лучше б мне голову отрубили…
Мне оставалось лишь радоваться тому, что вряд ли новый хозяин планировал пустить меня на опыты или скормить нежити. Не стал бы он платить такие деньжищи за подопытную крысу. Были люди, готовые сдохнуть за пару золотых, но он вцепился в меня железной хваткой, как будто я статуя Индрика из Храма Бога Анона. Но в том, что хозяином оказался сильнейший в Семи Мирах маг, был положительный момент. Учиться никогда не поздно. Тот, кто вкусил магию, без магии уже чувствует себя неполноценным, мне жутко не хватало ощущений, когда сила течет через ладони и концентрируется зарядом на кончиках пальцев.
Учитывая все эти обстоятельства, толстуха уже представлялась мне, как досадное недоразумения, помеха, которую неплохо бы устранить.
Но прощать я ее не собирался: просто отложенная до лучших времен месть, а там видно будет.
— Кто, о чем, а больной о покойниках, — я зло сплюнул. — Подставила, а теперь трясешь передо мной… Чтоб ты ими подавилась! — искренне пожелал я.
— Не нужно, — ответил Магистр, бросив сердитый взгляд в мою сторону и тут же смягчив голос. — Голодными не останемся. С этой минуты, леди, я буду следить за вашим питанием. Без моего ведома вам не дозволено проглотить ни крошки.
Воткнул иглу в ее ладонь, и с иглы потекло радужное сияние. С минуту наблюдал за сиянием, потом удовлетворительно крякнул.
— Мерлин, у тебя необычная и очень редкая магия, — было заметно, что он озадачен. — Странно, что она не проявилась до сих пор. Так и быть, с этого дня беру тебя в ученицы. Я был прав, причина несчастий кроется в скрытом магическом потенциале, который вы не смогли реализовать. Вечером сделаю иглоукалывание и проведу ритуал инициации. Иглы тоже понадобятся нестандартные. Придется заглянуть в аптечную лавку гоблинов.
Мы с отцом успели вовремя. Когда пришли, красавчик уже стоял на подиуме. Женщины тыкали в него пальцами, щупая стальные мышцы, заглядывали в рот, считали зубы, как будто выбирали лошадь. Будь это разрешено законом, они сняли бы с него трусы. Он стоял там — один, несчастный и подавленный, в окружении этих похотливых женщин.
Наверное, это было так унизительно!
И это всё по моей вине.
Я не собиралась торговаться. Бросила мешок с деньгами на стол председателю.
— Забирайте, он мой! Где я должна расписаться?
Дамочки сразу притихли, а я почувствовала удовлетворение. Сколько раз они отпускали за моей спиной сальные шуточки, но не у одной из них не было и сотой доли той власти, которая была у меня, благодаря моему отцу.
Нате, выкусите! Красавчика вам не видать, как своих ушей!
Линь долго смотрел на меня. А потом вдруг бухнулся перед отцом и председателем на колени.
— Пощадите, казните, скормите нежити, только не отдавайте ... — выдавил он едва слышно.
Ой, я же не объяснила ему, что не собираюсь держать в рабстве, я собиралась отпустить его сразу же, чтобы он мог жить обычной жизнью. И даже если он заведет семью, я приму это с достоинством, как должное, я только собиралась освободить его от тяжкого бремени.
— Я не зверь, — встал председатель. — Совратитель продаётся только иномирцам! Есть готовые купить этого мученика? — обвел он взглядом толпу.
Интересно, что он имел в виду, когда назвал его мучеником? Догадался, что Линь Бао не виновен? Неужели отец покаялся?
Дамочки, толпившихся за нашими спинами, начали шушукаться и похихикивать.
Краска бросилась мне в лицо. Мало того, что я дала повод для сплетен, так я ещё открыто продемонстрировала перед всем городом, что мне нравится этот красавчик. Теперь точно житья не будет, хоть из дому не выходи, а дома меня сожрут сестрица и матушка.
— Я его куплю, — вперед выступил Магистр Ульрих, наш гость, положив рядом на стол ещё один мешок с деньгами. А после начал что-то молоть про то, что сам его накажет, оправдываясь передо мной.
А я его просила?
Такого удара в спину я не ожидала. Как будто из меня вырвали кусок плоти. Хотелось разрыдаться. Как он мог? И это после того, как поклялся отцу вернуть мне магию?!
Значит, он заберёт Линя Бао с собой?
А что делать мне? В этом уродливом теле, с разбитым сердцем, став посмешищем и пугалом, на которого тычут пальцами?
— Тогда я пойду с вами, купите и меня! — в отчаянии выкрикнула я.
— Вы не продаетесь, вы свободны в своих решениях и желаниях, — вежливо отказался он.
Ну уж нет! Пусть я умру, но умру там, где мой труп и мой гроб не будут высмеивать.
— Я иду с вами! Вы обещали пробудить во мне магию. И вы выполните свое обещание!
Отец попытался мне помешать, встав на дороге, но я отодвинула его.
— Папа, хватит, я не останусь в этом болоте. У вас есть ещё дочь и сын, вот и займитесь ими! Я пойду с вами, Магистр Ульрих, и никто меня не остановит! Я согласна выполнять всё что вы мне прикажете, все ваши предписания! — клятвенно заверила я, для верности рубанув рукой воздух.
Какое-то время Магистр и отец упирались, уговаривая меня одуматься. Не на ту нарвались. Наконец, отец махнул рукой, а Магистр сдался.
А я знала, что им не устоять перед моим обаянием!
Председатель отсчитал пошлину и налоги, а остальную сумму передал мне. Те деньги, которые я взяла из сейфа, отец отказался принять обратно, передав Магистру Ульриху, так что мы как бы остались при своих, только Линь Бао теперь носил на руке рабское клеймо.
— Вечером мы с мамой придём попрощаться, — предупредил отец. — Ты точно все решила? Даже вещи не соберешь? — отец промокнул глаза носовым платком и высморкался. — Может тебе что-то принести?
— Ворох кружевной одежды? Мы ж не на императорский бал собрались. Чем меньше вещей, тем легче дорога. Папа, я не такая беспомощная как ты думаешь, — попыталась я его успокоить. — Со мной будет Магистр Ульрих. Ты всегда говорил, что он тебе как брат. Вот и представь, что я путешествую с дядей.
Честно говоря, кое-что я бы взяла, но боялась, что пока собираю вещи в дорогу, Магистр Ульрих улизнет с красавчиком. Ну уж нет! Выпускать его из виду я не собиралась.
— Льюир, я позабочусь о ней, — клятвенно пообещал Магистр.
И мы разошлись: отец направился домой, а я, Магистр и Линь — в гостиницу.
Не успели мы ступить за порог постоялого двора, Магистр осмотрел меня и снял мерки.
— Нам нужно хорошо экипировать себя. Купить дорожной практичной одежды, нанять экипаж, понадобится спальный мешок для вас, леди Мерлин. Надеюсь, вы не в обиде, что я не обращаюсь к вам «Ваша Светлость»? В дороге титул может стать помехой и привлечь внимание ненужных людей.
— Естественно, вы можете обращаться ко мне, как удобно, — кивнула я.
Ко мне и дома мало кто обращался в соответствии с титулом. От матушки мне достался титул графини, а от отца титул герцогини. Какое-то время моя тетка, сестра отца, была женой покойного императора, пока ее не отравили. И она была не первая императрица в нашем роду, поэтому по линии отца император приходился нам дальним родственником. Возможно, и я когда-нибудь могла бы стать императрицей, не будь у меня болезни, изуродовавшей мое тело. В детстве я была помолвлена с наследным принцем, но как только выяснилось, что магии во мне нет, отец расторг помолвку по обоюдному согласию с императором, о чем я нисколько не жалею. Такого заносчивого и изнеженного женишка еще поискать. На месте императора я бы хорошенько его взгрела или назначила другого наследника, но, увы, сын у императора был один.