Любовь не дается просто

Глава 1

Тишина моего дворика была обманчива. Она окутывала старый сад, пахший влажной землей и распустившимся жасмином, словно мягкое одеяло. Но под этим кажущимся уютом пульсировала тревога. Она сжимала виски стальным обручем, заставляя сердце биться неровно и часто.

Я стояла посреди залитого вечерним солнцем мощеного пятачка, зажав в руках смартфон, на экране которого только что погасло лицо моего финансового директора. Его слова эхом отдавались в пустоте, образовавшейся внутри: «Маргарита, ситуация критическая. Если на следующей неделе не будет хоть какого-то вливания, мы не сможем рассчитаться по обязательствам».

Бизнес, доставшийся мне от родителей, сейчас висел на волоске. И я понимала, что могу потерять все. Не просто компанию — наследие, в которое мама с папой вложили душу. Дом, в котором я выросла. Саму себя. Статус в обществе, который в нашем мире значил если не все, то очень многое.

Я закрыла глаза, пытаясь прогнать накатившую волну паники.

«Дыши, Рита. Просто дыши».

Но вместо воздуха в легкие, казалось, поступала ледяная вода. В этом мире, где женщины давно и прочно заняли нишу добытчиц и кормилиц, провал был не просто неудачей. Он был клеймом. Социальным провалом, после которого оправиться было почти невозможно. Ты становилась изгоем, объектом шепотков за спиной: «Слышала, Маргарита все проиграла? Ничего удивительного, без родительского капитала она бы никогда не справилась».

Мысленно я пробежалась по списку потенциальных инвесторов. Все они были женщинами, холодными, расчетливыми и прекрасно осознающими свою власть. Одна из них, Ирина Львовна, на прошлой встрече, томно попивая кофе, прозрачно намекнула: «Дело, конечно, интересное, Риточка. Но риски… огромные».

Мужчины в нашем мире уже давно утратили свой статус добытчиков, уступив женщинам, а потому стали скорее бесплатным приложением к статусу.

Муж — это что-то на элитном, для той, кто может позволить себе нахлебника. Символ, демонстрирующий, что у тебя достаточно ресурсов, чтобы содержать не просто себя, но и красивую, часто бесполезную, игрушку.

А вот с любовником или помощником, который по сути исполняет те же функции, было попроще. Их можно было менять, не утруждаясь бракоразводными процессами и не вызывая лишних пересудов. Они были аксессуарами попроще.

Но, к сожалению, из-за моего нестабильного положения у меня не было ни того, ни другого. Какая ирония. Я была свободна в своих желаниях, могла мечтать о ком угодно, но реальность была такова, что никто из достойных мужчин не посмотрел бы в сторону женщины, стоящей на краю финансовой пропасти.

Кто пошел бы за меня? Женщину, чья компания трещала по швам?

Мой максимум — кратковременный роман, не обремененный обязательствами. А мне было нужно не это. Мне нужна была опора.

Но где ее взять, когда твой собственный фундамент рушится?

Я снова открыла глаза, и взгляд мой упал на трещину в каменной вазе у забора. Символично. Все вокруг медленно, но верно, разрушалось после того как мама и папа покинули этот мир.

Именно в этот момент, стоя посреди небольшого дворика своего дома и чувствуя, как земля уходит из-под ног, я услышала шум. Не привычный гул города, а резкий, грубый звук грузовой машины, затормозившей прямо за моим забором. Я машинально обернулась.

Соседний особняк, величественный и пустовавший последние несколько лет, наконец-то дождался новых хозяев.

Любопытство на мгновение пересилило тоску. Я сделала несколько шагов к ажурной ограде, стараясь оставаться незамеченной.

Из-за руля грузовика вышла она. Женщина. Высокая, с идеальной осанкой, в белоснежной блузке и бежевых брюках, сидевших на ней так, словно их только что сняли с манекена. Ее короткие каштановые волосы были уложены с небрежной элегантностью, которая на самом деле стоила часов работы стилиста. Она что-то говорила, ее голос, звонкий и властный, легко долетал до меня:

— Аккуратнее с той коробкой! Там хрусталь! Иван, не тащи ее одну, ты что, не видишь, она тяжелая?

Двое мужчин послушно засуетились. Один — тот самый Иван — был эталоном «помощника». Высокий, с загорелым лицом, ухоженными руками и пустоватой, но приятной улыбкой. Он ловко управлялся с коробками, но во всей его пластике чувствовалась некая обезличенность, как у дорогого робота.

А второй… Мой взгляд зацепился за него и уже не мог оторваться. Он стоял чуть в стороне, прислонившись к борту грузовика, с стопкой книг в руках. Тощий. Почти тростинка в мешковатых джинсах и простой серой футболке. Его волосы были темными и чуть растрепанными.

Он не помогал другим, а просто смотрел на фасад дома, и на его лице было написано не служебное рвение, а живой, неподдельный интерес. В его глазах, даже отсюда, я разглядела огонек. Огонек мысли, пытливости.

Он обвел взглядом мой сад, и на секунду его взгляд скользнул по мне, стоящей в тени.

Я невольно отступила назад, чувствуя внезапный прилив чего-то похожего на стыд. Почему? Я не знала.

— Роман! — резко окликнула его женщина. — Вместо того чтобы ворон считать, займись хоть чем-то полезным! Принеси мою сумку из машины.

Парень — Рома — вздрогнул, словно вернувшись из другого измерения, кивнул и безропотно направился к легковому автомобилю.

И тут до меня дошло. Тон Алисы, ее властный жест, его мгновенная реакция — все складывалось в четкую, безрадостную картину. Так вот он какой, спутник успешной женщины в нашем мире. Умный, вероятно, начитанный, с горящим взглядом... и абсолютно подчиненный. Дорогой аксессуар, существующий по ее правилам.

Что-то в моей душе болезненно сжалось. Какая несправедливость. И... какое знакомое, горькое чувство. Чувство, что тебя оценивают не по тому, что ты есть внутри, а по тому, какую позицию ты занимаешь в чьей-то иерархии. По твоей полезности. По твоим связям.

Я отвернулась и пошла обратно в дом, оставив новых соседей разгружаться. Тревога за бизнес никуда не делась, но теперь к ней примешалось новое, странное и щемящее чувство — смесь жалости, любопытства и какой-то необъяснимой надежды.

Глава 2

Прошло два дня. Два дня, за которые я не решила ни одной из своих финансовых проблем, но зато успела сто раз прокрутить в голове картину прибытия новых соседей. Особенно — образ того тощего парня с книгами. Ромы.

Его имя странным образом отзывалось эхом в моей груди. Роман… Неподходящее имя для такого тщедушного юноши. Или наоборот, очень подходящее — словно вызов, брошенный самому себе.

Я пыталась сосредоточиться на отчетах, разложив ноутбук и документы на столике в саду, но мысли упрямо путались. «Он наверняка ее муж. Просто приложение». Эта фраза звучала в голове навязчивой мантрой, вызывая странное раздражение.

Почему это меня так задевало? Я ведь и сама придерживалась тех же правил игры. Прагматизм превыше всего.

Но видеть воплощение этой прагматичности так близко, в глазах живого человека, оказалось неприятно.

Внезапно тень упала на мои бумаги. Я вздрогнула и подняла голову. На пороге соседского дома стояла Алиса. Она была в белом спортивном костюме, выглядевшем подозрительно дорого, и держала в руках две дымящиеся чашки с ароматным кофе. Одна — для нее. Вторая, как мое шестое чувство тут же подсказало, — для него.

— Соседка! — ее голос прозвучал бодро и гостеприимно, но в этой бодрости была какая-то отработанная, дежурная нота. Она улыбалась широко, но глаза оставались оценивающими, сканирующими меня и мой двор. — Я Алиса. Мы вроде как не познакомились. Мы переехали сюда с моим мужем пару дней назад.

Она сделала легкий, почти небрежный жест в сторону двери, из которой как раз выходил Роман. Он был в тех же потертых джинсах и с книгой в руке. Услышав слово «мужем», он на мгновение замер, и я уловила на его лице быстрое, едва заметное движение — что-то среднее между гримасой и вздохом.

Мое сердце почему-то сжалось. Было в этом что-то унизительное. Как будто его представили не по имени, а по функционалу: «мой кошелек», «моя машина». Только здесь было «мой муж». Собственность.

«Ну конечно, — яростно пронеслось у меня в голове. — Красивая, успешная. Может себе позволить. А он… что он может позволить себе? Кроме как быть ее мужем?»

Парень медленно подошел к нам, его взгляд скользнул по мне, любопытный и немного смущенный.

— Рома, — сказал он просто, протягивая руку. Его рукопожатие было неожиданно твердым, ладонь шершавой. Это не была рука праздного альфонса.

— Маргарита, — ответила я, надеясь, что голос не выдаст моего смятения. — Рада познакомиться.

— Прекрасные розы, — произнес он, и его взгляд перевелся на кусты, цветшие у моего крыльца. В его глазах вспыхнул тот самый огонек, который я заметила в первый день. — Сорт «Грэхам Томас», если я не ошибаюсь? Характерный абрикосовый оттенок.

Я почувствовала, как от неожиданности у меня слегка приоткрылся рот.

— Вы разбираетесь в розах? — выдохнула я. В нашем кругу это было экзотическим увлечением. Мужчины предпочитали обсуждать вина, яхты или новые гаджеты.

Рома улыбнулся, и это полностью преобразило его лицо. Оно стало моложе, одухотвореннее, в уголках глаз собрались лучики морщинок.

— Скорее, в ботанике вообще, — пояснил он. — Это было моим детским увлечением. Прабабушка у меня была агрономом, привила любовь.

Алиса громко вздохнула, демонстративно посмотрев на часы.

— Ром, не занудствуй, ради бога. Маргарита, не обращай внимания, он у нас ходячая энциклопедия, — она произнесла это с снисходительной нежностью, от которой стало горько на душе. — Заходите как-нибудь на кофе. Будем соседями. Осваиваться тут еще недели две будем.

Она повернулась и, не дожидаясь ответа, пошла в дом, давая понять, что время, отведенное на светскую беседу, истекло. Ее уход оставил за собой ощущение легкого вакуума.

Рома на секунду задержался. Его взгляд снова встретился с моим, и в нем я прочитала что-то сложное: извинение, интерес и тень того самого смирения, которую навязывало ему его положение.

— Простите за Алису, она всегда немного… на взводе, — тихо сказал он.

— Ничего страшного, — я почувствовала неловкость. — Я понимаю, переезд — дело нервное.

Он кивнул, еще секунду постоял, словно хотел что-то добавить, но затем лишь еще раз улыбнулся — уже более сдержанно — и последовал за своей женой.

Я осталась одна в своем саду, но тишина теперь была иной. Она была наполнена эхом этого короткого диалога. «Грэхам Томас». Ходячая энциклопедия. Взгляд, в котором было столько жизни, и статус «мужа», который эту жизнь, казалось, подавлял.

Я снова посмотрела на свои отчеты. Цифры и графики казались еще более бездушными и далекими. Внутри меня боролись два чувства. Одно, рациональное, твердило: «Он несвободен. Он принадлежит другой. И даже если бы был свободен, что ты можешь ему предложить? Рухлядь своего бизнеса? Сомнительное счастье с женщиной на грани банкротства?»

Но другое, тихое и упрямое, шептало: «Он увидел розы. Он назвал сорт. Он смотрел на меня не как на лакомый кусок или на неудачницу, а как на человека. И в его глазах был огонь».

Я закрыла ноутбук. Работа сегодня явно не клеилась. А в голове продолжала крутиться одна и та же мысль: «Как же несправедливо…»

И к кому именно относилась эта несправедливость — к нему, ко мне или к нам обоим — я боялась себе признаться.

Глава 3

Тот вечер начался как обычный. Я сидела в саду с отчетами, но цифры плясали перед глазами, отказываясь складываться в осмысленные колонки. Воздух был густым и сладким от цветущего жасмина, а где-то за забором доносились приглушенные звуки — Алиса отдавала распоряжения своему помощнику Ивану. Я зажмурилась, пытаясь отгородиться от этого фона, как вдруг услышала тихий шорох у калитки.

Роман стоял, держа в руках две книги. В одной я узнала свой потрепанный том "Ста лет одиночества», который пару дней назад он одолжил у меня почитать.

— Простите за вторжение, — он произнес это так, будто действительно боялся потревожить. — Я... вернул вашу книгу. И подумал... Может, вам будет интересно. В знак благодарности.

Он протянул вторую книгу. Это был сборник эссе Лема "Сумма технологии".

— Я заметил на вашей полке Лема и Ефремова, — пояснил он, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок. — Решил, что наши вкусы могут совпадать.

Я взяла книгу, чувствуя, как что-то теплое и незнакомое разливается по груди.

"Он заметил. Он запомнил".

— Спасибо, — наконец выдавила я. — Вы... не хотите зайти? Я как раз собиралась заварить чай. Из настоящих листьев, не из пакетиков, — добавила я, словно оправдываясь.

Его лицо озарила улыбка — настоящая, не та сдержанная маска, что была при Алисе.

— Это звучит как роскошь. Конечно.

Он вошел в сад и на мгновение замер, вдыхая аромат.

— Боже, здесь пахнет... детством. У моей прабабушки в деревне был такой же сад — немного запущенный, но полный жизни.

— Алиса, кажется, предпочитает более... стерильный ландшафт, — осторожно заметила я, пока мы шли к дому.

Он горько усмехнулся.

— Вы не поверите. Вчера она объявила, что все эти "бесполезные цветы" нужно выкорчевать и заменить на искусственную траву и пару "арт-объектов" из нержавеющей стали. Говорит, это "соответствует трендам".

В его голосе прозвучала такая боль, что мне захотелось до него дотронуться. Вместо этого я просто сказала:

— Это варварство.

Внутри, заваривая чай в стареньком фарфоровом чайнике, я ловила себя на странном чувстве. Волнении. Таком, какое испытываешь перед свиданием.

"Глупости, — ругала я себя. — Он просто сосед. И у него есть Алиса".

Мы сидели на веранде, и тишина между нами была удивительно комфортной. Он взял свою чашку обеими руками, как бы согреваясь.

— Знаете, когда я читал книгу, я вспомнил одну цитату. "Человек не выбирает свою судьбу, но он должен принять ее с достоинством".

Меня будто обожгло. Слишком уж это отозвалось во мне.

— Вы думаете, это про нас? — спросила я, глядя на пар, поднимающийся от чая.

— Не знаю, — он задумчиво провел пальцем по краю чашки. — Иногда мне кажется, что мы сами пишем свою судьбу, просто используем чернила, которые нам подсунули. Вот вы... вы ведь не всегда мечтали управлять бизнесом?

Вопрос застал меня врасплох. Обычно я отмахивалась общими фразами.

— Я... хотела стать архитектором, — призналась я, сама удивляясь своему признанию. — Любила чертить планы, придумывать пространства. Но родители... бизнес был их жизнью. И когда их не стало, я почувствовала, что обязана продолжить. Как будто отказываясь от этого, я предаю их память.

Он слушал так внимательно, словно от моих слов зависело что-то очень важное.

— А что вам нравится в вашем деле? Прямо сейчас, кроме чувства долга?

Я задумалась. И поняла, что не могу ответить.

— А вы? — перевела я разговор. — Вы всегда знали, что станете... — я запнулась, не зная, как закончить.

— Приложением к успешной женщине? — он закончил за меня без обиды, с той же горькой иронией. — Нет. Я мечтал писать. Книги для детей. Представляете? Объяснять квантовую физику десятилетним. Алиса говорит, что это несерьезно.

— Почему? — возмутилась я. — Это же прекрасно!

— В ее мире серьезно только то, что приносит деньги или статус. А детские книги... — он махнул рукой.

Мы говорили еще часа два. О книгах, о музыке, о том, почему кошки приземляются на лапы и что будет, если человечество найдет разумную жизнь. Он цитировал Бродского и Хокинга, смеялся над абсурдными мемами и рассказывал о теории струн так, что я, наконец, поняла ее основы.

Я ловила себя на том, что смеюсь — по-настоящему, а не из вежливости. И что смотрю на него и вижу не "спутника Алисы", а Романа. Умного, ироничного, ранимого Рому.

Когда на небе зажглись первые звезды, а на дороге рядом с домом раздался шум шин, он вздохнул.

— Мне пора. Алиса вернулась.

Он встал, и я увидела, как его плечи снова ссутулились, а лицо стало маской.

Преображение было пугающим.

У калитки он обернулся.

— Спасибо, Маргарита. За чай. И за разговор. Я... я давно так не разговаривал.

— Заходи, — сказала я, и голос мой прозвучал хрипло. — Когда захочешь поговорить.

Он кивнул, и его взгляд на секунду задержался на моем лице, теплый и живой.

— Обязательно.

Я осталась одна в темнеющем саду. Чайник остыл, отчеты лежали нетронутыми. Но внутри бушевало что-то новое. Тревога никуда не делась, но теперь она была смешана с чем-то острым и сладким — с предвкушением.

С мыслями о том, какими красками он описал бы этот закат. И с щемящим пониманием, что эта встреча может стать началом чего-то прекрасного и невозможного.

Глава 4

Тишина в кабинете была звенящей. Я уставилась на экран, где электронная таблица с кривыми прогнозами напоминала кардиограмму умирающего. Цифры плясали перед глазами, сливаясь в серую, безнадежную муть. Еще один отказ. На этот раз от банка, где я была «любимым клиентом» последние десять лет. Любимым, пока дела шли в гору.

«Все. Это конец, — стучало в висках. — Я потеряю все».

Родительский бизнес, выстраданный мамой и отцом, дом, в стенах которого остались их голоса, их смех… Свой статус. Себя.

Статус в нашем мире — это не просто слово. Это броня, которая защищает от жалости, презрения, от превращения в пустое место. Без него ты становишься призраком, которого все видят, но предпочитают не замечать.

Я откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, пытаясь заглушить панику, подступающую комом к горлу. Внутренний голос, холодный и рациональный, принялся за свое: «Мужчины в нашем мире уже давно утратили свой статус добытчиков. Муж — это приложение к статусу. А у тебя нет даже этого. Ни мужа, ни любовника. Ничего. Ты одна. Совершенно одна».

Меня тошнило от бессилия. Я была свободна в своих желаниях, могла бы мечтать о сильном плече, о партнере, о ком-то, с кем можно разделить эту адскую тяжесть. Но реальность была жестокой шуткой: кому я нужна, женщина на грани краха? Максимум — на краткий, ни к чему не обязывающий роман. Мне же нужно было не это. Мне нужно было спасение. И его неоткуда было ждать.

Резкий, настойчивый звонок в дверь вывел меня из ступора.

Я вздрогнула, с трудом приходя в себя. Кто это в такой час?

С неохотой, чувствуя, как ноют все мышцы, я поднялась и пошла открывать.

На пороге стоял Рома. В его руках торжественно покоился глиняный горшок с пышным, цветущим кустиком фиалки. Увидев мое, наверное, совершенно потерянное лицо, его улыбка сползла с губ.

— Рита? С тобой все в порядке? — в его голосе прозвучала неподдельная тревога.

Мне вдруг до слез захотелось рассказать ему все. Вывалить на него этот ком грязи, страха и отчаяния. Но я лишь сглотнула комок в горле и сделала шаг назад.

— В порядке, Рома. Просто… устала. Входи.

Он переступил порог, осторожно держа свой подарок.

— Я проходил мимо цветочного магазина и увидел это чудо. Ультрамариновый оттенок. Подумал… что он напоминает твои глаза. Решил поднять тебе настроение. — Он замолчал, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Но, кажется, я опоздал. Что случилось?

Я молча повела его в кабинет, махнув рукой в сторону монитора. Он подошел, его взгляд скользнул по цифрам, и я увидела, как он все понял без лишних слов. Его плечи напряглись.

— Бизнес? — тихо спросил он.

Я лишь кивнула, снова опускаясь в кресло. Стоять не было сил.

— Висит на волоске. Я… Я не знаю, что делать дальше. Кажется, я перепробовала все.

Рома осторожно поставил фиалку на край стола и сел напротив меня, сложив руки на коленях. Он не пытался обнять меня, не сыпал пустыми утешениями. Он просто сидел и слушал. И в этой его тихой, сосредоточенной поддержке было больше, чем во всех словах.

— Расскажи, — попросил он. — Если хочешь, конечно. Иногда, чтобы найти решение, нужно просто озвучить проблему.

И я рассказала. Сбивчиво, путано, с долгими паузами. О долгах, о предательстве партнеров, о надменных взглядах инвесторов, которые видели во мне не человека, а провалившийся актив. Говорила о страхе потерять дом, о стыде перед памятью родителей. Все, что копилось месяцами и от чего я бежала, погружаясь с головой в работу, вырвалось наружу.

Он слушал, не перебивая. Его взгляд был прикован к моему лицу, и в нем не было ни капли осуждения или жалости. Было понимание.

Когда я закончила, в кабинете снова повисла тишина, но теперь она была другой. Не звенящей от одиночества, а наполненной сочувствием.

— Я не могу даже представить, каково это, — наконец сказал Рома. — Нести на себе такую ношу. Одной.

— А у меня нет выбора, — выдохнула я. — В нашем мире женщина либо держится на плаву, либо тонет. Третьего не дано. И утонувшую… ее быстро забывают.

— Знаешь, — он задумчиво провел рукой по подбородку, — Алиса часто говорит, что слабость — это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Но я с ней не согласен. Слабость — это не роскошь. Это часть нас. Отрицать ее — все равно что отрицать, что ты умеешь дышать.

Его слова были бальзамом на израненную душу. В мире, где от меня ждали только силы и решений, кто-то наконец разрешил мне быть слабой. Хотя бы на мгновение.

— А ты? — спросила я, желая перевести дух от собственных проблем. — Ты позволил себе когда-нибудь быть слабым?

Он горько усмехнулся.

— В моем положении? Я должен быть идеальным аксессуаром. Украшением. А украшения не имеют права на слабость, сомнения или… мечты.

— А какие у тебя мечты? — спросила я.

Его глаза снова загорелись огнем.

— Я… я начал писать. Тихо, по ночам. Пара глав уже есть. Об теории относительности. Для детей.

— Правда? — я не смогла сдержать улыбки. Это была первая искра чего-то хорошего за весь этот ужасный день. — Рома, это же прекрасно! Я хочу прочесть!

— Ни в коем случае! — он смущенно отмахнулся, но было видно, что польщен. — Это еще очень сыро. Но… спасибо. — Он посмотрел на меня, и его взгляд стал серьезным. — Спасибо, что отвлеклась. Хоть на минуту.

В его глазах я снова увидела то самое невысказанное. Понимание. Близость. И желание.

Мое сердце екнуло. В этот момент, в моем разваливающемся мире, он казался единственной настоящей, живой и теплой точкой опоры.

И тут же, как удар хлыста, пришла трезвая мысль. Жесткая и беспощадная. «Остановись. Что ты делаешь? Ты вся в долгах, ты на грани, а ты позволяешь себе… это? Чувства? Он — муж твоей соседки, женщины с влиянием. Ссора с Алисой сейчас добьет тебя окончательно. И даже если бы он был свободен… что ты можешь ему дать? Ты эгоистка. Прекрати».

Я отвела взгляд, снова ощутив всю тяжесть своего положения.

Глава 5

Год. Целый год нашей странной, призрачной дружбы, которая вилась по краям моей жизни, как плющ по старой стене, цепляясь за каждый лучик света. За это время я научилась жить в состоянии перманентной тревоги. Бизнес больше не висел на волоске — он балансировал на острие бритвы, и каждый день приходилось бороться за то, чтобы не порезаться в кровь. Но эти встречи с Ромой стали для меня тем самым кислородом, который не давал задохнуться.

Мы виделись украдкой. В парке, в уютной кофейне в двух кварталах от дома, в моем саду, когда Алисы не было.

Эти часы, украденные у реальности, были наполнены таким накалом интеллектуальной и эмоциональной близости, что потом я еще долго ходила, словно опьяненная. Мы говорили обо всем: о квантовой физике и античной философии, о современных романах и старых черно-белых фильмах. Он читал мне отрывки из своей книги, краснея и спотыкаясь на сложных местах, а я слушала, затаив дыхание, и думала: «Боже, какой же он умный. Какой яркий. Какой… пропадающий даром».

И с каждым разом я все больше убеждалась: это чувство взаимно. Оно витало в воздухе между нами, ощущалось в случайных, затянувшихся прикосновениях, в молчаливых взглядах, когда слова были уже не нужны.

Он тянулся ко мне, как растение к солнцу, и я отвечала ему тем же. Но мы оба упорно молчали. Словно боялись спугнуть хрупкое равновесие, что установилось между нами.

Однажды вечером мы сидели на моей террасе. Шел теплый летний дождь, его шепот сливался с шуршанием листьев. Я рассказывала ему о новой, почти отчаянной схеме спасения бизнеса — рискованной сделке, которая могла либо вытащить меня со дна, либо окончательно похоронить.

— Я не знаю, стоит ли игра свеч, Рома, — призналась я, сжимая в пальцах чашку с остывшим чаем. — Я так устала бороться в одиночку.

Он смотрел на меня, его лицо было серьезным в тусклом свете уличного фонаря.

— Ты не одна, Рита. Пока я здесь, ты не одна.

От этих простых слов у меня перехватило дыхание. Он протянул руку через стол и накрыл своей ладонью мою. Его прикосновение было теплым, твердым и таким желанным, что внутри все оборвалось. В его глазах пылало что-то неуловимое и прекрасное.

Казалось, еще мгновение — и он скажет то, что мы оба так долго боялись произнести.

Но в этот самый момент с его телефона раздался резкий звонок. Он вздрогнул, словно ошпаренный, и отдернул руку. Взглянув на экран, он помрачнел.

— Алиса, — коротко бросил он и поднес трубку к уху. — Да, дорогая?.. Я скоро… Нет, просто зашел в книжный… Хорошо. Буду через пятнадцать минут.

Он положил телефон на стол, и в натянутой тишине казалось было слышно, как быстро бьется его сердце.

Он возвращался в свою клетку. По его лицу было видно, как тяжело давалась ему эта роль.

— Мне пора, — он поднялся, избегая моего взгляда.

— Рома, — не удержалась я. — А если бы… если бы все было иначе?

Он остановился, его спина была напряжена. Он понимал, о чем я.

— Но все не иначе, Рита, — он обернулся, и в его глазах я увидела ту же борьбу, что бушевала во мне. — У тебя свои битвы. А у меня… свои обязанности.

Он ушел не оглядываясь. А я осталась сидеть, чувствуя, как по щекам у меня текут слезы.

Я была почти уверена, что он любит меня. Но я понимала, что сейчас мне нечего предложить этому блестящему, умному парню. Руины, которые составляла моя жизнь? Неопределенность, долги, страх? Лишить его хоть и невыносимой, но стабильной, сытой жизни, которую обеспечивала Алиса?

Я не могла поступить так жестоко. Это было бы эгоизмом с моей стороны.

А он… он тоже был испуган. Испуган потерей своего места, своей, пусть и призрачной, безопасности. И мы оба молчали, обрекая себя на эту пытку близостью на расстоянии вытянутой руки.

Так и тянулись дни. Он приходил, мы говорили, смеялись, и на какое-то время мир становился ярче. А потом раздавался звонок от Алисы, или он сам смотрел на часы, и тень падала на его лицо. Он возвращался в свой золотой панцирь, а я — в свою крепость из долгов и тревог.

Мы были двумя заключенными в соседних камерах, которые перестукивались, но не решались на побег.

И по ночам, когда тревога за бизнес становилась невыносимой, я мечтала лишь о нем. О его голосе. О его смехе. О том, как бы все могло сложиться, будь мы оба свободны. Но свобода, как выяснилось, была самой дорогой валютой, и ни у него, ни у меня ее не было.