Любовь (не)красавицы

Глава 1

— Ты не любишь меня.

Слова прозвучали как шутливый укор. Я не думала так всерьёз, и хотя привыкла к нелюбви, верила, что мне улыбнулась удача.

— Ева, послушай! — Тим выглядел усталым. Конечно, мы ведь провели бурную ночь, занимались любовью, пока в окна не заглянул рассвет.

Не помню, кто в этот раз сделал первый шаг. Он или я. Я или он. Но в итоге оказались в одной постели. Снова. И так продолжалось уже целый год. Он стал моим вторым мужчиной, а я одной из его женщин. Не узнать опытного любовника было бы сложно даже такой простушке и дурнушке, как я.

— Ты же не любишь говорить после этого, — произнесла я и потянулась.

Мы лежали полуодетыми в его спальне. Вчера вечером я заявилась к нему после целой недели ссоры. В квартире пахло выпивкой и другими женщинами. Обидно, Тим мне изменяет, впрочем, какое это имеет значение, когда он вот так смотрит, вот так гладит, вот так берёт, будто во всём мире выбрал меня одну! Несмотря на внешность, скучный характер и комплексы.

— Нам надо, — с нажимом произнёс он и улыбнулся. Ох, эти ямочки на щеках сводили меня с ума. Хотелось плакать от умиления и одновременно раздеваться.

— Валяй.

Чтобы он там ни задумал, я не стану расстраиваться. Потому что слова — это слова, а любовь, даже такая больная, как у меня к нему, кандалы. Я впервые полюбила по-настоящему, ощутила, что нужна и желанна, пусть и не только я. Верность мужчины — облако, кажется, что оно реально, сделано из ваты или чего-то мягкого, а на самом деле — дым.

— Сварю тебе какао, — предложил Тим так соблазнительно, будто ласкал языком. — Напоследок.

— Выгоняешь?

Я не испытывала боли, потому что привыкла к ней. Меня никто не любил. Ни мать — признанная красавица, ни отец, в породу которого я и уродилась таким гадким утёнком, ни дедушки с бабушками. Они находили меня недостаточно своей внучкой.

А Тим, которого я повстречала в супермаркете, долго смотрел, потом решился и подошёл. Я думала, что он меня прямо там и поцелует, но он лишь попросил номер телефона. А узнав моё имя, сказал, что это судьба.

Не знаю почему. Неважно.

— Нет, провожаю, Ева.

— Надолго?

Я встала и начала одеваться. Можно было пойти в душ, но не хотелось смывать его запах.

— Навсегда, ма фам. Навсегда.

Я обернулась с улыбкой, но наткнулась на серьёзный колючий взгляд.

— Я прочитал тебя, моя книга, — сказал он таким тоном, будто речь шла о скучной инструкции. — Ты была занятной, но перечитывать, когда в мире так много неиспробованного, не буду. Прощай, Ева! Оденешься, выходи на кухню. Какао будет готов через пару минут.

Он округлил рот и, подойдя ближе, щёлкнул меня по носу.

— Вы, дурнушки, таите в себе массу сюрпризов.

Он вышел из комнаты, а я так и осталась стоять с рубашкой в руках. Блин, это же его рубашка!

Наскоро одевшись, я сунула её в пакет, впрыгнула в балетки и выбежала в подъезд. Как вор, как любовница женатого. Тим тогда не был женат, окольцевать себя он решил гораздо позже. Через четыре года, когда мы увиделись вновь.

Невестой бывшего оказалась моя мать.

***

Я помню, как я впервые увидела их вместе. В тот весенний день всё шло не по плану, начиная с того, что мама пригласила поужинать вместе в ресторане, предупредив, что познакомит меня со своим новым избранником.

— Будущий пятый муж? — с иронией спросила я.

Некоторые никогда не меняются, но я не осуждала маму. В свои пятьдесят с небольшим она была красива, умна и кокетлива. А также слыла богатой вдовой. Два мужа из четырёх умерли от сердечного приступа, в том числе и мой отец, оставив жену с приличным наследством.

Личная жизнь моей мамы тоже была гораздо насыщеннее, чем моя. Ну и ладно, я была за неё рада, пока не увидела Тима.

Я сразу узнала его, хотя прошло четыре года, но этот профиль, посадка головы, мощная и в то же время изящная шея — всё это вызвало ощущение, будто меня хорошенько так приложили по голове чем-то тяжёлым. Я продолжала стоять у входа в зал и ошеломлённо таращилась на них.

Он и она. Она — красивая, с золотистыми волнами длинных волос, которым позавидовала бы любая диснеевская принцесса, точёный профиль мамы почти не тронуло время, а счастье и влюблённость освещали её лицо изнутри, делая его ещё более привлекательным. Он — мой бывший, Тимофей Баринов, младше матери на двадцать лет, держал её за руку и улыбался.

Он всегда так улыбался, будто ты лучшая девушка в мире!

Это ошибка, дурной сон, сейчас проснусь и разревусь, потому что Тим ушёл из моей жизни, признавшись, что наши отношения ему нужны как собаке пятая нога, и что всё это он замутил от скуки. «После сдобной булочки иногда тянет на корку ржаного хлеба». Нет, это он сгоряча, не всерьёз.

И вот он сидит и целует её пальцы, словно меня не было. А если и была, то это так, не то и не с теми.

Я хотела развернуться и уйти. Гордо запахнуться в плащ и раскрыть зонт, чтобы прохожие принимали слёзы за капли дождя. Он сейчас такой косой и хлёсткий, что всё время норовит обидеть, залезть за шиворот и колючими иголками причинить боль и холод.

Глава 2

— Ну, было и было, — легкомысленно пожала плечами мама, когда я всё ей рассказала. И о том, как мы с Тимом познакомились, о наших совместных мучительных днях и сладких ночах, о расставании и моих страданиях. Словом, всё до последней слезинки, чтобы мама не думала, что я вредничаю и не желаю ей добра. Или ревную её, как маленькая девочка.

Не её я ревновала , а Тима, но признаваться в этом не хотела. Меня этот гад отверг, год отравлял кровь страстью и нежностями, вперемежку с демонстрацией полного пренебрежения. Будь я не внутри ситуации, а рассуждала бы со стороны, непременно сказала бы: «Зачем вообще нужна такая любовь?»

Так другой и не было. Так бывает, не случилось у нас с Тимом долгой совместной жизни.

— У тебя ещё всё впереди, — мама притворно вздохнула и налила себе в стакан крутого кипятка. Все наши разговоры всегда велись на кухне.

— Пойми, это мой, возможно, последний шанс.

Мама кокетливо запахнула халатик на груди. Она и сама не верила в то, что говорила, сознавая и пользуясь своей красотой на полную катушку. Мне иногда казалось, что она даже рада такой неказистой дочери, потому что не приходилось соперничать со своей молодой копией.

— Тимофей, он просто невероятный. У меня будто вторая молодость началась, — закончила мама свой рассказ и медленно пригубила зелёный чай, который сама составляла, добавляя в него разнотравье. Я знала, что она ездит к какой-то бабке, чтобы та заговаривала их на продление красоты и женской силы.

— Ты не сердись, Ева, но я выйду за Баринова, против ты или нет. За наследство не беспокойся, никто в мои деньги не залезет. Да и потерпеть тебе лет пять или десять, потом он сам отвалит. Сама понимаешь, я не всегда буду такой прекрасной, — мама захохотала и поднялась с места, томно потянувшись.

А потом подошла ко мне, пьющий свой чёрный кофе без сахара, и потрепала по щеке, как в детстве.

 — Хочешь, добавлю тебе на машину? Тысяч двести. Немного, конечно. Да сама понимаешь, свадьба впереди, надо не ударить в грязь лицом. Зато меньше выплачивать в кредит. А на день рождения ещё подкину, досрочно погасишь, платёж уменьшится.

Я кивала и продолжала глотать горький полуостывший напиток. Да, окупиться от меня деньгами стало для мамы привычным ходом.

Так и совесть спокойна, и дочь не брошена на произвол судьбы, и можно дальше нести свой превосходство надо мной в мир. Топтать шпильками мою серую мелкую гордость, ничего, я-то привычная.

Неудачная во всех отношениях. Даже профессию себе избрала не такую воздушную и прекрасную, как у мамы. Она — дизайнер по цветочным букетам, я — переводчик с финского и шведского.

— Ты скажи, как считаешь, какое цвета платье лучше выбрать? Розовое, сразу нет. Не к лицу уже, может, нежно-голубое? Белое тоже вроде как перебор.

Мама принесла свадебные каталоги и принялась щебетать мне над ухом, тыкая наманикюренным пальчиком то в одну, то в другую фотографию. Можно подумать, в первый раз замуж выходит! Неужели непонятно, что мне тошно от одного вида этих счастливых невест!

— А ты не боишься, что он изменит тебе со мной? — спросила я, задрав голову и посмотрев маме в глаза. Вероника Набатова всегда была уверенной в себе особой, вот и сейчас ни капельки не смутилась.

Лишь погладила меня по голове, как девочку, задавшую глупый вопрос от незнания жизни.

— Нет, дорогая. Не боюсь.  Во-первых, это будет проверкой на его любовь ко мне, во-вторых, у нас всё хорошо, ты понимаешь о чём я, не останется у него сил на прочих.

Я ухмыльнулась. Мама не сказала главного: кто же после меня, позарится, дочка, на тебя! Наверное, даже считала себя деликатной особой, охраняющей самолюбие дочери. Которого давно нет.

Мне двадцать пять лет, но как-то все родственники уже решили, что замуж я не выйду и останусь старой девой. С лица воду не пить, это точно, но смотреть неприятно, а главное, зачем, если рядом столько привлекательных и готовых на многое девиц моего возраста.

Я и сама поверила, что уродина, хотя зеркало показывало вполне обычную внешность: тёмные маленькие глаза, круглое лицо, жидкие волосы невнятного серого цвета. Ску-учно, как говорил Тим.

— Мне пора, — ответила я, и распрощалась с мамой. К счастью, мы жили порознь. Отец, кроме сомнительной внешности, оставил мне двушку на окраине Москвы. И за это спасибо!

— Ты не сердись на меня, — улыбнулась мама, стоя в прихожей. Она прижалась плечом к стене и склонила голову набок, будто смущённая девушка. Сейчас при тусклом свете ламп она была женщиной без возраста. — Станешь старше — поймёшь.

«А если нет?», — подумала я, зашнуровав кроссовки и махнув рукой на прощанье, чтобы скорее сбежать вниз по лестнице и выйти на свежий воздух.

Нет, я понимала, что мама отчаянно боится перейти в разряд женщин «кому за пятьдесят» и делает вид, что «возраст — это только лживая цифра в паспорте», но то, что она даже не отреагировала на моё заявление касательно общего прошлого с Тимом, задело сильно.

И все эти уверения, что я найду себе ещё, из её уст звучали особенно фальшиво. Я понимала, что она думает: радуйся, что Тимофей Баринов вообще на тебя взглянул! Ладно, постараюсь взять отпуск и махнуть на дачу в Подмосковье. Подальше от этих двоих!

Глава 3

После салона я чувствовала себя так, будто заново родилась. Из зазеркалья на меня смотрела совсем другая особа: нет, я не сделалась более  привлекательной, скорее дерзкой и нахальной. Даже взгляд поменялся, стал вызывающим. «А ну-ка, попробуй скажи что-нибудь не то!» — говорил он, и мне это понравилось.

— Теперь и в вас есть немного от колдуньи, — польстила мастер, завершив работу и разворачивая моё кресло к зеркалу.

Рыжий оттенок я выбрала неслучайно, он казался мне самым ярким, противопоставлением моей привычной серости, но покрасить волосы долго не решалась, как-то был в моей жизни печальный опыт, да и мама всё время говорила, что если волос негустой,  так никто не поможет. И предлагала стричься.

А я всё время отказывалась, ну не представляла себя с короткими волосами, к тому же это надо каждый день укладываться, а у меня то лень, то депрессия. И ещё фен со времён детства ассоциировался у меня с рыкающим чудовищем. Нет, ну его на фиг!

Словом, вышла я из салона в приподнятом настроении и отправилась бродить по торгушке. Вот оно преимущество фриланса: сам хозяин своему времени, хотя мои старшие родственники с обеих сторон считали, что я тупо сижу на шее у матери. И любые уверения о том, что я полностью себя обеспечиваю, не брались в расчёт.

А мама, зная обо всех этих слухах, не спешила их развенчивать, неся в мир образ сердобольной матери с крестом на плечах. Той, кто должна довести неразумное дитя до пенсии.

Но я её не винила, мы с ней слишком разные. Наверное, для матери было обидно произвести на свет такую неказистую дочь, к счастью, она никогда не говорила мне в лицо, что я не красавица.

А я никогда не спрашивала её, почему такая манкая дама не подумала, когда планировала ребёнка, что рожать надо от привлекательных внешне. Чтобы ребёнок потом не страдал комплексами неполноценности. Как я, например.

В сумочке зазвонил телефон. По мелодии я сразу догадалась, кто это. У мамы было потрясающая интуиция,  как только в моей жизни что-то менялось, она сразу проявляла активность.

— Я в торгушке, пью кофе, — сказала я сразу после приветствия, чтобы опередить её расспросы.

— Съездишь со мной сегодня в ветеринарку? Пуську на прививку хочу свозить. Ты ведь не занята?

Последнюю фразу мама произнесла обворожительно-заискивающим тоном, который сводил с ума мужчин. Но не меня.

Она мне сколько раз говорила: «Учись, пока я в силе»,  да мне все эти ухищрения всегда были противны, как и любая фальшь.

— Ладно, ненадолго, — согласилась я, понимая, что планов на вечер всё равно нет, а Пуську, кота матери  породы сфинкс, я обожала.

— Я люблю тебя. До вечера, я заеду за тобой, — искренне сказала мама и отключилась.

Она меня любила, но так, как любят бедную удобную родственницу, которой оказывают покровительство. И я её любила, но общаться тесно с мамой долго не могла.

Как и договорились, она заехала за мой ровно в семь. Мама была чрезвычайно пунктуальной. Я по привычке юркнула на заднее сиденье, где уже стояла сумка-переноска с заключённым внутри котом.

— Ты покрасилась? — резко спросила мама, хотя я уже о том и думать забыла.

— Да. Давно хотела, —  ответила я, продолжая играть с котом.

— Тебе неплохо. Но оттенок мог бы быть и поярче. И почему ты не хочешь сделать стрижку?

— Ты вот тоже не хочешь, — парировала я, понимая, что теперь от меня не отстанут до конца поездки. Поэтому решила отвечать резко, односложно и попытаться в итоге свернуть тему.

У меня давно репутация буки, так что терять нечего.

— Ну, я дело другое. У меня густые волны. Впрочем, волосы твои, а то ещё скажешь, что лезу в чужую жизнь.

— Мам, я на свадьбу не приду, — через некоторое время сказала я, хотя видела, что мама и так сердится. Но лучше сразу предупредить, меньше претензий будет.

— Смотри сама, — поджав губы, удивительно быстро согласилась мама, но поняв свою оплошность, тут же попыталась вырулить: — Мы всегда будем рады видеть тебя на празднике и в нашем доме.

Это «мы», сказанное вскользь, резануло слух. Конечно, мама не будет рада видеть меня с её молодым мужем, это лукавство. Если бы не общее прошлое с Тимом, тогда и вопросов бы не было, а сейчас я видела, как мама ревнует.  И понимала её.

Хорошо ещё, что она не в курсе нашей встречи с Тимом, а то устроила бы скандал!

— Ты же сама знаешь, что мне лучше с твоим женихом не встречаться! Зачем всё это? Мне неприятно видеть вас вместе, к чему отрицать?!

 Лучше сказать всё сразу, чтобы маме не пришлось делать вид, что мы все трое станем семьёй.

— Значит, ты не рада за меня?

— А ты как думаешь? Прости, но нет. Меньше всего я желала бы видеть рядом с тобой Тима. Да, он никогда не был полностью моим, но я любила его. По-настоящему. А он сказал, что завёл отношения от скуки. Думаешь, приятно такое слышать в двадцать один год? Да хоть бы и в тридцать! Больше не говори о нём со мной, хорошо?

Мама кивнула, явно обиженная моей тирадой, но зато остаток пути мы проделали молча. Из динамиков доносилась лёгкая музыка, Пуська, а по паспорту Пусий Второй Астанеку, вёл себя смирно и интеллигентно, даже когда ему сделали укол.

Глава 4

Утром меня посетило странное чувство, что-то среднее между трепетом в предвкушении встречи и досадой на себя за столь неуместные ожидания.

Зачем Тиму смотреть на меня? Рядом с собственной матерью я всегда проигрывала. Вероника Набатова притягивала мужские взгляды, это было так в пору её юности, осталось неизменным и когда мама перешагнула пятидесятилетний рубеж.

Я посмотрела на себя в зеркало перед самым выходом. И снова убедилась в том, что ничего привлекательного там не вижу. Настроение рухнуло ниже плинтуса, но, закусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, я решила ехать.

Такси привезло меня на дачу в ближнем Подмосковье  за полтора часа, благо, время я выбрала столь раннее, что основная масса любителей загородного отдыха ещё не проснулась. А если проснулась, то, потягиваясь, пила кофе и завтракала.

Нажав кнопку звонка, я ещё долго стояла в тишине и смотрела на солнце, выглядывающее из-за деревьев. День будет хорошим.

— Что ты так рано? — спросила мама, открыв калитку.

Она выглядела сонной и помятой, под глазами были тёмные круги, лишь глаза сияли, будто драгоценные сапфиры.

Мама переживала конфетно-букетный период, я давно не видела её такой счастливой и довольной, она даже перестала придираться к моей одежде.

— Могу уехать, — пожала я плечами, одновременно обрадовавшись возможности слинять.

— Нет уж. Хорошо выглядишь.

Мама окинула меня ревностным взглядом, но в целом осталась довольна. Я не выпячивала себя и не старалась казаться сильно лучше, чем есть.

— Проходи, сейчас Алёнка напечет оладушек и сделает свежий салат.

Алёнка — это закадычная подруга матери, ещё одна удобная во всех отношения наперсница, которая к тому же и не дерзит, как родная дочь. Они с мамой были ровесницами,  но выглядели как старшая и младшая сёстры. С разницей, эдак, лет в пятнадцать.

— Я сварю кофе, — вызвалась я, потому что жутко хотела взбодриться, а приготовление горького чёрного не доверяла никому.

На кухне, выходящей на веранду, в домашней одежде суетилась Алёна Викторовна Светлова. Я тепло поздоровалась с женщиной, чьё истинное призвание было создавать домашний уют.

Рядом с тётей Леной, как я её называла ещё со времён младшего школьного возраста, хотелось завернуться в плед и пить чай с земляничным варением на веранде, сидя в кресле-качалке.

Мы всегда неплохо находили общий язык, и даже в период подростковой дерзости и отрицания авторитета  взрослых я никогда не фыркала в сторону тёти Лены.

— Как у тебя дела, дорогая? — спросила она, целуя в щёку. — Прости, у меня руки в муке, обниму тебя позже.

— Хорошо, спасибо.

— Покрасилась? Очень хорошо, аж глаза засияли.

Улыбка тёти Лены была такой тёплой, что я верила: ей не всё равно.

— Что там у Женьки нового?

— Да ничего, в Праге сейчас. Уж не знаю, учится или развлекается.

Большего мы сказать друг другу не успели, на кухню вышел Тим. Он всегда был подтянутым и бодрым, не позволяя себе выглядеть неопрятно. Будто его жизнь — нескончаемая погоня за идеалом. Женщину он тоже выбирал себе такую, чтобы соответствовала его представлению о…

Я запнулась и запуталась в мыслях.

— Доброго утра!

Насмешливый взгляд скользнул по моему лицу, чуть задержавшись на распущенных волосах. Оценил! Тим улыбнулся кончиками губ, как умел он один.

— Я рад, что ты, Ева, приехала. Ника бы расстроилась, — он произнёс это, почти как сытый кот, объевшийся сметаны. Мол, я только поэтому терплю тебя рядом.

— Неправда. Мама бы поняла.

Я склонила голову набок и тоже улыбнулась, глядя в окно.

— Пожалуй, поднимусь к ней.

 Я уже вскочила на ноги, чтобы бежать прочь от его взглядов, которые будили во мне воспоминания о прикосновениях. О том, как скользила его ладонь по моей спине.

— Не стоит, — мягко произнёс он, дотрагиваясь пальцами до моей ладони.

Я слишком поспешно отдёрнула руку, как от пламени костра. Если держаться на расстоянии, он тёплый и ласковый, а зазеваешься и протянешь руку погреться — обожжёт так, что останутся рубцы!

— Ника скоро будет, она принимает душ, — Тим говорил, чуть растягивая слова, будто пробовал новый образ  влюблённого жениха на вкус и звук. Не фальшивит ли где? Фальшивило.

Тим, которого я помнила, был жёстким и презрительно фыркал при одном намёке на розовые ванильные облака. И по скучающему взгляду хищника, который он время от времени демонстрировал, когда думал, что за ним не наблюдают, я понимала, что мой бывший не изменился.

И что он хочет обобрать мою мать.

— Сварю кофе, — бросила я через плечо и направилась к плите, за которой стояла Алёна Викторовна. Подруга мамы тоже не жаловала Тима.

Некоторое время мы все молчали. Скворчало масло на сковороде с оладьями,  пели птицы за окном, тихонько мурлыкало радио над раковиной, а я делала всё нарочито медленно, чтобы было не так заметно, как дрожат руки.