Глава 1. Утро с привкусом катастрофы
Анна проснулась от странного звука — будто кто-то пытался сыграть на кастрюле марш Мендельсона.
— Лёва… — простонала она, открывая один глаз. — Можно хотя бы без оркестра?
Ответом было радостное «ба!» и звон ложки о крышку.
Полтора года — возраст, когда человек уже способен уничтожить кухню,
но ещё не умеет извиняться.
Анна поднялась, поймала себя в зеркале и подумала,
что если бы сейчас снимали фильм «Выжившая-2»,
её могли бы взять без грима.
Волосы — огненная копна, будто она подралась с феном и проиграла.
Футболка с пятнами пюре и кофе — семейный герб последних суток.
Настроение — между «всё достало» и «надо купить торт».
Кофеварка вздохнула, забулькала и издала звук, похожий на последний крик утопающего.
— Только не ты, — прошептала Анна. —
Ты — моя единственная награда, которая всегда была рядом.
Но кофе не пошёл.
Кот Пельмень сидел на подоконнике с видом старого мудреца.
Он наблюдал за происходящим, будто писал мемуары:
«Глава третья. Мать и дитя против техники».
Телефон зазвонил.
Анна, не глядя, ткнула на экран — и сразу пожалела.
— Анна Сергеевна? Доброе утро! — пропела начальница голосом,
которым обычно сообщают плохие новости под видом хороших. —
У нас реорганизация...
— То есть — увольнение?
— Мы предпочитаем термин "оптимизация".
— Отлично, — вздохнула Анна. — Оптимизируюсь в безработную.
Она сбросила звонок и посмотрела на Лёву.
Тот гордо сыпал овсянку на пол.
— Мам! Снег!
— Конечно, снег, — сказала Анна. — Северная Сахара.
Она посмотрела на это великолепие — овсянка, кофе, кот, детский шторм —
и вдруг рассмеялась.
Смех получился нервный, но настоящий.
— Ну что, — сказала она, поднимая ложку, —
день обещает быть продуктивным.
И ровно в этот момент раздался стук в дверь.
— Господи, только не доставка счастья… — пробормотала она.
К вечеру в квартире воцарилась редкая тишина.
Лёва наконец уснул, обняв пластикового динозавра,
и даже кот выглядел умиротворённым.
Анна смотрела на чемодан посреди кухни:
детские вещи, старый ноутбук, чайник (к нему она уже привязалась)
и три кастрюли.
— Без кастрюль не уеду, — сказала она. — Они видели всё.
Чайник тихо пикнул, и Анна улыбнулась:
вот кто по-настоящему надёжен.
В дверь позвонили — коротко и уверенно.
Она замерла.
— Если это доставка счастья, то я готова, —
сказала она и пошла открывать.
На пороге стоял Миша.
Бывший.
В руках — коробка с его «вещами»:
пара рубашек, зубная щётка и непоколебимое чувство собственной правоты.
— Привет, — сказал он. — Я недолго.
— Отлично, — ответила Анна. —
Я тоже планировала развестись быстро,
но ты решил растянуть удовольствие.
— Можно без сарказма?
— Можно. Но скучно.
Он прошёл в коридор, бросил коробку, осмотрелся:
— У тебя тут… кавардак.
— Это не кавардак. Это жизнь матери-одиночки.
Экспонаты выставки — по углам.
Не трогай, всё подписано.
Миша вздохнул:
— Я не хотел, чтобы всё так получилось. Просто мне нужно было…
— Пространство, — закончила Анна. — Помню.
Ты нашёл себе девушку с открытой планировкой.
Он криво усмехнулся.
— Не начинай.
— Я и не начинаю. Я уже закончила.
Он поставил коробку у двери.
— Я заберу гитару потом.
— Конечно.
А я потом сниму сериал «Как я выживала без мужчины».
Первая серия уже вышла —
«Сломанный чайник и полтора года счастья».
Из комнаты донёсся жалобный крик.
Анна сразу преобразилась:
лицо смягчилось, голос стал тихим.
— Сейчас, мой хороший… —
Она взяла сына на руки и, обернувшись к Мише, добавила:
— Видишь? Теперь у меня мужчина, который действительно от меня зависит.
Миша посмотрел на ребёнка, будто впервые понял,
что тот — не просто «мамин проект».
— Он подрос, — неловко сказал он.
— А я — помудрела, — кивнула Анна. —
Смотри, какая редкость.
Он потоптался и кивнул.
— Ладно. Удачи тебе.
— Спасибо. Мне пригодится.
Хотя, честно, я планирую взять её в кредит у Вселенной.
Дверь закрылась с мягким щелчком.
Анна постояла, прислушиваясь к дождю за окном.
Потом взглянула на чемодан.
— Ну что, Лёвушка, кажется, мы действительно свободны.
Малыш радостно гукнул и потянулся за её рыжими волосами.
— Да, мама тоже иногда хочет выдернуть себе пару прядей, —
улыбнулась она. — От счастья.
Она подняла чашку холодного кофе, как бокал:
— За развод, увольнение и новый старт.
Пусть хотя бы чайник останется верным.
Чайник бодро пикнул.
— Видишь, Лёва, — сказала Анна. —
Мужчинам просто нужно время. Даже технику можно исправить.
Она усмехнулась, глядя в окно,
где за дождём угадывался кусочек неба — тонкий, но свой.
— Уволили? — голос мамы дрогнул где-то между ужасом и надеждой, что она ослышалась.
— Не совсем, — ответила Анна, усаживаясь на кухне и по привычке подливая себе чай из пузатого чайника с трещинкой. — Сначала нам обещали «оптимизацию», потом «реструктуризацию», потом сказали, что «редакция переходит на новый формат».
— И что это значит?
— Что я теперь — вне формата, — усмехнулась Анна. — Работала за двоих, получала за одного, а теперь вот... ни один не нужен.
Мама посмотрела поверх очков. Тот самый взгляд, в котором смешивались забота, тревога и скрытая фраза «я же говорила».
— Ну и куда теперь? — осторожно спросила она. — Вернёшься?
Анна вздохнула.
— Некуда. Газету слили как старый чайник. Команду распустили. А кому сейчас нужна тридцатичетырёхлетняя мать? Я даже засиживаться допоздна не могу — ребёнка-то кому оставишь?
Лёва ещё спал, а мысли уже роились в голове, не давая покоя.
Анна села на край кровати, глотнула остывший кофе и почувствовала, как день медленно набирает ритм.
На кухне — бардак. На душе — пустыня после бури.
И вдруг пришло странное желание — сказать миру хоть что-то.
Не кому-то конкретному, а просто… в пространство.
Она открыла ноутбук.
Белый экран. Мигающий курсор.
Как маяк.
Как вызов.
Анна вздохнула и начала печатать.
Пост.
« Сегодня я поняла, что моя прежняя жизнь закончилась.
Не умерла — нет, просто тихо закрыла за собой дверь и ушла, не сказав, когда вернётся.
Я осталась в тишине — среди крошек от печенья, детских игрушек и своих ошибок.
Мне тридцать четыре.
У меня полуторагодовалый ребёнок, один кот и ноль мужей.
Я больше не жена, не чья-то поддержка, не чья-то половинка.
Я просто человек, который устал выживать.
Я не прошу сочувствия. Я прошу Вселенную: дай знак.
Куда теперь идти?
Если ты слышишь, жизнь, подай сигнал.
Любой — хоть мелкий коммент, хоть случайную встречу, хоть падающую стрелу.
Я готова начать заново.
Но, пожалуйста, пусть это «заново» будет не через боль, а через свет.»
Анна перечитала.
Долго смотрела на эти строки.
Потом нажала «Опубликовать» — и будто отпустила камень, который давно тянул её вниз.
Экран мигнул. Пост появился в ленте.
Через минуту — первый лайк.
Через две — комментарий:
«Вы просто устали. Всё обязательно наладится. Я так же уезжала — и жизнь началась заново.»
Анна улыбнулась.
Может, это и был знак.
А может, просто алгоритм.
Но в ту минуту она впервые за долгое время почувствовала: где-то, совсем рядом, уже начинает происходить что-то хорошее.
Лёва зашевелился и позвал:
— Мам!
Анна бросилась к нему, забыв обо всём. Хотелось просто обнять сына.
Весь день пролетел в заботах.
И только вечером, когда Лёва уснул, она снова нащупала телефон — по старой привычке: проверить, случилось ли чудо.
И — случилось.
Под постом — десятки сердечек, комментариев и одно личное сообщение.
От незнакомки с аватаркой: море, полосатая футболка и кот на плече.
«Анна, здравствуйте!
Прочитала ваш пост, узнала себя пятилетней давности.
Если вы и правда решились начать всё заново — у меня есть дом у моря.
Небольшой, но уютный. Стоит пустой уже третий месяц.
Приезжайте, если хотите. Просто живите там, пока не решите, что дальше.
За коммуналку — и всё.
Иногда Вселенная просто ищет людей, которым пора дышать.
Я — Алёна.»
Анна перечитала трижды.
Потом ещё раз — на всякий случай.
Нет, не показалось. Всё реально.
Женщина с котом и морем предлагает дом.
— Ага, — сказала Анна. — Конечно. Вот он, тот самый знак.
Только, пожалуйста, без подвоха, ладно?
Я уже один раз на «знаки» купилась — замуж вышла.
Телефон пикнул снова.
«Серьёзно! Если нужно — пришлю фото. Это не афера. Просто… я знаю, каково это — стоять на обочине своей жизни.»
Анна невольно улыбнулась.
И вдруг — впервые за много недель — ощутила лёгкость.
Как будто кто-то открыл окно, и в комнату ворвался воздух — настоящий, морской, солёный.
Она встала, подошла к зеркалу.
Взъерошенные волосы, майка с пятном кофе, глаза — живые.
И это «живые» уже было достижением.
— Лёва, — шепнула она, глядя на сына, — кажется, у нас с тобой будет новая глава.
И, может быть, даже с видом на море.
Мальчик повернулся во сне, улыбнулся.
Анна вздохнула, снова села за ноутбук и написала короткий ответ:
«Алёна, спасибо. Я — еду.»
Анна стояла на кухне, облокотившись на стол. Лёва спал в кроватке, кот дремал под батареей, а в руках — ещё тёплая кружка кофе. Сердце стучало, как барабанная дробь перед финалом школьного концерта. Сегодня она должна была сделать невозможное — сказать маме, что уезжает.
Телефон зазвонил.
— Мам, привет, — осторожно начала она. — Есть минутка для новости из серии «не пугайся, но я уезжаю на юг»?
— На юг?! Сейчас?! — мама на том конце задыхалась. — Аннушка, ты хоть понимаешь, что у меня давление сто двадцать на... стоп, мне нужен стакан воды!
— Мам, если выживешь до конца разговора, обещаю кофе и фирменную шутку, — усмехнулась Анна.
— Ладно, — голос мамы дрожал. — Говори, я держусь за спинку кресла.
— Я уезжаю. На юг. На неопределённый срок. С Лёвой и котом. Работа меня не держит — ушла в отпуск «навсегда».
— Навсегда?! — мама закашлялась. — А ты… а Лёва… а кот…
— Все живы, — успокоила Анна. — Я просто хочу немного… дышать.
— Дышать?! — мама ахнула. — У меня сердце выскакивает, а ты дышать собралась!
— Мам, смотри на это как на тренировку для твоего давления, — пошутила она. — Шок, юмор, милота — всё включено.
— Ты умеешь шутить даже на краю катастрофы.
— Это семейное. Приедешь?
— Уже бегу, — вздохнула мама.
Анна положила трубку и достала блокнот:
«Речь для мамы»
«Мама, не падай, не нервничай. Я не безрассудна, просто устала. Мы едем на юг отдохнуть. Кот с нами. Чайник остаётся — он слишком сентиментален».
Она перечитала, хмыкнула и представила реакцию мамы. Да, падает всё равно.
Через полчаса — звук машины. Мама появилась в дверях, тревожная и решительная.
— Давление держу, но если что — спасай меня смехом, — заявила она с порога.
— Принято. План «убедить маму в безопасности» активирован. Чай, кофе, юмор — три в одном.
Мама осмотрела чемодан:
— Зачем столько носков? И почему все одинаковые?
— Система безопасности. Потеряешь один — останется девять, — Анна взяла маму за руку. — Всё под контролем, честно.
Поезд начал набирать скорость и Петербург остался позади — как страница, где уже поставлена точка.
Анна смотрела в окно.
Рельсы мелькали, как строки дневника.
«Вот ты и начала, — думала она. — Первая глава новой жизни. Без редактора, без уверенности, но с ребёнком и котом.
И пусть никто не знает, куда это всё приведёт. Главное — не стоять.»
Пельмень возмущённо мял подстилку.
— Да, милый, я тоже не фанат перемен. Но иногда их не спрашивают.
Бабушка разворачивала еду, как боевые знамёна.
— Вот, — сказала она. — С капустой. И ещё с повидлом.
— Спасибо, — улыбнулась Анна.
— А мальчику супчик надо. Я взяла в термосе. Домашний.
Анна чуть не расплакалась.
«Вот так оно и работает, — подумала она. — Вселенная отнимает мужа, покой и уверенность, а потом подсаживает в поезд бабушку с термосом супа. Баланс.»
Влюблённая пара шепталась, бабушка наблюдала за ними, как за сериалом без звука, но с понятным сюжетом.
Анна достала телефон. Интернет ловил плохо, но один комментарий под её постом удалось прочитать:
«Я поехала одна, с дочкой, три года назад. Сейчас живу в Ялте. Не бойтесь. Всё сложится.»
Анна перечитала и почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.
Не тревога — надежда.
Через пару часов Пельмень сдался и уснул.
Лёва играл с крышкой от бутылки и хохотал, будто это была лучшая игрушка в мире.
Анна смотрела и думала:
«Вот он, секрет счастья. Просто не знать, что можно волноваться.»
Ближе к вечеру бабушка рассказала:
— У меня муж водитель был. Всю жизнь по дорогам. Говорил: “Жизнь — это дорога, а мы все пассажиры.”
— Красиво, — сказала Анна.
— Красиво, но неудобно, — вздохнула бабушка. — Особенно, когда дорога по колдобинам.
Ночь в поезде всегда особенная.
Люди засыпают, как актёры после спектакля — кто где упал, там и дремлет.
Поезд гремит, гудит, дышит.
Анна лежит, слушает:
Лёва сопит рядом, кот урчит, бабушка вздыхает, парочка обнимается.
И вдруг всё кажется правильным.
Без драмы. Просто жизнь.
Та самая, где пахнет пирожками и железом.
Она шепчет в темноту:
— Ну что, Вселенная, я в пути. Дальше — твой ход.
Утро пришло, как добрый сосед: без стука, но с кофе.
Бабушка уже бодрствовала.
— Деточка, я знаю, почему вы едете, — сказала она.
— Правда?
— Конечно. Все женщины едут по одной причине. Им нужно время, чтобы перестать быть сильными.
Анна не ответила. Только кивнула.
Лёва проснулся, посмотрел на бабушку и сказал:
— Баба!
— Вот, — улыбнулась та. — Уже чувствует, кто добра хочет.
Ближе к полудню парочка ушла в тамбур и долго не возвращалась.
Бабушка подмигнула:
— Молодые. Им надо.
Анна рассмеялась:
— А нам что — не надо?
— Нам уже можно с пирожками, — философски заключила бабушка и сунула ей очередной.
Анна взяла, надкусила.
Тёплое тесто, солнце за окном, колёса стучат.
Жизнь продолжается.
И впервые за долгое время ей не хочется ускорить этот кадр.
Вечером Анна достала ноутбук, открыла документ и написала:
Пост.
« Сегодня я еду в Штормовое.
Со мной полуторагодовалый сын, кот по имени Пельмень и бабушка с пирожками.
Если это начало новой жизни, то она пахнет дрожжами, кофе и чуть-чуть — страхом.
Но где-то между страхом и пирожками рождается надежда.
И, кажется, я снова умею дышать.»
Она нажала «сохранить» и закрыла ноутбук.
Пельмень открыл один глаз и как будто сказал:
«Главное — не забудь купить корм в Штормовом».
Анна улыбнулась:
— Куплю. Всем куплю. Себе — тоже.
Поезд шёл.
Жизнь — тоже.
Анна стояла у кассы автовокзала, правда с другой стороны это был ж.д. вокзал, куда они только, что прибыли, и чувствовала себя героиней квеста под названием
«Угадай, куда ты едешь».
После двух суток в поезде она могла перепутать даже собственное имя, не говоря уже о расписании рейсов.
Лёва в коляске жевал печенье, Пельмень в переноске подозрительно молчал, а Анна мысленно разговаривала с кофе.
— Ещё чашку, и я снова стану человеком, — шептала она бумажному стаканчику. — Или хотя бы кем-то, кто умеет читать табло.
На табло, как назло, мигало всё подряд:
Севастополь, Саки, Евпатория, Штормовое, Солнечногорское, Штормовское (ещё одно?)
Анна прищурилась:
— Почему их два? Это как если бы было два Петербурга — один настоящий, другой с лёгким креном в реальность.
Очередь за спиной подталкивала.
— Девушка, вы берёте билет? — раздражённо спросила кассирша, у которой лицо было отчаявшееся, как перед казнью.
— Да! — сказала Анна. — Мне, пожалуйста, до Штормового.
— До какого? — уточнила кассирша.
— Ну… того, где море.
Кассирша хмыкнула, нажала несколько клавиш и протянула билет.
— Один взрослый, один детский. Пельменю бесплатно.
Анна улыбнулась.
— Спасибо, вы единственный человек, кто сегодня понял, что Пельмень — это не еда, а личность.
Через двадцать минут они уже сидели в автобусе.
Анна выдохнула:
— Ну вот. Почти дома.
Салон пах хлоркой и чипсами, водитель включил радио с философским настроением.
Из динамиков доносилось:
«Не важно, куда ты едешь, важно — зачем».
— Вот и поговорили, — пробормотала Анна. — А я думала, я одна не знаю, куда.
Лёва заснул, прижавшись щекой к игрушечному динозавру.
Пельмень урчал — видимо, смирился.
Анна достала телефон, открыла карту.
Точка медленно двигалась… не туда.
— Хм. Странно.
Она обновила страницу.
Точка снова упрямо уходила в сторону степей.
Без намёка на море.
— Простите, — обратилась Анна к водителю, — а Штормовое — это где море, да?
— Ну… у нас там залив есть, — философски ответил водитель. — Если дождь пойдёт, вообще море будет.
Анна стояла на обочине с Лёвой на одной руке и переноской с котом — на другой.
Лицо у неё было как у человека, который делает вид, будто всё под контролем, хотя контроль уже давно махнул рукой и сбежал в неизвестном направлении, прихватив остатки самообладания.
Автобус уехал, оставив после себя запах солярки и лёгкое ощущение предательства.
Ну да, классика жанра, — подумала Анна. — Ты планируешь новую жизнь, а получаешь дополнительную остановку посреди ниоткуда.
Вокруг — деревня, будто сошла со старого календаря: покосившиеся заборы, яблони, листья под ногами и редкие дома, где все всё про всех знают.
На столбе висела табличка: «Штормовое».
Под ней кто-то заботливо приписал маркером: «но не то».
— Ну вот, Лёв, — вздохнула Анна. — Приключения нашли нас сами. Даже искать не пришлось.
Сын поковырял пуговицу на куртке и издал одобрительное «угу».
Кот Пельмень выразительно фыркнул, как будто сказал: Я предупреждал.
На скамейке у остановки сидела бабуля — маленькая, сморщенная и удивительно улыбчивая. В цветастом халате, с тёплым лицом и сумкой, из которой выглядывали буханка хлеба и пучок укропа.
— Девонька, не стой с ребёнком на ветру, — сказала она спокойно, как человек, переживший уже всё на свете. — Пойдём ко мне. Переночуешь, чайку попьёшь. Утром решишь, что к чему.
Анна колебалась три секунды. Внутри боролись здравый смысл, паранойя и жажда горячего чая.
— А у вас... есть Wi-Fi? — спросила она с надеждой.
— Есть пирожки, — уверенно ответила бабуля. — А это, поверь, полезнее.
Дом бабули оказался уютным, как воскресное утро, когда никто никуда не спешит.
Тёплый, пахнущий яблоками, тестом и немного — нафталином.
На подоконнике спала полосатая кошка — крупная, с характером. При виде Пельменя она приподняла бровь, оценила уровень конкуренции и философски отвернулась.
Пельмень обиделся, но молча — как подобает воспитанному коту в гостях.
Лёва освоился за рекордные две минуты: нашёл машинку, ложку, и почти уснул прямо в варенье.
Анна сидела за столом с кружкой чая и впервые за последние двое суток почувствовала, как напряжение отступает.
Чай пах детством. Варенье — уверенностью, что всё не зря.
Может, не так уж и плохо заблудиться, если у тебя есть крыша, кот и антоновское варенье, — подумала она и улыбнулась.
— Чего ж ты туда собралась, в Штормовое? — спросила бабуля, подливая кипяток.
— Да, вот… решила жизнь начать с чистого листа, — усмехнулась Анна. — Только лист, похоже, оказался с другой стороны карты.
— Главное, что лист есть, — рассудительно сказала бабуля. — А направление найдётся.
Анна кивнула:
— А как выбраться отсюда обратно к цивилизации?
— Ох, девонька, цивилизация — штука переоценённая, — отмахнулась бабуля. — Утром дядя Коля в город поедет, возьмёт с собой. Только сначала картошечки поешь.
Позже, когда Лёва уснул в пледе, а кот занял кресло, Анна достала телефон.
Открыла карту.
Штормовое. Настоящее. Крым.
Далеко. Очень далеко.
— Ну что, Пельмень, первый блин — с приключениями, — пробормотала она. — Завтра всё исправим. Найдём правильный юг. Возьмём ситуацию под контроль.
Кот промурлыкал нечто вроде «угу» и отвернулся хвостом.
Бабуля выглянула из комнаты:
— Девонька, ты спи. Утро мудренее. А контроль — он после сна приходит.
Анна улыбнулась:
— Спасибо. За чай, пирожки и философию.
Она легла рядом с Лёвой и впервые за долгое время почувствовала: всё не идеально, но удивительно спокойно.
За окном шуршали листья, дом дышал теплом, и где-то между запахом яблок и тихим мурлыканьем ей показалось — новая жизнь уже началась.
Утро пахло оладьями, хлебом и чем-то неуловимо правильным — как будто день обещал не катастрофу, а хотя бы приключение без потерь.
Анна проснулась раньше Лёвы — что само по себе уже было подвигом. Пельмень дремал у батареи, подёргивая усами, будто во сне ловил мышей.
На кухне гремела посудой бабуля.
— Доброе утро, путешественница, — сказала она, ставя перед Анной тарелку с оладьями. — Ешь, с дорогой шутки плохи.
— Доброе, — улыбнулась Анна. — Вы, наверное, встаёте с петухами?
— А что, их ждать? Всё равно не докричатся, — хмыкнула бабуля.
Анна открыла телефон. Новое сообщение от Алёны:
Алёна: Алексей едет к морю через пару часов. Номер скинула. Высокий, бородатый, на синей «Шкоде». Проверен — реально мой двоюродный брат.
И у него кот. Тоже не маньяк :)
Анна усмехнулась:
— Отлично. Коты объединяются — шансы на успех повышаются.
Она позвонила.
На том конце ответил приятный голос с лёгкой хрипотцой:
— Привет. Это ты — попутчица в Штормовое?
— Я. Хотя… немного заплутала.
— Ничего. Главное — направление. Остальное разберёмся. Я буду через час у остановки. Синяя «Шкода», борода при мне.
— Принято. Я — с котом.
Через час Анна стояла у дороги с сыном и переноской.
Бабуля вышла проводить.
— Ну что, доченька, держись курса. И помни: не всегда тот, кто бородатый — философ. Иногда просто не успел побриться.
Анна рассмеялась.
— Спасибо вам за всё. Вы чудо.
— Да какое чудо. Просто чай вовремя наливаю.
Синяя «Шкода» остановилась у обочины.
Высокий мужчина, лет тридцати пяти, с добрыми глазами и бородой, в которой можно было потеряться, улыбнулся:
— Анна?
— Ага. Алексей?
— Он самый. Кот пристёгивается или сам по себе?
— Если пристегнуть — обидится. Если не пристегнуть — отомстит. Пусть пока в переноске, безопаснее для всех.
Лёва мгновенно облюбовал окно.
— Ну вот Лёвушка, теперь мы точно едем туда — уверенно сказала Анна.
Машина мягко покатила по дороге.
За окном — поля, деревни, заправки и вывески: «Мёд, грибы, всё настоящее».
Анна поймала себя на мысли, что впервые за долгое время не ждёт подвоха.
Море встретило Анну… звуком дрели.
Да-да, никакого романтического «ш-ш-ш» волн — только бодрый строительный «вжжжж», доносившийся из соседнего двора.
— Кажется, курортный сезон ещё не закрылся. Просто сменил формат, — пробормотала она, вылезая из машины с Лёвой на одной руке и переноской с Пельменем — на другой.
Алексей поставил чемодан на крыльцо домика, над которым гордо висела вывеска:
«Мини-гостиница “У Алёны”. Вид на море (если встать на табурет).»
Анна усмехнулась:
— Ну хоть честно.
— Мы не врём, — пожал плечами Алексей. — Если забраться на чердак, можно даже чайку увидеть. Иногда. Если она не занята.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Алёна — солнечная, шумная и в халате с ананасами.
— О! Вот вы какие живые! — воскликнула она, обнимая Анну так, будто та вернулась из кругосветки. — Сегодня ночуете у меня, а завтра покажу дом. А это наш герой с бородой — доставил с комфортом и без потерь!
— Всегда рад подвозить красивых женщин с котами и философией, — хмыкнул Алексей.
Пока взрослые обменивались шуточками, Лёва серьёзно осматривал двор — песок, гамаки, пластиковый бассейн и одинокий фламинго на одной ноге.
— Баба! — радостно сообщил он, указывая на фламинго.
— Почти, сынок, — вздохнула Анна. — Но, похоже, баба эта — декоративная.
Пельмень важно вышел из переноски и отправился на ревизию территории.
— Осторожно, — предупредила Алёна. — У нас тут пёс. Не злой, но романтик. Влюбляется каждые три дня.
— Отлично, — сказала Анна. — Надо поучиться у него жизнелюбию.
Комната оказалась уютной: белые стены, клетчатые шторы, запах чистоты и… моря. Или просто надежды.
Анна усадила Лёву на кровать и наконец выдохнула.
— Ну что, капитан, добрались.
— Бах, — сказал Лёва и с энтузиазмом сбросил подушку на пол.
— Именно. Большой бах — но, кажется, в нужную сторону.
На кухне за стеной гремела Алёна, напевая что-то про любовь и кастрюлю.
— Слушай, — крикнула она, — оставайся пока у нас. Поможешь с сайтом и рекламой. Ты ведь в этом разбираешься?
Анна усмехнулась:
— Если считать “разбираюсь” синонимом фразы “я погуглю” — то да, я специалист.
— Отлично! — обрадовалась Алёна. — Тогда ты — наш digital-директор.
— А должность оплачивается вареньем?
— Пока да, но щедро.
Вечером они сидели на крыльце: Анна, Алёна и Алексей.
Солнце садилось, чай остывал, воздух пах солью и обещаниями.
— Ну как тебе наш рай без пафоса? — спросила Алёна.
Анна улыбнулась:
— Хотела начать жизнь с чистого листа. А вышло — в клеточку. Но зато свой.
— Даже лучше, — сказал Алексей. — В клеточку удобнее строить.
Пельмень в это время пытался подружиться с местным псом, который смотрел на него с таким интересом, будто собирался предложить лапу и сердце.
Кот отошёл на безопасное расстояние и выразительно зевнул.
— Всё ясно, — сказала Анна. — Любовь не случилась. Опять не в тот Штормовой.
Все рассмеялись.
Смех вышел лёгкий, как вечерний ветер.
Позже, когда Лёва уснул, Анна сидела у окна с ноутбуком.
Интернет капризничал, но пост всё же загрузился.
Пост.
«Сегодня я наконец у моря. Почти.
Дом “У Алёны” пахнет пирогами, краской и началом чего-то нового.
Сын уснул, кот завёл роман с собакой, а я — с жизнью.
Кажется, я приехала туда, где можно просто быть.
И если море завтра не покажется — ничего.
Я всё равно слышу, как оно шумит. Просто где-то внутри.»
Анна нажала «опубликовать» и шепнула:
— Ну что, Вселенная, считай, мы квиты.
Пельмень, не открывая глаз, ответил философским «мррр».
А за окном, где-то за линией холма, море всё-таки шевельнулось — будто сказало:
«Добро пожаловать домой».
Утро встретило Анну звонком — настойчивым, как сосед с дрелью.
Она подскочила, уронила подушку. Лёва спал, Пельмень растянулся у ног, излучая дзен.
— Если это Вселенная, пусть подождёт, — пробормотала Анна, нащупывая трубку.
— Аня! Это Алёна! У нас ЧП! — донёсся взволнованный голос.
— Что, море ушло?
— Почти! Туристы приехали! Восемь человек! А я забыла купить яйца, сахар и совесть!
— И что мне делать?
— Паниковать со мной! А потом улыбаться, надев фартук. У нас режим “Добро пожаловать!”
Через двадцать минут Анна уже стояла на кухне в гороховом фартуке, который, по словам Алёны, “принёс бабушке мужа и трактор”.
— С таким фартуком любой мужчина либо сбежит, либо женится, — заметила Анна.
Пельмень контролировал логистику колбасы, Лёва хлопал в ладоши:
— Мама! Бух!
— Да, сынок. Именно так и зовётся наше утро.
Туристы прибыли разношёрстные: пожилая пара, две блогерши с кольцевыми лампами, семья с ребёнком и один задумчивый мужчина, явно уже пожалевший, что выбрал “отдых душой”.
— Добро пожаловать в “У Алёны”! — объявила Анна с самой дипломатичной улыбкой.
— А Wi-Fi работает? — спросила блогерша.
— Иногда. Особенно если на него не смотреть, — ответила Анна.
К обеду приехал Алексей с досками для ремонта.
На нём — белая футболка, солнце и уверенность человека, умеющего чинить всё, кроме собственной личной жизни.
— Доброе утро, героини, — сказал он.
— У нас фронт, а не утро, — буркнула Анна.
— Держитесь, подкрепление прибыло.
Через пять минут он уже чинил кран, а Анна ловила себя на мысли, что смотреть, как кто-то чинит, — почти медитативно.
— Проверяю технику безопасности, — сказала она, заметив, что слишком засмотрелась.
— И что по результатам проверки?
— Подозрительно хорошо, — ответила она.
Вечером Алёна отвезла Анну с Лёвой на окраину:
— Вот, держи ключи. Домик старенький, но крепкий. Моё наследство. Обласкай его — и можно жить.
С утра Анна чувствовала подвох.
Солнце светило, кот молчал, Лёва не швырял ничего в стену — и это пугало.
Когда мир слишком тихий, значит, кто-то что-то задумал.
Подозрение подтвердилось в 9:17, когда в дверь постучали.
На пороге стоял Алексей — в джинсах, чистой футболке и с тем самым выражением лица, от которого женщины либо теряют самообладание, либо внезапно вспоминают, что им срочно нужно вымыть голову.
— Доброе утро, Анна, — сказал он. — У вас планы на день?
— Конечно, — не моргнув, ответила она. — Спасти мир, победить быт и не пролить суп.
— Тогда я добавлю пункт «прогулка».
— Прогулка?
— Да. Просто воздух, солнце, море. Без обязательств и кофе с дымом.
Внутренний комментатор Анны немедленно проснулся:
О, началось. Сейчас будет что-то неловкое, но милое.
Через двадцать минут они уже шли вдоль берега.
Лёва — в коляске, радостно размахивая лопаткой.
Пельмень — следом, как хвостатый спутник миссии «Неловкость-2025».
Алексей нёс рюкзак, из которого доносился подозрительный звон посуды.
— У вас там, случайно, не бомба? — спросила Анна.
— Почти. Контейнер с салатом от Алёны. Говорит, романтика без еды невозможна.
— А я-то думала, без вина.
— У нас будет компот. Контроль качества не одобрил алкоголь, — кивнул он на Лёву.
Анна рассмеялась:
— Прекрасно. Свидание с мужчиной, компотом и ребёнком.
— И котом, — напомнил Алексей. — Это уже почти семья.
Она закатила глаза, но внутри стало подозрительно тепло.
Они устроились прямо на песке — плед, термос, салат, чайки, которые обсуждали свежие рыбные новости.
Лёва ел печенье, Пельмень охотился на собственную тень, а Анна пыталась не смотреть на Алексея слишком явно.
— Вы, оказывается, романтик, — сказала она.
— Нет, просто практик. Женщины любят, когда их выносят на солнце и кормят.
— То есть вы из гуманитарного фонда помощи уставшим мамам?
— Именно. Программа “Плед, компот и надежда”.
Анна прыснула от смеха, чуть не подавившись печеньем.
Он протянул салфетку — с тем самым выражением, где забота и лёгкий флирт перемешаны, как сахар в чае.
— А если серьёзно, — сказал Алексей, — вам не мешало бы сменить локацию.
— Согласна, я на этой неделе уже заседелась.
Они замолчали.
Море шептало, солнце грело, а где-то внутри Анны звучало:
Не влюбляйся. Не вздумай. У тебя ребёнок, кот и ремонт.
А сердце отвечало: А вдруг можно хоть чуть-чуть?
Когда они возвращались, Лёва спал в коляске, Пельмень — у него в ногах,
а Анна думала, что, возможно, счастье — это просто идти вдвоём, не спеша, под шум моря.
— Вы когда-нибудь думали остаться здесь? — спросил Алексей.
— Думала. Но потом вспоминала, что у меня ипотека по жизни, даже без квартиры.
— Можно и без квартиры быть дома.
Он сказал это просто, без пафоса — и именно поэтому попало в самое сердце.
У ворот она выдавила улыбку:
— Спасибо за компот и солнце.
— Всегда пожалуйста. В следующий раз — ужин.
— Это уже не просто прогулка.
— А я и не говорил, что просто.
Он ушёл, а она стояла, глядя ему вслед.
Пельмень потерся о ногу и выразительно мяукнул.
— Да, Пельмень. Приплыли, — вздохнула Анна.
К ужину она готовилась так, будто собиралась на приём у британской королевы.
Суп булькал, рыба шипела, дом пах чем-то между “уютом” и “чуть подгорело, но я старалась”.
— Пельмень, если ты сейчас опять полезешь на стол, ты будешь первым блюдом, — строго сказала она.
Кот сделал вид, что он ваза.
Лёва на полу бил кастрюлей по крышке:
— Бум!
— Именно. Если всё пойдёт не по плану, так и будет — бум.
Когда в дверь позвонили, Анна выдохнула, натянула улыбку и открыла.
На пороге стоял Алексей — с букетом. Настоящим, живым, будто сам собирал.
— Это вам, — сказал он. — Не героизм, но лучше, чем хлеб.
— Хлеб, кстати, тоже пригодился бы.
Он зашёл, окинул взглядом кухню.
— У вас тут... дымится.
Анна обернулась — духовка! Рыба!
Аромат “ад на сковородке” наполнил кухню.
— Всё под контролем! — заявила она, размахивая полотенцем. — Это “щука по-апокалиптически”!
— Тогда я пока возьму компот, — спокойно сказал Алексей.
Через полчаса они сидели за столом. Рыба героически ушла в историю.
Остались салат, картошка, хлеб — и смех.
— Не помню, когда ел так весело, — признался он.
— Потому что я хозяйка-катастрофа.
— Потому что вы настоящая.
Эти слова попали прямо в сердце.
Анна замолчала, и тут, как по заказу, Лёва кинул ложку в миску:
— Мама, бух!
— Да, сынок. Всё по плану.
Позже, когда Лёва спал, они сидели на балконе с чаем.
Море шумело, луна плавала в небе.
— Вы ведь уедете? — спросил Алексей.
— Может быть. Всё пока… наполовину готово.
— А если я скажу, что не хочу, чтобы вы уезжали?
Он не шутил.
— Тогда, — тихо сказала Анна, — вам придётся полюбить “щуку по-апокалиптически”.
— Готов есть хоть каждый день.
— Осторожно, это звучит как обещание.
Он усмехнулся, наклонился ближе —
и тут из комнаты раздалось громкое:
— МАААМА!
Они рассмеялись.
— Вот и всё, — сказала Анна. — Романтический момент сожран ребёнком.
— Ничего, — ответил Алексей. — Будут ещё.
Как не странно, но на следующий день Алексей пришёл снова — с отвёрткой, удлинителем и, кажется, намерением остаться на чай.
— Подумал, вдруг у вас опять коротит.
— Кроме нервов? — уточнила Анна. — Да, коротит.
Он рассмеялся.
Лёва радостно завопил:
— Лёся! — и кинулся к нему на руки.
Алексей подхватил мальчишку — и выглядел так, будто это самое естественное в мире.
Анна смотрела — и чувствовала, как сердце делает кульбиты.
На подоконнике мелькнула тень.
Тётя Люба. С биноклем.
Биноклем!
Когда Анна утром проснулась дом шумно вздохнул.
И не метафорически — буквально.
Сквозняк прошелся по коридору, загремел дверью, словно приветствовал новых жильцов, и где-то в углу что-то обидчиво мяукнуло.
— Привет, — сказала Анна в пустоту. — Мы мирные. Мы на время. Может, на всю жизнь.
Дом промолчал, но из чердака свалился кусок штукатурки — явно в знак согласия. Анна встала и пошла на кухню, пол скрипел под ногами, как старый театральный актер, которому вручили новую роль, но текст сценария забыли дать. Потолок местами напоминал карту неизвестных земель, а на кухне стояло ведро, которое само по себе было философским объектом — оно не только собирало воду с протекающей крыши, но и отражало жизнь. Полное — значит, течет. Пустое — значит, опять отключили воду.
Она поставила чайник — единственное, что при переезде не пострадало морально. Электричество работало, но розетка держалась на честном слове и изоленте, закрученной в форме сердца. Символично, подумала Анна. Любовь — тоже часто держится на изоленте.
Пост
« Дом, который дышит сквозняками, но зато честно.
Тут нет вай-фая, зато есть ветер, который выдувает пыль из мыслей.
Кот шипит на холодильник, ребёнок спит в ящике от комода (не волнуйтесь, постельное бельё я постирала), а я думаю, что это, возможно, и есть то самое — новая жизнь.
Хотя, если честно, это может быть просто гипоксия от грибка на стенах.»
После обеда Анна решилась на разведку. Дом оказался больше, чем казался снаружи — длинные коридоры, ниши, старые зеркала, в которых отражались не столько вещи, сколько настроение. На стене висел календарь за 2009 год. Судя по всему, это был последний год, когда тут кто-то ещё верил в будущее.
В спальне стоял шкаф, напоминающий о былом величии: огромный, с потемневшими ручками и запахом нафталина, который теперь можно было продавать как «винтажный аромат ретро».
Анна открыла дверцу — на голову ей посыпались какие-то тряпки. Среди них — женская ночнушка с оборками.
— Отлично, — сказала она. — Привидение явно было модницей.
Она аккуратно повесила ночнушку обратно. Пусть живёт. У каждого в доме должно быть своё место под солнцем. Даже у потустороннего.
Лёва тем временем осваивал пространство. Он бегал босиком по полу, радостно визжал при каждом скрипе и пытался засунуть палец в каждую щель.
— Это не розетка, это сюрприз, — предупредила Анна. — Не трогай.
Он посмотрел на неё, как на человека, который ничего не понимает в приключениях, и демонстративно залез в коробку из-под посуды.
Кот под диваном шипел на каждого, кто проходил мимо, как старый консьерж в коммуналке.
Анна достала блокнот. Ей нужно было записать — всё:
Починить крышу (или хотя бы договориться с ведром).
Купить кровать. (Лёва не может спать в ящике вечно. Хотя может. Но соцслужбы могут быть против.)
Найти соседей, которые не носят ночнушки призраков.
Научиться не бояться тишины.
Она села на крыльцо, глядя на море. Оно шумело где-то вдали — не как в рекламе отпуска, а как старый друг, который не осуждает, просто рядом.
«Я не знала, — подумала Анна, — что тишина может звучать как начало».
Из блога
«Ощущения первых дней в новом доме:
— 30%: романтика и запах соли.
— 40%: страх, что крыша упадёт (в прямом смысле).
— 20%: отчаяние.
— 10%: вера, что если всё рухнет, то хотя бы не на голову.
Кот освоился. Лёва нашёл паука размером с мелкую черепаху.
А я сижу, пью растворимый кофе и понимаю, что у этого хаоса есть вкус — солёный, немного железный и почему-то настоящий.»
К вечеру Анна нашла в кладовке старую люстру. Пыльную, без лампочек, но с хрустальными подвесками. Она помыла их в миске, повесила над столом и включила одну лампу.
Комната вдруг стала похожа на обещание: вроде всё то же самое, но уже чуть лучше.
Лёва спал, кот мурчал, ведро тихо звенело от падающих капель.
Анна села за ноутбук и написала:
Иногда дом выбирает тебя сам. Даже если сначала он просто хочет проверить, выдержишь ли ты его сквозняки.
Она нажала «опубликовать», закрыла ноутбук и легла на старый диван.
Под потолком что-то зашуршало.
— Спокойной ночи, привидение, — прошептала Анна. — Завтра займёмся ремонтом. Или психотерапией. Что будет доступнее.
Ночью её разбудил звук. Не хлопок двери, не капли с крыши — что-то другое.
Она встала, взяла фонарик и пошла в коридор.
На лестнице стоял кот. Смотрел наверх.
Анна подняла глаза — и увидела, что люстра качается.
— Нет, — сказала она устало. — Сегодня без триллеров. У меня в планах сон, а не экзорцизм.
И вернулась спать.
Дом снова вздохнул — но уже мягче, почти по-доброму.
Как будто принял.
С утра Анна решила стать взрослой, самостоятельной женщиной, которая держит жизнь под контролем.
К девяти утра она поняла, что это — переоценка собственных возможностей.
Во-первых, старая плита включалась только с молитвой и ударом по боку.
Во-вторых, чайник решил вступить в профсоюз техники, уставшей от эксплуатации.
А в-третьих, Лёва, вдохновлённый примером кота, решил, что макароны прекрасно смотрятся на полу.
— Великолепно, — вздохнула Анна. — У нас теперь минимализм и паста-арт.
Пельмень сидел на столе, как верховный судья, и наблюдал за происходящим с видом «я знал, что она не справится».
Анна открыла холодильник — внутри было уныло и философски: банка горчицы, три яйца и кусочек вчерашней надежды.
— Так, — сказала она, — миссия “выжить без доставки” начинается.
Она достала кастрюлю, повернула ручку плиты, услышала шипение и запах газа.
— Если я сейчас взорвусь, — пробормотала Анна, — пусть на надгробии напишут: “Погибла в борьбе за обед”.
Но огонь всё-таки загорелся. Маленький синий язык пламени, как символ победы над бытовым хаосом.
10:15.
На окне сушится детская одежда, на плите булькает суп, кот спит на стопке чистых полотенец.
Анна впервые за много недель чувствует себя почти спокойно.
Почти — потому что в этот момент Лёва находит ложку и решает проверить, насколько далеко она летает.
— Отлично, сынок. Теперь у нас есть собственный спутник “Борщ-1”.
Днём Анна вышла во двор — развесить бельё.
Ветер был щедрым, солнце добрым, а прищепки — предательскими.
Одну из них унесло прямо на крышу.
— Ну и ладно, — сказала она. — Пусть будет там, как символ недостижимых целей.
Из-за забора показалась баба Оля, в неизменном переднике и с ведром.
— О, постиралась! Молодец, милая.
— Скорее, утопила половину вещей, но спасибо.
— Привыкнешь, — улыбнулась бабушка. — Тут ветер помогает жить: выдувает всё лишнее. Даже дурные мысли.
Анна посмотрела на белеющее бельё, на Лёву, копающего землю палочкой, и подумала, что, может быть, в этом что-то есть.
Что простая жизнь — не приговор, а передышка.
Пост
«День 17.
Научилась варить суп на плите, которой, кажется, пользовался ещё Пётр Первый.
Постирала бельё — теперь оно сохнет на ветру, а не на батарее, и пахнет морем и свободой (и чуть-чуть котом).
Иногда кажется, что тишина звенит. Раньше пугала. Теперь лечит.
P.S. Куплю швабру и немного веры в себя.»
Вечером Анна записывала всё в блокнот — строчка за строчкой, как будто строила новый дом из слов.
«Список дел:
Купить швабру
Найти ведро
Научиться не сдаваться»
Она прижала блокнот к груди и усмехнулась.
Раньше её списки начинались со слов «отправить отчёт» и «позвонить дизайнеру».
Теперь — «не уронить суп на ребёнка». Прогресс.
Ночью в доме было тихо.
Такой тишины Анна не слышала уже давно — ни машин, ни соседей, ни гудков трамвая.
Только море за стеной — дышит, будто живое.
Анна лежала, слушая эти звуки, и думала, что жизнь в Штормовом похожа на старую пластинку: потрескавшуюся, но с мелодией, которая почему-то греет.
Иногда страх возвращался — особенно когда она вспоминала Петербург, свою прежнюю работу, тот день, когда всё рухнуло.
Но теперь этот страх был не врагом, а просто напоминанием: да, было больно, но ты выжила.
Она посмотрела на спящего Лёву. Маленький нос, щёчки, ручка, сжимающая игрушечного кота.
— Мы справимся, — шепнула Анна. — Даже без вайфая и сушилки.
Кот сонно мяукнул, будто подтверждая.
На следующее утро Анна нашла записку на двери.
Почерк — аккуратный, мужской.
«Проверю проводку завтра. — Алексей»
И приписка карандашом:
«И купите швабру. Это не намёк, это забота.»
Анна рассмеялась вслух.
— Ну всё, — сказала она коту. — Похоже, я официально принята в местное общество бытовых оптимистов.
Она подошла к окну. Солнце уже заливало двор, море искрилось, а ветер, как будто в сговоре с судьбой, подхватил один из подгузников с верёвки и унёс прямо в небо.
— Пусть летит, — сказала Анна. — Символ моего нового старта.
Она открыла ноутбук и написала короткий пост:
Пост
«Сегодня я не спасала мир. Я просто сварила суп, повесила бельё и не заплакала.
Иногда этого достаточно, чтобы начать заново.»
И впервые за долгое время Анна не исправила ни одной запятой.
Анна шла по главной улице Штормового и старалась выглядеть так, будто они с Лёвой идут по делам.
А не на «не свидание» в кафе, где подрабатывает Алена.
— Просто кофе, — повторяла она про себя. — Кофе. И максимум пирог. Без эмоций, без флирта, без катастроф.
Пельмень, шагающий рядом, издал скептичное «мрр».
На углу мелькнула табличка «Кафе “Причал”» — мятная дверь, занавески в цветочек и запах выпечки, от которого даже совесть хотела заказать добавку.
Анна толкнула дверь и попала в ароматный рай.
За стойкой — Алена с косой, улыбкой и видом человека, который видит тебя насквозь.
— О! Вы все вместе! — воскликнула Алёна. — Как поживаете?
— Все хорошо, спасибо!
— Да, я слышала.
Анна мысленно застонала.
— Алексей говорил, да?
— Ага. Он у нас редкий тип — улыбается, когда про вас говорит. Обычно он только хмурится и чинит технику.
Анна почувствовала, как уши становятся цветом клубничного пирога.
— Эм… можно кофе? И… пирог. Маленький.
— У нас только большой, домашний, с вишней. Я нарежу кусочек. Хотя Алексей всегда берёт два, говорит, что один для «гостя, который наверняка не откажется».
Кто-нибудь, выключите этот флирт, он неостановим.
Анна села у окна, пытаясь казаться невозмутимой. Но тут дверь звякнула — и, конечно же, вошёл Алексей.
В джинсах, рубашке с закатанными рукавами и тем самым выражением лица «ничего не планировал, просто оказался рядом».
— О, совпадение! — сказал он, подходя. — Вы здесь?
— Ага. Решила проверить качество пирога.
— Правильно. Это важно для общественной безопасности.
Они рассмеялись.
И тут на сцену вышел весь актёрский состав деревенского театра под названием «Любопытство – наше всё».
За соседним столом две бабушки прекратили обсуждать цены на картошку и уставились на них.
С кухни выглянула Алёна, прищурившись, как режиссёр.
Через окно протиснулась тётя Люба — с тем самым биноклем, но на этот раз в руке был смартфон.
— Привет, Люба! — сказала Алёна, не моргнув. — Как дела?
— Отлично, — ответила та, не отрывая камеры. — Просто снимаю документальный фильм «Любовь в провинции».
Анна поперхнулась кофе.
Алексей, стараясь сдержать смех, подал ей салфетку:
— Дышите. Они уйдут, если не почувствуют драмы.
— Поздно, — прошептала она. — Вон уже третья зашла — делает вид, что покупает булочку.
И действительно — у прилавка выросла очередь из «случайных» посетителей.
Кто-то шепнул:
— Это та самая?
— Та, что с ребёнком и котом?
— Говорят, он к ней каждый день ходит!
Алёна сияла.
— Ну всё, теперь официально — вы пара недели!
Анна закрыла лицо руками:
— Я просто пришла за пирогом!
— Ага, и осталась за Алексеем, — невинно добавила Алёна.
Толпа хихикнула.
Алексей облокотился на стойку, явно наслаждаясь происходящим:
— Видите, теперь вы местная знаменитость. Я предупреждал, что у нас тут новости распространяются быстрее, чем Wi-Fi.
— Отлично, — буркнула Анна. — Осталось только, чтобы об этом написали в местной газете.
— Уже пишут, — сказала тётя Люба. — Я администратор чата «Новости Штормового».
Анна выдохнула и решила: спасаться может только самоирония.
— Тогда пишите честно: я пришла за пирогом, а вышла с общественным резонансом.
Толпа зааплодировала.
Алёна вытерла глаза от смеха:
— Анна, вы огонь! Всё, я вас беру в рекламу гостиницы.
— Только если без бинокля, — уточнила Анна.
Когда они наконец вышли на улицу, солнце клонилось к морю.
Анна несла коробку с остатками пирога — бонус от Алёны «на сладкое, чтобы оправиться от славы».
— Ну, поздравляю, — сказал Алексей. — Теперь о нас знает всё Штормовое.
— Прекрасно. Осталось, чтобы мой бывший увидел сюжет по местному телевидению.
— А пирог вкусный?
— Вкусный. Хотя репутацию им не заешь.
Он засмеялся.
— Репутацию нет, а кофе — вполне. Пойдём, у меня дома нормальный.
— Алексей, если я приду к вам на кофе, нас объявят женатыми до ужина.
— Да здесь это быстро. Даже быстрей.
Он кивнул, глядя на неё серьёзнее, чем обычно.
— Тогда… пойдём медленно.
Она не ответила, только улыбнулась.
Пельмень потянулся у её ног, а где-то за углом уже звенел телефон тёти Любы:
— Да, да! Видела! Он на неё смотрел так, что даже пирог покраснел!
Анна покачала головой и рассмеялась.
— Всё. Теперь я официально местная достопримечательность.
Лёва весело захлопал в своей коляске и колеса тихо скрипнули в унисон.
Они пошли вдоль улицы, под тихий вечерний смех, а за ними, конечно же, шло пол-деревни.
Потому что если уж в Штормовом случилась любовь — это важно.
Очень важно.
Утро началось странно — без привычного топота по подоконнику.
Анна проснулась от тишины.
Не той приятной, в которой можно варить кофе и верить, что жизнь идёт по плану, а подозрительной — как перед землетрясением.
Пельмень не пришёл встречать её у двери, не устроил ревизию в миске и не посмотрел своим фирменным взглядом «а где завтрак, рабыня?».
Лёва, сидя в кроватке, потёр глаза и важно сообщил:
— Пельня мяу.
Анна замерла.
Окно приоткрыто, занавеска колышется, на подоконнике — грязные следы лап. Дальше — вниз, по стене, в сад.
— Ну конечно, — вздохнула она. — Даже кот решил, что с меня хватит.
Сначала Анна звала его спокойно:
— Пельмень! Иди сюда, пушистая зараза!
Потом — тревожнее. Потом — с угрозой.
А потом и с обещаниями, которые явно противоречили здравому смыслу:
— Вернёшься — куплю тебе тунца! Целую банку! Даже две!
Ответом был только ветер, гонявший по двору обрывки травы и пластмассовую игрушку, которую Лёва вчера утопил в ведре.
К полудню Анна знала всех соседских собак, их клички, вкусы и философские взгляды на жизнь. Кота — нет.
Лёва, в резиновых сапогах, топал рядом и радостно звал:
— Пельня! Ау!
Каждый раз с таким энтузиазмом, будто кот просто заблудился за углом.
— Да он, наверное, влюбился, — сказала соседка Мария Петровна, выглядывая из-за забора.
— Ему кастрация заменяет романтику, — устало ответила Анна. — Хотя, возможно, он просто сбежал от меня.
К вечеру поднялся ветер.
Море гудело, как сердитый чайник.
Анна стояла у калитки, мокрая, злая и безнадёжная. Ветер развевал волосы, Лёва дремал у неё на плече.
И тут из темноты вынырнул луч фонаря.
— Слышал, ты кота потеряла, — сказал Алексей.
Стоял в своей вечной рабочей куртке, с каплями дождя на бороде и тем самым спокойным тоном, от которого хотелось одновременно броситься обниматься и послать куда подальше.
— Если бы я знала, где его потеряла, — огрызнулась Анна, — я бы не звала его третий час по всему посёлку!
— Тогда пошли искать вместе.
Она хотела отказаться.
Потому что не нужна жалость. Потому что сильная женщина справляется сама.
Потому что если позволить кому-то помочь, потом может захотеться большего.
Но Лёва зевнул, положил голову ей на плечо, а Алексей уже протягивал ей фонарь.
— Идём. Пока совсем не стемнело.
Они шли вдоль забора. Луч фонаря выхватывал мокрые кусты и клочья тумана.
Ветер гудел в ветвях, дождь барабанил по капюшону.
Анна шла быстро, не оглядываясь, будто убегала — от мокрых ног, от пропавшего кота, от самой себя.
— Ты хоть знаешь, куда идёшь? — спросил Алексей.
— А тебе какая разница? — отрезала она. — Мой кот, моя проблема.
— Я просто спрашиваю, — спокойно сказал он. — Тут тропа обрывается через сто метров, дальше овраг.
— Спасибо, капитан Очевидность, — фыркнула Анна. — Я справлюсь.
Он усмехнулся:
— Заметно. Только мокрая, злая и ребёнка с собой таскаешь.
Фраза ударила как пощёчина.
Анна обернулась. В свете фонаря глаза блестели, щёки пылали.
— Ты вообще ничего не понимаешь! Я делаю всё, что могу. Я одна! Я... —
— Я вижу, — перебил он. — Только, может, не стоит делать вид, что тебе не нужна помощь?
— Ага. С деревенским спасателем, который учит меня жизни? Спасибо, не надо.
Он тяжело выдохнул:
— Городская ты, — сказал тихо, но с приговором в голосе. — Приехала, и всё не так: грязь, дождь, люди. А жизнь — она не по каталогам. Тут не выбирают, тут живут.
— А ты думаешь, я сюда ради удовольствия приехала? Думаешь, мечтала бегать по лужам за котом и варить суп из трёх картошин?!
Он пожал плечами, но глаза были мягче, чем слова:
— Не знаю. Только пока ты всё время воюешь, даже коту домой возвращаться страшно.
— Да пошёл ты! — сорвалось у неё.
Слова вспыхнули, как молния.
На миг всё стихло — дождь, ветер, даже фонарь будто замер.
Лёва зашевелился у неё на руках, сонно пробормотав:
— Ма, ш-ш-ш...
Анна выдохнула. Вся злость вдруг растаяла, как пар после дождя.
Алексей опустил взгляд, потом тихо сказал:
— Пошли. Если будем ругаться, шторм нас сам найдёт.
Она посмотрела на него — злость ещё тлела, но уже не жгла.
Просто усталость. Просто страх. Просто два человека, каждый со своей бурей внутри.
Уже в темноте они нашли старый кошачий ошейник у сарая — без кота.
Анна села на ступеньки, мокрая, бессильная.
— Я даже кота удержать не могу, — выдохнула она.
Алексей присел рядом.
— Это не про удержать, — сказал он. — Это про отпустить. Иногда — одно и то же.
Она не ответила.
Лёва спал у неё на руках, тёплый и тяжёлый.
Из-за дома выл ветер. Пахло морем, солью и чем-то новым, чему она пока не могла дать имя.
Пост
«Сегодня я потеряла кота.
И чуть не потеряла себя — от злости, усталости и чувства вины.
Но вдруг поняла: всё, что уходит, освобождает место для нового.
Даже если сейчас больно.
Может, именно так и начинается новая жизнь — с маленькой потери,
после которой учишься искать свет фонариком в темноте.»
Когда они вернулись, Алексей помог занести спящего Лёву в кроватку, поправил одеяло.
— Если не появится к утру, — сказал он, — приду с капканом.
— Для кота? — насторожилась Анна.
— Для сосисок, — ухмыльнулся он.
— Гуманно. У нас с тобой разный подход к спасению животных.
— Зато одинаковый к людям. Не сдаёмся, пока не найдём.
Он ушёл.
А она осталась стоять у окна, слушая, как ветер бьёт в ставни.
Тишина снова вернулась — но уже не пугала.
Под утро Анна услышала тихое «мяу».
Сначала решила, что это сон. Потом — что глюк.
Но нет. Под подоконником сидел мокрый, грязный, взъерошенный Пельмень с выражением «всё, что я видел, лучше тебе не знать».