Любовь охотника на вампиров

Предупреждение

Образ религиозного Средневековья, представленный в этом произведении, основан на исторических реалиях, но в значительной степени художественно интерпретирован и вымышлен в угоду сюжету.

Произведения, упомянутые в истории, либо вымышлены, либо интерпретированы в угоду вымысла сюжета.

Любые совпадения с реальными событиями, организациями или личностями — случайны. Автор не ставит целью оскорбить чьи-либо чувства, религиозные взгляды или историческую память. Если содержание показалось вам оскорбительным — это личная реакция, за которую автор ответственности не несёт.

В тексте присутствуют сцены: телесных и душевных пыток, насилия, смертей, казней и геноцида, религиозного фанатизма, самообмана и моральных искажений.

Содержимое может быть тяжёлым для восприятия чувствительных читателей. Произведение предназначено для взрослой осознанной аудитории.

Пролог

«Там, где любовь, там нет воли к власти; а где власть, там нет любви. Одна подавляет, другая освобождает»

Карл Густав Юнг

«Откровение, что дано Богом, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре.»

В начале были Боги, так гласят древние письмена, дошедшие до наших времён.

Их строки переписал монах Дамасий, брат мой по вере и крови. Мы хранили их в безмолвии, копировали дословно, но знаем: эти слова не дойдут до всех. Ибо не всякую истину дозволено знать смертным. Веру ничто не должно колебать. Сомнение — грех.

«Богов было много, они ходили среди смертных, питаясь дыханием их веры и страхом смертности. Величали их Баалами.»

Но мы, христиане, веруем в Единого. Ибо нет множества в свете, есть лишь Источник, из коего всё произросло. Всё иное — тени, падшие от его света.

«Было время, когда земля стонала от жертвенной крови, возложенных на алтарях. Жрицы древних городов взывали к небесам, желая узреть лик своего Создателя.

Дни и ночи они молились и окропляли кровью камень и металл. Пока не откликнулся один из Баалов, тот чье имя ныне запрещено произносить смертным устам. Ибо звук его разрывает душу, унося ее частички в пекло геенны огненной.»

Явился он в облике света и тьмы, лик его был недоступен смертному мужу, но жрицы видели его. Он спустился с кроваво-красных облаков и дал им знание, запретное знание будущих дней, что так и не наступили.

«Из утробы смертной родится несмертный, — молвил он, и глас его был схож с тысячей криков, — Его плоть — от плоти вашей, но кровь — от моей. Он станет клеймом очищения, пламенем конца старого мира и искрой нового… Когда люди забудут имена богов, он напомнит им о страхе.»

В ту ночь не восходила луна и солнце не взошло на утро, но дал Он им время на раздумья. Жрицы, ведомые пророчеством, внемлили Его словам точно истине. Они верили, что Очищение мира неизбежный цикл жизни, точно рождение дитя на свет белый.

Отдали они одну из дочерей своих — деву с волосами цвета ночи и глазами точно море бушующее — самую чистую и светлую душу, что отыскали среди своих грешных языческих. И родила она сына, что не знал ни дыхания, ни крика, ни тепла, но жил.

Тело его было подобно твердому камню, ни меч, ни огонь не могли поразить его. Раны заживали в миг, но солнечный свет обжигал его плоть ибо порождением тьмы являлось дитя. Но на третий год жизни и оно утратило власть над ним.

Так явился миру первый из Проклятых. Он не старел, не умирал. Лишь кровь невинных смертных душ была его пищей. В ней он видел память их и не знало его сердце покоя, ибо одиночество сулило его проклятие.

И говорили мудрецы — не человек и не бог он вовсе, а мост между смертным и бессмертным.

А имя его стерто было из всех летописей минувших лет, ибо тот, кто напишет или произнесет его, обречен был пасть от его руки.

И пришла новая вера, тысячелетия минули и мир изменился. Жрицы стали ведьмами. Баалы — демонами, дьяволами и тварями тьмы.

Но кровь Первого продолжает течь и ныне, в тех, кто обращен во тьму. Дети ночи, именуемые нами не иначе как Вампиры.

— Из послесловия монаха Лукиана, Хранителя Скрижалей, 1214 год.

***

Зал пустовал, лишь россыпь лепестков роз лениво гуляла по гладкому мраморному полу, движимая легкими порывами ветра от малейшего движения. Королевский трон, украшенный резными узорами и почерневшим серебром, одиноко стоял на возвышении у дальней стены, ожидая своего владельца. Камень под ним был отполирован до блеска, но был сокрыт под лепестками.

Хозяин сего места восседал на ступенях у изножья, в его руках покоился старый раскрытый трактат — тяжелый, в кожаном потертом переплете — написанный неизвестным монахом. Темно желтые страницы, слишком ветхие для его грубых ладоней, шуршали и ломались на сгибах, нарушая безмолвие. Оно поселилось здесь задолго до возвращения Хозяина.

На страницах расплывались чернила, и буквы, выведенные рукой монаха, казались кровью, запекшейся меж строк.

Запах роз, наполнивший зал, был густым и обволакивающим. В нём прятались терпкие ноты ладана и воска, а где-то в глубине — тонкий привкус прелой бумаги, старого камня и затхлой старости.

Он медленно перелистывал книгу. Его волосы, чёрные как сама бездна, свободно спадали на плечи, слегка волнились, поблескивая оттенками крови в свете кованых в причудливых узорах очагов. Несколько прядей упрямо падали на лоб, и он лениво отбрасывал их, потирая подбородок, укрытый густой бородой.

Морщинки на его лбу сулили лишь хмурость и тяжелый нрав, что был привычен для его подданных.

Наконец, он закрыл книгу.

Переплёт скрипнул, и Хозяин, откинув талмуд в сторону, позволил ему глухо удариться о мраморный пол. Удар разметал вокруг алые лепестки. Они взвились в воздух, словно огненные мотыльки, закружились и осели на чёрных сапогах, пачкая пепельной пыльцой.

Тени потянулись от стен, ожили, загустели, собираясь в глубине зала, где свет поглощается черным мрамором. Оттуда донеслись глухие тяжелые шаги.

Глава 1

Криспин

1487 год от рождения Христа, лето.

Дорога тянулась вперёд, теряясь в зелени густого леса, что мягко ложился на горизонт. Мир наконец проснулся после долгой зимы — шумный, тёплый, пахнущий влажной землёй и молодой травой. Копыта моей лошади гулко отбивали ритм по каменистой тропе, перекликаясь с журчанием ручья где-то сбоку.

Животное нервно фыркало, рвало повод, жадно тянулось к зелени, словно сама природа звала к отдыху. Но ещё не время. Мы должны были прибыть вовремя.

Под капюшоном шевельнулись волосы, и я почувствовал лёгкие коготки, вцепившиеся в кожу на загривке. Маленькие лапки оставили едва заметные царапины — привычное, почти домашнее ощущение.

Я давно привык к этому ворчливому созданию, копошащемуся в моих волосах. Моя маленькая спутница, моя Каталина… или то, что от неё осталось.

Вот уже не один месяц она пребывала в таком состоянии, постоянно сидела на моих плеча и не покидала ни на миг. Даже когда я засыпал, она была рядом, уютно устраиваясь на моей голове. Я не был против, мне приятно ощущать ее присутствие. Но все мы гадали как это произошло и как вернуть ей прежний облик.

Я не слышал ее голоса будто бы вечность, но всегда чувствовал ее эмоции. Помню как она недовольно пищала, когда я оставил ее в покоях прежде чем мы двинулись в путь к ведьмовскому логову. По возвращении за ней, она едва не лишила меня глаз — свирепая вампирша даже в таком крошечном виде.

Я улыбнулся, вспоминая это. Ветер принёс запах хвои, солнце пробилось сквозь листву. Мы двигались к зеленым холмам, туда где начинается другая сторона гор.

— Вам все еще не кажется абсурдной эта затея? — недовольно цокнул Вальтер, поравняв своего коня с моим. Его серый плащ все еще лоснился точно новый, несмотря на столь долгое время в пути. Глаза вампира искрили раздражением.

Я только начал привыкать к его более простому облику, ведь все время что я видел его передо мной стоял вежливый кардинал с добродушной улыбкой и нахальной ленивостью в глазах. Теперь он походил на капризного вельможу, что не упускал возможности заявить о своем неудовольствии. Точно маска с его лица испарилась.

— Куда уж абсурднее, — вторила ему Мирра, ехавшая где-то позади. В голосе ведьмы звенела насмешка, — три охотника, вампир и ведьма. Мы самые желанные гости Ковена.

— Так не надо мне такое отношение, — обиженно встрял Ал, поерзав в седле, — мы вообще-то не на задании.

Я закатил глаза и, глядя на небо сквозь ветви, тихо произнёс:

— Я так радовался тишине.

Лина одобрительно пискнула, точно издала вздох полный усталости от шумной компании.

— Рыжий я с тобой, — фыркнул Гастон, — тишина была слишком короткой.

Он щёлкнул поводьями, и его конь взвился копытами, распугав воронов на обочине.

— Я к тому, что ведьмы могут знать о вампирах, — закатил золотистые глаза Вальтер, скосив взгляд на меня.

— Сами вампиры о себе тоже мало знают, — отозвался я, поворачивая голову к нему. — Мы просто едем проверить легенду. К тому же Клавдия упомянула, что в этих краях видели Первого древнего.

Вальтер хмыкнул, но ничего не ответил. Лишь где-то позади слышалось тихое покашливание Мирры.

— А демон твой всё ещё молчит? — спросила ведьма, на этот раз без тени насмешки.

— Со дня как мы вернулись из монастыря он не проронил ни слова, — я почесал бровь, стараясь говорить ровно. — Но и я сам не ощущаю его присутствия.

— Может он в спячку ушел? — усмехнулся Ал, — устал от твоего гундежа.

Дампир не успел договорить. Раздался глухой стук кожаного доспеха, короткое ругательство — и смех Мирры, звенящий, как осколки стекла.

Я не оборачивался, но знал: Гастон снова поставил на место этого неугомонного щенка.

Воздух был свеж, наполненный влагой прелых листьев, прохладой горных ручьев и хвойными нотками. Где-то справа от дороге, в низине журчала вода.

Над головами уже начали шуршать вековые ели, на стволах которых блестела роса в лучах солнца, пробивающегося сквозь темные тяжелые ветви.

С холмов тянуло теплом, нарастающем летним зноем, а с гор ветер приносил прохладу с запахом камня, смолы и тимьяна. Пчелы лениво гудели над зарослями маков, а где-то в отдалении тянули свои песни птицы.

Но было в этом спокойствии странная необъяснимая тревога. Свет был слишком тусклым для летнего дня, а густая листва словно тянулась к нам, приглушая шаги и голоса. В глубине леса треснула ветка, громко и резко.

Лошадь подобной фыркнула, вздрогнула, заставив меня сжать поводья. Каталина шевельнулась, я ощутил как лапками она перебралась на макушку.

— Вы слышали? — мой голос понизился до шепота.

Казалось мое напряжение передалось и спутникам, но на деле они как и я внимательно вслушивались в окружение. Шорох стих, но и тишина была уже гуще чем прежде. Лес словно внимал каждому нашему вздоху. Солнце в миг спряталось за облаками, и мох под копытами потемнел, становясь похожим на черный ковер.

— Рыжий, — окликнул меня сзади Вальтер, — все в порядке?

Глава 2

Криспин

1487 год от рождения Христа, лето.

В пещеру мы спустились когда солнце уже опустилось за горизонт. Небо, еще недавно золотистое, потемнело до глубокого синего, а темные стволы деревьев срывались во мраке. Воздух оставался теплым, с каждым шагом вниз становился плотнее и холоднее.

Каталина уже без опаски летала вокруг нас, шелестя крыльями в ночной тишине. От ее движения по стенам скользили тени, похожие на дрожащие языки черного пламени.

Гастон и Мирра шли впереди, освещая путь тусклым факелом, сделанным на скорую руку. Вход в грот казался аккуратно обработанным и гладким, слишком неестественным на фоне остроугольных и кривых валунов, что лежали неподалеку.

— Вам не кажется, что слишком тихо? — нарушил молчание Вальтер, голос гулко отозвался эхом под сводами. Он шел позади меня, раздраженно вздыхая.

Но вампир был прав, было тихо и пахло сырой землей, камнем и влагой. Лес шелестел ветвями, отдаленно стучало размеренно сердце ведьмы. Будь здесь еще живые, то мы бы это слышали.

Пещера внутри оказалась маленькой, с низким сводом. Мы осмотрели каждый угол — лишь мокрые камни, неровный пол и следы копоти, будто здесь недавно жгли костер. Никакого прохода, никакого тайника.

Мы вышли обратно к входу, и сумрак ночи встретил нас с легким порывом ветра, пахнущим полынью и гарью костров. Луна уже поднималась над горами — бледная, холодная, будто вырезанная из кости.

— Это все очень интересно, но они точно обитают здесь? — Аллен скептически вскинул брови и развел руками, обводя взглядом каждого из нас.

Мирра закатила глаза и шумно удрученно вздохнула.

— Откуда мне знать?! — фыркнула девушка, — я с наставницей и сестрой жила в городе, а об этих только рассказы слышала.

После ее слов огонь факела дрогнул, растекаясь по округе нервными бликами. Гастон нахмурился, всматриваясь в темноту за спиной Мирры.

— Интересно, а испанский сапог заставил бы тебя говорить яснее, — пробурчал он, поправляя ремень с мечом.

Ведьма прищурилась, уголки ее губ дрогнули в ядовитой усмешке.

— Рискни здоровьем, — пропела она почти сладко, и от её голоса по спине пробежал холодок.

Каталина раздраженно пискнула где-то в темноте над нашими головами. Я поднял голову, устремив взор к небу, на котором ярко блестели звезды.

— Какие вы шумные, — устало произнес я.

Ветер вновь прошелестел по вершинам деревьев, и где-то вдалеке откликнулась сова — короткий, хриплый звук, растворившись в ночи.

Вальтер оглянулся по сторонам, лицо его наполовину скрыла тень капюшона:

— Если ведьмы и находятся где-то неподалёку, — тихо произнёс он, — то уже знают, что мы здесь.

Когда его слова растворились в ночи, воздух вокруг нас стал плотнее. Ветер стих, будто задержал дыхание, а пламя факела дрогнуло, вытянулось нитью и точно от ветра, которого не было, потянулась ко входу в пещеру.

Из мрака между толстыми стволами деревьев шагнула женщина. Не молодая, но и не старая — даже по ее запаху было сложно определить возраст. От нее веяло полынью, теплом, вести ветром и чем-то сладким, но не знакомым. В чертах ее лица было нечто вечное, нечеловеческое, как у вампиров, словно она принадлежала к тому времени, которое уже давно минуло.

Она подошла ближе без опаски и настороженности. Ее взгляд скользнул по каждому из нас, но задержался на мне. В груди что-то дрогнуло, странное ощущение. Женщина будто узнала меня, но я не знал наверняка прав ли.

Свет луны в миг стал ярче, он скользнул по ее золотистым волосам, что свободно падали на плечи. Платье на ней было слишком дорогим для простой крестьянка, глубокий зеленый цвет и бархатный перелив уж слишком ладно сидел на ее фигуре.

— Меня зовут Амелия, — ответила женщина и слегка склонила голову. — Следуйте за мной.

Голос её был мягким, но в нём звенела сталь — то самое эхо власти, которое не требует доказательств.

Между нами повисло тяжелое безмолвие, точно магия стала осязаемой. Воздух загустел, и горький аромат полыни стал более явным, заполняя легкие как дым от тлеющих трав.

Внутри меня будто что-то зашевелилось. Такое уже было, когда я впервые ощутил демона внутри… но это был не Велиар, он все еще молчал.

— Госпожа Амелия, — обратился к ведьме Вальтер. Женщина медленно повернула голову в его сторону. Её взгляд — холодный, как лезвие ножа, — скользнул по нему с выражением, в котором смешались презрение и усталость. Казалось, она видит не просто вампира, а нечто низшее, нарушившее покой её леса, — вы знали, что мы придем?

Он старался сохранять ровный тон голоса, хотя по тому, как заиграли желваки на его лице стало ясно, что взгляд ведьмы его задел.

— Вы несете запах смерти, — холодно бросила она. Её голос прозвучал глухо, как шорох сухих листьев.

— Но всё же вы вышли нас встретить? — Вальтер вскинул бровь, позволив себе тень усмешки.

Амелия чуть вскинула голову, ее бледноватые губы чуть искривились.

Глава 3

Элрик

1487 год от рождения Христа, лето. Орден Святого Меча, новая резиденция.

Пусть с того дня прошло не мало времени, чтобы раны затянулись, но не достаточно, чтобы забыть. В стенах Ордена все еще неспокойно — вязкая, липкая, въедающаяся в кости тревога витала среди них. Братья ходили по узким серым коридорам как тени, шептались в углах, молились слишком часто, будто боялись чего-то… или кого-то.

Вышестоящие чины сочли необходимым разделить то, что прежде было единой силой. Теперь обучение охотников и содержание тварей будет проходить в старом полуразрушенном горном монастыре, возвышающимся среди обломком обвалившихся скал. Камни там до сих пор пахнут серой, кровью и гарью. Никто не говорить вслух, но каждый уверен в том, что проклятие живет в горах.

А вот вся монашеская деятельность уйдет в более тайное место, где меньше чужих глаз.

Я удивлен, что они решили будто это был обвал. Те, кто остался в живых говорили о демоне с алыми волосами что источал ауру тьмы, но их было слишком мало и браться Ордена заботятся о них как об умалишенных.

Судя по тому, что я лично знаю двоих подходящих под описание, было ясно, что это был мой ученик. И пусть Криспин сейчас идёт своим путём, я не позволю миру сожрать его имя. Потому я и отправил Гастона с Алленом следом — не как псов в погоню, но как братьев, что станут рядом, когда всё рухнет окончательно.

Здесь всё ещё неспокойно. Слишком тихие ночи, слишком тяжёлые взгляды на новобранцев, слишком много свечей горит в коридорах — словно свет способен удержать то, что мы сами впустили.

Глава Ордена после происшествия исчез… я точно помнил бумаги — видел их, держал в руках — он должен был отправиться к таким же защитникам от сил тьмы, только другой державы, в сторону Руси. Его посчитали погибшим в этом обвале в Монастыре… Удобно…

Нового главу почти никто не видит. Он стал тенью за дверью собственного кабинета, а вместо него распоряжается кардинал — слишком восторженный, слишком громкий, слишком радостный, словно ребёнок, нашедший чужую корону. Он бегает за новым главой как цепной пёс, и днём, и ночью, прикрывая хаос улыбкой благочестия.

Запах этого места изменился. Он мне никогда не нравился, но сейчас он будто бы стал ярче… как во времена чумы жгли больше трав и благовоний дабы скрыть зловоние смерти, так и здесь будет пытаются скрыть что-то.

И если Орден заиграется с тьмой, что якобы пытается уничтожить своим существованием, то скоро прольется кровь… и что-то подсказывает мне, что она будет наша.

А я обещал себе защитить своих мальчишек… и поклянусь снова, если придется пролить море крови, чтобы сохранить им жизнь, то я сделаю это.

Коридоры новой резиденции Ордена Святого Меча пахли известью, горячим воском и ладаном. Литые свечи в узких нишах горели ровным пламенем, но я замечал как подрагивают тени на стенах.

Я шел быстро и уверенно,незаметно сменив направление, словно патруль просто сменил территорию обхода… сейчас это происходило чаще, особенно после произошедшего. Когда впереди показался кованый железный очаг — один из тех, что расставили в места канделябров — я не замедлил шаг. Лишь опустил руку, будто поправляя перевязь на поясе, и тонкая полоска пергамента, согнутая пополам, скользнула в пламя.

Короткой вспышкой послание исчезало в огне, не оставляя и намека на следы.

Послушники, стоящие неподалеку, даже не повернули головы — привычка не смотреть на старших дампиров, да в целом на нелюдей внимательно. И хорошая привычка, они многое под своим носом не видят.

Я двинулся дальше, сворачивая в старое крыло, что собираются перестраивать. Здесь пахло сыростью и пылью. Ледяной сквозняки прошелся по шее, вороша волосы на загривке.

Она стояла между колонн — высокая, тонкая, словно высеченная из белого мрамора. Каменная плита под ее ногами казался темнее чем был на самом деле, подчеркивая ее хищное происхождение. Волосы цвета зрелой пшеницы был аккуратно собраны в высокую прическу, но не слишком помпезную. Непривычно. Несколько прядей лежали на ее плече, она медленно прокручивала их между своими тонкими пальцами.

Она заметила меня еще, когда я был за несколькими поворотами от нее.

— Тебе следовало послать кого-то из своих подопечных, — устало произнес я, спрятав раздражение под привычной ровностью голоса. — Привлекать внимание — не лучшая идея.

Клавдия повернула голову. Улыбка была из тех, что могли свести с ума королей и священников, заставив их молиться на неё и гибнуть ради неё.

— Твоё беспокойство льстит мне, Элрик, — её голос был шелковым, мягким, и только я слышал в нём сталь. — Но, боюсь, мне было быстрее самой явиться.

В ее золотистых глазах мелькнула теплота, но в тот же миг скрылась за холодной рассудительностью.

— Что случилось? — спросил я, сложив руки на груди.

Между её бровей залегла тонкая морщинка — настолько редкий жест тревоги, что я едва не шагнул ближе, покинув свое укрытие между провалившимися стенами.

— Криспин и Каталина исчезли, — её голос стал тише. — Их не нашли. Но ведьмы… слишком спокойны. Слишком молчаливы. Вальтер пытается успокоить твоих мальчиков, но ты же знаешь, какие они.