Любовь после развода

Глава 1

Иногда чужое предательство — это подарок.
Целых два билетика в счастье.

– Пока, – целую мужа в щеку.

Лёша заходит в лифт и скрывается из виду, даже не обернувшись.

– Ну и кто так мужа провожает? — свекровь в привычной ей манере закатывает глаза.

– Нормально я его провожаю.

– Конечно. Счастливые мужчины в плохом настроении на работу не уходят!

– Вы откуда знаете? У вас и мужа-то никогда не было.

– Ты поговори мне еще. Подобрал Лёшка на свою голову…

Валентина Кирилловна громко цокает языком и довольно бодрой походкой направляется в кухню.

– За что мне это все? – шепчу в свои ладони и, натянув на лицо улыбку, иду завтракать.

Пока жарю яичницу, спиной чувствую прожигающий взгляд свекрови. Накрываю сковороду крышкой. Поворачиваюсь.

– Что?

– Огонь-то поменьше сделай, сгорит все.

– Не сгорит, – сквозь зубы. – У вас там, кажется, сериал начался, – киваю в сторону гостиной, которую она оккупировала.

– Забыла, точно же, – натягивает на нос очки, что вытащила из кармана халата. – Пошла.

Целых полчаса уединения перед работой.

Быстро завтракаю и привожу себя в порядок, предварительно закрывшись в ванной, чтобы не слышать ее причитаний о том, как должны одеваться порядочные девушки.

Я-то, по ее мнению, видимо, на трассе до встречи с Лёшей стояла.

Впрочем, и сам он в последнее время ведет себя не так, как раньше. Часто срывается на крик, раздражается по самому незначительному поводу и просто игнорирует меня как женщину, ссылаясь на усталость. Работы много…

Мы уже пару месяцев живем как натуральные соседи. Еще и мать его в аварию попала, полгода, как у нас тусуется. Все припоминает свое несуществующее сотрясение мозга.

Отношения с Лёшей гложут. Я выходила замуж по любви, но то, что сейчас у нас в жизни происходит, ни в какие рамки не вписывается…

Иногда мне даже кажется, что не работы у него много, а баба на стороне появилась. Стараюсь, конечно, отгонять эти домыслы, но интуиция уже не просто в колокол бьет, там целая ядерная тревога.

Конечно, в лоб не спрашиваю. Никаких доказательств у меня нет. Да и за последний год у Лёши и правда большие подвижки по карьерной лестнице. Он строитель. У него своя фирма, и сейчас дело очень резко пошло в гору. Муж, естественно, кует, пока горячо, пропадает на работе. Все наши ссоры списывает на свою усталость, ну и я с ним по инерции это делаю.

Дура?

Мы ведь в принципе неплохо живем. Иногда скандалим, конечно, но кто не скандалит? В семейной жизни бывают трудности, и было бы странно рвать отношения из-за надуманных измен. В конце концов, повода Лёша никогда не давал. Женщин в его окружении мало.

После работы забегаю в магазин, покупаю целую корзину продуктов для романтического ужина. Идея появилась, когда проводила последнее занятие, перед которым коллега рассказала, что на днях замутила мужу романтик, вот я и решилась. Куплю свечи, вино, накрою красивый стол, чтоб порадовать Лёшку после трудного дня.

Готовлю, пока свекровь тусуется у соседки, поэтому над ухом никто не зудит.

Накрываю стол, зажигаю свечки. Сверяю время. Лёша должен быть с минуты на минуту. Но не через полчаса, не через два он не появляется. Звонки скидывает, что очень ранит, несмотря на то, что я вроде как понимаю, он на работе и, вероятно, занят…

Свекровь, вернувшаяся домой с ухмылкой, заглядывает на кухню, но ничего не комментирует, к счастью. Видимо, у соседки всем уже кости перемыли, яда на меня просто не осталось.

Я же продолжаю ждать Лёшу. Время почти одиннадцать, а его до сих пор нет дома. Хожу по комнате из угла в угол, крепко сжимая в руках смартфон. Не знаю, сколько раз я ему уже позвонила…

Бросаю взгляд на уже давно остывший ужин, одиноко расположившийся на столе.

Честно, хочется смести все это в мусорную корзину, а потом громко закричать. Эта отстраненность сводит с ума. Вот так просто отдалиться без всяких причин и объяснений…

Забить на семью. Работа, конечно, важна, но мы еще молодые. Когда же дарить друг другу эмоции, как не сейчас?

Растираю лицо ладонями и тихо проскальзываю в спальню. Стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить свекровь, потому что ее нотаций я просто не выдержу.

Не смогу.

Сидеть и ждать мужа смысла больше не вижу. Когда он явится, теперь просто загадка…

Скидываю с плеч халат и забираюсь под одеяло, подтягивая его до самого подбородка. Ворочаюсь. Пытаюсь заснуть.

В прихожей слышится шорох.

Лёша бросает ключи на полку, абсолютно не заботясь о тишине. И ходит тоже как слон. Топает на всю квартиру. Только вот почему-то от этого шума его мамаша не просыпается. А мне бы уже давно задвинула очередной трактат о совести.

Глава 2

Их губы соприкасаются, а мне хочется кричать. Нет, рвать на себе волосы. Как? Как я могла не замечать? Как могла продолжать верить?

Звоночки были. Были же! Но я искренне верила, что Лёша так со мной никогда не поступит. Никогда!

Дура!

Обхватываю голову ладонями. Сильно давлю на виски, а в глазах встают слезы.

Первым порывом было перебежать дорогу и отвесить ему пощечину, устроить скандал. Но, отдышавшись, я лишь сильнее прилипаю ногами к асфальту. Смотрю перед собой и ничего не вижу.

Я нахожусь в таком шоке, что не понимаю, как добираюсь до дома. Все мысли только о муже и какой-то перегидроленной девке.

Переступаю порог собственного дома, и в прихожей сразу появляется свекровь. Стоит, уперев руки в боки. Смотрит с прищуром и этой вечной неприязнью, которую она чертовски плохо скрывает.

— Чего вам?! — ору на нее, бросая пальто прямо на пол.

— Совсем с ума сошла? Ты что себе…

— Рот свой закройте! И не трогайте меня, ясно?

На секунду Вера Кирилловна бледнеет. Я ни разу в жизни не повышала голос в этом доме, никогда не грубила ей или ее сыночку, если вчерашний вечер в расчет не брать…

А теперь, теперь мне плевать.

Хлопаю дверью в спальне и, щелкнув шпингалетом, забираюсь под одеяло. Слезы предательски катятся по щекам. Внутри образовывается какое-то гнетущее сожаление.

Злость. Ярость. Эти эмоции распаляют и так накрученное сознание.

Как он мог? Четыре года! Четыре года брака!

В памяти, конечно же, всплывает наше знакомство, свидания, улыбки, свадьба…

Все это было. Любовь, чувства. Красота момента. Я выходила замуж с полным ощущением, что нашла именно своего человека. Я его любила и видела ответную реакцию на мои чувства в его глазах.

А теперь? Теперь от нас остались лишь воспоминания.

Всегда виноваты оба… Знаю.

Возможно, будь я чуть активнее в постели и покладистее дома, все было бы иначе. Может быть, действительно стоило бросить работу?

Смешно. И что бы я сейчас делала? Выла бы в подушку несчастной брошенкой, еще и без работы…

Вытираю слезы и, шмыгнув носом, сползаю с кровати. Долгие минуты стою перед шкафом. Смотрю на его содержимое. Думаю.

Зависаю, обводя свой гардероб строгим взглядом.

Что он вчера сказал? Я не ношу платья? Сдираю с плечиков платье-футляр, которое покупала на Новый год, и бросаю на кровать. Каблуки?

С шумом кидаю на пол коробку с сапогами и замираю. За дверью слышатся шаги. Скрип немного неправильно уложенного паркета дает мне знать, что Вера Кирилловна снова шпионит.

Икая от слез, приглаживаю дрожащими пальцами волосы, убирая пряди, свисающие на лицо, за уши, и стаскиваю с себя шорты. За ними же следует свитер.

Прихватив с полки полотенце, направляюсь в душ. Распахиваю дверь, и свекровь мгновенно отскакивает в сторону.

— Чего? — бросаю на нее свой зареванный взгляд, но, так и не получив ответа, закрываюсь в ванной.

Долго натираю кожу мочалкой, пытаясь смыть все то дерьмо, куда меня с головой окунул муж.

Меня до сих пор трясет. Не могу прийти в себя, хочу, но не получается.

Сейчас я точно не смогу сидеть дома. Не выдержу просто.

Перемахнув через бортик ванны, вытаскиваю из шкафчика фен и быстро сушу волосы. Взбиваю уже сухую шевелюру пальцами и внимательно рассматриваю себя в зеркало. Я же красивая?

Глупо улыбаюсь своему отражению. Вожу подушечками пальцев по щекам, лбу, носу, словно хочу убедиться, что я не пугало.

Завернувшись в полотенце, возвращаюсь в спальню. Свекровь все это время посматривает на меня с опаской и молчит.

Переодеваюсь в то самое синее платье, не удосуживаясь прикрыть дверь. Если ей так интересно лезть в чужую жизнь, покажу ей пару подробностей.

Поправляю лямки бюстгальтера с негромким щелчком и влезаю в рукава платья. Застегиваю молнии на длинных сапогах, стараясь не зажевать собачкой колготки.

— Сегодня меня не ждите! — закутываюсь в пальто и, прихватив с полки ключи, вылетаю в подъезд и еду в тот отель, где видела своего мужа.

Когда попадаю внутрь, сразу иду к рецепции. Хочу снять номер, а под шумок выпытать из приветливой девушки хоть какую-то информацию о муже.

Но этого делать не приходится. Я слышу его негромкий смех за спиной. Оборачиваюсь.

Лёша под руку с блондинкой идет в ресторан. Она что-то щебечет ему на ухо, а он не перестает улыбаться.

Стискиваю руки в кулаки и спешу вглубь ресторанного зала, оставив документы на стойке администратора.

Останавливаюсь ровно в центре. Мешкаю. Потому что не знаю, с чего начать. Когда я сюда ехала, мои злость и самоуверенность зашкаливали, а сейчас вижу их вместе, и отчего-то так страшно становится.

Если я дам понять Лёше, что знаю об измене, придется подавать на развод. А мне ведь даже идти некуда. Этот город по-прежнему чужой для меня. Все имущество у Лёши было до брака, так что даже после развода я ни на что претендовать не смогу.

Глава 3

— Ты изменяешь мне, Лёш. Изменяешь! Понимаешь?

— Она ничего не значит. Люблю-то я тебя. Детей хочу от тебя. Давай не будем устраивать скандал и спокойно поговорим обо всем дома. Уверен, что мы сможем найти выход из этой ситуации. Она ничего не значит. Так, интрижка. С кем не бывает, Алин?

— Со мной, Лёш, не бывает. Я не имею интрижек с другими мужиками.

Муж скрипит зубами. Упирается ладонями в поверхность стола и выпрямляет спину.

— И я очень ценю тебя за это, — одаривает улыбкой. — Но ты тоже не идеальна, поэтому будь добра вести себя…

Конечно, и он, и его маменька считают, что подобрали меня на помойке, отмыли, выкормили…

— Пошел ты!

Выпрямляюсь и на шатких ногах выползаю из ресторана. Муж идет следом, но я отпихиваю его сразу, как оказываюсь на улице. Пусть даже не смеет больше ко мне прикасаться. Никогда.

— Не трогай! — ору так, что люди начинают оглядываться. Знаю, что ему не понравится, он терпеть не может делать что-то на публику. Вечно создает эту гадкую картинку убогой идиллии. Со дня нашей свадьбы я живу в этой «идиллии».

— Замолчи, — толкает меня в сторону, чуть дальше центрального входа, — хватит устраивать представления.

— Пошел ты. Я подаю на развод, Лёш. Это конец.

— Советую хорошо подумать, — до боли стискивает мое запястье.

— Иначе что? — шиплю на него сквозь зубы.

— Не забывай, из какой дыры я тебя вытащил, родная. О разводе можешь забыть. В конце концов, ты столько лет делала вид, что ничего не замечаешь, продолжай в том же духе.

— Что? Несколько лет? Ты… Мне… Как же я тебя ненавижу. Урод. Какой же ты урод!

Вырываю руку из его захвата и бегу прочь. Не знаю, сколько еще метров я преодолеваю, прежде чем остановиться. Перевести дыхание и осесть на холодную землю с громкими всхлипами.

Сдавливаю пальцами виски, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Что мне теперь делать?

Домой я не могу пойти, не сегодня точно. Там Вера Кирилловна… И я почему-то уверена, что она в курсе похождений сына. И возможно, даже покрывала его все это время. Ведь бедному мальчику так не повезло с женой!

Шмыгаю носом, вылавливая в кармане смартфон, и перебегаю дорогу, игнорируя красный сигнал светофора.

Яркий свет фар встречной машины ослепляет. На инстинктах прикрываю лицо ладонью и готовлюсь к удару. Мне кажется, что уже чувствую боль от столкновения, но почему-то до сих пор продолжаю стоять на ногах.

— Совсем больная? — грубый мужской голос, как ушат ледяной воды.

Приоткрываю сначала один глаз, потом второй. Телефон все еще крепко сжат в руке. Сейчас я даже пальцы разжать не смогу.

— Ты меня слышишь вообще, пришибленная? Какого ты на красный выперлась?

— Я не, — делаю рваный вдох, — я не… Простите. Простите.

Из глаз брызжут слезы. Темная, крупная фигура мужчины возвышается надо мной грозной тенью.

— Дура.

Голос становится ближе. Инстинктивно сжимаюсь. Бросаю взгляд на «тень», а разглядеть не могу. Фары слепят. Ни лица его не вижу, ни во что одет. Просто черная фигура.

Меня трясет. Никак не могу успокоиться. Я только что чуть не отправилась на тот свет. Чертов Ершов, из-за него все. Чтоб он со своей телкой там провалился!

— Ты нормально вообще? — снова голос.

Чувствую, как мужские пальцы сжимаются на моем предплечье, дергаюсь, резко подаваясь в сторону.

— Рефлексы в норме. С дороги хоть отойди.

Киваю и, больше не сопротивляясь, отхожу подальше, все еще ощущая на себе чужие прикосновения.

— Может, тебя в больничку?

— Нет, все в порядке.

— Точно?

— Да, я справлюсь.

— Ладно. Если понадобится помощь, звони. Выглядишь не очень.

Мужчина лезет во внутренний карман пальто и протягивает мне визитку.

Сжимаю карточку закостенелыми пальцами, вчитываясь в имя.

«Максим Шалимов. Частное охранное агентство».

Максим? Шалимов?

Резко вскидываю голову и впервые за все минуты, что он стоит рядом, четко вижу его лицо. Его, конечно же, не узнать, и, возможно, он вообще не тот человек, о котором я думаю. А в свете последних событий уповать на интуицию явно не стоит.

— Макс?

Он прищуривается, очень внимательно осматривая меня с ног до головы. Пристально, как музейный экспонат. Инстинктивно поправляю воротник пальто и торчащие из-под шапки волосы.

— Мы знакомы?

— Возможно, — жму плечами. — Я Алина. Ер… Климова, – растягиваю губы в улыбке. Это так странно, но так здорово – увидеть человека, с которым ты росла в одном дворе.

Точнее, бегала рядом с ним и своим старшим братом, которому я постоянно навязывалась. Тогда мне было восемь, а им по шестнадцать.

— Вот это сюрприз, — выдает с усмешкой.

Глава 4

Какое-то время еще стою у подъезда. Думаю, что делать дальше. Сима, наверное, единственный человек здесь, кого я могу назвать подругой. Остальные просто знакомые, и напрашиваться к ним на ночь совсем неудобно.

Брожу по темным улочкам около часа. Несколько раз набираю номер Симки, но она все время недоступна. Окоченев в этом долбаном платье и капроне под пальто окончательно, на улице середина ноября, между прочим, забегаю в маленькую кофейню, беру стаканчик горячего кофе и сажусь за самый дальний столик.

На моей карте чуть больше трех тысяч рублей. Зарплата будет только через неделю. На что жить и где, я просто понятия не имею. Никаких сбережений особо у меня нет. Основной вклад в семейный бюджет всегда делал Лёша — крупные покупки, продукты и прочие необходимые вещи. Свою зарплату я тратила на свое усмотрение. Маникюр, шугаринг, одежда, если что-то нужно было купить в дом, тоже, конечно, хоть Лёша и был против. В его картине мира женщина вообще работать не должна. Никак.

Я сижу в кофейне до самого закрытия. Стыдно становится, когда девочка-бариста просит уйти. Вежливо просит, но я все равно чувствую себя дико неудобно.

Ну и зачем я надела это платье в такой холод?

Хватаю ртом уже по-ноябрьски морозный вечерний воздух и понимаю, что мой паспорт остался на рецепции в гостинице.

Спускаюсь в метро и еду туда. Под землей по крайней мере тепло. Забираю документы, извиняюсь за скандал и ухожу прочь. Катаюсь в метро до закрытия, и, когда уже решаю, что мне придется вернуться домой, потому что на лавке ночевать совсем не вариант, перезванивает Сима.

Быстро рассказываю ей, что у меня случилось, и, наслушавшись отборного мата, касающегося моего мужа, еду к ней.

— У тебя губы синие!

Сима пропускает меня в квартиру и тут же дает тапочки.

— Проходи на кухню, я чайник поставлю.

— Спасибо.

— Я же к брату ездила, в няньках с их малявкой сидела. Они в театр ходили. Телефон в сумке валялся, там батарея подохла, а я и не заметила. Садись давай. Может, тебе плед принести?

— Спасибо, Сим. Не нужно.

Присаживаюсь за стол, пока Сима достает чашки, сладости и ставит все это передо мной.

— Ну и козел, конечно, твой Ершов. Я думала, у вас идеальная семья, Алин. Всегда такой вежливый, с иголочки одетый. Он, когда тебя с работы забирал, у нас все бабы слюной капали.

— Да уж, — опускаю взгляд. — Ты знаешь, мне кажется, что его мать обо всем знала. Про измены. Покрывала его. Они, наверное, надо мной вместе смеялись, — от бессилия роняю голову в ладони.

Слез, на удивление, нет. Полная апатия. Хочется просто лечь и не шевелиться.

Мы с Лёшей познакомились, когда я только-только окончила университет. Он был старше на десять лет, красиво ухаживал, дарил дорогие подарки, для меня, простой девочки из маленького провинциального города, все это казалось настоящей сказкой. Огромные букеты, рестораны, украшения, отдых на море, до которого я не то что за границей ни разу не была, я на самолете не летала.

Это был очень яркий, быстропротекающий роман. Лёша сделал мне предложение меньше чем через год. Свадьбу отмечали в ресторане, улетели в свадебное путешествие на Кипр.

Лёша был галантным, внимательным. Настоящий мужчина мечта. Всегда поддержит, успокоит, развеселит.

А через год после заключения брака все начало меняться. Его внимания сократилось в разы, он начал грубить, ни о каких комплиментах речи больше не шло. На работу я устроилась через огромный скандал, после которого мы две недели не разговаривали. Жизнь медленно стала превращаться в какое-то болото, из которого с каждым часом становилось все труднее выбраться.

Я потом как-то читала теорию о том, что чем романтичнее мужчина до брака, тем более суров после. Кажется, это был мой случай. Угораздило же так попасть.

Я не раз подумывала о том, чтобы уйти, но в такие моменты Лёша менялся, словно чувствовал, и превращался в того мужчину, в которого я влюбилась. Говорил комплименты, ухаживал, будто мы только познакомились. Я оттаивала. А через время его холод возвращался.

Казалось, что дело во мне, и я начинала копаться. Думала, что делаю не так. Говорю. Веду себя. Даже помышляла и правда уйти с работы. Лёша очень этого хотел. Остановило то, что его мать переехала к нам, и находиться с ней двадцать четыре на семь я бы просто не смогла.

Я искала причину в себе, а у него просто были другие женщины.

— Алин, я тебе постелила, — голос Симы возвращает в реальность. — Иди ложись.

— Спасибо, Сим.

— Не за что. Все, иди. Смотреть на тебя больно.

Выдавливаю улыбку, которая полностью отражает мое внутреннее измученное состояние, и выхожу из кухни.

Заснуть долго не могу, думаю о том, что же пошло не так. Почему Лёша так изменился? Почему изменял? Чего ему не хватало? Он же меня любил, наверное. И я…

Хотя, если оглянуться на прошедший год, чаще я испытывала к нему ненависть. За его слова, поступки. Ненависть, а не любовь.

Я чувствовала себя вещью, расходным материалом, прислугой в своем же доме, но точно не человеком.

Глава 5

— Я никуда с тобой не пойду, Лёш. Я не шутила, когда сказала, что подам на развод.

— Я сказал, в машину сядь.

Муж не кричит. Просто давит голосом, а у самого вены на лбу вспухли. Он в ярости, и, если честно, я до ужаса боюсь остаться с ним наедине, еще и в замкнутом пространстве.

— Ты меня слышишь вообще? — пытаюсь вырваться, но безрезультатно.

— Хватит себе цену набивать, Климова. Я сказал, села в машину. Сама позоришься и меня позоришь.

— Я? Разве это я завела себе любовника?

Лёша играет желваками. Давит мне на запястье сильнее, руку вот-вот сведет.

— Я тебе четко дал понять, что ни одна баба, с которой я сплю, не представляет для тебя угрозы, — шепчет отрывисто. Его лицо в паре сантиметрах от моего.

Ветер ледяной дует. Чувствую, как потряхивает. От нервов или холода, уже не понимаю. Знаю одно: хочу как можно быстрее уйти отсюда. Хочу, чтобы он исчез.

Снова предпринимаю попытку вырваться. В этот раз Ершов, видимо, не ожидает. Его пальцы соскальзывают с моего запястья. Я делаю два быстрых шага назад и падаю на задницу.

Симка в ужасе бежит ко мне. Что-то кричит, обвиняет Лёшу, пугает, что вызовет полицию.

Ершов проходится по мне взглядом, полным ненависти. Отходит назад.

— Мы еще не договорили, — бросает зло и возвращается в свою машину.

Хватаю губами воздух. Сердце наружу рвется. Так страшно. Так больно. Физически, морально. Я просто раздавлена.

— Ты как? Алин? — Сима водит ладонью перед моим лицом. Сглатываю. Киваю. Мол, все в порядке. На самом же деле у меня поджилки трясутся.

Он никогда раньше не причинял мне физической боли. Кричал, да. Но чтобы вот так, оставить синяки. Смотрю на свое красное от его пальцев запястье и чувствую, как слезы по щекам катятся.

Вот теперь прорывает. Реву белугой от тотальной безысходности.

— Все. Все хорошо уже, Алинчик. Он уехал. Уехал, — Сима крепко прижимает меня к своей груди, опустившись на колени.

Всхлипываю. Вытираю щеки и начинаю икать.

— Пойдем отсюда. Пойдем, — помогает подняться и ведет меня в здание центра.

В преподавательской вокруг меня сразу собирается стайка из наших девчонок. Все поддерживают, переживают. Дают советы, что сейчас лучше делать.

Аля советует подавать на развод и сразу на раздел имущества. Алиса уверяет, что лучше просто гордо уйти, чтобы он своим баблом подавился вместе с мамашей, а вот Маргарита Денисовна робко советует остыть и попытаться с ним поговорить, выяснить все и не принимать решений сгоряча. Уверяет, что многие так живут, и вполне себе неплохо, что развод — это последнее дело.

Девчонки на нее из-за такого мнения, конечно, нападают, начинается настоящая вакханалия. Крики, споры, ругань.

А я сижу, смотрю на все это со стороны и чувствую себя еще паршивее.

Сбегаю оттуда под шумок, они настолько заняты спором, что этого даже не заметят. Переодеваюсь в рабочую одежду и спускаюсь в класс. Занятие провожу без энтузиазма. Мысли нон-стопом. И все как одна о том, что мне дальше делать.

Денег кот наплакал. Даже комнату не снять. Долго размышляю на тему денег и решаюсь после обеда сходить к директрисе. Бегло объясняю ситуацию. Прошу аванс пораньше. Она долго и пристально на меня смотрит, но соглашается. Подмечает, что работаю я хорошо, беру дополнительные занятия, если нужно, подменяю девчонок. Стало быть, заслужила немного лояльности.

Остаток дня, между уроками, сижу на сайтах, где сдают жилье. Нахожу комнату в часе езды от работы, но по приемлемой для меня цене. Сдают без риелтора, а это значит, что, кроме как хозяйке, никому никаких дополнительных денег платить не потребуется. Договариваемся на просмотр в восемь вечера.

Когда приезжаю, понимаю, что на фото в интернете все выглядело куда приличнее. Но времени искать что-то получше нет. Стеснять Симу я не хочу. Поэтому соглашаюсь уж на то, что есть.

Отдаю деньги, подписываю договор и остаюсь одна. За стеной у соседей грохочет музыка. Зажимаю виски пальцами и падаю на кровать.

Все мои вещи остались в квартире Ершова. Как их оттуда забрать, чтобы не столкнуться с ним или его мамашей, понятия не имею.

Ключи у меня есть, но Вера Кирилловна почти сутками дома сидит. Изредка выбирается к соседке посплетничать. Если я приеду, она сразу позвонит Лёше. Он приедет, будет скандал…

В желудке ноет. Продуктов нет. Идти в магазин сложно чисто физически. Головокружения накатывают сегодня весь день. Это убивает.

Гашу свет и, свернувшись на постели клубочком, долго скулю в подушку, пока не засыпаю.

Просыпаюсь в пять утра от громкой музыки. Когда умываюсь в ванной, вижу, как по полу проносится жирный таракан. Какое-то время стою не шевелясь и рассматриваю себя в зеркало. Когда же моя жизнь повернула не туда?

Всю неделю живу в графике работа — дом. Иногда продуктовый.

Беру парочку дополнительных занятий, чтобы хоть немного увеличить зарплату.

Лёша все эти дни пишет мне гадкие сообщения, звонит с разных номеров. Оскорбляет. Несколько раз приезжает ко мне на работу, устраивает скандалы. Меня спасает только то, что рядом постоянно находится кто-то из девчонок.

Глава 6

— Алинка, я такой дурак, — Лёша целует мои руки, — прости, родная. Не знаю, что на меня нашло. Не знаю.

— Встань, — оглядываюсь по сторонам, на нас все смотрят. Все, кто проходят мимо, пялятся во все глаза.

Хочется сквозь землю провалиться. К ненависти примешивается отвращение.

— Не встану, пока не скажешь, что простила. Не встану, сутки так стоять буду, слышишь? Алинка, — снова зацеловывает тыльные стороны моих ладоней, которые я не могу вырвать из его хватки. — Я без тебя не могу. Прихожу домой, а тебя нет. Волком выть хочется. Девочка моя. Я такой дурак. Не ценил. Не ценил, родная. Прости, все что хочешь для тебя сделаю, все, что только попросишь.

— Встань, пожалуйста, хватит, — дрожу. Зубы стучат от нервов.

Мне стыдно до ужаса. Но Лёша не слышит. Продолжает умолять меня вернуться, клянется, что никогда такого больше не повторится.

Эти слова разнятся с теми, что он говорил в ресторане, как и его поведение. Там он смотрел на меня как на букашку, теперь же прикидывается букашкой сам.

— Только тебя люблю, Алинка, только тебя. Всегда любил. Нам же хорошо вместе было. Помнишь? Ты помнишь? Они все ничего не значили. Слышишь? Никогда. Только ты. Я дурак, повелся на красивую картинку. Идиот.

Муж обхватывает мои бедра, тычется носом мне в живот, полностью лишая возможности двигаться.

Держит стальным хватом, продолжая умолять его простить.

Ярко-красные розы валяются на выпавшем ночью снегу. Смотрю на тугие бутоны, и в глазах от них рябит. Я их с собой ассоциирую, мне вот так же холодно и одиноко, как этим цветам. Меня вот так же кинули на землю, а потом еще и потоптались сверху грязными ботинками.

— Прекрати это все, Лёш. Я не вернусь. Не вернусь.

Лёша отрывает колени от земли. Выпрямляется. Ловит мои щеки ладонями, чуть надавливает. Целует в губы, вызывая во мне жуткое чувство тошноты.

— Хорошо. Хорошо. Я уеду. Но не оставлю тебя. Слышишь? Ни за что. Землю жрать буду, но вымолю твое прощение. Слышишь?

Киваю, потому что просто хочу от него отвязаться. Часто киваю и делаю несколько шагов назад. Быстро несусь по ступенькам здания нашего центра и, только оказавшись внутри, чувствую себя более защищенной.

В окно подглядываю за тем, как Ершов отряхивает брюки с легким раздражением, садится в машину и уезжает.

Но на этом ничего не заканчивается. Ночью он ломится в дверь квартиры, где я снимаю комнату, кричит, что любит, просит, чтобы открыла.

Как он узнал, где я живу? Проследил? Кто-то из коллег подсказал? Сердобольная Маргарита, что топит за сохранение семьи, вполне могла, она видела, где я живу, когда Сима подвозила ее, меня и Алю до дома.

Соседей нет, поэтому я сижу на коврике у входной двери внутри квартиры и реву взахлеб.

Когда все это закончится? Не понимаю. Просто не понимаю.

Кажется, этот ад будет в моей жизни всегда. Все ведь снова повторяется, Лёша ведет себя, как в первый год наших отношений. Заваливает подарками и вниманием, клянется в любви, только кому теперь все это нужно?

Иногда меня посещают мысли, что, возможно, я рублю с плеча и совершаю, возможно, самый неверный поступок в жизни…

Лёша трезвонит в звонок около получаса, барабанит по двери и уходит, когда соседка грозит вызвать участкового.

Когда утром иду на работу, обнаруживаю на площадке пять корзин с цветами. Розы, пионы, тюльпаны, маргаритки и декоративные подсолнухи. Домой, конечно, ничего из этого не забираю. Забегая в автобус, чувствую, что мой правый ботинок издает чавкающие звуки. Уже на сиденье рассматриваю масштаб бедствия. Ботинки просят каши. Приходится вернуться и надеть зимние, потому что на демисезон у меня есть еще ботильоны на каблуке с жутко неудобной колодкой. Лёша настоял, чтобы я их купила, якобы женственные, но я их всего раз надела.

В зимних, конечно, еще жарковато, но выбора особо нет. Тратиться сейчас на обувь я не могу. Скоро платить за комнату.

На выходных занимаюсь уборкой, драю полы, туалет, почти два часа болтаю с мамой по телефону и вздрагиваю от каждого шороха. Боюсь, что Лёша снова приедет, особенно на фоне того, что я подала на развод. К счастью, выходные проходят спокойно. Я даже высыпаюсь, кажется, впервые за три недели этого ужаса.

Утром понедельника снова выпадает снег, который за выходные успел растаять. Радуюсь белым хлопьям, как в детстве, и чувствую себя так же. Маленькой девочкой, у которой вся жизнь впереди, а в преддверии Нового года обязательно случится чудо.

Праздник тоже жду как-то по-особенному в этом году, и меня даже не смущает, что, скорее всего, проведу его одна. На полках магазинов начинают появляться елочные игрушки, сладкие подарки и гирлянды. На работе все разговоры сводятся к тому, кто и как проведет новогодние каникулы. Девчонки планируют поездки почти за два месяца до январских. Я их разговоры не поддерживаю, просто слушаю и улыбаюсь.

Для себя же решаю, что куплю маленькую живую елочку, приготовлю себе пару салатов, буду смотреть новогодние передачи, а после двенадцати наблюдать из окон, как в небе взрываются салюты.

Лёша исчез, и это придало мне сил двигаться дальше. Он не звонит, не пишет, не приезжает больше, несмотря на то, что о разводе его уже, вероятно, оповестили.

Глава 7

Из смотровой выхожу в еще более отвратительном состоянии, чем в том, в котором заходила. Подташнивает. Смотрю на Ершова украдкой, и пальцы автоматически сжимаются в кулаки. Лёша идет следом, придерживает меня под локоть, будто я могу от него сбежать сейчас. Не могу, даже если и хочется. Идти-то сил почти не осталось, а уж бежать…

— Алин.

Голос мужа будоражит в плохом смысле. Напрягаюсь вся.

— Я виноват. Знаю. Поверь. Много об этом думал.

— Разве?

— Не язви, — вздыхает. — Я испугался в тот день, когда ты нас… В общем, наговорил тебе всякого и потом еще… Боялся, что ты уйдешь. А меня без тебя ломает, Алинка.

— Настолько, что ты решил крутить романы на стороне? — тру лицо.

— Я извиниться пытаюсь, — Лёша скрипит зубами. — Пойми ты, что они мусор, а ты жена моя. Понимаешь? Это другой уровень. Другие отношения. Я же и правда все для тебя, искренне.

— Давай не будем, Лёш.

Ершов не возражает, но я вижу по лицу, что затыкается с трудом.

— Врач сказала, что они оставят тебя здесь на пару дней. Что тебе нужно привезти? Я сделаю.

— Ничего, — плетусь к коридору, связывающему больницу со стационаром.

— Алин, прекрати, я же о тебе забочусь. О тебе и о нашем ребенке.

О нашем ребенке…

Эти слова душу из меня по кусочкам вырывают. Четыре недели — это же совсем мало. Что, если…

Даже в мыслях на полуслове замолкаю. Хватит ли у меня сил пойти на такой шаг?

Вряд ли. Ребенок не виноват, что его отец… Лёша.

Веду пальцами по шершавой, выкрашенной в белый цвет стенке и чувствую, как слезы по щекам катятся. Лёша еще, как назло, провожает меня до палаты. Нависает коршуном. Просит у персонала разместить меня отдельно.

— Мне ничего от тебя не надо, — бросаю зло, но Ершов только гладит меня по плечу, мол, позлись, милая, но все равно все по-моему будет.

Сил сопротивляться и ругаться просто нет. Я вымотана этим днем и всеми последними неделями в целом.

Меня размещают в отдельной палате с телевизором, холодильником и микроволновкой. Как только туда попадаю, сворачиваюсь на кровати клубочком, отвернувшись к стенке.

Чувствую присутствие мужа. Он какое-то время молча ходит из угла в угол и, наконец осознав, что говорить я с ним не собираюсь, уходит.

Правда, на прощание произносит:

— Я завтра заеду, привезу тебе вещи. Палату и медикаменты я оплатил. Можешь ни о чем не волноваться.

Когда за Лёшей закрывается дверь, всхлипываю. В голове такая каша. Я боюсь делать аборт, каким бы он ни был. Боюсь рожать. Боюсь возвращаться к мужу, как и боюсь остаться с ребенком одна.

Накрывает дикой безнадегой, когда кажется, что выхода нет. И выбора правильного тоже нет. Не существует его просто.

Сплю плохо. Постоянно просыпаюсь. Мне кажется, что Лёша до сих пор здесь. После скандала, что он устроил на парковке у моей работы и на лестничной клетке, я его боюсь. В моменты гнева он кажется себя совсем не контролирует. Может сказать и сделать все, что только взбредет ему в голову.

Разве можно вернуться к такому? Даже ради ребенка? Его измены я уже и в расчет не беру.

Можно ли? Нет, наверное. Но…

Боже, тру лицо ладонями, как много этих «но».

Утром просыпаюсь все в том же коматозном состоянии, когда мир вокруг видится черно-белым. Ни единой краски не просвечивает.

Улыбчивая медсестра приносит мне завтрак, а потом ставит капельницу.

Алексей появляется в одиннадцать утра. Бодрый, начисто выбритый и вкусно пахнущий.

Приносит мне вещи какие-то, новые, судя по всему, фрукты, ноутбук.

— Я подумал, чтоб не так скучно было. На работу к тебе заехал, объяснил вашей директрисе ситуацию. Симка за тебя переживала, с ней тоже поговорил.

Сглатываю. Ловлю себя на мысли, что это ненормально. Вот так, как он, с улыбочкой, рассказывать, что он делал. Про Симу упоминать все с той же довольной рожей, будто не он ее грязью поливал все годы, что мы с ней общаемся.

Сима Лёше с первого взгляда не понравилась. Потому что самостоятельная, свободная, сильная духом. Она всегда поддерживала меня, когда я шла Ершову наперекор, и его это раздражало. Как он только о ней ни отзывался, а теперь вот улыбается…

— Алиш, я тебя не брошу, слышишь? Это мой ребенок, Алин. Моя кровь.

— А что, если я не хочу этого ребенка? — спрашиваю, а сама смотрю в окно. Небо серое. Вороны кружат.

— Ты несерьезно сейчас?

Пожимаю плечами.

— Если ты сделаешь, — замолкает, хоть и начинает очень грозно. — Ты же понимаешь, что нам свыше сейчас шанс дают. Наладить все, стать настоящей семьей. Ты, я и наш малыш.

Лёша сжимает мою ладонь, морщусь, но он делает вид, что не видит.

— Никаких женщин. Я тебе клянусь. Никаких женщин кроме тебя. Никогда. Я многое понял за эти недели. Ты всегда рядом была, такая уютная, родная, спокойная. Дурак, которому захотелось веселья, разнообразия… Дурак, Алин. Что с меня взять?

Глава 8

— Привет, доченька.

— Мамуль, привет. Как вы?

Услышать маму в такой дурацкий жизненный период, оказывается, вдвойне приятнее. Жаль, что своими переживаниями и проблемами я с ней поделиться не могу. Не потому, что не поймет или осудит, нет. Просто будет нервничать. Переживать за меня сильно. Она меня родила, когда ей было тридцать семь, поэтому возраст у нее сейчас уже такой... То сердце прихватит, то давление подскочит…

— Мы, ой, Алина, потихоньку.

По голосу слышу, что ничего у них там не в порядке.

— Мам, — произношу строже, отодвигаю тюль.

Я живу в квартире Ершова уже неделю. За это время он, конечно, успел утопить меня в своей заботе, причем в плохом смысле. Как банный лист, ей-богу.

Уйти мне некуда. Симу отправили в командировку в Москву почти до конца года, там преподавательница попала в аварию, и Симу выслали на замену. Снять комнату в ситуации, когда мое тело меня так подставляет, будет проблематичным. Если я вдруг снова слягу и не смогу выйти на работу, деньги по щучьему велению у меня не появятся, вот и приходится терпеть…

Хотя мне, наверное, не привыкать, я столько лет терпела. Мой брак ведь не по щелчку пальцев разрушился, я и сама не раз думала, что нужно все это прекращать. Рвать. Уходить. Только духу не хватало.

Теперь вот и дух есть, а жизненная ситуация такая, что все равно это болото меня держит. Причем крепко.

— Костю подставили, Алин. Нам пришлось дом продать.

— Что? — моргаю и упираюсь ладонью в подоконник. В глазах немножечко темнеет. — А вы? Где вы теперь живете?

— На деньги с дома, после раздачи долгов, хватило купить однушку на окраине города. Ты только Косте и папе не говори, что я тебе рассказала.

— Конечно, мам. Конечно, и как вы там?

— Знаешь, бывало и хуже. Главное, что мы вместе. Я так рада, доченька, что у тебя все хорошо. Так боялась тебя в Москву отпускать. А ты вон у нас какая молодец.

Да уж, та еще молодец.

— Мам, если нужна какая-то помощь…

— Ты что такое говоришь? Не нужно нам помощи. Все наладится. Костя СТО закрыл, сейчас у Марка в сервисе работает, плюс шабашки всякие. Отец тоже на стоянку охранником пошел. Люба в салоне больше смен берет, а я с Танюшкой сижу. Все при деле. Не переживай за нас. Я тебе не к тому рассказала, чтобы ты нам помогала. Врать не хочу, Алин. Ничего хуже вранья в семье не бывает.

Ну, тут бы я с мамой поспорила, конечно…

— Ладно. Звони почаще, мам.

— Буду. На пенсии времени много, — мама смеется, а на заднем фоне слышится Танюшкин смех. — Ты лучше про себя расскажи. Как у тебя дела? Как работа? Как Алексей?

— Все нормально. Работаем. Живем.

— Деток не планируете?

Так резко хочу выпалить — нет. Не хотим. Не планируем. Но вместо этого просто хватаю воздух ртом и молчу. Ребенок уже живет внутри меня. Я его не хочу, особенно от Лёши, но и прервать эту беременность духу не хватает.

— Алин? Ты там?

— Да. Тут. Связь плохая. Мама?

— Алина? Алина!

— Не слышу тебя. Мама…

Вешаю трубку. Не могу я ей признаться сейчас. Что-то держит, наверное то, что семьи у меня с Алексеем никакой теперь и нет.

Прохожусь взглядом по пустой кухне. Нет, здесь все та же мебель, но от стен веет холодом. Неуютно мне здесь. Плохо. Я четыре года в этих самых стенах прожила, а сейчас чувствую себя тут чужой.

Звонок в дверь отрезвляет. А человек, что за ней стоит, бесит.

Пока я иду открывать, Ершов уже успевает это сделать своим ключом. Вваливается в прихожую с очередной корзиной цветов, пакетами с едой и игрушками для малыша.

— Думал, ключи забыл, — разувается. — Позвонил, а потом нашел. Ты как?

Лёша улыбается, ставит все добро, что принес, на пол, подходит ближе. Хочет поцеловать меня в щеку, но я уворачиваюсь. Вижу, как в его глазах блестит укор, недовольство и даже ярость, но он все это не озвучивает. Все это безмолвно остается только в его глазах.

— Нормально.

Ершов приходит каждый день. Иногда не по разу. Мы почти не общаемся. Точнее, говорит в основном он всегда. Рассказывает, какая прекрасная нас ждет жизнь.

— А выглядишь расстроенной.

— Так, — отмахиваюсь. — Ты что-то хотел?

— Может, прогуляемся? Солнце сегодня. Подморозило. Но вполне комфортно. Врач советовал тебе бывать на воздухе почаще.

Прогуляться я и правда хотела, только без Лёши.

— Алин, ну хватит из меня врага делать. Гордость, понимаю, но и ты меня пойми, все могут ошибаться. Нам же хорошо было. А теперь втроем еще лучше будет. Родишь, улетим на месяцок-другой куда-нибудь в Черногорию. За это время как раз ремонт в доме закончится.

— В доме?

— Я не сказал? Черт, забыл совсем. Вот, — протягивает мне свой телефон, на котором открыто фото с залитым фундаментом.

Глава 9

Дверь снова открывается. Вздрагиваю и вжимаюсь в стену.

— Можешь валить обратно в свою глухомань. Считай, что в этом городе работы у тебя никогда больше не будет.

Дверь снова хлопает. В подъезде становится тихо.

Вытираю слезы и медленно поднимаюсь на ноги. Меня до сих пор трясет. Все произошедшее не укладывается в голове. Совсем.

Мне казалось, что он уже перешел грань вчера, до больницы, но как же я ошибалась. Как же ошибалась…

Вызываю лифт. Захожу в кабинку, чувствуя, как промокают носки. Наблюдаю за тем, как белая ткань на кончиках пальцев становится серой, и не могу сдержать слез. Они катятся по щекам горячими дорожками. Глотаю соленую воду и совершенно не знаю, что мне делать. Что мне теперь делать?

Мои вещи, деньги, телефон — все осталось в квартире. Я не могу ни с кем связаться и попросить о помощи. Хотя, если подумать, а у кого мне ее просить? Кто мне может помочь в этой ситуации?

Когда двери лифта разъезжаются, я сталкиваюсь со своим отражением в зеркале холла. Растрепанная, заплаканная. Эта картинка еще надолго отложится в памяти, если не навсегда.

Обнимаю свои плечи, прохожу мимо консьержки и сажусь на диванчик все в том же холле. Чувствую взгляд. Когда поднимаю голову, вижу, что консьержка смотрит на мои необутые ноги. Поджимаю пальчики.

— Девушка, у вас все нормально?

Пожимаю плечами. Выдыхаю, а потом от нервов начинаю суетливо рыться по карманам джинсов. Мелочь, билет на автобус, заколка и… Визитка.

Максим Шалимов.

Несколько раз подряд перечитываю его имя. Пробегаюсь глазами по цифрам. Когда эта карточка из сумки перекочевала в карман штанов, я не помню. Видимо, это произошло сегодня в спешке, совсем неосознанно. Я даже не помню, чтобы с вечера, в который Макс чуть не сбил меня, я вообще видела эту карточку.

— А можно позвонить? — подхожу к стойке консьержки.

Женщина проходится по мне строгим взглядом, снова делая акцент на носках.

— Муж?

Киваю.

— Горе ты луковое. Проходи, садись вот тут. Тапочки сейчас тебе дам. — Выдвигает какой-то ящик внизу. — А думается, дом элитный. Люди состоятельные живут. Избил?

— Выгнал.

— В полицию надо заявить.

— Это бесполезно.

— Держи, — протягивает мне тапочки. — Сейчас чай сделаю. Анна Павловна я.

— Алина.

— Алина, тебе хоть куда идти есть?

— Надеюсь. Можно? — смотрю на телефон.

— С моего звони, — протягивает мобильник.

— Спасибо.

Отхожу в сторонку и все еще подрагивающими пальцами набираю номер Максима. Слушаю гудки.

— Говорите, — Шалимов отвечает отрывисто, будто сильно чем-то занят. Вероятно, я и правда его отвлекла.

— Привет. Максим, это Алина… Климова.

— Алин? Привет. Слушай, дел по горло, давай чуть позже созвонимся. Ладно?

Понимаю, что он вот-вот трубку повесит, поэтому выпаливаю без всяких вступлений:

— Ты можешь одолжить мне денег? — Зажмуриваюсь. Стыдно. Никогда так стыдно, наверное, не было. — Я отдам. Все отдам. Мне немного нужно, — добавляю так же торопливо, но уже гораздо тише.

— Без проблем. Сколько нужно?

Сколько? Сколько мне нужно? Снять комнату, вещи какие-то купить, не могу же я в свитере в минус по улице ходить, ботинки тоже… Когда смогу забрать у Ершова свое, еще неизвестно.

Закусив указательный палец, хаотично соображаю, какую сумму назвать.

— Алин, ты там?

— Да. Да. Мне жилье снять…

— У тебя все нормально там вообще?

— Да. Да, форс-мажор просто.

— Понял. Карта к этому номеру привязана?

Привязана, конечно, к номеру, но не к этому, и вообще осталась дома.

— Я ее потеряла, — бормочу. — Мы можем где-нибудь встретиться?

— Я сейчас на Ямской. Ты где территориально?

— В ***.

— Минут через сорок, час подъеду.

— Спасибо. Большое спасибо, — мямлю, не сразу понимая, что Шалимов уже отключился.

Глубокий вдох не помогает унять дрожь и стыд. Реветь теперь хочется не оттого, что Лёша со мной сделал, а от этого самого стыда.

— Ну что там? — Анна Павловна протягивает мне кружку с чаем.

— Сказал, что через сорок минут подъедет, — возвращаю телефон.

— Хорошо. Сиди грейся тогда.

— Спасибо, — покрепче стискиваю теплую кружку ладонями и делаю маленький глоток черного чая с мятой.

К счастью, Анна Павловна ни о чем больше не спрашивает. Все сорок минут, что я жду Максима, мы просто сидим, иногда перебрасываясь словами на нейтральные темы.

Шалимов приезжает с опозданием, но приезжает. Это главное. Выхожу на улицу в тапочках. Не стремно же? Пусть думает, что просто из дома выбежала. В порядок я себя уже привела. Глаза не красные, лицо не припухшее, волосы расчесаны, следов моего скандала с мужем не осталось.

Глава 10

— Алина, папа тебе привет передает.

— Ему тоже, — улыбаюсь. Кажется, что сейчас только и улыбаюсь, когда с ней разговариваю.

— Как ты, доченька? На новогодних праздниках к нам не собираетесь?

— Не знаю, мама, — кусаю губы.

Да, я до сих пор ей ничего не рассказала о Лёше. Неделя прошла после того ада, что мне пришлось пережить, а я все молчу. Так противно от себя из-за этого вранья, которое вроде благими намерениями продиктовано. Не знаю я, как ей правду сказать, как подготовить, чтобы это не стало шоком. Она расстроится, нервничать будет, а ей и без меня нервов хватает.

У Костика там проблем выше крыши. Они все ютятся в однушке. Не хочу добавлять им еще и своих страданий.

Тру лицо и подхожу к подоконнику. За окном метет вторые сутки. Смотрю в окно, а там десятки таких же горящих квадратиков, и в каждом своя жизнь. Меня же словно в воздухе подвесили. Все изменилось, а я, кажется, просто не успеваю за этими переменами, бегу, а догнать никак не могу.

— Я соскучилась. Полгода тебя не видела, дочь.

— И я. Приеду, если получится вырваться. Обязательно приеду.

— Хорошо. На работе все нормально?

— Отлично, мам.

— Уйти не надумала еще?

— Зачем?

— Сама говорила, Лёша против.

— Мы это уладили уже.

— Да? Это хорошо. Надо уметь разговаривать, Алин. Надо.

— Конечно, — поджимаю губы. Разговор начинает не то что утомлять, скорее, я с каждой секундой становлюсь более нервной и боюсь проколоться.

О Лёше я сейчас ничего слышать даже не хочу. А мама, будто специально, все про него да про него.

— Представляешь, — чуть повышает голос, — Маринке Шалимовой, говорят, сын машину подарил. Крутую какую-то. Она на старость лет права получила, — звучит осуждающе.

Я прямо вижу, как мама качает головой. Она всегда недолюбливала тетю Марину, точнее, сложно было найти в нашем дворе женщину, которой бы она нравилась.

Шалимова всегда выделялась. Всегда при параде, в платье, накрашенная, вкусно пахнущая, с улыбкой. Она воспитывала Макса одна. Ей были неинтересны дворовые сплетни и посиделки маминых подружек. Она ходила в театр, много читала, всегда выкраивала деньги, чтобы свозить себя и Макса на море, много работала, а я не раз слышала от нее, что никогда не нужно зависеть от мужчины.

Этим, видимо, и раздражала…

Женщины в мамином кругу в основном жили иначе и имели другие приоритеты.

— Наворовал в Москве, теперь деньгами разбрасывается. Говорят, что машина эта несколько миллионов стоит. У нас люди за такие деньги квартиры себе и детям покупают. А тут задницу возить.

— Почему наворовал?

Мамина пассивная агрессия настораживает. Становится вдвойне стыдно, что я вроде как теперь и про Макса вру. Умалчиваю, что видела его и он мне даже помог.

— А кто честно такие деньги, Алин, зарабатывает? Вон Лёша твой сутками на работе торчит, вкалывает мужик, дома строит, но что-то сватье машин таких не дарит.

На самом деле мои родители всегда не одобряли дружбу Костика с Максимом. Насколько я помню, хоть и была небольшой, Шалимов всегда был шебутной и ввязывался в неприятности, моего брата вечно тянуло за ним паровозиком.

Братца наказывали, отец не раз ходил к теть Марине и требовал, чтоб ее сын к Косте и близко не подходил.

Я понимаю, что Максим не принц. Совсем. Репутация у него всегда была, мягко говоря, не очень.

Слухи ходили, что со всякими людьми подозрительными водится, говорили даже, что машины угоняет…

— Понятно, — решаю не развивать тему. — Я пойду, мам, ужин готовить.

— Иди. Иди. Лёше привет передавай.

— Ага.

Отключаюсь.

В нашей семье основную ставку всегда делали на меня. В Москву учиться отправили, гордились. Потом Лёша появился, родители тоже радовались, что муж у меня старше, умнее, давно состоялся в жизни и с ним я точно не пропаду.

На деле же вышло как-то до жути наоборот.

Смешно даже, у Лёши с репутацией всегда все в порядке было. Идеал настоящий. Галантный, улыбчивый, внимательный, он мою семью с первого взгляда покорил, когда мы знакомиться приезжали. Только вот за волосы меня оттаскал не парень, о котором ходили нехорошие слухи и которого родители на дух не переносят, а мой идеальный муж…

Заявление на него я не написала. Побои тоже не снимала. Испугалась. Мало ли что у него на уме. Да и знакомых всяких со связями хватает. Что я против него могу?

Вчера еще адвокат позвонил, сообщил, что Ершов готов разводиться только через суд, мягко намекнул, чтобы я рот ни на что разевать даже не смела. Ничего своего у меня нет и не было никогда. Он говорил со мной же, обо мне, в третьем лице, еще и с таким подтекстом, будто я не человек, а собака какая-то бродячая.

Сам же Ершов затаился. Никаких сообщений и звонков с угрозами от него больше не поступало.

Глава 11

Месяц спустя

— Бог тебя накажет, вот увидишь!

Оглядываюсь на кричащую мне в спину свекровь. Судебное заседание по делу о нашем разводе только-только закончилось. Мы наконец-то никто друг другу. Нажитое в браке имущество, которого, как я и предполагала, было не так много, разделили пополам.

Так, например, новенький «Лексус» Ершова теперь и мой на пятьдесят процентов…

Правда, когда эта самая часть нажитого перейдет мне, еще неизвестно.

Лёша очень затянул процесс. Первый раз отправил вместо себя адвоката, потому что якобы упал на стройке и получил сотрясение. Справка о его некой «недееспособности» была предоставлена суду, но я не очень-то в это верю.

Его личное появление в суде закончилось саботажем, из-за которого процесс снова перенесли. Все это происходило несмотря на то, что на него и так уже было написано заявление.

За то, что он меня…

За ЭТО ему назначили штраф. Просто штраф. Он все-таки подсуетился в тандеме с адвокатом, заплатил кому надо, а я просто побоялась поднимать общественный резонанс, потому что, как правило, на людях ты медленно из пострадавшей становишься той, которая «сама виновата».

Недели между заседаниями я боялась собственной тени. Ершов писал мне, звонил с левых номеров, оскорблял, угрожал, запугивал…

Я даже сменила квартиру. Съехала в небольшую студию, где вечные проблемы с горячей водой. Но лучше мыть голову по утрам водой из вскипяченного чайника, чем ждать, когда этот сумасшедший снова заявится в мой дом.

Итогом этого кошмара стало освобождение.

Вытаскиваю из кармана обручальное кольцо, которое специально сегодня взяла с собой, и выбрасываю в снег прямо здесь, у суда. На глазах у бывшей свекрови и ее сыночка.

В глубине души осознаю, что мне доставляет дикое удовольствие смотреть на их вытягивающиеся лица. И Ершов, и его мать всегда делали огромный акцент на деньгах. Я заведомо знала, что мой поступок их разозлит. Этого и хотела.

— Теперь можно золотом разбрасываться! — вопит Вера Кирилловна. — Приживалка! Всю душу из моего сына вытряхнула, а теперь и за деньги принялась. Стерва!

Адвокат пытается успокоить эту старую дуру, а я смотрю на все это и не понимаю, как столько лет могла прожить с этими людьми бок о бок. Что со мной такое было? Почему?

Прячу руки в карманы пальто и, гордо подняв голову, направляюсь в сторону остановки.

Снег, летящий в лицо, и порывы ветра не смущают. Даже не мешают ничуть.

Я счастлива. Я рада тому, что все это наконец-то закончилось.

Воспоминания о том, как нам было хорошо когда-то с Лёшей, стерлись из памяти в тот злополучный вечер, когда он нашел меня в съемной квартире и надругался.

Я не знаю, сколько слез тогда выплакала. Сколько отвращения к себе испытала. Сколько раз думала о том, что моя жизнь кончена…

Пока еду домой, звоню маме, сообщаю главные новости. Слышу, как она выдыхает на том конце трубки. После того как я ей рассказала о Лёше, она постоянно была на связи. Поддерживала. Вот и сейчас поздравляет с началом фактически новой жизни.

Утро следующего дня начинается будто как-то иначе. Даже солнце ярче светит. Я просыпаюсь еще до будильника, делаю растяжку, принимаю душ, готовлю для себя завтрак, включаю фоном музыку и с улыбкой на лице еду на работу.

Мне кажется, я только за это утро улыбаюсь больше, чем за последние несколько месяцев, а может, и лет.

Сложно было радоваться новому дню, когда на кухне вечно брюзжала недовольная мной и жизнью в целом свекровь.

У нас с ней сразу отношения не сложились. Она восприняла меня в штыки, а потом с гордостью сообщила, что перевоспитает. Сделает из меня нормального человека, блин.

Я как-то прочла, что после развода женщина только расцветает. Неужели правда?

Иду по расчищенной дорожке от автобусной остановки и чувствую, что даже спина прямее стала.

— Алинк, — Симка хлопает дверью в своей машине и быстрым шагом идет в мою сторону. Слышу короткий писк сигнализации.

— Привет, — улыбаюсь.

Обнимаемся. Сима еще на прошлой неделе вернулась в город. Она поддерживала меня все эти месяцы. Сначала по телефону, потому что была в командировке, потом лично, когда прилетела.

Благодаря ей я не закрылась в себе. Благодаря ей вовремя очнулась и перестала считать себя грязной и недостойной после того, что сделал Ершов. Это ему должно быть стыдно, не мне. Но общество так нас программирует, что мы чувствуем ответственность за преступника, перекладываем вину на себя. Унижаем сами себя и до жути боимся повторения.

— Алин, зайди ко мне, — директриса заглядывает в столовую за кофе, когда мы обедаем. Обычно она всегда ест отдельно и гораздо раньше основного педагогического коллектива.

— Сейчас, — отодвигаю от себя тарелку и делаю быстрый глоток чая.

— Точно хочет тебя еще парочкой групп нагрузить, — шепчет Симка.

— Думаешь?

— Уверена. Сэкономить хочет, как всегда. Накинет копеек сверху, а впахивать заставит за троих.

Глава 12

— Образование педагогическое?

— Да, — чуть сильнее сжимаю ладони коленями, в который раз осматриваясь в гостиной этой огромной двухэтажной квартиры.

Здесь очень много места и мало деталей. Все заточено под функционал. Никаких цветных вспышек, четко выдержанные серо-белые тона, совсем немного разбавленные черным.

Мы с Ингой Владимировной, той самой подругой матери Симы, сидим на огромном П-образном диване, а мой взгляд постоянно стекает к квадратной колонне почти посреди помещения, куда вмонтирован стеклянный камин. Искусственные языки пламени оттягивают на себя большую часть моего внимания.

— До этого гувернанткой вы не работали?

Голос у экономки серьезный, даже строгий. Как и внешний вид. Идеально сидящий по фигуре костюм. Волосы убраны в небольшой пучок на затылке. Косметики на лице минимум.

— Нет. Но я преподавала хореографию для детей в центре помощи…

— Понятно. Адель — очень капризный ребенок. К ней нужен особый подход. Вы уверены, что справитесь?

Сказать что-то вроде «попробую» нельзя. А значит, нужно уверенно кивнуть. Так и делаю, потом еще добавляю:

— Я люблю детей, а они любят меня.

Инга саркастически поджимает губы, что немного коробит.

— Ладно, мы рассмотрели до вас больше десяти вариантов, ни одна не продержалась больше суток.

Удивляет ли меня это? Очень. Даже пугает. Страшно представить, что там за ребенок такой.

— А сколько ей лет?

— Адель исполнилось семь, но она уже ходит в школу. В ваши обязанности будет входить отводить ее туда, забирать, не забывать о дополнительных занятиях и, конечно, домашней работе. Вы занимаетесь исключительно ребенком.

— Поняла.

— Проживание здесь — это одно из условий нашего босса, его часто не бывает дома, поэтому вы должны быть с Адель всегда. А вот и она, — Инга поворачивает голову к лестнице и улыбается. — Ну как ты, цыпленочек, выспалась?

Девочка зевает, кивает пару раз, а потом уже более бодро спрыгивает с последней ступеньки.

— Ингусь, это кто?

— Это Алина, твоя новая няня.

— Новая? А где вчерашняя? Мне она понравилась.

— Ты запустила к ней в кровать змею.

— Юрик добрый и неядовитый. А она глупая, если не знает, что ужи безобидные.

— Но не тогда, когда их засовывают под одеяло к громко орущей девушке, милая.

Адель пожимает плечами и с интересом меня разглядывает, в какой-то момент даже поддевает мои распущенные волосы.

— У нас дома так не ходят. Папа будет злиться, — выдает с милой улыбкой.

— Волосы лучше собирать, — подтверждает Инга.

— Хорошо, — киваю и перевожу взгляд на Адель. — Я Алина, — протягиваю ей руку.

Девочка морщится и наигранно закатывает глаза.

— Я уже знаю. Инга же сказала, а я не глухая.

Инга Владимировна поджимает губы, чтобы, как мне кажется, скрыть улыбку.

— Сколько тебе лет? Ты замужем? У тебя есть дети? Зачем тебе такие некрасивые ботинки? А мой папа уже разрешил тебе у нас работать? Ты любишь змей? А ящериц?

Вопросы льются рекой. Некоторые влетают мне в одно ухо и вылетают в другое.

То, что этой малявке палец в рот не клади, я убедилась на примере истории про ужа и вчерашнюю няню.

— Я не замужем. Детей нет. Мне двадцать пять, я люблю змей, ящериц и насекомых. Даже крыс люблю, — улыбаюсь, видя, как с каждым моим ответом Адель сникает.

— И как же ты будешь меня воспитывать, если у тебя нет детей? — хихикает. — Это же нонсенс!

— Нонсенс? — Рассматриваю девочку внимательнее. Длинные русые волосы, глаза темные, ресницы пышные, яркие. Красавица.

— Так Серго говорит, — снова цокает.

— Это наш повар, — поясняет Инга. — Адель, иди умойся, пожалуйста. А потом будем завтракать.

— А папа уже уехал?

— Уехал. Сегодня воскресенье, и он обещал вернуться пораньше.

— Хорошо.

Девочка снова топает наверх, а я понимаю, что выдыхаю. Шумно так. Инга это тоже слышит.

— По поводу оплаты, как и говорила по телефону. Пока живете в нашем доме, вы на полном содержании. Еда, одежда, — обводит пальцем мой силуэт, — нужно сменить. В вашем распоряжении наш спортзал, бассейн, спа, салон, все находится здесь, в жилом комплексе. Естественно, все это только в отсутствие босса и Адель.

— Поняла.

— Тогда, — протягивает договор, — подпишите. Испытательный срок — месяц.

— Если я столько протяну, — улыбаюсь, но Инга моей хохмы не разделяет.

— Ваша комната наверху, рядом со спальней Адель. Идемте, я вам все покажу.

Пока мы поднимаемся на второй уровень, быстро печатаю Симе, что меня вроде как взяли.

Инга толкает дверь в спальню. Светлая, уютная комната небольших размеров, но со своим душем и туалетом.

Глава 13

— Максим? — перехожу на какой-то жуткий, максимально высокий писк. Сама свой голос не узнаю.

Что он тут делает?

Моргаю. Смотрю на Адель, которой весело, до поры, пока Шалимов не усмиряет ее одним своим взглядом.

Не может быть. Не может быть просто!

Он ее отец?

У него есть ребенок?

Откуда? Когда? Он был женат? Я никогда не слышала о нем ничего подобного.

Столько вопросов в голове, что дурно становится.

Я его личной жизнью никогда не интересовалась. Точнее, правильнее будет сказать, что я вообще им никогда не интересовалась.

Он был просто другом моего старшего брата. Парень с отвратительной репутацией, который старше меня на восемь лет. Когда они с Костей ходили по клубам, я играла в куклы. У нас не было и просто не могло быть ничего общего тогда.

— Ты… — мямлю, только и успевая хватать ртом воздух. — Ты…

— Ты наша новая няня, насколько я понимаю? — Макс приподнимает одну бровь, и я вижу, как он изо всех сил пытается сдержать не просто улыбку, а самый настоящий хохот.

Точно, я совсем забыла, как я выгляжу. Не лицо, а Третьяковская галерея, настоящая современная живопись. Правда, этот его насмешливый взгляд гаснет, как только он очерчивает им мою фигуру ниже плеч.

Покрываюсь мурашками. В моей жизни не было мужчин кроме Ершова. Совсем. Во всех смыслах…

Так что стоять перед кем-то мужского пола в пижаме, можно сказать, тоже новый опыт...

Когда я жила с родителями, то занималась исключительно учебой, чтобы поступить в московский вуз на бюджет. На мальчиков и тусовки времени уже не хватало. Родители очень хотели, чтобы я выбилась в люди, чтобы смогла поступить сама, чтобы уехала из нашего города.

Мне не хотелось их огорчать, наоборот, я старалась соответствовать их ожиданиям.

Вижу, как у Максима дергается кадык, и обнимаю руками плечи.

Это какой-то стыд на грани с легким чувством очарования. В глубине души мне приятно, что он смотрит. После развода с Лёшей я не раз ловила себя на мысли, что вряд ли могу быть интересна мужчинам. Нормальным мужчинам.

Бывший муж неплохо так подорвал мою самооценку. Живя с ним, я чувствовала себя несуразной, непривлекательной женщиной, которой крупно повезло, что такой, как Ершов, вообще обратил на нее внимание.

Поэтому сейчас меня будоражит тот легкий интерес, что я вижу в глазах Максима.

Перевожу взгляд на Адель и только в этот момент понимаю весь ужас сложившейся ситуации.

Как у меня вообще хватило ума спуститься сюда без халата?

Я же няня, а стою тут в короткой шелковой пижаме, перед ребенком и своим начальником. Стыд какой.

И это второй рабочий день. Не удивлюсь, если меня теперь вышвырнут. Хотя за последние месяцы мне уже не привыкать.

— Извините, — бормочу, делаю шаг назад и ретируюсь из кухни. Как молодая антилопа, несусь на второй этаж. Только когда оказываюсь в своей комнате, могу выдохнуть.

В голове шумит. Сердце заходится в бешеном ритме.

Ну почему он? Почему Максим? Как такое вообще возможно-то?

А я? Даже фамилию и имя этого самого «босса» у Инги не спросила. Дура дурой же!

Быстро натягиваю джинсы и тонкий свитер поверх пижамы. Вжикаю молнией на штанах в тот самый момент, когда в дверь стучат.

Приглаживаю волосы на висках, тру ладонями бедра, совершаю пару глубоких вдохов и только потом даю разрешение войти.

Макс толкает дверь, переступает порог. Вскидываю взгляд. Только сейчас обращаю внимание, что на нем надеты домашние штаны и поло. Все черное.

Смотрю на него, и осеняет.

Получается, он еще вчера знал и лично согласовал мою кандидатуру здесь…

Конечно знал! Как можно быть такой глупой, Алина?

— Ты как? — спрашивает, пробегаясь взглядом по моему лицу, когда спускается ниже, едва заметно оттопыривает нижнюю губу и сразу улыбается. — В пижаме было лучше.

— Что? — моргаю, все еще не в состоянии отойти от шока.

— Мысли вслух. Ты как? Жива?

— Вполне, — вздыхаю.

— Инга сейчас принесет ацетон и какой-то бальзам для кожи. Мы к такому всегда подготовлены.

— А я вот не ожидала, если честно, — нервно тереблю ногти и совсем не знаю, куда деть руки, в итоге решаю спрятать за спину.

Стою перед ним будто голая до сих пор. Щеки печет. Прекрасное утро вышло, ничего не скажешь.

— Адель! — Максим повышает голос.

Вздрагиваю, а когда смотрю в дверной проем, вижу заглядывающую в комнату девчушку.

— Давай порасторопней, зеленкой ты Алину явно быстрее разукрашивала. Не стесняйся, проходи, — Макс манит дочь пальцами и, когда та оказывается рядом, кладет руку на ее плечо. — Мы тебя внимательно слушаем, — произносит максимально строго.

Адель шмыгает носом, бросает на меня невероятно злющий взгляд и понуро опускает голову.

Глава 14

— Адель, пожалуйста, давай заплетем косу, — вздыхаю в очередной раз. Я бегаю за этой врединой уже почти час. Еще полчаса, и мы опоздаем в школу. — Учительница ругается за то, что ты ходишь с распущенными волосами.

— Пусть. Пусть папе пожалуется! — Адель показывает мне язык, забирается на кровать и начинает скакать на ней, как молодая козочка.

— Адель... — Кладу расческу с резинками на тумбочку. — Твой папа очень хочет проводить с тобой больше времени. Очень. Но у него сейчас много работы. Он старается, но у него не всегда получается приходить домой вовремя и не уезжать на работу по выходным.

Адель продолжает прыгать, но улыбка на ее лице гаснет. Девочка борется с внутренними эмоциями, я прекрасно это вижу. Считываю. Сложно не понять ее чувства сейчас. Она как на ладони. Жаль, что в этом доме никто и не хотел говорить с ней про эти самые чувства, которые она выплескивает в свои проделки. О мотивах этих чувств…

— Это он тебе сказал? — останавливается, упираясь в матрас коленями. — Папа так говорит?

— Конечно, — улыбаюсь, — он тоже очень расстраивается, когда ему приходится уезжать на работу.

— Правда? — девочка хватает меня за руку, крепко сжимает запястье своими ладошками.

— Самая настоящая. Если ты будешь хулиганить в школе, папа придет, чтобы поговорить с учителем, но ездить реже на работу после этого он не станет.

Адель морщит лоб, хмурит брови, будто вот-вот заплачет.

— Он тебя очень любит, —сжимаю ее ладошку в ответ.

Я работаю у Шалимова уже неделю, и за это время отношение Адель ко мне не изменилось, хоть надежды я и не теряю. Она все-таки засунула мне в кровать своего Юрика, насыпала в шкаф с нижним бельем красного перца и пару раз подсыпала соль в кофе.

Несмотря на все это, желания уйти у меня не возникло. Не знаю, как так вышло, но я будто привязалась к ней за эту неделю. Эмоционально подключилась, а потом вросла в эту маленькую, трогательную и ранимую девочку, притворяющуюся отпетой хулиганкой.

— Правда? — шмыгает носом.

— Конечно, — сажусь с ней рядом. — Ты же его дочь.

— Я и мамина дочь, а она меня не любит, — Адель опускает голову, всхлипывает, и я чувствую, как мне на руку падает ее слезинка.

Тема матери Адель — табу в этом доме. Инга предупреждала — знаю. Но ситуация поворачивается так, что я понятия не имею, что говорить теперь.

— Это она тебе сказала? — понижаю голос.

— Нет. Папа с бабушкой говорили, а я слышала.

Адель вздрагивает, смотрит на меня своими огромными и, кажется, перепуганными глазами.

— Не рассказывай папе, что я подслушивала.

— Не расскажу. Это будет только наша с тобой тайна.

— Тайна? Настоящий секрет? — шепчет.

— Самый настоящий.

Адель робко улыбается.

— Заплетем косичку?

— Ладно, — соглашается, после чего шумно вздыхает.

— Не любишь косы? Можем хвостик завязать или…

— У меня есть еще одна тайна, — смотрит на меня виновато.

— Какая?

Адель поджимает губы, упирается ладонью мне в плечо и шепчет в самое ухо:

— Я налила тебе в шампунь отбеливатель.

— Я знаю, — вздыхаю.

— Как?

— Он очень специфически пахнет.

Усаживаю ее к себе спиной.

— Я больше не буду. Правда.

— Хорошо. Я тебе верю.

Адель улыбается, пружинит на матрасе и выдает:

— А можно мы подстрижем мне каре? Тогда не надо будет делать хвосты.

— Нужно у Мак… У твоего папы спросить.

— Он разрешит.

— Я ему позвоню, когда ты будешь в школе, и если он разрешит, то мы сходим с тобой на стрижку. Договорились?

— Ладно. Плети тогда...

— Завтрак на столе, — Инга заглядывает в детскую. — Какая красотка у нас, — смотрит на Адель, а та хохочет.

В столовую спускаемся втроем. Жду, пока Адель позавтракает. Пью в это время кофе. Такие ранние завтраки не для меня. Уже на выходе из дома мне звонит мама.

Сажаю Ади в машину, пристегиваю, зажимая телефон плечом.

— Мам, я перезвоню тебе через часик.

— Это правда?

— Что правда?

— Ты работаешь нянькой? Еще и у Шалимова, бандита этого!

Мама говорит очень громко, Адель ее прекрасно слышит. Замечаю, как меняется выражение ее лица.

— Давай мы это потом обсудим, мам, я перезвоню.

Отключаюсь и перевожу телефон в режим без звука.

Откуда она вообще узнала?

Сажусь рядом с Адель, пристегиваюсь.

— Мой папа не бандит, — слышу ее тихий, шипящий голос сбоку.