Любовь с пересадками

Глава 1

Воздух в терминале B московского «Шереметьево» был густым и спертым, пах чужими надеждами и горечью последних «прощай». Василиса Орлова, двадцати четырех лет от роду, стояла у стеклянной стены и смотрела, как на взлетной полосе зажигаются огни. Самолет до Владивостока, огромный белый лайнер, в сумерках напоминал исполинскую птицу, готовую расправить крылья и унести ее в другую, чужую жизнь.

«Рейс SU-1234, вылет во Владивосток, начинается посадка через выход №12», - голос из динамика прозвучал для нее как приговор.

Вася сглотнула комок в горле, и он, непослушный, снова вернулся на место. Она мысленно представила, как завтра утром выйдет из самолета во Владивостоке, где ее встретит улыбающийся Антон. Он будет улыбаться ровно три секунды - ровно столько, сколько считал правильным для демонстрации радости, прежде чем его лицо снова станет собранным и деловым.

«Всё продумано, - напомнила она себе. - Квартира с видом на море. Престижный район. Статус замужней женщины. Родители в восторге. Что еще нужно для счастья?» Но от этой мысли в груди не становилось теплее, лишь нарастала знакомая паника.

- Все в порядке, Василиса? - раздался рядом вежливый, но настойчивый голос.

Перед ней стоял тот самый попутчик, представившийся Станиславом. Молодой человек в идеально сидящем костюме, пахнущий дорогим парфюмом.

- Вы выглядите немного бледной, - продолжил он, изучая ее лицо с деловым интересом. - Перелеты всегда такой стресс. Но я нашел отличное средство - успокоительное и стакан воды перед вылетом. Работает безотказно.

-Спасибо, я... я просто немного задумалась, - попыталась улыбнуться Вася, чувствуя, как дрожат уголки ее губ.

- Понимаю. Ответственный шаг - переезд на Дальний Восток, - кивнул Станислав. - Хотя, если мыслить стратегически, это золотая жила. Тихий океан, АТР, потоки товаров... Ваш жених, я полагаю, тоже связан с международной логистикой?

«Он строит карьеру. У него там перспективы», - чуть не сказала Вася заученную фразу, но вовремя остановилась.

- В какой-то мере, - уклончиво ответила она, сжимая ручку своего чемодана.

Внезапно ее взгляд упал на семью, стоявшую неподалеку. Молодая пара с маленькой дочкой. Мужчина обнимал жену, прижимался щекой к ее волосам и что-то шептал, а та смеялась, закрывая глаза. В их объятиях была такая естественная нежность, что у Васи на мгновение перехватило дыхание. Антон никогда не обнимал ее вот так - просто так, без повода, на людях. «Это неэтично, Василиса. Мы не актеры в дешевой мелодраме».

И тут ее накрыло. Сначала легкая дрожь в коленях. Потом учащенное сердцебиение. Пальцы похолодели, а в ушах зазвенело. Знакомые предвестники паники.

- Простите, мне нужно...простите - бросила она Станиславу и, не закончив фразу, побежала к женскому туалету, чувствуя, как на нее оборачиваются.

Она влетела в кабинку, щелкнула замком и, прислонившись лбом к прохладной двери, пыталась отдышаться. «Всего семь часов. Всего семь часов, и всё будет хорошо. Сядешь в кресло, закажешь вино, посмотришь фильм...» Но чем упорнее она пыталась внушить себе эту мысль, тем сильнее сжималось горло. Перед глазами вставали не уютные кресла салона, а бесконечные коридоры новой квартиры, одинокие вечера у окна в ожидании Антона с работы, его разбор полетов за неидеально приготовленный ужин...

Собрав остатки сил, она вышла к раковинам. В зеркале на нее смотрело бледное, испуганное лицо с размазанной тушью. Руки все еще дрожали. Не думая, почти на автомате, она достала телефон и набрала номер Антона.

- Антон, - голос ее сорвался на шепот. - Я не могу.

- Что ты не можешь, Василиса? - его ровный, холодный баритон прорезал эфир, не оставляя места для истерик. - Самолет вылетает через сорок минут. Я только что получил смс о начале посадки.

- У меня... паника. Я в аэропорту. Не могу зайти на трап. Мне кажется, я задохнусь там, внутри. У меня кружится голова, - она говорила торопливо, пытаясь вложить в слова всю свою искренность, чтобы он наконец УСЛЫШАЛ.

На той стороне повисла пауза, тяжелая и многословная. Вася представляла, как он сжимает губы, как его пальцы с легким стуком отбивают ритм по столешнице в его идеальном кабинете во Владивостоке.

- Соберись, - наконец произнес он, и каждое слово било точно в цель. - Ты взрослый человек. Выпей воды. Глубоко вдохни. Иди и садись в самолет. Я не могу постоянно решать твои проблемы, Василиса. Мне нужен партнер, а не нервный ребенок, за которым надо постоянно присматривать.

«Партнер». Да, именно так он ее и называл. Партнер в браке, в создании «идеальной ячейки общества». Она вдруг с ужасом осознала, что в их тщательно выстроенных отношениях не осталось ничего, кроме холодного расчета и взаимных обязательств. Ни искры, ни тепла - лишь безупречный, бездушный проект под названием «Идеальная семья».

- Но, Антон... я правда не могу... Я пытаюсь, честно!

- Нет никаких «но». Поездку отменить нельзя. Юристы ждут подписания документов на квартиру. Ты должна быть здесь. Включи волю. Я жду тебя завтра утром. Не подведи меня.

Он положил трубку. Вася опустила телефон и уставилась на свое отражение. «Не подведи». Это было даже хуже, чем «соберись». Это означало, что вся хрупкая конструкция их отношений, одобренных родителями и расписанных на пять лет вперед, держится на ее способности подавить в себе очередной приступ «слабости».

Глава 2

Кабинет пустел тихо, без агонии. Последние свидетельства его профессиональной жизни - стопки научных журналов, специальная литература с закладками-памятками, папки с историями пациентов - аккуратно сложены в картонные коробки у стены. Филипп Преображенский, тридцатилетний психолог с безупречной репутацией, снимал со стены диплом. Позолоченные буквы поблекли, стекло покрылось тонким слоем пыли. Он провел по нему пальцем, оставив четкую полосу. Как шрам.

Три месяца. Всего три месяца назад в этом кабинете еще звучали голоса, кипела работа, рождались надежды. Теперь здесь царило тягостное молчание, нарушаемое лишь скрипом паркета под его ногами. Он подошел к книжному шкафу, взял в руки том Франкла «Человек в поисках смысла». Артем, его пациент, как-то раз сказал, держа эту книгу в руках: «Знаете, доктор, иногда кажется, что смысл - это как северный полюс на компасе. Все о нем знают, но мало кто там был». Умный, пронзительно талантливый парень, математический гений, не вынесший груза чужих ожиданий и собственного перфекционизма.

«Доктор, мне кажется, я дышу под водой», - сказал он на их предпоследней сессии. Филипп, тогда еще уверенный в своих методах и компетенциях, кивнул с пониманием. Он давал ему инструменты, техники дыхания, медитации, раскладывал все по полочкам, как учили в институте. Искренне верил, что этого достаточно.

Он ошибался.

Артем больше не дышал. Ни под водой, ни на суше. Он ушел, оставив после себя не просто пустое кресло, а зияющую черную дыру в профессиональной биографии Филиппа. И тихий, невысказанный вопрос, висевший в воздухе этого кабинета: «Почему ты не спас? Почему твои умные слова и проверенные методики оказались бесполезны?»

Филипп резко захлопнул крышку последней коробки. Звук получился громким, почти хлестким, и эхо коротко щелкнуло по стенам. Он больше не мог здесь находиться. Каждая частичка этого пространства - оттенок стен «релаксирующего салатового», который он с такой тщательностью выбирал, чтобы создавать атмосферу безопасности, диван с едва заметным углублением от сотен пациентов, даже пылинки, танцующие в луче вечернего солнца, пробивавшегося сквозь жалюзи, - все кричало ему о провале. О его профессиональной, человеческой несостоятельности.

Раздался стук в дверь. В кабинет, не дожидаясь ответа, вошел Максим, его друг и бывший однокурсник, сейчас - успешный организатор психологических тренингов.

- Фил, я мимо, думал, заскочу... - начал он бодро, но, окинув взглядом пустеющее помещение, замолк. Его улыбка потухла. - Что происходит? Ремонт?

- Ухожу, Макс, - тихо сказал Филипп, отводя взгляд.

- Куда? В другой кабинет? В отпуск, наконец? Давно пора, черт возьми!

- Нет. Ухожу из профессии. Навсегда.

Максим присвистнул, опускаясь на подоконник.

- Ты это серьезно? Из-за... этого случая с тем парнем?
Филипп молча кивнул, продолжая собирать бумаги на столе.

- Слушай, я понимаю, это тяжело. Для любого специалиста удар. Но ты не можешь из-за одного... - Максим запнулся, подбирая слова.

- Из-за одного провала? - закончил за него Филипп, и в его голосе впервые прозвучала горечь. - Это не провал, Макс. Это приговор. Я не смог. Я давал ему умные советы, а он тем временем тонул. И я этого не увидел. Какая после этого цена всем моим дипломам и регалиям?

- Цена - это десятки других пациентов, которым ты помог! - горячо возразил Максим. - Помнишь Сашу? Он же выкарабкался именно благодаря тебе! А Лена? Она сейчас замужем, детей воспитывает, а ведь когда пришла к тебе, даже из дома боялась выйти!

- И что? - Филипп поднял на него глаза, и Максим отшатнулся от выражения в них. - Это дает мне индульгенцию? Разрешает разменять одну жизнь на десяток других? Я не имел права ошибаться.

- Но мы все ошибаемся! Это часть работы!

- Не такая ошибка! - голос Фила сорвался, и он с силой сжал край стола, чтобы унять дрожь в руках. - Не такая... Я больше не могу. Не могу сидеть здесь и делать вид, что знаю, как помочь. Я сам не знаю, как жить с этим теперь.

Он резко прошелся по кабинету.

- Каждый раз, глядя на нового пациента, я буду видеть его. И буду бояться не распознать, не успеть, недоглядеть. Я стал... опасен для них. Страх - плохой советчик в нашей работе.

Максим молча смотрел на него, и на смену первоначальному недоумению в его глазах пришло понимание и жалость, которую Филипп ненавидел больше всего.

- И что ты будешь делать? - тихо спросил друг.

- Уеду.

- Куда?

- Не знаю. Куда-нибудь. Куда глаза глядят. Главное - подальше отсюда.Мне нужно обнулиться, Макс. Иначе я сойду с ума.

Спустя два часа Филипп стоял в своей квартире посреди гостиной. Все необходимое для жизни умещалось в небольшой рюкзак.

Он механически включил телевизор. На экране зазвучала бодрая музыка, и панорамные съемки показывали золотые пляжи, утесы, упирающиеся в бирюзовую воду.
«...и именно здесь, во Владивостоке, заканчивается Великая Транссибирская магистраль и начинается бескрайний Тихий океан!» - вещал закадровый голос. Камера показала вид на бухту Золотой Рог с высоты птичьего полета - город, застывший между морем и небом.

Филипп замер. Эти кадры поразили его до глубины души. Не красотой, а ощущением конечности. Не «край света», а «конец пути». Точка на карте, где сходятся все нити континента, чтобы оборваться перед лицом океанской пустоты. Именно этого он искал. Места, где путь заканчивается сам по себе, не оставляя тебе выбора, не требуя решений. Где можно остановиться, потому что дальше - только вода.

Глава 3

Василиса лежала на верхней полке в своем плацкарте, уставившись в потолок, где синий ночной светильник отбрасывал призрачные тени. Казалось, эти размытые пятна света танцевали какой-то замысловатый танец, подстраиваясь под ритм поезда. Состав уже давно вышел за пределы Москвы, промчался через спящий пригород и теперь несся вглубь ночи. Она до сих пор не могла уснуть и чувствовала каждый мускул, напряженный от неудобной позы. Сверху было невыносимо душно, а до потолка оставалось буквально несколько сантиметров, создавая давящее ощущение замкнутого пространства, словно она оказалась в саркофаге.

«Всего неделя, - пыталась она утешить себя, переворачиваясь на другой бок и натыкаясь коленом на стенку. - Семь дней, и это закончится». Но мысль о том, что ей предстоит провести шесть таких же ночей в этой трясущейся, шумной металлической коробке, вызывала приступ паники. Она представляла себе Антона - наверняка он уже занял свой номер в отеле, принял душ и теперь спит на чистых простынях. А она... она лежала здесь, в этом вагоне, пахнущем чужими жизнями.

Напротив нее, на верхней полке, храпел мужчина лет пятидесяти, а внизу, на двух нижних полках, расположились двое молодых парней. Один из них, тот что расположился снизу от нее, не отрывался от телефона. Из динамика то и дело доносились резкие, повторяющиеся звуки - то обрывки популярных мелодий, то визгливые голоса из интернет-роликов, то голосовые сообщения. Каждые пятнадцать секунд начиналось что-то новое - навязчивое и не дающее сосредоточиться.

«Боже, что я делаю? - панически думала Вася, затыкая уши пальцами, но это не помогало. - Мама была права. Это сумасшедший дом. Антон... Антон просто убил бы меня взглядом за то, что я оказалась в таком месте». Она представила его холодное, раздраженное лицо, сжатые губы. «Ты опозорила меня, Василиса. Мы не эти люди. Мы не ночуем в таких местах».

На боковом месте в соседнем плацкарте, устроилась молодая мама с младенцем на руках. Ребенок кряхтел и похныкивал сквозь сон, а женщина, казалось, уже существовала в каком-то другом измерении, безучастно глядя в потолок, не обращая внимания ни на храп, ни на музыку, ни на общий гам.

Вася прижалась к стене, стараясь не дышать, но запахи - вареной колбасы, поездной пыли, чего-то еще кислого - все равно проникали внутрь, образуя какую-то новую, чужеродную атмосферу, которой ей приходилось дышать. Она чувствовала, как ее собственная дорогая туалетная вода медленно, но верно сдает позиции перед этим амбре.

«Хорошо, Василиса, - пыталась она взять себя в руки. - Ты приняла решение. Ты не полетела на самолете. Ты здесь. Это твой выбор. Теперь будь добра его принять».

Она пыталась представить свою будущую жизнь во Владивостоке - красивую квартиру, приемы, светские рауты, но эти картинки казались какими-то плоскими, безжизненными, как фотографии в глянцевом журнале.

Ночь превратилась в настоящую пытку. Когда молодой человек снизу наконец отложил телефон, его сменил новый кошмар - храп. Мужчина на противоположной верхней полке издавал звуки, похожие на работу отбойного молотка, а кто-то в другом конце вагона хрипел и захлебывался, будто тонул в собственном сне. Плач ребенка превратился в прерывистое, надрывное всхлипывание. Она слышала, как кто-то громко чавкает во сне, как скрипят полки под весом тел, как кто-то бесконечно ходит в туалет, громко хлопая дверью. Казалось, весь вагон жил своей, непонятной ей жизнью, а она была лишь незваным гостем, нарушившим чужой покой.

Под утро, когда вагон наконец погрузился в относительную тишину, а из окон стал пробиваться первый слабый, размытый свет, Вася, обессиленная морально и физически, провалилась в тяжелый, без сновидений сон, похожий на забытье.

Утро началось с резкого толчка и громкого смеха где-то в конце вагона. Вася открыла глаза, на мгновение не понимая, где находится. За окном вовсю светило солнце, бесконечно мелькали сосны и березы, создавая гипнотический эффект. Она лежала, не двигаясь, пытаясь сообразить, где она, и с ужасом вспоминая детали ночи. Все ее тело ныло, голова была тяжелой, а во рту стоял противный привкус.

«Я все еще здесь, - с тоской подумала она. - И это не сон».

Решив наконец привести себя в порядок, она неловко спустилась вниз и, шатаясь от тряски, направилась к туалету. Идти по вагону было непросто - пол под ногами постоянно дрожал, а ее собственные ноги отказывались слушаться после ночи, проведенной в неестественной позе.

Возвращаясь обратно, она заметила в соседнем плацкарте человека, который читал книгу при дневном свете, падающем из окна. Это был тот самый мужчина, который помог ей затащить чемодан в вагон еще на вокзале. Он сидел на нижней полке, полностью погруженный в чтение, и его спокойствие казалось почти сверхъестественным в этом хаосе. Пока все вокруг либо спали, либо суетились, он казался настоящим оазисом умиротворения.

Когда она проходила мимо, он поднял глаза, и их взгляды встретились. Вася на мгновение застыла. У него был необыкновенно пронзительный взгляд - не острый и колкий, а какой-то... глубокий и понимающий. Казалось, он видит не просто испуганную девушку в помятой футболке, а все ее сомнения, страхи и переживания. Он коротко улыбнулся - легкое движение уголков губ - и снова погрузился в чтение, как будто этот мимолетный контакт был самой естественной вещью на свете.

«- Интересно, он всегда так смотрит? Будто читает твои мысли... И как ему удается сохранять такое спокойствие в этом безумии?»

Глава 4

Их уединение длилось ровно до того момента, пока по вагону не пронесся вихрь в лице проводницы. Женщина лет пятидесяти с лишним, но с такой энергией, что, казалось, она одна могла бы заряжать весь поезд, остановилась у их купе и стояла в позе, выражающей нетерпение. На ней была стандартная форменная одежда проводника, но... Но это была самая нестандартная форма из всех возможных. Темно-синий жакет был безупречно отутюжен и стянут в талии, подчеркивая стройную фигуру. А под ним - ослепительно-белая блуза с невероятным кружевным воротником-жабо и яркой брошью в виде стилизованного паровозика с сапфировыми «окошками». Юбка - строго по уставу, но на ногах - элегантные лаковые туфли на совершенно неслужебном каблуке.

Но главным произведением искусства было ее лицо. Безупречный макияж, который не стыдно было бы показать на модном показе: идеальные стрелки, дымчатые тени с легкой серебристой искоркой, губы - алые, будто только что сорванная вишня. Волосы неестественного медного оттенка были убраны в строгую, но сложную прическу, а на голове красовалась форменная фуражка, сидевшая с таким изяществом, будто это была не служебная необходимость, а модный аксессуар от ведущего дизайнера. Она смотрела на них оценивающим, пронзительным взглядом, и Вася сразу же про себя окрестила ее «плацкартной Сябитовой».

- Ну что, мои хорошие, устроились? - голос у нее был хрипловатым, но с такими залихватскими трелями, что им позавидовал бы иной оперный певец. - Я - Татьяна Михайловна, ваша проводница, мать-командирша и по совместительству хранительница душевного равновесия в этом вагоне. А вы, я смотрю, новенькие. И, если я не ошибаюсь, - она многозначительно перевела взгляд с Васи на Филиппа и обратно, - одинокие новенькие.

Вася почувствовала, как заливается краской. Филипп лишь поднял взгляд от книги, и на его лице промелькнула тень удивления, смешанного с веселым интересом.

- Мы просто соседи, - поспешно сказала Вася.

- Ага, соседи, - Татьяна Михайловна подмигнула так выразительно, что, казалось, в воздухе завис смайлик. - В моем вагоне все сначала соседи. А потом глядь - уже и не соседи. Так, сынок, - она обратилась к Филиппу, - что это ты в книжку уткнулся, как в монастырь собрался? Девушка рядом сидит, а ты в Бродского пялишься. Непорядок.

Филипп, кажется, даже не нашелся, что ответить. Он смотрел на проводницу с таким видом, будто наблюдал за редким видом экзотической птицы, которая вдруг заговорила человеческим языком.

- Ладно, не смущаю, - махнула рукой Татьяна Михайловна, и Вася заметила, что ее маникюр - идеальное лунное покрытие с крошечными стразами. - Чай будете? У меня не простой чай, а с секретом. Особый сбор. Один мой пассажир, профессор какой-то, после него диссертацию за неделю дописал. Другой - с женой помирился, после десяти лет ссоры. А третья девушка... - она снова многозначительно посмотрела на Васю, - встретила свою судьбу где-то под Новосибирском.

- Судьбу в плацкарте? - не удержалась Вася.

- Деточка, судьба не в бизнес-классе летает, она по земле похаживает, - философски изрекла проводница, поправляя свою и без того безупречную фуражку. - И в плацкарте, между прочим, тоже. Ну так что, рискнете?

Филипп, к удивлению Васи, первым нарушил молчание.

- А что входит в этот... особый сбор?

- А это, милок, коммерческая тайна! - Татьяна Михайловна хитро подмигнула, и Вася поклялась бы, что ее подведенные тушью ресницы вспорхнули, как крылья бабочки. - Но для симпатичной парочки я могу сделать исключение. Принесу через пяток минут. А вы пока познакомьтесь получше. Жизнь-то коротка, а дорога - длинная!

И она умчалась дальше по вагону, ее каблуки четко отбивали ритм по полу, а яркая брошь на груди поблескивала в свете вагонных ламп.

Вася невольно рассмеялась.

- Вы представляете, если бы все свахи были такими? Браки заключались бы в три раза быстрее.

- Я почти уверен, что у нее где-то под жакетом припрятана пара обручальных колец на всякий случай, - с совершенно невозмутимым видом заметил Филипп.

Вася снова рассмеялась. Она украдкой разглядывала его. Он и правда был очень симпатичным. Высокий, с темными, чуть вьющимися волосами, которые он время от времени нетерпеливо отбрасывал со лба. Его серые глаза, которые она вчера приняла за просто глубокие, сейчас, при дневном свете, оказались еще и невероятно теплыми. В них было что-то усталое, но доброе. Он был одет в темные спортивные штаны и простую серую футболку, которая подчеркивала его крепкое, спортивное телосложение - не накачанное, как у культуриста, а скорее подтянутое и сильное, как у человека, который не чурается физической активности.

Он часто уходил в себя, его взгляд становился отрешенным, будто он оставался в вагоне только телом, а мыслями был где-то далеко. Но когда он возвращался, в его глазах снова появлялась эта живая, теплая искорка, особенно когда он шутил.

Вернулась Татьяна Михайловна с подносом, на котором стояли два стакана в подстаканниках с дымящимся чаем. Даже поднос она несла с таким изяществом, будто это было серебряное блюдо на королевском приеме.

- Пейте на здоровье! - торжественно провозгласила она. - Рецепт проверен. В прошлом рейсе один писатель допил чай и тут же концовку для романа придумал. Говорит, герои сами поженились, он и рад бы был остановить, да не смог!

Вася осторожно пригубила. Чай был на удивление вкусным - с легкими нотками мяты, имбиря и чего-то еще неуловимого, цветочного.