Любовь? В планах этого нет

Глава 1

Света, секретарь генерального, врывается в мой небольшой кабинет, как ураган. Её глаза навыкате, голос срывается:

- Вероника, к шефу! Немедленно!

Я цепенею, пальцы невольно сжимают планшет, экран которого всё ещё светится чертежами нового проекта. Сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди.

Что за срочность?

Сергей Геннадьевич никогда не вызывает меня так. Обычно это сухое сообщение в мессенджере или звонок с чёткими инструкциями.

Что-то серьёзное. Может, клиент на Кутузовском недоволен? Или поставщики опять подвели с мрамором?

Мысли мечутся, но я заставляю себя встать, поправить юбку и выдохнуть.

Спокойно, Вероника. Ты всегда справляешься. Всегда.

Но по спине пробегает холодок. Не страх, нет. Я не позволяю себе бояться. Это что-то другое, предчувствие, что всё сейчас пойдёт не по плану. А я ненавижу, когда что-то выходит из-под контроля.

Коридор офиса кажется бесконечным, каблуки стучат по паркету, и я стараюсь дышать ровнее, чтобы никто не заметил, как меня трясёт. Дверь кабинета генерального уже близко. Я расправляю плечи, сжимаю планшет сильнее и вхожу.

Сергей Геннадьевич сидит за своим огромным столом, но моё внимание моментально перетягивает другой мужчина. Он сидит развалившись на стуле для посетителей, закинув ногу на ногу, в чёрном костюме и чёрной рубашке, которые кричат о деньгах и власти. В руках у него маленькая фарфоровая чашечка с кофе. Он делает глоток, кривится, будто проглотил уксус, и небрежно бросает:

- Кофе говно.

Я замираю. Голос у него низкий, с хрипотцой, но в нём столько уверенности, что кажется, будто он может одним словом заставить весь офис замолчать.

Сергей Геннадьевич, обычно такой лощёный и самодовольный, вдруг дёргается, поправляя узел галстука. Его пальцы едва заметно дрожат, но я это вижу. И это шокирует. Генеральный директор, который всегда играет в "я тут главный", сейчас выглядит как школьник перед директором.

Кто этот человек?

- Отправь кого-нибудь в нормальную кофейню, - даже не глядя на Сергея, добавляет мужчина.

Это не просьба. Это приказ, и он звучит так, будто его привыкли выполнять без вопросов.

Я стою у двери, всё ещё пытаясь унять дыхание. Планшет в руках кажется единственной точкой стабильности. Внутри меня всё кипит от какого-то странного раздражения. Я не люблю, когда кто-то так легко берёт верх над ситуацией. Но я молчу, проглатывая это чувство.

Контроль, Вероника. Держи себя в руках.

Сергей Геннадьевич наконец замечает меня. Его лицо напряжено, брови сдвинуты, глаза мечутся между мной и мужчиной.

- Вероника, - расправляя плечи, будто хочет казаться крупнее, он встаёт из-за стола, - почему я вынужден тебя ждать?

Его голос дрожит от плохо скрываемого раздражения, но я знаю его слишком хорошо. Это не просто гнев. Он нервничает. Я открываю рот, чтобы ответить, но краем глаза ловлю движение. Мужчина на стуле слегка поворачивает голову, и на его лице мелькает усмешка. Снисходительная, почти насмешливая. Он явно наслаждается этим спектаклем, и это бесит меня ещё больше.

Кто ты такой?

- Я пришла по первому зову, Сергей Геннадьевич, - мой голос звучит ровно, но внутри всё сжимается. - У меня работы невпроворот, вы же знаете.

Я стараюсь говорить спокойно, но в груди разрастается что-то тёмное. Я ненавижу, когда на меня давят. Ненавижу, когда кто-то пытается поставить меня на место, особенно перед чужаками. Но я не могу позволить себе сорваться.

Сергей Геннадьевич багровеет, его глаза сужаются, и я уже жду, что он сейчас взорвётся. Но мужчина на стуле лениво поднимает руку, жестом показывая ему сесть. И, к моему изумлению, он садится. Мгновенно, как будто кто-то дёрнул за невидимую нить. Я моргаю, пытаясь осмыслить это.

Кто этот человек, что даже Сергей Геннадьевич перед ним пасует?

Мужчина поворачивает голову. Его взгляд тяжёлый, почти физически ощутимый, скользит по мне. Снизу вверх, медленно, задерживаясь на ногах, потом на груди, и наконец на лице. Я встречаюсь с его глазами, тёмными, почти чёрными, и чувствую, как мороз пробегает по спине. Этот взгляд не просто оценивает. Будто он видит всё, что я так тщательно скрываю. Мои сомнения и усталость, мой страх быть неидеальной. Я невольно сглатываю, но заставляю себя держать голову прямо.

- Ты чего злая такая? - его голос низкий, с лёгкой насмешкой, но в нём есть что-то ещё. Что-то, от чего хочется отступить назад. - Говяного кофе перепила?

Я замираю. Такого тона я не слышала даже от Сергея Геннадьевича в его худшие дни. Это не просто наглость - это вызов. И я не знаю, как на него ответить, чтобы не потерять лицо. Внутри всё кипит, но я сжимаю зубы. Я не позволю ему вывести меня из равновесия. Никому не позволю.

- Мне на работе некогда кофе пить, - почти выдавливая слова, отвечаю я холодно. - Работать надо.

Он кивает, будто соглашаясь, но в его глазах мелькает что-то опасное. Достаёт из внутреннего кармана пиджака смартфон, металлический, явно из тех, что стоят мою зарплату за полгода. Включает экран и протягивает в мою сторону.

- Твоя работа? - показывая фото, спрашивает он.

Я смотрю на экран. Это пентхаус на Тверской, мой последний проект. Каждая деталь там моя: от текстуры мрамора на кухне до штор, которые я подбирала три дня, чтобы они идеально ловили свет. Я горжусь этой работой. Она безупречна. Я знаю это.

Он всё ещё смотрит на меня, поднося кофейную чашку к губам, держа её за края. Делает глоток, морщится, будто кофе стал ещё хуже, и ставит её на стол.

- Да, - поднимая на него взгляд, отвечаю я. Мой голос звучит уверенно, но внутри я чувствую, как что-то сжимается.

Почему он спрашивает? Что не так?

Внезапно его пальцы сжимают чашку, и она с хрустом лопается. Кофе растекается по столешнице, осколки фарфора разлетаются, как маленькие острые звёзды. Я невольно отступаю назад, сердце пропускает удар. Это не случайность. Это демонстрация.

Глава 2

Его слова висят в воздухе, как приговор.

Что он имеет в виду? Что не так с моей работой? Пентхаус на Тверской был идеален.

Но его взгляд, холодный, расчётливый, как у хищника, говорит, что я вляпалась во что-то серьёзное. И я понятия не имею, во что именно.

Сердце колотится, но я заставляю себя держать спину прямо. Если он думает, что я сейчас начну оправдываться или дрожать, он ошибается. Я не знаю, кто этот Роман Игоревич и почему Сергей Геннадьевич перед ним чуть ли не на коленях, но я не позволю себя сломать. Никому.

- Что именно вас не устроило? - стараюсь, чтобы голос звучал ровно, без дрожи, но внутри всё сжимается. - Проект был выполнен по всем требованиям.

Роман Игоревич чуть наклоняет голову, и на его губах появляется едва заметная улыбка. Но это не добрая улыбка. Это улыбка человека, который знает что-то, чего не знаю я. И это пугает меня больше всего. Его тёмные глаза, почти чёрные, не отрываются от меня, и я чувствую себя так, будто он видит каждую мою мысль, каждую трещину в моей броне.

Он молчит, и это молчание давит сильнее любых слов. Потом медленно встаёт, и я невольно отмечаю, как он двигается, уверенно, плавно. Сергей Геннадьевич, всё ещё багровый, торопливо подаёт ему через стол салфетку. Роман Игоревич берёт её, не глядя, и начинает вытирать кофе с ладони. Его движения медленные, почти ленивые, но в них есть что-то угрожающее.

Я смотрю на него и понимаю, что он выше и массивнее Сергея Геннадьевича. Его широкие плечи и мускулистая фигура кажутся ещё внушительнее, чем когда он сидел. Он надвигается на меня, медленно, но неотвратимо, как танк. Каждый шаг отзывается эхом в моей груди, и я, не осознавая, отступаю назад. Моя спина упирается в холодную деревянную дверь кабинета, и я чувствую, как сердце пропускает удар.

Нет, Вероника. Не смей показывать страх.

Я сглатываю, расправляю плечи и делаю маленький шаг вперёд, навстречу ему.

Я не позволю ему запугать меня.

Он замечает это, и его бровь слегка приподнимается, смесь удивления и чего-то ещё, может, насмешки. Но он не останавливается. Подходит ближе, вплотную, и я чувствую, как воздух между нами сгущается, становится тяжёлым, почти осязаемым.

Его присутствие подавляет. Он выше меня почти на голову, и я вынуждена задрать подбородок, чтобы встретиться с его взглядом. От него пахнет дорогим одеколоном, терпким, с древесными нотами. И этот запах почему-то бьёт по нервам сильнее, чем его слова.

- Вы не могли бы не нависать? - мой голос звучит резче, чем я хотела, но я не отступаю.

Не могу. Не хочу.

Его губы снова изгибаются в той же улыбке. А потом, без предупреждения, он плавно протягивает руки. Его ладони упираются в мои подмышки, и в следующую секунду я чувствую, как мои ноги отрываются от пола. Он приподнимает меня, как будто я ничего не вешу, до уровня своего лица. Его хватка стальная, и я оказываюсь буквально в ловушке его рук.

- Прекратите немедленно! - яростно дёргаясь в его руках, выкрикиваю я. Мои ноги болтаются в воздухе, планшет чуть не выскальзывает из пальцев, но я цепляюсь за него, как за спасательный круг. - Поставьте меня на место!

Я бью его по плечам, пытаюсь вырваться, но это всё равно что стучать по каменной стене. Его лицо остаётся спокойным, почти равнодушным, но в глазах мелькает что-то тёмное, опасное. Он не отпускает, только чуть наклоняет голову вперёд, разглядывая меня, как учёный разглядывает подопытного.

- Спокойно, - говорит он, и его голос звучит так, будто он сдерживает смех. - Ты же не хочешь, чтобы я разозлился по-настоящему?

Моё сердце бьётся так громко, что я уверена, он слышит. Я задыхаюсь от гнева, от унижения, от того, что он так легко взял надо мной верх. И самое страшное, я не знаю, чего он хочет. Не знаю, что не так с моим проектом. Не знаю, почему он здесь и почему Сергей Геннадьевич молчит, как рыба, сидя за своим столом.

- Что вам нужно? - всё ещё пытаясь вырваться, выпаливаю я. Мои щёки горят, но я заставляю себя смотреть ему в глаза. - Если есть проблема с проектом, скажите прямо.

Он медленно опускает меня на пол, но не отпускает полностью. Его руки ложатся на мои плечи, и я чувствую их тяжесть, как напоминание о том, кто здесь главный.

- Проблема, Вероника, - он произносит моё имя так, будто пробует его на вкус, - в том, что ты всё сделала идеально.

Я моргаю, пытаясь понять.

Идеально? Тогда в чём проблема?

Сергей Геннадьевич наконец подаёт голос, но его тон всё ещё дрожит:

- Роман Игоревич, может, обсудим это без… - он запинается, подбирает слова, - без лишних эмоций?

Роман Игоревич даже не смотрит на него. Его взгляд прикован ко мне, и я чувствую, как этот взгляд давит, будто хочет раздавить. Я хочу оттолкнуть его, хочу сказать что-то резкое, но внутри меня растёт ощущение, что я стою на краю пропасти. И этот Роман Игоревич может легко столкнуть меня вниз.

- Назови мне хоть одну причину, - говорит он, наконец опуская меня на пол, но всё ещё не отводя глаз, - почему я не должен прямо сейчас разнести твой идеальный мирок?

Глава 3

Его слова крутятся в голове, мешая думать. Мой разум цепляется за них, пытаясь найти смысл, но всё, что я чувствую, это холодный, липкий страх, который я так ненавижу.

Я не должна бояться. Я никогда не боюсь.

Но этот человек, он что-то делает со мной, и я не могу понять, что именно.

Роман Игоревич смотрит на меня, его тёмные глаза неподвижны, как у хищника, который уже загнал добычу в угол. Он не торопится, и это молчание давит сильнее любых слов. Сергей Геннадьевич за столом ёрзает, его пальцы нервно теребят ручку, но он молчит, как будто боится даже дышать громко. Я сжимаю планшет так сильно, что пальцы ноют, и заставляю себя выровнять дыхание. Я не могу позволить ему увидеть, как меня трясёт. Не могу позволить себе быть слабой.

Спокойно, Вероника. Ты всегда справляешься. Всегда.

Что он имеет в виду? Что не так с моей работой?

Пентхаус на Тверской - моя гордость. Я вложила в него всё: каждую бессонную ночь, каждый час, когда я сидела над чертежами. Это было безупречно. Я знаю это. Я не ошибаюсь. Не могу ошибаться. Потому что ошибки - это слабость, а я не слабая. Я не могу себе этого позволить.

- Назови, - повторяет он, и его голос звучит почти лениво, но с такой силой, что я невольно напрягаюсь ещё сильнее.

Я открываю рот, чтобы ответить, чтобы сказать что-то, что вернёт мне контроль, но он вдруг поднимает руку, останавливая меня.

- Это был твой проект. Верно?

- Да, - стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо, но внутри всё сжимается. - Я уже сказала, что это моя работа.

Мой разум лихорадочно ищет ответы, но я не нахожу ничего, кроме пустоты и этого проклятого предчувствия, что всё рушится. Я всегда контролирую ситуацию. Всегда. Но сейчас я чувствую, как контроль ускользает, как песок сквозь пальцы.

Он кивает, но в его глазах мелькает что-то, что заставляет моё сердце пропустить удар. Это не одобрение. Это что-то другое. Я невольно напрягаюсь, но отступать не собираюсь. Не снова.

- Ты перепутала адрес. Ремонт, который ты сделала, должен был быть в соседнем пентхаусе.

Я замираю. Мои мысли останавливаются, как будто кто-то выдернул шнур из розетки.

Перепутала адрес? Это невозможно. Я проверяла всё. Дважды. Я всегда проверяю. Я не допускаю ошибок. Не таких. Моя карьера, моя репутация, всё построено на том, что я не ошибаюсь. Я не могу себе этого позволить. Если я ошиблась… Нет, это не я. Это не могу быть я.

- Что? - вырывается у меня, и голос звучит тише, чем я хотела. - Это не может быть правдой.

Он наклоняет голову, будто изучает мою реакцию, и его губы снова изгибаются в той самой улыбке, которая меня бесит. Она не добрая, не злая, а какая-то расчётливая. Он знает, что я сейчас чувствую, и это его забавляет.

- Не может? - переспрашивает он, и в его тоне сквозит насмешка. - Тогда объясни, почему мой клиент сейчас сидит в пустой квартире, а твой "идеальный" ремонт красуется в чужом пентхаусе?

Я открываю рот, но слова застревают в горле.

Это не может быть правдой. Я бы знала. Сергей Геннадьевич должен был передать мне точные данные. Я всегда работаю по документам, по чертежам, по адресам. Я не могла ошибиться. Но что, если… Нет, я не могла. Или могла?

Мысли путаются, и я ненавижу себя за это. Я не должна сомневаться. Я всегда уверена в своей работе. Всегда.

Но что, если это правда? Что, если я действительно всё испортила?

Я бросаю взгляд на Сергея Геннадьевича. Он сидит за столом, опустив глаза, и его пальцы нервно теребят ручку. Он молчит.

Почему он молчит? Если это ошибка, то чья? Его? Моя?

Я чувствую, как внутри меня нарастает паника, но я давлю её, сжимаю зубы и поворачиваюсь обратно к Роману Игоревичу.

- Это ошибка в документах, - стараясь, чтобы голос звучал уверенно, говорю я, но внутри меня всё дрожит. - Я работала по тем данным, которые мне передали.

- Ошибка? - он приподнимает бровь, и его голос становится ещё ниже, угрожающим. - Ошибка, это когда кофе проливаешь. А тут ты облажалась на миллионы.

Миллионы.

Слово бьёт, как молот. Я чувствую, как кровь отливает от лица. Это не просто ошибка. Это катастрофа. Моя карьера, всё, что я строила годами, всё, ради чего я отказывалась от личной жизни, от отдыха, от всего, что могло отвлечь меня от цели. Обеспечить хорошую жизнь совсем не молодеющим родителям. Всё это теперь под угрозой.

Я не могу этого допустить. Но его взгляд, этот тяжёлый, немигающий взгляд, будто выворачивает меня наизнанку. Я чувствую себя так, будто стою голая посреди кабинета, и он видит всё, каждый мой страх, каждую слабость.

Я не могу быть слабой. Не могу. Я всегда была первой. Всегда.

- Тот пентхаус, где ты сделала ремонт, теперь нужно переделать, - продолжает он, и его голос становится ещё холоднее. - Полностью. За две недели.

Я моргаю, пытаясь осмыслить.

Переделать? Весь ремонт? Это недели работы, десятки людей, материалы, согласования. Это невозможно.

Мой разум кричит, что это безумие, что никто не может требовать такого. Но он требует. И я вижу, что он не шутит.

- За две недели? - вырывается у меня, и я не могу скрыть шок. - Это физически невозможно!

Он делает ещё один шаг ко мне, и я снова чувствую, как воздух между нами сгущается. Он выше, массивнее, и его присутствие давит. Я невольно хочу отступить, но за моей спиной дверь, и бежать некуда.

- А знаешь, что ещё? - его голос теперь почти шёпот, но от этого он звучит ещё опаснее. - Во втором пентхаусе, где ремонт должен был быть изначально. Ты повторишь свой "идеальный" ремонт. Как сделала в первом. И на это у тебя неделя.

Я задыхаюсь.

Два ремонта. Два пентхауса. Две недели. Это не просто невозможно - это безумие.

Глава 4

Я стою, прижавшись спиной к двери, и чувствую, как сердце колотится так, будто хочет пробить рёбра.

Два ремонта. Два пентхауса. Две недели.

Слова Романа Игоревича звучат в голове, как набат, и я не могу поверить, что это происходит со мной. Я всегда всё контролирую, не допускаю ошибок. И теперь стою здесь, в этом кабинете, и чувствую, как земля уходит из-под ног.

- Это невозможно, - повторяю я, и мой голос звучит тише, чем мне хотелось бы. Я ненавижу эту слабость в своём тоне, но не могу её скрыть. - Никто не сделает два таких проекта за такое время. Даже я.

Роман Игоревич смотрит на меня, и его глаза, тёмные, как ночь, не выражают ни капли сочувствия. Он чуть наклоняет голову, будто я для него интересный экспонат в музее. Его губы снова изгибаются в той самой улыбке, от которой хочется то ли ударить его, то ли убежать.

- Даже ты? - переспрашивает он, и в его голосе сквозит насмешка. - А я думал, ты у нас звезда. Лучшая. Безупречная.

Я сжимаю зубы так сильно, что челюсть начинает ныть. Он играет со мной. Он знает, что я не могу отказаться, и это его забавляет. Мой взгляд невольно скользит к Сергею Геннадьевичу, который всё ещё сидит за столом, нервно сжимает ручку. Его лицо бледное, глаза бегают, но он молчит.

Почему он молчит? Почему не вмешивается? Это ведь его компания, в конце концов, он генеральный директор!

- Сергей Геннадьевич, - стараясь контролировать голос, я обращаюсь к нему, - Я работала по вашим данным.

- Вероника, - он перебивает меня, и его голос звучит так, будто он пытается удержать контроль, но я вижу, как его пальцы дрожат. - Ты должна была перепроверить. Это твоя ответственность.

Я замираю.

Моя ответственность? Он серьёзно? Я всегда проверяю. Всегда. Но адрес…

Я вдруг вспоминаю, как Света, его секретарь, в спешке передала мне папку с документами. Как я открыла её, как пробежалась глазами по чертежам, по адресу, как всё совпадало с тем, что было в моём планшете.

Или не совпадало?

Мысли путаются, и я ненавижу себя за это.

Я не могла ошибиться. Не могла.

Но что, если всё-таки могла?

Роман Игоревич делает шаг назад, давая мне пространство, но это не приносит облегчения. Его присутствие всё равно не даёт свободно дышать, как духота перед грозой. Он достаёт из кармана пиджака платок, чёрный конечно, под стать его костюму, и начинает вытирать пальцы, будто кофе всё ещё липнет к коже.

- Я не слышу ответа, - говорит он, и его голос звучит почти лениво, но я чувствую, как он давит. - Причина. Одна. Почему я не должен разнести твой мирок? И не вышвырнуть на улицу с "волчьим билетом"?

Я открываю рот, чтобы ответить, но слова не идут.

Что я могу сказать? Что я не ошибалась? Что это не моя вина? Глупые оправдания. Недостойные меня.

Этот его тяжёлый, немигающий взгляд, говорит мне, что он уже всё решил. Что я уже проиграла.

- Потому что я исправлю это, - наконец выдавливаю я, и мой голос звучит твёрже, чем я ожидала. - Я сделаю оба ремонта. Как надо.

Я не знаю, откуда беру эти слова. Это безумие. Два пентхауса за две недели. Это не просто сложно. Это невозможно. Но я не могу позволить ему думать, что я слабая.

И главное, не могу позволить себе думать, что я слабая.

Роман Игоревич приподнимает бровь, и на его лице мелькает что-то, похожее на удивление. Но тут же исчезает, сменяясь той же насмешливой улыбкой.

- Исправишь? - переспрашивает он. - Интересно. И как ты собираешься это сделать?

Я сглатываю, пытаясь собрать мысли в кучу. Мой разум лихорадочно работает, перебирая варианты.

Я могу позвонить подрядчикам, уговорить их работать в три смены. Могу отменить все выходные, забыть про сон, про еду, про всё. Я справлюсь. Я всегда справляюсь.

Но внутри меня что-то кричит, что это не просто ошибка. Что-то в этой ситуации не сходится.

Почему Сергей Геннадьевич так нервничает? Почему он молчит? И кто, чёрт возьми, этот Роман Игоревич, что даже генеральный директор перед ним пасует?

- Я найду способ, - глядя ему прямо в глаза, говорю я. - Дайте мне шанс.

Он молчит, разглядывая меня, и я чувствую, как его взгляд снова проникает в душу. Он буквально видит всё: мои сомнения, мою панику, мою злость. И это бесит меня ещё больше. Я не хочу, чтобы он видел меня такой. Почему-то после произошедшего, для меня это важно.

- Шанс? - наконец говорит он, и его голос звучит так, будто он пробует это слово на вкус. - Шанс. Я дам тебе шанс. Но с условием.

Я напрягаюсь.

Условие? Что ещё он придумал?

- Ты будешь работать под моим личным контролем, - продолжает он. Его взгляд становится оценивающим, снова скользит по мне сверху вниз. - Каждый шаг. Каждый чертёж. Каждый гвоздь. Я буду знать всё.

Я моргаю, пытаясь осмыслить.

Под его контролем? Это что, он собирается стоять у меня над душой? Следить за каждым моим движением?

Это не просто унижение. Это контроль. А я ненавижу, когда кто-то пытается мной управлять.

- Это необязательно, - начинаю я, но он поднимает руку, останавливая меня.

- Это не обсуждается, - его голос становится резче, напоминает, кто тут решает. - Или ты делаешь, как я сказал, или можешь попрощаться со своей карьерой. И не только ты.

Я чувствую, как кровь отливает от лица.

Не только я? Что он имеет в виду? Сергея Геннадьевича? Компанию? Или что-то ещё?

Дорогие друзья!

Всю первую неделю, главы будут выходить ежедневно.

Не забывайте подписываться на авторов, тогде Вы не пропустите интересные новинки.

Кроме того, никто не запрещает Вам оставлять комментарии под книгой.

Обратная связь очень важна для нас.

Глава 5

Я бросаю взгляд на Сергея Геннадьевича, но он по-прежнему молчит, уставившись в стол. Его пальцы перестали теребить ручку, но я вижу, как напряжены его плечи. Он боится. И это пугает меня ещё больше.

- Хорошо, - наконец говорю я, и мой голос звучит глухо, мгновенно охрипнув. - Я согласна.

Роман Игоревич кивает. Он явно не ожидал другого ответа. Поворачивает голову к Сергею Геннадьевичу, который тут же вскакивает, как будто его подбросило со стула.

- Организуй всё, - бросает Роман Игоревич, и его тон не допускает возражений. - К вечеру я хочу видеть план. У тебя на это день, - говорит он, и смотрит на меня.

Я замираю.

К восьми часам вечера? Сегодня? Это безумие. Даже ночь - это было бы слишком мало, но день?

Я чувствую, как паника поднимается в груди, но я давлю её, сжимаю зубы и киваю.

Его взгляд задерживается на мне дольше, чем нужно. Не просто оценивающий, а проникающий, как будто он что-то представляет у себя в голове. Его глаза скользят по моим губам, потом ниже, к шее, к вырезу блузки, и в них мелькает что-то первобытное. Я чувствую, как по коже пробегает жар, и это не только от гнева. Я невольно сглатываю, пытаясь отвести взгляд, но не могу. Злюсь потому что чувствую отклик в себе, лёгкий трепет внизу живота, который я сразу давлю.

Нет. Я не могу позволить этому случиться.

Он идёт к двери, и я невольно отступаю в сторону, чтобы его не задеть. Его шаги уверенные, тяжёлые, и я чувствую, как дышать становится легче после того, как дверь за ним закрывается.

Но облегчение не приходит. Вместо него в груди разрастается что-то тёмное, тяжёлое, как будто я только что подписала договор с дьяволом.

Сергей Геннадьевич наконец садится в своё кресло и поднимает глаза, и я вижу в них смесь облегчения и страха.

- Что происходит? - мой голос дрожит от злости. - Кто это был?

- Это не твоё дело, - говорит он резко. - Делай, что тебе сказали.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он резко бьёт ладонью по столешнице.

- Иди, Вероника. Иди и начинай работать. У нас сейчас нет времени выяснять, кто виноват.

Я стою, глядя на него, и чувствую, как внутри меня всё кипит. Хочу потребовать ответы, но знаю, что их не получу. Не сейчас. Я разворачиваюсь и иду к двери, сжимая планшет так сильно, что пальцы белеют.

Но в голове крутится только один вопрос.

Кто такой Роман Игоревич?

Когда выхожу в коридор, слышу, как за моей спиной Сергей Геннадьевич тяжело выдыхает. И в этот момент я понимаю, что это только начало. Что-то подсказывает мне, что Роман Игоревич не просто клиент. И что эта ошибка, если она действительно была, - не случайность.

Роман.

Выхожу из кабинета. Чувствую лёгкое напряжение. Оно сидит внутри, как заноза, глубоко врезавшаяся под кожу.

Шагаю к лифту, и мои шаги отдаются гулким эхом. Слышу, как за спиной тихо пристраиваются двое телохранителей. Они всегда появляются незаметно, как тени. Я не оборачиваюсь. Они знают своё место, и мне не нужно их видеть, чтобы быть уверенным в их готовности.

Пока жду лифт, мысли заняты одним.

Вероника.

Её имя звучит в голове, как низкий аккорд, который не отпускает.

Я не ожидал, что она будет такой. Эти серо-зелёные глаза, холодные, но с искрой, которая выдаёт внутренний огонь. Когда я приподнял её, почувствовал под руками её тело, упругое, тёплое. С едва уловимым ароматом её духов, цветочным, почти незаметным. Но именно этим привлекающим.

Это ударило в голову. Не просто желание, а что-то первобытное, вызов, который я не могу не принять. Она не сломалась, не заплакала, не стала умолять. Она стояла на своём, и это цепляет. Женщины ко мне липнут ради денег, либо дрожат от одного взгляда.

Но она смотрит так, будто готова бросить мне в лицо перчатку вызова на дуэль.

А её губы, когда она злилась, чуть приоткрытые, полные, с лёгким блеском.

Ловлю себя на мысли, как бы они смотрелись, обхватывая мой член, медленно, с той же дерзостью в её глазах. Сознательно сдерживаемая до этого эрекция, мгновенно наполняет его кровью.

Чёрт, Рома, соберись. Это не игра. Это бизнес. Ошибка на миллионы, а не повод для эротических фантазий.

Но образ не уходит, её губы, её дыхание, сбившееся, когда я был слишком близко. Я представляю, как прижимаю её к себе, как она сопротивляется, с тем же огнём в глазах, который говорит, что она не сдастся просто так.

Это будит во мне азарт. Я - хищник. А она - добыча, которая спасает свою жизнь. И это заводит ещё сильнее.

Двери лифта открываются с тихим звоном колокольчика, и я захожу внутрь. Телохранители следуют за мной, один становится чуть впереди, другой позади, их шаги почти бесшумны. Я не смотрю на них, они знают своё дело.

Лифт спускается, и я ловлю своё отражение в зеркальной стене. Короткая борода, карие глаза с тяжёлым взглядом. Я знаю, как выгляжу. Знаю, как действую на людей. Но с ней всё иначе. Она не просто не боится - она бросает мне вызов. И это не даёт мне покоя.

Чёрт, я не ищу отношений. Любовь - это не моё поле. Это слабость, отвлечение внимания. Я не позволяю себе отвлекаться от бизнеса.

Но она. Хочу узнать, что скрывается за этим холодным взглядом и стальной осанкой. Я хочу увидеть, как она теряет контроль, как её глаза темнеют от желания, как её голос срывается, когда она произносит моё имя.

Я всегда добиваюсь чего хочу. И с ней всё будет по моим правилам.

Лифт останавливается, двери открываются. Я выхожу в холл, и мои люди следуют за мной. На улице уже ждёт мой чёрный Майбах ДжиЛС, с тонированными стёклами, припаркованный у входа. Водитель, Олег, открывает заднюю дверь, не говоря ни слова.

Я сажусь на заднее сиденье, кожа сидений холодит даже через ткань костюма. Олег закрывает дверь, обходит и садится за руль. Один телохранитель садится на переднее сиденье, другой уходит к чёрному внедорожнику охраны, который припаркован чуть дальше. Машина плавно трогается, второй внедорожник следует за нами, держа дистанцию.

Глава 6

Вероника.

Я сижу за своим столом в маленьком кабинете, экран планшета расплывается перед глазами, словно покрытый туманом. Слова Романа Игоревича всё ещё звенят в ушах:

"К вечеру я хочу видеть план. У тебя на это день".

Не сутки, не ночь для подготовки, а жалкий день, чтобы составить график работы по двум пентхаусам, которые нужно перевернуть с ног на голову за две недели.

Пальцы сами тянутся к телефону, чтобы набрать подрядчиков, но я останавливаюсь. Сначала нужно понять, что именно произошло. Это не просто ошибка - это катастрофа, и я не позволю себе работать вслепую.

Я открываю почту на планшете и лихорадочно ищу переписку по проекту на Тверской. Вот оно: письмо от Светы, секретаря Сергея Геннадьевича, датированное 12 сентября. Тема: "Адрес и доступ". Я кликаю, и текст высвечивается на экране. "Вероника, адрес: Тверская, 12, пентхаус 2. Ключи у консьержа. Срочность максимальная". Я моргаю, перечитывая строку. Пентхаус 2. А я делала пентхаус 1. Сердце сжимается от внезапного озарения.

Быстро открываю следующий файл, договор с клиентом. Подпись чёткая. Тверская, 12, Пентхаус 1. Дата: 10 сентября.

То есть Света прислала неправильный адрес спустя два дня после подписания договора. Я встаю резко, ноги подкашиваются от адреналина. Это не моя ошибка. Это их промах. Сергей Геннадьевич или его секретарь - кто-то перепутал, и теперь вся вина валится на меня.

Внутри кипит злость, смешанная с облегчением.

Я не сошла с ума, я не допустила такой глупости. Но если я сейчас пойду к Сергею Геннадьевичу с доказательствами, он скажет, что я должна была перепроверить всё сама. А Роман Игоревич… он даже не станет разбираться в деталях. Он уже решил, что я виновата, и его взгляд говорил об этом красноречивее слов.

Я набираю номер прораба. Он отвечает после второго гудка, голос как всегда тихий.

- Вероника? - бормочет он.

- Артём, слушай внимательно, - стараюсь говорить ровно, хотя внутри всё бурлит. - Два пентхауса. Один - полный демонтаж и новый ремонт за две недели. Второй - точная копия первого, но за неделю.

Пауза на том конце линии.

- Ты шутишь? - в голосе Артёма недоверие.

- Нет. Всё очень серьёзно.

- Люди?

- Все, кого сможешь вытащить. Три смены. Заказ срочный, премию я выбью. Костьми лягу, но выбью, - говорю уверенно, чтобы не возникло сомнений.

- Я попробую. Но материалы… - начинает Артём.

- Я сама.

Вешаю трубку, не давая ему возразить, и открываю калькулятор на планшете. Считаю быстро: мрамор, паркет, сантехника премиум-класса, светильники, текстиль. Цифры выходят за пределы бюджета, но я не останавливаюсь. Звоню поставщикам один за другим. Голоса в трубке становятся всё более нервными: "Вероника, это невозможно", "Сроки нереальные", "Материалы не подвезут так быстро".

"Я знаю, - отвечаю я каждому. - Нужно".

Я уговариваю, обещаю доплаты, давлю на старые связи. К обеду я уже хриплю от бесконечных разговоров, в голове гудит, в глазах рябит от цифр и чертежей. Я не ела, не пила, не выходила из кабинета даже в туалет. Света заглядывает ближе к полудню, ставит на стол кофе и бутерброд с сыром.

- Сергей Геннадьевич просил передать. В 19:30 у него, - шепчет она и исчезает.

Кофе остывает нетронутым, бутерброд лежит рядом, как напоминание о нормальной жизни, которой у меня сейчас нет.

В 19:25 я собираю папки, планшет, распечатанные чертежи и графики. Руки дрожат от усталости и нервов. Иду по коридору, и каждый шаг отдаётся в висках пульсирующей болью. Дверь кабинета Сергея Геннадьевича приоткрыта, изнутри доносится приглушённый голос. Я стучу и вхожу, стараясь держаться прямо, несмотря на то, что ноги еле слушаются.

Он сидит не один. Роман Игоревич стоит у окна, спиной ко мне, силуэт чётко обрисован заходящим солнцем, которое заливает комнату оранжевым светом. Его широкие плечи кажутся ещё массивнее в этом освещении, и я невольно задерживаю дыхание. Он поворачивается медленно, и его взгляд тот же, тяжёлый, пронизывающий насквозь, как рентген. Но теперь в нём что-то новое мелькает. Не просто угроза или насмешка, а интерес, почти хищный, который заставляет кожу гореть. Мой пульс ускоряется, и я ненавижу себя за это. За то, что одно его присутствие снова выбивает из колеи.

- План? - спрашивает Роман Игоревич, не здороваясь, голос низкий и уверенный. Я кладу папку на стол перед Сергеем Геннадьевичем.

- Вот.

Сергей Геннадьевич берёт её, листает страницы, и его брови ползут вверх от удивления.

- Ты серьёзно? Три смены? Ночные работы? Это же сумасшествие! Нас жильцы с полицией выведут! - восклицает он.

- Да, - не отводя глаз, отвечаю я коротко.

Роман Игоревич подходит ближе. Даже не смотрит на чертежи. Он смотрит только на меня, и воздух между нами снова сгущается, становится тяжёлым от невысказанного.

- Уверена, что справишься? - спрашивает он, и в его тоне нет сомнения, только вызов.

Я встречаюсь с ним взглядом и чувствую, как внутри всё сжимается от напряжения.

- Я не уверена, - честно говорю я, но голос звучит твёрдо. - Но я сделаю.

Он кивает медленно, взвешивая мои слова, и в его глазах мелькает одобрение.

Или это мне кажется?

И тут он делает шаг вперёд, так близко, что я чувствую тепло его тела, его запах, терпкий, с древесными нотами, который бьёт по нервам.

- Но если ты облажаешься, - его голос становится тише, почти шёпот, предназначенный только для меня, - я не буду разбираться, чья вина. Всем головы с плеч.

Его дыхание касается моей кожи, и я невольно замираю, не отступая ни на миллиметр. Внутри злость на него, на ситуацию, на себя. И что-то ещё, запретное, что заставляет сердце стучать чаще.

- Я не облажаюсь, - глядя ему прямо в глаза, выдавливаю я. И это звучит как клятва.

Он смотрит. Слишком долго. Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах, и я чувствую, как щёки теплеют.