Люди, дружившие со смертью

Встреча на кладбище

Он сидел на ограде, воткнув свой эсток в землю. Руки его были сложены на рукояти меча. На них он положил подбородок.
Перед ним была братская могила. Под камнем лежало триста мужчин. Единые в жизни – единые в смерти. Женщины, которые остановили их, лежали недалеко, но каждая в своей могиле - некоторые получили место авансом.
Я узнал его, еще не видя его лица. Узнал, хотя мы с ним никогда не встречались - это было неважно. Ведь когда-то я был им.
Я понял: сын все же пришел к отцу. На могилу.
На муниципальном кладбище в Тебро сидел...
-    Ади Реннер!
Он ударил мгновенно, даже не глядя - просто распрямился на звук, и в меня полетела земля, захваченная лезвием.
Я ушел кувырком, в движении освобождая саблю. Следующий удар я сбил стоя на коленях, затем поднялся и ударил сам.
Мы кружили меж могил - я попытался навязать ему ближний бой, но он держал расстояние. Он дрался спокойно и с легкостью необычной для такого оружия. Реннер фехтовал одной рукой, лишь в ударе добавляя вторую. Причем совершенно невозможно было предсказать, в какой руке окажется меч после очередного удара.
Я пытался творить бой, но все мои попытки разбивались о его железный прагматизм. Его дыхание оставалось ровным, хотя дрались мы довольно долго. Особых ошибок никто не делал - он раскрошил гипсовый шар на ограде, я срезал ветку над его головой. Я не пытался вывести его из себя разговором - такие бойцы, как правило, были молчаливыми. И я очень удивился, когда он вдруг не закончил атаку и заговорил:
-    Может, не будем пугать ребенка?
Какой ребенок? – не понял я, но шагнул назад и вправо.
И тогда я увидел ее: меж двух могил стояла девчушка, лет восьми, в простой рубахе, волосами цвета спелой пшеницы и васильковыми глазами. Она смотрела на нас удивленно, но совсем без испуга. Я сделал еще полушаг назад и кивнул:
-    Согласен.
Реннер положил меч на плечо, я тоже убрал саблю. Потом Ади наклонился и сорвал с могилы цветок, такой же голубой, как и глаза девчушки:
-    Держи, - сказал он, протягивая ей цветок. - Это тебе.
И мы пошли аллеями кладбища, плечо к плечу, как друзья, которые давно знают друг друга. В определенном смысле оно так и было.

-
В тот год своей резиденцией я выбрал постоялый двор, достаточно большой, чтобы вместить всю мою свиту. Дела предпочитал обсуждать в харчевне напротив. Харчевня, равно как и постоялый двор, обслуживала только моих людей. Впрочем, в гости к нам никто и не набивался. За мной там всегда был стол.
Когда мы переступили порог, разговоры почти сразу затихли - Ади узнали многие. В ином бы месте его появление вызвало бы переполох, если не панику. Здесь же живая пружина напряглась - и на мгновение мне самому стало страшно. Но я сделал знак - все нормально, продолжаем отдыхать...
Пока слуги накрывали на стол, я ломал голову, что мне сказать. Я не понимал, зачем сажал его за свой стол - мы легко могли бы разойтись на первом перекрестке. Право слово - нашел себе товарища...
-    Где ты пропадал?.. - наконец спросил я.
-    Раны зализывал...
Ну да, мог бы и не спрашивать. Мне было бы интересно узнать, кто его приютил, но вместо этого он рассказал о той переправе. Как, оказалось, попало в него семь стрел, но серьезными ранениями было только два - в плечо и чуть выше пояса. Затем одна стрела вошла в руку, дальше он пригнулся к гриве лошади, и еще четыре достало его по касательной - довольно кроваво, но, в общем, не смертельно. Он свалился с седла в реку - к его счастью, течение было быстрым и к тому времени, как он сбросил тяжелую куртку, его сильно оттащило вниз по теченью.
-    Ну что, за встречу? - спросил я, разливая самогон.
-    За нее...
Он выпил, смахнул стакан с губ и со стуком, поставив его на стол, накрыл рукой. Его рука дрожала. С миски Ади подцепил вареник и бросил его в рот, прожевал и выплюнул косточки.
-    Что мне не нравится в варениках с вишнями, так это косточки, - попытался пошутить я.
Он кивнул и пододвинул миску поближе. Ади не столько пил, сколько закусывал - было видно, что он просто голоден. Я позвал слугу и попросил добавки - Ади кивнул в знак благодарности. Где бы он не скрывался, что-то выгнало его в путь, и я сомневался, что это была его первая дорога - просто он проделывал ее в одиночестве не попадаясь никому на глаза, обходя города и деревни...
Из дальнего угла донеслось:
-    Знаешь, почему кобылы легче берут барьер, чем жеребцы? Им ничего не мешает...
Кавалерийский юмор - ответом был кавалерийский же хохот, более похожий на лошадиное ржание.
-    Твои люди, - сказал Ади, даже не спрашивая а утверждая и немного осуждая.
-    Что делать... Они хорошие бойцы. - Я разозлился на себя, что оправдываюсь. Но я сделал им пару знаков ручным кодом, они молча поднялись и вышли.
Я пристально смотрел на него, пытаясь убедить себя, что мы с ним разные - но это было не так. Он был моих лет, моя одежда, пожалуй, была бы ему в пору. Даже если считать правдой треть от слухов, получалось, что он убил за сотню людей. Я попытался прикинуть, сколько раз приходилось убивать мне - но сбился со счета. Значит где-то рядом...
-    Ты так и не сказал, что заставило тебя воскреснуть.
-    Веришь ли - был бы рад остаться мертвым, но кто-то вечно претендует на мое место в мавзолее...
Он осмотрелся вокруг и бросил:
-    Меня не любят в этом городе...
В этой стране, в этом мире, - добавил я мысленно. Но вслух сказал:
-    Не волнуйся, сегодня ты мой гость.
-    А что будет завтра.
-    Завтра будет завтра....
Но когда наступает завтра - оно умирает, перерождается. Оно перестает быть «завтра».

-
А на следующий день было жуткое похмелье.
Маленькие стекла, через которые проникал свет в комнату, запотели и, казалось, что на улице стоит жуткий туман. Перегаром разило так, что было противно, хотя за ночь я вроде бы должен был к нему привыкнуть.
Хотелось пить - на подоконнике стоял кувшин с букетом. Я выбросил цветы в угол и попытался сделать глоток, но вода была теплой и вонючей, и я выплюнул ее обратно в кувшин. Обернувшись, я увидел, что Ади проснулся. Перед тем, как ложиться спать, он развернул свою кровать прямо к двери, так что теперь никто не мог войти, не потревожив его. Теперь он сидел, оценивающие глядя на меня:
-    Как дела? - спросил он.
-    Да никак. Голова как колокол - пустая и гудит…
-    Тогда зачем надо было так напиваться?
-    Ума не приложу, - совершенно честно признался я. - А что вчера было?
Со стыдом подумал, что больше пил все-таки я. Ади не выглядел ни больным, ни уставшим.
-    Мы с тобой разговаривали. Ты предложил мне патент обер-лейтенанта и звал к себе.
Я похолодел - меньше всего мне хотелось иметь такого подчиненного. С таким же успехом я мог нанять ураган или лесной пожар.
-    Но ты отказал, - предположил я.
-    Верно. У меня уже есть такой патент, вдобавок, я сейчас при деле...
-    Я спрашивал при каком?
-    Спрашивал...
Он замолчал, из чего я решил, что рассказывать он это не станет, равно, как вряд ли говорил на эту тему вчера вечером.
Я подошел к окну и стер пелену - за окном было пасмурно, тучи висели низко, и мне не удавалось определить, что за время дня на улице – день, утро или вечер.
-    Кстати, как думаешь, сейчас утро?
В стекле я увидел, что изображение Ади кивнуло:
-    Причем довольно ранее...
-    Я тебя разбудил?
Он кивнул еще раз.
-    Прости...
-    Ничего страшного... Сегодня столько надо сделать.
-    Начнем с завтрака?
-    Согласен...
Когда я натягивал сапоги, Ади будто между прочим бросил...
-    Мы ведь с тобой заключили контракт...
Мне стало плохо - виной ли тому было обострение похмельной болезни или же слова Реннера. Я подумал, что проще его убить сейчас, даже не вникая в суть вчерашнего разговора. Но я вгляделся в его отражение в оконном стекле. Он был расслаблен и не ожидал от меня удара. Это меня остановило.
-    Контракт? - Переспросил я. - И что вменяется в мою часть.
-    Конь под седло и триста серебром.
-    А не многовато ли - триста?..
Я сразу же прикусил язык. Все-таки деньги испортили меня, - пронеслось в мозгу, - но разве свою душевное здоровье оцениваю дешевле? Пусть берет и проваливает - видеть его больше не хочу... Но все оказалось гораздо сложней.
-    Нужны мне твои деньги. Я в долг беру... Через неделю отдам.
Несмотря на то, что Реннером, равно как, до меня доходили слухи, и мной пугали детей, одного никто у него не смог отнять - слово он держал. Я стал вспоминать нынешние расценки на наемников и их работу, пытаясь понять, на какую работу я его нанял. Ничего в голову не шло.
Реннер сказал сам.
Его слова ударили в меня будто молот. Сердце забилось быстро и мощно, грозя сокрушить ребра.
-    ... а взамен я отведу тебя к могиле твоего отца...
 

Завтра наступает...

-
Разговор мы продолжили этажом ниже, в обеденном зале гостиницы. Когда спустились по лестнице, стол уже был накрыт. Меж тарелок стоял кувшин со скисшим молоком и порезанный ржаной хлеб. Со стыдом я понял, что мое вчерашнее состояние не осталось незамеченным среди присутствующих. С другой стороны, они уже достаточно хорошо знали мои привычки и на следующий день после возлияний никогда не выставляли ни пива, ни самогона, ни квашеной капусты - лучше всего мое здоровье поправлял кисляк под ржаной хлебушек. И действительно - с первым глотком мысли в голове забегали быстрей - я знаком подозвал фельдфебеля.
-    Бандера Хайдера прибыла? - спросил я, намазывая масло на хлеб.
Таден ожидался вечером или в первой половине ночи. Я предполагал, что он может остановиться где-то по дороге на ночь, и тогда его надо было ожидать сегодня к полудню. Но я ошибся.
-    Прибыли около полуночи... Вызвать его?
Я кивнул, но тут же передумал:
-    Если вдруг он не отдыхает, пусть зайдет. Но будить не надо...
Фельдфебель удалился.
-    Ты напоминаешь мне моего отца... - бросил Ади. – Этакая либеральная диктатура.
-    Я – не твой отец. Я вряд ли когда смогу драться с женщинами... Но говорят, ты никогда его не видел?
-    Но много слышал... - он замолчал, ковыряясь в каше.
Я выдержал паузу в несколько прожеванных ложек и спросил:
-    Итак?..
Ади поднял на меня глаза и внимательно посмотрел:
-    Не понял. Что «Итак?»…
-    Я о нашем контракте. Где похоронен мой отец?
-    В могиле! И не в братской, а как надлежит человеку - в гробу и в своей. И за ней ухаживают. Ухаживают, а не сбросили кости в яму и не привалили плитой песчаника!..
Мне стало стыдно - не сколько за себя, сколько за то, что я тоже человек, как и те, кто хоронил Ферда Ше Реннера.
-    Прости...
-    Прости ты, - Ади успокоился так же резко, как и начал нервничать, и перешел на шепот, - если я дам тебе денег... Потом... ты поставишь на их могиле нормальный обелиск?..
Я на несколько мгновений закрыл глаза и кивнул.
-    Спасибо...
Мне подумалось, что вопрос надо поставить иначе.
-    Когда мы пустимся в путь?
-    Я - сегодня вечером, ты - когда пожелаешь. Мы - через неделю или полторы.
-    Значит, мы расстанемся?
-    Конечно. У меня есть дела… Когда я их закончу, я отправлюсь За Горы…
-    Отец умер там?
Ади поднес ко рту чашку и пока делал глоток, кивнул.
-    Мы с тобой отправимся от крепости Хастен. Там умирает человек, и я спешу к нему. На пути сюда у меня пал конь и я немного опаздываю… То, что я встретил тебя – это настоящее счастье…
Насколько я помнил карты, до Хастена не было и пяти дней пути. И я спросил:
-    Тогда почему бы нам не отправиться прямо сейчас и прямо туда.
-    У меня есть и свои дела…
-    Странно: ты спешишь к умирающему человеку, но теряешь два дня неизвестно на что?
-    Мне надо отправить сообщение, что гонец прошел самую сложную часть пути. И с запасным вариантом можно повременить. Но местное отделение банка не имеет нужного оборудования, посему мне придется сделать крюк… 
Возможно, оно так и было. Банкиры для связи пользовали магические аппараты. Их каналы связи покупали многие, удовольствие было не из дешевых, но иногда оно себя оправдывало.
Ади поморщился и добавил:
-    К тому же у меня есть и личные дела…
-    А их нельзя было сделать потом или, там, на обратном пути.
-    Я спешу их закончить, пока я один.
Я думал, что он опасался моего общества. Но потом оказалось, что как раз на меня ему было плевать.
Ади ел быстро. К тому времени, как я подошел к середине первого, он уже допил молоко.
Он поднялся из-за стола.
-    Коня я выберу сам, чуть позже… Как насчет оговоренной серебра?..
-    Прямо сейчас?
-    А чего медлить? Мне надо кое-чего купить в дорогу.
Я кивнул и подозвал дежурного. Такой суммы у меня с собой не было и пришлось писать требование к казначею. Я написал пару слов и сумму, но расписываться не стал. Это было лишним - за всю свою жизнь я не сделал две одинаковых подписи. А казначей меня легко угадывал и по прочерку
Сперва хотел объяснить, к кому и куда подойти, но махнул рукой и дал Ади провожатого.
-    Может, дать тебе моего человека в помощь в городе. Чтобы тебя никто не трогал?
Он отрицательно покачал головой:
-    Меня и так никто не тронет… Поверь мне – сегодня ни одна мамка не выпустит на улицу свое дитя. Ади в городе!!!
-
После ухода Ади, я недолго оставался одни. Когда он ушел, служанка убрала за ним приборы, смахнула крошки со стола и мило мне улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, но, вероятно, получилось у меня это не весьма, потому что девушка тут же задумалась и упорхнула.
После вчерашнего еда просто не лезла в меня. Я буквально запихивал каждую ложку, но все же занятие это не бросал. Особых дел сегодня не предвиделось, и я мог себе позволить немного побездельничать.
По крыльцу загрохотали подбитые железом сапоги. Я узнал по звуку – идет Хайдер. И действительно, дверь с грохотом отворилась, и, постояв чуть на пороге, в зал вошел Таден. Он осмотрелся, и, увидев меня, подошел к столу.
Таден подошел зевая, и как мне показалось - зевая притворно. В глазах его сна не было, он был как всегда беспричинно весел, причесан, мундир сидел без единой складки. Хайдер щегольски козырнул, развернув стул кругом, уселся на него, сложив руки на спинку...
-    Говорят, ты вчера ужинал со смертью...
-    Сарказм неуместен...
-    А, понял, хуже, чем ужин со смертью может быть только завтрак с ней же... К слову... – он повернулся к кухне и проорал. - Меня кто-нибудь кормить здесь собирается!? Обед господину лейтенанту!
-    Слушай... - продолжил он шепотом, оборачиваясь ко мне. - А почему ты его не прирезал?..
-    Потому что он не прирезал меня...
-    Не скажу, что логично, но тоже ответ… - согласился Таден
Принесли обед, Хайдер кивнул и принялся за еду.
-    Скажи мне, Таден, одну вещь...
Он оторвался от еды и посмотрел мне в глаза:
-    Да?
-    Я хороший командир?
Таден задумался, но ненадолго:
-    Я рад, что я служу с тобой...
-    Я вчера был пьян...
-    Что с того? А я напьюсь сегодня. Компанию не составишь?
Я покачал головой. Хайдер засмеялся:
-    Значит, ты не спился...
За окном побиралась старушка. Она стояла на тихой улочке с мисочкой. На свое место она выходила рано утром и уходила, только когда начинало смеркаться.
Нищенствовала она, скорей, по зову души – одета она была вполне пристойно, да и той мелочи, что ей подавали, явно не хватило бы на жизнь. Место было нелюдное – буквально за углом бы ей подавали бойчей, но она стояла именно здесь.
Когда я шел по этому проулку, я будто невзначай переходил на другую сторону, чтобы не слышать ее стенаний.
Я никогда не подавал милостыню, ибо она унижала как дающего, так и принимающего, тем более что старушка в ней вряд ли нуждалась. Но совесть, несмотря на это, продолжала мучить.
Я показал на нее Хайдеру.
-    Видел?
На мгновение он оторвался от трапезы посмотрел, куда я указывал и кивнул. Он не мог ее не видеть - порой он проходил мимо нее пару раз на день.
-    Если бы на этой дороге можно было бы за кем-то шпионить, я бы подумал, что именно это она и делает.
Хайдер повернулся еще раз, поморщился и покачал головой:
-    Не думаю… - и опять вернулся к еде.
-    Ну почему же… Представь, ночью она возвращается в свой дом, зажигает лампу, сбрасывает эти тряпки и предстает прекрасной дамой, которая садится за шифры…
-    Когда состаришься, будешь книги писать… Но сразу предупреждаю – такое я уже где-то читал… Просто старушка живет одна, ей скучно и она выбирается на людей поглазеть. А побирается, чтобы совместить приятное с полезным…
-    Неприятное с бесполезным… - по привычке отозвался я.
Хайдер отложил ложку и потянулся к чашке…
-    А ч-ч-ч-ерт, все холодное! Распустил ты их тут! Эй, слуга!
Я улыбнулся – Хайдер всегда пил только кипяток, но пока он ел, настой успевал остыть. Даже просто теплое питье его раздражало.
-    Не кипятись… Придержи-ка чашку…
Я бросил заклинание – вода забурлила, на поверхности выступила пена.
Таден отхлебнул:
-    Горячая, зараза…
-    А ты думал… - улыбнулся я.
Он пил мелкими глотками, затягивая с жидкостью изрядно воздуха. Звук получался свистящий, многих он раздражал, но только не меня.
Для Хайдера это было вроде ритуала – даже вместо жестяной солдатской кружки он возил маленькую фарфоровую чашку. Таден берег ее, в дорогу оборачивая полотенцем.
Он пил, сжимая ее меж ладонями, грея руки и вдыхая аромат. Наверное, это было для него вроде домашнего уюта, вместо семьи и жены…
…Я все-таки нашел его - хотя мне это стоило изрядно времени, денег и нервов. Признаться, я думал, что его нет в списках живых - в мясорубке вроде моей среди нижних чинов отбор был пожестче.
Но он выжил. К нашей встрече Хайдер успел примерить мундир лейтенанта и поучаствовать в одном восстании да в двух кампаниях.
Не то чтобы мы знали друг друга давно, но при нашем стиле жизни друзья просто не успевали состариться. Мы познакомились в беде, а это сближает быстрей и прочней.
Если быть совершенно точным, то искал я многих – список был в пятнадцать человек. Искать оптом оказалось дешевле. Но нашелся только Хайдер – была, знаете ли, война…
На момент встречи он был без дела, если не считать делом выздоровление после очередного ранения. Поэтому на мое предложение о работе он согласился легко.
Обычным делом было, когда желающий выслужиться командир, брал наихудшую часть и выводил ее в лучшие. Я дал Тадену не самый плохой взвод – хотя плохих взводов у меня просто не было. Салаг в моем заведении не было изначально – я не хотел превращать войну в богадельню
Почти сразу же от него начали просить перевода, хотя никого из своих солдат я бы слабаками не назвал.
Таден был беспощаден – и в первую очередь к себе.
И действительно – со временем он превратил свой взвод в гвардию. Возможно, это было сепаратизмом, но я смотрел на подобное сквозь пальцы. Номинальным командиром все равно оставался я.
-    Таден, - наконец сказал я. - Через пару дней я сдам тебе командование.
-    Не понял?
-    Мне надо кой-куда съездить…
-    Куда? Меня ты не берешь? Может подобрать тебе охрану.
-    Не надо. Я еду к смерти и поведет меня смерть…
-    Реннер?..
Я кивнул.

Цирюльня

Не скажу, что день был заполнен событиями. Не имелось бы ни одного дела, которое бы нельзя было бы или отложить или перепоручить.
Вероятно, в иной бы день я так и сделал, но ввиду вчерашнего я пытался доказать себе и в первую очередь другим, что могу нормально работать.
Потом я все же нашел себе иное занятие – коль скоро мне предстояло пуститься в путь, я решил сменить обличье. Магия здесь была ни при чем – в обиходе у меня было два лица, и право-слово, я не знал какое из них истинное.
В тот момент я носил усы. Борода у меня росла клинышком, что меня расстраивало – она мне совершенно не шла. Но бриться было лень, и обычно я ходил с недельной щетиной. Прическа тоже была довольно запущенной. Несмотря на кочевой образ жизни, я часто мыл голову, поэтому мог позволить себе длинные волосы. Говорят, они мне шли, к тому же я привык к подобному. Вдобавок благодаря такой внешности, я казался немного старше своих лет. В интересах дела я скрывал свой истинный возраст. Увидев во главе стола переговоров не старика, ведущие переговоры чисто рефлекторно пытались меня надуть.
Однако в дороге мне больше подходило бы иное обличье. Сперва я спустился к владельцу постоялого двора и попросил его распорядиться нагреть воду, а потом пошел к цирюльнику.
К цирюльнику я шел второй раз в жизни. В детстве меня довольно прилично стригла гувернантка. Но затем я попал в военное училище, где нас всех тут же обрили. Казалось, необходимости в этом не было. Изначально из нас собирались ковать элиту армии – офицерство. Но это была такая традиция – одинаково обрить всех, выдать форму хоть и разных размеров, но одинаковую в пошиве, определить на похожие места в типовых казармах, выдать оружие ужасное в своей заурядности. Будто нам хотели сказать – нам плевать, какими по счету вы были в начальной школе, нам все равно кто ваши родители. Отныне и вовек вы должны все доказывать сами – право на расстегнутую верхнюю пуговицу, на рукава, закатанные выше локтя, на хорошую саблю, на пару лишних нашивок. В следующий раз нас обрили уже с помощью какой-то адской машинки, которая не столько брила, сколько выдергивала волосы. После нее оставалась не лысина, а короткий ежик.
В кампаниях мы мало обращали на прическу, было не до того – просто отрезали начинающую мешать пядь волос или же стригли друг друга сами. Оттого наши головы оставались подстрижены почти одинаково – будто шляпки опят.
Но со временем положение начало обязывать. И, однажды Таден привел меня в цирюльню, что стояла напротив магистратуры Тебро. Мотивировал он это тем, что прошло время, когда нам можно было выглядеть теми, кем мы были на самом деле – голодранцами, бездомными, наемниками.
В день, когда мне встретился Реннер, я тоже решил сходить туда.
Ей владел седенький старичок. Стриг он хорошо, но и драл соответственно. Оттого у него никогда не было очереди, что мне нравилось еще больше. Ждать я не любил, а деньги что? Были деньги, сплыли деньги…
Когда дверь закрылась за мной, он тут же появился из другой комнаты.
- Подстричься можно? – спросил я вместо приветствия.
- Отчего же нельзя? Раздевайтесь, садитесь.
Я сбросил на вешалку куртку, потом подумал немного и отстегнул саблю. Когда я сел в кресло, он накинул на меня покрывало. Подтянул его мне на шее, затянул ремни на талии, и я оказался будто спеленатый. Чисто инстинктивно мышцы напряглись, чтоб освободится.
- Расслабьтесь, молодой человек… Вы слишком напряжены. Я ведь так и порезать вас могу… Как будем стричься?
В прическах я не разбирался совершенно, поэтому решил смухлевать:
- На ваш вкус. Челку сильно не подрезайте, а так покороче…
Я смотрел в зеркало, как порхают ножницы над моей головой, и краем глаза следил за тем, что твориться за моей спиной. Когда он закончил стрижку, то спросил:
- Бриться?
Я кивнул. Старик достал помазок, сбил пену, намазал шею и подбородок.
- Усы тоже сбривайте… - добавил я.
Он кивнул и добавил еще немного пены мне на лицо. И тут холодная сталь прикоснулась к моему горлу. Я перестал дышать – а вдруг старик куплен кем-то и я сейчас умру. Но лезвие скользнуло к подбородку, снимая полосу пены. Он работал быстро и уверенно – не только не взрезал мне глотку, но даже не оцарапал меня. Постепенно в зеркале проявилось лицо, которое мне было знакомо, но которое я давно не видел.
- Минутку, юноша, - подтвердил мою метаморфозу цирюльник: я за полотенцами…
Он пропал в соседней комнате. Почти сразу звякнул колокольчик над входной дверью. Я посмотрел в зеркало – в цирюльню входил Реннер.
- Знаешь, - сказал он. - Реши я тебя убить, лучше момента я не придумал бы.
- Ты не поверишь, но я только что об этом думал…
Вернулся цирюльник. Он улыбнулся Ади – толи не узнал, то ли сделал вид, что не узнал:
- Вам тоже подстричься?
- Рекомендую…- встрял я
- Нет, спасибо… - ответил Ади, тихонько смеясь. Я тоже улыбнулся.
Цирюльник быстро закончил свое дело, я расплатился, и мы пошли на постоялый двор. Дорога была недалекой, но шла через центр города – люди расступались перед нами. Я подумал, что сегодня к моей дурной славе прибавится еще одна строчка. Я привязался к этому городу – не зажимал подать, даже жертвовал какую-то мелочь. Последнее время подумывал основать кадетскую школу, разумеется, вскладчину с кем-то. Но все равно -, в городе меня не праздновали. И здесь я был чужим. Впрочем, я и не навязывался.
Рядом со мной Ади пробыл недолго – ему не терпелось пуститься в путь. Он повторил место встречи и потребовал коня.
Перед тем двинуться, Ади все тщательно проверил - подковы, затяжку ремней. Я с Таденом стояли молча чуть в стороне. Лишь сидя в седле, Ади прервал молчание:
- Знаешь, я понял, кого мы вчера встретили...
Я не сразу понял, о чем он. Ади пришлось пояснять:
- Ну, подумай сам, что делать ребенку на кладбище. Та девочка - это смерть...
- Смерть?
- Смерть - а кто еще. Ты думал, что она курносая бабулька с косой? Она пришла за одним из нас, а мы ее не узнали. Потому что слишком долго замещали ее и даже забыли о ней. Но странно - не приди она, кто-то из нас достал бы другого. Она спасла нас. Мы с тобой - люди, которые дружны со смертью.
Я не ответил, он же ответа и не ждал. Ади ударил по бокам коня и поскакал. Я смотрел ему вслед и подумал, что с такой скоростью тот долго не выдержит. Надо было дать ему кобылу – они не такие быстрые, но гораздо выносливей...
Таден подошел со спины:
- Еще приказы будут?
- Нет…
Я осмотрелся по сторонам. Вечерело.
- А, впрочем, да… Приготовь факела на крышу…

В путь...

Но ни я, ни он не пошли в кровать. Я вернулся в свой кабинет, а Хайдер спустился в обеденный зал – очевидно, погода для него была нелетная. Я вспомнил историю про вампира, который боялся высоты и тихонько засмеялся.
Я шел и думал…
Когда мы были молоды – настолько молоды, что даже не удосуживались пересчитывать прожитые годы, то думали, что пренепременно восславимся. Станем сильными и могущественными – иной расклад для нас казался просто невозможным. Что мир будет принадлежать нам, что мы будем владеть замками и умами людей.
Но случилось иначе.
Случилось не вдруг. Жизнь начала нас поколачивать. Мы стали обрастать шишками, у нас появились места, где нам лучше не показываться.
И вот в один прекрасный момент – когда ты носишься по миру, и тебя сравнивают с верным признаком беды и чумы – кометой. Когда раздаешь налево и направо приказы – обнажить оружие, освободить помещение. Тогда... Тогда ткань времени и пространства просто рвется под твоими ногами.
Но что-то случается в этой круговерти, полет сбивается, и когда находишь время посидеть у тихой реки, ты понимаешь одну вещь. Этот мир действительно стал принадлежать тебе и таким как ты – тем, кто не оступился, не упал. А если и упал – нашел силы подняться и идти дальше…
И когда тебе кажется, что все идет по кругу – пусть тебя это не обманывает. Линия замкнется в кольцо, кольцо превратиться в колесо. И покатится по жизни – только поспевай за ним.
-
Спать я ложился поздно. Давным-давно к моим болезням добавилась бессонница – совершенно невероятная роскошь для солдата. И прежде, чем лечь в постель, я нагуливал сон. Что-то читал, что-то писал, жег свечи и лучину, пил вино и пиво.
Так было и в Тебро – я сидел за полночь, пока в обеденном зале этажом ниже не затихал последний шум. Иногда я брал стаканчик с вином и подходил к окну. За ним была ночь, и люди в домах напротив спали. Только в одном окне горел свет ночника. Вроде бы неяркий, но спать при таком мне было бы неуютно. Он горел, когда я ложился спать, горел, когда я просыпался ночью. Может, он горел и днем, но в ярком дневном свете его не было заметно.
Что-то было в этом свете плохое. Почему-то казалось, что там кто-то умирает, над кроватью склоняется сиделка, а воздух затхлый и на тумбочке в беспорядке свалены лекарства...
Я ненавидел свое воображение за такие мысли. В прошлом году я квартировал в каком-то городишке. Тогда тоже светилось окно - но все было совсем по-другому. Там родился ребенок и свет горел постоянно, но то был другой свет – полная иллюминация, оркестр света... Я видел замученную, но счастливую мать и вроде даже слышал жизнеутверждающий рев ребенка.
Я смотрел на них, пил вино в одиночку, поднимал за них молчаливые тосты…
Здесь же…
Иногда меня подмывало спуститься вниз, пересечь ночь, постучаться в дверь и произнести лишь одно слово: Почему? Но думалось – а какое право я имею вторгаться в чужое горе – тогда и я стану ответственным за него.
Я бы никогда не стал рассказывать слепцу, что вижу вокруг – зачем лишний раз напоминать тому, что у него не больше глаз, зачем рушить ту картину мира, которую он сложил в своем мозгу.
И мне оставалось одно – бежать от этого окна, из этого города. Я набросил куртку и спустился по лестнице. Дежурный, опрокинув стул, вскочил смирно. На его щеке было красное пятно – верно, он дремал и только грохот моих сапог разбудил его. Иногда я устраивал разносы за такое, но в тот день просто отмахнулся.
Выбежал на улицу, пересек площадь. Дверь, коридор, еще одна дверь… Человек под одеялом… Я перевернул его лицом к себе:
- Таден, просыпайся…
Он по очереди открыл глаза:
- Чего тебе?
- Ты пьян?
- Если не очень – тогда что?..
- Как быстро твоя бандера будет готова выступить?
Он прищурил глаз:
- Через четверть часа…
Я кивнул в ответ: 
- Значит, через полчаса на площади…
-
Бегство – всегда бегство.
Без разницы, как оно именуется и как выглядит.
Я бежал от сумрачного света впереди кавалерийской сотни. Никто из следующих за мной, не знал, что именно выгнало нас ночью в дорогу.
Не в их правилах было обсуждать приказы – разве что мысленно, оставляя мне свободу действий.
Я врал, что у меня срочные дела, не удосужившись объяснить, почему они не терпят отлагательства до утра.
Впрочем, был нарушен сон был не только этой сотни – мое отбытие всколыхнуло наш мирок – я перебудил почти всех, раздавая один за другим приказы.
Загорелись даже огоньки в домах мещан. Разбуженные нашими сборами, они вставали с теплых постелей, подходили к окнам. И в этих блуждающих озерцах света терялось и тот огонек, от которого бежал я.
Но сборы были недолгими. Над постоялым двором все еще трепетал флаг бригады, но мой личный штандарт был спущен и упакован.
- Ничего не забыл? – спросил Хайдер, ставя ногу в стремя.
- Что-то забыл… - ответил я, но что именно – тоже не припомню. И, стало быть – обойдусь…
Бандера начала втягиваться из города в ночь, и разбуженный Тебро постепенно возвращался ко сну. Может, где-то пурпурным светом продолжало гореть одно окно, но мне не было до этого никакого дела.
Ни малейшего.

-
Было ранее утро. По земле полз туман. Он был густым, но совсем низким и доходил лошадям разве что до колен. Долго мы ехали молча. Люди, вырванные из сна, находились в этакой полудреме. Мне попадались солдаты, которые умели спать сидя в седле и с открытыми глазами. Но я всегда избегал их, рассовывая по крысиным углам – их умение наводило на меня жуть, да и просто опасно было их ставить в караул.
Я не торопил людей – времени было предостаточно, даже по самым скромным прикидкам у нас было еще дня три запаса.
- Так куда мы едем? – наконец спросил Хайдер, пытаясь разговором заглушить зевок.
- Ты слышал о крепости Хастен?
Он кивнул:
- Что-то слышал… Принадлежит какому-то безумцу, но контракт я бы на нее брать не стал…
-    А я и не брал. Там я встречусь с Реннером.
Хайдера это, совершенно не удивило:
- Все один к одному. Крепость безумца, у которой назначает встречу этот сумасшедший. Еще немного, и я поверю, что весь мир погряз во всеобщем заговоре.
- Слушай, а вот нас с тобой можно назвать нормальными?
Хайдер совершенно честно надолго задумался, потом пожал плечами и ответил:
- Не знаю насчет ненормальности, но точно не такие как все… Стало быть не нормальные.
- Стало быть, мы тоже часть заговора?
- Не гони коней… Ты вообще улавливаешь разницу между «ненормальный» и «не нормальный»?
- Улавливаю. Но звучит одинаково…
- Ну ладно, может, объяснишь, что происходит?
Я подумал – а надо ли ему объяснять что-то. Обычно, когда я кому-то что-то говорил, то я нуждался в его мнении, совете. Здесь же все было решено. Поэтому достаточно было сообщить ему самое общее. Я сказал:
- Мне надо исчезнуть из этого мира на некоторое время.
- Где тебя искать, если что?
- Я сам вас найду.... Хозяйство я оставляю на тебя. Контракт вроде бы нетрудный, управитесь и без меня...
- Если он нетрудный, почему его нам предложили?
Контракт с виду действительно был несложным - охранная служба в приморском районе. Треть нам заплатили сразу, еще треть обещали по прибытию, остальное мы должны были собрать налогами. Контракт был на год, и работодатель говорил о возможности продления вплоть до присвоения мне титула маркграфа. Но я был склонен отвергнуть предложение - по деньгам мы получали только три четверти нашей таксы. Но работа была более-менее постоянной, и мне хотелось дать отдых своим людям. Легкой жизни или курорта не предвиделось - пираты, карантинная служба, или попросту борьба с бандами. Но это все же это была не война, бои на переднем крае, а иногда и в отрыве от него...
В этом был и мой личный умысел – в последнее время мир стал сильно меняться. И я думал, что наблюдать за изменениями лучше всего будет со стороны.
-
В те года на землях, которыми мы путешествовали, установилось шаткое равновесие. Королевства рухнули, рассыпавшись на удельные княжества. Чисто номинально короли продолжали править, но реальной властью владели князья, маркизы, графы, сами решая в чью казну платить налог. И платить ли вовсе. От короны к короне перебегали целые провинции. Суверенов свергали, устанавливали вместо них диктатуры, республики, затем избирали монарха, звали кого-то за тридевять земель.
Постоянно кто-то на кого-то выступал, был в состоянии войны, но, собственно, сражений было мало. Все ограничивалось маршами, стояниями, и не сильно кровавыми стычками.
Крестьяне вздохнули спокойней. Последнее веяние военной мысли гласило, что крестьян надлежит оставить там, где они смогут приносить максимальную пользу – то бишь у сохи. Холопа надо было напрячь на предмет добавочного продукта, продукт сей продать, а на деньги нанять профессиональных военных.
Кондотьеры вели войну профессионально – им были чужды лозунги вроде того, что отступать некуда и надо драться до последнего. Их волновало только две вещи – чтобы было с кого получить причитающуюся сумму, ну и, соответственно, чтобы эту сумму было кому взять. Засим, они могли отойти, перегруппироваться, ударить во фланг или вовсе просочиться в тыл. Одним словом, навязать противнику тот тип войны, который ему наиболее неудобен. «Мы выиграли войну – говорили они заказчику, и какая вам разница какими средствами».
Впрочем, особая кровавость была не в их стиле. Дезертирство в их рядах было минимальным, и если личных счетов с бежавшим не было, то его и не искали – одним подельщиком меньше, скатертью дорога…
Не так давно под Эйном состоялась драка двух кондотьерских бригад, в которой общие потери составили пять раненых и один пленный. С пленным получилась вовсе смешная история – в бой он шел подшофе, свалился с коня, и так как был закован в броню, самостоятельно подняться не смог. Делать было нечего, и он заснул. Разбудил его победивший противник. Его похмелили, а поскольку ранее был дан приказ пленных не брать, почти тут же вытолкали взашей… 
Потом я пересекался с капитаном одной бригады, которая дралась под Эйном. «Дралась», конечно, громко сказано, впрочем, судите сами:
-    А что ты хочешь, - сказал он мне за кружкой пива. В пивной было так шумно, что можно было считать, что наша беседа была приватной. – Они вышли на перехват. Пересеклись, значит… Пересчитались… Мы согласились, что нам ничего не светит. Заказчик хотел драку – он ее получил. Мы два часа выколачивали пыль друг с друга…
Но история с Эйном на этом не закончилась.
Поняв, что город никто защищать не собирается, муниципалитет решил встретить победителей цветами. Вреда от этого не предвиделось, да траты были небольшими.
Горожане вышли на улицы, прокричали заученные фразы.
Наемники въехали без особого шума и шика. К цветам остались равнодушны, по сторонам смотрели настороженно, иногда проверяя, как выходит из ножен оружие. Лошади давили цветы подковами…
Граждане недоуменно разбрелись по домам.
Все приготовились к грабежам, но их не последовало. Мало того – кондотьеры выставили свои патрули и начали рубить конечности приблудным мародерам.
Многие этого не поняли и даже обозлились – если сами не воруете, отчего мешать другим?
По углам поползли слухи, на заборах появились подметные письма: победителей переименовали в оккупантов. Воровать не перестали, но теперь это было проникнуто освободительным духом. И последний лавочник, который обсчитал кондотьера, мнил себя национальным героем.
Но привычный ход событий дал сбой. Город никто не собирался освобождать. Мало того: кондотьерам не выплатили остаток суммы за кампанию. В препирательствах и взаимных обвинениях прошло несколько месяцев. Потом спор затих на обоюдных проклятиях и клятвами больше не связываться друг с другом. Соответственно город и провинция все это время находилась под пятой наемников.
Конечно, подобное имущество отягощало бригаду: из имущества движимого, недвижимого и движимого с трудом, кондотьеры предпочитали легко переносимое. А тут целая провинция.
Наемники попытались перепродать ее какой-то из сопредельных стран, но те были истощены недавней войной, и, хотя заинтересовались предметом, пытались цену сбить, норовили купить в кредит.
Повздыхав немного, кондотьеры начали управлять провинцией самостоятельно. И странное дело – у них это получилось.
Во-первых, в провинции свои представительства открыли почти все банкиры. С кондотьерами они были знакомы накоротке, ведали многие их секреты, посему налоговые ставки для банкиров являлись чисто символическими. За счет этого, банкирам удалось поднять проценты по вкладам. Беречь деньги в Эйнских банках стало выгодно и совершенно безопасно – кондотьеры уважали тайну вкладов. Особенно своих.
Во-вторых, к ним потянулись люди. Преследуемые во многих княжествах за ересь, за кровавые деяния, просто авантюристы пересекали границу.
Пограничные заставы отсекали преследования, города провинции сулили коней под седло, оружие, новые документы новые дороги. При условии, если была монета. При отсутствии оной, ее предлагалось заработать на месте.
А вновь прибывшие, надо отметить, были забияками, убийцами, но уж точно заурядными личностями их назвать было нельзя.
Кондотьеры построили порт. Труд был адский, и денег в него ушло немерено. Но у провинции не было естественной гавани. Пришлось строить ее самостоятельно: с чистого листа, позже испещренного инженерными построениями. Инженерам фортификаторам нашлось занятие: строить волноломы, рыть каналы и копать фарватеры. Но затея себя оправдала - очень скоро по товарообороту он вышел на первое место среди окрестных графств.
Рядом же постоянно работало несколько верфей. Каждый мог купить корабль, тут же навербовать команду, поднять паруса и под каким угодно флагом отчалить в закат.
Затем был открыт кадетский корпус и несколько школ. Учебные заведения были светскими, скорей техническими и что самое важное – совершенно бесплатными и общедоступными. Отставные кондотьеры и механики за кошт казны вколачивали розгами в подростков основы того, чему сами научились в бою. Выпускники, конечно, выходили еще желторотыми, но уже не ходячим мясом.
Кто-то из них приставал к бригадам, но некоторые оставались при школах, вступали в цеха. А цеха, надо сказать, разрослись. Требовались оружие, амуниция. Сюда шли поставки металла, руды, везли шкуры, по рекам сплавляли строевой лес, границы пересекали табуны лошадей.
Сейчас до кондотьерской провинции было недалече – миль двадцать если по прямой, сразу за речкой. Вспомнилось это отчего: Реннер ушел раньше меня, стало быть, ему надо было куда-то завернуть. По срокам вполне подходил Эйн – как раз дорога туда, дорога обратно, может быть, полдня на месте. Если пришпорить коня, то поболее.
Но зачем? Давным-давно, я слышал, Ади приставал к наемникам. Но очень ненадолго, и эти ганзы были совсем небольшие – редко до дюжины головорезов. Компании вместе с ним собирались отменные, но недолговечные, поскольку каждый мнил себя звездой и пытался солировать. Они проводили какие-то разовые операции – вроде выкрасть какую-то одиозную персону из-за семи замков, привести в исполнение заочный смертный приговор. Но в регулярных кондотьерских бригадах Ади Реннер не состоял. Это я знал совершенно точно – такого наемника утаить было нельзя…
- Таден…
- Да?
- Кто у нас скоро будет в Эйне?…
- Вообще-то я собирался на обратной дороге заскочить…
У Хайдера там было знакомств даже больше чем у меня. Меня и его знали одинаково, но если мое имя было известной торговой маркой поставщика смерти, то Таден имел связи еще со времен своего кадетского прошлого.
- Таден, вероятно наш общий друг сейчас там… Шила в мешке не утаишь… Просто прислушайся, с кем он там имел контакты. Может пригодиться…
 

Тролль и мост

- Господин капитан, а не хотите молока?
Я обернулся. Пока я думал, то не заметил, как нас догнал фельдфебель Аделанд.
В начале своей карьеры наемника я подобрал его в чистом поле на пепелище какого-то трактира. Тогда я подумал, что человек, выживший без оружия в мясорубке, нам сгодится. И оказался прав.
Получилось так – была одна война, про которую слово «братоубийственная» - самое то. Вырезали даже монастыри.
В одной драке, когда бой превратился в резню, трое спрятались в выгребной яме по уши в дерьме. Четвертому предложили сделать то же самое, но он не захотел пачкаться даже под угрозой смерти. Аделанд укрылся на крыше, и его, конечно же, нашли. Равно как и тех, кто спрятался в сортире - трюк был не бог весть какой. История закончилась просто, но неожиданно: троих казнили, но его отпустили. С Аделанда лишь испросили клятву не брать оружие до конца этой войны или же еще год - на случай, если война затянется дольше.
Соблюдение такой клятвы по тем временам было чуть не равносильно смертному приговору. Но ему опять повезло. Возможно, потому что он клятву сдержал. Поскольку в клятве не было ни одного слова про магию, он выучил несколько приемов, настолько же простых, насколько и действенных.
Кроме того, монастырское образование давало о себе знать – на первой же стоянке он помог разобраться мне с моими бухгалтерскими записями. Он совсем не походил на хрычей-бухгалтеров, виденных мною раньше. Те обычно начинали беседу со мной с того, какая сложная и важная наука – бухгалтерия.
Этот же, выкушав пинту пива, и размахивая второй пинтой в левой руке, правой черкал у меня в записях:
-    Это сюда… А эта цифра откуда? Аха… Вот она… Так, это тебе не надо, это вообще выбросим… Здесь можно подсократить… Вот и все!
Утром я убедился в его расчетах и под впечатление тут же назначил ему жалование фельдфебеля с соответствующим чином. Выдал Аделанду форму и саблю в ножнах. Носить он был ее обязан, но вынимать – это его личное дело. Конечно, фехтовальщиком он оказался неважным, да и командир из него был так себе. Впрочем, меньше всего в людях я ценил уменье ходить строем, и Аделанд оказался командиром без подчиненных. Если не считать подчиненными ряды цифр. Понимая двусмысленность своего положения, он держался меня или Хайдера.
И в этот поход он собрался с нами, хотя я его не звал. Но и прогонять не стал – кроме всего прочего, он отлично знал богословие, и поговорить с ним иногда было сущим удовольствием.
У него тоже было изрядно знакомых, но если мои и Хайдера друзья были в своем роде братьями по оружию, работниками длинного ножа, то товарищи Аделанда были, как правило, штатскими… В незнакомом городе ему было достаточно пойти на базар, чтоб узнать все новости и слухи, которые иногда были точней и ценней, нежели разведка, доносы платных шпионов. И что самое странное, для этого ему даже не приходилось снимать униформу. Не считали его солдатом что ли?..
Он умудрялся находить друзей даже в чистом поле.
Вот и тогда, в пути он поинтересовался, не угодно ли мне сделать остановку и попить молока.
Я никуда не спешил, и даже был бы рад задержке, поэтому молока мне было очень даже угодно…
-
С большака мы сошли по почти незаметному съезду на грунтовую дорогу. Обогнули край леса, долго ехали вдоль реки, затем пересекли ее по узкому деревянному мостику.
Сразу за ней начинались частные владения – с моста нельзя было съехать иначе как через ворота. Впрочем, те выглядели чистой условностью – они никем не охранялись и человеку доставали едва до пояса.
Хайдер, едва заехав на мост, пустил коня бегом и перепрыгнул ворота. Затем осадил коня – тот повернулся и зашатался. Мне уже подумалось, что он упадет, но тот сделал пару шагов в сторону как на вольтижировке.
Я хотел выбранить Хайдера за ребячество, но удержался. Пока все закончилось хорошо. Мне оставалось ждать другого случая.
Таден спрыгнул на землю и открыл ворота. Сотня втянулась в частные владения. На мгновение я оглянулся, и подумал, что Таден расплатился за свою игру – он стоял на земле, глотая пыль от проезжающих коней. Когда проехали все, он закрыл ворота и стал замыкающим.
Вдоль всей дороги шли заборчики, поля были разбиты на лоскутки поменьше. Изгороди и ворота тут были еще хуже – жердь, привязанная чуть выше человеческого колена. Конечно, человека остановить она не могла, да и вряд ли для того предназначалась - здесь пасли коров. Догадываюсь, что где-то были и бычьи загоны, но их ограждали получше. Первое стадо мы заметили миль за семь по переезду моста. Оно паслось довольно далеко, и мы не стали к нему сворачивать. А затем мы подъехали к центральной усадьбе.
Нас встречали.
Причем встречали с оружием в руках.
На широком и невысоком крыльце стояли семь человек. Каждый держал на перилах крыльца взведенный и заряженный самострел. Сабли были еще в ножнах, но в наличии имелись…
Гостей они не ждали. Мало того: гостей они не любили, ничего хорошего от них не предвидели.
Невольно я почувствовал к ним уважения – в драке моя бандера их перемолола бы, даже не заметив препятствия. Семь человек для сотни головорезов были все равно, что коровьи заборы для человека. Но хозяев это не смущало: они были готовы драться за право умереть со своим мнением.
Обстановка была не из приятных. Мне и раньше приходилось ездить под прицелом арбалетчиков, трагедии из этого не делал, но было противно – самострел был оружием подлым и напоминал игру в орлянку. Точность у таких игрушек грешила, срабатывали они от толчка или даже без оного, и что самое противное для кавалериста – хорошая сабля не могла противостоять корявому обрубку прута.
Было бы нас хотя бы с четверть сотни, мельчайшей несуразности хватило бы, чтоб нас обстреляли, убили и зарыли на каком-то пастбище. Но перевес был у нас, что делало хозяев осмотрительными.
Я тоже не лез в бой – вообще всегда избегал драк, особенно тех, за которые не платили.
Пока я подбирал слова, из-за моей спины вышел фельдфебель. Он закрывал ворота, и поэтому задержался.
- Привет, хозяин, - бросил он, - узнаешь своего батрака? Мы тут с друзьями решили заехать на огонек.
Тут мне стало понятно все тут – и меня это разозлило. Мой фельдфебель когда-то гнул спину на этой ферме, и теперь просто решил немного припугнуть хозяина, показать, к какой силе он принадлежит. Конечно, о сведении счетов тут не шло и речи – ему вполне хватало того беспокойства, которое наверняка было на ферме, когда нас заметили.
Теперь фельдфебель улыбался от уха, до уха, но я подумал, что отныне он первый кандидат, чтобы сорвать на нем злость.
Я сделал знак своим: спокойно, говорить буду я…
И заговорил:
- Мы не бредим войной, и пришли сюда не за победой. Накормите нас, мы расплатимся и уйдем…
Я кивнул Тадену, он отстегнул и бросил хозяину кошель с деньгами. Тот поймал его на лету, но его слуги среагировали на движенье, и семь стальных стержней указали на моего начальника штаба. Но никто не выстрелил – и то хорошо…
-
Как давно было известно, ничто так не повышает веру в человека, как аванс. Самострелы были спрятаны, но отстегнуть сабли они забыли. Или сделали вид, что забыли. Случись заварушка, в нашей компании, они бы не успели и за рукояти схватиться, как все закончилось. Но я не стал их разочаровывать.
Трапезничали мы во дворе за домом. Там стоял длинный стол, за которым, наверное, кормили пастухов, стригалей и прочий рабочий сброд, который жил на пастбищах и в дом не допускался.
Потчевали нас молоком и всякими его производными. Молоко было одного сорта – а именно свежее коровье. Хозяин предложил для любителей еще немного козлиного молока, но таковых не нашлось. Зато сортов сыра было никак не меньше дюжины. По местной традиции ножей не было. Фельдфебель пояснил, что нож, лежащий на столе, здесь был приметой скорой ссоры. Но кромсать сырные головы руками было неудобно, и в ход пошел носимый арсенал: метательные «осы», кривые даги, кинжалы, корды. Солдаты доставали их, резали сыр и творог, но по моему примеру на стол их не клали, а тут же прятали назад в ножны, в голенища, в отвороты рукавов. Я заметил, что хозяевам стало не по себе от такого кругооборота холодной стали. Выложи они обычные столовые ножи, им наверняка было бы спокойней – но кто знал…
Конечно же, все за столом не поместились. Часть бандеры присела на земле. Хозяева заняли место во главе стола, с ними уселся я, Хайдер и фельдфебель. Сперва говорили ни о чем, Аделанд пересказал им какие-то новости и слухи, хозяин рассказал какую-то скабрезную и бородатую историю, над которой все из вежливости посмеялись.
Наконец, хозяин собрался с духом:
- Вот вы люди видно, что опасные… И убивать, наверное, приходилось. А что если, мы помочь вас попросим…
Я сразу подумал, что хозяин ведет какую-то тяжбу о меже с соседом, и хочет, чтоб мы того или припугнули или… Наверное, это все отразилось на моем лице, потому что он испуганно замахал руками:
- Нет, тут дело необычное… Купил я недавно дальние пастбища за рекой. Река-то сама – дрянь, да овраг вымыла – просто жуть. Да тут тогда-то тракт проходил, ну и от него мосток остался. Вот по нему мы гонять коров стали. Только оказалось, что купил-то я не просто землю с ручьем и мостом. Еще получил я тролля, коий под этим мостом живет. Знал бы, что он там есть – так в жизнь бы купчую не подписывал бы… Безобразит он во всю. Скажем, гонит пастух стадо, так он выйдет – требует с пастуха деньгу. Ну, известное дело, откуда у пастуха монета?.. Тогда он своими лапищами коров доит. А только от его вида у коров молоко в вымени скисает…
- И вы хотите, чтоб мы его убили?..
- Неа, пришибить – тут особо ума много не надо…
Я скривился – хозяин неосторожно поставил под сомнение нашу профессию. Но, не замечая этого, он продолжил:
- …Так вот: пристрелить его, скажем, конечно, нетрудно… Да только зачем грех на душу брать? Тролль-то, конечно, нежить – да уж больно на человека похож. А мы ведь людей не убиваем… - он задумался и поправился. - Без причины-то не убиваем… Вот я подумал, а нет ли какого средства его отвадить?
- А самим, стал-быть, слабо? - встрял Таден, насмехаясь над говором хозяина.
Но тот пропустил едкость Хайдера.
- Стал-быть слабо… Было времечко, собрались всем миром, пошли ему бока намять. Эх, и здоров он драться – нас полторы дюжины, а он один – так и то, думал, что нас одолеет. Натолкли ему бока, значит, убег он… Да и недели не прошло – вернулся, стал доить коров ночью на ближних пастбищах. Еще письмо рунами написал – мы грамотного два дня искали… Написал, мол, это с вас должок накопился за время отсутствия моего. Тролля в смысле…
Я задумался – о троллях я слышал изрядно, будто видел нескольких, правда, все больше издалека. Но о тролле, знающем грамоту, я услышал впервые…
Тут на столе появилось пиво. Я пригубил его – оно было свежо и отлично сварено. И сыр на столе как нельзя лучше подходил закуской к нему. 
- Вот найдите способ, чтоб он нам не мешал, а мы с вами рассчитаемся…
Уточнять цену мы не спешили – пока мы говорили только о категориях. Вероятно, он путал нашу работу с делами наемных убийц. Людей, которые мстят за других или берут чужой грех на душу. Если тролля убьем мы, то тогда содеянное будет на нашей совести…
- Вы знаете, недавно был в Сиенне, так там приняли смешной закон… - пришел мне на помощь Хайдер. - Мол, в заказном убийстве винить надо не сколь убийцу, сколь его заказчика. Ибо конь боится не плети, а человека его бьющего. Не будь плети, его бы все равно чем-то стукнут. И говорят, этот закон насоветовали монахи, ибо сущность у него божественная…
- Да кто ж о смертоубийстве говорит, - понял намек хозяин. Пусть себе доит коров… Только не моих…
- И во сколько вы оцениваете свой покой? – принялся зубоскалить Хайдер.
- А сколько вы берете по такому случаю?
- А мы за такие случаи не беремся. По таким случаям обычно ведьмаков вызывают. А они берут стоимость коня…
Хозяин сразу скуксился:
- Коня под седло?
- Смотря, какой тролль. Если матерый, то не просто под седло, но и с седлом…
Но я чувствовал вину, за прерванный покой этих людей, посему прервал торг:
- Да, ладно успокойтесь. Покамест это беспредметный спор. Давайте после обеда прокатимся, посмотрим…
-
Но после обеда ехать куда бы то ни было, стало просто лень. После плотного обеда народ потянуло в сон. День был просто напоен жарой по самое горлышко, так как бывает только на излете лета. Солнце светило почти из зенита, ветра не было. И солдаты разбрелись по саду, выискивая место для сна.
Я не стал их тревожить – по моей воле они не выспались ночью, а требовать без особой нужды два, пусть и маленьких подвига от человека в день – это слишком. Потом может не хватить сил на один, но большой…
Я ушел на сеновал, расстелил на сене свой плащ, бросил под голову скрученную куртку. Было тихо, в сарае царил приятный полумрак, приятно пахло скошенной травой. Это чем-то напоминало полуденный сон во времена моего детства.
Говорилось: меньше знаешь – крепче спишь. Я же человеком, снедаемым тысячей бессонниц. Но тут заснул быстро.
Когда я проснулся, я увидел Хайдера, сидящего на земле возле ворот в амбар.
- Проснулся? – спросил он.
- Ну, положим, что так…
После сна сознание возвращалось медленно, ни думать, ни говорить не хотелось:
- Хоть помнишь, чего за столом наговорил?
- Угу…
- Тогда объясни, отчего ты ввязался в это дело? Жизнь троллей – это нечто разумению человека неподдающееся…
- Не понял, - признался я, - обоснуй…
- Обосную… Местный хозяин купил землю уже вместе с троллем. А предыдущий вряд ли об этом не знал. И когда землицу сбагрил – вероятно, выдохнул с облегченьем. Ну а кто ему это место всучил – неизвестно, потому что долго дураков не было на покупку. А знаешь почему? Потому что мост – это не их земля.
Я поморщился:
- Что значит – не их. Ты думаешь, хозяин врет?
Хайдер вздохнул, как вздыхают родители, общаясь с непонятливыми чадами:
- Слушай, Дже, ты же картограф?
- Ну, было дело…
На самом деле меня учили несколько другому. Я получил цензус как кавалерист. Но в академии нас учили и картографии. А затем так сложилось, что на нескольких местах службы я таскал саблю на одном боку и тубу с картами на другом. Хайдер об этом прекрасно знал:
- Смотри, на современных картах тракта, о котором говорил хозяин, нету. И моста того тоже нет. А на картах более ранних – есть мост, но дороги опять же нет. Ну кому нужен мост, к коему нету дорог? А знаешь причину?
Я уже начал догадываться. Человеческие дороги тянулись все больше параллельно побережью. Рокады встречались, но движение по ним было вялым. Бывали и радиальные дороги – все больше вокруг столиц или узловых точек. Этот мост не вписывался ни в одно направление…
- На людских каратах тракт не найти, потому что построили его не люди, – продолжал Таден, - Не знаю кто, но не люди. Заказчиками были скорей гномы, вероятно по нему они возили металл к океану.
- … И корабли шли в сказочный Брасил?
- Именно… А мосты берегли тролли. Они кормились с проезжающих и с округи моста. Говорится же – вещь того, кто первый на нее право заявил. И этот тролль запросто мог появиться лет за пятьсот до того, как сюда пришел первый человек. Тракт-то, наверное, еще здесь – под саженью земли, под навозом, только мост на виду и остался. Известное дело – тролль мировому судье бумаги на мост не покажет, да до судьи далеко, до бога высоко – а по совести земля-то его…
Логика в его словах была. Одно – связываться с человеком, другое – иметь дело с силой, ни формы, ни размеров ты не знаешь. С силой древней, непонятной. Я завыл, стиснув зубы:
- Ну отчего ты меня не остановил? Не толкнул?
- Да потому что ты бы непременно спросил, отчего я толкаюсь… Ладно, пошли расхлебывать. Уж как-то образуется...
-
Ручей, текущий по дну долины, был пустяшным: глубиной не более двух пядей и шириной ровно такой, чтоб мужчина в полной боевой выкладке мог перескочить его, не замочив сапог. 
Я так и сделал.
И тут же попал в лапы к троллю. Хотя это громко сказано. Как только я перепрыгнул, он вырос передо мной в двух шагах.
Он был головы на полторы выше меня, и примерно настолько же шире в плечах – даже если принимать во внимание мою стеганую куртку. И что более важно – в руках он держал полено в сажень длинной и толщиной с мою руку. Моя же сабля висела в ножнах на поясе, и пока бы я ее вытащил, тролль запросто бы успел вколотить меня в землю по самую макушку.
- Чего тебе надо? – спросил тролль.
Я не нашел ничего умней, чем ответить вопросом на вопрос:
- Тролль - это ты?
Он даже не посчитал нужным отвечать – ну, в самом деле, а кому еще быть? Я отобрал десяток людей – со мной и Хайдером отряд составил ровно дюжину. Но когда мы подъезжали к мосту, я остановил спутников, спешился и сказал, что управлюсь сам. Мол, вдруг удастся уладить дело миром. На это я особо не надеялся и просто намеревался пристукнуть тролля без свидетелей. Однако мои дела складывались так, что лучшим было бы вернуться к идее переговоров.
Действительно, что мне извиниться за беспокойство, откланяться, а потом вернуться с обнаженным оружием? Обхохочешься…
- Люди жалуются на тебя… - начал я.
- А я могу пожаловаться на людей…
- … говорят, ты чужих коров доишь, денежку сшибаешь с проходящих.
- Своих коров у меня нету, чтоб их доить… А с проезжающих брать монету за проезд – старинное право тролля, под мостом живущего. Ибо мост надо беречь и ремонтировать.
Я осмотрелся – ручей был мелкий, но овраг действительно вымыло изрядный – никак не меньше саженей пяти в глубину. Или в высоту? Все зависело, откуда посмотреть. В любом случае, мои люди меня не видели и не слышали.
Мост возвышался надо мной каменной радугой. Эта радуга в своем спектре имела два цвета – серый от камня, и зеленый и ото мха. Мост был солидным – по нему бы свободно разъехались две тройки лошадей. Что-то в нем было странное и магическое – каменное строенье посреди голой степи.
- А тебя не утомляет твое положение? Тебе оно не кажется странным, смешным наконец? Если ты не заметил, то тракта уже нет, и ты сшибаешь медяки каждый раз с одного и того же человека. Ты не думаешь, что пора сменить свое место жительства? В мире полно направлений, уйма дорог и мостов на них великое множество… Ну на кой тебе этот мост?..
- Вы люди, странные существа, живете днем сегодняшним. Считаете, что мир заканчивается там, где вы не видите. И думаете, если вы по дороге не ходите, то и пыль прибить на ней некому. А меж тем, мир держит-то не только человеческие дороги. И то, что вы тех дорог не видите – это ваша беда. Не дальше, как неделю назад этот мост семья гномов переходила, леприконы два раза в год ходят – на зимовье и в летние дома. Эвон, проследуют эльфы – все чисто и прекрасно, а коровы пройдут, только все навозом завалят…
В его словах была определенная истина. Перед тем как спускаться в овраг, я прошелся по мосту. Действительно – он находился в приличном состоянии. Уйди сейчас отсюда тролль – за пару лет навоза навалят выше перилл…
И тролль, будто читая мои мысли, продолжал:
- Если я отсюда уйду, что тогда? Кто будет мост чинить? Кто дорогу будет гномам указывать?
- Дорогу они и сами найдут. И мост… - я хотел сказать «хозяин», но поправился. – Пастух починит. А если и развалится – так беда невелика. Через этот ручей и твои леприконы перескочат.
В ответ он пробурчал что-то невнятное, сжимая бревно крепче. Злить мне было его не с руки. Я скрестил руки на груди, и повернулся к нему спиной, делая вид, что разглядываю овраг. Затем прошелся вдоль ручья, будто прогуливаясь. На самом деля, я пытался отойти от него подальше, но все больше для собственного спокойствия, а не для боя. Драться с таким противником жутко не хотелось.
- Короче, тролль, говорить можно много, но я тебе такое скажу. Местный пастух… - я подумал и поправился опять – местный хозяин на тебя зол. Убивать он тебя пока не хочет, но сколь долго он будет терпеть – я не знаю. Но я отправляюсь через дней десять в далекую дорогу. К горам… И чуть дальше. Если у тебя есть умишко, ты отправишься с нами, и вместе мы найдем тебе новый мост. Иначе же – можешь начинать выковыривать с дороги камень побольше - себе на могильную плиту…
Я развернулся и пошел к тропинке, ведущей наверх, но остановился и бросил:
- Забыл спросить… Тебя как зовут? А то все тролль да тролль – неудобно как-то…
Он ответил. И я стал подниматься, зазубривая на ходу его имя.
-
Отряд ждал меня там, где я его оставил.
- Поговорили? – спросил Хайдер, когда я сел в седло.
Я кивнул.
- И что? Он еще жив?…
В ответ я кивнул еще раз.
Больше Хайдер меня расспрашивать не стал, и мы доехали до усадьбы молча.
Там нас встречал хозяин и остаток сотни.
Хозяин поднес мне крынку молока, дождался, пока я напьюсь, и спросил:
- Ну как? Он уйдет?
- Вероятно, что так…
Хозяин расплылся в улыбке, и я поспешил сбить с него радость.
- Недели через две я за ним заеду. Приготовьте к тому времени две вещи. Коня, самого большого, что сможете найти. Лучше мерина, тяжеловоза, коего в упряжку первым запрягают… Ну и седло соответствующее под большую задницу…
Кто-то из слуг присвистнул:
- Дешевле пришибить…
- Вы серьезно думаете, что он сидит и ждет под мостом, пока вы его убьете? Начнем с того, что и в равном бою он полдюжины на тот свет с собой заберет. Или вот на водопое бросит какую травку, и коровы ваши издохнут быстрей, чем оберег прочитать успеете. Или своих друзей созовет – а это, знаете ли, Старая Кровь, старое знание…
Хозяин кивнул:
- Хорошо, а что за второе условие…
- Проедитесь к мировому судье и сделаете такую бумагу… Аделанд, записывай…
Фельдфебель быстро изготовился писать:
- Что-то наподобие: «Я такой-то и такой-то из мест таких-то обязуюсь содержать в чистоте и исправности каменный мост на таком-то ручье, а так же завещать это наследникам или покупателям оного. В случае несоблюдения оного обязуюсь передать мост и морг земли, прилегающей к мосту некому Эршалю…» Пожалуй, сгодиться… Ну там дата, подпись, печать… Еще вопросы есть?..
- А Эршаль это кто?
- Странные люди, бок о бок живете, а до сих пор не знаете… Это тролля так зовут…
-
Эршаль…
Всю жизнь полагал, что тролльи имена столь же благозвучны, сколь красивы их обладатели. Полагал, что им сподручней называться как-то наподобие Орг, Друмг или Харк. Именами односложными и похожими то ли на отрыжку, то ли на пускание ветра.
Но этот тролль не производил впечатления полного кретина, он явно следил за собой. Да ведь если свое тело не беречь, будь ты хоть каменный – полтысячи лет не проживешь.
И все же имя казалось мне излишне красивым для такого существа. Вероятно, так стоило бы называть если не эльфов, то человеческих дофинов…
Я думал об этом, когда Хайдер спросил меня:
- Ну что, как тебе ферма, Дже?
- Мрак! Муть…
- Отчего? Представь себе на старости лет завести такую…
- Надеюсь, до старости лет я не доживу. Эти люди живут обыкновенной жизнью. А обыкновенная жизнь – это даже хуже, чем обыкновенная смерть. Потому что смерть приходит и уходит, а жизнь – это надолго…