Люди сходят с ума каждый день

Люди сходят с ума каждый день

Скука — пугающее явление. Может заставить слить жизнь в унитаз одним неверным шагом, а может сподвигнуть заняться тем, на что никогда бы не нашлось времени в привычном течении жизни. Так открываются способности к музыке или составлению икебан. Так же сокращается дистанция между здравым смыслом и запретным интересом.

На этой развилке ленивому мозгу предстоит практически очевидный выбор. Чтобы заняться икебанами, надо приложить усилия: найти красивые ветки, цветы, вдохновение, в конце концов. Чтобы закинуться психотропной таблеткой, нужно всего лишь залезть в коробку с отцовскими антидепрессантами.

Мозг всегда голосует за короткий путь. Чтобы выбрать длинный, нужно обладать строгостью к себе, какой-никакой дисциплиной и устойчивой психикой.

Дверца шкафчика приоткрылась с тихим скрипом. Петино лицо исказилось нервной гримасой. «Вроде, не услышал» — подумал парень, пытаясь вернуть в чувство деревянное от напряжения тело. Он взялся за дверцу второй рукой и медленно приоткрыл ее еще на несколько сантиметров. Этого было достаточно, чтобы достать органайзер с таблетками.

Петя нажал слив на унитазе, погремел крышкой, открыл кран и вытрусил из оранжевой баночки три пилюли. Добыча отправилась в карман джинсов, после чего он в спешке удалился в свою комнату.

Дома было невыносимо. После того как мать укатила в неизвестном направлении со своим любовником, отец впал в уныние. Казалось, за три месяца он постарел лет на пять: на лысеющей голове прибавилось седых волос, лицо осунулось и приобрело хронически грустный вид.

Петя тоже тяжело переживал уход матери, ведь в последнее время родители не ругались — все казалось обычным. Не было явного конфликта, после которого ожидаешь радикальных последствий, поэтому произошедшее абсолютно сокрушило как мужа, так и сына. Это не снег на голову, от которого можно отряхнуться и забыть, а тяжелая конусообразная льдина, наносящая непоправимые увечья.

«Мне жаль, что я разочаровала тебя, Петь. Но ты уже взрослый и, уверена, когда-нибудь поймешь меня. Мы с папой давно чужие люди», — сказала мать на прощанье, пообещав звонить каждый день.

Свое обещание она выполняла исправно, но сын не всегда находил в себе силы поднять трубку. Как и сейчас: в кармане завибрировал телефон. Петя наполовину вытащил его, убедился, что звонит мать, и отпустил руку. На карточке вызова стояла фотография пятилетней давности, где расплывшиеся в улыбке мать и сын держали тропического ярко-голубого попугая. Отец за кадром следил, чтобы птица не кусала сережку жены. Фото было сделано во время семейной поездки в Таиланд.

«Хороший получился отпуск, будто из другой жизни», — подумал Петя.

Телефон перестал вибрировать. Рука снова опустилась в карман, нащупала пилюли, и вот три белых овала оказались на ладони. Петя с минуту подумал, вспомнил, что отец принимал по штуке в день и закинул в рот две, — «это точно не смертельно, но если повезет, то хотя бы получится забыться».

Он лег на кровать, вытянул ноги, уже еле помещавшиеся на матрасе длиной метр восемьдесят, и стал прислушиваться к ощущениям. Казалось, что-то действительно происходит:

«В голове? В животе? Не, все же в голове. Чище стала, реально. Ай да таблетки!»

Возможно, сработал эффект плацебо, но тревоги немного отпустили, а удручающие мысли перестали с былым энтузиазмом штурмовать мозг. По меркам депрессивного настроения последних месяцев, нынешнее состояние ощущалось практически счастьем. Петя сел на кровати, попытался сосредоточиться, посмаковать свое самочувствие: «Надо валить», — тут же решил он, почувствовав, что еще несколько минут в стенах квартиры, и унылая обстановка заразит его с новой силой.

Петя быстро оделся, прошмыгнул мимо гостиной, где на диване спал отец, и уже через пару минут оседлал свой старенький велосипед, успевший запылиться в подъезде. Он неспеша выехал со двора, однако «поддал газу», завидя выходящую из придомового магазина соседку, ведь меньше всего хотелось отвечать на вопросы о матери, чтобы удовлетворить ее беспардонное любопытство, спрятанное под маской сочувствия и участия.

Миновав свой квартал, парень выехал на обочину главной дороги и направился в сторону парка. Фактически то был лес, от которого «отщипнули» малюсенький кусочек, облагородили и отдали на радость местным.

Петя знал, что если пересечь парк по диагонали и проигнорировать знак «Проход воспрещен, штраф 5000 рублей», то можно пролезть в дыру железного забора и насладиться природой без всех этих асфальтовых дорожек, фонарей и прохожих. Раньше он никогда там не гулял, потому что не любил нарываться на неприятности.

Проход на запретную территорию проделали пару лет назад какие-то хулиганы. Тогда дыру сначала перекрыли лентами, а в итоге ничего не нашли лучше, чем воткнуть угрожающую табличку на палке, как бы заодно перегородив ею вход.

Петя оставил байк чуть заранее — метрах в пяти от знака. Убедился, что людей поблизости нет, и прошмыгнул через обруч угрожающе торчащей проволоки.

«Это было легко», — он еще пару минут размышлял о том, как глупо грозиться штрафами в парке, где даже охраны нет.

Прогулка сразу задалась. Буквально сто метров от ограды, и уже сложно было представить, что где-то совсем близко живет своей привычной жизнью обычный городской парк. Раньше парень никогда не лазал сюда, потому что не любил нарываться на неприятности и нарушать правила, но сейчас в том месте, где всегда сидел страх, было глухое равнодушие. Петя заметил за собой эту метаморфозу и даже сделал попытку проанализировать, однако быстро отвлекся.

Парень шел быстро, перепрыгивал причудливые корни, представлял, как бы прорвался в самую гущу леса, будь у него мачете. Тревога заметно отступила, появилась энергия. Он шел, погруженный в динамичные мысли.

«Это самые тупые каникулы, какие только можно представить. Надеюсь, Лариса Романовна не заставит нас писать сочинение о главных событиях лета... Хотя, она же делает это каждый год, с чего ей нарушать традицию? Ну а что, мне есть о чем рассказать: “Мама нас бросила, папа забухал, потом перелез на таблетки, потом опять забухал, а еще я научился жарить блины”. Что, Лариса Романовна, вы спрашиваете, определился ли я с универом? Боюсь, я определился только с тем, что свалю подальше от всего этого дерьма сразу после выпускного и ни за что сюда больше не вернусь».