Давайте создадим несуществующую страну с монархической формой правления, где власть передается по праву рождения или через захват власти.
Как и в любой стране, где правит монархия, общество патриархальное. Здесь правят мужчины, ограничивая права женщин.
Ну и конечно же в обществе царит жесткая социальная иерархия. Есть приближенные к Королю, кто живёт в роскоши (то есть знать), и весь остальной простой люд, старающийся выжить.
Это не фантастика!!! Магии, перемещений во времени не будет.
Все в книге - вымесел автора, эксперементирующего с жанром СЛР. Соответственно, все совпадения случайны. Если такое Вам не интересно, лучше не идти дальше.
- Вы? – меня хватает только на короткий вопрос. Изумление топит с головой. Вопросы множатся в голове и мне очень хочется получить ответы на них.
- Я. – подтверждает он, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. – Скучала?
Не то, чтобы скучала, пару раз представляла поцелуй, но не более. Только ему я об этом никогда не скажу. А то загордится и не отстанет никогда.
Отрицать не буду, его появление подогрело кровь и взбудоражило нервную систему.
- Вы следите за мной? – у этого человека в руках пистолет, он может пристрелить меня прямо здесь. И вряд ли ему что-то будет за это, убийства гейш не расследуют. Мы просто игрушки для взрослых мальчиков, нас можно ломать и выбрасывать безнаказанно.
Решаю, что просто обязана очаровать незнакомца и расположить к себе, умирать я не собираюсь! Поэтому отбрасываю выбившиеся из причёски волосы назад и демонстрирую глубокий вырез в платье и кусочек прозрачного корсета. Посмотреть соски он не заслужил, пусть то, что скрывает корсет для него останется неизведанным секретом, но вот ложбинку может поразглядывать.
Мужчина, как и ожидалось, тонет сразу в вырезе. Глаза начинают жадно пожирать грудь, алчно смакуя видом. А там есть на что посмотреть. Я видела грудь у других девушек и могла смело гордиться своей троечкой.
- Не интересуюсь проститутками. Я здесь исключительно ради герцога. – Мужчина отрывается от моей груди и смотрит прямо в глаза. В них столько тяжести и силы, такого вырезом и кусочком груди не взять. Этого бывалого вряд ли удивит и голая грудь. – Ты просто приятный бонус к этому вечеру.
- Ну, тогда не буду мешать вам с герцогом обсуждать дела. Как говорится, оставлю вас без свидетелей. – облизываю губы, и делаю шаг в сторону выхода. Меняю тактику. – Было приятно повидаться. Пока!
- Не так быстро, русалочка. – один из мужчин, хватает меня за плечо и возвращает на место. Грязная рука оставляет пятно на платье. – Тебя никто ещё не отпускал.
Ну, попытка не пытка. Делаю круглые глазки и выдавливаю слезу из правого глаза. У меня всегда получалось театрально плакать только правым глазом. Крупная слезинка скатывается по щеке. Губы трясутся. Всё как по учебнику.
- Ты тут не отыгрывай. Как будто мы не знаем, чему вас учат. – мужчина стаскивает тесёмку платья с моего плеча, открывая вид на прозрачный корсет и сжатую им грудь. Кто-то присвистывает с вожделением. Ладно, пусть, так даже соблазнительнее получается. – Босс, раз уж ей уже заплачено за развлечение, пусть отработает?
У меня глаз начинает дергаться. Я ударяю мужчину по лицу ладонью и отскакиваю от него как от прокаженного.
- Эй! Ни каких отработает! – взвизгиваю истерично, теряя лицо и пугая своим криком всех присутствующих. Бродяга морщится. – Успокойте своих людей, пусть не тянут ко мне свои ручки.
- Почему? Скот верно подметил. Тебе ночь уже проплачена, а судя по всему, герцог не успел воспользоваться услугами. – он откровенно надо мной издевался. Подпер рукой подбородок и наслаждался унижением. Несносный человек.
- Мне заплатили за секс один на один. А не за толпу. Это раз. – Показываю ему средний палец. Глаза Бродяги нехорошо сверкают. – И секс с герцогом не равно секс с… - смотрю на мужчин, испепеляющих меня взглядами. Что-то я не то говорю, ох, что-то не то… Так я с ними точно не договорюсь. - И вообще, смилуйтесь, пожалуйста, надо мной. – падаю на колени перед бродягой и беру его руку, сжимаю ладонями, начиная снова плакать. – Я это всё почему говорю, не контролирую себя… страшно мне. У меня никогда никого не было, а герцог купил мою невинность. Если в вас есть хоть капля благородства… подумайте о ваших матерях и сестрах, разве бы вы пожелали им такого? Я же не по своей воле стала гейшей, не от хорошей жизни всё это...
- Обалдеть она заливает… - чешет затылок один из верзил. – Языком чешет профессионально.
- Интересно, а работает она им также? – снова раздается хохот. А я жму слезы на максимум. Плачу так сильно как умею, хлюпаю носом и проникновенно смотрю в глаза Бродяги. Но хоть ты сжалься!
Герцога Девоншира все знали как порядочного и честного человека. Он был министром экономического развития. За долгие годы его службы страна не знала ни одного кризиса. Простые люди его любили, знать уважала, и только непорядочные люди точили ножи, ожидая момента – когда смогут вонзить лезвие в спину. Слишком счастлив, богат и благороден. Люди таких не любят.
Каждое воскресенье герцог посвящал своей семье, проводил весь день со своими детьми и женой. Его старший сын Гарри был военным, подающим большие надежды. Многие пророчили ему самые большие погоны. Герцог любил играть с сыном в шахматы, разыгрывать партии и рассуждать о военных стратегиях. Они с сыном были из разных поколений и придерживались разных убеждений. Гарри вырос уже при новом короле и был его страстным приверженцем, а вот Герцог помнил ещё покойного и часто думал – что было бы, если бы…
Средняя дочь герцога Гермиона была настоящей красавицей, расхитительницей мужских сердец. Ей было всего девятнадцать лет, но у дверей уже собирались толпы парней, просящих руку и сердце Гермионы. Очаровательная девушка отказывала всем с благословения папы, желая найти себе «того самого».
В свете даже стало гулять выражение «смертельный взгляд Гермионы» - так прекрасна она была и так обезоруживала мужчин одним взмахом пушистых ресниц.
Но любимицей и настоящим дьяволенком в юбке была младшая – Адель. У неё было не такое изящное лицо как у сестры, но Адель была такая очаровательная и непосредственная, что все знали, когда она вырастит, затмит Гермиону.
Никто не умел так заливисто смеяться как маленькая проказница. Лишь Адель было подвластно рассмешить даже самого грустного гостя. Но и характер у неё был несносный и упрямый как у молодого барана, если она что-то решала – обязательно делала именно так, как захотела.
Это воскресенье не было исключением, герцог собрал всю свою семью на настольные игры. Смех заполнил весь дом. Гермиона, как всегда, спорила с Гарри по поводу и без. Им не нужен был повод, чтобы потолкаться или открыть спор. Эти двое с детства конкурировали.
Адель, пользуясь случаем, жадно уплетала клубнику в шоколаде – ее любимые сладости. За них она готова была продать душу Дьяволу. Пока все домочадцы пытались выиграть в игру, Адель пожирала со страстью сладкую клубнику. Она не любила бессмысленные соревнования, зачем играть в игру, где не будет приза?
Мама несколько раз сделала ей замечание, но Адель лишь отмахнулась. За фигуру она не боялась. Ей всего четырнадцать, чего ей бояться? Замуж Адель не собиралась, она хотела посвятить свою жизнь искусству. Адель мечтала стать режиссером, ей не нравились современные кинокартины, она считала, что они все лишены вкуса и смысла. Поэтому каждую свободную минуту Адель писала сценарии, которые забрасывала в стол на лучшие времена.
Отец несколько раз хохотнул и подмигнул дочери. Он то, как мужчина понимал, что фигуре дочери ничего не угрожает. Адель для своих четырнадцати была великолепно сложена. Обладательница кошачьего разреза глаз и бледно зеленых глаз с желтыми крапинками (отличительного цвета для семьи Герцога) Адель обещала стать сердцеедкой.
- А где вся клубника? – возмутилась Гермиона и посмотрела на сестру, облизывающую пальцы. – Ах ты, маленькая, хитрюшка!
Адель показала красный язык сестре. В этот момент герцог поймал себя на мысли, что он самый счастливый человек в мире, потому что у него замечательная семья. Обычно люди его круга не могли себе позволить жениться на любимой женщине и разрешать детям делать что им вдумается. Но герцогу очень повезло.
Эта мысль была озарением, она прочертила черту между прежней жизнью и новой, только он этого ещё не понимал.
Когда ему исполнилось двадцать лет, он познакомился с виконтессой Маргаритой Эссекс и влюбился в неё с первого взгляда. К счастью, его чувства совпадали с намерениями отца и чувствами девушки.
В свои сорок пять лет уже герцогиня Маргарита Девоншир выглядела чудесно, многие не давали ей и сорока. Маргарита, вырастив детей, стала помогать активно сиротам и в последствие возглавила самый большой приют, где её очень любили.
Выпускники приюта часто приходили в дом герцога, чтобы рассказать о своих успехах. Многие были благодарны Маргарите и считали её их спасительницей. Последнее она отрицала, но была рада видеть воспитанников. Дети очень гордились матерью, а Адель даже после школы часто помогала ей в приюте, хотя такие занятия для неё были слишком скучными.
Когда дверь в дом бесцеремонно выбила полиция, заставая Девонширов врасплох, герцог понял сразу, что его тихому, семейному счастью пришёл конец.
Он не был удивлен, лишь безмерно расстроен. В его голове в очередной раз пронеслась мысль – при прошлом короле такого беспредела никогда бы не было.
--
- Герцог. – В зал вошёл высокий мужчина в темно-синей, почти чёрной, военной форме. В свете ламп золотые пуговицы с драгоценными камнями на его мундире восхитительно переливались, притягивая к себе всё внимание.
На плече был вышит герб короля – ветви крепкого дерева, переплетенные в корону. Символ простоты, воли, народа и власти. Самый глупый герб из всех, что можно было придумать.
Гарри встал медленно из-за стола, узнав стоящего перед ними человека. Полковник Фокс – доверенное лицо короля. Тот, кто охранял его покой.
- Полковник Фокс. – поприветствовал гостя герцог, снимая очки. – Если бы Вы постучали в двери, то мы бы обязательно Вам открыли. Было необязательно её выламывать.
Гермиона спряталась за спину брата, а вот Адель наоборот воинственно скрестила руки на груди, рассматривая внимательно гостя и запоминая его лицо.
Высокий брюнет с седой проседью, серыми глазами и тонким носом. Хищное лицо украшал шрам, рассекающий нижнюю губу. Его нельзя было назвать страшным, но и до красавца ему было далеко. Фокс. Хитрый лис короля. Страж его воли.
- Зато как эффектно. – полковник без приглашения сел на стул, изучая домочадцев. С Гарри он был знаком лично, Гермиону с Маргаритой видел в свете, а вот Адель – младшую дочь герцога видел в первые. Ему было интересно взглянуть на любимицу Герцога.
Год спустя.
- Ты здесь никому не нравишься! – шипит мне в лицо Матильда, красуясь свежими царапинами на своём шалашовьем лице. Она прижала меня к стене, сдавливая шею и выталкивая остатки воздуха из лёгких. Мне тоже никто тут не нравится. Особенно рыжая Матильда, обожающая строить из себя королеву долбанного шалашовьего царства. Я бы с удовольствием сбежала из этой проклятой школы и не училась бы целыми днями петь, танцевать, играть на фортепиано и декларировать стихи. – Лучше бы тебя расстреляли как твоего папочку!
Толкаю её ногой в живот и полосую когтями красивое лицо, оставляя новые отметки.
Матильда провоцирует меня с первого дня моего прибывания. В первую мою ночь, когда я выключилась от снотворного, она несмываемым фломастером нарисовала у меня усы под губой. Они не смывались неделю. Надо мной подшучивали даже самые ленивые.
- Не смей говорить о моём отце! – бью ладонью по щеке, предупреждая Матильду, что я на грани. Девчонки любили напоминать мне, что я отличаюсь от них. Они могли смаковать часами подробности падения моей семьи, находили фотографии из прошлого и глумились над моими близкими.
- Согласна. О предателях короля – отбросах общества лучше не говорить вовсе. – визжит Матильда. Ей на помощь приходят подружки: Маргаритка и Люция – они оттаскивают меня и начинают толкать, пуская в ход ногти, кулаки и ноги. – Как хорошо, что они все дохнут как собаки!
После первой жестокой драки я прорыдала в туалете часа два, не могла заставить себя встать и выйти из укрытия. У меня болел каждый сантиметр моего тела. Я ещё месяц была синего цвета. И никто меня не жалел. Миневра сказала, что я должна быть гибче.
Спустя год жизни в этом чудесном месте у меня заметно снизился болевой порог, я научилась драться и уже не так остро реагировала на провокации, но сегодня Матильда взбесила меня. Рыжая ненавидела меня на каком-то ментальном уровне.
- Считаешь, себя лучше остальных? – Маргарита валит меня на пол. Она самая крупная из нас, у неё рост стремится к 190 сантиметрам. Миневра несколько раз устраивала Маргариту фотомоделью для рекламы нижнего белья и купальников. Девушке уже было семнадцать лет и выглядела она как сложившаяся девушка.
- Как минимум, лучше тебя! – отбиваюсь как могу.
- Давайте отстрижём ей волосы. Будет забавно смотреть на неё с короткой стрижкой! – предлагает тихо Люция. Из этой троицы она была самая тихая, но обожала придумать мерзкие штучки. Она мне напоминала маленькую белую крыску с красными глазами.
На фоне мелкой Люции и здоровой Маргариты Матильда выглядела олицетворением совершенства. Хотя, и без них, она была очень красивой. Огненно-рыжая девчонка с янтарными глазами. Глядя на миленькое личико, невозможно подумать, что она конченая стерва.
- Это хорошая идея! – Матильда начинает рыться в столе. Я дёргаюсь, срываюсь уже на крик, понимая, что они обкорнают меня ноль, если я не вырвусь. Мышцы горят огнем от боли, у меня виски вздуваются от перенапряжения!
- Только попробуй тронуть меня, сука, и… - Матильда щёлкает ножницами и светло-русая прядка оседают на пол. Они начинают ржать точно лошади, а я внутри меня в очередной раз ломается что-то важное.
Я Адель Девоншир. Наш род — один из самых старинных на континенте. Кто-то из моих пра-пра-пра-пра родителей даже был королем, как они смеют так обходиться со мной? Да как вообще с кем-то можно так обходиться?
Тише, Адель, тише. Это всего лишь волосы. Они отрастут заново. Этим курицам не сломать тебя.
- Ну и что ты сделаешь мне? – Матильда снова наклоняется и чикает ножницами, отрезая второй локон с диким наслаждением. – Ты бревно, от которого совсем скоро Миневра избавится. Дешевка!
- Что тут происходит? – в комнату врывается Лилия, отгоняя от меня троицу. Её появление точно падение ангела – истинное чудо. – Все трое к Миневре! Марш!
Миневра отругает их только за волосы, и они это знают. Она не очень рада моему прибыванию тут, для неё я головная боль, от которой она с радостью бы избавилась. А вот Матильда была любимицей, девушка подавала большие надежды.
- Вставай. – Лилия помогает мне подняться на ноги, когда троица покидает комнату, и оценивает масштаб бедствия. Она вздыхает, глядя на рассечённую губу. – Не всё так плохо. Не реви.
- И не собиралась. – лгу. В горле стоит ком, я в шаге от того, чтобы разрыдаться. Как бы мне хотелось сейчас забежать в кабинет отца и пожаловаться ему на обидчиц, папа обязательно бы дал мне нужный совет. Но теперь я одна, и некому меня защитить.
Лилия отводит меня в ванную, закрывает за нами дверь, помогает снять кофту и спортивные штаны и подаёт руку, чтобы я оперлась на неё пока забираюсь в наполняющуюся тёплой водой ванну.
- Тебе пора мимикрировать уже! – Лилия мне нравилась, она была самой адекватной в этом заведении. Я дышала точно дракон, извергая невидимые языки пламени. – Напомню тебе, дорогуша, если ты забыла. Ты больше не благородная герцогиня, не выйдешь замуж за прекрасного мужчину и не нарожаешь ему кучу детишек. Теперь Адель без фамилии, роду и племени. И нравится тебе или нет, но ты должна завести тут друзей, чтобы выжить.
- Спасибо, что напомнила. – Лили ударяет меня ладонью по лбу.
- Адель! Ты можешь продолжать выкобениваться сколько тебе влезет и окажешься потом в ночном доме, там девочки быстро стареют и умирают, нередко во время постельных игр. С ними там никто не церемонится.
В ночной дом отправляли не талантливых и не угодных девушек, которые по мнению Минервы были способны удовлетворять мужчин только физически.
Отправляться туда совсем не хотелось, теперь я уже более или менее могла себе представить какой ужас там царит. Тебя продавали там из раза в раз как чайник или телевизор. Тобой могли пользоваться как угодно, и за это мужчинам ничего не было. Чтобы приближенные к Королю мужчины не наносили вред своим женам, Король позволял им с проститутками обходиться как им захочется.
- Так много подарков. – восхищается Айза, заглядывая ко мне в гримёрку. Айза играла в группе на барабанах. Она родилась в семье фермера и с детства работала руками, от чего было очень сильной. Айза была скромной девушкой с симпатичным личиком, ей не хватало уверенности в себе и красивых вещей, чтобы блистать. А может, это и к лучшему.
- Забирай всё, что придётся по душе. – заставляю себя улыбаться, но глаза остаются грустными. Меня все эти подарки не радовали, они все были от тех, кто хотел купить меня. И чем больше их становилось, тем значит, выше на меня становился спрос.
- Ой, нет. Это всё твое. – Айза мне нравилась. При других обстоятельствах мы могли бы подружиться.
- Мне ничего не нужно. – отвечаю честно, стирая остатки косметики с лица после выступления. – Честно, Айза, возьми что-нибудь себе и сёстрам. С собой я всё равно не буду ничего забирать.
- Ладушки, спасибо! – она засияла от радости. Семья Айзы была очень бедной, у неё было три младшие сестры, которые не смогли пойти даже в старшую школу, у них не хватило денег на их обучение. Отец хотел поскорее найти хороший молодых людей, кто готов взять девчонок в жёны. – Тогда я возьму вот этого медведя и эти конфеты. Ты точно не будешь? Они очень дорогие, я такие видела в лавке Паркинса… Блин, тут есть ещё манго. Ты будешь манго? Зря. Оно очень сладкое. Я один раз только пробовала манго, месяц назад, когда праздновали день рождения Ратленда.
Пока Айза выбирала подарки, я скинула платье и натянула на себя узкие джинсы и футболку, прикрывающую тату. Миневра больше не приставляла ко мне Лили при каждом выдохе из дома, зная, что я послушно вернусь домой.
Жизни гейши принадлежали Миневре, любая сбежавшая и оказавшаяся на улице в неположенное время арестовывалась и наказывалась по всей строгости закона. А Король у нас знал всего два способа наказания: рабские работы, на которых ты умирал, или казнь.
Стук в гримерку меня обрадовал, я давно ждала Саймона. Друг должен был зайти ко мне в эту пятницу. Неделю назад отец отправил Саймона на инспекцию их семейного завода по переработки нефти, где произошла недавно авария, поэтому его не было в городе. Было не привычно не видеть его в первом ряду.
Саймон приходил на каждое моё выступление, садился в самом центре и подбадривал меня улыбкой. Я видела как друг неотрывно смотрел, и его присутствие всегда меня приободряло. После выступления Саймон забегал ко мне двадцать минут, мы перебрасывались новостями и придумывали новые планы. Это стало нашим ретуалом, без которого мне трудно петь здесь.
Лили заметив Саймона, предупредила меня сразу, что Миневра спустит с меня шкуру, если я загуляю с ним. Я заверила её, что Саймон всего лишь друг моего детства и между нами ничего не может быть. Он мне как брат.
Обманывай себя дальше, как будто я не вижу, как ты на него смотришь!
Слова Лили поначалу меня развеселили. Я и Саймон? Трудно заводить отношения с человеком, с которым сидел рядом на горшке. Но сейчас после долгой разлуки, я стала всё чаще ловить себя на мысли, что все мои мысли крутятся вокруг Саймона и того поцелуя. Короткого чмока.
Распахиваю дверь, не удерживая улыбку перед встречей с моим единственным другом, представляя как мы опять будем говорить на скорость, пытаясь уложиться в норматив и успеть рассказать друг другу побольше.
- Добрый вечер. – но вместо Саймона за дверью оказывается высокий молодой мужчина с непослушной чёлкой, падающей ему на правый глаз. Кареглазый шатен в рубашке – кимоно и брюках. Никогда не видела его прежде.
- Добрый. – улыбка сползает с лица, потому что я хотела поговорить с Саймоном. Ко мне в гримёрку кроме него никто никогда не проходит.
- Я хотел подарить Вам цветы. – из-за спины парень выуживает аккуратный букет с ромашками. Очень романтично с его стороны. Миленький маленький букетик.
- Спасибо. – опускаю глаза и заставляю свои щёчки покраснеть, делаю вид, что цветы меня смутили. Принимаю букет и зарываюсь в него носом. Делаю это машинально, как учила Миневра. – Как Вы узнали, что ромашки мои любимые цветы?
Дикая ложь. Всю свою жизнь я любила банальные красные розы. Ромашки были для меня чем-то простым, полевой цветок, растущий как сорняк.
- Никак. Просто не хотел дарить что-то банальное. – признаётся парень. В отличие от меня он смущается искренне. – Вы очень красивая Адель, такая же светлая как лепесточки ромашек, и глаза ваши как их сердцевина…
О. Боги. Давлю смущение на максимум, прячу всё лицо в цветах. Меня с ромашками ещё никогда не сравнивали. Мило. Наверное, это растрогало бы меня, если бы нечто подобное выдал Саймон.
Этот парень точно кто-то из знати, потому что у него рубашка Ридженси. А он делает одежду исключительно для знати, приближенной к Королю.
- Забыл представиться. Герцог Француа де Леви – пальцы машинально сжимают букет сильнее. Я слышала о покойном герцоге де Леви, у него были французские корни, но он был очень богат и влиятелен. И видимо передо мной был его единственный сын — наследник всего его состояния.
- Адель. – протягиваю ему руку, изящно опуская пальчики и демонстрируя тонкость запястья. Герцог и тут удивляет, вместо того, чтобы пожать руку как обычно это делают мужчины, он обхватывает теплыми пальцами мою ладонь и подносит к губам. Целует и растягивает губы в улыбке.
Никто давно не целовал мне руку. Как равной.
Милый жест пробирает до глубины души;
- Адель, Вы не согласитесь поужинать со мной?
Нет, ужинать с герцогом я не хотела, надеялась, что мы с Саймоном придумаем как мне обрести подобие свободы.
- Простите, Француа, но я не решаю такие вещи.
- А кто решает? – парень был явно заинтересован, он сцепил за спиной руки. Лишнего себе не позволял, был очень сдержан. Французский интеллигент.
- Я просто пою в театре. Спасибо за цветы, но ужин пока невозможен. – решаю спровадить его, вдруг Саймон придёт? Не хочу, чтобы парень увидел друга здесь.
Нервы шалят от неведения происходящего. Появление Герцога в нашем доме терпимости произвело фурор. Редко кто такого высокого ранга в таком молодом возрасте приезжает к Миневре для заключения сделки. Француа, как и обещал, поговорил с Миневрой, но о чем они договорились я не знала.
Лили заверяла меня, что Миневра и с ней не обсуждала этот вопрос, а это могло значить лишь одно. - она размышляла над сделкой. Мне оставалось только ждать.
Немного трепал нервы и Саймон, друг продолжил ходить по пятницам в театр даже после свадьбы. Сидел в первом ряду чернее тучи и пил жадно алкоголь. У меня сердце разрывалось при виде его серого, измученного лица. Но я знала, что если проявлю слабость — сделаю только хуже.
Чтобы не сойти с ума, я отпросилась у Миневры и пошла в магазинчик, чтобы прикупить себе красивые платья для выступлений. Что-что, а денег Миневра на наш внешний вид не жалела. Скупив всё, что мне нужно, я вылетела из магазина со стопкой аккуратно упакованных коробок. Шопинг с самого детства расслаблял мою нервную систему.
Из-за коробок я немного не рассчитываю и на первой ступеньке подворачиваю ногу, прокручиваюсь на месте, причиняя пронзительную боль. Вскрикиваю. Коробки подлетает над головой, я тяну к ним руки, нарушая остатки равновесия и заваливаясь вниз. Еще чуть-чуть и я распластаюсь плашмя на лестнице. Умру раньше, чем отправлю на тот свет полковника Фокса.
Когда уже кажется - всё, я сверну шею, сильные руки подхватывают меня и притягивают к себе. Я оказываюсь прижата к мускулистому мужскому телу. Нервные окончания начинают искрить от напряжения. Соприкосновение обостряет рецепторы. Я чувствую жар мужского тела, его рельеф, слышу сердцебиение. Не такое, как у женщин, мужское сердце напоминает мне отбойный молоток, оно делает более мощные удары, отбивая ритм. Стук! Пауза! Стук-стук!
Из головы улетучиваются все уроки Миневры. Забываю обо всём. Во-первых, я чуть не свернула себе шею. Во-вторых, впервые меня крепко обнимает мужчина. И если первые минуты руки просто удерживали меня, то теперь ладони заскользили по плоскому животу.
Замираю. Набираю в грудь побольше воздуха, пытаясь прийти в себя. Ноги всё ещё дрожат. В теле слабость.
- Аккуратнее, малышка, так можно и шею свернуть. – хриплый голос над ухом заставляет меня очнуться. Если люди Миневры увидят меня в объятиях незнакомца, она меня сошлёт в ночной дом. Я решительно отталкиваю незнакомца и поворачиваюсь к нему лицом. Мои глаза наталкиваются на откровенного нахала.
Гермиона называла таких парней «Плохишами», а Миневра характеризует такой типаж как альфа-самцы.
На меня смотрел здоровяк с широкими плечами и колкими глазами, в глубине которых плескалось самодовольство, сила и бесконечная уверенность в собственном превосходстве. Признаюсь, в нём было что-то влекущее и сексуальное.
Волосы были растрепаны, несколько прядей падало на широкий лоб, скрывая частично густые брови. У плохиша была густая щетина, на секунду мне захотелось узнать - какая она наощупь.
Обычный рабочий. На парне была униформа, перепачканная пылью и местами залатанная. Это объясняло его спортивную форму. Рабочие много работали руками, им приходилось постоянно таскать тяжести. Но это не объясняло, почему обычный рабочий такой самодовольный кретин.
- Спасибо. – играть с ним роль великой соблазнительницы не было смысла. Он ничего из себя не представлял и не мог пригодиться мне в будущем.
- Спасибо в карман не положишь, красотка. – парень прячет руки в карманы брюк. Перед тем как он спрятал их, я увидела кожаные перчатки и изумилась: зачем рабочему кожаные перчатки на руках? – Не хочешь выпить кофе?
Наглец. Считает, что я пойду пить кофе с таким оборванцем как он?
Раньше он бы стриг кусты в моём доме или бегал исполнять мои поручения. Какое кофе?
Поправляю платье, борясь со рвущимся наружу смехом. У папы в лучшие годы случился бы нервный приступ из-за того, что меня на свидание приглашает уличный рабочий. Позорище. Герцогиня и бродяга. Хороший сюжет для фильма.
У Минервы глаз задергался бы при мысли, что её лучшая гейша тратит время с уборщиком.
- Боюсь, малыш, ты не потянешь по стоимости чаепитие со мной. – улыбка на его лице становится лишь шире. Хотя, вряд ли он понимает - с кем имеет дело, татуировка на спине скрыта платьем, а без неё он не сможет понять, что перед ним гейша.
- Я умею удивлять девчонок. – Он придвигается ближе, чтобы не соприкоснуться с ним я отступаю. Мужчина пахнет травой и дождем, неожиданное сочетание, возвращающее меня в прошлое. Когда-то я уже слышала такой запах.
- Не люблю сюрпризы. – поджимаю губы. – Как и простых рабочих.
- А зря. Настоящие мужчины скрываются за этой формой. – он делает рывок, и его губы оказываются на моих. Всё происходит так быстро, что я от изумления приоткрываю рот и таким образом сама впускаю мужской язык в свой рот.
Рабочий сминает меня в объятиях, стискивая так, что пошевелиться невозможно. Он такой сильный, противиться бесполезно. Да и вряд бы я смогла. В голове апокалипсис.
Это мой первый поцелуй. Я впервые по-настоящему целуюсь с мужчиной.
Господи Боже мой. Пресвятая Дева Мария…
Грубые ладони сжимают мою попу и немного приподнимают наверх, чтобы ему было удобнее терзать мой рот, мять губы и трахать меня языком. А он именно трахает, наказывает за мою спесь, слизывает гордость, унижает.
Я кручу задом и потираюсь промежностью о холм в его спецовке. Гавнюк. Да у него там есть чем похвастаться.
Таю. Млею. Ненавижу.
Сама не знаю, как отвечаю на поцелуй. Меня так захватил процесс, что я сама осторожно поглаживаю его язык кончиком своего, впитываю терпкий вкус. Видимо это и есть возбуждение и вожделение, о котором рассказывала Миневра.
- Будем считать, это плата за твоё спасение. – говорит он, отрываясь и растворяясь за минуту до того, как машина с водителем тормозит у лестницы. Очень вовремя.
--
- Француа?
Француа шумно набирает воздух в лёгкие и затем выдыхает с придыханием. Его немного даже потряхивает от нетерпения. Давно ждал и дорвался. Тянет руку к груди. Вот-вот коснётся пальцем соска. Я смотрю на его палец как завороженная, почти чувствую тепло его кожи и… не могу позволить Француа прикоснуться к себе. Тело отвергает.
Отшатываюсь и натягиваю платье обратно.
- А как же ужин? – натянуто улыбаюсь. Сейчас мне не удаётся играть, тело звенит от напряжения. Мне нужно выиграть хотя бы капельку времени. Парень выгибает вопросительно бровь. – Давай не будем торопиться, поедим и потом можем уединиться.
- Ты ведь не голодна. – Француа немного наклоняет голову в бок, и до меня начинает доходить истина, которую так тщательно вбивала в меня Лилия. Не всё золото, что блестит. И в тихом омуте черти водятся.
Француа никакой не душка. Он был очень галантным, как и полагается герцогу, пока ему не доставили хорошо упакованный десерт, с которым он может сделать всё что душа его пожелает. Конечно, он заплатил за него баснословные деньги, его можно понять. Но его поведение – пощечина моему самолюбию. Я верила, что мне удалось обвести его вокруг пальца. Я думала, что смогла влюбить его в себя и подчинить.
Как глубоко я ошибалась! Это Француа обвёл меня вокруг пальца.
- Мне страшно. – решаю надавить на жалость. - Дай мне пару минут хотя бы обвыкнуться здесь. Ты ведь понимаешь, что это мой первый раз…
- Меня заводит твоё стеснение. – Слова лишь заводят Француа. Глаза парня покрываются влажным блеском от возбуждения. Мне липко и неприятно. – Маленькая герцогиня Девоншир. Я буду нежным с тобой. В первый раз. Особенно осторожен.
Француа хихикает и наклоняется, а я пячусь назад, пока не упираюсь ногами в диван и не падаю на него. Парень садится вслед за мной, тут же заключая бёдра в тиски и задирая платье.
Все уроки Миневры выветриваются из головы, цепенею, пытаясь придумать как остановить Француа. Я оказываюсь просто не готова к происходящему. Мне совершенно не хочется спать с ним.
- Пока у тебя плохо получается. – шепчу недовольно, уползая от него на сколько это возможно. Француа наваливается всем телом, вжимая в диван и не позволяя сдвинуться ни на миллиметр без его ведома. Тяжелый как шкаф. Душный. Хочется поскорее спихнут тушу. – Мне трудно дышать, Француа!
Губы парня накрывают мои, терзая, мучая. Как же противно с ним целоваться!
Каждая клеточка моего тела восстаёт. Я сопротивляюсь, вырываюсь отчаянно, но чем больше сил я трачу, тем жестче хватает меня Француа, не позволяя выползти из-под его двухметрового тела.
- Ты вкусно пахнешь, Адель. – признаётся он, дёргая платье вниз, отрывая тесьму. – И скажу тебе по секрету, мне нравится твоя тактика сводить меня с ума. Ты вся такая неприступная и стеснительная шлюшка.
Лучше бы он меня ударил. Воздух забивается в лёгкие, оседая там точно глыба льда.
Я от злости стираю зубы, не веря собственным ушам. Мерзкий французишка!
- Слезь с меня! – у меня нет больше желания строить из себя милую девушку, я начинаю пинать Француа коленками по яйцам, как учил меня когда-то брат, чтобы он выпустил моё бедное тело.
- Я заплатил за тебя, Адель! Теперь ты моя личная гейша и делать будешь ровно то, что я тебе скажу. – тонкие, благородные пальцы пересчитывают мне рёбра. Ни тени ласки и нежности. – А сейчас я хочу натянуть тебя на член, моя милая.
- Жабоед. – плююсь ему прямо в лицо. Француа бледнеет и зависает, глядя на меня перекошенным от злости лицом. Ни одной мне не нравится правда. Видимо он рассчитывал на послушную овечку.
Он поджимает губы и слегка заносит руку, готовясь ударить меня, но, когда его ладонь начинает движение и оказывается в считанных сантиметрах от моей щеки, в дом врываются настоящие головорезы и я начинаю визжать пуще прежнего.
- Воу-воу! Палехче, парнишка. – герцога стаскивают с меня за шиворот. Два двухметровых головореза нависают над нами, у одного из них в руках пистолет. Когда я открываю рот, чтобы уже закричать, один из них прикладывает палец к губам, и я затыкаюсь.
Второй мордастый мужчина в шапке с коротким подворотом ударяет несколько раз Француа головой о паркет, ломая ему нос.
- Ты когда бабки занимал у Босса о чём думал? – удар. Новый удар. Я сползаю с дивана вместе с подушкой, служащей мне прикрытием и ползу подальше от них. В дом заходят ещё двое. Все в чёрном. Не такие высокие, но широкие как шкафы.
- Ой, а что у нас за красивая дама? – обо мне вспоминают.
- Не трогай её. Не видишь, аристократка какая-то. Босс разрешил только этого покошмарить.
- Да какая она дама, Джо, посмотри на её лопатку… это же гейша. - у меня округляются глаза, когда из темноты выходит Плохиш в чёрном костюме безупречного кроя. У него на руках снова кожаные перчатки, и одной рукой он сжимает блестящий пистолет.
Как зачарованная я смотрю сначала на пистолет, затем поднимаю голову и смотрю на хорошо запомнившееся мне лицо. Сама пока не поняла почему, но черты лица мужчины хорошо отпечатались в моей памяти. Только теперь этот Плохиш не в грязной робе, а в дорогом костюме при полном параде. Да кто он?
Я изучила все знатные семьи, он не из знати.
- Вы? – меня хватает только на короткий вопрос. Изумление топит с головой. Вопросы множатся в голове и мне очень хочется получить ответы на них.
- Я. – подтверждает он, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. – Скучала?
Не то, чтобы скучала, пару раз представляла поцелуй, но не более. Только ему я об этом никогда не скажу. А то загордится и не отстанет никогда.
Отрицать не буду, его появление подогрело кровь и взбудоражило нервную систему.
- Вы следите за мной? – у этого человека в руках пистолет, он может пристрелить меня прямо здесь. И вряд ли ему что-то будет за это, убийства гейш не расследуют. Мы просто игрушки для взрослых мальчиков, нас можно ломать и выбрасывать безнаказанно.
Решаю, что просто обязана очаровать незнакомца и расположить к себе, умирать я не собираюсь! Поэтому отбрасываю выбившиеся из причёски волосы назад и демонстрирую глубокий вырез в платье и кусочек прозрачного корсета. Посмотреть соски он не заслужил, пусть то, что скрывает корсет для него останется неизведанным секретом, но вот ложбинку может поразглядывать.
У гейш была только одна дорога на свободу – путь на тот свет. Подобием свободы считалось, если тебя перекупал кто-то себе на долгий срок. Во всех остальных случаях гейша должна была работать и окупать своё содержание.
Каждая из нас была прикреплена на работу и могла передвигаться только в соответствии с путевым листом – разрешением. Если кто-то оказывался в неположенном месте – это расценивалось как побег. Те, кто оказывалась ночью одни на улице – считались беглянками. И наказание было только одно, без суда и следствия – казнь.
Очень хороший выбор, кстати. Все так боялись быть казненными, что без наручников и маячков передвигались только по согласованному маршруту и не смели даже думать о попытке сбежать.
Я долго умоляла офицеров позвонить Миневре, чтобы разобраться в ситуации, но меня никто даже слушать не стал. Для них я была пустым местом. Легче было пустить меня в расход, чем тратить время на выяснение обстоятельств.
- Хорошенькая, может, трахнем? – доносится до меня голос одного из инспекторов.
В участке все были как на подбор, мужчины напоминали мне королевских гончих – худые, голодные и злые до безобразия.
- Да ну. За презиками бежать неохота.
- Она не похожа на ту, что работает в ночном доме. А элитные гейши очень следят за своим здоровьем.
- А я её в газете, кажется, видел. Она поёт в театре.
- Да? – группа офицеров уже полчаса спорили на тему «трахнуть или не трахнуть».
Я сидела на деревянной скамейке за решеткой и обнимала себя за плечи, немного раскачиваясь из стороны в сторону.
До сегодняшнего дня я думала, что худшее со мной уже случилось. Меня сделали гейшей для унижения моего рода. Но, как оказалось, это не самое ужасное. Миневра не собиралась превращаться меня в грязную подстилку для каждого прохожего в отличие от того, что хотели сейчас сделать со мной офицеры.
В этой стране жизнь и репутация женщин ничего не стоили.
- Уилл! Ты сегодня рано. - в комнату зашёл высокий темноволосый мужчина, выделяющийся на общем фоне. Выше остальных, плечистее, да и форма на нём сидела как влитая, подчёркивая его благородство. Один из офицеров похлопал его по плечу. – Как прошла засада?
- Как обычно. – ровно ответил он. Мужчина сильно выделялся на общем фоне. – А у Вас тут что?
Он повернулся ко мне, и я поперхнулась воздухом, потому что на меня смотрел Бродяга собственной персоной. И меня он ещё называл актрисулькой? Да я его уже в третьем образе вижу!
- Ты? – взвизгиваю я, вскакивая на ноги. – Это из-за тебя я тут! Скажи своим дружкам, что я никуда не сбегала!
Бродяга на мою истерику не реагирует, лишь бровь выгибает, будто я сумасшедшая. Артист погорелого театра. Пусть не делает вид, что не знает меня, я его бы ни с кем и никогда не спутала. Такого фактурного мужчину трудно перепутать. Он мне ещё долго в кошмарах будет сниться.
- Вы знакомы? – Бродяга отрицательно качает головой. – Да поймали очередную сбежавшую. Заполняем документы.
- Он врёт! Он всё врёт! Он несколько часов назад пытался убить герцога!
- Долбанутая. – пожимает безразлично один из инспекторов. – Не трогайте её лучше, мало ли какая у неё зараза. Не видите она больная на голову?
От злости сводит челюсти. Я не сумасшедшая!
Когда все расходятся, Бродяга подходит к моей решётке, перелистывая папку с моей фотографией в уголке.
- Ты значит у нас дочь предателя. – резюмирует он, грубо хмурясь. – Адель Девоншир. Я знал твоего отца. Он как-то награждал меня за заслуги перед Королевством.
- Жаль. Если бы он знал какой ты моральный урод, то придушил бы тебя собственными руками. Не делай вид, что не узнал меня.
- Но я действительно тебя не знаю.
- Правда? Значит, это не ты меня целовал у магазина? Ни ты чуть не прибил герцога, который заплатил за меня? И если бы не ты, я не оказалась на улице в неположенное время!
Мои слова действуют на Бродягу, он задумчиво хмурится и потирает большим пальцем подбородок. Хорош чертяка. Зря только побрился, ему с щетиной куда лучше.
- Так что, если в тебе есть хоть что-то мужское. Будь добр, сделай что-нибудь, чтобы я могла выбраться отсюда живой!
--
Мужчина играет только бровями. Не говоря мне ни слова, забирает папочку и уходит. Мне остаётся лишь сыпать проклятьями ему в спину. Мерзкое создание. Ничего человеческого нет в нём.
Сажусь обратно на деревянную скамейку. Никто не удосужился дать мне нормальную одежду или выдать обувь. Я так и сидела в камере в рваном платье и босая.
И что делать теперь? Как выбраться отсюда живой? Наверно, как бы ужасно это не звучало, нужно было не выделываться и оставаться в том доме, позвонить Миневре и попросить её о помощи.
Часть моего мозга начинает твердить, что все попытки выбраться будут безуспешными. Ничто не спасёт и не поможет мне. По телу разрастается неконтролируемая нервозность. Умирать совсем не хочется.
- Пошли! – вздрагиваю от мужского голоса, прервавшего поток мыслей. Поднимаю голову и, разинув рот, смотрю как Бродяга открывает дверь ключом. В голове снова щёлкает надежда. – Быстрее давай.
Ладно, беру свои слова обратно, что-то человеческое в этом создании есть. Надеюсь, он не освобождает меня из клетки для того, чтобы потом придушить в переулке.
Точно послушный пудель, я вскакиваю на ноги и, пританцовывая, бегу за мужчиной, следую за Бродягой по пятам, не задавая вопросов. Быстро переставляю босые ноги по тёмному коридору до самой парковки, где юркаю в машину и выдыхаю. Только отъехав от полицейского участка я понимаю, что сердце сошло с ума и проламывает рёбра. Так страшно мне не было даже в день казни отца.
- И куда мы едем? – спрашиваю его осторожно. Доверять этому пройдохе у меня не было основания. Но если выбирать между ним и пулей в лоб, я выберу попытать счастье.
- Ко мне домой. – Ух ты. Хочется съязвить на этот счёт, но решаю промолчать. Не время и не место.
- Меня будут искать? – кусаю губы, нервно теребя остатки платья. Не знаю, на меня так действует полицейская форма или после камеры мне дурно, но Бродяга больше не вызывает во мне жгучий трепет, страх и странные скачки давления. За время пребывания в тюрьме я заметно к нему охладела. Даже вспоминать перестала наш поцелуй на лестничной площадке.