Мадина

Пролог

От автора.

Дорогие читатели! Все герои и события данного романа являются вымышленными, совпадения с реальностью являются случайными. Героиня исповедует ислам. Автор не имеет цели оскорбить или каким - либо образом обидеть приверженцев данной религии, а лишь через ее призму осветить жизнь героини и ее мысли.

Также напоминаю, что роман содержит описания жестоких и постельных сцен, ненормативную лексику, в связи с чем роман имеет ценз 18+

Имейте, пожалуйста, это в виду когда начнете читать данную книгу. 

С любовью ко всем и каждому, Николь.

На детской площадке слышны детские крики и  смех. Детство – это та пора, когда неважно, кто ты, на какой машине ездишь, кто твои родители, и сколько тебе лет. Твоя национальность, вероисповедание  и то, на каком языке говоришь, совершенно не имеют значения. Потому что дети способны понимать друг друга, даже если еще не научились разговаривать. Этим они в корне отличаются от взрослых. А также еще искренностью и чистотой своих чувств, которые не умеют скрывать, выражают прямо и открыто.

- Вот возьми, это тебе, - сняв с шеи медальон на золотой цепочке,  темноволосая девочка лет шести протягивает его мальчишке, который на первый взгляд старше ее лет на десять. И что самое интересное, девчушка не обращала никакого внимания на его младшую сестренку, которая была одного с ней возраста, но зато не отлипала от ее брата.

- Зачем? – буркнул парень, насупив брови.

- Как зачем? На память! И потому что я люблю тебя, - бесхитростно отвечает девчушка, и румянец покрывает ее пухлые щечки. – Просто у меня больше ничего нет, - добавляет уже тише, скромно опустив глазки в пол.

- А зачем мне от тебя что-то на память, если мы живем через дорогу?! – непонимающе спрашивает парнишка.

- Неней[1] говорит, что надо дорожить всем, что имеешь. Потому что потерять можешь в любой момент. Я не хочу тебя терять! – пылко восклицает малышка, - но неней уверяет, что это от нас не зависит. Поэтому я хочу, чтобы у тебя было что-то от меня на память, - по взрослому и серьезно утверждает эта малышка, невинно хлопая голубыми глазками. И, кажется, ей удалось очаровать хмурого парня, потому что в этот момент он протянул руку ладошкой кверху и пробурчал:

- Ну, ладно, давай сюда свою штуку.

Девочка широко улыбнулась и довольная положила на ладонь свой подарок. Мальчишка посмотрел на прямоугольный золотой медальон,  восхищенно и по-детски воскликнул:

- Ух ты, тут еще что-то написано! Не знаешь, что?

- Здесь по-арабски, я еще не начинала его учить, читать не умею, но неней сказала, что  там молитва, она охраняет от всего дурного. Теперь она будет хранить тебя, - с гордостью сказала девчушка.

- Ладно, спасибо тебе, - сказал парень, слегка улыбаясь, застегнув цепочку, спрятал ее под футболку. – Пойдем, я тебя на качелях покатаю.

- Я не могу, мне уже пора домой бежать, - расстроенно произнесла девочка от того, что подольше не может побыть со своей любовью. – Сегодня у папы день рождения, будет много гостей, мне надо готовиться. Я итак отпросилась у неней, чтобы отдать тебе подарок.

- Могла бы и завтра отдать, ничего страшного не случилось бы.

- Мама всегда говорит, что не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Тем более мне очень хотелось, - и снова эта искренняя и открытая улыбка, на которую способен лишь чистый, невинный ребенок. – Ну, ладно, я побежала, увидимся завтра? Завтра меня должны отпустить на весь день погулять, неней и мама обещали.

- Завтра и будет видно, - продолжал ворчать этот серьезный не по годам парнишка.

Но судьба сложилась так, что ни завтра, ни послезавтра, ни через год эта искренняя девчушка и серьезный мальчишка не увиделись. Жизнь развела их на долгих шестнадцать лет, оставив ей – воспоминания о своей первой и единственной любви, ему – медальон с арабской молитвой.

[1] В переводе «бабушка».

Глава 1

Мадина

Сидя на подоконнике, я смотрела в окно своей комнаты на неприветливые окна дома напротив и улыбалась собственным воспоминаниям. Много лет назад здесь жила обычная семья: мама, папа и двое детей: мальчик и девочка. Правда, шестнадцатилетнего парня сложно назвать мальчиком, но я не могу считать его взрослым даже в своих мыслях. Наверно, потому, что все-таки он был моей первой детской любовью, и почему-то с ним мне было проще общаться, чем с его младшей сестрой, хотя она и была старше меня всего на год. Ирочка была веселой, но ровно до тех пор, пока все шло по ее желанию. Как только правила игр начинали противоречить ее возможностям и требованиям, она начинала плакать и, таким образом, шантажировать других детей: чтобы ей уступили качели, чтобы дали игрушки в песочнице, чтобы она всегда выигрывала в играх. Многие уступали ей, чтобы пресечь ее капризы, я же в принципе не любила такого вида манипулирование, потому что нас с сестрой родители воспитывали в строгости. Наш отец был жестким, я бы даже сказала суровым. Работа была для него на первом месте. Религия - на втором. Сколько себя помню, он всегда был в делах. К нему часто приходили серьезные мужчины,  с бородой, в ботинках из крокодиловой кожи и черных костюмах. А во дворе их ждали большие тонированные машины и все обязательно черного цвета и с охраной. Поэтому отец строго настрого запрещал нам шуметь. Негоже, чтобы в доме сурового и серьезного  бизнесмена Мурата Алиева звучал детский смех и топот маленьких ножек, мешая обсуждать финансовые рынки, контракты и цены на нефть.

Каждый ребенок с самого рождения любит своих родителей, какими бы они не были. Без каких-либо требований и условностей - это же мама и папа, разве может быть что-то дороже и ближе? Так и я думала до определенных звоночков: вот мою сестру наказали за то, что она в неурочный час включила мультики и засмеялась над сюжетом, оставив ее без обеда до самого вечера, вот меня отец высек за то, что я, как ему показалось, не достаточно усердно читала пятничный намаз в мечети, а вот он поднял на наших с сестрой глазах руку на нашу мать за то, что она криво повязала хиджаб[1], и была открыта часть шеи.

Но окончательно я уверилась в том, что отец не любит свою семью, и она нужна ему лишь для статуса в своих кругах, когда скоропостижно ушла моя сестренка: она заболела самым обычным ОРВИ, которое, к сожалению, дало осложнения на сердце и почки, и слабый организм Нармин не выдержал. Ей было всего восемь,  моя любимая младшая сестренка мечтала стать детским врачом, чтобы помогать деткам справляться с заболеваниями. Но судьба распорядилась так, что она не закончила и первого класса.

Нармин родилась раньше положенного срока и была очень слаба. Неней рассказывала, врачи говорили, что она не выживет, но девочка справилась и начала набирать вес, и скоро смогла даже самостоятельно дышать. Однако, преждевременные роды не прошли бесследно для детского организма: у нашей малышки был слабый организм в целом и больное сердце, которое впоследствии и стало одной из причин ее смерти.

Говорят, что можно осиротеть, потеряв одного из родителей. Но в тот злополучный весенний день я осиротела, потеряв сестру. С огромным стыдом сегодня я в свои двадцать два года признаюсь, что потеряй я отца, наверно, не проронила бы и слезинки в день его кончины. Как он в день смерти и похорон нашей малышки Нармин. Да простит мне Бог мои грешные мысли.

В тот день он был в неизменном черном костюме и белой рубашке. С гордо выпрямленной спиной и с абсолютно без эмоциональным лицом. Словно он на очередном совещании директоров слушает доклад подчиненных. Ни единой слезинки или тени грусти на лице. Я, стоя рядом с мамой и прижимаясь к ней изо всех сил, ища поддержки и заливаясь слезами в свои одиннадцать лет, не могла понять, как можно не плакать: ведь сейчас нашу малышку увезут, закопают, а мы с мамой не сможем даже попасть на кладбище, пока не пройдет семь дней[2]! А отец стоит так, как будто все идет должным образом. 

Справа от него стояла мама. И один только ее внешний вид рвал мое детское и уже такое израненное сердце в клочья: она стояла, такая маленькая, худенькая, что, казалось, подуй ветер посильнее, и она упадет. Ее хрупкие плечи сотрясались в беззвучных рыданиях, глаза опухли от слез, руки трясутся от пережитого. Хоть ее голова покрыта платком, я знаю, что за последние дни ее иссиня-черные волосы посеребрила седина, а ей всего лишь тридцать! Она спрятала свое лицо в таких маленьких ладошках, в руках, которыми держала маленькую Нармин, баюкала ее, напевая колыбельные и гладила по головке, когда она болела. И так больше не отняла рук, не смогла смотреть, как ее дочку уносят от нее навсегда, долгое время моя бедная и несчастная мама не могла поверить, что малышки с нами больше нет. Даже неней, хоть тоже тяжело перенесла утрату, держалась лучше, несмотря на то, что постарела на несколько лет разом. Мы все переживали, что маме потребуется помощь специалистов, но, хвала Всевышнему,  обошлось.

Глава 1.1

Да, я не ошиблась, назвав свою маму несчастной. В день похорон, вечером, я хотела зайти к ней в комнату, чтобы найти утешение в ее объятиях и поддержать ее, как сумею. Но, проходя, мимо кабинета отца, я услышала его грозный голос:

- Это ты виновата в смерти дочери, Далия! У тебя не так много обязанностей: следить за домом и детьми. Заниматься их воспитанием и здоровьем! Ты и с этим не справилась. Ты -  плохая хозяйка и мать. И жена, потому что так и не смогла родить мне сына, наследника. И все, ради чего я жил, что так тяжело выстраивалось мной, достанется зятьям, пришлым мужчинам!

- Ты прекрасно знаешь, Мурат, что слабое сердце Нармин – результат преждевременных родов, которые спровоцировал ты! – слышу сдавленный голос матери, очевидно, что она плачет, но, тем не менее, говорит со злостью.

- Ты меня спровоцировала, Далия! Не стоило устраивать мне  скандал и закатывать истерику, когда я пришел уставший с работы.

- Ты вернулся от очередной любовницы! Об этом вся округа знала, а ты даже не пытался этого скрывать! Где твое обещанное моему отцу уважение ко мне?! Где обещанная защита от всех горестей?! Их нет, Мурат, так что я тоже могу сказать, что ты – плохой муж!

Тут я слышу звук звонкой пощечины, глухой удар и мамин болезненный вскрик. Не выдержав, я распахиваю дверь и вбегаю в кабинет:

- Мамочка! – она лежала на полу, из носа ручьем шла кровь, а на левой стороне лица багровел след от удара. Одной рукой она держалась за бок, наверно, ударилась об угол тумбочки, когда падала.

И в этот момент я окончательно уверилась в том, что семья нелюбима отцом, более того, мы в какой-то степени тяготили его. Впоследствии я узнала, что в тот день отец поднял руку на мать далеко не впервые: когда Нармин было около трех месяцев, он пришел злющий, как медведь-шатун, а мать попалась под горячую руку, сказав что-то неугодное «господину». В тот вечер он избил ее так, что открылось кровотечение и ее увезли в частную клинику и врачи вынуждены были удалить ей матку. Так что мама больше не могла иметь детей и подарить отцу сына, о котором он так мечтал, собственноручно загубив эту мечту на корню.

Почему моя мать не уйдет от этого тирана и деспота? Не все так просто. Конечно, всегда можно сбежать и попробовать начать жизнь с нуля. Но, к сожалению, власть моего отца простирается настолько, что он найдет беглянку в два счета и снова кулаками обрушит на нее свой гнев. Своих денег у матери нет, семью от и до содержит отец. Ее отец, мой дед, не дал ей образования, полагая, что оно ей ни к чему, ведь согласно древним традициям, жена должна быть рядом с мужем, как и не дал согласия на развод, когда она пришла к нему после очередных побоев отца.  Дед считал, что главная женская задача – всецело заботиться о муже, стеречь очаг и рожать детей, также терпеть все «тяготы» семейной жизни. Неважно, что эти традиции давно не соответствуют реалиям современного мира, мой дед был непреклонен: женщина не должна быть независимой, и все зачатки этого он задавил в зародыше. Итог: моя мама была без образования, без денег и опыта работы, а отец обладал огромным влиянием и финансами, чтобы заплатить, кому надо и превратить жизнь человека в ад. Поэтому у моей мамочки не было выхода: куда не повернись, а тебя лижет пламя преисподней. И единственное, что остается: терпеть и не провоцировать дьявола.

Я с тоской продолжаю глядеть на грязные окна нежилого дома, где когда-то давным - давно я искала спасения от кошмара домашнего очага. Не скрою, я поступала подло, притворяясь подружкой Ирочки, чтобы украдкой, одним глазком увидеть ее старшего брата, Льва.  

Сколько себя помню, он был всегда серьезным и хмурым. Его улыбка, как проблеск солнца в Лондоне. Но она так преображает его, что хочется улыбаться в ответ. Высокий, мужественный, сильный и умный, темные волосы и серые пронзительные глаза, прямой аристократический нос, слегка длинноват, что делало его похожим на птицу, но ничуть не умаляло его мужской красоты, - я влюбилась в него с первого взгляда, как увидела гуляющим со своей младшей сестренкой на детской площадке. А когда узнала, что он еще и живет напротив, была счастлива до небес, как может быть счастлив ребенок при получении заветного подарка под елкой на Новый год. Да, мне было шесть, но это было самое чистое, искреннее и радостное чувство, которое я смогла пронести с собой через столько лет. Не знаю, смогу ли я кого-то еще полюбить, ведь отец жестко контролирует все мои контакты с мужским полом. Сомневаюсь, что моего мнения спросят, когда придет время выдавать меня замуж, вернее, оно уже пришло, и я живу в постоянном страхе последние пару лет. Жизнь с отцом – тираном научила меня терпеть многое и подстраиваться под обстоятельства. Но чего я не смогу никогда вынести, так это побоев. И поэтому я молюсь каждый божий день, чтобы у меня был уравновешенный и спокойный муж, не практикующий рукоприкладство. А то, что нелюбимый…Что ж, с этим можно как-то смириться.

Чуть больше года я была счастливой влюбленной «женщиной». Мне было шесть, но женщина она же с рождения женщина, правда? Неважно, что за это время Лев обратил на меня внимание не больше десяти раз, и перекинулся примерно таким же количеством фраз. Я просто украдкой смотрела на него, любовалась и мечтала, что однажды он признается мне в любви, будет носить на руках, и я обязательно подарю ему сына, а может даже и двух. Ведь задача женщины – сделать счастливым своего мужчину. Так мне вдалбливали буквально с рождения.

Глава 2

Мадина

Я глубоко вздохнула, вытерла вспотевшие ладошки об юбку, поправила хиджаб (чтобы не вышло, как в тот раз с матерью) и, собрав по крупицам остатки смелости, постучала в дверь кабинета. Услышав строгое «Войдите!», открыла дверь и ступила на светлый ковер, не глядя по сторонам.

- Проходи, Мадина, присаживайся, - неожиданно мягко и вежливо обращается ко мне отец. Это напрягает и настораживает меня, от чего я вскидываю резко голову и пристально смотрю в его лицо. Но там нет ни единой лишней эмоции, только вежливость, легкая улыбка и ласковый отеческий взгляд. И только я знаю, что он никогда не смотрел на меня так. Потому что  я всегда была на стороне матери, он чувствует мою ненависть к нему за ее слезы, за то, что он поднимает на нее руку, когда она отдала ему всю свою жизнь, доверилась, отдала все, что у нее было. И при этом она никогда не воспитывала во мне и Нармин ненависть к этому деспоту, учила относиться к нему с уважением и почтением только потому, что это отец, каким бы он ни был, и какие бы отношения не были между родителями.

- Здравствуй, отец. Добрый день, - также здороваюсь с мужчиной, который сидит в кресле напротив отцовского стола и с интересом меня разглядывает. От его бесстыжего и холодного взгляда захотелось поежиться, закутаться в одеяло и спрятаться, как в «домике» в детстве. Я со всей возможной осторожностью присела на краешек предложенного мне стула и с любопытством покосилась на сидящего мужчину. Все же надо посмотреть, кто он, ведь не зря меня позвали, когда он здесь присутствует. И явно не бизнес обсудить: отец в курсе, что я не смыслю ни в акциях, ни в нефти. Меня засунули на факультет филологии, даже на экзамены ходить не пришлось – все было куплено заранее. Как он сказал: «У современной мусульманской женщины должно быть высшее образование. Его отсутствие – моветон для высшего общества в современном мире. Но какой именно факультет ты закончила, никого интересовать не будет». И его расчет понятен: получив данное образование, я буду зарабатывать копейки, потому что смогу работать максимум учительницей русского языка и литературы в школе. А этого недостаточно, что обрести независимость и жить отдельно, своей жизнью. Мое образование по большей части для моего отца – при его наличии ему не придется краснеть и запинаться, объясняя, почему я закончила только одиннадцать классов школы. С корочкой диплома меня смело можно выдавать замуж за угодного отцу мужчину.

Прокрутив эти мысли в голове, холодный ужас пробрался под мою тунику и пополз вдоль позвоночника. И мои опасения оправдались.

- Мадина, познакомься, это Амирхан, мой партнер по бизнесу. Он увидел твою фотографию у меня на рабочем столе и сразу же влюбился, да настолько, что на следующий же день пришел сватать тебя, - с елейной улыбкой и холодом в глазах говорит отец.

- Все верно. Мурат, ты вырастил красивую дочь. Не сомневаюсь, что она еще и умна, - продолжает беседу так, словно обсуждает лошадь на рынке.

Я знаю, что это ложь от начала и до конца. Хотя бы потому, что никакой семейной фотографии на столе в кабинете отца не стоит. Это сделка от начала и до конца, между моим отцом и этим Амирханом.

К слову, этот партнер мне в отцы годится – лет сорока, с проседью в темных волосах, строгий и одновременно наглый, сальный взгляд из-под кустистых бровей, который уже осмотрел меня и раздел догола (и это на глазах у отца!), упрямо сжатые тонкие губы, в бороде скрывается квадратный подбородок.  Судя по всему, Амирхан среднего роста, под пиджаком выпирает живот, что свидетельствует о том, что он далек от спорта и здорового образа жизни. Не самый завидный жених для двадцатидвухлетней девушки.

С тревогой и страхом  перевожу взгляд на отца. Может, я ошиблась, напридумывала себе? Но хватило только одного взгляда, чтобы понять: не ошиблась. Папа выдает меня замуж. За мужчину, кроме имени которого я больше ничего не знаю. И который омерзителен мне настолько, что тошнота стремительно подкатывает к горлу, и я с трудом сдерживаю рвотные позывы. Взглядом только спрашиваю отца о главном, и он все понимает без слов.

- Да, Мадина, ты все правильно поняла. Пора тебе замуж, возраст подходящий. Амирхану давно пора обзавестись детьми, наследником, а ты молода и здорова – рожай не хочу. Я уже дал свое согласие на ваш брак, - самодовольно произносит отец, скрепляя руки в замок на животе.

- Зато я не даю. Я не пойду замуж за Амирхана, отец, извини, - произношу я, как мне кажется, твердым голосом. Да, я знаю, что вызову его гнев и сегодня вечером он будет орать, на чем свет стоит, но мне все равно. Я не хочу повторить судьбу своей матери, да и она мне постоянно твердила не повторять ее ошибок, чтобы в моей жизни все сложилось так, что не только я с уважением относилась к мужу, но и он с не меньшим почтением относился ко мне. Мы с ней обе понимали, что я никогда не выйду замуж по любви и взаимному согласию, что кандидат будет подобран лично отцом, и должен подходить в первую очередь ему. Ведь я же собственность Мурата Алиева, его вещь. А своими вещами, как мы знаем, каждый распоряжается по собственному усмотрению.

Единственное, на что мы надеялись, что у меня будет возможность хотя бы призрачного выбора, так сказать, из двух зол. Но, судя по сурово поджатым губам, по его лицу, по которому пошли красные пятна, и как он потирает шею ладонью, наши с матерью надежды рушатся, как карточный домик.

- Девочка просто ошалела от счастья, Амирхан, - то, с какой интонацией было сказано слово «ошалела», я поняла, что ничего хорошего меня не ждет от разговора с отцом. И даже больше. Липкий страх затягивает меня в свою паутину, ноги и руки слабеют и начинают подрагивать. Я знаю, на что способен мой отец в гневе. Из-за него моя мать больше не может иметь детей. – Не обращай внимания. Мы поговорим с ней наедине, я все ей популярно объясню. Сейчас она немного не в себе, ты же видишь.

Глава 2.1

Отец ворвался в мою комнату под вечер, распахнув дверь с такой силой, что послышался треск дерева от удара. Потом с такой же силой ее захлопнул, не забыв закрыть на замок. Я сглотнула от страха и начала пятиться назад.

- Вздумала отца позорить, мерзавка?! – его глаза так и метали молнии, а ноздри раздувались от ярости, грудь тяжело опускалась и поднималась, а руки были сжаты в кулаки. Но, несмотря на то, что отец не ждал от меня ответа, я все же тихо произнесла:

- Я не хотела тебя позорить. Я просто не хочу замуж за Амирхана.

- Ты оскорбила влиятельного человека! Ты это понимаешь?! Представляешь, какие проблемы мне грозят из-за твоей глупой выходки?! – продолжал орать мужчина, что зовется моим отцом. – Хорошо, что я смог сгладить все острые углы, и он не забрал своего предложения обратно. Ты выйдешь за него замуж в ближайшее время, - уже более спокойно произнес он.

И тут произошло то, что никогда не случалось со мной ранее за всю мою сознательную жизнь: ярость застила мне глаза, и я повысила голос на отца:

- Я. Не. Выйду. Замуж. За. Амирхана. Ты не сможешь меня заставить, я свободный человек! Я не рабыня, чтобы мною распоряжались по собственному желанию! В конце концов, наше законодательство запрещает вмешательство в жизнь другого человека!

Впоследствии, лежа бессонными ночами, я не раз думала,  что прояви я терпение, покорность и попроси отца со слезами на глазах не выдавать меня замуж за того мужчину, возможно, все сложилось бы иначе. Хотя, зная моего отца, он не из тех, кто меняет принятые решения.  Никогда. Только если они сулят ему  материальную выгоду. А какая выгода отцу от разрыва помолвки с партнером? Верно, никакой. Все было решено заранее и без моего участия. Но я должна была хоть раз в жизни попытаться отстоять свое мнение.

Я даже не заметила, как в воздух взметнулась твердая рука отца и наотмашь ударила меня по лицу. Удар был настолько сильный, что я отлетела в сторону и упала на стеклянный журнальный столик, конечно же, его разбив. Я закричала. Осколки больно впились в руки, порезали бок и правое бедро. Моя кровь заливала светлый пол. Перед глазами все плясало, а в голове установился такой шум, что я едва услышала сказанное отцом:

- Совсем от рук отбилась, но ничего, мне не сложно научить тебя уважать отца, - он бесстрастно стоял и смотрел, как я пытаюсь встать и отползти с останков журнального столика, чтобы новые осколки не впивались мне в кожу.

Я услышала, как звякнула бляшка на ремне. Что он делает?!.. Но повернуть голову в его сторону я не успела, потому что на мою спину пришелся первый жестокий удар ремня. Я снова истошно кричу, потому что не только удар ремня приносит мне адскую боль, но и осколки, которые остались в моем теле от резких движений, кажется, впиваются еще сильнее. На мою спину продолжают обрушиваться удар за ударом, во рту металлический привкус крови от разбитой губы, голова кружится, комната плывет перед глазами, я вся в собственной крови, и нет сил даже кричать.

В дверь начали колотить с неистовой силой, и я услышала отчаянный крик моей мамочки:

- Мурат, открой, не тронь ее, не тронь моего ребенка!! Оставь мою девочку!!!

Но отец разве когда-нибудь слушал мою мать?! Она была таким же предметом мебели в этой тюрьме, что и я. Поэтому его удары продолжали сыпаться на мою спину и бедра, нисколько не заботясь о моем состоянии.

- Открой, Мурат, открой немедленно!!! Прекрати сейчас же! Ненавижу тебя! Ненавижу! Будь ты проклят и гори в аду, чудовище! – продолжала рыдать моя мама за дверью.

То ли отца проняли выкрики матери, то ли ему наскучило, что я перестала кричать и рыдать от его ударов, но как ни странно, он остановился.

Меня всю трясло от боли и шока, казалось, что болезненные ощущения разносятся по венам, отравляя кровь. Я не могла говорить, потому что сорвала голос, мое несчастное исполосованное в кровь тело сотрясала крупная дрожь, а все пространство, которое я могла видеть, было испачкано моей кровью. Особенно сильно она сочилась из пореза на предплечье. Но мне было плевать, лишь бы это чудовище, что называет себя моим отцом, поскорее ушло прочь.

- Надеюсь, ты усвоила урок, - спокойным голосом сказал отец, продевая в брюки ремень, которым только что безжалостно хлестал меня. – В противном случае придется его повторить, - и широким шагом зашагал прочь, резко распахнул дверь, и не взглянув на маму, прошел мимо, что-то насвистывая себе под нос.

Глава 2.2

Мама ворвалась в комнату, как ураган, упала рядом со мной на колени и заплакала еще сильнее, сотрясаясь всем телом, глуша рыдания прижатой ко рту ладошкой.

- Моя девочка, Мадиночка, что же он с тобой сделал, проклятое чудовище, - причитала мама, аккуратно помогая мне встать. Но я все равно вскрикнула, потому что стекла, застрявшие в ранах, причиняли мне боль.

- Тише, тише, моя хорошая, пройдем в ванну, я помогу тебе умыться и обработаю раны, - приговаривала моя мама, потянув в сторону ванной.

Она разорвала остатки одежды на мне и поддерживая, помогла забраться в душевую кабину. Мои ноги настолько ослабли, что я просто осела на пол, а мама поливала меня из душевой лейки, медленно и нежно водя рукой по спине и плечам, смывая кровь. Я продолжала плакать и вздрагивать, но не столько от боли, сколько на чистых рефлексах.

- Я убью его. Пусть Аллах накажет меня, я с достоинством вынесу его кару, но ни за что не прощу, что это чудовище сделало с моим ребенком, - зло прошептала мама, тихонько поглаживая меня по волосам,  как в детстве, когда мы с Нармин болели.

Я резко, несмотря на всю боль и слабость в теле, развернулась и, посмотрев прямо в любящие и такие печальные глаза матери, горячо прошептала, словно кто-то нас мог подслушать:

- Не надо, мамочка, пожалуйста, не связывайся, умоляю тебя. Он все равно сильнее нас обеих. Мы не сможем ему противостоять даже вдвоем. Я хочу уйти отсюда. Давай сбежим, пожалуйста. Помоги мне. Мы не можем так больше жить. Давай убежим сегодня ночью, вот прямо сейчас.

Я смотрела в глаза матери, которые медленно наполнялись слезами. Мама покачала головой и также тихо ответила:

- Возможно, это самая большая глупость, но я помогу тебе. Сбежать с тобой не смогу, иначе Мурат в два счета найдет нас обеих. Я останусь здесь, чтобы принять на себя весь его гнев и сдержать столько, сколько смогу. А ты пообещай моя девочка, что не вернешься сюда больше никогда и сможешь устроиться в жизни.

- Мамочка, но как же я без тебя… - растерянно пробормотала я, растирая злые слезы по лицу. Почему, ну почему я не могу жить, как все девушки моего возраста?! Почему на мою долю выпадают эти испытания?! Почему я вынуждена бороться за жизнь с собственным отцом?!

- Ты справишься, Мадиночка. Я уверена, что воспитала очень умную и мудрую дочь. Твоя задача затаиться на какое-то время, спрятаться, чтобы никто тебя не нашел, и ни с кем не связываться из прошлой жизни. Даже со мной. Так будет больше гарантий, что отец не найдет тебя. Да, он будет в ярости, когда поймет, что ты сбежала, но это уже моя проблема. Не переживай и не волнуйся ни о чем. Я тебе дам немного денег, я скопила, втайне сдавая в ломбард кое-какие украшения. Помнишь, отец тогда разозлился, когда узнал, что наша помощница якобы воровала из моей шкатулки вещи? Так вот, она их и сдавала в ломбард по моей просьбе. Нехорошо, что так получилось, конечно, но я ее пристроила потом к своей дальней родственнице и отдала часть вырученных денег. – Мама продолжала шептать быстро-быстро, словно в бреду, а я лишь слушала ее с раскрытым ртом. – Я давно планировала сбежать вместе с тобой от Мурата, но для двоих этих денег было бы мало, а для одной из нас вполне достаточно на пару месяцев, если тратить с умом. Я думала потерпеть еще пару-тройку месяцев, а может и полгода, но судьба распорядилась иначе, твоему проклятому отцу вздумалось тебя замуж выдать так некстати. Но ничего, главное, чтобы ты смогла вырваться, для меня твое счастье превыше всего. А теперь вставай, я обработаю твои раны, а ты притворишься, что уснула. Ночью я приду к тебе, принесу кое-какие вещи. Единственное, документы отец держит в сейфе, их я достать не смогу, моя золотая. Но, может, оно и к лучшему, никто не будет знать, как тебя зовут на самом деле и кто ты такая.

Мама помогла мне встать, обтерла меня полотенцем, словно маленькую девочку, в то время как я морщилась от боли и тихонько стонала.

- Я буду молиться, чтобы высшие силы покарали его за то, что он поднял на тебя руку, - шептала мама, снова роняя слезы. Я вытерла их дрожащей рукой и из последних сил произнесла:

- Не плачь, пожалуйста, мамочка. Уверена, Аллах все видит, и когда-нибудь восторжествует справедливость. Не бери грех на душу, я сама виновата. Можно было согласиться с ним, ведь не потащил бы он меня замуж, в конце концов, сегодня же! А потом надо было сбежать. Но я растерялась и проявила упертость там, где не надо.

- Моя родная, моя единственная…- говорила мама. – Отдохни, Мадиночка, тебе надо прийти в себя, ты на ногах не стоишь, я сейчас принесу лекарства, дам обезболивающее и постараюсь вытащить осколки из ран.

Глава 2.3

Мама поступила ровно так, как сказала. Правда, ей не удалось вытащить все осколки, при движении чувствовалось, что в ранах есть остатки, которые причиняли боль, но я предпочла промолчать, чтобы не расстраивать маму еще больше. Некоторые из ран требовалось зашить, но мама не решилась на это, а я не настаивала: само заживет как-нибудь, лишь бы вырваться из-под гнета этого тирана. Когда маме удалось все обработать и остановить кровотечение, я обессиленно откинулась на подушки. Мне удалось даже вздремнуть, но проснулась от тихого шороха и резко села в кровати, несмотря на головокружение и ломоту в теле.

- Шшш, моя хорошая, это я. Я принесла тебе вещи и деньги, - прошептала в темноте мама. – Тебе пора собираться, пока отец спит. Придется пройти за домами, чтобы охрана тебя не видела. Оттуда беги, доченька, в сторону центра, там много людей даже ночью, никто не обратит на тебя внимания. Я тут положила вещи на первое время, но ни платков, ни туник не клала. Эти вещи также покупала наша помощница, оденешься, как обычная девушка, в спортивный костюм, потому что, когда  будут искать, в первую очередь будут спрашивать о девушке в платке, а  девушку в обычной одежде никто даже и не вспомнит.

Я смогла только кивнуть. Какая же мама умная женщина: она продумала все до мелочей.

Надо непременно найти выход, и вернуться за мамой. К счастью, неней не дожила до этих дней, и не видит, что творит ее сын. Она была единственным стоп-краном в его жизни: отец прислушивался к словам матери. Ведь к старшим же надо проявлять уважение. Но после ее смерти он как с цепи сорвался: стал чаще поднимать руку на мать, дошла очередь и до меня.

А сейчас мама - единственный близкий и родной для меня человек, мой свет в окошке, который не дает мне сойти с ума в этой ужасающей действительности. Только бы она не пострадала от рук этого тирана. В последнее время он напоминает бочку с порохом, готовый в любой момент взорваться. И слетает с катушек все чаще и чаще.

Я быстро, насколько позволяли нанесенные травмы, оделась, стиснув зубы от боли, пронзившей бок. Кажется, не обошлось без переломов. Но ничего, все заживет. Сейчас главное - не расстраивать маму своим состоянием: она и так переживает, что отпускает меня одну в никуда, без документов и с минимальным количеством вещей.

- Аллах да хранит тебя, Мадина. Я буду молиться за тебя каждый день, моя девочка. Надеюсь, Он будет милостив и позволит нам увидеться еще раз, - со слезами на глазах прошептала мама, обняв меня и прижав к своей груди.

Я не сдержала слез. Не столько от вынужденного расставания, сколько от дурного предчувствия. Хотелось плюнуть, остаться здесь, рядом с мамой, но я понимала, что у меня не хватит сил и возможностей противостоять тирану, и я буду выдана насильно замуж. А так есть небольшой мизер, что этот бой нам с мамой удастся выиграть.

- Мы обязательно увидимся, мама, я постараюсь придумать что-нибудь. Береги себя, не думай обо мне, - и с этими словами, поцеловав ее в мокрую щеку, я аккуратно выбралась через окно, бросив на нее прощальный взгляд.

Надеюсь, она не услышала моего сдавленного стона. Потому что порезы и ребра болели нещадно. Но что это по сравнению с собственной свободой?! Придется потерпеть. И, собравшись с силами, я рванула за дом, выбравшись через отверстие в заборе.

Я быстро бежала к остановке. Сейчас мне мог помочь только общественный транспорт: остановка находится в отдалении от поселка, ею никто не пользуется из наших жителей, только случайные путники и жители соседней деревеньки. Такси же привлекло бы внимание: в каждой семье нашего поселка есть машина с водителем, а у кого-то даже и две. А человек, вышедший с территории и севший в такси, будет вызывать подозрения. А мне сейчас излишнее внимание ни к чему.

Удача была на мой стороне: я даже не успела перевести дух, как подъехала маршрутка, и я рухнула на ближайшее сиденье. Бок горел, и я, оглянувшись по сторонам и убедившись, что малочисленные пассажиры не обращают на меня ровным счетом никакого внимания, тихонько приподняла край толстовки. Вся повязка и майка пропитались кровью. Дотянуть бы до города, найти, где укрыться от ищеек отца, а там можно будет и залечить раны.

Я вышла практически в центре города, не имея ни малейшего представления, где искать жилье. Начал накрапывать дождь, чему я была очень рада: ни у кого не вызовет подозрений девушка, идущая по улице с глубоким капюшоном на голове.

Я бесцельно шла по улице, сгорая от боли, чувствуя сильную тошноту и головокружение. Кто-то, видимо, сильно спешил, поэтому толкнул меня локтем, я не удержалась, поскользнулась и полетела вперед, прямо к ногам какого-то мужчины, у которого я успела разглядеть лишь кроссовки, прежде чем встретить виском асфальт и потерять сознание.

Глава 3

Лев

Тупая боль стучала в висках. Она и стала причиной моего пробуждения, хотя сегодня можно было бы поспать до посинения – первый выходной за … не помню сколько времени. Но, видимо, мой организм настолько натаскан на ранние подъемы и высыпаться за рекордно короткие сроки, что даже похмелье ему не помеха. Поэтому я и лежу в постели на спине в полшестого утра, за окном кромешная тьма, а я не могу уснуть. Окей, хотя бы поваляюсь что ли. Имею право, выходной же. Все равно заниматься чем – либо нет желания. Даже на пробежку не хочется, а стоило бы мозги проветрить. Может, это и выдернуло бы меня из того состояния апатии, в которое меня вогнала смерть пациента на операционном столе.

Я прикрываю глаза, а передо мной лицо парня. Молодой еще, восемнадцать только стукнуло. Да, был глупый, да, в голове ветер гулял и полное отсутствие мозгов, иначе как объяснить, что он сел за руль нового мощного «Порше Панамера», подаренного отцом на совершеннолетие, бухой в дым, разогнался до запредельной скорости и влетел в бетонное ограждение. Как еще его до клиники живым довезли, непонятно. Да, все это характеризует парня не с лучшей стороны,  но, блять! Он был молод, ему еще жить и жить, да, возможно творить глупости, но у него, по крайней мере, руки не по локоть в крови, как у большинства моих клиентов.

Я – хирург. Но не в обычной больнице, и даже не в обычной частной клинике. Я – подпольный хирург. Мои клиенты – бандиты, криминальные авторитеты и бизнесмены, так или иначе связанные с теневой стороной экономики. Как я, выпускник медицинского университета, давший клятву Гиппократа и подававший огромные надежды в медицине, докатился до жизни такой? Да очень просто.

До определенного момента я был членом обычной среднестатистической семьи. Ну, хорошо, не совсем среднестатистической. Мои родители были уважаемыми и успешными врачами в городе, я пошел по их стопам.

Но в один день наша устроенная и благополучная жизнь перевернулась с ног на голову. Вернее, моя жизнь. Потому что остальных членов моей семьи в одну минуту не стало: автокатастрофа. Отец не справился с управлением и влетел под КАМАЗ. Вся моя семья, включая пятилетнюю сестренку, погибла на месте. Я остался совершенно один в шестнадцать лет. Спасибо одинокому дяде, старшему брату моего отца, он оформил опеку надо мной, спас от детского дома и настоял на учебе в университете, поддержав выбор медицинского. Однако, на мой взгляд, та история шита белыми нитками, и она до сих пор не дает мне покоя, несмотря на то, что  прошло уже столько времени. На настоящий момент я все же оброс кое-какими связями благодаря своей профессии и постараюсь докопаться до истины во что бы то ни стало и наказать виновных.

Экспертиза показала, что у отца было обнаружено огромное количество алкоголя в крови, и поэтому он не справился с управлением. Окей, казалось бы, в реалиях нашей жизни не самая странная история. Однако, есть несколько «но», позволяющие мне судить, что это подстава чистой воды. Мой отец не употреблял алкоголь. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. У него была огромная язва желудка и строжайшая диета. Конечно, он не кричал об этом направо и налево,  но все близкие и коллеги об этом знали. Даже умудрялись предупреждать пациентов, чтобы не дарили отцу алкоголь в качестве благодарности. Это первая нестыковка.

Вторая – время аварии. Восемь утра. Какой нормальный мужик сядет бухим настолько, что, судя по анализам, он ходить нормально не мог, и в глазах все двоилось, не то, что управлять автомобилем. Но ему каким-то неведомым чудом удалось уговорить мать поехать на дачу цветочки поливать да еще и ребенка с собой взять. Что тоже странно. Обычно матери держатся от бухих подальше, а тут села сама в машину к «невменяемому», да еще и ребенка потащила. Тоже нелогичненько.

И третье – дача была совершенно в другой стороне города. Тогда куда и зачем поехали мои родные в такую рань? Этот вопрос тоже остается открытым на протяжении шестнадцати лет.

Я тогда сильно замкнулся в себе, стал озлобленным, дяде пришлось со мной непросто. Сам не понимаю, как доучился и смог поступить. Но потом учеба втянула меня, я корпел над учебниками денно и нощно, и только это не дало мне сорваться и пойти по наклонной.

Когда я прошел интернатуру, то устроился работать в обычную городскую больницу скорой помощи. Мне нравилась моя работа, нравилось помогать людям, порой даже спасать жизни. И в одно из дежурств к нам поступила студентка с приступом аппендицита. А дальше все, как  в классике жанра: я ее прооперировал, она мне благодарна по гроб жизни, завязались отношения, которые продолжались целый год. Первое время были крышесносные эмоции, я дышать не мог без Ани, а каждая смена превратилась в изощренную пытку, потому что она была от меня далеко. Все свои выходные я проводил с любимой, сутками мог не слезать с нее, все время хотелось касаться, обнимать и целовать ее миниатюрную и хрупкую фигурку. Мне казалось, что у нас с Аней все хорошо, я даже умудрился со своей скромной зарплаты отложить денег и купить кольцо с бриллиантом, как она и мечтала: как-то любимая забыла включить блокировку, и я увидел, что она заходила на сайт ювелирного, рассматривала кольца. Намек понял. Каким же зеленым идиотом я был! На следующий же день я зашел в ординаторскую, где увидел голую волосатую задницу нашего заведующего отделением и раскинутые в стороны ноги своей любимой девушки, без пяти минут невесты.

Она до того противно взвизгнула, что я весь  скривился.

Глава 3.1

Поступок шлюшки-Ани послужил катализатором к тому, чтобы тотально изменить свою жизнь. От государственных больниц пришлось отказаться – уровень дохода там не тот. Пришлось идти в частную клинику. Благо дядя откуда-то откопал знакомых, которые помогли с трудоустройством. Мне кажется, он бы и черта достал из преисподней, лишь бы я снова не возвращался к алкоголю.

 Чуть больше полугода я откровенно плевал в потолок и скучал. Серьезных операций не было, жизнь спасать никому не надо было, максимум – наблюдать перелом и вправить вывих. Я бездельничал и периодически потрахивал медсестричек. Каждую не больше двух раз, чтобы не надеялись на всякую ванильную хрень вроде отношений. Когда тунеядство достигло апогея, а свободные (и несвободные) медсестрички кончились, я уволился. И понял, что мне нужно вернуться к тому, зачем я пришел в медицину: спасать и лечить людей, но при этом иметь хорошие деньги. И так родилась идея открыть свою частную клинику.

От родителей в наследство мне достался частный дом, в котором мы с сестренкой выросли и я был счастлив шестнадцать лет. После их смерти я психологически не смог туда вернуться, и он стоял все это время безлюдный и пустой. Ни минуты не колеблясь, я продал его и пустил деньги в бизнес. И неожиданно прогорел. Мое детище продержалось чуть меньше года, когда я понял, что клинику придется закрывать.

Но неожиданно ко мне пришел с предложением некто Арсений Михайлович Петренко, как выяснилось позднее, широко известный в криминальных кругах. И предложил:

- Лев, несмотря на твою молодость, ты очень известен как талантливый и способный врач.   Но вот бизнесмен из тебя паршивый. Я могу помочь тебе с последним, плюс проинвестировать эту клинику, подобрать клиентуру.

- А взамен?

- Взамен сущий пустяк. Ты сможешь заниматься тем, что нравится, где чувствуешь себя, как рыба в воде, - продолжал меня уговаривать этот скользкий тип.

- И что же взамен? Я хочу знать, на что иду.

- Какой настырный, - неожиданно наклоняется ко мне через стол и говорит жестким голосом, заглядывая холодным взглядом прямо в душу. – Ты должен будешь держать язык за зубами и  закрывать глаза на то, кто к тебе поступает на операционный стол, какие личности.

- Иными словами, продать душу дьяволу, - иронизирую я.

- Примерно так. Но зато смотри, что ты имеешь: делаешь операции, спасаешь жизни – раз. Хорошие бабки – два. И ты останешься владельцем. Я просто буду иметь определенный процент с деятельности – три. И в-четвертых, у тебя будет «крыша». Да и вообще, все административные и организационные вопросы беру на себя.

Не знаю, под каким влиянием, что я тогда пил/курил,  но я соглашаюсь на эту пожизненную кабалу. И понеслось: у меня в пациентах были участники поножовщины, перестрелок, автокатастроф, криминальные авторитеты и бандиты. Естественно, все это без участия полиции. Именно за это клиенты и платили космические суммы. Но я старался отключать голову и просто делать свое дело. А совесть просто заливаю дорогим алкоголем, чтобы она в нем захлебнулась и сдохла. Но она всего лишь притихает на время, снова выползая в ответственный момент. Но с годами мне стало плевать.

И, как ни странно, дело пошло на лад. В считанные месяцы клиника «поднялась с колен» и даже расширилась, а мне на счет регулярно поступали нехилые суммы денег. Я довольно скоро обзавелся просторной квартирой в новостройке, шикарной машиной, а оставшиеся деньги просто откладывал, потому что тратить их не было времени от слова «вообще». Я работал, как проклятый месяцами без выходных, проводя операцию за операцией. Я редко ночевал у себя в квартире, боясь в таком состоянии садиться за руль, предпочитая вздремнуть несколько часов на диване у себя в кабинете.

Я также не заморачивался с удовлетворением собственных потребностей, благо штат клиники большой, а я по статусу мог теперь позволить  не только секс с медсестрами, но и с администраторами и даже врачами. Петренко если и знал, что я использую женскую часть персонала в целях удовлетворения собственных потребностей, то смотрел на это сквозь пальцы. Моему партнеру главное, чтобы операции делались по часам. И я работал, как конвейер, не жалея себя.

Но все же, хоть я и не чувствовал ничего, видимо мой предел настал, когда я курил на крыльце одну сигарету за другой после смерти пациента прямо на столе. Я знал, что так бывает, и это не первый пациент на моем личном  кладбище, но почему-то не мог принять именно его смерть. Хотя, откровенно говоря, у него не было никаких шансов, и я это понял, стоило увидеть жизненные показатели на приборах. И этот инцидент, видимо и сыграл решающую роль, потому что  Арсений насильно отправил меня на выходные. Аж на целых два дня.

- Отоспись, приведи себя в порядок, наконец. Пациентам-то под наркозом по барабану, как выглядит их врач, а вот наши искушенные медсестрички скоро перестанут давать такому упырю, на которого ты стал похож, – хохотнул Петренко. Ага, значит все же в курсе. – Да и разнообразие не помешает. В общем, раньше понедельника не смей тут появляться.

И вот я в кои-то веки лежу в собственной кровати, в своей квартире в полшестого утра. Меня раздирает от желания курить, но впервые в жизни накатывает приступ лени. Решив, что покурить можно и через полчаса, поворачиваюсь на бок  и вдруг взглядом натыкаюсь на обнаженную женскую спину. Это еще что за нахер?! Видимо, я не хило так упился вчера, раз притащил в свою берлогу какую-то девицу. И судя по тому, что мы оба лежим обнаженные в моей постели, у нас был секс. Перевожу взгляд на тумбочку. Ага, надорванная упаковка презерватива свидетельствует о том, что у нас был защищенный секс. Слава тебе господи.

Только я хотел ее растолкать, как девица сама повернулась и чарующе улыбнулась:

- Доброе утро, котик.

Глава 4

Мадина

Я никак не могла проснуться. Тело болело настолько, что я боялась пошевелиться, но больше всего болела голова. Она раскалывалась так, что, казалось, кто-то методично стучит изнутри молотком. А еще нещадно хотелось пить. Но это не главное. Меня пугало то, что я не помнила, что со мной случилось. Как я здесь оказалась? Где я вообще?

И тут совсем рядом раздались голоса. Мужские. И они о чем-то спорили.

- Зачем ты приволок сюда эту бомжиху, Лев? Мы не больница скорой помощи и не благотворительная организация, а серьезная частная клиника! Мы не оказываем помощь кому попало! – вещал сердитый бас. И я поняла: я в больнице, судя по всему частной. Я упала, а потом…потом оказалась здесь.

- Я в первую очередь врач, Сеня, а уже потом работник этой клиники. Девушка упала у меня на глазах, сильно ударилась головой. Ей требовалась немедленная помощь! Она просто могла не дожить до приезда «скорой»! Нам крупно повезло, что не было кровоизлияния в мозг, - отвечал ему жестко другой мужчина. Голос у него был властный, холодный, но все равно приятный слуху. Он заволакивал сознание, и хотелось идти на него, как на спасительный свет. Я поняла, что речь идет обо мне, и решила подслушать разговор этих двух мужчин, не подавая признаков жизни.

- Нам? Повезло?! Выходные дурно на тебя влияют. Эта девушка принесет нам кучу неприятностей, особенно, когда клиенты прознают, что мы оказываем помощь кому попало. Это же инфекции, зараза, антисанитария! – распалялся первый собеседник.- Заканчивай свои процедуры, приводи замарашку в чувство, и чтоб ноги ее тут не было.

- Уймись,  Арсений, - ледяным тоном осадил его второй мужчина. Таким голосом можно воду в стакане заморозить. – Она остается здесь. Имею право раз в жизни воспользоваться служебным положением, тем более, что это моя клиника, и я тут провожу операции. И, кажется, имидж – твоя забота? Вот и займешься им, если возникнет  такая необходимость. И, да, она – не бомжиха. Да, одета просто, недорого, но чисто и опрятно, сама ухожена. В ушах гвоздики  с брюликами, между прочим. Удивляет другое – не так давно ее сильно избили: у девушки перелом двух ребер, травма носа, многочисленные гематомы и раны, из которых я битый час доставал осколки стекла, а на спине живого места не осталось.

- Только этого нам еще не хватало! А если она – жертва одного из наших клиентов?! Ты представляешь, какой будет резонанс?! А я не хочу, знаешь ли, на плаху из-за какой-то неизвестной девки.

- Вот и разберешься с конфликтом, если он возникнет. А вообще – не трепись и все будет нормально.

Тут уже я не выдержала: горло сильно саднило из-за сухости, безумно хотелось пить. Я раскрыла глаза, чтобы сначала оглядеться. Успела только увидеть потолок палаты, который начал резко плавать, вызывая очередной приступ тошноты. Я застонала. И в поле моего зрения тут же попались два мужчины.

- Очнулась? Говорить можешь? Сколько пальцев видишь? – посыпались на меня вопросы. Стоит признать, он был очень привлекателен: достаточно молод, хоть и старше меня, темные умные глаза, которые внимательно смотрят из-под насупленных бровей, прямой нос и четко очерченные губы, легкая небритость придает мужчине брутальности, вьющиеся темные волосы с серебристыми нитками седины. Форма врача не могла скрыть широкие плечи и сильные руки.

- Пить, - только и смогла я прохрипеть, слегка прикрывая глаза, чтобы унять подкатывающую тошноту.

- Так, так, так, не спим, девочка, слышишь?! Посмотри  на меня,  - говорил со мной врач, поднося при этом стакан с водой к губам. – Небольшой глоток, много пока нельзя. Что-то болит? Тошнит? Как себя чувствуешь? – продолжал допрос доктор.

- Тошнит, голова кружится и болит…везде.

- Немудрено, у тебя сотрясение. Как тебя зовут?

Только я хотела назвать свое имя, как наткнулась на ледяной и презрительный взгляд второго мужчины. Высокий, мощный, смуглый, весь в черном, с аккуратно подстриженной бородой,  он внимательно, изучающе  смотрел на меня, словно пытался просканировать изнутри, как рентгеном, чтобы добраться до мыслей. От него за версту веяло опасностью, которая не только настораживала, но и очень меня пугала в данном случае. Эта поза и насмешливый взгляд в мой адрес были до боли знакомы: партнеры и друзья отца смотрели также, словно они - хозяева этой жизни, а ты, так или иначе, подчинишься их воле.

- Я… я не помню… – соврала я, отводя глаза от этого опасного мужчины. Моя интуиция подсказывала мне, что стоит мне сказать, кто я, как весь мой план побега рассыплется, как прах. Мой ушибленный мозг сигнализировал, что нужно подальше держаться от этого мужчины, напоминающего зверя, готового к опасному прыжку.

- Заебись, Ворошинский! Ты притащил девку без определенного места жительства и да еще и с потерей памяти! – взорвался собеседник доктора.

- Остынь, Арсений, не заводись, - холодно произнес доктор.

- Вот что, ребятки. Я не дам тебе угробить дело, в которое я до хуя вложил бабла, сил и времени, к тому же стабильно приносящее доход! Поэтому даю на все про все сутки, и чтобы к завтрашнему утру ее - тычет в меня пальцем, при этом глядя в глаза врачу, - и след простыл. У меня все, - и выходит из палаты, не оборачиваясь и от души хлопнув дверью, что я аж вздрогнула.

Глава 4.1

- Вы не поможете мне встать? Мне надо идти, - попросила я человека, спасшего мне жизнь, имени которого я до сих пор не знала. Но он почему-то не вызывал у меня никаких опасений. Наоборот, ему очень хотелось довериться, поделиться проблемами и положиться на него, как на мужчину. Не знаю, чем мотивировано мое желание, но в своих чувствах по отношению к доктору я не сомневалась.

- У тебя сотрясение мозга, потеря памяти, перелом, многочисленные порезы и гематомы. У тебя лицо разбито, а кожа на спине просто в лоскуты,  куда ты собралась? – возмутился доктор.

- Мне надо уйти, - упрямо повторила я, пытаясь встать. – И у меня нет потери памяти.

Врач кинулся ко мне, надавив слегка руками на плечи, снова укладывая в постель.

- Тебе нужен постельный режим, а не разгуливать по городу, где ты снова можешь нарваться на того, кто напал на тебя! – чувствую, что доктор теряет терпение, а, значит, скорее надо делать ноги отсюда. Тем более, наверняка, работники больницы сообщили в полицию обо мне. А мне категорически нельзя с ними сталкиваться! У отца половина отделения «прикормлена», его сотрудники тут же доложат о моем местонахождении. А этого допустить никак нельзя! Иначе выйдет, что моя мамочка подставила себя под удар совершенно зря. О том, что ей достанется, я не сомневалась. При упоминании моего самого родного человека, сердце защемило, на глазах непроизвольно выступили слезы, горло сдавило спазмом. «Мамочка, ты только держись, дождись меня, пожалуйста…».

- Сколько времени я без сознания? – все же сумела выдавить из себя.

- Часов пять. Мне пришлось ввести тебе наркоз, потому что надо было обработать и  зашить раны. Хорошо, что у тебя не оказалось аллергии на лекарства, - пояснил мужчина, сверля меня внимательным взглядом.

Я снова предприняла попытку принять вертикальное положение.

- Тогда мне тем более надо идти. Спасибо вам огромное за помощь. Как я могу вас отблагодарить? Денег у меня немного, но я могу отработать, например, убраться. К сожалению, больше я ничего не умею, - добавила уже чуть слышно, опустив глаза.

- Что ты заладила: уйти да уйти! Нельзя так относиться к собственному здоровью! В конце концов, я – твой лечащий врач, и я запрещаю тебе какие-либо передвижения!

- Поймите, - решаюсь объяснить немного свою ситуацию, - мне никак сейчас нельзя встречаться с полицией! Пожалуйста! Дайте мне просто уйти! И чем меньше людей увидит меня, тем будет безопасней. Для всех. Да и я не хочу, чтобы у вас были проблемы. Ваш начальник четко сказал, что мне надо убираться отсюда.

- Он мне не начальник. Это моя клиника. Я - совладелец. И только я, как врач,  решаю, сколько нужно находиться пациенту в стенах этого здания. И с чего ты вообще решила, что кто-то вызвал полицию? – вопросительно посмотрел на меня врач, подходя ближе.

- А разве… в таких случаях…ну, с травмами…не сообщают в полицию? – пролепетала я.

- Девочка, это частная клиника. И мы  не приглашаем полицейских по случаю и без. Клиенты нашей клиники – серьезные люди, и платят большие деньги, чтобы их не беспокоили в том числе. Как, говоришь, тебя зовут? – резко сменил тему мужчина.

Я снова растерялась. Внутренне я чувствую, что могу доверять ему, и мне хочется хоть кому-то открыть душу, почувствовать себя слабой, под защитой надежного мужчины. Но я не могу ошибиться. Слишком высокая цена – жизни моя и моей мамы. И я вру. Вру человеку, который спас мне жизнь, подобрал на улице, словно бездомного котенка, лечил меня, хотя мог пройти мимо, как многие. Да, я чувствую себя гадко, потому что в моих жизненных устоях вранье считается тяжелым проступком. Но как бы то ни было, у меня есть оправдание этому.

- Маша. Мария, - говорю уже тверже.

Доктор лишь усмехается краешком губ, внимательно рассматривая меня, словно увидел впервые.

- Что-то не так? – решаюсь все же спросить, хоть  и боюсь услышать то, что он мне ответит.

- В первый раз встречаю девушку с восточной внешностью с исконно-русским именем Маша. Интересно…

Я громко сглатываю, чем, наверно, выдаю себя с головой. Однако, продолжаю стоять на своем, предпочитая сделать вид, что не услышала последней фразы.

- И все-таки, доктор, какой бы не была охраняемой клиника, мне нужно уйти, меня ждут… - пытаюсь снова вернуться к начальной теме.

- Кто и где тебя ждет?

- Близкий человек. Адрес, к сожалению, я не могу сказать. Не спрашивайте меня больше ни о чем, прошу.

- Значит, так, девочка. Никто тебя нигде не ждет. Ты мне нагло врешь. Я нашел тебя с переломом, порезами и гематомами. Их не получить, просто упав, спотыкнувшись или ударившись о косяк. Значит, тебе досталось от кого-то. Ты была в неприметной одежде, возможно, пыталась скрыться. И сейчас ты нервничаешь, постоянно пытаешься убежать и боишься прихода полиции. Соответственно, ты скрываешься. Я прав?

Я поджимаю губы, отвернув голову к окну. Я не хочу говорить ему правды не только потому, что опасаюсь его, но и потому, что если мой отец меня найдет, то под раздачу попадет и доктор. А я, как никто другой, знаю всю степень гнева  Мурата Алиева.

- Вы, кажется, не ту профессию выбрали, доктор, - бурчу я, недовольная тем, что меня раскрыли. – Наша полиция много потеряла в вашем лице.

Неожиданно он расхохотался.

- Нет, девочка, я определенно на своем месте. Просто так уж вышло, что я научился замечать и подмечать все детали. С моей работой это очень важно, - разведя руками, произносит доктор, имени которого я до сих пор не удосужилась у него спросить, но слышала, как к нему обращался тот, второй мужчина. Лев. Именно так звали моего единственного друга  и первую любовь. Почему-то невольно с тоской сейчас вспомнила о том худоватом, угловатом пареньке, который смог пробудить во мне первые чувства, несмотря на то, что я была совсем-совсем малышкой.

Глава 5

Мадина

Машина останавливается возле элитного жилого комплекса, состоящего из большого количества ярких, красивых домов, они очень высокие, в одном из них я насчитала двадцать пять этажей. Это значит, что тут очень много квартир, и можно с легкостью затеряться. Да, страх перед отцом мешает мне восхититься в полной мере тем местом, куда привез меня Лев. А здесь есть на что посмотреть: небольшой парк с беговыми дорожками, детская площадка, много красивых лавочек, чтобы мамочки могли присесть и отдохнуть в тени американских кленов. И что больше всего меня порадовало, так это охрана на въезде, шлагбаум и камеры. Просто так, без звонка сюда не попасть. Так что, должна признать, на настоящий момент это идеальное место для того, чтобы притаиться и подумать, как быть дальше. Вот если бы еще и с мамой удалось связаться…

Тоска по маме рвет мое сердце на британский флаг. Я уверена, что ей очень досталось от отца из-за моего побега, и сейчас сильно жалею, что не послушала ее и не потащила за собой. От бессилия сжимаю кулаки, вгоняя ногти в ладонь, но даже эта боль меня не отрезвляет. Хочется что-то сломать, разбить, и орать во всю глотку, задавая одни и те же вопросы, на которые нет ответа: «За что?! Почему?!».

- Все в порядке? – раздается голос справа, вырывая меня из мысленной агонии, от чего я вздрагиваю. Оказывается, Лев успел заглушить мотор, выйти и открыть дверь с моей стороны, а я даже и не заметила.

- Да, все в порядке, просто задумалась, извините.

Мужчина протягивает мне руку, помогая выбраться из автомобиля. Я  стараюсь двигаться аккуратно, но, несмотря на то, что перед выездом я приняла обезболивающее, все мое тело ноет, особенно там, где сломаны ребра, и спина не дает покоя. Я старалась не прислоняться к сидению, потому что любое прикосновение было подобно разряду тока в двести двадцать вольт.

Я задрала голову, всматриваясь в окна. Интересно, на каком этаже живет мой спаситель?

- Мои окна выходят на другую сторону, - Лев словно читает мои мысли. – Пойдем, не будем стоять на улице, сегодня холодно.

Мы проходим мимо консьержа, которым на удивление оказался не бабушка или дедушка, как это чаще всего бывает, а вполне себе молодой мужчина крепкого телосложения. Еще один плюс в пользу моего временного пристанища.

Квартира Льва очень большая. Но  она не выглядит уютной или даже жилой. Все в серых тонах, очень много хрома. Напоминает больше офис, а местами музей. Нет, видно, что над ней поработал дизайнер, все подобрано со вкусом, и смотрится богато, но я не представляю тут уютных посиделок за просмотром фильма, или ночных чаепитий с домашним пирогом, не вижу, как тут будут носиться дети, переворачивая все вверх дном.

- Пойдем, я покажу тебе твою комнату, - раздается голос позади меня.

Безропотно следую за мужчиной. Представленная спальня такая же безликая и до оскомины официальная. Большая, я бы даже сказала огромная,  кровать посередине, прикроватная тумбочка, шкаф вдоль стены справа, письменный стол и кресло. Единственное, что выбивалось из всей этой картины минимализма – ковер с длинным ворсом. И выглядел он настолько соблазнительно, что хотелось подойти и пальцами зарыться в длинный ворс, ощутить мягкость покрытия.

Я поворачиваюсь и впервые внимательно, как завороженная,  смотрю в темные, а в сумраке комнаты кажущиеся черными глаза мужчины и тихо, но искренне и от души произношу:

- Спасибо вам. За все.

Лев еще сильнее сводит свои широкие брови, и делает вид, что не услышал сказанного мной.

- Моя комната находится напротив, если что-то понадобится, позови. В любое время. Здесь твои лекарства, - кладет пакетик на прикроватную тумбочку. – Здесь рецепт, там указано, что, в каких дозах и когда принимать. А это твои вещи, - протягивает мой рюкзачок, который я поначалу и не заметила. Я беру его, нечаянно задевая пальцы мужчины. И меня как будто током ударило. Захотелось продлить это прикосновение, ощутить силу этих рук, которые в силах и жизнь спасти, и защитить, и, я уверена, подарить нежность. Что со мной происходит? Почему я так реагирую на этого мужчину?

Глава 5.1

Я очень плохо спала ночью: несмотря на принятое лекарство с вечера, любое движение приносило мне боль, а спина горела от прикосновения ткани. Под утро, утомленная невозможностью уснуть, я просто сняла футболку и скинула ее на пол. И только после этого, устроившись на подушке максимально аккуратно, мне удалось ненадолго вздремнуть.

Меня разбудило то, что кто-то аккуратно тряс меня за плечо и звал по имени. С трудом открываю глаза, в первые секунды не понимая, где нахожусь, привыкая к тусклому освещению комнаты. Перевожу взгляд на стоящего напротив мужчину. Лев! Взвизгиваю, потому что я совершенно обнажена до пояса, а простыня, которой я укрывалась, сползла, обнажая мою грудь. Резко вскакиваю, стону от прострелившей боли, но натягиваю простынь до самого подбородка.

- Спокойно, Маша, - незнакомое имя режет слух, но я вспоминаю, что сама им же и назвалась. – Не дергайся, я же врач, меня ничем подобным не удивишь, - спокойно, с мягкой улыбкой произносит он.

- Сейчас вы стоите рядом со мной не как врач, и мы не в больнице, - пытаюсь возразить, не смея поднять глаз на мужчину, сгорая от стыда.

- Как раз-таки сейчас я стою, как врач. Я пришел обработать твои раны на спине и дать тебе выпить антибиотик, прежде чем я уйду на работу. Его надо принимать в одно и то же время.

- Извините, я… у меня очень болела спина, не могла уснуть и подумала, что без футболки мне будет легче, - начала я оправдываться. Господи, как теперь в глаза-то ему смотреть?! Наверно, мне еще никогда в жизни не было так стыдно. Почему-то мне было не все равно, что подумает именно этот мужчина.

- Маша, прекрати оправдываться, тебе просто надо было разбудить меня. Я же сказал, чтобы ты обращалась ко мне по любому вопросу и в любое время.

- Но как же… Вам же с утра на работу, вы же отвечаете за жизни людей. А я… могу и потерпеть, ничего страшного, - снова пробормотала, смущаясь присутствия Льва.

Послышался неопределенный смешок, от чего я все же поднимаю свой взгляд к лицу мужчины, и вижу в его глазах сменяющие друг друга эмоции: разочарование, тоску и …злость. Пугаюсь, принимая все на свой счет, хочу инстинктивно от него отодвинуться, но в этот момент его лицо снова становится спокойным и ничего не выражающим.

- Маша, давай я помогу тебе лечь на живот и  помажу спину, мазь немного облегчит твое состояние, и ты сможешь еще поспать, - мягко произносит врач.

- Нет! – довольно поспешно отвечаю я. От чего снова смущаюсь и прикрываю рот рукой, в очередной раз заливаясь краской. – Я сама.

– Маша, перестань…- начинает Лев.

- Пожалуйста, - я все же поднимаю взгляд и умоляюще смотрю на него, надеясь, что он все прочтет по моим глазам. И слава Аллаху, Лев - очень понятливый мужчина: со вздохом, закатывая глаза, он отворачивается и ждет, пока я перевернусь на живот.

Вздрагиваю, когда моей спины касается шершавая рука, размазывая холодную мазь.

- Придется потерпеть, маленькая. У меня кончились перчатки, а руки все сухие и шершавые от спирта, которым я щедро обрабатываю их перед операциями, - извиняясь, произносит Лев.

- Все в порядке. Просто мазь холодная, это все от неожиданности. Спасибо вам, что возитесь со мной. Я даже и не знаю, как вас благодарить, - смущаясь, произношу я.

- Простого «спасибо» и твоего выздоровления будет достаточно, - я слышу улыбку в голосе этого мужчины, и почему-то хочется улыбаться ему в ответ. – Я закончил. Полежи так еще немного, пусть мазь впитается. Я оставил таблетку и стакан воды, выпьешь через полчаса. Не забудь! Я проконтролировать не смогу, мне пора бежать на работу. Постарайся лишний раз не двигаться, тебе положен постельный режим. Завтрак найдешь на плите. Вот здесь мой номер телефона, если что, звони.

- Спасибо, но боюсь, он мне не поможет – у меня нет телефона.

- Понятно, - протягивает Лев и выходит из комнаты.

А я неожиданно задумалась. А действительно, чем я могу отблагодарить этого мужчину? То, что моя совесть не позволит пользоваться его добротой безвозмездно – однозначно.