Мафия. Мой Дьявол

Глава 1

— Диабло, можно я его убью? Почти неделя прошла с тех пор, как я заряжал новую обойму, — говорит Марко, нервно подергивая коленом, лаская рукоятку девятимиллиметрового пистолета лежащего на бедре. — Я начинаю нервничать.

Перевожу взгляд от окна, через которое смотрел на проплывающую Темзу, на своего чересчур рвущегося к стрельбе лейтенанта, сидящего напротив меня на заднем сиденье Rolls-Royce. Я разворачиваю конфету с корицей, что всегда ношу с собой, и закидываю ее в рот, перекатывая к щеке.

Мои губы кривит усмешка без тени веселья.

Марко — это сочетание юношеской смелости необъезженной кобылы и жажды крови бойцового питбуля. Его едва удается сдерживать даже в лучшие времена, когда потенциальное насилие не маячит перед глазами, как красная тряпка перед быком.

Сейчас эта тряпка развевается прямо перед ним.

— Можешь убить его, когда он полностью со мной расплатится.

Нога Марко начинает трястись еще сильнее, пальцы крепче сжимают оружие. Его челюсть напрягается, и губы недовольно надуваются, как у капризной девчонки-подростка, а не беспощадного убийцы.

Когда отец назначил его моим личным охранником чуть больше года назад, он не предупредил, что мне придется потратить столько времени на то, чтобы справиться с гневом Марко из-за запрета убивать кого-то.

Впрочем, учитывая все, он оказался именно тем лейтенантом, который был мне нужен для создания картеля на новой территории — жестоким, развратным и психически нестабильным.

Его жажда крови не уступает моей, но он позволяет ей затмевать рассудок, и вспыльчивость постоянно приводит к неприятностям. Вместе мы стерли Лондон с лица земли — ради расширения наших владений, и в поисках необходимых ответов.

Рядом со мной цокает Артуро, и укоризненно смотрит на Марко. Ему не нравится безудержный стиль Марко и отсутствие должного почтения, которое тот обязан проявлять ко мне как к своему боссу.

Если бы кто-то другой осмелился говорить со мной с такой откровенной дерзостью, я бы уже пустил пулю между глаз.

Честно говоря, в первые дни его работы думал поступить с ним именно так, но ценность, которую он приносил хотя бы в плане развлечения, делала это решение непростым.

К тому же этот псих оказался безупречно преданным, а еще обладал склонностью выполнять задачи с драматическим размахом — к ужасу наших врагов, — так что мозг у него остался цел.

Артуро любит жаловаться на него, но даже он неравнодушен к младшему лейтенанту, хотя скорее отрубит себе палец, чем признается в этом.

Чуть больше года назад они оба входили в элитную группу лейтенантов, которую отец отправил на разведку новых территорий по всему миру для возможного расширения, так что они уже давно работают вместе.

С вечно хмурым лицом и упреками в словах, мой заместитель внешне полная противоположность Марко. Он сдержаннее, не столь откровенно жесток и гораздо рассудительнее.

Он сыграл ключевую роль в создании ответвления картеля да Силва — перенеся его из Медельина, Колумбия, где его основал мой отец, в Лондон, Англию. Именно здесь мы решили расширяться, и вот уже год как это мой новый «дом».

На первый взгляд Артуро легко недооценить. С очками на кончике носа и слегка округлым животом, его часто принимают за бухгалтера картеля.

Эта ошибка дает ему огромное, хотя и ненужное, преимущество — к тому моменту, когда враги осознают, кто он на самом деле, у них уже нет голов. Его жестокость может таиться под поверхностью, но он так же свиреп, как Марко и я.

Он был человеком моего отца еще до того, как стал моим, и я знаю его с тех пор, когда был всего лишь мальчишкой. Он один из немногих, кому безоговорочно доверяю.

— Всегда стремится сначала убить, а потом решать проблемы, ублюдок, — упрекает он. — Не лучше ли сосредоточиться на цели?

— А зачем мне это делать, когда я знаю, что ты кайфуешь, переживая за всех нас? — с ухмылкой парирует Марко. Он постукивает по лбу. — Тебе бы быть поосторожнее, знаешь ли. Эти морщины на твоем лбу станут чуть глубже и придется колоть ботокс. Может, пока будешь там, попросишь их немного приподнять уголки губ, чтобы ты хоть иногда улыбался? Просто мысли в слух, — добавляет он, подняв руки в знак невинности.

— Сукин сы… — начинает Артуро, бросаясь через салон, чтобы схватить Марко.

— Прекрати, — приказываю, хватая его за ворот и швыряю обратно на сиденье. — Хватит, — мой голос пропитан яростью, и оба замирают.

Нога Марко моментально перестает дергаться, и у меня пропадает желание вонзить нож, с которым играю, ему в бедро, чтобы положить конец этой раздражающей привычке.

— Артуро прав. Он не умрет, пока не вернет каждый цент, что занял у нас, — произношу сквозь стиснутые зубы. — Но это не значит, что я не позволю тебе передать ему сообщение.

Глаза Марко резко поднимаются, встречаясь с моими, и в них вспыхивает первобытный блеск от моей уступки.

Это легко, позволить ему это.

Никто не имеет права не расплатиться с картелем да Силва и остаться безнаказанным. И человек, к которому мы сейчас едем, скоро это поймет.

Я кручу нож в руках, перебирая его между пальцами. Заточенный кончик врезается в указательный палец, и из-под кожи проступает капля крови, стекая по запястью.

Я замечаю это, но не чувствую.

Мой мозг больше не фиксирует боль. Онемение началось много лет назад, моя устойчивость к боли аномально высока, притупленная непрерывным кровопролитием. Мое тело — это полотно из заживших огнестрельных и прижженных ножевых ран, на котором запечатлены войны, что я выиграл. Я выставляю их напоказ так же гордо, как и татуировки, покрывающие большую часть моего тела.

Пока Rolls-Royce медленно катится по оживленным улицам Лондона, мысли уносят к тому дню, когда я приехал сюда.

Лондон оказался настолько идеальным местом для нас, что разведчики вернулись с миссии с единым посланием — выбор очевиден. Огромный международный город, достаточно близок к побережью, с массой легальных грузов, на фоне которых можно скрыть наши собственные, и, что немаловажно, это были ворота в остальную часть Европы.

Глава 2

Rolls-Royce останавливается перед огромным небоскребом в Сити. По спине ползет раздражение. Эти высокородные, с серебряной ложкой во рту ублюдки из английского высшего общества тратят все деньги мира на безвкусные демонстрации богатства, но ни пенни на погашение своих долгов.

Дверь открывается, и я выхожу, застегивая пиджак, выпрямляясь в полный рост. Оцениваю здание и этнографический состав людей, снующих по оживленному деловому центру.

Марко вслух озвучивает мои мысли.

— Он возненавидит, когда мы прижмем его здесь, — говорит с ухмылкой.

Хмыкаю в знак согласия и добавляю: — Если придется, я вывешу его за яйца из окна этого драгоценного здания, лишь бы вернуть свои деньги.

Марко громко смеется и следует за мной, пока иду к вращающейся двери; оба они идут рядом, внимательно следя за обстановкой.

— Босс, — говорит Артуро, — ты подумал о том, что мы обсуждали?

Я громко стону, отмахиваясь от него.

Но он не из тех, кто сдается, если к его семейным драгоценностям не приставлен пистолет, и продолжает: — Ты не можешь бесконечно откладывать это, твой отец…

Я резко разворачиваюсь и смотрю ему в лицо. Он замирает, чуть не налетая на меня. Большинство мужчин бы стушевались под тяжестью моего взгляда, но он лишь опускает глаза.

— Ты работаешь на меня или на моего отца?

— Я предан тебе…

— Хорошо, — отрезаю, разворачиваясь обратно.

— И всему картелю да Силва, — заканчивает он.

Я едва сдерживаю рычание, не желая привлекать внимание до того, как мы войдем в здание.

— Я не зря поднимаю этот вопрос, Тьяго, — продолжает он. Я прищуриваюсь. Он называет мое имя, чтобы смягчить меня, напомнить, что уже много лет мой советник, и заслуженно пользуется моим доверием. Неохотно киваю, позволяя ему продолжать. — Но ты знаешь, что это следующий шаг, который нам нужно сделать.

— Мы уничтожили остальные картели. Итальянцы дрожат от страха, что они окажутся следующими. Армяне — мелкая помеха. Ирландцы — союзники. Русские не лезут в наши дела. У нас прочный союз с Blackdown, который прикрывает нас легальным бизнесом. Мы победили. Я не понимаю, почему ты или мой отец думаете, что мне нужна жена. Что это даст?

— Мы победили пока что. Не стоит позволять гордости ослепить нас, думая, что мы неприкасаемы. Если ты хочешь действительно закрепить свою власть в Лондоне, доказать, что прошедшая годовая война — это не просто временный захват власти, после которого тебя с легкостью заменит следующий обеспеченный картель, что дом да Силва останется здесь навсегда, — тебе нужно жениться.

Он распахивает дверь и идет следом за мной в здание. Охранник у стойки поднимается, видя, как мы приближаемся к турникетам.

— Что вы...

Его фраза обрывается, когда Марко направляет на него пистолет. Он бледнеет, заметив татуировки в виде пяти кинжалов на пальцах — знак, что он из картеля да Силва.

— Пропусти нас, — приказывает Марко.

Когда тот не спешит подчиниться, оцепенев от страха, Марко подходит вплотную и прижимает ствол к его лбу.

— Пропусти нас или узнаешь, как будет выглядеть стол, украшенный твоими мозгами.

Охранник сглатывает и судорожно кивает, трясущимися пальцами нащупывая кнопку под краем стойки. Вспыхивает зеленый огонек, и металлический щелчок говорит о том, что замок открыт.

— Совет на будущее, — говорит Марко охраннику, пока мы с Артуро проходим через турникеты. — Держи это при себе, если хочешь сегодня вечером вернуться к своей семье.

— Женись вне картеля, Тьяго, — продолжает Артуро, игнорируя угрозы на фоне. Он нажимает кнопку вызова лифта. — Женись на порядочной англичанке, чтобы показать, что ты навсегда обосновался в Лондоне.

— И что мне с ней делать после свадьбы? Долгие прогулки в парке, потом чай с булочками каждый день? — качаю головой. — Ты же знаешь, она не впишется в эту жизнь. Последнее, что мне нужно — это жена, мешающая мне.

— Да плевать, что ты будешь с ней делать. Тебе просто нужно жениться, а не жить с ней. Получи свидетельство о браке, разыграй спектакль для вида, медовый месяц, пара совместных выходов в течение года, а потом отправь ее в загородное поместье, где она никому не будет мешать.

Я сжимаю челюсть, обдумывая его предложение.

— И ты думаешь, кто-то добровольно на это пойдет?

Он бросает на меня взгляд.

— Их женщины не такие, как наши. Какую бы английскую розу ты ни выбрал, ей наверняка больше понравится тихая жизнь в деревне, чем возвращаться домой к тебе, когда ты каждый вечер приходишь в крови.

Мы заходим в лифт, он нажимает кнопку верхнего этажа. Я откидываюсь на стену и скрещиваю руки, зубы стиснуты.

— К тому же, — добавляет он, — никто не говорил, что она должна согласиться добровольно. Возьми ту, что тебе понравится. Как только подпишешь свидетельство, никто уже ничего не сможет сделать.

Фыркаю в ответ, ставя точку в разговоре.

Реально я понимаю, что это лишь вопрос времени, когда мне нужно будет принимать решение. Отчасти знаю, что брак — это возможность продвинуть интересы картеля. Но другая часть меня не хочет иметь дело с обузой в виде жены, особенно той, которую я не хочу.

С момента приезда сюда я почти полностью сосредоточен на бизнесе и расширении влияния. Ничто другое не удерживало моего внимания, даже когда был глубоко в женщине.

Последняя, кого трахал, была жалко скучной. Она стояла на коленях, не затыкаясь про то, какой у меня огромный член, судорожно пытаясь оживить его рукой, неся ртом какую-то бестолковую чушь. Только когда заклеил ей рот и взял сзади, уткнув лицом в матрас, у меня встал на столько, чтобы пять раз войти в нее и испытать самый бездарный оргазм в своей жизни.

Ее наигранные вопли удовольствия просто взорвали мне мозг. Я вышвырнул ее, одежду велел забрать с собой, и с тех пор никого не трахал.

Это было больше года назад.

И дело не в том, что не было возможностей.

Нет. Женщины кидаются на меня постоянно. Быть королевой картеля да Силва нынче завидная участь, и недостатка в предложениях у меня нет.

Глава 3

Мне скучно.

На самом деле, я не помню, чтобы в моей жизни когда-либо не было скучно. Мне настолько скучно, что устала даже от самой скуки.

Разве это не трагедия?

И самое ужасное, я сама себя в это загнала. Каждое решение, которое принимала за последние восемь лет, черт, с тех пор как я была достаточно взрослой, чтобы понимать и не принимать ту роль, которую от меня ожидали в этом мире, привело к этому моменту.

Захлопываю ноутбук и отодвигаюсь от стола, вставая, чтобы уставиться в панорамные окна своего кабинета. Я не могу работать. Меня гложет раздражение и разочарование после разговора с отцом несколько дней назад.

Я была уверена, что после всего, что вложила в его компанию, в нашу компанию, после всех лет, когда ставила свою жизнь на паузу и без остатка посвящала себя развитию Noble Group в роли финансового директора, он наконец-то признает, что я достойна занять место генерального директора после него.

Вместо этого он сразу отмахнулся от меня, как только произнесла эти два слова.

— Твой брат станет следующим генеральным директором Noble Group, Тесс, — произнес он с раздраженным вздохом. — Я слишком долго потакал твоим фантазиям, надеясь, что они тебя удовлетворят. Теперь вижу, что ошибался, и только подпитывал твои глупые иллюзии.

Во мне закипала горечь. Я люблю брата, но у него ноль интереса и еще меньше опыта, чтобы занять место нашего отца. Единственная причина, по которой ему отдают ключи от компании, — это то, что у него между ног есть член, а у меня нет.

— Но, отец…

— Нет, — его голос был жестким и безжалостным. — Пора это исправить. Я позволю тебе остаться здесь еще на год, пока твой брат не приведет себя в порядок в Швейцарии.

После череды скандалов отец сослал Тристана на год в ААК, частную академию для детей богачей и избранных. Мне было запрещено с ним общаться, пока он там.

Он мой лучший друг, союзник и человек, к которому я всегда могла обратиться. Его отсутствие стало тяжелым ударом. Прошло всего пару месяцев, а я уже не знала, как продержусь без него.

— …Этого времени должно хватить, чтобы найти тебе подходящую партию.

— Подожди, о чем ты? — спросила я, не уловив начала фразы.

Он метнул в меня презрительный взгляд, давая понять, насколько мало я для него значу.

— Ты сможешь остаться в Noble Group еще на год, пока я ищу тебе подходящего мужа. Кто-то должен научить тебя дисциплине, которой тебе так не хватает.

Его слова рассекли меня надвое. Я отступила на шаг, ощущая, как внутри открывается зияющая трещина.

— Нет... — прохрипела я.

— Тебе двадцать пять, Тесс. Моложе ты не становишься, — усмехнулся он. — Кто знает, может, твой муж позволит тебе работать, — на губах заиграла садистская улыбка. — Хотя я сильно сомневаюсь.

Браки по расчету — норма в нашем кругу, но отец никогда не упоминал об этом касательно меня. Я думала, что стану исключением. Ради этого и работала.

В моем мире нет настоящих, вдохновляющих женских примеров. Женщин тут определяют исключительно через их мужей. Есть только счастливицы, чьи мужья их игнорируют и изменяют, и есть несчастные, которые каждый день, дома ведут бой со своими супругами. Такие, как моя мать.

Некоторые из них не пережили своих мужей.

Есть еще те, кто сбежал или отвернулся от семьи. Но о них никто больше ничего не слышал.

Именно поэтому я вложила все в то, чтобы преуспеть. Чтобы быть лучше брата по всем показателям, по которым его будут оценивать. К счастью, он не хотел участвовать в гонке и я оставила его позади.

Сначала я закончила Кембридж, потом получила MBA в Уортоне. Была первой в классе, уверенно обращалась с данными и цифрами, умела влиять на людей.

Я все делала правильно.

Все.

И все равно этого оказалось недостаточно.

Годы, которые потратила, упустив все. Не путешествовала, не виделась с друзьями. Всегда с книгой в руках, с головой в учебе.

Учеба, чтение, заучивание, повторение, экзамены. Я отложила реальную жизнь, чтобы добиться успеха в этом вывернутом наизнанку, мужском мире, где все создано только под них.

Я занялась тем, в чем была хороша — данные, и отбросила все остальное. У меня никогда не было времени на романтику. Да, я встречалась с молодыми людьми, но ни разу не любила. Опыт был блеклым, потому что стремилась к большему, чем от меня ожидали.

За два года я увеличила прибыль компании на двадцать процентов и все равно этого мало.

Потому что в конце концов имеет значение только одно: я женщина. А женщины выходят замуж, особенно если начинают становиться слишком независимыми. Лучший способ сломать дикую кобылу — приковывать ее к забору.

— А как насчет Франклина Марш-Саквилла? Прекрасная партия.

Теперь я точно испытала выход из тела. Как он мог настолько равнодушно вывалить на меня новость, разрушившую весь мой мир, и тут же начать перебор имен, которым меня можно продать, как кусок мяса?

Франклин наш операционный директор и законченный мерзавец. Он открыто пялится на меня и постоянно комментирует мой гардероб. В офис всегда надеваю розовое, потому что это мой любимый цвет и потому что намеренно подчеркиваю: я — женщина, занимающая властную позицию, и мне пришлось бороться за право находиться в этом здании. Я отказываюсь сливаться с мужчинами или приуменьшать свою значимость хоть в чем-то.

К тому же, почему я не могу быть и умной, и красивой?

Двойная фамилия Франклина показная демонстрация его происхождения. Он очень-очень дальний родственник королевской семьи, но достаточно близкий, чтобы за два года, что мы работаем вместе, упомянуть это пять раз.

Он еще и на двадцать лет старше меня.

Меня передернуло при мысли о том, что он меня тронет.

— Отец, прошу тебя, пересмотри это решение, — умоляла я.

Я сразу поняла, что совершила ошибку, когда ярость исказила его лицо. Быстро ретировалась из кабинета, пока он не вышел из себя окончательно. Он никогда меня не бил, но я не собиралась выяснять, станет ли этот день первым.

Глава 4

Кабинет отца находится в более уединенной части здания, подальше от шума и суеты главного этажа. У него есть собственная приемная, чтобы отсеивать желающих попасть к нему.

Когда я подхожу, его секретаря, Эйлин, нет на месте. Смотрю на часы, чуть больше половины первого.

Обед. Это объясняет ее отсутствие.

У нас с отцом не те отношения, чтобы я могла просто так войти в его кабинет без записи. Честно говоря, у нас вообще нет отношений, а его недавнее заявление о браке окончательно испортило и то немногое, что было.

Ему не понравится, что я вваливаюсь без предупреждения. Но мне не нравится, что он пытается продать меня своим приятелям по гольфу, так что мы в расчете.

Я выпрямляюсь, расправляю плечи и уверенно направляюсь к двери его кабинета. Она открыта, что странно. Он ненавидит, когда его отвлекают, почти так же сильно, как ненавидит слышать голос женщины, а это о многом говорит.

За два года работы здесь никогда не видела эту дверь открытой, пока он внутри. Но я слышу голос, значит, он на месте.

Точнее, голоса. Их несколько.

Инстинкт и интуиция велят развернуться и уйти, но любопытство заставляет двигаться, чтобы понять, что происходит.

Из-за двери доносится приглушенный, болезненный вой. Знаю, что должна бежать, но, может, я не такая умная, как думаю, потому что вместо этого осторожно приближаюсь.

Я снимаю туфли и бесшумно крадусь к двери. Каждый кабинет оснащен технологией, которая по команде делает окна непрозрачными, когда требуется уединение. К счастью, отец включил эту функцию. Прижавшись спиной к стеклу, я медленно скольжу в сторону, пока не оказываюсь рядом с приоткрытой дверью. Сквозь нее прорываются стоны боли. Хотя никогда раньше не слышала этих звуков, я узнаю, что это отец. Что, черт возьми, там происходит?

Сердце колотится так, что боюсь, оно вырвется из груди. Еще хуже, боюсь, что тот, кто там с ним, услышит этот стук. Мысль абсурдная, но пульс бьет в ушах так оглушительно, что кажется невозможным, что они не слышат.

Я разворачиваюсь лицом к стене и медленно иду к самому краю дверного проема. Когда добираюсь, осторожно выглядываю и вижу происходящее.

Отец стоит на коленях, голова опущена, из порезов на лице хлещет кровь. Перед ним мужчина, высокий и крепкий, с кастетом на пальцах.

Ужас парализует меня, мышцы будто застыли. Инстинкт самосохранения велит замереть. Я не в силах пошевелиться и, по какой-то причине, не могу отвести взгляд.

Рядом стоит еще один мужчина, постарше. Одна рука покоится на животе, другая — локтем на ней, лицо опирается на ладонь. Он наблюдает за этой кровавой сценой совершенно бесстрастно.

Отец вновь приковывает к себе мой взгляд, когда Молодой парень хватает его за волосы и резко дергает голову назад.

— Это несложный вопрос, идиот, — рычит он. — Где, блядь, наши деньги?

— Я говорил, у-у меня их нет...

Неудовлетворенный ответом, Молодой резко поднимает колено вверх. Оно врезается в лицо отца. Всплеск крови из носа заливает все вокруг.

— Мне трудно в это поверить, — говорит Пухлый мужчина, делая шаг вперед. — У тебя есть это здание, таунхаус в Кенсингтоне, особняк за городом, три дома в Греции, Италии и Франции, вилла на Бали, и ты не можешь вернуть жалкие двадцать миллионов фунтов?

У меня глаза на лоб лезут от суммы. Во что, черт возьми, он влез, что задолжал этим людям такие деньги?

Рот раскрывается в беззвучном крике, когда рука с кастетом вновь обрушивается на лицо отца. Из его рта фонтаном бьет кровь, пачкая белую минималистичную картину на стене. Я дрожу, колени подгибаются, страх подступает так близко, что вот-вот просто не выдержу.

Тем временем двое мужчин разговаривают непринужденно, словно это обычный день среды. Это лишь вонзает страх глубже, до самого костного мозга, как ледяной ветер, проникающий под зимнюю куртку и пробирающий до дрожи.

— К-клянусь! У меня нет денег, но я найду! Обещаю! Мне только нужно время! — умоляет отец.

Я никогда не слышала, чтобы он заикался и тем более умолял, а за последнюю минуту сделал и то и другое.

В ушах стучит кровь, я не слышу, что отвечает парень, только треск кастета о кости и отец валится на пол.

Я не знаю, что делать. А если они его убьют?

Трясущимися руками начинаю шарить по юбке и пиджаку, в поисках телефона. Сердце падает в пятки, когда понимаю, что оставила его на столе. Даже к Визу не взяла его с собой.

— Остановитесь.

Я замираю.

Ужас, которого не знала, медленно сползает по телу, от макушки до кончиков пальцев, разливая по мне ледяной холод.

Я думаю, что сейчас умру. Меня обнаружили.

Слезы обжигают глаза. Я не могу умереть, не успев сделать ничего.

Не могу умереть, даже не начав жить.

Но одновременно понимаю две вещи. Во-первых, приказ прозвучал не мне, а тем двоим. Они отступают, повинуясь, стоит прозвучать одному единственному слову.

А во-вторых, в кабинете есть третий человек, незнакомец, которого не заметила, потому что он сидел в кресле в углу, вдоль стены с окнами.

Я поняла это только потому, что услышала, как он встал. Его шаги медленно приближаются к отцу и только так узнала, что он все это время был там.

Резко отшатываюсь от двери и переворачиваюсь на спину, грудь тяжело вздымается, пока пытаюсь совладать с истерикой, подступающей изнутри. Стараюсь замедлить бешеное сердцебиение, потому что дыхание становится все громче, резче и это они точно могут услышать.

— Алекс, — слышу голос, почти шепот, но в нем есть угроза. Меня передергивает. Никто не называет отца «Алексом». Он это ненавидит. Считает оскорблением. — Твоя мать не учила не брать деньги у тех, кто тебя убьет, если не вернешь долг?

В его голосе тьма, подчеркивающая, насколько он серьезен. Этот человек, кто бы он ни был, действительно убьет отца, если тот не заплатит.

Сердце замирает где-то в горле. Я снова поворачиваюсь и осторожно заглядываю в дверной проем, надеясь хоть мельком увидеть незнакомца. Мужчина с брюхом стоит ближе к двери, загораживая обзор. Все, что вижу, это черный костюм и левая рука, которая держит стакан на уровне груди.

Глава 5

— Босс, нам не стоит здесь находиться. Это опасно.

Я поднимаю голову с мягких подушек бархатного дивана и смотрю на Артуро.

— Пусть приходят, — говорю я, снова откидываясь и закрывая глаза.

— С того момента, как ты вошел в этот клуб, за нами следят. Нас в разы меньше, мы полностью на виду и окружены сотнями гражданских, — говорит он с неодобрением. Тише добавляет: — Ты ведешь себя безрассудно.

— Расслабься, Туро. Они не станут меня здесь убивать.

Я покачиваю головой в такт клубной музыке, наслаждаясь моментом редкого покоя. Последние две недели были адом, я едва находил время не то что поспать, а просто отдохнуть.

— И почему ты так уверен?

— Потому что они подумают, что я не настолько туп, чтобы прийти в клуб конкурентов с пятью людьми, без прикрытия и пути отступления, — ухмыляюсь я. — Они решат, что в толпе у меня полно людей под прикрытием, а снаружи подкрепление. Они не рискнут начать что-то, не убедившись, что сами не окажутся в ловушке.

Артуро, конечно, вправе сомневаться в здравости решения появиться в клубе типа Firenze. Он принадлежит Итальянской мафии и управляется совместно с армянским криминалом. Фамилья, некогда бывшая вершиной Преступного мира, при нынешнем руководстве сгнила. Они пожертвовали всем — принципами, границами, ради быстрой прибыли. Я знаю, помимо обычных наркотиков и оружия, они позволили армянам наладить через клуб канал сексуальной торговли.

От отвращения сжимаются кулаки. Картель да Силва не торгует женщинами. Никогда не торговал и не будет. Это плохой бизнес, слишком много непредсказуемости и внимания со стороны закона.

Эта линия, которую мы провели, эгоистична, не продиктована милосердием. Просто для женщин есть куда более выгодное применение, чем продавать их в рабство.

Марко смеется.

— Значит, причина, по которой они не нападут, в том, что просто не поверят, что ты настолько глуп, чтобы сделать именно это. Без обид, — добавляет он.

— Может, и глуп, — опрокидываю остатки напитка и машу одному из своих людей, чтобы он налил еще. — А может, я просто всех их переиграл.

— Лучше бы ты оказался прав, Тьяго. Ставка чертовски высока.

Подаюсь вперед, сузив глаза на Артуро. Он лучше всех знает, почему я на самом деле тут.

— Здесь она пропала. Вероятно, здесь они ее убили. Мне плевать на риск. Я убью их всех — будь то сегодня, завтра, через неделю или год. Они все умрут.

Он склоняет голову, зная, что от этой темы лучше отойти. Марко вручает мне свежий стакан и сжимает плечо в молчаливом жесте поддержки.

Я стряхиваю его руку. Мне не нужно ничье сочувствие.

Мне нужна месть.

И именно поэтому мы сегодня здесь.

За три месяца до моего приезда в Лондон моя сестра Адриана приехала сюда на каникулы со своей лучшей подругой, нашей неофициальной приемной сестрой. Обе только окончили университет и приехали отпраздновать, наслаждаясь молодостью, предвкушая будущее.

Они пришли в Firenze, как и тысячи других в возрасте около двадцати лет, в поисках выпивки и веселья.

Но домой вернулась только одна.

Адриана исчезла, словно растворилась, и с тех пор ее никто не видел и не слышал. Информация поступала из разных источников: ее изнасиловал и убил армянин, с которым она пересеклась той ночью. Имя было неизвестно, до вчерашнего дня, когда Хоакин, один из моих людей, пришел ко мне с именем, выбитым из информатора.

Юрий Дадурян.

Адриана никогда не была связана с делами картеля. Мы с отцом позаботились об этом, хотя ей и самой это было неинтересно. Мы скрывали ее настоящую фамилию, поощряли учебу. Она была лучшей, окончила университет с отличием, а затем шагнула прямо в логово льва, ни о чем не подозревая.

Она была невинна. И не заслуживала такой смерти.

Я не понимаю, почему ее убили. Это не имело смысла. И еще меньше смысла было в том, что это сделали армяне. Да, тогда у нас не было позиций в Европе, но имя да Силва знали везде.

Они должны были понять, что к ней лучше не приближаться.

Челюсть опасно подрагивает от ярости.

Я обеспечу, чтобы каждый, кто причастен к ее смерти, умер так, как ни одна душа не умирала прежде — больнее, мучительнее, страшнее. И я найду ее тело, чтобы похоронить дома, как положено. Чтобы отец смог оплакать дочь и обрести покой.

— Вот почему мы здесь, — говорит Артуро, наконец складывая картину. Его взгляд становится настороженным. — У тебя есть зацепка по Адриане?

— Юрий Дадурян.

Глаза Марко расширились.

— Кто это?

— Армянский наемник. Его видели с ней той ночью. И он здесь. Сегодня.

Туро чешет нос.

— А почему мы не могли поймать его на улице, у него дома? Или, честно говоря где угодно, только не тут?

— Потому что, — говорю, поднимаясь и подходя к краю балкона. Смотрю вниз, на толпу под нами. Затем через плечо на него. — Я хотел послать сообщение.

Артуро встает и присоединяется ко мне.

— Нам нужно уходить. Ты нас тут похоронишь.

— Ты знал, на что подписываешься, когда стал моим советником, — говорю я, взгляд прочесывает толпу. — К тому же, умирать я сегодня не собираюсь.

— Да, черт возьми, вот это я понимаю, — восклицает Марко, подпрыгивая рядом, его жажда крови вот-вот вырвется наружу. — Я тут уже бывал, подготовлю заднюю комнату и поищу Дадуряна.

— Тьяго, подумай еще раз, — умоляет Артуро.

— Я думаю, — отвечаю, не отрывая глаз от толпы в поисках лица, которое часами изучал со вчерашней ночи.

Артуро, наверное, что-то еще говорит.

Если и говорит, я не слышу. Потому что в этот момент мой взгляд натыкается на розовое.

Платье, сверкающее в толпе как маяк, таким же ярким пятном, каким оно было в ее офисе.

Она.

Неожиданно. Словно безумная насмешка судьбы — она здесь. Танцует без оглядки, руки над головой, голова откинута назад, лицо искажено удовольствием, тело плавно извивается в ритме музыки.

Похоть врезается в меня, как неуправляемый поезд, без предупреждения, как и в тот раз. Я снова заворожен, не могу оторвать глаз. Так она выглядит, когда кончает?

Глава 6

Хватаю бокал шампанского с подноса у проходящего официанта и опрокидываю его. Когда он собирается идти дальше, я его останавливаю.

— Не так быстро, — говорю, забирая свежий бокал. — Мне это пригодится.

Он бросает на меня взгляд наполовину восхищенный, наполовину сочувствующий, и уходит.

— Все в порядке, дорогая? — спрашивает мама, подходя ко мне к краю танцпола.

— Просто восхитительно, — отвечаю, делая глоток и наслаждаясь тем, как холодные пузырьки приятно обжигают горло.

Весь день мне делали макияж, укладывали волосы в эту сложную конструкцию и буквально натягивали на меня это узкое платье, так что времени поесть не было. Полтора бокала, а я уже чувствую легкое опьянение.

И это как раз то, что нужно, чтобы пережить этот вечер. Благотворительный прием в Музее естественной истории, конечно, ради хорошего дела — помощь бездомным с жильем и работой, но беспокоит вовсе не это.

На этом мероприятии весь «высший свет» Лондона и не только. Все, у кого есть хоть капля власти, будут здесь.

Иначе говоря: идеальное место, чтобы отец присмотрел мне потенциального жениха.

Тошнит.

В животе скручивается тревога, оставляя неприятную горечь. Я делаю еще один большой глоток, надеясь, что алкоголь даст сил терпеть и улыбаться.

Отец где-то здесь, без сомнений обследует поле «пригодных холостяков», которых сможет на меня спихнуть. И делает это с рукой, зафиксированной в индивидуальной шине от Christian Dior.

Когда он, шатаясь, вернулся домой тем вечером три недели назад, то заявил, что его сбил велосипедист, пока переходил улицу. Удар отбросил его, он якобы перекатился пару раз, отсюда травмы плеча и локтя и упал лицом на асфальт, что объясняло зашитые порезы на лице.

Он солгал. И заставил других лгать за него.

В офисе никто ничего не говорил. Когда спросила Эйлин, видела ли отца после его «травмы», она побледнела, замотала головой и сбежала, избегая взгляда.

Пожалуй, единственный плюс от нападения — он отвлекся. Больше не поднимал тему брака, хотя я не настолько наивна, чтобы думать, что он передумал. Скорее всего, просто слишком занят, пытаясь понять, как вернуть долг в двадцать миллионов фунтов и причитающиеся проценты.

Желудок сводит от мысли, что я снова встречусь с тем монстром.

С дьяволом.

Но ощущение не такое, как раньше. Не горечь и страх, а... предвкушение.

Я охвачена тем, чему стала свидетелем, и совершенно не могу забыть об этом. Безликий мужчина появляется в моих снах, темный, пугающий, с протянутыми руками, будто собирается схватить меня. Я просыпаюсь, задыхаясь, сердце грохочет, тело покрыто липким потом.

Даже убедила себя, что он идет за мной.

Я знаю, это иррационально. Я не имею к этому отношения. Отец сам себе вырыл могилу, и если он не расплатится, дьявол закопает его. Точка.

У меня нет безумной жалости к нему. Рациональная часть понимает: каждое действие имеет последствия, и он должен был быть готов к расплате. Эмоциональная часть... не то чтобы хочет его смерти, но помогать ему точно не собирается.

— Ты выглядишь потрясающе, дорогая, — говорит мама. — Этот цвет тебе очень идет.

Я смотрю вниз на вечернее платье пыльно-розового оттенка, которое выбрала сегодня. Корсет настолько тугой, что его зашнуровывали, как в той сцене из «Пиратов Карибского моря». Он поднимает грудь так высоко, что она едва не выпрыгивает из квадратного выреза. Корсет переходит в волны и слои тюля, постепенно темнеющего оттенка розового.

Это действительно восхитительное платье, созданное на заказ моей лучшей подругой и дизайнером Дагни. Она настояла, чтобы я надела к нему серьги-капли с бриллиантами и уложила волосы в стиле старого Голливуда: левая сторона гладко зачесана и заколота за ухом.

Я сцепляю руку с маминой и толкаю ее бедром.

— Спасибо, Мам. Ты сама выглядишь просто невероятно.

На ней классическое темно-синее платье с длинными рукавами, дополненное золотыми браслетами на запястьях и алой помадой. Я знаю, что рукава не ради моды. Они скрывают синяки, оставленные отцом.

Настоящая улыбка озаряет мамино лицо. Мне больно на это смотреть. Интересно, когда в последний раз ей говорили, что она красива? Мне стоит быть внимательнее...

Не успеваю додумать, потому что по телу прокатывается странное ощущение.

На меня кто-то смотрит.

Я сканирую танцпол, бар, гостей по периметру, но ничего. И все же, вес, оседающий на затылке, заставляет волосы на теле встать дыбом.

— Тесс.

Я поднимаю взгляд — Франклин. Он делает пародию на поклон, протягивая руку, будто мы на балу XVII века.

— Могу я пригласить тебя на танец?

О, Боже.

Категорическое нет рвется с губ. Хочется отшвырнуть его руку.

— Я вообще-то наслаждаюсь обществом матери…

— Она с радостью, — прерывает отец, возникая из ниоткуда, как дурной сон.

— Прекрасно, — отвечает Франклин, игнорируя мой отказ, хватает за руку и тащит на танцпол.

Я спотыкаюсь, волочась за ним, и бросаю умоляющий взгляд через плечо на маму, безмолвно прося о помощи. Ее глаза расширяются, уже думаю, что она рванет за мной, но тут отцовская рука стальной хваткой сжимает ее предплечье, и она замирает.

Франклин резко разворачивает меня, и я вваливаюсь в его объятия. Липкая правая ладонь сжимает мою и поднимает вверх. Левая опускается на талию, слишком низко, почти к ягодицам.

Меня выворачивает, когда он прижимает меня к себе так плотно, что чувствую его полуэрекцию у живота. Там не особо что-то есть, но я мысленно благодарю Дагни за корсет, он стал щитом, которого так не хватало.

Я изящно упираюсь в его грудь свободной рукой, сохраняя маску приличия.

— Думаю, нам стоит оставить место для Иисуса, — шучу, надеясь, что он нормально это воспримет.

Он прижимает меня еще теснее, пока его вонючее дыхание не бьет в лицо.

— Тебе стоит знать, что я уже говорил с твоим отцом о нашей помолвке. Этот союз благословят силы куда могущественнее Бога.