Маг земли

Первая глава

Холодный утренний воздух щипал щеки, пробираясь сквозь тонкую ткань рубахи. Каэл стоял посоле поля, на краю старого карьера, где его отец добывал камни для фундаментов и оград. Под ногами хрустел подмороженный дерн, а глубже, сквозь него, он чувствовал. Не просто землю, а ее ритм. Медленный, вечный, как биение огромного спящего сердца. Тамять земли – слои глины, песка, щебня, уходящие вниз на невообразимую глубину.

«Сосредоточься, Каэл!» – голос отца, Борена, прозвучал негромко, но с той силой, что заставляла мелкие камешки у ног Каэла слегка вздрагивать. – «Не на холод, не на ветер. На камень. На его суть. Он не мертвый груз. Он часть целого. Ты – проводник».

Каэл закрыл глаза, отсекая утреннюю свежесть, свист ветра в ушах. Внутри него разворачивалась карта – не зрительная, а тактильная, вибрационная. Он искал цель: три валуна размером с телегу, глубоко вросшие в стену карьера после прошлогоднего обвала. Отец сказал: поднять их наверх, не рассыпая.

Дыхание. Вдох – через стопы, впитывая прохладную устойчивость земли. Выдох – поток силы, тонкий, как корень пробивающий трещину в скале. Он протянул невидимые нити вглубь, мимо пластов мерзлого грунта, к спящей массе камня. *Привет*, – подумал он, не словами, а ощущением тепла, приглашения. Камень откликнулся сонной тяжестью, древней памятью давления и времени.

«Сейчас», – прошептал Борен.

Каэл напрягся. Мысленный образ: валуны, отрывающиеся от сплошной породы, сохраняя форму, поднимающиеся вверх, как пузыри в густой патоке. Он толкнул.

Земля под ногами заурчала. Глухой грохот раздался из глубины карьера. Пыль взметнулась столбом. Один валун, покрытый мхом и льдом, дрогнул, оторвался от стены и, качаясь, словно плывя в невидимом потоке, начал медленно подниматься. Второй последовал за ним. Третий... Третий замер, лишь слегка содрогнувшись. Пот Каэла смешался с утренней прохладой. Держать два камня уже было пределом. Сила утекала, как вода в песок.

«Не насилуй!» – предостерег Борен. – «Уговори. Найди его слабое место, трещину. Предложи путь наименьшего сопротивления».

Каэл переключился. Вместо грубой силы – тонкое исследование. Он «прощупал» третий валун. Да, там! Глубокая скрытая трещина, почти разделяющая его пополам. Каэл направил поток силы не в сам камень, а вдоль этой трещины, как клин. Представил, как трещина чуть расширяется, освобождая камень. И – поплыл! Медленнее других, неуверенно, но поплыл.

Все три валуна теперь висели в воздухе, метрах в пяти над дном карьера, медленно вращаясь. Каэл дрожал от напряжения. Каждая мышца была натянута, как тетива. Он чувствовал каждую песчинку в этих глыбах, их немыслимый вес, давящий на его волю.

«Плавно, сынок. Опускай. Как перышко».

Сжав зубы, Каэл начал снижать «поток». Валуны послушно, хотя и с каменной неповоротливостью, поплыли вниз, опускаясь на заранее расчищенную площадку у ног Борена. Они коснулись земли с глухим стуком, подняв облако пыли. Каэл открыл глаза, переводя дух. Руки тряслись. Голова гудела, как улей.

Борен подошел, осмотрел валуны. Его лицо, изборожденное морщинами, как вспаханное поле, оставалось серьезным, но в карих глазах мелькнуло одобрение.

«Третий камень. Трещина?»

Каэл кивнул, не в силах пока говорить.

«Хорошо. Чувствуешь – это ключ. Магия Земли не всегда в грубой силе. Чаще – в терпении, в понимании, в умении найти путь сквозь, а не сломить. Как корень». Он похлопал сына по плечу. Тяжелая, мозолистая рука. «Но и силу развивать надо. Мир за пределами нашей долины… он не всегда готов слушать доводы корней».

Они молча пошли обратно к усадьбе – низкому, крепкому дому из местного камня, который Борен сложил своими руками много лет назад. Дымок из трубы обещал горячую похлебку.

«Отец…» – Каэл наконец нашел голос. – «Почему мы скрываемся? Почему ты не поехал в Столицу, когда звали Мастера?»

Борен остановился, его взгляд ушел куда-то далеко, за сизые горы на горизонте. «Магия Земли… она фундаментальна. Без нее нет жизни. Но люди ценят то, что блестит, горит, льется или дует. Огонь – сила и разрушение. Вода – жизнь и коварство. Воздух – свобода и изменчивость. А Земля…» Он пнул комок мерзлой земли. «Она просто *есть*. Надежна. Терпелива. Неброска. Ее силу видят только тогда, когда она уходит из-под ног». Он взглянул на сына. «Скрываемся не из страха, Каэл. Из мудрости. Твоя сила… она особенная. Пока ты не научишься ею владеть так же легко, как дышать, миру лучше о ней не знать. Особенно тем, кто правит этим миром».

Дома, за грубо сколоченным столом, Каэл уплетал густую похлебку с ячневым хлебом. Силы понемногу возвращались, согревая изнутри. Отец разбирал инструменты у очага.

«Твой контроль стал лучше, – сказал Борен, не оборачиваясь. – Скоро… скоро тебе пора будет увидеть больше, чем склоны нашей долины».

Каэл замер с ложкой на полпути ко рту. «Путешествие?» Сердце забилось быстрее. Мечты о далеких городах, океанах, о других магах – все это внезапно стало ощутимо реальным.

«Путешествие, – подтвердил Борен. Его голос звучал странно – и с гордостью, и с глубокой, старческой грустью. Он повернулся. В руке у него был пожелтевший лист бумаги со сломанной черной печатью. Каэл видел такие печати только на дорогих товарах у редких купцов. – «Пришло письмо. От старого… знакомого. Из Аэлдорской цитадели. Там нужна помощь. Помощь, которую, возможно, смогу оказать только я. Или… ты».

Каэл почувствовал, как земля под ногами, такая надежная минуту назад, словно пошатнулась. Путешествие? Не просто мечта, а необходимость? Без отца? Страх смешался с жгучим, незнакомым возбуждением.

«Аэлдор?» – прошептал он. Это было за горами. Чуть ли не на краю известной карты. «Что случилось?»

«Земля болеет, сынок, – ответил Борен мрачно, складывая письмо. – Гибнут урожаи. Рушатся склоны там, где стояли веками. Маги Воды и Огня бессильны. Или… не хотят помочь». Он посмотрел на Каэла, и в этом взгляде было все: годы обучения, ожидание этого момента, тревога и безмерная вера. «Нам нужно готовиться. Весной… ты отправишься в путь. Пора корням искать новую почву».

Глава вторая

Холодная кузница отца была местом силы Каэла. Здесь пахло металлом, маслом и пылью, смешанной с потом. Здесь Борен не просто ковал плуги и подковы, он учил сына другому языку земли – языку руды и металла, их скрытой песни под ударами молота.

"Не руду двигай, Каэл," – голос отца был низким, сливаясь с гулом наковальни. – "Чувствуй ее желание. Железо хочет стать твердым, но гибким. Оно сопротивляется, как дикий конь. Твоя воля – не кнут, а узда. Направляй, а не ломай."

Каэл стоял у горна, ладонь вытянута над куском раскаленного докрасна железа. Жар обжигал лицо, но он не отводил руку. Внутри него разворачивалась борьба. Он чувствовал кристаллическую решетку металла, хаотичную и напряженную от жара. Его магия пыталась упорядочить ее, сжать, сделать прочнее, но железо отталкивало его волю, как живое.

"Слишком грубо," – пробормотал Борен, наблюдая. – "Ты бьешь кулаком по закрытой двери. Ищи щель. Ищи точку, где его сопротивление слабее. Где оно *хочет* измениться."

Каэл закрыл глаза, отсекая отвлекающий жар и свет. Он углубился в ощущение металла. Не в его массу, а в его *структуру*. Миллиарды частиц, связанных силой, которую он едва понимал. Он скользил вниманием по поверхности, ища... И нашел. Микроскопическую неоднородность, место, где связь была чуть слабее. Туда он направил тончайшую нить своей воли – не приказ, а предложение. Предложение стать крепче, стать *лучше*.

И металл ответил. Не сразу, неохотно, но ответил. Структура подчинилась, кристаллы выстроились в нужном порядке. Раскаленный брусок словно вздохнул, и его внутреннее напряжение спало. Каэл открыл глаза. Металл все еще был красным, но его вид изменился – он стал как бы спокойнее, увереннее в своей новой форме.

"Теперь бей," – приказал Борен, подавая тяжелый молот.

Каэл схватил молот. Удар. Звонкий стук разнесся по кузнице. Металл поддался легче, чем обычно. Еще удар. И еще. Он ковал, чувствуя, как его магия, вплетенная в структуру металла, помогает ему, направляет деформацию так, чтобы усилить, а не разрушить. Это было изнурительно, концентрация требовалась колоссальная, но это работало. Когда он закончил, перед ним лежал не просто кусок железа, а заготовка для лемеха плуга, поразительно ровная и прочная на вид.

"Лучше," – констатировал Борен, осматривая работу. Он взял заготовку, взвесил на руке. – "Гораздо лучше. Это и есть мастерство Земли, сынок. Не гром среди ясного неба, а терпеливая огранка алмаза. Умение видеть потенциал в камне, в металле, в самой почве. И помогать ему раскрыться."

Они вышли из кузницы. Вечерело. Длинные тени тянулись от сарая и колодца. Предчувствие скорого отъезда витало в воздухе плотнее дыма из трубы.

"Собирай мешок," – сказал Борен неожиданно, глядя на закатное небо. – "Не завтра, но скоро. Через неделю, может. Пока горные перевалы не завалило снегом окончательно."

Сердце Каэла екнуло. Он знал, что это неизбежно, но слова отца сделали отъезд реальностью. "Что я должен взять? Кроме теплой одежды и еды?"

"Инструменты," – перечислил Борен, загибая грубые пальцы. – "Хороший нож. Точильный брусок. Кремень и огниво. Прочную веревку. Маленький котел. Соль. Сухари, вяленое мясо – что мать успеет заготовить." Он помолчал. "И главное – ум. Бдительность. Земля под ногами будет разной. Чувствуй ее всегда. Она твой первый союзник и первый предупредитель об опасности."

"А магия? – спросил Каэл, глядя на свои руки, еще дрожащие от усилия в кузнице. – Если... если кто-то узнает? Если придется драться?"

Борен повернулся к нему, его лицо в сумерках казалось высеченным из того же камня, что и дом. "Помни урок с камнями в карьере. Помни урок в кузнице. Магия Земли – не меч, чтобы им размахивать. Она щит. Она фундамент. Она путь. Если придется драться..." Он тяжело вздохнул. "Драться – значит уже проиграть. Но если иного выхода не будет – используй среду. Камни под ногами. Песок в глаза. Твердь под ногами врага. И беги. Выживание важнее гордости. Твоя сила ценна. Ее захотят использовать. Или уничтожить."

Они молча шли к дому. В окне светился теплый огонек очага. Каэл чувствовал тяжесть слов отца. Мир за пределами долины казался вдруг не просто большим и интересным, а холодным и враждебным.

Вечер прошел за обычными делами. Мать, Айла, молчаливо, но с удвоенным усердием штопала его самую теплую рубаху и набивала сухарями холщовый мешок. Борен разбирал старые карты, что хранились в сундуке под лестницей. Каэл помогал, разглядывая выцветшие линии дорог, названия городов, которые звучали как легенда: Аэлдор, Эмервиль, Башенные Утесы...

"Держи," – Борен протянул ему сложенный лист пергамента. Это была копия карты маршрута через горы к Аэлдорской долине. На ней были пометки – перевалы, источники, места возможных ночевок. – "Путь не близкий. Месяц, если погода не подведет. Иди на юго-восток, вдоль хребта Черных Зубьев. Перевал Трех Ветров – самый надежный в это время года, если снега не слишком много. За ним – дорога на Аэлдор. Спрашивай у путников, но доверяй больше земле под ногами и своим ощущениям."

Каэл бережно взял карту. Она была тяжелой не от веса, а от ответственности. "А ты? Ты говорил 'ты отправишься в путь'. Ты... не едешь со мной?"

Борен отвел взгляд, разглаживая другую, более старую карту. "Мне нужно... завершить кое-что здесь. Уладить дела с соседями. Проверить границы владений перед зимой. Я догоню тебя. Через пару недель. Ты не один, Каэл. Просто... путь твой должен начаться самостоятельно. Это важно."

В голосе отца прозвучала ложь. Каэл почувствовал это так же ясно, как чувствовал трещину в камне или слабое место в металле. Отец не собирался его догонять. Не сейчас. Возможно, никогда. Ком подкатил к горлу. Он хотел спросить, потребовать правды, но увидел выражение лица отца в свете очага – усталое, решительное и бесконечно печальное. И промолчал. Если отец скрывал что-то, значит, на то была веская причина. Причина, о которой он, Каэл, еще не готов был узнать.

Ночью он лежал на своем сеновале и слушал, как скрипят половицы под шагами отца внизу. Завтра – снова тренировка. Обработка почвы на дальнем поле, чтобы ускорить ее пробуждение весной. Уроки, которые вдруг стали последними. Каждый удар сердца отсчитывал время, оставшееся в этом доме, в этой долине, в этом мире, где он был просто сыном Борена, магом Земли, чья сила была надежна, терпелива и неброска, как сама земля.

Глава третья

Утро отъезда выдалось серым и влажным. Небо висело низко, тяжелое свинцовыми тучами, готовыми пролиться мелким, холодным дождем. Воздух был неподвижен, пропитан запахом мокрой земли и прелых листьев. Каэл стоял у ворот усадьбы, поправляя ремни своего дорожного мешка. Он казался себе чужим в толстой походной куртке и крепких сапогах, натертых дегтем до черного блеска.

Отец, Борен, молча смотрел на него. Его лицо было каменной маской, но в глазах, глубоко посаженных под нависшими бровями, горел сложный огонь – гордость, тревога, и та самая старая печаль, которую Каэл так и не смог разгадать. Мать, Айла, не пыталась скрыть слез. Она судорожно сжала сына в объятиях, ее щека была мокрой и холодной.

"Возвращайся, сынок," – прошептала она хрипло. – "Возвращайся целым."

"Вернусь, мама," – ответил Каэл, и его собственный голос показался ему неузнаваемым, слишком громким в этой давящей тишине. – "Обязательно."

Борен шагнул вперед. Он не стал обнимать сына, только крепко сжал его плечо. Рука отца была твердой, как корень дуба, и такой же нерушимой.

"Путь твой – на юго-восток," – сказал он снова, хотя карта уже лежала в самом надежном кармане Каэла. – "Чувствуй землю. Она тебя не обманет. Доверяй инстинкту больше, чем словам незнакомцев. И помни уроки."

"Помню, отец."

"Тогда ступай. Пока дождь не зарядил намертво."

Никаких долгих прощаний. Никаких последних наставлений. Только этот тяжелый взгляд, это сжатие плеча, и тихий голос матери: "Береги себя..."

Каэл повернулся и шагнул за ворота. Дорога, всего лишь наезженная тележная колея, терялась в серой дали меж холмов. Он не оглядывался. Знал, что если оглянется, увидит мать, прижавшую к лицу передник, и отца, неподвижного, как один из валунов в их карьере, и тогда ноги откажут идти. Он шел вперед, чувствуя, как взгляд отца жжет ему спину, пока не свернул за первый холм, и родная усадьба скрылась из виду.

Тишина после этого показалась оглушительной. Ни голоса отца, ни стука молота по наковальне, ни мычания коров с пастбища. Только шелест его шагов по мокрой траве, да редкие крики птиц в сыром воздухе. Одиночество навалилось сразу, плотное и незнакомое. Каэл втянул воздух полной грудью, пытаясь унять внезапную дрожь в коленях. Он был один. Совсем один. Впервые в жизни.

Дождь начался через час – мелкий, назойливый, пробирающий до костей. Куртка промокала, мешок на спине становился тяжелее. Дорога превратилась в грязь. Каэл шагал, автоматически подбирая место, где почва под тонким слоем грязи была тверже, где корни деревьев у края дороги могли дать опору. Его магия работала сама собой, тонким фоновым ощущением, сканируя грунт под ногами. Он чувствовал рыхлость глины, плотность подстилающего камня, пустоты старых кротовин. Это было успокаивающе, как дыхание спящего великана. Земля была с ним. Она была постоянной.

Но к полудню он почувствовал нечто иное. Сначала едва уловимое – легкую дрожь под ногами, не от его шагов. Потом – странную вязкость почвы на одном из участков, будто земля там была больна, лишена своей обычной упругости. Он остановился, прикрыл глаза, углубившись в ощущения. Да, там, в стороне от дороги, в небольшой ложбине, земля была... уставшей. Истощенной. Как будто из нее вытянули жизненную силу. Это было совсем не похоже на плодородную почву их долины. Вспомнились слова отца: "Земля болеет... гибнут урожаи". Так вот оно как начинается? Не громом и трещинами, а тихим увяданием?

Настроение стало еще мрачнее. Он шел дальше, стараясь держаться подальше от таких мест, инстинктивно ища здоровую, сильную землю. К вечеру дождь наконец стих, оставив после себя промозглый холод и висящий в воздухе туман. Каэл нашел место для ночлега под нависшей скалой – небольшой сухой карниз, защищенный от ветра. Собрал мокрый хворост, долго мучился с огнивом, руки дрожали от холода и усталости. Когда наконец вспыхнул первый жалкий огонек, он едва сдержал крик облегчения.

Он сидел у крошечного костра, грея озябшие руки, и жевал жесткую вяленую говядину из запасов матери. Дым щипал глаза. Вокруг сгущались сумерки, наполненные незнакомыми звуками – шорохами в кустах, далеким уханьем совы, капаньем воды со скалы. Каждый звук заставлял его вздрагивать, напряженно вглядываясь в серую пелену тумана. Он чувствовал себя ужасно уязвимым. Дома, в кузнице или на поле, он всегда знал, что делать. Здесь он был никем. Простым путником на большой дороге.

Он попытался укрепить землю вокруг своего маленького лагеря, как учил отец – сделать ее чуть тверже, чуть менее податливой для нежеланных гостей. Но силы были на исходе, а концентрация рассеивалась усталостью и страхом. Получилось плохо, едва заметно. Раздражение на самого себя подкатило комом к горлу.

"Фундамент... щит..." – пробормотал он, глядя на жалкое пламя. – "Какой из меня щит?" Голос прозвучал чужим и слабым в огромной, безразличной темноте.

Он прижался спиной к холодному камню скалы, натянул капюшон пониже и закрыл глаза, стараясь услышать медленный, вечный ритм земли под собой. Он был там. Глубокий, спокойный гул жизни планеты. Это немного успокоило. Он был магом Земли. Он был частью этого. Он не одинок. Не совсем.

Но когда он задремал, его сон был тревожным и прерывистым. Он видел лицо отца, уходящее в темноту, землю, превращающуюся под ногами в зыбучий песок, и чьи-то невидимые глаза, наблюдающие за ним из тумана. И всегда с ним была эта тишина – громкая, давящая, полная незнакомых звуков и одиночества первых верст долгого пути.

Глава четвёртая

Холод стал его постоянным спутником. Не просто утренняя свежесть или вечерняя прохлада, а пронизывающая, костная стужа, которая забиралась под одежду, цеплялась к лицу и заставляла зубы стучать даже во время движения. Дорога, а вернее, то, что оставалось от наезженной колеи, все увереннее карабкалась вверх, петляя между покрытых инеем сосен и черных, голых скальных выступов. Воздух разрежался, каждый вдох требовал усилия, оставляя во рту вкус железа. Хребет Черных Зубьев нависал над миром все грознее, его заснеженные вершины, скрытые свинцовыми тучами, казались неприступными стенами.

Каэл шел уже пятый день. Пять дней одиночества, промокших ног и скудных привалов у жалких костров, которые с трудом отгоняли мрак, но не холод. Мешок на спине, казалось, налился свинцом. Сухари кончались, вяленое мясо приходилось экономить, отмеряя крошечные кусочки на день. Он научился находить родники, даже под тонкой коркой льда, чувствуя подземный ток воды сквозь толщу камня. Это было одно из немногих утешений – его связь с землей работала, пусть и требовала все больше сил в этом суровом ландшафте.

Но земля здесь была другой. Суровой, древней, неподатливой. Она не отзывалась на его осторожные прикосновения с той же готовностью, что плодородная почва долины. Ее ритм был медленнее, глубже, словно биение огромного каменного сердца, погруженного в вечный сон. Чувствовать ее было труднее, как если бы он пытался услышать шепот сквозь рев водопада. Иногда, когда он пытался укрепить почву под ногами на особенно крутом склоне или найти наиболее устойчивый путь среди осыпей, земля отвечала лишь глухим, равнодушным гулом. Это рождало досаду и сомнения. Что если его силы, которых едва хватало на родных холмах, здесь, в горах, окажутся ничтожными?

На третий день пути он столкнулся с первым настоящим препятствием – обвалом. Небольшая лавина камней и промерзшего грунта перегородила тропу, превратив ее в крутой, неустойчивый завал высотой в два человеческих роста. Обойти было невозможно – слева отвесная скала, справа обрыв, теряющийся в серой мгле. Каэл остановился, с тоской глядя на хаос из камней. Попробовать перелезть? Но каждый камень, каждый ком мерзлой земли дышали опасностью. Одно неверное движение – и он утянет за собой всю неустойчивую массу вниз.

Он присел на корточки, положив ладони на холодный камень у подножия завала. Закрыл глаза. Вдохнул. Исключил из сознания вой ветра, стук собственного сердца, пронизывающий холод. Погрузился в каменный хаос перед собой. Чувствовал каждый валун, каждую щель, заполненную щебнем и льдом. Искал точки напряжения, слабые места, где давление вот-вот сорвется. Искал путь. Не силовой, а путь *наименьшего сопротивления*, как учил отец.

Минуты тянулись. Концентрация выжимала из него последние силы, голова гудела от напряжения. И он нашел. Не одну точку, а цепочку. Микроскопические смещения, которые можно было спровоцировать, чтобы вызвать контролируемое оседание части завала, создав узкий, но проходимый проход у самой скалы. Рискованно. Очень рискованно. Если он ошибется в расчете силы или точки приложения, лавина обрушится вся разом.

Каэл встал. Собрал всю свою волю, весь накопленный за дни пути страх и усталость и направил их не в грубый толчок, а в серию точечных, почти невесомых импульсов. Тончайшие иглы силы, вонзающиеся в заранее вычисленные слабинки в структуре обвала.

Раздался сухой, резкий треск, похожий на ломающуюся кость. Небольшая группа камней в центре завала сдвинулась, осела, увлекая за собой часть щебня. Пыль взметнулась в морозный воздух. Но основная масса осталась на месте. Там, где он и рассчитывал, образовалась узкая расщелина, едва достаточная, чтобы протиснуться боком, прижимаясь к скале.

Сердце бешено колотилось. Он сделал это. Не силой, а умом и терпением. Магия Земли сработала даже здесь, в этих негостеприимных горах. Он осторожно, сантиметр за сантиметром, протиснулся через проход, чувствуя холод камня сквозь одежду, слыша зловещее поскрипывание оставшихся камней над головой. Когда он выбрался на чистую тропу по ту сторону завала, его трясло не только от холода, но и от адреналина и облегчения. Этот маленький, тихий триумф придал ему сил больше, чем горячая похлебка.

На пятый день тропа вывела его на открытое плато. Ветер здесь свистел с удвоенной силой, вырываясь из узких ущелий, рвал одежду и слепил глаза ледяной крупою. Но вид… Вид заставил его забыть и ветер, и холод, и усталость. Внизу, далеко-далеко, за бескрайним морем покрытых лесом холмов, тускло поблескивала лента большой реки. А за ней, в дымке горизонта, угадывались очертания чего-то огромного, рукотворного – башни, стены? Аэлдор? Или его преддверие? Сердце Каэла екнуло от предвкушения и новой порции страха. Он был на верном пути. Путь был долог, но цель существовала.

Он нашел относительное укрытие за гигантским валуном, похожим на замерзшего каменного великана, и решил сделать привал, чтобы перевести дух и перекусить последним кусочком вялятины. Разводить костер здесь было безумием – ветер мгновенно разнес бы искры и пламя. Он сидел, прижавшись спиной к холодному камню, кутаясь в плащ, и жевал, глядя на открывшуюся панораму. Мысли о доме, о тепле очага, о твердом голосе отца накатывали с новой силой, смешиваясь с горечью одиночества. Он снова почувствовал себя мальчишкой, заблудившимся в темном лесу.

Именно тогда он услышал их. Сначала – голоса. Неразборчивые, отрывистые, донесшиеся порывом ветра. Женские голоса. Каэл насторожился, мгновенно собравшись, как олень, учуявший хищника. Он прижался к валуну, стараясь стать его частью, и осторожно выглянул.

По тропе, петляющей ниже плато, метрах в трехстах от него, шли две фигуры. Две девушки. Они двигались быстро, уверенно, несмотря на тяжелые дорожные плащи с капюшонами, натянутыми низко на лоб. Одна была чуть выше, ее походка была стремительной, почти порывистой, она жестикулировала, что-то горячо говоря своей спутнице. Ветер выхватывал обрывки слов: "...безумие!..", "...должны были уже...", "...этот проклятый ветер!". Ее голос был звонким, полным энергии и раздражения, как ураган, запертый в бутылке.

Глава пятая

Перевал Трех Ветров оправдывал свое имя. Здесь ветра не просто выли – они сходились в яростной схватке, сталкиваясь со скал, вырывая из-под ног снежную крупу и ледяную пыль, пытаясь сбить с ног или сбросить в зияющие пропасти по обеим сторонам узкой, козьей тропы. Воздух был разрежен до предела, каждый шаг давался с усилием, как будто на груди лежала каменная плита. Каэл шел, согнувшись почти вдвое, капюшон плаща натянут так низко, что он видел лишь промерзлую землю под ногами и спину впереди идущего мула, принадлежавшего какому-то исчезнувшему каравану. Он давно потерял из виду девушек – Лираэль и ее спутницу. Их более легкие шаги и уверенность в движении позволили им уйти далеко вперед. Он был снова один, борющийся со стихией, которая здесь, на крыше мира, казалась единоличной хозяйкой.

Его магия работала на износ. Он постоянно чувствовал под ногами скользкий лед, скрытые под снегом трещины, рыхлые участки осыпей. Он не столько управлял землей, сколько умолял ее не предать, не рухнуть под ним в самый неподходящий момент. Каждое усилие, направленное на то, чтобы сделать следующий шаг более устойчивым, вытягивало из него капли драгоценных сил. Он чувствовал себя пустым сосудом, который ветер вот-вот разобьет о скалы.

Именно тогда он услышал крик. Не человеческий крик страха или боли, а резкий, пронзительный визг, похожий на скрежет железа по камню, но многократно усиленный и искаженный эхом. Он прокатился по ущелью, заглушая на мгновение вой ветра. Каэл остановился как вкопанный, сердце бешено заколотилось. Откуда? Сверху? Он инстинктивно поднял голову, превозмогая порыв ветра, срывающий капюшон.

Над ним, на скальном карнизе, метрах в пятидесяти, что-то шевелилось. Не люди. Что-то большое, угловатое, цвета мокрого гранита. Голем? Горный дух? Он не успел разглядеть – глыба, размером с крестьянскую избу, оторвалась от карниза. Не под действием его магии – просто так, подточенная временем, ветром и морозом. Она рухнула вниз с ужасающей медлительностью неотвратимой гибели, увлекая за собой лавину меньших камней и снега.

Траектория была ясна и ужасна. Камень летел прямо на участок тропы впереди, туда, где всего минуту назад мелькнули две знакомые фигуры в плащах. Лираэль и ее спутница! Они шли прямо под падающей гибелью, увлеченные борьбой с ветром, не видя и не слыша ничего за его воем.

Мысль промелькнула молнией: *Они не видят!* И следом, холодный, четкий приказ откуда-то из самых глубин его существа: *Действуй!*

Не было времени на страх, на сомнения, на расчеты, как с завалом. Не было времени на тонкое уговаривание. Только грубая, неистовая сила. Каэл впился взглядом в тропу перед девушками, в участок скалы прямо над ней. Он взывал не к структуре камня, а к самой его массе, к его древней, непоколебимой сути. Он не искал слабину – он *требовал*. Сила хлынула из него, как кровь из перерезанной артерии, выжимая последние капли его воли, его страха, его отчаяния. Он не поднимал камень – он заставлял землю *вздыбиться*.

Тропа перед Лираэль и ее спутницей взорвалась. Не огнем, а яростным выбросом каменной мощи. Гигантский шип скалы, древний и неподвижный, вырвался из-под снега и грунта, как клык разъяренного зверя. Он взметнулся вверх, навстречу падающей гибели.

Удар был чудовищным. Глухой, сокрушающий грохот, от которого задрожала земля под ногами Каэла и вырвался стон из скал вокруг. Огромная падающая глыба врезалась в каменный шип. На мгновение казалось, что шип сломается, погребя всех под обломками. Но древний камень выстоял. Глыба раскололась с оглушительным треском, как орех, на несколько огромных кусков, которые, отрикошетив, рухнули в пропасть справа от тропы, увлекая за собой основную массу лавины. Мелкие камни и снег обрушились на тропу, но это уже не была смерть – это была пыль и щебень.

Тишина, наступившая после грома удара, была оглушительной. Даже ветер на мгновение стих, подавленный. Каэл стоял, опираясь на посох, дрожа всем телом. Перед глазами плыли черные пятна, в ушах звенело, из носа теплой струйкой потекла кровь. Он чувствовал себя вывернутым наизнанку, пустым и разбитым. Он едва удерживался на ногах.

Внизу, на тропе, окутанные клубами каменной пыли, стояли две фигуры. Лираэль прижимала к груди свою спутницу, защищая ее от летящих обломков. Теперь она медленно отпустила ее и подняла голову вверх. Ее лицо, бледное под слоем пыли, было искажено не страхом, а яростью и… изумлением. Ее взгляд, острый как клинок, метнулся к месту, где вздыбился каменный шип, а затем – выше, по склону, прямо туда, где стоял Каэл. Он не успел спрятаться. Их взгляды встретились.

"Ты!" – ее крик прорезал затишье, звенящий, обвиняющий. – "Это ты?! Что ты наделал, идиот!"

Ее спутница, Элания (Каэл теперь отчетливо услышал, как Лираэль назвала ее), отстранилась, отряхивая плащ. Ее лицо тоже было бледным, но выражение – совершенно иным. Широко раскрытые глаза, полные не ужаса, а чистого, немого изумления, были устремлены не на Каэл, а на гигантский каменный шип, поднимавшийся из тропы, словно древний монумент. Она медленно протянула руку, но не дотронулась до камня, словно боялась осквернить его. Потом ее взгляд медленно поднялся и тоже нашел Каэла. В ее глазах не было гнева. Был вопрос. Глубокий, бездонный вопрос.

Каэл не нашел сил ответить. Он покачнулся. Ноги подкосились. Мир поплыл перед глазами, скалы слились в серое месиво. Он услышал, как камни под его ногами заскрежетали с новой силой, как будто отголосок его собственного, неконтролируемого удара прошелся по горе. Потом почва под его левой ногой внезапно провалилась. Он не успел даже вскрикнуть, как рухнул вниз, в узкую трещину, скрытую снегом. Удар о каменистое дно вышиб из него остатки воздуха. Темнота и боль накрыли его с головой.

Сознание ускользало. Последнее, что он услышал перед тем, как провалиться в небытие, был голос Элании, спокойный и властный, перекрывающий возмущенные вопли Лираэль:
"Он спас нас, Лираэль. И сейчас умирает. Помоги мне его достать. Быстро!"
И затем – странный, нарастающий гул, исходивший не от ветра, а от самых камней вокруг. Как будто гора проснулась и заворчала, потревоженная в своем вековом сне. Каменное эхо его магии. И оно звучало… недобро.

Глава шестая

Сознание вернулось к Каэлу медленно, как вода, сочащаяся сквозь толщу камня. Сначала – боль. Голова раскалывалась, будто по ней били кузнечным молотом. Каждый вдох отдавался острым ножом в ребрах. Левая рука онемела, правая нога горела огнем от колена до щиколотки. Он лежал на чем-то твердом и холодном, укрытый тяжелой, пахнущей дымом и чем-то травянистым тканью.

Потом – звуки. Треск огня. Низкое, недовольное бормотание. И тихий, мелодичный голос, отвечающий спокойно и терпеливо. Голоса девушек.

Каэл осторожно приоткрыл глаза. Свет костра резанул по сетчатке, заставив зажмуриться. Когда он снова смог смотреть, картина прояснилась. Он находился в небольшой пещере, точнее, в каменной нише, укрытой от ветра нависающим козырьком скалы. Перед ним горел костер, маленький, но жаркий, отгоняющий пронизывающий холод горной ночи. За костром сидели они.

Лираэль. Она была ближе к выходу, ее поза выражала крайнее напряжение и недовольство. Темные волосы, выбившиеся из-под капюшона, были в пыли и снегу. Лицо, освещенное снизу пламенем, казалось высеченным из мрамора – красивым, но жестким. Ее глаза, яркие, как вспышки молнии, были прикованы к костру, но Каэл чувствовал, что все ее внимание – на нем. Она что-то яростно чистила ножом – кусок вяленого мяса или корень.

Элания сидела ближе к нему, спиной к стене пещеры. Она смотрела на огонь, ее лицо было спокойным, почти отрешенным, но в глубине темных глаз светился ум и сосредоточенность. Ее руки, тонкие и сильные, были сложены на коленях. Она казалась островком тишины посреди бушующего моря Лираэлиного раздражения.

"Он приходит в себя," – произнесла Элания тихо, не поворачивая головы, но ее слова явно были адресованы Лираэль. Бормотание мгновенно прекратилось. Лираэль резко подняла голову, и ее взгляд, острый и недобрый, впился в Каэла.

"Ну наконец-то! – ее голос прозвучал как удар хлыста. – Решил присоединиться к живым, разрушитель гор? Или тебе мало было одного обвала?"

Каэл попытался приподняться на локте, но волна боли и головокружения сбила его обратно. Он простонал.

"Не дергайся, – сказала Элания мягче, но все же не глядя на него. – У тебя сломано ребро, сильный ушиб ноги и магическое истощение, граничащее с самоубийством. Лираэль, воды."

Лираэль неохотно сунула нож в ножны и протянула кожаный бурдюк Элании. Та взяла его, наконец повернувшись к Каэлу. Вблизи ее лицо было еще более выразительным – скулы, четкая линия подбородка, густые темные ресницы. Но больше всего поражали глаза – глубокие, как горные озера, казалось, видящие не только его боль, но и его мысли.

"Пей. Маленькими глотками," – она поднесла бурдюк к его губам. Вода была ледяной, но невероятно вкусной. Каэл сделал несколько жадных глотков, чувствуя, как холод разливается по пересохшему горлу, немного приглушая боль.

"Спасибо," – прохрипел он, отстраняясь. Голос звучал чужим и слабым.

"Спасибо?" – фыркнула Лираэль, снова берясь за свой нож. – "За то, что вытащили тебя из той щели? Или за то, что ты чуть не похоронил нас всех под своими каменными игрушками?"

"Лираэль, достаточно," – сказала Элания без повышения голоса, но в ее интонации прозвучала сталь. – "Он спас наши жизни. Ценой почти своей. Это факт."

"Он мог убить нас! – парировала Лираэль. – Этот его... выброс! Это же дикость! Неконтролируемая мощь! Я чувствовала, как задрожала вся гора! Ты чувствовала? И этот гул потом! Это он, это его эхо! Он разбудил что-то здесь, в камнях! Мы должны были уйти немедленно, а не возиться с ним!"

"Уйти и оставить его умирать в трещине?" – спросила Элания, поднимая бровь. – "После того, как он принял удар на себя? Буквально?"

"Он сам полез туда, где его сила – как факел в пороховом погребе!" – Лираэль ткнула ножом в сторону Каэла. – "Маг Земли! В горах! Да еще такой... сырой! Это самоубийство! И он чуть не взял нас с собой!"

Каэл слушал, и стыд смешивался с обидой и все еще дикой усталостью. Она была права. Он не контролировал силу. Он действовал на пределе, от страха, от отчаяния. И последствия были ужасны – для него и, возможно, для них всех. Этот гул... он слышал его перед падением. Каменное эхо его паники.

"Я... я не хотел..." – начал он, но голос снова сорвался.

"Чего ты хотел?" – резко повернулась к нему Лираэль. Ее глаза сверкали. – "Поиграть в героя? Поразить девиц своей мощью? Ты знаешь, где ты находишься? Эти горы древние. Они помнят времена, когда маги Земли были властителями глубин. И они не любят, когда их будят грубо. Особенно такие неотесанные, как ты!"

"Лираэль!" – голос Элании стал резким. – "Он не виноват, что его не научили иначе. Или научили, но не для таких... экстренных ситуаций." Она посмотрела на Каэла, и в ее взгляде уже не было отрешенности, а лишь спокойный, оценивающий интерес. "Ты маг Земли. Сильный. Но необученный. Откуда ты?"

Каэл колебался. Доверить ли им правду? Отец учил скрывать. Но они уже знали самое главное. И они шли в Аэлдор. Как и он. "Из долины... за хребтом," – выдохнул он. "Отец... он учил меня. Но... не для боя. Для земли. Для помощи ей."

"Помощи?" – Лираэль усмехнулась. – "Ты только что чуть не разнес полгоры!"

"А земля в Аэлдоре болеет," – тихо сказала Элания, глядя на Каэла так пристально, что ему стало не по себе. "Умирают урожаи. Рушатся склоны. Маги Воды и Огня не могут найти причину. Или не хотят. Ты идешь туда? По зову?"

Каэл кивнул, удивленный ее осведомленностью. "Письмо... пришло отцу. Он... он должен был ехать. Но послал меня."

"Отца?" – Лираэль нахмурилась. – "А кто твой отец? Не Борен ли, часом? Последний Мастер Земли из Долины Камня?"

Каэл почувствовал, как кровь отливает от лица. Они знали отца? Как? Откуда? Страх сжал ему горло сильнее боли в ребрах. Он только смотрел на них, не в силах произнести ни слова.

"Борен..." – Элания произнесла имя тихо, задумчиво. "Да, это имеет смысл. Только он мог вырастить такого... необтесанного алмаза силы." Она посмотрела на Лираэль. "Это меняет дело."

Глава седьмая

Спуск с гор был мучительным. Каждый шаг отдавался болью в сломанном ребре и ушибленной ноге. Холод сменился сыростью, а затем и промозглым ветром с равнины, который нес запахи далекой реки, дыма и... чего-то кислого, гниющего. Воздух густел, тяжелел от влаги и незнакомых звуков – далекого гула города, лошадиного ржания, криков, доносившихся ветром.

Каэл шагал последним, опираясь на грубо обтесанный посох, который Элания нашла для него у подножия перевала. Лираэль шла впереди, ее фигура в плаще была напряжена, как тетива лука, голова постоянно поворачивалась, сканируя окрестности. Она почти не разговаривала, лишь изредка бросала короткие, резкие замечания о темпе или направлении. Элания двигалась между ними, ее спокойствие было непоколебимым островом в море Каэловой боли и Лираэлиной нервозности. Иногда она замедлялась, чтобы проверить его состояние, ее пальцы на мгновение касались его запястья или лба, принося кратковременное облегчение – прохладную волну, притупляющую остроту боли, смывающую туман усталости. Каэл ловил себя на том, что ждет этих прикосновений, стыдясь своей слабости, но не в силах противиться облегчению.

"Это Аэлдорская долина," – произнесла Элания наконец, когда они выбрались из последнего горного отрога. Она указала вперед.

Равнина, раскинувшаяся перед ними, была огромной и... больной. Каэл почувствовал это еще до того, как разглядел детали. Земля здесь не пела своим глубоким, вечным гимном. Она стонала. Тихо, протяжно, как раненый зверь. Ее ритм был сбит, прерывист, пронизан странными, чужими вибрациями. Даже воздух казался тяжелым, пропитанным сладковато-гнилостной затхлостью.

И сам Аэлдор, видневшийся вдалеке, был не светлой цитаделью из его смутных представлений, а мрачным, угрюмым силуэтом. Высокие стены из темного камня окружали хаотичное нагромождение зданий, многие из которых выглядели покосившимися или заброшенными. Над городом висела серая дымка, смешанная с речным туманом. Лишь несколько остроконечных башен, принадлежавших, вероятно, Совету или знати, пробивали эту пелену. От города тянулись дороги, но поля вдоль них были не золотисто-зелеными, а бурыми, пожухлыми, с проплешинами черной, мертвой земли. Каналы, должно быть, оросительные, стояли полупустыми, их берега осыпались.

"Боги..." – прошептал Каэл, останавливаясь. Он закрыл глаза, пытаясь глубже прочувствовать землю. Боль была не просто на поверхности. Она шла из глубин. Что-то высасывало жизнь, нарушало естественный ток сил. Это было похоже на гигантскую, гноящуюся рану.

"Да," – тихо сказала Элания, стоя рядом. Ее лицо было серьезным. "Хуже, чем в донесениях. Значительно хуже."

"И прекрасное место для засады," – процедила Лираэль, подходя к ним. Она не сводила глаз с дороги, ведущей к городу, и с чахлого леска по правую руку. "Чувствуешь? Не только гниль земли. Есть... наблюдатели."

Каэл напрягся, пытаясь переключить свое восприятие с глубинного горя земли на поверхностное. И почувствовал. Неясные сгустки настороженности, скрытые в леске и за придорожными валунами. Не животные. Люди. Их было несколько. Они не двигались, лишь наблюдали.

"Бандиты?" – спросил он шепотом.

"Слишком организованно," – ответила Элания, ее голос стал тише, деловитее. "И слишком близко к городу для обычных разбойников. Скорее, стража или... чьи-то наемные глаза."

"Совета?" – удивился Каэл.

Лираэль фыркнула. "Совету плевать, кто входит в город, пока не платишь пошлину. Но кто-то другой... проявляет интерес. Особенно к таким, как мы." Она кивнула в сторону Элании. "Маг Воды в городе, где вода в каналах отравлена и река мелеет? Ты будешь как красная тряпка для быка, Элания."

"Тогда пойдем открыто," – решила Элания. "Пусть видят. Пусть знают, что Совет прислал кого-то. Это может удержать их от глупостей. Каэл, можешь идти? Постарайся не хромать так явно."

Они двинулись по дороге к воротам. Напряжение витало в воздухе, гуще городской дымки. Каэл чувствовал взгляды, пристально следящие за ними из укрытий. Чувствовал, как Лираэль слегка изменила походку, став более легкой, почти невесомой, готовой в любой момент взвиться в воздух. Элания шла ровно, с достоинством, ее лицо было спокойной маской.

Ворота Аэлдора были массивными, из почерневшего дуба, окованными железом. Перед ними толпились телеги, люди, скот – все это медленно просачивалось в город под недремлющим оком стражников в потертых кольчугах и с тусклыми алебардами. Стражники выглядели усталыми и равнодушными, но их глаза загорались жадным огоньком, когда они видели купцов или путников получше одетых.

Когда подошла их очередь, старший стражник, толстый мужчина с красным носом и жирными усами, лениво протянул руку:
"Пошлина. Два серебра с носа. Или товар на ту же сумму."

"Мы – эмиссары Аэлдорского Совета," – четко произнесла Элания, не повышая голоса. Она достала из складок плаща небольшой медальон из полированного синего камня, похожего на лазурит, с выгравированной волной. Каэл почувствовал слабый, но отчетливый импульс магии Воды от артефакта.

Жадный огонек в глазах стражника погас, сменившись настороженностью и даже страхом. Он быстро оглядел их троих, его взгляд задержался на напряженной фигуре Лираэль и на Каэле, опирающемся на посох.
"Эмиссары... – он проглотил. – Простите, госпожа, не узнали. Проходите, конечно." Он поспешно отступил, махнув рукой своим подчиненным расчистить путь.

Они прошли под сводами ворот, и городская суматоха обрушилась на них. Шум, гам, крики торговцев, скрип телег, лай собак, плач детей, смешанный запах еды, пота, навоза и той же сладковатой гнили, что витала над долиной. Узкие, кривые улочки были запружены людьми. Дома, в основном деревянные, с каменными низками, теснились друг к другу, их верхние этажи почти смыкались над головой, создавая мрачные туннели. Повсюду грязь, лужи зловонной жижи. Лица людей – усталые, озабоченные, испуганные или озлобленные.

"Добро пожаловать в жемчужину долины," – язвительно процедила Лираэль, сморщив нос. "Пахнет, как в помойной яме после недельной жары."