Добро пожаловать во вторую книгу цикла "Магазинчик Грешницы"!
🖤 История пишется бесплатно в процессе. 🖤
Первая книга по ссылке
https://litnet.com/shrt/SiKL
Пожалуйста, будьте внимательны и читайте книги по порядку!
— Госпожа, у нас приказ не впускать леди Милс на территорию особняка, — вклинивается в разговор слуга, охраняющий ворота.
— Да-да, я в курсе, леди Милс объявлена ниорли и теперь её нельзя принимать в приличных домах, — переводит взгляд на меня. — Какая жалость, леди Милс, но я ничем не могу помочь… вам стоило думать, прежде чем скакать от одного мужчины к другому, позволяя всем себя… ммм… тискать…
Последнее слово она особенно смакует. Она знает, что меня подставили.
***
Жених уверен, что я предала его и расторг помолвку.
Он выбрал другую, а моим уделом стало клеймо “ниорли” — грешницы.
Но теперь я знаю правила игры.
И в неё можно играть всем вместе.
Добавляйте книгу в бибилиотеку, чтобы не потерять
Рэйнхарт Константин Орнуа
Всё это время я старательно выкидывал Лоривьеву из головы. Запрещал себе о ней думать. Даже её раскаянье и попытка объясниться вызвали во мне лишь раздражение.
До сегодняшнего дня мне казалось, что мысли о ней остались в прошлом. Но вот она здесь и всё, о чем я думаю… это с каким наслаждением я бы её наказал. Хочу, чтобы она жалела о своём выборе… чтобы забыла ублюдка Эмильтона… чтобы умоляла меня остаться… с ней… на всю ночь.
— Всё это не то! Не то! — Анриетта капризно отшвыривает сорочку, но Лоривьева успевать поймать её, прежде чем сорочка соскользнёт с прилавка на пол.
В груди вспыхивает раздражение. Такое поведение переходит границы приличия. Для леди подобное допустимо лишь в стенах дома… но никак не при посторонних.
— Анриетта! — одёргиваю её. Она резко оборачивается и моментально меняется в лице. Будто только сейчас осознаёт, что у этой сцены есть нежелательные свидетели.
Мне не нравится, что Анриетта позорит себя. Меня. Имя рода Орнуа.
Мне не нравится, что Лоривьева лишь терпеливо этому потакает, делая вид, что не происходит ничего особенного.
— Анриетта, все эти сорочки ничуть не хуже тех, что ты обычно выбираешь, — приходится постараться, чтобы скрыть в голосе раздражение. — Но если тебе что-то не нравится, мы просто уйдём.
— Конечно, милый. Извини, — она выглядит смущённой и кротко улыбается, но я впервые не верю её улыбке. — Я немного… ммм… огорчилась… потому что хотела найти что-то… эээ… особенное… Но ты, как всегда, прав, пожалуй, нам стоит покинуть это место.
Беру её под локоть. Нам изначально не стоило здесь задерживаться. Ни мне, ни Анриетте. Особенно мне!
— Ой, а где мой браслет? Рэйнхарт, милый, у меня на руке был браслет!
Что? Хмурюсь и рассматриваю её запястье.
— Наверное, уважаемая, ваш браслет расстегнулся, пока вы перебирали кружева, — встревает какая-то покупательница.
Подобные браслеты имеют надёжный замок, значит…
— Мой браслет не мог расстегнуться сам по себе! — уверенно вторит моим мыслям Анриетта.
Лоривьева растерянно приоткрывает рот, но тут же бросается проверять прилавок, обходит его и продолжает поиски, осматривая полы.
Присоединяюсь к ней, надеясь на мизерный шанс, что это простая случайность.
— Вы ничего не найдёте! Лоривьева, не нужно изображать невинность! Я же сказала, что браслет не мог сам расстегнуться! Там надёжный замок!
— Что ты имеешь в виду? — в голосе Лоривьевы беспокойство.
Волнуется, потому что браслет у неё или она просто растеряна?
Может ли леди Милс оказаться ещё и воровкой?
— Ты обвиняешь Лоривьеву? — Подхожу к Анриетте и пытаюсь заглянуть ей в глаза.
— Он. Не мог. Просто так. Исчезнуть! — она уверенно цедит слова и злится из-за того, что я сомневаюсь.
В лавку входит хорошо одетая фира со стопкой вещей в руках. А вот матушки за моей спиной уже нет. Вышла, ничего не сказав? С чего бы?
— Что случилось? — фира по-хозяйски оценивает ситуацию.
— На моей руке только что был браслет! А эта девица его, вероятно, решила себе присвоить! Я требую, чтобы её обыскали!
— Зачем мне этот браслет? — отпирается, медленно бледнеющая Лоривьева.
— Зачем браслет? Может, так ты надеялась поправить своё денежное положение? Раз не вышло за счёт мужчин, то…
— Анриетта прекрати, это перешло уже все границы! — приходится повысить на неё голос. Впервые. Такое поведение недостойно лорда, и я злюсь на себя.
Довольно! Нужно увести её отсюда. Что бы там ни было, но честь фамилии выше ценности какого-то браслета.
Беру Анриетту под локоть, но она взвивается и вырывает руку, не давая себя увести.
— Что? Ты защищаешь воровку? Ниорли? — в этот момент её лицо перекошено гневом.
— Я не воровка! — цедит сквозь зубы Лоривьева.
Она выглядит загнанной в угол, но надо признать — держится достойно леди. Не огрызается, не повышает голос и не опускается до оскорблений.
Я не обольщаюсь на её счёт. Лоривьева вполне может быть опытной лгуньей, и у неё действительно есть мотивы украсть браслет.
Очевидно, что леди Милс нуждается в деньгах. Иначе единственная наследница дворянского рода не оказалась бы здесь в роли обслуги.
Я уже понял, что Эмильен так и не сделал Лоривьеве предложение. Но неужели после всего случившегося он отказался её содержать? В это случае он ещё более низок, чем я думал…
— Вот именно! Ты сняла браслет, когда подбирала кружева для манжетов! И сделала это из зависти!! Я чувствую! — Анриетта топает ножкой. — Рэйнхарт, я требую, чтобы её обыскали!!
Требует? Она хочет, чтобы мы все вместе отправились в управление? Или предлагает мне самому это сделать?
От мысли о том, чтобы обыскать Лоривьеву, кровь разгоняется, начиная пульсировать по всему телу.
Бездна… одёргиваю камзол.
Колокольчик звякает, и в лавку возвращается матушка, за которой следует городской страж с эполетами капитана.
— Вот она воровка! Выверните её карманы! — требует матушка.
Лоривьева сливается цветом со своим чепцом, отчего золотые точки на её лице кажутся ещё ярче.
Так боится, что её обыщут?
Прелюбодейка… лгунья… ещё и воровка?
— Снова ты? — басит страж. — Так и думал, что с этой девицей не всё чисто. Воровка, значит…
Даже так? И почему это капитан стражи думал, что с Лоривьевой "не всё чисто”? Она была в числе подозреваемых по каким-то нарушениям? Судя по всему, да, иначе я не могу объяснить себе брошенные в её сторону слова блюстителя порядка.
Когда капитан проверяет карманы Лоривьевы, она сжимается и, кажется, вот-вот лишится чувств.
Отвожу взгляд и заставляю себя стоять на месте.
Если она окажется ещё и воровкой, я должен это знать.
Возможно, это именно то, что мне нужно, чтобы окончательно выкинуть Лоривьеву из своих мыслей…
— В карманах пусто, — разочарованно басит городской страж.
Ева
То ли он украл, то ли у него украли,
но была там какая-то мутная история.
Недоразумение.
Он назвал это “недоразумением”!
Это слово со вчерашнего вечера не выходит у меня из головы и крутится, как мантра.
Да он сам одно сплошное недоразумение! Он и его насквозь лживая семейка.
С гулким хлопком выкладываю рулон льняной ткани на прилавок. Резкий звук заставляет вздрогнуть группку фир, что заглянули к нам в лавку этим утром.
Дамы словно чувствуют моё настроение и стараются не подходить к прилавку слишком близко.
Трое из пяти посетительниц, к слову, уже десять минут делают вид, что разглядывают сорочки, хотя пришли сюда явно не для того, чтобы делать покупки.
— Ой, тут такое было! Жаль, я сама не видела…
— Это она? Та самая?!
Я отмеряю отрезы ткани и делаю вид, что не слышу их перешёптываний.
— Говорят, она леди!...
— Может и леди. А может, и врут. А коли леди, так чего работает?
— Значит, замуж никто брать не хочет…
— А чегой-то её замуж брать не хотят?
Молчаливые долгие взгляды.
— Так понятно чего… говорят, ниорли она…
— Да тише ты!…
Этот шёпот продолжается всё утро. Покупателей в лавке сегодня заметно прибавилось, но приходят они не столько за товаром, сколько поглазеть на “ту самую”, которая “то ли леди, то ли не леди, то ли она украла… то ли у неё… но была там какая-то мутная история”.
Эти шепотки раздражают, и мне нестерпимо хочется стукнуть чем-то тяжёлым по известно чьим вконец обнаглевшим аристократическим головам.
Новый рулон ткани с гулким стуком хлопается о столешницу, заставляя покупательниц вздрогнуть и временно замолкнуть.
Уже лучше. Моя невыспавшаяся голова остро нуждается в минутке тишины.
— Фира Кларис, вас не смущает, что меня обсуждают? — спрашиваю, когда лавка временно пустеет.
— Лори, у нас продаж за это утро втрое больше обычного, — она стоит на кухоньке и разливает нам чай в узорчатые чашки. — Тебя беспокоит репутация лавки? То, что обсуждают тебя? Или ты печёшься о моей репутации?
Пожимаю плечами.
— Всё вместе. Вы строго блюдёте коны Варрлаты, но до сих пор не сказали мне ни слова. Вас не беспокоит, что они называют меня ниорли?
— Ох, девочка. Мало ты ещё знаешь жизнь. Вроде и мудра не по годам, но многого не понимаешь. Знаешь, почему я постоянно в храм хожу?
— Потому что заботитесь о праведности?
— Потому что в храме много наших покупательниц! С одной поболтаю, с другой, а там, глядишь, каждая и заглянет. В корень надо зреть, Лори! Я тебя вижу и вижу в тебе свет. И мне этого достаточно, — отпивает из своей чашки, а вторую двигает ближе ко мне. — Мик рассказал, как ты защищала его от стражников. Скажи, Лори, кого ты видела перед собой в тот момент? Опасного вора?
— Нет, что вы… он же просто ребёнок. Причём голодный.
— В тебе есть свет, и ты видишь этот свет в других. Ты даришь свет, и он возвращается. Это именно так и работает.
— Со мной не работает…
— Правда? Разве Мика не вернул тебе свет, когда подкинул браслет обратно той белобрысой девице?
Так и есть… браслет Анриетты был бы найден у меня, если бы Мика не заметил того, что она сделала. А когда заметил, то незаметно вытащил его из моего кармана и… вернул законной владелице.
— Мика, а почему сразу не сказал?
— Так всё время рядом кто-то был. Я боялся. Они бы поняли, что я вор…
Мика оказался прозорливым малым. В той суете, что творилась в лавке, я и не заметила подвоха.
К счастью, Анриетта тоже не заметила возвращения собственности. Представляю, как она ах… ах, и удивилась она, когда браслет оказался у неё в кармане!
Губы тянутся в улыбке. На душе становится светлее.
Вот только я понимаю, что расслабляться рано. Нужно думать, как теперь себя защитить. Едва ли милые леди оставят меня в покое. Они могут вернуться. И вернутся они не одни, а с новыми пакостями за пазухой.
Кто знает, что случится в следующий раз, когда рядом не будет того же Мика? Или хотя бы мистера “это было недоразумение” Орнуа.
Пока я не имею ни достаточно денег, ни власти, меня так и будут шпынять. Моя проблема не в том, что леди хитрее и опытнее меня в интригах… а в том, что они не боятся это проворачивать.
Будь у меня какая-то власть, они бы так нагло себя не вели.
И что это значит?
Мне нужны деньги. Много денег. Очень много денег. И связи.
В лавке снова звякает колокольчик, приветствуя новых покупательниц. Вздыхаю и поднимаюсь, чтобы их обслужить.
— Иди-ка, ты домой, Лори, — фира Кларис останавливает меня, положив руку на плечо. — Иди и просто выспись. На тебе лица нет. Бледная и круги под глазами. Завтра тоже отдыхай. За эти пару дней сплетни поулягутся, и мы подумаем, как быть дальше.
— А как же лавка?
— Ну как-то же я раньше без тебя справлялась, — хозяйка самодовольно фыркает и выходит из кухоньки, приветствуя новых покупательниц.
До дома доползаю уже после полудня. Зевая, переодеваюсь в своё старенькое, но удобное домашнее платье и… падаю на соломенный тюфяк, который только притворяется нормальной кроватью.
Ничего не хочу.
Ани ушла по делам. Сэлли укладывает детей на дневной сон. Меня укладывать не нужно, я растекаюсь по соломенной постели без всякой посторонней помощи…
Тело покачивает на волнах усталости, и дремота накрывает тяжестью бессонной ночи, дурацкого вечера… и весьма туманных перспектив будущего.
Прижимаю к себе подушку и представляю, что рядом есть кто-то, кто готов разделить со мной все мои страхи. Тот, кому можно просто положить голову на плечо и по-детски пожаловаться на тот бардак, что происходит в обеих моих жизнях уже несколько лет…
В голове почему-то звучит голос Рэйнхарта.
Вот этот товарищ вообще мимо. Где он и где “понимание”, которого мне так недостаёт?
Ева
— Вы платите мне за молчание?
— В том числе, — утвердительно кивает, продолжая держать мою руку.
И без того тёмный взгляд сейчас кажется пугающе бездонным.
Вытягиваю руку из его пальцев и сама беру ладонь Рэйнхарта, переворачиваю лодочкой и вкладываю в неё бархатный кошель с монетами.
— Что это значит? – спокойно смотрит мне в глаза, затем переводит взгляд на кошель.
Не понимает. И не поймёт.
Представляю, что вот прямо сейчас рассказываю ему всё, что случилось…
В памяти всплывает наш разговор.
“...Не хочу ничего знать…, ...этим вы лишь ещё больше унизите меня… и себя…, ...Рэйнхарт, между мной и лордом Эмильтоном ничего не было, а то, что вы видели… — Ещё и лгунья!…”
А мои аргументы?
Какие у меня доказательства?
Есть лишь складная история, в которой плохи все, кроме меня.
И с чего я тогда решила, что он должен верить именно мне?
Не своим глазам. Не тем, кто окружает его с детства… а именно мне. Малознакомой провинциалке. Тем более после того, как сама же отвергла его предложение о браке.
Рискну и предстану быть клеветницей, желающей опорочить имена тех, кто ему близок.
Всматриваюсь в острые черты мужского лица. В его глазах я всё ещё ниорли. Та, что унизила его перед благородным обществом и уязвила мужскую гордость.
— Так что это значит, Лоривьева? — повторяет вопрос, взглядом указывая на кошель.
— Это значит… что я принимаю извинения, но мне от вас ничего не нужно.
— Лоривьева, не глупи! Это деньги. Хочешь сказать, что тебе не нужны деньги? — скептично обводит взглядом чердак и одним этим жестом растаптывает остатки моего самолюбия.
Ногти впиваются в подушку.
Да кто он такой, чтобы решать, что мне нужно? И с чего это мы снова перешли на “ты”?
— Мне не нужны ваши деньги, лорд Орнуа. И прошу вас впредь не фамильярничать!
— Фамильярничать? — брови взметаются вверх.
— “ Обращайтесь ко мне на “вы”, леди Милс, как и положено по этикету посторонним людям!” — карикатурно пародирую его собственные слова. — Посторонние люди, милорд, должны общаться на "вы". Помните?
— Это глупо... мы сейчас одни, — даже не моргнул.
— Это что-то меняет? Или этикет создан лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза публики? Вас же только это заботит? Репутация и мнения! Какая разница, что конфета сгнила, главное, чтобы обёртка была блестящей! Так?
— Бессмысленный спор, Лоривьева, — слегка подаётся вперёд и соскальзывает взглядом на губы.
Ай-яй-яй, мистер праведник. Так можно и самому стать ниорли.
Слегка наклоняю голову и приближаю лицо так, чтобы между нашими губами оставалось лишь несколько миллиметров. Слушаю, как углубляется его дыхание.
— Милорд, предлагаю поговорить, когда мои слова начнут иметь для вас хоть какой-то смысл, — шепотом. — А до тех пор нам, похоже, не о чем разговаривать.
Отстраняюсь и буравлю его осуждающим взглядом.
Пару мгновений Рэйнхарт растерянно моргает, затем резко меняется в лице, отшатывается и сжимает челюсть. Раздражённо встаёт, едва не ударяясь головой о деревянную балку, бросает кошель на мою постель и, громко топая, сбегает по лестнице.
Хватаю кошель и спешу к дырке в полу:
— Эй, милорд! — окликиваю сверху.
Оборачивается, в шаге от входной двери.
— Вы это обронили!— от души кидаю кошель, метя в аристократическую голову. Орнуа ловко уворачивается, ещё и успевает кошель поймать.
Жаль!
Впивается в меня обсидиановым взглядом, препарирует, раздувает ноздри и поджимает губы.
Отвечаю ему тем же.
Резко отворачивается и, чеканя шаг, выходит за дверь.
Блин!
Во мне кипит какая-то бесконечная детская обида.
Присаживаюсь на постель, смотрю на злосчастную подушку и от души хлопаю по ней кулаком. Подушка надрывается, и из прорехи в воздух вздымается облачко белых перьев.
Как же это всё несправедливо! Так хорошо целуется! И такой дурак!
***
— Благого дня, меня интересует особняк, что напротив ресторации “Праведные грёзы”.
— Благого дня, миледи, добро пож… — слова застревают в горле усатого работника ссудной конторы, когда он поднимает на меня глаза. — Фира?
В богато обставленной комнате раздаётся хрюкающий хохоток.
Худощавый молодой человек за угловым столом отрывается от бумаг и осуждающе смотрит на усача поверх пенсне.
— Уважаемый фир, что смешного в том, что я интересуюсь особняком? — приподнимаю одну бровь.
— Что смешного? Да тебе пять жизней на него копить и то, не хватит.
Ха-ха. Очень смешно.
— И сколько же вы просите? — складываю руки на груди и смеряю усача взглядом строгой учительницы.
Если бы особняк не числился именно за этой конторой, то уже развернулась бы и ушла.
— Триста двадцать тысяч эке! — бросает с вызовом. — Что? Таких денег отродясь не видела?
Ого. Цена действительно кусается.
— А под залог земель вы выдаёте ссуды? И если да, то сколько нужно сонитов земли, чтобы получить ссуду в триста двадцать тысяч эке?
— Земли? — нервно дёргает своим длинным усом. — Разумеется, под залог земель ссуду даём. Да только обсуждать это буду с твоим хозяином. Коли он ссудой интересуется, пусть приходит. С ним и поговорим.
Он меня что, за служанку принял?
— Вы не ответили, фир, — терпеливо повторяю вопрос. — Сколько нужно сонитов, чтобы получить ссуду в триста двадцать тысяч эке?
— Шестнадцати хватит!
— А процент какой?
— Ишь, и откуда такая назойливая выискалась? И не понимаешь, небось, о чём спрашиваешь. А ну как ты всё перепутаешь или что-то забудешь, пока до хозяина донесёшь?
— Так сколько?
— Двадцать семь годовых!
Хочется присвистнуть да в доме не свистят… хотя если денег не будет конкретно у этого типа, то я не расстроюсь.
Ева
После разговора с Томом, я прогуливаюсь по улочкам Илларии.
Сегодня один из последних тёплых вечеров и мне хочется поймать за хвост уходящее лето.
Возвращаться домой нет никакого желания. Теперь чердак напоминает мне о темноглазом лорде, и эти мысли оседают на моих губах горьким пеплом.
Орнуа прав, кроме меня, некому будет рассказать аристократам о подлости Анриетты. Фамилия Орнуа не звучала, и свидетели этого грязного спектакля даже не знают, кем были те самые леди и лорд.
Но Рэйнхарт не понимает, что меня бы и так не стали слушать. Слово грешницы, против слов компании влиятельных леди? Даже не смешно.
Да и с кем мне там разговаривать? Аристократы списали меня, как расходный материал. Подумаешь, сломанная жизнь какой-то провинциалки. Да кому до неё какое дело?
Погруженная в мысли, добредаю до готического особняка. Он стоит на отворотке между площадью Искупления и тихой респектабельной улочкой. Напротив — ресторация “Праведные грёзы”.
Большие окна ресторации горят уютным рыжим цветом. Своим видом они словно дразнят заколоченное угрюмое здание. За идеально чистыми стёклами хорошо видны богатые леди и лорды. Их смех, томные взгляды, блеск драгоценностей и кокетливые улыбки.
Возможно, и темноглазый лорд сейчас там со своею дражайшей супругой.
Отворачиваюсь и рассматриваю силуэт особняка, плавно погружающегося в густые сумерки. Чудище с балкона задумчиво рассматривает меня в ответ. Мне кажется, ему тоже одиноко.
На двери и окнах нижнего этажа — ставни, поверх которых неаккуратно набиты доски. Эти окна кажутся довольно большими, и я представляю, что могла бы использовать их как витрину.
Интересно, кем были хозяева этого дома?
Обхожу здание по кругу, касаясь ладонью прохладных тёмных камней.
С обратной стороны окна расположены выше, но так же надёжно заколочены. Краем глаза улавливаю блик и не сразу понимаю, что это свет из маленькой щели в массивных ставнях.
Просто так мне туда не дотянуться. А вот если забраться на узенький уступ и подтянувшись, встать на носочки…
Заглядываю в щель, откуда идёт слабое свечение, вглядываюсь, но мне не удаётся ничего рассмотреть. Я уже собираюсь спрыгнуть на землю, как глаз выхватывает огонёк свечи, плывущий в полутьме комнаты.
Там кто-то есть…
Огонёк опускается, высвечивая белый силуэт.
Сглатываю, потому что во рту пересыхает.
Стоп, Ева. Ты уже слишком взрослая девочка, чтобы верить в призраков… живущих в тёмных готических особняках с заколоченным входом и окнами…
Да ну… бред какой.
И всё же ладони неприятно потеют, а сердце начинает стучать у самого горла.
Призрак тем временем опускается в кресло, и огонёк высвечивает худое измождённое лицо немолодой женщины.
Может ли быть, что это…
Пальцы соскальзывают, и я, не удержавшись, падаю с невысокого уступа.
Тусклый свет в щели гаснет.
Ну уж нет. Так просто я не уйду.
Поднимаюсь, вытягиваюсь на носочках и уверенно стучу кулаком в ставню.
— Уважаемая! Мне очень нужно с вами поговорить!
Тишина.
— Я понимаю, что вы не хотите общаться… — немного повышаю голос, чтобы меня было слышно. — Но уже завтра в полдень сюда придут клерки ссудной конторы! И придут они вместе со стражей! Потому что истекает срок вашей долговой расписки! Завтра это здание отойдёт ссудной конторе! Понимаете?
Тишина…
— Послушайте! Я просто хочу с вами переговорить! — в голове лихорадочно щёлкают мысли. Я стараюсь одновременно проанализировать ситуацию и подобрать слова. — Мне очень нравится ваш особняк, и, возможно, я бы смогла не только погасить ваш долг… но и выплатить некую сумму вам лично!
Тишина.
— Эй? Вы меня слышите? — сама вслушиваюсь в тишину. — Эй! Я не буду стоять здесь до ночи! Если вам неинтересно моё предложение, то я…
Чья-то рука хлопает меня по плечу.
Вскрикиваю, отскакивая к стене.
— Да тише вы! — бледная женщина прикладывает палец к губам и жестом показывает мне следовать за ней.
Эээ… это как это она здесь оказалась?
Женщина тем временем сворачивает за угол, проходит дальше и ныряет под арку, ведущую на другую улочку. Внутри арки она резко сворачивает и входит в неприметную дверь.
Не отстаю и вхожу следом. Женщина закрывает дверь на засов, зажигает лампаду и шагает по узкому коридору, устланному ковровой дорожкой.
Коридор заканчивается несколькими ступеньками и дверью, за которой обнаруживается просторная полупустая гостиная. Мы в особняке?
— Проходите сюда, здесь будет удобнее разговаривать, — она жестом указывает мне на большой диван и аккуратно вешает на спинку соседнего кресла свою тёмную накидку. — Простите, не могу предложить вам чай. Сами понимаете, от огня будет слишком много света.
Присаживаюсь на край дивана.
— Я леди Милс. А вы, вероятно…
— Леди Тайлин, — она изящно присаживается напротив. Её спина идеально прямая, а взгляд печален. — Так, говорите, завтра истекает срок долговой расписки?
— Да. И по ней ваш особняк отойдёт ссудной конторе.
— Как же я могла это упустить… — удручённо качает головой и прикладывает ладонь к губам
— Простите, что лезу не в своё дело, но… как я понимаю, вы жили здесь тайно, чтобы избегать встреч с долговыми клерками? Верно?
Грустно кивает.
— Боялась, что меня найдут и потребуют погасить ссуду, — прикладывает руку к сердцу. — Такой позор… такой позор…
— Леди Тайлин, а могу я поинтересоваться размером вашего долга? Вы же знаете, сколько именно должны ссудной конторе?
— Я? Это всё мой муж… он надеялся излечиться и последнюю ссуду взял под залог особняка.
— Так у вас есть эти бумаги? Та самая долговая расписка, она у вас?
— Муж всё хранил в своём кабинете… если хотите, можем подняться туда и поискать вместе. Хотите? — она выглядит по-детски наивной, несмотря на возраст.
— Конечно, — уверенно киваю, и следующие полчаса мы вместе роемся в стопке документов, вытащенной из потайного сейфа.
Ева
Выхожу из дома, когда утро ещё окутывает столицу лёгким туманом, отчего дома в конце улицы выглядят ненастоящими, будто художник мелом набросал эскиз на чистом листе бумаге.
Вчера мы с Томом договорились встретиться пораньше, чтобы отправиться на разведку в другие конторы и услышать их предложения по ссуде под залог земель.
Я и не представляла, что срочная помощь Тома понадобится мне сегодня для более важного дела.
— Так что вы думаете, это возможно? Я имею в виду: возможно ли погасить долговое обязательство леди Тайлин до полудня?
— Не буду обещать, Леди Милс. Если нам повезёт, то успеем. Но едва ли нам удастся обойти все конторы, как мы планировали.
— Все и не нужно, Том. Уверена, вы знаете, какая из контор может сделать хорошее предложение.
Том смущённо улыбается и кивает, а через пятнадцать минут мы уже входим в двери небольшого солидного здания.
На входе встречает охрана. В холле на мягких диванах вальяжно расположились трое богато одетых мужчин.
— Прошу, проходите, — клерк с седыми бакенбардами придерживает дверь, приглашая нас в кабинет.
Вдоль стен кабинета стоят шкафы с документами, а посредине — внушительный стол на толстых ножках в виде изогнутых львиных лап.
Том обрисовывает клерку наши задачи, и после некоторого спора тот соглашается выдать ссуду на пять лет под тринадцать процентов годовых. В залог они при этом берут десять сонитов земли.
Я стараюсь не показывать радости, но целых пять лет под тринадцать процентов — это вполне приемлемо. Справиться с такой ссудой у меня уже больше шансов.
Следующий час клерк проверяет мои документы, сравнивая их с архивными копиями. А мы с Томом за это время успеваем сделать два очень важных дела: несколько раз перечитать долговую расписку и составить договор купли-продажи особняка леди Тайлин.
Когда подлинность всех документов и моё право распоряжаться землями подтверждается, фир с седыми бакенбардами провожает нас в охраняемую комнату.
Там мы пересчитываем деньги и ставим подписи на пяти копиях долговой расписки. Одна копия мне, две — ссудной конторе, по одной в Королевскую Канцелярию, и в архив Благословенного Правительствующего Собрания.
Это нужно, чтобы защитить документы от подделки и утери, а ещё таким образом можно проверить подлинность.
Когда стрелка часов переваливает за одиннадцать, у меня на руках уже имеется целых двести тысяч эке.
Из них восемьдесят две тысячи золотом в отдельном кожаном мешочке.
Именно столько леди Тайлин задолжала ссудной конторе с учётом грабительских штрафов за просроченные платежи.
— Для безопасности своих клиентов контора предлагает услуги охраны, — заученной фразой произносит клерк с седыми бакенбардами.
Согласно киваю.
Двое широкоплечих стражей в форменных мундирах и аренда кареты обходится мне в тридцать восемь дополнительных эке, зато на душе становится как-то спокойнее.
— Том, а почему ты работаешь в другой конторе, а не здесь? Тебя тут, знают и приветствуют радушно, — спрашиваю, когда мы выходим на улицу.
— Вы поверите, если я скажу вам, что мне там нравится?
— Нет. И в то, что там больше платят, не поверю. Очевидно же, что усач, который нахамил мне вчера — премерзкий индивид и жмот.
— Ладно. Вы правы, — Том грустно улыбается. — Этот усач, фир Касх — он владелец конторы. Пару лет назад он лишил моего отца его единственного дома… дома моей семьи. А теперь я лишаю его лучших клиентов.
— И получаешь с этого долю от других контор?
Краснеет.
— Получаю. Как вы догадались?
— Было бы глупо помогать другим зарабатывать и ничего с этого не иметь. А ты не похож на глупца.
— Леди Милс, вы только не думайте, что я вас тоже обманывал. Поверьте, вам выдали ссуду на очень хороших условиях!
— Да я и сама это понимаю, Том. И вовсе не сержусь. Я даже рада, что нашёл способ вернуть деньги, украденные у твоей семьи. Ты поэтому смутился, когда я предложила тебе оплату?
— И это тоже. Но вы действительно предложили слишком много… для леди, в простом рабочем платье…
Том широко улыбается, кланяется и убегает в свою ссудную контору. Он итак уже значительно опоздал. Рабочий день в самом разгаре.
А я забираюсь в карету с охраной и направляюсь к особняку леди Тайлин, забираю её и возвращаюсь в контору усатого хама в тот момент, когда часы на стене показывают без четверти полдень.
Том с самым невозмутимым видом сидит за своим угловым столиком и разбирает документы. То, что мы знакомы, он, разумеется, не показывает.
— Снова эта девица? И где ж твой хозяин? — язвительно фыркает владелец конторы и демонстративно закидывает в рот конфету из хрустальной вазочки на своём столе.
Отодвигаюсь с прохода и пропускаю внутрь бледную леди Тайлин, за которой следуют двое шкафообразных стражников.
— Уважаемый фир Касх, — обращаюсь подчёркнуто вежливо. — Позвольте мне представить вам леди Тайлин, хозяйку трёхэтажного особняка, что напротив ресторации “Праведные грёзы". Она готова погасить ссуду, взятую два года назад её мужем. Разумеется, с учётом всех набежавших процентов.
Усач давится конфетой и заходится резким кашлем.
Подхожу и от души влепляю ему кулаком по спине.
Конфета выпадает на стол.
Фу.
Том старательно прикрывает рукой лицо, пытаясь скрыть своё веселье.
— Итак, здесь необходимая сумма, — бросаю на его стол мешочек золотых. — Прошу свидетелей зафиксировать время передачи долга!
Об этом нюансе предупредил Том, когда понял, что до полудня у нас почти не осталось времени. Теперь, даже если усач попытается затянуть с подсчётом монет и проверкой документов, это уже не будет иметь никакого значения.
Фир Касх поднимает на меня слезящиеся из-за кашля, глаза и смотрит, примерно так, как бык смотрит на развевающуюся красную тряпку.
Похоже, единственное, что его останавливает от каких-либо необдуманных действий, — это двое внушительного вида стражей за моей спиной.
Ева
Доски с грохотом падают на мощёный тротуар, обнажая массивные деревянные ставни.
— Миледи, это последние! Прикажете теперь ставни открывать?
— Открывайте! А заодно проверьте петли, думаю, их надо смазать. И остальные петли в доме тоже проверьте! — выкрикиваю с крыльца.
Рабочие, которых посоветовала Ани, были рады получить аж по три эке за неполный день. А я была очень рада, что всего за три эке смогла найти рукастых помощников.
Помимо рабочих, Ани позвала знакомых женщин, которые за те же три эке, с радостью согласились помочь мне навести в особняке порядок.
— Сколько света! — восклицает Сэлли, когда три широких окна просторной гостиной оказываются свободными от глухих ставен.
Света здесь теперь действительно много… настолько, что в глаза бросаются толстые слои пыли, удручающее состояние стен и обшарпанность некогда прекрасной мебели.
Понятно, что леди Тайлин была не в состоянии поддерживать весь особняк в чистоте… ну просто потому, что она леди.
Нет, конечно, она убирала свою комнату, кое-как разобралась со стиркой и даже научилась готовить чай с гренками… но, откровенно говоря, жизнь её к подобному не готовила.
— Ой, да не переживайте вы, леди! Делов-то здесь много, да ничего сложно в них нет. Пыль протереть, ковры с подушками повыбить, да полы ещё намыть. Небось, за вечер-то и обернёмся, — сразу берётся за дело бойкая фира Таши. — Вы лучше другим подскажите, что ещё сделать надо, девчата-то вашего слова ждут!
Действительно, ждут. Шепчутся, хихикают, дом рассматривают и ждут, когда им раздадут задания.
Оставляю Таши с её сестрой убирать большую гостиную. Других девушек прошу пока навести чистоту в холле, а сама отправляюсь на разведку.
Ноги ступают по старинным мраморным ступеням, ладонь касается гладких перил. Я поднимаюсь на второй этаж, чтобы найти своё чудище.
Дверь нужной комнаты заперта, но у меня все ключи. Я хозяйка.
Замок щёлкает и в нос ударяет запах пыли.
Солнечные лучи пробиваются сквозь мутные окна, ласкают стены и мебель, накрытую белой тканью. В воздухе танцуют весёлые пылинки.
Судя по всему, это одна из гостиных, и, совершенно очевидно, что сюда давно не заглядывали.
Переступаю порог. Дважды чихаю. Осматриваюсь. Осторожно шагаю к дверце у противоположной стены. Ищу подходящий ключ…
Попадаю на балкон, где меня ждёт моё чудище.
Протягиваю руку и кончиками пальцев веду по загривку.
Часть спины и крылья покрывают каменные перья. Чудище был бы похож на грифона, но его голова напоминает своей формой голову большой дикой кошки.
— Я теперь буду здесь жить, — шёпотом.
— Живи. Я буду отгонять зло, — мысленно.
Чудище я отмываю сама.
Тёплая мыльная вода и мягкая чистая тряпка, чтобы протереть насухо каждое каменное перо.
Мне чудится урчание.
Чудище довольно.
Возвращаюсь в гостиную и зову девушек, чтобы помогли мне аккуратно снять все простыни, которыми была накрыта мебель. Когда становится понятно, что под ними скрывается, прошу мужчин вынести всё лишнее в соседнюю комнату.
Хочу, чтобы здесь было больше свободного места. Больше воздуха.
В боковой стене обнаруживается неприметная боковая дверь, она ведёт в маленькую спаленку с ванной комнаткой.
Просто прекрасно! Значит, я могу полностью обосноваться в этих комнатах.
Устало присаживаюсь на кровать. Что-то щелкает, и я вскрикиваю, потому что старое деревянное основание кровати разваливается прямо подо мной.
С губ слетают сдерживаемые смешки.
Ну вот и выспалась на нормальной кровати. Ладно, посплю пока на диване.
Возвращаюсь в гостиную, где полным ходом идёт работа. Занавеси сняты, пыль убрана, ковры вынесены, чтобы привести их в порядок. Осталось только окна да полы намыть.
Нда... одна бы я здесь и за месяц не справилась, а в три пары рук дело очень ладно спорится. Присоединяюсь к девушкам, и мы вместе заканчиваем уборку.
Солнечные лучи истончаются, уступая место вечерним сумеркам, но работы в особняке ещё много, и я прошу девушек приходить в течение следующих четырёх дней.
— Госпожа, Ани помогла мне разобраться с кухней! — с первого этажа доносится голос Сэлли. — Там ещё многое надо сделать, но ужин мы смогли приготовить.
— А Мика? Уже вернулся?
— Конечно. Что тут до пекарни-то бежать? Всё купил и вернулся.
Сэлли отправила мальчика за хлебом не просто так. Мы хотели проверить, как он распорядится монетами. Мика не подвёл, вернулся с покупками и даже вернул Сэлли положенную сдачу.
Честно говоря, на душе отлегло. Не знаю, что бы я делала, если бы Мика воровал не из нужды, а потому что… потому что ему это нравится.
Мальчик категорически отказывался идти домой к отцу и даже рассказывать нам, где живёт. Чтобы ребёнок был под присмотром, постелили ему на скамеечке в маленькой кухоньке фиры Кларис. А сегодня Сэлли забрала мальчика из лавки и привела в особняк.
Мика до сих пор не верит, что ему разрешат остаться здесь, но я уже присмотрела ему отдельную комнату.
После нехитрого ужина возвращаюсь в свои комнаты и застилаю диван для сна. Ноги на нём не вытянуть, зато он мягкий и, в отличие от соломенного тюфяка, совершенно не колется.
Всё время, что здесь шла уборка, окна оставались открытыми, поэтому сейчас вместо запаха пыли, комната наполнена свежестью последних летних дней.
На Илларию опускаются сумерки. Вокруг площади Искупления зажигают вечерние огни, а из окон ресторации “Праведные грёзы” льётся уютное рыжее сияние.
На столе возле дивана лежит толстая книга конов Варрлаты. Мне её дала леди Тайлин.
И нет, вовсе не для того, чтобы я задумалась о вечном. Мне нужно хорошенько подумать, как не попасть в неприятности со своими идеями.
Всё время, что я провела в лавке фиры Кларис, я внимательно слушала женщин этого мира. Хотела понять, о чём они думают.
Угадать их нужды. Страхи. Тайные желания.
Рэйнхарт Константин Орнуа
— Уверен в этом? — король задумчиво постукивает пальцами по столу.
— Да, Ваше Величество, за убийствами стоит кто-то из постоянных гостей вдовы Флюмберже.
— Значит, предатель в ближнем круге лордов. Чего-то подобного я ожидал, но всё же считал, что за убийствами преданных мне людей стоит Говард Второй Дарцехский. Он при свидетелях поклялся скинуть меня с трона.
— Я не исключаю, что за “зверем” стоит король Дарцеха. Но также не исключаю, что за этим стоит группа влиятельных лордов… или кто-то из церковников.
— Или же все они вместе.
— Или так, — согласно киваю.
— Так что ты собираешься делать?
— Для начала загляну в особняк Флюмберже. Понаблюдаю. Послушаю. Порой невинные сплетни оказываются полезнее десятков допросов. Когда вычислю того, кто стоит за зверем, найду и тех, кто пытается ослабить ваше влияние.
— Хорошо, — король задумчиво откидывается на высокую спинку кресла. — Рэйнхарт, с этого момента наши разговоры не будут покидать пределы моего кабинета. Я никому не сообщу того, что рассказал мне ты, но и ты не будешь знать, того, что до меня доносят другие. Отныне каждый лорд, претендующий на место моего тайного советника, занимается расследованием самостоятельно. Это ясно?
Утвердительно киваю.
Это означает, что король официально выражает лордам недоверие… но всё же оставляет каждому из нас шанс.
Его Величество поднимается и делает несколько шагов по кабинету, заложив руки за спину.
— Рэйнхарт, мне нужно время, чтобы навести в стране порядок и провести новые законы. Это не нравится старой элите, и поэтому им выгоден ещё один переворот. Но беспорядки серьёзно ослабят королевство, а наши соседи не станут ждать лучшего момента для нападения. Понимаешь?
— Разумеется. Беспорядки приведут к новой войне.
— Именно, — кивает. — Помоги мне разрушить планы врагов, Рэйнхарт. Докажи, что род Орнуа всё ещё предан короне.
Прикладываю кулак к сердцу и к плечу в клятвенном жесте. Король одобрительно кивает, принимая мою клятву, и отворачивается к большому витражному окну.
Аудиенция окончена.
— Постой! — окликает меня Его Величество, когда я подхожу к массивным золочёным дверям.
— Слушаю, мой король, — останавливаюсь и разворачиваюсь.
— Ты же помнишь о моей маленькой просьбе? Мне будет спокойнее, если у рода Орнуа появится наследник.
— Я… работаю над этим, — сглатываю.
Его Величество подходит и покровительственно кладёт руку мне на плечо, призывая смотреть прямо в глаза.
— Хочу, чтобы ты осознавал, насколько это важно. Война. Багряная лихорадка. Зверь. Слишком много древних родов прервалось за последние годы. Не хочу, чтобы род Орнуа был в их числе. Когда мой сын подрастёт, ему понадобятся сильные союзники.
— Я осознаю и помню об этом, Ваше Величество.
— Хорошо, — слабо улыбается. — А теперь ступай. Я буду ждать от тебя хороших новостей.
***
Я не навещал вдову Флюмберже уже более года, несмотря на многочисленные приглашения.
Дело в том, что немолодая уже вдова собирает у себя вечера такого характера, который не приветствуется праведными благородными леди.
На вечерах леди Флюмберже играют в дархаш, там подают экзотические хмельные напитки, а конам Варрлаты не уделяется того пристального внимания, которое присуще обычным светским приёмам.
А ещё в особняк Флюмберже заглядывают молодые вдовы, которых праведные леди, по понятным причинам, стараются держать подальше от своих мужей. И по этим же причинам молодым вдовам частенько "забывают" отправить приглашение на приёмы в благородных домах.
Вдовы же в отместку находят себе компанию в стенах особняка Флюмберже.
Надо ли говорить, что праведные леди объявили негласный бойкот самой леди Флюмберже? Но вдова не растерялась, и в ответ запретила некоторым леди появляется у себя в гостях.
Забавно, что в первую очередь этот запрет коснулся всех “приспешниц” могущественной леди Маноли, которая приходится вдове Флюмберже… родной сестрой.
— Милый, я рада тебя видеть! — низкий с хрипотцой голос вдовы всегда наполнен беззаботной жизнерадостностью.
— Праведного вечера, леди Флюмберже, — вежливо и коротко склоняю голову.
— Ой, чур тебя, чур! Где я, а где твой праведный вечер? — закатывает глаза и отмахивается изящным жестом. — Милый, оставь свои отмороженные манеры за порогом и хоть раз веди себя, как нормальный человек. Эй, Ганс! — поднимает руку, щёлкая пальцами. — Налей моему дорогому Орнуа немного пряного бергуса.
Не собираюсь ничего пить, так как мне нужна ясная голова, но отказывать хозяйке — дурной тон:
— Благодарю за гостеприимство, миледи, — вежливо принимаю бокал из её рук.
Леди Флюмберже закатывает глаза и укоризненно качает головой, продолжая при этом улыбаться:
— Знаешь, милый, порой мне кажется, что ты безнадёжен… но ты всё же попытайся хоть немного расслабиться, ладно? Вдруг ещё не всё потеряно?
Вдова всегда отличалась странными суждениями, но было бы глупо на неё обижаться.
Прохожу через просторный холл, краем глаза отмечая присутствующих. Какое-то время прислушиваюсь к их разговорам. Не найдя для себя ничего интересного, перехожу в центральную гостиную.
В гостиной, обставленной с особым уютом, несколько пожилых лордов играют в дархаш и обсуждают события далёкого прошлого.
Сегодня гостей в особняке не много. Приветствую знакомых и устраиваюсь на мягком диване. Наблюдаю за неспешной игрой. Кручу в пальцах бокал и внимательно вслушиваюсь во всё, что обсуждается в разных частях гостиной…
Что значит вести себя “как нормальный человек”?
В утомлённой голове всплывает раздражающая мысль.
Разве я веду себя не так, как положено? Разве нормальный человек не должен вести себя соответственно своему статусу, обязанностям и воспитанию?
— …нет, это не так. Из-за этого я даже поспорил вчера со своей сестрой! Она была возмущена, когда королева отказалась от поэтического вечера. Я ответил, что тоже считаю поэтические вечера пустой тратой времени, тем более, когда на руках у королевы новорожденный наследник. Но сестрёнка считает, что у принца достаточно нянек, а молодая королева проявляет недальновидность, отказывая благородным леди во внимании, — слегка заплетающимся языком вещает молодой лорд.
Рэйнхарт Константин Орнуа
“…лорд Эмильтон оказал вам услугу…”
Да неужели?
Лорд Вайлер, поднимает бокал, изображая в воздухе тост, и делает пару глотков.
Заставляю себя расслабить сжатые до побелевших костяшек кулаки. Эмоции не должны вмешиваться в мои дела. Это никогда не заканчивается хорошо.
— Могу я уточнить, почему вы назвали леди Милс дурно воспитанной?
— Вы меня спрашиваете?
— Вас, лорд Вайлер. Вы же начали этот разговор. Я, например, не видел ни единого подтверждения её, как вы выразились, “дурного воспитания”.
— Ну как же? Моя дорогая супруга Одетт говорит, что леди Милс совершенно не имела достойных манер, не разбиралась в тонкостях современного этикета и имела ужасное образование… точнее, образование у неё совершенно отсутствовало!
— И как леди Одетт это поняла? — мне до зуда в кулаках хочется подловить его на пустой клевете и бросить эту клевету ему в лицо.
— На первом вечере леди Милс появилась в старомодном наряде, будто снятом с чужого плеча, что говорит об отсутствии у неё всякого вкуса. Вела себя довольно неуклюже, а когда подали закуски, она их взяла!
— Возможно, я что-то упускаю, но в какой из книг по этикету запрещается брать предложенные на вечере закуски?
— Мой дорогой друг, при чём здесь книги? Ни одна столичная леди так себя не поведёт!
— Лорд Вайлер, правильно ли я понимаю: вы обвиняете девушку в том, что она не знала негласных правил столичных леди?
— Ну-у… ну тут, пожалуй, вы правы, — Вайлер с некоторой задумчивостью почёсывает подбородок. — Вы только не подумайте ничего такого, милорд, я лишь хотел подчеркнуть, насколько выгодно отличается ваша супруга.
— И чем же? — мне становится искренне интересно, потому что с некоторых пор я вижу Анриетту с той стороны, которую прежде она успешно скрывала.
Она больше не выглядит тем отзывчивым и добродушным ангелом, какой представала в моих глазах с самого детства.
— Вот взять хотя бы вечер у леди Маноли, тогда выяснилось, что леди Милс не только не обучена игре на клавесине, но и не имеет никакого музыкального образования! Или же тот случай во дворце, когда леди Милс призналась, что не интересуется поэзией. А когда леди Маноли спросила, как она относится к последнему роману Дарцеха… то леди Милс ответила, что относится положительно! Можете представить? — и он прикрывает рот кулаком, пряча неуместный смешок.
— Романа Дарцеха? — вполне серьёзно пытаюсь понять, что он имел в виду, потому что мне самому некогда интересоваться современной прозой. — Вы хотите сказать, что король Генрих Дарцехский написал какой-то роман?
— Друг мой, ну все же знают, что полгода назад король Дарцеха торжественно казнил нескольких наших лордов, оказавшихся в его плену. Так?
— Так. И к чему вы ведёте?
— Перед тем как вынести им смертный приговор, он лично зачитал лордам очень длинную обличительную речь! Но так как в том обвинении не было ни строчки правды, то приговор назвали “выдуманным романом Дарцеха”! Понимаете? Совершенная фантазия и ни единого факта! Зато сколько драматизма!
Я хорошо знаю это событие, потому что один из тех лордов был моим другом. Лживый король Генрих свалил все беды своего королевства на иноземных пленников, назвав их шакалами чужого короля, а народ Дарцеха поверил в выдуманные грехи. Генрих Второй тогда предстал в глазах людей справедливым и сильным защитником.
— Представляете? Леди Милс думала, что выкрутится, но попалась на уловку леди Маноли, когда ответила, что относится к роману “положительно”! — делает очередной глоток из бокала и растягивает губы в улыбке. — Помнится, мы тогда долго смеялись!
До судорог хочется взять милорда за шею и ударить головой о край стола… но это не даст мне ничего, кроме самоудовлетворения и испорченной репутации. Лорду не простительна несдержанность.
К тому же визит сюда придётся повторить, поэтому нельзя портить отношения с хозяйкой особняка. Мои интересы не могут быть выше интересов короны.
— Лорд Вайлер, можете припомнить, как именно звучал вопрос леди Маноли?
— Ммм… дайте-ка вспомнить. Кажется, леди Маноли спросила леди Милс о её отношении к прозе, а та ответила, что прозу любит. Тогда леди Маноли спросила её, как она относится к последнему роману Дарцеха. О! Вспомнил: перед этим леди Маноли ещё добавила: “Разве не проникают события и страсти романа в наши тела и души?”. Что, разумеется, было тонкой иронией, учитывая, каким способом казнили несчастных лордов!
— Значит, леди Маноли решила устроить леди Милс проверку и поставила вопрос так, чтобы леди Милс не смогла отделаться общими фразами?
— Ну да. Умно же?
— И это всех развеселило?
— Разумеется.
— И никто не попытался встать на сторону леди Милс?
— Зачем?
— А до этого леди Маноли просила леди Милс прочесть стихи?
— Ну да.
— А кроме леди Милс, ещё кого-то в тот вечер просили читать стихи?
— Кажется, нет… нет, точно не просили, — задумчиво. — Но, позже лорд Винлоу зачитал нам свою новую поэму.
— А в тот вечер, когда леди Милс попросили сыграть на клавесине, леди Маноли тоже просила об этом только её?
— А эээ… вот этого не помню. Тот вечер я посвятил общению с лордом Толем, а о забавных казусах с леди Милс мне позже рассказала моя дорогая Одетт...
Уже не слушаю его болтовню, так как последний вопрос задавал не лорду Винлоу, а самому себе, рассуждая вслух.
Потому что я тогда был рядом и видел всё своими глазами.
Но в тот момент я не придал значения инциденту с клавесином, потому что меня до красных пятен перед глазами беспокоила рука Эмильена на спинке дивана прямо за спиной Лоривьевы… и её спокойное к этому отношение… А потом то, как Эмильен, совершенно не смущаясь, держал её при всех за талию… словно это было для него чем-то обыденным… а затем… затем Лоривьева и Эмильен какое-то время отсутствовали… оба… а перед нашим уходом Эмильен вернул Лоривьеве ленту с монограммой рода Милс. Ленту, которой были переплетены в тот день её волосы…
Ева
После предательства мужа я сознательно отталкивала от себя мужчин и не заморачивалась с одеждой и макияжем. Красивое нижнее бельё было единственной моей слабостью. Это было только для меня, как символ того, что внутри я всё ещё жива.
Казалось бы, какие проблемы перекроить неудобные панталоны и сорочку в новом мире?
Но здесь с самого начала многое пошло не так. Как-то я попросила швею в имении Милс перешить мои панталоны, а она в ужасе пересказала мою просьбу дядюшке.
Дядюшка провёл для меня серию эмоциональных лекций о нравственности и недопустимости нарушения конов Варрлаты.
Всё. Больше я в это не лезла. После “болезни” обо мне и моём беспамятстве и так ходили нелестные слухи.
Зато сейчас я хорошо понимаю, какие споры могут вызвать обычные трусы и самый целомудренный бюстгальтер… Хотя о чём я говорю? Споров не будет — меня просто осудят за развращение благородных леди и нарушение конов Варрлаты.
Думаю, именно из-за страха осуждения, швеи до сих пор не попытались что-то изменить в, очевидно, неудобных конструкциях исподнего.
И всё же в конах не указано, что женщинам запрещено носить дополнительное бельё под своими сорочками и панталонами.
Так? Так.
Из всего этого я делаю следующие выводы:
Неправедные модели белья можно законно предлагать, но нельзя выставлять на свободное обозрение. Всё это должно стать тайным и запретным товаром. Во-первых, всё тайное и эксклюзивное продаётся в разы дороже обычного и легкодоступного, а во-вторых, ни мне, ни моим покупательницам не помешает некоторая секретность в этом деликатном вопросе.Начинать нужно с создания вполне себе скромных ночных платьев, которые будут лишь немного не соответствовать строгим нормам праведности. Так леди будет проще решиться на эксперименты, а я посмотрю, как далеко готовы зайти мои покупательницы и их праведные мужья в своих тёмных желаниях.Именно поэтому на первом этаже моего особняка сейчас обустраиваются несколько комнат.
Просторная гостиная с большими окнами будет играть роль обычного салона с вполне целомудренными вещами для самых взыскательных леди — это прикрытие для меня и будущих покупательниц.
А вот две другие комнаты первого этажа превращаются в тайные помещения для демонстрации моих эксклюзивных коллекций.
Подвал переделывается под склад, а на третьем этаже и чердаке приходится разместить швейные комнаты.
Для лавки фиры Кларис, как и для многих других подобных лавок, мастерицы сами закупают ткани и нитки, а заказы готовят у себя дома. Мне такой вариант не подходит. Дорогую ткань и самое тонкое кружево я буду выдавать мастерицам сама, а, значит, должна присматривать за её расходом. Да и контролировать отшив придётся лично. Так что швейные комнаты мне нужны прямо здесь.
Ну а про то, что “неправедное” бельё должно покидать стены особняка только вместе со своими покупательницами и говорить нечего. Одно дело, когда кто-то из фир проболтается о подобном “непотребстве” и совсем другое — если эти же вещи будут кому-то продемонстрированы.
А ведь швеи проболтаются…
— Ани, скажи, нет ли среди мастериц немых?
— Немых? Безголосых, что ли? — она отрывается от сортировки ниток и удивлённо оборачивается.
— Да, мне нужны женщины, которым можно доверить пошив моих особенных сорочек, а в будущем и более удобных, лёгких панталон.
Анию и Сэлли я посвятила в планы, чтобы проверить реакцию и спросить совета. В любом случае мне нужны помощницы, а никого лучше и надёжнее них я бы не нашла.
— Одна из соседок моих немая, оттого и дела у неё не очень. Но мастерица она хорошая, руки золотые.
— Как думаешь, могла бы твоя соседка согласиться у меня работать?
— Знаешь, Лоривьева, когда есть хочется, то форма ворота и количество рюшей в сорочках — последнее, что будет беспокоить. Уверена, она будет счастлива получить постоянную работу.
— Это было бы отлично. Пригласишь её сюда?
— Зайду к ней сегодня вечером. Ой, Лори, с самого утра всё сказать хотела, да вечно кто-то рядом крутился — милорд к нам приходил вчера, тебя ищет. Ну тот, который…
— Я поняла, Ани. Ты не сказала?
— Неа. Точнее, ответила, что ты у меня больше не живёшь. Он потребовал, чтобы я рассказала, куда ты уехала, но тут Катур опрокинул плошку с водой на ногу Мэси, и оба разревелись. В общем, милорд был вынужден оставить нас в покое.
— Спасибо тебе. Надеюсь, с Мэси всё хорошо?
— Да, ничего страшного, дети больше испугались, что я ругаться буду, — всплёскивает руками. — Лоривьева, а ты уверена, что не хочешь с лордом поговорить?
— Нет, не хочу. Мне спокойнее, когда я о нём не думаю. А когда его вижу, то очень хочу ударить чем-то тяжёлым… а он вместо того, чтобы поддаться, ещё и уворачивается!
Хмурюсь и непроизвольно сжимаю пальцы в кулаки.
— А если попробовать ему всё рассказать? Ну он же не глупец, просто многого не знает. Свяжет одно с другим, то всё и поймёт!
— А нечего сопоставлять, Ани! Он бы поверил, что именно я украла браслет, если бы Мика не подложил его обратно Анриетте! Я видела это по его глазам! Потому что я для него никто! Никто, понимаешь? А против меня свидетельствуют не только близкие ему люди, но и его собственные глаза! — отворачиваюсь к окну и стараюсь выровнять дыхание. — Я больше не хочу унижаться, пытаясь оправдать себя… да и смысла сейчас в этом нет.
— Ну хорошо, прости… — Ани замолкает и поднимает руки, признавая поражение.
— Я тебя понимаю, но что если лорд хотел сказать нечто важное?
— Что там может быть важного? Думаешь, он осознал, что деньги не смогут окупить моего унижения? — фыркаю.
— Что плохого в деньгах?
— Не в этом дело, а в том, как он их предложил! Извинился своим отточенным, ничего не значащим тоном, затем попросил молчать о том, что произошло в лавке, потому что это порочило бы его фамилию и репутацию драгоценной Анриетты, а затем просто сунул мне в руки кошель! С таким же успехом он мог вообще не извиняться! Знаешь, если бы я не знала, что он может быть другим, то это бы не было так обидно…
Рэйнхарт Константин Орнуа
— И как давно у вас это началось? — спрашивает лекарь, по очереди оттягивая мои веки и осматривая глаза.
— Последние четыре… нет… примерно пять месяцев. Да, думаю, не меньше пяти месяцев.
— Вы не уверены, милорд?
— Сначала я не придал этому значения, на тот момент я не спал почти сутки и решил, что мне просто нужно выспаться. Если бы похожая ситуация не повторилось спустя месяц, то я бы и не вспомнил о том случае.
— Какие ещё симптомы вы заметили, помимо того, что иногда не помните момент отхода ко сну? — лекарь берёт моё запястье и какое-то время удерживает, прослушивая пульс.
— Тяжесть в голове. Наутро мне бывает сложно подняться, особенно если вставать приходится на рассвете.
— И каждый раз вы не помните, как засыпали? — лекарь смотрит на меня поверх пенсне.
— Сложно сказать. Иногда я просто чувствую себя так, словно не спал несколько дней. Обычно в таких случаях я иду спать раньше обычного и быстро засыпаю. Но пару раз я уснул прямо за рабочим столом в собственном кабинете. Знаете, это очень странное чувство — я помню, как поздним вечером перечитывал свои записи… затем пустота… а потом я просыпаюсь уже утром и не понимаю, что помешало мне пойти в свою спальню.
— И при этом чувствуете в голове тяжесть?
— Да.
Я не хочу рассказывать о своих слабостях даже лекарю, но мне остро нужен его совет. То, что я не помню некоторые моменты своего бодрствования, заставляет меня нервничать. Я теряю контроль. В моём случае это не просто недопустимо, а крайне опасно.
Я до сих пор не могу вспомнить брачную ночь с Анриеттой, и до сих пор не готов ей в этом признаться. Наутро на простыне было много крови, а Анриетта в слезах рассказывала, что ей было очень больно.
После этого наш семейный лекарь рекомендовал моей супруге на какое-то время воздержаться от посещения моей спальни. Я много раз просил у Анриетты прощения и несколько раз пытался поговорить с ней об этом, но она наотрез отказалась обсуждать ту ночь…
— И сколько часов вы обычно спите?
— По-разному, — пожимаю плечами, прокручивая в голове последние недели.
— Ну хотя бы примерно можете сказать?
— Чаще сплю по четыре часа. Но в те дни, когда работаю дома, получается около шести.
— А бывают дни, когда вы спите ещё меньше?
— Во время рабочих поездок. И когда происходят чрезвычайные происшествия… тогда на сон совсем не остаётся времени.
— Лорд Орнуа, могу я быть с вами откровенным?
— Собственно, я этого от вас и жду, уважаемый фир Литас.
— Вам нужно дать своей голове достаточно отдыха. Я понимаю, что вы пытаетесь всё контролировать, но научитесь отпускать ситуацию и больше доверять своим подчинённым.
— Вы же понимаете, что я не могу этого сделать? — откидываюсь на спинку кресла, скрещивая руки на груди.
— Уверен, за несколько дней без вас управление не развалится. Зато после хорошего отдыха голова приобретёт ясность мыслей. Поверьте, на ясную голову работа пойдёт в разы быстрее.
— Фир Литас, вы просто не понимаете сложности...
— Это вы не понимаете, милорд! Вы ещё молоды, но человеческое тело не камень и его жизненный ресурс не бесконечен.
Слова лекаря вызывают лишь раздражение и, почему-то, разочарование.
А собственно чего я ждал? Я и сам понимаю, что необходим нормальный сон. Просто раньше я мог провести без сна двое суток и при этом помнил каждую мелочь, а теперь… теперь я не могу довериться даже собственному телу.
— Хорошо, — чувствую, что пора заканчивать этот разговор и поднимаюсь. — Фир Литас, вы же понимаете, что об этом никто не должен знать?
— Обижаете, лорд Орнуа. Я никогда не обсуждаю с посторонними своих пациентов, — лекарь тоже поднимается, суетливо подходит к резному столику и перебирает какие-то склянки. — Вот, милорд, возьмите этот настой и пейте по три капли вместе с тёплым чаем. Это поможет укрепить ваши силы.
***
Продолжение выйдет в эту полночь, но захотелось отдельно выставить кусочек от лица Рэйнхарта.
Ева
Розовые облака… Мне нужны огромные розовые облака!
Эта мысль навязчиво крутится в моей голове уже второй день, потому что всё это время небо затянуто тёмными тучами, а за окнами не переставая льёт дождь.
И не просто облака… нужно, чтобы они подсвечивались и покачивались! Нужно, чтобы они парили прямо здесь, перед широкими окнами внутри просторной гостиной, переделанной под праведную часть салона женского белья.
С одной стороны, это привлечёт достаточно внимания, с другой — большие декорации добавят интимности обстановке самого салона, ведь они почти полностью скроют то, что происходит внутри.
Подхожу к одному из широких окон-витрин и рассматриваю противоположную сторону улочки.
Сейчас утро, ресторация “Праведные грёзы” только открылась, но один из столиков уже занят. Некая леди и лорд неспешно завтракают, и их взгляды обращены на особняк.
Я чувствую их любопытство.
Вчера я заходила в ресторацию, чтобы поговорить с женой управляющего. Я была уверена, что ей задают вопросы о том, что происходит в особняке напротив и оказалась права. Любопытство аристократов нужно использовать.
— Фира Салине, можно дам совет?
— Разумеется, Лори.
— На следующие дни в особняке снова наглухо закроют ставни, а откроют на седьмой день после заката. Шепните леди и лордам, что почти все столики возле окон на этот вечер уже заняты и увидите, что свободных столов действительно не останется.
Я не стала рассказывать, что особняк теперь принадлежит мне, об этом распространяться не стоит. Но я рассказала, что в особняке появится салон для леди, и намекнула, что там будет чем удивить заскучавших замужних дам.
На самом деле даже в праведные модели белья я добавила некоторые, не запрещённые церковью, изменения. Например, заменила завязки панталон на удобные плоские пуговки, чтобы леди было проще посещать уборную. А в сорочках постаралась избегать излишней вычурности, создавая по возможности благородные и изящные модели. В прошлом мире мне повезло оформлять витрины для дорогого бельевого бренда, так что в голове отложился хороший запас идей.
Помимо белья, лавка постепенно наполняется приятными мелочами, вроде фигурных свечей и шелковых масок для сна, потому что ничего подобного вокруг пока не продаётся, а раз так, то можно привлечь этим дополнительное внимание.
Отхожу от окон и прикидываю, как лучше разместить облака. Фантазия с радостью включается в работу. Оформлять витрины — всегда было моим любимым занятием.
Мне потребуется пара столяров, светлая ткань, красный краситель, прочная, но тонкая верёвка, не меньше десятка довольно крупных лампад и много не переработанного чистого хлопка… то есть ваты. Без ваты не получится создать нужного эффекта.
Кажется, я видела целую гору хлопка на одном из складов, где мы закупались тканями с фирой Кларис. Надо будет завтра же за ним поехать.
А ещё мне понадобится механизм. Нечто такое, что заставит мои плоские облака плавно покачиваться друг относительно друга. В голове крутятся смутные представления о работе музыкальных шкатулок и заводных игрушек. Кажется, все они работают по принципу заводной пружины, которая стремится развернуться, передавая всему механизму энергию через цепь шестерёнок…
Бом… — часы в коридоре второго этажа отбивают девять утра.
Тик-так… — щёлкает в голове.
Ага, точно. Мне нужен часовщик.
— Сэлли, как думаешь, где найти часовщика и красный краситель?
— Я видела рядом часовые лавки, но там, наверное, всё дорого. У Ани спросить надо, она много чего в городе знает. А краситель… — задумывается. — Вы бы к фире Ом Хелии зашли, которая вас от простуды весной лечила. Вот у неё каких только трав нет! Во всей Илларии такого не сыщете!… Ну… во всяком случае, мне Ани так говорила.
Чтобы найти Анию, мне достаточно подняться на третий этаж и заглянуть в швейную комнату. Там четыре мастерицы работают над “праведными” сорочками и панталонами. Девушки занимаются делом и весело болтают, а Ания сидит у окна и плетёт тонкое кружево. На самом деле кружево лишь прикрытие, чтобы Ания могла незаметно присмотреться к швеям.
Должна же я знать, с кем имею дело.
Так как Ания много времени проводит в особняке, то я предложила ей приводить сюда Мэси и Катура. Обычно дети играют в комнате Мика, но иногда выходят на прогулку вместе с леди Тайлин.
— Ания, — заглядываю в швейную и окликиваю её немного строгим тоном. Болтовня швей при моём появлении резко прекращается. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Сию минуту, госпожа, — она подыгрывает и суетливо подрывается с рабочего места.
При посторонних мы договорились обращаться друг к другу официально.
— Чашечку чаю? — шепчу ей, чтобы нас не услышали.
Согласно кивает и заговорщически улыбается, пока мы спускаемся в кухню.
— Ани, мне нужно найти толкового часовщика. Здесь в окру́ге есть часовые лавки, но боюсь, они запросят слишком высокую цену.
— Мой муж говорит, что некоторые хозяева богатых лавок всего лишь принимают заказы. С лордов-то они берут хорошие деньги, а вот работу передают мастерам из рабочих кварталов и платят лишь мелочь. Понимаешь?
— Ещё бы. Тогда мне очень нужен совет твоего мужа: где найти хорошего мастера, который бы за разумные деньги взялся создать один необычный механизм для нашей лавки.
У Ании от любопытства загораются глаза:
— Я попрошу мужа, чтобы прислал такого мастера прямо сюда. Нужно?
— Конечно! Это было бы чудесно.
Я благодарю Ани, прошу её напомнить адрес фиры Ом Хелии, вместе допиваем чай и расходимся по своим делам. Она в швейную комнату присматривать за мастерицами, а я отправляюсь на поиски красителя.
Лавка Ом Хелии ничем не выделяется среди множества других, стоящих вплотную друг к другу домишек, на одной из тихих небогатых улочек Илларии. И если бы не подробный рассказ Ании, я бы, пожалуй, её и не нашла.
Приходится постучать дважды, прежде чем с той стороны слышится скрип дверного засова.
Ева
Мои розовые облака перекрывают почти всю стену с окнами.
Они представляют собой тонкие каркасы, подвешенные на верёвочках к механизму, спрятанному под потолком. На каркасы, как на пяльцы, натянута нежно-розовая ткань. Поверх ткани художественно закреплена “вата”, которая придаёт плоским облакам нужную фактуру. Когда между облаков зажигаются все подвесные лампады, то выглядит это так, будто вся конструкция светится изнутри мягким розовым светом.
— Джош, заведите, пожалуйста, механизм, — прошу крепкого мужчину, переодетого в новенькую, тщательно выглаженную форму лакея.
— Конечно, госпожа!
Джош — один из работников, что помогал мне приводить особняк в порядок, он согласился остаться работать у меня в качестве помощника и охранника.
Джош подходит к заводному рычагу и крутит его до предела. Теперь, как только механизм будет запущен, то в течение двух часов пружина будет постепенно раскручиваться, давая импульс движению шестерёнок.
Я решила, что днём облака будут оставаться неподвижными и только вечером, когда станет особенно видна вся красота подсветки, мы будем приводить механизм в движение. На это время остальной свет в салоне должен быть погашен.
Работе это не помешает, потому что света от декорации вполне достаточно для комфорта покупателей, зато на фоне тёмной, почти интимной обстановки самого салона, розовые облака выглядят почти мистически.
В моём родном мире таким мало кого можно удивить, а вот на не избалованную спецэффектами публику декорации должны произвести впечатление.
А мне нужно, чтобы о салоне говорили.
Ведь я продаю не панталоны и не ночные сорочки… я продаю эмоции.
Правда, фактически продавать буду даже не я, а Ани и Сэлли, к которым с завтрашнего дня присоединятся ещё две девушки. Мне же придётся по возможности оставаться в тени, чтобы испорченная репутация леди Милс никак не повлияла на решение леди заглянуть в салон.
Понимаю, что не смогу сдерживать свои тайны вечно, но тут главное — успеть наработать постоянных клиентов, а когда они “втянутся”, то моя личность уже не будет иметь для них значения.
— А музыкальную шкатулку завести? — леди Тайлин подходит к лакированному ящичку.
Это чудо мы нашли на чердаке, починили и решили запускать нежную мелодию вместе с началом движения облаков.
— Заводите, леди Тайлин, с музыкой будет интереснее, — стираю невидимые пылинки с прилавка из чёрного дерева и поправляю подушки на мягких графитово-серых диванчиках.
Тёмный интерьер красиво контрастирует с молочными оттенками белья. Когда отглаженные и немного накрахмаленные пышные сорочки висят вместе, они тоже чем-то напоминают облако.
Пожалуй, это единственный случай, когда их пышность имеет какой-то смысл.
— Джош спрашивает, не пора ли открывать ставни? — в зал магазинчика заглядывает Сэлли.
— Думаете, уже достаточно стемнело? — подхожу к окнам и рассматриваю улицу в узкую щель между ставен.
Снаружи действительно темно и накрапывает дождик. Перевожу взгляд на ресторацию “Праведные Грёзы“ и отмечаю, что все столики у окна уже заняты.
Леди и лорды делают вид, что просто наслаждаются ужином, но я замечаю, что они то и дело поглядывают в сторону закрытых ставен. Единственное, что они пока видят — тёмную улочку с редким тёплым светом из окон соседних особняков.
— Сэлли, скажи Джошу, что теперь пора. Пусть открывает ставни. Ани, пожалуйста, помоги мне зажечь лампады.
— С радостью, Лори!
Когда со всех трёх широких окон исчезают ставни, подхожу к рычагу запуска механизма.
— Ну что, дорогие пассажиры облачного грешного экспресса, — объявляю, не сдерживая заговорщической улыбки. — Готовы внести смуту в стройные ряды праведных лицемеров?
— Я с тобой, Лори! — в глазах Ани разгорается азарт.
— И я, — Сэлли смущается, но тоже настроена довольно решительно.
— Тогда поехали! — нажимаю спусковой рычаг механизма, заставляя нежно-розовые облака плавно парить внутри магазинчика.
За спиной раздаются радостные хлопки.
— Лори, это действительно волшебство! — выдыхает леди Тайлин.
Я знаю… знаю. Надеюсь, это волшебство поможет мне стать обеспеченной леди и защитить свои интересы.
Рэйнхарт Константин Орнуа
Особняк вдовы Флюмберже. Две недели спустя
— Как думаешь, кто из местных вдовушек посещает “Розовые Облака”? — Эмильен даже не пытается понизить голос и откровенно разглядывает миловидных леди, играющих в дархаш за отдельным столиком.
— Думаю, та шатенка, — лорд Винлоу делает небольшой глоток из своего бокала и довольно щурится. — Раз она достаточно смелая, чтобы носить платье с открытой шеей, то почему бы ей не заглядывать в “Облака”?
— Вовсе не обязательно. Открытая шея — это лишь попытка польстить вдове Флюмберже, которая покровительствует всем, кто осмеливается на подобные дерзости, — в разговор вступает пожилой лорд Тоули. — Так что отсутствие у платья высокого воротничка не доказывает, что под платьем у вдовы спрятано нечто более любопытное, чем обычная белая сорочка.
Я слушаю этот бред, стоя на балконе особняка. Мне был нужен глоток свежего воздуха. Глупые разговоры утомляют, но я не теряю надежду найти в пьяных сплетнях нечто такое, что поможет вычислить заговорщиков или того, кто стоит за зверем.
Другие лорды, вовлечённые в раскрытии этого дела, убеждают монарха, что за заговором стоит король Дарцеха Говард Второй… но у меня ощущение, словно кто-то очень продуманно уводит нас по ложному следу.
Единственное, в чём я с некоторых пор не сомневаюсь — некто из постоянных гостей леди Флюмберже напрямую причастен к делу зверя.
Поэтому я здесь. Терпеливо слушаю, надеясь, что какая-то мелочь может оказаться той самой недостающей частью запутанной мозаики.
— ...Под невинной сорочкой скрывается тайна. Миледи, раскройте свои мне желанья… Эмильен, думаешь, сто́ит посвятить этому поэму? — снова весёлый голос лорда Винлоу.
Ева
Лучи утреннего солнца вплетаются в огненные пряди.
Провожу пальцами по практически высохшим волосам, ощущая их прохладную шелковистость. Благодаря маслам и отварам Ом Хелии, волосы не пушатся, как это было прежде, а рассыпаются по плечам тяжёлыми блестящими локонами.
Мне нравится касаться их и нравится этот новый, более глубокий оттенок рыжего, потому что он выгодно оттеняет мою бледную кожу, придавая ей какое-то особое сияние. Даже веснушки теперь выглядят почти гармонично.
И всё же я задумываюсь над советами Ом Хелии, у которой купила крем для отбеливания. Может, стоит воспользоваться её советами и попробовать избавиться от веснушек?
Поднимаю волосы наверх, рассматривая лицо с разных ракурсов. Я две жизни с этими пятнышками и так привыкла, что, кажется, без них уже не буду собой.
Да и ради чего мне меняться? Ради кого?
Уголки губ в зеркале опускаются.
— Доброе утро, чудище, — выхожу на балкон, завернувшись в тёплый вязаный плед.
Здесь на столике медленно остывает пухлый чайник с ароматной кальвой.
Кальва хоть и не похожа на кофе, но тоже приятно бодрит и чудесно сочетается со сливками.
Наливаю напиток в чашку и делаю глоток, вдыхая тонкие пряные ароматы.
Взгляд блуждает от острых шпилей величественного храма Варрлаты к другим зданиям, окружающим видимую мне часть площади Искупления. Щурюсь, от тёплых лучей выглянувшего осеннего солнца. Опускаю глаза. Считаю занятые столики у окон ресторации “Праведные грёзы”.
Фира Салиме говорит, что эти столики теперь пользуются особой популярностью…
Взгляд замирает на острых скулах и тёмных ресницах Рэйнхарта Константина Орнуа.
Несколько раз моргаю, чтобы прогнать видение, но видение не исчезает. Оно продолжает гипнотизировать меня своим антрацитовым взглядом.
Подрагивающими пальцами подношу чашку к губам и делаю ещё один глоток кальвы. Почти не ощущаю вкуса. Осторожно опускаю чашку на блюдце, слегка звякнув тонким фарфором. Медленно поднимаюсь и ухожу в комнаты.
— Лоривьева, я могу тебя кое-кому представить?
В дверном проёме появляется голова леди Тайлин.
— Что? — смысл слов доходит как-то слишком медленно. — А… конечно. С кем именно вы хотите меня познакомить?
— С одной давней знакомой. Она уже видела твои особенные модели ночных платьев и осталась в полном восторге! Теперь очень хочет познакомиться с тобой лично.
Меня до сих пор удивляет та лёгкость, с которой леди Тайлин приняла мою сомнительную идею с бельём и ещё больше удивляют её энтузиазм и поддержка.
— Хочет познакомиться со мной? Вы рассказали ей обо мне?
— Нет, Лоривьева, я ничего не рассказывала! Но она уже откуда-то знала, что именно ты хозяйка “Розовых Облаков”.
Блин. Значит, конспиратор из меня так себе.
Быстро привожу себя в порядок и спускаюсь.
Чтобы магазин и жилая часть особняка не пересекались, на первом этаже была достроена стена с неприметной дверью. Через эту дверь я и попадаю в коридорчик “для персонала”.
Из коридорчика можно пройти в “неправедные” комнаты или в холл особняка или в подсобку магазина. Причем, отсюда я даже могу незаметно присматривать за всем, что происходит в салоне, благодаря замаскированной нише для подглядывания.
А что поделать? Должна же я как-то контролировать ситуацию. Рано мне расслабляться и терять бдительность.
Коридорчик и скрытые ниши для подглядывания — не единственные хитрости салона. Мне также пришлось продумать систему, чтобы обеспечить моим гостьям “защиту от сплетен”. Для этого мы отгородили часть основного зала стеной, оставив лишь арку прохода, которую прикрыли бордовыми бархатными занавесями. Внутри этой отгороженной зоны поместились четыре просторные примерочные. В каждой примерочной одно из зеркал является потайной дверью, через которую можно попасть в скрытые “неправедные” комнаты.
Таким образом, покупательницы заходят в примерочные и выходят из них же. И никто не может утверждать, что из примерочных они переходили в тайные комнаты с грешными коллекциями.
Ну а то, что в “неправедных” комнатах имеется два выхода (обратно в примерочную и в коридорчик для персонала), позволяет мне и моим девочкам спокойно ходить туда-сюда, оставаясь незамеченными для посторонних глаз.
Удобно? Ещё бы. Выходит, не такой уж я плохой конспиролог.
— Лоривьева, позволь представить тебе мою добрую знакомую леди Флюмберже, — леди Тайлин элегантным жестом указывает на статную женщину, расположившуюся в мягком кресле одной из наших “неправедных” комнат. — Леди Флюмберже, позвольте представить вам леди Лоривьеву Милс.
Красивая женщина с тонкими лучиками морщинок в уголках глаз растягивает губы в неожиданно задорной улыбке.
— Леди Милс, я очарована! Я бесконечно очарована вашей смелостью! — она поднимается и шагает ко мне. Её низкий с бархатистой хрипотцой голос странно сочетается с неожиданно весёлым взглядом.
— Благодарю, леди Флюмберже. Рада нашему знакомству, — вежливо киваю.
— Дорогая леди Милс, у меня к вам очень деликатное дело. Я бы хотела, чтобы вы подобрали для меня… ну не совсем для меня… но почти... в общем мне нужно то, что вы ещё не представляли ни одной из леди, — она наклоняется ближе к моему уху и понижает голос до шёпота. — Нечто совершенное и изысканное, невинное и в то же время разжигающее страсть!
— Погодите, миледи… — хочу кое-что уточнить.
— За любые деньги, леди Милс! — она берёт обе мои ладони в свои и слегка сжимает.
— Не в этом дело, просто поясните, что значит “для вас, но не для вас”?
— О, представьте, что для меня, но если бы я была заметно стройнее, — показывает руками, в каких местах она должна быть стройнее, а затем пробегается оценивающим взглядом по моей фигуре. — Шейте, как на себя, леди Милс!
Поднимаю одну бровь, надеясь, что миледи в своём уме. Хотя какая мне разница, если она готова платить?
Рэйнхарт Константин Орнуа
— Выяснил то, о чём я просил? — отрываюсь от чтения писем, когда мой заместитель лорд Атанье, заходит в кабинет.
— Вот. Здесь результаты опроса лекарей, — протягивает папку с записями. — Никто из них с подобными свойствами трав не сталкивался. В нашем архиве тоже не описано ничего подобного. Слабость, головная боль, сонливость может проявляться при употреблении ста тридцати видов растений или отдельных их частей… корней там или пыльцы… но чтобы память отшибало…
— Ни единого упоминания о проблемах с памятью?
— Ни единого, милорд, — Атанье разводит руками и хмурится. — Простите, но мне кажется, лекари правы: вам бы действительно не помешало больше отдыхать, и вы вполне можете доверить мне часть ваших обязанностей.
Атанье подходит к моему столу и забирает документы из стопки с надписью “Отчёты. Новое”.
— Захвати ещё вот эти бумаги из управления королевскими судами, — протягиваю папку, которую просматривал перед его приходом.
Атанье подхватывает её, коротко кивает и удаляется. Провожаю спину заместителя долгим взглядом.
Он работает со мной уже почти год и неплохо справляется. Хочется ему доверять, но… надо бы найти кого-то из младших стажёров… того, кто ещё ничего и никого здесь толком не знает… и без объяснения отправить в архив проверить информацию Атанье… заодно подтянет знания по свойствам трав.
А если стажёру повезёт что-то найти в архивах? Будет ли это означать, что Атанье намеренно скрыл от меня информацию?
Когда гаснут последние лучи осеннего солнца, и Иллария погружается в сумерки, накидываю поверх камзола ветхий плащ и отправляюсь в таверну.
Чтобы незаметно покинуть управление, спускаюсь во внутренний двор. Помимо центрального входа, здесь есть несколько служебных выходов и каждый раз я выбираю разные двери… а иногда нарочно остаюсь ночевать в собственном кабинете.
Или покидаю управление раньше положенного времени.
Или пользуюсь личной каретой вместо того, чтобы поймать извозчика.
Иногда беру с собой гвардейцев охраны.
Если за мной следят, то всё это сбивает с толку моих преследователей. Они не знают где и когда меня ждать… и как планировать нападение.
Накидываю на голову глубокий капюшон, нарочито сутулюсь и посильнее запахиваю простенький старый плащ. На улице моросит дождь, но мне это на руку, потому что в такую погоду капюшон не вызывает подозрений.
— Попробуйте запечённую утку, уважаемый фир! — хозяин таверны довольно посмеивается и хлопает себя по большому животу.
— Налейте тёплого сбитня и заверните мне с собой мясной пирог, — кладу на столешницу несколько мелких монет, дожидаюсь заказа и покидаю шумную таверну.
Нет никакого желания здесь задерживаться.
Из окон особняка Орнуа снова льётся яркий свет, слышны звуки клавесина и женский смех.
Долговязый Леонио услужливо распахивает двери и приветствует меня поклоном:
— Прикажете подать ужин в ваши комнаты, милорд?
— Да, благодарю, — бросаю на ходу и, не задерживаясь, поднимаюсь к себе.
Переодеваюсь и умываю лицо прохладной водой, надеясь, что это немного меня взбодрит. Когда возвращаюсь в гостиную, Леонио уже накрывает для меня ужин.
— Милорд, должен ли я передать что-то вашей матушке или супруге?
— Нет. Но если спросят, скажи, что я буду занят в своём кабинете.
— Как прикажете, милорд, — кланяется и пятится к выходу, бесшумно исчезая за дверью.
Провожаю Леонио долгим взглядом.
От витающих в комнате ароматов еды желудок болезненно сжимается, напоминая, что мне пришлось пропустить сегодня обед. Переключаю внимание на аппетитное мясное жаркое с гарниром из молодой пахши в остром соусе.
Сглатываю, собравшуюся во рту слюну. Прикрываю глаза и принюхиваюсь ещё раз… ничего особенного. Остальная еда тоже не вызывают подозрений.
Наливаю в чашку ягодный чай. От напитка поднимается лёгкий пар, добавляя к витающим ароматам пряные и ягодные нотки.
Подхватываю тарелку и чашку, уношу в уборную и сливаю содержимое в нужник.
Достаю из холщёвой сумки подостывший пирог, который запиваю сырой водой из умывальника. Голод отпускает, и я чувствую себя гораздо лучше.
Теперь можно заняться делом.
Отпираю кабинет, зажигаю лампады и подхожу к своему столу. Внимательно рассматриваю каждую деталь на столешнице, стараясь найти какие-то несоответствия… но всё лежит на своих местах.
Опускаюсь на корточки рядом с запертыми ящиками стола и подношу поближе лампаду.
Нить второго ящика пропала.
Снова.
Уже неделю я креплю на капли воска тонкие шелковые нити к ящикам своего рабочего стола. Если ящик открыть, то нить отклеится.
Однако вырисовывается весьма интересная картина. Особенно если учесть, что ключи от кабинета и ящиков должны быть только у меня и в единственном экземпляре. И ещё интереснее оттого, что последние полгода я ношу все ключи с собой.
Отпираю второй ящик и под стопкой домовых книг нащупываю тетрадь в кожаном переплёте.
Тетрадь с моими личными записями по делу зверя.
Сажусь за стол и открываю её на последней исписанной странице. Добавляю в записи несколько новых строк:
“Приходится признать свою неправоту, так как все улики указывают на причастность к заговору лично короля Дарцеха. Предателей, действующих от его имени, следует искать среди тех, кто имеет с Дарцехом прочные связи. Таким образом, всё внимание необходимо направить на купцов и на посольство вражеского королевства.”
Достаточно.
Закрываю тетрадь, убираю в ящик и запираю на ключ, который прячу во внутренний карман сюртука. Креплю к ящику новую шелковую нить.
В нише углового шкафа нажимаю на потайной механизм и достаю такую же тетрадь в кожаном переплёте. Сюда я записываю то, что думаю на самом деле.
А думается мне, как и прежде: искать нужно среди высокопоставленных лордов. Только тот, у кого при дворе большие возможности, способен прикрывать преступления и направлять королевских ищеек по ложному следу.
Ева
— Ещё цветы?
— И письмо! — Сэлли ставит на кухонный стол пятый букет, а письмо протягивает мне.
“ Дорогая леди Милс, ваш образ будоражит моё сердце бессонными ночами. Будьте милосердны, подарите мне счастливые мгновенья, позволив пригласить вас на прогулку в парке.
Лорд Милрой”
Всё бросила и побежала волосы назад.
— А здесь ещё коробка с пирожными и записка, — Леди Тайлин заговорщически пододвигает коробку поближе ко мне.
Разворачиваю другое послание:
“ Мечтаю коснуться вашей руки и волос цвета поздней осени.
Лорд Вайлер”
А вот этот милорд пока лидирует по количеству присланных записок. И если я правильно понимаю, то это тот самый Вайлер, что читал поэму для приспешниц леди Маноли в тот злосчастный вечер во дворце.
Не припомню, чтобы тогда данного персонажа беспокоили мои руки и волосы. Более того, я отлично помню, что он появился в компании Анриетты и Эмильена Эмильтона и преспокойно наблюдал за попытками меня высмеять.
Руку ему теперь мою подавай… ага…
Надеюсь, он удовлетворится собственной рукой.
— Нет, ну это никуда не годится. На кухне мы пьём чай и завтракаем, а не цветочки нюхаем, — упираю руки в боки, рассматривая заставленный цветами стол. — Сэлли, вот эти цветы унеси в салон и поставь на столик возле диванчиков, пусть гости любуются. Леди Тайлин, вы не против, если какой-то из оставшихся букетов украсит вашу комнату?
— Ах, Лоривьева, но это всё предназначается тебе, дорогая. Как я могу?
Поднимаю бровь. Вот вроде бы взрослая женщина, а наивности в ней на десятерых девиц хватит.
— Можете, леди Тайлин, — уверенно киваю. — Меня это всё интересует не более, чем прошлогодний снег.
— О, ну если ты не против… — она выглядит немного огорчённой. — Мне очень нравятся эти лилии.
— Забирайте!
— Ах, Лоривьева, но разве тебе не интересно пойти на прогулку с этим лордом? — подтягивает поближе букет.
— Пожалуй, воздержусь.
— Но это так романтично!
Ага. Очень.
Они меня знать не знают, едва ли помнят, как я выглядела, но вдруг воспылали нежными чувствами… кобели аристократической породы.
А вообще, надо бы решить, что со всем этим “счастьем” делать. Потому как, чем больше я об этом думаю, тем меньше нахожу поводов для веселья.
Хотя бы потому, что Эмильен “несостоявшийся насильник” Эмильтон и леди “глава курятника” Маноли теперь тоже в курсе, кто стоит за нынешними эротическими шалостями аристократов.
Так стоп…
— Леди Тайлин, откуда вы узнали про приглашение на прогулку? Вы читаете мои записки?
— Ох… — краснеет аки маковый цвет и прижимает ладонь к губам. — Прости… всего парочку… не удержалась.
Подхватывает букет лилий и натурально сбега́ет.
Провожаю её возмущённым взглядом. Детский сад какой-то.
Так о чём это я?
Ах да… очевидно же, что после моего похищения, заговорщики рассчитывали на позорный побег из столицы этой “ужасной, невоспитанной и плохо образованной леди Милс”. О да, моя персона явно не вписывалась в их планы.
Наверное, это и имел в виду Эмильтон, когда обронил, что “дело сделано”.
Не удивительно, что Анриетта переполошилась, когда Рэйнхарт увидел меня в лавке фиры Кларис. Поэтому и попыталась со мной окончательно разобраться, выставив воровкой и подставив под тюрьму. Возможно, Рэйнхарт бы и заступился за меня, но окончательно бы уверился в моей аморальности.
И как же слаженно сработали недофея с ехидной! Вот чувствуется — понимают друг друга с одного взгляда. Хотя у леди Ехидны тоже должно подгорать от мысли, что я всё ещё не исчезла из поля зрения её сына.
Боится, что милорд узнает правду? Ну ей-то едва ли что-то грозит. Мать всё-таки. Хотя… я помню, каким сахарным становится её голосок, когда Рэйнхарт появляется рядом. Сама любезность и очарование. Ехидна однозначно боится потерять доверие своего сына.
А вообще страшно представить, что было бы с настоящей Лоривьевой после событий той гадостной ночи. Даже если бы ей удалось вырваться из липких лап Эмильтона, как это удалось мне.
Да любая нормальная леди, пережив подобное, бежала бы как можно дальше от столицы…
Но я ж не леди.
Да и лишних денег на дорогу у меня не было. Может, подкинули бы мешочек золотых, я бы и сама уехала в какой-нибудь удалённый прибрежный городок, но мне было элементарно не на что.
Вот натурально куры. Зуб даю, об этом нюансе никто из них даже не задумался. Гении интриг, блин.
Хотя, чему я радуюсь? Тут надо поразмыслить, как бы и дальше сберечь свою шкурку. Уезжать и бросать свой чудесный особняк с чудищем я не собираюсь. Жить не пойми где и как я больше тоже не хочу. Дело моё мне нравится, а такая шикарная платёжеспособная клиентура есть только в столице.
Подливаю себе в чашку чай и глубокомысленно откусываю большой кусок ещё тёплого сырника.
Надо бы снова задуматься о связях и обзавестись каким-то оружием. Чем-то таким, что я могла бы незаметно носить с собой и легко использовать. Как та брошь, которая помогла разрушить планы Эмильена Эмильтона, только более эффективное.
— Мика, ты сможешь отнести записку одной фире?
— А то! Мигом обернусь! — растягивает широкую щербатую улыбку и тащит у меня из-под носа последний сырник.
Объясняю ему, как найти Ом Хелию и отдаю коротенькое письмо.
— Госпожа, приехала леди Флюмберже. Вас спрашивает, — голова Сэлли появляется в дверном проёме кухни. — Она во второй скрытой комнате.
Флюмберже… вот уж у кого, очевидно, хорошие связи. Во всяком случае, так мне показалось из разговоров с леди Тайлин. Может, стоит принять её приглашение?
Снимаю передник, который надевала, чтобы приготовить нам сырники. Вытираю руки и заново перекручиваю волосы в низкий пучок, подхватывая их широким гребнем. Косу я теперь практически не заплетаю.
Ева
— Леди Флюмберже, благодарю вас, но не могли бы вы оставить нас наедине? — королева Паола переводит внимание на хозяйку дома.
— Конечно, Ваше Величество, — кланяется и выходит из комнаты.
— Леди Милс, скажу прямо — вы заинтриговали меня. Последние недели эти ваши ночные платья, краснея и смущаясь, обсуждают все придворные дамы. При этом каждая уверяет, что лишь слышала о них от некой тайной подруги, но сама бы ни за что не осмелилась на подобное, — на её лице отражается скептическая улыбка. — Скажите мне, как много придворных леди на самом деле посетили ваши… тайные комнаты?
— Полагаю, много, Ваше Величество, — мысленно перебираю всё, что знаю о своих клиентках от Сэл и Ании, чтобы понять, кто из них находится при дворе. — Но я не могу оценить, большая или меньшая часть придворных леди успели приобрести или хотя бы заказать "особенные" ночные платья. Я мало знакома со столичными аристократическими семьями.
— Ах да… слышала вашу историю… — она снова оценивающе рассматривает меня. — Знаете, леди Милс, я представляла вас несколько иначе…
— Иначе?
— Совершенно иначе. Вы не похожи на женщину, которая… мм… которую описывают в придворных кругах.
Боюсь даже предположить, что там описывают с лёгкой подачи приспешниц Анриетты и леди Маноли.
— И ещё я восхищена вашей дерзостью, — в её глазах появляются задорные смешинки. — Мне особенно понравилось то, какое оправдание вы нашли этим аристократическим шалостям. Отыскать брешь в строгих конах Варрлаты было очень умно. До тех пор, пока леди не обязаны исповедоваться церковникам, всё это весёлое безобразие можно держать в тайне, не боясь кары богов Варрлаты.
Кто боится кары богов?
Леди?
Серьёзно?
Хотя… если вспомнить, что леди и лорд Вайлер отнесли три тысяче эке епископу за наисвятейшую воду и благословение… может, и впрямь верят во всю эту религиозную мистику?
— Вообще-то, я хотела увидеть вас не только из любопытства, — возвращает меня к разговору королева. — И то, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Надеюсь, вы это понимаете.
— Разумеется, Ваше Величество, — прикладываю кулак к сердцу в особом жесте, обещающем держать слово.
— Знаете, с момента рождения наследника прошло уже достаточно много времени… но все эти недели мой муж боялся… касаться меня и... отказывался оставаться со мной на ночь. Нет, не подумайте ничего такого, он был со мной нежен и заботился, только за своей заботой он словно забыл, что я не фарфоровая статуэтка, а ещё и женщина… ну вы понимаете…
Немного смущаюсь от откровенности разговора и отвожу взгляд на огонь в камине.
— Леди Милс, — в голосе королевы слышится веселье. — Вы смущены? Вы, которая заставляет мужчин гадать, что скрывается под вашим собственным платьем, смущаетесь откровенного разговора?
В комнате раздаётся мягкий приглушённый смех. Это немного разряжает обстановку, и я улыбаюсь королеве, стараясь преодолеть лёгкую нервозность.
Всё-таки к подобной встрече я была совершенно не готова и теперь опасаюсь нарушить какие-то неведомые мне нормы этикета. Хотя нужно признать, что Её Величество разительно отличается от остальных леди совершенно несвойственной для аристократки естественностью и лёгкостью.
— Кхм… в общем, я опасалась, что мой супруг обратит внимание на других леди… и не знала, как повлиять на его решение… — она слегка сводит брови к переносице. — Ваши ночные платья оказались весьма кстати. Поэтому теперь я хочу, чтобы вы готовили для меня, по крайней мере, по два новых ночных платья в неделю… и ещё...
Она задумчиво замолкает, а я жду, не решаясь открывать рот раньше времени.
— Леди Милс, вы же знаете, что я не… не отсюда, — вопрос риторический, потому что это знают все. — В моей стране женщины носят другое исподнее… гораздо более лёгкое. Знаете, такие небольшие шортики…
Королева делает жест, как будто рисует в воздухе картинку этих самых шортиков… ну, по крайней мере, пытается очертить их скромные размеры.
— Ваше Величество, вы бы хотели, чтобы я подготовила для вас нечто подобное?
— Да, — кивает. — Ох, если бы вы знали, как сложно привыкнуть ко всем этим громоздким панталонам! Особенно если всю жизнь до этого носил нечто иное!
Мне ли не знать…
— Вы, по крайней мере, додумались заменить завязки на пуговицы, что уже заметно облегчило жизнь столичным леди, но этот консерватизм и правила Варрлаты так утомляют! Понимаете, придворные швеи спорят со мной, убеждая, что, нарушив коны церкви, я призову на свою голову кару богов, и поэтому отказываются шить для меня неправедное исподнее! Ну каково, а? Спорят с королевой! Представляете? А я не хочу выслушивать их причитания и искренне считаю всё это полнейшей глупостью! Ну какая разница богам, какое у меня исподнее?
Королева поднимается и раздражённо расхаживает взад вперёд рядом с камином.
— Эти церковники совсем задурили простым людям головы! — на её скулах разгорается яркий румянец. — Почему никто не диктует мужчинам, что им можно носить, а что нет? А я скажу! Потому что церковники и сами мужчины!
— И потому что это не им приходится расправлять все эти сбивающиеся складки и воланы, и не им приходится тратить уйму времени, чтобы просто облегчиться...
— Именно, леди Милс! — поднимает палец вверх. — Нет, вы не подумайте… я вовсе не горю желанием добиться излишних вольностей в женских одеждах. И меня почти устраивает унылость нарядов, я даже нахожу их вполне удобными… особенно теперь, когда леди позволено не носить эти дурацкие пышные воротники в вечерних платьях и можно не затягивать шею на все пуговки в повседневных платьях. Ведь, было ужасно неудобно, когда невозможно было сделать глубокий вдох или свободно крутить головой! Да, сейчас стало немного легче... но нам всё ещё нужно больше комфорта… вы так не считаете?
— Считаю, Ваше Величество, поэтому… — приподнимаю подол своего платья, показывая, что вместо дневной сорочки под платьем лишь пристёгнутый к нижней части юбки волан в несколько слоёв.
Ева
Большое зеркало в моей уютной свежеотремонтированной ванной комнате, отражает задумчивый взгляд и лицо с веснушками в обрамлении ярких, почти высохших локонов.
За последнюю неделю, спасибо средствам Ом Хелии, волосы стали ещё мягче, ещё послушнее и наполнились здоровым шелковистым блеском.
Медленно провожу по ним гребнем из тёмного дерева, любуясь тем, как пряди рассыпаются по плечам... но мысли мои далеко, и заняты они строчками из гадкого стишка Валентайна Винлоу.
Нетрудно догадаться, что для выведения лжеца на чистую воду, необходимо его на этой лжи поймать. Другое дело — как это сделать?
“Когда две милых родинки у основанья шеи
с ума сводили, разгоняя кровь…”
Вот тут совсем несложно… потому что родинок возле шеи или на шее у меня нет и не было.
На всякий случай поднимаю волосы и осматриваю себя со всех сторон с помощью ручного зеркала.
Нет. Только бледные веснушки.
И всё же с родинками есть проблема, так как праведные платья не предполагают открытой шеи, а тем более (о ужас, ужас) обнажённых ключиц.
С другой стороны… раз уж меня авансом заклеймили грешницей, то с меня и не убудет. Как говорится: если вас незаслуженно обвинили — вернитесь и заслужите.
Так? Так.
Надо продумать подходящее платье.
Наверняка Винлоу даже в голову не приходило, что такая опрометчивая ложь может обернуться против него. Этими строками он явно хотел дать понять окружающим, что видел то, что может увидеть только любовник. Хорошо хоть ему не хватило дерзости приписать мне родинки на более интимных частях тела. Хотя тут и не удивительно — при всей своей наглости, он старается придерживаться некоторых рамок "праведности"…
Леди Милс, конечно, может быть сколь угодно порочной, но сам лорд Винлоу не такой. Он не нарушает конов Варрлаты, опускаясь до откровенного разврата даже в постели с грешницей!
Лицемеры! Ненавижу.
Со злостью бросаю гребень на резной столик и выхожу в свою гостиную-спальню. В голове крутятся другие строки, врезавшиеся в память:
“Спит сладко грешница моя в своей постели,
Её плеча касается моя ладонь…”
Лжец Винлоу заявляет, что провёл ночь в моей спальне.
Вероятно, по мнению лордов, раз уж я живу самостоятельно, то должна обязательно использовать это, чтобы свободно принимать у себя в гостях мужчин.
Чем же ещё заниматься одинокой девушке, да?
А у меня даже кровати до сих пор нет! Я обхожусь диванчиком, потому что до некоторых пор не была уверена в успехе своей затеи с салоном белья и старалась экономить. Новую кровать я заказала лишь пару дней назад, но изготовить её обещают только через неделю…
Так что можно сделать с заявлением Винлоу о проведённой со мной ночи?
Ммм… ?
Задумчиво останавливаюсь посреди комнаты, рассматривая отремонтированные месяц назад тёмные стены с графитовыми вставками шелковых обоев.
Свидетели! Мне нужны свидетели! Точнее, свидетельницы!
Устрою чаепитие в собственных комнатах и приглашу леди, из числа постоянных гостий особняка Флюмберже.
Вот только леди не придут к “незнакомке”, так что для начала мне придётся самой отправиться на полуденный чай к Флюмберже и официально представиться другим дамам.
Подбираю волосы шпильками в свободный пучок и переодеваюсь в своё “модернизированное” платье с имитацией, надетой под низ, праведной сорочки.
— Лоривьева, там внизу некая фира Ом Хелия, — после стука в дверной проём заглядывает леди Тайлин. — Пригласить её подняться?
— Благодарю, я сама… о, леди Тайлин, погодите! — останавливаю её, выбегая следом в коридор.
— Да, дорогая?
— Я собираюсь сегодня на полуденное чаепитие в особняк Флюмберже, не желаете составить мне компанию? Ведь вас леди тоже приглашала.
Она мгновение думает, затем кивает:
— Хорошо, я только приведу себя в порядок.
Фух. Пожалуй, с леди Тайлин мне будет не так волнительно. Всё же прошлый опыт знакомства со столичными фифами не был для меня удачным.
— Фира Ом Хелия, я рада вас видеть! — свешиваюсь через перила лестницы, завидев гостью в холле. — Поднимайтесь ко мне!
Ом Хелия загадочно улыбается и по-кошачьи грациозно преодолевает лестничный пролёт.
— И я рада видеть тебя, деточка, — протягивает руку и легко касается моего плеча. — Как понимаешь, я не с пустыми руками…
Она проходит в мои комнаты и достаёт из холщёвой сумки две изящных шпильки, похожих на короткие китайские палочки. Сверху палочки украшены мелким жемчугом, а книзу заострены.
Ом Хелия поворачивает резной декоративный кончик шпильки, и из него высовывается игла.
— На иглах слизь дарцехской лазурной лягушки. Врага этим не убъёшь, но обезвредить сумеешь. Действует очень быстро.
Беру палочки в руки и пробую крутить навершие, доставая и убирая иглу внутрь. Какая прелесть.
— Спасибо! Это именно то, что мне было нужно! — вставляю обе шпильки в свой низкий пучок.
Искренне надеюсь, что мне оно не понадобится, но чувствую себя теперь как-то спокойнее.
— Фира Ом Хелия, а что скажете по веществу, которым меня отравили во дворце? — в прошлую встречу я описала травнице своё состояние, и она обещала подумать.
— Я всё ещё не уверена, потому что свойства похожи и на крепкий отвар из корня чёрной питорхии, и на слюну длиннохвостой пустынной ящерки.
— Пустынной? — название режет ухо. — Разве в нашем королевстве есть пустыни?
— В королевстве Ариханд нет, а в соседнем Дарцехе, откуда я родом, очень даже имеются.
— Получается, это был корень чёрной питорхии, — задумчиво киваю. — Его же проще добыть у нас.
— Не скажи, деточка. Некоторые растения отыскать довольно сложно, тогда как длиннохвостых пустынных ящерок в дарцехских пустынях даже дети ловят десятками.
— Чтобы собрать их слюну? — ужасаюсь.
— О нет, деточка, — по комнате разливается смех. — Они просто запекают ящерок к ужину. Мало кто знает, как правильно использовать их слюну для изготовления несильного яда.
Ева
Шествие удаляется вниз по улице. Я выдыхаю, но всё ещё чувствую странное липкое беспокойство, поэтому когда ложусь спать, то долго не могу заснуть и до глубокой ночи ворочаюсь на своём диванчике.
Все эти разговоры о багряной лихорадке и толпа с факелами заставляют меня нервничать, думая о том, как шатко моё положение.
Ну почему я не могу просто подойти к кому-то, кто сильнее меня, положить голову на плечо и хотя бы пожаловаться? Почему всё приходится вытягивать самой?
Что в той жизни, что в этой…
Нет, я вполне привыкла к самостоятельности, но иногда так хочется утонуть в крепких объятиях и довериться тому, кто сможет обо мне позаботиться.
А если я так и останусь старой девой? Леди Розэль ведь не нашла себе достойную пару, а она достаточно мила и не имеет той порочной репутации, какую приписывают мне.
Так может, не стоит рассчитывать на брак? Куда проще найти мужчину… ну, в общем... для рождения ребёнка. Да. Заведу любовника, а как только забеременею, то дам ему отворот поворот и не буду высовываться из особняка до самых родов. Затем разберусь с финансами и уеду в дальний прибрежный городок, где меня никто не знает.
Разве я не выращу малыша самостоятельно? Выращу. Справлюсь. И не с таким справлялась! Зато хотя бы в этой жизни смогу обнять собственное дитя...
Разве я многого хочу?
— Каар… — раздаётся у самого окна, и я подпрыгиваю на своём диванчике. — Каар-каар…
Вот неугомонная птица и чего ей не спится посреди ночи?!
Поднимаюсь, чтобы закрыть окно, тянусь к ручке... моё внимание привлекает фигура человека, который пошатываясь и едва перебирая ногами, бредёт по площади Искупления. Сначала я решаю, что он пьян, но когда его лицо попадает в свет фонаря, я вижу на нём алую кровь.
Человек кашляет и облокачивается на фонарный столб, начиная медленно оседать.
Вспоминаю, как сама однажды брела по городу, еле переставляя ноги, и понимаю, что не смогу просто задёрнуть занавеску и спокойно отправиться спать. Не смогу простить себе равнодушие.
Быстро накидываю платье, на ходу закручиваю волосы в пучок и бегу в комнату Сэл.
— Сэлли, поднимайся, — трясу её за плечо. — Разбуди Джоша, отправь его за городским патрулём!
Какая удача, что наш лакей и охранник иногда ночует в особняке.
— Что случилось, госпожа? — испуганно моргает.
— На улице мужчина и, похоже, он ранен. Мне нужно срочно идти туда…
— Погодите! — подскакивает.
— Нет времени, Сэл, буди Джоша. И найди наш лекарский чемоданчик, — бросаю на ходу, спеша в сторону выхода.
Когда подбегаю к незнакомцу, он уже полулежит, опираясь плечом о фонарный столб. Его плащ из дорогой тонкой шерсти испачкан, глаза прикрыты, а дыхание прерывисто. Одной рукой он зажимает бок, но между его пальцев просачивается кровь.
— Пожалуйста, только держитесь, — судорожно шепчу, опускаясь рядом с ним на колени. Не придумав ничего лучшего, отрываю примётанный к внутренней части подола волан, имитирующий край нижней сорочки. — Держитесь! Скоро здесь будет патруль. Они помогут...
Я не медик и не уверена, что действую правильно, но отчётливо понимаю, что этот человек умрёт от потери крови, если её не остановить. Поэтому, как могу, пытаюсь потуже перевязать его рану, пачкая руки кровью.
Мутные и наполненные болью глаза мужчины на мгновение приоткрываются, фокусируясь на моём перепуганном лице.
— “Мор... мор… — произносит едва слышно. — Янтарные скорпионы… — судорожный вдох. — Только не… кх… не говори… кх-х… кх-х-х…
Закашливается, пытаясь сделать новый вдох. С его подбородка стекает струйка крови, веки опускаются, и он замолкает.
— Эй? Как вы? Эй!! — прижимаю свою ладонь к месту раны, потому что повязка начинает медленно пропитываться кровью. Беспомощно оглядываюсь по сторонам.
Ну где же хоть кто-нибудь!?
Я слышала, как глухо хлопнула задняя дверь особняка, значит, Джош уже бежит за помощью. А Сэл? Вспоминаю, что на днях перенесла лекарский чемоданчик из гостиной, где он всё время был, в один из шкафчиков холла. Блин. Сэл этого не знает.
По площади эхом разносится звук тяжёлых спешных шагов, и я прислушиваюсь, кручу головой, ожидая подоспевшую помощь. Но вместо гвардейцев, из-за угла показываются двое в тёмно-серых плащах и накинутых на голову глубоких капюшонах.
То, что их лица скрыты, заставляет меня усомниться в их добрых намерениях. Шею сжимает страх.
Мгновение я оцениваю ситуацию: если это действительно недоброжелатели, и я попытаюсь бежать, то они догонят меня быстрее, чем я достигну дверей особняка. Значит:
— Помогите! — набираю в лёгкие больше воздуха. — Эй! Кто-нибудь! Помогите!
Двое в плащах сначала ускоряются, затем замирают, резко разворачиваются и убегают в сторону ближайшей улочки. С противоположной стороны площади слышится топот копыт, и менее чем через минуту на площадь выезжает городской патруль.
Гвардейцы спешиваются, бросаются осматривать пострадавшего.
— Что здесь произошло? — нависает надо мной смутно знакомое лицо служителя порядка с капитанскими эполетами.
— Я увидела в окно, что этому человеку плохо, и выбежала помочь, — тыльной стороной ладони, пытаюсь убрать с лица мешающую прядь, стараясь при этом не испачкать лоб кровью.
— Выбежали ночью на улицу? Одна? — скептически осматривает меня сверху вниз.
— Одна, — слегка задираю подбородок, потому что мне не нравится тон его голоса. — Я послала слугу искать патруль…
— Хмм, — и это всё, что я получаю в ответ помимо странного скептичного взгляда.
— Капитан, это лорд Керн! — поднимает голову гвардеец.
— Демонское пламя, — рычит капитан и тоже склоняется над пострадавшим.
К нам подбегает Сэлли.
— Госпожа, простите, я не нашла лекарский чемоданчик! — она взволнованно осматривает меня и окружающих.
За спиной слышится очередное хмыканье.
— Я поняла, Сэл. Хорошо, что у патруля всегда с собой лекарская сумка, — пытаюсь ободряюще улыбнуться и поднимаюсь на дрожащих ногах. — Благодарю за помощь, капитан. Всего вам доброго.
Ева
Коляска едет недолго, так как Королевское Управление Правопорядком находится на одной из соседних улиц. Пострадавшего уносят к целителям, а меня ведут в… не знаю, куда, но мы с первого этажа спускаемся ещё ниже.
Коридор, несколько зарешеченных пустующих камер и комнатушка, в которую меня подталкивает гвардеец Герх.
— Итак, присаживайтесь, назовите своё имя и расскажите во всех подробностях о том, что произошло этой ночью.
Осматриваюсь в поисках умывальника, но здесь лишь рабочий стол, шкаф и пара стульев.
— Может быть, позволите для начала вымыть руки? — поднимаю ладони, показывая подсохшую кровь.
— Это позже. Сначала я должен взять показания, — и бровью не повёл.
Сервис у них тут, конечно, так себе.
— Для начала скажите, были ли вы знакомы с пострадавшим?
— Нет. Я его не знаю.
— Хорошо. Ваше имя, фира, — выжидающе замолкает с занесённым над бумагой пером.
— Я леди Лоривьева Милс, — делаю акцент на “леди”.
— Леди? — скептично оценивает мой несколько потрёпанный внешний вид. — Что ж… леди, прошу вас, продолжайте, — немного насмешливо.
— У вас какие-то сомнения по поводу моего статуса? — на всякий случай вытягиваю спину, вспоминая про осанку.
— Учитывая, что капитан лично видел вас, работающей в какой-то лавке, где вам удалось избежать обвинения в краже? — приподнимает бровь. — Уважаемая… кем бы вы ни были, я крайне рекомендую вам не пытаться выкручиваться, дурить и даже не думайте лгать слугам правопорядка. Надеюсь, вы это осознаёте и честно расскажете мне всё, что произошло этой ночью.
Нда… а я-то наивно понадеялась, что мужлан-капитан меня не узнал.
Интересно, это у нас на площади Искупления один-единственный патрульный отряд или просто мне так везёт?
— Итак? — поторапливает Герх.
— Я встала, чтобы закрыть окно. Тогда и заметила фигуру одинокого человека на площади. Сначала решила, что он пьян, но когда увидела на его лице кровь, то поняла, что ему нужна помощь. Перед тем как выйти из дома, попросила свою служанку, разбудить нашего лакея и отправить на поиск патруля.
— Вашу служанку и лакея… — ещё один полный сомнения взгляд. — Служанка, это получается та девица, которая подбегала к месту преступления, верно?
Киваю.
— Так и запишем. Продолжайте, пожалуйста.
— Когда я оказалась рядом с пострадавшим, он практически лежал, оперевшись на фонарный столб. Он тяжело дышал и рукой зажимал рану в боку. Я оторвала… ээм… волан от подола сорочки и перевязала его. Он что-то пытался сказать, но закашлялся, и я испугалась, что он умирает… — далее пересказываю ему ситуацию с подозрительной парочкой в накидках и останавливаюсь на моменте появления самого патруля. — Вот, собственно, и всё.
— Какая интересная история, леди, — слово “леди” он произносит с какой-то странной интонацией. — И часто вы так выбегаете ночью на улицу?
— К чему вы клоните, уважаемый? — скрещиваю руки на груди.
— К тому, что леди не станет сама бегать ночью по городу и не станет связываться с незнакомым, тем более раненым, мужчиной. Леди отправит слуг проверить, что случилось!
— Вы обвиняете меня в том, что я пыталась помочь?
— Нет, что вы… ни в коем случае… — издевательски. — Я просто хочу знать, что было на самом деле! Давайте попробуем ещё раз сначала.
— Говорю же вам, я встала, чтобы закрыть окно…
— Не спалось? — насмешливо.
— Просто меня напугало карканье вóрона и я…
— Чьё карканье?
— Вóрона!
— Издеваетесь? Какого вóрона? — раздражённо бросает пишущее перо на стол.
Наш диалог, однако, приобретает всё более странный оборот.
— Который птица! — не сдерживаю истеричный смешок. — Каар, каар! — озвучиваю на всякий случай и даже изображаю руками крылья, как если бы показывала птичку в театре теней.
— Довольно! Надеюсь, вам будет также весело камере, а утром, после того как вы ещё раз всё хорошенько обдумаете, с вами продолжат разговор.
— Что? На каком основании вы собираетесь отправить меня в камеру? Я рассказала вам всё как есть! Если не верите, спросите у моей служанки! Она подтвердит, что я…
— Мы, безусловно, пообщаемся и с вашей… служанкой, раз на то пошло, но утром, “леди”, всё утром.
— Вот именно, что я леди! — подскакиваю. — И вы не имеете права…
— Молчать! — хлопает по столу.
В животе всё скручивается в противный тревожный узел.
— Леди или не леди, но вам, так или иначе, придётся пройти в камеру, потому что капитан отдал такой приказ. Утром вас передадут в руки других работников Управления Правопорядком, и уж они-то обязательно помогут вам вспомнить правду.
— Да это какой-то абсурд… — рычу, когда меня грубо тащат по коридору. — Я же сказала вам правду!
Но Герх игнорирует мои возмущения, толкает в отдельную камеру и захлопывает решётчатую дверь.
Здесь сыро, холодно и пахнет затхлостью. У каменной стены стоит широкая деревянная скамья, а в углу обнаруживается закуток с отхожим местом и умывальником.
От холодной воды сводит пальцы, но я с усердием тру руки, пытаясь отмыть их от чужой крови. Когда вода в умывальнике заканчивается, то мне ничего не остаётся, как присесть на голую деревянную лавку и ждать.
Это просто недоразумение. Утром разберёмся, и они ещё извиняться будут. Надо только как-то дотерпеть до этого самого утра.
Устало опускаю голову на руки.
Время идёт, мне всё больше хочется спать, но сырой холод подло пробирается под платье, не давая телу расслабиться.
— Какая лапонька у нас тут сегодня…
Поднимаю голову, встречаясь с сальным взглядом непонятного типа в форме. Надсмотрщик, что ли?
Игнорирую.
— Эй ты! Со мной полагается быть ласковой, может, замолвлю за тебя словечко!
Надеюсь, этому полудурку не придёт в голову зайти сюда? У меня в волосах есть волшебная шпилька от Ом Хелии, но если пущу её в ход здесь, то потом не оберусь проблем. За нападение на сотрудника в форме, капитан всех собак на меня спустит. И поди потом докажи, что он начал первым...