Глава 1
Горы появились не сразу. Вначале это была неясная сиреневая тень на горизонте, которая постепенно росла, пока не заняла всё вокруг, перекрыв полнеба. И теперь люди и горы молча смотрели друг на друга.
Всем своим видом каменные исполины говорили, что битва с раскаленной пустыней длившаяся полгода закончена.
Путь, усеянный костями людей и животных, и дом, на который наступала пустыня, вынуждая людей выбирать между возможной гибелью в песках или точной смертью от голода, если остаться, как и вся их прошлая жизнь, остались позади.
Зрелище было таким потрясающим, что никто не смел произнести ни слова. Любой звук казался кощунством. Вокруг стояла всепоглощающая тишина. Люди боялись вздохнуть, опасаясь, что волшебное видение растает как очередной мираж.
И вдруг, горы вздохнули, и в лицо людям подул свежий ветер, принеся незнакомый сладковато-горький запах.
Он был настолько неожиданно приятным, что Мона невольно приподнялась на козлах, где сидела рядом с проводником и с наслаждением втянула аромат в себя.
— Что это, Бет? — Шёпотом спросила она.
Проводник, покрутив носом, нахмурился.
— Илан... Это не хороший знак. Сядь, Мона, не прыгай.
Зашумевшие было люди, притихли. Они привыкли подчиняться этому худому, высушенному солнцем и песками старику. Если они и были живы, то только благодаря ему.
Мона снова глубоко вдохнула ароматный воздух, затем медленно выдохнула, пробуя его на вкус.
— Разве может что-то нехорошее пахнуть так приятно? — Удивлённо спросила она у старика.
— Может, если это илан. Это дерево шаманов. И раз уж оно запахло, жди беды, в лучшем случае – крупных неприятностей.
Бет пожевал губами и, принюхавшись, прошептал:
— Но что бы так сильно... На моей памяти не было ни разу...
Старик провел по лицу рукой, отгоняя сомнения и, оглянувшись на стоящие позади повозки и замерших людей, скомандовал:
— Нечего стоять, впереди ещё полдня пути до стоянки. А там и увидим, что к чему.
Мир разом наполнился звуками — скрипом повозок, топотом копыт, голосами людей. Высоко в небе закричал ястреб. Люди, отвыкшие за полгода от каких-либо звуков, кроме воя ветра и шороха песка, разом посмотрели вверх.
Крик ястреба окончательно подтвердил — они дошли...
Повозки гуськом втянулись в расселину между скалами, похожую на щель, прорубленную гигантским ножом. Дорога была узкая, усыпанная мелким щебнем, так, что продвигаться пришлось медленно.
Звуки отражались от нависающих над ними каменных стен и метались над людьми как летучие мыши.
После просторов пустыни высокие отвесные стены прохода давили на девушку, добавляя к неприятному чувству каменного мешка опасение, что на них свалится какая-нибудь огромная глыба.
Когда ближе к вечеру караван выбрался на открытое пространство, она вздохнула с огромным облегчением.
Недалеко от выхода из ущелья, шумел прозрачный бурный ручей, местами широко растекаясь по мелким камням, огибая огромные чёрные валуны и убегая вглубь небольшой долины, в самом центре которой, на плоской вершине холма, стояло несколько каменных хижин без крыш, прислонившихся к склону отвесной, потрескавшейся от времени скалы.
Рядом с домами были выложены печи и вкопаны привязи для лошадей. В полумиле от стоянки начинался лес, зелёным бархатом покрывая подножье окружающих долину высоких гор, вершины которых прятались в белых облаках.
Людей накрыла лавина запахов и звуков. Вид зелёной травы, деревьев и воды, был настолько потрясающим, после однообразия песков даже для измученных животных, что погонять их не было нужды.
Кони прибавили шагу стремясь добраться до ручья. Люди соскакивали с повозок, с восторгом кидаясь к долгожданной воде. Впрочем, радость путников была преждевременной, вода в ручье была ледяной и после первого же глотка ломила зубы и застревала в горле снежным комком, так что, пришлось притушить восторги и двигаться дальше.
— Долина ожидания, - старик обвёл рукой местность вокруг. — Здесь безопасно, это место защищено магией. — Располагайтесь и устраивайтесь в этих домах.
— Ты называешь эту кучу камней домами? Почему тут нет крыш? — Спросил у проводника старший каравана Тейт, коренастый низкорослый мужчина, критически осматривая место их будущей стоянки.
— Таков закон тагалоров. Мы находимся на их землях. Они считают, если у дома есть крыша, значит, у дома есть хозяин. А здесь просто место стоянки, где пришлые останавливаются, перед тем, как продолжить путь к своим поселениям, через их земли. Да, и настоятельно советую никуда дальше этой долины самостоятельно не ходить ни в одиночку, ни группой, это очень опасно. И очень прошу серьёзно отнестись к моим словам.
Тейт недовольно скривился и, глядя на цепляющиеся за вершины облака, пробормотал.
— Очень интересно, а вдруг пойдёт дождь?
Пустынник окинул взглядом небо и ехидно заметил.
— Ещё вчера ты умирал от жары и сухости пустыни, а теперь пугаешься пары капель воды? И потом, на дождь не похоже. Но если так боишься, там внутри домов лежат балки, пусть мужчины кинут их на крыши и натянут холсты с повозок.
Старый проводник встал у задней стенки хижины, напротив двери, что бы косые лучи заходящего солнца освещали его, обвёл взглядом лица людей сидящих перед ним, прокашлялся и начал говорить.
— Ну что, здесь моя миссия заканчивается. Свой долг перед вами я исполнил. И как вы уже знаете — дальше вас поведут проводники из местных — тагалоры.
Здесь живут несколько племён. И какое именно племя выделит проводников на этот раз, знают только их старейшины-шаманы. Общего у них только одно. Назначенную ими цену не обсуждают. Слово против – и вы пойдете через эти земли сами. Да хранят вас от этой участи боги.
С обитателями этих степей, гор и болот могут справиться только тагалоры, которые живут тут испокон веку.
Бет помялся.
— Большую часть того, что я хочу вам сказать, вы от меня уже слышали пока мы шли по пескам. Теперь я скажу вот что. Есть одна тонкость. Кроме денег с вас могут потребовать оплату живым товаром — попросят отдать девушку или молодую женщину.
Сопротивляться бесполезно.
Во-первых, они не будут много говорить — нет, и они уходят. А, во-вторых, если вы откажете и двинетесь в путь сами, намеченную жертву у вас всё равно заберут, не успеете и оглянуться. И, в-третьих, после всего происшедшего, ваш счастливый караван доживёт, разве что, до первой ночи...
По рядам людей прокатился ропот, кто-то выругался. Затем заговорили все разом, перебивая друг друга. Истерично закричала одна из женщин:
— И что, разве ничего нельзя сделать? Неужели наши дети выжили только для того, что бы попасть в руки не понять кого?!
Старший каравана вскочил и замахав руками, рявкнул, призывая к тишине.
— А ну, тихо! Не надо умирать заранее. Мы выжили в песках, а там чего только не было. Найдем выход и из этой ситуации. И потом, вполне вероятно, что нужно им будет только наше золото, а не наши женщины. Да, Бет, а женщины им зачем? У них, что, своих нет?
Старик дождался, когда гомон немного утих, развёл руками и равнодушно произнёс.
— Не знаю. Большая часть их жизни тайна.
Я думаю вам надо бросить жребий.
От судьбы не уйдёшь. А так хоть не будет так больно. Избежите споров.
Предлагаю всем хорошенько запомнить и уяснить то обстоятельство, что местные племена крайне неприязненно относятся к переселенцам. Я бы даже сказал, презирают их.
Вы нужны только как источник золота, да и то не факт. Так что ни о каком понимании ваших нужд и проблем, с ними говорить не стоит. Бесполезное это занятие. Вы их только порадуете. Скажу больше, будет кто-либо из вас погибать на глазах у тагалора, он и головы в вашу сторону не повернёт.
Старый Бет, ещё раз окинул взглядом собравшихся, задержался глазами на Моне, сидящей в углу и вышел из хижины.
Он сталкивался с подобной реакцией на его слова много раз и давно уже перестал сочувствовать переселенцам.
Деньги за свой труд он с них получил, а дальше, какое ему до них дело?
Завтра рано утром он будет уже в своих родных песках и забудет их лица навсегда. Не они первые, ни они последние.
Вот Мону ему жалко, он к ней привязался, но и для неё сделать он ничего не может. У неё свой путь, у него свой.
Взбудораженные люди долго не могли успокоиться. Разговоры стихли только далеко заполночь. Тейт тихо приподнялся и толкнул своего соседа. Мужчины крадучись вышли из хижины, и отошли к лошадям у коновязи.
Оглянувшись, Тейт прошептал.
— Как тебе такой поворот? Старый мерзавец молчал до последнего дня. Мы бы пошли в обход пустыни, по побережью. Так нет же. Всё будет хорошо, — зашептал он, передразнивая пустынника. — Деньги взял, стручок, завтра свалит в свои пески, а ты тут сходи с ума от беспокойства, что этим та-гало-рам, — он презрительно произнёс по слогам, — в голову придет.
Его собеседник поёжился от ночной прохлады. Вообще-то беспокойство соседа было ему понятно — у Тейта было две дочери, и на его месте он бы тоже рвал на себе волосы.
Золота на оплату проводников, благодаря погибшим, у них хватало, но вот отдать им жену или дочь, или племянницу, которые и так, с трудом выжили в диком пекле пустыни, это уж простите, перебор.
— По побережью никто бы точно не дошёл, не забывай, что с тех, пор, как морские змеи начали выползать за добычей на берег, там не смог пройти ни один из караванов, — рассудительно ответил он.
— А что до условий оплаты проводников, так ведь это всего лишь возможный вариант. Тут, может да, а может и нет. Скорее всего, возьмут золото. Кому нужны наши бабы. На них без слёз не взглянешь после перехода через пески, — он хихикнул.
Тейт кинул на собеседника неприязненный взгляд и злобно засопел.
— А ты не смейся! К неприятностям лучше быть готовым заранее, что бы потом за голову не хвататься. И насчёт наших баб, ты не прав. Отмыть, одеть, откормить...
Он махнул рукой.
— Да ладно, что делать-то будем, Хоп, если вдруг что?
Приятель пожал плечами.
— Ума не приложу. Честное слово, даже в голову ничего не приходит.
Утро было холодным, воздух вырывался изо рта паром. На траве лежала роса больше напоминавшая изморозь. Мона куталась в платок и прятала руки в его концы. После пекла пустыни такой холод был непривычен и её пробивало на дрожь.
Солнце ещё не встало, и по всей долине лежали глубокие тени. Облака разошлись, верхушки гор розовели и предвещали ясный день.
Она вышла проводить старика Бета и попрощаться с ним.
Пустынник не торопясь оседлал своего коренастого коня, проверил продукты и воду. Дальше тянуть с отъездом было нельзя, солнце поднимется и станет очень жарко, а он планировал сегодня пройти как можно дальше. Он повернулся к девушке и потрепал её по плечу.
— Прощай и удачи.
Девушка судорожно покачала головой и, неловко обняв старика, отступила назад. Глухой стук копыт затих, когда конь пустынника повернул в ущелье.
Мона тяжело вздохнула. Ну вот, ещё с одним другом попрощалась навсегда.
Она медленно повернулась и побрела к своей повозке. Большинство переселенцев ещё спало, но кое-кто уже встал и начал заниматься своими делами, животных надо накормить, да и сам воздухом сыт не будешь.
Потянулись дни ожидания.
Народ занимался повседневными делами, дети играли, погода была солнечной, но не жаркой. Вроде бы всё было неплохо, но скрытое напряжение ожидания витало в воздухе и не давало полностью расслабиться.
По вечерам, когда переселенцы после ужина собирались перед общим костром, часть людей уже начинала проявлять нетерпение, шутка ли, прошло уже больше недели времени, а до сих пор от проводников ни слуху, ни духу не было, что ж им сидеть и ждать здесь ещё полгода?
Мона не любила этих общих посиделок. Все сидели семейными группами, в которых ей места не было.
Нет, её никто впрямую не отталкивал, и вроде бы, все были приветливы, но это носилось в воздухе, она явно была лишней.
И сейчас, поглощая свой скудный ужин, Мона вдруг ощутила ужасную пустоту. Это был не голод, не страх, не гнев и не усталость.
Это было одиночество.
Аппетит пропал. Она, равнодушно помешав еду в миске, отставила её в сторону, поднялась с циновки и, незаметно отойдя в сторону от собравшихся, спустившись с холма забралась на огромный камень, который вырастал из земли недалеко от ручья.
Чёрный камень, нагревшийся за день, ещё не успел остыть. Девушка, удобно пристроившись на вершине, запрокинув голову, стала рассматривать звёзды.
В воздухе было тихо, только облака тенями иногда скользили по небу и вовсю звенели ночные певцы. И вдруг, снова, как тем утром, когда они увидели горы, сорвался порыв ветра и принёс с собой этот странный приятный запах.
Как там его называл Бет, кажется илан.
Мона выпрямилась и глубоко вдохнула аромат. В груди заныло, а воздух вокруг странно сгустился, превращая её одиночество во что-то абсолютное.
- Что же это..., - потрясённо прошептала она, чувствуя — это должно что-то означать, но только что?
Как ни высматривали проводников, они появились неожиданно.
Воздух на границе долины с лесом завибрировал, разросся в серебристый круг, из которого выехали пятнадцать всадников на удивительно красивых лошадях.
Люди сбежались со всех сторон и, столпившись, в шоке, рассматривали прибывших, едва ли не раскрыв рты, не решаясь приблизиться.
Старик Бет, рассказывал, конечно, про магию шаманов, но это воспринималось сказкой, а тут такое!
Одеты тагалоры были во что-то странное.
Одежда из серебристой ткани отражала всё окружающее. Было ощущение, что они сливаются с воздухом. Кони были покрыты такой же серебристой сетью и украшены длинными пушистыми меховыми хвостами, прикреплёнными к их упряжи.
Лица прибывших, были закрыты почти полностью масками из очень плотной сетки, оставлявшими открытыми только глаза, которые являли собой странное зрелище. Они были светло-серыми, почти белыми напоминая холодные и безучастные кусочки льда, что создавало бы неприятное впечатление, если бы не густые ресницы, окружающие их.
Общее впечатление дополняло то, что двигались они гибко, плавно и почти бесшумно, не стучали даже копыта коней. Мона присмотрелась к лошадям и увидела, что ноги животных по колени обернуты кожаными чулками, которые очевидно и глушили звук.
Тагалоры не стали подъезжать к ним и спешились в отдалении. Они спрыгивали с лошадей с грацией достойной кошек и совершенно бесшумно, хотя каждый из них был обвешан оружием и ещё какими-то непонятными приспособлениями.
От прибывших отделился один человек и двинулся в сторону переселенцев. Тейт, прихватив с собою двух мужчин, торопливо пошёл к нему навстречу. Тагалор остановился и протестующе махнул рукой.
— Только один, — глуховатым, со странным акцентом голосом потребовал он.
Старший каравана притормозил и, оглянувшись на своих спутников, мотнул головой.
— Давайте назад, парни. Я думаю, ничего со мной не произойдет.
Мужчины отстали и поспешно вернулись назад, втихаря благодаря богов. Встречаться лицом к лицу с прибывшими проводниками, почему-то очень не хотелось.
У Тейта в животе скрутилась холодная спираль, пальцы на ногах непроизвольно поджались, а ладони мгновенно вспотели.
Он незаметно вытер их о штаны, приблизился к подошедшему проводнику и, сглотнув, учтиво поприветствовал его, испытывая неприятное чувство, что разговаривает не с человеком, а со скалой.
Глаза тагалора медленно скользнули по нему, затем помедлив и не сняв маску с лица, он заговорил, глядя поверх его головы, цедя слова, падавшие как камни в воду, словно делал Тейту огромное одолжение.
— Очередь вести вас выпала нам, воинам из племени Горного волка. Меня зовут Рой Тинарин, я тан этого отряда.
Общаться будете только со мной.
Приближаться, а так же пытаться разговаривать с моими воинами — категорически запрещено. Все команды и указания выполнять беспрекословно, если хотите выжить.
Доведи это до сведения твоих людей. Остальные указания получите завтра перед выходом.
Как я вижу, вас сорок семь человек. Вы заплатите по сто золотых монет за каждого. Выбери девушку, нашему воину нужна тафа. Деньги мы заберём через час, девушку — завтра утром.
Он помолчал и добавил:
— Желательно без визга.
Сказав это, тагалор повернулся и пошёл обратно к своим людям, даже не снизойдя выслушать ответ.
Тейт дёрнулся от возмущения, но вовремя вспомнил слова старого Бета и предпочёл проглотить обиду.
Повернувшись, он чуть ли не бегом возвратился на стоянку. Окружившим его людям деловито сообщил:
— Ну, что ж, условия не страшные. По сто золотых монет за человека. Сумма для нас немалая, но подъёмная. Хоп, Матиас вы мне нужны будете на пару слов по поводу сбора денег, — он суетливо огляделся и добавил. — Так, нечего стоять и терять время. У нас есть один час. Давайте, бегом вытряхивайте, у кого, что в запасах лежит. Судя по тому, как их человек разговаривал со мной, я боюсь, что опоздай мы хоть немного, эти демоны развернутся и ускачут, откуда прибыли.
Народ разбежался по своим повозкам. Двое мужчин остались возле Тейта, по телу которого пробегала едва заметная нервная дрожь, и вопросительно уставились на него.
— Я так понимаю, золото, что это ещё не всё? — Понизив голос, спросил Матиас.
— Правильно понимаешь, — прорычал Тейт, сплюнув на землю.
— Проклятье, меня никогда ещё так не унижали одним только взглядом! Ну да ладно, как я и говорил, надейся на лучшее, но будь готов к худшему. Действуем по обговоренному плану. Никому ни слова. Всё остается между нашими семьями. Хоп, Матиас, предупредите своих жён. Теперь дело за ними!
Он цинично усмехнулся и прищурил глаза.
— Жаль Мону, но своих дочерей мне жаль больше.
Через час собранные деньги были пересчитаны и переданы из рук в руки. Тан, так и не снявший маски, молча с презрительным равнодушием, смотрел на Тейта, приподняв одну бровь.
Мона в который раз проверила сложенные в повозке вещи. Вроде бы всё упаковано и ничего не забыто.
И что ей, скажите, забывать? Она же практически ничего из повозки не вытаскивала кроме котелка и мисок. Их с отцом вещи были зашиты в холст ещё дома и с тех пор не распаковывались.
Она вылезла из повозки и уселась на козлы, наблюдая за суетой вокруг. Мимо прошли двое тагалоров, даже не посмотрев в её сторону.
Девушка с интересом разглядывала их непривычное одеяние. На них были куртки и штаны с большим количеством карманов. На ногах были одеты удобные сапоги на мягкой подошве, отчего шагов не было слышно.
Моне захотелось потрогать серебристую ткань их одежды, она казалась мягкой даже на взгляд. Из-за масок на лицах было непонятно, молоды они или в возрасте.
Проводники были выше любого переселенца, широки в плечах и несколько худощавы. Мужчины вели за собой коней, очевидно направляясь к ручью на водопой, и тихо переговаривались.
— ... Эримас просил у меня ревус для починки защитной сети. Опять забыл свой дома. Надо рассказать тану. Сегодня он забыл моток, завтра забудет оружие. И потом ревус дорог, а силой денег с него не вытряхнешь — всё же родственник.
— Не ворчи, он ещё очень молод. Забыл себя? Хотя, если подумать, ты прав. Из-за проблем со своей женщиной ему, кажется, на всё наплевать. Много мечтает. Тана надо ставить в известность. Он может всех угробить...
Чужаки спустились ниже к ручью и разговор затих.
Мона едва не запрыгала на сиденье. Она всё поняла! Пришлось немного напрячься, но ведь поняла!
Полгода учёбы со старым Бетом не пропали даром. Правда, что такое тан и ревус она не знала, но это не так уж и важно. Самую главную суть разговора она ухватила.
Настроение приподнялось. Мона соскочила с повозки и с размаху уткнулась в грудь Шинны. Женщина покачнулась и схватилась за грудь руками.
— Ты очумела, что ли? Больно-то как!
— Ой, я прошу прощения! Честное слово, не заметила. Сильно ушибла?
— Сильно, — заворчала Шинна. — Помоги мне дойти до моей повозки. А то сердце выскакивает из груди.
Шинна всегда жаловалась на здоровье. Любой разговор с ней плавно перескакивал на её больные суставы, сердце или ещё что-нибудь.
Если верить всем её жалобам, то становилось непонятным, каким таким чудесным образом она дожила до своих лет и как умудрилась выжить в пустыне, где погибли более молодые и здоровые люди.
Мона подхватила её под руку и повела вглубь стоянки, где стояла повозка семьи Шинны. Женщина не переставала охать и постанывать, пока не забралась в повозку и не начала греметь там посудой.
Мона собралась развернуться и уйти, однако Шинна высунувшись из-за занавесок, ласково и заискивающе заулыбалась ей.
— Я совсем выжила из ума! Не поблагодарила тебя.
— Да не за что, — несколько озадаченно ответила Мона.
Проще было прыгнуть выше головы, чем дождаться благодарности от стервозной Шинны.
— Нет, есть, — зачастила женщина. — И потом, ты всё одна и одна бедняжка. Я надеюсь, ты не откажешься выпить со мной чашку травяного чая.
Девушке стало неловко, в голове зазвенели тревожные колокольчики. Сначала неожиданная благодарность, потом это приглашение.
Она не хотела оставаться, поэтому покачала головой и опять повернулась, чтобы уйти. И тут же снова налетела на подошедшую к ним Лесс.
— Вы что это тут секретничаете? И без нас?
Сзади за ней шла ещё одна подруга Шинны, жена старшего каравана Тейта — Ирмос. Она засмеялась и схватила Мону за руку.
— Нет, нет! Никуда ты не пойдешь. Шинна права. Ты всё одна и одна. Так не годится. Заходи в повозку и выпей чая. А я принесла печенье. Не такое, конечно, как было дома, но всё же лучше, чем ничего.
В одной руке у Моны сразу же появилась кружка со знаменитым чаем Шинны, а во второй блюдо с не менее знаменитым печеньем Ирмос. Жена Тейта чуть не приказала Моне:
— Ешь! — Впрочем, тут же сбавила тон и чуть ли не заискивающе заглянула в лицо девушки. — Хочу услышать мнение о своей стряпне от стороннего человека.
Что-то кольнуло в душе у Моны, и колокольчики зазвенели ещё громче. Захотелось сломя голову выскочить из повозки и помчаться, куда глаза глядят.
Она притушила порыв и мысленно обругала себя.
Да что это с ней, в самом деле?
Три самые влиятельные женщины в караване наперебой угощают её, говорят ей приятные слова. Вот уж, чего она никогда от них не ожидала, так это вдруг ни с того ни с сего возникшей приязни к ней...
Да, а с чего это вдруг?
Мона глотнула чая, вкус которого ей что-то напомнил, но она не стала углубляться в воспоминания, и откусила кусочек печенья. И то и другое было выше всяких похвал.
— Вы зря волнуетесь, Ирмос, — похвалила она печенье. — Ричего вкуснее я не пробовала даже дома.
Ирмос успокоилась и посмотрела на неё благожелательно, но как-то странно. На губах её заиграла лёгкая улыбочка.
Глаза её резко открылись.
Она огляделась. Её повозка.
Странно, она ведь заснула в гостях у Шинны. Выходит её перетащили сюда, а она и не почувствовала ничего, хотя всегда спит очень чутко.
Сердце глухо стучало в груди. Его стук отдавался в гудящей голове.
Всё это дополнялось сухостью во рту и одновременным острым желанием облегчить мочевой пузырь. Мона с трудом села и схватилась за голову.
— Ради всего святого, что со мной?
— Тебя напоили снотворным вот голова, и раскалывается, — насмешливо ответил ей чей-то голос со странным акцентом.
Голос раздавался вне повозки и, чтобы увидеть говорившего, Моне пришлось напрячься и выглянуть наружу. Увиденное мигом отрезвило её и заставило забыть и головную боль, и прочие проблемы со здоровьем.
Солнце ярко светило высоко в небе, равнодушно заливая светом пустую стоянку.
Их караван исчез. Не было ни повозок, ни людей, ни животных, ни мусора. Хижины опять стояли без крыш. Исчез даже лошадиный навоз. Место их стоянки было первозданно чистым.
Мона готова была поклясться, что даже траву причесали.
Она с трудом выбралась из повозки на негнущихся ногах и растерянно оглянулась. В пяти шагах от неё стоял тагалор и откровенно разглядывал её как овцу на рынке.
Ужасное прозрение осветило голову Моны.
Липкий страх сменился отчаянием, а затем дикая злость выжгла в душе всякие чувства. При её-то знании трав, не почувствовать вкуса и не понять что она пьёт! Дура, набитая дура, вот она кто
Она медленно выпрямилась и постаралась взять себя в руки, стремясь сохранить хоть какие-то остатки гордости, не желая унижать себя перед чужаком.
— Я так понимаю, что за проход через ваши земли расплатились мною? — Кое-как сумела проскрежетать сквозь сцепленные зубы девушка, выталкивая слова из пересохшего горла.
Мужчина молча кивнул головой. Только что он с интересом наблюдал смену чувств на лице этой пришлой. И уж никак не ожидал увидеть холодную ярость.
Он привык к тому, что передаваемые им в счёт оплаты тафы рыдали, впадали в истерику, умоляли отпустить и вообще вели себя сообразно их презренной природе.
А эта девица готова перегрызть ему глотку, судя по побелевшему от злости лицу, однако, держится с достоинством.
Да, глядя на её темперамент, надо признать, ему достался прелюбопытный представитель пришлых. Скорее всего, по ночам с ней он скучать не будет.
Глубоко вдохнув воздух, необычно сильно пахнущий священным иланом, он представил их в постели и нахмурился.
Внезапно, настроение резко испортилось, и вся эта затея стала ему крайне неприятна, усугубляясь тем, что отыграть её назад было уже поздно.
Мона еле сдерживаясь от ярости, наблюдала за тем, как тагалор тяжело вздохнул и опустил с лица маску. Он оказался очень молод, почти мальчишка, не смотря на прекрасно развитую мужскую фигуру.
Юное смуглое лицо его было идеально красиво. Высокие скулы, твёрдый подбородок, полные мягкие губы, ровный, немного длинноватый нос. Брови были густыми, чёрного цвета. Глаза светло-серые, опушённые густыми короткими ресницами, казавшиеся обведёнными чёрной тонкой линией, были особенно хороши. Они были немного раскосые, по форме напоминающие косточки слив. Волос не было видно из-за непонятного головного убора, чего-то среднего между платком и капюшоном, но судя по бровям, они тоже должны были быть чёрными.
— Насмотрелась? — Раздражённо поинтересовался он. — Запрягай лошадей. Нам давно пора быть в пути. Да, меня зовут Эримас Верн и с этого дня я твой господин.
— Мона Реме, — машинально ответила девушка, не сильно вслушиваясь в то, что говорил ей этот мальчишка-переросток.
— Э-э, вообще-то я страшно хочу пить и мне надо...
Она переступила с ноги на ногу и замялась, не зная как объявить мужчине о своих потребностях. Тут она осознала сказанное тагалором, и её совершенно не к месту разобрал истерический смех.
— Господин?! Это с тобой мне надо ехать? Да ты же совсем мальчишка!
— Мне уже девятнадцать, — с некоторым вызовом бросил тагалор.
— Я стою на защите племени уже четыре года.
Он придирчиво оглядел её ещё раз и ворчливо добавил на своем языке, разговаривая сам с собою:
— Залежалый товар. У неё скоро появятся седые волосы. Надо было посмотреть на то, что предлагали пришлые, прежде чем соглашаться.
Разум Моны всё ещё затмевала дикая ярость от подлости, учинённой с ней, усиленная острым желанием облегчиться, наверное, поэтому она не сдержалась и сгоряча выпалила:
— Залежалый товар и седые волосы? Я старше тебя только на год! Брось меня здесь, я с радостью останусь!
Она прикусила язык, но было поздно.
Эримас смотрел на неё как на говорящую змею. После небольшого замешательства он медленного проговорил:
— Не может быть! Этого вообще не может быть... Она понимает, что я говорю? О, боги, что я несу, конечно, понимает. Но откуда? И кто посмел обучить пришлую?
Перед ними раскинулась огромная страна, покрытая степями и невысокими скалистыми холмами. Кое-где проглядывали небольшие рощицы деревьев и блестели озёра. Далеко на севере виднелась горная цепь довольно внушительных размеров, на вершинах которой лежали снежные шапки. Небо огромным куполом укрывало всю эту красоту, завершая восхитительную картину.
Дыхание Моны прервалось от восторга. На миг она даже забыла положение, в котором оказалась.
Она посмотрела на Эримаса и воздержалась от слов, увидев его озабоченный, напряженный взгляд, которым он обшаривал небо и землю.
Ничего не увидев невооруженным взглядом, молодой тагалор вытащил из своей седельной сумки что-то, напомнившее ей сдвоенную подзорную трубу и, опять начал внимательно, участок за участком просматривать местность, лежащую перед ними.
Очевидно, результат его удовлетворил, так как он положил трубу обратно и поправил на лице маску. Затем, сойдя с проторенной дороги, повернул коня на север и начал постепенный спуск вниз.
Через полмили, Эримас остановился и указал рукой на ряд пещер, почти полностью заросших колючими плетями растений, свисающих сверху.
Перед пещерами была довольно ровная, большая площадка, позволявшая разместить на ней не менее двух повозок.
— Возьми необходимые тебе вещи и упакуй их в перемётные сумки. Я сейчас проверю пещеры, чтобы не напороться на неприятности вроде ревуса, и ты загонишь туда повозку. На одну из своих лошадей сядешь, на вторую погрузишь вещи.
Верн спрыгнул с коня и осторожно подошел к пещерам. Мона с интересом наблюдала за тем, что он делает. Вначале проводник связал пучок сухой травы и кинул вглубь пещеры, сложив пальцы в сложную фигуру.
Подождав немного, пробормотал несколько непонятных слов и, развернув кисть руки вверх притянул пучок наружу. Внимательно осмотрев и переворачивая траву ножом, присвистнул. Затем, вытащив из кармана тёмный стержень размером с палец, поджёг его и опять закинул внутрь пещеры.
Оттуда повалил сизый полупрозрачный дым с довольно едким запахом. Эримас отошёл от входа в пещеру, чтобы не попасть под струю дыма и сев на корточки, стал ждать. Дым перестал валить, запах развеялся в воздухе, но тагалор не торопился.
Прошло не менее получаса, прежде чем он поднялся и, расчислив проход от свисающих колючих плетей мечом, зашёл внутрь.
Мона за всё время не проронила ни слова. Задавать вопросы не имело смысла, мальчишка только презрительно фыркал. Оставалось только одно — молча наблюдать за действиями спутника и запоминать их на будущее.
Эримас вышел из пещеры, неся в руках странные полупрозрачные мотки пряжи. Настроение у него, судя по всему, улучшилось, это было слышно и по голосу.
— Вот это удача! Ревус! И огромный. Вот уж не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. С таким количеством я не только смогу расплатиться с долгами по нему, но еще и хватит года на три вперёд.
— Эримас, — не выдержав, поинтересовалась Мона. — А что это такое? Я уже третий раз слышу это слово. И в чём его ценность?
Парень, не спеша, завернул в ткань мотки пряжи и положил их в седельную сумку. Затем махнул рукой, приглашая девушку в пещеру. Мона осторожно заглянула внутрь.
Пещера была довольно большой и высокой, очевидно, что она тянулась далеко вглубь горы. Внутри было сухо и чисто. Свет проникал только со стороны входа.
И первое, что она увидела, были ещё две повозки переселенцев. Они были аккуратно укрыты холстом и обвязаны верёвками. Судя по слою пыли, укрывавшему повозки, они простояли тут уже не один год. Вид повозок подействовал на неё удручающе, она словно увидела два высохших трупа.
Эримас обогнул повозки и подошел к дальнему участку стены. Мона последовала за ним и увидела «нечто».
Всю стену от потолка до пола укрывала ворсистая серая поверхность, искрящаяся в свете, льющемся из входа в пещеру.
Высоко вверху на ней виднелись такие же мотки пряжи, которые Эримас вынес из пещеры. Она протянула руку, что бы потрогать это чудо, но проводник резко дернул её за одежду, и она отлетела прямо ему на грудь.
— Просто удивительно, как вы, пришлые, умудряетесь выживать. У вас нет ни капли осторожности, — рассерженно заметил тагалор.
Мона выпрямилась и покосилась на него.
— Но ведь ты уже заходил сюда и трогал это, — она опять окинула взглядом серебристый войлок украшающий стену.
— А это и есть ревус?
— Да это и есть ревус, — парень досадливо вздохнул от необходимости объяснять очевидные для любого тагалора вещи.
— В общем и целом это колония пауков. А эти мотки — это их ловчий инструмент. Стоит чему-либо приблизиться, они выкидывают эти нити на добычу и всё — она обречена. Пауки мгновенно выпрыгивают из сети и кусают жертву. Никто не выживает даже после одного укуса. Я отравил колонию дымом из смолы илана. По идее погибли все пауки. Но ручаться не буду.
Сделав торжественную паузу, он добавил учительским тоном:
— Мы рисковать не привыкли. Не оставляй врага за спиной живым. Убей врага дважды, а для пущей верности отруби ему ещё и голову.
Закончив поучение, он добавил.
Глава 8
— Я обязан тебе жизнью.
Он махнул рукой, останавливая кинувшуюся возражать девушку.
— Слушай и запоминай. Больше об этом я не скажу ни слова.
Эримас ещё немного помолчал, подбирая слова, затем продолжил.
— У нашего народа есть проблема с рождением детей. Их рождается крайне мало. Поэтому мы не привязаны к одному партнеру, как это заведено у вас пришлых. Ну, то есть, я хочу сказать, я начинаю жить с интересной мне женщиной, но если в течение трёх лет дети у нас не рождаются, мы обязаны разойтись и найти себе нового партнера.
Он замолчал. Мона удивленно приподняла брови. Вот это да! А зачем же им девушки переселенцев? Неужели же рожать детей? А как же всё их презрение? Она издала неопределенное:
— Ну и?
Рот молодого человека раздражённо дёрнулся.
— Подожди, не перебивай. То, что я тебе говорю, вообще-то является тайной нашего народа. Узнай шаманы о моих откровениях и мне конец. Но я думаю, ты всё равно обо всём узнаешь, когда будешь жить с остальными тафами.
Вот это новость! Она будет не одна. Некая надежда забрезжила перед ней. Впрочем, тут же погасла после его слов.
— Я говорю это тебе ещё и потому, что ты не сможешь никуда уйти. Это грозит тебе смертью, если не от защитников племени, то от того, что населяет наши земли.
Мужчина нашего народа не может долго жить без женщины. Мы выбираем себе подругу и ждём от неё детей. Только после рождения ребёнка наш союз благословляют шаманы, и мы можем назвать такую женщину своей женой.
Но если, интересующая меня женщина занята и я, начав жить с другой, сделаю той ребёнка, то женой придётся назвать эту другую.
С женщинами пришлых у нас нет опасности зачать ребёнка. Вы не рожаете детей от мужчин из наших племён. Почему, никто не знает. Нет и всё. Это проверено годами. Если что не понятно, спрашивай сейчас, больше я рта не раскрою.
Мона с трудом переварила услышанное и начала задавать вопросы.
— Значит ты забрал меня, потому что твоя подруга занята или как это у вас называется?
— Да, она сейчас живет с другим воином, но через два месяца освобождается от обязательств. У них не получилось завести ребенка.
— Ну, хорошо, а если за эти два месяца она забеременеет? Что тогда?
— Тогда ты останешься моей тафой до тех пор, пока я не найду себе новую подругу.
— А куда я денусь потом? Как я поняла, к своим меня уже не отпустят.
— Правильно поняла, — Эримис дёрнул плечом.
— Тафы многое знают. Им нечего делать за пределами племени. Это представляет для нас опасность. А тебя, если повезёт, может взять тафой другой воин, не обязательно свободный. Бывают ситуации, когда жена не может исполнять свои обязательства. Может, передадим тебя в другое племя. Ну, а если нет, то будешь жить среди остальных. Они выращивают для нас травы и овощи. Наши женщины не любят, в отличие от ваших, возиться в грязи.
Девушка стиснула кулаки. Вот какая судьба её ожидает. Нечто подобное она ожидала, но услышать в открытую, что ты будешь шлюхой, это горько и обидно до слёз.
— В нашем языке есть слово, которое соответствует слову тафа — шлюха.
Парень равнодушно пожал плечами.
— Может и так.
— А если я откажусь подчиняться? Ты меня убьёшь?
— Теперь нет. Ты спасла меня. Хочу или нет, я должен отдать долг жизни.
— Значит, убил бы? — Продолжала допытываться она, испытывая при этом своеобразное мазохистское удовольствие.
Эримас в упор посмотрел на неё. Мона передёрнулась от ледяного взгляда, в котором горячая благодарность совсем не сияла, скорее досада на себя самого.
— Да, — как отрезал он. — И тафой я теперь сделать тебя не могу. Опять же, по причине этого долга.
Она предприняла отчаянную попытку вырваться на волю.
— А может быть, в счёт уплаты этого долга жизни, ты отпустишь меня? Я дождусь следующего каравана переселенцев, и сделаем вид, что ничего не было. А своим скажешь, что меня кто-нибудь съел по дороге?
Молодой тагалор только фыркнул.
— Ага, а потом кто-нибудь из воинов нашего отряда встретит тебя у вас в поселениях, и я буду держать ответ перед советом племени или даже меня отведут к шаманам. Уж и не знаю, что хуже...
Вероятность мала, но существует.
И потом, ты владеешь знаниями, о которых ваши люди знать не должны. Я просто не имею права тебя отпустить, даже не смотря на свой долг перед тобой.
Ещё вопросы есть? Если нет, отбери самое необходимое тебе из своих вещей, грузи на лошадь, а я запакую твою повозку. Мы потеряли много времени. Давно пора быть в пути.
Парень принялся распрягать коней и закрывать повозку холстом палатки.
Мона тяжело вздохнула и начала отбирать вещи. Таковых оказалось немного, пара юбок и рубашек, смена белья и, она грустно улыбнулась, её любимая старая кукла.