Магия городских теней: код Феникса

Ночь в мастерской

Глава 1

Ночь в мастерской

Время не щадит ничего, в том числе и величие знаменитой семьи резчиков по дереву Штихель. Оно начало забываться новыми поколениями не только жителей всего мира, но и наследников крови этой семьи.

На конце одной улицы, одного на вид совсем обычного города, стоял магазинчик, который на самом деле был не таким уж обычным. Вывеска этого здания была полностью вырезана из дерева. По ней петляли узоры, взмывали в небо птицы, крались тигры, охотясь за своей добычей, и колыхалась трава - все это добавляло вывеске жизнь. И чем дольше случайный прохожий в нее всматривается, тем больше ему кажется, что звери, изображенные на вывеске, прямо сейчас вырвутся за ее пределы, а в нос начнет бить запах свежей травы, которую омыла утренняя роса.

В запыленном уголке старой улицы ночного города, где каждый камень дышит историей, стоит старинный магазин поделок из дерева.

Его скромная деревянная дверь, потемневшая от времени, приглашает войти в этот мир, где искусство резьбы по дереву живет и дышит.

В окнах магазина мерцает свет, создавая причудливые тени на стенах. Внутри, в полумраке, можно разглядеть полки, уставленные деревянными фигурками, статуэтками и шкатулками. Каждая из них — произведение искусства, созданное руками семьи великих резцов - Штихелей.

У входа в магазин можно почувствовать особую атмосферу. Кажется, что здесь время остановилось и хранит секреты многих поколений. В воздухе витает аромат дерева и царит что-то магическое.

Если пройти вглубь через другую дверь с надписью “Вход только для персонала!”, можно услышать голоса — это мастерская, где заботливый дедушка обучает свою внучку делу семьи. Девочка с увлечением наблюдает за движениями мастера, его старыми руками, которые вкладывают в каждую деталь свою любовь. Мастерство Штихелей живёт в каждом кусочке дерева, который заботливо вырезан и отполирован.

Дедушка, чтобы остановить это негодование внутри внучки, отложил всю работу над очередной фигуркой, встал и осторожно подошёл, мягко положил руку ей на плечо, та вздрогнула, но не отстранилась. Он склонил голову так, чтобы заглянуть внучке в глаза с нежностью и заботой. Девушка невольно начала успокаиваться.

Старик вдруг улыбнулся и сказал тихим, но твердым голосом:

- Сенечка, такое случается в мире взрослых, но не стоит так разочаровываться из-за этого.

Девушка внезапно почувствовала, как в груди что-то сжимается и где-то внутри разгорается пламя, как будто слова дедушки были лишь дровами, что попали в еле живой костер, дав ему силу загореться ещё сильнее, чем прежде.

Сердце забилось чаще, и она ощутила прилив невероятной энергии. Не отдавая отчета в своих действиях, она резко вскочила и рванула навстречу ночному городу, оставив магазинчик где-то позади. Ярко-красная вспышка волос растворилась в его мрачных и таинственных уголках. Черная смоль города, которая появляется только с наступлением темноты, поглощала все вокруг, включая крики дедушки. Только эхо его беспокойства ненадолго задерживалось среди каменных стен и высоких зданий, но вскоре и оно затихало.

В то же время на небе очень хорошо устроилась незнакомая фигура, седлая неизвестную, но огромную птицу, которая совершенно бесшумно рассекала воздух. Незнакомец был окутан мраком, лишь глаза блестели насмешкой, добавляя тревоги и неизвестности в ночную картину.

Приглашение в академию

Глава 2

Приглашение в академию

Она проходила мимо витрин, в которых отражалось небо и играло солнце. В каждом окне — своя история, своя жизнь. Мимо проезжали первые утренние автобусы и машины, добавляя свой ритм в симфонию просыпающегося города.

Девушка шла по утренним улицам и вдруг заметила свет, пробивающийся из приоткрытой двери магазина. “Это очень странно, - подумала Сенечка. - В такое раннее время мы еще не открываемся”.

Она решила заглянуть внутрь и проверить, всё ли в порядке. Войдя в мастерскую, девушка позвала своего дедушку, владельца магазина, по имени, но ответа не последовало. Обычно, когда его звали, он отвечал приветливо и бодро, сейчас же никакого ответа не последовало.

Тихо, почти беззвучно девушка прошла дальше. За приоткрытой дверью в мастерскую была неожиданная картина. Ее дед очень любил свое ремесло и занимался им с раннего утра до поздней ночи, не пропуская ни одного дня. Но не доходя до помещения персонала, из щели, можно было увидеть лишь неподвижное тело старика, как будто скрюченного от боли. Его лицо ничего не выражало, словно на нем была маска спокойствия. В комнате витало ощущение, что он просто спит.

Девушка подошла ближе и поняла, что, должно быть, он без сознания. Её охватила волна тревоги и паники. Она не знала, что делать в такой ситуации, сердце забилось чаще, мысли путались. Она попыталась вспомнить номер экстренных служб или знакомых, которые могли бы помочь, но вдруг замерла, осознав, что в голове у нее крутятся совсем другие мысли: как помочь, что делать дальше, как справиться с этим ужасом? Она почувствовала себя потерянной и беспомощной. Паника нарастала, и она не знала, как ее унять.

Вдруг она заметила предмет, который был в руках дедушки. Ее взгляд, затуманенный паникой, скользнул по неподвижной кисти старика, сжатой в кулак. Между пальцами, побелевшими от напряжения, виднелся уголок пожелтевшего, невероятно плотного пергамента. Сердце Сенечки заколотилось еще чаще, теперь не только от страха, но и от какого-то смутного, древнего предчувствия.

Она бережно, почти с благоговением, разжала его пальцы. Ладонь была холодной. Это заставило ее содрогнуться. В руке он сжимал не просто письмо, а целый свиток, перевязанный красным шелковым шнурком, на котором висела печать из темного, почти черного сургуча. На печати был сложнейший символ – роскошный замок прямиком из средневековья, чьи колонны взмывали ввысь, а его задний план украшали инструменты для творчества. Кисть - предмет художников - и игла, предмет для шитья и прочего творчества, а все это было обрамлено нотным станом.

Дрожащими пальцами она развернула свиток. Буквы, выведенные на нем, казалось, не были написаны чернилами, а были выжжены или процарапаны по самой структуре бумаги. Они светились мягким золотистым светом, тем самым, что исходил от ее волос несколькими часами ранее.

«Приглашение в академию

Серафина Штихель, носительница крови Феникса. Совет Старейшин Академии «Родовой магии и искусства» приглашает Вас. Ваша сила, дремлющая в резце и крови, требует наставничества. Мир, что вы знаете, — лишь тонкая грань, что трещит по швам. Тени сгущаются, и древние обязательства взывают к вам. Лишь здесь вы обретете ответы. Лишь здесь вы найдете силу, способную отвести беду от тех, кого любите. Ждать нельзя. Рассвет после завтрашней ночи осветит ваш путь к нам. Выбор за Вами, но помните: бездействие тоже выбор, и его цена может быть высока

Вход в Академию вы найдете здесь … ».

Последняя фраза отозвалась в ее душе ледяным эхом. Она посмотрела на бледное лицо дедушки. «Отвести беду…» Он дышал, но дыхание было поверхностным, прерывистым, будто невидимая сила медленно вытягивала из него жизнь. Никакие врачи здесь не помогут. Она понимала это с жуткой, животной уверенностью.

Решение созрело мгновенно, оно было выжжено страхом и надеждой. Она должна идти.

***

Предрассветный сумрак цеплялся за спящий город холодными, липкими пальцами. Воздух был влажен и тяжёл, пропитан запахом спящего камня, влажной земли и далёкого, невидимого моря.

Её дедушка, всегда такой живой, с глазами, полными озорных звёзд, внезапно застыл. Не в метафорическом смысле – в самом что ни на есть буквальном. Дыхание едва заметное, взгляд неподвижный, устремлённый в никуда, сквозь стены, сквозь время. Серафина знала. Она “знала”. Это было колдовство. Злая, тёмная магия, укравшая самого дорогого ей человека.

Единственной нитью, единственной зацепкой было письмо, зажатое в его окоченевшей, но ещё тёплой ладони. Листок пожелтевшей бумаги, который эти подлецы, лишившие её дедушку живого взгляда, назвали “Приглашением в академию” с начертанным одним-единственным адресом: «Улица Забытых Лун, 13». И больше ничего.

И вот она здесь. Раннее утро. Кончики её коротких, коротко стриженных и ядовито-алых волос намокли от тумана и слиплись. Она сверяла номер дома с запиской снова и снова, пока цифры не поплыли перед глазами от слёз. Улица Забытых Лун оказалась крошечным, пыльным тупиком на окраине, застроенным ветхими, молчаливыми домами с заколоченными окнами. Тринадцатый дом был самым неприметным – низким, почерневшим от времени, с покосившейся дверью, на которой не было ни звонка, ни таблички. Отчаяние, холодное и острое, как лезвие, впилось ей в горло. Это был тупик.

Серафина прислонилась лбом к шершавой, холодной древесине двери, пытаясь подавить рыдание. И в этот миг дверь со скрипом отворилась.

Пыль веков

Тень Мальтазара отступила так же внезапно, как и накрыла их. Ощущение леденящего движения сквозь камень сменилось резким приступом тошноты и оглушительной… тишиной. Не той благоговейной тишиной библиотек, а густой, спертой, пропитанной запахом старой воды, ржавчины и влажного камня.

Серафина качнулась, и Дуан тут же подхватил ее под локоть.

— Тихо, — его шепот прозвучал громко, как выстрел, в давящей темноте. — Мы на месте.

Они стояли в узком арочном проходе. Сводчатый потолок низко нависал над головой, с него сочилась влага, холодными каплями падая за воротник. Стены были грубо отесаны из темного, пористого камня. Воздух был неподвижным и тяжелым, им было трудно дышать. Единственный источник света — призрачное сияние, исходившее от самого Мальтазара. Он стоял неподвижно, как изваяние, его бледное лицо было обращено вглубь коридора.

— Подвалы древней обсерватории, — проскрипел он беззвучным шепотом, который, казалось, рождался прямо в их головах. — Тот, кого вы ищете, был здесь. Его след еще теплится. Но осторожнее. Камни здесь старые и болтливые. Они помнят каждый шаг. И каждый крик.

С этими словами его фигура дрогнула и растворилась, слилась с общей тьмой, оставив их в почти полном мраке. Лишь слабый золотистый отсвет, все еще игравший в коротких прядях Серафины, отбрасывал дрожащие блики на мокрые стены.

— «Болтливые камни»… Утешительно, — съехидничала Серафина, но голос ее дрожал. Она сжала в кармане куртки тот самый окровавленный резец, теперь обугленный и мертвый. — Ладно, сыщик. С чего начнем?

Дуан уже присел на корточки, проводя пальцами по швам между каменными плитами пола. Его глаза мягко светились в темноте, как у кошки.

— Он говорит правду. Камни… они шепчут. Но не словами. Ощущениями. Вот здесь… — он приложил ладонь к полу, — …холод. Глубокий, пронизывающий. Не от воды. От чего-то другого. И страх. Они здесь боятся.

— Прекрасно, — пробормотала Серафина. — А я-то думала, что нам будет скучно.

Они двинулись дальше по коридору, который то сужался, то расширялся, образуя небольшие каменные мешки-комнаты. В некоторых валялись сгнившие деревянные ящики, обрывки парусины, сломанные инструменты с непонятным назначением. Время в этом месте, казалось, остановилось века назад.

Внезапно Дуан остановился, резко втянув воздух.

— Держись, — предупредил он и жестом заставил Серафину отступить к стене.

Он наклонился к очередному темному проему и замер. Из него тянуло ледяным сквозняком и тем самым слабым, сладковато-тленным запахом, который Серафина почувствовала в своем видении.

— Он был здесь, — тихо сказал Дуан. — Недавно. И не один.

Он шагнул внутрь, и Серафина последовала за ним.

Комната была круглой, словно цистерна. Высокий куполообразный потолок терялся в темноте. В центре на каменном постаменте стоял массивный стол… пустой. Но вокруг него на полу все еще был виден бледный, едва различимый след от высохшей жидкости, образующий сложную геометрическую фигуру.

— Круг… — прошептала Серафина, и по ее спине пробежали мурашки. — Он уже закончил. Убрал тело. Мы опоздали.

Дуан обошел стол кругом, его лицо было напряжено.

— Нет. Смотри. — Он указал на пол у самого основания постамента. В щели между плитами застрял крошечный обломок. Дуан поддел его ногтем и поднял. Это был осколок темного, почти черного дерева с гладким, полированным срезом.

Серафина взяла его своими дрожащими пальцами. И снова мир поплыл. Слабее, чем в первый раз, словно эхо.

…боль, холод, скрип стали по дереву… резкий, отрывистый шепот: «…необходимо… завершить…»… и яркий, цветной всполых — кусок красной ткани, зацепившийся за шероховатый край стола, оторванный и забытый…

Она отшатнулась, выронив осколок.

— Красная ткань, — выдохнула она. — Шерсть, очень дорогая. И голос… он был взволнован. Торопился.

Дуан поднял осколок и спрятал его в маленький мешочек.

— Улика. Маленькая, но все же. Идем. Здесь больше ничего нет.

Они выбрались из круглой комнаты и продолжили свой путь по лабиринту тоннелей. Напряжение не спадало, каждый шорох отдавался в ушах грохотом. Они искали хоть что-то еще — еще один обломок, еще один клочок ткани, любое свидетельство, что могло бы вывести них на Резчика.

После часа блужданий по бесконечным, похожим друг на друга коридорам они вышли в небольшое подземное ответвление, которое, судя по остаткам рельсов и вагонеток, было похоже на часть, какой-нибудь старой угольной шахты. И здесь, в тупике, они наткнулись на него.

Стальной шкаф, почерневший от ржавчины и времени, с висящим на нем амбарным замком, который, казалось, врос в металл.

— Дай-ка посмотреть, — Серафина вытащила из внутреннего кармана куртки небольшой набор с тонкими, изящными инструментами. — Мой дед учил меня не только резьбе.

Она присела перед замком, и через несколько минут тишину нарушил громкий, удовлетворяющий щелчок. Дуан с уважением поднял бровь.

— Пригодились уроки?

— Как видишь — она потянула на себя тяжелую, скрипящую дверцу.

Кофейня в дождь

Свежий воздух после спертой атмосферы подземелий казался дорогим шампанским. Серафина запрокинула голову, ловя открытым ртом редкие капли начинающегося моросящего дождя.

— О, боги, я никогда так сильно не любила дождь и этот запах жареного миндаля, — выдохнула она блаженно.

— Это не жареный миндаль, — флегматично констатировал Дуан, всматриваясь в конец переулка. — Это старик Жан с его тележкой горит. Опять эти его вафли подгорают.

— Не порти мне весь кайф, Мор — огрызнулась Серафина, но беззлобно. Адреналин от побега и найденная зацепка делали её почти веселой. — Где эта твоя площадь с фонтанами?

— Километров пять отсюда. Пешком — часа полтора. Если, конечно, ты не передумала и не хочешь вызвать еще одного теневого таксиста? — он посмотрел на нее с едва уловимой ухмылкой.

— Спасибо, ограничусь наземным транспортом. После поездки с твоим приятелем у меня спина затекла, — Серафина потянулась, с хрустом разминая шею. — Ладно, сыщик, веди. Ты тут у нас с камнями на короткой ноге, должен знать все короткие пути.

Они вышли на оживленную улицу. После мрака подземелий суета города оглушала: гул машин, крики уличных торговцев, музыка из распахнутых дверей кафе. Люди спешили по своим делам, абсолютно не подозревая, что по соседству с ними в забытых подвалах кто-то вырезает магические символы на телах.

Их маршрут лежал через старый рынок. Воздух здесь был густым и вкусным: сладкая вата, пряные специи, копченая рыба, свежий хлеб. Серафина шла, жадно втягивая ароматы, а ее глаза по-ребячески разбегались.

— Смотри-ка! — она дернула Дуана за рукав, указывая на лоток с дешевыми безделушками. Среди пластиковых черепов и зеркалец лежала грубо вырезанная из дерева птица, подражающая стилю Штихелей, но такая неумелая, что это было почти издевательство. — Пиратская копия. Надо будет бабушке-мастеру передать, пусть поржет.

Дуан поднял фигурку, покрутил в руках.

— Техника ужасная. Но интересно… Чувствуется попытка передать движение. Неудачная, но попытка.

— Ой, да брось ты, — вырвала у него птицу Серафина и бросила обратно на прилавок. — Это не искусство, это халтура. Ведешь себя как сноб.

— Я не сноб, я перфекционист, — парировал Дуан. — Есть разница.

— Разница только в том, что снобам обычно меньше дают по морде, — фыркнула она.

Они уже почти прошли рынок, когда Серафина внезапно замерла у лотка со старьевщиком. Среди груды медных деталей и пожелтевших книг лежала коробка с катушками ниток. И одна из них была того самого редкого, интенсивного красного цвета — точь-в-точь как клочок ткани из ее видения.

— Дуан, — ее голос потерял всю свою предыдущую легкость.

Он был уже рядом, следя за направлением ее взгляда.

— Похоже?

— Очень.

Дуан кивнул торговцу, немолодому человеку в заляпанном фартуке.

— Простите, а эта шерсть… откуда? Очень необычный цвет.

Торговец, не отрываясь от починки какого-то старого утюга, буркнул:

— Да так, барахло со старой фабрики «Красный Октябрь» покупаю. Закрылась лет двадцать назад. Какие-то запасы со складов распродают. Никому не нужно сейчас такое, все синтетику носят.

«Красный Октябрь». Название отозвалось в памяти Серафины смутно, будто из детского сна. Фабрика по производству дорогих тканей… Ее мать кажется иногда упоминала ее.

— Спасибо, — бросил Дуан и потянул за собой задумавшуюся Серафину. — Фабрика. Логично. Ритуальные одежды часто шьют из специальных тканей. Это вторая ниточка.

— Она ведет не в литературный клуб — заметила Серафина.

— Расследование редко бывает прямой линией, Штихель. Чаще — клубок никто. И мы только начали его распутывать.

Они вышли на Площадь Фонтанов. Здесь было тише. Струи воды били в небо, а вокруг расхаживали важные голуби. Сама типография, некогда величественное здание, теперь выглядела потрепанной. На первом этаже располагался антикварный магазинчик, а выше — какие-то офисы.

Литературный клуб «Чернильница», как выяснилось, давно канул в лету. На его месте теперь была крошечная кофейня с тем же названием. Пахло кофе, корицей и старой бумагой.

За столиком у окна они заказали капучино и американо. Серафина разложила перед собой жетон.

— И что теперь? Спрашивать у баристы, не захаживал ли сюда маньяк с совиным жетоном?

— Можно и так, — невозмутимо ответил Дуан, размешивая сахар в своем капучино. — Но есть способ лучше.

Он вытащил из кармана тот самый осколок черного дерева и положил его рядом с жетоном. Затем закрыл глаза, положив кончики пальцев на оба предмета. Он не разговаривал с камнем, но, казалось, вслушивался в саму их историю, в энергетический след, который они несли.

Серафина наблюдала, затаив дыхание. Лицо Дуана было спокойным, но сосредоточенным.

— Они… связаны, — наконец произнес он, открывая глаза. — Не напрямую, но… они были в одном месте. В комнате с сильной, старой магией. Книжной магией. И здесь, в этом здании, есть что-то еще. Что-то постаревшее.

Иней на витражах

Зима пришла в Академию РМиИ (Родовой магии искусства) не спеша, с королевским величием, подобающим древнему месту силы. Сначала это были лишь робкие предвестники: утренние заморозки, серебристым бархатом покрывавшие луга у подножия холма, и резкий, колючий ветер, пробиравшийся сквозь щели в стрельчатых окнах старого крыла. Воздух становился прозрачным и хрустальным, звенел под ногами, как тонкое стекло. Затем осень, буйствовавшая всего несколько недель назад огненной багряной и золотой листвой, внезапно выдохлась. Деревья стояли голые и черные, словно обугленные скелеты, простирающие свои ветви-кости к низкому, свинцовому небу. И наконец, пришла она – настоящая зима, тихая и безжалостная.

Серафина стояла у огромного окна в коридоре библиотечного крыла, прижав ладони к холодному, почти ледяному стеклу. За ним разворачивалась картина абсолютной, почти неестественной чистоты. Академия, величественное сооружение из темного, почти черного камня с устремленными в небо шпилями, теперь тонула в пушистом, слепящем белизной покрывале. Снег падал густо и непрерывно, крупными, неторопливыми хлопьями, застилая собой все очертания, сглаживая углы, превращая величественный мир в мягкую, монохромную акварель. Крыши были укутаны толстыми шапками, статуи грифонов и химер на парапетах превратились в загадочных снежных призраков, а парк, где они с Дуаном когда-то гуляли в те самые первые дни, теперь был немым, заколдованным лесом, где каждая ветка носила хрустальный наряд. Тишина за окном была звенящей, абсолютной, нарушаемой лишь редким карканьем пролетающей вороны или далеким, приглушенным снегом скрипом саней, доносившимся со стороны врат ведущих в сам город, спящих у подножия холма.

Эти летние дни, полные зноя, тревожных открытий и яростного пламени, пробудившегося в ее крови, теперь казались не просто далекими, а словно бы придуманными, словно яркий, но расплывчатый сон. Серафина с тоской вспоминала то чувство, с которым она, прилежная и полная робких надежд первокурсница, впервые переступила порог Академии в самом конце лета. Тогда воздух был густым и сладким от аромата цветущих луговых трав, солнце золотило многовековые каменные стены, а ее сердце билось в предвкушении чуда. Она попала сюда благодаря упорству и воле случая, обернувшегося трагедией, но теперь это было её убежище, её крепость и её тайное поле битвы.

Вся осень пролетела в напряженном расследовании, в тщетных попытках найти ниточку, ведущую к Резчику. Их находка в старой типографии – жетон и серебристый волос – стала не прорывом, а лишь еще одной загадкой, вплетенной в и без того запутанный клубок. Они проверяли архивы, расспрашивали (с максимальной осторожностью) старых мастеров, следили за подозрительными преподавателями. Но Резчик, словно призрак, растворился в тумане. После их вторжения в подвалы обсерватории и кофейни наступила зловещая тишина. Ни новых жертв, ни посланий, ни следов. Казалось, преступник испарился, оставив их с грузом страха и неразрешенных вопросов. Словно решил залечь на дно.

Это затишье было хуже любой активной угрозы. Оно разъедало изнутри, порождая сомнения и усталость. Именно тогда они с Дуаном и заключили свое молчаливое соглашение. Каждый день, после всех занятий и обязательных мероприятий, они встречались в его лаборатории в секторе «Каменотесная». Это стало их ритуалом, островком стабильности в бушующем море неизвестности. Они сверяли заметки, делились наблюдениями, строили и тут же разрушали теории. Дуан с его методичным, каменным спокойствием был идеальным противовесом ее порывистой, огненной натуре. В этих вечерних встречах была не только цель, но и странное утешение. В тихом скрипе его резцов по камню, в теплом свете магических сфер, в разделенной тайне они находили силы продолжать.

Серафина глубоко вздохнула, и её дыхание оставило на стекле мутное облачко. Она отвернулась от заснеженного пейзажа и направилась к выходу из библиотеки. Сегодня их ждала очередная такая встреча. И, как всегда, она не могла избавиться от щемящего чувства, что они стоят на месте, что все их усилия тщетны, пока где-то там, во тьме, их враг выжидает, копит силы или, что страшнее, готовит новый, еще более ужасный удар.

***

Лаборатория Дуана пахла пылью, озоном и землей. На этот раз запах был гуще обычного – Дуан работал с новым куском темного сланца, и мелкая каменная крошка покрывала все поверхности тонким серым налетом. Серафина, сбросив с плеч тяжелую зимнюю мантию, устроилась на своем привычном месте – на ящике с мягкими мешками, служившем ей импровизированным диваном.

«Ничего», – констатировал Дуан, откладывая в сторону заляпистый инструмент. Его лицо в свете рабочей лампы казалось еще более осунувшимся. «Я проверил все архивы, какие смог найти. Фабрика «Красный Октябрь» действительно закрыта, ее владельцы давно канули в лету. След ведет в никуда».

«А волос?» – спросила Серафина, уже зная ответ.

«Древний. Очень. Магия в нем… спящая, но мощная. Как у старых кровей. Но чьих именно – невозможно сказать. Это все равно что пытаться определить породу дерева по одной пылинке».

Он подошел к небольшой жаровне, в которой тлели угли, и подбросил туда щепу. Пламя весело затрещало, отбрасывая на стены прыгающие тени.

«Он просто так не исчез, Дуан», – тихо сказала Серафина, глядя на огонь. «Он наблюдает. Чувствует наши шаги. И эта тишина… она обманчива».

«Знаю», – кивнул Дуан. Он сел рядом с ней, и его плечо почти коснулось ее плеча. От этого простого прикосновения стало чуть теплее. «Но мы не можем действовать наобум. Без улик мы слепы. Нам остается только ждать и быть готовыми».

Крылатый шепот и сходство?

Лекция по истории мифических рас всегда казалась Серафине путешествием в волшебную сказку, какой-то другой, более яркий мир. Профессор Гильдия, маленький, юркий гном с бородкой, в которой, казалось, застревали кусочки прошлого, так увлеченно рассказывал о племенах кентавров, о тайных городах нагов и о мудрецах-троллях, что на время можно было забыть о мраке, сгущавшемся за стенами Академии. Сегодня он с упоением живописал обычаи небесных аэриев – расы крылатых людей, чьи города парили среди облаков и чья музыка, по легендам, могла усмирять бури.

Серафина вышла из лекционного зала с головой, полной образов парящих дворцов и переливчатых мелодий. Она направлялась на свой любимый, но и самый сложный предмет – практическую резку по дереву, или, как его официально называли, «Арт-некромантию: Оживление материи». Коридоры Академии были оживленными: студенты перетекали из аудитории в аудиторию, гул голосов смешивался с шелестом страниц и отдаленными звуками магических практикумов.

Поворачивая за угол в сторону мастерских, Серафина погрузилась в мысли о предстоящей работе. Она хотела попробовать оживить небольшую фигурку птицы, вдохнув в нее не просто движение, а подобие той самой небесной музыки, о которой только что слышала. Она так углубилась в свои планы, что не заметила, как из-за ближайшего пилястра на нее выскочила маленькая фигурка.

Это был мальчик лет девяти, не больше. На нем была стандартная форма первокурсника, но сидела она на нем мешковато, словно он ее еще не вырос. И именно эта обыденность сделала необычное – абсолютно сюрреалистичным. Из-под спины его курточки, в прорехах, аккуратно сделанных, а не порванных, торчали два маленьких, пушистых крылышка. Они были цвета слоновой кости, с перламутровым отливом, и трепетали от его быстрого дыхания. Его волосы были нежно-голубого цвета, как градиент от мягкого облачка к ярко-голубому небу на рассвете. А когда он поднял на Серафину рассерженный взгляд, она увидела, что его глаза мягко светятся теплым, медово-золотым светом.

Он что-то пролепетал, задыхаясь. Но это был не язык Академии и не какой-либо из знакомых ей диалектов. Звуки были мелодичными, певучими, словно падающие капли воды или перезвон крошечных колокольчиков. Он посмотрел на нее с небольшой, но детской обидой, потом кинул взгляд за спину, словно бежал за кем-то, и, прошептав еще что-то на своем таинственном наречии, рванул прочь, смешавшись с толпой студентов и мгновенно исчезнув из виду.

Серафина замерла на месте, ошарашенная. Она несколько раз моргнула, пытаясь осмыслить увиденное. Крылья? Светящиеся глаза? Голубые волосы? Это был не розыгрыш и не иллюзия – она ощутила легкое дуновение воздуха от взмаха тех самых перьев и почувствовала исходящее от мальчика слабое, но отчетливое волнение магии, совсем иной, чем та, к которой она привыкла. Это была слабая магия ветра, высоты и свободы. «Аэрий? – промелькнула у нее мысль. – Но они же исчезли… или это просто миф?» Она огляделась по сторонам, но никто из спешащих мимо студентов, казалось, ничего не заметил. Для них это был просто испуганный ребенок. Для Серафины же это было столкновением с живой легендой, еще одной тайной, которую хранила в своих стенах старая Академия.

Потрясенная, она медленно побрела дальше, к мастерским. Образ мальчика с маленькими крылышками не выходил у нее из головы, отодвигая на второй план и мысли о Резчике, и планы на урок.

***

Мастерская резки по дереву была ее святилищем. Здесь пахло сосной, олифой и особым, живым запахом древесины, готовой раскрыть свою душу в умелых руках. Десятки станков стояли вдоль стен, за каждым из них – погруженный в работу студент. Звук резцов, скользящих по дереву, создавал умиротворяющую, почти медитативную симфонию. Здесь не было суеты лекционных залов; здесь царила сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь тихими вопросами и спокойными ответами профессора.

Профессор Дескон Мор не был похож на типичного преподавателя. Высокий, статный, с волосами цвета спелой пшеницы и глазами невероятно голубого, ясного оттенка, он скорее напоминал героя скандинавских саг, забредшего в мир магии. Он не читал лекций с кафедры, а тихо перемещался между станками, подобно тени. Он мог остановиться позади ученика, несколько минут молча наблюдать за его работой и затем одним точным, тихим замечанием указать на ошибку или подсказать гениальное решение. Его советы были краткими, но всегда попадали в самую точку, будто он видел саму суть дерева и понимал, что оно хочет сказать.

Серафина устроилась за своим станком, взяла в руки заготовку – кусочек яблони с красивым текстурным рисунком – и свой любимый резец. Но пальцы не слушались, мысль о крылатом мальчике не отпускала. Она пыталась сосредоточиться на форме будущей птицы, на том, чтобы почувствовать течение волокон, но ее взгляд раз за разом непроизвольно возвращался к фигуре профессора Мора.

И сегодня, как и всегда, глядя на него, она ловила себя на странном чувстве. В его осанке, в том, как он держал голову, в разрезе этих небесно-голубых глаз было что-то неуловимо знакомое. Что-то, что заставляло ее сердце сжиматься от смутного узнавания. Он напоминал ей Дуана. Не чертами лица – Дуан был более угловатым, его волосы были светлее, а взгляд – тверже. Нет, это было сходство более глубокое, кровное. Та же природная грация, та же сдержанная сила, тот же оттенок холодноватой отстраненности.

Она знала, что Дуан не упоминал о родственниках в Академии. Да и фамилия Мор была не такой уж редкой среди тех, кто имел дело с камнем и землей. Наверняка, это было просто совпадение, игра света и ее уставшего от постоянного напряжения воображения. Серафина решительно тряхнула головой, отгоняя навязчивую мысль. «Не сейчас, – строго сказала она себе. – Сейчас только дерево. Только птица».

Вопросы и ответы

Следующий день после первого урока, а именно лекции по мана-манипуляции встретил Академию РМиИ привычным для зимы мягким снежком, стелющимся по мостовым внутренних дворов. Серафина шла по коридорам, не замечая ни величественных арок, ни играющих в витражах солнечных зайчиков. В ушах у нее все еще стоял монотонный, словно отдаленный шум водопада, голос профессора Виктора, а перед глазами — юркая, как воробушек, фигурка голубоволосого мальчишки, стащившего чью-то вещь прямо во время занятий. Эта наглая кража, совершенная с таким спокойствием, не давала ей покоя. Не из-за стоимости украденного, а из-за ощущения безнаказанности, которое от него веяло. В мире, где ее саму вырвали из привычной жизни и заставили подчиняться строгим правилам, такое поведение казалось вызовом.

Её шаги эхом отдавались под сводами коридоров профессорского крыла. Воздух здесь был иным — гуще, насыщеннее, пахнущим старыми книгами, засушенными травами и чем-то неуловимо металлическим. Она остановилась перед дубовой дверью с бронзовой табличкой, на которой изящной вязью было выведено: «Профессор Виктор фон Хельзинг. Мана-манипуляция. А под ней буквы выведенные магией, золотистые и светящиеся, Временный куратор кафедры алхимии». Из-под двери щекотал ноздри сложный коктейль ароматов: сладковатый запах корня мандрагоры, терпкий дух сушеного синелиста и едва уловимый озон после магического разряда. Серафина глубоко вздохнула, собралась с духом и постучала.

Тихий, спокойный голос изнутри пригласил войти. Кабинет оказался таким же двойственным, как и его хозяин. Одна стена была заставлена стеллажами до потолка, уставленными фолиантами в потрепанных кожаных переплетах — наследие теоретика магии. Другая же напоминала лабораторию безумного ученого: на массивном столе из темного дерева стояли хитроумные приборы из стекла и бронзы, в которых переливались разноцветные жидкости, тихо побулькивая над голубым пламенем магических горелок. Атмосфера в комнате висела заботливая, почти отеческая, но в то же время безбрежная, как океан, скрывающий свои тайны.

Сам профессор Виктор стоял у большого окна, спиной к двери. Его высокая, стройная фигура в идеально сшитом сюртуке темно-зеленого цвета действительно напоминала стан потомственного дворянина. Когда он обернулся, свет из окна осиял его светлые, почти прозрачные волосы, которые на вид казались невероятно мягкими, словно шелк. Его уши, длиннее человеческих, но не столь вытянутые, как у чистокровных эльфов с её потока, лишь слегка выдавали в нём полукровку. Светло-зеленые глаза, цвета молодой весенней листвы, смотрели на Серафину с привычным, неизменным спокойствием.

- Мисс Штихель? — произнес он, и в его голосе прозвучала легкая, искренняя удивленная нота. «Что привело вас ко мне в такой час? Надеюсь, основы мана-манипуляции не показались вам столь сложными, что требуют немедленного внеурочного разъяснения?

Уголки его глаз лучисто сморщились, выдавая добрую улыбку.

Серафина почувствовала, как кровь приливает к щекам. Она потупила взгляд, снова собираясь с мыслями.

- Нет, профессор, все было… очень понятно и просто», — солгала она, ведь на лекции она почти ничего не слышала, увлеченная наблюдением за воришкой. - Я хотела спросить… Вы не знаете того мальчика? С голубыми волосами. Он в форме первокурсника, но ведет себя… странно. Вчера на вашей лекции он стащил шоколад из вашего стола. - выпалив очередную откровенную ложь, Серафина уставилась на профессора

Виктор улыбнулся, и его смех оказался тихим, мелодичным, похожим на перезвон хрустальных колокольчиков.

- А, вы о Деркле. Да, я его знаю. И, должен сказать, он и впрямь первокурсник, как и вы, мисс Штихель.

- Но… как? — вырвалось у девушки, и она сама удивилась резкости собственного тона. - Он же совсем ребенок! Ему на вид лет девять, не больше!

Профессор сделал несколько плавных шагов к своему рабочему столу, заваленному свитками и ретортами. Его движения были полны врожденной грации.

- Мисс Серафина, вы забываете главный принцип нашего учебного заведения. Возраст физический и возраст магический — вещи зачастую совершенно разные. Академия открывает свои двери не по достижении определенного числа лет, а в тот момент, когда в ученике пробуждается сила его рода. Она может проявиться и в пять лет, и в двадцать пять, и даже позже. Деркель — яркий пример раннего пробуждения. Его тело еще не успело догнать его внутренний, огромный потенциал. Вот почему он поступил сюда столь… юным. Его магия требует обучения и обуздания сейчас, и Академия дает ему этот шанс».

Эти слова прозвучали для Серафины как удар грома среди ясного неба. Они словно обожгли ее, отозвавшись жгучей болью в самом сердце. Она вспомнила тот день, когда к ним в дом ворвались люди в мантиях с гербом Академии. Дедушка куда-то исчез за неделю до этого, оставив лишь короткую, пугающую записку. Потом — срочные проверки, тесты, холодные взгляды чужих людей и безэмоциональный вердикт: «Сила рода пробудилась. Вы обязаны продолжить обучение в Академии РМиИ». Она всегда думала, что так происходит со всеми. Что каждый студент здесь — такая же жертва обстоятельств, заложник своей внезапно проявившейся магии, вырванный из семьи и привычного мира. Но сейчас, глядя в спокойные, мудрые глаза профессора, она с ужасом осознала: остальные, вероятно, ждали этого момента. Готовились к нему. Мечтали об этом. Для них это было счастливым билетом, великой честью. Для нее же — насилием, трагедией, разлукой с самым дорогим человеком, судьба которого оставалась неизвестной.

Горький комок подкатил к горлу, сдавив его. Это было так несправедливо! Ее вырвали из дома, лишили последней связи с семьёй - дедушкой, а для других это было возможно исполнением мечты. Щеки её пылали от сдерживаемых эмоций.

Сиреневый чай и мальчик

Кабинет студенческого совета находился в самом сердце главного корпуса Академии, в престижном крыле, куда первокурсники заглядывали нечасто. Массивная дубовая дверь, украшенная резным гербом совета, внушала невольное почтение и робость. Серафина, собравшись с духом, постучала костяшками пальцев, прислушиваясь к гулкому эху, разошедшемуся по коридору.

Дверь открылась почти мгновенно, словно за ней уже кто-то ждал. И перед ней предстала девушка, чуть ниже её ростом, но такой ослепительной, почти неземной красоты, что у Серафины на мгновение перехватило дыхание. Её сиреневые волосы, вьющиеся упругими, блестящими локонами, — обрамляли лицо с идеальными, кукольными чертами. Большие, бездонные глаза цвета лаванды смотрели на Серафину с дружелюбным, живым интересом, а зраки и вовсе были в форме искорок, что смотрелось не странно, а даже… Загадочно. От нее исходил сильный цветочный аромат, щекочущий ноздри, — смесь фиалки, фрезии и чего-то неузнаваемо сладкого, напоминающего воздушный зефир.

- Доброе утро — голос у девушки был таким же приятным и мелодичным, как и её внешность. Чем могу помочь? По какому вопросу вы к студсовету?

Серафина растерялась. Она не могла же просто так спросить: «А где тут у вас прячется маленький воришка?» Её мозг лихорадочно искал оправдание.

- Я… я хотела бы… помочь. Студенческому совету. Если, конечно, нужна помощь — выпалила она, сама удивившись своей выдумке.

Девушка с сиреневыми кудрями одарила её такой тёплой, искренней, сияющей улыбкой, что Серафина почувствовала себя немного лучше.

- Правда? Это замечательно! Мы всегда рады новым, инициативным людям! Проходи, пожалуйста, не стесняйся. Я как раз собиралась заварить чай, составишь мне компанию?

Она широко распахнула дверь, и Серафина замерла на пороге, поражённая открывшимся зрелищем. Это был не кабинет, а просторный, светлый зал с высоким сводчатым потолком, который поддерживали четыре массивные каменные колонны. Стены, пол и колонны были высечены из того же бледно-серого, отливающего магическим мерцанием камня, что и вся Академия. Прямо напротив входа на возвышении стоял огромный, величественный письменный стол из тёмного, отполированного до зеркального блеска дерева. За ним, от пола до самого потолка, сиял великолепный витраж, изображающий четырёх основателей Академии, облаченных в сияющие мантии. Сводчатый потолок украшали сложные золотые орнаменты и тяжелые люстры в виде сплетенных магических символов, а основания и капители колонн также были отделаны золотом, блестевшим в лучах утреннего солнца.

За главным столом, погружённый в кипу бумаг и свитков, сидел высокий белокурый юноша. Но самое удивительное — за его спиной располагались большие, белоснежные крылья с идеально уложенными перьями, которые он лениво потянул, разминаясь. Его длинные волосы были аккуратно собраны в низкий хвост при помощи шелковой ленты того же сиреневого оттенка, что и волосы у девушки. Рядом с ним, держа в руках стопку бумаг и что-то активно говоря, стоял кентавр. Его каштановая грива была коротко острижена, а взгляд, который он бросил на вошедшую Серафину, был пронзительным, оценивающим, полным подавляющего природного достоинства.

Крылатый юноша поднял голову, услышав шаги. Его взгляд, цвета летнего чистого неба, встретился с взглядом Серафины. Он слегка улыбнулся, и его голос, когда он произнёс: «Добро пожаловать» — был на удивление глубоким, бархатным, томным — таким, с которым можно было бы читать стихи или петь в опере. Кентавр лишь молча, с подчеркнутым уважением кивнул ей, после чего оба вернулись к обсуждению какого-то развернутого на столе документа.

По бокам от центрального стояли другие столы, попроще, но такие же заваленные бумагами, свитками и книгами. За одним из них сидела девушка-гном. Её тёмные волосы были собраны в строгий, тугой высокий конский хвост, а на лице застыло выражение крайнего недовольства, злобы и концентрации. Одной рукой она быстро что-то писала острым пером, а другой с невероятной скоростью щёлкала костяшками на деревянных счетах. Напротив не, с невозмутимым видом истинного эльфа, работал чистокровный представитель его расы. Его уши были значительно длиннее, чем у профессора Виктора, а от всей его фигуры веяло прохладной, древней аурой первозданного леса, чего не почувствовать от профессора Виктора. И за соседним столом… сидел орк? Серафина невольно задержала на нём взгляд. Высокий, с зеленоватой кожей и массивными клыками, торчащими из-под нижней губы, с золотой серьгой в ухе, он казался грозным исполином, явившимся с поля боя. Но этот образ рушили изящные очки в тонкой золотой оправе, съехавшие на кончик носа, и его поза — сгорбливавшегоя великана над бумагами, склонив свою мощную голову, отчего его могучее тело казалось меньше, почти жалким. «Полу-орк», — сразу поняла Серафина. Настоящие орки должны быть вдвое выше, под четыре метра ростом.

Никто из них не обратил на неё внимания, настолько все были поглощены своей работой. Лишь за спиной сиреневоволосой девушки Серафина заметила шевеление. Из-за её формы робко выглянула знакомая голубая прядь, а затем и пара больших, светящихся медовым светом глаз. Мальчик. Тот самый.

- Проходи, присаживайся — ласково позвала её девушка, указывая на центр зала, где в неглубокой низине стояли два длинных дивана, обитые мягкой темно-зеленой кожей. Она с изящными, выверенными движениями заварила в красивом фарфоровом чайнике с цветочным узором ароматный чай и поставила его на низкий столик между диванами вместе с двумя изящными чашками. Серафина опустилась на прохладную кожу, чувствуя себя немного не в своей тарелке среди всей этой роскоши и кипучей деятельности.

- Как тебе чай? — спросила девушка, разливая напиток цвета жидкого янтаря. — Мне неловко, я выбрала свой любимый, даже не спросив твоих предпочтений. Он с лепестками василька и капелькой меда солнечных пчёл».

От неё исходила аура нежности, заботы и изящной, уверенной женственности, что Серафиной снова овладело странное чувство. Она была очарована этой девушкой, но в то же время какая-то тёмная, ревнивая мысль кольнула ее сердце. «Вот она, — пронеслось в голове, — идеальная девушка. Утончённая, красивая, уверенная в себе, хозяйственная. Наверное, именно такая понравится Дуану…» Мысль о её друге, второкурснике с зелёным галстуком, заставила её внутренне содрогнуться. «Так, стоп. О чём я вообще думаю?» — также мысленно отругала себя Серафина, чувствуя, как по щекам разливается лёгкий, предательский румянец.

Студсовет и Небесный лабиринт

После того как Деркель и Серафина неохотно разжали свои объятия, в зале воцарилась тишина. Деркель протирал свои глаза, мокрые от слез. Шарлотта, одобрительно улыбавшаяся всей этой сцене, подбежала к президенту, который тоже заметил, что происходит внутри зала. Что-то нашептала ему на ухо и, услышав ответ, улыбнулась и подбежала обратно к Серафине.

— Серафина, позволь представить тебе всех в студсовете! — её голос прозвучал торжественно, нарушая тишину. — Возле витража за большим столом восседает наш крылатый президент из расы Серафимов — Ариэль Лучезарный.

Серафина перевела взгляд на высокую фигуру за главным столом. Ариэль встретил её взгляд своими чистыми, как горный хрусталь, глазами. От него исходило ощущение спокойной, неоспоримой власти и древней мудрости. Насколько хорошо Серафина помнила из лекций, Серафимы — это раса, произошедшая от божьих посланников, что решили остаться на земле и помогать людям в более смертном обличии. Его белоснежные крылья, сложенные за спиной, казались невесомыми.

— Возле него его верный советчик, правая рука, вице-президент Кастор Сильваннус, — продолжила Шарлотта.

Кастор, кентавр, стоявший рядом с Ариэлем, демонстративно выпрямился, и его мощная лошадиная часть, действительно, вызывала восхищение. Каждая мышца была отточена упорными тренировками, а в его взгляде читалась преданность и готовность к действию.

— Наш бухгалтер, девушка-гном Гризельда Дракс. Тема денег ей очень интересна, иногда с этим нужно быть поаккуратней, — хихикнула Шарлотта.

Серафина снова поддалась её чарам. На лекциях истории мифических рас она узнала, что гномы известны за хороший ближний бой, искусные навыки кузнецов и необъяснимую тягу к деньгам. Гризельда, не отрываясь от счетов, лишь кивнула, сверкнув глазами из-под темной челки.

— Далее члены студсовета: возле Гризельды тот великан с зеленоватой кожей — Торг Горгаш. Несмотря на свой размер и внушительность, характер у него очень мягкий. А за столом напротив эльф — Аэрон Эльвенвуд. Он бывает немного заносчивым, но в целом он хороший парень.

Аэрон, услышав это, надменно поднял бровь, но в уголках его губ играла едва заметная улыбка.

И, выдержав паузу, Шарлотта продолжила,

— ...Наконец я — Шарлотта Веспера, и я суккуб...

Весь вид Серафины говорил о том, что она наконец-то что-то поняла и схватила девушку за руки.

— Шарлотта, так вот откуда такой манящий цветочный аромат от тебя! Ты не просто так обворожительна. Хотя не будь ты суккубом, ты все равно невероятна!

— Тебе что... Совсем не противно? — тихо спросила Шарлотта, в ее лавандовых глазах мелькнула тень неуверенности и удивления.

— А должно быть? Какая разница, какая у тебя раса, пол и возраст. Кто там твои родители, к черту всё! Главное — кто ты сама, так ведь? Аха-ха!

В лавандовых глазах Шарлотты промелькнул блеск, и она, опустив голову, приложилась макушкой к плечу Серафины.

— Серафина...

— Да? Да?

— Вот бы мы познакомились с тобой раньше... Хотя нет, я просто должна быть рада, что мы познакомились. Правда. Мы же станем подругами?

— А по-моему, мы уже подруги — сказала Серафина, лучезарно улыбаясь.

Шарлотта мягко улыбнулась, но когда сзади весьма наиграно закашлял президент, она опомнилась.

— Серафина, ну так вот. Мы бы хотели, чтобы ты помогла с патрулем Небесного Лабиринта.

— Небесного Лабиринта? Это... что? — после паузы в кабинете послышался еле сдержанный смешок эльфа.

— Серафина, боюсь спросить... А что ты делала на вступительной церемонии? По-моему, это всё должны были рассказывать на ней.

— Какая ещё церемония? Ааа, эта... — Серафина торчала в это время с Дуаном в своей комнате общежития и весело болтала о чём-то. — Кажется, меня на ней не было...

— Тогда понятно, почему ты этого не знаешь, — вздохнула Шарлотта. — Присаживайся, я сейчас все объясню.

Шарлотта подробно рассказала, что небесный лабиринт, это неизвестного происхождения, порождение из магии, которое буквально парит в воздухе из-за чего получил прилагательное в названии Небесный. Академия была построена ещё до появления лабиринта, говорят что здание академии было построено магами из древности для исследования этого лабиринта. Его нельзя увидеть просто подняв голову с земли, это возможно лишь, тогда, когда сравнишься с ним по высоте.

Вход в лабиринт расположен в самых высоких башнях академии, которые названы в соответствии со сторонами света. Ученики любят называть их небесными пиками.

Сам лабиринт представляет из себя многоуровневое подземелье, тянущееся вверх, с коридорами вымощенными камнем. В Небесном лабиринте также водятся и магозвери порожденные отрицательными чувствами граждан города, которые поглощает лабиринт. На нижних, то есть начальных этажах, расположены клубные комнаты. Именно эту местность и предстоит патрулировать. Некоторые монстры с верхних этажей могут перебраться и на нижние, поэтому от всех них старается избавляться студсовет. Хотя это нововведение возникло только в этом году по приказу директора. Раньше эти занимались студенты, которые в чем-то провинились, но эти бунтари в прошлом году устроили бойкот, из-за ранения одного из них. Но скорее всего это было лишь предлогом, ведь отмыть метла для полета в пристройке школы намного быстрее и безопаснее, особенно когда среди вас есть Наги, Русалы, Мерфолки или Серпетиды отлично владеющие своей родовой водной магией.