ВИКТОРИЯ
— Ты уверена, что этот мужик поможет? — расправляю перед зеркалом подол платья-трапеции цвета какао, зажав плечом мобильник у уха.
Смотрится миленько: до середины бедра, с коротким рукавом, без лишних деталей. Туфли на платформе в тон верха к месту. Блеск добавляет объема губам. Помада бы выглядела вульгарно, а я этого не люблю.
Прилизываю ладонями волосы и без того идеально уложенные в хвост на затылке.
— Я тебе говорю, если кто-то и может разрулить ситуацию, то Ленский, — убеждает меня подруга.
Мы с Людкой Земцовой с пятого класса не разлей вода. Обожаю ее семью. Мировая мама, по определению больше подружка. Отец суперский. В Министерстве культуры первым замом работает. Вечно шутит, поддерживает. Даже когда подруга реально тупит, родитель успокаивает и хвалит. А я… завидую до жалобного писка в груди.
В моей семье все иначе. Мама — домохозяйка, помешанная на себе и мнении окружающих. Отец, дипломат, чрезвычайный и полномочный посол в Великобритании, для которого существует только карьерная лестница.
В отражении зеркала ловлю свою досадную улыбку и вздыхаю.
Ну, на фиг! Не хочу думать о грустном. Проблема у меня не с семьей. К такой жизни привыкла. Есть кое-что посерьезней чувств недолюбленного ребенка.
— Ты только не забудь предупредить, что я приеду, — напоминаю, вешая на плечо сумку-клатч на тонком ремешке.
— Будет сделано. Ты там поскромнее будь. Ему по барабану на статус, — предупреждает Люся.
— А я и не собиралась демонстрировать статус, — закатываю глаза, выражая скепсис. — Я живу с одним — красотка! А еще… идиотка. Вляпалась же в историю…
Пытаясь разлучить Голицына и Полянскую, представить не могла, что попаду в поле зрения похотливого ректора универа. Пока строила козни и сочиняла небылицы, где Елизавета Андреевна домогалась студента, Лобанов решил шантажом всунуть в меня член.
М-да…
Думать об этом без тошноты не получается. И ведь Влад, тот самый ректор, прекрасно знал, что я вкрашилась в Демьяна.
Хотя уже не уверена, что это была любовь. Как-то в одночасье отпустило, когда увидела бывшего с Лизой. Они шли из торгового центра к машине, счастливые до умилительных взглядов прохожих. Странно, но я не завидовала, а ведь это мое перманентное чувство. Лишь улыбалась, глядя на них, радовалась, словно не я пыталась разорвать их связь.
Вот и аукнулось…
Почему у меня сразу мозг не включился? Бегала за Демой, несла хрень разную, сочиняла на ходу. А на чужом несчастье, как известно, своего счастья не построишь. Или это все оправдания… Полстраны сколачивает не только счастье, но и капитал за счет других и ничего. Живут и радуются.
Ой, понесло тебя, Виктория Батьковна…
Бросаю еще один взгляд в зеркало. Кручусь из стороны в сторону. Красотка. Открываю сумочку, проверяю наличку. На месте. Не знаю, сколько запросит крутой перец за услугу, но на всякий случай беру пару тысяч евро. В конце концов, не попрошу же убивать Лобанова. Вряд ли ценник больше зарядит.
— Все. Я поехала.
Бросаю телефон в клатч и поправляю на правом запястье браслет часов с белыми фианитами. Сажусь в “Жука”, настраиваю навигатор, задавая адрес клуба “Скай”.
— Вперед, Жужа, — обращаюсь ласково к белому «Фольксвагену», открывая ворота с пульта.
Люблю свою тачку. Маленькая машина успокаивает ровным урчанием движка и шуршанием колес по асфальтированному покрытию дороги. Это единственный дорогой подарок родителей. Доказательство их своеобразной любви. Авто стало неким залогом, что предкам не плевать на меня и мои желания. Всегда на праздники я получала: курсы, репетиторов, книги по истории и экономике. Один раз, правда, были цветы. Очень неожиданно. Так что, я сделала гербарий, а потом закладки.
Когда мне исполнилось восемнадцать, я чуть ли не на коленях умоляла купить мне авто. И меня услышали! Теперь “Жучок” моя отдушина. Когда грустно, плохо и некуда пойти, забираюсь в него, включаю музыку и сижу. Или еду кататься, посмотреть на воду, мост, цветы… Да на что угодно!
Вот такой железный дружок или подружка, не определилась.
Добираюсь относительно быстро, часа не прошло. Бросаю тачку на парковке, еще раз осмотрев себя придирчиво в зеркало. Скалюсь, обнажая идеально ровные зубы. Порядок, нигде пучок салата не застрял. Но ментоловую жвачку на всякий случай в рот пихаю.
На улице пекло. После прохладного салона, контраст нереальный. Для комфорта в одежде подошло бы бикини, а для антуража — море.
На входе в разгульную обитель выплевываю резинку в урну и поправляю по бокам платье. Минуя светлый холл, прохожу по арочному широкому коридору в основной зал. Меня, естественно, никто не тормозит. Еще бы. Шмотки брендовые, на лице улыбка превосходства. Нос вздернут повыше. Походка от бедра. Только ладони потеют и пальцы ломит от напряжения.
Страшно до ужаса.
Нет, я верю Люське. Она бы никогда не отправила меня на заклание. Только не представляю, как объяснять неизвестному мужику проблему. Типа... меня хочет трахнуть ректор универа, потому что считает виноватой во всех грехах? Или потому что я лезла туда, куда не следует?
Трындец! Это даже звучит по-идиотски.
— Добрый день, — приятная девушка в белой блузке, черной узкой юбке до колен и именем “Оксана” на бейдже, излучает дружелюбие, перекрывая путь. — Желаете провести время за столиком или за барной стойкой?
— Здравствуйте. У меня… Я хотела бы встретиться с Юрием Власовичем, — прокашливаюсь, беру себя в руки, вытянув шею.
Тушеваться не намерена. Вот еще. Кто платит, тот и музыку заказывает! А тут банкую я!
— Подождите здесь, — вежливо улыбается администратор. — Можете пройти к бару. У нас огромный выбор прохладительных напитков на любой вкус.
— Благодарю, — прерываю разговор заученным способом: окидываю девушку еще одним мимолетным взглядом и гордо смотрю в сторону.
Главное — держать марку. Я не Света-с-сельсовета. И как известно, люди определенного круга охотнее общаются с себе подобными. Пусть челядь гнет спину перед каждым сотрудником на побегушках, а я не намерена.
ВИКТОРИЯ
Настроение – отстой. Хочется испортить его кому-то в отместку. Не вижу причин отказывать себе в удовольствии.
Звоню отцу.
— Вика? — еще бы фамилию уточнил.
— Привет. Кинь мне на карту денег, — сбавляю обороты кондея, а то до соплей пробирает.
— Опять? Позавчера же отправлял.
— И че? — сигналю водятлу, подрезавшему меня на светофоре. Урод! — Потратила.
— Двести тысяч за два дня?! — слышу, вскипает как чайник. — Выйдешь замуж за миллионера, тогда и сори деньгами!
— Я как раз в активном поиске, — злю его еще больше, он же следит за своей репутацией. — Надо выглядеть соответствующе. Ты же не хочешь, чтобы потом все говорили, что у тебя дочь одевается как лохушка?
На другом конце раздается тяжелый вздох. Сдается. А я знаю, на что давить.
— Диплом где? — начинает старую песню о главном.
— Секретарь в деканате заболела, а ключи от сейфа только у нее. Сказали через пару дней заехать, — несу очередную ложь.
— Вика, через неделю у тебя вылет в Лондон. Тянуть больше нельзя. Без документов за границей тебе делать нечего. Давай я свяжусь с ректором и улажу вопрос?
— Я сама. Дай мне научиться самостоятельно решать проблемы! — от слова “ректор” у меня желудок скручивает. — Деньги кинь.
— Сколько?
— Сотку давай, — барабаню по рулю пальцами, пялясь на красный сигнал светофора.
— Хорошо. Жду диплом. И напоминаю: один прокол и ты останешься дома. Никакой Великобритании. Понятно? — чеканит привычно как подчиненному, а не дочери.
— Яволь, майн фюрер… — бурчу под нос и отключаюсь.
Через пару минут от банка приходит сообщение о зачислении средств. Откупные получены. А настроение все равно не улучшается.
В торговый центр захожу с прямой спиной и высоко задранным фейсом. Поправляю солнцезащитные очки “Gucci” на переносице, кладу ладонь на сумочку “Valentino” и направляюсь в бутик нижнего белья.
Скоро шкаф треснет от лифчиков с трусами.
Беру комплект домашней одежды лавандового цвета. Ничего особенного: шорты и майка. Мне не нравится, но из вредности покупаю. Заглядываю в ювелирку на первом этаже и залипаю на сережках для пирсинга.
Может проколоть пупок? Интересно, больно?
— Вика? — раздается за спиной смутно знакомый голос.
Разворачиваюсь и попадаю на довольные взгляды теперь уже бывших одногруппниц. Девки будут еще пятый курс пыхтеть под надзирательством Лобанова, а я вот-вот свалю из этой страны.
Насмешливо приподнимаю бровь, окидывая куриц с ног до головы.
— Привет, — более чем радушно улыбается Кристина. — Прекрасно выглядишь.
— Ну, привет, — приподнимаю окуляры линзами на темечко. — А у вас смотрю, вкус так и не появился. Ленок, ты в розовом цвете как свиноматка.
Морщусь для эффекта, с удовольствием наблюдая, как пыхтит от обиды Рогожкина. Она на втором курсе крутилась около Марата, друга Демы. Пела ребятам гадости про меня: выскочка, стерва…
Ну, получай! Заслужила.
Правды ради, я ее два года гнобила.
— Ладно ты… не начинай, — примирительно смотрит на меня Крис. — Я же знаю, что ты не такая.
— До хера вас таких знающих, — принимаю вальяжную позу, перенеся вес на одну ногу. — Вам, девочки, точно этот торговый центр по карману?
Делаю контрольный удар, ведь достаток у всех троих чуть выше среднего.
— А тебе? — выплевывает в меня Наташа Кузьмина. Всегда молчаливая, а тут прорвало. Даже интересно. — Легко тратить родительские деньги. Сама-то хоть копейку заработала? Вряд ли. Но как была сукой, так и осталась. Повезло Голицыну отделаться от такой…
Глядит на меня с презрением.
— Какой? — чеканю ледяным тоном.
— Поверхностной, избалованной дуры, считающей что ей все должны, — шарашит без опаски.
— Зато ноги и сиськи красивые, не то что у тебя, овца, — ухмыляюсь, опускаю очки и, специально врезавшись плечом в Кузьмину, покидаю магазин.
Легче, Вик? Нет. До слез обидно.
Нравится выглядеть в глазах других тварью? Да. Пусть так, чем жалостливые взгляды. И хоть это чувство ко мне никто, кроме Люськи, не испытывает, но я закрываюсь от людей на подсознательном уровне. Потому что доброе отношение может причинять нестерпимую боль, после которой выворачивает наизнанку до желания сброситься с моста или перерезать вены.
Закидываю на заднее сиденье шмотки и уезжаю в направлении дома. И раз уж вспомнила о Марате…
— Привет, спортсмен! — улыбаюсь, услышав голос парня.
— Ого! Удивила, — искренние нотки в голосе подкупают. Мы с ним иногда общаемся подолгу, но всегда на расстоянии. Надо было его выбирать, среди баскетболистов, а не Демьяна. — Ты по делу или поболтать?
— А у тебя есть время, Миронов?
— Для тебя найду. Посидим в кафе? — смеется, погружая меня в воспоминания.
Скоро будет два года, как он с друзьями окончил универ, я тогда второй курс осваивала. Всякое случалось в их компании, но Марат никогда меня не обижал.
— Не до кафе сейчас, но у меня к тебе дело.
— Внемлю.
Ого, слово-то какое надыбал!
— Помнишь, в прошлом году твоя мама привозила мне эксклюзивную коллекцию платьев из Италии?
— Естественно. После твоего дефиле я еще месяц мучался обильным слюноотделением.
Смеюсь, качая головой. Вот же, бесовский атакер.
— Хочу новую коллекцию. Получится устроить? — прикидываю, как у отца лицо красными пятнами пойдет от затрат.
— Когда же ты закажешь нижнее белье, Темникова?
— Э, нет, друг мой. Стринги я покупаю в России. В них жопа дышит, а цветочки на принте круглогодично напоминают о лете.
— Стерва! Но с тряпками организую. Мать как раз уехала на фабрику.
— Обожаю тебя, спортсмен, — говорю искренне.
Среди своих друзей Марат самый честный. Вспыльчивый, конечно, как многие парни его достатка, но хороший. Несмотря на разгульный образ жизни и спорт, закончил с отличием универ. Архитектор-дизайнер в третьем поколении по линии отца. Мать держит сеть магазинов модной одежды.
ВИКТОРИЯ
Скидываю туфли, с блаженством прикрывая глаза. Люблю каблуки, но в жару хочется послать все к черту и влезть в самые простые сланцы на ровной подошве.
Не торопясь, поднимаюсь с пакетами на второй этаж. С напряжением жду маминых нравоучений. Без них ни один мой приезд домой не обходится. Лучшее время — ночь. Могу без упреков и нотаций существовать.
Стопа касается верхней ступени и за спиной раздается недовольное:
— Опять шопилась?
Застываю на месте. Лучше выслушать и переждать, чем наблюдать ее на пороге моей комнаты.
— Хочешь тоже? Позвони… Петеньке, — передразниваю ее интонации, когда она к отцу обращается.
— Как ты со мной разговариваешь?! — повышает голос.
— Так же, как ты меня воспитываешь? — хмыкнув, оглядываюсь через плечо. — Или заботишься? Выбирай, что нравится.
— Больше ни копейки не получишь, неблагодарная дрянь, — шипит змеей.
Ненавидит меня. Хотела бы и я, но внутри меня сопротивляется наивная идиотка, веря во что-то мифическое.
Притворно-задумчиво бью себя указательным пальцем по подбородку, а потом отвечаю со скучающим видом:
— Придется просить покровительства у Фархатова. Он такой… душка.
— Вика! — цыкает мать. — Убирайся к себе, чтоб я тебя не видела.
Вот спасибо! Наконец-то!
Закрываю за собой дверь и приваливаюсь к ней спиной. Стою некоторое время, закрыв глаза. В груди печет, а под веками выступает влага. Каждый день одно и то же, а я все не могу привыкнуть.
Откуда в детях слепая вера в родителей?
Как-то я смотрела передачу про детский дом. Измученные, побитые, голодные и брошенные малыши рассказывали о своей жизни. Кого-то избивали, кто-то сидел на цепи, многие голодали сутками, скитались по улицам, грелись зимой в теплотрассах, но каждый из них… каждый! ждал своих родителей. Верил в лучшее, надеялся на любовь, внимание, ласку и счастье.
Может, с прививкой в младенчестве сыворотку какую-то вводят? Потому что я, взрослая девушка, прожившая под одной крышей с предками без малого двадцать один год, все еще жду от них невозможного. В моем случае… чуда, ибо сделанного не исправить.
Вечер проходит тоскливо. Очередной раз с ужасом понимаю, что без диплома я не смогу уехать в Лондон. А значит, не вырвусь из мрачного замкнутого мира. Не изменю жизнь к лучшему.
Пару лет назад я приняла твердое решение покинуть страну и не возвращаться. Только с нашим образованием за границей делать нечего. А работать прачкой или официанткой — не тот уровень достатка, прежде всего. Так что, когда нашелся выход, я уцепилась за него, считая часы до отъезда.
Отец предложил закончить четыре курса универа – на бакалавра. Дальше поехать в Великобританию и уже там пройти тестирование, пересдать нужные дисциплины и, отучившись два года, — вместо одного здесь, — получить диплом международного образца. Учебное заведение выбрали с нужной аккредитацией и уклоном на иностранный язык. Если и есть еще какие-то подводные камни, то мне о них не известно. Все решает отец.
Валяясь в кровати, просматриваю ленту в соцсети, умышленно пропуская философские и грустные посты. Уделяю внимание только веселым видео и смешным изречениям. Так и вырубаюсь полная надежды добиться завтра встречи с Ленским. А под настойчивую мелодию “Kick Me” Plus One открываю утром глаза.
Люська звонит. Я на нее ставлю своих фаворитов.
Потягиваюсь с улыбкой, задрав руки над головой. Солнечные зайчики прыгают по глазам и носу, вызывая желание чихнуть. Тонкий тюль раздувается как парус от сквозняка. Голубое небо красуется без пушистого манто из облаков.
— Мне глясе и круассан с вишней, — перекатываюсь набок.
— Заказ принят, — смеется подруга. — Жду через час в парке на Семеновской. Через три у меня экзекуция в салоне красоты.
— Сочувствую, — поднимаюсь с кровати, почесывая затылок. — Буду.
Втыкаю наушники. Врубаю на всю любимый плейлист и скрываюсь в ванной.
Из дома выхожу в обтягивающей белой футболке и короткой юбке-фонарике нюдового цвета на широком поясе. На ногах бежевые босоножки на шпильке с ремешками до половины икры. Волосы собраны на макушке в хвост. Мейкап минимален: тушь и розовая помада.
Через тридцать минут уже мчу по проспекту к парку, подпевая хитам.
На парковке ставлю тачку на сигнализацию и дефилирую к кафешке у прогулочной зоны. На похотливые взгляды проходящих мимо мужиков не обращаю внимание. Мои глаза смотрят строго вперед, а в ушах продолжает будоражить кровь классная музыка.
— Бессердечная! — угорает Люся, встречая меня на веранде. — У сильного пола шеи поскручивались.
Фыркаю, махнув рукой.
— Я не теряю надежды поработить твоего силовика. Если на днях у меня не будет диплома, то все мои планы рухнут, оглушительно вдарив по мечтам свалить за бугор, — просматриваю меню, а официант приносит мне ровно то, что я заказала в шутку по телефону.
— Приятного жопонаращивания, — стебет подруга на мой немой вопрос.
— Гадю-ю-юка, — растягиваю слово, но с самым милым видом подношу к губам трубочку и втягиваю холодный сладкий напиток.
— Стараюсь соответствовать, — гордо выпячивает грудь с надписью на футболке: “Целовать можно. Трогать нельзя”.
За соседний столик присаживается компания из четырех парней. Обычные. По шмоткам середнячок, но стрижки вполне в тренде. Не качки, а один и вовсе любитель углеводов.
Мажу по ним взглядом. Их заинтересованность отчетливо читается, но не подкатывают Фаберже сразу. Только это не надолго. Все они одинаковы, и все с одной целью.
— Как думаешь, может, рванем за город на пару дней… — Люська смахивает пальцем сообщения в мобильнике, продолжая говорить со мной.
— Как дела? — раздается справа, от того столика с парнями. Самый смелый, видимо, активизировался.
— Отлично, — включает режим флиртуньи подруга.
— Не хотите познакомиться с хорошими ребятами? — темноволосый Ромео в темно-синей футболке зачесывает пятерней назад волосы, красуясь широкой улыбкой.
ЮРИЙ
Встаю у внутреннего панорамного окна, засунув руки в карманы брюк, и смотрю на посетителей клуба со второго этажа ВИП-зоны. Из зала меня не видно из-за специально напыления на стекле.
Вакханалия начнется после полуночи, а пока все чинно, мирно сидят за столиками и беседуют.
Славик, бармен, опять треплется с официанткой. Я ему точно яйца откручу или уволю на хер. Двух сотрудниц потерял из-за его неуемного либидо. Хотя пацан молодой, понимаю.
Медленно скольжу взглядом по пространству. Интерьер за последние полтора года поднадоел. Надо заменить глянец на матовый. Графитовый цвет идеально впишется, а ярко-синий даст ряби в глаза.
Зажимаю переносицу и зажмуриваюсь. Устал. За последние трое суток спал не больше пяти часов и то в тачке.
— Юрий Власович, — бесшумно появляется администратор. — Там опять пришла та девушка. Что ей сказать?
Интуитивно выцепляю из всех посетителей настойчивую гостью. Стоит рядом с охранником, гордо вздернув острый подбородок. Типичная избалованная фифа. Такие сюда пачками ходят в поисках развлечений. По внутреннему миру и сути — ноль, а гонора — как у датской королевы. Внешне, конечно, хороша. Темноволосая, фигуристая, ноги от ушей. Не размалеванная на манер индейцев, вкус есть. Голубое платье выше колен с тонким черным ремешком на талии ей идет, смягчает мажористость.
— Скажи, что я занят. Пусть приходит завтра, — отлипаю от окна и валюсь в кресло, устроив руки на подлокотники.
— Вы ее пятый день просите прийти завтра, — с сочувствующими нотками в голосе напоминает Ксю.
— И? — тянусь за стаканом с виски.
— Может, сказать, чтобы не приходила больше? — пожимает плечами.
— Может, мне тебе должность изменить, а? Будешь “голосом совести”. Вали на рабочее место! — рявкаю, откидываясь на спинку.
Администратор вздрагивает и тянется к дверной ручке.
— Простите…
Веки слипаются. Буквально чувствую, как проваливаюсь в сон. Надо выспаться, пока не покусал всех.
— Короче, адрес на Антоновской пустышка, — басит с порога Бугай, а по паспорту Ефремов Никита. — Хворост целое представление устроил, прикидываясь отмороженным ебанько. Старуха дверь открыла и чуть инфаркт не словила, глядя на его рожу.
— Пошел ты, — толкает Ника сзади Костя Хворостовский. — Я чуть не оглох от ее крика: “Помогите!”
Тру лицо ладонями, прогоняя сонливость, отлипаю корпусом от кресла и облокачиваюсь на широко расставленные колени.
— Извинились? — спрашиваю, сдерживая раздражение.
Знаю я их представления. Напугали пожилого человека до усрачки. Костян не зря свое погоняло заработал. У него все на верхней точке эмоциональности. Вспыхивает за секунды: будь то новый образ или разборки. На заданиях приходится друга тормозить, чтобы не сгорел дотла, под пули лезет бездумно. Но он тот, кому доверишь прикрывать спину. Надежный. Впрочем, как и Бугай. У Ника только характер поспокойнее и рассудительности больше.
— Конечно! — праведно возмущается Хворост. — Я ей даже ручку лобызнул. Расшаркивался ковром у ног, челом бил и все по списку...
— … пока я нашатырем у ее носа махал, — буркнул Ник.
— Ясно, — со вздохом поднимаюсь с места, поправляя брючины на коленях. — Пойду посплю. Присмотрите тут. Бугай, созвонись с полковником, скажи, что его агентура хуево работает.
Ухожу в комнату отдыха и валюсь на кожаный диван, сунув под голову руки.
В такие моменты рад, что выбрал клуб десять лет назад, а не магазин или туристическое агентство. Да иначе и быть не могло. В то время все мысли крутились около веселых тусовок, баб и пьянок. Тестостерон бушевал и мы, малолетние придурки, с ним. Такую дичь творили, что вспоминать страшно. Ни один вечер не проходил без мордобоя, оргий и травки. Отец не раз вытаскивал нас с пацанами из ментовки и отмазывал, когда грозил срок. Выкупал, вбивал в наши шальные головы правильные мысли, только мы нихера не слышали. Вседозволенность и молодость пьянили сильнее алкоголя.
Хворост в то время даже умудрился ножевое схлопотать, когда на парковое быдло нарвался. Друг тогда самым адекватным был, не то что я и Бугай. Веселый. Драться почти не умел. Так, махнет граблями пару раз, лягнет копытом. Зачем полез против пятерых — хуй знает. Но отделали его тогда мощно. Батя все связи поднял, чтобы найти обидчиков. А через две недели отца и матери не стало. Попали под криминальные разборки в одном из крутых ресторанов города. Две шальные пули унесли самых близких мне людей.
Вот такая, блять, судьба.
Все знали, кто это сделал, но никто не призвал уродов к ответу. Слишком высокого полета оказались упыри. Вот тогда во мне что-то сломалось. Ушел в армию, а вместе со мной друзья. А дальше контракт и спецназ. Так что, спустя шесть лет я кинул вызов тем, кого все опасались.
И выиграл.
За последние четыре года мы с мужиками оказались теми, кому боятся переходить дорогу. Не беспредельщики, но — закон. Неважно кто перед нами, если мы одеты в черную одежду специального отряда быстрого реагирования. Каждый заслуживший наказание – будет наказан.
Спи, мать твою, Форсети! И Фемиду с Немезидой угомони…
Сейчас важный вопрос, как нам в третий раз не выезжать по тревоге по ложному следу. Сына Князева, владельца корпорации по разработке программного обеспечения для оборонки страны, похитили шесть дней назад. Из зацепок только непонятные адреса от информаторов. Ноль, одним словом. Пацану всего двенадцать лет, если не поспешим, то…
Отставить подобные мысли! Найдем! Город перевернем, но выловим гастролеров. Местные на такое не отважились бы. Знают, в какой лесополосе потом по ним поминки справлять будут.
Перед глазами всплывает девица, что пытается пробиться на аудиенцию. Вот какие у нее могут быть проблемы? Бойфренд маникюр не оценил? Или парикмахерша не тем лаком царственные волосы побрызгала? Может, чувство собственной значимости задели? Прожигатели жизни, сука. Настоящих проблем не видели.
ВИКА
Почти неделю катаюсь в это проклятое место, а ответ один: “Приезжайте завтра”. Издевается и не скрывает. Обидно. Дорогу ему с пустыми ведрами не переходила, черных кошек не подкидывала, а закулисная насмешка ощущается отчетливо.
Понимаю, что дошла до точки кипения. Сегодня приехала с одной целью: высказать наболевшее в лицо Ленского и больше никогда в этом месте не появляться. Идет он лесом, хозяин судеб! У меня тоже есть… гордость. Проснулась поздно, но лучше так, чем никогда.
— Извините… — затягивает привычную песню администратор Оксана и я взрываюсь.
Помещения, куда сотрудница шаркает как дворецкий, хорошо видны от входа, так что пару дверей, где обитает этот неуловимый Юрий Власович успела выучить.
Решительным шагом огибаю девушку и поднимаюсь на второй этаж. Оксана семенит рядом и пытается остановить, хватая за широкий рукав платья.
— Конечности уберите! — надменно стряхиваю с себя чужие пальцы и, толкнув первую дверь, вваливаюсь внутрь. — Кто из вас Ленский?
Гляжу на двух мужиков бандитской наружности. Один здоровый как шкаф… с антресолью. С короткими русыми волосами, голубыми глазами и волевым подбородком. Симпатичный. Второй же более компактный, чуть ниже товарища. Темноволосый, стильная стрижка, глаза фиг поймешь: светлые, но не голубые и не зеленые, что-то между. Взгляд лукавый, дерзкий. На вид обоим лет тридцать, может, чуть больше.
— А говорил, спать пошел, — хмыкает амбал. — Комната напротив, куколка.
Вылетаю, стараясь не думать, за кого меня приняли. Оксана встает перед нужной дверью, буквально падая грудью на амбразуру.
— Вам туда нельзя! — пытается вразумить. — Приходите завтра.
— Никаких больше завтраков!
Толкаю сотрудницу клуба в сторону и влетаю в комнату.
Легкий полумрак чуть сбивает настрой. Глаза не сразу привыкают к световому перепаду. Делаю глубокий вдох, а за моей спиной появляется администратор. Она щелкает выключателем и сразу начинает оправдываться:
— Юрий Власович, я ее не пускала, но…
— Иди, — хриплый спокойный голос бьет по нервам. В теле появляется мелкая дрожь, так бывает, когда стоишь под басами рядом с колонками.
Оставшись наедине с тем самым Ленским, теряюсь. Я ожидала увидеть седого мужика, напоминающего вора в законе, как в фильмах. Передо мной же вальяжно сидит на диване до безобразия красивый мужик: черноволосый, с цепким, колючим взглядом в серых глазах, ровным носом, брутальной небритостью на щеках, четко очерченными, мягкими на вид, губами.
Чем дольше скольжу по нему взглядом, тем сильнее тушуюсь, жалея о необдуманных действиях.
Острый кадык лениво двигается на мощной мужской шее. Расстегнутая на три верхних пуговицы рубашка натягивается от вдоха, демонстрируя накаченное, рельефное тело. Цепляюсь зрительно за темную поросль волос на широкой груди и хвостики вензелей скрытой татуировки.
— Я… хотела сказать... — отмираю, сильнее сжимая сумку в руках.
— Рот закрой, — ровным тоном осаживает Юрий Власович, потирая пальцами виски.
Кислород запинается в трахеи, кашляю, подавившись остатком фразы.
— Красивая, — тянет с ухмылкой, обводя языком идеальный клык.
Медленно ощупывает меня взглядом от глаз и ниже. Губы пересыхают за секунду от прожигающего внимания. Краска разливается, следуя за зрительным раздражителем по шее, груди, животу, бедрам… От бесцеремонного разглядывания напрягаюсь, с ужасом понимая, что тело реагирует совершенно неправильно, будто впадает в хаос. Он, хмыкнув, подается назад и смотрит на мои коленки, лодыжки и… туфли.
Черт возьми, будто кобылицу перед покупкой оценивает! Но больше беспокоит вопрос: что со мной происходит?!
— Пошла вон, — скучающим тоном выдает и переключает внимание на часы, на правом запястье.
— Что, простите? — до меня не сразу доходит посыл.
Продолжаю стоять, мысленно перебирая варианты оговорки. Может, я от волнения не так расслышала? Я же пришла за услугой и готова заплатить…
— Прощаю. На первый раз. А теперь, пошла вон, — сощуренные глаза уже не кажутся мне красивыми. В них предупреждение и… пресыщенность.
Вдоль позвоночника проходит ледяная волна паники.
— Вы… — веки обжигает предательскими слезами, сглатываю обиду, сдавившую голосовые связки. — К черту… вашу помощь!
Выкрикиваю и выбегаю за дверь, зажимая рот ладонью. Несусь со второго этажа не разбирая дороги. Со всей силы толкаю массивную дверь клуба и выпадаю на улицу. Сделав пару шагов, приваливаюсь спиной к шершавой стене и позволяю слезам скатиться по щекам.
Самодур проклятый!
Гад!
Скотина!
Не знаю, что мне теперь делать. Через пару дней вылет, а у меня нет на руках диплома. Две недели кормлю завтраками отца. Вру. Изворачиваюсь, придумывая самые нелепые объяснения. Может сказать правду? Пожаловаться на ректора и его гадкое предложение?
Несколько раз бьюсь затылком о бетон. Смахиваю слезы ребром ладони.
Надо успокоиться.
Дурацкая была идея искать помощи у незнакомого человека. Но Люська заверила, что Ленский Юрий Власович — стопроцентная гарантия успеха, а ректор, Лобанов Владислав Тимофеевич, еще в ногах прощения просить будет.
В итоге имеем: меня в слезах с единственным мерзким выходом из ситуации. Трындец… Полный писец! Не хочу я спать с Владом, даже за диплом!
Поправляю волосы, убирая пряди за спину. Вскидываю подбородок, озираясь вокруг. Нехрен расклеиваться. Позвоню Лобанову и пригрожу ему отцом. Он у меня не какой-то трудяга, не зря же работает дипломатом в Великобритании. Связи есть. И если козел, а по совместительству — профессор, не хочет потерять насиженное место, то быстро смекнет, что к чему.
Почему я раньше об этом не додумалась? Идиотка!
Сажусь в свой маленький “Жук” и смотрюсь в зеркало заднего вида. Убираю следы туши под глазами, наношу блеск на губы. Вот так-то!
Достаю телефон и решительно набираю Владислава Тимофеевича. Устанавливаю зрительный контакт со своим отражением. Вытираю нос двумя пальцами, готовясь к триумфу.