Маленькая хозяйка большой фабрики

Пролог

— Да уж, не Париж, но тоже сойдёт, — буркнула я, глядя на свою неунывающая подругу Ольгу, которой было всё равно куда ехать, лишь бы подальше от Москвы.

Сама же то и дело вспоминала, как начальник “прокатил” меня с командировкой во Францию и выбрал более компетентную сотрудницу: обладательницу бюста четвертого размера секретаршу Лерочку.

Меня, тем временем, отправили в принудительный отпуск на неделю, чтобы не возмущалась, пока оформляют билеты и готовят документацию на презентацию по моему, на минуточку, проекту.

И вот я в замечательном городке под названием Коломна, хожу по неплохо сохранившимся развалинам местного кремля и вздыхаю об упущенной возможности. Кусаю губы, вновь и вновь воспроизводя в памяти тот вечер, когда отказала шефу и заявила, что “я не такая” и работу с личной жизнью не путаю.

Может, нужно было согласиться? Всё равно одна. С парнем рассталась больше года назад, а новые отношения из-за работы строить было просто некогда. Теперь ни того, ни другого. Проект, над который я корпела всё это время, поедет представлять партнёрам блондиночка Лера, нанятая неделю назад, а я… в Коломне.

Рядом вьётся Ольга, которой всё нравится и везде интересно! Ну хоть кто-то в этой ситуации радуется, как ребенок. Мне бы последовать её примеру, но из головы не шёл образ секретутки с моими наработками в руках на презентации, которую должна была представить я! Конечно! Красотка с большими… глазами куда больше подходит на роль представителя фирмы, нежели низкорослая, худосочная, замкнутая брюнетка в очках и с заниженной самооценкой.

— Ну ты чего скисла? Такая красота вокруг, а ты хмурая! — подбежала ко мне подруга. — Я читала, что тут есть классный музей сладостей. Пастила там, смоква, ещё какая-то сахарная дребедень. Пошли сходим? Может повеселеешь.

Ольга так активно при этом жестикулировала, изображая чаепитие, и искренне улыбалась, что я не стала перечить. Лучшая подруга всё же. Знает меня, как облупленную. Что что, а сладости — это моё всё. Никогда не могла отказать себе в этом удовольствии. Шоколад, зефир, конфеты, мммм! А вот пастилу последний раз пробовала в глубоком детстве.

— А идём! — повеселела я, следуя за моей гиперактивной позитивной подругой.

Музейная фабрика пастилы нашлась на Полянской улице. Пара одноэтажных приземистых зданий, не только оформленных под старину, но и впрямь довольно ветхих сразу напомнили о том, что мы не в столице, а в самой что ни наесть провинции и исторической части городка с богатым прошлым.

— Доброго дня. Вы на экскурсию? — поинтересовалась у нас женщина на кассе, одетая в приталенное тёмно-зеленое бархатное платье с оборками.

Совсем не по современной моде. Она больше походила на актрису какого-то спектакля в историческом костюме, но при этом наряд настолько ей шёл и здорово сидел, что создавалось впечатление, что работница музея носит его постоянно.

— Да! Нам два билета! — Ольга протянула ей карту, оплачивая через чужеродно-смотрящийся в историческом интерьере терминал.

— Проходите, пожалуйста. Представление начнётся через пять минут. Вы как раз к началу, — улыбнулась нам работница музея, встала со своего места и пригласила в комнату за алой тяжелой занавесью с бахромой.

Мы оказались в некоем подобие прихожей старого деревенского дома. Приглушённый свет от пары светильников, стилизованных под подсвечники, создавал атмосферу загадочности и подогревал любопытство. По правую руку стоял большой кожаный диван, обитый металлическими клёпками, на котором сидело несколько человек — тоже гости музея, ожидающие начала представления.

— Длительность экскурсии около двух часов с перерывом на чаепитие и дегустацию продукции фабрики, — сообщила нам “кассирша” и завесила полог.

Это её нехитрое действие будто отрезало нас от внешнего мира. Осталась только эта комната, атмосфера старины и снедающее всех присутствующих любопытство. Напротив стояло пианино, на деревянном корпусе которого было выгравировано: “Пианинная фабрика Шрёдера 1850 год”.

— Реплика, поди, — заметив мой интерес к инструменту, прокомментировала Оля. — С тех пор до наших дней мало что сохранилось.

— Угу, — согласилась я, разглядывая отчего-то такой знакомый мне интерьер.

Внимание моё привлекла картина на стене. На ней красовалась довольно крупная по тем временам фабрика с большим двором, складами, хранилищами и производственными помещениями, которые все как одно дымили.

“Печи,” — догадалась я.

— Доброго дня, господа работные соискатели, — бархатный бас отвлёк меня от разглядывания производственного комплекса. И не только потому что я не ожидала его услышать, но и потому что показался мне до боли знакомым.

***

В прихожую вошёл представительный мужчина, одетый соответственно эпохе в простую белую рубашку, жилет с блестящими пуговицами, тёмные штаны в тон и кожаные сапоги до колена. На вид ему было около пятидесяти.

— Пришли на фабрику ко мне наниматься? — поинтересовался незнакомец. — Ой, что же это я? Представиться-то забыл. Карп Фомич Чуприков, хозяин сего производства. Честь имею, — мужчина коротко поклонился, а гости фабрики поняли, что представление началось, и заулыбались, кивая в ответ.

Все, кроме меня.

Я стояла, будто к месту пригвожденная. Фамилия, которую назвал “хозяин этого места”, эхом отозвалась в сознании. И не только. Я будто уже не раз слышала её раньше. Но никак не могла вспомнить, где и когда.

Карп Фомич говорил что-то об оплате труда и условиях, на которых он согласен принять нас в работники. Видимо, по сценарию, мы пришли к нему наниматься, и всем это понравилось. Ольга нетерпеливо захлопала в ладоши будто дитё малое.

— Раз пришли, значится желание трудиться имеется. Примите к сведению, что плачу я по 25 копеек в сутки, выходные у нас не предусмотрены, но ежли детки малые или кто захворает, то полагаются отгулы по обстоятельствам, так сказать. Проявившие себя на производстве получают по одному выходному в месяц и премию товаром для собственного потребления. Вопросы будут? Оклад устраивает? — фабрикант так зыркнул на гостей музея, что одна девушка аж икнула от неожиданности и закивала как болванчик.

— А много ли это, 25 копеек-то? — спросил молодой парень, стоявший в самом углу комнаты.

— Так вам решать. Уж поболе чем ничего, — улыбнулся так называемый Чуприков.

— И то правда, — засмеялись гости.

Нужно признать, что харизма у Карпа Фомича была просто неземная. За считанные секунды он смог расположить к себе присутствующих, а те настолько быстро и естественно втянулись в представление, что мне оставалось только удивляться. Ольга не стала исключением. Подруга даже рот разинула, слушая хозяина фабрики.

— Но для начала позвольте показать вам само производство. Увидите всё своими глазами, подумаете да решите, хотите тут трудиться или нет. Всё же в нашем городе не так много мест, куда устроиться так же просто, как к нам. Пройдёмте, — мужчина отодвинул очередной бархатный полог, за которым скрывалась дверь в соседнее помещение, и гости музея, переглядываясь и похихикивая, послушно пошли в указанном направлении.

Задержалась только я. Не без труда оторвала ноги от деревянного скрипучего пола и сделала пару шагов.

— Вам дурно, барышня? — обратился ко мне фабрикант. — Побледнели вы что-то. Может за эскулапом отправить?

Карп Фомич всё ещё стоял в дверях, придерживая полог, чтобы все могли пройти.

— Нет, спасибо, — промямлила я.

— Раз так, то не будем задерживать остальных, — кивнул он на дверь. — Время — деньги, знаете ли.

— Конечно, — кивнула я.

Взгляд зацепился за небольшой отрывной календарь, лежащий на тумбочке возле двери. 15 июля 1865 года гласила надпись на верхнем листке.

Шаг, ещё шаг и мне в глаза ударил яркий свет.

Как оказалась в соседнем помещении, я не поняла. Не помнила и когда успела присесть в удобное кресло напротив рабочего стола Карпа Фомича. Он тоже занял своё место и почему-то смотрел на меня слегка взволнованно.

— Любовь Егоровна, что с вами? — спросил он, а я слегка опешила, ведь представлялся только фабрикант. Мы своих имён не называли.

Огляделась. Кабинет оформлен в историческом стиле под стать прихожей, в которой началась наша экскурсия. Обои на стенах, несколько небольших картин, библиотечный шкаф, пара кресел и добротный дубовый рабочий стол. Вот только было во всём этом одно НО! Остальных гостей как ветром сдуло. В помещении находились только я и сам Чуприков.

— А где…— хотела было спросить я, но тут же забыла, что именно меня интересовало.

Внимание привлекла одна незначительная, но довольно важная на мой взгляд деталь. На безымянном пальце у купца был надет перстень с крупным камнем. Но я готова была поклясться, что до того как мы оказались в его кабинете, украшения не было. С тех пор как рассталась с парнем стала то и дело поглядывать на руки мужчин, любопытствуя женаты они или нет. С фабрикантом это вышло как-то само собой. Не в моём он был вкусе, да и староват. Тем не менее, отсутствие перстня я заметила. Теперь же он появился словно из воздуха.

Поёжилась в кресле, но не из-за того, что это меня испугало, а потому что стало как-то неудобно и душно. Словно на мне не моя привычная свободная одежда, а как минимум корсет.

Стоп! Корсет?

Может это и выглядело неприлично, но я принялась осматривать свой наряд, так как мои джинсы и кофта куда-то подевались. Вместо них на мне было надето такое же как на женщине-кассирше, хотя нет, побогаче, платье с рюшками и шнуровкой. Красивое, приятное на ощупь, но очень уж неудобное и тугое. А ещё оно ширшало при каждом моём движение как накрахмаленное или свежевыстиранное и выглаженное до идеального состояния. Судя по ощущениям, масса подъюбников этому также немало способствовали.

— Тогда предлагаю продолжить. Время — деньги, — повторил фабрикант, не обращая внимания на моё ёрзанье в кресле напротив. — Стало быть, вы согласны выйти за моего повесу-сына и уговорить своего батюшку передать в моё распоряжение указанные здесь активы в качестве приданого? — мужчина ткнул пальцем в лист бумаги, лежавший перед ним на столе и исписанный сверху донизу.

А у меня внутри всё похолодело. Какие активы? Что за батюшка? Я сирота! За кого замуж? Я на экскурсии или где?

Глава 1 Показалось

— Люб, ты чего? — меня кто-то дёрнул за руку. Ольга. — Как зомби по музею ходишь. Неужели не нравится представление?

Мы сидели в большой гостинной комнате с расставленными по периметру столиками и стульями. Ни в каком не кабинете. Карпа Фомича нигде не было видно, а с гостями беседовала одетая в соответствующее эпохе платье с оборочками миловидная дама в возрасте. Она назвалась управляющей имением и ответственной за приём гостей и чаепития.

— Что-то мне не очень хорошо, — шёпотом сказала подруге, опасливо оглядываясь. — Какие-то провалы в памяти на почве стресса, видимо.

— Сахар в крови, наверное, упал. Надо тебе сладенького. Сейчас как раз чаем с пастилой угощать будут. Глянь, какая красота, — девушка подмигнула мне и указала на небольшую тарелочку с различными видами местного лакомства на нашем столе.

Нам предложили медовую и сахарную пастилу, параллельно рассказывая о разнице в процессах производства, а также о том, какие вкусовые добавки использовали в разное время и что пользовалось спросом.

Несмотря на общий раздрай и странное происшествие, угощение действительно подняло мне настроение. Никогда бы не подумала, что обычная пастила может оказаться такой вкусной. А рассказ о способах её изготовления заинтересовал меня не на шутку. Захотелось даже попросить бумагу и ручку, чтобы законспектировать пару моментов. Но делать я этого, конечно, не стала.

Следом нас проводили на летнюю террасу, где мы своими руками сделали популярные в те времена конфекты, да, да именно -КТЫ, из липкого кусочка смоквы, обваляли его в какао и кокосовой стружке и упаковали в красивую обёртку.

— Я будто снова в детство попала, — призналась подруга, когда представление завершилось.

— Я тоже, — честно призналась я. — но, кажется, не только в него. Подожди-ка меня немного.

Оставив Ольгу дожидаться меня возле торговых рядов с сувенирами и пастилой местного производства, я поспешила к обратно к кассе.

Место сотрудницы музея пустовало. На столе сиротливо стояла табличка “Перерыв на 5 минут”. Делать было нечего, пришлось ждать. А пока мялась с ноги на ногу, принялась разглядывать витрину с симпатичными бумажными коробочками, в которые тогда и сейчас упаковывали местное лакомство.

Смоква, пастила, конфекты —: ассортимент фабрики оказался очень богатым. Оформление упаковки — просто на высоте. Мне ли не оценить? Ведь я являлась специалистом по разработке и дизайну упаковки.

Провела рукой по одной из коробочек. Приятная шершавая бумага под пальцами ощущалась как нечто неземное, а в сочетании с выбитыми на ней выпуклыми надписями и вовсе спровоцировали мурашки по телу. Атласные ленточки, свисающие с упаковки упругими кудряшками, и вовсе вызвали у меня профессиональный восторг.

Здесь пахло стариной, типографской краской, корицей и яблоками. Совершенно ново для меня, но почему-то очень знакомо. И только камера в самом углу под потолком была совершенно не к месту, да терминал на столике напоминал о том, что я всё ещё в настоящем. Компьютера тут не было, или он был умело спрятан и замаскирован, чтобы не портить общее вмецпатление.

Дверь едва заметно скрипнула. Кассирша вернулась на своё рабочее место.

— Скажите, а можно поговорить с Карпом Фомичом? — поинтересовалась у сотрудницы музея.

— Боюсь, что это невозможно. Скоро начнётся следующее представление. Мой коллега готовится к роли, — вежливо ответила мне женщина.

— А побывать в его кабинете? — тут же выдала я уже заготовленный вопрос.

Если с самим фабрикантом поговорить было нельзя, то на бумаги-то его взглянуть я могла?

— Вы же там были, — удивилась “кассирша”.

— Да? Наедине? — вырвалось у меня.

— Нет, конечно. Всей группой. Когда вам рассказывали о поездке в Париж. Помните? Как Чуприкова пригласили участвовать в международной выставке 67 года с нашей коломенской пастилой, а он раздумывал ехать или нет.

— Париж? Да, припоминаю, — буркнула я, хотя ничего подобного в моём сознании не отложилось.

А вот разговор о предстоящей помолвке и передаче активов будто намертво впечатался. Мне стало крайне важно понять, взаправду ли состоялась эта беседа или у меня просто крыша поехала от расстройства из-за работы.

Именно в этот момент у меня в сумочке завибрировал мобильник. Отвечать не стала, но звонящий не унимался.

— Вот и хорошо, что вспомнили. Могу ещё чем-то помочь? Может, хотите сувенирную продукцию посмотреть? — услужливо поинтересовалась женщина.

Телефон тем временем продолжал вибрировать, и я закопалась в сумке, чтобы его найти. Вдруг что-то срочное. Просто так ведь не будут трезвонить до посинения.

— Извините, пожалуйста, — краснея, выудила устройство связи и отошла на пару шагов к двери.

“Редиска” высветилось на экране. Совсем забыла, что переименовала аккаунт начальника в сердцах. Хорошо, что никто не видел.

— Алло! — ответила на звонок, не представляя, что может понадобиться этому Дон Жуану-неудачнику. Все бумаги и эскизы я оставила в офисе. Вопросов возникнуть просто не могло.

— Любочка? Ну наконец-то. Где тебя носит? — раздался обеспокоенный голос Ивана Германовича, моего босса.

— В отпуске. Вы же сами меня отправили отдыхать, — опешила я.

— И то верно, — слегка сбавил обороты любитель красивых женских ножек. — У нас проблемы, Любаш, — сказал и тяжело вздохнул. — Хотя нет. Всё нормально. Но отпуск твой придётся прервать. Где бы ты ни была, возвращайся в Москву. У нас вылет. Билеты готовы, материалы тоже.

— Погодите-ка. А при чём тут я? — не уловила, к чему клонит начальник.

— Как при чём? Проект твой? Твой! Тебе его и представлять. Секретарша на роль представителя компании не годится. Был неправ, признаю, — очередной тяжелый вздох. — Что скажешь? Едем?

У меня голова пошла кругом. То ему не важно, кто поедет, а то подавай того, кто разбирается в деталях проекта. Видимо, что-то там у них пошло не по плану. Редиска никогда не извинялся и не просил прощения, а тут такие слова. Надо же!

Визуалы

Добро пожаловать в новую увлекательную историю о попаданстве, любви, сладостях и… перипетиях судьбы.

В основе сюжета лежат реальные исторические события.

Музейная фабрика коломенской пастилы на Полянской (в замечательном красивом городе Коломна) — действующий объект, который я посетила и осталась в полнейшем восторге от представления, радушного приёма и, конечно же, сладкой пастилы, изготовленной по технологиям того времени. И это не реклама, а личные впечатления. С удовольствием заглянула бы туда снова.

ВНИМАНИЕ! Предупреждаю. Посещение музея чревато…я вон целую книгу пошла писать после этого дела. Масса впечатлений гарантирована.

Оставлю вам немного артов, чтобы задать атмосферу.

А также прошу любить и жаловать нашу героиню. Немного замкнутую худосочную брюнеточку, любительницу уединения и красивых эскизов Любовь Маркову:

А это та самая секреташа Лерочка, которая чуть не заняла её место в поездке в Париж:

А кого из них на месте Редиски (начальника) вы бы взяли представлять проект партнёрам?

Буду очень благодарна за комментарии, звёздочки истории и любую обратную связь. Это первая книга в историческом сеттинге в моём арсенале. Я очень за неё переживаю, но…с вашей помощью, всё непременно будет хорошо. Уверена.

Спешу сообщить, что книга пишется в рамках литмоба "Империя попаданки"
Чтобы перейти к остальным книгам моба, кликайте на ссылку ниже:
https://litnet.com/shrt/Plhd

Глава 2 Можешь быть свободна

— Иван, — обернувшись, увидела перед собой босса собственной персоной. Да так удивилась, что забыла его отчество. —...Горыныч? — добавила, чтобы не оставлять обращение уж совсем формальным. — П-п-п-ро-стите, Германович?

— Он самый. Очень рад, что ты согласна лететь и уговаривать не придётся. Где ваша машина? Забираем твои вещи и едем, а то на рейс опаздываем, — начальник в пару шагов оказался рядом.

Я даже вякнуть не успела, как меня схватили за руку и потащили в большую и очень дорогую чёрную машину. Спасибо Ольге, которая вовремя подсуетилась и принесла из своего старенького Peugeot мою дорожную сумку.

Она, видимо, решила, что босс приехал извиняться. По крайней мере её активные подмигивания и жестикуляция, при помощи которой она очень, даже слишком, активно изображала сердечки, наталкивали на подозрения. И это при том, что я рассказала о непристойном предложении Ивана Германовича. Эх, Ольга, Ольга! А я-то считала её лучшей подругой.

Гнал начальник так, что я за всю дорогу ни слова сказать не смогла. Вжалась в сиденье и молилась о том, чтобы не отдать Богу душу раньше времени. Я не из тех, кто верит в правдивость выражения “Какой русский не любит быстрой езды?”. Терпеть не могу скорость. Мне бы на телеге запряженной старой кобылой ездить, а не на вот этом вот безобразии в непойми сколько лошадиных сил.

Редиска тоже молчал, сосредоточившись на дороге. На мои редкие “А почему?”, “Может расскажете…”, “А Лерочка…” на светофорах он реагировал скупым “Позже, Люба. Позже.”

— Приехали, выгружаемся и на регистрацию, — открывая мне дверцу машины уже на парковке аэропорта, уведомил меня мужчина, но руки не подал.

Тоже мне джентльмен!

Я выкатилась из дорогой иномарки как куль с не самым бодрым содержимым. Голова шла кругом, подташнивало, а ещё хотелось столько всего спросить, что я даже не представляла с чего лучше начать.

— Иван Германович, может уже расскажете что к чему? Я вообще-то в отпуске…была, — начала я, думая, что выгляжу довольно грозно, и только потом заметила своё отражение в зеркальной поверхности окна машины.

На меня смотрело бледное, лохматое нечто с выпученными глазами и трясущимися от испуга руками. Жуть!

— Лерочка заболела. Тошнит или что-то там такое. Разбираться некогда. Твой проект, тебе его и представлять. Идём.

У меня глаза на лоб полезли. Этот сухарь полностью оправдывал свою репутацию бездушного бабника. Сколько пассий он сменил за тот год, что я работала в его кампании, страшно представить. Лера была лишь очередной красоткой в его длииииинном списке достижений. Но что-то тут было не так. Из-за простой тошноты? Серьёзно?

— Это французы, да? — догадалась я. — Они потребовали, чтобы эскизы и наработки показала я?

— Давай на регистрацию, ладно? Позже расскажу, — заверил начальник, а я поняла, что попала в яблочко.

Не скрою, стало приятно, ведь ценители прекрасного отлично знали, что лучше всех собственный проект знает только тот, кто над ним корпел, а не тот кому всунули готовые бумажки в руки и велят просто ими помахать перед иностранными менеджерами.

Но осадочек остался. Что это вообще такое? Приехал в Коломну, запихал в машину, теперь подталкивает вперёд на регистрации, будто я могу передумать и сбежать. Это больше похоже на похищение.

Если бы не проект, который я так хотела представить сама, отправила бы Редиску на три шикарных жирных буквы и уволилась. Но я потратила год своей жизни на воплощение задумки в реальность. Могла ли я теперь отказаться?

О том откуда у босса мой загран с полученной месяц назад французской визой и как он узнал, что я в Коломне, решила не думать. Потому что это означало одно: разрыв отношений с Ольгой. Ведь только она одна знала, куда мы едем, и могла прихватить мой документ из дома. С чего только эта тетеря решила, что у меня намечается служебный роман, было совершенно не понятно.

— Как прилетим сразу в гостиницу, вечером презентация, а потом можешь быть свободна, — сказал босс, когда мы уже взлетели и шанса сойти с самолёта у меня просто не было.

— Можно будет погулять по городу? — уточнила я, глядя на пушистые облака.

— Нет. Свободна в принципе. Я подписал бумаги на твоё увольнение. Проект представишь и отдыхай сколько хочешь. Хоть в Коломне хоть где, — выдал Иван Германович на серьёзных щах.

Я аж поперхнулась от недоумения и шока.

— Твоё место займёт Лера. Передашь ей дела как вернёмся, — продолжил забивать гвозди в крышку гроба моей карьеры босс. — Только не надо сейчас истерик. Мы уже в самолёте. Уверен, ты не сорвёшь презентацию, так как знаешь какие деньги стоят на кону. Но то как ты себя повела…

Этот гад намекал на мой отказ. Его это настолько задело, что он решил от меня избавиться? Вот же индюк! Если б не проект, влепила бы ему пощёчину, чтоб в ушах до самого Парижа звенело, но он, к сожалению, был прав. Моя гиперответственность и тут сработала против меня.

Не могла я так поступить: потерять милионный контракт и возможность увидеть один из самых романтичных городов Европы. Ну уволит и уволит. К этому всё и шло. Понимала же что отказ может плохо сказаться на моей карьере. Бог с ним! Найду другое место. Но эскизы свои покажу сама.

— Могли бы и попридержать эту чудесную новость Иван Горыныч, — тут я уже специально так его назвала, так как внутри всё кипело и бурлило, а срываться и истерить в самолёте на глазах у пассажиров не хотелось.

Босс что-то ответил, но я не слышала. Не желала слушать.

А после меня вообще накрыло какой-то странной апатией. Я не злилась, не строила планов мести, не горевала о том, что скоро стану безработной. Просто сидела и смотрела в иллюминатор, разглядывая белые облака и бескрайнее синее небо. Это помогло успокоиться и я решила, что раз уж так всё сложилось, то и к лучшему.

До самого прилёта не сказала Редиске ни слова, а как прошли паспортный контроль, узнала, что гостиница наша находится недалеко от всем известной Триумфальной арки, взяла телефон и кошелёк и отправилась гулять по городу, оставив Горыныча с моей дорожной сумкой в руках прямо в аэропорту.

Глава 3 Напекло

Яркий свет ударил в лицо и заставил прищуриться. Тело по-прежнему не слушалось, будто не моё вовсе. Кто-то толкнул в плечо и окликнул, но все звуки доносились словно сквозь толщу воды. Что-то грохочет, где-то плачет ребенок, рвёт глотку петух и звонит церковный колокол.

Петух? Колокол?

— Поооосторонись! — где-то совсем близко испугало, и я инстинктивно шагнула в сторону.

И как раз вовремя, потому что мимо меня пронеслась лошадь! Лошадь! Запряженная в телегу, на который и сидел тот, кто предупредил об опасности. Спасибо ему за это, конечно, но кто это вообще такой? Я же только что была в Париже.

— Любовь Егорна, милочка, убьётесь же! — ко мне подбежала немолодая дама в теле, одетая в платье и чепец.

Только тогда мой мозг смог сложить два и два, ведь мужик на телеге тоже был одет далеко не по современной моде. Проморгавшись, осмотрелась вокруг. Я стояла посреди оживлённой улицы какого-то захолустного городка или поселка. Вокруг ходят люди, куры, гуси. Солнце в зените, жара неимоверная. Здания деревянные, пара двухэтажных кирпичных, выглядящих как новострой, церковь в конце улицы. Пахнет едой, цветущей липой, специями и лошадиным навозом.

— Любовь Егорна, худо вам? Побледнели вся, лапушка, — меня дёрнули за руку и принялись тормошить, словно куклу, при этом активно обмахивая какой-то бумажкой и охая.

— Отпустите, — высвободилась из “заботливой” хватки женщины и отступила на шаг. — Где я? Что это за место? — спросила и прислушалась. Голос не мой. Какой-то более тонкий и звонкий.

— Да как же это где? Знамо дело, в Коломне. Неужто свой родной город не признали? — забеспокоилась женщина. — Батюшки святы! За дохтуром послать надобно. Ох и получу я нагоняй от папеньки вашего!

Пока пухленькая разодетая в старомодное платье дама кудахтала возле меня, как наседка, я принялась осматривать сама себя. И да, на мне тоже было стародревнее платье с рюшами на рукавах. Розовое, с корсетом и пышной юбкой.

— Да лааааадно? Быть такого не может? Я головой что ли ударилась? — провела ладонью по волосам. Пышным пшеничным кудряшкам, собранным в некое подобие гигантского пучка на затылке.

Один завиток даже дёрнула, чтобы проверить, не сон ли это. Тогда и заметила, что волосы у меня светлые. Зашипела от неожиданности. Больно. Не сон.

“Так, Люба, дышим! Не паникуем и дышим глубоко и спокойно,” — велела мысленно сама себе, так как меня начало потряхивать. Паника накатила не без причины.

Коломна, похожая на большую деревню, люди, одетые все как один в наряды, напоминающие те, что я утром видела в музее, летний зной, а главное обращение: Любовь Егорна. Моё имя и отчество, но я — не я. Корсет, рюши эти помпезные. В сознании сразу всплыл разговор с Карпом Фомичом в его кабинете. Активы, папенька, помолвка.

— Коломна говорите? — решила всё же уточнить у пухленькой сердобольной дамы. — А год у нас какой?

— Что же это делается? — она снова рванула меня за руку на себя, как ребенка, и приложила большую ладонь ко лбу. — Никак на солнышке-то перегрелись? Тыща восемьсот шестьдесят шестой от рождества Христова, голубушка. Я всё же за дохтуром-то сбегаю. Давайте-ка посажу вас в лавке в тенечек. Мы всё равно туда шли. Подождёте меня, за вами присмотрят, а я ворочусь скоренько.

Не дожидаясь моего ответа, “наседка” затолкала меня в ближайшую деревянную постройку с вывеской “Сласти”. В просторном светлом помещении пахло яблоками и специями. Вот откуда исходил этот приятный аромат! В лавке торговали пастилой и смоквой.

— Доброго дня, — обратилась к нам женщина, выглянувшая из-за прилавка.

И до того она была похожа на кассиршу из утреннего музея, что я лишний раз подумала, что крыша моя уехала далеко и надолго. Возможно, с концами.

— Тут девице плохо. Оставлю её ненадолго, пока сама за знающим человеком сбегаю. Приглядите? — прямо с порога выдала моя провожатая и выскочила из лавки.

Только дверь хлопнула.

— Здрасьте, — по ощущениям как-то криво и неловко улыбнулась я местной продавщице.

— Вы присаживайтесь, Любовь Егоровна, — женщина указала мне на лавку, стоящую возле окна. — Жара стоит знатная. Что же вы даже шляпку не надели? Солнце-то печёт. Вот вам и подурнело.

Ещё один человек обратился ко мне официально. Если это глюки, то какие-то странные. В них всё смешалось. Коломна, пастила, платья эти неудобные с корсетами. Кобыла с телегой, о которой я то и дело думала, пока босс гнал в аэропорт. Я, видимо, в коме или в бреду. Скоро это пройдёт. Непременно. Если думать логически, то да. А если нет… будем решать проблемы по мере их поступления.

— Вы меня знаете? — спросила у работницы лавки.

— Кто же вас не знает? Любовь Егоровна Миляева вы, дочка торговца Миляева. Вы же постоянно к нам заходите. А я Василиса. Вспомнили? Или вы это специально? — женщина склонилась к моему уху и шепнула: — Вам сегодня улыбнулась удача. Здесь он. Вы как раз вовремя.

Кто ОН, мне не пояснили. Продавщица только загадочно улыбнулась, закатила глаза и порхнула к прилавку. Не прошло и ,как она вернулась обратно и всучила мне пару коробочек со сладостями.

— Давайте, как договаривались. Я подмигну, как выйдет, а вы тут же к прилавку и случайно столкнётесь. Не сможет он на этот раз вас не заметить. При всём желании, — подмигнула мне явно что-то знающая женщина и вернулась на своё рабочее место.

За занавесью лавки что-то загремело, послышались голоса. Василиса тут же принялась активно подмигивать обоими глазами сразу, будто её припадок хватил. Это выглядело настолько мило и смешно, что я даже забыла, что пребываю в шоке от всего происходящего. Прямо как утром… втянулась в разворачивающееся вокруг представление. Будто снова оказалась в музее пастилы, только куда более крупного масштаба.

Глава 4 Любушка

А потом прибежала та самая “наседка”, но не одна, а с каким-то старичком, который меня даже не осмотрел, а просто зыркнул исподлобья и заключил, что барышня утомились и надобен покой. Чиркнул на клочке бумаги рецепт для аптекаря и ушёл.

— Клавдя, ты бы её домой-то отвела. Нехорошо твоей хозяйке. Я, было, подумала, она это специально, но теперь вижу, что и правда солнышко её светлую головушку напекло. — Василиса тоже вилась рядом пока меня активно обмахивали веером (откуда только взялся?). — Она даже Петра Карпыча не узнала, представляешь?

Последнее было сказано шёпотом. Но я прекрасно всё слышала. Можно было и не шушукаться. Ну не узнала и не узнала. Подумаешь! У меня проблемы посерьёзнее. Я вообще-то должна была очнуться в Париже, презентация на носу, а тут какие-то Клавди, Василисы и пара коробок пастилы, которые я из рук так и не выпустила. Обняла их как родные да сидела, глядя на перепуганных женщин и ничегошеньки не понимая.

— Идёмте-ка Любовь Егоровна, домой. Покой вам нужен. А с женихом своим ещё в гляделки наиграетесь после венчания, — моя пухленькая компаньонка почему-то обратилась ко мне как к ребенку. — Сласти забираем, Василисушка?

— Да. Это подарок от хозяина. Забирайте от греха, — махнула рукой работница лавки.

Меня или подарок, она не уточнила. И Клавдия забрала. И меня и сласти. Кем бы эта женщина ни была, нянечкой ли, компаньонкой ли, со мной она не церемонилась : схватила за руку и потащила за собой как несмышлёное дитя. Всю дорогу причитала, что ей не поздоровится, что не нужно было поддаваться на уговоты и никуда со мной идти. Пока торопилась следом за “наседкой” подумала, что девушка, на месте которой я оказалась какая-то блаженная. Все её за несостоятельную считают, общаются как с недалёкой, хотя и обращаются уважительно, по имени отчеству.

Мы буквально промчались по торговой площади, свернули на какую-то улицу, по которой вдоль ряда аккуратных ухоженных деревянных домиков дошли прямиком до большого двухэтажного строения - дома купца Миляева, папеньки моего, стало быть.

— Глаша! Марушка! А ну сюда, негодницы! — завопила Клавдия, едва ли не пинками заталкивая меня в сени. — А ну раздели хозяйку да уложили отдыхать. Захворала она. — Ванька где? Отправьте его за лекарством!

По её тону и поведению стало ясно, что громкоголосая женщина в доме купца исполняет обязанности управляющей или кого-то в этом роде.

К нам подбежали две молоденькие девушки в простой крестьянской одежде, заохали, подхватили меня под белы рученьки и повели на второй этаж в “светёлку”. Забрали наконец коробки с пастилой и принялись расшнуровывать корсет, помогать снять платье и расплести причёску. Когда Глаша с Марушой закончили, меня подвели к гарнитуру в который оказалось встроено небольшое зеркало. Не во весь рост, конечно, маленькое, едва видно себя по плечи, да и жуть какое тёмное.

В нём-то я и разглядела дочку торговца Миляева Любу. Молодая симпатичная блондинка с большими голубыми глазами, шикарными длинными локонами. Пухленькие алые губки, румяные щёчки, аккуратный прямой носик, длинная шея, чётко очерченные ключицы. Худенькая, но фигуристая. Мне в её возрасте до такого богатства над талией было как до Китая раком. Лёгкое исподнее платье, в котором я осталась позволило разглядеть всё чем оказалась богата Люба: красивые ножки при довольно низком росте, покатые бёдра, тонкая талия, молочно белая кожа - загляденье!

“И чего этот Чуприков нос воротит? Была б на его месте сгребла бы такую в объятья и побежала в церковь венчаться. Может она глупенькая или больная какая? Поэтому с ней тут так обращаются?”

— Любушка, радость моя! Что случилось? — в комнату вошёл молодой человек очень похожий на ту, что смотрела на меня из зеркала.

Его не смутило ни то, что я была не одна, ни то, что не одета. Ведь по меркам того времени, я стояла в одном белье.

Парень отогнал от меня помощниц и обнял так, что аж рёбра затрещали.

— Это он, да? Чуприков? Что он тебе сделал? Ух я ему задам! Говорил же тебе, что не пара он такой как ты. Одни беды от него. Хлыщ надушенный, вот он кто! — начал костерить Любиного жениха незнакомец.

— Пётр Егорыч, что же вы в грязной обуви-то? — подала голос, кажется, Маруша.

Тесные объятья разомкнулись, я смогла наконец рассмотреть визитёра. По обращению стало ясно, что этот самый Пётр девушке родня. Похож. Брат?

Высокий блондин с вихрастой чёлкой и глубокими ярко-зелеными глазами смотрел обеспокоенно и немного стыдливо. Он и впрямь вошёл в комнату в перепачканных глиной сапогах по колено, отчего на половицах остались грязные следы.

— И то верно. Снять надо было. Не подумал я. Ты уж меня прости, Любушка, что запачкал твоё рукоделие, — Пётр кивнул на тканые коврики на полу. — А Чуприков у меня получит! Так и знай!

— Ничего он мне не сделал, — сказала я, решив заступиться за грубияна, который по сути ни в чём виноват не был. Ничего плохого он Любе не сделал. Ну хам, да. И что?

— Ага, конечно. Голову тебе задурил, вот что он сделал. А ты, глупенькое чистое создание попала под влияние этого пижона. Зачем только напросилась к нему в невесты? Столько людей хороших в городе нашем. На тебе любой бы женился с радостью. Но нет! Втемяшился тебе этот Петрушка, — последнее он сказал с такой издёвкой, будто и не носил сам такое же имя как Чуприков. — Ладно, пойду я. Переодеться надо, а потом встреча у меня. Стало быть, и впрямь солнцем голову напекло?

Я кивнула в надежде на то, что Пётр Егорович уйдёт, а вместе с ним и девушки, чтобы наконец остаться в покое и уснуть. Ведь именно это по моему мнению требовалось, чтобы вернуться в моё привичное “здесь и сейчас”.

Глава 5 Местная богатенькая дурочка

— Обоснулась, голубушка? — меня кто-то заботливо гладил по голове.

Глаза я открыла уже понимая, что кома затянулась. Я совершенно точно не вернулась в Париж, ведь обращались ко мне на чистом русском. Более того, я знала кто именно. Думала, что знала.

Перед постелью невестки сидел Карп Фомич Чуприков собственной персоной. И был он не один, а в кампании ещё одного довольно возрастного мужчины, который только хмурился и вздыхал. По волосам меня гладил именно он, а не фабрикант.

Натянув одеяло по самый подбородок, я нерешительно кивнула. Хотелось спросить, что именно сотрудник музея пастилы забыл в моём бредовом видении, но я решила скромно промолчать.

— Мне папенька твой сообщил, что ты захворала. Вчера вечером у нас состоялась деловая встреча. Хотел сразу тебя навестить, но час был уже поздний. Вот, пришёл с утра до открытия фабрики тебя проведать, — ответил на вопрос Чуприков-старший.

— Не стоило, Карп Фомич. Мы уж как-нибудь сами нашу Любушку выходим. А вам за ней приглядывать как в семью примете, — вклинился отец девушки. — Когда, кстати, венчание-то? Уж столько времени прошло, а доченька моя всё в невестах ходит. Вся Коломна знает, за кого она просватана, ассигнации вам переданы, а свадьба так и не сыграна.

Миляев, лысоватый добродушный мужичок невысокого роста, решил напомнить Чуприкову о его обязательствах. Вернее об обязанности его сына жениться на Любе. Значит не просто так я видела тот разговор в кабинете. Девушка действительно ходила к фабриканту и предлагала ему “активы” папеньки в обмен на заключение брака с молодым человеком, в которого влюбилась. Беру свои слова назад: никакая она не дурочка. Чтобы на такое решиться нужно быть или безнадёжно влюблённой или очень смелой и решительной особой.

“Когда бы ни состоялась свадебка, надеюсь, меня к тому времени на месте дочери торговца уже не будет. Я бы за такого как Чуприков-младший не пошла ни за что. Хорош, конечно, но больно уж гордый и заносчивый. Ишь! Нос он от невесты воротит. Хотя, если у него уже имеется кто-то на примете, а тут Люба с её ассигнациями и отец с приказом жениться…Не стоит, наверное, судить, пока правду не узнаешь.”

— Егор Иваныч, не гони ты конец. Обвенчаем молодых. Вот урожай соберем, фабрику на полную мощность выведем и к весне поженим, — заверил Карп Фомич, будто говорил о чем-то обыденном и привычном. Будто по нескольку раз в год сыновей женил направо и налево.

— Ищи дурака, Карп. У тебя тем летом поездка же намечается. Слыхал, тебя в Париж на выставку зовут. Надумал ехать али нет? Коли отправишься, так опять отложится всё. А доченька моя ни спать ни есть не может. Аппетит потеряла, сохнет на глазах. Поговорил бы ты с сыном, вразумил его. Негоже ему вести себя будто она ему чужая. Сводил бы её в театр или в люди бы вывел. Пара как-никак, — показал своё недовольство Миляев. — Пётр мой, знаешь ли, очень сестрицу любит. И ситуация эта ему очень не по нраву. Старшую-то дочь мы за месяц замуж выдали как сосватали, а младшая засиделась, мил человек.

Всё это они обсуждали прямо при мне. Не стесняясь. Будто им было всё равно, что я слушаю и могу что-то возразить. Кхм, не я, конечно, а Люба. А ещё стало ясно, что Егор Иванович больше беспокоится о том, что сын его недоволен, а не о чувствах дочери. Наследник, стало быть, Пётр-то. Любимец.

— Не надумал ещё. Но как надумаю, ты первым узнаешь. — сказал Чуприков, поднимаясь со стула. — Свадьбе быть. Я - человек слова. Ты меня знаешь, Егор. Не был бы в этом уверен, не пошёл бы на сделку с дочкой твоей.

Давление со стороны будущего свата фабриканту не понравилось. Но Миляев был прав, поэтому Чуприкову пришлось заверить его в серьёзности своих намерений.

— Ты поправляйся, Люба. С сыном я поговорю. Сходите куда-нибудь. Развеетесь. Глядь, и аппетит к тебе вернётся. Ты уж на него не сердись. Сама ведь знаешь, что браки по-расчёту - вещь такая. Не все в них счастливы бывают.

Карп Фомич ушёл, а Миляев тяжело вздохнул и взял меня дочь за руку.

— Вот увидишь, Любушка, не будут тебя больше богатенкой дурочкой с Сущевской называть. Ты у меня умница-разумница. Такой ход придумала! Даже я бы такого не сообразил. Породнимся с Чуприковыми. А там гляди и наши дела в гору Пойдут. Петруше торговый дом оставлю, а сам рыбалкой займусь да охотой на старости лет. Не будет голова болеть, что младшенькая моя вековухой останется, — при упоминании любимых хобби у торговца заблестели глаза, а на лице заиграла улыбка.

Мои же подозрения только подтвердились. Никто в городе не хотел свататься к Любаше, даже не смотря на наличие богатого приданого. Просто так дурочкой не прозовут. И неправ был её брат, когда сказал, что на ней любой бы женился. Не было, видимо, желающих, раз Миляев так переживал, что она замуж не выйдет.

— Через неделю! Слышишь? Через неделю этот юнец выведет тебя в свет. Устрою званый ужин. Он не сможет отказаться. Готовь своё самое нарядное платье!

Миляев обхватил меня своими большими ладонями за лицо и чмокнул в лоб так, что аж в ушах зазвенело. Поднялся со стула, кивнул сам себе, заулыбался и довольный вышел из комнаты дочери.

“Вот и отлично. Очень надеюсь, что к тому времени меня уже здесь не будет.”: я вскочила на постели и принялась щипать себя за руку, шипя и морщать.

Больно. Как и раньше. На глаза навернулись слёзы. Стало очевидно, что у меня не сдвиг по фазе, а что-то посерьёзнее. И это место - не просто видение или сон, а какая-то параллельная реальность или, что ещё хуже, прошлое, которое уже давным давно кануло в Лету, а все люди, которых я вижу и с которыми говорю, сгнили в могилах. В том числе неимоверно симпатичный, но гордый Петрушка.

Да что же это такое? Где мой Париж? Что станет с моей презентацией? Что я делаю в этом странном чистилище? И почему стала малолетней блондинкой, которую весь город считает недалёкой? Сколько ей? Восемнадцать хоть есть? За что мне всё это? Вернусь ли я когда-нибудь обратно?

Проревев в подушку около часа я наконец успокоилась и решила, что раз уж я здесь, в этом теле, значит это кому-то нужно. Может, у меня тут какая-то миссия или важная роль. Нужно просто выяснить какая, сделать то, что от меня нужно высшим силам и тогда, возможно, я вернусь туда откуда меня эти самые силы забрали.

Глава 6 Затянуть корсет потуже

Ни в какой Париж я не вернулась. Ни на следующий день ни на позаследующий. Так что мой позитивный настрой пошёл мне только на руку, потому что если бы я жила надеждой на скорое прекращение этого исторического фарса, наверное уже бы умом тронулась.

Приняв решение плыть по течению и присмотреться к окружающей меня временной (очень хотелось в это верить) реальности, я познакомилась с жителями дома торговца галантереей Миляева на Сущёвской. Помимо крестьян, которые занимались уборкой и готовкой, в нём обитали сам Егор Иванович, его сыновья: Пётр и Апполинарий и Любушка.

Глаша и Маруша приехали из деревень близ города и работали в доме по найму, а вот Клавдия была из прежних крепостных, которая своего дома не имела и жила у господ. За это получала жалование, которого на аренду собственного угла не хватало, да она к этому и не стремилась.

— Кому он нужен этот дом? Одни хлопоты от него. Битый час кверху задом на огороде горбатиться, чтобы на зиму запасы заготавливать? — негодовала она пока расставляла передо мной столовые приборы к ужину.

— Не понимаешь ты, Клава, что это такое. На своей земле оно всё иначе,— тихонечко отвечала ей Глаша. — Что заготовил - всё твоё. А тут - хозяйское. Если б не нужна до денег, я бы в город на заработок не подалась. Но нас в семье пятнадцать ртов, а наделов только два. Всех не прокормить.

— А нечего было так плодиться! — ядовито отрезала наседка, отчего её собеседница испуганно вздрогнула и поспешила в чулан. — Шисят шестой год на дворе, прогресс, города растут, Россию-матушку во всём мире уважают, а эти деревенские всё как кролики множатся вместо того, чтобы грамоте учиться, да мир узнавать.

Клавдия состроила такую недовольную мину, что стало ясно: она никогда не жила не то что в своём доме, но даже в деревне. Родилась крепостной и ничего в своей жизни менять не хотела. Но была грамотной и начитанной. Вот уж, никогда бы не подумала, что она - сторонница прогресса. Пушногрудая крепкого телосложения баба, которую я поначалу приняла за женщину в летах была не так уж стара. Лет тридцатипяти от роду. Хотя по местным меркам, должно быть, уже считалась вековухой.

— Ты наворачивай, милая. Ешь пока не остыло, — женщина подставила мне красивую фарфоровую тарелку с кашей. — А коли аппетиту нет, так через силу жуй, Любовь Егоровна. Будешь больная да слабая так и не выйдешь за своего Чуприкова. Ему, поди, здоровая жена нужна.

Удивило и то, что Клавдия знала о неразделённой любви хозяйской дочки и сочувствовала ей. Не смотря на то, что ворчала по этому поводу без перерыва.

Ужин я съела молча, разглядывая интерьер и просто шикарный самовар, который стоял на огромном столе напротив. В жизни не видела настоящего, только электрические и те в музеях, а тут медный дымящийся. От него исходил такой аромат, что я совершенно забыла о том, что я вовсе не дочка торговца галантереей, а Люба Маркова из Москвы.

Слуги тоже не стеснялись хозяйской дочки и открыто обсуждали свежие сплетни и новости, выражая при этом личное мнение, которое не посмели бы высказать при господине или его старшем сыне.

— Любушка, — в обеденную вошёл мальчик-подросток лет пятнадцати. — Мне Пётр рассказал, что нездоровится тебе. Правда это?

— Было дело, Ап Егорыч, — ответила вместо меня управляющая. — Теперь вот хорошо всё. И аппетит появился. Даже чаю попросила.

“Я разве просила? Или наседка умела угадывать желания Любы по одному её взгляду. Она же не немая, с Чуприковым я разговаривала, да и с работницей лавки тоже.”

— Вот и славно. А то испереживался я. Молодец сестрица, что бросила эту блажь с голодовкой. Тебе замуж скоро, деток рожать. Вон Феля уже первенца нянчит. И тебе пора, — парень ущипнул меня за щёку и улыбнулся. — Ладно, я торговать. Ты уж присмотри за ней, Клавдия. А на завтра мне батюшка велел её к швее свозить, платье новое по фигуре сладить. Приём у бас будет! Готовиться надобно.

Ап, он же Апполинарий Егорович, младший брат Любы с важным видом покинул помещение, оставляя о себе приятное впечатление. В семье девушку любили. Видели, что у неё определённые трудности в развитии, но тем не менее заботились и считались с её мнением.

Интересно, в чём именно отставала эта голубоглазая красавица и чем не угодила обществу. Мне всегда казалось, что раньше умные женщины считались не самыми выгодными партиями, а вот на дурочках женились в первую очередь. Сидела в такая клуша дома да чай пила, а муж своими делами занимался. Тут же всё было иначе.

Помимо Глаши и Маруши двухэтажный дом торговца обслуживали Конюх Иван и глухонемой детина Остап. Чем занимался последний я не поняла, но на любые тяжелые работы отправляли именно его, так как силушка у него была недюжинная.

— Глаша, — обратилась я к служанке на следующее утро, когда та пришла меня будить.

Девушка не ожидала, что я с ней заговорю и кулёк с с лентами уронила.

— А кто у нас царь? — раз уж я и на следующий день проснулась в том же теле и времени, захотелось выяснить в прошлое ли я попала или в какую-то другую историю.

— Дак знамо дело, царь-батюшка Александр. Второй, — Глаша побелела и не спешила поднимать рассыпанные ленты с пола. — У вас, Любовь Егорна, опять в голове пусто. Снова забыли кто вы и где?

Ну спасибо! Ну удружила, Глашенька. Так вот что не так с дочкой Миляева. Провалы в памяти у неё. А может раздвоение личности? Так это мне только на руку. Можно особо не переживать, если что-то не то ляпну или “забуду” и попрошу мне показать или объяснить.

— Нет, Глаш. Просто сон мне приснился странный. Будто правит до сих пор отец его. Вот и решила спросить так ли это, — сказала я, вставая с постели под пристальным взглядом девушки. — Какой у нас сегодня распорядок дня?

— Так к швее вы с братом едете, платье править по фигуре. Я вам и наряд принесла уже и гребень прихватила, чтоб причесать.

— Вот и здорово. Давай, причёсывай. Только просьба у меня к тебе будет. Корсет очень уж туго не затягивай, а то я ещё не до конца поправилась.

Глава 7 Сообщник или прохиндей

Зачем было ехать в повозке, я так и не поняла. Уверена, что можно было дойти и пешком, но детям обеспеченных господ полагалось держать марку. На этот раз меня совершенно не интересовали виды небольшого провинциального городка. Куда больше моё внимание привлекал тот, что сидел напротив и загадочно улыбался.

— Я ведь не ослышалась? Или ты перепутал мою фамилию? — оглядевшись по сторонам и убедившись, что нас никто не слушает, наконец нарушила молчание я.

— Не ослышалась, — пожал плечами парень, который совершенно точно не был Апполинарием Миляевым. — Я знаю, кто ты и что здесь делаешь. Ведь это я тебя сюда притащил.

У меня глаза на лоб полезли. Я вцепилась в подол юбки, стараясь сдержать негодование и злость, которые накатили горячей волной, отчего Любино белое личико покрылось ярким румянцем.

— А чего сразу не сказал? — зашипела, чтобы не кричать на всю Ивановскую или… какую мы там улицу проезжали? — И какого рожна происходит? Как? Хотя это меня интересует меньше всего. Зачем ты это сделал? А, нет. Это тоже неважно. Немедленно верни меня обратно!

Я не знала, какая из эмоций преобладала во мне в тот момент: злость на мальчишку Купидона, радость от того, что кто-то всё же знает моё настоящее имя, воодушевление от внезапно появившегося источника информации или растерянность.

— Эй, потише, Любушка. Тебе нервничать вредно, — вихрастый голубоглазый паренёк подмигнул мне, издеваясь. — Всё идёт по плану.

— Да ладно? Правда что ли? По плану я должна быть в Париже и представлять свой проект партнёрам, а не бояться, что меня насмерть удавят корсетом в этом непонятном месте, которое… — тут повозку тряхнуло на довольно внушительной кочке, и пришлось оборвать свою тираду.

— Не сердись, Люба. Я ведь не со зла. Помощь мне нужна. А ты единственная подошла. Вот и пришлось импровизировать, да изголяться, чтобы тебя сюда затащить. Это было очень непросто, знаешь ли, — парень состроил недовольную мину, будто моё перемещение в это историческое чистилище действительно дорого ему обошлось.

Тем временем мы достигли места нашего назначения. Небольшое двухэтажное деревянное строение украшенное вывеской “Швейная мастерская” радушно распахнуло свои двери для посетителей и клиентов.

— Подошла, говоришь? Для чего? Самая эмоционально непробиваемая? Любая другая на моём месте уже бы в истерике билась, пытаясь найти отсюда выход, — я подала “брату” руку, пытаясь второй удержать пышные юбки и спуститься из повозки.

Бричка, вот как называлось это транспортное средство. Вспомнила. И как только я не убилась, вылезая из неё и волоча всё это пышное “великолепие” за собой. Хотя, даже если бы распласталась на земле, погода стояла сухая, не запачкалась бы, но панталоны по колено засветила бы точно.

Они, кстати, были мне заметно велики. Видимо, правду говорили о том, что Любушка от неразделённой любви совсем потеряла аппетит и прилично похудела. Да и без привычного мне облегающего белья в этой размахайке с рюшками на завязках было очень неудобно. Чувствовала себя голой.

— Когда будешь готова, подай знак. Расскажу как тебе можно вернуться домой. А пока подумай сама. Я же Купидон. Что мне может понадобиться? — подмигнул мне Ап, когда нас небольшой стайкой окружили работницы мастерской.

— Я готова, — закивала я, но услышал не он, а девушки, которые принесли уже пошитое платье на примерку и подгонку.

Меня подхватили под белы рученьки и потащили в примерочную комнату, где тут же принялись снимать мой наряд и нахлобучивать на меня новый. Надо отдать должное, платье было очень красивым. Голубой атлас, не такой тугой корсет как мой прежний, рюшек поменьше и никаких подъюбников, только какая-то штука на лентах, которая создавала объём для главной юбки. Вот почему я никогда не интересовалась тем как это всё называется?

— Кринолин уж больно хорош получился! — всплеснула руками старшая над мастерицами.

— Так вот что это за каркасно-башенное сооружение. — подумала я, а вслух произнесла — Скажите, пожалуйста, а с бельём можно что-то сделать. Велико стало, надо бы новое сшить, — сделав небольшую паузу и заметив как округлились глаза швеи, добавила, — голубушка.

— Конечно, конечно, — тут же засуетилась одна из девушек. — У нас готовое имеется. Только его под это платье не надеть. Сейчас принесу вам новинки из Парижу поглядеть.

— Долго вы там ещё? — услышала голос Апа из-за полога, который отделял две комнаты.

— Почти закончили. Минут через десять заходи, посмотришь на платье, — ответила я виновнику моего нахождения незнамо где. — И поговорим, — сказала уже с нажимом, так как очень уж не терпелось узнать, что именно ему от меня понадобилось.

— Вот, гляньте, Любовь Егорна, — девушка, обещавшая показать мне французскую новинку, протянула мне небольшой свёрточек.

Не питая особых надежд, я его раскрыла, да так и застыла. Внутри лежало самое настоящее бельё: шёлковый корсаж на крючочках и комплектом к нему кружевное чудо, именуемое исподним.

Тут уж я возникать не стала. Всю жизнь мечтала примерить нечто подобное. По тому как загорелись мои глаза, помощницы поняли, что угодили и предложили примерить. Отказываться я смысла не видела и кивнула в знак согласия. Мне так хотелось избавиться от старушечьих шаровар, что я даже забыла, что на всё про всё имелось только десять минут.

Оказалось, что новое, утыканное уголками для подгонки платье, снять не так просто. Девушки провозились с ним довольно долго. Времени на раздумье у меня нашлось в избытке.

Что же может быть нужно Купидону? Ап далёк от моего представления об этом недобоге. Да, светловолосый, кучерявый, но на пухлого младенца с колчаном и стрелами не тянет. Наверняка же нужно кого-то с кем-то свести. Вот только кого? Не саму ли Любушку с кем-то из местных? Она и так уже сосватана, брак, как меня заверили, заключат что бы ни случилось. Так неужели помолвку нужно расторгнуть? Оставить заносчивого фабриканта с носом?

Глава 8 Заказ для невесты

— Мне, конечно, сообщили, что мой заказ готов, но не уточнили, что его уже и на получательницу успели примерить для пущей наглядности, — первым прервал молчание Любин краш.

Вот же язва! И угораздило её в такого втюхаться? Стоп! Какой ещё заказ?

— Здра-а-а-авствуйте, Пётр Карпович, — отмерла старшая над местными работницами.

Кажется, у бедолаги задёргался глаз.

— Доброго дня, Светлана Кузьминична. Не припомню, чтобы давал указание невесту мою о готовящемся подарке известить и на примерку вызвать, — не отрывая взгляда от застывшей в позе зю меня, обратился к женщине Чуприков.

— Право слово, как-то спонтанно получилось, П-п-п-пётр Карпыч, — начала заикаться несчастная. — Любовь Егоровна попросили примерить что-то посовременнее, вот Глашка, дубина стоеросовая, и принесла ей ваш заказ. Подумала, видать, что вы между собой это уже обсудили.

— Христа Ради простите! — та самая девушка, что принесла мне бельё, бухнулась в ноги мужчины и вся аж сжалась от страха. — Я и впрямь подумала, что невеста ваша и сама о заказе знали, поэтому и попросили примерить.

Любин жених наконец оторвал от меня взгляд и презрительно покосился на девушку. Я же наконец пришла в себя, тело, скованное внезапным появлением наследника фабриканта начало слушаться. Натянула на себя отрез ткани, замотавшись им как в банное полотенце и слезла с табуретки, на которой стояла. Как статуя в музее, право слово.

— Доброго вам дня, Пётр Карпович, — обратилась к мужчине, подойдя почти вплотную. — Как поживаете? Вот уж удивили меня своим подарком! И на теле сидит как влитое, только в груди жмёт немножко. — подтянула руками края корсажа под подмышками, указывая на то, что у Любушки явно есть чем его заполнить. Не то что у прежней меня. Моя скромная единичка с хвостиком и близко не стояла с полной троечкой местной блаженной.

По тому как заходили желваки темноглазого красавца поняла, что он не ожидал моего вмешательства. Дурочкой считал, да?

А ведь я далеко не глупа. Глазки-то у Чуприкова забегали. А значит не для невесты он заказал эту красоту. Специально ведь именно с этого начал. Побоялся, что на людях раскроется, что он тайком для какой-то пассии бельишко покупает? Вот же жук!

— Так это поправить можно. Ежли сюрприз был, то немудрено, что Пётр Карпыч с размерами ошибся. Мужчины же в этом не сведущи бывают. Из каталога выбирают, а там-то стандартное всё, — прокомментировала швея.

— Вот как? — вздёрнув носик, обернулась к ней я. — А можно мне на этот ваш каталог посмотреть? Раз уж Петруша решил мне подарок сделать так я бы ещё что-нибудь выбрала, — расплылась в довольной улыбке, наблюдая за тем, как бедная женщина в ужасе переводит взгляд то на меня то на стоящего за моей спиной жениха.

Видимо, Петрушу мой тон не обрадовал, но и рассказать, что заказик не для невесты он не мог. А значит…

— Несите, Светлана Кузьминична, — раздалось мрачное подтверждение. — А остальным всем выйти. Разговор у меня к невесте есть. Личный.

Девушек как ветром сдуло. Старшая над ними тоже покинула примерочную, отправившись за каталогом. Я же замерла, боясь обернуться и посмотреть в глаза разозлённому мужчине. Мы с Петром остались наедине. Впервые.

Совершенно неожиданно мне на плечи легли горячие мужские ладони. Я вздрогнула, но отталкивать жениха не стала. Потому что прикосновение оказалось не грубым, а аккуратным и, на удивление для меня, приятным. Вероятно, виной тому Любины чувства к Петру. Она-то уж, если верить всему что говорили о её неразделённой влюблённости, точно от такого бы растаяла.

— Что же вы, Любовь Егоровна, так неуважительно ко мне обращаетесь на людях? — едва ли не прошептал мне на ухо Чуприков. — Неучтиво это. Мы ведь ещё не женаты. А вы такое себе позволяете.

У меня чуть челюсть до пола не отвисла. Ему что же, понравилось, что я назвала его Петрушей? Или это такая скрытая издёвка?

Сделав глубокий вдох я наконец нашла в себе силы обернуться и посмотреть жениху в глаза. Он, на удивление, не злился. Спокойно стоял и ждал моего ответа. При этом взгляд его то и дело опускался на аппетитные округлости Любиного молодого тела и рюшечки корсажа, выглядвающие из-под отреза.

— Давайте не будем притворяться, Пётр Карпович, — решила сразу зайти с козырей. — Весь город знает, что мы с вами помолвлены, и скоро состоится свадьба. Насколько скоро, правда, одному Богу известно.

Чуприков хотел, было, что-то ответить, но я остановила его жестом, не давая вставить ни слова и продолжила.

— Поэтому я считаю вполне уместным называть вас по имени. Даже на людях. Ровно как и не краснеть до кромок ушей в вашем присутствии, будучи практически раздетой. Хотя могла бы. Но! Вы меня не любите и женитесь только потому что вас обязал папенька, — перечисляла известные мне факты. — И не говорите, что это не так. Думается мне, что это тоже общеизвестный факт.

— К чему вы клоните? — теперь уже как-то недобро сощурившись, заинтересовался Пётр.

— К тому, что пора нам с вами расставить все точки над и, — мне очень хотелось справедливости для влюблённой Любочки Миляевой, потому что как бы сильно она в него не втюхалась, терпеть издевательства и откровенное хамство со стороны объекта обожания - был уже перебор.

Чуприков отступил на шаг и слегка склонил голову вправо. В его взгляде читался интерес. Я оказалась права. Не ожидал он, что его невеста вдруг взбрыкнёт.

— Не скрою, вы меня удивили, — начал он, прислушиваясь, не идёт ли швея. — Говорите пока никого нет. Позже такой возможности может и не представится. Я весь внимание.

Если я тут надолго, то нужно хвататься за любую возможность улучшить условия своего пребывания в Любином теле. И моральные и физические.

— У нас с вами будет брак по рассчёту. Я это понимаю и не настаиваю на взаимности. Ровно как и то, что у вас имеется пассия на стороне. Для которой вы и заказали этот подарок, — зачастила я, опасаясь, что нас действительно могут прервать, не дав закончить важный разговор.

Глава 9 Купидонова клетка

— Ах, ты ж редиска! — зашипела я на Купидона, когда наконец переоделась обратно в своё платье и вышла из примерочной. — Что это было?

Ап спрятался за плотной занавеской и старательно делал вид, что “его тут нет”.

— А ну, выходи, негодник! — не выдержала я. — Что за ребячество?

Спросила, а сама подумала, что отродясь так не говорила. Не использовала в лексиконе таких слов. Откуда они только взялись? Может, это нахождение в теле Любы на меня так повлияло? Вон как я млела от прикосновений Петруши. Хотя, видела его второй раз в жизни. Странно всё это.

— Да ладно тебе, — выглядывая из своего укрытия, Купидон состроил виноватую мордашку.

Вот ведь! Ребенок ребенком. А ещё Бог!

— Не сердись, Любушка, — постарался угомонить меня паренёк. — Поехали домой, а? Там и поговорим.

В этот момент в дверь швейной мастерской вошёл ещё один “денди”. Высокий темноволосый мужчина с примечательными глубоко посаженными ярко-голубыми глазами. Я бы даже сказала синими. Я даже засмотрелась. Никогда таких не видела. Аккуратно подстриженные ухоженные усы с бородой на молодом лице смотрелись…на удивление гармонично.

Заметив меня, незнакомец учтиво склонил голову, подошёл к Апу и протянул ему руку для рукопожатия.

— Доброго дня, Апполинарий Егорович, — поприветствовал его усатый.

Купидон на вежливость не ответил, сложил руки на груди и демонстративно отвернулся, задрав нос. Оказывается, не один Чуприков тут этим страдает.

— Не в настроении сегодня? — ни капельки не обиделся на откровенно хамское поведение мальчика незнакомец. — Бывает. Молодость, кровь горячая.

Уголки губ мужчины лишь слегка дрогнули в некоем подобии улыбки, когда он снова кивнул мне и прошёл мимо.

Ап спешно подхватил меня под руку и едва ли не силой выволок на улицу.

— Ты чего? — остановилась я, высвобождая попавшую в плен конечность. — И что это за поведение? Права я была, когда назвала тебя ребенком. А ещё Купидоном назвался!

Отчего-то мне стало стыдно за такое поведение “брата”. Тот мужчина ничего плохого не сделал, даже не рассердился и не вспылил. Сама сдержанность. Да и его синие пресиние глаза так и засели в голове. Вот это я понимаю нормальный уверенный в себе и спокойный представитель местного высшего света. Такой точно не из крестьян. Купец? От него прямо веело богатством, но при этом он им не кичился. Общался спокойно и вежливо.

Твидовый чёрный пиджак, жилет с блестящими пуговицами, серая рубашка и шейный платок. Ну красавец же! Аккуратный, ухоженный, надушенный чем-то едва уловимым, а не кричащим безобразием. Неудивительно, что он прийзвёл не меня такое впечатление.

— Люба, посмотри на меня, — голос Апа вернул меня с небес на землю.

Сама не заметила как замечталась, вспоминая мимолётную встречу.

— Не вздумай засматриваться на Куприянова! — Купидон упёр руки в бока и топнул ногой.

Рядом с нами остановилась повозка, отвлекая от назревающего разговора. Пришлось снова взлезать на бричку по маленьким ступенечкам, волоча за собой юбки и затыкать ими всё свободно место на сиденье. Баба на самоваре, вот с чем я у себя ассоциировалась в тот момент. Хорошо, что платье на приём не такое пышное.

— Я серьёзно. Иван - не тот на кого тебе стоит тратить своё время в этой вселенной, — нахмурив брови продолжил Ап, когда повозка тронулась в обратный путь.

— Вот мы и подошли к самому главному. Давай, Склифосовский! Руби правду-матку. Как мне вернуться домой? Я тут задерживаться, знаешь ли, не намерена, — переходя на полушёпот, я наклонилась к парню поближе.

— Всё просто. Тебе нужно всего-навсего выйти замуж и попасть в то место, из которого я тебя забрал. Только там можно открыть переход. Пока эти два условия не будут выполнены, в свою реальность, к сожалению, ты не вернёшься.

И этот прохвост откинулся назад на сиденье, сложив руки на груди (снова), но на этот раз самодовольно улыбаясь.

— И по-твоему это смешно? — от абсурдности его требований захотелось стукнуть его чем-нибудь по его светлой головушке. — У меня там вся жизнь рушится. Сколько меня уже нет? Двое суток? Кто вообще управляет моим телом? Не Любушка ли?

— Об этом можешь не переживать. Там для тебя время остановилось. Если справишься, вернёшься в тот же самый момент времени. Да и что там у тебя рушится? Пф-ф-ф! Ни мужа ни жениха, с работы увольняют, — Купидон демонстративно закатил глаза.

— А вот это нечестно. Зачем давить на больное? Хотя, погоди, — я вдруг поняла кое-что очевидное и решила ответить колкостью на колкость. — у тебя ведь тоже одно место подгорает? Разве стал бы ты просто так меня сюда тащить, если бы тут всё шло как надо? Напортачил где-то, а теперь пытаешься залатать прореху, да? Что ты натворил?

По тому как побледнел и без того белокожий Миляев, я поняла, что снова попала в точку. Он упомянул вселенные и миры. Каждый из них, конечно, живёт по своему сценарию, но, видимо, что-то во всех них должно приходить к общему знаменателю.

— Ты спросила как тебе вернуться, я сказал. Остальное - не твоё дело, Люба Маркова, — он насупился и весь как-то скукожился, обняв себя руками.

Я же заметила, что глаза его предательски заблестели. Видимо, плохи дела у парня, раз он готов разреветься. А ещё Бог! Или кто он там?

— Каждый мир - это клетка. Войти и выйти из которой каждому человеку можно только в одном месте. Для тебя дверцей стал Париж. Всё индивидуально. Это правда. Люба Миляева просто так зарубеж попасть не сможет. Но…

— Её может отвезти туда Чуприков, — вспомнила я слова Карпа Фомича о приглашении на международную выставку.

Глава 10 Профдеформация

Пообещав Петру Миляеву подумать над его предложением, я поспешила в свою комнату. Пока поднималась на второй этаж, остановилась на лестнице. Как же приятно было касаться деревянных перил, слышать скрип старых дубовых ступеней, вдыхать аромат жилого провинциального дома. Да, большого, принадлежавшего торговцу, но всё же. Захотелось непременно побывать и в простой деревенской избе. Посмотреть как и чем жили люди во времена, ставшие в моей реальности прошлым, но ещё существующие в настоящем тут, в Купидоновой клетке.

И примечательным было не только это, но ещё и сам факт, что я задумалась. Раньше ритм моей жизни был настолько интенсивным, что я ни за что не обратила внимания на такие мелочи. Но это было до.

В Любиной комнате было прибрано, пахло свежей выпечкой и корицей: на столе стояло блюдо с горячими булочками. Когда только успели принести? Ведь только приехала. Но не это сладкое лакомство привлекло моё внимание, а оставленные без внимания коробочки с пастилой из лавки Чуприкова.

Подошла к столу, где они так и лежали, никем не потревоженные с тех пор, как я принесла их с собой. Бросила короткий взгляд на упаковку и скривилась: настолько безвкусно она была оформлена.

— Любовь Егорна, может желаете чаю? Я мигом принесу. Самовар как раз кипит, — в комнату вошла Глаша.

Меня же настолько покоробило увиденное, что я только отрицательно кивнула в ответ. Если коробочки такие убогие, то каково же их содержимое на вкус?

Открыла упаковку и достала небольшой кусочек пастилы. Не верилось, что Чуприков сколотил целое состояние, продавая свой товар в таком виде. Внутри должна была находиться вкусовая бомба, не иначе. Будь я на месте покупателей, увидев блёклые цвета и скупую надпись на коробочке, прошла бы мимо, даже не попробовав.

— Любишь пастилу, Глаша? — спросила я у девушки, которая не спешила уходить, дожидаясь моих приказов.

— Конечно. Спрашиваете ещё! Это моё любимое лакомство. После мёда, конечно, — девушка поджала губы, глядя на кусочек, который я держала в руке.

Видимо, есть её ей приходилось нечасто.

— Хочешь? — протянула ей лакомство. — Бери, угощаю, — улыбнулась ей как можно приветливее.

Глаша подошла, робко взяла пастилу, но есть не стала.

— Ешь, чего ждёшь? Я тоже попробую, — достала ещё один кусочек и положила в рот.

Да так и не проглотила. Потому что это нежное воздушное яблочное угощение и впрямь оказалось вкусовой бомбой, которая разорвала мои представления о пастиле в пух и прах. Я, конечно, пробовала её когда-то, но было это в далёком детстве и тогда она показалась мне до ужаса сладкой с кусочками сахара, который противно скрипел на зубах.

То, что я положила в рот на этот раз оказалось нежным как облако, в меру сладким и невероятно сбалансированным в плане вкуса. Была тут и яблочная кислинка и медовая сладость и нотки каких-то ягод.

— Надо же! — удивилась я, когда наконец проглотила кусочек. — Не так я её себе представляла. Странные какие-то яблоки у вас тут.

— Так она с облепихой. Неужто не пробовали такую? — поинтересовалась Глаша. — Это новинка. Только Чуприковы такую и делают. Куприяновы пока их переплюнуть в этом не смогли. Не выходит у них эту ягоду в пастилу добавить. Уж не знаю почему. Какие-то тонкости там, видимо.

Вот оно что! Куприянов тоже пастилу производит? Надо же, сколько торговцев сластями в Коломне развелось!

— Чуприковская - моя любимая, но не эта, а с земляникой, — призналась девушка.

— А как понять с чем она? Не написано ж нигде на упаковке, — пораженная таким упущением производителя, я стала крутить коробочку в руках.

— Так вот же, взаду, — Глаша подошла ко мне и указала пальцем на небольшую печатку на обратной стороне упаковки.

До того мелкую и блёклую, что сразу и не разглядишь.

— Эта для облепихи ставится, а та, что покруглее для малины. Мне подруга, которая в лавке работает рассказала.

— Мда. Может у меня уже профдеформация, но как он собрался на выставку ехать с такой упаковкой? — буркнула я вслух, но мой вопрос просто повис в воздухе.

Девушка просто-напросто не поняла, что я имела в виду. А может подумала, что у её хозяйки опять провалы в памяти или бред. Привыкла к странному поведению Любы?

— Идём-ка со мной, Глаша, — я решительным шагом направилась к двери.

— Куда это вы, Любовь Егорна? Уж не поплохело ли вам снова? — подтвердила мои опасения служанка.

— Всё отлично. На площадь мне нужно. Пастилы хочу купить. Всякой разной. Сходишь со мной? — как можно спокойнее попросила девушку, чтобы она не решила, что у меня поехала крыша и не побежала докладывать Клавдии. Та точно посадила бы Любу под замок после прошлого раза.

Более молодая и добрая Глаша согласилась, и через каких-то полчаса (так как пошли пешком, лезть в бричку повторно я не хотела ни за какие коврижки, да и гулять в платье а-ля самоварная баба оказалось не так сложно) мы уже рассматривали витрины местных лавок со сладостями, бакалеей и прочими товарами.

— А где тут лавка Куприянова? — спросила свою провожатую.

— Так вот же, самая видная, — служанка указала на довольно габаритную деревянную постройку, увешанную табличками и флажками настолько, что только слепой бы её не заметил.

— Мда. Из крайности в крайность, — прокомментировала я и пошла к лавке.

Я по образованию дизайнер, специализирующийся на упаковке с эко-уклоном. Раз уж попала в это место, решила полюбопытствовать, посмотреть что к чему. Вдруг что-то полезное для себя почерпнула бы.

Внутри торговой лавки семейства Куприяновый всё было так же вычурно и аляписто как и снаружи. Разноцветные яркие ленточки, масса табличек, указывающих где какой вид товара искать, но ассортимент победнее чем у конкурентов. Если я верно запомнила, у Чуприковых видов и вкусов пастилы и впрямь было больше.

На упаковке пастилы были нарисованы крупные узоры, надписи имелись, но довольно мелкие и почти нечитаемые. Хотя, надо отдать Куприятновым должное, вид изделия уточнялся ровно как и его наполнители. Смоква, пастила воздушная, пастила с малиной или с тыквой - всё было читаемо, но опять же как-то не так как того хотелось бы.

Глава 11 Азартный скакун

— Что, простите? — я слегка выпала в осадок, поняв, кто именно подсказал мне решение.

— Говорю, выбирать нужно самого сильного скакуна. Ипподром ошибок не прощает, ровно как и сама жизнь, — уточнил фабрикант.

Если я правильно поняла, то у Куприянова тоже имелось своё производство, но ассортимент пастилы был не таким богатым как Чуприковых.

— Извините, я просто задумалась. Не имею пристрастия к азартным играм, — пытаясь избегать обращения к мужчине по имени и отчеству, которого не знала, ответила я.

— Похвально. Не могу сказать о себе того же. Азарт у меня в крови. И пока удача мне ни разу не изменяла, я готов обскакать любого на пути к желаемому, — синеглазый красавец улыбнулся мне настолько соблазнительно, что я на пару секунд даже забыла кто я и где нахожусь. — Что привело вас в мою лавку, Любовь Егоровна? Захотели пастилы? Выбирайте любую, сделайте мне приятное. Угощаю.

Вот она, разница в обращении. Один морду кривит, а второй рассыпается перед тобой в комплиментах. С какой стати я должна отдавать предпочтение грубияну Чуприкову, когда у Любы появился такой обходительный кавалер? Сделать ему приятное? Как-то двусмысленно прозвучало. А может у меня просто мысли не в том направлении потекли.

— Благодарю, не отказалась бы, Иван…— запнулась я, поняв, что обращения всё же избежать не удалось.

— Фёдорович. Но для вас, если того желаете, просто Иван, — его бархатный голос буквально обволакивал всё моё естество.

Никогда не любила мужчин с усами и бородой, но именно этому они чертовски шли. Настолько, что я уже была готова пересмотреть свои предпочтения. Задумалась даже каково это, когда тебя целует обладатель такой прелести.

— Иван Фёдорович, доброго дня вам, — из транса меня вывел голос работницы лавки. — Ревизия готова. Можно проверять. Всё учли до копеечки. Товар проверили, новую партию на прилавок выложили.

— Хорошо. Оставьте учётную книгу на столе. Я взгляну, — всё так же вежливо, будто говорил не с наёмной работницей, а продолжал вести диалог со мной, ответил ей мой собеседник.

Взгляда при этом от меня он не отвёл. И от этого по телу прошла жаркая волна. Дышать стало нечем, руки же наоборот похолодели, ладошки покрылись потом. Казалось, его синие глаза смотрят мне прямо в душу. И видят там не Любушку Миляеву, а меня, Любовь Маркову.

— Может, желаете чего-то особенного? — склонился ко мне этот “чеширский кот”, обдавая приятным ароматом.

“Что же это за парфюм у него такой, что я прямо таю как снеговик по весне?”

— Д-да, — уставившись на мужчину как кролик на удава, буркнула я.

— Мне самому выбрать? Или…

Каждый вдох давался с трудом. Треклятый корсет стал неимоверно тесным. Чувствовала себя жабой, которую запихали в эту штуку и затянули так, что при каждом “ква”, бедолагу раздувало только в верхней части тела. Любушка ещё, как назло, оказалась по этой части богата, и её пышные формы ну никак не умещались в узкое зашнурованное едва ли не насмерть изделие, которое мне хотелось просто распороть и снять с себя.

— Вижу, вы уже определились, — Куприянов, кажется, понял, что ещё чуть-чуть и я бахнусь в обморок, поэтому решил ослабить напор. За что где-то в глубине души я была ему очень благодарна.

Хотя, признаю к своему стыду, упасть в его объятья, я в тот момент была совершенно не против. Ведь “напирал” он мастерски и очень результативно. Прямо как каток на укладываемый им асфальт. Горячий и дымящийся. У меня разве что пар из ушей не пошёл. Неудивительно, что этот мужчина добился результатов в торговле. Я вот, к примеру, готова была купить у него всё, что имелось в лавке, и заплатить при этом любую цену, которую бы он назвал. Да что там? Душу бы продала за ещё один такой жаркий взгляд.

— Дунечка, заверни моей гостье то, что она выбрала и коробочку нашей лучшей смоквы. Если пожелает чего-то ещё, то всё за мой счёт. — отдал он указание работнице лавки, а, обратившись ко мне, добавил, — Любой ваш каприз, Любовь Егоровна, за мой счёт. И касается это не только сладостей. Буду рад угодить. А сейчас, прошу меня извинить. Дела, знаете ли.

Короткий кивок, ещё один едва ли не физически обжигающий взгляд и пустота. Куприянов взял со стола учётную книгу и скрылся в подсобном помещении лавки для проверки подготовленной документации.

У меня же на душе стало как-то зябко. Словно пока этот невероятный мужчина был рядом, меня согревало его тепло, а стоило ему уйти, он забрал его с собой, оставив меня ни с чем.

— Любовь Егоровна, мы ещё что-то возьмём? — меня нерешительно потянула за рукав Глаша.

Тут-то я и вспомнила, что девушка очень любит сладости. Поэтому грешно было не воспользоваться щедрым предложением Куприянова. Вяло тыкнула пальцем в пару самых цветастых коробочек, которые решила после подарить своей помощнице за то, что пошла-таки со мной на площадь. Мне всё тут же завернули с собой. Совершенно бесплатно. Да ещё и поблагодарили за визит и прекрасный выбор.

Всю обратную дорогу я шла, пребывая в каком-то странном состоянии. Будто меня окунули в цветные чернила, показали как красив и ярок этот мир, а затем резко бросили в чёрно-белую палитру одну одинёшеньку.

“Что это вообще было? Почему я так реагирую на какого-то мужика? Ну да, хорош, импозантен, вежлив. Но чтоб меня до такой степени накрывало? Что-то тут не так. Вон их сколько по улице ходит, и многие посимпатичнее этого Ивана будут, но у меня вообще ничего не ёкает, когда смотрю на них.”

Глаше сласти я всё же подарила, только коробочки попросила вернуть, когда угощение будет съедено. Они требовались мне для анализа и доработки. Спросила, дома ли Апполинарий Егорович, на что получила утвердительный ответ. Оказалось, что его посадил под домашний арест наш старший брат.

Стало немного смешно оттого, что самого Купидона оказалось так легко запереть в комнате, но улыбка быстро пропала с моего лица, когда я вспомнила зачем он мне потребовался.

— А ну выкладывай, вихрастый! Почему это мне нельзя приближаться к Куприянову? Что с ним не так? — начала я с главного, врываясь в комнату младшенького Миляева.

Глава 12 Не тот кавалер

— Серьёзно? — я обошла Апа вокруг, разглядывая необычное зрелище.

Отверстие и впрямь оказалось сквозным. Я прекрасно видела ткань рубашки, прикрывавшей его спину. Будто парня навылет ядром пробило, но только тело, а не одежду. Дыра дырой, только без крови и прочих анатомических ужасов.

— Похоже на провал в пространстве, если честно. Как ты до сих пор не умер с такой красотой в груди? Вернее с отсутствием части себя, — на полном серьёзе спросила Купидона и только тогда вспомнила, что он не человек.

Раз смог притащить меня в параллельную реальность и запереть тут, пока не доберусь до дверцы этой его “клетки”, то, наверное, Ап - Бог или что-то в этом роде. Маг как минимум.

— Продолжишь общаться с Куприяновым, умру. Вернее, просто перестану существовать в этом измерении. Меня выкинет отсюда, а тебя - нет, — снова насупился парень и сложил руки на груди.

— Так ответь на вопрос уже наконец? Почему мне нельзя к нему приближаться? Это он с тобой сделал? — не выдержала я, искренне не понимая, в чём дело.

Одни вопросы, а ответов раз-два и обчёлся.

— Нет, не он, — Купидон плюхнулся в кресло и недовольно принялся запахивать рубашку, пуговиц на которой теперь не хватало. — Мог бы рассказать, давно бы это сделал. Но мне, к сожалению, нельзя. Написать тоже не выйдет, пробовал. Поэтому придётся тебе, Люба, самой додуматься.

— Отлично! Хорош Бог, или кто ты там? Притащил сюда, запер, просишь “то не знаю что”, ставишь условия, а мне догадываться и разбираться самостоятельно, значит? — я упёрла руки в бока.

Ну каков нахал! Кто так вообще делает? Хоть какие-то бонусы мне должны, в конце концов, полагаться?

— Я - Купидон, Люба, а не всесильный Бог-Творец. Читала же сказки в детстве? Моё дело - чувства. Если они есть, я набираюсь сил, если нет, слабею и исчезаю из реальности, в которой появился, чтобы нужная пара заключила союз.

— Так бы и сказал. А то я уже подумала, что Куприянов - какой-нибудь дьявол-искуситель или сверхсильный Бог номер два, который ставит тебе палки в колёса, — выдала я, но по тому как Ап скривился поняла, что догадка моя не так уж абсурдна.

— Слушай меня внимательно, Люба. А то я говорю, но в твои ушки попадает не то, что должно. Будто нужная информация обтекает тебя и улетает в какую-то чёрную дыру, — вздохнул парень, потирая переносицу. — Ключевые слова: чувства, нужная пара и союз. Повтори.

— Чувства, нужная пара и союз, — выполнила я указание Купидона. — Союз! Ну конечно. Ты что-то там говорил про то, что Люба должна выйти замуж и добраться до Парижа, — меня осенило.

— Нет же! Во Францию нужно тебе, а не ей, — Ап вскочил с места и неожиданно ткнул меня в плечо пальцем. Больно.

— А тебе? Что нужно тебе, нахал ты блондинистый? — потирая место тычка и злясь на парня, зашипела я.

— Союз! Мне необходим со-юз! Понимаешь?

— Иными словами брак, — съязвила я.

— Называй как хочешь.

— Ладно. Поняла, не дурочка. Мне уже далеко за двадцать, — зачем-то уточнила я. — Кста-а-а-а-ти, а сколько лет Миляевой? Она хоть совершеннолетняя?

— Да. Ей восемнадцать лет. С половиной.

— И как давно она вздыхает по Чуприкову? — поинтересовалась тем, что волновало меня уже не первый день.

— Давно. Уже несколько лет, — выпалил Купидон.

— Так чего ж ты заменил её на меня, если тебе нужно, чтобы она замуж за Петрушку вышла? Лучше неё кандидатуры не сыскать. Втрескалась по уши, сама договорилась с будущим свёкром о свадьбе. Пробивная девчонка. Не удивилась бы, если бы она целую фабрику прославила бы на всю Российскую империю, — меня понесло.

— Она бы не прославила! — неожиданно резко ответил мне Ап и замер, давая понять, что вот она, настоящая “ключевая фраза”, которую сам он сказать мне не мог.

В комнате воцарилась полнейшая тишина. Мы с Купидоном просто молча смотрели друг на друга: он - словно молнией пораженный, не в состоянии даж епошевелиться, я - делая выводы из услышанного.

Теперь всё встало на свои места. Брак - лишь прикрытие. На самом деле Апу нужно было, чтобы фабрика Чуприковых стала известной на всю страну. И случится это после того как Пётр отвезёт свою пастилу на выставку в Париж и получит там не только всероссийское, но международное признание. Ведь только тогда его мануфактура начнёт набирать обороты.

— Союз ведь может быть и деловым, — сказала наконец я, нарушая молчание.

Ап ничего не ответил. Только отмер, наконец, и снова принялся тереть переносицу. На нервах, видимо.

— С дыркой этой как теперь быть? Ты ведь пока не умираешь? Или оно теперь само дальше поползёт? — хотелось понимать сколько времени в моём распоряжении, и не останусь ли я в “клетке” одна в самый неподходящий момент.

— Никак. Если выберешь правильного кавалера на званом вечере “нашего папеньки”, она исчезнет без следа. И всё пойдёт как следует, — снова запахнул рубашку на груди Купидон, будто ему стало вдруг холодно.

— Если это всё, что требуется, то считай, что дело сделано, — махнула я рукой и вышла из комнаты.

Ох, и разозлил же меня этот белокурый. Хотя и испугал ненашутку. Не каждый день видишь сквозные отверстия в людях. Живых. Ну, или не совсем людях.

К себе вернулась с жуткой головной болью. Мысли путались. И я сделала то, что всегда помогало мне в сложных ситуациях: взяла лист бумаги, перо и стала чертить схемы. Просто геометрические фигуры без слов. Каждая обозначала какое-то пережитое мной на данный момент в этом месте событие. В углах галочками отмечала ключевых персонажей, точками - второстепенных. И вышло так, что в самом центре оказалась я сама, и куда бы ни вела пером, линии приводили меня к одной и той же галочке. Той, которой я обозначила одного из кавалеров Любы.

Следующие несколько дней прошли в подготовке к приёму. Но меня это почти не касалось. Все обитатели дома торговца галантереей Миляева, казалось, просто забыли о существовании его дочери. Заходили ко мне только позвать к обеду или ужину или помочь умыться и одеться. Я гуляла по саду за домом, пару раз выбралась на площадь и к торговым рядам, но так и не встретила там того, кого хотела.

Глава 13 Ленточек побольше

Он стоял за прилавком совсем один. Пётр Чуприков. В простой одежде, не в уже привычном глазу дорогом костюме и бабочке или шейном платке, а обычных тёмных штанах, льняной рубашке, застёгнутой не до самого верха и фартуке разнорабочего лавки. Кажется, под ним прятался жилет из холщевины или какой-то совсем простой ткани, но откровенно пялиться, разглядывая, так ли это, я не стала.

— Любовь Егоровна? — на красивом лице наследника фабрики отразилось искреннее удивление. Не ждал, стало быть.

Хотя, я и сама не собиралась именно в эту торговую точку. Но почему-то пришла.

— Д-до-брого дня, Пётр Карпович, — я так и замерла у порога, не решаясь пройти дальше. — А где…— напрочь забыла имя работницы, которую встретила тут в день своего появления в этом мире.

— Домой убежала. Ребенок захворал. Лекарство нужно дать, — тут же ответил на ещё незаданный вопрос мужчина.

Я же поймала себя на мысли, что лёгкая небритость Петра смотрится куда приятнее чем густая борода Куприянова.

— Что же? Подменить её больше некому? Я думала, хозяева таким не занимаются, — я настолько растерялась, что не соображала, что несу.

Мы с ним словно ролями поменялись. Я язвила, а он просто отвечал на вопросы и не обращал внимания на мои шпильки.

— Так я здесь и не хозяин, — спокойно без какого-либо сарказма сказал Чуприков, выритая перепачканые в сахарной пудре руки о махровое полотенце. — Управляющий - да. Инспектор. Бывает порой. Но фабрика не моя, а моего отца. Так что, я, можно сказать, разнорабочий, способный подменить любого, если потребуется. В том, чтобы стоять за прилавком нет ничего зазорного. За пастилой пришли? — вежливо поинтересовался Пётр, а я чуть не подавилась.

Настолько разительной казалась перемена, что я усомнилась, Петруша ли вообще передо мной. Или его Ап тоже кем-то заменил пока я над эскизами корпела?

— Даже хорошо, что мы встретились, — затараторила, так как неожиданно вспомнила о нашем уговоре относительно подаренного “женихом” исподнего.

К слову, пару комплектов мне доставили уже на следующие сутки после заказа, и те пришлись как раз по размеру. Носила я их попеременно, радуясь, что избавилась от размахаек-панталонов, но периодически всё же подумывала о том, как буду выполнять обещание, данное Чуприкову.

Вот и теперь, щёки сами налились румянцем, да и нужно было успеть, пока Чуприков не начал кривиться от моих слов и снова строить из себя сноба.

— Я к вам, Пётр Карпович, с жалобой. Где тут у вас жалобная книга?

Подошла к прилавку шлёпнула ладонью по одной из коробок с готовой к продаже пастилой.

— Вам нехорошо? Вы странно себя ведёте, — Чуприков заинтересовался, но не тем, что на что я собралась жаловаться, а моим состоянием здоровья.

Так и подмывало сказать, что он тоже ведёт себя не так как прежде, но я сдержалась.

— Меня, конечно, прозвали дурочкой с Сущёвской, но, уверяю вас, никакая я не умственно-отсталая и провалами в памяти не страдаю, — начала уверенно, наблюдая за тем, как меняется выражение лица Петруши.

Симпатичный, зараза. А мимика какая! Живая, неподдельная. Совсем не такая как у Куприянова. Да и помоложе Ивана, кажется.

— Кхм, простите, — поняла, что переборщила и постаралась сбавить обороты. — Я хотела с вами поговорить о вашем товаре, — вздохнула, окидывая взглядом блёклые “безликие” коробочки, лежащие на прилавке.

— Неужели что-то несвежее попалось? Быть такого не может! Я лично контролирую качество. — забеспокоился Пётр. — Когда купили? Что за партия?

Мужчина даже вышел из-за прилавка. Навис надо мной и уставился в ожидании ответов на свои вопросы. На голову выше Любушки, широкоплечий. Эх, какой жених! Не просто так Миляевская дочка в него втюхалась. Было за что.

— Нет, всё было очень вкусное и свежее, — замямлила я, напрягаясь от неожиданной близости Чуприкова и делая шаг назад. — Так и таяло на языке. Я такого не пробовала никогда, — сказала чистую правду. — Но вот упаковка…

— Что с ней? — подступая ко мне и буравя взглядом, заинтересовался Пётр.

— Она…ну, как бы это сказать? — не хотелось не только показаться невежливой, но и спровоцировать неадекватную реакцию.

Видно было, что всё связанное с фабрикой и её продукцией, Чуприков принимает близко к сердцу. И то что он стоял так близко, одним своим видом вынуждая паниковать, вышибло из головы все мысли. Поэтому я сказала первое, что пришло на ум.

— Вот помните меня в том исподнем у швеи? — спросила и только тогда поняла, что сморозила. Ведь, судя по тому как переменился в лице и опешил мужчина, он помнил.

Но отступать было уже поздно. Слово не воробей. Нужно было продолжать.

— Помните, стало быть, — констатировала я. — А увидели бы в нательной рубашке и панталонах до колена, навряд ли бы так в память врезалось, — демонстративно подняла указательный палец и покачала им перед носом резко побледневшего собеседника.

Чуприков с трудом сглотнул, отвёл взгляд, а затем и вовсе отвернулся, прикрывая лицо ладонью, словно у него голова закружилась или…ему стало стыдно? Представил в деталях красавицу невесту практически без ничего, в одних только в рюшах и лентах? Может не так всё и безнадёжно для Любушки, как мне показалось с самого начала.

— Потрудитесь объяснить, к чему вы ведёте, Любовь Егоровна, — каким-то хриплым сломавшимся голосом сказал Чуприков. — Я не улавливаю связи.

— Упаковка вашей пастилы не соответствует содержимому. Завернули свой деликатес в пекарскую бумагу, положили в монотонную коробочку и написали какое-то скупое: “Пастила фабрики Чуприкова. г. Коломна”. Ни с чем она, ни какого вида. Поди разберись. Клеймо ваше на задней стороне только вам понятно. Украшений, опять же, никаких нет. Согласитесь, рюши и ситец куда больше притягивают взгляд чем простая хлопковая сероватая ткань, — выдала я, наблюдая за тем, как Пётр по-прежнему не глядя на меня возвращается на своё место за прилавком.

За моей спиной внезапно хлопнула входная дверь лавки.

Глава 14 Тоже мне джентльмен!

Вот же дура набитая! Обрадовалась тому, что Петруша не язвил и не грубил. Губу раскатала. Решила поставить на него. Подумала, что Чуприков взял и изменил своё отношение к Любе. Для неё ведь старалась. А он, он!

А что он? Мужик, в самом расцвете сил. То, что у него имеется любовница или пассия для меня не было секретом. Сама же по-ошибке примерила подарок, предназначавшийся ей. Ну явилась она к нему в лавку и что?

Я раз за разом задавала себе эти вопросы ведь последующий день. Со злости на фетишиста слопала за раз всю пастилу из коробочки. Она оказалась со смородиной. И, как назло, очень вкусная. Так и таяла во рту, оставляя приятную кислинку и свежий привкус витаминной ягоды.

Пеняя на себя за то, что так и не попробовала сладости из лавки Куприянова, уселась за рисование. На этот раз эскиз дался мне удивительно легко. Представляя пышный куст с ароматными листочками, увешанный словно красивыми серьгами, гроздьями крупных пахучих тёмных ягод, я за каких-то десять минут закончила набросок.

— А надо-то было всего-лишь разозлиться на Петрушку, — улыбнулась сама себе, откладывая готовую работу, когда за окном уже стемнело.

Глаша, которая пришла помочь мне подготовиться ко сну, устала ждать пока я закончу “калякать по бумаге”, да так и уснула в кресле у двери. Переоделась и умылась я сама без посторонней помощи. Не хватало ещё, чтобы со мной как с малолетней носились! Расчесала длинные и густые Любины волосы, к которым уже успела привыкнуть и посмотрела в зеркало.

— Ну хороша же! Дурак ты, Чуприков! Сам своего счастья не понимаешь, — пожала плечами и вспомнила тёмные почти чёрные глаза Петра.

То как он смотрел на меня в лавке, когда я напомнила ему о том случае у швеи. Как смутился. Не верилось, что это был тот же мужчина, что нагрубил мне при первой встрече, а при второй совершенно спокойно стоял и рассматривал все Любины прелести даже глазом не моргнув. Хотя, когда в помещение вошла его…знакомая, всё вернулось на круги своя. Чуприков только холодно кивнул мне на прощание, подошёл к девушке, аккуратно приобнял за талию и предложил поговорить в более подходящей обстановке, уводя в подсобное помещение. Не счёл нужным даже представить нас друг другу.

Тоже мне джентльмен!

А ночью мне мне снилась всякая белиберда. Полная луна в небе, пустынная улочка вымощенная камнем где-то на окраине города, по которой прогуливалась влюблённая пара.

Петра я узнала сразу. Даже со спины его фигура была мне знакома. Да и уже привычный строгий дорогой костюм тут же бросился в глаза. Сомнений быть не могло: летней ночью под лунным светом с прекрасной спутницей прогуливался именно он. А вот девушка…

Сначала я подумала, что блондинка в кремовом платье с длинными локонами, пружинящими по красивой, полуобнаженной, тонкой спине - это Люба. Но ошиблась. Красавица что-то сказала своему кавалеру, вынуждая сбавить шаг, а затем и вовсе остановиться. Пётр заботливо её приобнял, а она положила голову ему на плечо. Казалось бы, чего тут такого? Всё нежно и невинно. Но меня аж затрясло от злости.

Спутницей Чуприкова оказалась та самая расфуфыренная из лавки. Теперь я ясно видела, что она немного старше молодого человека - её выдавали заметные морщинки на носогубных складках. И даже тонна пудры не помогала скрыть возраст. А уж яркая алая помада только подчёркивала “несвежесть наливного яблочка”. Только упругие пшеничные локоны и создавали впечатление, что перед тобой нежный садовый цветок, хотя на самом деле лепесточки-то его уже начали увядать.

Но не мне судить. Сердцу не прикажешь. Возможно, Петруша был из тех, кому нравились дамы постарше. А я-то думала, что он точь-в-точь как тот самый мистер Дарси из запомнившегося мне из школьной программы романа. Гордый, колючий, но всё же джентльмен. Оказалось же, что он просто мужчина, который не хочет жениться по настоянию отца. Ни больше ни меньше.

Вот только отчего-то стало обидно за Любу. Променяли её на эту напомаженную. Оставалось только надеяться, что первое впечатление обманчиво и душа у избранницы Чуприкова чиста как первый снег. Хотя верилось с трудом.

— Хочу крупные пружинистые кудри на приём, Глаша, — сказала своей бессменной помощнице утром, когда та пришла помочь мне одеться и позвать к завтраку.

— Так надо было с вечера тогда крутить-то, — запричитала она.

— Крути сейчас! За день успеем. Никуда сегодня не пойду, буду сидеть дома и рисовать, — успокоила её я и плюхнулась в кресло, готовая отдаться в её заботливые умелые руки.

Вот вроде взрослая женщина, всё понимаю. Но мне настолько захотелось переплюнуть Петрушину Пассию, что аж руки чесались. Любушка была и моложе и красивее. А со мной в её теле и вообще являлась уникальной для своей эпохи. Этим вечером мне предстояло показать кое-кому, что дурочка с Сущёвской, которая за ним увивалась не так уж и глупа. И не обделена мужским вниманием. Не Дарси он не разу, так и я не Элизабет Беннет. Но Миляевой нужно за него выйти. Мне нужно, чтобы попасть в Париж.

— Что там Иван Фёдорович? Будет сегодня на приёме? — поинтересовалась у Глаши, которая в поте лица накручивала мои сбрызнутые медовой водой локоны на папильотки.

— Будут. Даже несколько коробочек пастилы своей прислали в качестве угощения. А вам, ой, — девушка посмотрела на меня так, словно разболтала государственную тайну.

— Мне что?

— Вам букет ромашек, да не луговых, а каких-то странных. Крупных. Будто их в теплице выращивали, — сказала, сжимая в руках чепец, который предстояло водрузить мне на голову, чтобы локоны “схватились” в тепле. — Но Апполинарий Егорыч его как увидели, так сразу у посыльного отняли и к себе в покои унесли. Велели вам ничего не говорить, но я, глупая, проболталась. Вы уж не выдавайте меня, пожалуйста.

Глава 15 Не перестараться

— Не скрою, польщён вниманием к своей персоне, — промурлыкал мне на ушко Куприянов, когда мы вышли в сад.

От него как всегда приятно пахло, а тепло крепкой мужской руки, прижимавшей меня к не менее горячему телу напоминало о том, что я играю с огнём.

— Мой брат рекомендовал вас как очень хорошего человека, — сказала чистую правду, ища среди собравшихся возле импровизированной сцены молодых людей Петра Миляева.

— И только? Он больше ничего вам не сказал? — Иван за словом в карман не лез.

Куприянов прекрасно знал зачем пришёл сегодня на вечер. И уходить без желаемого не собирался.

— Упомянул, что вы в активном поиске спутницы жизни, — попыталась обойти тему, затрагивать которую пока не планировала.

Уголки губ выбранного мной на этот вечер кавалера дрогнули в некоем подобии улыбки. Мне же показалось, что я услышала как меня окрикнул Ап, но голос его был каким-то тихим и неестественным.

— Не совсем. — уточнил он, — Я её уже нашёл. Дело за малым.

— За чем же?

— Право слово, Любовь Егоровна. Вы само очарование. Когда находишь товар, который тебе приглянулся, остаётся только узнать его стоимость. И купить.

Сравнение вышло в духе профессионального торговца. То, что никаких чувств к Миляевой Иван не испытывает, стало несомненно. Кто вообще рассматривает невесту как товар? Зачем она ему тогда вообще понадобилась?

— А если окажется не по карману? — поинтересовалась я.

Куприянов остановился, улыбнулся, на этот раз уже сам себе и как-то совсем не по-доброму.

— Нет в этом мире того, чего не купишь за деньги. Вам ли, как дочери торговца, этого не знать? У всего есть цена. И на любое предложение найдётся спрос. Но вам не стоит забивать этим свою светлую головушку, моя милая. Оставьте эти беседы тем, кто в этом сведует. А сами…наслаждайтесь жизнью и радуйте глаз. От вас больше ничего не требуется. В конце концов женщина создана именно для этого. Разве нет?

У меня челюсть чуть на пол не свалилась. Хотя, чего я хотела? Здесь жили в прошлом. Взгляды на мир тоже были далеко не прогрессивные. Хорошо, что попала в тело Любушки, которая по мнению Ивана должна “радовать глаз”, а не в какую-нибудь крепостную или наложницу в восточном государстве, от которой только деторождение да работа требовалась бы мужику.

— Верно. Только для этого и создана, — я натянула на лицо самую невинную и глупую улыбку, которую только была способна изобразить.

— Милая, вот ты где! — ко мне подошла незнакомка очень похожая на отца и братьев Любы. — Уж прости, никак не могла к тебе вырваться. Сама понимаешь, семья, ребенок. Как же я соскучилась!

Женщина, если не сказать дама в теле, буквально отодрала меня от Куприянова и принялась душить в своих мягких приторных объятьях. Парфюма на этот вечер она не пожалела. По крайней мере мне в тот момент показалось, что вылила она на себя весь флакон целиком. Аж в горле запершило.

Фелицата, вот как её звали. Старшая сестра Любушки. Ап упоминал о ней, а также о том, что девушка вышла замуж за купца, родила ребенка и жила теперь не зная горя, как у Христа за пазухой. Бесконечные приёмы, вечера, выезды в гости и на чай не давали ей скучать, а малолетнему сынишке видеться с матерью. Мальчика сбагрили нянькам и забыли и его существовании.

Конечно, зачем заниматься малышом, когда другие дамы пьют чай, обсуждают последние сплетни и проводят своё время в пошивочных мастерских, выбирая новые наряды по модным каталогам?

— Я тоже скучала, — выдавила я из себя, когда наконец смогла вдохнуть.

— Иван Фёдорович, уж простите, но вашу спутницу я украду. Папенька как раз о вас спрашивали. Они с остальными господами вооон там, — Феля указала своим пухленьким пальчиком в сторону импровизированной сцены и потащила меня подальше от Куприянова.

Я хотела было возмутиться, но потом поняла, что небольшой перерыв мне просто необходим. Теперь, когда я поняла, что асфальтоукладчик с гордым именем Иван намерен всё же уложить Люб…кхм, то есть асфальт, конечно, любой ценой, стало немного страшно.

— Дорогая моя, ты меня радуешь, — щебетала “моя сестра”, волоча меня за собой к кучке девушек, тихонько шушукавшихся возле беседки и стрелявших глазками в сторону кавалеров. — Постройнела, похорошела. Платье какое шикарное! А кудри? Выше всяких похвал. Всю ночь в папильотках, поди, спала?

— Спасибо. Старалась, — ответила я, оглядываясь и ища взглядом одного определённого человека.

Но увидела только заметно побледневшего и прислонившегося к стене Апа. Парня бросило в пот, он тяжело дышал и с трудом держался на ногах. А самое примечательное, что никому не было до этого дела. Ни слугам, ни гостям. Они будто перестали замечать Купидона.

— Какая ты молодец! Даже я оценила, как перекосило этого твоего женишка, когда ты поднырнула под крылышко Куприянова, — шепнула мне на ухо Фелицата, обдавая ароматом приторных духов. — Вот это я понимаю. А папенька знает? А то вы же с ним как сговорились. За Чуприкова за да Чуприкова. Зачем он тебе сдался, когда такой завидный кавалер сам к тебе сватается?

Вот уж кто сговорился, так это Феля и Пётр Миляев. Что он что она просто мечтали выдать сестру за синеглазого. Но после его последних слов я лишь ещё больше уверилась в том, что он ничем не лучше грубияна Чуприкова. Поэтому ера нужно выбирать из двух не очень хороших мужиков, то лучше того, за которого хотела замуж сама Люба. Я вернусь домой, а ей с ним всю жизнь жить.

Если уж она и впрямь страдает провалами в памяти и немного “блаженная”, то счастье до гробовой доски ей будет обеспечено. Наденет свои розовые очки и станет как её сестрица порхать по приёмам и примерять платьица, пока Пётр на стороне со своей пассией будет гулять. И ей хорошо и ему раздолье.

— Ой, Феличка, голубушка! Как похорошела-то!

— Как раздобрела! А платье новое? Из того каталога, да?

— А перчаточки-то какие!

Мне повезло, так как сестру окружили остальные успевшие прибыть дамы, а я потихонечку “слиняла под шумок”. Забежала в зал с целью найти Апа и спросить его о самочувствии. Переборщить тоже не хотелось бы. Одно дело показать Чуприкову, что на его невесту имеется спрос, и совсем другое - всё испортить. Ведь я не знала насколько далеко мне можно зайти, чтобы Купидону не поплохело так, что не исправишь.

Глава 16 Руки прочь от моей невесты

Меня душило чувство вины. Нужно было с самого начала узнать у Купидона как далеко я могу зайти, чтобы ему не навредить. Так и думала, что наломаю дров, но не предполагала, что всё окажется настолько плачевно.

Мало того, что Ап оказался при смерти, так я ещё и укрепила мнение недо-Дарси о том, что его невеста полоумная. Сама бы я на его места так и подумала. И, похоже, именно это и пришло ему в голову.

Чуприков мог мне не поверить. Мог оттолкнуть и броситься помогать парню, которому по его мнению было очень и очень плохо, но в тот момент, когда он мельком посмотрел мне за спину, что-то изменилось.

Моя ладонь оказалась в его, а на талию легла сильная рука, притягивая к крепкому горячему телу вплотную.

— Разве могу я отказать, когда моя невеста так просит? — Пётр улыбнулся мне и сделал первый решительный шаг.

Это был вальс. Я уже и забыла что такое классические танцы. Последний раз танцевала лет -дцать назад на выпускном. С тех пор как-то не доводилось, да и настроения не было, хотя в детстве я с большим удовольствием ходила в кружок бальных танцев. Правда, танцевали там девочки друг с другом, так как по статистике на десять девчонок было…не девять ребят, а один. А я хорошо вела, поэтому меня всегда ставили в пару с неопытными или новичками на мальчуковые партии.

Вот и теперь я по-привычке дёрнулась, чтобы повести, но ладонь сжала крепкая рука, слегка надавливая и осаждая мою инициативу. На этот раз в танце я оказалась на своё месте и непривычно ощутила себя хрупким созданием, которое очень бережно и аккуратно сопровождают в прекрасном путешествии в волшебную вселенную музыки и ритма. Платье на мне, свечи в зале, гости, одетые по моде того времени, мягкие ковры под ногами: всё это только больше погружало меня в какой-то транс. А ещё кавалер, при виде которого у любой бы сердце затрепетало. У любой, но не у меня. Ведь я знала каков этот мужчина на самом деле.

Нужно отдать должное, Пётр прекрасно танцевал, будто только этим всю жизнь и занимался. Вот только прижимал меня к себе при этом чересчур крепко, будто думал, что я оттолкну его и куда-нибудь сбегу в самый разгар действа. Пару раз даже поймала себя на мысли, что со стороны это смотрелось излишне горячо, создавая впечатление, что пара влюблённых, которым не удаётся встречаться в повседневной жизни, наконец-то дорвалась друг до друга и плевать хотела на общественное мнение.

К скрипке присоединились и другие инструменты, а к нам - ещё несколько пар. Я же никак не могла сосредоточиться на самом танце, всё выискивала взглядом Апа. А когда нашла, у меня словно гора с плеч свалилась: парень самостоятельно поднялся на ноги и улыбался, глядя на то, как мы с Петром вальсируем.

Купидон оказался не единственным, не сводящих с нас глаз. У распахнутых дверей в сопровождении Егора Ивановича стоял Иван Куприянов. И если первый умилялся, глядя на свою дочурку, то второй готов был рвать и метать. Из его красивых синих глаз разве что молнии не летели.

— Какая же чудесная пара! — как только музыка стихла, к нам подошёл Карп Фомич и одобрительно похлопал сына по плечу. — Так и знал, что невеста тебе досталась завидная.

— Доброго вечера, — потупила я взгляд, избегая смотреть в лицо такому знакомому мне Чуприкову-старшему.

— Да, доченька у меня красавица! Вот только уж больно долго в невестах ходит, — тут же подсуетился Любин отец, вставив свою шпильку.

Хотя мы и закончили танцевать, Пётр не только не выпустил меня из поля зрения, его рука до сих пор прижимала меня за талию так, что мне даже дышать было некомфортно.

— Действительно, Карп Фомич, не дело это, — в беседу вступил Куприянов, который тоже как-то незаметно оказался в непосредственной близости. — Такая красавица в невестах ходит уже который месяц. Вся Коломна судачит о том, что обещание своё ваш сын не выполняет, замуж её брать не торопится. В свет на приёмы без неё заявляется. Не делает это чести ни ему ни его названной невесте.

Музыканты не спешили начинать новую композицию. Внимание всех присутствующих было обращено на нас и окруживших нас господ. Девушки из сада тоже дружной стайкой подтянулись в зал. Конечно, кто захочет пропустить повод для сплетен. А он явно наклёвывался.

— Дело говорите, Иван Фёдорович, — совсем уж неожиданно поддакнул Егор Иванович. — Дочка моя и умна и красива. А так выходит, что в невестах засиделась. Да ведь только сосватанную её больше никто замуж-то не возьмёт коли сам жених её в свой дом брать не спешит.

— Верно, и сам не ам и другим не дам, — высказалась какая-то из присутствующих на вечере дам.

— Отчего же! — в грозовых глазах Куприянова блеснуло нечто недоброе. — Я бы не отказался такую завидную красавицу в жены заполучить. Коли отдадите, завтра же свадебку сыграем, — вроде и вшутку, а вроде и всерьёз сказал торговец.

Я же почувствовала как напряглась рука Петра, до этого спокойно, но уверенно лежавшая на моей талии, а пальцы больно впились в бок.

И если Миляев сам не понимал, что Иван действительно удумал отбить невесту у Чуприкова, и наивно полагал, будто Куприянов решил помочь ускорить венчание его дочурки, то Любин жених всё расценил верно. На глазах у почти всего честного общества Коломны его избавляли от опостылевшей ноши, которую он и сам рад бы скинуть с плеч, да никак. А тут такой удобный случай подвернулся.

— Что скажете, Карп Фомич? — синеглазый обратился не к Петру, а к его отцу.

Понял кто именно принимает решения в семье Чуприковых.

— Моё мнение, стало быть, вас, Иван Фёдорович, не интересует, — раздалось грозное раскатистое утверждение у меня над ухом.

Никогда бы не подумала, что услышу нотки бешенства в голосе зазнайки Петра.

— Какой капитал вы передали за помолвку? — Иван пропустил реплику Любиного пока ещё жениха мимо ушей и обратился к её отцу. — Готов покрыть вам эти расходы и выплатить Чуприковым откупные в двойном размере, но с этого вечера Любовь Егоровна уедет со мной в моё имение. И как и обещал, завтра же мы сыграем свадьбу с пиром и венчанием в церкви как положено.