Маленькая история любви...

Глава 1. Вера

Моя история началась с трагедии. Семилетняя война унесла жизнь моего отца, оставив мою мать без защиты и поддержки. Мама, неспособная справиться с потерей и окунувшись в недостойный образ жизни, приняла решение оставить меня на пороге монастырского приюта. Это был единственный выход для нее, чтобы обеспечить мне хоть малейший шанс на лучшее будущее.

Когда меня нашли, я уже балансировала на грани жизни и смерти. Холод и голод почти лишили меня жизни. Мои маленькие глазки уже не искрились, голос охрип, а тело охватывала ледяная бледность. Я тихо ждала своего последнего вздоха, не осознавая реальности и жестокости своей судьбы. На тот момент мне было пара месяцев от роду, и судьба решила дать мне еще один шанс.

Меня нашли нянечки, которые возвращались в приют из храма после вечерней молитвы. На их лицах не было ни растерянности, ни страха, ни какого-либо другого удивления.

С завидной регулярностью в приют попадали дети от грудничков до десятилетнего возраста причем все мы были из самых разных слоев общества. Это были незаконнорожденные дети крепостных, внебрачные дети, сироты, которых приводили дяди и тети, и просто нежеланные дети.

Все эти несчастные ангелы, брошенные своими биологическими родителями или родственниками, оказывались в очень тяжелом положении. Приюты были переполнены, и условия жизни в них были очень тяжелыми. Дети жили в постоянном голоде, нехватке одежды и плохих санитарных условиях.

Питомцев нередко подвергали физическому и эмоциональному насилию. Педагогические методы были крайне жестокими, и нас часто наказывали по поводу и без, для профилактики и якобы для нашего же блага. Некоторые дети, разлученные со своими братьями и сестрами, оставались без всякой поддержки и находились на грани жизни и смерти. Случалось такое, что подростки, доведенные до исступления, заканчивали жизнь самоубийством, бросаясь с крыши домов или в Неву.

Все мы испытывали физическое и эмоциональное страдание, столкнувшись лицом к лицу с неблагоприятными условиями и отсутствием любви и заботы.

В связи с увеличением количества таких младенцев, как я, стало катастрофически не хватать кормилиц и сестер милосердия, а в грудном отделении для нас просто не было места. В приют буквально стекались ручейки маленьких душ. Мы были истощенными, голодными, оборванными и бродячими. За нами некому было ухаживать, не говоря уже о лечении. С притоком детских душ повысился и уровень смертности.

Чтобы понимать масштабы смертности, то выглядело это так. Из 500 новоприбывших выживали только 30 младенцев. Из них до шестилетнего возраста доживали максимум 15. Остальные испускали последние вздохи, испытывая страшную боль.

Смерть наступала по разным причинам. Корь, скарлатина, дифтерит, лихорадка или чума, которые распространялись из-за плохой гигиены. За глаза приют называли «фабрикой ангелов».

Среди всего этого нескончаемого ужаса оказалась и я. В честь святой мученицы меня назвали Софьей. Одна из нянь позже сказала мне: «Мы хотели принести веру, надежду и любовь в это место, которое так в них нуждалось».

На «фабрику ангелов» вскоре пришли Вера, Надежда и Любовь. Это было не благословение Господа, а обычные дети из плоти и крови, которые, как и я, стали питомцами детского приюта и постепенно стали моими подружками, но об этом я расскажу чуть позже.

Итак я была спасена из лап смерти, которая крепко держала меня в своих холодных костлявых пальцах. За мной ухаживала нянечка по имени Нина, которая проявляла ко мне материнские чувства, потому что я была очень похожа на ее дочь, умершую от дифтерии.

Нина не оставляла меня ни на минуту, заботилась о моем здоровье и лечила меня со всей своей силой и любовью. Она проводила бесконечные ночи у моей постели, не покладая рук, чтобы вернуть мне здоровье. Нина буквально окутывала меня своим теплом и заботой, словно мать, которую я так и не успела познать.

Мои густые волнистые каштановые волосы и большие зеленые глаза полностью покорили ее сердце. И Нина сделала все возможное, чтобы спасти меня из объятий смерти, так как я подхватила какую-то хворь тут же, как попала туда.

По обычаю, младенцев оставляли в приюте на срок до двух недель, после чего нас передавали в крестьянские дома, где кормилицы вскармливали нас своей грудью и ставили на ноги. Но я продержалась в приюте месяц и даже начала набирать вес, превращаясь в обычного более менее здорового младенца.

Ниночка всегда говорила, что я сильная и смогу преодолеть любые трудности, которые могут возникнуть на моем жизненном пути. Она учила детей ценить каждый миг, предлагала свою руку помощи, когда кому-то было трудно, и всегда была готова поделиться своей нескончаемой добротой.

Пожертвований едва хватало на содержание приюта, а во время голода, когда приют едва сводил концы с концами, старшенькие бегали на паперть просить милостыню. В возрасте шести лет все питомцы приюта были приучены к попрошайничеству, что было своего рода правилом для каждого из нас. Даже такие мелочи, как отказ выйти на паперть или спрятать деньги или еду, строго наказывались непосредственно надзирателем.

Коррупцией был пропитан полностью весь дом. Няньки воровали у детей, администрация пилила деньги от доходов с продажей прав на производство товаров и не гнушалась деньгами благотворителей. Никто не интересовался нами, и по большому счету мы были предоставлены сами себе.

В возрасте трех лет я все таки попала в поместье, в котором насчитывалось пятеро детей разного возраста, и все они были избалованными и, мягко говоря, невоспитанными. Причиной моей высылки стала не только скоропостижная смерть Ниночки, но и большой поток беспризорников, обрушившийся на приют. Я с трудом помню свое состояние, когда ко мне подошла холодная, как лед, надзирательница и твердо произнесла: «Повезло тебе завтра поедешь в поместье Прончищева. Нет больше твоей Нины. Отмучалась, голубушка».

В чем же заключалось мое везение, я так и не поняла. Во-первых, о Прончищевых ходили всяческие слухи, как правило, ужасные. Во-вторых, бедная Ниночка. Горе мое было беспредельно, и я рыдала денно и нощно, вспоминая свою добрую нянечку самыми добрыми словами, какие только знала на тот момент.

Глава 2. Любовь и Надежда

Обучение осуществлялось по общепринятой программе двухклассных народных школ. Таким образом, в штат приюта входили воспитатели, помощники и административный персонал, а также педагогический персонал, который менялся со временем.

Воспитанниц учили ряду предметов, как русскому языку и чистописанию, арифметике в простейшей форме, Закону Божьему, церковнославянскому языку и церковным песням. Это образование было направлено на формирование базовых знаний и навыков, необходимых для участия в церковных церемониях.

Самые талантливые дети получили возможность зарабатывать деньги своим пением в храме. Это был один из способов обеспечения средствами как беспризорников так и приюта в целом. Пение в храме было важным аспектом церковной службы и имело значительную роль в духовной жизни города.

В 1770 году, когда нам исполнилось семь лет, жизнь в приюте претерпела значительные изменения. Нас разделили по половому признаку: девочек перевели в новый корпус Смольного запасного двора на берегу Невы, а мальчиков — в отдельное здание для обучения. Это было сделано для создания более комфортных условий и развития детей в соответствии с их полом.

Учителя старались обустроить нашу жизнь максимально уютно и создать благоприятную атмосферу для учебы и личностного роста. Одним из главных нововведений стало наличие отдельных кроватей для каждой девочки. Хотя они были простыми и скромными, возможность иметь свое личное спальное место была огромным благом после общих спален.

Однако, несмотря на все изменения, новый корпус был сырым и холодным, особенно по ночам. В морозы мы часто вынуждены были спать вместе, чтобы согреться. Тем не менее, несмотря на эти неудобства, мы радовались любым переменам и благодарили Бога за Его заботу о наших бедных душах.

Помимо нового дома, в этом году нас ждали и учебные занятия. Начиналась новая глава в нашей жизни — пора обучения и познания мира. Учителя прикладывали все усилия, чтобы дать нам достойное образование, соответствующее нашему статусу.

У меня завязалась крепкая дружба с Верой, и мы стали неразлучными подругами. Нашим любимым занятием стало посещение паперти храма неподалеку. Мы проводили там часы напролет, собирая подаяние от прохожих. Верочка обладала удивительным певческим талантом — ее голос был звонким, чистым и полным озорства. Прохожие восхищались юным дарованием и охотно бросали монетки в наш платок.

Я же, не имея такого таланта, просто подбегала к толпе и протягивала замерзшие ладони, умоляя отблагодарить юное дарование. К обеду, счастливые и воодушевленные добычей, мы спешили назад в приют. Путь от храма занимал около 15 минут, поэтому мы осторожно прятали собранные монеты и бежали изо всех сил.

В одном из переулков мы наткнулись на группу детей, которые дергали за косички девочку примерно нашего возраста и громко смеялись. Она не плакала, не отбивалась от нападавших, а просто стояла у стены, как маленький солдатик.

Не раздумывая, мы с Верочкой бросились на помощь бедняжке, не задумываясь о последствиях. В наших глазах отражался пыл противостояния и горящий огонь справедливости. Мы хоть и были маленькими, но наши действия были громадными.

Мы понимали, что бессильны против трех мальчишек, но наша смелость была так велика, что об отступлении мы даже не думали. Снег, покрывающий улицы, был влажным и отлично формировался в круглые комки. Я подбежала метра на два к обидчикам, в руках моих был холодный комок снега, который я целенаправленно запустила в одного из мальчишек. Он неожиданно обернулся, пытаясь увернуться от снежного снаряда. В этот момент Вера, исполненная моей смелости, подбежала и с не менее большой решимостью бросила свой комок. Снежок врезался в его грудь и пыльно завис в воздухе, образуя метеоры небольших кристаллов, падающих на нас и врагов.

Началась битва. Мы сражались несколько минут, как можно быстрее лепя свои снаряды и стараясь попасть в обидчиков, но мальчишки не отступали. Снег летел во все стороны, когда битва набрала серьезные обороты. Наконец, один из мальчишек подбежал к Вере и сильно толкнул ее. В ужасе я ахнула и, недолго думая, схватила упавшую с крыши здания сосульку и бросила ее в грубияна. Сосулька угодила ему прямо в лоб, на котором сразу же появилось красное пятно и даже кровь. Все замерли, боясь что-то делать дальше. Потом мальчик громко заплакал, и они убежали.

Неожиданно, после некоторого времени, все перестало быть важным. Мы погрузились в состояние победы и восхищались тем, что прекратили самоуправство троих хулиганов. Мы забыли о насмешках и насилии и смогли в одно мгновение изменить баланс сил.

Хоть мы и были бессильными физически, но наша смелость и решимость превзошли наши возможности. Мы рисковали и сражались ради справедливости. Наша маленькая битва надолго запомнилась нам как акт храбрости и подвиг, который смог повлиять на судьбу еще одной заблудшей души.

— Тебе больно, Верочка? — спросила я, подходя к своему боевому товарищу.

— Заживет, — махнула она мне рукой. — Как метко ты кидаешь сосульки, душенька.

Она улыбнулась мне, и я помогла ей подняться. Бедняжка у стены привлекла наше внимание.

— Почему ты стоишь здесь и даже не пытаешься защищаться? — спросила я.

Морось застыла на ее ресницах, и девочка молча смотрела на нас испуганными глазами. Девочка все еще прижималась к холодной стене, держа ручки за спиной.

— Почему ты молчишь? — тихо спросила Вера.

Подойдя к ней, я увидела, что пальто на ней очень тонкое, губы ее посинели от холода, а колени и руки сильно дрожали.

— Где ты живешь? — спросила я.

— Там, — наконец-то вымолвила несчастная, указывая на соседний дом. — Мы прячемся в подвале от дворника. Петька ругается и гоняет нас метлой.

— Сколько вас там прячется? — спросила Верочка.

— Я и пять кошек. — тихо прошептала девочка.

— С кошками живешь? И как же твое имя? — допытывалась я.

— Любава, — прошептала она дрожащим голосом.

Глава 3. Театр

Театр завоевал наши сердца на долгие годы, что касается меня, то мое сердце было поражено вдвойне. В тот вечер шла постановка «Король Лир» — легенда о короле Лейре, который разделил свое королевство между двумя дочерьми и впоследствии был изгнан из страны и сошел с ума из-за политических интриг.

Словно зачарованные, мы были в предвкушении спектакля, который восхищал всех безупречной игрой актеров. Когда представление началось мы смотрели спектакль так внимательно, что у нас не сорвалось с губ ни слова, даже наша строптивая Наденька была нема как рыба.

Во время антракта сопровождающая нас Агния, которая всегда была с нами во время выходов в свет, предложила нам посетить женскую комнату и немного размяться. В сопровождении Агнии почти все воспитанницы покинули зал, даже Вера и Надя не устояли перед уговорами и пошли со всеми. Мы сидели на 2-м ряду партера, а 1-й ряд занимали придворные чины, среди которых, помимо кавалеров и женщин, были старшие офицеры и чиновники, Георгиевские кавалеры, губернаторы, предводители дворянства и председатели земных управ.

Мне стало ужасно неловко находиться там, среди всех этих богатых людей из высшего общества. Я оглядела залы поразительных размеров и восхитилась элегантностью некоторых дам и джентльменов. В своем синем платье и туго зачесанных назад волосах я чувствовала себя серой мышкой, случайно забежавшей в это прекрасное место. Мои одноклассницы чувствовали то же самое, но все они тщательно скрывали свои чувства, подражая поведению господ.

В какой-то момент я заметила молодого человека, сидящего на первом партере. Его белый мундир выделялся на фоне пестрых нарядов его соседей. Я никогда не думала о мужчинах как об объектах очарования, но сейчас глядя на него я поразилась его привлекательностью и мужеством. Рядом с ним сидела молодая барышня в богатом наряде и непрестанно что-то шептала ему на ухо.

Именно тогда я впервые задумалась о своей внешности, о прическе и наряде. Эта молодая барышня была очень красива. Она была так же красива, как и он. В какой-то момент, как по волшебству, он обернулся, словно услышал мои мысли. Я быстро отвела взгляд, но периферийным зрением заметила, что он все еще смотрит на меня. Смущенная, я отчаянно теребила носовой платок и молилась, чтобы воспитанницы поскорее вернулись. Но они не возвращались.

Время будто остановилось, и мгновение этого момента, казалось невероятно долгим и волнующим. Я набралась смелости и посмотрела на него, к моему облегчению он больше не смотрел в мою сторону. Но на его лице сияла улыбка. Когда все вернулись, я вздохнула с облегчением, и неловкость в присутствии самых близких мне людей быстро исчезла.

Спектакль длился еще пару часов, и когда он закончился, зал оглушили аплодисменты. Все встали со своих мест, и актеры спектакля под наши овации и музыку попрощались со зрителями. За всей этой суетой я не заметила, что люди стали покидать театральный зал. Надюша дотронулась до моей руки и восхищенно сказала.

— Это лучший день в моей жизни, Софья.

Мне запомнился блеск в ее счастливых глазах и я с удовольствием разделяла этот бесценный опыт с ней и другими девочками. Затем все мы пошли на улицу, где нас ожидали экипажи, чтобы отвезти обратно в приют. У гардероба образовалась огромная очередь в ожидании своей верхней одежды, и мы стояли в центре этой шумной толпы, окруженные блеском дорогих украшений и ароматом цветов и парфюма. Внезапно моей ладони коснулись, и я обернулась, увидев перед собой того юношу, что сидел в первом ряду. Он как будто случайно дотронулся до меня скользнув по мне взглядом, а я была совершенно обескуражена. От этого жеста у меня по позвоночнику побежали мурашки.

По дороге в приют я смотрела на свою ладонь, на которой, казалось, сохранилась частичка его души, думала об этой прекрасной паре и представляла, как была бы счастлива, окажись я на месте той юной леди. По прибытии в приют мы сразу же отправились в свою комнату и с волнением обсуждали спектакль до глубокой ночи.

***

Следующий год был наполнен тоской по таинственному юноше из театра. Я жаждала вновь встретить его и любоваться его прекрасным ликом. Но время шло, а он не появлялся, и постепенно моя детская увлеченность угасла, уступив место страстной любви к чтению.

Я читала запоем, иногда даже ночью просыпалась, садилась на подоконник и при слабом лунном свете продолжала читать, напрягая зрение в попытках одолеть еще несколько страниц. Утром, измученная холодом и недосыпом, я вскакивала с кровати и бежала умываться, долго протирая глаза, чтобы окончательно прогнать сон. После завтрака мы отправлялись на учебу, и все начиналось заново.

Летом мы гуляли по Невскому проспекту с Агнией, подолгу задерживаясь на набережной. Наши взоры приковывали многочисленные суда, стоявшие на якоре в порту. Роскошно одетые господа сходили по трапам и восторгались красотами Петербурга. Дамы щеголяли в легких платьях, а их головы украшали изысканные шляпки. В глубине души мы завидовали им и обсуждали их наряды, за что Агния неизменно отчитывала нас, требуя вести себя пристойно.

Весной мы облачались в пальто и отправлялись в парк, чтобы вдоволь порезвиться и собрать красивую листву и желуди. Весна всегда была прекрасным временем года, но в ней скрывалась и какая-то тоска. Зима в Петербурге была суровая и безжалостная, не щадившая никого. Мы часто болели, и из-за нехватки лекарств большинство детей не выживало.

Однажды, гуляя по парку, мы встретили пожилого профессора и его ученика. Профессор был известным ученым, занимавшимся изучением астрономии. Он показал нам звездные карты и рассказал об удивительном мире космоса. Его лекция произвела на нас неизгладимое впечатление. Мы были поражены тем, насколько велика и загадочна вселенная.

В тот день я осознала, что мир не ограничивается стенами нашего приюта и что существует множество увлекательных вещей, которые стоит узнать и изучить.

11 декабря 1776 года, в день моего пятнадцатого дня рождения, я получила прекрасный подарок от воспитанниц. Это была простая, но очаровательная заколка с небольшими белыми розочками, украшенными маленькими лепестками. Я была настолько восхищена этим подарком, что даже боялась прикасаться к нему, не говоря уже о том, чтобы носить его на голове. Однако однажды, в жаркое лето, я решила заколоть волосы этой прекрасной заколкой.

Глава 4. Распределение

В стенах приюта мы провели еще долгий год, прежде чем получить свои места для службы. За это время Верочка, обладательница божественного голоса, получила приглашения из разных уголков земного шара, в том числе из Версальского дворца, где набиралась вокальная группа. Один из кавалеров, посетивших храм при Воспитательном доме, был сильно восхищен божественным голосом талантливой девочки. Верочка стояла на коленях и умоляла Александру Андрияновну, опекавшую ее словно родную дочь, не отправлять ее за границу. Александра Андрияновна, глубоко привязавшаяся к девочке, незамедлительно написала отказ и взяла Веру под личное покровительство. Мы ликовали от радости, когда Вера, счастливая и сверкающая, сообщила нам, что останется в России, и поступит в вокальную группу Императорского театра Анны Иоанновны.

Движимая непреодолимым желанием творить добро и спасать все живое Любава волею судьбы осталась в лазарете в качестве сестры милосердия. Наблюдая за ней, я поняла, что она обрела истинное призвание. Каждый, кто попадал под ее опеку, оказывался окружен заботой и вниманием. Ее нежный голос обладал чудодейственной способностью исцелять не только телесные раны, но и душевные травмы.

На какое-то время мы с Надей остались одни. Наше дальнейшее пребывание в приюте было омрачено чередой неприятных событий. Однажды нашему вниманию представилась искалеченная и едва живая собака. Спасенная нами из жестокого обращения, она стала жертвой человеческой бессердечности. Несмотря на наши усилия, спасти животное не удалось. Ее мучительная смерть оставила глубокий шрам в наших сердцах, напоминая о хрупкости и несправедливости мира, где даже самые беззащитные существа могут подвергаться чудовищным страданиям.

Другим трагическим событием стало самоубийство одной из воспитанниц, по имени Соня. Доведенная до отчаяния и несколькими отказами, она не видела иного выхода, кроме как лишить себя жизни. Ее смерть потрясла нас до глубины души и стала еще одним свидетельством того, что независимо от того, вне стен Воспитательного дома ты или нет, не все питомцы находятся в безопасности.

Наша привязанность росла с каждым днем и однажды Надюша пришла ко мне с письмом. Красивым почерком там были написаны длинные строки, а в конце красовался незнакомый вензель. На мой вопрос о том, кто и что написал, Надежда ответила, что это послание от ее отца. В письме он умолял дочь вернуться в отчий дом и просил прощения за то, что некогда отрекся от нее. Оказалось, Надин отец был высокопоставленным дворянином, и ее будущее в случае возвращения в семью рисовалось заманчивыми красками.

— Не грусти, душенька. Я напишу папеньке ответное письмо и попрошу его принять нас обеих, — улыбнулась Надя, а мне так захотелось плакать.

Наденька тут же взяла листочек и, старательно выводя буквы, написала ответное письмо отцу. Всю неделю мы не находили себе места, ожидая ответа, пока нарочный не принес долгожданное письмо. В своем письме отец Нади был тронут прощением своей незаконнорожденной дочери, согласился принять нас обеих и написал, что с нетерпением ждет встречи с нами.

Мы кружились от радости, хлопали в ладоши, смеялись, обнимали друг друга и долго не могли забыть свою радость. И когда наступил день нашего сбора в дальнюю дорогу, ко мне подошла Зенкович и позвала на личный разговор.

Она пригласила меня в свой кабинет и предложила сесть в кресло напротив нее. Внимательно осмотрев меня, она произнесла свои слова.

— Мы получили письмо с просьбой дать твою характеристику, — удовлетворенная моей реакцией, она выдержала небольшую паузу. — Письмо от достопочтенного г-на Семеновича.

Я затаила дыхание и ждала, что она скажет дальше, но ее театральные паузы произвели на меня именно тот эффект, которого хотела Зенкович.

— Так вот в своем письме г-н Семенович просит предоставить более подробную информацию о том, кто и что ты собой представляешь.

— К чему вы клоните? Я не совсем понимаю, — не выдержала я.

— Все мы прекрасно знаем, что у тебя вздорный характер и что ты не особенно умна. Я еще не ответила г-ну Семеновичу, решив прежде поговорить с тобой.

Больше всего меня поразил не ее агрессивный тон или слова, а то, что именно она отвечала за рекомендацию воспитанниц. Мне тут же представилось это злополучное письмо с отрицательной характеристикой по моей персоне и расстроенное лицо отца Нади. Я гордо перевела взгляд на Зенкович.

— Вы по-прежнему считаете, что я не имею права на реабилитацию. Разве я не доказала всеми своими стараниями, что могу измениться и что заслуживаю хоть малейшего шанса на счастливое будущее?

Зенкович, ожидавшая, что я скажу что-то более возмущенное, была удивлена моим спокойным тоном, и на ее тонких губах появилась слабая улыбка.

— Да, ты действительно можешь измениться. Для этого существует множество возможностей.

Она поправила свое и без того идеально отглаженное платье и посмотрела мне в глаза. Второй раз ее холодная рука, держащая острый нож, вонзала в мою грудь острие и разрезала мою жизнь на мелкие кусочки. Мое дыхание участилось. Буря эмоций пыталась захлестнуть меня, но я сдержала себя.

— Ты не должна ехать в Смоленск с Надеждой, не должна принимать любезное приглашение господина Семеновича. И не должна портить ее судьбу своим присутствием.

— Надя не согласится…

— Надежда счастлива, что вернется домой. Ты только обуза. Висишь на шее, как изношенный платок. Очнись и посмотри на ситуацию по-другому. Ты — обуза.

Что я могла противопоставить этим фактам? Ведь действительно, в сложившейся ситуации я являлась обузой для Нади. Весь мой гнев ударился о каменную стену фактов Зенкович, и я не видела смысла оправдываться перед ней.

— Скажи Надежде, что ты отказываешься от ее щедрого предложения. В противном случае я вынуждена буду сообщить ее батеньке о твоей персоне и подать полную характеристику по твоим злодеяниям и отметкам. Если ты не согласна со мной, подумай о своей подруге. Что подумает о ней отец, когда узнает, какие девочки окружали ее? Ты хочешь разрушить ее жизнь?