Маленькое чудо для магната.

Пролог.

Бессонов Константин .

Год назад.

– Проходите, Константин Аркадьевич, – врач повела меня по обшарпанным коридорам детского отделения, где ютились отказники. Каждый шаг отдавался гулким эхом в этой обители тихой безысходности. – Девочка хорошая, здоровая, без патологий. Родилась в срок, девять из десяти по Апгар. Вес набирает отлично.

– А мать? – сердце забилось в тревожном ритме. Сейчас я увижу ребенка, которому отчаянно хочу стать отцом. Самым любящим, самым родным. Опорой, что никогда не предаст и всегда поддержит.

– Мать тоже здорова, – зачастила врач. – Наблюдалась в женской консультации. Не пьет, не курит.

– Я имел в виду, почему она отказалась от ребенка? – мы остановились перед палатой с белой дверью, иссеченной трещинами времени и слоями облупившейся краски. Мой адвокат намеренно выбрал роддом в провинции, подальше от любопытных глаз и нежелательной огласки.

– Детдомовская, жилья нет, работы тоже, – пояснила Нина Борисовна, кажется, так звали врача. – Написала временный отказ, но так и не объявилась.

– У нас из-за этого проблем не возникнет? – повернулся я к адвокату.

– Нет, Константин Аркадьевич, – заверил он, отрицательно качая головой. – Я все документы досконально проверил. Все в рамках закона.

– Хорошо, – кивнул я. – Показывайте.

Я шагнул в палату и замер. Малышка не плакала, а спокойно лежала, глядя на меня. Широко распахнутые васильковые глаза словно загипнотизировали. В их глубине я увидел отражение всей своей жизни, все свои надежды. Последние сомнения растаяли без следа.

– Это она, – выдохнул я, протягивая руки к ребенку. – Савелий Львович, оформляйте документы.

– Ираида Карповна, потом уборку закончите, – отвлеклась врач, обращаясь к заглянувшей в палату уборщице. – Не видишь у меня люди.

– Простите, – буркнула уборщица и закрыла за собой дверь.

– Нина Борисовна, у вас документы все при себе? – уточнил адвокат.

– Да, да, – засуетилась та, услужливо и даже подобострастно.

– А как ее зовут? – спросил я, будто обращаясь в пустоту.

– Ну, свидетельство о рождении еще не оформлено. Мать назвала ее Злата, но вы можете дать ей любое имя, какое пожелаете, – ответила врач, пожимая плечами.

– Я назову ее Лиза, – имя возникло в голове мгновенно. – Бессонова Елизавета Константиновна, – попробовал я на вкус как будет звучать ее новое имя.

С этой секунды я перестал замечать разговоры адвоката и врача. Все мое внимание без остатка принадлежало этому маленькому, голубоглазому чуду. Моему маленькому чуду.

Мы покинули унылые стены казенного учреждения, и такси неслось в аэропорт, пока нас не поглотила дорожная пробка.

– Неужели и здесь бывают заторы? – удивился адвокат.

– Авария, – мрачно ответил водитель. – Девушку сбили.

В этот миг девочка, словно что-то почувствовав, разразилась отчаянным плачем. Я прижал ее к себе, пытаясь успокоить встревоженное сердечко.

– Тише, родная, тише… – шептал я, едва слышно.

– А девушка, что, с ребенком была? – донесся обрывок разговора адвоката с водителем. – Откуда детские вещи на обочине?

– Нет. Я когда за вами ехал, мимо проезжал, останавливался. Говорят, у девушки в пакете детские вещи были, а ребенка с ней не было, – объяснил мужчина.

– Мы здесь надолго застряли… Может, объехать как-то получится? – предложил Савелий Львович.

– Нет, здесь одна дорога, – ответил водитель. – Сейчас, скоро проскочим.

Малышка, убаюканная моими объятиями, успокоилась, и вскоре мы были в аэропорту. А спустя несколько часов самолет взмыл в небеса, унося Бессонову Елизавету Константиновну навсегда из этого города.

Иванова Виктория.

Чуть меньше года назад

– Где моя дочь?! – паника захлестывает, душит, лишает воздуха. – Где мой ребенок?!

– Поздно, милочка, – равнодушно, словно речь идет о погоде, пожимает плечами женщина в белом халате. – Слишком поздно. Тебя ждали, но ты не явилась. Ее отдали… усыновили. Раньше надо было думать.

– Но я… я была в больнице! Меня сбила машина! – в груди леденящая пустота, словно вырвали сердце. Я цеплялась за жизнь, боролась со смертью только ради нее, только ради моей девочки! Я выкарабкалась из могилы!

– Ну откуда нам было знать, где ты и что с тобой? – Нина Борисовна раздражена, ее губы презрительно искривлены. Но я не отступлю. Не сейчас.

– Вы были обязаны проверить! Обязаны! – я подхожу к столу, взгляд горит отчаянием. – Где моя дочь? В каком доме малютки она? Я хочу ее забрать!

– Она не в доме малютки, – Нина Борисовна отводит глаза, не в силах выдержать моего взгляда.

– Где она? – страшная догадка обжигает сознание, кровь стынет в жилах.

– Ее усыновили, – словно приговор, выносит врач. – Сразу же, как только она появилась у нас.

Глава 1.

Почти два года назад.

– И что он сказал? – подруга смотрела на меня, глаза горели нетерпеливым восторгом.

– Сказал, что такое надо обсуждать лично, – выдохнула я, чувствуя, как сердце трепещет в груди, словно пойманная птица. – И назначил встречу в кафе. А ты говорила, что отправлять ему фото теста на беременность – глупая идея.

– Ну, прости, – Алина виновато улыбнулась. – Просто он мне никогда не нравился, ты же знаешь. Каким-то он всегда казался… фальшивым.

– Ты просто не знаешь его так, как я, – ответила я, счастливо улыбаясь своим предчувствиям. Я вся тонула в предвкушении встречи, в ожидании его радости, его слов о нашей общей судьбе. И я почти не сомневалась, что он позвал меня в это уютное кафе, подальше от напыщенного лоска ресторанов, которые он так старательно выбирал в начале нашего романа, чтобы сделать предложение. Он знает, что я не люблю эти места, где чувствую себя не в своей тарелке, словно ряженая кукла. Я простая, настоящая, и Дима полюбил меня именно такой.

– Как по мне, так он обычный скользкий тип, каких я на своем веку перевидала несметное количество, – скривилась Алина.

– Ты снова начинаешь? – мой взгляд омрачился. – У нас с тобой диаметрально противоположные вкусы на мужчин, и с этим ничего не поделаешь.

– Да дело не во вкусах, – нахмурилась подруга, явно обидевшись на мой колкий намек. – Он тебя ни с родителями не познакомил, ни с друзьями. Все ваши встречи – какие-то урывки, украденные моменты. Ни одного выходного вместе. Да и подарка путного ни разу не подарил.

– Любовь не измеряется букетами и конфетами, – многозначительно произнесла я, уже мысленно примеряя на безымянный палец обручальное кольцо. – Ты просто завидуешь, – выпалила я, отворачиваясь к зеркалу. Нужно срочно решить, что надеть. Хочется выглядеть особенно, но без лишнего блеска, утонченно и просто.

– Да чему мне завидовать? – фыркнула Алина. – Тому, что тебя в какое-то мутное кафе вызвали на разговор, вместо того чтобы разделить с тобой радость от новости о ребенке? Да брось, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. А с ним, почему-то, мое сердце неспокойно.

Я промолчала, не желая разжигать очередной спор. Я нутром чувствовала, что Дима – моя судьба. Алина просто не видит того, что вижу я. Она привыкла к поверхностным отношениям, к красивым жестам, но не к настоящим чувствам.

В кафе я пришла вовремя. Дима уже ждал меня за столиком. Мое сердце забилось с удвоенной силой. Вот оно, мое счастье!

Я подошла к нему, сияя, словно начищенный пятак. Наклонилась, чтобы поцеловать, но он отстранился, и мои губы лишь скользнули по его щеке.

– Ну что ты, – Дима оглянулся по сторонам. – Здесь же люди кругом.

– Прости, – я растерянно захлопала глазами. – Просто раньше…

– То было раньше, – отмахнулся он, и что-то тревожное кольнуло в моей душе. – Этого хватит на аборт, – конверт шлепнулся на стол, словно вынесенный мне приговор.

– Какой аборт? – слова застряли в горле, а глаза отказывались верить в происходящее.

– Самый обыкновенный, – отрезал Дмитрий, и в его голосе звенел лед. – Ты избавишься от этого, как можно скорее.

– А если нет? – губы дрожали, но я упрямо стояла на своем. – Я не хочу. Это мой ребенок. Мой!

– Мне плевать, – его лицо исказила гримаса отвращения. – Мне не нужны твои дети. У меня есть жена. Она ждет моего ребенка. Законного.

– Жена? – мир рухнул в одно мгновение. Я смотрела на мужчину, которому собиралась подарить жизнь, как на незнакомца. – А я? Что же я?

– Ты была… развлечением, – равнодушно пожал он плечами. – Яркой вспышкой в моей скучной жизни. Но отпуск окончен.

– Как ты мог? – слезы душили меня, слова превратились в хрип. – Если бы я только знала…

– Да-да, – отмахнулся он, словно от назойливой мухи. – Если бы ты знала, никогда бы не связалась со мной.

– Да, – ненависть заклокотала во мне. – Ненавижу тебя!

– Вот и отлично, – кивнул он. – Запомни это чувство. И забудь меня навсегда. И не смей даже думать о встрече со мной или моей женой. Уничтожу. Слышишь? Уничтожу! – в его глазах зияла бездна. – Лучшим решением будет аборт. Но если ты этого не сделаешь… что ж, это будут только твои проблемы. И последствия твоего выбора. Меня потом не впутывай. У тебя своя жизнь. У меня – своя. И они никогда больше не должны пересечься.

Я выбежала из кафе, словно меня преследовали демоны. Слезы застилали глаза, в голове гудело от боли и осознания. Как я могла быть такой слепой? Как могла поверить в эту ложь? Алина была права, он скользкий тип, а я – наивная дура.

Я брела по улице, не замечая ничего вокруг. Холодный ветер пронизывал до костей, но я не чувствовала. В душе была выжженная пустыня. Конверт с деньгами я скомкала в руке, словно пытаясь уничтожить все воспоминания. Но они не исчезали, преследовали, терзали.

Дома я упала на кровать и зарыдала. Алина пыталась меня успокоить, но ее слова не достигали моего сознания. Я не хотела никого видеть, никого слышать. Я хотела, чтобы все это оказалось лишь страшным сном.

Я смотрела на тест, лежащий на столе. Две полоски – символ новой жизни, символ моей надежды и моего отчаяния. Что мне делать? Как жить дальше? Решение должно было быть принято, и оно будет самым сложным в моей жизни. Но одно я знала точно: я выживу. Ради себя, ради своего ребенка.

Глава 2.

Бессонов Константин Аркадьевич.

Почти два года назад.

– Константин Аркадьевич, может, не стоит торопиться? Есть же альтернативные варианты, – мое решение об усыновлении, похоже, застало моего адвоката врасплох. Впрочем, чего удивляться, он ведь не знал всей трагичной подноготной моего здоровья. И сейчас в его глазах читалась растерянность.

– Что вас смущает, Савелий Львович? – я решил отбросить туман недомолвок. Люди работают гораздо лучше, когда понимают смысл своих действий. Возможно, если мой адвокат, добропорядочный семьянин и отец троих дочерей, узнает истинную причину моего решения, он подойдет к делу с большей душой, нежели просто выполняя приказ.

– Я так понимаю, у вас возникли… определенные проблемы со здоровьем, – начал он, заметно смущаясь. Обсуждать такие вещи не принято даже среди мужчин.

– Все верно, – усмехнулся я.

– Если вы не хотите жениться, можно найти суррогатную мать, – предложил Савелий Львович.

– У меня не может быть детей, – произнес я приговор, с которым сам долго не мог смириться. – Увы, врачи, даже самые лучшие, всего лишь врачи, а не боги, и мой случай – безнадежен. Ни от суррогатной, ни от какой другой женщины, детей у меня быть не может. Жениться я и впрямь не планирую. Вы же понимаете, с женским вниманием у меня проблем нет, но брак – это не для меня. Однако пришло время стать отцом, поэтому я и хочу усыновить ребенка. Пол не важен. Выбирать по каким-то критериям тоже считаю кощунством. Это же ребенок, а не овощ на рынке. Я увижу его и сразу пойму, почувствую сердцем.

– Хорошо, – кивнул Савелий Львович.

– Но у меня есть одно условие, – я сурово посмотрел на адвоката. – Никто не должен знать, что ребенок усыновлен. Абсолютно никто.

– Я сделаю все максимально тихо и чисто, но… – он запнулся. – Сейчас другое время, все подчистить до блеска практически невозможно.

– Просто постарайтесь, чтобы журналисты и прочая шушера не пронюхали. Сделайте все, что в ваших силах, но в обществе должны думать, что это мой родной ребенок, а его мать умерла.

– Я вас понял, – кивнул адвокат, направляясь к выходу. – Могу начинать поиски ребенка?

– Да, приступайте.

Иванова Виктория Сергеевна

Спустя 9 месяцев от предыдущих событий.

– Поздравляю, у вас девочка, – акушерка выкладывает глазастенькую малышку мне на живот. Я смотрю на свою кроху и не могу налюбоваться, а по щекам катятся слезы.

– Здравствуй моя хорошая, – я улыбаюсь глядя на дочь. – Добро пожаловать в этот мир. Я так люблю тебя.

– Придумали как назовете? – акушерка забирает малышку, а я немного возмущенно смотрю на нее. Куда она уносит мою крошку? – Не волнуйтесь. Мне надо взвесить, осмотреть и запеленать. Скоро верну вам вашу красотку, – успокоила меня женщина.

– Злата, – отвечаю на вопрос об имени.

– Красивое имя, – комментирует женщина. – А проблемы то свои с жильем и всем остальным решили? – любопытство акушери возвращает меня с небес на землю.

После того как меня бросил Дима и дал денег на аборт, я долго приходила в себя. Очень долго. Да еще и токсикоз давал о себе знать. Как итог, работы я лишилась. Вернее подработки, где трудилась неофициально, в свободное от учебы время. Благо хоть подруга помогла и я смогла закончить институт, но денег катастрофически не хватало. Я как сирота получала пособие и мне полагалось общежитие, в котором мы с Алиной и жили в одной комнате. Но после окончания института меня попросили освободить комнату, работать меня никто беременной брать не хотел, и я осталась практически на улице перебиваясь временными подработками. Алина переехала к своему парню, и я жила пока у них, но это тоже не могло продолжаться вечно. У них своя семья будет, а тут я с младенцем на руках. Я начала обивать пороги социальных служб и выбила себе квартиру, вот только получить еще не успела. Роды начались раньше, чем я планировала.

– Чего пригорюнилась? – акушерка вернулась и положила рядом со мной сверток с моей красавицей. От одного взгляда на нее все проблемы ушли на задний план. Я справлюсь со всем, чего бы мне этого не стоило. Ради этих глазок, ради этого носика. Годы сверну.

– Злата, моя Злата, – прошептала я, прикоснувшись к крохотной ладошке. В ответ кроха сжала мой палец, и волна нежности затопила сердце. В тот миг я ощутила такую мощь и решимость, каких прежде не знала.

Дни в роддоме пронеслись вихрем, и вот уже завтра выписка, а мне идти… в никуда. Звонок от Алины обрушился, как гром среди ясного неба: рыдая, она рассказала о скандале, который закатил ее парень из-за меня. Они разругались в пух и прах, и Алина ушла ночевать к друзьям, не зная, как теперь вернуться домой за вещами.

Если до этого я еще тешила себя надеждой, что смогу как-то выкрутиться, перебиться у них, пока не получу жилье и не приведу его в порядок, то сейчас меня захлестнуло отчаяние, хотелось выть волком на луну.

– Ты чего такая поникшая? – в палату вошла моя врач, Нина Борисовна. – Тебе нервничать нельзя, молоко пропадет.

– Как тут не нервничать, когда проблем – невпроворот? – выдавила я кривую усмешку.

Глава 3.

Ночь тянулась, как предсмертный вздох. В голове, словно в растревоженном улье, гудели мысли, жаля сердце одна за другой. Я смотрела на спящую Злату, и в горле вставал ком от одной лишь мысли, что оставлю ее здесь. Как зальется слезами ее крохотное личико, как чужие руки будут кормить и убаюкивать мою кровиночку. А может наоборот, никто ее не будет убаюкивать и она будет засыпать не в нежных материнских руках, а потому что устала кричать. Эта картина разрывала душу на части. Но другой путь – с младенцем на руках, без гроша в кармане, под открытым небом – казался еще страшнее, словно бездна, готовая поглотить меня.

Утром Нина Борисовна, словно тень, скользнула в палату с папкой документов. В ее взгляде плескалось сочувствие, но я видела и решимость.

– Ну что, решилась? – тихо спросила она, словно боясь потревожить тишину, а может, и меня.

Я молча протянула дрожащие руки за этими роковыми бумагами. Меня била крупная дрожь, не от озноба – от ужаса, сковавшего все тело.

– Я подпишу все, что нужно, – прошептала я, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слезы. Нина Борисовна кивнула и принялась заполнять бланки. Подписав последний документ, я почувствовала, как земля уходит из-под ног, как рушится мир, который я знала.

Когда врач взяла Злату на руки, во мне что-то сломалось. Схватив дочку, я прижала ее к себе, утонула в ее запахе и разрыдалась в голос, не в силах сдержать боль.

– Я вернусь за тобой, слышишь? Обязательно вернусь, моя девочка, – шептала я, осыпая поцелуями ее нежную кожу. Нина Борисовна осторожно забрала Злату и вынесла из палаты, оставив меня в оглушающей тишине. Я рухнула на кровать и зарыдала навзрыд, захлебываясь слезами. В голове пульсировала лишь одна мысль: «Я обязательно вернусь».

Нина Борисовна вернулась, когда я немного пришла в себя, помогла собрать скудные пожитки и, выдав необходимые документы, проводила к выходу.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – утешила она, неожиданно обняв меня на прощание. – Ты главное, возвращайся поскорее. У тебя месяц есть. Да и навещать ты ее можешь.

– Я обязательно вернусь, – кивнула я, глотая слезы, развернулась и ушла, оставив часть себя в этих стенах.

Выйдя из роддома, я ощутила себя выброшенной в бушующее море без лодки и компаса. Город, когда-то любимый и родной, казался теперь чужим и враждебным, словно оскалился в злорадной усмешке. Первым делом нужно было найти хоть какой-то приют, жалкую лачугу, где можно перевести дух. Алина, хоть и сочувствовала, принять меня не могла – ее собственные проблемы нависали над ней, как темные тучи. В отчаянии я позвонила в социальную службу, но там лишь развели руками, сказав, что документы на согласование отправлены и со дня на день должен прийти сертификат на получение квартиры, но точных сроков назвать не могли.

Несколько дней я скиталась по знакомым, перебиваясь случайным ночлегом то у одной, то у другой подруги. Работа ускользала, как мираж в пустыне – с пустым карманом и отчаянием, въевшимся в глаза, сложно произвести хорошее впечатление. Каждая ночь превращалась в кошмар, в котором я видела Злату, тянущую ко мне свои крохотные ручки.

Навещать дочку в роддоме я ходила каждый день. Смотрела на нее через холодное стекло, боясь подойти ближе, чтобы не сорваться, не забрать ее обратно в этот хаос, зная, что не смогу дать ей ничего, кроме нищеты. Каждый раз уходила с камнем на сердце, полным вины и бессилия.

Весть о долгожданном сертификате обрушилась, словно летний ливень после изнуряющей засухи – внезапно и ошеломляюще. Я едва могла поверить в реальность происходящего.

– Алло, Виктория Сергеевна? – прозвенел в трубке голос сотрудницы социальной службы, словно колокольчик, возвещающий о чуде. – Поздравляю, ваш сертификат готов!

– Неужели? – выдохнула я, не веря своему счастью. Эта новость грянула как гром среди ясного неба, ведь срок, когда я могла беспрепятственно вернуть дочь, истекал с каждым днем. Будущее жилье оставалось для меня загадкой, но сам факт его существования вселял надежду и давал силы. – Вы уверены, что не ошибаетесь?

– Какие тут могут быть шутки, – заверила меня женщина. – Приходите за сертификатом. Если успеете сегодня, мы даже покажем вам квартиру и вручим ключи. Завтра я ухожу в отпуск на три недели, и оформление придется отложить до моего возвращения, – предупредила сотрудница.

"Квартира! Ключи! Сегодня!" – пульсировало в голове. Сердце бешено заколотилось, разнося по венам волнующий трепет. Забыв об усталости и голоде, я помчалась в социальную службу, словно на крыльях. После оформления документов, я замерла в томительном ожидании адреса моей новой, пусть и пока еще пустой, жизни.

Квартира оказалась на самой окраине, в обветшалой панельной многоэтажке. Подъезд встретил затхлым запахом и облупившимися стенами, но это уже не имело никакого значения. Мои собственные четыре стены! Крохотная однушка, где из мебели – лишь старая газовая плита да щербатая раковина, показалась мне роскошным дворцом.

Не теряя ни секунды, я набрала номер Нины Борисовны. Голос дрожал от переполнявшего меня восторга, когда я сообщила радостную весть. Она, казалось, обрадовалась не меньше меня. Уже на следующее утро, вооружившись тряпками, щетками и ведром, я самозабвенно отмывала свою новую обитель, представляя, как здесь будет резвиться моя Злата.

Завтра, уже завтра я заберу свою девочку домой. А сегодня день посвящен уборке и подготовке. Алина бросила клич по нашим детдомовским, что выпустились вместе с нами. Она прошерстила интернет в поисках объявлений "отдам даром" и даже раздобыла для меня старенькую раскладушку, посуду, обеденный стол и детскую кроватку. Я смотрела на это скромное богатство и не могла сдержать слез благодарности и счастья.

Глава 4.

Наше время.

Лиза, доченька… Какая же ты неземная, моя девочка.

Спи, ангел мой. Спи…

Расти большой, здоровой, сильной. Не могу наглядеться на тебя, моё сокровище. Как хочется прижать к сердцу, целовать без конца, убаюкивать, вдыхая аромат твоих волос, словно райский нектар.

Слёзы обжигают щеки, а сердце разрывается на части от тоски. Как же я хочу быть с тобой, моя крошечка, но я всего лишь тень, призрак. Наблюдатель. Ты никогда не узнаешь, кто я такая. Никогда не обнимешь, не поцелуешь и не назовёшь самым дорогим словом: “Мамочка”.

Каждая клеточка моего тела кричит от невыносимой боли, от осознания этой пропасти, которую мне не суждено преодолеть. Моя кровинка, моя звёздочка, ты – самое ценное, что у меня есть, но я бессильна быть рядом. Эта жестокая несправедливость терзает меня изнутри, превращая жизнь в бесконечную пытку.

Я смотрю на тебя и вижу своё отражение, частичку моей души, живущую своей жизнью. Каждое твоё движение, каждый твой взгляд – эхо моего собственного существования. И я молюсь, чтобы твоя жизнь была счастливой, чтобы ты никогда не узнала той муки, что испытываю я.

Пусть ангелы хранят тебя от всех бед и напастей. Пусть судьба будет милостива к тебе, моя маленькая звездочка. А я… я буду здесь, рядом, незримо оберегая тебя, пока бьется моё сердце. И пусть ты никогда не узнаешь меня, знай, что в этом мире есть человек, который любит тебя больше всего на свете. Любит безмерно, безусловно, навеки.

Спи, моя девочка. Спи спокойно. Мама всегда рядом. В твоём сердце. В твоей душе. Навсегда.

Я не знаю, что из этих мыслей вырвалось наружу, а что осталось лишь в моей голове. Но голос, раздавшийся за спиной, заставил меня вздрогнуть и испуганно обернуться.

– Что вы здесь делаете? – в дверях стоял хозяин дома, Константин, тот мужчина, что стал отцом моей дочери.

– Уборку, – пробормотала я едва слышно. Как же я могла быть такой рассеянной и не выключить камеру! Всегда, когда я проскальзывала в детскую, я отключала камеру в подвале, а сегодня… Сегодня тоска по Лизе затмила всё.

– В детской убирает няня, а не вы, – произнёс Константин и, бросив встревоженный взгляд на ребёнка, который нервно заворочался в кроватке, схватил меня за руку и вытащил из комнаты. – Сейчас мы выясним, кто вы такая и что здесь делаете, – прошипел он злобно. Я едва успевала перебирать ногами, настолько быстро он шёл к своему кабинету. Минута – и вот мы за закрытыми дверями, а я прижата к стене.

Страх сковал всё тело, и я замерла, глядя на Константина словно завороженная. Его глаза метали молнии, но я видела в них и растерянность, и непонимание. Мне хотелось кричать, молить о прощении, объяснить, что я не злодейка, не воровка, а лишь мать, умирающая от тоски по своему ребёнку. Но слова застревали в горле, превращаясь в невнятное мычание.

– Кто вы такая? – его голос был полон гнева и отчаяния. – Зачем вы здесь? Что вам нужно от моей дочери?

Я опустила глаза, не в силах выдержать его взгляд. Как объяснить ему всю глубину моей боли, всю силу моей любви, которая не знала границ и преград? Как рассказать о том, что меня лишили права быть матерью, права обнимать, целовать, растить свою дочь?

Вдруг его гнев сменился растерянностью. Он отпустил мою руку, словно обжёгшись, и отступил на шаг.

– Что вы говорили там, в детской? Вы назвали Лизу своей дочерью… Кто вы? – Константин процедил сквозь зубы, его взгляд был как ледяной кинжал.

– Умоляю, выслушайте, – мой голос сорвался, словно птица, бьющаяся в клетке. – Я… я мать Лизы.

– У моей дочери нет матери. Ты умерла для неё. Проваливай. Не хочу тебя видеть в своём доме.

– Не прогоняйте меня, молю! – слёзы хлынули потоком, обжигая щёки. – Я готова на всё… на всё, лишь бы быть рядом с ней, видеть, как она дышит.

– "На всё", значит? – в глазах Константина мелькнуло что-то тёмное, хищное. Уголки его губ скривились в зловещей усмешке. – Что ж, сегодня вечером мы это проверим.

Я судорожно сглотнула, сердце забилось как пойманная в ловушку мышь.

У меня отняли мою кровиночку, вырвали из сердца. Но я нашла её. И теперь я готова исполнить любой, самый безумный каприз этого человека, ставшего её отцом, лишь бы он не отнял у меня Лизу. Я отдам всё, что у меня есть, даже душу, лишь бы видеть её счастливой. Да просто видеть…

– Что мне нужно делать? – было страшно спрашивать, но неведение еще страшнее.

– Узнаешь, – усмехается мужчина. – А пока ты переезжаешь в дом.

– В дом? – повторяю словно эхо. Видимо у меня в глазах промелькнул восторг, потому что мужчина меня сразу же осадил. – К Лизе не приближайся.

– Но зачем …, – я не успела задать вопрос, как Константин меня перебил.

– Всему свое время, а пока водитель отвезет тебя за твоими вещами, – и мужчина отступил от меня, давая возможность вздохнуть с облегчением.

Сердце бешено колотилось, смешивая страх с робкой надеждой. Переехать в дом, где живет Лиза, даже без права приближаться к ней, казалось невероятной удачей. Я была готова на все условия, лишь бы видеть свою девочку, пусть и издалека.

Глава 5.

– Итак, кто вы такая и как попали в мой дом? – Константин смотрел на меня исподлобья, сурово сдвинув брови.

Я весь день, словно загнанный зверь, металась по отведенной мне комнате, не находя себе места, а сейчас меня привели на разговор с "хозяином". Бессонова Константина Аркадьевича только так между собой в доме и называли. Словно барина, да и боялись его все поголовно. Я не боялась его как работодателя, хотя бы потому, что работала не напрямую на него, а от клининга. Я боялась, что из-за увольнения больше не увижу свою дочь, которую этот мужчина назвал Лизой.

– Я вам уже сказала, – репетировала я этот разговор, но все равно меня потряхивало от нервного напряжения. – Я мать Лизы.

– Рассказывай, – командует мужчина, нервно дергая щекой. Мне кажется, он еле сдерживает злость, клокочущую где-то внутри. – По существу. Без бабских соплей. Что? Когда? Почему? Сколько хочешь?

– Что вы имеете в виду? – я растерялась от его напора.

– А что непонятного? – Константин Аркадьевич хлопнул ладонями по столу, а я испуганно вздрогнула. – Сколько ты хочешь, чтобы скрыться с глаз моих навсегда?

– Нисколько, – я смотрю ему прямо в глаза, стараясь казаться увереннее. – Я хочу свою дочь, которую вы у меня забрали.

– Я не забирал никого, – мужчина вскочил, словно ужаленный. – Ты отказалась от нее.

– Это был временный отказ! – я тоже вскакиваю. Внутри все бурлит от обиды и злости. Как он мог подумать, что я откажусь от своей дочери? Своей бусинки, своего маленького чуда.

– Но ты не вернулась за ней! – упрекает Константин. Его слова эхом отзываются где-то в груди, болезненным уколом. Мне обидно и больно, и он понимает мою реакцию по-своему. – То-то же! Нечего возразить? – на губах Константина Аркадьевича появляется презрительная усмешка.

– Меня сбила машина, когда я шла ее забирать! – зло размазываю слезы по щекам. Не хочу, чтобы он видел мою слабость, мои слезы.

Константин замер, словно громом пораженный. Усмешка сползла с его лица, сменившись каким-то растерянным выражением. Он снова сел в кресло, тяжело опустившись в него, словно подкошенный. Тишина в кабинете стала давящей, звенящей.

– Машина? – тихо переспросил он, словно не веря своим ушам. – Расскажи все с начала.

– Я встречалась с мужчиной почти год, – начала я рассказ. – Забеременела и обрадовала его новостью. А он меня “обрадовал” новостью что, оказывается, женат и его жена беременна, и мой ребенок ему не нужен. Дал денег на аборт, но я его не сделала. Родила, но ребенка некуда было забрать. Я ведь тогда только институт закончила, и из общежития выгнали. Я жила у подруги, а там ее жених начал скандалить. Не могла же я Злату, то есть Лизу, на улицу из роддома забрать. Я сама ночевала то у друзей, то у знакомых. А потом меня обрадовали новостью, что квартиру дают. Я потому и не пришла раньше за Лизой, потому что квартиру мыла и хоть как-то ее обставить пыталась. А потом авария, и я очнулась лишь через месяц. Сразу же побежала к Нине Борисовне, а она мне сказала, что мою дочь забрали. Я не отказывалась от нее, поверьте. Верните мне ребенка. Пожалуйста! Умоляю! – я готова была встать на колени перед этим хмурым мужчиной, но не думаю, что мольбы растопят это ледяное сердце.

– А как узнала, что именно я ее удочерил? – мы стоим друг напротив друга, сверля взглядами.

– Уборщица сказала, – усмехаюсь, вспомнив ту сцену. – Я ревела на ступеньках роддома, а ко мне женщина подошла. Ираида Карповна, ее зовут. Спросила, по ком убиваюсь, ну я возьми и все ей выложи, а она всплеснула руками и сказала, что знает, кто мою дочку увез. Она заглядывала в палату, когда вы моего ребенка забирали.

– Откуда меня знает уборщица какого-то убогого роддома на задворках страны? – мужчина шокировано смотрит на меня.

– Да откуда я знаю! – вспылила я. – Сказала, в газете про вас читала, а потом хоп – и вы по коридору вышагиваете. Она думала, что вы меценат, и потому прибежала в палату, что-то попросить хотела. А там вы мою дочь на руках держите.

– Она не твоя дочь! – кричит Бессонов.

– Моя! – в тон ему отвечаю, и на наши крики в кабинет заскочил охранник, но, видя, что никого спасать не нужно, извинился и вышел.

– Давайте поговорим цивилизованно, – мужчина шумно выдохнул, словно сбрасывая с плеч непосильную ношу, и я, стараясь не выдать бушующих внутри эмоций, последовала его примеру. – Я хочу решить это дело миром.

– Сразу предупреждаю, купить меня вам не удастся, – отрезала я, занимая свое место напротив. – Я хочу свою дочь, и страх – не то чувство, которое я к вам испытываю.

– Бояться меня и не нужно, – Константин задумчиво потер подбородок, словно оценивая меня как товар на ярмарке. – Но и дочь я вам не отдам.

– Это мы еще посмотрим, – процедила я сквозь зубы, сверля его взглядом.

– Тогда у меня к тебе есть предложение, – в уголках его губ заиграла зловещая усмешка.

– Какое? – настороженно спросила я, пытаясь разгадать его игру.

– Ты станешь моей женой, – это прозвучало не как предложение, а как вынесенный приговор.

– В смысле? – я растерянно моргнула, чувствуя, как реальность дает трещину. Я ожидала чего угодно: угроз, шантажа, даже приказа закопать меня заживо, но это… Это повергло меня в ступор.

Глава 6.

Я ушла, а охранник, столь ревностно оберегавший покой кабинета, даже проводил меня до выделенной комнаты. Чувствовала себя пленницей, но дверь, на мое удивление, осталась незапертой.м

Вернулась в комнату, будто в клетку, где слова Константина, словно осколки, впивались в измученное сознание. Фиктивный брак? Это казалось бредом, кошмарным сном. Но где-то в глубине души я понимала, что это может быть единственным шансом вернуть Лизу. Он играет грязно, бьет в самое сердце, но что мне остается? Смотреть, как моя дочь растет без меня лишенная материнской любви? Нет, этого я не могла допустить.

Но как можно выйти замуж за человека, которого едва знаешь, который вызывает лишь неприязнь и трепет? Он холоден, расчетлив, будто лишен души. Смогу ли я притворяться женой, делить с ним кров, зная, что все это лишь фарс? Смогу ли я сдержать свою ненависть, чтобы не навредить Лизе? Вопросы вихрем носились в голове, лишая покоя.

Я металась по комнате, словно раненый зверь, ища лазейку из этой западни. И чем больше я размышляла, тем яснее становилось: выбора нет. Лиза – моя жизнь, моя последняя надежда. Ради нее я готова на все, даже на сделку с дьяволом в лице Бессонова.

Неожиданный стук в дверь заставил меня вздрогнуть. На пороге стояла горничная, та самая, что привела меня на разговор с Константином. Робко протягивая поднос с ужином и стаканом воды, она тихо проговорила: " Я принесла вам ужин. Хозяин велел вам поесть. Сказал, что завтра будет тяжелый день". Я благодарно кивнула, принимая поднос. Казалось, она – единственный человек в этом доме, способный на сочувствие.

С трудом проглотив пару ложек супа, я поняла, что аппетит пропал напрочь. В голове снова и снова всплывали слова Константина, его зловещая усмешка. Осушив стакан воды залпом, я легла в постель, но сон бежал прочь. Передо мной стоял образ Лизы, ее нежное личико, ее заливистый смех. И ради нее я решилась на эту сделку с совестью. Завтра утром я скажу Константину "да". И пусть знает, что это "да" я говорю лишь ради своей дочери.

Ночь превратилась в кошмар. Бессонница терзала меня, рисуя в воображении мрачные картины будущего. Я видела себя марионеткой в руках Константина, послушно исполняющей его волю ради эфемерной надежды на воссоединение с дочерью. Но, несмотря на страх и отвращение, решимость крепла во мне. Я должна быть сильной, ради Лизы я должна выдержать все.

Невыносимая головная боль заставила меня спуститься на кухню за лекарством. После аварии любая нервотрепка отзывалась мучительной болью, а сейчас я буквально изгрызла себя мыслями о грядущем. Константин прав, если я люблю дочь, я соглашусь на все.

Дверь моей комнаты не была заперта, и я, стараясь ступать тихо, направилась к кухне, где в шкафчике хранилась аптечка. Мой путь лежал мимо кабинета хозяина дома.

Дверь в кабинет была приоткрыта, из щели лился тусклый свет. Любопытство, смешанное с тревогой, заставило меня заглянуть внутрь. Константин сидел за огромным столом, склонившись над бумагами. Лицо его было измученным, а в глазах плескалась неприкрытая боль. Он совершенно не был похож на того надменного и властного человека, с которым я разговаривала днем.

Внезапный телефонный звонок заставил меня испуганно вздрогнуть и отпрянуть.

– Да, Савелий Львович, – устало ответил Константин. – Нет, я не сошел с ума, и этот контракт нужен мне к утру, – мужчина замолчал, видимо слушая слова своего адвоката. – Да, я хочу, чтобы вы указали в нем все те пункты, что я выслал вам на почту, – снова пауза. – Нет, избавляться от нее я не буду, – видимо, адвокат предложил самый быстрый и дешевый способ решить возникшую проблему в виде меня. – Да потому, что я не убийца, это как минимум, а как максимум, я с ее помощью решу несколько своих проблем, – снова пауза. – Да, и эту тоже. Мне надоело, что с появлением дочери журналисты считают своим долгом перемыть мне кости и выяснить, где ее мать. Это вредит бизнесу, – объяснил Константин. – Ну, вот потому я и прошу составить этот контракт, вы же мастер своего дела, – видимо, речь шла о каких-то условиях, прописанных в этом пресловутом договоре, который я должна была утром подписать. – Нет, я все проверил, – послышались шаги, Константин начал ходить по кабинету, а я, испугавшись, замерла, прижавшись к стене. Если он сейчас выйдет, то застанет меня за подслушиванием. – Федор прислал отчет. Да, все было так, как говорит девчонка. Врач в больнице намудрила с датами, а мы с тобой не заметили. Ладно я, но ты-то, – упрекнул Бессонов своего адвоката. – А я говорил, перепроверить, – сердился Константин. – Ну да ладно, что теперь уже. Жду контракт к утру на своей почте.

Я, словно мышка, прошмыгнула дальше по коридору, услышав приближающиеся шаги. Разговор, судя по всему, шел к завершению. Сам того не подозревая, Константин дал мне в руки оружие. Если я правильно поняла, то в день, когда они удочерили Злату, в смысле Лизу, она еще не была отказницей в полном смысле этого слова. А значит, у меня есть шанс поторговаться, если договор окажется кабальным. Ну, или хотя бы попытаться.

Поглощенная своими мыслями, я нашла лекарство и, поставив коробочку на стол, налила себе воды.

– Решили отравиться? – раздался голос Константина от двери, и я выронила стакан от испуга. Он разбился, усыпая пол осколками и брызгами.

Глава 7.

– Это все, о чем вы грезите ночами? – процедила я, скривившись, испепеляя его взглядом, готовая взорваться фейерверком колких замечаний. – Конечно, избавлю вас от кучи проблем, если просто растворюсь в воздухе!

– Не стану спорить, моя жизнь станет чуточку проще, если вы исчезнете, но поверьте, зла вам не желаю, – Константин покачал головой, словно отгоняя назойливую мысль. – Лучше стойте смирно, а то еще наступите на осколки.

Он устало выдохнул и опустился на корточки, собирая осколки разбитого стакана. Неожиданный поворот! Видимо, роль злодея ему тоже порядком приелась.

– Аккуратнее, поранитесь, – проворчала я, ощущая, как мой гнев постепенно тает, уступая место замешательству.

Он молча поднялся, выбросил осколки в мусорное ведро и пристально посмотрел на меня. Сверлил взглядом, будто хотел прочитать мои мысли.

– Почему не спите? – спросил Константин, будто мы мило беседуем на пикнике, а не стоим на пороге судьбоносной сделки. Он скрылся в какой-то подсобке и вернулся с ведром и шваброй. Что, простите?! Сейчас этот миллионер-магнат будет драить полы?! Да он вообще знает с какой стороны швабру-то держать? Если я сейчас упаду в обморок от удивления, кто меня поймает?

– А вы думаете, после вашего "предложения", тут вообще кто-то способен уснуть?! – огрызнулась я, скрестив руки на груди, как замерзший пингвин.

– Предложения? – Константин вскинул бровь, изображая невинность, словно и понятия не имеет, о чем я толкую. Ну, актер погорелого театра!

– Хотя, вы правы, это сложно назвать предложением. Скорее, ультиматум, с привкусом безысходности! – я не собиралась сдаваться без боя.

– Ну, как сказать, – протянул Константин с хитрой ухмылкой. – Все зависит от угла зрения. Для кого-то это сделка с дьяволом, а для кого-то – шанс вырваться из болота и зажить, как принцесса.

– Я никогда не стремилась жить как принцесса, – меня коробит его подача данной ситуации.

Шанс улучшить свою жизнь? Ха! Да он, кажется, искренне верит в эту чушь! Ну-ну, посмотрим, как запоете завтра, когда я начну выкатывать свои условия. Держитесь, вашингтонские соглашения покажутся вам детским лепетом!

– Ладно, хватит сотрясать воздух, – устало произнес Константин, направляясь к окну. – Идите спать. Завтра понадобится свежая голова. День будет долгим и незабываемым, – и, спрятав орудия труда обратно в каморку, он развернулся и покинул кухню, оставив меня наедине со своими мыслями.

Я молча смотрела ему вслед, пытаясь расшифровать тайный смысл его слов. "Незабываемым"? Это он сейчас угрожает или заигрывает? Неужели он всерьез думает, что я соглашусь на его условия безропотно? Как бы не так! Я покажу ему кузькину мать! Завтра он узнает, что такое истинное женское коварство!

Ночь прошла в лихорадочных метаниях. С одной стороны, я понимала, что это мой единственный шанс вернуть Лизу, нужно забыть имя Злата раз и навсегда. С другой – перспектива выйти замуж за этого самодовольного типа вызывала у меня приступ тошноты и стойкую аллергию. Но ради дочери я готова пойти на все, даже стать женой Бессонова. И пусть не надеется, что я сдамся без сопротивления! Я заставлю его танцевать под мою дудку, и играть на балалайке вприсядку! Завтра утром он услышит мое "да". Но это будет "да" с огромным количеством "но", "если" и "только после того, как". И пусть только попробует проигнорировать хоть один пункт! Тогда он узнает, что такое настоящая женская месть! Ух, уже предвкушаю этот феерический момент! Завтра будет весело… или очень страшно. Для него.

Утро встретило меня не ласковыми лучами солнца, а ледяным душем реальности. В зеркале на меня смотрела не кроткая овечка, готовая идти на заклание, а разъяренная фурия, жаждущая крови! На губах играла хищная ухмылка. Бессонов думает, что заманил меня в свои сети? О, как же он заблуждается! Скоро он поймёт, что в дом проник не подарок судьбы, а гремучая змея, готовящаяся к броску!

Я надела черную водолазку и черные джинсы, затянув волосы в строгий узел. Окинула взглядом шкаф в выделенной мне комнате. Он был огромным, словно пещера Али-Бабы, а мои скромные пожитки выглядели там сиротливо и жалко. Не до нарядов мне было, все силы и средства ушли на поиски дочери и проникновение в логово врага.

Я взглянула на своё отражение: сталь в глазах, решимость в каждом движении. Пусть видит, что перед ним не трепетная лань, а закаленный в боях гладиатор! Спустившись вниз, я увидела Константина, мирно потягивающего кофе. Его невозмутимость меня взбесила!

– Я согласна! – выпалила я, лишив его возможности сделать хотя бы глоток.

Бессонов едва не захлебнулся. Вот он, миг триумфа!

– Но… – я многозначительно вскинула палец вверх. – Но у меня есть условия. И их немало. Так что, присаживайтесь поудобнее, Константин. Нас ждет долгая и занимательная беседа!

Я выудила из кармана блокнот, исписанный ночью моим дрожащим почерком. Это был не просто список, это был мой манифест, моя личная декларация независимости! Каждое слово, каждая запятая дышали ядом и желанием отыграться за все страдания.

В глазах Константина мелькнуло нечто похожее на любопытство. А вот это уже интересно! Я не смогла сдержать довольную улыбку. Игра началась!

– Итак, пункт первый… – я начала зачитывать свой список, наслаждаясь каждым словом, каждым изменением в его лице. Чувствую, это будет самое захватывающее "да" в моей жизни! И Константин Бессонов заплатит за него по полной программе! Ха-ха!