Малышка

Глава первая: Ени

Глава первая: Ени

— Ничего себе… - Моя верная подруга, третья рука, поставщик сплетен и диких лулзов, Лилёк, энергично вертит головой, рассматривая дом. – Ущипни меня.

Я подхожу к ней сзади и с лицом удава ощутимо щипаю за локоть. Лилёк пищит, стреляет в меня недобрым взглядом и, потирая больное место, продолжает идти вперед. Само собой, под ноги не смотрит, натыкается на кофейный столик, спотыкается – и, громко чертыхаясь, падает на мягкое место.

С ней всегда так.

А вот я не спешу, так и стою на пороге, рассматривая каждую деталь, которая попадает в поле моего зрения. Пытаюсь представить людей, которые здесь живут. Людей, с которыми теперь буду жить я. И мысленно делаю заметку обязательно поблагодарить мамочку, что на этот раз она выбрала достойного мужчину. Надеюсь, четвертый брак станет последним. Хотя, учитывая то, как моя любимая и самая чудесная в жизни мамочка с каждым разом поднимает планку, следующим ее мужем вполне мог бы стать какой-нибудь арабский шейх, владеющих полем нефтяных скважин плотностью одна на квадратный метр. Все потому, что мамочка у меня – идеал женщины. Я точно знаю, что парочка моих однокурсников увлечены ею.

— Этот дом какой-то безразмерный, - часто хлопая глазами, бормочет Лилёк, выходя откуда-то из недр коридоров и все еще потирая ушибленную задницу. Даже не буду пытаться следовать ее примеру – дождусь обещанную экскурсию.

Хотя, кажется, обо мне забыли. Если вообще знали. Я бы не удивилась, окажись именно так.

Дело в том, что новый муж моей мамочки – миллионер. Да-да, именно так. Настоящий, без всяких там приставок про то, что весь капитал в деле и на третью по счету машину денег нет. Плавали, знаем. В общем, все по серьезному, с феерическими ухаживаниями, субботними ужинами в кафе на Эйфелевой башне и воскресными прогулками по Пикадили. Мой новый «папочка» умел ухаживать так красиво, что мамочка, как умная женщина, сделала все, чтобы прибрать его к рукам и окольцевать в самые кратчайшие сроки. Все-таки в наше тяжелое время порядочной женщине так непросто найти порядочного миллионера, не жадного и красивого даже в свои пятьдесят три. К чему это я? К тому, что мамочка побила свой личный рекорд и выполнила квест «выйди замуж за миллионера» за две недели. Вчера они поженились: простая гражданская церемония, которую мой новый папочка компенсировал кольцом со здоровенным бриллиантом и поездкой на Мальдивы на десять дней. Само собой, за это время я не успела познакомиться с остальной частью своей новой семьи. Возможно, и «остальная часть» имеет смутное представление о моем существовании?

Хотя, кажется, я поторопилась с выводами, потому что рот Лилёк, которая стоит дальше меня, практически у самой лестницы на второй этаж, неожиданно открывается, глаза плывут от восторга. Типичная реакция на присутствие в радиусе ее поражения красивых мужчин. Кстати, я не сказала, что это не та история, где одна героиня бледная моль, а другая – Красавица. Это история о том, где одна героиня – Красавица с уровнем IQравным ста тридцати пяти – больше только у Стивена Хокинга и Билла Гейтса – а вторая просто Красавица. И да, умная Красавица – это я, Евгения Воскресенская.

Я ставлю сумку на пол и делаю шаг вперед, прослеживаю взгляд Лилёк.

А вот и они: парочка холеных породистых доберманов. Длинноногие, покрытые лоском, как пончик – глазурью. Совершенно одинаковые. Близнецы.

Мои новые братики: Роман Даль и Влад Даль.

Все при них: ровный натуральный загар, смоляные волосы, брутальные щетины. Оба в костюмах, галстуках и белоснежных рубашках, которые хрустят, кажется, даже просто потому, что я на них смотрю.

Ладно, дорогая Вселенная, я поняла, что будет весело, но, правда, на что ты рассчитывала, подбрасывая эту парочку ходячих тестостеронов? Что я в лужу растекусь? Пффф. Я уже давно нашла кандидатуру в спутники жизни, умного и милого очкарика, который краснеет от одного вида моих ног в мини-юбке.

В общем, мне есть на кого тратить свое драгоценное время и по ком тихо вздыхать в подушку, а вот парочка ручных доберманов будет очень кстати. Тем более, я успела получить от мамочки некоторые инструкции: держать с этими доберманами ухо востро. Потому что один из них бабник, а второй… тоже бабник. Ну, вы поняли.

— Братики! – визжу я и как сумасшедшая бросаюсь прямо на Мистера Синий костюм. Легко повисаю на нем, обхватываю ногами и звонко чмокаю в щеку. И тут же отстраняюсь, окидывая обоих наигранно-восторженным взглядом. – Кто из вас Роман, а кто Влад?

Они в ступоре. Лилёк в ступоре. Экзотическое растение на столике тоже в ступоре.

Я мысленно пожимаю плечами, тянусь к Мистеру Серый костюм, наматываю его галстук на кулак и подтягиваю для поцелуя в щеку. Надеюсь, они не рассчитывали на сестричку-тихоню, в противном случае у нас со Вселенной плохие новости.

Глава вторая: Рэм

Глава вторая: Рэм

Она определенно больная.

На всю голову. Совершенно прибитая.

Но вместо того, чтобы начать придумывать план по вышвыриванию этого «подарка судьбы» из дома, я тупо пялюсь на ее ноги вокруг талии моего брата. И думаю о том, что жизнь несправедлива, ведь на его месте должен был быть я.

Вчера вечером, после церемонии, отец позвал нас с Владом и раздал четкие указания: маленькую деточку не обижать, холить, лелеять, исполнять все капризы, потому что его новая жена за свое единственное дитё собственноручно снимет с нас скальпы, а может даже кастрирует. Надо знать нашего отца, чтобы понимать: если он сказал надо прыгать – значит, надо прыгать. Молча, можно с улыбкой. Я этого старого черта до сих пор стараюсь не злить без уважительной причины, хоть мне без году тридцать, и я запросто посылаю известным маршрутом крытых воротил финансового мира.

И вот, когда «подарок судьбы» тянется ко мне для поцелуя в щеку, я пытаюсь понять, как мог так облажаться. Когда отец хвастливо рассказал обо всех ее заслугах, я был уверен, что нас ждет общество забитого, обиженного судьбой страшилища с последствиями затяжных подростковых прыщей на лице. Ну, сами посудите: девушка с золотой медалью из школы, целой пачкой дипломов за всякие олимпиады, зашкаливающим интеллектом, уверенно сдавшая экстерном три курса архитектурного - просто не может быть красоткой. Кроме того, актрисой самоорганизованного студентами театра. Единственным, что немного испортило созданный моим воображением образ страшилища, был балет. Она занималась балетом. Непрофессионально, но уже три года. Я почему-то был уверен, что все балерины – куколки с рафинированными личиками. Просто потому, что крокодил в пачке и пуантах как-то не смотрится.

— Я – Влад, - представляется брат. Тычет в меня большим пальцем: А он – Роман.

— Рэм, - поправляю я. Меня давно все так зовут, пусть мелкая привыкает.

— Рэм – как танк? – чуть склоняя голову на бок, спрашивает она, совершенно не думая представиться в ответ.

— Нет, как сучий сын[1], - не теряюсь с ответом я. Язык у меня хорошо подвешен. Во всех смыслах этого слова.

— Грубиян. – Мелкая морщит нос, и я понимаю, что не понимаю, делает она это всерьез или просто валяет дурака.

И на мгновение вижу, что на шее Влада болтается огромный знак вопроса. С такими ногами, что хоть умри, а я должен их потрогать. В голове мгновенно зреет адский план заманить мелкую на мотопрогулку. Вспомнить молодость, расчехлить «Хонду», дать по газам, чтобы куколка от страха прижалась ко мне покрепче.

Кстати говоря – мой взгляд скользит выше, по ее аппетитной попке в шерстяных коротких шортиках – останавливается на груди. На оранжевом облегающем свитере, через пару аккуратных выпуклостей проходит алая надпись «Bon-Bon». Понятия не имею, что это значит, но:

— Бон-Бон, давай теперь я тебя потискаю, - протягиваю к ней руки.

Она мотает головой и еще крепче прижимается к Владу. Она совсем маленькая, поэтому его голова над ней, и я вижу на лице придурка триумфальную улыбку.

— Евгения Воскресенская, - представляется она. – Ени.

— Ени… - Влад смакует ее имя, лыбится, как школьник, которому выпало счастье полапать отличницу.

— Бон-Бон, - упрямо повторяю я.

Через три дня ей исполняется девятнадцать. И на нас с Владом возложена почетная миссия устроить ребенку праздник: с фейерверками, подружками, сладостями и музыкой. Ну и что там еще любят девочки. Для своих лет у нее удивительно кукольное лицо: светлая, безупречно-чистая кожа, огромные карамельные глаза, красивые губы и длинные, почти до самой задницы светло-каштановые волосы мягкими волнами. Я честно пытаюсь найти хотя бы один изъян – и не могу. Хотя вот же он. Мой взгляд снова упирается в ее грудь. Там точно «двоечка» – не больше. Уж я точно в этом деле разбираюсь. Но вот засада – я люблю маленькую грудь. Поэтому - нет, недостатков в ней нет. Кроме того, что Бон-Бон, кажется, совершенно чокнутая. Но с ее уровнем интеллекта это почти нормально: все умники обычно либо аутсайдеры, либо психи.

— Гммм… - раздается за нашими спинами.

Я поворачиваюсь и натыкаюсь на еще одну девушку с обложки. Крашеная блондинка с тяжелыми сиськами и фигурой «песочные часы». Косметики на ней столько, что я затрудняюсь определить ее возраст, потому что он может быть в диапазоне от восемнадцати до тридцати.

— Лилия Шолохова, - представляет ее Бон-Бон. – Мой Санчо-Пансо.

— А Росинант, я так понимаю, жрет траву на нашем газоне? – подхватываю я.

— Он – Злой брат, - заговорщицки шепчет ей в макушку Влад, - а я – Хороший брат.

«Ты – гандон драный», - мысленно отвечаю я и, с трудом отрывая взгляд от ног Ени, переключаюсь на ее подружку.

— У вас там бассейн, - облизывая меня томным голосом, говорит Санчо-Пансо.

— Хочешь искупаться?

— В октябре? А он с подогревом?

Глава третья: Ени

Глава третья: Ени

А доберманчики-то всполошились.

Хорошо, что я учусь актерскому искусству: только умение держать свои эмоции под контролем не дает мне рассмеяться в ответ на их попытки перехватить меня друг у друга, словно трофей.

Знаете, в чем главная ошибка всех красивых мужчин? В их самоуверенности. Каждый мнит себя подарком небес, каждый уверен, что женщины должны укладываться в штабеля, а если не укладываются, то это не женщины, а трансвеститы. Я привыкла к красивым мужчинам в своем окружении, потому что мамочка никогда не мелочилась, выбирая следующую жертву. Дорогие рестораны, поездки в теплые страны зимой и холодные – летом. И всегда вокруг – богатые симпатичные мужчины всех возрастов. И рано или поздно это надоедает. Уж как я ни любила «Рафаелло», но и им однажды наелась до тошноты, так что теперь смотреть не могу. Вот и с красавчиками так же. В конце концов, начинаешь ценить то, что в голове и в душе.

С другой стороны, если уж «братики» так завелись, то кем я буду, если не воспользуюсь ситуацией? Эта мысль крепнет, когда мы спускаемся в гараж, и я вижу «весь объем работы»: да здесь целый музей! Черные, белые, красные автомобили, представительские седаны, агрессивные джипы, модные кроссоверы. Но мой взгляд сразу приклеивается к маленькому красному «Мерседесу». Не машина, а просто мечта! Я давно сдала на права, и у меня даже была своя машина: дешевенькое колесное средство передвижения перешло от мамочки по наследству, потому я безропотно приняла подарок и гордо ездила на нем в универ.

Я поморщилась, вспоминая обстоятельства, при которых осталась без своей машины. Хорошо, что всегда пристегиваюсь. После той аварии я расхотела водить машину. До сегодняшнего дня. До того, как в поле моего зрения попала красная мечта любой женщины.

— А можно мне эту машину? – поворачиваясь, прямо в лоб спрашиваю Влада. А чего ходить вокруг да около? – Пожалуйста! Я такую всю жизнь хотела!

На миг мне кажется, что он готов сказать «да» просто потому, что я его обескуражила, но момент портит появление Мистера Серый костюм.

— Тебе можно мотороллер, Бон-Бон, со страховочными колесами, - ухмыляется он. – А еще шлем, налокотники и наколенники.

Какая прелесть. Рычит.

Я поворачиваюсь к Владу и продолжаю агрессивно атаковать его щенячьим взглядом. Потому что, если ты что-то хочешь - и человек в состоянии тебе это дать, значит, как говорит мамочка, нужно идти до конца. А советы мамочки – на вес золота, не была бы она тогда женой миллионера.

— Я очень аккуратно вожу, - подбрасываю новый аргумент, делая шаг к Владу. – Водительский стаж два года. Ни одной аварии. – Та, что была, не по моей вине, так что о ней лучше молчать. Меньше знает – ближе моя красная мечта.

Кстати, вот теперь я вижу, что у доберманов есть различия: у Влада глаза зеленые. Прямо вот зеленюще, и смуглая кожа делает их еще ярче. Голову не положу, но уверена, что против такого взгляда не устояла ни одна девушка. Из тех, кого я знаю, этот песик уложил в постель пару рейтинговых певичек и несколько голливудских красоток.

А вот у Серого костюма глаза черные. Абсолютно черные, и зрачков не рассмотреть. И еще у него родинка в уголке рта, над верхней губой, справа.

Стараясь не думать, почему я так точно запомнила ее расположение, подхожу к Владу еще ближе.

— Ты же Хороший брат, - напоминаю его же слова. Нет ничего эффективнее, чем взять мужчину «на слабо». Не станет же он отказываться от своих слов. Иначе – какой же он тогда Хороший брат? – У вас целый автопарк, а я прошу одну маленькую красную машинку. Такую крохотную, что ее и не видно за вашими КАМАЗами.

— Дело в том, что… - начинает он, но Серый костюм уже рядом и он безжалостно накрывает мою мечту медным тазом.

— Нет, Бон-Бон. Никакой маленькой красной машины ты не получишь.

— Я не тебя спрашивала, - улыбаюсь я, хоть внутренне готова его разорвать.

— К твоему большому несчастью, малышка, эта маленькая красная машина – моя.

Я кривлю губы в с трудом сдерживаемой усмешке. Хотя, почему я сдерживаюсь? Смеюсь от души, зло и заливисто.

— Твоя? Большой злой доберман ездит в женской машине?

Влад становится рядом, наклоняется к моему уху и шепчет:

— Это был подарок для его невесты. Машина пока здесь, потому что у Рэма и так уже занят гараж.

— Был? – так же шепотом уточняю я. Конечно, Рэм прекрасно видит и слышит, о чем мы говорим, но наблюдает за нами с непроницаемым лицом. – То есть теперь подарок свободен? Он ничейный?

— Ну…

— Моя невеста была очень убедительна, закатывая очередную сцену ревности, - вместо брата отвечает Серый костюм. – Я не делаю дорогих подарков женщинам, которые не умеют себя вести.

— Разве невесту не нужно баловать просто так?

Непростительное упущение с моей стороны: я не знаю, на ком собирается жениться доберман. Но она явно не очень дружит с головой, раз всерьез рассчитывает на верность этого альфа-самца. Да у него на лбу написано, что он засохнет в семейной жизни, если не будет регулярно проветриваться налево. Суровая правда жизни: бабника не исправить, никогда. И еще более суровая правда: за красивым богатым мужиком всегда стоит километровая очередь желающих утешить, согреть постель и облегчить кошелек. Именно поэтому у меня пожизненный иммунитет на красавчиков, и эта парочка не станет исключением.

Глава четвертая: Рэм

Глава четвертая: Рэм

Зачем я во все это вляпался?

Эта мысль убивала меня весь вечер. Весь скучный дурацкий вечер, который проходит в компании Ольги, ее родителей, ее теток, ее двоюродной сестры с выводком детей, ее дяди со страхолюдиной женой (от вида волосатой родинки у нее на щеке мне кусок в горло не лезет) и ее бабушки, которой так много лет, что лично я бы не рискнул выводить ее в люди без «неотложки» за углом.

В сотый раз обсасываются вопросы, которые уже давно решили: ресторан, меню, музыканты, машина. Будущая теща трижды говорит, что на следующей неделе генеральная примерка платья и все должно быть идеально. Они как бы между прочим обсуждают – а по факту осуждают – будущие кольца. Осуждают меня, потому что я до сих пор не повел Ольгу их покупать. Ну не хочу я, пока не хочу, жду вдохновения. Или хрен его знает, чего жду.

Когда месяц назад сделал ей предложение, все казалось правильным: мы вместе уже пять лет. То есть, она единственная женщина, которая не пилила меня за загулы, не клянчила деньги и не устраивала истерики. И я ее, само собой, не люблю. Но Оля умная, успешная двадцатисемилетняя молодая женщина, и я не знаю никого, кто бы мог стать ей заменой. Она не то, чтобы красивая, но умеет себя преподнести. Единственное, что в ней «напрягает» - пышная грудь. Ну вот не люблю я, хоть убей. Хотя форма хорошая.

Но с тех пор, как Оля официально стала моей невестой, она словно с цепи сорвалась. Плачет, если забываю позвонить, устраивает истерики, когда ей доносят где и с кем меня видели, пока она сидит дома. В общем, мрак.

В завершение вечера ее отец – этот контуженный вояка – вывел меня на улицу и, изображая из себя Шварценеггера с миниганом наперевес, начал угрожать расправой, если я обижу его деточку. Честно говоря, я бы запросто переломил его надвое – пять лет боксерской школы и постоянные тренировки не пропьешь. Но он же вроде как человек в летах, нужно уважать почтенные седины. Даже если они несут хрень.

Я – само терпение в тот вечер, а ведь терпеливым меня не рискнет назвать даже отец. Я по очереди вызываю такси всем бесконечным родственникам, потом отвожу домой родителей Ольги, мечтая только о том, как бы поскорее завалиться в какой-то клуб, снять девчонку на одну ночь и жарить ее во всех позах, пока на члене не появятся мозоли.

И что? Оля начинает ныть, что хочет ко мне, лезет с поцелуями и ведет себя как мартовский кролик, хоть обычно всегда понимала, когда вовремя отвалить. Я вежливо говорю, что устал. Она напирает. Я говорю, что устал, но уже не вежливо. Она начинает плакать. Я бешусь, но держу себя в руках. И тогда она говорит, что раз уж мы все равно почти муж и жена, то не будет ничего страшного, если мы съедемся чуть-чуть раньше. Такого покушения на последние недели моей свободы я просто не выдерживаю. Предлагаю ей выспаться, подумать над своим поведением – и просто уезжаю, оставляя одну. Телефон начинает разрываться сразу же, как моя машина скрывается за поворотом. К счастью, это мой второй номер, никак не связанный с работой, и я без сожаления его «вырубаю». О рабочем номере, по которому меня можно найти всегда, она не знает. И не узнает никогда.

Но в клуб я не еду. Понимаю это, когда сворачиваю на перекрестке в противоположную сторону. Я еду домой к отцу. И всю дорогу думаю о том, как Бон-Бон сосала большой палец. И это возбуждает.

И что же я вижу? Она, полуголая, вся поглощена Владом. Да я просто на хрен убит такой несправедливостью. Почему я не отдал ей машину? Был бы хорошим парнем, заработал бы бонусы. Я конкретно облажался. Ну и хрен с ней. Надо трахнуть ее подружку, пусть потом расскажет Бон-Бон, что я – чертов Бог секса.

Я до боли в мышцах мучаю тренажеры, хоть и знаю, что это не пойдет на пользу. Практически вползаю в душ, а потом заваливаюсь на постель, намереваясь проспать минимум до обеда.

Хрен бы там.

Я просыпаюсь от громкого: «Я пришла к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало!»

Встало? С трудом продирая один глаз, вижу, что да – встало. Член у меня встал, потому что это нормальная мужская реакция по утрам. И тонкое одеяло выдает меня с головой.

— Доброе утро! – сверкает улыбкой Бон-Бон, хватает одеяло и пытается сдернуть его вниз. – Я приготовила тосты! И сварила кофе!

Бляха муха!

Судорожно сглатываю, вдруг понимая, что не хочу, чтобы она видела мой утренний стояк, и быстро переворачиваюсь на живот.

— Свали отсюда, - рычу на нее.

— Что? – Бон-Бон запрыгивает мне на спину, наклоняется к моему уху – и я жадно вдыхаю запах ее духов. Она пахнет сладкими грушами. – Не слышу, что ты там бормочешь, братик.

Я собираюсь повторить, но раздумываю. В чем она ко мне заявилась? В тех самых полосатых гольфах и шортиках, и спортивной кофте.

— Я лучше, чем кофемашина, домработница и повар, - хвастается Бон-Бон. – И мы сейчас идем на пробежку. Я буду заботиться о твоем здоровье, братик. Шесть тридцать – самое время для кросса!

Будь на ее месте любой другой человек – я бы уже таких слов натолкал, что и не снилось. А ей – не могу. Но я точно не вылезу из кровати в таком состоянии, а она, судя по всему, не намерена уходить без меня.

Глава пятая: Ени

Глава пятая: Ени

Доберман несет меня на руках. Ровным шагом, уверенно, как будто это привычное дело. У него даже дыхание не сбивается.

И зачем я вляпалась в это пари?

— Я не буду спать в твоей постели, - говорю я, когда мы оказываемся в доме, он сажает меня на диван и на минуту исчезает в ванной, откуда появляется уже с парой пузырьков, ватой и эластичным бинтом. – А то, знаешь, эти ваши мальчуковые поллюции… - Делаю многозначительный жест рукой. – Не хочу ставить тебя в неловкое положение.

— Вот и ладно, Бон-Бон, - спокойно реагирует Рэм, открывая пузырек с прозрачной жидкостью и быстро, почти профессионально, смывает грязь с моих счесанных колен. – Дело в том, что я тоже не собирался отдавать тебе машину. Я отдам ее Ольге.

Ах ты… псина!

Я сжимаю руки в кулаки, собираясь врезать ему как следует, но резкая боль пронзает ладони. Стону, закусывая губу, чтобы не выдать себя.

— Сиди смирно, малышка, а то я перестану быть Плохим братом и стану Хорошим братом, который из исключительной заботы о твоем здоровье зальет ноги «зеленкой» от трусов до ступней. Устроить тебя такое?

— Да пожалуйста.

Он не обращает внимания на мои слова, достает второй пузырек, смачивает ватный диск и прикладывает к ране. Я пищу от боли. Боль – единственное, против чего я бессильна и перед чем всегда пасую.

И вдруг чувствую прохладу. Опускаю взгляд и вижу, что мой рычащий доберман, стоя на одном колене, дует на мою рану. И снова прикладывает проклятый жгучий раствор, и снова дует. Потом принимается за второе колено и практически сводит боль на «нет».

— Мурррр, - щурюсь я.

— Что? – злится он.

— Ап – и доберманы у ног моих сели! – напеваю старую песню, которая невесть откуда всплывает в голове.

Кажется, он как никогда близок к тому, чтобы взорваться, но звонок в дверь вносит коррективы в его планы.

— Кто в такую рань приперся, - бормочет доберман, бесцеремонно хватая меня за руку, поворачивая ладонью вверх.

— Это мой Тапочек, - лучезарно улыбаюсь я. – Мы катаемся на велосипедах в выходные.

И то, как он воспринимает эту новость, подсказывает, что она для него и не новость вовсе. То есть про Тапочка Рэм в курсе. Ну, Лилёк, получишь ты у меня за длинный язык.

Я вырываю руки из хватки добермана, бегу к дверям, практически наплевав на хромоту. Это больно, но нестрашно. Куда неприятнее то, что Костик увидит меня в разорванных гольфах. Моих любимых гольфах, которые мамочка привезла мне с какой-то модной выставки год назад. С тех пор они – любимая вещь в моем гардеробе. Были.

Я стираю с лица грусть, распахиваю дверь – и таю.

Мой Тапочек. Как всегда идеален: белоснежный тонкий свитер, темные джинсы, чуть взлохмаченные каштановые волосы, сумка через плечо и кеды. Он у меня любитель кедов. Ни у одного человека в мире я не видела такого их количества, как у Кости. И, пожалуй, когда-нибудь, я научу его правильно подбирать их под одежду, а не брать те, которые хочется. Как сейчас: синие, с зелеными шнурками.

Но в остальном мой Тапочек просто образец того, каким должен быть парень в двадцать три года. И все это – моих рук дело. Потому что, когда мы познакомились два года назад, он был совсем не тем, кем стал сейчас. Потому что сейчас вслед моему Тапочку поворачиваются женщины, потому что теперь его тело выглядит так, что впору рекламировать дизайнерские плавки, потому что я все-таки добилась того, чтобы он сменил очки на контактные линзы и теперь его глаза самого умопомрачительно орехового цвета, какой только существует в мире. И самое главное: в этой голове под модной прической скрывается потрясающий мозг. А в груди бьется сердце, а не орган, служащий для подкачки крови к гениталиям.

Мы познакомились два года назад, когда я носилась по всем ВУЗам в поисках своего призвания в жизни. У меня никогда не было четкого понимания того, чем бы я хотела заниматься, потому что одинаково хорошо делала совершенно разные вещи: математика, литература, языки, история. Я умею чертить, хорошо пою, играю на пианино и немного на гитаре. Занималась скалолазанием, плаваньем и фигурным катанием. Я люблю театр и до сих пор хожу в маленькую самоорганизованную труппу. Обожаю фотографию и рисование, но не настолько, чтобы посвятить этому жизнь. Единственное, что мне всегда было по-настоящему интересно – балет. Но я не хотела заниматься им профессионально, опасаясь, что единственное в жизни пристрастие превратится в рутину.

В общем, в поисках вдохновения и озарения я просто ходила по ВУЗам, брала рекламные проспекты, смотрела аудитории, надеясь, что судьба подаст мне знак, когда нужно остановиться. И она подала. В лоб. Буквально. Выходя из аудитории, я от всей души припечатала дверью парня, который как раз собирался войти. Бедняга так оторопел, что не мог произнести и пары слов, а шишка на его лбу росла буквально на глазах. Я поволокла раненого в столовую, на ходу расспрашивая всех встречных, как туда добраться. Уже там усадила на стул и, смочив холодной водой моток влажных салфеток, приложила к его лбу. И от всей души обозвала неуклюжим валенком. Но когда увидела его глаза за стеклами очков, поняла: какой же он валенок – он Тапочек. Мой Тапочек.

Глава шестая: Рэм

Глава шестая: Рэм

Когда в следующий раз увижу подружку Бон-Бон, превращу ее жизнь в ад.

Клянусь. Лично выпишу Сатану и подогрею смолу, чтобы эта белобрысая курица мучилась до конца своих дней.

И вот этот амбал почти с меня ростом – Тапочек?! Хрена с два. Тут мяса на целый Кирзовый сапог. Кого же тогда мне показывали на фотографии? Хотя… Пока мы спускаемся в гараж, и ботан-переросток несет мою Бон-Бон на руках, я искоса оцениваю его рожу и понимаю, что это в самом деле парень с фотографии. Только без очков, с другой прической и набравший около тридцати кило мышечной массы. Так что, скорее всего, мне подсунули старую фотографию.

Честно говоря, даже этот новый «старый» Тапок не такое уж больше препятствие. У него на лбу написано, что опыта в обращении с женщинами – кот наплакал. И глядя на поведение Бон-Бон даже слепому стало бы ясно, кто первая скрипка в их дуете. Я уводил женщин и у куда более матерых волков. Но есть в этом всем одно большое «но» - Бон-Бон. То, как она на него смотрит, как ему улыбается, как в эту самую секунду обнимает за шею и копошится пальцами в волосах на затылке. Она кажется такой… очарованной что ли. Не влюбленной, иначе я ни черта не понимаю в женщинах.

Я открываю заднюю дверь своего «Ленд-Ровера», с отстраненным видом наблюдаю, как Тапок усаживает Бон-Бон на заднее сиденье, и уже предвкушаю, как пожелаю ему валить на все четыре стороны, но Ени легко увлекает его внутрь салона. Я нарочито медленно и аккуратно закрываю дверь, чтобы только не сорваться и не вытащить пацана наружу. Остается утешиться тем, что катание на велосипедах я им обломал. И хрен она сегодня выйдет из дома без моего сопровождения.

Всю дорогу взгляд постоянно соскальзывает в зеркало заднего вида. Парочка обжимается на заднем сиденье, Бон-Бон что-то капризно шепчет ему на ухо, а он, как бы между прочим, накручивает на палец ее волосы. Они давно вместе – это и ежу понятно. Но все же до «горячего» не дошло. В чем дело? У парня проблемы с потенцией? Пережрал стероидов? Что, судя по экстремально быстрому набору массы, совсем не исключено. Интересно, а Бон-Бон понимает, что все это мясо не на грече с творогом выросло? Раненько пацан перешел на темную сторону, как бы потом не аукнулось. Одно можно сказать с уверенностью уже сейчас: его сердечко явно находится в охренительном удивлении.

Я привожу Бон-Бон в частную клинику. В государственной на нас бы посмотрели, как на идиотов, а тут носятся, берут мое сокровище под белые ручки и ведут в смотровую. А когда Тапок пытается пойти следом, я уверенно кладу руку ему на плечо, сжимаю достаточно сильно, чтобы привлечь внимание.

Ну все, пацан, ты попал.

— Итак, что у вас? – без обиняков спрашиваю я.

— В смысле? – не понимает он.

— Евгения – моя сестра, и как брат, я собираюсь лично следить за тем, с кем она встречается.

Он немного хмурится, переваривает мои слова. Если бы кто-то спросил меня о таком дерьме, я бы сперва двинул в зубы, а потом уже разбирался, что за хрень это была: забота о сестричке или тупой развод «на слабо».

— Мне кажется, это не твое дело, - вежливо, как Мистер «Я само терпение», отвечает Тапок.

— А мне кажется, ты не понимаешь. Теперь о ней есть кому позаботиться, так что вы, детишки, будите шалить только под моим присмотром. И не дай тебе бог даже подумать о том, чтобы снять штаны и влезть к ней в койку.

По-моему, моя игра достойна Оскара.

— Мы сами разберемся, - говорит Тапок.

— Да разбирайтесь, пожалуйста, я что ли против? С ребусами.

— Мы встречаемся уже два года, - зачем-то уточняет он.

Два года, значит. И за эти два года ты эволюционировал из ботана в фитоняшку, и все ради того, чтобы присунуть моей Бон-Бон. Интересно, у тебя она тоже клянчит маленькие красные машинки? Или только мороженку?

— Мне фиолетово, сколько вы встречаетесь, - пожимаю плечами я. – Узнаю, что лезешь к ней – закопаю в саду под грушей. Ей еще учиться, учиться и учиться.

Я понимаю, что он подбирает слова для ответа, когда дверь смотровой открывается и оттуда выходит Бон-Бон. На коленях – пластыри, ладони перебинтованы, в руках – порванные гольфы, а в глазах такая грусть-тоска, что хоть звезду с неба снимай, лишь бы дитё улыбнулось. И все это опечаленное очарование плывет мимо меня, прямиком в объятия Тапка.

— Останешься со мной? – просит она так, будто у него весь день по минутам расписан. – Поможешь с чертежами?

Он поднимает голову у нее над головой, и мы с минуту ведем немой поединок взглядами, как будто Мастер Йода и Император Палпатин.

— Может быть, если твои колени уже в порядке, сходим в кино? – предлагает поганец.

Она радуется с восторгом верующего, узревшего второе пришествие.

И я в эту секунду я даю себе обещание сегодня же избавиться от проклятой красной машины.

Мы едем домой, и всю дорогу я удерживаю себя от того, чтобы смотреть на «сладкую парочку». И даже врубаю громче музыку, чтобы не слышать, о чем они говорят. Правда в том, что я понятия не имею, почему меня так зацепил этот избалованный ребенок. Я терпеть не могу женщин без царя в голове, мне не интересны игры в «соблазни меня, если можешь» и я давно не в том возрасте, чтобы «умирать» из-за неразделенной симпатии. Но чем-то она меня держит, и я понимаю, сколько бы я ни пытался это анализировать – ничего не получится.

Глава седьмая: Ени

Глава седьмая: Ени

Если бы не безнадежно испорченные гольфы, я бы достала свой любимый кислотно-оранжевый маркер и пометила этот день в календаре, как лучший за долгое время. Дома я быстро принимаю душ, переодеваюсь в короткое платье, сапоги с высоким голенищем (так не видны ужасные пластыри), пальто. Не использую косметику, потому что по прогнозу во второй половине дня обещают дождь.

И все это время я мысленно благодарю судьбу за то, что доберман самоликвидировался и перестал портить мне жизнь.

Когда я спускаюсь вниз, Костя встречает меня самой милой улыбкой на свете, и, кажется, готов провести вечер даже просто любуясь мной. Никогда не понимала, почему женщины смущаются мужских взглядов. Если он смотрит на тебя так, будто ты эльфийская принцесса из сказки – впору гордиться, и хвалить себя за не съеденную на ночь конфету, крепатуру после физических нагрузок, слезы от выщипывания бровей и другие адские муки, на которые мы идем ради того, чтобы выглядеть «естественно» в глазах мужчин.

— Я уже билеты заказал.

Костя поворачивает ко мне «лицо» смартфона, и я вижу, что он выбрал ровно серединку зала. Узнаю моего Тапочка: никаких мыслей о том, чтобы использовать шанс и хотя бы потрогать меня за коленки. Он слишком воспитан для всего этого. Даже не сомневаюсь, что прежде, чем перейти к активным боевым действиям, он сначала сделает мне предложение. Не перевелись Принцы в нашу суровую эпоху феминизма.

Мы идем в кино и самозабвенно уплетаем карамельный попкорн с газировкой под взрывы космических крейсеров и пляску световых мечей. Потом гуляем в парке: шуршим осенними листьями, делаем фотографии золотых кленов, детворы на качелях, снимки друг друга и вместе скармливаем голубям на площади целую булочку. А когда начинается дождь, Костик уводит меня под навес киоска с мороженым и трогательно обнимает за плечи, прижимая спиной к своей груди. И я могу стоять так целую вечность, но у Тапочка звонит телефон. Его мама снова придумала какие-то жутко важные дела, которые без присутствия Тапочка ни за что не решатся. Все-таки я точно ей не нравлюсь, иначе откуда она знает, когда разбить самый романтичный момент?

— Я проведу тебя домой, - извинятся Тапочек.

— Не стоит, я и на метро доберусь.

Он не настаивает, потому что за два года наших отношений как никто другой знает, если я что-то решила, то это железно, и нет смысла тратить время на пустые уговоры.

Честно говоря, я немного злюсь на него. Потому что именно сегодня мне хотелось, чтобы он сказал своей матери «нет». Он не маменькин сынок, но воспитан так, что хоть снег на голову, а матери отказывать нельзя. Светлана Георгиевна чудесная женщина, за исключением того, что, когда дело касается Костика, она превращается в мегеру. И меня она на дух не переносит. Должно быть потому, что вот уже два года я успешно мешаю ее планам свести Тапочка с хорошей девочкой Любой – библиотекаршей.

Я сижу в метро и под стук колес снова и снова напоминаю себе, что в сущности ничего страшного не произошло. Что плохого в том, что мой мужчина воспитан уважать женщину? В конце концов, в свое время он точно так же будет приходить на мой зов. Я закрываю глаза и отпускаю обиду, предаваясь девичьим мечтам о нашем будущем. Я окончу университет, найду хорошую работу, сделаю карьеру. Потом однажды Костик (к тому времени успешный архитектор) пригласит меня в дорогой ресторан, и я обнаружу колечко с бриллиантом в розетке с десертом. У меня будет самое красивое платье, какое только можно купить за деньги. И наша первая брачная ночь будет наполнена страстью.

Это мой жизненный план, и когда я думаю о том, что уничтожу любого, кто встанет на моем пути, мне становится легче. Светлана Георгиевна и Люба – слишком незначительное препятствие, чтобы из-за них портить послевкусие сегодняшнего дня.

Но на этом приятности не заканчиваются, потому что дома меня перехватывает мой любимых Хороший брат Влад и, хитро щурясь, напоминает, что мы собирались в боулинг. Я быстро переодеваюсь в теплую одежду, кроссовки – и два с половиной часа мы отрываемся на всю катушку.

— Мы наняли человека, который будет устраивать для тебя День рождения, - говорит он, когда мы обессиленные едем домой.

Я до упора отодвигаю переднее сиденье, сбрасываю обувь и кладу ноги на приборную панель.

— Ничего, что я испортил сюрприз? Просто Жанна приедет завтра с утра и уточнит у тебя кое-какие детали. Я не рискнул делать это вместо будущее именинницы.

Вот поэтому он просто чудо. Терпеть не могу эти банальности: сюрпризы, тайные секреты. Сюрприз слишком легко испортить любой мелочью. Однажды друзья подарили мне на день рождения огромный заказной торт в виде розового банта. И тот торт чуть меня не убил, потому что в нем были кусочки ананасов, на которые у меня жутка аллергия. С тех пор все знают, что лучший способ сделать мне приятно – спросить, как именно мне сделать приятно.

— Сколько человек я могу пригласить? – спрашиваю я, награждая моего хорошего добермана самой ласковой улыбкой, какую только имею в своем арсенале.

— Сколько хочешь.

Я готова расцеловать Влада за эту щедрость, хоть, строго говоря, это не его дом подвергнется атаке моих сумасшедших подруг. И все же я безумно благодарна. У меня много подруг, но Подруга (именно так, с большой буквы) только одна – Лилёк. И мне всегда больно вычеркивать чьи-то имена из списка только потому, что в помещение не влезет столько народа.

Глава восьмая: Рэм

Глава восьмая: Рэм

Честно говоря, я удивлен, когда по пути домой мне приходит сообщение от Ольги. Сдержанное короткое извинение за свое поведение. Ни надрыва, ни замаскированной попытки спровоцировать меня на нужный ей ответ. Ни-че-го. Совсем как в старые времена, когда я совершенно искренне восхищался ее терпением, выдержкой и в чем-то даже великодушным отношением к моим загулам. Всего шесть строк, но за ними я вижу прежнюю Ольгу - ту, которой сделал предложение и ту, которая не словом, а делом доказала, что прекрасно справится с непростой ролью моей жены.

Конечно, у меня и в мыслях нет звонить или отвечать. Более того, я собираюсь продержать ее на голодном пайке минимум пару дней. До вечера вторника. Хорошее время. В среду в три у Ольги генеральная примерка свадебного платья и она, конечно же, будет ждать этого дня, как манны небесной. В эфире полной тишины от меня, Ольга много, о чем подумает. Если она выдержит это последнее испытание – нашему браку быть. И я даже, черт с ним, пойду с ней на примерку, потому что она прямо одержима этой мыслью, хоть лично меня мутит, стоит представить, что за переполох там будет.

Я устал, у меня зверски болит голова и все, о чем мечтаю в данный момент – душ, постель и сон до обеда. И на этот раз, если Бон-Бон ворвется в мою спальню, я скручу ее в бараний рог и заставлю спать вместе со мной. Даже если это будет расценено как акт насилия над ребенком.

После душа, даже не потрудившись как следует вытереться, с мокрыми волосами и в одних трусах, я падаю на постель – и чуть не матерюсь, когда понимаю, что в ней есть еще кто-то.

Какого?..

Я встаю, нащупываю кнопку ночника - и тусклый мягкий свет лампы освещает лицо моей маленькой грелки.

Бон-Бон. Спит без задних ног. В обнимку с моей подушкой, и ее щека растеклась по наволочке, словно чуть-чуть переспевший персик. Моя малышка одета в какой-то совершенно шизанутый комбинезон пастельного оранжевого цвета, и я не вижу ни единого намека на пуговицы или застежку, или что угодно, что помогло бы мне вытащить Бон-Бон наружу. И капюшон на голове с заячьими ушами, из которого торчит растрепанная коса карамельных волос. Еще бы хвост на попку – и я точно превращусь в волка.

Что за долбанное «Ну, погоди»?

Несколько минут я просто стою возле кровати, пытаясь найти идеально решение для этой ситуации. Я почти не знаю свою сумасшедшую «сестренку», но уверен, что она лежит здесь не из большого желания получить меня себе между ног. Надо было видеть, как она сюсюкалась со своим переростком, чтобы понять, что я выпадаю из сферы интересов чуть более, чем полностью. Я не могу понять, что именно гложет меня больше: игнор моей очевидной мужской привлекательности или то, что этот игнор не дает мне покоя. Загадка на миллион, но разгадывать не хочется.

Я почти уговариваю себя пойти спать в другую комнату – благо их тут пустых предостаточно, но, уже стоя в дверях, зачем-то поворачиваюсь. Оцениваю взглядом беспомощное сокровище – и вдруг понимаю, что сейчас, когда Бон-Бон спит, она такая, какой перестанет быть, когда откроет глаза. Беспомощная, трогательная. Как сегодня утром, когда упала и изо всех сил держалась, чтобы не зареветь. Как в том фильме, где девушка днем была бездушной стервой, а во сне превращалась в трогательного котенка.

Демоны во мне шепчут встряхнуть ее хорошенько, вернуть сторицей мой утренний недосып и выставить вон. Какого черта я должен сваливать из собственной кровати? Чтобы утром увидеть ее триумфальную улыбку, сдобренную словами: «Вот видишь, я держу слово». И нет никакой другой причины, почему она оказалась в моей постели. Нет и не может быть. У нас десять лет разницы, да вы шутите. Я просто валяю дурака, хоть будет глупо отрицать, что меня это забавляет. Эта девчонка… Она как неоново-кислотная клякса на полотне моей жизни, написанном в классической технике: раздражает, злит и вместе с тем приковывает внимание, заставляет взглянуть по-новому на вещи, давно ставшие обыденными.

И все же… я не ухожу. Накрываю ее одеялом до самого подбородка: Бон-Бон сопит и улыбается во сне. Жестко, очень жестко подавляю желание поиграть с этой «зайкой» в «раздень меня, если сможешь». На фиг мне голая малолетка в постели.

Я достаю из комода запасное одеяло, укладываюсь рядом. И понимаю, что мне просто тупо приятно пялиться на это ангельское личико, когда на нем нет ничего, кроме умиротворения.

Но утро меняет все. Потому что, конечно же, мелкая зараза не упускает случая снова убить на хрен мои попытки выспаться. Хоть не могу не отметить, что в этот раз она хотя бы не скачет на мне, что не может не радовать.

— Я не хочу ту красную машинку, - говорит она немного сонным голосом, щекоча мой нос кисточкой волос на кончике косы. – Зачем мне подарки, купленные другим женщинам.

— Я вообще-то спал, блин, - огрызаюсь в ответ. Пытаюсь подтянуть одеяло, которое сбилось у самой талии – и вдруг раздумываю, потому что вижу, как «зайка» осматривает меня оценивающим взглядом.

О’кей, детка, я охуенный. Смотри и, как говорится, наслаждайся.

— Слишком много пресса для простого конструктора, - улыбается она, разглядывая меня без особо интереса.

Бесит. Жутко раздражает. Я произвожу впечатление на всех без исключения женщин, но только не на нее. И это нормально – ведь она моя сводная сестренка, и я чувствую себя почти извращенцем, потому что продолжаю реагировать на нее как-то… странно. Почти, потому что, слава богу, у нас разные отцы и разные матери. А еще мне почти тридцать, я зрелый кобель, а она завтра отмечает девятнадцатилетие и наверняка притащит на праздник своего Тапочка. Почему эта карамелька так безоговорочно увлечена огрызком эволюции?