Марина вручает мне огромный тяжеленный поднос, на котором стоит шесть стаканов с крепким алкоголем, и кивает в дальний угол клуба:
– Тринадцатый стол.
– М-мне кажется, я не донесу... – бормочу неуверенно. Сегодня все-таки первая рабочая смена, а меня еще и заставили нацепить каблуки, на которых я в жизни не ходила, и короткую узкую юбку... чертовски неудобно!
– Донесешь, – уверенно кивает Марина и скрывается за дверью подсобки, а я с ужасом смотрю вперед.
Дорога до тринадцатого столика – настоящее минное поле.
Десятки пьяных танцующих людей, которые размахивают руками и жестикулируют. На полу – пролитые коктейли и даже битое стекло. Тьму прорезают разноцветные софиты, в воздухе – клубы кальянного дыма.
Чтобы добраться до места, ни с кем не столкнувшись, не поскользнувшись, ничего не пролив, придется непросто. Я бы и в кроссовках не факт, что справилась, а тут еще эти дурацкие каблуки...
Но делать нечего: я ведь сама решила поработать в ночном клубе в последнее лето перед универом, чтобы потом иметь немного карманных денег... Никто меня не заставлял. Так что придется привыкать.
Перехватив поднос покрепче, я направляюсь к нужному столику, стараясь обходить самых пьяных и самых танцующих. Медленно шагаю по самому краю, по кромке танцпола. Вроде бы даже никого не задеваю.
Но я рано радуюсь: уже почти добравшись до места, я вдруг зацепляюсь каблуком за какой-то выступ на полу, и стаканы, громко ударяясь друг о друга, летят прямо на тринадцатый столик, за которым сидят шесть мужчин...
Мне удается устоять на ногах и перехватить поднос, но виски и коньяк вперемешку с битым стеклом заливают какие-то бумаги, которые лежали на столе, а мужчины вскакивают и матерятся.
Я с ужасом смотрю на них: нет, это не мужчины, это настоящие громилы.
Каждый – метра под два ростом, накачанные, забитые татуировками, затянутые в майки и кожанки...
Если честно, похожи на бандюганов.
Я слышала, что в Лефортово есть какая-то банда, но чтобы увидеть их воочию, да еще и так подставиться...
– Ты чо, ходить разучилась, сука?! – рыкает на меня один из громил, и я инстинктивно отступаю, прижимая к груди поднос, как щит:
– П-простите... я нечаянно...
Другой фыркает:
– Ну да, конечно, нечаянно... За дураков нас держишь?! – а потом обращается к третьему: – Думаете, я не врубаюсь, что Вепрь нас наебать решил?! Ваша девчонка, Серый?!
– Варвар, ты ебу дал?! Нахера нам это?!
– Да ла-а-адно, не стройте из себя невинных! – рычит тот, которого назвали Варваром. – Вепрь передумал заключать перемирие, но признаться честно член не дорос! Вот и подослал девку, чтобы она нам все доки испортила! Как их теперь подписывать, а?! – мужчина выдергивает из-под битых стаканов стопку бумаг, рвет ее в мокрые клочья и швыряет в лицо своему оппоненту.
Я наблюдаю за этой потасовкой, и сердце у меня уходит в пятки.
Кажется, я помешала заключению какого-то перемирия между бандами.
О боже... надеюсь, они меня не убьют...
Осторожно, надеясь, что меня не заметят – потому что Варвар и Серый бросаются друг на друга, как бойцовские псы, а остальные пытаются их растащить, – я начинаю медленно, по одному маленькому шагу, отступать в сторону танцпола... Думаю, это была моя первая и последняя смена в этом клубе. Не хватало еще в какие-то криминальные разборки влезть...
Шаг. И еще шаг.
Но моим мечтам не дано сбыться:
– Стоять, синеволосая! – рявкает мужской голос, и я уже узнаю Варвара.
Несмело поворачиваюсь и бормочу:
– Я... я хотела принести тряпку, чтобы все убрать...
– Другие уберут, – отрезает Варвар. – А ты с нами поедешь.
– К-куда?! З-зачем?! – спрашиваю, дрожа, как осиновый лист, и до боли, до побелевших костяшек впиваясь в поднос.
– К нашему боссу, – криво усмехается мужчина. – Расскажешь ему, как угробила шанс на перемирие, которого мы добивались два ебаных года.
___
Дорогие читательницы, добро пожаловать в первую часть дилогии о Мальвине и Палаче!
Пожалуйста, чтобы не потерять книгу, сразу добавьте ее в библиотеку. Для этого перейдите в карточку книги (https://litnet.com/shrt/t9nL) и нажмите "Добавить в библиотеку" (в мобильной версии - значок с книжками "||\"). Также я буду благодарна вам за лайк. В компьютерной версии нужно нажать на "Мне нравится" - кнопка позеленеет, - а в мобильной - на звездочку. Огромное спасибо! Теперь мы с музом счастливы и будем продолжать творить для вас!
От его слов мое сердце начинает колотиться, как бешеное, я по-прежнему отступаю, хоть и понимаю, что в этом нет никакого смысла, и шепчу:
– Но я... я же действительно нечаянно...
– За нечаянно ебут отчаянно.
– Нет, не надо... Мне очень жаль... Может быть, у вас есть флешка с этими документами?! Я пойду в кабинет администратора и распечатаю все заново...
Варвар противно ржет, наступая на меня грудой мышц:
– Вепрь что, не сказал тебе, что дороги назад не будет?!
– Я не знаю, кто такой Вепрь... – бормочу испуганно.
– Не пизди, синеволосая!
Я замечаю, что трое из шести громил уходят: видимо, они как раз из банды Вепря. Двое других сгребают рваные документы в пепельницу и пытаются поджечь зажигалкой, но пропитанная алкоголем бумага не горит.
Варвар оборачивается к ним:
– Ну все, здесь нечего больше ловить, едем на базу.
– И девку с собой?! – спрашивает один из парней.
– Да, пусть Палач сам решает, что с ней делать.
– Пять штук на то, что он трахнет ее, а потом вышвырнет на улицу!
– Десять штук на то, что он пустит ее по кругу!
Двое ублюдков отпускают грязные шуточки – а может, и не шуточки вовсе, – но потом Варвар рыкает:
– Завалите ебальники! – и они оба моментально замолкают.
Варвар хватает меня за запястье и тащит в сторону выхода.
Я роняю поднос и кричу:
– Больно! Отпустите! Я никуда с вами не поеду!
Какой-то смелый парнишка пытается за меня вступиться, но Варвар, не отпуская моей руки, вытаскивает из-за пояса пистолет – и в клубе начинается хаос: люди визжат, бросаются кто на пол, кто врассыпную, лишь бы подальше... У меня душа уходит в пятки: никто не спасет, мне конец!
Впрочем, стрелять Варвару не приходится, все и так расступаются и позволяют ему забрать меня с собой.
Через несколько секунд мы оказываемся на улице, на парковке.
Варвар засовывает меня на заднее сидение тонированного мерседеса, сам садится за руль, двое других парней – рядом с нами.
– Рыпнешься хоть раз – пожалеешь, – говорит Варвар. Я молча смотрю в пол, до боли сжимая кулаки. Не удовлетворившись моим молчанием, мужчина повышает голос: – Ты усекла, синеволосая?! Мне нужен ответ!
– Усекла, – огрызаюсь неожиданно для себя самой.
– Вот и умничка.
Он заводит авто, и мы выезжаем с парковки.
Едем недолго, полчаса от силы. За окнами мелькают и расплываются от застилающих глаза слез огни ночной Москвы. У меня с собой ни мобильного телефона, ни денег, все осталось в служебном шкафчике в клубе.
Интересно, Марина уже вызвала полицию?!
Невозможно же, что меня просто отдадут этим бандитам?!
В крайнем случае, утром мама не сможет до меня дозвониться, поедет в клуб, ей там все расскажут, и уж она-то точно вызовет полицию...
Вот только до утра со мной много чего может случиться.
Я искоса смотрю на своих похитителей. Мрачные, непоколебимые. Каждый – гора мышц. Невозможно вырваться, невозможно сбежать. А у Варвара еще и пистолет. Может, и у других есть, просто я не видела...
Кто такой этот Палач?!
Он их главный?!
Он убийца?!
Что он сделает со мной?!
Мы подъезжаем к какому-то дому с двумя этажами и светящимися окнами, паркуемся, и Варвар снова оборачивается ко мне:
– Ни звука, ясно?!
– Д-да, – говорю тихо, стараясь не смотреть ему в глаза, а сама думаю: темно, много деревьев, может, получится сбежать?!
Но как только открывается дверь авто, один из подручных Варвара впивается в мое запястье и тащит внутрь. Я пытаюсь вырваться, пытаюсь задержать его хоть немного в надежде, что какой-нибудь сосед выйдет погулять с собакой, или любовная парочка пройдет мимо, но во дворе и на улице, как назло, никого... Но это и неудивительно: частный сектор, час ночи.
Меня затаскивают внутрь, и яркий электрический свет слепит глаза после полумрака автосалона и тусклых уличных фонарей.
Когда через пару секунд глаза наконец привыкают, я понимаю, что попала в настоящее бандитское логово, и прямо сейчас на меня обращены не меньше десятка липких мужских взглядов.
Я замечаю, что члены банды сидят за столом и играют в карты. Точнее, играли... Как только мы появляемся на пороге – все взгляды обращаются к нам.
Я слышу довольное присвистывание, а потом насмешливый голос:
– Чо, Варвар, прихватил в клубе шлюшку, чтобы отметить перемирие?! А с нами поделишься?! А то уж больно хороша...
– Завали, Север, – огрызается Варвар. – Из-за этой шлюшки мы не заключили перемирие.
– В смысле, блять?!
– В коромысле! Сучка пролила виски и коньяк на доки, я психанул, Серый с парнями ушли... Думаю, что это было спецом сделано.
– Нахуя?!
– Вепрь решил послать нас лесом, но в лицо сказать не решился, просто девку подослал все испортить.
– Блять... а ведь логично!
В этот момент встревает еще один из банды:
– А ты нахуя ее к нам притащил?!
– Так ясно же! – ржет еще один и ударяет по столу ладонью: – Сюда ее!
Остальные подхватывают, тоже долбят ладонями по столу и орут:
– Шлюху на стол! На стол! На стол!
Парень, что тащил меня в дом, подталкивает сзади и шипит:
– Хули встала?! Иди! – но я застываю, как камень, не в силах пошевелиться. Все внутри меня орет от ужаса, молит о пощаде и о том, чтобы проснуться от этого кошмара, но внешне я – белое полотно без единой эмоции.
К счастью, в этот момент всех снова затыкает Варвар:
– Охуели, пацаны?! Сначала Палач должен решить, что с ней делать!
– Знаем мы, что он решит! – ржет какой-то белобрысый парень и вскакивает из-за стола, делая недвусмысленные движения бедрами вперед-назад. – А-ах! А-ах! Да-а-а, еще-е-е...
– Целка, не выебывайся, – осаждает его Варвар. – Лучше позови Палача.
– Нет его, – отвечает белобрысый.
– Как это?!
– По делам каким-то уехал... нам не сказал.
– Ясно. Тогда отведи девчонку в свободную комнату и запри до его возвращения, окей?!
– Есть, босс, – фыркает парень, которого почему-то назвали Целкой, и я понимаю, что Варвар, видимо, здесь второй по значимости после Палача.
Белобрысый подходит ко мне, и я не успеваю отскочить, когда он прижимается лицом к моим волосам и втягивает носом запах моего парфюма, давно перемешавшийся с запахом пота.
Парни гогочут, я отскакиваю, а белобрысый лыбится:
– Ты пахнешь, как загнанная лань. Страхом. Ужасом. Безысходностью. И знаешь что?! Меня это чертовски заводит, – он ухмыляется и, схватив мою ладонь, прижимает ее к своему паху.
Я одергиваю руку, Варвар рыкает на него:
– Делай, что велено! – и Целка тащит меня куда-то.
Мы оказываемся в маленькой темной комнатке, я бы сказала – каморке.
Наглухо заколоченные окна, стол, стул, заправленная явно несвежим бельем кровать, старое железное ведро... Оно-то здесь зачем?!
– Чо пялишься?! Не врубаешься, да?! Вместо унитаза тебе! – он пинает ведро, и оно, подпрыгивая, с грохотом катится по полу. Я невольно вздрагиваю, Целка хрюкает – это у него смех такой, – а потом снова подходит ко мне вплотную: – Варвар велел запереть тебя. Но он не уточнил, в одиночестве или можно остаться с тобой... – он лыбится, так что меня аж передергивает. – Ты ведь не против, если мы вместе подождем Палача, красотка?!
– Против, – говорю пересохшими от ужаса губами.
Он снова ржет:
– Ты правда думаешь, что меня волнует твое мнение?! Бля... Ну ты и дура! – но потом его лицо и голос вдруг становятся совершенно серьезными, и он говорит: – Ладно, повеселились, и хватит. Раздевайся. У меня уже хуй встал.
Все это просто сон... просто сон... Нужно проснуться – и все будет хорошо... Я зажмуриваюсь, мотаю головой, пытаясь отогнать жуткий кошмар, но лишь снова слышу гогот белобрысого ублюдка:
– Ну нихуя себе тебя штырит!
Я распахиваю глаза и с ужасом понимаю, что мужчина расстегивает ремень на своих джинсах.
– Красотка, ты предпочитаешь в рот или в жопу?!
Что?! О чем он вообще?! Он ведь это несерьезно?! Он что, изнасилует меня прямо сейчас, прямо здесь, на этом вонючем матрасе?! Ему самому-то не противно?! И ведь Варвар сказал, что сначала Палач должен решить, что со мной делать! Вдруг... вдруг Палач пощадит меня?!
О... святая наивность!
У него ведь даже кличка – Палач!
Он наверняка убьет меня...
Но лучше быть убитой, чем изнасилованной!
– Эй, ты думаешь, я буду с тобой церемониться?! – зло цедит сквозь зубы мужчина. Он уже расстегнул ремень и ширинку, спустил трусы, и его огромный багровый член торчит наружу...
Я отвожу взгляд и мотаю головой, пытаясь вытряхнуть из воспаленного сознания эту отвратительную картинку. Я никогда не была с мужчиной, я никогда не видела и уж тем более не трогала мужские члены... и что, мой первый секс будет изнасилованием?! Боже, нет, пожалуйста...
– Иди сюда! – рычит урод и надвигается на меня, пока я хожу кругами.
Потом, понимая, что бежать больше некуда, запрыгиваю на постель, забиваюсь в угол у изголовья.
Он ржет:
– Что, не терпится, да?! Сама в койку прыгнула?!
– Не трогай меня! – кричу я, срываясь в истеричный визг.
Отбиваюсь от него, царапаюсь, но все бесполезно: он грубо перехватывает меня поперек тела, швыряет лицом в грязное постельное белье, заламывает мне обе руки, а сам залезает сверху и, прижав коленями мои бедра, свободной рукой скользит по моей спине и ягодицам.
– Охуенная жопа! – хвалит, сжимая грубыми пальцами. – И сейчас я ее хорошенько натяну!
– Не надо! Пожалуйста! Умоляю! – рыдаю я, дергаясь под ним, как попавшая в сети птичка. Слезы текут по щекам, предчувствие боли и позора обжигает горло и грудь.
Он сильный, он слишком сильный... мне не вырваться.
Ублюдок задирает мне юбку, а потом дергает трусики. Они рвутся, оставаясь клочком бесполезной ткани на моих бедрах. Его ничто не останавливает: ни мои попытки вырваться, ни крики, ни мольбы.
Он заваливается на меня сверху, вдавливая лицом в постель, так что становится сложно дышать. Я чувствую, как он елозит своими похабными пальцами у меня между ног. Пытаюсь покрепче сжать бедра.
– Хватит выебываться, сука! Заткнись уже и раздвинь ноги! – рычит ублюдок. – Ты что, не знала, что если влезла в дела между бандами, то потом тебя ебут во все щели, а?! – он хватает меня за волосы и резко дергает вверх.
Мне приходится прогнуться в пояснице, боль пронзает позвоночник, и я истошно кричу. Разъяренный мужчина бьет меня по щеке, и я снова падаю лицом в грязные простыни.
Мне кажется, на этой кровати насиловали уже не одну девчонку...
Его член упирается мне в ягодицы, еще немного – и он сделает то, что задумал, и я никак не смогу ему помешать.
В этот момент в дверь вдруг громко и решительно стучат.
– Занято! – раздраженно кричит мой мучитель, но стук повторяется, а потом раздается голос, новый, незнакомый:
– Открывай, блять!
– Палач?! – вздрагивает ублюдок, на мгновение ослабляет хватку, и мне удается вырваться.
Снова отпрыгнув к изголовью кровати, растрепанная, зареванная, с задранной юбкой, порванными трусами и пылающей пощечиной, я ору:
– Помогите!
Слышу, как снаружи делают несколько шагов – видимо, отходят, – а потом с разбегу вышибают дверь ногой.
– Какого хуя здесь происходит?! – повелительным тоном спрашивает мужчина, появившийся в дверном проеме.
Палач?! Да, это точно он.
Возвращаюсь на базу довольным: мы с Картавым охуенно побазарили, договорились о новых поставках огнестрелов и травматов.
Осталось только выслушать от Варвара, как прошло заключение перемирия, и все, на сегодня можно выдыхать.
Я уже представляю, как налью себе стакан вискаря, упаду прямо в обуви на постель и, пожалуй, вызову шлюшку, которая отполирует языком мой член...
Даже начинаю перебирать в памяти девиц из любимого борделя.
Вызвать ту, с большими сиськами, которая вертится на члене, как на вертеле?! Всем бы ее бешеный энтузиазм!
Или другую, с накачанными губами, которые так охуенно туго обхватывают ствол, когда скользят по нему вверх-вниз?!
Но как только я паркую байк, из дома мне навстречу выходит Варвар, и по его роже я понимаю: что-то не так.
– Рассказывай, – киваю ему и сразу вытаскиваю сигарету, чтобы закурить, расслабиться и предотвратить лишнюю агрессию.
– Мы не заключили мир, – говорит Варвар.
– Чего, блять?! – закатываю глаза. – Какого хуя, Вар?! Ты говорил, что все на мази... Пиздел, выходит?!
– Да хер его знает, непонятно пока. Официантка опрокинула поднос и залила все доки вискарем, – рассказывает друг, пока я нервно курю. – Серый сказал, что они ни при чем, но я чот сомневаюсь. Думаю, Вепрь решил слить перемирие и специально подослал девку, чтобы она все испортила.
– Вот сука! – рычу я.
– Я привез ее к нам, решил, ты захочешь лично с ней поболтать.
– Вот спасибо, – фыркаю. – Там не болтать, там пороть надо.
– Тебе решать. Я велел Целке запереть ее в комнате для пленников.
– Бля, нашел, кому девку доверить, – усмехаюсь я. – Ладно, свободен.
Быстро докурив сигарету, я крошу окурок носком кроссовка, иду в дом и сразу поворачиваю к комнатам, где мы обычно держим пленников.
Еще издалека слышу истошные девчачьи вопли.
Мысленно хмыкаю: Целка явно решил воспользоваться моментом и трахнуть девицу, пока никто не видит. Не первый раз уже. Уебан.
Дойдя до двери и дернув за ручку, понимаю, что заперто изнутри.
Нетерпеливо стучусь.
– Занято! – вопит Целка, а я рычу:
– Открывай, блять!
– Палач?! – голос моего подчиненного резко меняется: из мачо-мэна он мгновенно превращается в пойманного с поличным лузера.
В этот момент из-за двери раздается еще один крик, девчачий:
– Помогите!
Не планируя больше ждать, я делаю три шага назад и одним ударом ноги выбиваю дверь, рыча с порога:
– Какого хуя здесь происходит?!
Мне навстречу вываливается Целка со стояком наперевес:
– Босс, я...
– Заткнись, блять! – я наотмашь бью его по лицу, и уебан от неожиданности с криком валится на пол. – Когда ты научишься выполнять приказы, как положено, мразь?! Вар велел запереть девку, а не ебать ее! Так какого хрена ты творишь?!
– Босс, я просто хотел преподать девчонке урок...
– Молчать, сука! – рявкаю я, а потом поворачиваюсь к девице, которая дрожит, забившись в угол кровати: – Встала!
Понимая, что лучше не возражать, перепуганная девчонка с растрепанными синими волосами быстро спускается на пол, прикрывая причинное место, потому что Целка успел порвать на ней трусы.
– Вышла в коридор! – командую я, и она снова покорно делает, что велено, а я обращаюсь к только что оклемавшемуся после удара подчиненному: – Еще раз – и ты со свистом вылетишь из банды, ясно?!
– Ясно, босс... – бормочет Целка.
– А пока посиди здесь и подумай о своем поведении, – говорю я напоследок, выхожу в коридор и запираю уебана в комнате.
В этот момент девица, которая, видимо, считает себя спасенной, начинает благодарить:
– С-спасибо б-большое, вы пришли так вовремя, еще немного – и...
– Я тебе слова не давал, – обрываю ее грубо.
Наивная Мальвина еще не поняла, с кем связалась.
Еще не врубилась, что я в миллион раз страшнее, чем Целка.
– П-простите... – бормочет она.
Растрепанная, зареванная, дрожащая.
– Иди вымойся, – говорю я ей, потому что мне противно: от нее так и разит Целкой. – А потом побазарим.
Я отвожу ее в ванную комнату и запираю там, дав полотенце и свою чистую черную футболку: она Мальвине за платье сойдет.
– Вот только девчачьих трусов у меня нет, – фыркаю насмешливо. – Так что будешь проветривать киску, пока гостишь.
– Все это совсем не обязательно... – лепечет девчонка. – Может, вы просто вызовите мне такси до дома? Я была бы так благодарна...
– А я был бы благодарен, если бы ты захлопнула варежку и делала, что велено. Мойся, у тебя пятнадцать минут.
Пока она булькается, я выхожу во двор выкурить еще одну сигарету: нервы просто ни к черту. Перемирие пошло по пизде, а это значит, мы снова в состоянии войны с «Кровавыми», а теперь еще и эта девчонка...
Красивая, надо признать. Как кукла фарфоровая. Не то что бордельные шлюхи, юзанные-переюзанные, ебанные-переебанные, с дырками-ведрами. У этой наверняка узкая щелочка, в которую было бы приятно загнать член...
И юная совсем. Точно не больше двадцати.
Еще и волосы эти голубые. Реально, как чертова Мальвина.
Интересно, неужели правда Вепрем подосланная?! И не жалко же ему такую принцессу было отдавать мне на растерзание...
А может, она вообще шпионка?!
Не, это вряд ли... иначе не просилась бы так домой.
Или специально просится, чтобы подозрений не вызвать?!
Короче, пока не выясним – при ней никаких дел не обсуждать, мало ли.
И допросить надо хорошенько.
А станет выебываться – по кругу пустить.
Я в своей жизни немало криминальных авторитетов ломал, а тут – просто девчонка, с ней будет легко и даже приятно.
Докурив, я смотрю на часы: прошло одиннадцать минут. Я жду еще немного, возвращаюсь в дом, шагаю к ванной комнате:
– Ну чо, готова?!
– Д-да, я закончила, – слышится из-за двери.
Я открываю, на пороге она: черная футболка облепляет тонкую фигурку, сквозь ткань проступают вставшие от прохлады и страха соски, волосы замотаны в полотенце, щеки розовые от горячей воды и смущения...
Твою же мать, ебать, не переебать...
В джинсах аж член дергается.
– Пошли в мою комнату, – командую я.
– З-зачем?! – она снова трясется от страха.
– Тупой вопрос, – фыркаю. – Мне нужна правда, а потом я решу, что с тобой делать.
– Но я... я же... нечаянно... – снова заводит она свою шарманку, но вместо того, чтобы слушать, я просто толкаю ее в спину:
– Шагай, блять.
Когда мы наконец оказываемся в спальне, девчонка садится как можно дальше от меня и, обняв себя руками, дрожащим голоском рассказывает, что на самом деле ее зовут Вера, сегодня была ее первая рабочая смена официанткой в ночном клубе «Кобра», она нечаянно опрокинула поднос и испортила документы и просит прощения, она не знает, кто такой Вепрь, и меня тоже не знает, и вообще, ее наверняка уже ищет полиция.
На последней ее фразе я не выдерживаю, покатываясь со смеху:
– Полиция?! И кто же ее вызвал, позволь спросить?!
– Ну... кто-нибудь из посетителей клуба... или сотрудников... – неуверенно щебечет девчонка, но я ее прерываю:
– Вряд ли. А даже если и вызвали – полиция не приедет. Ночной клуб и весь район принадлежат мне, и полиция не вмешивается в дела банды, ясно?! Так что ты попала, Мальвина. Никто тебя не спасет.
– Мне кажется, такое только в кино бывает, – неуверенно говорю я.
Если честно, чувствую себя совершенно по-дурацки. Обычно я не такая мямля, могу и надерзить, и нагрубить, за словом в карман не лезу...
Но сегодня меня словно затягивает в болото... еще немного – и уйду на дно, где будет нечем дышать.
Страшно. До смерти страшно.
Тем более что ледяной взгляд карих глаз пронзает меня насквозь:
– Какое кино, блять?!
– Ну... чтобы клубы и целые районы принадлежали какой-то банде...
– Тогда можешь считать, что ты попала в кино, Мальвина. Только учти: это не сказка, это ебаный криминальный триллер... – он бросает на меня хищный оценивающий взгляд и добавляет с усмешкой: – И еще немного порно, пожалуй.
Я нервно сглатываю: это он намекает, что изнасилует меня?!
Или просто припугнуть хочет?!
Так или иначе – я не знаю, как мне выпутаться, как сбежать.
А бежать надо. Сломя голову, теряя тапки.
Потому что дом полон его парней, не меньше десятка забитых мышцами и татуировками, здоровенных лбов, для которых я – просто игрушка, просто средство удовлетворения низменных потребностей.
Боже, неужели так сложно вызвать проститутку?!
Зачем мучить ни в чем не повинную девушку, которая попала сюда совершенно случайно?!
Денег-то у них точно куры не клюют: у Палача вон явно куртка из натуральной кожи, явно брендовые наручные часы...
Вот и платил бы той, что будет согласна на все!
Мужчина вдруг хмыкает:
– Любопытно.
– Ч-что, простите, любопытно? – спрашиваю я.
– Ты либо охуенная актриса, либо последняя дура, – он смотрит на меня, прищурившись, колючим изучающим взглядом, под которым мне становится неуютно. – Как же нам понять – кто ты?!
– Я не актриса, – шепчу тихо. Уж лучше быть в его глазах дурой.
– Надеюсь. Но давай-ка начнем с досмотра.
– В смысле?! – я не понимаю, но уже пугаюсь.
– Предположим, что ты все-таки никакая не Вера, а шпионка Вепря, и что он реально спецом послал тебя испортить доки, проникнуть на базу и потом настучать ему про наши планы.
– Но я не...
– Молчать! – глухо рыкает Палач, поднимаясь на ноги и начиная приближаться. В это мгновение, кажется, мое сердце пропускает удар, и я только сильнее вжимаюсь в сидение и спинку стула в углу спальни.
Что он собирается делать?!
– Встала! – командует мужчина, и я покорно вскакиваю с места.
Он подходит почти вплотную, и я слышу его горячее дыхание прямо у своего виска. Зажмуриваюсь, пытаюсь дышать глубоко и ровно, но ничего не выходит. От мужчины пахнет дорогим виски и дешевыми сигаретами. Странное сочетание. По коже ползут мурашки, и я обнимаю себя руками.
Он продолжает говорить низким утробным голосом:
– Хм... если бы я был шпионкой в одной черной футболке, где бы я спрятал микрофон?! – он протягивает ко мне руки, и я пытаюсь отпрянуть, но некуда: прямо за мной – стена. Тогда я вжимаюсь в нее лопатками и молю:
– Пожалуйста, не надо...
– Надо, Мальвина, – насмешливо говорит Палач.
Его пальцы касаются тюрбана на моей голове, намотанного из полотенца, и снимают его. Полотенце падает на пол, синие волосы, еще мокрые, рассыпаются по плечам, и с кончиков капает вода.
Мужчина запускает пальцы прямо в мои волосы, словно может найти там что-то... Проводит ими, как расческой, пока я стою молча и стараюсь не двигаться, хотя дрожь все равно выдает мой ужас.
Потом его руки спускаются ниже, проводят по моим плечам, груди... Из-за волос ткань футболки тоже промокла, и прикосновения мужских пальцев ощущаются особенно явственно. Я нервно сглатываю, чувствуя, как он водит ладонями по моему животу и бедрам. Потом хватает за талию – я вскрикиваю от неожиданности, – и резко разворачивает меня к себе спиной.
Я прижимаюсь лбом и ладонями к холодной стене, так сильно, так отчаянно, словно прошу у нее защиты, а мужские пальцы тем временем уже скользят по моей шее, лопаткам и пояснице.
Я невольно свожу бедра и сорванным голосом прошу:
– Пожалуйста, прекратите!
– Что, уже потекла, сучка?! – хрипло смеется Палач.
Будем честны: меня еще никто и никогда не касался, как он.
Ни один мужчина.
И да, мое тело реагирует нежелательным образом: внизу живота появляется тяжелый ком, между бедер – зуд.
Да, тело возбуждается. Тело просит разрядки.
Неудивительно, после такого-то эмоционального потрясения, после всего ужаса, что я пережила за последние пару часов!
Но это всего лишь чертова физиология!
Палач наверняка слишком тупой и самовлюбленный, чтобы знать такие вещи, но давным-давно научно доказано, что даже во время изнасилования влагалище выделяет смазку!
Потому что тело не понимает, где – секс, а где – насилие!
Но мозг-то понимает!
И мой мозг думает только об одном: как сбежать из этого бандитского логова, как спастись от этого ублюдка?!
Вот только ублюдок, кажется, не планирует останавливаться.
Он опускается на корточки, чтобы ощупать мои бедра и ноги, проскальзывая пальцами под футболкой.
Меня трясет от ужаса, ведь на мне по-прежнему нет белья.
Инстинктивно отпрянув от очередного прикосновения, я слышу рычание:
– Не дергайся!
Вот только мои нервы уже на пределе, страх смешивается с возбуждением, за которое мне жутко стыдно, в носу начинает свербить, глаза наполняются влагой, и я жалобно всхлипываю.
– Какого хрена?! – рявкает Палач, но меня уже не остановить: я начинаю рыдать, из глаз чуть ли не фонтаном льются слезы, я содрогаюсь всем телом и просто умираю от страха, стыда и жалости к самой себе...
Чем я заслужила попасть сюда?!
Чем я заслужила быть облапанной похотливыми ублюдками, сначала одним, а потом и другим?!
Чем я заслужила это недоверие, угрозы, шантаж?!
Разве я похожа на шпионку?!
– Харэ рыдать! – требует Палач, но бесполезно: я уже не могу перестать. – Все, блять, все, замолчи! Я отошел от тебя, окей?!
Он и вправду встает и делает несколько шагов в сторону, поднимая обе ладони в знак перемирия.
Я всхлипываю и скатываюсь спиной по стене, обнимая колени и утыкаясь в них лицом.
– Пить хочешь? – спрашивает у меня Палач, когда я немного успокаиваюсь.
– Д-да, пожалуйста, – киваю я, все еще сидя на полу вобнимку с собственными коленями. Длинную мужскую футболку я натягиваю на ноги поглубже, так, чтобы не было видно, что на мне нет трусов.
Мужчина приносит мне стакан воды.
– Спасибо, – говорю я и начинаю жадно пить.
– Что на тебя нашло, блять?! – фыркает он, усаживаясь на край своей постели, вытаскивая пачку сигарет, зажигалку и кивая мне: – Будешь?
Я мотаю головой:
– Не курю.
– Ну и зря, – он закуривает, и по комнате моментально распространяется густой сигаретный дым. Я закашливаюсь и делаю еще глоток воды, а мужчина подходит к окну, чтобы распахнуть его настежь. В спальню сразу же врываются свежий ночной воздух и стрекотание кузнечиков.
На мгновение я даже забываю о том, в какую переделку попала, вдыхаю полной грудью и улыбаюсь... но потом снова раздается голос Палача:
– Пока я не буду уверен, что ты не шпионка, останешься на базе.
– Но я... мне надо домой, – вздрагиваю я. – Моя мама с ума сойдет!
– Позвонишь ей и скажешь, что ты у своего парня.
– Но у меня нет парня...
– Что?! Серьезно?! – фыркает Палач, недоверчиво бросая на меня взгляд. – У такой-то красивой шлюшки и парня нет?! Ага, заливай! Ты мне еще скажи, что вообще бережешь себя до свадьбы!
Я поднимаю на него глаза и поджимаю губы. Не то чтобы я правда планировала беречь себя до свадьбы, но сейчас-то я и вправду невинна...
Палач щурится и фыркает:
– Да ты гонишь! Тебя что, никто никогда не ебал?!
Пиздец ненавижу женские слезы: они напоминают мне о Миле, а я не хочу вспоминать о шлюхе, которую любил и которая меня предала.
Что касается Мальвины... Бля, я начинаю верить, что она не шпионка, а просто наивная дура, которая оказалась не в то время не в том месте.
Тем более что микрофона у нее нет, и рыдает она вполне натурально.
Вообще-то, я тыщу лет не видел нежных фиалок вроде нее.
Бабы, которые есть в моей жизни, – это либо бордельные шлюхи, которые за бабло готовы заглатывать по самые гланды и прыгать на члене ночь напролет, либо девки моих парней – развязные, смелые, ершистые, сами трахнут кого угодно, а придется – и член оторвут к хренам.
А эта – цветок ебаный... Точнее, не ебанный.
Блять, неужели правда девственница?!
Такие вообще бывают?! Малолетка, что ли?!
– Тебе сколько лет вообще?!
– Восемнадцать в мае исполнилось, – дрожащим голосом лепечет Мальвина, а у самой щеки краснеют.
Ну прелесть же. Просто ебаный ангел во плоти.
Член в джинсах опять начинает дергаться. Давненько я не трахал таких юных и свежих малышек – мысли невольно спускаются ниже пояса.
Я представляю, как она могла бы отполировать своим чистым язычком мой член. Как села бы на него своей узкой, неразработанной дырочкой. И как я драл бы ее во все щели, намотав на кулак длинные синие пряди.
С трудом подавив рычание, говорю:
– Ясно, тогда мне надо подумать, чо делать с тобой...
– В смысле – что делать?! – переспрашивает Мальвина, хлопая глазенками. Они у нее голубые, в тон волосам, огромные, как у инопланетянки.
– Решу – сообщу, – говорю просто.
Не говорить же ей прям щас, что невинная девка – ценная валюта в переговорах между бандами. Например, если отдать ее в бордель, который крышуют «Кровавые», и ее невинную дырочку купит на ночь какой-нибудь богатенький Буратино, можно будет вернуться к переговорам о мире. «Кровавые» получат дохуя бабла – а мы получим передышку от вечной бойни.
Короче, невинность Мальвины – ценный актив.
Круто, что ни Целка, ни я не успели ее трахнуть.
Но вообще, конечно, надо проверить, не пиздит ли она... Ведь если допустить, что она все-таки шпионка, возможно, она спецом про невинность вякнула, чтоб мы ее «Кровавым» отдали, не попортив.
Завтра отправлю ее с кем-нибудь из парней к гинекологу.
А пока – пусть ни о чем не догадывается, а то опять рыдать начнет.
– Ложись спать, – говорю я ей.
– Что, прямо здесь?! С тобой?! – вздрагивает она и смотрит на меня затравленным волчонком, недоверчиво, исподлобья.
– Ну ясен хер, что со мной, – фыркаю я. – Или хочешь вернуться в каморку с грязным бельем, на котором шлюх двадцать за последнюю неделю ебали?! Могу устроить: будешь спать на чьей-то высохшей сперме.
Вижу на ее мордашке отвращение:
– Фу... это ужасно!
– Ага. А еще, может, Целка к тебе опять припрется.
– Пожалуйста, не надо! – в ее глазах появляется ужас.
– Вот и захлопни варежку и ложись, – киваю я ей, и она послушно забирается на мою кровать, ложится с краю и сворачивается в клубочек. – Смотри не упади, – фыркаю насмешливо, видя, что она старается отодвинуться от меня как можно дальше. – Обещаю: ебать не буду.
Про себя добавляю: по крайней мере, пока.
Если выяснится, что она напиздела про невинность, выебу, что искры из глаз лететь будут.
Прежде чем тоже лечь в постель, иду в ванную комнату: надо сбросить напряжение, которое накопилось за проведенное наедине с девчонкой время.
Бросаю шмотки прямо на пол, встаю под теплую струю воды и рьяно дрочу, представляя при этом свой член в очаровательном ротике Мальвины...
Может, и правда, хотя бы в рот ее выебать?! Хули нет, это же никак не повлияет на невинность ее киски... Может, она и так уже брала за щеку...
Кончив и смыв сперму с кафельной стены, я принимаю душ и вылезаю из кабинки. Быстро прохожусь по телу полотенцем, а потом, обмотав его вокруг бедер, прямо так, не одеваясь, выхожу во двор, чтобы покурить.
Свежий воздух июльской ночи приятно холодит разгоряченную кожу, в темное небо улетают клубы дыма.
Интересно, Вар уже дрыхнет? Потрещать бы с ним щас, поделиться мыслями на счет девчонки... Но ладно, подожду до утра.
Когда я возвращаюсь в спальню – Мальвина уже спит.
Ну, или притворяется.
Я ложусь рядом и, старательно игнорируя тот факт, что хуй снова начинает вставать от близости полуобнаженного женского тела, засыпаю.
Утро начинается с воплей за окном: Север и Вито что-то не поделили и решили помахать кулаками прямо во дворе.
Злой и сонный, я подпрыгиваю к окну, распахиваю его настежь и ору:
– Вы там совсем охуели, что ли?!
Парни начинают что-то вякать, но я их затыкаю:
– Пошли нахуй отсюда!
Потом оборачиваюсь: Мальвина, уже по привычке забившись в угол кровати и натянув одеяло до носа, смотрит на меня перепуганными голубыми глазенками.
– Доброе, блять, утро, – усмехаюсь я.
– Д-доброе, – кивает девчонка.
– Короче, план такой: звонишь своим предкам, говоришь, что ты тусишь с подружками, ну или чо-нить другое наплети, мне похуй, главное, чтобы поверили... потом – завтрак, потом – поездка в больничку.
– Зачем в больничку? – спрашивает она.
– Надо, – отрезаю я.
После завтрака я и вправду отправляю ее в ближайшую платную клинику под конвоем Севера, а сам вызываю Варвара.
– Как прошла ночка, босс?! – спрашивает друг, явно иронизируя над тем, что я провел ночь с Мальвиной. – Что-нибудь удалось узнать?!
– Вообще, она не тянет на шпионку, – говорю я. – Но есть охуенный способ узнать точно. Она мне вчера сболтнула, что она целка, прикинь?!
– Нихуя себе, – выдыхает Варвар.
– Ага, – киваю я, затягиваясь очередной сигой. – Если пиздит – точно шпионка и надеется, что мы отправим ее к «Кровавым», не трахнув. Если не пиздит – мы реально отправим ее к ним. Они же крышуют бордель, тот, на Красноказарменной, и у них часто клиенты захаживают с запросом на целку.
– Еба, Рам, гениальная идея! – восхищается Варвар, и я снисходительно прощаю ему это обращение – Рам, сокращение от моего настоящего имени. Кроме него, никому не позволено меня так называть. – Хочешь договориться с Вепрем, продав сучку за перемирие?!
– Ну а хули, – я киваю. – Думаю, это будет справедливо: она помешала нам заключить мир, пускай теперь исправляет то, что натворила.
Где-то в глубине души мне, конечно, немного жаль девчонку, ведь я прекрасно понимаю, что ее не ждет ничего хорошего: ебать будут во все дыры, пока товарный вид не потеряет, а потом вышвырнут прочь, на улицу.
Но я думаю о своих парнях и о том, что нам нужен мир. Только за последние два года погибло восемь наших парней, еще двадцать получили ранения разной степени тяжести, и я не хочу, чтобы эта война продолжалась.
Так что сорян, Мальвина, но ты станешь разменной монетой во имя всеобщего блага.
Палач приказывает лечь с ним в одну постель. К счастью, ни к чему больше не принуждает, но я все равно очень долго не могу уснуть, только притворяюсь, зажмурив глаза: в голове крутятся страшные мысли.
Мне очень хочется поплакать, но я знаю: нельзя, иначе Палач снова будет недоволен мной, а я не хочу лишний раз бесить его. Он обещал подумать, что со мной делать, и я надеюсь, что он поймет: я – не шпионка, я случайно оказалась не в то время не в том месте, и меня можно отпустить домой...
Вот только в глубине души я понимаю: этого не будет. Он ни за что не отпустит меня так просто. Особенно теперь, когда я ненароком проболталась ему о своей невинности. Да, я заметила, как округлились его глаза, каким жадным и в то же время задумчивым стал взгляд...
Под утро, уставшая, измотанная, совершенно несчастная, я все же засыпаю, но поспать удается, кажется, всего пару-тройку часов: вопли за окном заставляют вскочить от неожиданности и забиться в угол кровати.
Пока Палач грозно орет на своих подчиненных, я исподтишка, спрятавшись лицом в одеяло, рассматриваю мужчину.
Вчера я видела его только в полумраке, а сегодня – при свете солнца.
Он, конечно, чертовски хорош собой.
Натренированный, мускулистый... голый.
Похоже, он прямо так и спал... с ума можно сойти!
У меня даже щеки и уши начинают гореть от стыда, но я все равно с трудом отвожу взгляд от внушительных размеров – даже в спокойном состоянии! – члена и мошонки, которые болтаются у него между ног.
Нервно сглатываю, скольжу взглядом выше.
От самого низа живота к пупку поднимается дорожка черных волос.
Идеальный пресс, кубики можно пересчитать пальцами, а самого мужчину выставить в музее анатомии – изучать по нему расположение мышц.
Поднимаюсь взглядом еще выше.
Мускулистая спина почти полностью забита татуировками. Грудь, плечи, руки тоже. На шее болтается какая-то подвеска, но я не могу рассмотреть.
Волосы у него темные, глаза – карие, небольшая бородка.
Красивый... жаль, что ублюдок и бандит.
Когда он поворачивается, я торопливо отвожу взгляд и прячусь в одеяло.
– Доброе, блять, утро, – насмешливо хмыкает Палач, разобравшись с парнями, а я отвечаю дрожащим и севшим после вчерашних воплей голосом:
– Д-доброе.
– Короче, план такой: звонишь своим предкам, говоришь, что ты тусишь с подружками, ну или чо-нить другое наплети, мне похуй, главное, чтобы поверили... потом – завтрак, потом – поездка в больничку.
– Зачем в больничку? – не понимаю я.
– Надо, – отрезает мужчина, и я почему-то сразу догадываюсь: дело в моей девственности. Что он хочет?! Проверить, не соврала ли я?! Зачем?!
Телефон мамы я помню наизусть. Когда в трубке раздается ее взволнованный голос, я с трудом подавляю рыдания. Мне так хочется закричать: мамочка, мне очень страшно, спаси меня!
Но вместо этого я лишь говорю:
– Привет, мам. Прости, пожалуйста, что не позвонила... потеряла телефон. Все нормально, смену отработала, пошли с Машкой и Алинкой гулять, погода офигенная! Вечером позвоню, ладно?!
Мне хочется сказать что-нибудь еще, но как только мама отвечает:
– Да, доченька, конечно, – Палач забирает телефон и отключает звонок.
Надеюсь, мама поняла мое послание: никакой Машки и никакой Алинки среди моих подруг нет. Надеюсь, она поняла, что я в опасности. Надеюсь, она сделает что-нибудь, чтобы вытащить меня из этого ада...
Ну а пока я послушно иду завтракать и отправляюсь в больницу с одним из подчиненных Палача... кажется, его зовут Север.
Может быть, там удастся поговорить с врачом или медсестрой и сбежать?!
Север засовывает меня на заднее сидение мерседеса. Грубо, небрежно, словно я не человек, а просто вещь... Впрочем, в его глазах так оно и есть, наверное. Церемониться со мной здесь явно никто не собирается.
Пока мы едем, он дает мне ценные указания:
– Слушай внимательно, цыпа, и потом не говори, что не предупреждал. Вякнешь кому-нибудь или знак подашь, что ты со мной не по доброй воле, что тебя кто-то украл, похитил и все в таком духе... урою. Причем не только тебя, но и того, кому скажешь. На ближайшие пару часов я – твой парень, усекла?!
– Угу, – мычу я сдавленно.
– Врачиху я уже предупредил, она наша, бордельных девок лечит, ей плакаться бесполезно, сразу говорю.
Сердце падает вниз: неужели и в клинике мне никто не поможет?!
– Короче, цыпа, всем будет проще, если ты не станешь выебываться, а просто будешь делать, что велено. Забились?!
Я молчу и хлопаю глазами, не понимая, о чем речь.
– Ну, забились, блять, или что?! – рычит он.
– Я... я не понимаю, – говорю дрожащим голосом.
– Сука! – рявкает Север. – Договорились, спрашиваю?!
– А... д-да, конечно, – киваю.
– Вот и отлично.
Прежде чем мы выходим из автомобиля, мужчина показательно прячет пистолет за пояс. Неужели он правда готов стрелять, если я попрошу помощи?!
Перед входом в клинику он галантно придерживает мне дверь.
Джентльмен чертов!
В регистратуре говорит за меня:
– Миронова Мария, на прием к доктору Шелобановой.
Значит, я теперь Миронова Мария?! Ну конечно! Не настоящее же мое имя называть! Да и фамилии они моей не знают, только то, что я Вера!
Нам называют нужный кабинет – и Север приказывает мне сесть напротив него. Сам стоит рядом, контролирует.
Конечно, оказавшись в общественном месте, я сразу начинаю осматриваться и искать пути отхода.
Говорить с кем-то нельзя – Север может навредить этому человеку.
На врача тоже рассчитывать не приходится.
Получается, только бежать. Самой. Быстро. Только вот как?!
Пока я думаю, меня вызывают в кабинет, и я захожу туда с надеждой, что доктор Шелобанова окажется не такой уж плохой и все-таки поможет мне...
Но меня встречают ледяные стеклянные глаза – и равнодушный голос:
– Не будем тянуть время. Сразу раздевайся ниже пояса – и на кресло.
Боже, какой кошмар...
А как же врачебная клятва помогать своим пациентам?!
А как же медицинская этика?!
А как же элементарная женская солидарность?!
Сколько же ей платят эти ублюдки, что она выполняет их приказы?!
Делать нечего – я раздеваюсь, стараясь унять дрожь в пальцах, и забираюсь на кресло.
Женщина спрашивает:
– Девственница, значит, говоришь?
– Д-да, – шепчу я и морщусь, чувствуя прикосновение холодных перчаток к моей вагине. – Но вы могли бы написать, что нет?! Мне кажется, это могло бы спасти меня от... от изнасилования...
Врач смеется:
– Ну уж нет, девочка, прости, но мне моя жизнь и репутация дороже. Не пытайся надавить на жалость: у меня таких, как ты, десятки.
Она вводит палец в мой задний проход и надавливает другой ладонью на живот, тщательно ощупывая, а потом берет самое маленькое гинекологическое зеркало и заталкивает его в мое влагалище, совсем неглубоко, видимо, чтобы не повредить моей невинности.
Закончив осмотр и дождавшись, когда я оденусь, она вызывает в кабинет Севера.
– Ну что?! – спрашивает тот.
– Вы же знаете: нельзя достоверно определить, невинна ли девушка. Девственная плева у всех разная, у кого-то рвется при первом половом акте, у кого-то растягивается, у кого-то, как решето, у кого-то как пленка почти без отверстий...
– Бла-бла-бла, – мужчина закатывает глаза.
– Но я скажу так: эта – скорей всего девственница. В любом случае, искушенной львицей она ни одному клиенту не покажется. Маленькая, узкая, мужскому члену будет приятно.
Север облизывается:
– Жаль, самому нельзя оприходовать...
– Избавьте меня от этих подробностей, – морщится женщина, поднимая ладони в знак протеста, и Север толкает меня в спину:
– Идем, цыпа.
Мы выходим в коридор, и я спрашиваю:
– Можно в туалет?! – а сама думаю: это мой шанс!
– Чо, наебать меня хочешь?! – насмешливо фыркает Север, а я прячу глаза и виноватым голосом бормочу:
– Нет, конечно, о чем вы вообще...
– Учти, цыпа: сбежать не выйдет, – говорит он твердо.
И я верю ему, верю, что у меня практически нет шансов, но все равно попробую, потому что выбора нет... сейчас – или никогда!
Все-таки сжалившись, мужчина ведет меня в женский туалет – а сам остается ждать снаружи, как телохранитель, грозный и непоколебимый.
Как только за ним закрывается дверь, я начинаю лихорадочно соображать, оглядывая место, в которое попала.
Понимаю, что женский туалет состоит из двух помещений.
Первое – с умывальниками, зеркалами, сушилками и большой урной.
Второе, в глубине, – с кабинками.
И там, где кабинки, окон, само собой, нет. А вот там, где умывальники...
Я задираю голову и с видимым разочарованием смотрю на горизонтально расположенное прямоугольное окно – скорее даже, форточку, – которое находится почти под самым потолком, да еще и такое маленькое, что пролезть в него будет проблематично даже моим пятидесяти килограммам.
А самое дурацкое – до него не дотянуться, слишком высоко!
Может, подождать кого-нибудь и попросить подсадить?!
Нет, это слишком долго... И вообще не факт, что кто-нибудь зайдет сюда!
Надо действовать самой! Сейчас!
Вариантов особо нет, поэтому я пододвигаю большую урну-корзину к стене, под самое окно, запрыгиваю на нее и пытаюсь дотянуться.
Нет, высоко.
Спрыгиваю, ищу, что еще можно подложить.
Я использую рулоны туалетной бумаги, бумажные полотенца, накладки на унитаз... все, что можно свалить в кучу и создать небольшую горку.
Забираюсь снова... почти дотягиваюсь – но в итоге все равно нет.
Решаю действовать немного иначе: вместо того, чтобы наваливать бумагу горой сверху, начинаю выкладывать ее слоями под корзиной.
Кажется, так получается лучше.
В конце концов, мне даже удается зацепиться за выступ стены под окном, и я пытаюсь подтянуться, чтобы выбраться в открытое окно.
Боже, как же я ненавижу в этот момент саму себя!
В школе я никогда не любила физкультуру, часто прогуливала занятия, а ведь могла хоть немного накачать мышцы и сейчас с легкостью сбежать!
В общем, у меня ничего не получается.
Более того, в попытках вскарабкаться наверх я роняю корзину, и на ее грохот в туалет немедленно врывается Север.
Увидев меня, болтающуюся на выступе стены, он рычит:
– Какого хрена?! Я же сказал, что урою, если будешь выебываться!
С перепугу я падаю на пол, чуть не выворачивая ногу, но тут же вскакиваю и бегу прочь, подгоняемая инстинктом выживания. Север бросается мне наперерез – но мне чудом удается выскользнуть из его лап. Он рычит – а я со всех ног мчусь куда-то, не разбирая дороги, лишь бы подальше.
Оказавшись возле регистратуры, кричу:
– Помогите! Он бандит! У него пистолет! Вызовите полицию! – а потом бросаюсь к выходу.
Адреналин разгоняет кровь, сбитое дыхание вырывается из груди, и я бегу куда-то, окрыленная мыслью, что мне все-таки удалось сбежать...
А потом вдруг слышу выстрел прямо за спиной.
Он что, стреляет в меня?!
О боже... кажется, мне конец!
– Стой на месте, сука! – орет Север и снова выпускает в воздух пулю.
Спасибо, что не в меня...
А то ведь я в первое мгновение грешным делом решила, что он правда убьет меня прямо здесь, на оживленной улице, на глазах десятков людей.
Вот только стоять на месте я все равно не намерена: мчусь со всех ног, задыхаясь, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, но не могу остановиться, просто не имею права...
Прекрасно понимаю, что от решений, которые я приму в ближайшую минуту, зависит все: моя свобода, мое здоровье, моя жизнь.
Надо как можно быстрее увеличить дистанцию между мной и Севером, который вот-вот догонит, несмотря на то, что я смешалась с толпой, и ему приходится продираться ко мне сквозь поток людей.
Автобус! Да, мне нужно в автобус!
Остановка как раз рядом – и я резко сворачиваю к ней в надежде, что один из стоящих автобусов вот-вот тронется с места.
На мое счастье, так оно и происходит: как только я залетаю в салон – двери закрываются, и автобус начинает выезжать с остановки.
У меня нет с собой ни денег, чтобы оплатить проезд кондуктору, ни телефона, чтобы позвонить маме или в полицию, но на пару мгновений меня все равно накрывает эйфория: я сбежала! у меня получилось! Неважно, что будет дальше, главное – теперь у меня есть фора! Пусть попробует догнать!
Но мое счастье длится недолго: вдруг раздается громкий звук, похожий на взрыв петарды, и автобус резко начинает заносить.
Еще немного – и может случиться авария!
Пассажиры кричат и в панике цепляются за поручни, водитель отчаянно выкручивает руль, пронзительно визжат тормоза.
Через несколько секунд автобус останавливается, чудом никого не задев, и я вижу, как Север с пистолетом долбит в дверь кулаком.
Догадавшись, что он выпустил пулю в колесо, чтобы мы никуда не уехали, я в ужасе кричу:
– Нет, пожалуйста, не открывайте дверь! Не отдавайте меня ему! Он опасен! Он бандит! У него пистолет!
– Вот именно – он бандит, он опасен, и если ему нужна ты – я лучше открою дверь и отдам тебя, чем он нас всех здесь перестреляет! – отвечает водитель и действительно открывает дверь, впуская ублюдка.
Продираясь через салон, я выскакиваю с другой стороны, но в этот раз мне не удается далеко убежать: Север перехватывает меня всего через мгновение. Больно впивается сильными пальцами в плечо, я кричу, а потом получаю пощечину. Отшатываюсь, замираю, а он рычит:
– Ты совсем что ли охуела, дрянь?! Что ты здесь устроила, а?! Ты вообще представляешь себе, сколько нам будет стоить замять все это дерьмо перед полицией и прессой?! Сука! Палач от тебя живого места не оставит! И правильно, блять, сделает! Сказано же было: не высовываться! Ты чо, реально думала, что сбежишь от меня?! Дура наивная! Но теперь все, доигралась!
Я рыдаю, пока он грубо засовывает меня на заднее сидение автомобиля, и плачу всю дорогу до базы, почему-то представляя себе, что Палач теперь пустит меня по кругу... он ведь уже угрожал этим... и он, и Целка, и другие.
Мысль о том, что я смогу спастись, окончательно умирает в моем воспаленном сознании.
Боже, лучше бы он просто меня убил!
Варвара отправляю в полицейское управление по Лефортово.
Вито – в местную прессу.
Север остается на базе – в наказание за проеб с девчонкой, которая всего за час с ним успела столько натворить, что я не представляю, сколько бабла нам теперь придется выложить, чтобы замять этот пиздец.
Теперь она сидит передо мной, сучий невинный ангел, прячет глаза, размазывает слезы по щекам и трясется от ужаса.
– Тебя в детстве не учили слушаться старших?! – спрашиваю я у нее.
– Я просто хотела домой... – лепечет она едва слышно.
– Значит, не учили, а жаль, – фыркаю я и с трудом сдерживаю ярость: мне так и хочется до крови впечатать кулак в стену рядом с ее синеволосой башкой. – Блять, короче, слушай сюда, Мальвина. Еще даже суток не прошло, как мы познакомились, а ты уже изрядно мне поднасрала. Ночью помешала заключить мирный договор с бандой, с которой мы в состоянии войны уже два года. А утром попыталась сбежать, так что Северу пришлось стрелять на оживленной улице посреди города. Дохрена людей позвонили в полицию, а мне теперь это дерьмо разгребать! Ты что, думаешь, мне нечем больше заняться, кроме как убираться за тобой?! Знаешь, мне уже похуй, шпионка ты или нет, у меня другой вопрос: ты бессмертная, блять, что ли?! Ты что, считаешь, что можно безнаказанно портить мне и моим парням жизнь?!
– Я не хотела... я не думала, что он правда будет стрелять...
– Думать тебе вообще не свойственно, это я уже понял, блять, – перебиваю с усмешкой. Ну реально: тупая, как пробка. Наивная. Блеет овечкой и надеется, что ей все простят за красивые глаза. Ага, как бы не так!
В порыве ярости у меня даже член начинает вставать, и я решаю изменить план, который придумал прошлой ночью:
– Я собирался продать тебя в бордель, но теперь повременю с этим.
– Сп-пасибо, – бормочет девчонка, но я в ответ только хохочу:
– Ты не поняла, Мальвина: я все равно отдам тебя в бордель, только вот ты уже будешь не девственницей, и с тобой с самого начала никто не будет церемониться. А я и подавно не буду, пока не наиграюсь вволю.
– Что... что вы такое говорите...
– Знаешь, сколько я плачу шлюхе за одну ночь?! – спрашиваю насмешливо, уверенный, что она и понятия не имеет о таком прайсе. Конечно, куда ей! Ебаная ромашка! – Двадцать штук! А знаешь, сколько я теперь должен буду отстегнуть полиции и прессе, чтобы замять утренний инцидент, который ты устроила, нихуя не соображая своим маленьким куриным мозгом?! Не меньше, чем пол-ляма! А теперь подели пятьсот на двадцать – и получишь количество ночей, которое я буду драть тебя, как дешевую шлюху!
Меня переполняет ярость, сжатые кулаки болят от напряжения.
Маленькая гребаная сучка, ты заплатишь мне за каждую копейку, что я потрачу, разгребая твое дерьмо! Заплатишь своей узкой дыркой! Своими сиськами! Своим очаровательным ротиком, который только и умеет, что ныть и умолять о пощаде! Никакой пощады! И у тебя больше не будет сил бегать по улицам и звать полицию – ты будешь валяться в моей постели, растраханная, с раздвинутыми ногами, залитая моей спермой!
Девчонка снова принимается рыдать – но я не собираюсь слушать ее вой. Оставляю ее в своей спальне со словами:
– Вернусь через несколько часов, готовь свою дырку, – и отправляюсь по делам, решать проблемы, которые она же мне и организовала.
Он уходит – а я остаюсь в его спальне, запертая, одинокая, несчастная. Бросаюсь на постель с рыданиями и слышу, как снаружи щелкает дверной замок: он запер меня, и ему совершенно плевать на мои чувства и эмоции.
Я начинаю жалеть, что попыталась сбежать: если бы он отдал меня в бордель, возможно, это было бы проще?! Можно было бы договориться с другими девчонками, оказавшимися там случайно, по воле судьбы и по вине таких вот ублюдков, придумать вместе план – и устроить побег?!
А теперь... что теперь?!
Я не хочу делать это, но на автомате все равно мысленно считаю: пятьсот поделить на двадцать – это двадцать пять ночей! Я же просто умру, если он будет насиловать меня двадцать пять ночей подряд!
Как же страшно, как же невыносимо!
И неужели ничего нельзя сделать, ничего нельзя изменить?!
Время неумолимо переваливает за полдень, а потом день сменяет вечер, солнце за окном с решетками начинает клониться к закату, и момент возвращения Палача становится все ближе, и ближе, и ближе...
Одна мысль о том, что он снова войдет в эту комнату и, возможно, сразу швырнет меня на постель, сразу начнет рвать на мне одежду, приводит в ужас.
Я лихорадочно пытаюсь придумать что-то, чтобы избежать изнасилования, но все мои идеи бессмысленны.
Наброситься на него из-за двери и ударить чем-то по голове?! Наверняка промажу, а если и попаду – удар окажется слабым и только разозлит его еще сильнее, а даже если он упадет – в доме полно его парней, меня убьют.
Драться с ним, не даваться до последнего?! Он просто выкрутит мне руки, заломав за спину, сядет сверху и раздавит меня своим весом и силой.
Поговорить с ним, попытаться образумить, рассказать про своих родителей и младшую сестру?! Вряд ли его это остановит, он – чудовище, машина... Палач. Не зря же его так назвали.
Попробовать сбежать?! Но как?!
Меня дважды выпускают в туалет и дважды приносят еду: один раз – заваренный кипятком доширак с нарезанным дольками огурцом, другой – пережаренную куриную котлету, снова с огурцом.
Видимо, других овощей в доме просто нет.
Вообще, странно, что еда такая примитивная и дешевая, они же ворочают большими деньгами. Или это только меня кормят кое-как?!
Еще дают воду, но я мало пью, потому что не знаю, когда мне в следующий раз позволят выйти в туалет.
Время тянется мучительно долго, вечер сменяется ночью, а Палача все нет и нет... где он?! Где-то в глубине воспаленного сознания даже появляются фантазии, что он, например, разбился на мотоцикле, или его арестовали за все его дела, или убили члены другой банды...
Но все это, конечно, лишь фантазии, и в два часа ночи, когда я, отчаянно борющаяся со сном, лежу на постели, свернувшись клубочком, за дверью раздаются голоса и шаги, потом – щелчок замка, и Палач входит в комнату.
Льющийся из коридора свет рисует его высокий, мощный черный силуэт в дверном проеме, и я, нервно сглотнув, забиваюсь в угол кровати.
Между тем, мужчина с громким стуком закрывает дверь спальни, ставит на стол начатую бутылку виски, и мы остаемся наедине друг с другом.
Ну все – мне конец.
Я уже много раз думала об этом, но теперь – точно конец.
– Ну привет, Мальвина, – насмешливо фыркает Палач, и я слышу в его голосе странные, незнакомые еще нотки. – Колись, ты скучала по мне?!
Ого, да он пьян! Бутылка виски, которую он принес с собой, – явно не первая за сегодняшний вечер.
Мне становится еще страшнее.
Он и трезвый-то может что угодно вытворить, что уж говорить о пьяном!
Я благоразумно молчу – да и что говорить?! – но он настаивает:
– Отвечай, блять, когда я спрашиваю! Ты скучала?!
– Ну... я... – растерянно мотаю головой, лихорадочно соображая, какой ответ – более безопасный.
Если признаюсь, что не скучала, наверняка будет злиться.
Если скажу, что скучала, обвинит в том, что вру.
– Ну! – требует Палач, и я отвечаю немного иначе, зато честно:
– Я ждала вас.
Что, правда же ждала! С ужасом, со страхом, но ждала! Смотрела на часы, считала минуты, с содроганием рисовала в голове этот момент...
– Мм... ладно, – кивает мужчина.
Кажется, этот ответ его устраивает.
На мгновение я даже с облегчением выдыхаю, словно прошла мимо первой мины... но сколько таких мин впереди?! Я уверена, что целое чертово минное поле! И одна из этих мин точно разорвет меня в клочья!
Язык у него заплетается, ноги тоже, глаза немного косят, а я сижу в углу кровати и наблюдаю за этим, не понимая, что будет дальше.
Может, сейчас тот самый момент, когда нужно вскочить, броситься к двери, открыть ее и бежать прочь?! Вдруг он настолько пьян, что не сможет меня догнать, заплетется ногами, упадет?! Или я его недооцениваю?!
Но пока я думаю об этом, Палач делает то, что отрезает пути к отступлению: закрывает дверь на замок, а потом еще и ставит к ней два стула.
Да уж, теперь, пока я буду открывать замок и отодвигать стулья, он точно успеет меня перехватить.
Предусмотрительно.
Видимо, у него уже есть опыт.
– Не пытайся сбежать, Мальвина, – говорит он мрачно и хрипло, словно читает мои мысли. – Даже если выскочишь из комнаты – из дома не сможешь, ясно?! Входная дверь под замком, а весь первый этаж забит моими парнями. Будет лучше, если ты повеселишь их другим способом.
– К-каким? – спрашиваю дрожащим голосом.
– Поорешь подо мной, пока я буду тебя драть, – лыбится он криво.
По телу идет ледяная дрожь, я мычу в ответ что-то нечленораздельное, а он приближается. Падает на постель на противоположной от меня стороне – неловко, неуклюже, аж матрас скрипит, ну или деревянные рейки под ним, – а потом стаскивает со стола бутылку виски и резко опрокидывает ее себе в горло, жадно, большими глотками поглощая янтарно-коричневую жидкость.
Я смотрю на него почти завороженно. Не знала, что крепкий алкоголь можно глушить так стремительно.
– Давай, раздевайся! – командует он.
На мне только его длинная черная футболка и простые хлопчатобумажные трусики, купленные кем-то из его парней в первом попавшемся бельевом отделе, чтобы я могла пойти к гинекологу.
И я даже не знаю, что снимать в первую очередь.
Трусики, обнажая самое уязвимое?!
Или футболку, открывая грудь?!
– Ну! – рявкает он, вращая пьяными глазами.
Решив, что без трусов я уже все-таки была, и мы даже спали в одной постели, и он меня даже не тронул, я нерешительно, дрожащими пальцами стаскиваю их – и поглубже натягиваю футболку, чтобы он ничего не видел.
– Дальше! – рычит Палач, явно недовольный мной.
На глазах снова выступают слезы, в горле появляется ком, меня колотит крупной дрожью, хочется разрыдаться, но я боюсь, что будет только хуже.
Поэтому я отворачиваюсь от него, стягиваю через голову футболку и прикрываю грудь руками.
– Повернись! Покажи сиськи!
– Я... нет... пожалуйста, – умоляю сквозь слезы.
Он снова опрокидывает в себя бутылку виски, делает два или три глотка, а потом смотрит на меня мутным взглядом.
Если он будет насиловать меня в таком состоянии, но наверняка ненароком еще и кости переломает.
Господи, помоги!
– Убери руки! – рычит он, а я только мотаю головой и пытаюсь не зареветь. – Харэ прикидываться монашкой! Знаю я вас, девок! Вы все одинаковые! Сначала смотрите на нас глазами Бэмби, строите из себя невинных овечек, а потом... потом... – он усмехается, явно задумавшись о чем-то своем, снова делает два глотка виски, морщится, трясет головой, а потом вдруг протягивает бутылку мне: – Пей!
– Я не пью алкоголь.
– Пей, я сказал! – он сует бутылку мне прямо в руку, и мне приходится ее взять, прикрыв обе груди другой.
Палач смотрит на меня с яростью, и я подношу горлышко к губам. Аромат крепкого алкоголя сразу прошибает нос, глаза наполняются слезами, но я послушно делаю маленький глоток. Виски обжигает рот и горло, и мне кажется, что по пищеводу разливается раскаленная лава...
– Ну... – протягиваю я нерешительно, понимая, что хуже уже все равно не будет, так почему бы не попробовать отвлечь, заболтать его?! – Кажется, на том, что тебя предала какая-то девушка по имени Мила...
– Зубы мне заговариваешь, да?! – он пьяно хохочет и снова пьет из горла бутылки, потом протягивает ее мне: – Тогда пей!
Вообще-то, у меня еще с прошлого раза горло и пищевод горят, но если я решила попробовать – надо идти до конца и играть по его правилам.
Поэтому я беру бутылку, осторожно прислоняю ее к губам и запрокидываю, чтобы виски едва-едва попало в рот. Да, со стороны выглядит, будто я действительно делаю небольшой, но глоток, вот только на самом деле я лишь обжигаю алкоголем пересохшие губы, а сглатываю слюну.
Учитывая, что сам Палач глушит содержимое бутылки большими порциями, он совершенно точно не заметит, что я его немного обманываю.
Ну а мне пьянеть категорически нельзя, я хочу понимать и помнить, что происходит, даже если это будет что-то ужасное.
Палач смотрит на меня насмешливым пьяным взглядом и заплетающимся языком спрашивает:
– Вам это в генетический код вшивают, что ли, блять?!
– Ч-что... вшивают? – не понимаю я.
– Ну... вот это... напускную невинность, – он тычет пальцем в мою прикрытую грудь, и у меня начинают гореть щеки и уши. Да, я сижу так, что он ничего не видит – ноги перекрещены, грудь прикрыта, к тому же, я немного натянула на себя одеяло, – но мне все равно очень стыдно, неловко, страшно...
Ведь в любой момент его настроение может измениться – и он набросится на меня, а я ничего не смогу сделать, никак не защищу себя.
Он слишком большой, слишком сильный.
– Почему напускную? – не понимаю я.
– Потому что на самом деле вы, бабы, все такие змеи! – он закатывает глаза. Я вижу, что его движения становятся все более вялыми и заторможенными. О боже, может, он просто отрубится и избавит меня от насилия?! А впрочем, какая разница?! Не сегодня – так завтра. Я просто оттягиваю неизбежное, верно?! Но ничего не могу поделать со своим инстинктом выживания, инстинктом самозащиты. Напряженно смотрю на него исподлобья и мысленно гипнотизирую: давай, засыпай, засыпай...
– Видимо, эта Мила очень тебя обидела, – говорю я.
– Я ж сказал – предала, сука ебаная! – он опять опрокидывает в себя бутылку виски, потом протягивает мне.
Я снова притворяюсь, что делаю глоток, а потом спрашиваю осторожно:
– А что именно она сделала?
– Копам сдала, что она еще могла сделать! – рычит Палач. Я вижу, как у него глаза кровью наливаются, а костяшки на сжатых кулаках белеют от напряжения. Мне чертовски страшно – вдруг он решит выплеснуть нахлынувшие чувства через меня?! – но отступать поздно:
– И что она им рассказала?
– Да все, блять! – он активно жестикулирует, аж остатки виски чуть из бутылки не выплескиваются. – Пошла в полицию, тварь драная, и разболтала там про очередную сделку: кто встречается, где встречается, когда, зачем... Написала им все наши настоящие имена, мразь. Ясен хер, мусора по этой наводке приперлись на заключение сделки и сорвали все к хуям, повязали кучу парней, из нашей и из другой банды... И меня тоже. Я тогда еще не главным был, а правой рукой отца своего. Знаешь, сколько я сидел?!
– Сколько? – спрашиваю я, совсем не удивляясь тому, что он уже и в тюрьме успел побывать.
– Три года. Торговля оружием.
– Мне жаль, – говорю я, поджав губы, но на самом деле мне совсем не жаль: такого и на побольше срок посадить можно было.
– Ага, щас! – он хохочет, прекрасно все понимая. – Она тоже так говорила, стерва ебаная! Глазки строила, просила прощения, на суде была, пару раз даже на свидания ко мне приходила в колонию! А потом знаешь что?!
– Что?
– Сбежала из страны.
– Наверное, испугалась.
– Наверное, – он горько фыркает. – Только вот по ее вине у нас теперь война с «Кровавыми». Пока отец был жив, действовало перемирие, а как помер – все, пизда! Два года ебашимся как ненормальные. И только договорились о мире, как появилась ты, блять, и расхуярила вискарь прямо на доки! Чо, скажешь, реально нечаянно это сделала?! Никто тебе за это бабла не обещал?!
– Никто, – говорю я честно.
– А вот как тебе верить?! Мила тоже сначала мне дерьмо в уши лила, мол, это не я, строила невинную овечку...
– А она не объяснила тебе, зачем это сделала?
Палач усмехается:
– Типа я обидел ее. Как мудак себя вел.
– Ясно, – я киваю и решаю не говорить ему, что прекрасно понимаю мотивы Милы. Наверняка эта девушка долгое время наблюдала, какой жизнью он живет и какие плохие вещи делает, думала, что если сдаст его полиции – он сможет начать все заново, но... не вышло. Вот она и сбежала из страны.
– Ладно, блять, чо-то ты меня утомила своими расспросами, – говорит Палач и, поставив почти пустую бутылку виски на стол, заваливается на кровать, подползая ко мне поближе. Я сижу на месте, молчу и стараюсь не двигаться, в надежде, что он вот-вот уснет.
Я просыпаюсь с мощным стояком: член торчит вверх и болезненно ноет, требуя немедленной ебли или хотя бы дрочки.
А еще башка чертовски болит после виски... м-да, я вчера перебрал, конечно. Мучительно прищурившись, смотрю на свой типа рабочий стол, где осталась стоять бутылка: так и есть, почти всю опрокинул...
Конечно, я еще давал Мальвине пару-тройку раз глотнуть, но это херня: по сравнению со мной, девчонка к пойлу почти не прикасалась.
По крайней мере, я так запомнил. Потому что иногда я забываю, что происходило, пока я был в набуханном состоянии.
Но вчерашний вечер вроде бы норм помню: пил с парнями, после полуночи пришел в спальню, хотел выебать Мальвину, но вместо этого с полчаса чесал с ней языком, жадно вылакал весь вискарь и отрубился нафиг.
А может, девчонка не так уж мало выпила?! Уж больно крепко спит!
Или тупо с непривычки?!
Или с перепугу?!
Или вообще прикидывается?!
И сколько вообще, блять, вообще времени?!
С трудом повернувшись – мышцы пиздец затекли после сна, да и не тренил я уже дня три, – я беру с прикроватной тумбы мобильный телефон и смотрю на экран: десять утра.
Ну чо, дохуя так-то. Пора бы вставать. Парни наверняка уже ждут меня.
Вот только Мальвина спит уж больно соблазнительно: моя футболка на ней задралась, обнажая длинные стройные ноги, округлые бедра, мягкую задницу, изящно выгнутую поясницу и плоский живот.
Нежная белая кожа как будто светится в темной комнате: шторы-то задернуты!
Мой член требовательно дергается, мол, давай, чувак, выеби ее наконец!
Я заваливаюсь обратно на постель, боком подползаю к девчонке, почти прижимаюсь к ее спине грудью, а мой хуй утыкается ей в задницу.
Мальвина по-прежнему спит, и меня это забавляет: интересно даже, как далеко я смогу зайти, чтобы она не проснулась...
Все это как игра, и похуй, что о правилах мы не договаривались.
И вообще, пусть поблагодарит, что я не опрокидываю ее, спящую, рожей в подушку, и не долблюсь членом в узкую дырку прямо так, с разбега...
Я мог бы. И много раз делал так, чо уж.
Но поиграть меня прикалывает в данный момент больше.
Тело изнывает от желания, хочется зарычать, наброситься на нее и растерзать в клочья, но я только прижимаюсь членом к ее заднице, утыкаюсь носом в длинные спутанные синие кудри и глубоко дышу.
Пиздец просто: у этой сучки аромат рая.
Не, серьезно: какой-то охрененно вкусный бабский шампунь, плюс парфюм, плюс едва уловимый аромат пота, плюс просто запах ее кожи.
Какая-то ваниль или типа того.
Мне хочется просто сожрать, искусать ее до боли, до крови, вылизать подчистую, чтобы языком впитать ее аромат...
Член по-прежнему стоит торчком, мне почти больно, бедра по инерции начинают ходить туда-сюда, словно я вот-вот ворвусь в ее нежную невинную щелку и хорошенько отымею, захлебываясь при этом ароматом ее волос.
Мм, блять! Просто ебануться!
И почему я вчера этого не заметил?!
Был слишком зол, а потом – слишком пьян?!
Я касаюсь пальцами ее волос, отодвигая их от кукольного лица, и всматриваюсь в него. Мордашка и вправду очаровательно-невинная.
Длинные ресницы, явно свои брови, без этого сраного перманента, которым щас балуются телки...
Губки чуть приоткрыты. Такие розовые, нежные и влажные...
Я на мгновение закрываю глаза и представляю, как классно ходил бы между этими губками мой твердый член.
Касаюсь ее щек и шеи, с трудом подавляя желание сдавить нежное девчачье горло, чтобы она проснулась и в ужасе смотрела на меня... Да, меня просто пиздецки заводит женская беспомощность.
Потом осторожно касаюсь ее груди, нащупываю сквозь тонкую ткань футболки маленькие твердые соски, с трудом подавляю желание сжать.
Скольжу ладонью по ее стройному сонному телу, там, где наконец заканчивается футболка и начинается обнаженная кожа.
Такая теплая и нежная, что хочется наклониться и укусить.
И я сделаю это, просто не сейчас. О да, блять, я искусаю ее до кровавых засосов, поставлю на ней свои метки, чтобы она помнила: она – моя шлюшка, пока я не решу, что достаточно, она отработала свой ебаный долг.
Маленькая соблазнительная дрянь!
Я скольжу ладонями по ее заднице и бедрам, а потом – между ног... и вдруг чувствую, как она сжимает колени, не пуская меня дальше...
Мысленно фыркаю: значит, проснулась уже, просто притворяется!
Окей, Мальвина, хочешь поиграть?! Поиграем!
Я прикидываюсь, что не догадался, что она уже не спит, и с небольшим усилием все же просовываю ладонь между ее ног. На ней трусики, но это херня: я и через ткань чувствую ее горячую, пульсирующую дырку. Осторожно просовываю один палец под ткань и кладу его прямо на клитор.
Когда пьяный Палач наконец засыпает и начинает храпеть, я еще долго лежу на другом конце кровати, свернувшись клубочком, и тихо плачу.
Думаю, можно было плакать и громко: он все равно бы ничего не услышал. Но я помню, как он ненавидит женские слезы, как не доверяет им, и стараюсь сдерживаться, чтобы случайно не издать какой-нибудь звук... вдруг он все-таки проснется?! А я только-только получила передышку.
Что будет завтра – я не знаю, и мне очень страшно, но мой истощенный организм берет свое, просит, нет... требует отдыха, и через какое-то время я все-таки засыпаю. Прямо как в том легендарном фильме: в постели с врагом.
Несмотря на то, что сон оказывается очень глубоким, в какой-то момент я начинаю понимать, что происходит что-то странное.
Знаете, когда во сне наполняется мочевой пузырь, тело обычно посылает сигнал в мозг – и человеку начинает сниться журчание ручья, шум водопада или что-то подобное... Или, например, если в комнате жарко, может присниться пустыня, а если холодно – метель.
После этого чаще всего происходит пробуждение.
Таким образом, через сон мозг помогает человеку понять, что нужно сходить в туалет, или включить кондиционер, или обогреватель...
Ну вот, а мне начинает сниться, что я иду по улице, и мне навстречу идут мужчины... только мужчины... ни одной женщины.
Все они задерживают на мне липкие, цепкие взгляды, от которых дрожь по телу. Мне хочется съежиться, спрятаться, побежать прочь... но я не могу. Словно ноги к земле приклеились. Стою и задыхаюсь.
А мужчин становится все больше, они приближаются, смотрят на меня, скалятся, я ощущаю на своей коже их дыхание, чувствую их запахи.
Они касаются моего лица, моей шеи, груди. Щеки и мочки ушей вспыхивают румянцем, соски невольно встают, живот напрягается, а между бедер становится горячо и влажно...
Что это?! Болезненная эротическая фантазия?!
Не помню, чтобы меня возбуждало такое...
Между тем, мужские прикосновения становятся все более настойчивыми, и я вдруг понимаю, что это вовсе не сон: это Палач елозит руками по моему телу, скользит по груди, животу, бедрам, а его напряженный член утыкается мне сзади в ягодицы...
Мне хочется закричать, но я заставляю себя молчать, даже дыхание задерживаю, чтобы собраться с мыслями.
Может, он поймет, что я сплю, и отвалит от меня?!
Нет, это вряд ли...
Что же делать?! Неужели настал мой час расплаты?!
Когда его рука оказывается между моих бедер, я инстинктивно напрягаюсь, чтобы не дать ему проникнуть дальше, но это не помогает: с легкостью преодолев мое сопротивление, мужчина все равно засовывает пальцы прямо мне в трусы, и я, лежа рядом с ним, раскрасневшаяся, как помидор, напуганная, возбужденная, не знаю, что делать.
Интересно, он догадался, что я уже не сплю?! Понял по движениям моих бедер?! Может, нет смысла притворяться?!
Ох... мысли сбиваются, потому что он начинает ласкать мой клитор.
Зачем?! Разве не он говорил, что я – просто сука, шлюха, дырка, что он будет насиловать меня, и ему насрать на мои чувства?!
Или он просто играет, издевается надо мной?!
Да, наверное, так оно и есть.
Но как же... ох... как же приятно... и как невыносимо, неправильно, отвратительно при этом!
Не знаю, как выразить словами эмоции, которые я испытываю сейчас.
Это и отвращение, неприязнь, ужас.
И возбуждение, такое порочное и запретное.
И изумление, непонимание, растерянность.
Целый чертов коктейль чувств, которые противоречат друг другу.
А еще – вот блин! – глупое тело, которое не понимает, что происходит насилие, реагирует на мужчину, выделяется смазка, и уже очень сложно лежать, не двигая бедрами, не постанывая, не дыша тяжело в подушку.
Наконец я не выдерживаю:
– Хватит! Умоляю, хватит! – кричу громко и хрипло, начиная плакать и пытаясь вырваться из крепких рук.
– Ой, Мальвина, я что, тебя разбудил?! – спрашивает Палач насмешливым, издевательским тоном. – Прости, не хотел!
– Отпусти меня! – визжу я и выкручиваюсь, насколько хватает сил.
– Харэ прикидываться! – возбужденно шепчет Палач мне в ухо. – Ты мокрая, сучка! Ты течешь! И сегодня ты не сбежишь от меня, ясно?!
– Нет, пожалуйста! – хнычу я, и слезы перемежаются стонами, потому что он по-прежнему держит меня цепкой хваткой, не отпуская от себя, и ласкает по кругу мой клитор, а еще один палец едва-едва запускает прямо в меня, скользя по смазке, проникая туда, где еще никто не был...
Ощущения нахлынивают с новой силой: я ненавижу его, ненавижу себя, ненавижу свое глупое послушное тело, которое никогда не знало мужчин, и теперь, столкнувшись с одним, бандитом и насильником, бессовестно течет ему на сильные ловкие пальцы, словно так и нужно, ненавижу это утро, которое ломает меня, делит мою жизнь напополам...