– София Андреевна, вынуждена вам сообщить, что биологические родители ребенка от него отказались, – словно холодный душ, на мою голову обрушивается ошеломляющая новость.
Я сижу в просторном светлом кабинете женской консультации. В одной из дорогих современных клиник женского здоровья. Напротив ведущего врача этого учреждения.
– Что? – не верю своим ушам.
Инстинктивно прижимаю руку к животу.
Мне все еще кажется, что я ослышалась.
Такого просто не может быть!
Это абсурд!
Это неправда.
Это как вообще?
Искать суррогатную мать по личным предпочтениям, гонять ее по всем анализам и обследованиям, требовать соблюдать определенную диету, образ жизни, распорядок дня – и после всего этого отказаться?
Но тяжелая пауза в разговоре и серьезный сосредоточенный вид моей собеседницы не оставляют мне шансов.
– Увы. Это первый случай в моей практике. Как оказалось, так тоже бывает. Вы можете не переживать за вознаграждение. Оно в полном объеме поступит на ваш счет в ближайшие дни. Поверьте, это не худшее, что могло случиться. Вам вообще, можно сказать, повезло. Вы же помните, что вас взяли вопреки всем устоявшимся нормам и правилам? – морщит нос Алисия Алексеевна. – И готовы выполнить все условия договора. Ну, почти все, учитывая сложившиеся обстоятельства.
В чем-то она права. На роль суррогатной мамы берут здоровую девушку определенного возраста с условием, что она родила не менее одного ребенка.
Я подходила под все эти параметры, кроме последнего. Детей у меня нет. И не было.
О том, что ищут кандидатку на роль инкубатора, мне рассказала подруга. Она общалась со знакомой, наблюдавшейся в этой клинике, и случайно узнала, что заказчики хотят не просто обычную женщину, а с определенным набором внешних данных. Невысокого роста, стройную, привлекательной внешности, с кудрявым типом волос.
Частично я соответствовала этим параметрам. Но отсутствие детей ставило крест на всех надеждах.
Как можно идти на собеседование, когда в условиях законодательства четко прописано: наличие хотя бы одного ребенка старше года?!
Однако Кристи уговорила попробовать. Намекнув, что, если я понравлюсь заказчикам, на такие мелочи закроют глаза. Подобные случаи уже были. Негласные, но все же. Договориться всегда можно. В конце концов, кто платит, тот и командует парадом.
А деньги мне сейчас очень нужны. Когда-то мы с мамой перебрались в Россию из другой страны. Планы были наполеоновские, и, возможно, все получилось бы, если бы маму не подвело здоровье. Инсульт, паралич и долгий период восстановления.
Я не могла оставить ее надолго одну, поэтому работать приходилось всего по несколько часов в день.
Денег не хватало. А те сбережения, что были отложены на покупку жилья, почти все ушли на реабилитацию.
Маму я на ноги поставила, но вот надежда на то, что мы перестанем скитаться по съемным квартирам, почти погасла.
Поэтому я с таким энтузиазмом ухватилась за щедрый шанс от судьбы.
На первой встрече меня осматривали, как красну девицу на выданье принцу. Властелину мира. Со всех сторон.
Даже форму и цвет зубов проверяли. Расспрашивали, нет ли в роду наследственных заболеваний, склонности к полноте. Последнее, кстати, волновало будущую маму гораздо больше, чем даже проблемы в других областях. Мне еще тогда показалось это странным, но у богатых свои причуды, и я не спорила. Хоть и понимала, что ее гипотеза – бред. Ведь ребенок наследует не мои гены. Я всего лишь сосуд для вынашивания.
После этой встречи я ждала результата две недели. Мне обещали позвонить в скором времени. Вот только понятие "скоро" у каждого свое. И когда я почти перестала верить в успех, в то, что что-то получится, раздался звонок. Чудо произошло! Из всех кандидаток выбор пал на меня.
Заказчицу я видела всего пару раз. Но это не отменяло того факта, что за мной строго следили. Постоянный контроль анализов, особое меню, распорядок дня.
Специальный браслет фиксировал все мои биоритмы. И если я нарушала дневной или ночной сон, ленилась идти на прогулку – это сразу же становилось известно моему куратору.
Я была уверена, что будущие родители с нетерпением ждут наследника. А не встречаются лишний раз со мной потому, что боятся шантажа.
Став суррогатной матерью, я наслушалась кучу историй, где исполнители, узнав о материальном положении другой стороны, начинали манипулировать материнскими и отцовскими чувствами и требовали деньги, машины, квартиры. Причем не самые дешевые.
У меня таких мыслей не возникало. Но залезть ко мне в голову и убедиться никто не мог.
Поэтому и страховались.
Но к тому, что у заказчиков вдруг случатся "обстоятельства", как сказала Алисия, и эти люди откажутся от малыша, я оказалась не готова.
Как можно ребенка сравнить с... даже не знаю – отпуском? Или выходными? Или вещью? Чтобы обстоятельства могли помешать? Это ведь живой человечек! Свой, родной. Так даже с животными не поступают!
– Но... что мне тогда делать? – теряюсь в первый момент.
– Отдать в детский дом после рождения? – подсказывает врач.
Она смотрит на меня со смесью странного осуждения и непонимания. Как на слабоумную дурочку.
Роскошная женщина, внешне выглядящая на тридцать пять, хотя на деле ей недавно исполнилось пятьдесят. Уколы красоты, пластическая хирургия и правильный образ жизни в наше время творят чудеса.
Ей не понять моих проблем. Она каждый день ведет более десятка рожениц. Для нее все мы просто клиенты. Циферки на балансе в зарплатной ведомости. Не более.
По самоуверенному выражению, маской застывшему на ее лице, видно, что все человеческое давно ей чуждо. И такие понятия, как сострадание и эмпатия, она вычеркнула из списка необходимых.
Она действительно не понимает того факта, что отдать ребенка в любящую семью и в приют – совершенно разные вещи. В первом случае я уверена, что малыш получит ласку, заботу, родителей. А во втором?
Два года спустя
– Мам, не кутай Илюшку. На улице тепло. Двадцать два градуса, – кричу из комнаты, замечая, как мама натягивает на внука ветровку и тонкую шапочку.
Но поздно. Сынишка упакован по полной программе.
– На небе тучи. Сейчас затянет, и ветер сразу холодный подует, – бурчит родительница.
Она старой закалки, и спорить с ней бесполезно. У нее где-то в подсознании запрограммировано, что чем теплее ребенка одеть, тем лучше. Даже летом. И бороться с этим почти невозможно.
Я не выдерживаю. Встаю со своего рабочего места, подхожу к ним и снимаю с ребенка лишние вещи. Шапку меняю на кепку, а водолазку на футболку. Так-то лучше.
– Я смотрела прогноз погоды. Твои тучи – это переменная облачность. Никакого дождя, грозы или ветра не ожидается. А через час температура воздуха еще на три градуса прогреется. Мама, он запарится в таких вещах!
– Он еще маленький, а малышей нужно одевать на один комплект одежды больше, чем взрослого, – стоит на своем она.
– Это зимой, мама. Зимой!
Я обуваю Илюшку в сандалики, подаю бутылочку с водой и жду, когда будет готова родительница.
Она суетится на пороге минуты три. Тянет время и в момент, когда я отвлекаюсь на смс в телефоне, все-таки хватает детскую ветровочку и закрывает за собой дверь. Бурча под нос:
– Умные все стали! Учить она меня надумала. А заболеет – так я потом буду виноватая.
Тяжелый вздох вырывается сам собой. Увы, сейчас у меня нет выбора. Скоро придет новая клиентка, и мне нужно провести пробное занятие.
Я подрабатываю репетитором. Потому как прожить на детское пособие и маленькую мамину пенсию семье из трех человек, где один из них ребенок, сложно. И выйти полноценно на работу я тоже не могу.
В ясельной группе нет места, а мама не справится целый день с Илюшкой. Погулять с ним в парке, покатать на коляске, посидеть часик-другой дома – да, но не больше.
Поэтому приходится искать другие пути заработка.
Я готовлю рабочее место, раскладываю яркие карточки, учебные пособия, ноутбук. Убираю с дивана лишние вещи.
Не знаю почему, но сегодня особенно волнуюсь. Такое странное предчувствие, будто что-то произойдет. Меня буквально подташнивает от ожидания, а клиентка, как назло, опаздывает.
Проходит четверть часа, прежде чем раздается звонок на телефон:
– Алло, София? Я на месте. Желтый двухэтажный дом, правильно? Я не ошиблась? – звучит в трубке манерный голос с нотками пренебрежения.
Да, мы живем далеко не в элитке. То есть совсем не в элитке. Даже не в обычном доме. В общежитии.
У нас аккуратный, обшитый сайдингом фасад, чистый подъезд, отремонтированные места общего пользования, спокойные работящие соседи, скромный, но вполне приличный ремонт в комнате. Никаких наркоманов, алкашей, притонов по соседству.
Но несмотря на все вышеперечисленные детали сам статус "общежитие" по умолчанию опускает нас чуть ли не до бомжей.
Люди привыкли, что в таких местах живут маргинальные личности. Об этом пестрят сериалы девяностых, бульварные новости. И то, что где-то может быть не так, уже не укладывается в массовом сознании.
А судя по тону, моя новая клиентка не из простого рабочего класса. Я выглядываю в окно, чтобы убедиться. Так и есть. Красный порш, как выбивающееся звено, привлекает внимание среди простеньких машин во дворе.
Волнение нарастает. Я не знаю, почему я так нервничаю. Цены на занятия у меня фиксированные, несмотря на материальный доход клиентов. Стоимость уроков я поднимать не стану. А вот головной боли может прибавиться. Потому как богатые люди склонны требовать больше за те же деньги.
По коридору слышны звуки каблуков. А после – ожидаемый стук в дверь. Я выдыхаю, открываю дверь и застываю статуей от неожиданности. В нос бьет забытый аромат дорогих женских духов.
Шелковый платок на голове, солнечные очки, брючный костюм пудрового цвета.
– А-а...?
– Александра. Правильно, София. Это очень хорошо, что вы меня помните. Значит, не придется ходить вокруг да около. Сразу перейдем к делу.
От неожиданности я не успеваю сориентироваться и пропускаю тот момент, когда еще можно было захлопнуть дверь перед этой женщиной. Александра пользуется этим. Грубо отпихивает меня в сторону, заходя в комнату. Осматривается вокруг с презрительным выражением лица.
– М-да, – следует ее первое заключение.
В котором ярко прослеживается ее нескрываемое "фи".
– Что вам надо? Зачем вы пришли? – беру себя в руки.
Эта дама мне никто. Я ее не звала сюда, чтобы выслушивать ее оценки по поводу моего жилья.
– Что надо мне? – насмешливо выгибает бровь, оборачиваясь ко мне и удостаивая своим взглядом. – Я хотела бы задать тот же самый вопрос тебе.
– Я вас не понимаю, – чеканю грубо.
Она сама два года назад отказалась от своего ребенка, бросила, как ненужную вещь, и не интересовалась им ни разу. А сейчас, когда я уже приняла малютку как своего, полюбила всей душой, когда он стал МОИМ сыном, она вернулась?! Зачем? За кем? За Илюшей?
– Все ты прекрасно понимаешь! Не прикидывайся. Со мной в эти игры можешь не играть.
– Послушайте, Александра. У меня нет времени разгадывать ваши шарады...
– Сколько тебе нужно денег, чтобы ты вернула мне ребенка? – спрашивает она в лоб.
Обескураживая на мгновение. Хотя вопрос был ожидаем.
Спина покрывается липким потом, пальцы начинают неметь.
Первое время после родов мне снились кошмары. Будто ко мне приходят незнакомые люди и забирают моего малыша. Вырывают из рук. Он плачет, зовет маму, а я каменею и не могу сделать даже шаг, чтобы догнать и вернуть его. Я просыпалась в холодном поту.
И сейчас, кажется, мой кошмар начинает материализовываться.
Дышать становится нечем.
Я отрицательно мотаю головой.
– Что?
– Убирайтесь! Вон из моей квартиры! – вылетает сипло.
Проходит несколько дней, за время которых нас больше никто не беспокоит. Я успокаиваюсь и все меньше вспоминаю о неприятной встрече.
Странная женщина эта Александра. Плохо, что она теперь знает, где я живу. Неизвестно, какие выкрутасы может выкинуть в будущем. Особенно когда Илюша подрастет и начнет понимать, что происходит.
Меня успокаивает мысль, что к тому времени я найду выход из ситуации. Выйду на работу, продам комнату в общежитии, возьму ипотеку и съеду отсюда куда-нибудь подальше. К примеру, в другой город? Здесь меня все равно ничего не держит, а так хоть душа будет спокойна.
На часах почти двенадцать дня. Становится жарко, да и сыну пора обедать.
Мы гуляем в парке рядом с домом. Здесь излюбленное место голубей. Люди уже знают, что птицы обжили это место, и каждый день приходят с новым лакомством, подкармливая их на радость детворе.
Но именно сейчас в парке почти никого нет и сынишка один гоняется за стаей птах по кругу.
Я беру его за руку, собираясь уходить, когда у дороги останавливается черный тонированный внедорожник. Из него выходят двое высоких крепких мужчин, оглядываясь по сторонам. Они замечают меня, переговариваясь между собой, и в голове догадкой выстреливает интуиция.
Несмотря на то, что парни не выглядят как бандиты, я кожей ощущаю опасность, исходящую от них.
Быстро усаживаю Илюшу в коляску, чувствуя, как пульс ускоряет ритм. В ушах начинают бить барабаны. Пристегиваю сына ремнем безопасности и почти бегом направляюсь в противоположную сторону парка.
Но не успеваю. Один из мужчин догоняет меня уже через несколько секунд, скалой преграждая путь.
– Пропустите, – мечусь, пытаясь его объехать.
– София, подождите. Не торопитесь. У нас есть к вам разговор.
Сердце обрывается вниз. Он знает, как меня зовут!
У меня крайне мало знакомых в этом городе. И уж тем более я нигде не пересекалась с подобными личностями, чтобы они знали меня в лицо. А это означает только одно!
– Кто вы? Что вам от меня нужно? – голос предательски срывается, выдавая волнение.
– С вами хотят поговорить, – спокойно объясняет он.
Но его спокойствие только добавляет мне градуса нервозности.
– Я не желаю ни с кем разговаривать! Пропустите!
– София, вы не понимаете, – ловит меня за локоть незнакомец. – Это в ваших же интересах.
– Не трогайте меня! – взвизгиваю, пытаясь стряхнуть его руку.
– Тогда просто не делайте глупостей. Не стоит привлекать лишнее внимание. Вам это не поможет. А вот проблем добавится, – а вот сейчас я слышу в его голосе угрозу.
Оглядываюсь по сторонам в поисках спасения. Прохожих, а еще лучше – стражей порядка. Последние частенько дежурят здесь. Но именно сейчас, как назло, вокруг ни души. Даже мам с колясками не видно.
– Кто вы? Кто хочет со мной поговорить? О чем? – тяну время.
– Вы скоро сами обо всем узнаете. Вас ждут, – указывает он на внедорожник.
– Я не...
– София, давайте решим проблему мирным путем? Я не хочу применять силу, но мне придется, если вы не послушаете моего совета. У меня просто не останется выбора.
Я снова оборачиваюсь назад. Но вместо спасения натыкаюсь взглядом на второго мужчину. Его напарника. Он стоит, расставив ноги на ширине плеч и засунув руки в карманы. На расстоянии пары шагов от меня.
Хмурое лицо и глубокая складка на переносице выдают в нем крайне несговорчивую личность. И то, что он не любит, когда с ним спорят.
От этого типа исходит такая ударная волна негатива, что буквально сметает последнюю надежду на благополучный исход дела.
В его руках сверкает лезвие ножа-бабочки. Которым он как бы невзначай поигрывает с профессиональным умением.
Мне становится нехорошо. Я успокаиваю себя тем, что это может быть просто дурацкая привычка. Кто-то постоянно носит и перебирает чётки, кто-то не выпускает из рук эспандеры. Это ведь не значит, что мне угрожают ножом? Ведь правда?
Однако подобные доводы мне не помогают.
Я вцепляюсь мертвой хваткой в ручку коляски, понимая, что эти люди правы. Далеко с ребенком я не убегу, а пока подоспеет помощь, может быть уже поздно.
– Что мне нужно делать? – спрашиваю мертвым голосом. – И где гарантии, что мне и сыну ничего не угрожает?
Парни довольно переглядываются между собой.
– Не переживайте. Никто не причинит вам вреда. Если, конечно, вы будет вести себя благоразумно. Мы отвезем вас к человеку, который хотел с вами встретиться. Ему просто нужно поговорить с вами.
– Оставьте его номер телефона. Я свяжусь и договорюсь с ним о встрече. Сейчас мне неудобно. Да и ребенку пора обедать.
– Не надо хитрить, Софи, – раскусывают меня за секунду. – Мы же оба взрослые люди и все прекрасно понимаем.
– Кость, хватит уже переговоров. Ты же видишь, что они на нее не действуют, – басит сзади тот, что с ножом, и угрожающе делает шаг вперед.
Я дергаюсь в сторону, но амбал хватает ручку коляски и тянет на себя.
– Я же заберу его сейчас, – кивает он на Илюшу. – И ты ничего не сделаешь. А пока полиция начнет искать, окажется уже поздно, твой сын будет далеко. Ты уверена, что хочешь такого исхода дела?
Мы смотрим в глаза друг другу несколько секунд. И я понимаю, что он не шутит. По коже идет мороз.
– Хорошо. Я поняла, – с трудом выдыхаю.
– Вот и славно. Бери ребенка на руки, я возьму коляску, – командует он.
Я дрожащими руками расстегиваю ремень безопасности, прижимаю сына к себе и иду к машине. Незнакомцы сопровождают с обеих сторон, не отставая ни на шаг. И следя за тем, чтобы я не вздумала сбежать.
Увы, но в этот раз удача на их стороне. Мне все же приходится сесть в салон, и почти сразу же слышу щелчок блокировки дверей. Чтоб не сбежала.
Поездка в общей сложности занимает около получаса. Возможно, даже меньше, но из-за нервного состояния она мне кажется бесконечной.
На мои вопросы никто отвечать не собирается. Парни либо молчат, либо отмахиваются фразами типа «потерпи, скоро все узнаешь». Но хотя бы больше не дерзят и не угрожают.
Меня с сыном отсюда не выпустят. Я почти убеждаюсь в этом, складывая все за и против. А бежать из крепости Кравицкого невозможно. Во-первых, полно охраны, видеонаблюдение, закрытая территория.
И если даже мне каким-то чудом удастся выскользнуть отсюда, то еще не факт, что я смогу добраться до дома прежде, чем меня хватятся и вернут назад. Такси в поселок не пустят, я видела шлагбаум и пропускной пункт.
Да и куда бежать? Они знают, где я живу. Поэтому иного выхода, кроме как договариваться, у меня нет. Но и тут тупик. Кравицкие наверняка потребуют отдать им Илюшу. А для меня это равносильно смерти.
Герман отводит нас на первый этаж, здороваясь с поваром и давая указание накормить. В огромном помещении, напичканном самой современной кухонной техникой, можно расположить целую квартиру. Двухкомнатную точно. Или четыре-пять таких комнат, как у нас в общежитии.
Посередине кухни выделяется островок со столешницей из массива дерева с эпоксидной смолой с причудливым рисунком. За этот стол нам и предлагает сесть Матео – двухметровый здоровяк с непривычным акцентом. В фартуке и поварском колпаке.
Вопреки моим переживаниям, Матео дает мне целый список из того, что можно предложить на обед маленькому ребенку. Супы овощные, мясные, пюреобразные. Паровые митболы, диетические котлетки из кролика, индейки, дичи, овощные суфле, запеканки, омлеты, крупяные гарниры. Куча десертов.
Повар с удовольствием рассказывает состав каждого, с точными данными, сколько калорий в порции того или иного продукта. Чувствую, кто-то из семьи хозяев держит жесткую диету.
Меня тоже приглашают пообедать, но я вежливо отказываюсь. Вряд ли в таком состоянии кусок полезет в горло.
Пока Илюша с аппетитом уминает овощной суп, я решаю позвонить маме. Нужно предупредить ее, что мы задержимся.
Слава богу, телефон у меня пока не отобрали. И это хоть немного успокаивает, дает ложное ощущение защищенности.
Я вытаскиваю из кармана смартфон, замечая на дисплее семь непринятых звонков от мамы. А вот это уже плохой знак.
Мы опоздали на обед всего на каких-то минут пятнадцать. Я могла задержаться в магазине, загуляться в парке – да где угодно, мама никогда не искала нас, названивая до посинения. А тут... Неужели люди Кравицкого побывали и у нас дома? Угрожали маме?
Сердце обрывается вниз, стоит лишь подумать, какие могут быть последствия от такого визита.
– Соня, дочка! Где вы? – слышу встревоженный голос родительницы. – Соседка сказала, видела, как вы гуляли в парке. А потом подъехал черный джип, вылезли два мужика и затолкали вас с Илюшей в машину! Соня, что происходит? Ты где? Кто эти люди? Что им от вас надо? Соня? – обрушивает она на меня шквал вопросов.
Я уже по голосу слышу, как она себя накрутила. То ли соседка преувеличила, то ли мама что-то недоговаривает.
Но спасибо хотя бы за то, что мои подозрения не оправдываются.
В любом случае еще рано делать какие-то выводы. Поэтому я выдыхаю и пытаюсь ответить максимально ровно:
– Мама, все в порядке. Не переживай за нас. Мы живы, здоровы. И даже вкусно накормлены, – улыбаюсь вежливо Матео. – Просто нас неожиданно пригласили в гости.
– Кто пригласил? Зачем? Куда? А Илюша с тобой? – пытает настойчиво мама.
– Со мной. Пригласили знакомые. За город, на дачу. Все так спонтанно получилось. Я сама не ожидала. Мам, я потом все объясню, не волнуйся.
– Что это за такие знакомые мужчины?
– Это муж моей подруги. Ты ее не знаешь, я с ней раньше общалась. Они мимо проезжали, увидели меня, остановились. Решили позвать с собой. Мне неудобно было отказываться, она беременная, – сочиняю на ходу.
Потом я ей все объясню. Подробно. Когда сама выясню, что меня ждет дальше. А сейчас нет смысла раньше времени паниковать. От этого ничего не изменится, а вот здоровье мамы может не выдержать.
– Когда вы вернетесь домой? – все еще настороженно спрашивает она.
– Вечером, – тяну неуверенно. Надеясь, что к тому времени ситуация хоть немного прояснится. – Но если что изменится – я позвоню, предупрежу. Хорошо?
– Соня, ты мне врешь, – улавливает фальшь в моем голосе мама. – Я же чувствую.
– Нет, мам. У нас все отлично, уверяю!
Она тяжело вздыхает, принимая мой ответ. И внезапно вспоминает:
– А Лешу ты предупредила?
– Нет, – вылетает прежде, чем успеваю подумать.
Черт! А вот про своего парня я совсем забыла. Как и про то, что сегодня ровно три месяца, как мы встречаемся. И он собирался вечером забронировать столик в кафе по такому случаю.
Леше я отправляю смс с извинениями. Пишу, что у меня форс-мажор и встретиться сегодня не получится. Надеюсь, он не сильно обидится, а в идеале – поймет и просто перенесет празднование. Три месяца и датой-то назвать сложно.
– Вам все понравилось? – интересуется Матео, улыбаясь. – Может быть, все-таки пообедаете сами?
У меня возникает стойкое ощущение, что улыбка – это часть дресс-кода повара. Хотя в глазах все же светится искренний интерес.
– Спасибо. В другой раз. Я не голодна. А блюда Илюши были бесподобные. Обычно он плохо ест, а сейчас его даже кормить не пришлось: сам все съел.
Матео расцветает от счастья еще больше. Только вот от следующих его слов мне становится не по себе. И желание улыбаться в ответ убавляется.
– Герман Львович распорядился подготовить детскую комнату, – задевает за живое. – Я думаю, мальчику там понравится.
– А где сам хозяин? – Пальцы сжимаются в кулак до такой степени, что ногти впиваются в ладонь.
Я не ощущаю боли. Кроме той, что изнутри жжет грудную клетку.
– Он ждет вас у себя в кабинете. Проводить?
– Спасибо, я сама найду.
На мгновение мелькает мысль спросить, как отсюда выйти. Было бы неплохо, только, боюсь, охрана заранее предупреждена и все ходы-выходы наглухо перекрыты. По крайней мере, до тех пор, пока не решат наш вопрос.
Мы с Илюшей медленно поднимаемся наверх. Сейчас у меня есть время рассмотреть и шикарный ремонт, и огромную – в пять, а то и больше метров высотой – дизайнерскую люстру с подвесными фарфоровыми капельками-лепестками, которая должна освещать путь по винтовой лестнице с первого до второго этажа.
Мы возвращаемся домой на черном шикарном седане. Мне до сих пор не верится, что нас отпустили. Вот так просто, без издевательств, лишних запугиваний, пыток.
Водитель довозит чуть ли не до подъезда, не спрашивая адреса. Что, в принципе, неудивительно. У Кравицкого наверняка целое досье на меня лежит где-нибудь на полочке.
В одном из окон на первом этаже дергается штора. Представляю, какие слухи поползут обо мне теперь среди соседей.
– Вернулись? – охает мама, встречая нас на пороге.
– Да. – Я спускаю Илюшу с рук, пряча глаза, и наклоняюсь расстегнуть ремешок на его сандаликах.
Я все еще не хочу рассказывать ей о том, что произошло. И давать лишний повод для волнений.
– Вы обедали? – суетится она, хлопая дверью холодильника.
Врать нет смысла, но и аппетит я так и не нагуляла.
– Да. Илюша поел.
– А ты?
– А я хочу чай, – выпрямляюсь в полный рост.
Мама уходит на кухню с чайником, а я иду в свою часть комнаты и валюсь кулем на кровать. Раскидываю руки в стороны, бесцельно глядя в потолок.
Я выжата. Морально. И что делать дальше – ума не приложу. Герман предупредил, чтобы я не даже не думала бежать. И чихать бы я хотела на его угрозы, если бы не одно но: мне некуда, а самое главное – не на что это делать.
Денег и так хватает только на коммунальные, еду, памперсы и немного на одежду. Если бы я могла знать заранее – отложила бы на черный день. А так...
Можно, конечно, попытаться занять у знакомых. Или даже в банке. Если дадут.
Но что дальше? Пока найду работу, пока пройду испытательный срок, пока получу первую зарплату – все это может затянуться не на один месяц. А деньги имеют свойство кончаться катастрофически быстро.
Илюша вытаскивает из шкафа ящик с игрушками, переворачивает на ковер и роется в поисках своих любимых смешариков. Пока я, как мазохистка, снова и снова прокручиваю в голове разговор с его отцом.
Герман ведь даже не извинился, не объяснил причины отказа. Просто свалился на нашу голову как снег на голову и потребовал отдать ребенка.
– Мама, ням-ням? – Сынишка замечает на полке последнюю фруктовую пюрешку в мягкой упаковке.
Тянется в надежде достать сам. Я помогаю ему. Откручиваю крышечку, пробую на всякий случай на пригодность и отдаю Илюше, ставя мысленно галочку в списке дел, что нужно сходить в магазин за продуктами. Еще вчера хотела, да вылетело из головы. В холодильнике почти пусто. Только кастрюля со вчерашним супом да отварные макароны.
Конец месяца. Плановая экономия.
На секунду в голове пролетает мысль: а правильно ли я поступаю? У меня ни гроша за душой, живу сегодняшним днем, экономлю, покупая все на скидках. Что меня ждет впереди? Среднемесячная зарплата и работа без выходных?
Кредиты, ипотека, пособия малоимущей?
Что я смогу дать ребенку на такие деньги? Сколько должно пройти времени, чтобы я прочно встала на ноги и начала прилично зарабатывать? И получится ли у меня это?!
А Кравицкие точно не обидят сына деньгами и материальными перспективами.
Может быть, я не права, эгоистично лишая Илью обеспеченной жизни? Может, они осознали и готовы принять его в свою семью? Полюбить так же сильно, как и я?
Додумать не успеваю. В дверь начинает кто-то настойчиво стучать. Так сильно, что я пугаюсь.
– София Андреевна? – спрашивает высокая дама в очках, стоящая на пороге.
На ней белая блузка и темно-синяя юбка миди. За женщиной стоят молодая девушка и мужчина в строгой офисной одежде.
– Да, я, – холодеет спина от предчувствия неприятностей.
– Меня зовут Татьяна Анатольевна. Я из органов опеки. К нам поступила жалоба от соседей о том, что вы жестоко обращаетесь с ребенком, пренебрегаете своими родительскими обязанностями и в принципе не следите за мальчиком.
В первый момент я надеюсь, что они обознались.
С соседями у меня никогда не было проблем. У многих тут есть дети. И двое, и трое. И я более чем уверена, что с их стороны подобное просто не могло прилететь. Абсурд.
Да, может быть, я не идеальная мама, но уж точно не изверг и не дегенератка.
А после вспоминаю, что эти люди назвали точно мое имя. И я только что вернулась от человека, который пообещал устроить мне веселую жизнь, если я не отдам ему сына.
Наверное, стоило ожидать чего-то подобного, но я все же надеялась, что это произойдет чуть позже. Гораздо позже. Что за это время я успею найти выход из положения. Что слова Германа окажутся просто обычной страшилкой.
Признаюсь, наивно и безответственно с моей стороны.
Мне нужно было бежать сразу, как только я вышла из машины. Как только переступила порог дома Кравицких.
А теперь, глядя в бездушные глаза исполнителей закона, я понимаю, что уже поздно. Механизм запущен, и мне остается только держаться.
– Здравствуйте, – выдавливаю из себя онемевшими губами. – Простите, как обращаюсь?
– Жестоко и безответственно, – грудью прет вперед женщина.
Отталкивает меня в сторону и прямо в обуви заходит вовнутрь. Следом за ней по очереди идут сопровождающие.
В небольшом помещении на двадцать квадратов, поделенном на две комнаты перегородкой, становится тесно от такого количества народа.
Татьяна озирается вокруг, презрительно морща нос, и останавливается взглядом на Илюше. Подходит ближе, пристально осматривая его со всех сторон.
У сына содрана коленка, на лбу еле заметный синяк. Коленка – результат падения в парке во время прогулки, а синяк остался от игры в прятки, когда Илюша залез под стол.
Любому взрослому человеку, у которого есть дети, понятно, что это обычные царапины для малышей подобного возраста. Особенно летом, когда на ребенке минимум одежды.
Но по триумфу в глазах Татьяны я вижу, что она нашла то, что искала. И на все мои повисшие в воздухе оправдания звучит насмешливое:
– Ну вот же – наглядное доказательство! – Она тянется к ребенку, но сын, пугаясь незнакомых, пятится и прячется за меня. – Он еще и боится. Наталья, запиши: ребенок ведет себя странно, нервно реагирует на посторонних.
Я смотрю на дверь моего кабинета, только-только закрывшуюся за суррогатной мамой моего сына, и до сих пор не могу нормально вздохнуть. Горло сдавливает невидимая петля.
Ослабляю узел галстука, а после и вовсе снимаю его, швыряя на диван. Расстегиваю верхние пуговицы рубашки.
Ощущение, что с уходом Софии и Ильи в комнате кончился кислород. Зачем я отпустил их? Сына так уж точно стоило забрать у нее уже сейчас.
Подумать только – два года! Моему мальчишке скоро будет два года, а я впервые увидел его. Взял на руки. Прикоснулся к чуду. По-другому и не скажешь.
Несколько лет назад тяжелая болезнь подкосила меня так, что я оказался одной ногой на том свете. Врачи разводили руками, боясь что-то обещать. Мне предстояло длительное лечение и серьезный курс химиотерапии, после которого возможность стать отцом равнялась нулю целых одной тысячной. Если не меньше.
Именно тогда нам предложили криоконсервацию эмбрионов как выход из положения в дальнейшем. О чем мы и задумались после моего успешного, если не сказать чудесного, выздоровления.
Но и тут нас ждала прорва проблем. У Саши обнаружились медицинские противопоказания. Какие-то проблемы по женской части. Плюс отрицательная группа крови, что еще больше повышало риск выкидыша. А рисковать мы не могли.
Увы, но в нашем случае попытки оплодотворения слишком ограничены.
Мы были вынуждены прибегнуть к помощи суррогатной мамы. Жена взяла на себя все заботы по подбору лучшей кандидатуры, я – по спонсированию всех затрат.
Вмешиваться в сей процесс у меня не вышло: проблемы в бизнесе на тот момент практически не оставляли свободного времени. Да и в моем присутствии не было никакого смысла.
Наконец подходящая девушка нашлась, процедура оплодотворения прошла успешно, и нам оставалось только ждать. Что, в принципе, мы и делали. До тех пор, пока костлявая снова не решила попробовать постучаться в мои двери.
Автокатастрофа, сложнейшая операция, два месяца в коме и полгода тяжелого реабилитационного периода. Никто не верил в благополучный исход. Как сказал мой лечащий врач, таких чудес на своем веку он еще не встречал.
Правда, на этом моменте чудеса заканчивались. Когда я очнулся и пришел в себя, меня ждал неприятный сюрприз. Наш малыш не выжил. У суррогатной мамы случился выкидыш.
Саша этот момент к тому времени пережила, забыв о нем еще до того, как я вышел из комы. Переключила свое внимание на мое здоровье. Она изначально не особо рвалась иметь детей, отмахиваясь от подобных разговоров. Убеждая меня, что мы еще молоды и стоит пожить для себя.
Не спорю, многие так и живут. Откладывают момент рождения детей на потом. На тот возраст, когда уже реально начинаешь задумываться о наследниках и тебя не отвлекают такие насущные проблемы, как где заработать и на что жить.
Только этим можно грешить в том случае, когда нет проблем со здоровьем. И если Саша еще могла стать матерью своего ребенка, то меня жизнь, увы, лишила такого шанса.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что она нормально приняла новость о выкидыше. Да, возможно, расстроилась. Не исключаю даже, что пару вечеров провела в плохом настроении. А может, и того не было. Мне уже не узнать.
Но факт остается фактом: для нее эта ситуация не стала смертельным ударом. В отличие от меня.
Я невольно тянусь рукой к графину с водой. Хочется чего-то покрепче, но сейчас не стоит злоупотреблять. Да и вообще, похоже, теперь придется менять многие привычки.
Долгое время я чувствовал себя овощем. В моральном плане. Так вышло, что мое бесплодие поменяло взгляд на происходящее. Я перестал бороться, стремиться к чему-то большему. Я просто умер в какой-то момент.
Потому как пришло понимание, что мне некому передать весь накопленный опыт. Что построенная с таким трудом империя после моей смерти достанется... кому? Саше? Она просадит все состояние за каких-нибудь пару-тройку лет. На гламурные тусовки и брендовые шмотки. На путешествия, украшения, операции по улучшению внешнего вида.
Ее не интересует бизнес. Она избавится от него в первую очередь. А не зная рынка, не умея распоряжаться активами, она продаст все за бесценок.
Предпочтя иметь синицу в руках. Но сегодня и сразу. Круглой суммой на банковском счете.
С моей стороны оставить Саше все свое имущество в таком виде, в каком оно есть, – априори обречь ее на нищенское существование. Как бы странно это ни звучало.
Поэтому новость о том, что суррогатная мама потеряла ребенка, лишила меня смысла жизни. Выбила из колеи.
Да, возможно, когда-нибудь я пришел бы к тому, что усыновленный из детского дома малыш – выход из положения.
Спасение семьи.
Когда-нибудь.
В следующей жизни.
А в этой, увы, все шло по наклонной.
Ровно до тех пор, пока я не узнал, что никакого выкидыша не было. И мой сын жив.
– Герман? Ты здесь? – открывается дверь кабинета.
На пороге появляется Саша.
Странно, что она дома. Обычно поход к визажисту – святое дело.
– Как видишь.
– А Даниэль? Он где? С няней?
Меня коробит от ее пафосного "Даниэля". Что за мода брать иностранные имена? Чем не угодно наш "Даниил", раз уж такое дело? Да и "Илья" мне тоже нравится. Богатырское имя. А помня розовые пухлые щечки сына и его силу, с которой он схватил меня своей ручонкой за палец, я не сомневаюсь, что таким он и вырастет.
– Нет. Я их отпустил, – выдыхаю устало.
Потому что сам до сих пор не уверен, что поступил правильно, надеясь, что Соня поймет свою ошибку и исправит ее.
Да, запугал немного. Возможно, даже где-то перегнул.
– Я так и знала! Герман, ты слишком добрый. Тебе не стоит вести себя так по отношению к этой дряни! Такие, как она, не признают человеческого отношения, неужели ты этого не понимаешь? К тому же мы еще не выяснили мотивов ее поступка. На кого она работает? Зачем ей это надо было? Если она тогда провернула такой финт ушами, подкупив и договорившись с врачом, то как ты можешь верить, что сейчас эта змея вдруг пойдет тебе навстречу? А если она прям в данный момент садится на самолет, чтобы опять сбежать? Ты об этом подумал? – заводится Саша с полуоборота.
– Господи, дочка, и что же теперь делать? – Мама дрожащими руками достает из коробочки блистер с таблетками и пытается выдавить одну.
Прошло уже полдня с того момента, как она узнала правду. Но, как и я, до сих пор не пришла в себя.
– Ничего. Пусть пугают сколько угодно. Это просто психологическая атака. По сути, ничего они сделать не могут.
– Ты прости, Соня, но, может, они правы? Это их ребеночек, и вполне естественно, что они хотят его вернуть, – осторожно закидывает удочку.
Да, я понимаю, что она переживает за меня. Волнуется, накручивая себя на полную катушку, особенно после слов недавних гостей.
Да, Илюша ей всего лишь внук, тем более неродной, а вот я – родная дочь.
Но внутри меня все протестует на подобное заявление:
– Мама, они отказались от него два года назад. От-ка-за-лись! Бросили, не желая знать. А теперь вдруг одумались? С чего вдруг? Решили поиграть в семью?
– Не говори так. Ситуации бывают разные. Мы же не знаем, что там у них на самом деле произошло?
– А ты бы меня тоже вот так просто отдала, случись чего?!
– Бог с тобой, Соня! – машет она рукой. – Не переворачивай все с ног на голову. Ты же знаешь, что я люблю Илюшу. Но если настоящие родители решили...
– Да ничего они не решили! – взрываюсь, как пороховая бочка. – Не нужен им сын. Иначе не случилась бы подобная ситуация. – Перед глазами всплывает образ Кравицкого, его взгляд, каким он смотрел на Илюшу, трепет, с которым он держал его на руках, и уверенность почему-то убавляется. – Я узнавала у юриста. Закон на нашей стороне.
Мама кладет таблетку на язык и запивает одним большим глотком воды.
– Это ты свою недоучку Кристину наслушалась? – кривится она. То ли от вкуса лекарства, то ли от моих слов. – Она насоветует. Закон, может, и на нашей стороне, да только когда у людей есть деньги – он им не указ, – вздыхает тяжело. И добавляет примирительно: – Поешь чего-нибудь. Уже вечер, а ты так ни к чему и не притронулась.
Она демонстративно подходит к холодильнику, распахивая дверцу и гремя кастрюлями. Выбор из еды небогатый. За продуктами я так и не сходила, боясь даже на полчаса оставить Илюшу. Хотя здравый смысл нашептывал, что если Кравицкий захочет, то вряд ли я смогу ему помешать. А сейчас он просто играет со мной, как кот с мышкой.
– Ну хоть макароны разогрею? Или картошки пожарить? – не унимается мама.
Я понимаю, что спорить с ней бесполезно, поэтому соглашаюсь на картошку.
Мама идет на кухню, прихватив с собой пакет с овощами, а я сажусь рядом с Илюшей, помогая ему собирать пирамидку.
Визит сотрудников органов опеки оставил неприятный осадок. После их ухода я сделала генеральную уборку в комнате, перебрала вещи, закинула в стирку все мягкие игрушки Илюши.
Понимаю, что это вряд ли чем-то поможет, но мне нужно было хоть куда-нибудь деть негативную энергию. Ну и навести порядок. Как в вещах, так и в мыслях. Решить, что делать дальше и как выпутываться из ситуации.
Но пока ничего дельного, кроме как бежать, в голову не лезло.
– Нет, низя! Касный! – мотает головой сынишка, убирая мой кубик из пирамидки и ставя на его место красный.
– Хорошо. Красный так красный, – машинально соглашаюсь я.
И вздрагиваю от очередного стука в дверь. Пугаясь очередных гостей. Потому что, как показывает практика, сегодня никого и ничего хорошего ждать не стоит.
Мне жутко не хочется никого видеть, но стук повторяется. Изображать, что никого нет дома, не имеет смысла. В любой момент может вернуться мама с кухни. Поэтому, мысленно перекрестившись, я все же иду к двери.
– Леша? – вылетает удивленно, когда на пороге за букетом цветов я узнаю довольное лицо своего парня.
– Привет! Это тебе, – протягивает он презент.
Я теряюсь в первый момент, вспоминая, точно ли писала ему смс о том, что не смогу встретиться, или только хотела, но так и не сделала?
– Спасибо, но...
– Я решил, что форс-мажор не повод для того, чтобы отказываться от приятностей, а если честно – просто соскучился. Почти неделю тебя не видел! – оправдывается он.
– Четыре дня, – поправляю его, криво улыбаясь.
Не то чтобы я ему не рада, но сейчас я точно не настроена на романтик.
Хотя в чем-то он прав. Последние дни я совсем исчезла с горизонта. Даже писать ему перестала. Днем он работе, а вечером у меня были внеплановые занятия с учениками. То не вовремя, то некогда.
И даже сегодня, в нашу скромную, но все же дату, я отказалась встретиться.
– Я же говорю – целая вечность! Не переживай, я ненадолго. Просто забежал поздравить, обнять тебя. Впустишь или совсем нет минутки?
Становится стыдно. Лешка действительно хороший парень. Мы познакомились с ним, когда гуляли с Илюшей в городском парке. В какой-то момент сынуля неудачно упал, сильно поранив руку. Большое количество крови вызвало у меня приступ паники, а отсутствие под рукой дезинфицирующих и кровоостанавливающих средств и вовсе ввело в ступор.
Я позорно растерялась, не зная, куда бежать, кого звать, что делать в первую очередь.
Именно в тот момент мимо проходил Алексей. Быстро оценив обстановку, он скомандовал идти за ним, до машины на стоянке, в которой имелась аптечка. Рану промыли водой из бутылки, купленной в рядом стоящем ларьке. Замотали бинтом и на его авто помчались в ближайший травмпункт.
Он так четко и спокойно командовал, что я ни на секунду не засомневалась, выполняя все указания.
Благодаря ему все обошлось благополучно. Илюше наложили два шва и отпустили домой. Сынуля даже не плакал. Чего не скажешь о маме, которая чуть не поседела, пока сыну промывали и зашивали рану.
Леша не уехал. Ждал в коридоре. И предложил подвезти до дома, когда нас отпустили. Денег брать наотрез отказался, а вот номер телефона попросил. Так мы и начали вначале просто общаться по интернету, потом видеться, а после уже и встречаться.
На улице плюс двадцать пять. Дневная жара постепенно спадает. Ей на смену приходит мягкая вечерняя прохлада.
Я нахожу Илюшину кепочку, и мы выходим во двор.
На улице все так же тихо, спокойно, но теперь я точно знаю, что где-то совсем рядом дежурят люди Кравицкого. Мы с Лешей проверяли это уже не раз. И в каждый такой эксперимент убеждались, что далеко нам уйти не дадут.
Хотя, кроме этого, в последние дни никто больше не тревожил. Ни органы опеки, ни другие неприятные личности.
К слову сказать, сейчас к визиту первых я была готова в любую минуту. Нет худа без добра. Если раньше я могла лениться и не убирать сразу же игрушки Илюши, вовремя не заправить кровать или не сходить в магазин, то больше подобных вольностей я себе не позволяла. Стала практически образцовой мамой.
К тому же неизвестно, каких еще козней мне стоило ждать от этой семейки. Вдруг они завтра телевизионщиков на меня натравят? Или блогеров?
Леша, правда, был иного мнения. Он уверял, что меня просто берут на измор. Накручивают, запугивают, подводят к тому, чтобы я сама добровольно отдала им сына.
Возможно, так и есть, но рисковать я не готова.
Мы идем к детской площадке, где находится любимая горка Ильи. Сынишка тянет руки и, как только я расстегиваю страховочные ремни на коляске, тут же бежит к игровому комплексу.
Скатывается несколько раз, но спустя пять минут увлекается детишками постарше, катающимися на велосипедах. Я хотела купить ему этим летом трехколесный, но потом то цена не устраивала, то денег не было. Решила повременить до осени. Как раз когда на них пойдут хорошие скидки.
Догнать никого из ребятишек у него так и не получается, и сын обиженный возвращается ко мне. Смешно дует губы, выпрашивая, чтобы его пожалели.
– Илья, сынок, иди сюда! Посмотри, что я тебе приготовил? – слышу знакомый голос и вздрагиваю от неожиданности.
Это самый обычный двор. С самыми обычными многоэтажками времен Брежнева, а то и Хрущева. И детская площадка, наверное, тех же лет, кроме нашей любимой спиральной горки с домиком. Поэтому очень странно среди людей со средним, а то и низким доходом увидеть самого настоящего миллиардера.
Правда, сейчас Герман ничем не отличается от местных горожан. Бело-голубая футболка, светлые штаны, кроссовки. Рядом с ним нет шкафоподобных секьюрити, дорогого авто или модельной внешности жены. И он ничем не отличается от отдыхающих на лавочках пап снующей рядом детворы.
У его ног стоит новенький блестящий детский электромобиль с яркими наклейками на черном фоне. И это, пожалуй, единственное, что выбивается из общей картины обычного среднестатистического мужчины. Потому что даже без ценника я вижу, что стоит этот мини-джип целое состояние.
Илюша застывает, узнавая отца, и радостно улыбается. Тычет пальцем на малышковый транспорт и с горящими от восторга глазами восклицает:
– Биби! Мама, биби!
Хватает меня за руку, ведя прямиком к Герману. Не замечая, что у меня сердце застряло где-то между грудной клеткой и горлом. Встав комом и перестав биться от такого внезапного сюрприза.
Конечно, глупо было бы думать, что он забыл о сыне. Но кто мог подумать, что Кравицкий сам снизойдет до встречи с ребенком в привычных для Илюши условиях. Не вызовет к себе в резиденцию, не закажет самолет для прогулки по парижскому Диснейленду, а приедет сюда. Сам!
– Добрый вечер, София! – приветливо растягивает он губы в некоем подобии улыбки.
Синие глаза смотрят на меня изучающе. Но хотя бы без враждебности и презрения, как было в нашу первую встречу.
– Здравствуйте, – киваю сухо.
И наконец-то выпускаю из легких воздух.
Илюша крутится вокруг электромобиля, осторожно трогая двери, зеркала, фары. Ему так нравится, что у меня язык не поворачивается одернуть его. Да он и не поймет. А у меня денег не хватит купить ему такую игрушку. Это как несколько велосипедов. Причем самых дорогих.
– Какими судьбами к нам? И почему один? – срывается язвительное с языка.
Я злюсь. На него – за то, что купил такую дорогую вещь, на себя – за то, что нет возможности делать сыну подобные подарки, на местную ребятню – за то, что любопытными зеваками слетелась поглазеть. На то, что вместо того, чтобы схватить сына в охапку и бежать, я стою тут и подсознательно любуюсь отцом своего ребенка. Его ростом, шириной плеч, атлетической фигурой и породистыми аристократичными чертами лицами. Сравниваю с сыном. Илюша похож на Германа. Со стороны без всякой экспертизы ДНК видно. И в душе неожиданно расцветает гордость. Что мой богатырь тоже вырастет красивым.
– А с кем вы меня ожидали увидеть? – ведет насмешливо бровью Кравицкий.
У меня в голове всплывает картинка: Татьяна Анатольевна с ее высокомерным взглядом, и с глаз почти сразу же спадает пелена.
– Например, с женой? Или с органами исполнительной власти. Чтобы наверняка!
Герман непонимающе хмурится. Отвлекается на минуту, помогая сесть сыну в машину, показывает ему рычаги управления и снова переводит внимание на меня.
– У жены важные дела. А при чем здесь исполнительная власть?
Его слова на секунду трогают мое сердце. Я уверена, что у Германа более чем достаточно дел, но он выбрал минутку, чтобы приехать сюда. Не подгадывая заранее. Потому что наш с сыном график ему неизвестен.
А вот у Александры времени не нашлось.
– Ну как же? Пригрозить, показать свою власть? – намекаю открыто.
– Кому? Зачем? Не понимаю вас, – удивляется так натурально, что будь я посторонним человеком – поверила бы.
Илюша жмет на педаль газа. Электромобиль реагирует, срываясь с места, и я, не желая дальше препираться и оставлять сына без присмотра, бросаю:
– А вы у Татьяны Анатольевны спросите. Она напомнит. – И бегу догонять мини-джип.
Больше к этому разговору мы не возвращаемся, но с лица Кравицкого не сходит задумчивая морщина на переносице. Он не лезет ко мне с угрозами. Не пытается проявить агрессию. Просто наблюдает, как играет сын. Иногда даже помогает ему забраться на горку.
– Где вы были? Я искал вас в парке, не нашел, – встречает нас у дома Леша.
После того, как я рассказала ему о Кравицких, как мы поняли, что за мной постоянно следят, он стал приезжать каждый день. Без звонка и предупреждений. Часто неожиданно. Как снег на голову. Вот как сегодня.
Я была уверена, что Леша на смене и не появится как минимум до одиннадцати вечера. А он стоит у подъезда, засунув руки в карманы, и угрюмо смотрит на меня исподлобья.
– Мы были на детской площадке. В соседнем дворе.
Илюша катится рядом на своей новой игрушке. Жмет на газ и дает круг рядом с качелями.
– Ты купила ему эту ерунду? – замечает Леша, кивая на электромобиль. – Серьезно? Тебе не жалко денег? Особенно сейчас, когда у нас такие проблемы? Соня, ты чем думаешь? – накидывается с порога.
Почему-то после его слов про ерунду становится обидно. Да, я бы сама при нынешнем доходе не потянула такую покупку. Если только в кредит. Но, глядя на счастливого Илюшку, рассекающего на своем личном авто по двору, понимаю, что ради его улыбки не пожалела бы средств.
– Это не я. Герман приезжал, нашел нас на площадке. Он и подарил, – невольно улыбаюсь, наблюдая, как сын ловко объезжает препятствие.
– Герман? – вкрадчиво переспрашивает Леша. Я не сразу чую подвох, а когда понимаю, куда он клонит, становится поздно. – Как интересно получается. Прошло всего ничего времени, а он уже стал своим! Не по имени-отчеству, а прям как закадычные друзья. Или уже больше? Сонь, а может, ты уже передумала? Скажи честно?
– Ты о чем?
– Он посылает за тобой машину, приглашает домой, теперь гуляет вместе с вами, дарит подарки. Что дальше? – испепеляет таким взглядом, словно все перечисленное им происходило по моей инициативе.
– Леша, не перегибай.
– Завтра он предложит тебе стать любовницей и родить им с женой второго? А может, еще поселит рядышком под боком? Третий ведь не лишний? А чего отказываться, да? Тем более когда там такие бабки на горизонте маячат. Это же не простой работяга, это олигарх! Скажи честно: вот это ведь не единственный его презент за сегодня? – тычет он в сторону игрушки Ильи. – Тебе ведь тоже наверняка что-то перепало?
Я вспоминаю про конверт, лежащий в сумочке, и чувствую, как у меня вспыхивают щеки. Да, я не хотела его брать. Да, это была не моя инициатива.
Я в любом случае не собиралась пользоваться этими деньгами, даже проверять не стала, сколько там, но не выкидывать же его на улице?!
– Я прав, да? Признайся? – пристает он, точно считывая мою реакцию.
Мне не нравятся его претензии. Да и то, что с ним происходит. Эта едкая злость во взгляде, ядовитый тон и обидные обвинения.
Неужели Леша действительно верит в то, что говорит? Да, мы не так давно знакомы, но я не давала повода сомневаться в себе.
– Мне не нужно ничего от Кравицкого, – отрицательно мотаю головой.
– Правда? А это тогда что? – снова указывает в сторону Илюши.
– Папа дал, – счастливо улыбается сынишка, подъезжая к нам и хвастаясь своим подарком.
Не понимая, что еще больше подливает масла в огонь.
Мне остается лишь до боли закусить губу от бессилия.
Леша щурится, молчит несколько секунд. Я вижу, как от рвущейся наружу ярости у него раздуваются крылья носа, как буквально затягивает пеленой взгляд.
– Папа, значит? Вот как? – цыкает с горечью.
– Леша, пожалуйста, перестань! Я не хочу с тобой ссориться. Я действительно ничего не просила у Кравицкого. И не собиралась брать. Он сам... – запинаюсь на полуслове.
Наверное, мне и правда нужно было не принимать этот мини-джип. Оставить его прямо там, на детской площадке. Развернуться и уйти в первые же минуты появления Кравицкого. Но я смалодушничала. Да и Илюша так вцепился в собственный транспорт, что я даже не представляю, как смогла бы объяснить ему, почему мы не можем взять электромобиль домой.
– Я понял. – Леша отталкивается от стены и демонстративно шагает прочь.
Всем своим видом показывая, что разговор окончен.
– Подожди! Да стой же! – догоняю его спустя несколько секунд. Когда понимаю, что он не шутит. Что он сейчас уйдет и наши отношения рухнут, так толком и не начавшись. – Ну что я должна была сделать? Отобрать игрушку у ребенка? Мое отношение к этим людям не поменялось, Леш, пойми! Слышишь меня? – Хватаю его за плечо и разворачиваю к себе.
Заглядывая в лицо с мольбой.
Чертов Кравицкий, решивший не только отобрать у меня ребенка, но и сломать мою личную жизнь! Вот откуда он взялся? Где был эти два года?!
А теперь с его появлением все летит к чертям!
– Слышу, – неожиданно спокойно реагирует Леша. Даже странно. – А давай уедем на выходные за город? Отдохнем, воздухом свежим подышим? – предлагает он, словно и не было никакой ссоры только что.
Я застываю, растерянно хлопая глазами от такой смены настроения.
– Не получится. У меня занятия назначены, – вздыхаю расстроенно.
– Ладно. А сейчас не хочешь покататься? – смотрит обреченным взглядом.
Так проникновенно, что я начинаю чувствовать себя виноватой. Он сорвался, приехал сюда, искал нас, пока я проводила время в обществе другого мужчины.
Возможно, окажись сейчас я на месте Леши, точно так же отреагировала бы.
А может, еще и скандал на почве ревности закатила бы.
– Может, посидим тут, на лавочке? – делаю слабую попытку отказаться.
– Тут соседи из каждого угла глазеют. Даже обнять, прижать тебя к себе нельзя. Сразу таким взглядом смотрят, как будто мы чем-то плохим занимаемся. Ну ладно. Как хочешь, – окончательно разочаровывается он и бредет к своей машине.
Я оборачиваюсь на Илюшку, прикидываю, сколько у нас времени до ужина, смотрю на часы и, взвесив все, прихожу к выводу, что часик мы еще можем погулять.
– Хорошо, Леша, подожди. Я согласна. Только транспорт домой закатим.
Сразу расстаться с новой игрушкой у нас не получается. Мне приходится несколько минут терпеливо объяснять сыну, что никто его машинку не заберет, что мы обязательно вернемся и он еще покатается на ней. Но уже не сегодня.