Мама для цветочной принцессы

Глава 1

Первая любовь меняет жизнь, порой выворачивая ее наизнанку. О ней не забыть. От нее не скрыться даже за годами…

Настоящее

Ольга

В этот хмурый пятничный вечер так хочется поскорее оказаться у мамы.

Нехорошее предчувствие одолевало с самого утра, пришлось отпроситься у шефа пораньше и метнуться на другой конец города. Сотовый родительницы не отвечает — наверное, опять забыла подзарядить, а то и вовсе оставила где-нибудь. В последние дни мама стала совершенно рассеянной, но вовсе не в силу возраста.

Потратившись на такси, почти бегом преодолеваю три лестничных пролета до нужной квартиры. Нажимаю на звонок и одновременно пытаюсь отдышаться.

— Кто там? — из-за двери доносится такой родной голос.

Слава богу, с нею все хорошо.

— Я, мам! — выкрикиваю и облегченно вздыхаю. — С тобой все в порядке? Сотовый не отвечал, вот и…

Слышится щелчок замка, дверь широко распахивается.

Оборвав фразу на полуслове, я как вкопанная застываю на пороге. Первое, что бросается в глаза, так это огромный фингал у мамы под глазом.

— Упала, — она беспомощно разводит руками. — Представляешь? Вот ведь угораздило.

— Неправда, — едва не плача, возражаю я. — Он снова взялся за старое? Требовал деньги?

Мама кивает и испуганно оглядывается в сторону кухни. Оттуда доносятся мужские матюки и грохот кастрюль.

— Сколько можно прощать, мама, почему ты не напишешь на него заявление? — обреченно спрашиваю я. Привалившись к косяку, измученно прикрываю глаза. — Он же не остановится, мы обе это понимаем. Уходи от него, беги, пока не поздно. Перебирайся ко мне и забудь о нем, как о кошмарном сне.

— Не могу, что люди подумают, — шепчет мама и качает головой. — Он столько для нас сделал, так заботился. И теперь, когда ему нужна помощь, я не могу сбежать. Это болезнь, понимаешь? Все так говорят… Может, он еще одумается и все будет как прежде?

Она смотрит на меня с надеждой, все никак не хочет снять розовые очки.

— Ничего не будет как прежде, — предупреждаю я и, поддавшись порыву, крепко обнимаю мать. — Он потерял все: работу, друзей, даже человеческий облик. Все, что он хочет, это играть.

Когда-то мой отчим слыл самым завидным мужчиной в этом районе, а то и во всем городе. Семен Игнатов был правой рукой владельца крупной фирмы по продаже машин, носил дорогие костюмы и модную стрижку. Он не пил, не курил и, казалось, вообще не имел вредных привычек. Разве что мог просто так, по прихоти, купить жене сережки с бриллиантами или вывезти всю семью на выходные за границу. Мама блистала на званых ужинах: в шикарных платьях, шубках и драгоценностях.

Все изменилось, когда отчим увлекся азартными играми. Сначала это были казино. После ― игровые аппараты на улицах и клубы, в которых пахло дешевым табаком и спиртным. Семен все еще не пил, но при виде «одноруких бандитов» точно сходил с ума.

Сначала его уволили с работы. Друзья перестали давать деньги взаймы, а после и вовсе исчезли. Семен пробовал устроиться на другую должность, но держался на новых местах до первого игрового запоя. Только мама терпела: водила его к психологам, утешала, верила. Ее драгоценности перекочевали в ломбард. Туда же пошла бытовая техника и шубки. За какой-то год из обеспеченного бизнесмена Семен Игнатов превратился в зомби с красными от недосыпа глазами и трясущимися руками.

С кухни доносится радостный вопль. Кажется, сейчас отчим занят тем, что делает ставки в казино виртуальном. И радуется выигрышу, за которым непременно последует полное фиаско.

— На что играет? — спрашиваю я.

— Он отобрал у меня сотовый… — познается мама, трогая опухший глаз. — Я не хотела отдавать, вот и получила.

— Нет, это уже слишком! — негодую я. Скидываю уличную обувь и решительным шагом направляюсь в кухню. — Если ты не вызовешь полицию, это сделаю я.

Это уже не первый раз, когда отчим поднял руку на маму. Я боюсь думать, чем закончится его припадок в следующий раз.

— Как ты мог?! — кричу зло.

Становлюсь напротив кухонного стола, за которым расположился Семен. Он не отрывает взгляда от монитора ноутбука и яростно шпарит по клавиатуре. На отчиме старые шорты и растянутая майка. Волосы его всклокочены, на щеках и подбородке недельная щетина. Трудно представить, что не так давно этот мужчина считался чуть ли не эталоном мужской красоты.

— Отвлекись хоть на минуту! — требую я. — Надо поговорить! Если не остановишься, я вызову полицию.

Ноль эмоций. Семен видит только монитор, на котором обезьяна ловит падающие бананы.

— Ты ударил маму! — почти кричу я.

Протягиваю руку и резким движением складываю ноутбук. Отчим ревет и рывком становится на ноги. Угрожающе нависает надо мной с высоты могучего роста.

Глава 2

Ольга

Я-то наивно полагала, что все дерьмо и мерзость остались в прошлом, в моём безрадостном детстве. Но нет… Во взрослой жизни мерзости оказалось куда больше.

Кредиторы осадили квартиру мамы, и ей все же пришлось переехать ко мне. В съемной однушке не так много места, но зажили мы дружно. Вот только коллекторы напоминали о себе чуть не каждый день. Пришлось отдать все накопления, но и этого им показалось мало.

— Оленька, они хотят, чтобы я взяла кредит!

Таким известием встречает меня мама после работы. От прежней Катерины Игнатовой, какой я привыкла ее видеть, осталась лишь тень. Мама стала похожа на призрак: исхудала, побледнела, перестала красить лицо и волосы. Худенькая, как и я, от природы, сейчас она похожа на дрожащего воробышка.

— Какой кредит, мама?.. — устало вздыхаю я.

Скидываю туфли, босая, шлепаю в ванную, чтобы помыть руки. Включаю посильнее воду, чтобы ее шум погасил горестный вздох.

— Чем мы будем платить, мам? — интересуюсь устало. — Мне остается только продать почку.

Я получаю неплохую зарплату в туристической конторе, но все уходит на жилье и еду. Та сумма, которую хотят взять с нас кредиторы отчима, для меня неподъемна.

— Я устроюсь работать, — обещает мама, — хоть дворником.

Смотрю на ее тоненькую фигурку и слабые руки, на длинные, чуть тронутые сединой рыжие волосы. Такая усталая и потерянная. А ведь ей нет и пятидесяти. За время сытой жизни с отчимом она разучилась работать, да никогда и не стремилась к этому. Мама как большой ребенок, внезапно выброшенный в жестокий мир взрослых. Совершенно не готовый к суровой реальности.

— Ну, какой дворник, мам? — выдавливаю из себя улыбку. — Кредит возьму я, правда, не уверена, что мне такую сумму одобрят. Но мы что-нибудь придумаем, вот увидишь. А пока давай пить чай, я принесла малиновое варенье — твое любимое.

На следующий день меня вызывает начальник и с угрюмым выражением лица начинает отчитывать:

— Оленька, у нас серьезная фирма. Мы не держим проблемных сотрудников, вы же понимаете?

— Конечно, — согласно киваю, не слишком понимая, о чем идет речь. — Я никогда не позволяла себе ничего, что бы опорочило честь фирмы.

Вот уж верно: ни романов на службе, ни попоек с подругами. Наверное, я так долго наблюдала за жизнью мамы и отчима, что у меня выработался иммунитет к отношениям. Работа — дом, дом — работа — вот и все, чем могу похвастать в свои тридцать с хвостиком.

— Вы задолжали крупную сумму, Ольга Николаевна, — наигранно вздыхает начальник и закатывает глаза. — Уже трижды поступали звонки в отдел кадров. А сегодня и мне лично.

— Простите, — извиняюсь и опускаю глаза. — В произошедшем нет моей вины. Это мой отчим понабрал кредитов, и они перешли по наследству ко мне и маме.

— Контору не интересуют ваши семейные проблемы, — возражают мне. — Сегодня же берете отпуск за свой счет. И если за месяц не решите проблемы, на работу можете не возвращаться.

Убитая известием, возвращаюсь домой. Перебираю в памяти все доступные варианты, но никак не могу придумать, как заработать столько за такой короткий период. Нет ни близких друзей, ни родственников, к которым можно обратиться. В полиции тоже не спешат помогать.

Подхожу к двери и замечаю, что та приоткрыта. Сердце пропускает удар.

— Мама! — влетаю в квартиру, точно выпущенная из лука стрела. — Кто вы и что хотите?

На моей кухоньке, за столом восседают трое крепких парней бандитской наружности. Бледная, как побелка, мама униженно стоит возле них и что-то объясняет тонким, как мышиный писк, голоском.

— Что вам нужно? По какому праву вы находитесь в моей квартире?! — кричу я.

Один из «братков» поднимается и направляется ко мне, скорчив зверскую физиономию. Берет за шиворот и приподнимает над полом:

— Твоя, говоришь, квартира? Так продай ее и верни нам деньги вместо своего никчемного папаши! Или мы придем еще раз и уже не будем так добры.

В подтверждение своих слов он встряхивает меня, как пыльный коврик. Зубы мои клацают друг о друга, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Навряд ли я смогу причинить вред этому амбалу, но и выполнить его требования не в силах.

— Это съемная квартира! — стараюсь говорит спокойно и не выказывать страха. — Я возьму кредит и погашу долги отчима. Как только смогу. А теперь уходите и оставьте нас с мамой в покое!

Амбал и двое других парней рассматривают меня так, точно я музейный экспонат. На упитанных и невоспитанных лицах расплываются сальные улыбки.

— А ты ничего такая, куколка, — наконец произносит один из них. — Рыженькая, худенькая, глазки, как у лани.

— Угу, и грудь что надо, — кивает тот, что держит меня в своих отвратительных лапах. Ставит на пол и бесцеремонно щипает за пятую точку. — Упругая! Если не найдешь денег, обратись к нам, мы придумаем как помочь.

Глава 3

Ольга

Старый бабушкин домик оказался в гораздо худшем состоянии, чем я себе представляла. Пришлось не только организовать генеральную уборку, но и вставить пару окон вместо разбитых хулиганами, починить водопровод и заменить несколько прогнивших досок в полу. А это все дополнительные траты.

— Зато воздух здесь свежий, — отчего-то радуется мама. Вдыхает полной грудью и, мечтательно прикрыв глаза, вздыхает: — Вот оправлюсь немного, посажу в палисаднике цветы. Астры. Помнишь, как у бабушки — голубые и желтые.

— Угу, — вяло поддакиваю я. — Только сначала мне нужно найти работу, потому как одними астрами сыт не будешь. Пока я буду в городе, пожалуйста, не открывай никому дверь.

Мама смотрит с укором и качает головой. Но все же кивает и снова возвращается к фантазиям:

— А еще я научусь готовить пироги. Вот будет здорово!

— Не забудь принять лекарства, — напоминаю я. Вручаю ей подержанный сотовый, купленный по сходной цене, и снова предупреждаю: — Никому из знакомых не рассказывай, что мы здесь.

— Ну что ты со мной, как с маленькой… — жалуется мама.

Она и есть маленькая — маленькая женщина, затерянная в собственных фантазиях. Не готовая к реальной жизни.

Целую ее в щеку и топаю на автобусную остановку. Добираюсь до города и приступаю к обходу. Газету с вакансиями просмотрела еще вечера, все понравившиеся объявления обвела маркером. Вот только юристы, особенно без рекомендаций с последнего места работы, не очень-то нужны.

— У нас своих, как грязи… — жалуется директор одной из фирм. — А опытного слесаря или электрика днем с огнем не сыщешь.

Все, что мне достается, это место продавца в ближайшей «Пятерочке» и официантки в закусочной. Не слишком шикарный выбор. Но в газете осталось еще одно объявление, отчего-то приглянувшееся мне. В новый цветочный магазин, принадлежащий крупной сети, требуется сотрудница. Зарплата довольно приличная, а требования сносные. Вообще-то я никогда не мечтала стать цветочницей, но магазин недалеко от автобусной остановки, к тому же название «Надежда» созвучно моим мыслям.

Инга, пухлая женщина с невероятно добрым и простодушным лицом, почти ровесница моей мамы, принимает меня с распростертыми объятиями.

— Такой яркий цветочек станет украшением магазина, — смеется она, и вокруг ее черных, как у цыганки, глаз расходятся еловые лапки морщин. — Я давно в этом бизнесе, все тебе покажу и расскажу.

Среди срезанных и живых цветов, горшечных растений и экзотических деревьев я чувствую себя так, словно перенеслась в другой мир. Мир, насыщенный яркими красками и чарующими ароматами. Первый рабочий день проходит, как счастливый сон. Я быстро запоминаю названия и навыки сбора букетов.

— Ты такая умница, душечка, — не устает хвалить Инга. — Вот пройдешь испытательный срок, попрошу хозяина прибавить тебе зарплату. Тебе ведь трудно, поди, одной с больной мамой на руках.

— А какой он, наш хозяин? — интересуюсь больше из вежливости.

— Ты никогда не слышала о «Цветочном короле»?.. — Инга удивленно приподнимает густую бровь — такую же седую, как ее волосы. — Он же местная легенда. Пять лет назад приехал сюда и открыл несколько цветочных ларьков. Постепенно его бизнес рос и ширился. Теперь у него есть магазины не только в нашем городе, но и в столице. Заказы на оформление банкетов и озеленение садов текут рекой. А какой красавец наш хозяин, ты бы только видела! Такой мужчина, такой мужчина…

Под персиковыми румянами Инги проявляется собственный румянец. Интересно было бы посмотреть на этого «Цветочного короля».

— И что же в нем такого особенного? — интересуюсь я. Сама не знаю, отчего, но тоже краснею. — Он настолько привлекателен, что ты готова забыть о своем Лёвочке?

Лев — это муж Инги, она обожает рассказывать о нем. Кажется, у них настоящая любовь, даже после тридцати лет брака.

— Лёвочку я ни на кого не променяю, — щебечет Инга, — но «Цветочный король» ― это нечто! Видела по телевизору Тарзана?

Медленно киваю, такого мужчину действительно сложно не заметить. Хотя образ стриптизера никак не вяжется у меня с «Цветочным королем».

— Вот наш такой же, только еще круче, — замечет Инга. — Он иногда приезжает проверять магазины, так что сама увидишь.

Такой случай выпадает на третий день работы. Высокого, крепко сложенного мужчину я замечаю, когда протираю вывеску магазина. Возле тротуара паркуется дорогущая черная иномарка, и он выходит из нее с видом местного короля. На нем темные очки, тонкий свитер с высоким горлом и джинсы. Пожалуй, ширине его плеч и крепкому торсу под облегающей тканью позавидовал бы сам Тарзан. Но что больше привлекает внимание, так это его длинные, распущенные по плечам волосы пшеничного оттенка. Мне всегда казалось, что такие прически идут исключительно девушкам. Как же сильно я ошибалась: в облике этого мужчины нет ничего женственного. А блестящие шелковистые волосы только подчеркивают его статусность, они такие шикарные, что так и хочется запустить в них пальцы.

Глава 4

Прошлое

Ольга

Семен высаживает перед входом в школу. Он только что стал моим отчимом и всячески пытается соответствовать новому званию. Орет, когда считает, будто я ляпнула глупость. Ругает за то, что слишком долго сижу в ванной, хотя я провожу там не больше десяти минут: почистить зубы, умыться и кое-как справиться с непослушными волосами. Косметикой я не пользуюсь, сложных причесок не сооружаю.

Но, как бы я ни старалась, все равно чувствую себя лишней.

Мама и Семен создали новую семью, в которой нет места мне — пережитку прошлого. Я только путаюсь у них под ногами. Хотя мама искренне считает, будто делает для меня благо. И престижная школа, обеспеченные одноклассники и многочисленные кружки, на которые меня записали, выкуют из меня настоящую городскую девчонку со светлым будущим.

— Чего застыла, топай давай! — поторапливает отчим. — Иначе я на работу опоздаю.

Сама не своя от испуга, сползаю с переднего сиденья машины. Точно затравленный зайчишка, оглядываюсь по сторонам в поисках закоулка, где можно спрятаться. Место, в котором оказалась, совершенно не похоже на школьный двор. Тот, к которому я привыкла. Идеально ровный ухоженный газон скорее напоминает парковый. По периметру растут неизвестные мне конусообразные деревья. Парковка велосипедов заполнена до отказа — о таких дорогущих великах мои прежние одноклассники могли только мечтать.

То и дело возле центрального входа останавливаются роскошные иномарки и из них выпрыгивают школьники. Девочки вплоть до первоклашек похожи на манекенщиц, а мальчишки — скорее на крутых бандитов или рокеров с обложек журналов.

Опускаю взгляд на свои джинсы, купленные на обычном рынке, разношенные кроссовки и мужскую клетчатую рубашку. Мне всегда нравилась спортивная одежда, для моей прежней школы такой вид был нормой. Для местных этот наряд — не что иное, как второсортное, да к тому же поношенное тряпье.

А ведь встречают, как говорится, по одежке.

— Могла бы поблагодарить за то, что довез, — недовольно бормочет отчим.

— С-спасибо, — едва слышно произношу я.

Но авто отчима уже сорвалось с места и летит по дороге, оставляя меня один на один с проблемами.

Несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, глубоко вздыхаю. Досчитав до трех, низко опускаю голову и плетусь к крыльцу. Преодолев шесть ступеней из белого камня (мрамора?) вхожу в школу. Коридоры заполнены детьми разных возрастов, но одинаково обеспеченных. Никто не одет с центрального рынка, только я.

Возле расписания какой-то парень из старших классов прижал к стенке пухлую белокурую девчонку и целует взасос. Она совершено не сопротивляется: напротив, закидывает руки ему на шею и страстно прижимается всем телом. Мимо проходят учителя, но словно бы не замечают ничего необычного.

В моей прежней школе за такое бы как минимум отчитали. Как максимум, вызвали в школу родителей.

— Чего пялишься, малой! — косится на меня парень — тот самый, который только что целовал девчонку.

У него темные волосы ершиком и пронзительные черные глаза. Широкие плечи, мощная грудь. Его можно было бы назвать красивым, если не это надменное выражение лица.

— Н-ничего, — заикаюсь от страха.

Откидываю рыжую косу на плечо, показывая, что я вовсе не парнишка. Глупый жест, совершенно неуместный. Вряд ли он может вызвать хоть что-то кроме насмешек.

Но парню, похоже, нет дела ни до меня, ни до моего пола. Он возвращается к оставленному занятию, терзая губы пухлой блондинки.

Почти бегом мчусь по коридору, сгорая от стыда и презрения к себе. Сшибаю с ног учителя — судя по картам в руках, географии.

— Осторожнее, мальчик! — предупреждают меня.

Да они что, сговорились все? Да, я невысока ростом, худощава. Но по лицу, а, тем более, по волосам можно догадаться, что перед ними девочка.

— Серая! — раздается приветливый возглас с другого конца коридора. — Наконец-то я тебя нашла. Давай сюда, урок скоро начнется!

Оглядываюсь: Машка!

Ура, я спасена! Бегу к ней со всех ног и, чуть не плача, бросаюсь в распахнутые объятия.

Хоть одно знакомое лицо в этом громадном котле, наполненном презрением и холодностью. У Машки бабушка живет в поселке, откуда я родом. Там мы и познакомились. Машка не слишком любит деревенские виды и копаться на огороде, но занятые родители привозят ее к бабушке каждые каникулы. После переезда в город я позвонила подруге и рассказала о новости.

Машка пообещала помочь мне… Как там отчим сказал? О, адаптироваться!

— Сейчас Швабра притащится, давай в темпе! — Машка хватает за руку и тащит в класс. — Садись тут и не высовывайся, пока не скажут.

Мне достается место на задней парте, рядом с каким-то прыщавым пацаненком, лениво перекатывающим во рту жвачку.

— Кто такая Швабра?.. — интересуюсь у него заговорщическим шепотом.

Глава 5

Владимир

Итак, Серая перебралась в город!

Ворвалась в мою жизнь, когда я о ней почти забыл. Надо же, а она похорошела за это время, правда, так и не перестала носить штаны и рубашки. А они ей идут. На фоне оголенных ляжек и вываливающихся из блузок «шаров» старшеклассниц, Серая кажется кем-то вроде цветка среди сорняков.

И почему я вдруг вспомнил о флоре?

Наверное, всему виной урок биологии. А еще Ольгина улыбка. Она напоминает мне о беззаботном детстве в поселке, песнях у костра и задушевных разговорах ни о чем и обо всем сразу. А как классно она ловит рыбу!

Зря я тогда так…

Глупый был, молодой. С теми ребятами наши пути разошлись. А перед Серой неудобно. Она была моим лучшим другом. Хотя, почему была?..

— Чего грустишь, Симон?.. — с придыханием шепчет Светка и плюхается мне на колени.

Призывно проводит пальчиком по нижней губе. Берет прядь своих длинных светлых волос и щекочет мне нос.

— Прекрати! — осаживаю довольно грубо.

— Прости, милый, — она обиженно надувает губки. — Раньше тебе так нравилось.

Светка. Моя последняя подружка. Ради меня она перекрасилась в блондинку, которых я, якобы, люблю. С чего они все это взяли? Это Пумбе нравятся белобрысые, а им отчего-то нравлюсь я.

— Что за щелка? — спрашивает Прохор. Он же Пумба. Главный приятель и верный соперник.

— Не называй ее так! — бросаюсь в защиту Серой. — Нормальная девчонка, скромная…

— У-у-у… — тянет Светка и переглядывается с подружкой. — Мы и не знали, что тебе такие нравятся.

Смотрю на Ольгу, на ее непокорные рыжие волосы: на ощупь они не такие жесткие, какими кажутся. А еще пахнут скошенной травой и светом.

Странно, столько времени не виделись, а я все еще помню этот дразнящий ноздри аромат.

— Представь себе, — киваю Светке. — Нравятся мне скромные, но липнут исключительно развязные, вроде тебя.

Светка морщит нос, но мне фиолетово. Подружек я могу менять хоть каждый день, а Серая одна. Единственная в своем роде.

— Я ведь могу и обидеться, — напоминает Светка. Сползает с моих клен и, сложив на груди руки, нетерпеливо топает ножкой.

Надеюсь, она не ждет извинений, потому что их не будет. Она вообще вначале запала на Пумбу, говорят, даже лизалась с ним на дискотеке. А после ушла в направлении лесопосадок. Знаю я там один заброшенный домик…

— Обижайся, — равнодушно пожимаю плечами. — Кому от этого станет хуже?

Ну и что с того, раз она одна из первых красавиц школы? Пусть ее папаша владеет заводами и пароходами, мне-то какое дело? Я уже сыт по горло ее капризами и придирками. Это со стороны мы идеальная пара: надежда юношеской сборной по футболу (то бишь я) и первая фотомодель города с контрактом на большие бабки.

— Тебе будет хуже, — фыркает она и строит глазки Прохору.

Он брезгливо морщится. То, что не нужно мне, и ему без надобности.

— Поди, погуляй, Свет, проветри мозги, — советую ей. — Если одумаешься, приходи вечером на вечеринку. А если нет…

С сальной усмешкой кладу руку на талию Верки, одной из подружек Светки. Щиплю ее за зад. Она притворно пищит и вяло хлопает меня по руке. Глаза же ее становятся большими и мутными, как у коровы.

Светка сразу понимает намек. Тряхнув светлой гривой, зло сверкает глазами и недовольно бубнит:

— Я подумаю насчет вечеринки, — произносит и задирает нос. — И прогуляюсь, а то тут воняет деревенщиной.

Она косится на Серую, а у меня непроизвольно сжимаются кулаки.

— Пошли, девочки! — Светка выманивает «фрейлин» на улицу. Напоследок наклоняется и целует меня в щеку. Хочет дотянуться до губ, но я отворачиваюсь.

Серая смотрит.

Тут же отворачивается, но я, кажется, успеваю заметить в ее взгляде осуждение. И что-то еще, от чего мне становится совершенно не по себе. Не знаю почему, но ее мнение многое для меня значит.

— Значит, говоришь, подружка детства… — задумчиво произносит Прохор, косясь на Ольгу. — Ниче такая, только уж больно дохлая. Ущипнуть не за что.

— Вот и не надо, — произношу с угрозой в голосе. — Тронешь Серую, прикончу.

Пумба удивленно приподнимает темную бровь, становясь похожим на злодея из какого-нибудь блокбастера:

— Отчего так?

— Я так сказал.

Мне нет нужды отчитываться даже перед ним. Вообще-то Прохор сам настоял на дружбе, я его не просил об этом. Он из одиннадцатого «а», я из «б», оба мы сильны и способны быть лидерами. Нам самой судьбой предсказано стать соперниками. Так и продолжалось вплоть до девятого. А потом, после честной схватки за школой, Прохор признал поражение — на словах. И предложил дружбу.

Глава 6

Настоящее

Ольга

Пятнадцать лет прошло, а я помню девятый класс так, будто это было вчера.

Внешность моя за эти годы изменилась: волосы стали более послушными, мягкими. А вот характер — нет. Говорят, трудности закаляют. Вот только никто не предупреждает о том, что холодный нрав лишает преимущества быть мягкой, нежной женственной…

Да, сейчас я ношу платья и юбки, даже впихиваю ноги в туфли на шпильках, но, несмотря на это, кажусь себе менее привлекательной, чем в недалекой юности.

Обо всем об этом рассуждаю, заканчивая обязательный осмотр.

— Полностью анализы будут готовы в течение недели, — вежливым, едва ли не приторным тоном сообщает медсестра.

— Мы сообщим, когда клиент примет решение, — добавляет главврач.

Я отправляюсь на работу, стараясь не думать о результатах. Но нет-нет, да и проскальзывает жуткая мысль: если и у меня сейчас найдут какую-нибудь болячку, нам с мамой будет не на кого надеяться. Хотя, может и к лучшему, что у меня не будет детей. Не уверена, что смогу стать хорошей матерью.

— Что-то стряслось, Оленька? — Инга замечает мою рассеянность и бледный вид.

— Ничего особенного, просто дурное настроение, — признаюсь я.

— Надеюсь, это никак не связано с нашим «Цветочным королем». Он у нас хороший, надо только привыкнуть.

Киваю в ответ, улыбаюсь и делаю вид, будто ужасно занята обрезкой роз.

Привыкнуть…

К нему действительно легко привыкнуть. А вот забыть невозможно. Хватило одной встречи, чтобы понять, что так тщательно скрываемые чувства никуда не исчезли. Напротив, усилились многократно. Меня все еще тянет к нему. Возможно, сильнее, чем прежде.

И это несмотря на то, что сейчас Симон еще более недоступен, чем прежде.

После работы возвращаюсь в поселок и застаю маму в полной меланхолии. Помешивая что-то бурлящее в кастрюле, она смотрит за окно, но, кажется, пребывает в совершенно иной реальности.

— Мама, ты забыла запереть дверь! — произношу с легким укором.

Она не слышит и продолжает смотреть за окно остекленевшими глазами.

Бросаюсь спасать: ее, а заодно и ужин. Видимо, мама собиралась сварить макароны, а вместо этого зажарила их. Промываю то, что удается спасти. Кастрюлю ставлю в рукомойник и заливаю водой.

— Дочка, знаешь что?.. — наконец отмирает мама.

— Ну?.. — интересуюсь и заранее предвижу нечто недоброе.

Мама складывает ручки на груди и, отрывая взгляд от окна, поворачивается в мою сторону. Хлопает глазами, будто только что проснулась:

— Ну ее, эту железу. Не надо мне никаких пересадок и дорогих операций. Проживу, сколько отведено, и перестану тебя мучить. С этими вечными переездами, жалобами и слезами.

Мгновенно забываю о голоде и пригоревшей кастрюле. Обнимаю маму и прячу лицо у нее на плече. Не хочу, чтобы видела, как дрожат мои губы.

— Все будет хорошо, — обещаю и глажу ее по спине. — Знаешь, возможно, нам все же удастся расплатиться с долгами и оплатить твою операцию. Так что выше нос, мама.

— А вот мне с тобой никогда не расплатиться… Я так виновата перед тобой. Если бы не Семен, у тебя было бы совсем другое детство. Может быть, бедное, зато более счастливое. Мне так хотелось найти идеального мужчину и создать идеальную семью — такую, как на картинке.

— Все в прошлом, мама, — произношу и чувствую, как предательски пощипывает в носу. — Ты дала мне такое детство, которое смогла. Я не в обиде. А теперь, хватит грустить, идем ужинать.

Открываю принесенную из магазина тушенку и заправляю ей переваренные макароны. Посыпаю зеленью и подаю на стол, сформировав нечто, похожее на торт. Не слишком аппетитный, но вполне съедобный.

— Как будто у меня именины, — хихикает мама. Вдруг делает серьезное лицо и спрашивает заговорщическим тоном: — Нашелся донор? Нам повезло?

Давлюсь макаронами и словами, которые ни за что не произнесу вслух. Мама не должна узнать, какой ценой может решиться проблема. Пусть этот груз ответственности висит камнем только на моей шее.

— Можно сказать и так, — произношу задумчиво. — Правда, этого донора сначала нужно проверить, вдруг у вас несовместимость?..

— Ну да, ну да, — живо соглашается мама. И, к моему счастью, обрывает этот неприятный разговор.

А спустя пять дней на мой телефон поступает вызов. Достаю сотовый из кармана, смотрю на номер и начинаю дрожать. Звонят из клиники.

— Инга, могу я отойти ненадолго? — умоляюще смотрю на старшего продавца.

Не могу же я обсуждать суррогатное материнство при клиентах. Получаю согласный кивок от Инги, и бегом мчусь в подсобку. Затаиваюсь между коробками с цветами и ежась от прохладного воздуха кондиционера, принимаю вызов.

Глава 7

Прошлое

Ольга

Сегодня Пумба решил устроить вечеринку в своем особняке. Его родители умчались отдыхать на Канары, и отпрыск получил полную свободу. Чем тотчас же воспользовался.

Во время урока физики Машка передает мне записку. Читаю и округляю глаза, забыв о мензурке и научном опыте. Какие к чертям радониды калия и хлориды железа?! Мне уже неинтересно делать искусственную кровь, когда моя собственная буквально вскипает.

— Не может быть… — шепчу Машке, обернувшись.

Нет, то, что ей досталось приглашение, вполне объяснимо: у нее и фигура, и волосы, и внешность. Выглядит Машка намного старше своих лет, недаром парни прозвали ее Милашкой.

Но мне-то приглашение за какие такие заслуги?

Друзей среди старшеклассников у меня нет, подруг тем более. Прохора я вообще вижу только в столовой и изредка натыкаюсь на него в коридоре. Правда, он изредка бросает мне нечто вроде «привет, рыжик», но это вовсе не повод приглашать на вечеринку.

— Еще как может!.. — шипит в ответ Машка.

— Рябинина! — рявкает на нее Пал Палыч, наш учитель. — Серова! Прекратите болтать немедленно, иначе заставлю промыть рот с мылом. С щелочным, между прочим.

Мы с Машкой морщимся, но возвращаемся к опыту. Пал Палыч еще ни разу не выполнял обещанных промываний. Он вообще довольно мягкий, помешанный на своем предмете тип. Но если расскажет Швабре — пиши пропало.

Кое-как дождавшись окончания урока, бежим с Машкой в столовую — перекусить и обсудить предстоящую вечеринку. Судя по напряженному перешептыванию за другими столиками, приглашения получили многие.

— Ух, и оторвемся! — предвкушает Машка. Замечает мою недовольную физиономию и произносит с укором: — Ты чего, Оль? Неужели не рада?

Вообще-то нет. Я бы предпочла отоспаться и в одиночестве почитать книгу или глянуть фильм по видику. Шумные тусовки вообще не мое.

Но обижать Машку не хочется. Все же она единственная подруга в школе.

— Даже не знаю… — вздыхаю, отчаянно ища повод отказаться. — У меня и надеть нечего.

— Пф!.. Тоже мне, беда! — фыркает Машка. Строит серьезную мордашку, но тут же расплывется в улыбке: — Будет повод пройтись по магазинам. Тебе давно пора обновить гардероб. Твои наряды… ты уж прости, может, они и были модными в твоей школе. Но для нашей — это позор.

Киваю и краснею до кончиков ушей. Идея прикупить несколько юбок и новых блузок приходила не раз. Но после встречи со Светкой совершенно не хочу выделяться. Нет, мне не страшно. Но чем меньше я привлекаю внимания, тем лучше. Не нужен мне интерес ни самого Симона, ни его подружек.

Кстати, я так и не рассказала никому, отчего разбита губа. Даже Машке соврала, будто натолкнулась с разбега на дверь. Подружка поверила, хоть и предупредила, чтоб я не была такой разиней и смотрела, куда несусь.

— У меня есть немного карманных денег, — задумчиво произношу, оглядывая одну из любимых клетчатых рубашек. Не хочу быть пугалом. И парням нравиться не желаю — если и сменю имидж, то только для того, чтоб не позорить Машку. — Сэкономила на обедах.

— О-о-о, за что мне это?.. — Машка демонстративно закатывает глаза. — Ты хоть раз была в нашем торговом центре? На остатки от школьных обедов ты купишь разве что носовой платок. И то в рассрочку.

— Как же тогда быть? Может, ну ее, эту вечеринку?

С надеждой смотрю на подружку: вдруг согласиться пойти без меня? Тогда и отмазку придумывать не надо. А то я уж было собиралась прикинуться больной.

— Не выйдет, подружка! — грозит пальчиком Машка. — Мы не пропустим такой сейшн. Я могла бы одолжить тебе свое платье, но оно на тебе повиснет, как на жерди… Слушай! Твой отчим богатый папик, почему бы не попросить у него на новый гардероб?

Семен и правда зарабатывает неплохо. Маме шубу недавно купил. И себе ролексы, и машину. Но я-то не мама, мне сразу дали понять, чтоб на многое не рассчитывала.

— Надави на жалость, — продолжает рассуждать Машка. — Скажи, что не хочешь выглядеть хуже всех в школе. На него подействует, вот увидишь!

Ну да, это может сработать. Получив хорошую должность, Семен всячески старается соответствовать новому статусу. Буквально швыряет деньги на ветер, лишь бы не выглядеть хуже всех.

Этим же вечером проверяю теорию на деле. Для пущей убедительности вру, будто учителя стали делать замечания.

— В школе так положено: у девочек должен быть черный низ и белый верх, — вздыхаю притворно. Кажется, во мне прозябает без дела великая актриса. — И в кроссовках можно только на физру. Оказывается.

Что-то прикинув в уме, отчим достает лопатник и вынимает приличную стопку денег. Протягивает мне:

— Пусть ты мне неродная, но позорить себя я не позволю. Купи, что требуется. Если не хватит, получишь еще.

Глава 8

Ольга

— Ненавижу тебя, Симон!.. — шиплю ему вслед. Стискиваю кулачки так, что ногти больно впиваются в ладони. — И девок твоих ненавижу!

А он, будто нарочно, собирает вокруг себя толпу из поклонниц, рассказывает им забавные истории, демонстрирует мышцы рук и угощает алкоголем.

Но каждый раз, когда я отворачиваюсь, чувствую на себе его взгляд — и точно кубики льда сползают вдоль позвоночника.

Правда, мне тоже достается львиная доля внимания. Всем интересно посмотреть, что вдруг случилось с тихоней Серой. Откуда такое платье, прическа и макияж. Почему она так громко смеется, делая вид, что ей все равно. Это она, совершенно незнакомая мне девушка, заигрывает с парнями, танцует напропалую.

Она, не я, выпивает еще коктейль и на спор целуется взасос с прыщавым одноклассником. Папа Коли Сидоренко ― большая шишка в городской мэрии, потому парня тоже пригласили. Зарвавшись, он пытается просунуть свой язык между моими плотно сомкнутыми губами.

И тут просыпается настоящая Серая.

— Эй! — шлепаю Кольку по морде. — Ты, случаем, ничего не попутал?..

— Прости, я думал, тебе понравится… — виновато шепчет он в ответ.

— Посмотрите, какая недотрога! — восклицает где-то совсем рядом Светка.

Подкрадывается, как лисица к беззащитному цыпленку. Но больше я не дам себя в обиду. И вовсе не потому, что Симон наблюдает за нами. Здесь слишком много народу, чтобы Светка и ее подружки решились напасть толпой на меня. Да и Машка стоит рядом, ехидно упершись взглядом в выставленную напоказ грудь соперницы. У моей-то подружки данные много лучше, хотя она младше.

— Пора уступать дорогу молодым, Светочка, — нарывается Машка, опьянев от коктейля и общей разгульной обстановки. — Ты уже старуха, прошлый век. Вон, и морщины заметны…

Лицо Светки багровеет. И я очень не хочу, чтобы моя единственная подружка пострадала от мстительной мымры.

— Пойдем отсюда, — беру Машку за руку и веду к туалету.

Подружку совсем развезло, тогда как я моментально трезвею. По крайней мере, мне так кажется.

— Тебе надо умыться, тушь поплыла, — предупреждаю ее и веду к умывальнику. — И вообще: мне здесь надоело. Давай вернемся к тебе и как следует отоспимся.

— Вот еще!— фыркает подружка. — Вообще-то я намеревалась сегодня подвинуть Светку окончательно и подкатить к Симону.

Внутри у меня все холодеет. Машка никогда не говорила, что Симон ей нравится.

— Это в тебе ликер говорит, — пытаюсь отшутиться. — И три «отвертки». Если не хочешь, чтобы было мучительно стыдно, давай вернемся домой.

— Какая ты скучная! — фыркает Машка. — Я, можно сказать, только вошла во вкус. А ты — домой. Мне танцевать хочется, веселиться! И выпить еще один коктейль.

Обреченно закатываю глаза, понимая, что подружку не переубедить. Машка упрямая, как деревенская коза. Что ж, придется мне сегодня выступить в роли старшей подруги и присмотреть, чтоб Милашка не наворотила дел. Не прощу себе, если Симон воспользуется ее состоянием.

А чего от него ждать, я уже не знаю.

По школе ходит множество слухов. Хотя я и не особенно интересуюсь сплетнями, кое-что достигает и моих ушей. Например, то, что Симон пару раз оставался ночевать у Светки, когда ее родителей не было дома. А до этого зависал на даче у Иринки, бывшей подружки. Которых он, кстати, меняет чаще, чем носки.

— Ну же, Серая, не будь хам… хаж… — Машка никак не может выговорить слово.

— Ханжой, — облегчаю ей задачу. — Смотри, у тебя уже язык заплетается. Идем домой!

Обнимаю подругу за талию, но не могу сдвинуть с места.

— Останемся! — она вырывается и топает ногой. — Я помогла тебе освоиться в школе, выбрала гардероб, познакомила с ребятами. А ты не можешь исполнить одну маленькую просьбу? Тебе что, трудно сделать мне приятное? А еще подруга называется!..

Она поджимает нижнюю губу и, сложив руки на груди, отворачивается. Не сдержав порыва, хихикаю: с размазанной тушью Машка похожа на панду. Такого милого, хоть и обиженного.

— Ладно уж, — смягчаюсь я, — побудем еще немного. Только давай для начала приведем тебя в божеский вид.

Хорошо, что Машка догадалась прихватить косметичку. Полагаю, она не впервой надирается вдрызг.

Взяв с подруги обещание не задирать больше Светку, возвращаюсь в гостиную. Почти все ребята уже разбились на парочки и танцуют медляк. Машку тут же уводит в центр комнаты какой-то крепкий старшеклассник. А я остаюсь одна, как нескошенный колосок в поле.

И к ужасу замечаю, что Симон и Пумба беседуют возле огромного зеркала и косятся в мою сторону.

Пячусь, как рак, надеясь оказаться как можно дальше от их взглядов. Не нравится мне такое повышенное внимание к своей персоне. Черт бы побрал это красное платье!

Глава 9

Настоящее

Ольга

Симон демонстративно изучает мою анкету, придираясь чуть ли не к каждой запятой. А я чувствую себя так, будто снова стала девятиклассницей и стою у доски. И Швабра допрашивает меня с полным пристрастием.

— Тут сказано, что ты не употребляешь спиртное, — замечает Симон.

Точнее, Владимир Иванович. Мужчина, что сейчас сидит предо мной, ничем не напоминает парня из школы. Тем более не похож он на друга моего детства — такого, каким он был до футбола. Он еще сильнее раздался в плечах, возмужал. Не представляю, зачем такому мужчине суррогатная мать. Даже хромота не портит его, я ее и не замечаю.

— Так и есть, — подтверждаю данные анкеты. — Не употребляю спиртного ни в каком виде. В девятом классе начала, тогда же и бросила. Навсегда.

В ответ получаю задумчивый и немного печальный взгляд. Несколько томительно долгих минут Симон изучает мое лицо, точно ищет какой-то изъян. Опускает глаза ниже, осматривает фигуру.

Возникает непреодолимое желание съежиться, вжаться в мягкую обивку кресла. Взгляд Симона будто бы прожигает насквозь. Он видит то, что мне хотелось бы скрыть навсегда: наивную глупышку Серую. Смелую девчонку, безрассудную и влюбленную до беспамятства в друга детства.

— Почему ты не вышла замуж? — спрашивает он с подозрительным прищуром.

— Какая разница? — неловко пожимаю плечами. — Допустим, не нашла свою вторую половинку. А с теми претендентами, что попадались, рассталась без сожаления.

— Почему? — следует новый вопрос.

— Да потому! — резко отвечаю я. Все происходящее похоже на допрос. А ведь подобные вопросы никак не относятся к теме договора. — Не сошлись характерами, оказались слишком разными. Что ты хочешь, Симон? Или Владимир Иванович — как мне к тебе обращаться?

— Симон, — разрешает он. — Но только когда мы наедине. Когда ты в последний раз была с мужчиной?

Не выдержав, подскакиваю и, нависнув над собеседником, подобно грозному утесу, сердито переспрашиваю:

— Чего ты хочешь добиться? Унижаешь, чтобы сделать побольнее? Прекрати это! Достаточно!!!

Меня трясет от бессильной ярости. Я на грани того, чтобы отказаться от затеи и сбежать. Не могу больше выносить это. И не хочу.

Уж лучше действительно продать почку, чем терпеть все это.

— Сядь! — распоряжается Симон. Сует мне в руки документы и ручку: — Подписывай!

Рука дрожит. Почерк мой без того никогда не отличался каллиграфичностью, а теперь и вовсе стал неразборчивым. Подписываю, а перед мысленным взором стоит лицо матери.

Что я делаю? Почему обрекаю собственного ребенка на такого отца? А если Симон окажется хуже моего отчима?

— Главврач центра сказала, что, по правилам, я не должна становиться ни суррогатной мамой, ни донором, — припоминаю разговор. — У меня нет ни мужа, ни собственных детей. Что, если сделка окажется незаконной?

Поднимаю глаза и натыкаюсь на нахмуренное лицо Симона. Он вырывает из моих рук подписанные документы и прячет в папку:

— Вот только не рассказывай мне про закон, ладно? — произносит полным болезненного сарказма голосом. — Те, у кого есть деньги и власть, могут творить что угодно.

Как же хочется возразить. Но я не в силах. Разве кредиторы отчима вправе бить или унижать мою мать? У нас нет денег, а, значит, никто не бросится на нашу защиту.

— Едем в клинку! — распоряжается Симон. — Незачем оттягивать неизбежное.

Он берет за руку — неожиданно нежно, почти ласково. Ведет к выходу, рассуждая о том, как не терпится ему исполнить договор. Будто это супружеский долг. Но ведь врачи обещали ЭКО.

— Сейчас?! Ты хочешь сделать ребенка уже сегодня? — недоумеваю я и пытаюсь вырваться. — Но мне сказали, что я должна пить гормональные препараты и сдать еще кое-какие анализы.

— Глупости, — возражает Симон. — У тебя сегодня овуляция, Анна Николаевна любезно сообщила. Можем попробовать без дополнительной подготовки.

Воздух с шумом вырывается из моих легких. Как же неприятно знать, что два посторонних человека в курсе всех процессов, что происходят в моем организме. А то ли еще будет…

— Мне страшно, — признаюсь уже в машине. Обхватываю себя руками и дрожу, как лист на осеннем ветру.

— Тебе не будет больно, — успокаивает Симон. — Или ты предпочла бы завести для меня ребенка естественным путем?

— Я вовсе не об этом. Боли не боюсь, по крайней мере, физической. Меня больше волнует будущее ребенка. Мне страшно за него…

Симон резко сворачивает к обочине и останавливает авто. Оборачивается ко мне и голосом, полным уверенности, заявляет:

— Я буду хорошим отцом.