Мандаринка на Новый год

Пролог, в котором Николай Самойлов неосторожно открывается

В банкетном зале шум, смех, сумятица. Толпа гостей расступается, явив в образовавшейся в центре пустоте фигуру широкоплечего рыжеволосого парня с короткой стрижкой и в темно-сером костюме. В его отнюдь не мелких ладонях изящный букет бледно-розовых и палевых роз кажется совсем крошечным и каким-то даже игрушечным, зато выражение изумления на его лице – совершенно искреннее и настоящее.

- Николай! Ты зачем девчонкам праздник испортил? Какого ляда ты букет поймал? И как ты вообще там очутился?!

- Я не очутился! – парень хмуро оправдывается. – Я в туалет ходил. В зал захожу – а оно мне в голову летит! А у меня рефлексы, между прочим! Я восемь лет вольной борьбой занимался!

- Боюсь, что все эти восемь лет тебе не помогут, - смеется моложавый отец невесты, - когда девчонки за тебя возьмутся. За то, что ты букет перехватил.

- Да нужен он мне! – парень оглядывается. Всовывает букет в руки оказавшейся рядом девушке. – На, Соня, держи! Раз он вам так нужен.

- Я не Соня, я Люба!

- Да какая разница! Букет держи.

Глава первая, в которой Любовь Соловьева начинает совершать совершенно неожиданные и удивительные поступки.

- Я вам точно не нужен?

- Николай, исчезай с глаз моих, пока я тебя отпускаю! Смотреть на тебя тошно – того и гляди на месте отключишься.

- Да я еще ничего, нормально…

- Вижу я, как ты «нормально». Веселая у тебя выдалась ночка.

- Ну, по вашим меркам ничего особенного.

- Молод ты еще - свои дежурства моими мерками мерить! Все, марш домой – отдыхать и к Новому году готовиться.

- Владимир Алексеевич, не надо со мной нянчиться и скидки мне делать только потому, что вы с моим отцом дружите. Я справлюсь. Я в порядке.

- А уж указывать мне, что делать и с кем нянчиться – так это ты два раза молод, ясно? Все, иди домой. Это приказ заведующего, понял меня?

- Так точно, - со вздохом кивает молодой ординатор.

- Отцу мои поздравления с Новым годом, Юлии Юрьевне – сердечный привет.

- Передам.

- Все, с наступающим, Николай Глебович! Увидимся в следующем году.

- И вам всего хорошего, Владимир Алексеевич.

Привычно хмуря брови, Николай Самойлов выходит из кабинета заведующего детским хирургическим отделением.

______

- Марк, ты меня обманул!

- Ну что ты, Люба, нет, совсем нет!

- Ты сказал, что мы будем встречать Новый год с твоими друзьями!

- Я сказал, что мы будем встречать Новый год в квартире моих друзей, - оправдывается стройный блондин с тонкими чертами лица. Обводит рукой гостиную. – Это и есть их квартира. Я не обманул, дорогая моя, - пытается погладить стоящую рядом с ним девушку по щеке.

- Не передергивай! - она отступает на шаг, негодующая и от того более, чем обычно, красивая. - Я же тебя спрашивала, что за люди, что за компания! И ты мне сказал, что они милые, веселые и интересные люди!

- Так оно и есть. Они веселые и интересные люди, - подтверждает Марк. В его тоне откровенно слышится плохо скрываемое довольство собой.

- Ну и где эти во всех отношениях замечательные люди?!

- Встречают Новый год в Финляндии.

- Марк!!!

- Но что ты так злишься, радость моя, - он привлекает девушку к себе, несмотря на то, что она противится. – Люба… Люба… Любушка моя… - обнимает ее, шепчет на ухо: - Разве это не здорово – встретить Новый год вдвоем? Только я и ты. Я подготовился. В холодильнике шампанское и куча всяких вкусностей. Твой любимый фруктовый салат и взбитые сливки. Я надеюсь, что ты позволишь не только заправить сливками салат, но и слизать их откуда-нибудь… с тебя, - тут его рука накрывает небольшую, но идеальную грудь под тонким черным трикотажем.

- Прекрати! – его слова кажутся ей ужасно пошлыми и вульгарными, она резко убирает его руку, но вырваться совсем из крепких объятий у нее не получается.

- Ну, прости, прости, - примиряюще шепчет он. – Но ты же знаешь – я схожу по тебе с ума. Я не торопил тебя – понимаю, что такая девушка, как ты, заслуживает всего: подарков, долгих ухаживаний. Ты должна узнать меня получше, доверять мне. Но, солнышко… - жарко дышит ей в маленькое изящное ушко, - мы уже столько вместе. Мне кажется, пора… Это очень красиво и символично: начать новый этап наших отношений в новогоднюю ночь. Встретить Новый год в постели вдвоем. Знаешь, говорят – как встретишь год, так его и проведешь.

- Ты отлично сказал о доверии, Марк! – ей все-таки удается высвободиться из его рук. – Скажи мне, как я могу доверять человеку, который обманул меня?!

- Зая, но это же ради нас…

- А меня спросить?

- Неужели ты совсем меня не хочешь, солнышко?

Такой прямой вопрос в лоб, что не отвертишься.

- Я хочу, чтобы мой партнер не обманывал меня! - наконец, находится с ответными словами она. – А ты сказал мне заведомую ложь! Это нечестно, Марк!

- Заинька…

- Я ухожу!

- Любочка, куда ты пойдешь? – он пытается ее перехватить, но она ловко уворачивается. – Без пяти одиннадцать, через час Новый год!

- Перебьюсь как-нибудь! – натягивая короткую темно-коричневую норковую шубку.

- Люба, не дури! Ты никуда не успеешь за час!

- Мои проблемы, - всовывая ноги в сапожки.

- Будешь встречать Новый год на улице?!

- Захвачу с собой главный символ праздника!

- Елку?!?

- Мандарин! – она действительно быстро сует в карман мандаринку из стоящей на комоде вазы. – Пока! Увидимся, когда ты подумаешь над своим поведением и осознаешь, что обманывать дорогую тебе девушку, даже из лучших побуждений – нехорошо!

- Люба!

Но входная дверь уже прощально хлопает, и он остается один. Приваливается к стене. Вот же стерва! Динамит его который месяц. Но как же хороша! Личико, фигура, характер… Темперамент в постели, наверное, бешенный, только ломается долго. Надо придумать что-то другое, чтобы ее туда затащить. Честно говоря, устал уже ждать, но она определенно стоила потраченных усилий. Марк отталкивается от стены. Надо пойти, открыть одну бутылку шампанского. Поводить старый год и заодно подумать, как же ему все-таки затащить неуступчивую красавицу Любашу Соловьеву в постель.

Глава вторая, в которой неожиданные и удивительные поступки герои совершают уже вдвоем.

Поначалу он, конечно, офигел. Но, к чести Коли Самойлова надо отметить, что пребывал в состоянии растерянности он недолго – инстинкты звероящера дали себя знать. Еще до того, как Люба успела опомниться, спохватиться или хотя бы задать себе вопрос: «Какого черта она делает?», его руки пришли в движение. Одна легла на ее поясницу, другая на затылок. Он прижал ее к себе, и незаданный хотя бы мысленно вопрос так и остался в глубине ее сознания, там же, где пребывали сейчас и здравый смысл, и прочие рациональные составляющие личности.

Несмотря на отсутствие реального сексуального опыта, в части поцелуев Люба считала себя вполне подготовленной. Более того, полагала, что она это умеет делать весьма неплохо. Оказалось, что и Ник в этом вопросе далеко не лох. Правда, подходы у них были разные. Она любила это делать медленно и нежно, он же был напорист и настойчив. Но ей это даже нравилось. Нравилось тяжелое дыхание и жадные губы, твердая рука на спине и пальцы, гладящие шею. И его мандариновый вкус. И…

Оглушительно бабахнул первый фейерверк. Они отпрянули друг от друга.

- Господи, почему так громко? – растерянно прошептала она.

- Балкон открыт, - у него хриплый голос и тоже совершенно растерянный вид. И губы припухшие. И он снова тянется к ней, но ей хватило времени, что прийти в себя. Слегка отстранилась.

- С Новым годом, Ник! – голос ее преувеличенно бодр. – В вашем доме есть шампанское? Надо же отметить!

- Есть, наверное, - после паузы кивает он. – Я посмотрю. Ты проходи в гостиную. Я сейчас.

В гостиной она устроилась на диване, вцепилась в пульт от телевизора как утопающий за спасательный круг. Плазма на противоположной стене зашумела новогодней мишурой и фальшивыми поздравлениями под аккомпанемент фейерверков за окном. Так, возвращаемся в реальный мир, Любовь Станиславовна, возвращаемся. Что натворила?! Чем думала?! У нее четкое ощущение, что это все было не с ней. Не она это только что взасос целовалось с Колькой Самойловым в прихожей. Нет, это не она. Она же не могла? Вот так, сама, первая? Да еще и с ним! Зачем, почему? Будто в последний час уже ушедшего года она прожила не свою жизнь, а чью-то чужую. Будто не жила в реальной жизни, а играла в «Sims». Персонажем по имени Люба Соловьева. Бред. Бред. Бред!

А вот и ее товарищ по бреду появился. В одной руке Ник держал действительно бутылку шампанского, между пальцами другой ловко умещались два бокала. А еще он оделся, и это ее непоследовательно немного расстроило. Однако, увидев надпись на футболке, Люба махом забыла, что хотела сказать до этого.

- Чего ты так на меня смотришь? – Ник поставил бутылку и бокалы на журнальный столик перед диваном.

- Восхищаюсь надписью на майке и твоей скромностью, - усмехнулась Люба.

- А? Что? – он опустил голову и скосил взгляд. Чертыхнулся. - Да схватил первое, что у кровати валялось. Это мне Рыжий Варвар на Новый год подарила. А ты ж в курсе, какое у нее чувство юмора… специфическое.

На голубой футболке красовалось: «Секс-инструктор. Первые три занятия – бесплатно!».

- Маечка скорее в стиле Вектора. Он же любит футболки со всякими идиотскими надписями.

- Это да, - согласно кивает Ник. – Только, боюсь, сейчас ему за такую майку что-нибудь оторвут.

- Наверное, - с улыбкой соглашается Люба.

- Ладно, я сейчас еще еды какой-нибудь принесу. И будем отмечать.

- Узнаю брата Колю! Как же ты мог о еде забыть?

- О еде забыть невозможно.

В итоге, тарелками с разнообразными закусками он заполонил весь столик, в два этажа. Уверенно и ловко открыл бутылку, как положено, с хлопком и дымком, но без преждевременного излияния.

- Ну, с Новым годом?

- С Новым!

Звякнул хрусталь высоких узких бокалов. Люба едва пригубила, но качество напитка оценила. Ник выпил залпом, поморщившись так, будто это водка.

- Коля, кто так пьет шампанское?

- Как лекарство. Не люблю его.

- А что любишь?

- Пиво, - слегка недоуменно пожав плечами.

- И почему я не удивлена?

- Слушай, Люб. А скажи мне…

- Ой, а с чем это тарталетки? – она мгновенно поняла, о чем он собирается говорить. Нет, это табу, об этом нельзя! Она просто не знает, что ему сказать в ответ.

- Не знаю. С рыбой, кажется, - он отвечает слегка раздраженно. – Я так и не понял, что…

- Ммм, как вкусно! – она впивается зубами в тарталетку. Действительно, с рыбой, и действительно вкусно. Но главное – отвлечь Ника от вопросов. Ну же, Коля, соображай шустрее! Пойми, что эта тема не обсуждается.

- Кто б говорил, - Николай откровенно хмур теперь. – У тебя отец готовит – пальчики оближешь. Мать у него постоянно рецепты выспрашивает.

- У тети Юли тоже вкусно получается! Попробуй!

- Попробую. А все-таки что…

Глава третья, в которой наступают последствия поступков героев – неотвратимо и неизбежно, как последствиям и положено.

Сначала стало больно. Потом – очень больно. Потом пресеклось дыхание, и она смогла только упереться ему ладонью в грудь. И лишь после выдохнуть - мучительно, через силу:

- Стой!

Он остановился. В тишине комнаты его дыхание было оглушающим. Словно в такт пульсирующей внутри боли. Черт подери, почему так больно?! Вспомнились слова тети Даши о том, что неприятные ощущения во время дефлорации, как правило, связаны с тем, что партнерша не готова и нет достаточной смазки. Не ее случай, явно – как бы Люба не была неопытна, она понимала: физиологически она более чем готова к тому, что должно произойти, она это просто чувствовала. Так какого же ей так хреново?!

Ник шевельнулся.

- Нет, пожалуйста! Не двигайся! – он даже сквозь туман вожделения услышал панику в ее голосе. – Подожди. Дай мне… привыкнуть.

Ник вздохнул. Очень тяжело вздохнул. Но замер на какое-то время, нависая над ней. Боль не утихала. Да и какого черта ей утихнуть, если ее источник находился по-прежнему внутри Любы! Она начала дрожать. Господи, лучше уж операция, чем вот так вот!

- Люб, легче не будет, - голос его звучал сдавленно. – Мы еще… не закончили. Ты еще…

- Нет, погоди, пожалуйста!

- Не вижу смысла ждать. Тебе все равно больно.

- Нет! Стой! Остановись! Я передумала! – паника заставила ее почти кричать, упираясь руками в его плечи.

- Поздно.

Он резко двинул бедрами вперед, и ее ослепила вспышка горячей боли. Настоящей боли. Слезы вскипели в глазах, и она инстинктивно зажала себе рот ладонью, понимая, что сейчас не то, что закричит – заорет благим матом. Несколько секунд она захлебывалась собственным криком и слезами, а потом Ник так же резко вышел из нее.

Ей стало на какое-то время совсем параллельно на все – на него, на ситуацию. Важной была только потребность тела свернуться калачиком, прижать колени к животу и дышать, дышать. Упиваясь самой возможностью дышать без боли. И чувствовать, что тебя больше ничего не разрывает изнутри. Что ты снова принадлежишь только себе.

Боль уходила странно быстро, оставляя после себя лишь тянущее ощущение – как при месячных. И еще – чувство стыда. Мама дорогая, что же она натворила?! Пришла к парню, залезла к нему в постель, осчастливила его «высокой честью», а потом устроила форменную истерику. Щеки начали гореть, но она все же заставила себя отвернуться от стены, к которой прижималась лбом и коленками. Где ее несчастная жертва?

Ник сидел на краю постели, спиной к ней, его широкоплечий силуэт смутно угадывался в полумраке комнаты. Никогда она не бегала от трудных разговоров, и сейчас не будет!

- Ник…

- Да? – он даже не повернул голову.

- Извини меня.

Он не ответил, и это было ужасно обидно. Но она упрямо продолжила:

- Я понимаю, что вела себя как идиотка. Я сама предложила, и ответственность целиком на мне. Просто… я не думала, что будет так… Извини.

- Перестань, - он шевельнул рукой и вдруг накрыл ее ладонь своей. – Это ты меня прости. Я должен был остановиться… наверное. Ты же просила. Но уже… не смог. Черт! Я знал, что для первого раза я не…

Он резко замолчал. Она тоже не знала, что сказать. Молчание затягивалось, а Люба стала замерзать. И снова вернулась противная дрожь.

- Очень… больно? – Ник первым нарушил затянувшуюся паузу.

Не собирается она с ним это обсуждать! Слишком стыдно за свою истерику. Не шестнадцать ей лет, в конце концов, чтобы так себя вести!

- Ник, полежи со мной. Мне холодно.

- Конечно.

Он лег рядом, натянул на них обоих одеяло. Но почему-то не оставляло ощущение, что он теперь далеко, очень далеко. А ей хотелось… Толку себе врать! Хотелось тепла, нежности. Чтобы обняли, утешили, пожалели, приласкали. Наверное, нормальное желание для женщины после первой близости с мужчиной. Только вот мужчина, похоже, на эти условия заранее не подписывался. И поэтому он молча лежал рядом, лишь слегка касаясь ее плечом.

Накатывала обида и жалость к себе. Вот же год начался!

- Коль, я, наверное, домой поеду…

- Не глупи, - Ник говорит спокойно. Обидно спокойно для нее! – Смысл сейчас куда-то ехать? Давай завтра утром, а? У меня дома раньше двенадцати никого не будет. Завтра утром спокойно уедешь, чего сейчас ночью метаться?

Обида уже просто комком в горле. И ведь сама виновата! Пока она упивалась жалостью к себе, дыхание Ника стало совсем тихим. Прекрасно! Как и положено бесчувственному животному – после секса тут же заснул. Правда, то, что между ними произошло, сексом назвать сложно, но ей от этого не легче. И, тем не менее, несмотря на всю ее обиду, возможно, несправедливую, на парня, лежащего рядом, желание простого человеческого тепла пересилило гордыню. Он спит, и не убудет с него! А ей ужасно хотелось обнять и прижаться, что она и сделала. Аккуратно, стараясь не разбудить.

Ник неожиданно вздохнул, и она отпрянула. А он вдруг повернулся на бок и притянул ее к себе.

Глава четвертая, в которой герои много думают и вспоминают – им есть, о чем подумать и что вспомнить.

Второй том «Хирургических болезней детского возраста» был с раздражением отброшен в сторону, на подушку. Надоело. И читать надоело, и Интернет надоел, и вся эта новогодняя атрибутика уже тошноту вызывала. А больше всего надоело безделье. Ему не дали дежурств на новогодние праздники. Молод еще, видимо, как обычно. Он привычно нахмурился, но одернул себя. Что толку злиться? Молодость, как любил говорить отец, единственный недостаток, который с возрастом проходит. Но работать в полную силу хотелось уже сейчас. Делать нужное дело, пользоваться уважением коллег. Только вот медицина – сфера настолько консервативная, что на репутацию и уважение ему еще работать и работать. А пока есть только собственные амбиции, которые разбиваются о недоверчивые взгляды родителей. «Вот этот парень будет оперировать моего ребенка?!». Ладно, сколько можно даже дома о работе думать?

Ник встал, потянулся, подошел к окну. Уже начал угасать короткий январский день. Делать было совершенно нечего. Даже поговорить не с кем, Варвар где-то шляется, как обычно, родители в кои-то веки, по настоянию матери, уехали на неделю в санаторий – отдохнуть и подлечиться. Правда, отец там сразу же спелся (и спился – по утверждению мамы) с главным врачом и лечился по собственной методике. Но, несмотря на ворчание матери, вроде бы отдыхалось родителям хорошо.

За окном шли куда-то люди. Может быть, и ему прогуляться? Куда? Да некуда, в том-то и дело. Все визиты вежливости он уже нанес, если можно так сказать. Только вчера вот был в гостях у Вика. Вообще, странное дело. Когда его закадычный друг детства, Витька Баженов, он же Вик, он же Вектор, вдруг неожиданно добился-таки взаимности от своей великой любви (хотя лично Ник считал это блажью и дурью), Николай решил, что - все. Потерял он друга. Сожрет его Королевишна Надька и косточек не выплюнет друзьям. Вышло, к его огромному изумлению, иначе – и друга не потерял, и приобрел… Ну, не подругу, конечно, но Надька Соловьева, точнее, уже Надя Баженова оказалась человеком. Неплохим человеком, надо сказать. Коза и выдерга, не без этого, но, как говорится, у всех свои недостатки. Так что они вполне смогли найти с ней общий язык. А уж после появления на свет Ванечки Баженова…

Ник усмехнулся. Господи, родители, тоже мне. Сами ведут себя как дети. Ник вспомнил, как ему тогда позвонил Вик – перепуганный до икоты молодой папаша. «У Вани опухоль на животе!». Где-то там, на заднем фоне, подвывала Надька. Нет, он в опухоль сразу не поверил. Но примчался тут же. Угу, так он и думал. Самая обыкновенная пупочная грыжа, которую он, молодой и только-только набирающийся опыта детский хирург распознал сразу. Отпаивал Витьку вискарем, кормящую мать Надю – чаем с лимоном и сахаром, приняв на себя командование на их кухне. Успокоил, как мог, молодых родителей, чувствуя себя ужасно мудрым и опытным. Предложил периодически еще хлюпающей носом Наде свозить сына на консультацию к Владимиру Алексеевичу – своему начальнику, наставнику и заведующему отделением, где Ник работал. На что Надя ответила ему фразой, за которую он ей простил все ее прегрешения перед Виком – былые, будущие, мнимые и настоящие. «Своего сына я могу доверить только тебе, Коля!». С тех пор мир между ними установился окончательный и бесповоротный, а Ванечка Баженов стал его пациентом номер один.

Поначалу приезжал каждую неделю – проведать, посмотреть на динамику. Надя оказалась совершенно сумасшедшей мамашей, но он к этому уже привыкнуть успел – что нормальные с виду женщины могли вести себя на редкость неадекватно, когда дело касалось их детей. Но с Надей было проще – выяснилось, что, в крайнем случае, на нее можно даже грозно рыкнуть, и она послушается и перестанет дергаться. Поэтому Надежда дисциплинированно выполняла все его рекомендации по консервативному плану лечения, включая массаж, гимнастику и пластырь. Об операции думать пока было рано – в этом он Надю тоже смог убедить. В общем, Надька оказалась действительно неплохим человеком. И еще она сестра…

Ник вздохнул. Вчера, сидя на кухне у Нади с Виком, с маленьким крестником, бодро скачущим у него на коленях: молодые родители радостно сбагрили ему ребенка, Ник, глядя на Надю, вдруг поймал себя на совершенно крамольной мысли. Что он прекрасно представляет, как выглядит жена друга без одежды. Ведь они же с Любой близнецы, у них должно быть все одинаковое, не только лицо, но и тело. Эта мысль его так смутила, что даже Витька заметил. Подкалывал, что Ник какой-то странный и задумчивый. Да как тут не быть задумчивым?!

Решив занять руки, он двинулся на кухню, открыл холодильник. Но от мыслей ему это не помогло отгородиться. К сожалению, рот и мозг у него функционируют абсолютно автономно. Он запретил себе думать, потому что без толку – только голову сломаешь в попытке понять и объяснить. Но забыть… забыть не мог. Что-то сидело занозой и не давало сдать произошедшее в новогоднюю ночь в архив памяти. Да и хрен такое забудешь!

Поначалу он был уверен, что это какой-то очередной розыгрыш. Нет, он, конечно, ответил на поцелуй – кто б на его месте не ответил? Но ждал, все ждал подсознательно, что вот-вот откуда-то выскочит Соня с криком: «Ага!». Что там дальше, за этим «Ага», он не мог представить. Потому что смысла в таком розыгрыше не было. Но и на реальность ситуация мало походила.

Окончательно сомнения он отбросил только когда увидел… нет, даже не столько увидел – темно же было – ощутил ее. Голую. Под собой. Нет, так далеко в шутках нормальные люди не заходят. Даже выдерги-тройняшки Соловьевы. А она умудрилось еще раз выдать такое, что он снова подумал о том, что его разыгрывают, что с ним играют в какую-то неизвестную игру. Ну, потому что невозможно же было в это поверить. Что Люба – красавица Люба Соловьева, которая никогда за словом в карман не лезла, самоуверенная, прекрасно знающая, какое впечатление производит на противоположный пол и умеющая это впечатление производить, да что там – просто Люба Соловьева и этим все сказано! - что она… И ведь это оказалось правдой.

Глава пятая, в которой Николай Самойлов поступает в несвойственной ему манере, но Любовь Соловьева это не оценивает.

Его она заметила сразу, как он вошел. Трудно не заметить такого здоровенного амбала - сколько в нем росту, интересно? Люба придирчиво разглядывала Ника, пока он сначала осматривал кафе в поисках ее, а потом, увидев, улыбнулся и пошел к ней. Черный пуховик, темно-синие джинсы. Он одет так, как десятки тысяч парней в этом городе. Но все равно выделяется – своим огромным ростом и темно-рыжим ежиком.

- Привет еще раз.

- Привет. Раздевайся, давай, и садись.

Широченные плечи обтягивает обыкновенная темно-зеленая толстовка. Ник Самойлов явно не слишком заморачивается своим внешним видом.

- Ты на машине?

- На метро, - он устраивается за столом, берет в руки меню. – Ты забыла, что ли?

- Ах, да, - усмехается Люба. – У тебя же мотоцикл. Ты же у нас великий мотогонщик.

- Просто гонщик, если верить Варьке, - он возвращает ей усмешку. – В смысле, гоню постоянно – по ее утверждению.

- Чудесные у вас отношения.

- С сестрами всегда так. Ты-то должна понимать.

- Понимаю. Ну что, выбрал? Рекомендую черничный чизкейк – свежий и довольно приличный.

- Не хочу есть, - он откидывается на стуле. - Кофе только выпью.

- Коля! Кто тебя сглазил?! ТЫ не хочешь есть?!

- Угум. Новогодние праздники не прошли даром. Не могу уже есть – надоело.

Она смеется в ответ, он же даже не улыбается. Интересно, сколько мужиков в кофейне пялились на нее? Сколько ему сейчас смертельно завидуют? И – если бы они знали правду…

Подходит официант, чтобы принять заказ, Николая начинают уговаривать попробовать фирменные блинчики с лесными ягодами. А она снова принимается разглядывать его. Подсознательно сравнивает Ника с Марком.

Обыкновенная одежда, ничем не примечательная. Стилягой Ника точно не назовешь. Приехал на метро. И Марк – холеный, со стильной стрижкой, со вкусом одетый, на пижонском «Кашкае». Тут ей почему-то еще странным образом припомнился парфюм Марка, который ей категорически не нравился – слишком сладкий. А от Ника не пахло ничем. Или чем-то… чем-то трудно уловимым. От кожи.

- Уговорили все-таки, - ворчит Ник, и она отвлекается от своих мыслей. Парадоксально, но сравнение вышло все равно не в пользу Марка отчего-то.

Заказ приносят быстро, они успевают переброситься лишь парой фраз – про родителей, погоду. А потом… он же хотел у нее узнать…

- Ты как вообще?

- Вообще – прекрасно, - она демонстративно пожимает плечами. Жест изящный, как и плечи в тонкой, синей с темно-красными цветами, блузке.

- Как… самочувствие?

- Нормально, - еще одно пожимание плечами. – Насморк еще пару недель назад прошел.

- Люб, я не про насморк. Я про другое.

- Про что? – она смотрит ему прямо в глаза, и тут же легкий румянец выступает на щеках. – А, ты про… это. Все… - прокашлявшись, - все в порядке.

- Слушай, я сказать хотел, - он отхлебывает кофе. - Там же произошел разрыв мягких тканей…

- Что? А… ну и… Произошел и произошел! - румянец на щеках становится ярче, она даже отворачивает лицо, демонстрируя опять все ту же идеальную линию скулы и беззащитную натянутость шеи.

- После разрыва… гхм… девственной плевы… там образовалась раневая поверхность. На стенках…

- Ты мне тут лекцию по анатомии читать собрался?!

- Нет. Я к тому, что края разрыва зарубцуются через полторы-две недели. И раньше этого времени не стоит… заниматься сексом. Может наступить повторное кровотечение. И вообще… - он замолкает – выражение лица у собеседницы способствует.

Румянец ее становится совсем ярким – два темно-красных пятна на побледневших щеках. И глаза у нее такие… В жизни не видел у Любы такого выражения в глазах.

- Так, значит… - и голос ее очень тихий, но он отчетливо слышит его почему-то. – Значит, так ты об этом думаешь, да? Что я пришла к тебе тогда за избавлением от… от лишних мягких тканей? А теперь… как только добрый доктор Самойлов помог пациентке Любе Соловьевой – вуаля! Можно пускаться во все тяжкие! Ничего же не мешает! – голос ее стремительно набирает силу, превращаясь из шепота в гневный звон. – Отлично! Я только и ждала от тебя разрешения! Может быть, ты и справку мне напишешь? Что я уже пригодна… к употреблению?! Или что – тебе требуется провести еще одно обследование? Так ты скажи, не стесняйся! Прямо здесь будешь проверять – как зарубцевалось?

- Люба… - он реально ошарашен ее словами, ее тоном. Совсем не это же имел в виду, и, правда, беспокоился. - Ты меня не так поняла. Я же…

- Нет, Самойлов, ты не ящер! Ты… ты… ты придурок! Идиот! Кретин!

Последние слова она уже кричит, не стесняясь. А потом хватает шубку и сумочку – и вот ее уже нет.