Маргинал. Архипелаг

Глава 1. ЛИММА

Стараюсь немного отстать от основной группы. Знаю, мое общество не доставляет им удовольствия. Да и мне не нравятся их косые взгляды, перешептывания, намеки, не оставляющие сомнения в том, кто здесь лишний. Не обращаю внимания и все. С детства привыкла надевать броню равнодушия, делать вид, что мне безразлично. Но по-настоящему я свыклась со своим статусом изгоя относительно недавно.

Сзади идут ребята, на год старше. Они уже закончили основную школу, перешли в высшую. Еще через четыре года они ее закончат и поступят на службу в Центральное Министерство. Среди них нет таких неудачников как я. Мне едва удастся когда-либо увидеть его изнутри.

Они громко смеются. Непринужденно общаются. Подшучивают друг над другом. Как я завидую! Никогда так не умела. Моя стеснительность не дает и рта раскрыть в обществе. Вот Энджил Реста (сногсшибательная красавица!) что-то сказала своей подруге, и вся компания разразилась хохотом. Ее ясные голубые глаза сводят с ума не одну меня. У нас это вообще редкость. Раньше людей с такими глазами буквально истребляли, но с приходом нового лидера правило изменили.

Мы подошли к зданию Министерства. Небольшая арка служит входом на площадь. В ее стены вмуровали какое-то приспособление, которое сканирует проходящих людей до костей. Эта мера безопасности была введена пятьдесят семь лет назад, когда последние представители повстанцев пронесли взрывчатку и взорвали площадь. Им удалось убить министра, но не удалось сломать систему.

Двести тысяч людей встали полукругом, напротив нас сцена. К микрофону подходит наш лидер, Кристиана Реста. Ей всего двадцать пять, она самый молодой министр в истории. Уже в десять лет ее умственные способности восхищали учителей, а когда их заметило Министерство... Слишком быстро она получила должность, за которую боролись самые богатые представители аристократии.

Мгновенно все разговоры прекратились. Кристиана начала свою традиционную речь:

– Прошел ровно год с момента нашей последней встречи, но, с тех пор, произошло немало изменений. Благодаря новым разработкам Отдела медицины двадцать тысяч жителей Ролакра своевременно получили вакцину. Неожиданная вспышка чумы не забрала жизни невинных людей! Не смогла разрушить наш уклад! Эта болезнь, когда-то неизлечимая, подчинена нам и не представляет больше угрозы! «Ничтожная сила» не может сопротивляться новой эре, в которой…

Я честно старалась слушать ее, но мои мысли были слишком далеко. «Ничтожной силой» называли природу. Моя бабушка рассказывала, что несколько столетий назад произошла Великая катастрофа, в результате которой человечество объявило войну природе. Бабушка нарисовала картину, которую я держу в строгом секрете. За ее хранение меня точно арестовали бы. На ней изображена трава, зеленая и густая; высокие деревья. Все блестит после дождя, а над этим великолепием стоит семицветная дуга, которую бабушка называла радугой. Естественно, ни травы, ни деревьев я никогда не видела. Сто пять лет назад Министерство окончательно избавило все города от природы, само название поменяли на «ничтожную силу», а упоминания о ней оказались под запретом. С любыми нарушителями расправлялись мгновенно и жестко. На этой самой площади казнили самых опасных повстанцев.

Я огляделась. В глазах собравшихся людей горит фанатичный огонь. При упоминании о том, как человечество раздавило природу и подчинило себе ее силы, люди вздрагивали от удовольствия и гордости. Реста же оставалась холодной и невозмутимой. Она такая же красивая, как и ее сестра, Энджил. У нее прямые светлые волосы, тонкие изящные черты лица и выразительные серые глаза.
Наконец-то речь закончена, и двухсоттысячная толпа покидает площадь. Я стояла близко к выходу, а вот другим не повезло. Образовалась пробка, люди мешали друг другу. Реста и ее окружение сели в министерское метро, которое за несколько минут довезет их до дворца (иначе Министерство и не назовешь).

За час улицы изменились до неузнаваемости: празднично украшены, повсюду стоят длинные столы с угощениями, музыканты настраивают свои инструменты. Обычно подобные развлечения запрещены, но сегодня особенный день: прошло триста шестьдесят лет со дня катастрофы, так чудовищно изменившей наш мир.

Небо над головой становилось все оранжевей. Вечереет. Утром оно бывает грязного серого цвета, днем желтоватого, а ближе к ночи коричневым. Когда-то оно было голубым, но наши лидеры решили уничтожить и это упоминание о природе. Не знаю, как им это удалось; бабушка считала, что высоко над нами находится мощнейшее силовое поле, а над ним небо по-прежнему остается ослепительно голубым.

Бабушка умерла пять лет назад. Мне ее безумно не хватает. Обычно в этот день она рассказывала мне о прежнем мире, о котором услышала от своей мамы. Не знаю, смогу ли я рассказывать об этом своим детям, ведь новые поколения с детства пропитаны антиприродной пропагандой. Мои родители полностью одобряют действия Министерства, наверняка сейчас говорят об этом, так что домой не хочется. Все равно завтра в школе весь день будут рассказывать историю борьбы с «ничтожной силой». Надоело слушать ее из года в год!

Я вышла в центр. Всеобщее веселье заразило и меня. Естественно, танцевать меня никто не пригласит, зато я могу попробовать разные угощения, которые обычно могут себе позволить только аристократы. Особое внимание обращено к жонглеру огнем, который творил настоящие чудеса на маленькой круглой сцене. Огонь запрещен, но на этом празднике власти любят показать, что когда-то грозная сила теперь подвластна человеку. Жонглер ловко подкидывает огненные шары, ловит, делает сальто, не переставая жонглировать. И вот, кульминация выступления: он бросил под ноги один шарик, и весь загорелся! Люди восхищенно зааплодировали: зрелище действительно потрясающее. Вдруг жонглер повернулся в мою сторону и бросил несколько шаров, которые, подобно маленькому фейерверку, разорвались надо мной и какой-то девушкой! Я восхищенно смотрела на причудливые искры, спадающие на меня. Прикоснувшись к коже, они лишь ярче замерцали, легонько покалывая. Люди зааплодировали громче. Еще бы, не каждому так повезет!

Глава 2

Тихо переговариваясь, класс ждет представителя из Министерства. Замечаю, что Круччи что-то рассказывает друзьям, и они искоса поглядывают на меня. Не обращать внимания, не обращать внимания, не обращать... Ну как не обращать, когда они смотрят!

Спасло меня появление женщины из Отдела образования. Она неоднократно приходила к нам, и, вот, снова приходится слушать ненавистный рассказ:

– ... понимали, что грядет нечто ужасное, поэтому все разработки спрятали в специальные бункеры. Предположения оказались верны. В две тысячи сороковом году практически вся территория Западного полушария ушла под воду. До сих пор это заброшенное место, неподлежащее восстановлению. Мы неоднократно посылали туда экспедиции, но надежды на возрождение нет. Наше Восточное полушарие пережило не меньшие беды. Землетрясения уничтожили континент, называемый когда-то Европой. Мелкие острова были смыты наводнениями. Триста шестьдесят лет назад наше государство называлось Норвегией, оно находилось на севере Европы. Когда катаклизмы закончились, и люди снова смогли полноценно жить вне бункера, наши предшественники решили, что пришло время брать управление в свои руки. Благодаря разработкам мы смогли взять силы природы под контроль, полностью обуздать ее разрушительную мощь. Но окончательная победа произошла в две тысячи двести девяносто пятом году. Природа получила новое название, «ничтожная сила», а старое попало под запрет.

Как вы догадываетесь, разлом старого мира и становление нового, не обошелся без жертв. Из семи миллиардов населения планеты спаслось всего сорок миллионов. Учитывая тяжелые условия, немалый процент погиб. В результате человечество оказалось на грани вымирания. Мы не были готовы к этому. Жить в развалинах, в которые превратились когда-то богатые города, было крайне тяжело. Практически невозможно. Ослабленные люди столкнулись с ранее неизвестными болезнями. Не последнюю роль в усложнении ситуации сыграла склонность людей к панике. Животный страх побуждал к необдуманным, жестоким поступкам, которые могли бы помочь выжить ценой уничтожения других жизней. И к тому же демографическая проблема…

Я внимательно слушала, стараясь разобрать за этими словами скрытый смысл. Рассказ был превосходный. Для тех, кто слушает, не думая. Она рассказывает так, что не остается сомнений в ее правоте. Об этих ужасных катастрофах, последствиях, оказавшихся не менее тяжелыми. Но почему они произошли? За что природа так жестоко отомстила человечеству?

– … смогли наладить контакты. Остальные группы людей были более организованными, и, взяв их за образец, мы смогли навести некое подобие порядка. Именно тогда наши лидеры вспомнили про разработки. Трудолюбие и желание восстановить стабильность подтолкнули прогресс. За довольно короткое время мы опередили в развитии все остальные группы, достигли того уровня, когда снова смогли называть свои образования государствами! Не такие огромные как когда-то, но сплочённые перед лицом общего врага! Оглядитесь вокруг: все это результат долгой и тяжелой работы, которая стоила нам нечеловеческих усилий и огромных жертв! Люди считали честью погибнуть ради спокойной жизни своих детей. Они окропили кровью дорогу в будущее!

А вот и тот момент, которого я ждала. Весь монолог состоял из холодных фактов, но доходя до этой части, женщина из Министерства всегда взволновано повышала голос, глаза ее блестели. Эти же эмоции отражались на лицах ребят. Они сейчас представляли, каково это, заходить в белую лабораторию, ложиться на стол, понимая, что это твои последние часы. Вспоминать родных, ради которых добровольно отдаешь свою жизнь. А в это время ученые настраивают всякие приборы, подключают к тебе трубки, вкалывают лекарства, проводят опыты. Я тоже часто думала об этом. Вдруг все не так однозначно, как нам рассказывают? Смогла бы я пожертвовать своей жизнью ради туманного будущего? С трудом себе это представляю. Самопожертвование, конечно, хорошо, но не каждый готов на подобный шаг. Лично я – нет.

– Мы не стали давать новые названия своим государствам. Лидеры единогласно решили, что будет лучше их просто пронумеровать. Наше получило первый номер. После мы совместно приступили к развитию науки. Наши ученые разработали новый вид кислорода. Он – совершенен, обладает целительными свойствами. Новые продукты получили старые названия и даже форму, но не стоит напоминать о том, что это абсолютно безопасные для здоровья…

Сейчас перейдет на воду. Она у нас тоже особенная. Ту жидкость, которую мы пьем, разработали сто лет назад. До этого, люди часто умирали, практически без причины. Министерство было озабочено этим фактом, искало недочеты в медикаментах, продуктах, но опасные вещества нашли именно в воде. А вот душ у нас по-настоящему необыкновенный. Заходишь в кабинку, нажимаешь на кнопку, и со всех сторон на тебя идет сухой поток, который при этом великолепно пахнет и за несколько минут расправляется с грязью и бактериями.

– … мы тесно с ними сотрудничаем. Ближе всех к нам находится государство под номером пять. Именно наши ученые, объединённые в одну группу, отправились исследовать Западное полушарие. Когда-то оно было необычайно развито, находящаяся там сверхдержава оказывала давящее влияние на всю Европу. Но теперь, когда от их цивилизации не осталось и следа, мы смогли побороть страшные болезни, известные и не известные человечеству, решить демографическую проблему, с нуля воссоздать культуру! Мы должны гордиться нашими предшественниками, помнить об их жертве. Я смотрю на ваши лица и вижу ту инициативность, решимость, жажду новых открытий и благородства, которые несколько столетий назад дали нам шанс на возрождение. Искренне надеюсь на то, что вы посвятите ваши жизни совершенствованию нашей системы и поддержанию порядка в уже существующей. Что ж, не буду больше злоупотреблять вашим вниманием!

2.1

Подошли к лифту. Обычно я спускалась по лестнице, но тогда не хотелось тащиться с шестого этажа. Из головы не выходил рассказ. Ясно же, что нам рассказывают только то, что одобрено Министерством. Пятый этаж. А ведь, сколько всего упустили! Важного, но наверняка не предназначенного для широких масс. Третий этаж. Хочу ли я знать правду? Ведь наша устоявшаяся жизнь стабильна до тех пор, пока каждый занимает свое место. Второй. Может, поговорить с кем-нибудь... Как жаль, что бабушка умерла. Она бы точно поняла мои сомнения.

Двери лифта открылись, мы прошли по короткому коридору, ведущему в холл. Неожиданно Майк спросил:

– Ты ей веришь?

Я растерялась. Непрерывно думая об этом, я забыла о его присутствии. Да и разве можно доверять кому-либо свои мысли на такую тему!

– Женщине из Министерства?

– Ну да. Понимаю, на эту тему народ не особо любит распространяться, только вот когда я слушаю эту мерзкую грымзу, так и хочется спросить: смогла бы она пожертвовать своей жизнью ради «спокойной жизни своих детей»!

Его ехидная усмешка окончательно ввела меня в ступор. На подобные откровения решится не каждый. Представляю, какой глупый вид был у меня. Майк посмотрел на меня и не удержался от улыбки. Надо признать, улыбка у него потрясающая.

– Я заметил, как ты смотрела на грымзу. Я так же смотрю на свою драгоценную маму, когда она заводится насчет моей внешности. Ей безумно хочется, чтобы я, как и брат, поступил на службу в Министерство, а это значит, привел себя в порядок, больше времени уделял учебе, не конфликтовал с учителями и одноклассниками. То есть, не делал все то, что доставляет мне удовольствие.

Раньше мы никогда не разговаривали, но мне его слова показались искренними. Бабушка велела никому не доверять, а так хочется поговорить об этом с кем-нибудь, кто поймет. В этом-то и моя проблема: нет никого, кто выслушал бы меня, без издевательств и подколов.

– В общем, мама пыталась надавить, но отец решительно пресек прессинг. Он сказал, что я достаточно взрослый и могу принять решение самостоятельно. Что-то мне подсказывает, что он не любит работу в Министерстве.

– Почему?

– Папа ненавидит пропаганду, в Министерстве все построено на ней, а вот мама готова проглотить все что угодно, лишь бы не лишиться положения в обществе.

– Прекрасно тебс понимаю, – наконец-то я оправилась от смятения. – Мои родители, хоть и не занимают высоких должностей, поклоняются Министерству и особенно Кристиане Ресте. А мне она не очень нравится. У нее слишком…

– … холодные расчетливые глаза, чтобы поверить в ее слова о любви и сопереживании.

– Никогда не подумала бы, что услышу от тебя нечто подобное!

– А я вовсе не удивлен. Знаешь, почему Вероника так тебя ненавидит?

Не скажу, что мне приятно было упоминание о ненавистной однокласснице, но вопрос меня заинтриговал.

– Она привыкла блистать. Странные вы все-таки создания, девушки! Вот ей нужно, чтобы подружки полностью подчинялись, спрашивали ее мнение, пользовались советами. Короче, не сомневались в ее авторитете. Ручные безмозглые зверьки, выполняющие любые команды, – он презрительно скривился, словно говорил о ком-то конкретно. – А ты другая, она тебя не понимает, поэтому и злится.

– Ладно, не говори ерунду.

Он прав, я это знала, но высказать свою мысль так точно нужно уметь. Отвернулась, чтобы он не увидел, как я покраснела.

И вот вновь мы идем вместе, как и в прошлом году. Тогда я так и не решилась на откровения, но мы хорошо общаемся, и у меня наконец-то появился друг!

В холле сидят десять мальчишек. В этом году они перешли в основную школу. В подготовительной учатся ребята с восьми до десяти лет. Затем семь лет основной школы, после чего еще пять высшей. Там обучаются непосредственно будущей профессии. В этом году я оканчиваю основную школу, необходимо определиться (что мне никак не удается). А этим ребятам предстоят еще семь безмятежных лет, неомраченных мыслями о будущем.

Они что-то настолько живо обсуждали, что заинтересовали Ричара Ботта, учителя истории. Он окликнул ребят, которые с неохотой оторвались от разговора и посмотрели на учителя.

– Молодые люди, обращаю ваше внимание на то, что во время учебного процесса запрещено громко разговаривать в коридорах. Если вам повезло, и вас отпустили раньше, это еще не означает, что вы имеете право во весь голос обсуждать нечто, связанное или же не связанное с учебой, мешая тем самым остальным. Которые, в отличие от вас…

Тут его голос утонул в пронзительном шуме учеников, выбегающих из кабинетов. Со стороны это могло показаться паническим бегством от смертельной опасности, но на самом деле в классах прозвенели звонки, и дети спешили ретироваться, прежде чем им успеют задать упражнения на дом. Учителя, стоит им отдать должное, даже не предпринимали попыток остановить их. Десятилетки, не привыкшие к строгим правилам основной школы, наивно надеялись привить учителям свои порядки. Через месяц, конечно, они немного успокоятся, но пока им лучше не попадаться на пути – иначе растопчут.

Мы с Майком сидели на подоконнике, отгороженные от Ботта огромным стендом. Таким образом, спаслись и от нашествия мелких варваров, и от гнева учителя, любившего во всем порядок. По лестнице спустилась грымза из Министерства с делегацией, состоявшей не только из учеников нашего класса. Они прошли в десяти метрах от нас, но благодаря этому же стенду, не заметили. Ричар Ботт уверенным шагом подошел к грымзе и принялся уверять ее в том, что услышал отрывок ее речи.

2.2

В школьном дворе стояло около двадцати представителей Министерства, вокруг них столпились ребята и учителя. Мы с Майком присоединились к нашим одноклассникам, которые, обогнув толпу, выбрались наружу. Необъяснимо, но на улице было намного легче дышать.

– Ненавижу коричневый цвет. У меня бессонница, так что ночами я обычно читаю. Или гуляю. Коричневый мне приелся настолько, что тошнит от него.

– Сильнее, чем от грымзы?
У меня никогда не было бессонницы, но я не отказалась бы от прогулки ночью.

– Тяжело сказать. Грымза промывает мозг раз в год, а этот ужасный цвет мозолит глаза каждую ночь.

– О чем ты думаешь во время прогулок?
Майк оценивающе посмотрел на меня. Зря, наверно, спросила. Не каждый захочет делиться личным, но, спустя минуту, он все-таки ответил:

– Ночь – это единственное время, когда я могу побыть наедине со своими мыслями. Если мама и ругается по поводу учебы, то только в целях профилактики. Я всегда внимательно слушаю учителей и выполняю все, что нам задают. Свободное время провожу с семьей или друзьями, так что опять приходится подстраиваться под них, под их интересы. А вот ночью я один. И могу думать о чем угодно. Например, о том, что же нам не договаривают, какую правду скрывает Министерство? Вдруг война с природой это огромная ошибка? Представь планету, на которой мы жили бы с окружающим миром в гармонии. Это было бы намного лучше. Министерство говорит, что мы можем гордиться своими городами, сверх развитыми и сверх безопасными. А вдруг эта хваленая наука приближает конец? Ведь до Великой катастрофы цивилизация тоже была очень развита! Мы получили новый, обновленный мир, шанс начать все сначала. Но нет, снова повторяем ту же самую ошибку. Нас считают детьми, и все решают за нас, но ведь именно мы наследуем эту землю, однажды ответственность и их результаты лягут на нас!

Майк взволновано смотрел на меня, даже покраснел немного. Судя по тому, как горят мои щеки, я выгляжу точно так же. Бабушка говорила, что рассказывать свое мнение небезопасно, но я верю Майку. Тем более, мы уже почти год хорошо общаемся. Плевать на осторожность, я должна поделиться тем, что так мучает меня:

– Я тоже об этом думала, и настолько привыкла к подобным мыслям, что казалась себе единственной, кто обращает на это внимание. Как приятно узнать, что я ошибалась!

– А ты хотела бы увидеть природу?

– Конечно! Ты даже не представляешь, как сильно! Знаешь, я тоже часто думаю о том, что скрывает Министерство, но, – я смущенно запнулась. – это пустая трата времени. Мы всего лишь школьники, разве мы можем что-то сделать?

– Реста тоже когда-то была всего лишь школьницей, зато сейчас знает абсолютно всю правду.

– А ты считаешь, что это необходимо?

– Свобода – это основа. Физически человек жив лишь тогда, когда его сердце перекачивает кровь по телу, но есть же еще и жизнь духовная. Нам нужна свобода, без нее человек как разумное создание не существует.

Глава 3

Уже несколько дней небо яркого желтого цвета. Для одиннадцатого месяца это нечто нереальное. Обычно оно бывает грязно-серым, настолько противным, что хочется залезть под одеяло и не высовываться оттуда до четвертого месяца.

Бабушка рассказывала, что раньше месяца имели свои названия и даже сезоны, и что природа менялась в зависимости от них. Или их назвали в зависимости от природы. Трудно сказать. В любом случае, сейчас они просто пронумерованы, а названия давно забыты.

Я проснулась раньше обычного. Спать не хотелось, поэтому быстро оделась, привела себя в порядок и пошла в школу. Занятия начнутся только через час, но я пойду обходным путем, прогуляюсь немного.

Замечательное утро! Людей практически нет, а те, кто вынужден спешить, проходит со счастливым лицом. Несколько раз со мной поздоровались незнакомые люди. Я взяла с них пример. Как это приятно, пожелать кому-нибудь доброго утра, и получить в ответ доброжелательную улыбку! В эти минуты я осознавала свое единство с окружающим миром, со всеми этими людьми.

Подходя к школе, замечаю ребят, столпившихся возле какого-то объявления. Опять Министерство приглашает будущих выпускников на собеседование. Там должны провести различные тесты, которые помогут определить наши склонности, какая из профессий нам больше всего подходит. Разумеется, это мероприятие общеобязательное. Состоится через неделю. Внизу перечислен список всех высших школ. Возможно, я еще не упоминала, но в нашем государстве есть пять подготовительных школ, десять основных и двадцать высших. Разумеется, к городкам это не относится. У них свои подготовительные и основные школы. Я имею в виду Ролакр, Стодленд и прочие города. Они прямо не входят в состав нашего государства, но находятся под его контролем.

Поднимаюсь в класс. Вероника бросила на меня быстрый взгляд и снова повернулась к своей компании. Сегодня Майка не будет. Мне снова предстоит сидеть одной. Теперь взгляды и перешептывания друзей Круччи снова будут преследовать меня повсюду. «Больше меня это не задевает. Мне все равно» – несколько раз мысленно повторяю.

Прозвенел звонок, в класс зашел мистер Ботт, велел записать новую тему и пустился в скучнейший рассказ. Его монотонный голос пробуждал сон: сконцентрироваться будет сложно. Ребята на задних партах откровенно заснули. А я погружаюсь в свои прерванные мысли.

Сэмерс, парень, с которым я познакомилась на празднике, обещал, что мы встретимся. Прошло два месяца, но он так и не появился. Почему? Может я показалась ему слишком скучной? Но ведь он сам предложил увидеться. Я три часа простояла в парке возле моста, думала, что перепутала что-то. Пришла туда же на следующий день. Так и не дождалась.

Обидно конечно, но благодаря Майку мои страдания были минимальны. Каждый день он приходил ко мне домой, и мы вместе готовились к экзаменам. Мама была вне себя от радости, что я вылезла из своей «интровертной» раковины. Мы заметно продвинулись в учебе, и я чувствую себя намного увереннее при мысли о предстоящем тесте по определению будущей профессии. Папа тоже был доволен, и, если удавалось пораньше вырваться с работы, помогал нам с подготовкой. За один месяц он подтянул нас по химии настолько, что Майк сделался любимчиком у нашей учительницы Сьюзен Освен. Ему (природному бунтарю) это не очень нравилось, зато оценки стали намного лучше.

– Насколько я понимаю, вам не нужны мои уроки! Вы и сами знаете историю настолько, что готовы сдавать экзамены немедленно?!

Удивительно, но Ричар Ботт все-таки заметил полное отсутствие внимания со стороны класса. Вероника мгновенно выпрямилась, приняв крайне сосредоточенный вид. Ребята поспешили последовать ее примеру. Ботт обвел их взглядом, и тут наткнулся на меня. Видимо, ему показалось, что я должна выглядеть более раскаянно, а не продолжать сидеть, будто ничего не происходит.

– Лимма! Вас это тоже касается! Или вы считаете, что знаете мой предмет лучше меня?

Вероника угодливо кивнула. Весь класс обернулся: кто-то смотрел злорадно, кто-то явно с состраданием. Я же не виновата в том, что преподаватель из Ботта не очень! К сожалению, эту мысль озвучить нельзя. Лихорадочно вспоминала, что он рассказывал. Такое монотонное скучное бубнение, кажется, что-то про реформы... Так мы же с Майком давно это выучили!

3.1

Осознание того, что я могу утереть нос Круччи, придало мне уверенности.

– Ни в коем случае! Я внимательно вас слушала. Вы рассказывали про реформы, проведенные Министерством сразу после окончательной победы над «ничтожной силой». Именно реформа образования две тысячи двести девяносто пятого года заложила фундамент той образовательной системы, которая существует в наше время.

В классе образовалась тишина. Вероника отчаянно пыталась вникнуть в смысл сказанного, ее змейки-подружки выглядели растерянно. Еще бы, мое унижение, которое для них как бальзам на душу, вдруг ускользнуло из рук!

Зато Ботт расцвел на глазах! Обрадованный тем, что я так «внимательно его слушала», он поставил мне высокий балл за урок. И дальше, окрыленный успехом «своего преподавания», с таким воодушевлением рассказывал про реформы, что с класса спало сонное оцепенение. Наконец-то он прекратил монотонно бормотать, наоборот, было трудно разобрать его торопливую и эмоциональную речь, но хотя бы ребята его слушали, чего раньше никогда не происходило.

Только вот одного я не учла: обычно лекции Ботта игнорировали, а теперь он просто стал кумиром всех школьников. Его уроки стали по-настоящему смешными, когда тощий лысоватый преподаватель, размахивая руками, прыгал возле доски, зато теперь он больше не ходил по коридорам и не наказывал учеников за дисциплинарные нарушения. Я удивлялась, как мало нужно человеку для счастья! Быть нужным кому-то, приносить пользу.

Естественно, несколько дней все только и обсуждали преображение учителя, пока кто-то не вспомнил, что оно произошло именно после моего ответа. Я не считаю, что сделала что-то особенное. Просто перспектива получить низкий балл не особо привлекала. Не хотела доставлять такого удовольствия Веронике, и решила действовать ее же методом. Капля лести и немного самостоятельно приобретенных знаний – вот он, залог успеха!

И теперь я, Лимма Тедера, стала героем всей школы! Я тысячу раз повторяла, что я здесь не причём, но благодаря местным балагурам, поддерживающим сплетни, меня все равно продолжали считать спасителем (особенно те, кого раньше наказывали заслуженно).

Майк каждый раз, когда мне желали удачного дня незнакомые ребята из младших классов, начинал ехидно улыбаться. Ему ведь известно, откуда я на самом деле знала о реформах! Сначала я обижалась, ведь выхода-то у меня тогда не было. Сейчас, когда меня продолжали нахваливать, я поняла, как смешно это выглядит.

– Если смотреть правде в глаза, они правы, – заявил он. – Хоть ты и не проявляла должного внимания на уроках, но зато запустила цепочку событий, приведших к столь поразительным и позитивным изменениям в характере профессора Ботта, и в его методах преподавания, – протянул Майк в монотонной манере Ботта, от которой учитель в последнее время избавился.

Я хихикнула, и испуганно огляделось: на химии лучше вести себя тише, ведь наша учительница – ярая поборница дисциплины.

Миссис Освен внимательно осмотрела класс, после чего вызвала к доске Лену Миллер, одну из самых преданных подружек Вероники. Она ничего не смогла ответить даже на самые элементарные вопросы. Получив заслуженную оценку, с видом победителя вернулась на место.

– Итак, Миллер, должна заметить, у вас низкая успеваемость. Экзамены вы будете сдавать по всем предметам, независимо от того, какую профессию выберете. Так что советую срочно… Миллер, я к вам обращаюсь! Не смейте поворачиваться ко мне спиной! На перемене обсудите с мисс Круччи все, что угодно, на уроке же я требую вашего безраздельного внимания. Малси, я давно вас не спрашивала. И вы, Тедера, тоже пройдите к доске. Посмотрим, так же вы виртуозно справляетесь с химией, как и с историей.

Невозможно передать все то злорадство, с которым на меня смотрели Вероника с Леной. Когда миссис Освен задала вопросы, то же злорадство отразилось внутри меня, хотя я постаралась выглядеть невозмутимо. Мы с легкостью ответили и на основные вопросы, и на несколько дополнительных. Миссис Освен осталась мною довольна. Я просто не могла отвести взгляд от багрового лица Вероники, когда получила высший балл.

Так что, в который раз, я пришла домой в отличном расположении духа.

Утром ощущения не ослабли: сегодня выходной, то есть можно приятно провести время. В моем понимании приятно – это без кислого лица Вероники и без занудных предметов не менее занудных преподавателей (мистер Ботт к ним, напоминаю, больше не относится). Через час пришел Майк. Мы решили позаниматься сегодня историй и технологиями. Мама отправилась на кухню, приготовить нам что-нибудь вкусненькое. Вчера она встретилась в магазине с Рикой, нашей учительницей:

– Сколько приятного я о вас услышала! Ваши достижения стимулируют ваших одноклассников.

Мы быстро переглянулись с Майком.

– Вот что получается! Наши достижения, оказывается, стимулируют наших одноклассников! Особенно Круччи, – высказала я, когда мама вновь вернулась к своему кулинарному шедевру.

– Зря ты смотришь на нее. Ведь у нас в классе много ребят, некоторые действительно стали более старательными в последнее время.

– Скоро экзамены.

– Но именно после твоего успехов в подготовке к экзамам ребята решили подтянуться по всем предметам. Ой, да брось, этот скептицизм на твоем лице меня умиляет! Именно Вероника тебя ненавидит и настраивает друзей. Заметь, в последние дни некоторые из них с тобой здороваются, хотя Круччи это ну оочень не нравится. Если бы ты немного расслабилась, перестала искать повсюду подвох, жить стало бы легче.

3.2

Мы упорно читали учебники, решали задачи, тесты, рисовали схемы. То есть делали все, что угодно, только не обсуждали самое важное, что нас больше всего беспокоило. Когда мама позвала ужинать, мы обнаружили, что в три раза перевыполнили план.

Стол был празднично накрыт. Завтра нас ожидают тесты, и для мамы это важное событие. Папа только пришел с работы, и, как оказалось, не один.

– А я думал, твоя мама приготовила все для нас: своеобразная пытка едой, – прошептал Майк.

– Я тоже. Интересно, кто там пришел?
– Кажется, я вижу девушку, – Майк критически осмотрел мои домашние брюки и, командным тоном, приказал пойти переодеться.

«Распоряжается, будто я его девушка!» – смущенно, с примесью глупой радости я стояла посреди своей комнаты, не знаю, что делать. Сначала не хотела ничего менять, но в итоге все же надела платье (простое, темно-синее) и прошла в столовую.

Майк хотел тихонько ускользнуть, но, увидев меня, застыл. Так мы и столи друг напротив друга, пока папа решительно не перехватил его в дверях и не отвел к гостям.

Его начальника, мистера Фимича, я однажды видела. Невысокий мужчина пятидесяти лет, очень веселый и добродушный. Но вот его семья… Жена, полная женщина с ехидным прищуром, и дочь, чем-то похожая на Веронику Круччи. Судя по ее скучающему виду, она с большим удовольствием осталась бы сегодня дома.

Мы сели за стол, отец сразу завязал оживленный разговор с мистером Фимичем, его жена хвалила мамины кулинарные таланты. Мы же, трое представителей молодого поколения, поглощали вкусный ужин, хмуро поглядывая друг на друга.

Достаточно подробно обсудив кулинарию, миссис Фимич громко заметила:
– Завтра будет важный день! Оливия так волнуется, хоть и не признает этого, но я же знаю свою дочь!

Кислое лицо Оливии выражало что угодно, только не волнение. Зато мамино выражение стало крайне хищным:

– А вот Лимма и Майк с нетерпением ждут этот день. Едва оттащила их от книг. Уже несколько месяцев ведут усиленную подготовку к экзаменам, весь класс пытается равняться на них! Встретила вчера их учительницу, она долго не отпускала меня. Безумно горжусь своей дочерью. Это она предложила Майку заниматься вместе, чтобы немного подтянуть его по всем предметам.

Трудно описать, что мы чувствовали. Из последних сил вернула челюсть в исходное положение. Вдруг кто-то легонько толкнул мою ногу под столом. Скосила глаз на Майка. Его лицо было насыщенного ярко-красного цвета. Ну, мама, накрутила!

– Какие молодцы! Я и смотрю, такие уставшие у них лица! А профессию вы уже выбрали? Оливия, конечно, будет проходить тест, но только чтобы удостовериться в правильности своего выбора. Ее так привлекает наука!

Судя по тому, какой оттенок приобрело лицо Оливии, ее привлекает наука так же, как и я «предлагала подтянуть Майка по всем предметам»! Мама растерянно посмотрела на нас, но Майк лишь мило улыбнулся и ответил:

– Мы немало думали об этом. Выбор профессии – крайне ответственное решение, которое может повлиять не только на нашу судьбу. Каждый человек в этом обществе связан с другими людьми, и мы должны заботиться друг о друге. Выбранная деятельность обязана быть необходимой и общественно полезной.

Обычно он говорит так витиевато, когда сам не знает, что хочет в итоге сказать. Главное – развить мысль, а потом куда вынесет. Судя по тому, как вытянулись лица у троих Фимичей, речь их запутала, и я решила эффектно закончить:

– Именно поэтому, мы решили выбрать профессию, которую определит тест. Министерство создало совершенную систему общества, слаженно и стабильно функционирующую на протяжении столь длительного времени. Ей мы и доверимся!

Я окончательно их добила своей репликой! Потом Майк заливался смехом, вспоминая тупое выражение лица Оливии. Мистер и миссис Фимич лишь растерянно переглянулись.

Вскоре гости поблагодарили за приятный вечер, пожелали нам удачи, и уехали домой. Мама была счастлива настолько, что не стала заставлять доесть ужин. Даже она поверила в эту чушь, и, не сдерживая слез, обнимала меня. Досталось и Майку, как он ни старался спрятаться за папу.

Подводя итоги сегодняшнего дня, могу уверенно сказать, что он прожит не зря. Мы продуктивно позанимались, вкусно поужинали, произвели великолепное впечатление на папиного начальника и его жену (неприязнь их дочери тоже можно отнести к личным победам). Майк ушел домой, родители обсуждали вечер, а я валялась в постели.

Если бы я только знала в тот момент, что принесет мне завтрашний день! Клянусь, немедленно выбросилась бы из окна! А пока мне остается лишь блаженно улыбаться своим мыслям, не догадываясь ни о каких неприятностях.

Глава 4

Ночью меня мучили кошмары. Я видела бабушку. Она была намного моложе, чем я ее помнила, и красивее. Она стояла посреди пустого города, и осматривала его безумными глазами. Потом уткнулась взглядом в меня и широко открыла рот от удивления. Рядом появлялись люди, совершенно безликие, и перешептывались друг с другом. Я не слышала самих слов, но язык был мне не знаком: резкий, гортанный, отрывистый. Они окружали меня, хотя близко не подходили.

Мусор хрустел под их ногами, и я обратила внимание на сам город. Руины, в которые превратились небоскребы, выглядели устрашающе, повсюду валялись груды ржавого металла. В воздухе висел пепел. Небо было грязно-серого цвета, но не такое, каким я его привыкла видеть. Явно ощущался намек на синеву! Это тот мир, каким он был до Великой катастрофы!

Передние ряды безликих падали и рассыпались в прах, но сзади подходили новые люди, которые также исчезали. Ветер трепал длинные волосы бабушки. Она смотрела прямо в глаза, и я ощущала возникшую между нами связь. Я отчетливо увидела пламя, пожирающее леса, дым, заволакивающий голубое небо; людей, кричащих и плачущих, которые бежали, прятались. Но им не удавалось спастись: катаклизмы целенаправленно уничтожали мир, начиная с мегаполисов, и заканчивая захолустными деревушками. Гигантские волны смывали острова, города проваливались под землю, огонь слизывал всю растительность планеты. Люди устали, в них больше не было страха, только отчаяние и обреченность. Большинство просто ждало своей участи, остальные из последних сил шли куда-то, перешагивая через трупы и обломки домов.

Среди них брела маленькая девочка. У нее были такие красивые золотистые волосы: легкие, невесомые. Огромные голубые глаза. Она потерянно озиралась, словно надеялась увидеть кого-то. В ней чувствовалась огромная сила, ведь она боролась за жизнь, когда более взрослые люди сдавались. На минуту все озарилось ослепительной вспышкой, после которой остатки зданий рухнули, пожары стали масштабнее, даже наводнения не могли с ними справиться. И вот снова эта девочка. Сидит на земле, прислонившись к обломку крыши. Платье висело клочьями, не скрывая иссушенное тельце. Лицо больше напоминало череп, но который спадали поседевшие грязные колтуны. Глаза потухли, стали практически бесцветными. Она откинулась на спину и взглянула на меня. Я с минуту смотрела ей в глаза, пока не поняла, что они уже ничего не видят. Комок намертво застрял в горле. Слез не было, но внутри все горело.

Проснулась от собственного крика. Попыталась слезть с кровати, но лишь сильнее запуталась в одеяле и рухнула на пол. Со всей силы впилась зубами в руку. Во рту почувствовался солоноватый вкус, теплая жидкость закапала на футболку.

Что я творю??

Это бред, полный бред. Просто наслушалась рассказов министерской грымзы и все. Моя бабушка жила спустя несколько столетий после катастрофы. А эти безликие? Их странный язык? Я никогда о таком не слышала, такого не существует! Игра воображения, стресс, переживания, все что угодно, но не реальность!

Именно этим я себя успокаивала весь день. За завтраком мама, заметив мое состояние, списала все на волнение перед тестом. Я подтвердила ее версию, чтобы не пересказывать сон. Мама не поймет меня, она никогда не задумывалась на такие темы.

Все валилось из рук. Когда смотрела в зеркало, видела исхудавшее лицо девочки. Расчесывалась – представляла клоки ее грязных вылезших волос. Ее образ повсюду преследовал меня. Обреченность и покорность, безразличие и усталость. Ей надоело бежать, не осталось сил. Неужели, они все так погибали, медленно и мучительно?

По дороге в школу я обо всем рассказала Майку. Ожидала потрясения, но его не удивил мой рассказ. Его поразила моя реакция!

– А как ты себе представляла катастрофу?

– Я думала, что она уничтожила мир мгновенно. Одна минута – и все умерли, без страданий.

– В общем, думала так, как этого хочет Министерство. Я давно заметил, что они говорят правду только в глобальном смысле, а вот в мелочах врут. Да, Великая катастрофа уничтожила мир, но не за секунду же! Это невозможно, поверь человеку, который провел много времени, изучая этот вопрос. Необходимо время, чтобы поглотить высокотехнические страны, а именно такими они и были, этого даже Министерство не скрывает.

Тем временем, мы подошли к школе. Сегодня здесь собрались только будущие выпускники. Нас развели по классам, уже привычная грымза произнесла короткую речь, после которой каждому вручили первый блок тестов. В нем были дурацкие вопросы, вроде «Какой цвет вы предпочитаете в одежде?» или «Как вы относитесь к министерским служащим?». Через пятнадцать минут у нас забрали ответы и раздали новые вопросы. Тут они были намного серьезнее и сложнее. Мне потребовалось полчаса, чтобы ответить на сорок вопросов. После нас вывели из кабинета и построили в холле. Каждому вручили по листочку, в котором был указан номер класса, время и наши имена. Грымза велела каждому пройти в соответственный кабинет, не опаздывать и вести себя подобающе.

Мне пришлось подниматься на третий этаж. В кабинете вся мебель была сдвинута к дальней стене. Посередине стояли два кресла и маленький журнальный столик. Возле окна стоял высокий темноволосый мужчина. Мне он понравился тем, что не был похож на остальных работников Министерства. Глядя в его скучающее надменное лицо, не могу представить, как он с фанатизмом рассказывает ученикам о «ничтожной силе». Казалось, сейчас ему меньше всего хочется разговаривать со мной или еще кем-либо. Но, несмотря на подобное впечатление, он крайне вежливо поздоровался и предложил присесть в кресло.

Глава 5

Сильнее сжала кулаки, пытаясь унять дрожь. Я спокойно сдавала тест, спокойно ожидала результаты два дня, но сейчас напряжение парализовало меня. Ребята в классе тоже волновались. Мы со вчерашнего дня делились впечатлениями, и все они уверены, в том, что их результаты будут самыми ужасными. Учителя уверяют, что ничего важного не случилось, что никто нас не накажет за низкий результат, и что тест проводится исключительно в наших интересах.

Как и хотел Майк, обращаюсь с ребятами. Должна признаться, мне понравилось находиться в обществе, чувствовать себя частью чего-то большего, чем безрадостного единения с одиночеством. В нашей школе довольно много выпускных классов, но наш – самый немногочисленный и самый несплоченный, и все благодаря Веронике. Сейчас она весело болтает с девчонками, и, кажется, ее больше ничего не волнует.

– Вы же слышали про совместные разработки вакцины с пятым государством? Так вот, мой отец – главный претендент на должность руководителя проектом! Он потрясающе талантливый ученый, его предложения заинтересовали руководство, так что…

Хвалебная речь Вероники не мешала ей изредка поглядывать на меня. Победные взгляды, говорящие, что ее отец такой замечательный и перспективный, а я и моя семья – просто сборище неудачников. В другое время я бы приняла все близко к сердцу, переживала бы, но сейчас я только мечтала о моменте, когда получу свой тест.

В кабинет входит миссис Рика. Замечаю в ее руке стопку белых конвертов. Мгновенно воцарилась тишина. Ребята рассаживаются по местам, Вероника смешливо разглядывает их. Майк садится рядом с возмутительно безмятежным видом.

– Ты что, совсем не переживаешь?

– Сказать честно, не особо. Чтобы не показал результат, мне заранее на него плевать. Лучше глянь на Круччи!

– А что с ней? Как всегда, довольна собой, будто сейчас сообщат, что она возглавит Министерство!

– Нет, нет, дело не в этом.

– Ты об ее отце? Я не завидую, но если она не врет…

– Она не врет, но завидовать не стоит. За должность действительно боролись лучшие, но победил сильнейший.

– Кто?

Майк хитро улыбнулся.

– Мой отец.

Тяжело сказать, что мне больше понравилось: сама новость или улыбка Майка. Хитрая, отчасти лукавая, но без малейшего намека на подлость, она словно излучала тепло.

Я пыталась относиться к происходящему спокойно. Миссис Рика раздает конверты, мы с трепетом держим их в руках, не решаясь вскрыть. В голову вдруг пришла мысль, что конверты сейчас изготавливают из синтетических материалов (а ведь когда-то для этого использовали деревья!). Эта мысль помогла очнуться.

Я аккуратно вытащила свои результаты. Смысл написанного проникал в мозг отрывочно: «Некоммуникабельная… но исполнительная… склонна к глубокому самоанализу… развитый интеллект…». Отзыв Макмайевера оказался не менее шокирующим. Там сказано, что я очень способная, необыкновенно развитая для своего возраста девушка, которая осознает всю возложенную на нее ответственность, как на будущего полноценного члена общества. Согласно заключению, я гожусь для работы в Министерстве. Различные отделы, в том числе Отдел образования, примут меня с распростертыми объятиями!

– Результаты выше, чем я ожидал... Мне рекомендуют попробовать свои силы в Главном центре обеспечения безопасности, – Майк нахмурился. – Эта идея никогда не приходила мне в голову. Что у тебя?

Я молча передала свои листы. Я тоже никогда не думала о работе в Министерстве. Считала, что у меня не хватит на это способностей.

– Ничего себе!

Майк выглядел очень удивленным, но ничуть не обрадованным. Ему не нравились ни его результаты, ни мои.

– Что-то не так?

– Неужели ты не понимаешь, – он осмотрелся, но никто не обращал внимания на нас, продолжая изучать результаты и громко перешёптываться. – Сначала из нас почти силой выбивали ответы на тесты. Не делай такое лицо, не физической силой, а морально. А теперь предлагают работу, которую самостоятельно мы бы не выбрали! Причем как ловко продумано! Идея о Главном центре обеспечения безопасности захватила меня, но если я пойду у них на поводу, то полностью окажусь под контролем Министерства. Это противоречит всей моей сущности.

– Ты и так всегда будешь под контролем.

5.1

Вдруг я вспомнила, как Макмайевер угощал меня чаем, после которого я расслаблялась и отвечала на вопросы. Майк сказал, что женщина, проводившая с ним собеседование, тоже настойчиво уговаривала выпить чай, чтобы успокоить нервы.

– Ну что, кто-нибудь хочет поделиться результатами?

Миссис Рика с нетерпением оглядывала класс. Вероника явно была разочарована. Лена Миллер дрожащими руками прижала к себе листы. Вот бы сейчас прочитать свои результаты вслух! С каким удовольствием я любовалась бы лицом Круччи! Но с силой поборола искушение и промолчала. Вообще-то, я считала, что полностью лишена тщеславия, но в последнее время ощущение собственного превосходства все чаще и чаще застилает мне глаза.

Не совсем свойственные мне мысли прерывает Ким Джакроуч. Вот уж точно полная моя противоположность. И во внешности, и в поведении. Она невысокая, с правильными чертами лица и иссиня-черными волосами любительница находиться в центре внимания. Правда, ни с кем из нашего класса она не общается. Особенно терпеть не может Круччи (хоть в чем-то мы похожи). Чаще всего ее можно заметить в компании Энджил Ресты. Насколько я знаю, Линнея, старшая сестра Ким, дружит с Рестой, они даже учатся вместе.

– В письме сказано, что у меня есть все необходимые данные для работы в Главном центре обеспечения безопасности. Я ответственная, исполнительная, педантичная, хорошо ориентируюсь.

– Отлично, Джакроуч! Я уверена, это то, что тебе нужно! Кто-нибудь еще получил схожие результаты?

Майк небрежно поднял руку. Внимание класса мгновенно обратилось к нему.

– Отлично! Таким образом, Ким и Майк могут стать в будущем ситивотчерами! Тедера, что показал твой тест?

Больше всего мне хотелось оказаться дома, перечитать письмо еще раз, и хорошенько подумать о произошедшем. Я не доверяю Макмайеверу, но у меня есть шанс получить работу мечты! Больше не придется завидовать Сэмерсу или Энджил Ресте. Я буду приходить на работу в сером брючном костюме, у меня будет свой кабинет, ежегодные выступления перед школьниками... Смогу ли я стать такой же, как грымза?

Ладно, об этом подумаю после. На меня внимательно смотрят. Пауза слишком затянулась, надо ответить на вопрос. Наступая на свои чувства, тихо говорю:

– Согласно результатам, я смогу работать в Министерстве... В том числе в Отделе образования.

Начала уверенно, но под конец не хватило воздуха. Сама мысль о работе в Министерстве противна, но в тоже время так притягательна. Это то, чего я так боюсь. И чего хочу.

– Врет она все! В Отделе образования, конечно!

Лена Миллер смотрела с глубочайшей ненавистью и презрением. Майк взял мои листы и протянул ей, но прикоснуться не позволил. Лена, Вероника, Сигридр и еще несколько человек быстро прочитали письмо и снова посмотрели на меня. На этот раз не было никакой враждебности, только безграничное удивление. Миссис Рика подошла к нам и тоже прочла письмо.

Думаю, не нужно останавливать внимание на том, что мои результаты были самыми высокими. Остальным предлагали посвятить себя преподаванию, науке, но с работой в самых важных и престижных отделах Министерства это не сравнится. Круччи не стала озвучивать свои результаты, только сказала, что категорически с ними не согласна. Когда уроки закончились, и мы выходили из класса, она особое внимание уделила Майку и Ким. Удивительно, ведь раньше такого уничтожающего взгляда удостаивалась только я!

– Она ревнует.

Ответ Майка был прост и краток, но не совсем понятен. Я и раньше заметила, что он нравится Веронике, но причем здесь Ким?

– Понимаешь, раньше мы с Ким... Как бы правильнее выразиться... ну, мы сотрудничали.

– Сотрудничали?

– Да, тяжело это объяснить. Года три назад мы начали общаться, и мне показалось, что она мне нравится. Ким намного интереснее Вероники и ее подруг. К тому же, нас объединил интерес к истории. Мы отслеживали динамику развития нашей системы, высчитывали ее недостатки, думали, как можно усовершенствовать ее. О природе никогда не говорили, и я даже не знаю, интересует ее эта тема или нет. Мы не доверяли друг другу, не рассказывали ничего важного и опасного. Только изучали государство, Министерство, его деятельность. Со стороны казалось, будто мы встречаемся, ведь мы почти все время проводили вместе. А потом наши интересы разошлись. Ей плевать на должность ситивотчера, поверь. Если о чем она и мечтает, то только о должности главы ГЦОБ. Она хочет руководить, а не подчиняться. Совсем как Кристиана Реста. Ким пытается во всем подражать ей.

– Ну, теперь понятно, почему Вероника ненавидит Ким.

– И это все? Это и есть твой вывод?

Старалась не смотреть ему в глаза. Глупо, но я тоже чувствую ревность!

– Я думала, у нас не просто общие интересы. Вдруг ты и со мной перестанешь общаться? Ведь результаты тестов показали совсем не то, на что мы рассчитывали. Ты был явно недоволен, когда увидел их!

Майк явно хотел услышать другое, но почему бы ему самому не открыться?!

– Не глупи, Лимма! Именно я первый начал общение. Я первый доверил все свои тайны! Заметь, доверил! Ким я бы никогда ничего не сказал, ведь она готова использовать любую информацию в своих целях, и плевать на других. Ты должна была уловить разницу, а не отвлекаться на мелочи. Я поддержу тебя в любом случае, даже если ты захочешь стать министерской грымзой!

5.2

Оказывается, эта мысль пришла в голову не одной мне: начался массовый психоз, все будущие выпускники усиленно учили необходимые дисциплины. Мы с Майком давно начали подготовку, поэтому и продвинулись дальше остальных, однако при этом приходилось не только учить, но и повторять пройденное. Даже Вероника больше не донимала меня. После провальных результатов теста она надеялась блестяще сдать экзамены и поступить в Высшую школу финансов. Лена Миллер во всем подражает Веронике, но я сильно сомневаюсь в ее умственных способностях. Майк окончательно решил связать свою судьбу с Главным центром обеспечения безопасности. У них есть своя школа, ведь Главный центр не зависит и не подчиняется Министерству. Я же выбрала Высшую школу управления, и, соответственно, работу в Министерстве.

Это было не самое легкое решение, но отступать я не намерена. Приходится засиживаться допоздна, учить чудовищное количество информации. Порой кажется, что я не выдержу, но вместо нытья продолжаю заниматься. Дико было смотреть на ребят, которым еще не нужно сдавать никаких экзаменов, которые только и ждали каникул. Четыре месяца свободы! Они смогут высыпаться, гулять, сколько захотят, и никаких домашних заданий. Честно сказать, мне будет не хватать этой детской беззаботности.

В отличие от большинства школьников, будущие выпускники ходили не выспавшимися, осунувшимися, раздражительными. Приближались экзамены. Мы не заметили, как прошло пять месяцев, для нас само время исчезло.

Через месяц закончится учебный год. Но не для нас. Мы будем заниматься вплоть до пятнадцатого числа шестого месяца. А на первое число седьмого месяца уже назначен первый экзамен.

Пытаюсь сконцентрировать внимание на миссис Освен. Как же хочется спать! Уже несколько недель я ложусь в три часа ночи, и все из-за подготовки. Я обязана делать все, что не только в моих силах, но и выходит за их рамки, лишь бы поступить в высшую школу! А вот многие ребята не выдерживают напряжения. Им вкалывают успокоительное и разрешают два дня отдохнуть дома. Каким бы сильным не было это искушение, я никому не показываю свою слабость. Не пропускаю занятий, активно отвечаю на уроках, получаю хорошие отметки, со всеми приветлива.

Наконец-то перерыв. Спускаюсь на первый этаж, здесь менее оживленно (все из-за учителей младших классов, любящих наказывать всех подряд). Сажусь на подоконник, рядом с которым стоит огромный стенд. Именно здесь мы сидели с Майком в начале учебного года, когда к нам приходила грымза из Министерства. Как все изменилось с тех пор! Такое ощущение, будто мы стали совершенно другими людьми. Или станем. В любом случае, наш выбор решительно все перевернул.

В конце коридора кто-то со всей силы распахнул дверь, послышался заливистый смех. Мимо пробежали два мальчика, один толкнул другого, повалил на пол и сел на него сверху. У него были темные, немного вьющиеся волосы. Второй мальчишка пытался ударить его в бок, но не мог из-за смеха.

Неудивительно, что, спустя минуту, к ним подошли трое преподавателей.

– Лич, Макмайевер, немедленно прекратите! Что вы себе позволяете?

– В чем дело, мистер Лиславски, сейчас ведь перерыв, мы никому не мешаем, – кудрявый мальчишка выглядел раздраженным.

– Макмайевер, вы, кажется, забыли, что в ваши обязанности входит соблюдение школьной дисциплины! Вас это тоже касается, Лич! Вы, как представитель аристократии, обязаны вести себя соответствующе!

Я потерла дар речи! Значит, этот темноволосый мальчик – сын Роберта Макмайевера, а блондин – тот самый потомок аристократов! Это он с друзьями передразнивал министерскую грымзу, о нем говорил Майк. Сидя на уроке, я думала только о произошедшем. Я уже слышала фамилию Лич, это самая известная семья аристократов, о них часто говорят по телевещателю.

Придя домой, я немедленно села за свой компьютер. Зашла на AllKnow (сайт, на котором была собрана самая верная и подробная информация по любому вопросу). Итак, Лич – это наиболее знатная и состоятельная семья среди аристократии. Освальд, основатель данной династии, был первым лидером, взявшим на себя управление обществом после Великой катастрофы. А это Александр Лич, его праправнук, тоже был лидером. Гор Лич – гениальный ученый, Фрея Лич – первая женщина-лидер, Алва Лич – глава Отдела образования, Альбер Лич – лидер... Теперь понятно, почему это самая известная семья аристократов! Ниже был перечислен огромный список самых известных представителей династии.

А вот и нынешняя семья Лич. Арманд, глава Отдела финансов, женат на Серафине Визен, представительнице другой известной династии. Их дети: близнецы Орэл и Коул, 35 лет; дочь Люси, 29 лет; Сэмерс, 25 лет; Эмбер, 13 лет.

Сэмерс! Это он, тот парень, с которым я танцевала на празднике! Сэмерс Лич, аристократ, заместитель первого советника главы Отдела государственной обороны. Те же светлые волосы, те же серые глаза, только на фотографии его взгляд был надменным, а в день нашего знакомства – мягким и заботливым.

Я поспешно выключила компьютер, открыла книгу и начала читать последнюю тему по химии. Через полчаса поняла, что не прочитала и абзаца. После снова села за компьютер, открыла AllKnow в надежде, что обозналась. Но нет, с фотографии на меня по-прежнему смотрел Сэмерс. Не в силах принять правду, побежала на кухню. Плотно пообедала, выпила чай, помыла посуду. К сожалению, это тоже не помогло отвлечься. Чтобы я не делала, меня повсюду преследовал взгляд серых глаз.

На целую неделю я выпала из жизни. Ходила в школу, общалась с ребятами, готовилась к экзаменам, но при этом была крайне рассеяна. Не проходило и пяти минут, чтобы я не думала о Сэмерсе. Я танцевала с представителем самой богатой семьи аристократии! С трудом в это верится! Его, наверно, забавляло мое неведение. Он привык к повышенному вниманию к своей персоне, а я не то, что не узнала его, вообще никогда о нем не слышала! Вот его сестра, Люси, – известная телеведущая, а о младших сыновьях ничего не говорили по телевещателю. Аристократы не любят, когда их детей упоминают в прессе. Только если что-то крайне хвалебное и лестное.

Глава 6. СЭМЕРС

Радостно насвистываю какую-то глупую песню. Раньше смеялся над своей сестрой, когда она напевала эту приторную муть про «чистую и вечную любовь», а сейчас она мне кажется очень даже сносной. Медленно иду по центру, наслаждаюсь прекрасной ночной прохладой. Праздник, посвященный трехсот шестидесятилетию со дня Великой катастрофы, уже закончился, но люди не спешили расходиться по домам. Министерские придурки уже не первый год спорят насчет комендантского часа, но Реста твердо держит позиции. Не скажу, что она мне нравится (есть в ней что-то неприятное), но ее сила, властность и настойчивость поражают. Мой старший брат Орэл без ума от нее. Вот парочка выйдет!

Едва спасся от пробегающей мимо компании. Словно таран, они сносят всех прохожих на своем пути, перепрыгивают через скамейки, вопят во все горло. Никто не обратил на меня внимание. Вот в чем бесспорный плюс таких праздников: все веселятся, наслаждаются каждой секундой, и им нет до тебя дела. За весь день меня узнали всего лишь семь человек. Обычно, куда бы я ни пошел, меня сопровождали настороженные или восторженные взгляды, внимание девушек. Последнее особенно раздражало некоторых моих знакомых, зато изрядно веселило меня.

К повышенному вниманию я привык с детства. Родители всегда говорили, что мы лучше остальных, и простые люди не стоят и секунды нашего времени. Ха, назначение министром Кристианы стало для меня одним из самых лучших моментов в жизни. Как все аристократы (моя семья в особенности) злились! Новость, что ими будет руководить какая-то девчонка, не принадлежащая к благородному семейству, едва не убила их. Ни протесты, ни скандалы, ни интриги успехом не увенчались. А я поддерживал Ресту назло отцу. С родителями у меня сложились своеобразные отношения: я не был таким амбициозным, как Коул и Орэл, или хитрым искателем выгоды, как Люси. Единственный, с кем у меня нормальные отношения – это Эмбер, мой младший брат. Его характер еще не до конца сформировался, но он явно пытается проложить свой путь, как и я. Родителей это раздражает, ведь они пытаются навязать нам жизнь, которая им кажется правильной.

Ладно, не буду притворяться, что я идеальный, а родители злые богачи. Я пользуюсь всеми благами, которые положены мне, представителю самой знатной семьи аристократов (и часто ставлю на место некоторых этим фактом). У меня довольно высокая должность для моего возраста, а со временем, я стану главой Отдела государственной обороны. Хотя эта должность скорее подошла бы Орэлу, у родителей другие планы на его счет. Уж не Ресту они хотят свергнуть?

Вот и получается, что мы, аристократы, стоим выше остальных людей. Меня это не радует, ведь мой социальный статус возвел вокруг меня незримый барьер, который мешает жить полноценно. Несмотря на распространенное мнение, превосходство всегда влечет за собой одиночество. Простые радости жизни мне не доступны: я не могу выбрать профессию (за меня все давно решили), не могу жениться на любимой девушке (исключение составляют аристократки), не могу принимать решения по особо важным вопросам (ведь они могут отразиться на семье). Сплошные «не могу» и «не имею права».

Как-то решил пожаловаться Энджил Ресте. При знакомстве она мне очень понравилась: красивая, приветливая, более мягкая, чем ее сестра. Я думал, что смогу открыть ей сердце, и она поймет, поможет заполнить эту давящую пустоту. Только вот она посмеялась над моими переживаниями:

– Что за детский лепет! Ты аристократ, и можешь получить все, что захочешь. Не расстраивайся из-за ерунды, то, что ты воспринимаешь как одиночество, на самом деле является властью!

После этого случая я уже не мог восхищаться ею. Красота скрывала внутреннее уродство, которое мне казалось хуже уродливой внешности. Я уважаю людей, которые говорят правду. Даже тех, кто ненавидит меня и открыто об этом говорит. От них, хотя бы, знаешь чего ожидать. А вот подлость и лесть не всегда получается увидеть, зато отлично получается погрязать в ней.

– Эй, парень, пойдем с нами!

Рядом проходит небольшая компания, состоящая из двух ребят и трех девушек. Я им, видимо, для баланса нужен. Веселые, счастливые, они явно не узнают меня. На секунду возникло искушение присоединиться, но, вспомнив праздник, я передумал. Девчонки накинулись на меня, со смехом и визгом тянут с собой:

– Не стесняйся, милашка!

– Пойдем, будет весело, обещаю!

– Да пойдем, мне нужна пара!

Через десять минут все же вырвался из их крепких объятий и поспешил ретироваться. Не хотелось объяснять причину отказа.

Этот вечер был особенным. Словно изумительное стеклянное изделие, очень хрупкое, уязвимое. Если я пойду продолжать праздновать, очарование вечера развеется, и он станет самым заурядным, как и в прошлые годы. Эта девчонка, Лимма, определенно самая лучшая представительница слабого пола из всех, кого я знаю. Стеснительная, неловкая, но искренняя и милая. Рядом с ней я могу быть собой, не делать надменное лицо и поджимать губы, как меня учили в детстве. Мама говорит, когда обычные люди разговаривают с аристократом, они должны понимать свое место, а аристократ должен своим презрительным видом на него указывать.

Снова в голове начинает звучать тупая песенка. Нет, я не влюбился. Об этом можно сразу забыть. Страшно представить что будет, если я скажу во время завтрака, когда семья собирается в полном составе, что мне нравится обычная девчонка! Мама срочно потеряет сознание (или притворится), папа будет хлопотать вокруг нее, потом проведет разъяснительную беседу. Братья хорошенько встряхнут меня, а в качестве финальной пытки выступит мама. Практически наяву представляю ее причитания:

6.1.

В кармане завибрировал QuickPhone. Странно, обычно мой начальник не звонил в нерабочее время. Вообще он очень хороший человек, у нас с ним отношения сложились лучше, чем родителями. Он не лез не в свои дела, не указывал на мои ошибки, как это любят делать другие, лишь помогал и объяснял. Обычно закончивших высшие школы аристократов назначают на должности заместителей первого советника главы какого-либо отдела. Позже мы становимся главами отделов, и наши прежние начальники оказываются у нас в подчинении.

Тревожное чувство колокольчиком бьется в голове. Интуиция подсказывает, что ничего хорошего этот звонок не сулит, а я ей привык доверять. Еще лет пять назад я просто выбросил бы QuickPhone, а начальнику сказал, что выронил его во время праздника. Но теперь я повзрослел, и понимаю, что не имею права так поступить.

Проклятая ответственность, и ведь не денешься от нее никуда!

– Сэмерс! Немедленно приезжай!

– Куда?

– На базу, скорее, у нас мобилизация!

Я сорвался с места. Никто не обратил внимания на бегущего парня, ведь таких была масса. Только если они мчались навстречу друзьям и веселью, я спешил навстречу огромным неприятностям. Если бы дело касалось обычной драки, с ней разбирались ситивотчеры, а мобилизация означает одно – войну.

Примерно догадываюсь, в чем дело: в Ролакре в последнее время неспокойно. С чумой разобрались, только вот люди не могут забыть, как с ними обошлись. Реста в своем выступлении заверяет, что все прошло почти гладко (не считая трех десятков погибших). На самом деле от болезни умерли больше ста человек, отправленные туда министерские подразделения на месте расстреливали людей, нарушивших правила. С одной стороны, жесткость была обусловлена необходимостью не позволить эпидемии перекинуться на все государство, а с другой – люди были напуганы и растеряны. Несколько попыток бунта безжалостно задавили. Жаль, что Кристиана не сказала, что помимо тридцати четырех официально погибших от чумы, погибло еще сто десять, и полторы тысячи мирных жителей расстреляли военные за нарушение карантина!

Так и не вспомнив, где припарковал машину, спустился в метро. Людей здесь немного, все уставшие и сонные. Прислонился затылком к стеклу. Мне сон в ближайшее время не светит. Наверно, хорошо быть обычным человеком: спокойная работа, размеренный ритм жизни. У аристократов все наоборот: тяжеленный вагон ответственности, насыщенная событиями жизнь. Восстания и беспорядки – частое дело в провинциях (да и самом государстве изредка), но о них никто не знает. Об этом не говорят по телевещателю, и люди думают, что аристократы просто пользуются своим высоким положением в обществе и живут в свое удовольствие. Не безосновательно, конечно, но только в свободное от восстаний время. Женской половине благородного сообщества действительно не о чем беспокоится, в то время как долг мужчины, особенно, если он аристократ, – защищать государство.

Благодаря высокому росту и светлым волосам я заметно выделяюсь из толпы. Стараясь не заснуть, люди начали осматриваться по сторонам, изучать друг друга. Выхожу на станции, жду следующий поезд. Лишнее внимание мне сейчас точно не нужно. Забираюсь в конец вагона, быстрым взглядом оцениваю ситуацию. Двое мужчин о чем-то спорят, симпатичная девушка с мини-компьютером на коленях, на которую с интересом поглядывает парень, женщина с маленькой девочкой, заснувшей у нее на руках, и пожилая женщина, напряженно копошащаяся в сумке. Все заняты своими делами. Ехать придется до конечной, что меня особенно радует. Поезд мчится с бешеной скоростью, люди вокруг не докучают, есть возможность спокойно подумать о случившемся.

Я предложил Лимме встретиться, но, если придется ехать в Ролакр, сдержать обещание не получится. Позвонить ей я тоже не могу, так же, как и рассказать правду: все, что случилось в Ролакре – строжайшая тайна. Она придет в парк, не дождется меня, обидится, возможно, возненавидит. Это даже к лучшему: я не хочу привязываться к ней, и не хочу, чтобы она чувствовала что-либо ко мне. Аристократ может получить все что захочет, кроме самого главного – возможности самостоятельно построить свою судьбу. Слишком жестоко давать ей надежду.

6.2

Вагон опустел. Вот и конечная станция, пора выбираться из подземного лабиринта. Внутри меня образовалась сосущая пустота. Стою на выходе из метро, и что-то подсказывает, что этот шаг навсегда изменит мою жизнь. Словно это другая реальность, где я – обычный парень, танцевавший с красивой девушкой на празднике, в окружении обычных людей. Переступая порог, пересекая дорогу и входя на территорию военной базы, я снова становлюсь Сэмерсом Лич, аристократом, заместителем первого советника главы Отдела государственной обороны.

Со мной здороваются почтительно, но я не обращаю внимания ни на что. Никогда не был трусом, а сейчас мозг оглушительно вопит: «Беги! Срочно! Поворачивайся и мотай отсюда!». Надеюсь, мысли не проявляются на лице.

Спустя десять минут, я осознал правоту своего мозга, но отступать поздно.

В огромном зале сидят Андре Весо, глава Отдела государственной обороны, его заместитель – Жан Орфес, Эрнест Токарро (начальник ГЦОБ), мои братья Орэл и Коул, отец, Дерек Рифф, Еове Кософф, Андерс Визен (мой дедушка), Оскар Чили, Гор Арос и другие аристократы. Хмурые, злые, они излучали гнев и неудовольствие, зато мои братья светились ехидством. Я со всеми поздоровался, сел рядом с Еове и приготовился услышать подтверждение своей теории. Вскоре я ее получил:

– Большинство из вас не в курсе причины, по которой мы здесь собрались – Весо обвел всех взглядом, который явно говорил: «Еще как знаете». – Худшие опасения сбылись: стычки с военными в Ролакре переросли в настоящее восстание. Объединение Свободных Людей агитировало народ, накалило ситуацию до предела, и пять часов назад они совершили нападение на базу наших солдат. Из двухсот человек выжило семеро. Два с половиной часа назад им удалось выбраться из окруженной территории и предупредить нас. Министерские объединения уже отбыли, наша армия тоже готова к выступлению.

Не зря здесь собрались самые старшие и уважаемые члены аристократии. Через полчаса они распределили, кто поедет в горячую точку и какие группы возглавит. Мне досталась седьмая часть пятнадцатой группы. Орэлу, как всегда предстояло возглавить шестую группу, но этим бурно возмутился Коул:

– Снова Орэл? Может, вы уже и мне доверите управление группой, или для войны я не гожусь?

– Кто-то должен остаться здесь, иначе будет слишком заметно, и народ заметит отсутствие половины аристократов, – отец явно гордился, что оба его сыновья – военные, и что я, хоть пока заместитель первого советника, тоже буду воевать.

– Пусть Орэл останется. Он уже проявил бездну мужества и отваги в Ролакре.

Гор Арос – лучший друг Орэла, переглянулся с ним, и оба едва сдержали хохот.

– Хорошо, если Андре не возражает.

Андре Весо заверил, что не против участия Коула. Еще полчаса ушло на состыковку различных мелочей, после чего все отправились приступать к обязанностям. Я дождался, пока они выйдут, и двинулся следом. Вдруг внутрь протиснулись мои братья, закрыли дверь и с хитрющими улыбками начали допрос:

– Ну, как прошел праздник?

– Отлично. Главным образом, потому что вас там не было.

– Вот видишь, Коул, я же говорил.

– Сэмми, врать не хорошо. Давай выкладывай про свою причину.

– Как она выглядит?

Мое кислое лицо их явно позабавило. И откуда они узнали о Лимме?

– Кто заложил? Энджил?

– Нет. Давай угадывай, у тебя есть еще две попытки.

– Закрой рот!

В этот момент я практически ненавидел братьев. Мало того, что мне их постоянно ставят в пример, так они еще лезут в мою личную жизнь.

– Как невежливо, Сэмерс, где твои манеры! Ты аристократ или тюремный надзиратель?

Орэлу нравилось меня злить:

– Брось, Коул, разве это невежливо? Кажется, наш малыш не знает подходящих словечек! Может, подкинем ему несколько?

– Куда уж ему! Только и хватает воображения таскаться за девчонками.

– Скажи, ты принципиально влюбляешься во всех девушек, кроме аристократок?

– Может, назло родителям?

– Детство в заднице не прошло?

– А может, тебе помочь? Найти нормальную девушку?

– Из нашего круга!

– А не то представляешь реакцию мамы?

– И папы!

– И Люси!

– И дедушки!

– И всех Визенов.

Тут моего самообладания не хватило. Я кинулся на Коула. Он, смеясь, попытался блокировать удар, но я удачно ударил его локтем в челюсть и добавил макушкой. Железные пальцы Орэла схватили меня сзади. Коул, ощупав челюсть, мощным ударом сломал мне нос, и не менее сильно врезал в живот. Я упал, Орэл оттащил Коула. В зал вошел Арос.

– Вы что творите? Зачем вы избили его?

Гор помог мне подняться, усадил в кресло и осматривает нос. Правда, меня куда больше беспокоит боль в животе.

– Этот придурок кинулся на меня!

– И что? Неужели, тяжело было сдержаться!

Орэл трепал брата за грудки. Хоть они и близнецы, но отличия во внешности присутствуют: Орэл выше, шире в плечах и у него карие глаза.

6.3

Пробуждение оказалось менее болезненным, но таким же неприятным. Я был в больничной палате, рядом сидели братья, Гор, Еове Кософф и дедушка.

– Кажется, он очнулся.

Сутулый доктор наклонился, пристально вглядываясь в мое лицо. Рядом стояла аппаратура, которая показывала мое состояние.

– Так, селезенку удалили удачно, нос тоже почти восстановлен. Через полчаса парень будет как новый.

Значит, я в министерской больнице. Здесь творились настоящие чудеса: любые болезни излечивали за считанные часы. Увы, обычные люди к подобной роскоши доступа не имели, это было привилегией аристократов и высших чиновников.

Дедушка довольно улыбнулся.

– Отлично, благодарю вас. И, надеюсь, вы помните…

– Никто не должен знать о случившемся.

– Разумеется, вы будете вознаграждены.

Еове присел на кровать:

– Как ты себя чувствуешь?

– Будто по мне проехался танк.

– Ну да, Коул никогда не рассчитывает силу. Идиот, лучше бы приберег свой пыл для повстанцев, а не срывался на родном брате! – дедушка был взбешен. – Кто-нибудь назовет мне причину вашей драки?

– Я увидел, как Орэл нес Сэма, а о причине случившегося не спрашивал, – Еове едва заметно улыбнулся.

– А я услышал шум из зала, зашел туда и увидел развязку драки, – Гор невинно округлил глаза (даже слишком).

– Понятно. Коул, придется объясняться тебе.

Еове с Гором немедленно заявили, что больше не могут здесь задерживаться, и быстро ушли.

– Умные ребята, сообразили, что они здесь лишние. Итак, Коул!

Он хмуро посмотрел на меня, оглянулся на Орэла.

– Хватит смотреть на брата! Вам по тридцать четыре года, а вы ведете себя как малолетние идиоты! Как вы посмели поднять руку на брата?!

– Это сделал я.

– Причина! Я хочу знать, почему ты напал на него.

– Мы поссорились.

– Точнее.

– Мы разговаривали. Я спросил, как прошел праздник. Ну, еще по мелочи. А потом поссорились. Мы часто спорим, но до такого еще не доходило.

– То есть, ты даже не можешь назвать причину? Просто потому, что вы постоянно спорите? Этого тебе кажется достаточно? Ты хоть осознаешь, что через час вы должны выезжать. А теперь, когда ты ему отбил селезенку, думаешь, он осилит поездку? А как он там будет?

– Пусть подождет, когда станет лучше…

– Никто не должен знать о том, что случилось! Понял меня, никто! Он обязан поехать. Ладно, мы еще вернемся к этому разговору, а пока иди, собирайся.

Коул еще раз посмотрел на меня и широким шагом вышел из палаты.

– Так, Орэл, теперь разберемся с тобой. Почему ты им не помешал?

– Думаешь, легко растащить двух здоровых мужиков? Сэму, между прочим, уже двадцать четыре года, скоро двадцать пять будет. Посмотри на него, он ростом почти как я, и довольно сильный.

– Вы с Коулом – военные, у вас была мощная физическая подготовка.

– У него тоже. Я видел, как их муштровали.

– Все равно, вы на десять лет старше. И, между прочим, вы аристократы, а не какие-нибудь нищие бандиты! Ты хоть представляешь, какой будет позор, если об этом инциденте узнают?

– Не волнуйся, они подрались не на площади, а на закрытой базе! Скоро Сэму станет лучше, он поедет в нормальной машине, к тому же, Ролакр недалеко.

В палату вошел доктор, еще раз проверил мои результаты, что-то шепнул на ухо дедушке, и они быстро вышли.

Орэл неловко сел в кресло. Он старался не смотреть на меня. Мне же, если честно, плевать и на него, и на Коула, и на селезенку. Ежесекундно я видел милое застенчивое лицо, карие, почти черные глаза, густые рыжеватые волосы. Чем больше я старался не думать о ней, тем настойчивее она занимала мой мозг. Тяжело признавать, но братья правы: мне никогда не позволят жениться на ней. Если бы она была дочерью главы какого-нибудь отдела, тогда пожалуйста. «Свежая» кровь приветствуется, ведь если бы аристократы женились бы только на своих, мы все друг другу приходились бы близкими родственниками. Надежды на наше общее будущее нет, но я не хочу, чтобы Коул трепался по этому поводу. Он не имеет права вмешиваться, ведь я ничего плохого не сделал.

6.4

– Злишься?

Посмотрел на Орэла. Он выглядел непривычно угрюмым и озабоченным. Сейчас он был невыносимо похож на нашего покойного дедушку, Рона Лич.

– Не знаю.

– Злишься. Зря, конечно, Коул это сделал. Поверь, ваша физическая подготовка ни в какое сравнение не идет с нашей.

– Понятно. Просто сорвал на мне злость. К тебе, наверно, не сунулся бы.

– Не говори ерунду. Ты первый его ударил.

– Потому что вы меня вывели! И постоянно выводите! Заметь, я всего лишь ударил его в челюсть, а он мне селезенку отбил, и нос тоже. Очень удачно ты мне руки придержал.

Орэл покраснел. Удивительно, раньше такого с ним не случалось.

– Я хотел остановить тебя. Клянусь, я и предположить не мог, что Коул…

– Верю.

Несколько минут мы помолчали.

– Знаешь что, Сэм, запомни, что я тебе скажу. Ты уже не мальчишка, который может творить все что захочет, и это будет сходить тебе с рук. Все твои действия проходят жесткую фильтрацию. Коул вспылил, но в одном он прав: какой бы эта девушка красивой не была, ты должен забыть ее.

– Не надо мне читать лекции! Благодаря родителям я их знаю наизусть!

– Ты знаешь лишь то, что они говорят, но не знаешь того, как действуют! Ты всегда был эгоистом: «Вы мне это запрещаете, а я именно этого хочу!» А ты хоть когда-нибудь обращал внимание на то, что прямо не касается твоей жизни? – Орэл вскочил с кресла. – К твоему сведению, когда Коулу был двадцать один год, он решил жениться. Его девушка была невероятно красивой, умной, вежливой, лучше любой аристократки, но родители ясно обозначили свою позицию. Они поставили выбор: либо мы, либо она. Догадайся, кого он выбрал! Тогда вмешался Андерс. Дедушка не стал уговаривать его, просто попросил отказаться от девчонки добровольно. Коул снова послал всех куда подальше, а на следующий день его девушку сбила машина. И все, угроза устранена, родители счастливы, никто ни о чем не узнал. А дедушка предупредил нас, что если еще раз попробуем пойти против его воли, смертью одной девчонки не отделаемся.

Слова Орэла дико пульсировали в голове. Такого не может быть! Они не могли убить человека, мои родители не убийцы.

– Не веришь? Твое дело. Помнишь, ты тоже как-то изъявил желание встречаться с простой девушкой? Она жива лишь потому, что твое сопротивление удалось быстро сломать. Дедушка смеялся, говорил, что ты не любишь ее, просто гормоны играют. Но теперь ты – мужчина, твои слова и поступки будут восприниматься всерьез. Если продолжишь встречаться с той девушкой, ее устранят как угрозу!

– Но я всего лишь танцевал с ней.

– Договаривался о встрече?

Я промолчал, но взглянув на меня, Орэл все понял.

– Это слишком опасно. Тебе ничего не будет, но вот девушка может пострадать. Сэм, если она что-либо для тебя значит, забудь о ней. И прости Коула. Я уверен, он не хотел этого.

– Почему вы просто мне не сказали правду? Зачем было издеваться? Ты знаешь, как меня злит, когда вы лезете в мои чувства.

– Дурак, мы пытались тебя уберечь! Коул не хотел рассказывать о смерти той девушке. Во-первых, ему больно, во-вторых, он не хотел настраивать тебя против родителей и дедушки.

– Да уж, результативно.

– Скажи честно, она тебе нравится?

– Допустим.

– Просто нравится или очень нравится?

– Очень.

– А насколько «очень»? Может, ты…

– Зачем ты допытываешься? Я услышал твои слова, и поверь, я решил о ней забыть сразу после праздника. Я знаю, что мне не позволят встречаться с простой девушкой, и я не хочу делать ей больно. Так что вы зря меня покалечили. Это Гор рассказал, да?

Он кивнул. Так пронзительно брат на меня никогда не смотрел. Минута, две, пять. Орэл не отводит взгляда, напряженно всматриваясь в мои глаза. Я смотрю прямо не него. Не знаю, что он хочет, но сдаваться не собираюсь.

Через несколько минут он хмыкнул.

– Я оказался неправ. Точнее прав, но частично. Или частично неправ. Как тебе больше нравится. Словно глупый тест на оптимизм: стакан наполовину пустой или полный.

– В чем ты неправ? Или прав, но частично? Или частично неправ?

Орэл захохотал, и я смеялся вместе с ним. После его рассказа о девушке Коула, я не могу на них злиться (хотя долго буду это припоминать).

– Ты действительно стал мужчиной, но не в плане возраста. Я это понял, когда ты сказал, что не хочешь делать больно той девушке. Раньше ты думал только о себе, о том, что будешь страдать, если не получишь желаемого. А сейчас ты в первую очередь думаешь о другом человеке. Мы с Коулом ошибались, причем очень сильно. Ты вырос, и уже не тот вредный мальчишка. Я горжусь тобой!

Он сказал это искренне, я точно знаю. Мы часто ругаемся, но они мои братья. Я не смогу злиться на них, как злился раньше. Точно так же, как и любить родителей и дедушку, зная, на что они способны.

Глава 7

В Ролакре холодно, здесь очень слабое силовое поле. Не зря именно отсюда анархисты проникали в государство.

Просыпаюсь под звуки взрывов. Уже который месяц сплю по три часа в сутки (и то, если повезет). Восстание превратилось в кровавое месиво, погибло чудовищное количество людей, но свободники не собираются сдаваться. Мало того, что прикрываются мирными жителями, так еще и большинство гражданских на их стороне.

Шесть часов утра. Выхожу из общей казармы. Рядом граница, которая отделяет наше государство от пустынных земель. Нас туда не выпускают, но я точно знаю, что воздух там не искусственный, а небо голубое. Интересно, как анархистам удалось выжить? Ведь у них не было никаких разработок, ресурсов, а они выстояли. А Ролакр? Почему они объединились с анархистами, почему им не нравится власть Министерства?

Какой силой не обладали бы повстанцы, против государства не выстоять.

Навстречу мне мчится парень из первой группы. Согласно межгосударственным договорам, число военнослужащих не может превышать двадцати тысяч человек. Таким образом, армия состоит из двадцати групп по тысячи человек в каждой; группа, в свою очередь, состоит из десяти частей по сто человек. Отдельно от нас существуют министерские подразделения, подчиненные только Ресте. Я возглавляю седьмую часть пятнадцатой группы, и, сказать честно, эта ответственность мне нравится гораздо меньше, чем Коулу. Вот мой братец командует шестой группой, и не хуже Орэла. После того инцидента мы практически не виделись, но успели помириться. Уже два месяца его группа находится в эпицентре, а последние шесть групп – стерегут границы.

– Сэмерс Лич, вас вызывает Вессо, срочно!

С тяжелым сердцем захожу в штаб. Мрачное предчувствие скручивает желудок. Андре Вессо, глава Отдела государственной обороны, заметно постарел за эти несколько месяцев. Виски поседели, морщины стали резче. Сухим кивком поздоровался и предложил присесть в кресло. Тревога усиливается.

– Вынужден сообщить крайне неприятные новости. Как и докладывала разведка, свободники тянули время. Этой ночью прибыло подкрепление, и они взяли в кольцо десятую часть второй группы, – некоторое время Вессо помолчал. – Никто не выжил. Придется перекинуть несколько групп на помощь. Ты готов? Предупреждаю сразу, сейчас в центре будет очень опасно. Будет чудом, если ты выживешь.

А у меня есть выбор?

– Я готов.

– Отлично. Через двадцать минут отбываете.

Я отдал распоряжение собираться. Некоторые были напуганы. Стеречь границу тоже опасно: часто пытаются прорваться подразделения анархистов, но в центре Ролакра, где развернулась основная арена действий, просто беспощадная мясорубка. Поступление на военную службу сугубо добровольное, только обратно пути не будет. Либо служишь в армии, защищая государство, либо сядешь в тюрьму, чтобы не разглашал сведения, составляющие государственную тайну. Вот так у нас строго.

Через полчаса пятнадцатая и восемнадцатая группы отбыли в качестве подкрепления. За окнами проносятся унылые картины: разрушенные дома, пустые улицы, брошенные машины, неубранные трупы. Снова щемит сердце. Как же мы докатились до этого? А ведь некоторые аристократы говорили, что лучше решать дела дипломатическим путем. Разумеется, Реста отвергла это предложение. По ее словам, те, кто отказывается признавать власть Центрального Министерства, будут иметь дело с его гневом. Вот и результат.

В последний раз такое масштабное восстание произошло пятьдесят семь лет назад. Анархисты смогли убить министра, уничтожить Дворцовую улицу (которую Тотен не стал восстанавливать, чтобы лишний раз унизить аристократов), и развязать полномасштабную войну в Волленде. Городок стерли с лица земли, и, кажется, история повторяется вновь.

– Хэй, чего такой хмурый?

Верманд Чесливер (или просто Энди) сидел с безмятежным лицом, словно ехал на работу в офис, а не воевать. Мы дружим практически с детства. Помню тот день, когда впервые пришел в школу. Обычно дети аристократов обучаются на дому, но я сумел настоять на посещении школы (мой покойным дедушка тоже приложил к этому руку). Когда ребята в классе узнали мое имя, немедленно стали предлагать сесть рядом, девчонки строили глазки (и плевать, что тогда мы были детьми, любви все возрасты покорны). Только Энди спокойно отнесся к появлению в классе аристократа. И в последующие годы он относился ко мне, как к обычному парню, тем более что я старался вести себя достойно, но не заносчиво. Родители злились на меня, им больше хотелось бы, чтобы я проводил все время в кругу себе равных. Только лучше Энди друга мне не найти, в этом я на все сто процентов уверен.

– Я не хочу, чтобы наша группа тоже попала в кольцо.

– Война есть война, без жертв никак.

– Знаю, только от этого не легче. Ты же понимаешь, я не боюсь погибнуть. Твоя смерть или смерть любого из моей группы станет куда большей пыткой.

Шепот Энди стал практически неслышным, зато в глазах отражалось все, о чем он думал:

– Мы не выживем. Свободники хорошо подготовились. Но если тебе выпадет шанс… Не перебивай! Так вот, если сможешь – спасай свою жизнь! Ты значимее всех нас.

7.1

Сложно сказать, что я чувствовал в этот момент: признательность или злость на его глупость. Неужели он действительно думает, что я пожертвую друзьями, лишь бы спастись самому?!

– Еще раз услышу такое, сядешь как изменник, понял?

Мой друг лишь ухмыльнулся. Вспоминаю, что слышал эту фразу от Орэла.

– Прекрати издеваться, Энди! Я серьёзно говорю. Боюсь, у наших ребят не хватит опыта и выдержки, тем более, что мы изначально не были согласны с жесткими мерами. Реста говорит, что мир нужно завоевывать грубой, всеразрушающей силой, что победа всегда остается за теми, кто готов зубами вырывать ее из горла врага. А в итоге не остается ни победителей, ни побежденных.

– Хотим мы этого или нет, за нас все решили. Мы можем отправиться по домам, закрыть глаза на происходящее, но проблема от этого не разрешится. Война достанет нас и там.

Тяжело смотреть на Энди. Он знает, что не выживет, но продолжает двигаться вперед. Только ради чего? Чтобы спасти государство и своих близких? А как вообще появилась угроза? Я иду в бой, даже не зная всей правды.

Машина остановилась. Несколько часов назад здесь было по-настоящему жарко, а сейчас тихо. Смертельно тихо. Нужно осмотреть территорию.

Каждой клеточкой тела ощущаю ужас своих ребят. Про разрушенные дома не говорю, это дело поправимое. Винтовкой приходится прокладывать себе путь: все пространство было завалено горами обгоревших трупов. Женщины и дети пытались спастись, но анархисты не пощадили даже их. Я видел мертвых, но гражданским должны были дать шанс!

Не сразу заметил людей в форме. Десятая часть второй группы, попавшая в кольцо, полегла до последнего солдата. Я лично знал почти половину ребят. Вот Эддар Вермонт, замечательный парень, с которым я был знаком семь лет. Дилан Флоран, красивый брюнет, в которого влюблена моя сестра Люси. Бледные лица погибших расплывались на фоне красных пятен, ботинки отвратительно чавкали. Тошнота подошла к горлу. Мерзкий запах, и разбросанные конечности свидетельствовали о жестоком сопротивлении.

Я говорил, что был готов, но это оказалось не так. Мне нужна минута, мне нужно взять себя в руки, никто не должен видеть мой страх. Вскарабкиваюсь на руины. Дом, в который я залез, не сильно пострадал, только шестой этаж напрочь снесло. Лег на относительно надежное место, пытаюсь отдышаться. Когда мертвым лежат твои друзья, люди, которых ты знал с детства и которые были тебе дороги, ты теряешь чувство реальности. Страх, гнев, боль, ужас, отрешенность, снова страх. Всевозможные чувства проносятся с безумной скоростью.

Закрываю глаза и пытаюсь принять вертикальное положение. Голова кружится, но глубоко вдыхаю через нос, и мозг постепенно насыщается кислородом. Уже лучше. Провожу рукой по волосам, невольно морщусь: на лбу они слиплись от пота. Еще пять минут и внутренне равновесие полностью восстановлено. Решительно открываю глаза (хотя лучше бы я этого не делал, выбраться то можно и на ощупь).

С высоты шестого этажа открывается чудовищная панорама: небо противного желтоватого цвета, соприкасающееся на горизонте с раздолбанным бетоном, пропитавшемся кровью. Трупы лежат друг на друге, вокруг ходят новоприбывшие военные, переворачивают тела, сортируют.

Даже если мы победим, люди никогда не узнают всей правды. Они не узнают, как погибли их близкие, не смогут похоронить их останки. Им не расскажут о той жестокости, с которой их растерзали. Несколько сухих заявлений Кристианы о коварных анархистах, героизме погибших, непобедимости Министерства, и все. Разве не должны люди знать правду? «Мы не говорим о некоторых вещах ради их же пользы» – так аргументирует отец. На самом деле просто лгут в своих целях.

Спотыкаясь, выхожу на улицу. Мой брат Орэл не позволил бы себе расклеиться, но я не настолько силен. Если выживу и вернусь домой, первым делом откажусь от своей должности. Я увидел достаточно, чтобы понять, что никогда не стану главой Отдела государственной обороны.

Рядом лежит тело девушки. Знаю, что пора возвращаться, но против воли подхожу к ней. Совсем юная, на вид лет шестнадцать, не больше, и такая красивая! Длинные черные волосы, густые брови и аккуратные черты лица. Даже среди высокородных аристократок я не видел таких красавиц. Взгляд пустых зеленых глаз смотрит в вечность.

Никогда раньше не встречал зеленоглазых людей!

В руке она сжимала незнакомую мне нашивку (наверняка, сорвала с одежды какого-нибудь анархиста). За что убили ее? Ведь Ролакр выступил против Министерства!

7.2

Присел рядом. В самый неподходящий момент образ, который я пытался выбросить из головы, удачно сошелся с мертвой девушкой. Я увидел на ее месте Лимму, ее огромные черные глаза, распахнутые в немом ужасе. В новом приступе страха обнял ее, закрывая от всего мира. Долго утешал, обещал спасти, рассказывал веселые истории, пока не понял, что это не Лимма, и помочь этой незнакомой девушке уже нельзя.

Аккуратно беру ее на руки и заношу в полуразрушенное здание. На втором этаже был круглый холл, где я оставляю девушку. Закрываю ей глаза. Она словно принцесса из сказки, которая заснет на несколько столетий, чтобы нести свет будущим поколениям. Пыльный пол – не самое лучшее место для погребения, но хотя бы не будет валяться в груде мусора и обломков на бетоне.

Без особого воодушевления возвращаюсь к своей части. Энди сидит на искореженной машине, глаза растерянные. Он очень трепетно относился к дружбе, а когда видишь своих друзей мертвыми…

Подхожу к нему, но сил заговорить нет. Какие бы слова я не сказал, они не помогут вернуть к жизни погибших, не принесут успокоения. Просто сажусь рядом, прислонюсь спиной к железу, пытаюсь собрать обрывки в единую картину.

Разведка докладывала, что свободники тянут время, но мы во внимание этот факт не приняли. План удался, к ним прибыло подкрепление, и анархисты взяли в кольцо часть. Убили не только наших военных, но и мирных жителей, которые, без сомнений, были на стороне повстанцев. Ладно, может не сразу сориентировались (что маловероятно). Неужели все рассчитано на нас? Своеобразный подарок, намек на то, что будет с нашим государством. Слишком много странностей.

– Как думаешь, они пытались спастись?

Я достаточно глубоко погрузился в свои размышления, и не сразу понял, чьи это слова.

– Их убивали, чтобы не осталось ни одного свидетеля?

Энди выглядел ужасающе спокойным и собранным. Шок не сломал его, а наоборот, укрепил и подстегивает к действиям. Слишком хорошо знаю своего друга. За этой внешней безмятежностью скрывается мощь, желание отомстить. Мне же больше хочется достойно похоронить погибших, а после встретиться с Лиммой. Сейчас она единственный человек, незапятнанный кровью и ложью, который смог бы помочь мне.

– Думаю, да. Анархисты убили своих союзников, это не к добру. Происходит что-то, о чем не имеет понятия даже наша разведка.

– Лич, наивный ты мой друг! Неужели ты не понимаешь, что единственные, кто не в курсе событий, это мы. Тебя там Еове Кософф искал. Так вот, он шокированным вовсе не выглядит.

– Хорошо, пойду, узнаю дальнейший план действий.

Слишком резко поднимаюсь, отчего немедленно заболела голова. Игнорирую боль, быстрым шагом обхожу разрушенные дома. Незнакомые мне солдаты разгребают завалы трупов, причем тщательно сортируют: наших военных относят в огромные машины, анархистов закидывают в подвалы, а мирных жителей оставляют на улицах, разве что оттаскивают в стороны. Теперь понимаю причину горькой улыбки Энди: Вессо заранее знал о произошедшем, поэтому и выслал дополнительные части и машины для трупов.

Еове разговаривал с Мартином Визеном, моим троюродным братом. Оба угрюмые, но явно не шокированные, что-то тихо обсуждали. При моем приближении быстро переглянулись, и Мартин поспешил отвести меня в наспех оборудованный штаб.

– Где ты был? Я уже переживать начал. Вдруг здесь были ловушки, от этих психов всего можно ожидать.

В штабе, помимо нас троих, присутствовало еще пять человек.

– Итак, раз уж все собрались, можем обсудить план действий, – от веселого настроения Мартина не осталось и следа. – Все мы видели, как действуют анархисты, и это в очередной раз доказывает правоту позиции министра по отношению к ним. С дикарями невозможно договориться, они понимают лишь один аргумент – силу. Разведка донесла, что их подразделения заняли южную часть центра. Нам удалось взять под контроль городское видеонаблюдение, но свободники срывают камеры. Главное, что мы знаем, часть их боевиков скрывается в метро. Таким образом, сначала мы пускаем отряды смертников, они отвлекают на себя внимание…

– Подожди, каких еще смертников?

Все присутствующие странно на меня посмотрели. Еове что-то шепнул Мартину, и тот кивнул:

– Сэмерс имеет право знать. В нашем государстве проживает определенное количество людей. Чтобы баланс сохранялся, приговоренных к тюремному заключению… в общем, они идут в расход.

– То есть, их убивают?

– Именно. Кристиана Реста позволила им участвовать в войне в качестве смертников, во искупление своих преступлений. Те, кто выживут, будут прощены. Есть еще вопросы?

Я отрицательно помотал головой и принял самый безразличный вид, на который способен аристократ. Мама сейчас мною гордилась бы.

– Отлично. Повторяю, смертники берут огонь на себя, после чего первые пять частей восемнадцатой группы…

Внимательно слушаю, запоминаю каждое слово, только вот сердце бешено колотится, иногда заглушая Мартина. Лишь за двадцать минут я услышал столько грязи, сколько обычный человек не узнает за всю жизнь. Наши тюрьмы закрытые, тем, кому не повезет туда сесть, обратно уже не выйти. Их лишают имен, фамилий, семей. Безымянные люди без прошлого, и, как оказалось, без будущего. Близким заключенного запрещено их посещать, даже вспоминать нельзя.