Марианна и время волшебства

Пролог одного скандала

— Вот это скандал!

— Какой стыд!

— Что же это за семья такая?

— До чего от таких ожидать? Ведьмы в приличных семьях не рождаются.

Хотелось развернуться и избить шепчущихся сумочкой, поджечь их зад, заклеить рот одним полезным заклинанием, да так, чтобы неделю не могли его открыть. Но всех не заткнёшь, скандал произошёл действительно громкий.

Я торопилась на почту, чтобы отправить телеграмму, а высший свет небольшого городка Тиренбург шестой день гудел сплетнями, противными насмешками, лживым сочувствием моей матери из-за вопиющего поступка одной из её дочерей. На меня показывали пальцем, смотрели, как на неудачницу. Кажется, даже подруги отвернулись и боялись встретиться со мной на улице.

Я догадывалась, что репутация Сорена совершенно не пострадает. Но чтобы настолько ловко выйти сухим из воды! Его застали в постели с девицей, разумеется, не своей женой, в доме, полном гостей, а отвечать будет только она.

— Если одна сестра такая, то и вторая тоже, это ясно, как день.

— Ох, бедняжка!

— Да не жалей её! Столько лет эта семья кичилась тем, что у них не одна, а целых две ведьмы. А вот теперь как всё обернулось! Их обеих теперь перестанут принимать в приличных домах, всю семью Каллино будут обходить стороной, вот увидишь.

Сердце сжималось от горя, боли, ужаса, к горлу подкатывала гадливость. Шестой день не покидало противное ощущение, словно меня окунули в лужу по самую макушку. Будто я не просто грязная, так ещё и нахлебалась противной густой жижи.

Отец ещё как-то пытался замять скандал, как и родители Сорена, но матушка заперлась в спальне и слегла с жестокими мигренями, оставив меня со своей болью один на один. Элен уехала в пригород к нашей тётке. Сорен не пытался поговорить со мной, не отправлял записок, замолчал. Как и его родные. Я осталась с жестоким обществом и позором, обрушившимся на мою семью, один на один.

Когда-то ясные очертания будущего стали вдруг размытыми, безрадостными, и решение пришло само собой. Осталось дождаться положительного ответа.

Ответ на мою телеграмму пришёл на следующий же день: «Уважаемая госпожа Каллино! Буду ждать с нетерпением вашего приезда. Пожалуйста, направьте телеграмму с точной датой вашего прибытия, и я всё подготовлю».

Этот листок бумаги неожиданно стал моим успокоением, путеводной звездой, надеждой. Иного выхода я и не видела. Разумеется, моя семья не оберётся нового скандала. Своевольный отъезд незамужней девицы в большой город без благословения родителей, жизнь в полном одиночестве, да ещё и работа! Уму непостижимо.

Но впервые за неделю я почувствовала какой-то просвет, заулыбалась, спрятала письмо в малюсенькую сумочку, выбежала из здания и побежала собирать вещи, как остановилась, будто вкопанная. На противоположной стороне улицы стоял Сорен.

Высокий, красивый молодой мужчина с яркими голубыми глазами, всегда очень элегантно и дорого одетый. Он был мрачен, бледен и, кажется, даже испытывал какие-то угрызения совести. Меня окатило гадкой ледяной волной. Сорен сбежал в тот вечер. Сбежал, как вор, трусливо и торопливо, его скорость стала поводом для отвратительных шуточек. А потом молчал целую неделю и по слухам не высовывался из дома, пока я терпела насмешки, была вынуждена показываться на улице и стойко преодолевать потрясение и боль. Он просто бросил меня в пасти льва, если можно так высказаться о высшем обществе Тиренбурга.

Я понадеялась, что Сорен просто кивнёт и пройдёт мимо. Это бы только подстегнуло меня уехать как можно скорее. Этим он поставил бы точку в нашей красивой, но печальной истории, разбившей мне сердце. После такого я бы могла смело похоронить свою душу и продолжить жизнь дальше на новом месте, без оглядки на прошлое.

Но этот красивый молодой мужчина в своём щеголеватом костюме-тройке воровато огляделся по сторонам и направился ко мне. Двигался он легко, будто собирался пожелать мне доброго утра, обменяться любезностями и продолжить путь по делам. Ноги мои против воли приросли к тротуару. Нужно было бежать сломя голову и сделать вид, что мы не знакомы. Но я продолжала сжимать сумочку, в которой лежала заветная телеграмма и придавала мне сил бороться с этими горькими душевными муками…