Продолжение приключений бедной итальянской девушки Аннабеллы. Начало - книга "Мармеладка" (сборник "Конфетки - бараночки"), далее сборник "Конфетки - бараночки 2"
Итак, чудом избежав погибели в пучине морской, Аннабелла вновь почувствовала под собой твёрдую землю...
Аннабелла
Никто, будь даже сам король, не может предугадать, что произойдёт с ним в последующую минуту. И крах всех надежд вполне может стать залогом будущей счастливой жизни…
Так думала я, стоя в вечерних лучах закатного солнца и глядя на синие воды, величественно омывающие берега моей благословенной страны Италии. На воды, на моих глазах ставшие могилой для великолепного корабля, с которого я, Аннабелла Чимароза, была изгнана с величайшим позором. О… Не буду вспоминать об этом…
Лучше погрущу о моей подруге Кончите Кабалетто. Ей, бедняжке, не посчастливилось остаться на проклятом, как оказалось, корабле. Остаться и сгореть в адском пламени, кое охватило корабль, лишь стоило тому отчалить от причала этого весёлого портового города.
О… Думала ли Кончита, что жить ей осталось пару мгновений? Думала ли я, что мой позор столь скоро канет в пучину морскую вместе с прекрасным кораблём и с ним, с тем, кто прогнал меня так жестоко… О…
Но я не буду вспоминать о нём, не буду… Ведь Мадонна и так уже покарала его хуже некуда. Буду вспоминать лишь о милой Кончите, от которой, кроме добра, я ничего не видела.
- Ах, Кончита, Кончита… - всё шептали и шептали мои губы вперемежку с молитвой Мадонне, дабы попала душа Кончиты в рай, несмотря на грех её.
Ах, я просила Мадонну не считать за грех то, что оступилась Кончита на пути своём. Я просила Мадонну быть снисходительнее к моей недолгой подруге. К Кончите Кабалетто. Ах, Кончита, Кончита, да пребудет твоя душа в раю…
- Кончита! – раздался властный голос позади меня.
Да кто же это? Кто смеет мешать мне грустить?! Да ещё и трогать столь бесцеремонно за рукав?!
В негодовании, столь сильном, что я даже забыла слова молитвы, я наконец обернулась.
Передо мною, гордо подбоченившись, стоял незнакомый синьор. Никогда прежде не доводилось мне видеть таких. О, какой же он был, чёрт побери!
Скажу одно, своим появлением этот синьор мгновенно прогнал оцепенение и шок от ужасных событий, произошедших со мною. О, всё это мгновенно откатилось куда-то назад, словно произошло давным-давно, настолько давно, что горевать и грустить уже не было никакого смысла.
Да… Мой очередной позор, последовавшее за тем вдовство, гибель подруги. Ах, всё это мгновенно стало «давно»!
Да! Вот что делает красота! О, эта красота! Да! Он был красив… О, как же он был красив! Оба моих Бартоломео, вместе взятых, не стоили и мизинца этого незнакомого синьора… Не стоили и мизинца сильной смуглой руки, выглядывающей из отороченного золотой вязью рукава камзола.
Высокий, крупный, словно медведь, сильный! О, какой силой веяло от него! А глаза… О Мадонна, его глаза! Они были черны как ночь, они пронзали меня насквозь! Ах, его жгучий взгляд мгновенно вызвал мелкую ритмичную дрожь во всём моём бедном теле! Ах.
О… Какой мужчина… Именно мужчина, не юноша, нет. Зрелый мужчина в самом расцвете сил стоял, подбоченясь, передо мною. Почему-то он напомнил мне того мужчину из кафе, который пытался утешить меня после предательства негодяя Бартоломео. Ещё первого Бартоломео, будем точны.
Но, конечно, мужчина из кафе не шёл ни в какое сравнение с этим величественным синьором, ни в какое. Только дрожь, которой отозвалось моё предательское тело, разве что она роднила этих двух столь разных мужчин.
Я покраснела, вспомнив вдруг, совершенно не к месту, свои давние бредовые фантазии насчёт безымянного мужчины из кафе. И задрожала ещё больше! О, Аннабелла! Видимо, ты всё же помешалась от испытаний, что столь щедро обрушила на тебя игривая судьба твоя.
- Она, что, ещё и припадочная? Почему она дёргается, как курица на заклании? – прервал мои думы властный глубокий голос.
До меня не вдруг дошёл оскорбительный смысл этих слов, так заворожена была я движением чувственных, презрительно изогнутых губ. Это он про меня? Зачем? Как же… Почему? И кто он такой, чёрт побери! Почему он вообще появился возле меня?!
Я стояла, не находя слов, и лишь молча смотрела, как шевелятся налитые, твёрдые даже на вид, губы.
Он говорил ещё что-то, не менее оскорбительное. Что-то насчёт моих умственных способностей, кажется. А я стояла, испуганно замерев, ну совсем как наша монастырская дурочка Джемма, потеряв дар речи от неправдоподобности возникшей непонятно как ситуации.
Наконец, когда свита этого господина вдруг споро подхватила мой сундук, я отмерла.
- Как вы смеете? – стараясь, чтобы мой голос звучал не очень жалко, вопросила я дюжих слуг неизвестного синьора.
- Предпочтёшь нести свои вещи сама? – язвительно молвил незнакомый синьор.
- Конечно, нет, - растерянно отозвалась я, одновременно радуясь вернувшейся способности говорить.
- Тогда перестань строить из себя полоумную дурочку и будь добра проследовать в карету, - бросил синьор, поворачиваясь на каблуках с тем, чтобы идти в сторону богатой кареты с золотыми вензелями на дверцах.
О Мадонна… Я не понимала ровным счётом ничего!
Пользуясь тем, что синьор отошёл, я вцепилась в рукав одного из слуг. «Пожалуйста, поставьте на место мой сундук», - взмолилась я.
- Вам бы лучше не перечить синьору Кабалетто, синьорина Кончита, - ответил слуга, осторожно высвободив свой рукав из моего цепкого захвата.
- Синьору Кабалетто? Синьорина Кончита… - повторила я помертвевшими губами…
О Мадонна! Помоги мне! Я с ужасом уставилась на свой сундук с монограммой Кончиты, двумя буквами «К»!
«Ты возьми мой сундук, а я заберу твой», - всплыли в памяти слова несчастной Кончиты.
- Давай, давай, Аннабель, шустрей перекладывай! – я как наяву вдруг увидела, как Кончита охапками вышвыривает вещи из наших с ней сундуков…
Аннабелла
- Наконец-то Вы соизволили последовать гласу разума, синьорина. Разумеется, если у Вас есть хоть какие-то зачатки разума, - облил меня ледяным водопадом голос небрежно развалившегося на мягких бархатных сиденьях моего мучителя.
Да! Да, мучителя. Того, кто совершенно не зная меня, постоянно оскорбляет! И даже то, что в этот раз он перешёл на «Вы», даже это выглядело как очередное изощрённое издевательство над моим и без того потрясённым недавними событиями разумом. О да! Тем не менее, мой новоявленный мучитель, к сожалению, был абсолютно прав. Мой разум действительно буквально на глазах отказывал мне.
Да, отказывал! Потому что, несмотря на смертельную опасность, грозившую мне со стороны святой инквизиции, я тем не менее неторопливо и с достоинством забралась в эту шикарную, обитую малиновым бархатом карету. Вместо того, чтобы, позабыв о достоинстве, запрыгнуть в ниспосланное самими небесами убежище со всей возможной скоростью!
Да, в эту минуту желание казаться воспитанной сеньоритой перед этим ужасным синьором превысило даже мой страх за собственную жизнь! Ведь всадники на чёрных как ночь конях были уже совсем рядом!
О, всё моё существо стремилось одним махом запрыгнуть в эту проклятую карету, скрыться как можно скорее от всевидящего ока нашей пресвятой инквизиции. Тем не менее вопреки воплям собственного разума я предпочла не нарушать правила приличия, прыгая, как наша монастырская коза Роза.
И только оказавшись наконец внутри, я не выдержала и нервическим рывком задёрнула дорогие малиновые шторки. После чего прильнула к небольшой щёлочке, наблюдая за страшной процессией всадников в чёрных одеждах.
- Моя преступная дочь боится святую инквизицию? – резкий голос синьора Кабалетто чуть не заставил меня подпрыгнуть.
- Ваша дочь уже ничего не боится, - ответила я чистую правду.
О да… Несчастная Кончита… Да пребудет её душа в раю…
Я вновь вспомнила мою недавнюю подругу, и слёзы печали невольно навернулись мне на глаза.
- Нечего лить свои лживые слёзы, - тут же прилетел безжалостный комментарий. - Как позорить своё доброе имя, так ты первая. Бесстыдница. Как посмела ты подарить мужчине свою невинность вне брака?! Распутница! Лучше бы ты успела на тот корабль, право слово! Хотя бы отправилась в ад в достойной компании!
- О синьор! – не зная, что ответить на эти чудовищные слова, пролепетала я. – Что Вы имеете в виду, говоря о достойной компании? – совсем потерявшись, почему-то спросила я.
В ответ отец Кончиты, слегка приподняв свою соболиную бровь, посмотрел на меня, как на ненормальную. После чего, не удостаивая более ни словом, откинулся на мягкие подушки и прикрыл глаза, опушённые длинными чёрными ресницами. Явно показывая, что моё присутствие его более не интересует.
Карета, мягко покачиваясь, тронулась. Синьор Кабалетто, не обращая никакого внимания на мою особу, откровенно задремал. Длинные ресницы отбрасывали густые тени на его высокие скулы.
Надо же, мужчина, а такие ресницы… Зачем ему… Забившись в самый угол, я не отрывала взгляда от его лица. Какой всё же красивый, о Мадонна… Какой красивый…
Аннабелла
Мы ехали довольно долго. Незаметно настала ночь, окутав чёрным бархатным покрывалом мою благословенную страну Италию. Убаюканная мерным движением кареты, постепенно и я последовала примеру синьора Кабалетто, погрузившись, правда, в чуткий и неспокойный, но сон.
Во сне я забылась. Мне казалось, что я по-прежнему плыву на пароходе, что мой супруг, Бартоломео, вовсе не выгнал меня, а находится рядом со мною, согревая теплом своего сильного тела. Ах, это было так прекрасно, осознавать, что всё хорошо, что я по-прежнему замужем!
Я глубоко вздохнула во сне и покрепче обхватила твёрдое горячее тело своего законного супруга. Внезапно я почувствовала резкий толчок. В мой прекрасный спокойный сон ворвались резкое ржание лошадей и чьи-то громкие голоса. Чьи-то руки безжалостно отодвинули меня от горячего тела… Что это… И откуда на корабле взялись лошади…
- Вставайте, синьорина, - ударом хлыста прозвучал откуда-то знакомый мне голос с глубокими бархатными нотками.
Я вскинулась и вскочила. Я разом вспомнила всё. Всё! О Мадонна! Помоги мне!
Я огляделась. В карете я была одна. Дверцы кареты были широко распахнуты. Снаружи в сгустившейся тьме сновали туда-сюда многочисленные слуги с факелами в руках. В отдалении угадывался огромный дом, окна которого были ярко освещены.
Около моей дверцы стоял синьор Кабалетто и с раздражением взирал на меня.
- Выходите же наконец, синьорина, - сухо молвил он, неохотно подавая мне руку.
- Я могу выйти и сама, - пробормотала я.
Не знаю, что на меня нашло, зачем я стала дерзить ему, не знаю. Просто дерзость сама сорвалась с моего языка! Да, сорвалась! Потому что если ему не хочется даже прикасаться ко мне, то зачем же тогда он подаёт мне руку!
- Дай же ты руку, Кончита, чёрт тебя подери! – одновременно с этими словами синьор Кабалетто довольно грубо схватил меня за руку и резко рванул на себя!
Результат не замедлил себя ждать. Не удержав равновесия, я буквально свалилась на мужчину и крепко обхватила его за шею, чтобы удержаться на ногах. При этом вышло так, что я прижалась к нему всем телом! Не нарочно, нет! Просто… Просто так получилось…
О… Я не знаю, как рассказать о том, что произошло потом… Просто так получилось… Ох, просто так вышло, что, прижавшись к нему всем телом, я чётко почувствовала мгновенно вставший огромный орган… О, какой стыд… О…
От смущения я не знала, куда девать глаза… Я не могла поднять глаз от смущения, чёрт побери! И поэтому всё смотрела и смотрела туда. На область его паха я смотрела, разумеется! Туда, где на моих глазах вздувался самый огромнейший продолговатый бугор из тех, что мне приходилось видеть такого рода. Хотя я немного видела, конечно. Может, бывает и больше, кто знает, кто знает…
Ну, а куда ещё-то мне было смотреть?! Потому что иначе, если бы я подняла взгляд, мне пришлось бы встретиться со своим стыдом, как говориться, лицом к лицу! А это было уже выше моих слабых сил…
Так и стояли мы, застыв и не понимая, что же делать дальше. Во всяком случае, я не понимала, как же достойно выйти из этой такой странной и пикантной ситуации. Вернее-то сказать, на самом-то деле ситуация таковой была не совсем. Мы чужие друг другу люди, в конце-то концов! Но он-то, синьор Кабалетто, об этом не знал! Вот в чём дело-то!
В следующее мгновенье хлёсткий удар от пощёчины обжёг мою щёку! Я в изумлении вскинула взгляд. «За что?» - еле слышно пролепетала я, глядя в удаляющуюся спину отца Кончиты. За что?!
Аннабелла
Я стояла, прислонившись к пыльному боку кареты, совершенно потерявшись. Синьор Кабалетто давно скрылся в ночи, слуги уже выгрузили весь багаж и собирались распрягать лошадей, а я всё стояла и стояла, абсолютно никому не нужная. В темноте, в испачканном платье, со слезами обиды, застывшими в глазах.
- Прошу Вас, синьорина Кончита, прошу Вас, позвольте отвести Вас в Ваши покои, - я с удивлением увидела рядом с собой солидного вида горничную.
Это была женщина средних лет, одетая в чистенькое тёмно-синее платье и белоснежный фартук с вышитыми рюшечками.
Откуда она взялась и когда успела подойти ко мне, рассеянно подумала я. Голос у женщины был мягкий, успокаивающий. Подумав, я последовала за ней. В конце концов, не оставаться же мне ночевать около кареты. Даже лошади, и те отправились в конюшню, ведомые бравыми конюхами. Проходя мимо меня, одна из лошадей шумно фыркнула, покосившись на меня лиловым глазом. Я вздрогнула и прибавила шагу.
В огромный дом, похожий на сказочный дворец, я входила, робея. Внутреннее убранство ошеломило меня. Здесь были роскошные мягкие ковры, в которых утопала нога. Всюду стояли огромные красивые вазы, наполненные свежими благоухающими цветами. Высокие свечи ярко горели в массивных, на вид как золотых, подсвечниках.
Повсюду сновали слуги, которые низко кланялись, завидев меня. Я приосанилась. Но тут же застеснялась своего испачканного о карету платья. Ну что же ты за растяпа, Аннабелла! Первым делом нужно будет почистить платье. Нет! Нужно будет велеть горничной, чтобы она почистила моё платье!
Аннабелла
В роскошных покоях, куда проводила меня горничная, я освоилась на удивление быстро, просто в один миг. Как будто я всю жизнь здесь жила и просто вернулась домой! Ах, как же прекрасно, как здорово! Первым делом, дождавшись, когда же наконец уйдёт очень быстро надоевшая мне горничная по имени Алоиза, я плюхнулась на роскошную мягчайшую кровать и стала прыгать по ней! Ах!
Потом я по-хозяйски распахнула огромный зеркальный шкаф, куда две другие шустрые горничные споро сгрузили мои платья. Ах, моя одежда, казавшаяся мне такой шикарной, теперь смотрелась жалкой кучкой в этом огромном красивом шкафчике!
Но ничего! Ничего! Раз я теперь дочь самого синьора Кабалетто, хозяина всего этого, то, конечно же, теперь у меня будет всё, чего я только пожелаю!
Я почему-то была уверена в этом! Я ведь слышала, как синьор Кабалетто пробормотал «диаволо!» перед тем, как покинуть меня. Это ведь означает, что он осознал свою вину передо мною! И значит, захочет, чтобы я поскорее позабыла тот досадный инцидент.
А что нужно сделать, чтобы молоденькая синьорина отвлеклась и забылась? Конечно же, это платья, шляпки, туфельки! Ах, общение с Кончитой не прошло даром для меня! Я многому научилась. Да, конечно, её отец однозначно чувствует свою вину передо мною. Ах…
Хотя в чём же его вина, если не считать пощёчины, конечно… Но и пощёчина, честно сказать, не доставила мне особой боли. Это была такая, отеческая пощёчина за дерзость, даже не очень обидная. Если уж на то пошло, то мой собственный отец мог врезать намного, намного больнее, особенно когда перебирал с виноградной настойкой.
Так что можно считать, что в пощёчине, конечно, есть немножко его вины. Но что касается остального! Ах… Это же всего лишь реакция мужского тела… Да, конечно, он не знает, что я вовсе не его дочь. Но Мадонна-то знает! Так что всё то был не грех! Я радостно рассмеялась. А потом заплакала. Заплакала от избытка чувств.
Потому что в новом свете вдруг увидела момент, когда мы вот так стояли около той кареты с шумно дышащими лошадями. Или… Или так шумно дышал он?! Ах, я вся содрогнулась от этого смелого предположения и выгнулась вся от неожиданной сладкой неги, безжалостно пронзившей меня.
Я скрючилась на своей новой шикарной постели и стала исступлённо ласкать себя. Аааах… Неожиданный стук в дверь прервал моё занятие. Да что же это такое! Это не дворец знатного синьора, это постоялый двор какой-то!
Пока я пыталась восстановить ровное дыхание, дверь отворилась и вошла молоденькая горничная в белоснежном переднике с простенькой вышивкой на рюшах.
- Синьорина… - начала было она.
- Я разрешала Вам войти?! – в бешенстве вопросила я.
И моё бешенство было вполне оправдано! Ведь эта горничная ворвалась в мои покои строго в тот момент, когда я вспоминала свои ощущения от соприкосновения с… ну, с достоинством хозяина дома! Да! Я смогла воссоздать эти непередаваемые ощущения в отсутствие мужчины, сама с собой! И эта поганка всё испортила!
- Но… - посмела начать было она.
- Вон! – все себя закричала я. – Вон! И не сметь входить ко мне без моего разрешения! Вон! – Ах, я уже хотела было пригрозить ей наказанием на конюшне, но вовремя опомнилась.
Кто ты такая, Аннабелла, чтобы позволять себе столь много и в чужом доме? Ах.
Тем не менее горничная испуганной мышкой, всхлипнув, быстро шмыгнула за дверь. И плотно-плотно прикрыла её. Я могла вернуться к своему занятию…
Аннабелла
Да, я могла вернуться к своему занятию. Но я не стала. Потому что настроения больше не было! Из-за плохо вышколенной прислуги всё настроение пропало!
Тем более что вновь раздался стук в дверь. Я молчала. Не отвечала. Пусть стучат. Будут знать, как заходить к дочери их синьора без стука! О Мадонна, рассудок мой, видимо, действительно немного повредился. Какая же я ему дочь? Я не дочь! Во всяком случае, не его!
Между тем в мою белую с золотом дверь вновь поскреблись. Сжалившись, я крикнула, чтобы вошли. На пороге вновь возникла всё та же молоденькая горничная. Дрожащим голоском она сообщила, что ужин ждёт меня в столовой. В столовой. Если бы я ещё знала, где в этом доме столовая. И что, интересно, здесь на ужин?
- Или Вам принести ужин сюда? – осведомилась девушка, не дождавшись от меня ответа.
- Нет, я приду, - важно ответила я.
Я приду! Ведь там будет он! Он, отец Кончиты. А теперь, получается так, что мой отец? Нет, всё во мне протестовало против того, чтобы называть его отцом! Нет! Нет! Нет!
Что же делать? Ведь сейчас мужчина наверняка казнит себя за неподобающее поведение! Наверняка! Почему я сразу не подумала об этом, почему?
Желание занять в этом доме место Кончиты боролось во мне с моей природной склонностью к правдивости. И, если уж совсем быть честной с самой собой, с нежеланием быть для этого мужчины дочерью. Я не дочь ему!
Я потёрла щёку, которая ещё помнила удар его руки. Ах, какая же сильная у него рука! Но ударил он не так чтобы уж очень больно. Совсем не больно! Пожалел меня! Он пожалел меня. Интересно, он ощутил, какая нежная у меня кожа? Ах… Что же делать, что же делать…
Ах, я увижу его. И решу на месте. Как сердце подскажет, так и поступлю… Определившись со своими дальнейшими действиями, я проследовала в столовую за горничной, которая показывала мне путь.
Столовая оказалась огромной светлой комнатой с большим овальным столом посередине. Стол был уставлен самыми разнообразными яствами. От умопомрачительных запахов рот мой наполнился слюной, а желудок требовательно заурчал. О, как же я хочу есть! О, я съем сейчас всё, что здесь есть!
Я степенно прошла к столу. Горничная почтительно отодвинула для меня стул. И я накинулась на еду! То, что за столом я была одна, меня не смутило и тем более не расстроило. Незачем синьору Кабалетто видеть, какая я обжора. Хорошо, что он задерживается.
Когда он придёт, чувство голода уже оставит меня и я буду так понемножечку клевать, как и положено благородной сеньорите. «Благородная синьорина никогда не будет жрать на людях столько, сколько ты, Аннабель», - вновь будто наяву услышала я голос Кончиты.
О, Кончита, я совсем забыла про неё. О, Кончита, да пребудет твоя душа в раю! Ах, я была искренне благодарна своей мимолётной подруге за ту науку, что она успела мне преподать! Поэтому и спешила наесться, пока не пришёл синьор Кабалетто.
Наконец, я сыто откинулась на резную спинку стула из благородного красного дерева. Синьора Кабалетто всё не было. «А где же, гм, мой отец?» - отметив про себя, как тяжело, просто булыжником по языку, дались мне слова «мой отец», обратилась я к горничной, что всё это время истуканом стояла позади меня.
- Синьор Кабалетто в отъезде, - ответила та.
- В отъезде… - озадаченно повторила я.
Красота и удобство дома сразу померкли. В отъезде. Куда же он поехал? И где же его жена, вдруг пронзил меня молнией вопрос. У него же должна быть жена! И, возможно, ещё и дети. Кончита же говорила, что её отец благополучно женился вновь. Где же она, эта счастливица, хозяйка этого прекрасного дворца?
Аннабелла
Задумавшись, я вертела в своих тонких пальчиках изящный бокал из венецианского стекла. Точь-в-точь, как это делала Кончита. О да! Я умею учиться на лету!
Молоденькая горничная, по-прежнему застывшая за моей спиной, робко кашлянула.
Я встала и, шурша юбками, неторопливо прошлась по столовой. Затем вышла в широкий коридор, украшенный затейливой цветной мозаикой. И здесь, как и везде, стояли массивные вазы с живыми цветами. Для чего столько цветов, раздражённо подумала я. Наверное, их любит она. Хозяйка этого дома. Мысль о хозяйке дома привела меня в непонятное раздражение.
- А где же… остальные хозяева дома? – раздражённо спросила я следовавшую за мной по пятам горничную.
- Про кого Вы спрашиваете, синьорина? – немного удивлённо спросила та.
- Про супругу синьора, про детей, - ещё более раздражённо пояснила я непонятливой прислуге.
- Но… Синьора Кабалетто скончалась, произведя на свет дитя… - пролепетала горничная.
Я наморщила лоб, напряжённо припоминая всё то немногое, что рассказывала о своей семье Кончита. Да, она что-то такое говорила про свою мать. Да, да… Дабы не порочить честь семьи, мать Кончиты была объявлена умершей и даже понарошку похоронена в семейном склепе.
Ну а где же ей ещё было быть похороненной, интересно? И кого же они запихнули вместо благополучно предающейся разврату матери Кончиты, интересно? Я хихикнула, представив себе весело смеющуюся со своим любовником мать Кончиты. Горничная с удивлением посмотрела на меня.
Так, тут что-то не так. Что-то не сходится, чёрт бы побрал эту немногословную горничную. Понаберут из отдалённых предместий непонятно кого!
Ну ладно. Что же ещё говорила Кончита… Она говорила, что её отец благополучно женился вновь. Так что же, и вторая жена сбежала?! Около меня послышался потрясённый вздох. Ах, опять эта горничная! Что она уставилась на меня? Кажется, я сказала про вторую жену вслух…
Или всё же горничная подразумевала мою мать? То есть не мою, разумеется. Кончитину. Дай Мадонна здоровья и долгих лет моей собственной матери. Ну ладно, и отцу тоже. И сестрёнке. Вспомнив своих родных, я загрустила. Как они там? Вспоминают ли меня? Так, ладно, что там со второй женой?
- Я спросила тебя про ту супругу, которая сейчас, а не про мою мать, – надменно сказала я непонятливой горничной.
- О, синьорина, простите, но у синьора сейчас нет супруги. Она скончалась, произведя на свет дитя.
Я уже ничего не понимала.
- Вторая супруга, не моя мать! – попыталась вытянуть из бестолковой прислуги хоть что-то я.
- Да, синьорина, я и говорю про вторую супругу, - прошептала горничная.
Я задумалась. Немного зная историю этой семьи, а также успев немного познать невыносимый нрав самого синьора Кабалетто, я совершенно не удивлюсь, если на самом деле и вторая супруга синьора благополучно сбежала!
- Ну хорошо… Хорошо… - протянула я, не обращая внимания на шокированное лицо горничной.
Да я и не должна смотреть на прислугу. Как там учила меня Кончита… Для истинной синьорины все слуги на одно лицо… Да, именно так.
- Ну хорошо, - повторила я, - а где же это самое дитё, в таком случае? – и это был логичный вопрос.
- О… Девочку забрала на воспитание бабушка, - пролепетала горничная.
Странно. Что же этот синьор Кабалетто так разбрасывается своими дочерями? Хотя, конечно, с другой стороны, это понятно. Ведь дочь в нашей благословенной стране Италии не представляет особой ценности. Да и бабушка, конечно же, с воспитанием девочки справится несравненно лучше, нежели суровый мужчина, это понятно. О, какой всё же суровый этот мужчина, вновь вспомнилось мне…
И всё же, что на самом деле случилось с его второй супругой, что? Скончалась ли она на самом деле или и здесь замешана некая пикантная история? Ах, как же интересно! И где же всё же сам этот невыносимый синьор Кабалетто? И когда же он появится в своём доме, этот синьор?
На эти вопросы ответа у меня не было. Равно как и у бестолковой горничной, которая знала ровно столько же, сколько и я. То есть, другими словами, ничего… Ровным счётом ничего, чёрт побери!
Аннабелла
Чтобы немного успокоиться, я решила пройтись по своему новому дому. Отослав горничную, я задумчиво бродила по светлым широким коридорам, спускалась и поднималась по широким деревянным лестницам, легко скользя ладонями по гладким перилам.
Неужели всё это великолепие принадлежит всего лишь одному человеку? Перед глазами невольно встала наша крошечная клетушка в бараке, где мы жили после того, как вулкан сожрал наш дом.
Конечно, нашей семье жаловаться, возможно, и грех, если сравнивать с участью, постигшей некоторых наших соседей, да пребудут их души на небесах. Но всё равно! Всё равно! Почему у одних есть всё, а у других нет ничего?
Разве богатые чем-то отличаются от бедных? Нет! Ничем! Взять хотя бы меня. Стоило золотым зазвенеть у меня в кармашке, стоило мне приодеться, и всё! Никто не отличит меня от богатой синьорины, никто! Вон, даже такой великолепнейший синьор, как синьор Кабалетто, и тот практически признал во мне дочь!
В задумчивости я толкнула одну из дверей, что выходила в коридор. Что там, за этой дверью? Тихонько приоткрыв её, я довольно смело зашла внутрь просторного помещения, почти всё пространство которого занимала огромная кровать под великолепным алым балдахином. О, какая кровать! О!
Вся моя напускная благопристойность слетела с меня как луковая шелуха с перезревших луковиц! В полном восторге я плюхнулась на мягкую перину, широко раскинув руки. Ах, как же хорошо! Никогда за всю мою жизнь не приходилось мне возлежать на таком мягком, словно в раю, ложе! Ах, как же хорошо-то!
И как-то сразу я вдруг осознала, сколь долог и труден был день… Сколь много всего произошло… И как же я устала… Как же я устала…
Из последних сил я откинула пушистое покрывало. Провела руками по гладкому шёлку постельного белья. Уткнулась лицом в упругую подушку. И провалилась в глубокий непробудный сон…
Аннабелла
Ах, я спала так сладко. Так спокойно. Так правильно! Так, как и должна спать юная благородная синьорина. Мне снились яркие цветные сны, которые я забывала тут же. Помню только, что в какой-то момент я пробудилась для того, чтобы снять с себя платье. Я ведь приличная синьорина, которой не пристало спать в одежде.
Ах, гладкий шёлк постельного белья так приятно холодил кожу. Пробудившись на мгновенье, я скинула с себя и панталоны с нижней сорочкой заодно. Зачем они мне? Я здесь одна. Никто не видит меня. Ах, как же приятно, как тепло и покойно в этой прекрасной кровати.
Я угрелась, успокоилась, выспалась. Сладко потянувшись, я скинула с себя тонкое, но удивительно тёплое одеяло. Должно быть, оно из самого настоящего лебяжьего пуха. Я представила себе прекрасных белых лебедей, плывущих по прозрачной водной глади.
Ах, лебеди… Я видела их только на картинках в тех книгах, что читала в монастыре. Как бы я хотела воочию увидеть этих прелестных созданий, как бы хотела…
Ах, подумать только, монастырь… Я жила там всего лишь несколько дней тому назад, а кажется, что очень давно. Как же так? Почему воспоминания о монастыре столь быстро подёрнулись дымкой забвения? Видимо, так угодно Мадонне.
О да, всё, что происходит с нами, это ведь написано у нас на роду. Значит, и у меня на роду написано вдруг превратиться в дочь уважаемого богатого сеньора. Ах, я не подведу своего внезапно обретённого отца! Пусть он был груб со мною, я прощаю его. Я в полной мере заменю ему его настоящую дочь, несчастную Кончиту, да пребудет её душа в раю.
Словно благодать снизошла на меня после этого благородного решения, простить синьора Кабалетто за все те обидные слова, коими он наградил меня. Да, я прощаю ему, решено. Я сладко потянулась, восхищаясь величием собственной души, и распахнула глаза…
Аннабелла
Я распахнула глаза… И тут же вздрогнула, словно от ожога. Чей-то взгляд обжёг меня!
Не чей-то. О Мадонна… О Мадонна! Аааа!
Синьор Кабалетто собственной персоной восседал в бархатном кресле, широко расставив длинные ноги, и не отрывал от меня взгляда своих горящих глаз! Я нервно натянула на себя повыше тёплое покрывало, с ужасом осознав, что предстала практически обнажённой перед своим… Кто же он мне?
Лжеотец? Нет, это некрасивое название, будто кто-то обманывает кого-то, нет. Я не обманывала его! Он сам назвал меня своей дочерью, моя совесть чиста! Значит, так было угодно Мадонне. Да. Названый отец. Пусть будет так. Это справедливо. Я буду хорошей и послушной дочерью для него!
- Ты не моя дочь, - вдруг услышала я лёд в его чуть охрипшем голосе.
От неожиданности я вскочила, совершенно забыв о покрывале. О да, я предстала пред ним во всей невинности своей наготы. Спохватившись, я схватила покрывало дрожащими руками и завернулась в него, крепко обхватив себя руками.
- Кто ты? – продолжал допрашивать синьор Кабалетто, не отрывая от меня бешеной тьмы своих глаз.
О, в этот момент я на своей шкуре прочувствовала, каково это, попасть в лапы пресвятой инквизиции! Так, именно так, должно быть, допрашивала пресвятая инквизиция грешниц, именно таким тоном! Я задрожала. Всадники инквизиции вдруг вспомнились мне.
- Отвечай! – синьор Кабалетто тяжело встал и, пошатываясь, приблизился ко мне!
Душный запах крепкого вина ударил мне в нос. Синьор Кабалетто был пьян.
Я вздрогнула и отползла на край кровати, подальше от него. Это было ошибкой…
Аннабелла
Это было ошибкой. Это было ужасной, непоправимой ошибкой, чёрт подери! Потому что в хмельном синьоре Кабалетто моё такое естественное движение разбудило охотника! И он метнулся за мною всем своим грузным телом…
О… Он, конечно же, настиг меня…
И прижал к кровати всем своим раскалённым весом!
- Что вы делаете, синьор? – попыталась было пролепетать я…
Но в ответ на мой резонный вопрос горячие твёрдые губы вдруг прижались к моим… Сильные руки лихорадочно гладили моё тело… А поистине огромное орудие греха обожгло мне живот…
Потом синьор Кабалетто, тяжело дыша, рывком раздвинул мои ноги…
И словно раскалённое железо вдруг заполонило моё тело! О, это было так больно! Ах, как же это было больно! Мне казалось, что всё! Что смерть моя пришла за мною! Что отмеренное время моей жизни на этом закончено! О, как же это было больно!
От дикой боли я даже не могла дышать, не то, что сказать хоть слово, закричать, в конце концов! О нет. Я чувствовала себя словно овечка на заклании, минуты жизни коей сочтены.
Зато я поняла, я очень хорошо поняла в этот ужасный момент, почему несчастная мать Кончиты сбежала. И почему упокоилась вторая несчастная жена синьора Кабалетто. Да что там понимать! Я сама! Я сама вот-вот отправлюсь вслед за ними!
В следующее мгновение вся та боль, что неистово терзала меня, вдруг показалась мне лаской! Потому что проклятый синьор Кабалетто начал двигаться! Аааа!
Я слабо просипела что-то и потеряла сознание…
Аннабелла
Я слабо просипела что-то и потеряла сознание…
Но и находясь по ту сторону тьмы, я всё равно чувствовала, как тело моё словно раздирается на части…
И как потом огненная лава заполоняет всю меня…
О Мадонна, благодарю тебя, что ты уберегла меня от этого ужаса наяву. Благодарю…
Потом… Потом стало чуть легче. Ужасное орудие греха синьора Кабалетто покинуло моё тело, и сам он наконец скатился с меня, прекратив прижимать к кровати.
Я наконец-то смогла нормально дышать! О Мадонна! Я пришла в себя и открыла глаза. Затем я услышала громкий храп. О Мадонна… Синьор Кабалетто спал! Он вольно раскинулся на широкой кровати, заполнив её всю своим телом. О, он даже не потрудился прикрыться!
И теперь я поневоле увидела то, чем он смог доставить мне столько страданий. Теперь это ещё недавно страшное орудие представляло из себя сморщенный малиновый стручок! Правда, довольно крупный. О… Я была поражена до глубины души… Хотя… Хотя у бессовестного синьора из монастыря… Такая же была картина! О, ну как же так? Получается… Да как же так получается-то?!
Исследователь было проснулся во мне. Я уже протянула было руку к этому стручку, похожему на отборный плод жгучего перца в нашем монастырском саду. Но здравый смысл возобладал во мне. Я попятилась, буквально скатилась с кровати, как могла быстро натянула на себя платье, схватила бельё и ринулась к двери!
На моё счастье, коридор был пуст. Лишь пламя свечей осуждающе колебалось вослед мне. Но я не чувствовала своей вины. Во-первых, синьор Кабалетто мне не отец. Во-вторых, у меня не было шансов вырваться из его рук.
Ах, сначала… Поначалу… Пока он не ворвался в моё тело… Было так… Его руки… Его губы… Но потом! О нет, то, что было потом, никуда не годится! Это слишком, слишком больно!
Аннабелла
К моему огромному удивлению, утром я проснулась свежей и отдохнувшей. Всё тело моё было наполнено силой и лёгкостью. А ведь я была уверена, что каждая частичка моего тела будет болеть и ломить долго-долго после ночи с синьором Кабалетто.
Но нет! Легче птички я вскочила с постели, похлопала в ладошки, призывая горничных, велела наполнить для меня бадью горячей водой, а после с наслаждением погрузилась в душистую тёплую воду. Ах, как же хорошо!
Свежая и благоухающая, я надела лёгкое утреннее платьице, совсем простое и, конечно, не очень подходящее для окружающей меня роскошной обстановки. Но ничего. Ничего. Теперь синьор Кабалетто женится на мне!
А как же иначе? Ведь перед тем, как покинуть ложе, на котором он овладел мною, я догадалась слегка порезать палец ножичком для книг, так удачно оказавшимся на прикроватном столике. Да! Я порезала себе палец и накапала крови на простыню!
Синьор Кабалетто был пьян! А посему он не вспомнит подробностей! Да. Так рассуждала я, уже примеряя на себя образ законной супруги синьора Кабалетто. Да, конечно, супружеские обязанности будут ужасны. Но. Но ведь со мной всё в порядке! Значит, выдержу. В конце концов, за всё надо платить. И за роскошную жизнь тоже.
И потом… И потом, а вдруг второй раз окажется не таким?! Вдруг синьор Кабалетто во время первого раза символически прорубил себе путь в моём теле? И второй раз его орудие греха пойдёт уже проторенным путём? И мне будет не так больно с каждым разом? Просто синьор Кабалетто щедро одарён природой во всех отношениях, вот и всё!
О да… Во всех отношениях! Исследователь во мне поднял голову, и мне захотелось проверить свою теорию немедленно!
Я выпорхнула в коридор и смело пошла навстречу своей судьбе. Другими словами, я пошла к нему. К синьору Кабалетто. Туда, к нему, туда, где я уже была…
Но на пороге той комнаты, где всё случилось, я оробела. Застыла, словно истукан. Но, рассердившись на себя, всё же нашла силы пару раз стукнуть в дверь. Довольно громко.
- Синьор Кабалетто ждёт вас в кабинете, - вдруг услышала я за спиной невыразительный мужской голос.
Обернувшись, я увидела молодого человека со светлыми, почти белыми, прилизанными волосами, одетого в чёрную рубашку с отложным белоснежным воротником. Молодой человек был похож на писаря. Верно, это секретарь моего будущего мужа, подумалось мне. Почему я так была уверена в своём очередном замужестве, я не понимала и сама.
Между тем молодой человек привёл меня к массивным дверям из тёмного дуба. Затем он распахнул эти двери передо мной и склонился в поклоне. Я величественно прошла в просторную комнату. За громоздким письменным столом в обитом чёрной кожей кресле меня ждал синьор Кабалетто.
Его горящий взгляд вновь пронзил меня своей бешеной тьмой. Вспомнив события прошедшей ночи, я скромно потупилась и покраснела.
- Кто ты? И где моя дочь? – лёд его голоса ошарашил меня.
Да как же так?! После всего! И причём тут его дочь? О, бедная Кончита! Я совсем позабыла о ней! Ну ещё бы, с таким-то её отцом! Тут забудешь, как тебя зовут, не то, что…
- Отвечай! Или я велю выпороть тебя на конюшне, самозванка! – продолжал тем временем он, мой будущий муж.
О Мадонна! Кажется, он не собирается жениться на мне… На конюшне? Выпороть?!
- Да как вы смеете? – гордо выпрямилась я. – Вы же… Мы же… Как же так?! Вы… Вы обесчестили меня!
О да! Я пошла ва-банк!
Аннабелла
Я пошла ва-банк!
Ах, я была уверена, что совесть и порядочность проснутся в нём! Но… Но ответом мне было ненаигранное изумление в его глазах…
Он был пьян и не помнит, вдруг поняла я. Он не помнит. Я зря порезала себе палец. Я зря вытерпела эту ночную пытку. Всё, всё было зря! Всё было напрасно…
Я опустилась на ближайшее кресло, закрыла лицо руками и горько заплакала. Я оплакивала свою несчастную жизнь. Я оплакивала своё несостоявшееся замужество с этим чудовищем. Я вдруг вспомнила Бартоломео, с которого всё началось. И мне стало ещё более жаль себя. Своей молодости. Своих надежд. Своей обманутой первой любви, в конце концов!
Я плакала и плакала. Пока не почувствовала горячие руки на своих ладонях.
- Ну хватит, хватит. Я пошутил насчёт конюшни, - услышала я его грубоватый голос.
- Почему? Почему вы решили, что я не ваша дочь? – ободрённая, всхлипнула я.
Почему-то в тот момент мне было архиважно услышать ответ именно на этот вопрос.
- Потому что ты не являешься благородной синьориной, дитё.
О… О… Я была уничтожена…
- Тётка моей дочери Кончиты показала её портреты, - глухо продолжал меж тем синьор Кабалетто, - и на них изображена не ты.
Да чёрт побери! Понятно же, что не я! Так, значит, накануне он был у тётки Кончиты, поняла я. Почему-то эта определённость несколько успокоила меня. Всё же было бы неприятно после всего, что произошло между нами, узнать, что синьор Кабалетто навещал какую-нибудь красивую синьору.
- Я не почувствовал в тебе свою кровь. И старая карга подтвердила мои подозрения. Ты не Кончита! Так где моя дочь? – сильные руки схватили меня за плечи и ощутимо встряхнули.
- Кончита на небесах, - просто сказала я. - Вы должны заказать мессу, - и я наконец отважилась взглянуть на несчастного отца.
К моему удивлению, синьор Кабалетто таковым не выглядел.
- На небесах? – всего лишь удивлённо переспросил он.
Как будто я сказала, что Кончита, к примеру, пошла в лавку сладостей.
- Да, - скорбно вздохнув, подтвердила я.
И рассказала, запинаясь от волнения, всё, что знала о несчастной Кончите, да пребудет её душа в раю.
- Она опозорила моё имя. Её кончина закономерна, - это было всё, что нашёл сказать жестокосердный отец!
О… Но, с другой стороны, синьор Кабалетто никогда не удостаивал общением свою дочь и даже не знал, как она выглядит. Кончита была незнакомым человеком для своего отца. Так что, возможно, в поведении синьора Кабалетто и была своя логика. Во всяком случае, он был честен и не изображал тех чувств, коих не испытывал.
- Так кто же ты? И почему ты утверждаешь, что я обесчестил тебя? – переключил тему нашей беседы синьор Кабалетто.
- Почему я утверждаю? – вскинула голову я.
О, как мне было больно этой ночью! И как страшно резать свою собственную плоть! Я имею в виду мой палец!
- Вам уже поменяли постельное бельё? – с дрожью в голосе вопросила я.
Если бельё поменяли, если его начали стирать, то всё! Всё пропало тогда!
- Пойдёмте! Пойдёмте! – вскричала я и смело потянула грозного синьора за руку.
Не знаю, откуда взялась моя смелость, не знаю. Видимо, от отчаяния…
- Откуда ты знаешь, где моя спальня? – спросил синьор Кабалетто на пороге той самой комнаты.
Вместо ответа я дикой кобылицей ринулась к кровати и откинула уже знакомое мне покрывало. Ликующий крик вырвался из моих уст. Кровь! Пятна крови из моего пальца были на месте!
- У вас плохие горничные! - ликующе воскликнула я.
О да! Теперь я могла ликовать! Пусть! Пусть этот надменный синьор, не видящий во мне благородную синьорину, пусть он сам объяснит, откуда в его постели кровь!
- А это? Это вам ни о чём не говорит? – и я торжествующе выхватила из-под подушки свою розовую подвязку!
Да, конечно, я совсем не дурочка, и догадалась оставить в его постели лишнее доказательство своего присутствия в ней. Я ведь видела, насколько он был пьян.
Размахивая подвязкой как флагом, я скромно приобнажила свою ногу, на которой красовалась другая точно такая же подвязка! О, спасибо, спасибо тебе, Кончита! Ведь именно ты подарила мне свои подвязки, объяснив, что такие предметы туалета должны быть у каждой уважающей себя синьорины! Милая, милая Кончита… Да пребудет твоя душа в раю…
Любуясь сама собой, такой невинной с этими розовыми подвязками, я чуть было не упустила момент, когда во тьме глаз синьора Кабалетто вдруг проснулось воспоминание. Воспоминание и узнавание.
- Так это был не сон? – глухо промолвил он.
Конечно! Конечно же это не было сном, чёрт раздери! Естественно, я не сказала этого вслух. Я лишь скромно опустила глаза и зарделась.
- Я сделал больно тебе? – обжёг моё ухо горячий мужской шёпот.
Я замешкалась с ответом. Что сказать? Правду? А нужна ли она этому сеньору? Что, если, услышав, что он доставил мне невыносимую боль, синьор Кабалетто больше не захочет прикоснуться ко мне? И, как следствие, даже не подумает о том, чтобы сочетаться узами брака со мною, обесчещенной им лично девушкой?
- Сначала было немного больно… - застенчиво прошептала я. – Но потом… Потом… - Я опустила голову и закрыла лицо руками, не в силах лгать ему дальше.
Синьор Кабалетто понял меня по-своему.
- Тебе было хорошо? Потом? – хрипло вопросил он.
Что я могла ему ответить, чтобы не обидеть, чтобы не оттолкнуть?
- Да! – почти выкрикнула я ему в лицо.
И обмякла в его сильных руках. Потому что мне действительно стало немного дурно. А вовсе не потому, что я хотела как-то обмануть его, вовсе не потому…
Глухой мужской стон был мне наградой.
- Тебе было хорошо… - промолвил он и вдруг одним рывком положил мою руку на свой… Ох. На своё восставшее орудие греха!
О Мадонна! Что мне делать?
- Нет. Нельзя. Через пару дней… - выдохнул синьор Кабалетто, избавив меня от необходимости выбора верного решения.