Маска ангела

Глава 1. Маска ангела.
В тот вечер они строили замок. Особенно красивый, с высокими шпилями из разноцветных кубиков. Лера уже представляла, как завтра утром покажет его маме с папой. Родители только что ушли, весело помахав рукой, дверь захлопнулась с глухим щелчком, и наступила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Замок был почти готов.

— Лерочка, — голос дяди Жени вдруг изменился. Он стал тише, но не ласковым, а каким-то… плоским, безжизненным, как гладь мертвого озера. — Отойди от окна.

Ее тело послушно выполнило команду раньше, чем мозг успел осознать опасность. Она отползла на центр узорчатого ковра, не сводя взгляда с дяди и замерла.

Это не было игрой света или детской фантазией…

Сначала исказилась его улыбка. Она не исчезла, а продолжила растягиваться, выходя за пределы лица, превращаясь в жуткую, неестественную гримасу. Кожа на его щеках потеряла упругость и поплыла вниз, как расплавленный свечной воск, обнажая не белую эмаль, а тусклые, землисто-серые зубы, острые и частые, как у доисторической рыбы. Голубые, когда-то ясные глаза, будто провалились внутрь черепа, а отверстия, оставшиеся от них, затянула черная, пульсирующая масса, похожая на жидкий деготь.

Но самое страшное было то, что происходило с его телом. Он будто вытягивался вверх, тень от него на стене росла и изгибалась. Его спина выгнулась дугой, и с хрустом ломающихся сухих веток из-под рубашки вылезли отростки — длинные, костлявые, обтянутые серой, пергаментной кожей, напоминающие скелеты крыльев, брошенные на свалке. От него исходил волнами пронизывающий холод, от которого леденели пальцы и стыла кровь. Воздух наполнился запахом старой пыли, затхлого подвала и чего-то невыразимо горького — запахом абсолютного одиночества.

Ангел исчез. Теперь перед ней, заполняя собой всю комнату, сидело Чудовище. Настоящее. И оно не было похоже на милых монстров из сказок…

— Молчи, — просипело то, что раньше было любимым дядей. Звук его голоса был похож на скрип песка по стеклу или на шелест высохших насекомых, которых Лера собирала летом с мамой, гуляя в парке.

Чудовище не нападало. Оно медленно поползло к ней, его движения были неестественно плавными, как течение густой смолы. Темная, липкая субстанция, из которой состояло его тело, сочилась на ковер, оставляя за собой влажный след. Она не могла пошевелиться, парализованная животным ужасом. Холодная масса обволокла ее сначала с ног, медленно поднимаясь выше. Она была не просто холодной; она была лишенной тепла вообще, как пустота космоса. Эта тьма обвивала ее руки, сковывая, касалась лица липкими, щупальцеобразными отростками. От каждого прикосновения в голове вспыхивала паника и тошнотворная пустота.

Чудовище опутало ее полностью так, что она не могла крикнуть — ее горло будто сжала невидимая рука. Это было не нападение. Это было поглощение. Медленное, неотвратимое стирание ее границ. Он вползал в нее, заполняя собой все щели.

И тогда он начал шептать. Его голос звучал теперь прямо у нее в голове.
Ты особенная. Ты выбрана. Ты теперь моя. Это наш секрет. Если расскажешь — они тебя больше не будут любить. Ведь ты теперь… грязная. Они отвернутся от тебя. Кому нужна испорченная вещь?

Слова падали в сознание, как капли яда, и прорастали чувством жгучего стыда. Она чувствовала, как ее собственная чистота, ее свет, уступают место этой липкой, чужеродной тьме. Он не просто пугал ее. Он метил ее, оставляя на самой ее душе невидимый, но нестираемый след, чувство ужасной, необъяснимой вины. Она уже не была просто Лерой. Она была Лерой, которую тронуло Чудовище. И это клеймо, она знала, теперь будет с ней всегда.

Когда через несколько часов дверь открылась и в квартиру влетели смеющиеся родители, пахнущие вечерней прохладой и духами мамы, Чудовище уже исчезло. На кухне, улыбаясь, дядя Женя разливал в три кружки ароматный чай. Замок стоял на месте, как ни в чем не бывало.

— Ну как встретили? Не скучали по нам? — громко спросил папа, снимая пальто.

— Да мы тут прекрасно провели время, — голос дяди Жени был снова теплым и бархатным. Ангел вернулся. — Лерочка — умница просто. Помогала мне замок достраивать, правда, солнышко?

Лера молчала, прижавшись к косяку двери. Она смотрела на него и видела в его глазах тот самый отблеск тьмы, который теперь, она знала, будет видеть всегда.

— Ой, Женя, спасибо тебе огромное! – с чувством сказала мама и прошла в кухню.

— Да пустяки, Оль, всегда рад. Тимур, как там рыбалка на выходных? Договорились? — дядя Женя легко перевел тему, обратившись к папе.

Лера слушала этот обыденный, такой знакомый разговор, и у нее внутри все замирало. Они говорили о пироге. О рыбалке. Они смеялись. Они не видели, что на полу еще минуту назад растекалась липкая тень. Они не чувствовали запаха пыли и одиночества, который въелся ей в кожу. А она не могла им ничего сказать — слова застряли комком в горле, и она боялась, что если он вырвется, это будет не крик, а тот самый липкий, черный шепот.

— Ну что, дочка, идем спатки? — папа подошел к ней и легко поднял на руки.

Его объятия были такими родными, такими теплыми. И от этого контраста с ледяным прикосновением чудовища у Леры внутри все оборвалось. Она прижалась к его плечу, спрятав лицо, и почувствовала, как по щекам у нее катятся предательски горячие слезы. Она боялась, что он почувствует ее грязь сквозь кофту.

Загрузка...