С самого рассвета дворец, только-только погрузившийся в сон после воскресного бала, встрепенулся, ошарашенный невероятной новостью. Она шепотом передавалась из уст в уста, кружила по галереям, где вощили паркет неутомимые служанки, влетала почтовым голубем в раскрытые окна секретарской, чтобы секунду спустя выпорхнуть из гостиной второго советника самого императора. Одни утверждали, что письмо привез мальчишка-посыльный, сын истопника, который, разумеется, ни одним глазком, но все-таки слышал, как он — да-да, тот самый он, — запечатывая конверт, бранился вполголоса. Другие спорили, что видели в сером предрассветном небе магическую вспышку, а ведь никто, кроме него, — да-да, именно него, — не был достаточно силен, чтобы пропустить вестника сквозь энергетический купол. Но в любом случае все сходились в одном.
Он возвращается.
Возвращается после медового месяца.
И через несколько дней его кортеж прибудет к воротам императорского дворца.
Чудесная новость застала меня на кухне. Лорри — леди Лоррейн, младшая дочь графа Хенсли, при которой я исполняла роль компаньонки во время ее дебютного сезона, — любила принимать завтрак в постели и никому, кроме меня, не доверяла приготовление утренней чашки какао. Порция порошка, щепотка корицы, чуть-чуть имбиря и ровно три ложки сахара, ни больше ни меньше, добавлялись в теплую смесь молока и сливок. Служанки вечно что-нибудь путали, а я еще в первый месяц службы смогла подобрать идеальный рецепт и с тех пор неизменно радовала Лорри ее любимым напитком. За три недели, что мы провели на Дворцовом острове, кухарки привыкли к моему присутствию и спокойно пускали в святая святых — на императорскую кухню, изредка позволяя утащить заодно и сдобную булочку.
Но сегодня вместо привычного оживления с моим появлением воцарилась могильная тишина. Кухарки, прежде позволявшие себе поболтать с приближенной ко двору компаньонкой графской дочки, молча поджали губы в немом осуждении. Провожаемая тяжелыми взглядами, я тихо прошла к своему столику, где стояла банка какао-порошка и остальные ингредиенты. Молоко, уже подогретое, ждало на подносе рядом с завтраком леди Лоррейн. Обычно я сама смешивала его со сливками, но, кажется, в этот раз никто не горел желанием подпускать меня к огню. Будто знали...
Нет, тогда на кухне меня ждали бы уже не поварихи, а стража.
Или...
Кровь отхлынула от лица. Улучив момент, я будто невзначай поправила на шее атласную ленту с камнем силы, ловя взглядом слабый отблеск. Серебристый.
Свет был тусклым — все-таки маг воздуха из меня вышел так себе, — но главное, ровно такой, как надо. Можно было выдохнуть.
Но отчего же тогда добрые поварихи так переменились ко мне всего за одну ночь?
Словно в ответ на мой немой вопрос, дверь кухни распахнулась настежь, впуская в душное помещение свежий воздух и младшего поваренка, прижимавшего к животу тыкву весом, наверное, в половину его самого. С верхней ступеньки лестницы видны были только тощие коленки, конопатые руки и рыжие вихры, торчавшие над зеленым черенком.
— Слышали?! — раздался взволнованный крик из-за тыквы. — Слышали?! Герцог Эдельберт Голден возвращается во дворец аккурат к новому сезону! И вы не представляете, почему он вдруг решил прервать медовый месяц и вернуться! Его жена...
— Корин, тебе язык укоротить? — не дав поваренку закончить, оборвала его старшая кухарка. — Кончай болтать! Мастер Бестер уже заждался!
— Да я что, Кэти... — Тыквенное «тело» на тонких ножках увенчала вихрастая голова. — Я ж ничего. Я только поделиться заскочил, а ты в крик. Фу, скучная! Тут такое, тако-о-ое!
Мальчишка округлил глаза, обводя взглядом недовольных кухарок. И вдруг заметил меня.
— Ты! — Поваренок взмахнул рукой так активно, что едва не выронил тыкву. — Ты ж Вестерс! Еще одна! Ты ведь все знала, не поверю, чтоб не знала! Расскажи! Ну!
Увлеченный допросом, юный сплетник не обратил внимания на тучную фигуру, выросшую за его спиной. Мясистые пальцы с силой сомкнулись на оттопыренном ухе.
— Вот ты где, негодник! — прорычал старший повар. — К разделочному столу, живо! Суп сам себя не приготовит. А вы… — Он грозно оглядел замерших кухарок. — За работу. Планировать прием по случаю приезда его сиятельства — не вашего ума дело.
Корин ушел, и выяснять подробности стало не у кого. Но главное я услышала: герцог со дня на день должен быть здесь. А значит, вместе с ним вернется ко двору и юная жена доверенного императорского советника. Леди Мэрион Голден, урожденная Вестерс.
Моя сестра-близнец.
Все внутри запело от счастья. Еще немного — и Мэр будет здесь. Моя дорогая Мэр, с которой мы почти всю жизнь были неразлучны.
Я не видела ее год — целый бесконечный год. Прошлой весной Мэрион удостоилась чести стать младшей фрейлиной самой Луноликой императрицы, тогда как мне удачно отыскалось место компаньонки молодой графини Хенсли, чей дебют при дворе ожидался лишь в следующем сезоне. Я была безутешна. Но Мэр, моя милая Мэр, утерла мои слезы.
— Все будет хорошо, Эверли, вот увидишь, — уверенно пообещала она. — Попасть в услужение к императрице — такой шанс выпадает раз в жизни. А потом года не пройдет, и ты снова будешь рядом со мной.
Фрейлина императрицы. А сейчас, подумать только, уже герцогиня. Настоящая леди. Я не попала на свадьбу — семейства Хенсли не было в числе приглашенных, но не один раз в полумраке тесной спаленки перечитывала короткие строки письма Мэрион, воображая, как сестра, должно быть, была счастлива в тот день...
В кабинет начальника императорской службы безопасности я шла на негнущихся ногах. От встречи с графом Коулом Хенсли, старшим сводным братом Лоррейн, я ожидала всего чего угодно — от позорного увольнения без рекомендательного письма до заключения в сырых и холодных тюремных застенках. По дворцу ходили слухи, что молодой лорд суров и скор на расправу, и по нашим редким столкновениям в родовом особняке Хенсли я была склонна согласиться с общим мнением. Хмурый, скупой в движениях, погруженный в свои мысли и вечно одетый в темное, лорд Коул производил гнетущее впечатление, а камень силы, насыщенным аметистовым светом сияющий в булавке шейного платка, заставлял при встрече поспешно опускать взгляд, дабы не попасть под воздействие магии разума, которой наследник Хенсли владел в совершенстве.
Лорри, впрочем, была со мной решительно не согласна. Хоть она и знала сводного брата немногим лучше меня, но для нее, любительницы приключений и сентиментальных дамских романов, мрачный образ графа был овеян романтическим ореолом героя. Подумать только, глава службы безопасности самого Солнцеликого императора! Как это, должно быть, захватывающе — знать все-все-все тайные входы и выходы, вычислять шпионов по одному только косому взгляду, перехватывать вражеские донесения, бродить по дворцу под покровом ночи в плаще с алой подкладкой, чтобы не видна была кровь недругов. Ох если бы только можно было уговорить брата взять ее, Лорри, на одну из его страшно секретных миссий! У нее даже черное платье в сундуке было припрятано, с разрезами — «стыд-то какой, Эв!» — до самого края подвязки. «Только никому не говори!..»
Я обещала, что буду нема как могила. Истории о героическом брате, щедро приправленные фантазиями Лорри, меня и правда забавляли, однако тайн и сложностей в жизни хватало и без того, чтобы разгуливать по ночам в непристойном платье, выискивая государственных преступников. Обычно я старалась держаться подальше от пристального взгляда аметистовых глаз лорда Коула. Для бессменной компаньонки юной леди Лоррейн это было нетрудно: миры, в которых вращались брат и сестра, практически не пересекались.
Вот только сегодня однозначно был не мой день. Сначала вести о Мэрион, а теперь еще и это! Вызов к главе службы безопасности императора.
Кабинет, куда меня привели, оказался огромным и мрачным, точно пещера. Плотно задернутые шторы не пропускали ни единого лучика света. Три из четырех стен представляли собой один огромный шкаф с бесконечным количеством полочек и полок, на которых в кажущемся беспорядке теснились вперемешку письма, свитки, артефакты и книги в дорогих темных переплетах. А посередине кабинета, словно черный алтарь, выточенный из цельного куска горной породы, стоял заваленный документами стол размерами никак не меньше моей каморки. Настольная лампа, единственная во всей комнате, едва разгоняла мрак. Из-за груды бумаг слышался мерный скрип пера и шуршание страниц.
— Ваша светлость, — осторожно позвал страж, встретивший меня у восточной галереи, ведущей в деловую часть дворца, и сопроводивший к кабинету начальства. — Мисс Вестерс прибыла по вашему поручению.
Ответом ему был взмах руки над бумажной стопкой, вероятно, означавший согласие.
— Две минуты.
— Конечно, милорд. — Страж поклонился бумажной стопке. — Ждите здесь, мисс, лорд Хенсли скоро вас примет.
Еще один взмах. Понятливо кивнув, страж щелкнул каблуками и удалился, заперев за моей спиной тяжелую дверь.
Вопреки всем правилам приличия, мы остались одни.
Граф Коул, совершенно неразличимый в полумраке за кипами бумаг, молчал, погруженный в невероятно важную и секретную работу, и я тоже не решилась сразу нарушить тишину. Стояла, глядя прямо перед собой, и от волнения не знала, куда деть руки.
Шуршали бумаги.
Скрипело перо.
Я мысленно досчитала до шестидесяти. Затем еще раз.
— Лорд Хенсли... — Никакой реакции. Набравшись храбрости, я повторила, на этот раз громче и увереннее: — Лорд Хенсли. Это Эверли, Эверли Вестерс. Вы хотели видеть меня?
На мгновение скрип умолк, но тут же продолжился снова.
— Лорд Хенсли, я прибыла по вашему приказу...
Бесполезно.
Я почувствовала, как внутри нарастает напряжение. С момента, когда страж покинул кабинет, казалось, прошла вечность. Зачем нужно было требовать немедленного визита, чтобы потом не снизойти даже до простого ответа?
Я обернулась на дверь — закрыта, беспомощно огляделась и сделала то единственное, что пришло в голову.
Поток яркого утреннего света хлынул в распахнутое окно, до неузнаваемости преобразив мрачный кабинет начальника дворцовой стражи. Посветлели стены, на позолоченных корешках книг и ярких гранях артефактов заиграли веселые блики, и даже стол, только что казавшийся каменным жертвенником, стал обыкновенным.
Перемены коснулись и хозяина комнаты. Подняв голову от письма, лорд Коул сощурился, устало потирая глаза. И наконец обратил внимание на меня:
— Прошу прощения.
— За что?
— За лишние... — Он бросил короткий взгляд на часы. — Тридцать семь секунд сверх условленных двух минут, которые я заставил вас ждать.
Лицо вспыхнуло.
— Просто... — Сухой, подчеркнуто деловой тон, с каким он произнес это, выбил меня из колеи, и я ляпнула первое же, что пришло в голову: — Какао для леди Лоррейн может остыть.
Я застыла.
Граф не спрашивал, приходили ли мне письма. Не интересовался их содержанием. Единственный вопрос — известно ли мне, кем был упомянутый на страницах возлюбленный Мэрион, с головой выдавал неприглядную правду.
Мою комнату обыскивали. И, конечно же, нашли среди вещей сундучок с украшениями, оставшимися от матери, и дорогими сердцу письмами. Простенький, сотворенный воздушной магией замок, наверное, показался безопасникам детской игрушкой по сравнению с по-настоящему сложными артефактами.
Впрочем, чего я ждала? Что после того как сестра, презрев супружеский долг, сбежала неизвестно с кем от самого герцога Голдена, фактически являвшегося вторым лицом в империи, меня сочувственно погладят по спинке, нальют свежую кружку какао и отпустят восвояси?
Как бы не так.
И тут меня накрыло.
Письма. Если лорд Коул видел их, мог ли он догадаться... Нет-нет, только не это!
Волна дрожи прокатилась по телу. Холодный пот заструился между лопатками, пропитывая платье. Я поспешно опустила взгляд на сцепленные на коленях руки, молясь всем богам, чтобы слухи о том, что сильные маги разума способны читать мысли даже без зрительного контакта, оказались лишь слухами.
Над переносицей заныло. Мне показалось, что я физически почувствовала на себе пытливый, изучающий взгляд.
Если лорд Коул поймет, что я скрываю, моя жизнь и жизнь сбежавшей сестры будут кончены! Мама, а потом и Мэрион не уставали повторять об этом при каждом удобном случае: «Никто не должен знать, Эверли! Никто и никогда!»
— Я... — Стоило немыслимых трудов не скатиться в истерику. Нервное состояние повышало температуру тела, разжигая внутренний огонь, а допустить этого было нельзя, нельзя, нельзя! — Мне казалось, она упоминала его... — Ну же, Эв, успокойся и вспомни! Должно же найтись хоть словечко! — Да, точно. На первом зимнем балу этого года герцог Эдельберт Голден попросил у нее два танца.
— И этого оказалось достаточно, чтобы понять, что ваша сестра неравнодушна к случайному партнеру по вальсу, а он готов ответить ей взаимностью? — В голосе лорда Коула послышалась неприкрытая насмешка.
— Два танца подряд, — с невероятным облегчением ухватилась я за спасительную мысль. То, что глава службы безопасности интересовался, откуда я знаю о лорде Голдене, а не вызвал, например, отряд для заключения меня под стражу, означало, что секрет писем Мэр так и остался нераскрытым. — Незамужней девушке не пристало выказывать партнеру подобную благосклонность, если только она не готова принять ухаживания пригласившего ее молодого лорда. Это...
— ...неписаное правило всякой уважающей себя юной леди номер тысяча семьсот тридцать три, — невозмутимо закончил граф. — Безусловно, я как приличный молодой лорд должен был догадаться.
— Вообще-то написанное, — зачем-то уточнила я. Лорд Хенсли хмыкнул — то ли скептически, то ли удивленно. — Правило. Написанное. В учебнике по светским манерам. Мне подарили экземпляр в день выпуска из пансиона. Хотите, дам почитать?
— Пожалуй, откажусь. — Показалось или мне правда на мгновение удалось его смутить? Любопытство моментально взяло верх над осторожностью. Я украдкой посмотрела на графа сквозь полуопущенные ресницы — и тут же встретилась с ним взглядом. В аметистовых глазах плясали насмешливые искры. — Не буду лишать вас столь нужного и важного... тома.
Я невольно залюбовалась. Брат Лоррейн был красив породистой аристократической красотой: прямой нос, волевой подбородок, темные волосы до плеч и насыщенный аметист радужки — признак сильной магии разума в крови. Но мимолетная улыбка добавила какой-то особой прелести и лукавой хитринки обычно строгому лицу.
А может, просто утренний свет из окна придал усталому взгляду нездоровый блеск и удачно оттенил бледность кожи и синяки под глазами — не иначе как после ночи, проведенной за бумагами. Вот вам и романтика шпионской жизни, существовавшая исключительно в воображении Лоррейн. Бумажная работа вместо погонь и взлом девичьих сундучков вместо сверхсекретных заданий.
— Вы еще здесь? — вырвал меня из раздумий голос графа. Я недоуменно хлопнула ресницами и вдруг осознала, что невесть сколько времени беззастенчиво рассматриваю едва знакомого мужчину. У которого, между прочим, было полным-полно работы помимо того, чтобы разбираться с опозоренными компаньонками. — Можете быть свободны.
— Я... уволена?
— Не я нанимал вас, мисс Вестерс, и не мне решать вопрос о вашем увольнении. На данный момент… — Он многозначительно посмотрел на меня. — Вы ничем не скомпрометировали себя, чтобы я отказал вам от дома. К тому же вы каким-то чудом поладили с Лоррейн. Мне бы не хотелось подыскивать ей новую компаньонку в разгар сезона.
— Значит, я могу остаться? — не веря своим ушам, переспросила я. — Правда-правда?
— В моем кабинете? Однозначно нет. В свите графини Хенсли — разумеется, да. Если поторопитесь, успеете присоединиться к ней во время прогулки в саду. И, уходя, заберите, пожалуйста, вот это. — Он пододвинул ко мне мой сундучок. Удивительно, все это время тот находился на столе — только руку протяни, а я от волнения и растерянности умудрилась совершенно его не заметить. — Еще раз прошу прощения. Это была необходимость: если герцог потребует расследования, чтобы аннулировать брак, вы будете проходить как свидетель. Но лично я буду настаивать, чтобы разбирательства обошли вас стороной. Как оказалось, в поисках леди Голден вы нам не помощник.
Я солгала. Мне было что добавить к сказанному. Вот только поведение сестры, равно как и ее местонахождение, от этого яснее не становились.
Идти в сад, где по утрам прогуливались дебютантки, с сундуком под мышкой было по меньшей мере неразумно, и поэтому я решила сперва забежать к себе. Комнаты дворцовой прислуги занимали весь четвертый, чердачный, этаж гостевого крыла. Для горничных выделялись общие спальни на три-четыре кровати, мне же как личной компаньонке молодой графини полагалась целая комнатка с окном, где, едва ли не наползая друг на друга, уместились кровать, шкаф, сундук и табуретка, под одну из ножек которой для равновесия был подсунут учебник по светским манерам. Столу места не хватило, и в качестве него я с успехом использовала подоконник.
В комнате отчетливо ощущались следы чужого присутствия. Вещевой сундук был закрыт, и даже небольшой навесной замочек аккуратно пристроен на место, но влажное полотенце, которое я в спешке бросила на крышку, висело теперь на спинке кровати. Дверца скрипучего старого шкафа, прежде болтавшаяся на одной петле, оказалась починена, постель убрана. Спасибо добрым господам стражникам — несмотря на вопиющее нарушение приличий, я время от времени забывала привести комнату в порядок.
В голове почему-то возник образ лорда Хенсли, застывшего на единственном свободном от мебели квадратике пола. Вообразить картину целиком было сложно — я вообще с трудом представляла, как он при его росте поместился бы в крохотной комнатке со скошенной низкой крышей. Интересно, а кровать после тщательного досмотра он сам заправлял или попросил кого-то из подчиненных?
Я помотала головой. Нет, ничуточки не интересно.
И тут взгляд наткнулся на нечто странное.
На подоконнике лежало письмо.
Маленький желтый конвертик с сургучной печатью притягивал к себе. Я вцепилась в него дрожащими руками, глядя на ровные аккуратные строчки.
«Для мисс Эверли Вестерс, лично в руки.
Императорская резиденция, верхние покои графини Лоррейн Хенсли».
Обратного адреса не было.
Вне всякого сомнения, письмо было от Мэрион. И доставили его совсем недавно, иначе лорд Коул знал бы о нем и задавал бы, наверное, совсем другие вопросы. Я почувствовала, как нервно и быстро забилось сердце. Мэр не забыла обо мне. Что бы ни случилось, она никогда не заставила бы меня мучиться неизвестностью и гадать, все ли в порядке. И вот оно, живое тому подтверждение!
«Моя дорогая Эверли!
Не знаю, как рассказать обо всем, что случилось с тех пор, как я в последний раз писала тебе. Ты, наверное, проклянешь меня за то, что я сделала, но молю тебя, милая сестра, быть снисходительной к бедному горячему сердцу. Я наконец встретила свою настоящую любовь, ту самую, о которой прежде мы с тобой читали лишь в книгах. И это не герцог Голден, как ты, должно быть, подумала. Нет. О нет, нежная моя Эверли!
Его зовут Дик, и он конюх. Он служит — служил! — в доме его сиятельства на Дворцовом острове, где мы с супругом решили провести медовый месяц. Поначалу я не обратила на него внимания, но однажды, когда я захотела прокатиться верхом, а лорд Эдельберт был слишком занят, чтобы составить мне компанию, Дик вызвался подобрать лошадь и показать округу. Мы провели вместе целый день — волшебный, удивительный день, а по возвращении в поместье уже не представляли жизни друг без друга.
Конечно же, нам пришлось скрывать наши чувства ото всех. Я всегда находилась при муже, а Дик — в конюшне, и придумать благовидный предлог для свидания было невероятно трудно. Ох, Эверли, ты не представляешь, что мне пришлось пережить в те ужасные дни, как тяжело было моему истерзанному сердцу! Но Дик, мой верный Дик, предложил план, исполнив который, мы смогли бы быть вместе. Он узнал, когда герцога не будет дома, и в ту же ночь мы сбежали. В кромешной темноте пересекли залив, ютясь вдвоем в маленькой рыбацкой лодочке, а к утру уже были на материке в Боствилле, откуда я и пишу тебе это письмо.
Не ищи меня. Для нас с Диком будет лучше, если о нас забудут. Продолжай вести тихую жизнь и не держи на меня зла. Надеюсь, ты, как и я, найдешь свою любовь и обретешь счастье. Я буду молиться, чтобы так и случилось. Ты всегда будешь в моих мыслях и в моем сердце.
С любовью, твоя драгоценная сестра Мэрион».
Я перевела взгляд с исписанной страницы за окно, туда, где за много-много километров от меня находился Боствилль. Подумать только, мы разминулись в порту всего на неделю! Я попыталась представить Мэрион — счастливую, влюбленную, скачущую на быстроногой кобылице бок о бок с пылким молодым конюхом.
И не смогла.
Я вдруг поняла, что совсем не знаю сестру. За последний год мы отдалились друг от друга, а после ее встречи с герцогом на зимнем балу письма и вовсе стали приходить все реже и реже. И... к своему стыду, я понимала, что и сама уже не ждала их столь же жадно, как раньше. Светская жизнь сестры не вызывала у меня прежнего интереса, а туманные намеки и обещания, что еще немного, и мы с ней сможем зажить как полагается, ни в чем и ни в ком не нуждаясь, занимали меня куда меньше веселых шалостей и безобидных мечтаний Лоррейн.
Сад Солнцеликого, или попросту Дневной сад, как между собой называли его слуги, зеленым квадратом обрамлял императорский дворец. Считалось, что к его основанию приложил руку первый император Айоны, объединивший под своей властью семь враждующих герцогств и семь граней магии.
Буквально.
По легенде, Солнцеликий, высадившийся на остров вместе с ближайшими доверенными помощниками, вытянул вперед руку и совершил чудо. Неприступные скалы разгладились, превратившись в пологие холмы, покрытые нежной зеленой травой, болота высохли, деревья вытащили из земли корни и выстроились, точно на марш, формируя ровные, как по линейке, аллеи. Звери и птицы со всех краев Айоны заселили охотничьи угодья, а прямо перед тем местом, где позже был сделан парадный въезд во дворец, забил из-под земли родник, давший воду для каскада прудов и фонтанов. Даже солнце, ветра и тучи покорились невероятной мощи императора. Поговаривали, что на Дворцовом острове дождь и снег идут в точном соответствии с графиком увеселений Солнцеликого, но за три недели, проведенные здесь, у меня пока не было возможности это проверить.
Такова была сила, которой покорялись стихии.
Истории о подвигах первого императора, объединившего Айону и давшего начало династии, способной управлять всеми гранями магии, казались мне волшебной сказкой. Книга преданий, тайком стащенная из скудной городской библиотеки, была моей любимой: великие сражения, опасные враги и верные союзники, а главное, женитьба на принцессе соседней Варравии, в которую Солнцеликий всю жизнь был безумно влюблен, скрашивали унылые серые будни приютской воспитанницы. Мэр же, глядя на это, только смеялась. Ей куда больше нравилась прагматичная версия чудесной легенды, согласно которой территорию под дворец общими усилиями расчистили для первого Солнцеликого подчиненные маги, получившие в награду за несомненный талант потакать монаршим прихотям титулы герцогов и обширные наделы в богатых регионах Айоны.
Я вспомнила, как Мэрион беззлобно поддразнивала меня, удивляясь, как легко я готова поверить в сказки, и на душе стало горько. Что же все-таки случилось с ней на самом деле? Была ли это, как судачит двор, влюбленность, заставившая разумную девушку совершенно потерять голову, или же дело совсем в другом? Я боялась даже предполагать.
Несмотря на огромные размеры Дневного сада, Лоррейн я отыскала на диво легко — дворец возвышался над окрестными холмами, и с верхней ступени парадной лестницы передняя часть сада с тенистыми аллеями, невысоким зеленым лабиринтом и прогулочной зоной вдоль фонтанов была как на ладони. На фоне изумрудной травы стайка дебютанток в белоснежных платьях сразу же бросалась в глаза. Девушки столпились у раскидистого дуба и звонко хихикали. Само собой, Лорри должна непременно быть среди них — пропустить общее веселье для нее было немыслимым преступлением.
Объект хихиканий и перешептываний, молодой рыжий садовник, стоял на высокой стремянке посреди белого озера из щебечущих девиц и стоически пытался приладить на толстую нижнюю ветку дуба веревочные качели под щебетание юных дебютанток. Советы сыпались на него со всех сторон: «правую сторону выше», «слишком далеко», «слишком близко», «Линдси, смотри, какие у него больши-ие руки... Ой, извините, сэр, я думала, вы не слышите!» — и бедный юноша взмок, пытаясь одновременно угодить всем и сразу и удержаться на шаткой стремянке.
Наконец ему удалось — непослушный узел затянулся, и качели с изящно выточенной скамеечкой опустились с ветки прямо в протянутые руки дебютанток. Девицы разразились восторгами и тут же бросились к садовнику, наперебой выражая восхищение его работой. Стремянка опасно покачнулась, не выдержав напора почти двух десятков девиц. Юноша дернулся в отчаянной попытке удержать равновесие, но вышло только хуже. Послышался скрип, визг, сдавленное оханье. Дебютантки бросились врассыпную испуганной стайкой птиц. И...
Ничего дурного не случилось. Подхваченный воздушной магией в метре от земли, юноша мягко опустился на твердую поверхность. Взгляд без труда выхватил в девичьей группке магичившую дебютантку со сверкающим камнем силы в ложбинке между ключицами. Лорри, конечно же. Ничуть не взволнованная случившимся, она выступила вперед и сверкнула на растерянного садовника смешливыми изумрудными глазищами.
— Все в порядке, сэр? — участливо поинтересовалась она. Юноша растерянно кивнул, веснушчатые щеки раскраснелись. Я усмехнулась про себя, наблюдая за веселой сценкой. Да, чувствую, зеленые глаза и пшеничные кудри молодой графини Хенсли будут еще долго преследовать садовника во снах. Лорри же, точно не заметив произведенного ею эффекта, улыбнулась, чем окончательно вогнала юношу в краску: — Вот и славненько. Спасибо за помощь, сэр.
Подхватив с земли упавшее кепи, садовник спешно ретировался. Дебютантки разделились: три девушки принялись проверять качели, умостившись на узком сиденье, и теперь весело болтали ногами, с визгом взлетая в воздух, остальные же наперебой поздравляли Лоррейн:
— Луноликая будет в восторге!
— Уверена, когда мы предложим ей, она ни за что не откажется покачаться!
— Как же здорово ты придумала отыскать в саду этого малого! Он справился в два счета, будто только и ждал приглашения повесить для нас новенькие качели.
— А может, и ждал...
Лорри довольно улыбалась и согласно кивала в ответ на предложения организовать на поляне послеобеденное чаепитие. Но стоило ей заметить на главной аллее меня, как юная графиня засияла, точно полуденное солнце. Перебросившись парой фраз с подругами, она без промедления направилась ко мне. В изумрудных глазах сверкали хитрые искорки.
— Да нет же, нет! — Упоминание о помолвке, графе Коуле и честных молодых лордах окончательно вывело меня из себя, и вместо того чтобы привычно отшутиться в ответ на обычное, в общем-то, проявление буйной фантазии Лоррейн, просыпавшейся к месту и не к месту, я сорвалась: — Между нами ничего не было, нет и никогда не будет!
Выкрикнула — и тут же остро пожалела об этом, увидев, как оживление на лице Лоррейн сменилось недоумением, растерянностью и обидой. Раньше я никогда не позволяла себе грубости в отношении Лорри, предпочитая промолчать, но сейчас сдержанность изменила мне в самый неподходящий момент. Да к тому же, забывшись, я выпалила последние слова так громко, что через секунду сюда наверняка должна сбежаться половина гостей Дневного сада. Что может быть привлекательнее для сплетников и губительнее для репутации, чем зарвавшаяся компаньонка, позволившая себе повысить голос на высокородную леди?
И после такого меня уж точно уволят безо всяких рекомендаций.
— Леди Лоррейн...
Она посмотрела на меня со всепрощающим участием.
— Мы здесь одни, если не считать этого малого. — Она махнула рукой на скамейку, под которой спал щенок. — Так что можешь звать меня Лорри. И кричать сколько вздумается — я поставила завесу тишины. Эв... — Тонкие пальчики легли на мой локоть. — Прости, если сказала что-то не то. Я просто хотела тебя развеселить. Ты сегодня сама не своя — смотреть больно.
— Извини... те... Извини.
— Расскажи, что случилось, — мягко попросила она. — Я помогу. Если Коул тебя обижает, обещаю на следующей прогулке побить его зонтиком. И не своим, а Норры — видела, какой он тяжелый, с резной рукояткой. Получить таким по голове ой как больно. Ой-ой-ой! А если это не Коул — тем более. Только скажи — я ради тебя на все готова. Даже... даже... — Она на секунду задумалась, и выдала. — Даже надеть Норре полный ночной горшок прямо на голову, а потом выслушать многочасовые нотации от Коула. Честно-честно, буду молчать как рыба и никогда не признаюсь, почему это сделала.
Предложение было настолько заманчивым, что я не удержалась от слабой улыбки.
— Вот видишь! — Лорри расцвела, довольная тем, что таки сумела меня отвлечь. — Я тебя всегда защищу, а от злобных когтей меланхолии — тем более! Так что случилось?
По-хорошему, нужно было перевести тему, выдумать какое-нибудь безобидное оправдание и позволить Лорри найти решение проблемы, а потом переключиться на новые загадки. Ни к чему вовлекать активную и деятельную графиню в чужие проблемы. Но мне было так тревожно за Мэр, так тяжело на сердце, что я призналась.
— Моя сестра-близнец, Мэрион... помнишь, я рассказывала тебе о ней? Она... — Я вздохнула, собираясь с духом. — Она сбежала от супруга, герцога Эдельберта Голдена, и теперь скрывается неизвестно с кем.
Я ожидала, что мои слова оттолкнут юную графиню — о подобных вещах, какими бы романтичными они ни казались впечатлительным молодым леди, не принято было говорить вслух, разве что в качестве назидания, — но вместо того чтобы возмутиться или ужаснуться, Лорри сочувственно сжала мое предплечье.
— Я знаю, — только и сказала она. — Дебютантки сплетничали во время прогулки, но я запретила всем, кто не хочет потерять мою дружбу и хорошее расположение, приставать к тебе с расспросами. Да и сама собиралась молчать. Можешь не говорить ничего, если не хочешь. Это касается только тебя, твоей сестры и герцога Голдена.
— Дело в другом. Сегодня утром я получила письмо, в котором сестра попросила меня больше не писать ей и не искать встречи. Сказала, что так будет правильно, что лучше, если о них с Диком все забудут. Но... — Я сглотнула тяжелый ком, и слова полились сами собой, горькие и отчаянные: — Я не могу, Лорри. Не могу! Мне кажется, Мэр — такая, какой я помню ее по нашей прежней жизни, — никогда не поступила бы так со мной. Ее последнее письмо должно было все разъяснить, но я только больше запуталась. Эти строки, эти слова... их как будто написал совсем другой человек. И я боюсь... боюсь, что с Мэр что-то случилось. Что ее похитили, заставили...
— Думаешь, это сделал тот самый таинственный конюх Дик? Или враги герцога при дворе? А может, сам герцог инсценировал побег, чтобы...
— Я не знаю, не знаю! — Нос предательски шмыгнул. — Лорд Хенсли пообещал, что служба безопасности с этим разберется, но нетрудно догадаться, чью сторону они примут, если его сиятельство будет настаивать на разбирательстве.
— Коул никогда так не поступит, — вступилась за брата Лоррейн. — Он защитит тебя.
Но я не разделяла ее оптимизма.
— Разве? Подумай сама: слово безродной девицы из провинциального при... пансиона против слова второго человека в свите Солнцеликого императора. К кому скорее прислушаются люди, стража, суд? Куда проще выставить Мэрион неверной супругой, чем искать настоящую причину побега. Мама и сестра были правы. Всем наплевать...
— Неправда! — пылко выпалила Лорри, вскинув сжатые кулачки. — Мне не все равно, что случилось с твоей сестрой! И если во всей Айоне не найдется ни одного человека, которого озаботила бы судьба пропавшей Мэрион Вестерс, значит, мы сами отыщем ее! Вот увидишь!
— Лорри... — Я посмотрела на юную леди Хенсли, не в силах справиться с изумлением. Она казалась как никогда серьезной и очень решительной. И, кажется, по-настоящему хотела мне помочь. — Ты не обязана...
— Правее... Нет, левее... А теперь немножечко выше...
— Пытаюсь, — вздохнула я, покрепче закусив губу от напряжения. Перед внутренним взором в облаке черных точек плясал иллюзорный образ зеркальца, реального двойника которого я сейчас удерживала напротив своей спальни с помощью тонкой воздушной паутинки, пока Лорри магией пыталась нащупать защелку с обратной стороны окна.
— Ровнее, ровнее держи, Эв! Пожалуйста, сконцентрируйся.
Я послушно зафиксировала зеркальце и с тоской посмотрела на лежавшие на коленях пяльцы с неоконченной вышивкой. Вот уж чему точно не помешало бы быть ровнее. Рукоделие, откровенно говоря, не было моей сильной стороной. Но кому-то из нас двоих нужно было создавать видимость усердной работы, пока вторая занималась тайной добычей писем, так что выбора не было. Через час леди Норра должна была зайти за Лоррейн и заодно получить новый платок, раз уж неугомонная графиня Хенсли вместо прогулки вдруг ни с того ни с сего изъявила желание заняться рукоделием.
Увы, использовать воздушную магию и одновременно вышивать получалось не очень. Тонкая игла дрожала в пальцах, норовя воткнуться куда-то не туда, нитки путались, грозя испортить и без того неидеальную вышивку пушистого котенка. Внутренний огонь, моя настоящая сила, настойчиво подкидывал картинки весело горящего батиста, искушая радикальным решением проблемы, но я стоически гнала их прочь, концентрируясь на том, чтобы ровно держать зеркальце для Лоррейн.
Сама зачинщица тайного проникновения со взломом уселась на подоконнике, откуда, точно кукловод, управляла невидимыми воздушными руками, пытаясь направленным потоком воздуха вытолкнуть щеколду. Странный способ добычи писем из закрытой комнаты был вычитан ею в каком-то модном шпионском романе. Я подозревала, что горе-автор попросту написал первое, что пришло в голову, но Лорри вцепилась в идею крепче любимого бульдога старшего графа Хенсли. В конце концов, не ее вина, что правила приличия не оставили леди законных способов получить желаемое: появление знатной особы на этаже слуг было делом немыслимым, мне же как наемной компаньонке полагалось неотступно следовать за Лоррейн, охраняя честь и добродетель юной графини. Разумное решение подождать до утра и посмотреть письма после завтрака было решительно отвергнуто — день казался Лорри вечностью, а она не готова была терпеть ни одной лишней минуточки.
— Отлично! — В голосе графини послышалось ликование. Похоже, задвижка наконец поддалась. — Где письма?
— В сундучке на кровати. Подожди, я сейчас.
Развеять собственную магию было куда проще, чем наложить. Легкий щелчок пальцев — и замок открылся. У окна взвизгнула Лорри, наблюдавшая за моей комнатой через наклоненное зеркальце.
— Получилось, Эв, получилось! — довольно воскликнула она, пугая любопытного ворона, наблюдавшего за нашими манипуляциями с ближайшего каштана. Соскочив с подоконника, графиня чинно уселась в кресло напротив меня. — Сейчас-сейчас. Летите ко мне, мои маленькие крылатые вестники!
Несколько секунд ничего не происходило. А потом, точно стайка бумажных голубей, в открытое окно будуара юной графини один за другим впорхнули желтые конвертики писем. Спланировав через всю комнату, они аккуратно опустились на белоснежную юбку дебютантки. Лорри довольно захлопала в ладоши.
Из-под кресла было извлечено клетчатое фетровое кепи, по всей видимости, принадлежавшее раньше кучеру графа Хенсли, и потертое пенсне без стекол. На стол легла массивная библиотечная лупа и толстый том с золотым тиснением «Криминалистика. Продвинутый курс для слушателей Лонбургского университета». Вероятно, Лоррейн считала, что атрибутика «великого сыщика» придавала ей значимости, но в сочетании с кипенно-белым платьем дебютантки выглядело это донельзя комично. Хорошо, что мне удалось отговорить ее от рисования закрученных усиков угольком из камина, — в случае внезапного появления леди Норры объяснить подобный маскарад было бы решительно невозможно.
— Что ж, приступим, — прочистив горло, низким «мужским» голосом проговорила Лорри. — Мисс Вестерс, с какого письма мне начать экспертизу?
— Можешь читать с первого. Оно в белом конверте с синим штампом.
Перебрав «голубей», Лорри отыскала нужный конверт. Проворно вытащила сложенный вчетверо лист — и вдруг замерла, так и не развернув его. Зеленые глаза вопросительно взглянули на меня.
— Ты точно-точно не против? — привычным тоном уточнила она.
— Конечно, детектив Хенсли, — улыбнулась я, видя, как расцвела Лоррейн от такого обращения. — Они ваши.
На некоторое время в будуаре графини повисло молчание. Лорри шуршала страницами, взгляд скользил — вправо-влево, вправо-влево — по ровным строчкам. Я честно пыталась сосредоточиться на вышивке котенка, но терпеливое ожидание давалось с трудом. Стоило сделать стежок — и взгляд тут же перескакивал с пушистой мордочки на сосредоточенное личико погруженной в чтение Лорри. Усилием воли я заставляла себя вернуться к работе, но через три секунды все повторялось заново.
Время, выделенное на рукоделие, показалось вечностью. Минутная стрелка за толстым стеклом напольных часов лениво ползла к полудню. Терзаемый иглой котенок без носика и глаз в моем исполнении больше напоминал шерстяной мяч, чем живое существо.
Я нервничала. Пусть детективные способности Лорри, почерпнутые из дамских романов и умных книг лорда Коула, и не вызывали особого доверия, мне все равно хотелось узнать ее мнение о письмах. Было немного неловко — за то, что я поделилась чем-то настолько личным, за редкие и скупые упоминания Мэр, из-за которых у Лоррейн могло сложиться превратное мнение о жизни и характере моей сестры, за то, что вовлекла постороннего, в сущности, человека в собственные проблемы. Я знала, Мэрион не одобрила бы моего решения. Но я не могла поступить иначе. Я должна была выяснить правду, а сделать это в одиночку, будучи бесправной компаньонкой в огромном дворце, полном загадок и тайн...
Сердце тревожно забилось. Я едва сдержалась, чтобы не вскочить с места и не начать нервно расхаживать по комнате.
— Мисс Вестерс...
— Что? Что?
— Ваша сестра... — Юная графиня намеренно сделала паузу для пущего эффекта. — Влюбилась.
— Что? Быть такого не может!
Я сама не поняла, зачем вдруг начала спорить, хотя еще вчера тоже была убеждена, что причина молчания Мэрион крылась в ее чувствах к герцогу. Влюбленность послужила бы прекрасным объяснением, почему мы с Мэр отдалились друг от друга: у нее появилась своя жизнь, у меня — своя. Но после побега и странного последнего послания что-то мешало мне просто согласиться и забыть обо всем, смирившись с тем, что я больше никогда не увижу сестру.
— Это же очевидно, Эв! — Лорри выложила на столик передо мной три письма: весеннее, написанное всего через месяц после нашего расставания, зимнее — с описанием того самого бала, где Мэр впервые танцевала с лордом Голденом, и одно из последних, про подготовку к свадьбе. — Неужели ты никогда не замечала, как изменилась за этот год твоя сестра? Письма до встречи с герцогом такие сухие и скучные — была там-то, встретила лорда Эм, понравилась леди Эн. Представление младших фрейлин Луноликой — подумать только! — заняло у нее едва ли пару строк. А потом… — Лорри мечтательно вздохнула. — Все вдруг изменилось. Рассказывая о танце с герцогом, Мэрион как будто взволнована. Посмотри: буквы неровные, скачущие, нажим сильный, совсем не такой, как в других письмах. Это любовь, Эв, точно любовь! Твоя сестра влюбилась!
— И что, хватило всего одного танца? — невольно повторила я недавний аргумент лорда Коула.
— Двух, — наставительно поправила Лорри. — Почему бы и нет? Любовь меняет людей. Как она пишет о свидании с герцогом на весеннем балу — «он был огнем, я — текущей водой, но мы не тушили, а лишь распаляли друг друга». Правда, красиво?
Возбуждение Лоррейн невольно передалось и мне. Сердце забилось быстрее. Герцог и вправду взволновал Мэр, но поначалу тон ее тайных посланий, которые Лорри не могла видеть, показался мне скорее деловым, чем восхищенным. Это потом, когда речь в письмах впервые зашла о свадьбе, я вспомнила зимний бал и сиятельного партнера по вальсам. А сейчас слова Лоррейн словно заново открыли мне сестру. Неужели и правда...
Громкий перестук каблуков за дверью заставил нас отскочить от стола. Письма закружились по комнате, подхваченные воздушным потоком, и юрко спрятались под кресло. Туда же полетели кепи и пенсне. «Леди-детектив» села в кресле, как подобало приличной юной дебютантке: спина прямая, руки чинно сложены на коленях. За мгновение до того как распахнулась дверь, я успела кинуть Лоррейн пяльцы с вышивкой. Взгляд зацепился за лупу и книгу, которые оказались слишком тяжелыми для воздушных нитей и так и остались лежать на столике. Я потянулась к ним, да так и застыла, пригвожденная к месту недовольным взглядом леди Норры:
— Чем это вы тут занимаетесь, а, мисс Вестерс?
— Эверли собиралась почитать мне, — тоненьким голоском пропела Лоррейн, вышивая многострадальному котенку усы прямо из ушей. — Я только что выбрала нужную главу.
— Вот как? — Гувернантка подслеповато прищурила глаза, но с расстояния в несколько шагов мелкие буквы пособия, на наше счастье, разглядеть было невозможно. — Надеюсь, мисс Вестерс не откажет мне в удовольствии прочесть несколько абзацев вслух.
Аккуратно, чтобы ненароком не засветить обложку, я переложила книгу к себе на колени.
«Средства визуального увеличения текста используются для детального рассмотрения нажима, который является идентификационным признаком для исследования почерковедческих материалов. Замедленности, остановки в рукописи — тоже признаки подделки или письма под давлением. Также опытные специалисты с элементарной магией проверяют образцы на следы графита, так как чаще всего преступник пишет текст карандашом перед тем, как вывести поверх него чистовой вариант».
— Наш первый танец на весеннем балу был незабываемым, — бодро и вдохновенно начала я, усиленно изображая чтение с листа. — Он был огнем, я — текущей водой, но мы не тушили, а лишь распаляли друг друга...
— Очень интересно, — скучающим тоном прервала меня леди Норра. Вовремя — об остальных подробностях бала Мэрион умолчала, и пришлось бы выдумывать на ходу. — Надеюсь, роман приличный?
— Разумеется, миледи, — поспешила заверить я. — Все в высшей степени благопристойно. На последней странице герои поженятся и будут жить долго и счастливо, осененные благословением Солнцеликого.
Одарив меня напоследок неприязненным взглядом, леди Норра подошла к Лоррейн и придирчиво рассмотрела вышивку. Брови ее нахмурились, но секунду спустя разгладились.
— Недурно. — Она одобрительно кивнула, возвращая Лорри пяльцы. — Апельсин вышел вполне натуралистичным. Надеюсь, вы добавите к нему еще несколько фруктов, чтобы получился полноценный натюрморт. Можете отослать его матушке в качестве подтверждения вашего усердия и прилежания.
— Благодарю за совет, Норра, но я лучше оставлю платок себе. Или подарю лорду Коулу. Насколько я знаю, он без ума от... фруктов.
«Это котенок!» — мысленно поправила я, но возразить вслух не решилась.
— Что ж, не буду мешать. — Гувернантка чопорно поклонилась. — Ленч в пятнадцать минут пополудни, графиня, будьте готовы. А сейчас позвольте вас оставить.
Оживление сменилось страхом. Когда я читала письма Мэр одно за другим, небольшие перемены не бросались в глаза, но теперь все стало очевидным. С каждым новым письмом, написанным после зимнего бала, почерк сестры неудержимо менялся. Резкие и угловатые буквы обретали округлость и плавность, нажим ослаб. Если бы я не знала, что тут нет обмана, то подумала бы, что последнее и первое письмо написали два разных человека.
«...нажим, который является идентификационным признаком для исследования почерковедческих материалов», — промелькнул в голове прочитанный абзац из книги лорда Коула
— Ох...
— Эв? — тут же вскинулась Лорри. — Что-то не так?
— Посмотри сюда. — Я пододвинула к ней два наугад выбранных письма. — Тебе не кажется это подозрительным?
Кепи тут же оказалось на голове, лупа — в руках. Лоррейн внимательно рассмотрела каждую буковку, а затем еще более тщательно прошлась по последнему письмо, которое все еще держала в руках.
— Да, — задумчиво протянула она. — Пожалуй, ты права. Это действительно странно. Вначале твоя сестра пишет почти как мой брат, а в последних письмах — совсем как моя мама, которая корпит над каждым письмом по два часа, выписывая все эти петельки и завитушки. Я, конечно, уверена, что любовь меняет людей, но чтобы настолько...
От мысли, что часть писем Мэр могли быть подделкой, по спине пробежал холодок. Но как тогда объяснить магические послания, о которых знала только я? Они-то явно принадлежали Мэрион.
— Думаешь, эти письма написал кто-то другой?
— Вряд ли. — К моему облегчению, Лорри покачала головой. — Буквы разные, но все-таки довольно похожие. Может, дело и правда в любви. Мама говорит, мужчинам нравятся красивые дамские письма. Может, твоя сестра просто тренировалась, чтобы произвести на герцога впечатление. А то, что в последнем письме буквы немного отличаются от остальных...
— Постой! — Я выхватила из ее рук желтоватый лист. — Какие буквы?
— Завиток у «д», лишняя надстрочная линия «т» и еще «я», — послушно указала Лорри, поднося лупу к нужным частям письма. Показалось или под слоем чернил мелькнул тонкий след полустертой графитной линии? — Но как по мне, Эв, так это просто перо плохое. Где бы Мэрион нашла качественные письменные принадлежности в маленьком почтовом отделении, если им с любимым нужно было как можно скорее покинуть Айону?
Но после увиденного это показалось неубедительным. Еще и отсутствие магического послания подливало масла в огонь моих подозрений. Буквально — я чувствовала, что еще немного, и моя огненная магия вырвется из-под контроля, разрушая и без того хрупкую маскировку. А если с Мэр действительно что-то случилось, мне надо было быть вдвойне, нет, втройне осторожнее.
Вдох. Выдох.
— Эверли, — донесся до слуха успокаивающий голос Лорри. — Наверняка с Мэрион все в порядке. Все было ровно так, как она написала в письме: тайная любовь, поспешное бегство. Возможно, поначалу она и была влюблена в герцога, но, едва выйдя замуж, разочаровалась. Может, он невыносимо храпит. Или разрешает гончим спать на хозяйской кровати. Или ужасно неряшлив, а его лощеный вид — целиком заслуга камердинера и мастера иллюзий. Представь себе, каково это — после брачной ночи обнаружить рядом не мужчину мечты, а немытого храпящего монстра, окруженного не менее грязными псами. От такого ужаса любая сбежит без оглядки! Неудивительно, что браки герцога оказывались такими недолговечными. Вот потому и жены одна за другой…
— Одна за другой?
— Разве ты не знаешь? — в свою очередь удивилась Лоррейн. — За прошлый год уже...
Она умолкла, так и не назвав число, но что-то подсказывало мне, что речь шла вовсе не об одной юной леди, неосмотрительно выбравшей в мужья храпящего любителя грязных собак. Да, мне доводилось слышать, что герцог неудачлив в любви, — о женщинах, раз за разом разбивавших лорду Голдену сердце, сплетничала вся Айона. Но катастрофические браки стали для меня ошеломляющей новостью.
Мэрион не упоминала о прошлой жизни супруга, и я предполагала, что герцог прежде уже был женат — один или, на худой конец, два раза — когда-то в далеком прошлом. И я не стала спрашивать. А следовало бы — об этом, да и о многом другом.
А теперь не у кого просить прощения за невнимательность и равнодушие.
В комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина. Лорри рассеянно крутила в пальцах лупу, я терзала котенка, вышивая поверх рыжей шерстки черно-синий глаз, но взгляд детеныша получался таким несчастным, что самой хотелось разрыдаться.
— Ну, в общем, я уверена, что дело в невыносимом характере герцога Голдена, — наконец проговорила Лорри, но в нарочито жизнерадостном голосе отчетливо сквозило сомнение. — Вот и все. Ведь с остальными его бывшими женами все в порядке.
— Я не слышала ни об одной из них.
Лоррейн задумалась:
— Да? А ведь точно... Мне казалось, мама с кем-то знакома... была. Но сейчас, если честно, я понятия не имею, где та леди… Уверена, бывшая леди Голден находится в прекрасном здравии вдали от дворцовой суеты где-нибудь на водах Бардена-на-Локли или в горах Альмерны. А может, уехала в Варравию. Кажется, у нее там остались родственники.
— Можешь спросить у леди Хенсли, где она?
— Увы… — Лорри вздохнула. — Пока письмо дойдет до нашего загородного поместья, а мама напишет ответ и отошлет его императорской почтой, пройдет не меньше месяца. К тому же папа настойчиво просил не беспокоить ее перед родами. И это всего одна жена герцога, а нам надо узнать обо всех.
— Тетушка Тэмзин! — бодро прокричала Лоррейн, когда на второй стук в дверь личных покоев баронессы так никто и не откликнулся. — Это Лорри! Я хочу с вами поговорить!
— С чего ты решила, что она у себя? — Я с сомнением покосилась на юную графиню. — Может, зайдем позже?
— Глупости, — отмахнулась Лоррейн. — После обеда тетушка всегда отдыхает за чтением. Наверное, просто надо постучать погромче.
Но не успела она как следует примериться к двери воздушной волной, как послышался перестук каблуков. Лорри торжествующе сверкнула глазами — «ну я же говорила!» Шаги замерли за дверью, но открывать нам никто не спешил.
— Ты одна? — требовательно спросила невидимая баронесса.
— С Эверли.
— Хорошо.
Несколько секунд тишины — и дверь распахнулась. Камеристка, миловидная девица в темном платье с белым передником, пропустила нас внутрь.
— Леди Вудверт, — торжественно проговорила она. — К вам графиня Лоррейн Хенсли и мисс Эверли.
Я едва удержалась от изумленного вскрика. Из глубокого кресла поднялось... нечто. Снизу диковинное существо выглядело вполне прилично — темно-зеленое платье с синеватым отливом, несколько метров изящного кружева и тонкие белоснежные перчатки, обтягивавшие пухлые пальцы. Глубокий вырез открывал выдающуюся грудь. А выше...
Начиная от ключиц, кожу баронессы усеивали крохотные зеленые перышки. На шее они были не больше ногтя, но к щекам становились все длиннее и пышнее, пока не распускались на лбу и висках высоким плюмажем, напоминавшим павлиний хвост. Подбородок, нос, скулы — все было скрыто за непроницаемой маской, переливавшейся на свету всеми оттенками зеленого и синего. Лишь губы, полные и алые, и живые зеленые глаза, немного напоминавшие изумрудный взгляд Лорри, казались человеческими на удивительном лице женщины-птицы.
Конечно же, все в империи, и даже в нашем провинциальном приюте, знали, что при дворе не принято показывать лица, и за три недели, проведенные на Дворцовом острове, я уже видела людей в масках. Но никогда — так близко, что можно разглядеть каждое перышко. Над созданием масок трудились лучшие императорские стихийники и маги разума. Иллюзия была совершенной — представить, как выглядела под слоем пуха и перьев леди Тэмзин Вудверт, немолодая статс-дама, попавшая к императорскому двору еще при матери Солнцеликого, было абсолютно невозможно.
Что уж говорить о самом императоре и его сиятельной супруге. «Солнцеликий» и «Луноликая» не были пустыми словами. Ослепляющий свет и камень силы, переливавшийся всеми цветами магии, — вот и все, что мы знали о внешности правителя Айоны. Никто и никогда не видел императора без маски. Да и для многих придворных карнавальные образы со временем стали сродни второй коже.
— Ты очень вовремя, моя милая Лоррейн. — Плюмаж из павлиньих перьев качнулся, повторяя кивок баронессы. Леди Тэмзин благосклонно приняла платок с котенком и повелительно махнула рукой, приглашая нас устроиться на диване напротив. — Мне как раз доставили твою маску для дебютного выхода.
— Правда-правда? — Глаза юной графини загорелись идеально отрепетированным энтузиазмом. — Вы ведь покажете ее нам, тетушка? Хоть одним глазком бы взглянуть. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
Леди Тэмзин окинула племянницу покровительственно-снисходительным взглядом.
— Что ж, полагаю, большого вреда от этого не будет, — разрешила она. — Нужно же посмотреть, насколько хорошо наложена иллюзия, чтобы во время представления дебютанток Луноликой не случилось какого-нибудь досадного конфуза. Все должно быть идеально.
Несмотря на почтенный возраст, — по словам Лорри, ее тетушка провела при дворе не менее пятнадцати лет, верой и правдой служа прошлой императрице, а после успела неудачно выйти замуж, удачно овдоветь и поучаствовать в воспитании любимой племянницы, — баронесса не утратила ни стати, ни привлекательности. Пышное платье идеально сочеталось с сиреневой лентой фрейлины, которую статс-дама имела право носить до самой смерти, подчеркивая свой высокий статус. Вместе с лентой баронессе полагались личные покои, выделенное из императорской казны содержание и почетная маска павы, служившая пропуском на все приемы, балы и маскарады, — о большей удаче придворной сплетнице нечего было и мечтать.
Оставив нас разглядывать изображения котят, украшавшие стены гостиной, леди Тэмзин ненадолго скрылась в спальне, откуда вернулась минуту спустя с большой картонной коробкой. Вслед за ней показались три кошки — белая, рыжая и палево-серая. Две величественно расположились на подлокотниках хозяйского кресла, а рыжая, чем-то напоминавшая вышитого котенка, забралась ко мне на колени.
— Осторожнее, мисс, — предупредила леди Тэмзин, заметив кошку. — Лилу не очень-то любит незнакомцев. Если ей что-то не понравится, порванным рукавом и покусанными пальцами ты не отделаешься. Предупреждаю заранее, ибо слез, жалоб и уж тем более криков я терпеть не намерена.
Мы с Лилу обменялись недоумевающими взглядами. Животные всегда любили меня. Птицы охотно ели с рук зерна и хлебные крошки, а приютские цепные псы мирно виляли хвостами, когда мы с Мэрион тайком сбегали в город. Вот и рыжая зеленоглазая кошка, проигнорировав нелестную характеристику, данную ей хозяйкой, боднула лбом мою руку и доверительно заурчала, напрашиваясь на ласку. Я почесала ее за ухом, не встретив никакого сопротивления.
Леди Тэмзин удивленно и, как мне показалось, неодобрительно покосилась на нас, но ничего не сказала.