Майор Бойцов желает познакомиться

1.

— Доброе утро, чудесный мир! — кричу я в сторону дежурки, пробегая через турникет, и активно жестикулирую.

Сидящие там, как милые обезьянки за стеклом в зоопарке, реагируют совершенно по-разному.

Коллега из отдела, опер Миша Кологривый, издевательски усмехается, а Сенечка Юрьевич, оперативный дежурный, приветливо машет в ответ и, разглядывая мой кислотно-желтый утепленный плащ, снисходительно качает головой. Остальные ведут себя как обычно — делают вид, что меня нет.

Как же надоело!

Многие мужчины даже в современном обществе ни во что не ставят нас, независимых женщин! И пусть мне всего двадцать два, но я чувствую в себе такую внутреннюю силу и безграничную любовь к человечеству, что мысленно всех-всех прощаю.

— Завьялова! — словно в рупор окликает дежурный. — К подполковнику на ковер. Быстро!

— Руки в ноги, рыжая, — скрипит Кологривый.

Я закатываю глаза, ощущая, как внутри поднимается предательская волна ужаса. В панике оглядываюсь назад.

Может, сбежать? Ну ее, эту мечту!

Пожалуй, оперативная работа — мужская, таящая в себе множество опасностей, — не для дамочек вроде меня... Тут же сама себя одергиваю.

Ведь знала, что как следует получу по шапке, когда взяла на себя смелость помочь соседке. Муж у Нелли — самый настоящий Тиран Тиранович. Пять лет он держал жену с детьми в страхе и ужасе. А на прошлой неделе все — крышка!

Надоело это терпеть, поэтому я выкрала наручники у своего непосредственного руководителя, грозного майора Бойцова, и… о ужас — приковала соседа к батарее.

Пропажу Бойцов довольно быстро заметил и устроил мне такую прилюдную порку, что до сих пор в ушах шумит. Затем он уладил конфликт с соседом, попутно озвучив, что, если тот и дальше будет кошмарить жену — придется отдохнуть пятнадцать суток.

Как оказалось, зря не применил санкции сразу! Потому что недоделанный Рэмбо в трико прямиком отправился в прокуратуру, где накатал на меня жалобу. Теперь моя прекрасная карьера стажера в районном отделе полиции грозит закончиться, едва начавшись!

Стоя рядом с массивной дверью, ведущей в кабинет начальника, размышляю, что лучше сделать. Перекреститься или сразу написать рапорт об увольнении?

Пожалуй, положусь пока на Господа Бога.

— Можно? — пищу я, приоткрывая дверь.

— Можно, Завьялова! — орет подполковник.

Кажется, на все отделение.

Упс!

— Добрый день, — блею как овечка.

— Добрый?! — рычит Борис Николаевич. — Тогда, как только наступит злой, сразу же пиши рапорт и заказывай себе поминальную. Дура! — звенит в ушах. — Малолетняя дура!

Ну зачем так-то?

Я вздрагиваю от резкого стука. Это Борис Николаевич о стол ладонью бьет. Как бы не сломал руку-то. Переживаю.

Опустив голову, я вжимаю ее в плечи и иду к вытянутому столику, который примыкает к заваленному бумагами рабочему месту подполковника. По-прежнему не поднимая глаз, усаживаюсь на стул. Напротив — мужские руки, увитые крупными выступающими венами. Ухоженные, с аккуратными ногтями. Украдкой рассматриваю красивые пальцы, блестящий циферблат и кожаный ремешок на часах.

Руки, которые я узнаю даже во сне…

Это и есть Бойцов. Или мой прекрасный майор Тимур Иванович. Вернее, мой он, конечно, всего лишь как начальник.

Кстати, Бойцов терпеть меня не может. Как видит, сразу зубами скрипит, будто у него заболевание нервной системы или еще что похуже, связанное с паразитами.

— Борис Николаевич, — спокойно произносит майор.

— Заткнись! — орет подполковник уже на Бойцова. — Я говорю!

Тот, цыкнув, замолкает.

— Оба заткнулись! У меня проблем из-за вас выше крыши. Проверками сейчас замучают, оэсбэшники на пороге (сотрудники отдела собственной безопасности. — Прим. авт.).

— Дядя Боря… — облизнув пересохшие губы, начинаю я.

— Молчать! — Он взлетает с кожаного кресла и, как рак в кипятке, краснеет на глазах. — Какой я тебе дядя, Завьялова? На службе я твой начальник. Почти бог!

— Простите, снова забыла…

Подумаешь!

Я обреченно вздыхаю. Приподнимаю подбородок, и взгляд напарывается на темные глаза, внимательно изучающие мое пылающее лицо. Скулы Бойцова привычно напрягаются, а крылья носа раздуваются, будто дыхание стало тяжелым.

Подполковник продолжает:

— Забыла она! Растяпа! Дубина стоеросовая! Я тебя выкину отсюда, будешь полы в подъездах мыть. Поняла меня?

Не выдерживаю! У меня вообще-то тоже гордость имеется.

— То есть вы считаете, что женщина больше ни на что не годится? — Отодрав взгляд от Бойцова, устремляю его на дядю.

— Ты эту свою феминистическую муть брось, бестолковая. Я считаю, что ты, Завьялова, ни на что ни годишься! Агриппина за тебя просила, а сестре я отказать не смог. Пришла, присела на уши. «Валерия ведь такая умница, врожденное упорство обязательно выстрелит, и она станет лучшим сотрудником».

2.

— Что за дела? — с пацанским наездом спрашиваю я у Бойцова, когда мы выходим из кабинета Бориса Николаевича. — Что значит «накажу сам»?

— Закрой рот, женщина, — мрачно обрывает Тимур и ускоряет шаг. — Если не хочешь отправиться на кухню, хотя бы не отсвечивай.

Он разминает мускулистую шею, а я нервно сглатываю ком в горле.

Отношения между нами странные. По званию я намного ниже и вроде как должна беспрекословно слушаться. Вот только моя натура, требующая межполового равенства, не дает даже шанса. Словно специально Бойцова поддразнить хочется. Чтобы губы в улыбке скривились и скулами лишний раз поелозил. А он, майор мой, как ни странно, мне это позволяет.

Ругается, конечно, рычит. Даже в чулане закрывал. А темного закрытого пространства я больше всего на свете боюсь.

Смотрю на высокую фигуру, вышагивающую впереди. Пятая точка Бойцова определенно даст фору всем пятым точкам в нашем отделении. А если подполковник решится выдвинуть Тимура на городской гала-фестиваль, то майор и там шикарной задницей все награды соберет, как в игре компьютерной — блестящие звездочки.

— То, как вы со мной разговариваете, Тимур Иванович, ни в какие рамки не укладывается, — говорю ему в спину. — В Америке бы…

— Ты не в Америке, фенистилка, — перебивает он, не оборачиваясь.

Сейчас взорвусь от злости. Аллергик чертов!

— Я — феминистка, — произношу гордо. — Два месяца одно слово запомнить не можете? У вас и правда одна извилина? Или смеетесь?

Стараюсь идти так, чтобы не бежать унизительно за Бойцовым вприпрыжку, но и не отставать. В руках сжимаю сумку. Спина под плащом вспотела, поэтому я мечтаю поскорее добраться до своего рабочего места.

— Феминистка, — повторяю практически по слогам.

Даже ребенок бы давно запомнил. А этот… ни в какую!

— Мне без разницы, кто ты, Валерия.

— Старый, армейский, дырявый сапог, — шепчу под нос и, фыркнув, показываю спине Тимура средний палец.

Опрометчиво? Не спорю. Зато сразу как-то легче становится…

— Что ты сказала? — рычит Бойцов, резко разворачиваясь.

Я врезаюсь в твердую грудь вместе с фигурой, сложенной из пальцев, и задираю голову повыше.

Какой же он высокий!

— Сказала, что… сапоги мне надо купить, на весну. Армейские, на берцы похожие. Сейчас в тренде…

— Сапоги? — непонимающе повторяет он, без интереса оглядывая мои ноги.

Мысленно пищу, потому что на службу приходится носить унылые черные джинсы, а не мини-юбку. И вот эти мысли, они ведь вообще не про феминизм. Да что со мной?

— Ты что, мне «фак» показала? — нахмуривается Тимур.

Я закусываю нижнюю губу и часто дышу.

— Нет, — вру трусливо.

— Мне привиделось?

— Это… заговор такой.

— Чего, черт возьми?

— Заговор. Старинный. Мне бабушка показала. — Мои глаза бегают по его лицу, как маленькие мышки от взрослого кота. — На восстановление памяти. У вас ведь… явно проблемы. Можно, ещё конечно, на рассвете земли с могилы какого-нибудь умного человека подсобрать и вам под подушку сунуть. Но это не гигиенично. — Пожимаю плечами.

Бойцов молчит.

Что тут скажешь? И правда ведь, запомнить не может элементарного.

— Ты в чулане давно не сидела? — кивает он в сторону подсобки, где тетя Наташа, наша уборщица, хранит инвентарь.

Там, кстати, ни зги не видно, невкусно пахнет и как в гробу — тихо. Не то чтобы я часто лежала в гробах, но во всяком случае так кажется.

— Не надо в чулан. Умоляю, Тимур, — шепчу едва слышно.

Опускаю взгляд на широкую грудь, к которой, оказывается, все еще прижата. Замираю, улавливая малейшие ощущения в теле. Они… приятные.

Я вздрагиваю. Мы будто оба как-то разом понимаем, что стоим посреди отделения практически в обнимку.

— Черт, — цедит Бойцов сквозь зубы. — Пошли, — тянет за локоть.

— Что вы еще придумали?

Он невозмутимо на меня посматривает:

— Пока ничего, Валерия. О своем наказании ты узнаешь позже.

Закатываю глаза. У него еще и фантазии нет?

— А пока тебя ждет подарок, — произносит Тимур безразлично. — Шевели ногами.

— Подарок?

— Ты забыла, какой завтра праздник?

Черт.

— Боже, только не говорите, пожалуйста, что будете поздравлять меня с Международным женским днем.

— А что здесь такого? Ты в нашем отделе единственная дама.

Это правда. Среди оперативников девушек больше нет, как ни странно. Неужели им нравится бумажки в штабе перебирать?

— Зачем превращать праздник, который задумывался как символ борьбы за равноправие, в очередной День всех влюбленных? Дарить цветы, подарки? Относиться к женщине как к украшению?

Бойцов усмехается, но слушает с интересом. Идя по лестнице и волоча меня за собой, начинает рассуждать:

— Ты не спрашивала у меня разрешения, но все равно говоришь, Валерия. К тому же, замечу, делаешь это, подняв глаза. — Сам придумал, сам смеется. — Вам, фенистилкам, определенно есть что отметить восьмого марта. Не скромничайте.

3.

Залетев домой, топчусь у входа, чтобы мама ни в коем случае не заметила мой внешний вид.

— Валерка, ты, что ль? Уже притопала? — кричит она с кухни.

— Угу.

Скидываю грубые ботинки и грею руки о щеки. Или наоборот, потому что лицо ледяное, как и пальцы.

Просто окоченела, пока стояла на остановке. Хорошо хоть дядя Петя, водитель единственного автобуса, курсирующего до нашего поселка в пригороде, узнал меня и поверил обещанию, что деньги отдам завтра. Иначе погибла бы.

Подумать только — из-за резинового члена! Для феминистки причина смерти так себе. Соратницы бы точно не оценили.

— Ты что делаешь? — округляю глаза, зайдя на кухню.

Мама, коротко взглянув на меня, продолжает разбирать скважинный насос под мойкой, сломавшийся еще на прошлой неделе. Уже несколько дней нам приходится носить воду со старой водокачки на горе и нагревать ее на электрической плите, чтобы помыться.

— Чиню, — говорит мама, орудуя отверткой. — Тут делов-то. Либо фильтр забит — почищу, либо в заборное отверстие воздух попадает, тогда шлангом затянуть надо. А может, и сам шланг, зараза, прохудился. В общем, щас разберемся, Валера.

Я молча наблюдаю, как мама, в которой максимум килограмм сорок, пытается сдвинуть с места затянутую гайку. Пыхтит, меняет ключ и снова пробует.

— Может, не надо? Костька ведь сказал, что починит, — киваю в сторону соседней улицы, где живет знакомый сантехник.

Времени на нас у него вечно не находится, но в выходные вроде обещался.

— Вот еще, — ворчит мама. — Веры этим мужикам нет. Всех бы поубивала. Своими руками.

— Ну-ну.

После фееричного поздравления коллег я впервые в жизни с ней солидарна, но помалкиваю. Иначе мама с этой темы до вечера не слезет.

Надо сказать, хватает ее ненадолго. Чуть позже она отстает от насоса, вытирает ладони о спортивные штаны и, поправив прическу «под мальчика», подозрительно на меня смотрит:

— А ты чего так рано? Уволили, что ль, тебя, Валерун?

— Не, — машу рукой и сразу отворачиваюсь. Краснею как не в себя. — Дядя Боря меня хвалит, мам.

Закусив губу, я приоткрываю крышку сковородки, но та оказывается пустой. Тяжко вздыхаю и достаю из холодильника суповой набор.

— Ой ли, — восклицает мама. — Прям хвалит? И чай, премию к празднику дадут?

Усмехаюсь про себя. Из «премии» пока только розовый вибратор, и тот я на работе оставила. Зачем-то представив лицо мамы, когда она увидит это «чудо», складываюсь пополам от смеха.

— А ну дуй отсюда, холера, — ругается она. — Все шурупы мне своим хохотом раскидала.

— Ухожу-ухожу, — отступаю, подняв руки, и ретируюсь в свою комнату.

Там проверяю рыбок в аквариуме и скидываю водолазку. Брюки меняю на рваные джинсовые шорты, которые давно пора называть поясом.

Нажав кнопку на системном блоке, я слушаю, как работает вентилятор. Радостно вскрикиваю, когда не улавливаю привычного скрежета. Ай да Лерка! Починила ведь! Никого не ждала и не просила.

Все-таки как прекрасно со всем справляться самой! И не прогибаться перед знакомыми парнями, чтобы помогли. В сервисном центре, кстати, мне озвучили цену тысяча двести. Может, для кого-то сумма и смешная, только не для меня.

Телефон остался в отделении, поэтому захожу на свою страницу в VK и пишу Ритке, лучшей подруге, чтобы не теряла.

Потом я возвращаюсь на кухню и отправляю суповой набор в кастрюлю. Налив воды из ведра, тяжело вздыхаю, потому что на приготовление ужина ее еще хватит, а вот чтобы чай попить, придется идти до водокачки.

— Кого там еще нелегкая принесла? — кричит мама из спальни.

Помешивая бульон, я выглядываю в большое окно и замираю, увидев на дороге старый зеленый джип.

В груди что-то вспыхивает и горит, горит жарко, ведь калитку открывает сам Бойцов. Не могу сдержать улыбки. На левом плече у симпатичного майора болтается дамская сумка, а в руке — ярко-желтый плащ.

Забывшись от удивления, я вздрагиваю, когда раздается чириканье птиц — наш дверной звонок.

— Это ко мне, мам, — кричу на весь дом и, осмотрев себя, вспыхиваю.

Как я выгляжу, черт возьми?

Обычно зализанные назад волосы торчат, как антенны у инопланетянина. Короткие шорты мне, если честно, маловаты, потому что зимой от стресса из-за новой работы я набрала два килограмма. Они, кстати, неплохо устроились на пятой точке. Хорошо хоть талию пощадили, она у меня что надо. На гитару не тяну, но и не балалайка какая-нибудь.

Спортивный лифчик тоже не та одежда, в которой хотелось бы встретить старшего по званию, но я слишком долго шокированно пялилась в стену, поэтому после пятого звонка, кинув на стол вафельное полотенце и пригладив волосы, бегу открывать дверь.

— Эм… — зависает Бойцов, разглядывая мое лицо Хмурится.

Глаза Тимура застревают в непослушных кудрях, затем он смотрит ниже, и его широкие брови приподнимаются. Зрачки-угольки сужаются, отчего кожу на моем животе усеивают противные мурашки. Успокаиваю их, прижав к животу ладонь. Заодно прикрою серьгу в пупке.

4

— Ладно, мы пойдем, Агриппина Евдокиевна, — произносит Бойцов, хлопая себя по бедрам и поднимаясь с места, как только я выхожу из своей комнаты.

Топчусь на месте, чувствуя себя крайне неловко. Вспыхиваю, уже жалея, что так вырядилась.

Сама себя не понимаю. Зачем? Неужели этот солдафон мне нравится? Или это из принципа какого-то? Одежда ему моя не понравилась, видите ли.

Тимур смотрит на ярко-красные колготки, узкую черную юбку до колена и заправленную в нее, застегнутую наглухо рубашку немного диковато и вместе с тем подозрительно. Потом поднимает глаза к лицу.

Выдерживаю чуть насмешливый взгляд, осознавая, что такой прикид — это слишком даже для меня. Но что поделать, если телесные капронки закончились, а эти вот, кровавые, в шкафу остались?

Конечно, сама бы я такие никогда не купила. Их в магазине перепутали или вообще решили подсунуть мне неликвид. Не знаю.

— Всего хорошего, — прощается мама, даже не повернувшись.

Что-то ворчит себе под нос, пыхтя над насосом, вредина моя.

— Пока, мам.

Мы уже выходим из кухни, когда майор вдруг разворачивается и обращается к маминой спине:

— Да, Агриппина Евдокиевна, и в МВД вашу «козлиную» статистику сообщите, пожалуйста. Как старший оперуполномоченный вас прошу.

— Зачем это? — настораживается мама. У нее аж отвертка из рук вываливается.

Родительница, как и я, удивленно пялится на Бойцова.

— Ну как. — Шабаркнув пальцами по щеке, он с силой разминает шею. — Мы с пэпсами (сотрудники патрульно-постовой службы. — Прим. авт.) ориентировки сразу поменяем. Может, потому так много висяков, что мы-то человечков ищем, а оно вон как оказывается.

Демонстративно ударяю себя по лбу.

Мама несколько секунд смотрит то на Бойцова, то на меня. Хмурит брови, морщится… и неожиданно начинает хохотать на весь дом. В изумлении наблюдаю, как она, держась за живот, складывается пополам.

Чудны дела твои, Господи!

— У-ух, а ты мне нравишься, майор, — кивает мама, отсмеявшись. — Идите уже отсюда. Оба. Мешаете заниматься делом.

Она переводит взгляд на меня, замечает странные колготки и добавляет:

— Валерку вон довези куда надо, Антилопа, а то она в своих колготах дальше леса из нашей дыры не уедет. На попутках-то. Вон какая девка выросла. И какому только козлу достанется?

— Довезу-довезу, — обещает Тимур, кладя ладонь мне на поясницу. Словно под защиту берет.

Его рука такая огромная, что, кажется, все тело накрывает.

— Я и сама справлюсь. — Поерзав, скидываю с себя конечность Бойцова.

В прихожей я надеваю начищенные кожаные ботинки на внушительной платформе и уже берусь за желтый плащ, когда останавливают сзади.

— Пощади, женщина, — хрипит над ухом майор. — Нас ни в одно приличное заведение не пустят.

Хмыкаю, взмахнув копной вьющихся волос.

— Ладно, — пожимаю плечами и сгребаю с вешалки короткую черную куртку из кожзама.

Подхватив сумку, я послушно следую за массивной спиной Тимура до машины. Уже возле нее замечаю, что соседи по дому (он у нас на двух хозяев) уставились в окно. Показываю им язык из вредности. Чтобы не любопытничали.

Бойцов, как обычно не вовремя повернувшийся, замечает мое озорство и тяжело вздыхает:

— Опять заклинание, Валерия? От чего на этот раз?

— Нет, товарищ майор, — кокетливо машу рукой. — Это всего лишь гимнастика для лица. Фейсбилдинг называется. Вот смотрите.

Для правдоподобности теперь складываю губы уточкой и вожу ими по кругу, при этом работая бровями.

Бойцов наблюдает за мной с вялым интересом. Потом открывает дверь своего джипа и приказывает:

— Отставить, Борец, ты так все лицо себе переломаешь. Падай давай.

— Спасибо, — мямлю я и слежу за тем, как прекрасно на нем сидят обычные джинсы. Майору бы в рекламе сниматься, а не пэпсов гонять.

— Что у вас там за родовое проклятье, Валерия Агриппиновна? — с усмешкой интересуется он. — Что за чума напала, если вся ваша династия на матчества перешла?.. — Бойцов вальяжно усаживается в просторном водительском кресле и заводит шумный двигатель.

Пытаясь не обращать внимания на выпирающую из его джинсов «мужскую харизму», я загибаю пальцы и громко перечисляю:

— Прадед был козел, дед был козел. Папаша… что? Правильно! Тоже козел. Видит Бог, так получилось, Тимур Иванович.

— Так получилось, — передразнивает он, почесывает подбородок. — Ну Агриппина Евдокиевна, мать-то твоя, конечно, молодец…

— Почему?

— Она ведь тебя сразу Валерой назвала, Завьялова. Как знала, что ты с этого пастбища никуда не денешься.

— Очень смешно, — закатываю я глаза, а затем деловито поправляю подол.

— А ты как сама-то, стажерка? — усмехается Бойцов. — На крупный рогатый скот вообще переходить собираешься?

5.

— Ты на Мишку не обижайся, Валерия, — говорит майор расслабленно. — Из-за эротического сувенира-то. — Он постукивает пальцами по столу.

Я чувствую жар на щеках. Как майор по-деловому розовый вибратор обозвал. Вы, случайно, не в МГИМО учились, Тимур Иванович? Уж слишком дипломатично.

Смакую первый глоток пива, перекатываю пену на языке. Вроде неплохо, действительно вкусно.

Делаю еще глоток и отставляю пузатый бокал на круглую керамическую подставку.

— Что ж я ему такого сделала, Кологривому вашему? — спрашиваю с обидой. — Разве можно так… с живым человеком? С девушкой?

Бойцов становится серьезным. Таким же, как на утренних разводах или во время доклада начальству. Между его бровями появляется глубокая складка, а подбородок напрягается. Не так я себе представляла наш «корпоратив». Майор снова удивляет.

— На службе были, есть и будут совершенно разные люди, Валерия. Как и в жизни. Кто-то из них обязательно будет добрым, отзывчивым. Кто-то из «стареньких» не брезгует дедовщиной. Гоняет молодых, садится на шею, шуточки отпускает.

Негодование я скрываю за новым глотком пенного. Тимур, поигрывая салфеткой, тихо продолжает:

— Будет хорошо, если ты к этому как-то приспособишься. У тебя и так несколько очков в копилке. В связи с родственником. Если бы его не было, поверь мне, произошедшее сегодня произошло бы раньше.

— Но… разве это по-человечески? — стою на своем.

Бойцов морщится:

— Ты как маленькая, Завьялова. За два месяца разве не увидела оперативного дела? Рабочий день у нас ненормированный, стрессы на каждом шагу, постоянное общение с маргиналами. Человечность в нашей профессии не самое распространенное качество.

— Это плохо, — говорю я и сжимаю губы.

— А Миха мужик правильный. Только ему жена с его же братом изменила. Оставила сына шестилетнего и укатила куда глаза глядят. Вот он и бесится. Это года два назад было.

Я бы от такого тоже укатила. Но ребенок? Какая недалекая женщина эта Кологривая…

— Он такой же, как и ты, — с усмешкой произносит Тимур. — Только у тебя на мужиков аллергия, а у него на баб.

Вспыхиваю. О чем это Бойцов?

— Какая еще аллергия? — выдыхаю.

Он за кого меня принимает вообще? Как следует отпиваю пива, чтобы успокоиться, и вытираю губы тыльной стороной ладони.

— Ну как, феминизм твой…

— А при чем тут мужчины? — всплескиваю я руками. — Вы путаете мягкое со сладким, товарищ майор.

— Если что, я люблю и то и другое. — Он обнажает ряд ровных белых зубов.

Лыбится, гад!

Смотрю на него снисходительно. Обычно мне даже нравятся его шуточки, но сейчас мы о серьезном вообще-то.

— Как так получается, что мы боремся за свои права, а вы, мужчины, воспринимаете это как прямую угрозу? Сразу считаете, что мужчины нам ненавистны. А это неправда!

Майор поднимает бокал к губам. Горько усмехается:

— Да хер его знает, Валерия Агриппиновна. Может, потому что, когда вы «бо-ре-тесь», из милых кошечек сразу превращаетесь в наших соперников? — говорит он и делает глоток. Едва заметно облизывает ярко-красные губы, резко контрастирующие с колючестью подбородка.

Я фокусируюсь на картине, что висит на стене за спиной Бойцова. От греха подальше. Поправляю:

— Тогда уж соперницами, Тимур Иванович. А что здесь такого? Почему мы не можем быть равны? — Встряхиваю волосами.

Бойцов снова морщится:

— Не начинай, Завьялова. Я тебя в пивнушку не ради этого привез.

— А ради чего?

— Связь наладить. Служебную. Ты ведь в силу молодости своей считаешь, что в сказку попала. Вот я и хочу развеять мифы, так сказать. Чтобы не было мучительно больно.

— Да все я понимаю, — задираю подбородок.

Не надо считать меня дурой! У меня почти золотая медаль и двадцать рыбок в аквариуме на иждивении. А еще я сама починила вентилятор в системном блоке. Со мной уже можно начинать считаться, между прочим.

— Ты мне это брось, — мрачно осекает майор. — Строишь из себя всезнающую. «Все умрут, а я изумруд», ага. Ты в отделении без году неделя. Откуда все понимаешь?

— Я училась вообще-то.

Почему пиво с каждым глотком кажется все вкуснее? Что за чудеса?

— То, что вам в институтах рассказывают, стажерка, относится к реальной службе в полиции так же, как твои козлы к нормальным мужикам.

— Так а где она, реальная служба-то? — Складываю руки на груди. — Два месяца бумажки перебираю.

Обнаженные коленки покрываются мурашками из-за сквозняка. Гостей в заведении становится все больше, многие толпой выходят покурить. Тяжелая дверь ни на минуту не закрывается.

— Я тебе открою секрет. — Положив руки на стол, Бойцов наклоняется ближе. — В этом и заключается работа хорошего оперативника, Валерия.

— Да ладно? — округляю глаза. Он специально так говорит? — А как же задержания, обыски, раскрытия по горячим следам?

6.

— Привет, — подмигиваю я бармену… хм… прищуриваюсь... Кириллу.

Золотистая надпись на бейдже отчетливая, напечатана крупным шрифтом. Сразу видно, люди заботятся о гостях с высоким градусом алкоголя в крови.

Неуклюже забираюсь на стул, строго поправляю юбку и выпрямляю спину. Руки касаются холодной стойки.

— Привет, Рыжик, — улыбается парень. — Классные колготки. — Отложив стакан, который только что протирал салфеткой, он игриво подмигивает.

И правда симпатичный. Темные волосы в сочетании со смуглой кожей. Высокий, подтянутый. В белоснежной рубашке.

— Ох… спасибо.

— Я такие в рекламе видел. Только на тебе они смотрятся гораздо лучше, чем на Кейт Мосс.

Вау.

Приходится сделать над собой усилие, чтобы не вскочить и не зааплодировать стоя. Вот человек умеет делать комплименты. И никаких гвардейцев. Берите пример, Тимур Иванович!

— А ты с майором пришла? — кивает бармен в сторону входной двери.

— Да, я тоже в полиции работаю. У нас типа… корпоратив.

— Вот как, — улыбается Кирилл еще шире.

— Угу, — краснею.

Не знаю, что со мной происходит, но он словно красивее с каждой секундой становится. Это все алкоголь, наверное.

— Хорошо, а то я подумал, что вы вместе.

— Нет. Ты чего? Где я… — выпячиваю грудь, — и где он? — заканчиваю с иронией.

Бармен почему-то понимающе кивает:

— Ну да.

От смущения я перевожу взгляд за его спину и рассматриваю этикетки на бутылках, пока не чувствую рядом противный сладкий аромат.

Ну не духи, а стойкий освежитель воздуха «Гималайская роза».

— А где твой начальник? — нагло спрашивает блондинка.

Бойцов уже и о том, кем мы друг другу приходимся, рассказал?

— В туалете, — отвечаю, медленно поворачиваясь к ней.

На не тронутом интеллектом лице загорается хищнический интерес. Посматривая назад, девица начинает подниматься со стула. Грудь колышется, как желе, норовя выскочить из выреза прямо перед моим лицом.

Вдруг такая злость берет. Свободный он. Посмотрите-ка. Номера телефонов на салфетках собирает.

Мужлан!

Я хитро улыбаюсь.

— Искренне не советую туда идти, — чирикаю ангельским голосом, указывая в сторону уборных.

— Что? — Блондинка зависает на полпути. — Ты о чем?

Склоняюсь над ее ухом:

— У майора сильнейший приступ. Синдром раздраженного кишечника.

— Это как? — Вишневые губы кривятся.

Кажется, Сисяо заглотила наживку. Наивная.

— Это очень неприятно, поверьте, — продолжаю нагнетать и морщу нос. — Майор так и с задержания может сбежать, и с допроса. Это болезнь, понимаете, она не выбирает время и место.

С наигранно дичайшим сожалением мотаю головой. И, приложив руку к груди, сочиняю дальше:

—В отделении даже табличку в женском туалете сменили, с «Ж» на фамилию майора, чтобы всегда свободно было. Я теперь вот в мужской хожу. Но мы все понимаем и как можем поддерживаем. Нам-то ведь с майором сексом не заниматься, правда?

— Ну пипец, блин, — дует губы блонда. — Нормальные мужики все вымерли, что ли? То женат, то, извиняюсь, по туалетам бегает.

Чувствуя себя победителем, я смотрю вслед ее удаляющейся спине. Поднимаю руку и взбиваю волосы пальцами, соблазнительно выгибаюсь в талии... Черт. Откуда эта манкость во мне? А приятное томление в груди и там… внизу? Неужели так сцена в уборной подействовала?

Не надо было пить!

— А ты коварная, — восхищенно произносит Кирилл.

— Валерия Завьялова, — подаю ему руку.

— Кирилл… Завьялов.

Я округляю глаза от удивления.

— Да ладно? — спрашиваю подозрительно.

Он галантно принимает мою руку и склоняется, чтобы оставить на ней поцелуй.

— Могу паспорт показать, находчивая.

— Ладно, не надо. — Озираюсь по сторонам.

Куда майор запропастился? Не ровен час, опасение моей бабули, что у меня слишком «тяжелый» язык, сбудется.

— Ты меня не сдавай, — киваю на опустевший стул рядом.

Кирилл усмехается:

— Только если телефончик оставишь.

— Оставлю, — вздыхаю я. — Куда ж тебя теперь девать? Хотя… можно просто… убить. — Задумчиво наблюдаю, как мой однофамилец теряет дар речи, и тут же пьяно хихикаю: — Да шучу я. Записывай.

Кирилл достает телефон.

— Восемь девятьсот…

— Восемь девятьсот, — повторяет он.

— Четыреста три…

— Четыреста три…

7.

— И почему мне кажется, что ты филонишь, Лерка? — подозрительно произносит Рита, вытягиваясь в кресле. — От работы косишь?

Ноги у нее длинные и стройные. Тихонова вообще меня на целую голову выше.

— Скажешь тоже, — все отрицаю.

Как следует затягиваюсь соплями и театрально покашливаю.

Если честно, одного рабочего дня, следующего за ночью, проведенной с Бойцовым, хватило, чтобы понять: я так не смогу.

Даже если буду стараться, не получится делать вид, что я не помню, как выглядит его член. Не получится общаться, будто ничего не было, как майор общался со мной. Если бы не боль в мышцах и не царапины от колючего подбородка на груди — подумала бы, что сошла с ума.

Стыдно было ужасно. Может, и к лучшему, что Бойцова настигла амнезия?

А сама я как нельзя кстати… заболела. Оформила больничный у фельдшера в нашей сельской поликлинике и вот уже пятый день валяюсь в постели, смотря сериалы. И вообще не представляю, как же быть дальше?

— Ну а твой майор? Не звонил? — спрашивает Ритка, не сводя взгляда с экрана мобильного.

— Нет, больно надо, — фыркаю я и задираю нос.

— Вот козел.

Соглашаюсь про себя. Хотя ничего удивительного, я ведь этого и ждала. Просто хотелось верить, что Тимур другой. Оказалось, показалось, черт возьми.

— Ладно хоть встречаться предложил, — вздыхает Ритка умиротворенно.

Виновато опускаю глаза.

Ну а что мне надо было сказать лучшей подруге? Что мужчина, с которым у меня было феерических три раза за ночь, предложил растворимый кофе со сливками, а потом отвез на работу и больше не смотрел в мою сторону? Это ведь ужасно. Какую причину ни выбери — ничего хорошего. Самооценка, даже если б и была на высоте, разбилась бы вдребезги. Пришлось немного приукрасить.

— Ладно, дорогая. — Ритка решительно вскакивает с постели. — Тебя надо спасать. Есть идея. Гроб твой работает?

— Сама ты гроб, — обижаюсь я.

Поднимаюсь и загружаю компьютер.

— Сейчас мы тебя, Лерка, на сайте знакомств зарегистрируем. Там попадаются норм экземпляры.

— Ты ведь говорила, одни озабоченные? — хмурюсь.

— Ой. — Ритка прикрывает рот ладошкой. — Со мной такой казус произошел.

— Казус?

— Недоразуменьице.

— Страшно представить, Тихонова.

— Я когда графу «Мои интересы» заполняла, там можно было готовые варианты выбрать. Ну я и выбрала доггинг, я ж собачница.

— И? — непонимающе развожу руками.

— А че и? Оказывается, так называют секс в общественном месте, на глазах у прохожих, представляешь?

Я прыскаю от смеха.

— Еще думаю: че потенциальные женихи к собакам привязались? Все спрашивают: «Как давно доггингом занимаешься? А где? А с кем? А сколько было вокруг людей?» В общем, жуть. Я пока разобралась, целый питомник у себя на странице организовала.

— Рита, у меня живот болит от хохота.

— Так, ты не смейся. Давай аккаунт тебе создавать. Чтобы майор с ума сошел от ревности.

Закатываю глаза. Да дождешься от него. Сказал ведь, что оттрахает и утром не вспомнит. Мечта сбылась. Только послевкусие странное. С нотками обиды.

— Давай сначала посмотрим, кто там есть. — Придвигаюсь ближе вместе с табуреткой.

— Давай…

Рита настраивает фильтры на странице поиска, я напяливаю на нос очки, и следующие полчаса мы истошно ржем над всем, что видим. Будто смешинка в рот попала.

Когда неожиданно замечаю знакомые темные глаза, тут же затыкаюсь. Квадратный подбородок, светлый ежик, сильные, красивые руки. Ошибки быть не может.

— Твою мать, Рита… — Я кусаю губы.

— Что?

— Это он…

Практически прилипаю к экрану, чтобы разглядеть фотографию и прочитать текст под ней.

«Тимур. Тридцать два. Абсолютно здоров, привит, чистоплотен. Из аллергии — ваниль, брак и отношения. Ищу стройную, раскованную, с четвертым размером груди. Если придете все втроем — не обижусь...»

— Это и есть твой грозный майор? — спрашивает Ритка.

— Угу.

— Какой красавчик!.. Дура ты, Лерка, что не согласилась, когда он тебе предлагал.

Сжимаю кулаки.

— Я будущий оперативник, а не какая-нибудь шлындра, Маргарита! — Аккуратно поправляю очки.

Закусив губу, я рассматриваю фотоснимок в анкете с сайта знакомств. Ироничный прищур темно-серых глаз и наглый оскал.

Значит, аллергия, товарищ майор? Пришло время запастись антигистаминным! И про успокоительное не забудьте.

— Ри-ит, — произношу умоляюще, глядя на выдающуюся грудь подруги.

— Ну нет, Завьялова.

— Риточка, миленькая. — Складываю руки в умоляющем просительном жесте.

8.

— О, Завьялова, Матерь Божья, мы и не ждали тебя скоро. Всего неделю на больничном была. Я, кстати, так последний раз летом после первого класса отдыхал, — ядовито произносит Кологривый, когда я захожу в отдел. — Че, все? Сопли прошли?

Окидываю этого приколиста уничижающим взглядом. Два часа утром в набитом людьми автобусе и без того задали определенный вектор моему сегодняшнему настроению. Вполне себе «раздражительный» вектор. Выпрямив спину, иду к своему столу.

К пассивной агрессии коллеги я почти привыкла, тем более в баре майор доступно объяснил природу этой «аномалии». У человека горе случилось — жена ушла, еще и ребенка бросила. Мужик и обозлился на всех женщин вокруг. Хотя я вот после ночи с Бойцовым теперь тоже, может, противоположный пол не перевариваю, но ведь как-то держу себя в руках.

Бросаю сумку на стул и хватаюсь за верхнюю пуговицу на плаще. Бойцова не замечаю. Будто нет его. Ни в кабинете, ни в сердце. Ни в сегодняшнем эротическом сне не было. Таком отчетливом, что до сих пор низ живота спазмами сводит.

— Щемитесь, господа местные утырки и самые отъявленные рецидивисты, — не успокаивается Миша. — У стажерки Лерки закончились проблемки…

Я вспыхиваю.

— Михаил, — раздается за спиной грубый голос майора, — будь добр, заткнись. Она была на официальном больничном. Не приставай.

Закусываю губу и молча смотрю в пол.

— Меня, вообще-то, Лера зовут, — буркаю недовольно.

Терпеть не могу две вещи: когда за спиной сплетничают и когда обо мне вот так, в третьем лице, прямо в моем присутствии говорят.

— Я помню, — ворчит Бойцов. — Михаил, не приставай к Валерии.

— Будет сделано, товарищ начальник.

Ситуация в кабинете становится еще более странной, когда наконец-то справляюсь с пуговицами.

«Хватит стесняться», — подумала я утром, осмотрев свой гардероб. И надела юбку чуть выше колена. А еще — черную обтягивающую водолазку. Получилось вполне неплохо. Только юбка коротковата. Но Марина из отдела кадров и покороче носит.

Чтобы убрать плащ в шкаф для личных вещей сотрудников, приходится продефилировать через весь отдел. На обратном пути задерживаюсь у небольшого обшарпанного зеркала на стене, чтобы поправить прическу.

— Ва-ау, Завьялова, — тянет Яша, самый молодой опер в отделе. Громко присвистывает. — Ты где эти ноги прятала?

— Беру обратно обещание не приставать к Завьяловой. — Кологривый приподнимается, чтобы разглядеть мои ботильоны на невысоком, удобном каблуке.

Смущенно улыбаюсь. Дураки.

— Заткнулись все, — вопит Бойцов и ударяет по столу так, что я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. — Сейчас организуем утренний развод, и за работу. Развели здесь кабинет анатомии. Ноги, ноги…

Сложив руки на груди, наблюдаю, как Тимур поигрывает квадратной челюстью, и ловлю мрачный взгляд исподлобья. С достоинством его принимаю.

Не понимаю, чего вы злитесь, товарищ майор? «Потрахались и забыли». Хотя… может, он недоволен из-за того, что я долго на больничном была? Начальники такое не любят.

— У нас новое дело. Скинули сверху. Если раскроем по горячим следам, будет отлично.

— Да не раскроем мы, — тяжело вздыхает Тимофей Корлеонович, самый опытный оперуполномоченный в нашем отделе. И самый сомневающийся.

Бойцов, прищурившись, изучает материалы дела на экране ноутбука:

— Итак… из музея-усадьбы в поместье, когда-то принадлежавшем графской семье Лымарских, пропала реликвия. Драгоценная диадема. — Тимур мельком смотрит на часы за моей спиной и взглядом цепляет меня. — Через двадцать минут выезжаем на место и работаем. Интересует все. Показания очевидцев: ночного сторожа и охранника, других работников усадьбы, соседей, если есть. Видеокамеры, в том числе с ближайших объектов. Даже собак опросить. Это ясно?

— Собак — это к Яше, — ржет Миша, поднимая руку. — Он ведь с высунутым языком сегодня в рот Завьяловой заглядывает. Прям как есть пес…

— Идиота кусок, — шипит Яша.

Улыбнувшись, я прикрываю глаза.

— Может, будем серьезно относиться к делу? — гремит Бойцов.

— Лады, — отбивает Кологривый. — Я тогда Тимофея с Яшей возьму, а ты со стажеркой прямо туда подгребай.

Сердце заводится с пол-оборота. До усадьбы Лымарских около получаса езды по трассе. Вдвоем. О чем с Тимуром разговаривать? Как себя вести? Боже. Еще плащ этот желтый дурацкий.

Проблема решается сама собой. Но таким образом, что это заставляет нервно бьющееся сердце практически остановиться от пронизывающего ужаса.

— Нет, — возражает Бойцов. Медленно осматривает всех оперативников, совершенно игнорируя меня. Намеренно, черт возьми. — Валерию тоже ты подбери, Мих. Мы с Тимофеем позже подъедем.

Вскакиваю как ошпаренная. Поправляю подол и ровной походкой направляюсь к столу. Открыв ящик, я собираюсь на проведение опросов — складываю в папку чистые листы, бланки протоколов и ручки. Искренне надеясь, что никто из коллег не замечает мои дрожащие ресницы, надеваю плащ.

— Ты чего такой злой? — доносится глухой шепот Кологривого. —Ночка сложная была? Повеселился, как хотел?

9.

— Вау.

Я поднимаю взгляд и вижу прекрасное лицо Тимура. Густые брови, темные глаза, правильной формы нос. А еще выдающиеся скулы, на которых поселился едва заметный лихорадочный румянец. Мой любимчик — заросший щетиной подбородок, и главное — приоткрытые бледно-розовые губы, растянутые в симпатичную ухмылку.

— Что? — переспрашиваю, хмурясь. Ничего спросонья не понимаю.

— Еще хочу! — шепчет Бойцов и кивает на округлую грудь.

Нависая надо мной, он натягивает ткань белой майки. От старости она больше похожа на марлю и не скрывает ни одной детали.

Вздрагиваю.

— Ох… — выпускаю в воздух. — Тиму-ур! Не-е-ет... — Пальцами я врываюсь в ежик из мягких волос и слегка оттягиваю.

Нельзя.

Он мой начальник. Мы коллеги.

Нельзя — и точка.

Пока эти мысли, словно запоздалые телефонограммы, проносятся в голове, жесткие губы и горячий язык терзают торчащий сосок прямо через ткань.

По телу прокатываются мощные волны удовольствия. Они множатся, растут, становятся все ярче, а затем из всех уголков расслабленного тела ручейками стекают в низ живота и там замирают. Будто зрители на площади в ожидании праздничного фейерверка ко Дню города.

Желание всячески сопротивляться исчезает, потому что я, черт возьми, просто обожаю фейерверки.

— Тимур, Тимур, Ти-мур, — шепчу как завороженная. Губы облизываю.

Изрядно намочив слюнями майку над одним соском, Бойцов переходит ко второму. Терзает его безжалостно, кусает, тихо рычит.

Ладони Тимура разгуливают по моему телу. Гладят бедра, касаются между ног. Раздвигают их, чтобы ласки стали еще откровеннее. Чувствую настойчивые пальцы на клиторе и доверчиво трусь о них. Всхлипываю из-за отсутствия оргазма.

— Тиму-ур, — морщусь я.

Он оставляет сосок, приподнимается и… ядовито усмехнувшись, произносит:

— Валера-Валера… На троечку, говоришь?

— Что… — Словно из-под воды выплываю.

— Валера. — Надо мной нависает мама. — Валерка, черт тебя дери, девка!

— Что? — Вскакиваю с постели и сразу же проверяю на себе злополучную майку.

Краснею хуже вареного рака.

— Что-что? На работу, говорю, опаздываешь. Лыбишься во сне как дура, вся в отца-козла.

— Сон приснился, — бурчу себе под нос, натягивая мохнатые тапки.

Несмотря на нестандартный подъем и все еще не развеявшийся, еле уловимый флер от страсти полуголого майора, который аппетитно завтракал моими сосками, я чувствую себя пришибленной. И мир вокруг такой же. В салоне автобуса — удивительно тихо, как и в отделении.

Скинув черное пальто, на которое наконец-то сменила слишком жизнерадостный кислотно-желтый плащ, я заправляю выбившуюся водолазку в джинсы и усаживаюсь на свое рабочее место. Разбираю вчерашние показания. Оформляю все по правилам, готовлю к передаче следователю.

Закончив, воровато озираюсь. Кабинет у нас просторный, но уж слишком захламленный. Мужики ведь работают, вечно все ненужное из дома сюда тащат.

Стол Бойцова — запретная зона, но меня тянет к нему, как и к тому, кто за ним работает. И если с майором потакать своим желаниям я не собираюсь, то порыться в его «грязном белье» исключительно для дела — соглашаюсь за милую душу.

Так-с.

Кончиками пальцев прохожусь по черной кружке, из которой мой начальник пьет кофе каждое утро. С улыбкой разглядываю прикрепленные к ноутбуку белые стикеры, исполосованные мелким неразборчивым почерком. А потом замечаю фотографию молодого мужчины над планером. По овалу лица, светлым волосам и нахальной улыбке догадываюсь: это отец Тимура.

Тот самый капитан Иван Бойцов, погибший на службе. Майор, конечно, похож на него, но не сильно.

В коридоре раздаются чьи-то тяжелые шаги, и меня как ветром сносит. Едва успеваю опуститься на стул, как в кабинет заходит… хозяин обысканного мной стола.

— Привет, — спокойно здоровается Тимур, расстегивая замок на кожаной куртке.

Мельком отмечаю синюю футболку и черные джинсы с блестящей пряжкой на ремне.

— Добрый день, товарищ майор, — откликаюсь, отворачиваясь к бумагам.

— Учишься?

— Угу. — Закрывшись от Бойцова рукой, я продолжаю гипнотизировать документы.

Вот зачем он пришел? Говорил же: все встречаемся в усадьбе. Вот и ехал бы прямиком туда.

Судя по звукам, Тимур усаживается за стол и перебирает лежащие на нем стопками бумаги.

— А я за заключением заехал, чтобы время не терять. Только вот по пальчикам в музее все чисто.

— Угу.

— Рецидивисты не отметились, по базам — глухо. Это печально.

Голос Бойцова больше не звучит враждебно, как было еще вчера. В нем нет грубости или пренебрежения. Некоторые особо наивные клеточки души даже считывают в интонации майора зарождающееся дружелюбие, но меня этим не провести.

10.

— Как продвигаются отношения моей двойняшки Сюзи и твоего бравого майора? — спрашивает Ритка, протирая вилку салфеткой.

Мы встретились в кафетерии недалеко от отделения полиции, чтобы пообедать и обсудить новости. Последние две недели у нас в оперотделе был самый настоящий аврал, а Маргарита принимала участие в симпозиуме молодых ученых.

— Сюзи пропала с радаров, — загадочно произношу.

Беру с тарелки аппетитный круассан, глазированный темным шоколадом и покрытый карамельной крошкой, и смачно откусываю. Забрасывать воспоминания о ярких ночных снах вот такими углеводными бомбами в последнее время стало моей традицией. Слава богу, пока это не очень отражается на талии, а вот на настроение влияет. Оно подобно вспышкам на майском солнце. То есть, то нет.

— Боже… — закатываю глаза, отправляя круассан обратно на тарелку.

Отпиваю чай из пластикового стаканчика.

— В смысле, Сюзи пропала? — вечно худеющая Ритка с отвращением смотрит на мой обед и подцепляет вилкой помидор черри.

Прожевавшись, откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди.

— Рит, ну как ты не понимаешь… Техника манипуляций всегда заходит на «ура». Сначала я позвала его на помощь и пропала. Бойцов, уверена, обматерил бедную Сюзи с ног до головы, испытал сильные эмоции. Был в ярости. И вот тут человеческий мозг выступает как самая коварная штуковина с серой жижей внутри! Он не отличает плохие эмоции от хороших, понимаешь?

— Это как?

— Бойцов сейчас вспоминает Сюзи, как девушку, способную его возбудить. После общения с ней он совершенно точно чувствует такой прилив сил, что все остальные искательницы отношений на сайте знакомств нервно курят в сторонке.

— Хочешь сказать, он там на мои фотографии… — округляет глаза Ритка и возмущенно хлопает ртом. — «Рукоделием занимается?»

— С ума сошла? — Прикрываю рот ладошкой и хохочу.

Внутри паника почкованием размножается, а вдруг и правда? Почему-то начинаю ненавидеть Бойцова еще больше. Все это время он в общении со мной ведет себя настолько идеально, что мне просто жизненно необходимо для своего плана подпитать ярость к ненавистному мужчине.

— Я про другое, Маргарита, — вопреки мыслям продолжаю. — Ты ведь знаешь, что адреналин вырабатывается надпочечниками не только при стрессовых ситуациях, но и при занятии сексом. То есть мозг считывает их, грубо говоря, как одно и то же.

Рита громко хлопает себя по лбу:

— А я думаю, почему, когда у меня давно секса не было, так отчаянно начинает казаться, что кассирша в «Пятерочке» косо смотрит, обвешивает и грубит. Прям сил нет.

Киваю, подтверждая теорию подруги.

— Именно поэтому, сначала я кинула Бойцова в первый вечер, а потом пришла и поманила его твоими прелестями, — киваю на Риткину грудь.

— Чувствую себя звездой порносайта, — жалуется она. — Только мне за это не платят…

— Окстись, бесстыжая!.. — усмехаюсь. — Я до сих пор каждую ночь оплакиваю автограф «Горшка»… (Михаил Горшенев — один из вокалистов группы «Король и Шут» — прим. Авт)

— Молчу, молчу, — поднимает руки светило науки. — Так и что там дальше? Когда Сюзи снова появится?..

— А дальше у Бойцова нет ничего — ни контактов, ни адреса «адреналиновой Сюзи,32». Он две недели маринуется в собственных мыслях — что это было, и когда, когда же новая доза?

— Ге-ни-аль-но, — скандирует Рита.

На ее громкий голос оборачиваются посетители кафетерия.

— Стандартная психология жертвы, чувствующей себя покинутой, — пожимаю плечами скучающе.

— Хочешь сказать, что твой сильный, умный майор Бойцов — жертва? — усмехается она.

Мотаю головой отрицательно. Нашла тоже жертву… Разве у него могут быть чувства?..

— Жертвы — это те, кого он выбирает себе на сайте, — с полной уверенностью заявляю. — Такие как Бойцов, не думают, что у женщины внутри. О чем она думает? О чем мечтает? Ему главное использовать ее, трахнуть. Пришло время, когда кто-то использует его и выбросит. Всего-то.

— Ну, не знаю, Лер, — она мотает головой, чем не хило меня подбешивает.

Она чья подруга вообще?..

— Что ты не знаешь? — раздраженно выговариваю.

— Какие же эти девушки жертвы, если майор на берегу с ними договаривается — только секс и ничего кроме. Мне кажется, это, наоборот, честнее, чем когда мужчина знакомится, приглашает в ресторан, обхаживает, а потом секс и фу-ух — как ветром после дождя сдувает. Вот это настоящие жертвы. Я и сама несколько раз попадалась.

Возможно, умозаключения Ритки тоже имеют место, но у меня есть свои, совершенно обратные, поэтому просто доедаю круассан, прощаюсь с подругой и бегу в отделение.

Расследование по краже в музее-усадьбе продвигается как никогда медленно. Мы опросили всех свидетелей, подняли данные с камер, установленных сотрудниками дорожной службы, прошерстили все ломбарды в округе. Результата нет и, как говорит, мой дядюшка — совсем скоро полетят чьи-то погоны. Хорошо, что у меня их и вовсе пока нет.

11.

— Вы давно закончили работу в усадьбе? — спрашивает майор у Елены Сергеевны, бывшей хранительницы музея.

Пытаюсь не замечать, что мое плечо касается его руки, а наши бедра плотно прижаты друг к другу под столом, накрытом скатертью.

— Почти полгода как на пенсии, — отзывается женщина. — Вы кушайте, кушайте.

Неловко киваю на приглашающий жест хозяйки. Принимать пищу на заданиях вроде как неэтично, но живот, учуявший запах свежевыпеченных пирогов, бессовестно урчит.

Бойцов, окинув накрытый стол взглядом, морщится.

Не человек, а машина, черт возьми.

— Елена Сергеевна, — продолжает он. — Возможно, вы замечали что-то странное? Какой-нибудь повышенный интерес к диадеме? К украшениям?

— Даже и не знаю. Народ нынче дикий, их реликвии и музейные экспонаты совсем не интересуют. Нам ведь каждые выходные телефон обрывают, сдаем ли мы беседки в яблоневом саду. Беседки представляете?.. И про номера регулярно спрашивали. Номера в старинном здании в стиле классицизма и неоготики.

Женщина вскидывает руки, будто подобное кощунство непростительно.

— Возможно, были какие-то постоянные посетители? — спрашиваю, стараясь не дышать в сторону пирогов.

— Их много. Мы ведь проводили поэтические вечера и костюмированные балы.

— И никто из гостей никогда не просил диадему? Допустим, для костюма или антуража?

— Не было такого. А вы спросите у Непейводы.

— У кого? — усмехаюсь.

— Ну, Ким Харисович Непейвода и его жена Нонночка. Они наши основные спонсоры и добродетели.

— Хмм… — Бойцов хмурит брови. — Впервые слышу.

— Очень странно, — удивляется Елена Сергеевна. — Это такие замечательные люди. Меценатство в наш век — редкость. Ким Харисович в прошлом году оплатил реставрацию всех антикварных экспонатов. И, кстати, диадемы тоже.

— Очень интересно. А в журнале наличия музейных предметов этой информации нет, — возмущенно проговариваю я и напарываюсь на предостерегающий взгляд Бойцова.

Откашлявшись, все же неуклюже хватаю пирог и жадно его откусываю.

— Спасибо, Елена Сергеевна. Мы поедем, — произносит мой начальник и тянет меня за локоть из-за стола.

Вскакиваю, поправляю короткий свитер.

— До свидания и спасибо, — прощаюсь.

Запрыгнув в машину к Бойцову, активно жую. Украдкой, конечно, слежу, как он усаживается рядом и вытягивает ноги.

— Выкинь это нахрен, — цедит Тимур, выхватывая у меня из рук остатки пирога, и выкидывает его в открытое окно.

— Ты что делаешь? — округляю глаза. — Мамочка не учила, что еду выкидывать нельзя? Ты ведь мой достаток выкинул, я теперь никогда не разбогатею.

Дуюсь сердито.

— Ты пришла в полицию стажером, — откровенно потешается надо мной майор. — Ты никогда не разбогатеешь, Завьялова.

Теперь возмущенно складываю руки на груди и громко дышу. У него просто визуализатор сломался. Из-за возраста. Или он его у одной из девок потерял.

— Никогда не ешь со свидетелями и тем более с подозреваемыми, Лер, — по-дружески советует Тимур.

— Это почему это?

— Ты не можешь знать их мотивов.

— Да эта старушка просто божий Одуван, я тебя умоляю. Что она там могла криминального сделать? Руки не помыть или сметану просроченную в тесто замесить?..

— Я тебя предупредил, — посматривает на меня строго. — Еще раз увижу — пойдешь дежурить вне очереди.

— Ладно, — соглашаюсь.

В конце концов, в его словах есть зерно здравого смысла, я просто расслабилась и потеряла бдительность. А он всегда такой. Собранный, красивый, с колючим подбородком…

Черт!..

— Я просто голодная, поэтому…

Не успеваю признаться, как телефон Тимура взрывается громкой протяжной мелодией.

— Дежурка, — ворчит он, включая кнопку на руле.

— Бойцов, — зовет Сенечка Юрьевич из динамиков в салоне. — Ты там недалеко от центра?

— В центре.

— Там какой-то бессмертный в «Березке» дебош устроил. Подъедь, а?

— В «Березке»? В шашлычке, что ль? А я при чем? — потирает он бровь.

— Росгвардия била-била — не разбила, ППСовцы били-били — не разбили, мышка-Бойцов мимо проезжала, хвостиком махнула, яичко и разбилось.

Прыскаю от смеха, Тимур снисходительно на меня смотрит и продолжает:

— Арсений Юрьич, опять внука дочь оставляла на выходные?

— Так точно. Съезди Тим, разберись, что там и как.

— Ладно, буду минут через пять. За одним «пэпсам» сопли вытру. И шашлыком, может, угостят. Есть тут голодные, готовые пироги свидетельские жевать.

Оператор дежурной части отключается, а я отчего-то беспокоиться начинаю.

12.

Судорожно вздыхаю и продолжаю печатать:

«…Тимур! На самом деле Сюзи не существует. Все это время тебе писала я, Валерия Завьялова. Фенистилка и стажерка. Или пробник, как ты любишь говорить. Это было ненамеренно.

Я заметила твою анкету здесь случайно. В тот момент я была сильно на тебя обижена. Да, возможно, ты, независимый и СВОБОДНЫЙ, скажешь, что я не имела на это права, но живой человек не может заставить себя не обижаться, если ему обидно.. Это просто невозможно.

Хочу сказать, Тимур Бойцов, что твое поведение в то утро после… секса ( о котором, как я поняла, в твоем плейбойско-майорском мире совершенно не разговаривают) оскорбило меня до глубины души. Так, как только может оскорбить девушку мужчина. Я, конечно, подозревала, что все мужчины козлы. И даже смирилась. Но чтобы настолько…

Поэтому, пользуясь случаем, хочу сказать, что я не из тех, кто спит с первыми встречными, выпив пару кружек пива в спортбаре. Но даже если бы была из таких?..

Ты ведь сам позвал меня к себе. В прямом смысле утащил на плече.

Это я могла бы возмутиться, что была пьяна и на самом деле совсем не хотела спать с тобой. Я могла наутро краснеть, жеманничать и изображать потерянную девичью честь, но ты… будто бы взял эту роль на себя. Это было не по-мужски.

Забыли-забили, как ты и предложил.

Просто хотела рассказать тебе, что под именем Сюзи скрывалась я. Это была глупая шутка. И если хочешь знать, моя маленькая месть. Прости».

Не задумываясь и даже не редактируя, отправляю сумбурный текст. А сама не дышу. Тимура на сайте нет, вероятно зайдет вечером и только тогда прочитает. Значит, завтра все изменится.

Натянув обычную черную водолазку и джинсы, я выбегаю из дома. Немного опаздываю, поэтому пальто застегиваю уже на остановке, дважды завязываю вечно болтающиеся шнурки. Здороваюсь с односельчанами и запрыгиваю в подъехавший автобус.

Семь пятнадцать. Всегда вовремя.

Вот только на въезде в город ярко-красный «Дэу Матиз» вдруг решает поцеловать взасос опасный черный джип, и в отделение полиции я прибываю с огромным опозданием. В целом как обычно. Запыхаясь, открываю двери и попадаю в холл.

— Доброе утро.

— Какое ж оно доброе? — вздыхает Сенечка Юрьевич. — С утра барин всех на ковер вызвали-с. Только тебя и ждут.

Черт.

Я оставляю пальто с сумкой в дежурке и несусь в кабинет подполковника. Щипаю щеки и кусаю губы, чтобы быть поярче. Хотя, учитывая цвет моих волос, куда уж ярче?

— Борис Николаевич, можно войти? — пищу, приоткрывая дверь.

— Завьялова, — басит дядя, — ты в МЦФ работаешь, что ли? Сколько можно обращаться не по уставу?

— Товарищ подполковник, разрешите войти, — тут же исправляюсь я и киваю коллегам.

Кологривый хитро улыбается, Яша подмигивает, остальные как обычно делают вид, что Валерия Завьялова невидимка. Хоть голая ради проверки приходи.

— Заходи уже, горе луковое, — вытянув руку, зовет Борис Николаевич. — Ты-то нам и нужна.

— Я? — округляю глаза. Сердце заходится.

Ведь мечтала об этом. Чтобы наконец-то признались, что нужна, а не просто так бумажки перебираю.

— Командируем тебя на первое ответственное задание, — торжественно произносит дядя. — С майором в поля пойдешь. — Он хитро улыбается.

Подполковник. Улыбается. Забавно.

— С майором? — повторяю я завороженно и перевожу глаза на Бойцова. — В по-ля?

Краснота на лице у Бориса Николаевича, по всей видимости, передается воздушно-капельным путем, потому что Тимур неестественно багрового цвета. А еще он сегодня гладко выбрит. Это так необычно, что подвисаю.

— Это бред, — цедит Бойцов сквозь зубы. — Детский сад, блядь.

— Отставить блякать… и перечить начальству, — мрачновато осаживает его подполковник.

Они смотрят друг на друга, словно соревнуются в тяжеловесности взгляда. Как по мне, выигрывает все-таки дядя.

— К чему карнавал? — Тимур откидывается на спинку стула. — Заявимся к Непейводе в загородный дом, возьмем с поличным, отыщем чертову диадему и закроем дело.

Ого.

Значит, за ночь как-то выяснили, что виноват главный благодетель усадьбы? Интересненько.

— А если диадема уже не в доме, умник? — кричит Борис Николаевич. — А если они хранят ее в банковской ячейке или в городской квартире? Какой идиот будет прятать краденое под подушкой?

— Все равно есть масса вариантов, как провести расследование.

— Масса. Только пройдет куча времени, а по головке за это никто не погладит. Мне уже всю плешь проели, что мы в стоге сена трактор отыскать не можем. Начальство направления к окулисту на весь отдел отправили. Шутники, е-мое.

В кабинете устанавливается тишина, которую я решаю нарушить, подав голос:

— Кто-нибудь скажет, в чем дело?

— Сядь, — приказывает начальник.

13.

— Ну и?

Я щурюсь от весеннего солнца, слепящего через лобовое стекло, и щелкаю солнцезащитным козырьком в надежде на то, что он поможет.

— Чего тебе? — кидаю на Тимура недовольный взгляд, обратив внимание на сверкнувшее на его руке обручальное кольцо.

— Что с настроением, дорогая? Таблетки закончились?

— Какие еще таблетки? — Верчу свое кольцо вокруг безымянного пальца.

Это все… непривычно.

— Так и знал, что ты все это время под чем-то была. Слишком уж довольная. Вот сейчас вполне похожа на обычного оперативника. Хмурая и замудоханная.

— Сам ты…

«…мудак», — договариваю про себя.

— А что тогда случилось, Тань? Конфеты с утра не поела?

Слышать чужое имя тоже непривычно, но мы договорились, что будем звать друг друга именно так, чтобы не запутаться. Если бы Бойцов знал, что я не только Лера-Таня, но еще и Сюзи, с которой он вчера вечером довольно мило обсуждал любимые фильмы, то наверняка знатно бы обалдел.

Кстати, нам обоим нравится «Брат» Балабанова.

— А ты не очень приветлива с супругом, — замечает майор.

— Подскажи мне, — взрываюсь, когда злость достигает пределов. — Хотя бы по одному уставному документу я, как стажерка оперативного отдела, обязана подобное терпеть?

— Ш-ш-ш, зая, — смеется Тимур-Лёша. — Ты и правда что-то напряженная. Ни один идиот не поверит, что перед ним замужняя женщина.

— Это еще почему?

— Тактичность не позволит мне озвучить свои умозаключения, но для жены ты слишком… недо… — Он многозначительно на меня смотрит.

— Сам ты… недо… — Фыркнув, отворачиваюсь к окну.

То есть, Бойцов, тактичность позволила тебе рассказать всему оперативному отделу, что мы переспали, а здесь она, моя хорошая, стесняется? Какая-то неправильная у тебя, получается, тактичность? Двуличная, как и ты сам.

За этими рассуждениями я пропускаю момент, когда машина съезжает с трассы и мы оказываемся возле высоких кованых ворот, за которыми виднеется самый настоящий средневековый замок.

Твою мать. Эти Непейвода — они что, какие-нибудь олигархи? Или биткоинами зарабатывают? Даже немного жаль, что я им не реальная «седьмая вода на киселе», а всего лишь подставная.

— Ого! — не сдерживаю восхищенный возглас, заметив настоящий фонтан. — Как здесь красиво!

Фонтан не функционирует. По все видимости, законсервирован с зимы. Ц-ц-ц. Мотаю головой. Могли бы уж ради сходки родственников включить. Я бы полюбовалась.

— Добрый день, меня зовут Арсений, и я помощник Риммы Харисовны, — произносит встречающий, как только я открываю дверь выданной нам «Тойоты Короллы» и опускаю ногу на асфальт. — Позвольте уточнить ваши данные для внесения в общий список гостей.

Выйдя из машины, разглядываю парня повнимательнее. Высокий и худой, как палка. Идеально отглаженные черные брюки и белая рубашка, ровно зачесанные на пробор волосы, тонкая золотистая оправа очков и совершенно дурацкий галстук цвета фуксии. Обычный клерк, но я не на рынке, а свой человек вполне может понадобиться.

Арсений, почти не скрывая свой интерес, недвусмысленно смотрит на мои ноги в узких джинсах, и это кажется чем-то вроде выигранного приза.

— Сенечка, — мило улыбаюсь. — Как здесь чудесно… Боже. — Озираюсь вокруг, словно восторженная дурочка. — Я Таня. — Протягиваю ему руку и выжидательно киваю на нее.

Он, немного опешив, заглатывает наживку и чмокает тыльную сторону ладони. Очень мило отводит глаза, стесняется.

— Здравствуйте, — мрачновато произносит Бойцов, наконец-то оказавшись рядом. — Алексей Непейвода и моя супруга Татьяна.

Чуть вздрагиваю, когда тяжелая рука ложится мне на талию и по-хозяйски ее сжимает. Инстинктивно пытаюсь отстраниться, но так, чтобы это было незаметно.

— Так. Алексей… Алексей… Хм… — хмурится Арсений и кидает на меня недоверчивый взгляд. Его глаза за стеклами очков сужаются. — Алексей в списках есть, но жена у него Ольга.

— Ольга? — скривившись, переспрашиваю я и поворачиваюсь к «мужу». — Ты… ты… отправил данные бывшей супруги, масик? — произношу, играя бровями.

Бойцов растерянно пялится то на меня, то на ничего не понимающего Арсения.

— Наверное, не посмотрел, — кивает.

— Не посмотрел? — пожимаю плечами и сбрасываю его руку с талии. — Алёша у меня такой невнимательный, Арсений. Просто ужас. Слава богу, именами чужими не называет. Эту оплошность ведь можно исправить у вас там, правда? — Я складываю руки в умоляющем жесте. Чуть насмешливый взгляд справа игнорирую.

Имя мне дали неверное, и это явно недоработка.

— К-конечно, — быстро кивает Арсений и поспешно черкает в своих бумагах шариковой ручкой. — Все готово, Татьяна.

— Вот и отлично, — ослепительно улыбаюсь и нацепляю черные очки, сладко потягиваюсь с дороги. — Пойдемте, Сень. Хочу, чтобы вы все мне здесь показали.

Я подхватываю его под локоть и буквально силой тащу в сторону неработающего фонтана.

14.

— Давай сразу очертим границы нашего взаимодействия, — заявляю с умным видом и поправляю темные очки.

— Это что за хрень? — гремит Бойцов мне в спину.

Мы идем по просторному саду в поместье Кима Харисовича Непейводы. Вокруг так много свежей зелени, что только успеваю восхищенно крутить головой. Весна в этом году теплая, вот природа и решила долго не ждать.

Конечно, наша главная задача — встретить кого-нибудь из «патриаршей» семьи. Самого Кима, его мать Римму Харисовну или в крайнем случае жену — Нонну. Пора налаживать взаимоотношения с подозреваемыми.

— Что еще за границы?

Я оборачиваюсь на Тимура и останавливаю его, выставив вперед указательный палец:

— Мне не нравится, что ты меня трогаешь, когда вздумается.

— Я тебя трогал? — удивляется он. Тут же бесцеремонно обхватывает мой палец ладонью и отводит его в сторону.

— Вот… ты даже не замечаешь, — упрекаю с обидой. — Как будто я пустое место!

Сложив руки на груди, разворачиваюсь и иду дальше по выложенной из камней дорожке. В сердце от каждого прикосновения Бойцова маленький Лихтенштейн образуется, а майору все равно.

Впервые в жизни я называю мужчину козлом за то, что он по факту и обещал. Оттрахать и забыть!

Спину припекает, но намеренно ускоряю шаг.

— Да я специально тебя кошмарю, Лер, — мрачновато произносит сзади Тимур. — Уж больно ты, когда злишься, красивая…

Хмурюсь. Так я тебе и поверила, ага!

— А я думала, тебе рыжие не нравятся, — выдаю с претензией, прежде чем успеваю захлопнуть самой себе рот.

Вашу ж мать! Это ведь он Сюзи в переписке рассказывал. Валерия Агриппиновна, твою дивизию! Конечно, Бойцов, как оперативник со стажем, тут же хватается за несостыковку:

— Я не люблю рыжих? С чего ты взяла?

— Я… я… А мне Яша сказал. — Нервно тереблю рукава.

— Яша? Наш Яша?

— Ну да. Так и сказал. Мол, майор, вообще-то, рыжих не уважает. А я-то ни сном ни духом. Знала бы, что Тимур Иванович меня не уважает, вряд ли бы… — На этот раз затыкаюсь вовремя.

. Ровно перед тем, как напомнить о нашем сексуальном батле. Вернее, о трех половых актах. Если считать оральный контакт за полноценный, то о четырех.

Пока я прихожу в себя от горячих воспоминаний, Бойцов все больше распаляется:

— Трепло какое Яша.

— Да ладно, Тимур, что ты так завелся? — Усмехаюсь: — Рыба гниет с головы.

Упс.

— У тебя странное понятие о границах, стажерка. Отставить критиковать старшего по званию, — шепчет он. Осматривается по сторонам.

Вокруг нас довольно много прислуги и работников поместья. Внешне мы с Тимуром всего лишь эксцентричная семейная парочка, которая о чем-то спорит. Явление частое, поэтому внимания наверняка не привлекаем.

— Да блин… — Раздраженно закатываю глаза.

Вот ведь привязался.

— Намекаешь, что я трепло? — с претензией уточняет Бойцов.

— Нет, что ты! — возмущенно отрицаю я.

Ну конечно же, ДА, говнюк!

— Просто Яша рассказывал, что у его дяди синдром Мюнхгаузена, — тут же вру.

— Господи, где ты это все берешь, Завьялова? — качает головой Тимур.

Подхватив под локоть, он направляет меня к узкой тропинке, ведущей в густой лес.

— Да правда это, — пытаюсь реабилитироваться. — Ты что, никогда не слышал про такой синдром? Когда люди себе болезни выдумывают. Ходят к терапевтам каждую неделю, выпрашивают обследования, потому что якобы точно знают диагноз. Разве не слышал?

— Нет.

— Вот поэтому и говорю: рыба гниет с головы. Если в семье патологические вруны, чего ждать от Яши? Мне его даже жаль немного, он и сам не рад. Только не говори, что я тебе рассказала.

Ликую неимоверно. Как все складно получилось. Я сама тот еще Мюнхгаузен. И кстати, Бойцов тоже. Ведь знаю, что про его нелюбовь к рыжим — правда.

— Тебе жалко Яшу? — раздраженно переспрашивает Тимур. — Ты поэтому с ним каждый день на обеды разгуливаешь?

Прицепился как репей! Снова резко разворачиваюсь и упираю палец в его грудь.

— Я с ним на обеды разгуливаю, товарищ майор, — злюсь, не в силах сдержаться, — потому что Яша… Внимание! Во-первых, воспринимает меня всерьез, во-вторых, не дарил мне фаллоимитатор и к той истории вообще не имеет отношения. В-третьих, я с ним не тра…

В темно-серых глазах загорается недобрый огонек. Тимур делает шаг ко мне, и приходится отступить.

— Но это только пока, — договариваю на выдохе.

— Пока? — Он делает еще шаг. — Хочешь сказать, с Яшей... тоже будешь?

Я облизываю пересохшие губы, невольно привлекая к ним внимание.

— Тоже потрахаешься и забудешь? — усмехается Тимур.

15.

— Тимур, — шепчу тихо, прижимаясь пылающей щекой к колючему подбородку. Трусь об него впрок.

Мысленно я запечатываю это ощущение в предварительно выдержанную в духовке пол-литровую банку и закатываю ее металлической крышкой с помощью специальной машинки. А сверху бережно леплю наклейку с надписью: «Мой небритый майор, 2024».

Морщусь. Надо ж до такого додуматься? Но все же продолжаю фантазировать, как убираю ту самую баночку далеко-далеко. На дальнюю полочку в голове, за мозжечок.

Смотрю в темно-серые глаза.

— Там никого нет уже давно. И вообще вряд ли кто-то был… Так и скажи, что ты считаешь вас, мужчин, особенными. Вам можно трахаться с кем угодно, а я с тобой переспала без отношений и теперь шлюха.

— Ты дура, а не шлюха, — бормочет Тимур, снова завладевая моим ртом.

— Сам дурак, — шепчу ему в губы. — Самодур.

Матушки-батюшки! Они точь-в-точь как в нашу единственную ночь. Ни капельки не изменились. Жесткие и одновременно нежные.

— Там никого нет, Тим… — Я снова отклоняюсь, собирая ткань его кофты на широких плечах. — Алёша, блин.

— Есть, — хрипло смеется он. — Мы семейная пара, Таня, и мы целуемся. Расслабься. Тебе ведь нравится.

Прикрываю глаза. Будем честны, стажерка Завьялова, тебе тоже хочется верить, что это конспирационный поцелуй.

Хотя от конспирации в нем только то, что язык Бойцова хочет спрятаться у меня во рту как можно глубже. При этом Тимур аккуратно проталкивает ладони под пояс моих джинсов и сдавливает ягодицы вместе с шелковым бельем.

Опасно твердый бугор трется о ширинку, показывая крайнюю степень возбуждения.

— Что ты творишь, блин? — ахаю я.

— Черт. — Тимур отлипает первым. Неохотно. — Надо остыть. Не хотел ведь…

Он снова смотрит пристально, пропуская сквозь пальцы мои кудряшки.

— А зачем делаешь? — недоуменно интересуюсь.

Он раздраженно хмыкает и продолжает играться с волосами.

— Потому что все время хочется промыть тебе рот, когда ты рядом.

Я усмехаюсь:

— Твоя слюна обладает дезинфицирующими свойствами?

— Заткнись, — цедит Тимур и снова мучает мои губы своими. Потом резко отпускает.

Я привожу себя в порядок, поправляю прическу и одежду. Медленно прихожу в себя.

— Так не пойдет, — уперев руки в бока, произносит он. — Надо взяться за работу, а мы херней занимаемся.

Бинго! И ты сам это начал, вообще-то.

— Конечно, не пойдет. — Отталкиваю Бойцова и вытираю губы ладонью. — Если мы не можем встретить хозяев усадьбы в саду, тогда остается сегодняшний ужин. Кстати, Арсений рассказал, что ужин для гостей будет подан в большой столовой. Клан Непейвода будут потчевать отдельно. Очень гостеприимно, не считаешь?

— Ага. — Тимур награждает меня коротким взглядом. — Как раз для таких снобов, как они.

По пути обратно в сад, как и предполагала, мы никого не встречаем. Хотя, присев, чтобы завязать болтающийся шнурок, я случайно замечаю фантик от барбарисовой конфеты. Зачем-то прячу его в задний карман и быстрее бегу догонять Бойцова.

— Нужно что-то придумать, чтобы попасть к ним на ужин и все разузнать, — Проталкиваю ладонь в предложенную им руку.

Тимур переплетает наши пальцы и тащит меня в сторону замка.

— И что ты придумаешь? — уточняет он мрачно. — Заявишься на ужин и скажешь, что двери перепутала?

— Я, может, и глупая, но не до такой степени, — дуюсь. — А у нас есть общий список гостей на завтра? — спрашиваю его, продолжая смотреть по сторонам.

У фонтана, который так заинтересовал и восхитил меня несколько часов назад, гуляет мальчишка лет пяти. Он пинает мяч в каменный бортик. Мячик отпрыгивает в сторону, мальчонка бежит за ним и отфутболивает обратно.

— Список есть, Лера. Но, как видишь, не совсем актуальный, даже с твоим именем прокол вышел. Но ты молодец, выкрутилась, — хвалит Тимур, поглядывая.

— Спасибо, — смущаюсь. — Давай все же посмотрим тот, что есть. Может, что-нибудь интересное найдем?

— Конечно, посмотрим. Вообще, нужно будет разделить гостей на двоих, чтобы провести опрос.

Я поднимаю голову к небу и щурюсь от солнца. Снова верчу ею по сторонам, пока Бойцов тащит меня за руку. Улыбаюсь, потому что мальчишка в очередной раз бьет по мячу. И отправляет его… прямиком в фонтан.

Хмурюсь и останавливаюсь.

— Погоди, — прошу Тимура-Алёшу.

— Определить список вопросов, — продолжает он, не замечая. — Мужчин я возьму на себя…

— Стоп! — кричу я, хватая его за локоть. Перевожу на него испуганный взгляд.

— Что такое?

— Там мальчик. Упал в фонтан.

— Ты говорила, что он не функционирует.

— Да. — Я в ужасе округляю глаза. — Но водой он заполнен. Боже…

16.

— Танечка, а кем вы работаете?

Я аккуратно кладу вилку обратно на стол.

Если честно, ликбеза от электронной Алисы по поводу столового этикета не хватило, поэтому немного теряюсь. В окружении накрахмаленных скатертей, позолоченных подсвечников, начищенного до блеска серебра и святейшей патриаршей семьи Непейвода, чувствую я себя, мягко скажем, как Маугли, которого вытащили из джунглей, отмыли и посадили за стол.

А вот Тимур в своих синих джинсах и белой рубашке, напротив, излучает уверенность, словно каждый день в таких компаниях зависает. Как царь-рыба в воде. Иногда и мне взглядами подсказывает что да как. Где он этому только научился?

— М-м-медсестрой, — отвечаю, вспомнив наши репетиции в отделении. — Я работаю медсестрой.

— Ой, как интересно. Значит, спасать людей у вас в крови? — восклицает Нонна.

Ее муж задержался на работе. Центральное место за столом пустует.

— Поэтому вы на помощь Жану так героически ринулись?

Скромно пожимаю плечами.

— Да медицинская сестра жизни вроде не спасает. Так, капельницу поставить, укол сделать могу, — поясняю, хлопая глазами.

— У Тани такая рука легкая, — шутит «муженек», и я наступаю ему на ногу под столом. — А нервы просто железные, — сипло договаривает Тимур.

— Мы заметили, — произносит Арсений с иронией. — Там… в саду.

Вспыхиваю. Все слышали, как я орала на Бойцова, будто ненормальная. Ужас…

— Мы немного повздорили с мужем, — скромно произношу. Закатываю глаза и веду плечами. — Иногда бывает, — добавляю.

— Вы такая замечательная пара, — продолжает помощник. — Вам больше идет целоваться.

Я натыкаюсь на взгляд Бойцова. Слова Арсения похожи на намек. Получается, в лесу, когда мы с майором… хм… конспирировались, и правда кто-то был. И это помощник Непейводы?

Римма Харисовна, ужасно неприятная на вид женщина, похожая на персонажа известного мультфильма, откашливается и замечает:

— Ну, для Алексея подобное отношение к женщинам не редкость. Когда я собирала информацию о родственниках, рассказывали, что первая жена от него ушла, потому что он периодически прикладывался к бутылке и устраивал скандалы.

Грымза с явно читаемым осуждением смотрит на Бойцова. Тот только ухмыляется. Я округляю глаза, чувствуя, что взрывает изнутри.

Не знаю, что задевает больше. То, с каким пренебрежением эта Круэлла говорит в третьем лице о своем родственнике, в присутствии большого количества людей и его самого. Или то, что она говорит подобные вещи прямо в глаза моему майору.

Тимур… Он ведь выглядит, как самый порядочный человек на свете. Надпись: «Настоящий мужик, просто малость туговат и хамоват» бегущей строкой на его лбу день и ночь транслируется.

Ну серьезно!

Ни Татьяна Непейвода во мне по отношению к родному Алёше, ни Валерия Завьялова — к ненавистному майору, такого оскорбления выдержать не могут. Обе мгновенно готовы убивать. Всех.

— Не знаю, откуда у вас такая информация, Римма Харисовна, — произношу холодно, игнорируя то, как сильно ладонь Бойцова сжимает правое бедро. — Но мой Алексей… самый порядочный человек из всех, кого я знаю. Он добрый, надежный... — Касаюсь взглядом настороженного лица Тимура. — Он ответственный. Самый лучший!

А еще он сегодня целовал меня так, что до сих пор внутренности тлеют. Даже ледяной фонтан не смог их охладить. И я действительно в раздрае. Не знаю, чему верить. Не знаю, чего хочется.

Не знаю, как же мне дальше быть?

— Ну а минусы-то у вашего Алёши есть? — усмехается Арсений чуть нагловато.

Весь вечер ловлю себя на мысли, что для просто помощника он очень странно себя ведет. Да и за одним столом с семьей сидит. Надо бы узнать про него побольше. Сделать запрос коллегам в отдел.

— Есть, — киваю я и с гордостью смотрю на помощника Риммы Харисовны. — У каждого человека есть минусы.

Даже у вас, проклятые феодалы.

— И какие же?

Теперь смотрю на Бойцова. Есть ощущение, что он вот-вот взорвется и превратит эту зеленую комнату во что-что малоприятное. Я порчу ему операцию по поимке преступника, вора, а должна бы помогать.

— Иногда он говорит слишком много, — сообщаю с обидой и облизываю пересохшие губы. Вспоминаю наш уговор перед сексом и добавляю: — А еще он слишком правильный. Всегда делает то, что обещает.

— Браво! — хлопает в ладоши Нонна. — Вот это минусы!

— Еще какие, — шепчу, не сводя глаз с Тимура.

Он приобнимает меня по-хозяйски, переводит чуть ироничный взгляд на Римму Харисовну и произносит с самодовольной улыбкой:

— Любит меня.

Все сидящие за столом смеются, а я будто в кипяток превращаюсь. Люблю?

— Расскажите, пожалуйста, всех ли удалось найти? Как вообще велись поиски родственников? — меняет тему мой «муж».

Женщина напротив тут же оживает:

— Род Непейвода — древний, казачий. Всех найти просто невозможно. Многие разъехались далеко за пределы России. Но и здесь осталось немало. Я подготовила целую презентацию на завтра. Раздаточные материалы готовы, Арсюш?