Меченый злом

1. Взорванная тишина

На рассвете в центре затерянного среди лесистых склонов Карпатских гор небольшого села, подслеповато-щурящаяся в туманном свете старушка, гуляющая с ковыляющим мопсом, обнаружила тело мужчины. Оно лежало у фонтана на площади. Его лицо было бледное, глаза широко раскрыты, а на шее - две аккуратные, глубокие ранки, словно от укуса. Утренняя тишина разорвалась старческим криком, пронзительным, как сталь. Село, еще вчера сонно зевающее, моментально проснулось, охваченное липким страхом.

На площадь, всё ещё окутанную утренним туманом, прибыл сельский полицейский — высокий мужчина с усталым лицом и проницательным взглядом. Его звали Ион Сута, и он служил в этом районе уже более двадцати лет. Он знал каждого жителя, каждую трещину на мостовой, каждую сплетню, что передавалась по лавкам. Но то, что он увидел у фонтана, выбивалось из всех привычных рамок. Полицейские ленты, словно паутина, очертили круг ужаса, но всё выглядело не столько страшно, сколько странно. Крови не было вовсе. Ни капли — ни на теле, ни вокруг. Никаких следов борьбы. Будто человек просто лёг и умер. Свидетелей — ноль. Даже старушка, обнаружившая тело, утверждала, что никого не видела, кроме своего мопса, который вдруг зарычал и потянул её к фонтану.

Инспектор Сута присел рядом с телом, внимательно осматривая ранки на шее. Они были симметричны, глубоки и выглядели так, будто их оставили два идеально ровных клыка. Он обменялся взглядами с дежурным сержантом, который пожал плечами. - Может, волк? — предположил он. - В наших лесах их достаточно.

- Скорее всего.

К ним подошёл отец Виктор Санду — православный священник из местной церкви, расположенной на склоне холма, чуть выше села. Ему было под шестьдесят, но он выглядел крепким и собранным, с осанкой, будто выточенной из камня. Он был одет в традиционную черную рясу, поверх которой висела вышитая золотом епитрахиль. На груди — тяжёлый крест, старинный, с потемневшим серебром, который, по слухам, принадлежал ещё его деду, тоже священнику. Лицо отца Виктора было строгое, с неглубокими морщинами, а глаза — тёмные, внимательные, много повидавшие на своём веку.

Он подошёл неспешно, сдержанно перекрестился и, не говоря ни слова, долго смотрел на тело. Затем произнёс тихо, но твёрдо:

— Это не дело рук человеческих. Здесь... древнее зло.

Полицейские переглянулись, молодой сержант усмехнулся, но участковый Сута даже не улыбнулся. Он знал, что отец Виктор — не из тех, кто бросается словами. Священник был хранителем местных преданий, знал старые книги, забытые молитвы, и порой казалось, что он сам — часть тех легенд, что ходили по Карпатам.

— Говорите, святой отец, — тихо сказал Ион Сута, доставая из внутреннего кармана блокнот и ручку. — Что вы знаете?

Отец Виктор сложил руки на груди и заговорил, глядя в землю:

- Когда-то, ещё в XIX веке, в наших местах действовал монастырь Святого Петра, затерянный в ущелье. Его закрыли после череды странных смертей — похожих на эту. Люди говорили о "ночных гостях", что приходили без звука, оставляя лишь две ранки и пустые глаза.

Сута нахмурился.

— Вы хотите сказать, что это, - он кивнул в сторону места, где лежал труп, - связано с тем монастырём?

— Я не утверждаю, — ответил отец Виктор. — Но я чувствую. Ночью колокола в моей церкви зазвонили сами по себе. Я был один. Я молился. И вдруг — звон, будто кто-то нарочно качнул колокол. А потом — тишина. Глухая, давящая. Вы зайдите потом в церковь, инспектор, я покажу вам одну книгу, где упоминается о существе, которое называли "сыном Тени". Оно приходило в ночь с 30 апреля на 1 мая.

- Сегодня, 1 мая, - озабоченно вставил Ион Сута. - Вы думаете, отец Виктор, оно вернулось?

— Я думаю, — ответил священник, глядя инспектору прямо в глаза, — оно никогда и не уходило.

- Святой отец, вы современный, здравомыслящий человек, священник, а говорите о какой-то потусторонней чепухе, - качая головой, с улыбкой на губах сказал инспектор.

Отец Виктор не обиделся. Он лишь слегка улыбнулся, как человек, слышавший подобные слова не раз — и от более высокопоставленных людей, чем участковый инспектор.

— Ион, — сказал он спокойно, — вера не исключает здравомыслия. Но здравомыслие — это не только логика, это ещё и умение видеть то, что не объясняется сразу. Я не прошу вас верить в чудовищ, я прошу вас не отвергать то, что не укладывается в привычную картину.

Он наклонился ближе, голос стал тише.

— Вы сами видите: нет крови, нет следов, нет объяснения. А теперь скажите мне, что из этого — здравомыслие?

— Хорошо, — наконец сказал инспектор после молчания. — Допустим, и что вы предлагаете?

Священник выпрямился, его взгляд стал твёрдым:

— Я не хочу вас дискредитировать как профессионала, но я полагаю, мы своими силами не справимся. Может, я позвоню дочери?! Вы же знаете, она служит в криминальной полиции Брашова[1], - немного смущаясь, предложил священник и, улыбнувшись, добавил, - её приезд может быть даже не официальным.

— Конечно, я не против, — ответил Сута, чуть кивнув. — Если она действительно сможет нам помочь, то я только за. Мы здесь все свои, и если есть шанс привлечь профессионала из криминальной полиции — тем более из большого города — это может многое прояснить.

Отец Виктор достал старенький телефон, нажал кнопку вызова и, немного отойдя, начал говорить тихо, но взволнованно. Инспектор какое-то время наблюдал за священником, а потом, подозвав сержанта, дал ему чёткие распоряжения:

- Предупреди людей о необходимости соблюдать осторожность, особенно в тёмное время суток. Постарайся установить личность жертвы, при нём не обнаружено никаких документов. Поговори с лавочниками и продавцами магазинов, может кто-то видел жертву накануне, опроси жителей из домой, выходящих на площадь - кто-то мог слышать шум, видеть тень, движение. И наведайся в табор, что на днях остановился у реки. А я в участок, надо отправить рапорт в центральное отделение полиции и вызвать спецов, пусть "поколдуют" над телом.

2. "Поцелуй Дракулы"

На следующее утро, когда туман начал рассеиваться и село вновь обрело свои очертания, на площадь въехала тёмно-синяя служебная машина с гербом криминальной полиции Брашова. Из неё вышла Марина Санду — высокая, уверенная женщина лет тридцати, с ясным взглядом и лёгкой, но решительной походкой. Молодая женщина была одета в кожаную тёмную куртку, джинсы и ботинки, а на её лице читался не просто профессионализм, а нормальная, тёплая, человеческая забота. Увидев отца, стоящего у фонтана, она на мгновение забыла о протоколе, подошла и крепко обняла его.

— Татэ... — прошептала она.

Отец Виктор сдерживал слёзы, но в его глазах было облегчение. Он погладил её по голове, как в детстве, и тихо сказал:

— Спасибо, доченька. Я знал, что ты приедешь.

- Да я бы всё равно приехала. Меня отправили во Флорешти, как человека родом отсюда, как того, кто знает здесь всех и вся.

После короткого разговора с инспектором в участке Марина снова отправилась на площадь, осмотреть место происшествия. Она двигалась методично, но с вниманием к деталям, которые могли ускользнуть от местных. Она заметила, что вода в фонтане неестественно чистая, как будто её недавно меняли.

- Когда меняли воду в фонтане? - спросила она сержанта, сопровождающего её.

- Так сегодня утром и меняли, - пожимая плечами, ответил молодой человек. - По правилам её положено менять 1 мая.

Детектив из города театрально закатила глаза.

- А если здесь были следы? Вы понимаете, что это попахивает попыткой замести их?

- Ну так по правилам положено же, - оправдывался сержант.

На площади Марина обратила внимание на небольшую царапину на камне рядом с телом. Посмотрела в отчёт участкового - ничего не зафиксировано. Она сфотографировала её и взяла образец.

- Мне надо поговорить с начальником полиции, - зло сказала Марина, покидая площадь.

- А он в Брашов уехал, еще не возвращался, - хихикнул сержант. – Да без него спокойнее, следователь Санду, поверьте мне.

Вернувшись в участок, Марина еще раз изучила фотографии с ранками на шее. «Слишком уж они симметричны», - сказала сама себе Марина и мысленно предположила, что это инструмент, а не зубы животного.

Взяв телефон, она сделала звонок.

- Доктор Лупу? Это следователь Санду из Брашова. Я по поводу "Поцелуя Дракулы". У вас есть что-то для меня.

- Заходите, есть кое-что интересное.

Марина запрыгнула в машину и через минут двадцать стояла в больничном морге небольшого городка, расположенного неподалёку от села Флорешти.

— Ну что, Док, скажи мне честно — это у нас волк, вампир или кто-то с очень странным вкусом в инструментах?

Пожилой судмедэксперт почесал кончик носа и ответил с сарказмом:

— Должен сказать — случай крайне необычный. Но если бы это был волк, Марина, у нас бы не осталось ни шеи, ни тела. А если вампир — то он, видимо, прошёл курсы стерильности. Ни слюны, ни инфекции, ни даже хорошей капли крови. Полное разочарование для меня.

— То есть вы хотите сказать, что это не зверь?

— Определенно, не зверь. Это — предмет. Два острых, идеально параллельных прокола. Расстояние между ними — ровно 2,8 сантиметра. Глубина — около полутора сантиметров. Края ровные, без признаков рваных тканей. Это не укус животного. Как будто кто-то использовал... Не знаю... двузубую вилку не для ужина, а для имитации убийства.

— И вы уверены, что это не медицинский инструмент?

— Уверен. Слишком грубо для медицины и слишком аккуратно для случайности. Это — инсценировка. Кто-то хотел, чтобы мы подумали о звере.

— Значит, кто-то играет с нами. И делает это чертовски хорошо, - с язвительной усмешкой сказала Марина.

- Потерпевший был убит заранее и перенесён на место преступления. После смерти кровь не циркулирует, и при неглубоких проколах она не выходит наружу. Именно поэтому вы и не нашли никаких следов крови на теле. Зато я нашёл следы вещества, вызывающего остановку сердца. Подробный отчёт я вам перешлю позже.

Поблагодарив доктора Лупу, Марина вернулось в село и направилась в кафе на встречу с г-жой Чаушеску, той самой, что нашла тело на площади. Кафе "У Елены" было единственным кофейным заведением в селе, где можно было выпить кофе и поговорить без протокола.

За окнами всё ещё висел туман, лениво обволакивая вывеску, а внутри пахло корицей, мёдом и старым деревом. Марина сидела за столиком у окна напротив пожилой женщины в платке и шерстяном жилете.

— Спасибо, что согласились встретиться здесь, — сказала Марина, мягко, но с ноткой профессиональной настороженности.

— Ой, деточка, я всегда за кофе. Особенно, если можно поболтать. А болтать я люблю, ох как люблю! — старушка хихикнула, и её мопс, сидящий под столом, издал звук, похожий на вздох.

Ей было за восемьдесят, но возраст сидел на ней не как груз, а как украшение: в складках лица, в серебре волос, в ласковом голосе. У неё были на редкость живые глаза и вечно занятые руки. То она поправляла платок, то крутила ложку в чашке, то ловила крошки с салфетки, будто они могли убежать.

Марина достала блокнот, но не открыла его, подумав, что разговор должен быть «по душам», а не «сухой допрос».

— Расскажите, пожалуйста, как вы нашли тело.

— Да что там рассказывать. Шла я, как обычно, с Жоржиком. Он у меня нюхач отменный, хоть и старый. Вдруг он зарычал и потянул меня к фонтану. А там..., — она замолчала, глядя в чашку. — Лежит мужик этот. Я подумала – пьяный. Только глаза... какие-то пустые и застывшие. И на шее... две дырки. Как от клыков. Ни крови, ни следов. Страшно, деточка.

Марина кивнула, но не перебивала. Старушка уже вошла в разговорный ритм.

— И знаешь, такое ведь уже было. Лет тридцать назад. В тот день тоже был туман, как сейчас. Нашли мужчину и женщину у фонтана, как по заказу. У неё на шее такие же дырочки. А у него – нож в груди. И тоже — ни следов, ни шума. Только собаки тогда выли всю ночь.

Марина прищурилась.

3. Человек из прошлого

Имя, как забытая мелодия, всплыло из глубин памяти. Габриэль. Тот самый. Тот, в кого она была влюблена девчонкой, но он не обращал на неё никакого внимания. Она была для него малолетка-подросток. Габриэль. Имя, словно эхо юности, разбудило в Марине целый вихрь воспоминаний. Она вспомнила, как впервые увидела его. Это было лет пятнадцать назад…

... Село просыпалось медленно, как обычно. Пахло свежим хлебом, дымом печек и мокрой землёй. Марина шла по главной улице, держа в руках корзинку с яблоками, когда услышала звук, который никак не вписывался в привычный сельский пейзаж: рокот мотоцикла. Она остановилась, прищурилась — и в этот момент парень тоже заметил её. Мотоцикл резко затормозил, и парень, не рассчитав, слегка наклонился вбок… и врезался в тележку с капустой, которую старик Пётр оставил у дороги. Капуста разлетелась по асфальту, как зелёные метеоры. Один вилок угодил прямо в корзинку Марины.

— Какого чёрта ты идёшь по этой стороне дороги? — выругался приезжий. Его голос был глубокий, с лёгкой хрипотцой.

Он выглядел будто сошёл с обложки старого журнала: высокий, с тёмными длинными волосами, в длинном кожаном плаще, который развевался за ним, как крылья. Мотоцикл был чёрный, блестящий, с хромированными деталями, и казался слишком дерзким для этих мест. Марина сначала оцепенела, а потом, заметив капустный лист на плече парня, рассмеялась. Сначала тихо, потом громче. Он стоял, растерянный, с капустным листом на плече, как герой сельской драмы с овощным погоном.

Потом она вспомнила летние вечера на реке, его смех, раскатывающийся по берегу, запах костра и дыма, въевшийся в волосы. Она, робкая и неуклюжая, всегда была где-то поблизости, ловящая каждый его взгляд, каждое слово. Он же казался небожителем, недосягаемым и прекрасным, вокруг которого вертелись пышногрудые красавицы.

Марина почувствовала, как сердце сжалось от сложного чувства, которое не объяснишь одним словом. Это была и тревога, смешанная с надеждой, и желания увидеть его, и одновременно не видеть. Прошло, наверное, лет десять с их последней встречи.

Успешная, уверенная в себе, с опытом разбитых сердец и выученных уроков. Но в глубине души, где у неё сидела «маленькая девочка», она все еще трепетно хранила воспоминание о первой любви.

Интересно, каким он стал? Сохранил ли ту искру в глазах, тот задорный смех? Или жизнь, как и многих, немного приземлила его, добавив седины и забот? Как-то, навещая дочь в городе, отец рассказал ей о женитьбе Габриэля. Теперь, спустя столько лет, это имя снова звучало. Но не только в воспоминаниях, а в деле об убийстве, полном тайн и вопросов.

Попрощавшись со старушкой Чаушеску, Марина направилась в церковь к отцу.

Церковь, где отец Виктор был священником, стояла немного возвышаясь над селом, словно сторож. Небольшая, с потемневшими от времени деревянными стенами, она казалась частью ландшафта — как будто выросла из самой земли, из корней, из костей предков. Крыша, покрытая серой дранкой, была крутой, почти готической, и завершалась тонким вытянутым куполом с крестом, который слегка покачивался на ветру, будто кивал невидимым прохожим. Над входом — выцветшая фреска с ликом архангела Михаила. Внутри пахло воском, ладаном и влажным камнем. Свет проникал сквозь узкие окна с витражами, где цвета давно потускнели, но всё ещё хранили очертания святых. Иконостас — резной, с потемневшим золотом, местами облупившимся. Каждая икона — как лицо, смотрящее сквозь века. В углу — старинная купель, покрытая паутиной, как будто крещения здесь давно не проводились. А за алтарём — маленькая дверь, ведущая в крипту.

Отец Виктор стоял у алтаря, поправляя подсвечники, готовясь к службе. Услышав шаги за спиной, он обернулся и, увидев дочь, улыбнулся.

- Я уже и не рад, что позвонил тебе, - извиняющимся голосом заговорил он. – Я думал, это повод тебя увидеть, а ты целыми днями где-то пропадаешь. Это не ты помогаешь этому сельскому лентяю, а он тебе.

Марина рассмеялась.

- На самом деле, татэ, запутанное и интересное дело. Бабушка Чаушеску сказала, что такой случай уже был лет тридцать назад. Но тогда убийцу не нашли.

- Старуха Чаушеску уже повернулась мозгами, она не помнит, что было вчера, а тут тридцать лет назад. Она на службы забывает приходить, хотя раньше постоянно тут была.

- Ну, сделаю запрос в архив, - бодро сказала Марина. - Если подобное уже было, ребята нароют.

- Я сказал Иону своё мнение, это проклятие монастыря.

- Какое проклятие? – непонимающе прищурив глаза, переспросила Марина.

- Почитай сама на досуге церковную летопись. Там сказано: «Придёт защитник, чтобы нести кару тем, кто погряз в грехе».

Марина пожала плечами, не циклясь на словах отца. Она скептически относилась ко всем этим суевериям и проклятиям. В ее мире существовали факты, доказательства, логика, а не старые легенды, пересказанные хмельными монахами в темных кельях. Но несмотря на ее скептицизм, что-то в тоне отца заставило ее почувствовать легкий озноб. Марина хотела что-то ответить, но церковь стала заполняться народом.

Служба началась. Густой бас священника заполнил пространство, вторя эхом от каменных стен. Запах ладана кружил в воздухе, создавая ощущение таинственности. Марина старалась сосредоточиться на проповеди, но ее мысли постоянно возвращались к делу, которое она мысленно назвала «Поцелуй Дракулы». И вдруг до неё донеслись слова отца:

- Братья и сестры, мы привыкли делить мир на свет и тьму, добро и зло. Но разве всё так просто? Разве не бывает, что то, что мы называем злом, лишь отражение нашей собственной тени?

Марина напряглась. Это было не в духе его прежних проповедей. Не о покаянии, не о спасении, не о борьбе с грехом. Это было... оправдание. Или попытка объяснить то, что не поддаётся объяснению.

- Мы осуждаем тех, кто жил в страхе, - продолжал отец Виктор, - кто защищал свой народ жестокими методами. Но разве не сказано: «Судите не по наружности, но судите судом праведным?»

4. Человек с кольцом Дракона

Ночь была тёмной и немного пугающей — той самой, когда воздух кажется густым, как чернила, и каждый звук приобретает особую значимость. В спальне мальчика окно было распахнуто, и лёгкий ветерок шевелил занавески. С улицы доносился запах влажной земли, чуть сладковатый, с примесью дыма — где-то в селе жгли ветки. Он спал неспокойно, как часто бывает в возрасте, когда сны ещё не умеют быть добрыми. И вдруг — проснулся. Не от шума. Не от громкого звука, а от чего-то более тонкого: приглушённые голоса из гостиной, будто кто-то говорил нарочно тихо, но с напряжением, которое пробивалось сквозь стены.

Он не сразу понял, что именно его разбудило. Сначала подумал — ветер. Потом — кошка. Но нет. Голоса. Мужской и женский. Слова не разобрать, только интонации: тревога, поспешность, что-то похожее на спор, но без крика. Мальчик приподнялся и сел на кровати. Его пижама была чуть влажной от пота. Он подошёл к двери, не открывая её, просто прислушался. Голоса продолжали — теперь чуть громче. Он уловил фразу: «…он ждёт…ты должна пойти, потому что он выбрал тебя». Ребёнок замер. Кто «он»? «Куда пойти»? За окном каркнула ворона, и мальчик обернулся на звук. Порыв ветра шевельнул занавеску, и от этого стало как-то не по себе. Он потёр одну ногу о другую, чувствуя холод на ступнях. В голове витали разные мысли, и он не знал, что делать – спуститься или снова забраться в кровать под тёплое одеяло. И вдруг — тишина. Не обычная, ночная, а какая-то неправильная. Слишком глухая. Как будто в доме никого не было. Он прислушался. Ни скрипа, ни шагов, ни голоса мамы. Мальчик почувствовал, как внутри него что-то сжалось — не страх, а непонимание, которое всегда страшнее. Непонимание того, что происходит и куда все исчезли. Он приоткрыл дверь и присушился. Всё та же давящая тишина. Вдруг тихий шёпот долетел до его ушей:

«Вот и молодец. Я не шучу, если закричишь — твой сын умрёт». Это было сказано тихо, почти ласково, но ледяным голосом, от которого у ребенка пробежали мурашки по спине. Он босиком, в пижаме, еле слышно ступая по ступенькам, спустился по лестнице.

В гостиной он увидел двоих мужчин. В длинных плащах, в масках на лицах и шляпами-цилиндрами на головах. Один держал его мать. Женщина молчала не потому, что сдалась, а потому, что выбрала — пусть боль, пусть страх, но не смерть сына. Второй мужчина стоял ближе к лестнице, ведущей на второй этаж. Тот, что держал мать, начал тащить её к двери. Мальчик закричал и, как дурак, бросился на него. Маленькие кулачки — ничего не значащие для верзилы. Мужчина, что стоял у лестницы, схватил его и держал крепко, как железо. Дверь была распахнута, и ребёнок видел, как мать тащат к фонтану. Увидев сына в руках одного из непрошенных гостей, женщина закричала. Мальчик орал. Здоровяк старался закрыть ему ладонью рот. И тогда… ребёнок укусил руку, которая держала его. Сильно. До крови. Вырвался — и побежал. По тропинке, в горы, не зная куда. Просто бежал. А за спиной раздавался мамин голос.

Он бежал, не чувствуя ног. Камни резали ступни, ветки хлестали по лицу, но он не останавливался. В груди — не дыхание, а огонь. В голове — не мысли, а вспышки. Страх. Не за себя — за маму. Зачем её волокли к фонтану? Потом пришло непонимание. Кто эти люди? Почему? Почему именно мама? Почему именно сейчас? Он пытался вспомнить лица, одежды, слова, звуки — но всё расплывалось, как в воде. И вдруг — вина. Он бросил её. Вырвался, убежал. Он спасся. А она — осталась. Он знал, что не мог бы помочь. Но всё равно было чувство, будто он её предал. А потом вспыхнул инстинкт. Горы. Там безопасно. Там никто не найдёт. Он не знал, кто сказал ему это — может, мама когда-то, может, сказка, может, страх. Но он бежал туда, где камни, где туман, где старые тропы, по которым никто не ходит. И в какой-то момент — тишина. Не вокруг. Внутри. Как будто всё замерло. И он понял: теперь он один. И всё, что было, теперь это его тайна.

Марина слушала, не дыша. Она чувствовала, что в голосе Габриэля не было театральности — только сдержанная боль.

— И потом — тишина. - Он провёл рукой по шее, словно всё ещё чувствовал чужие пальцы.

Габриэль замолчал. В лавке стало так тихо, что Марине казалось, что она слышит, как капает воск с одной из свечей.

— Я вернулся утром. Полиция уже всё оцепила. Мать... Её нашли у фонтана вместе с моим отцом. Я не знаю, как он там оказался. Но они оба были мертвы.

Он посмотрел на Марину. В его глазах не было слёз — только усталость.

— И никто не поверил ребёнку, который говорил про маски, цилиндры и перстень. Они сказали, у мамы сердечный приступ от испуга. Якобы её напугал цыган-бродяга. А отец, увидев её мёртвой, покончил с собой. Дело закрыли, а меня отправили в детский приют.

- Но несмотря на случившееся, вы всё же вернулись в село?! - глядя на Габриэля понимающим взглядом, спросила следователь.

- Да, Марина, - вдруг назвал он её по имени. - Я вернулся, потому что здесь мой дом.

- Или потому, что решили узнать правду и отомстить? - сверлила она его взглядом.

Мужчина усмехнулся. Но не весело, а горько. Его глаза потемнели, как будто в них вспыхнуло пламя, давно спрятанное.

— А если бы и так? Разве это было бы преступлением? Узнать, почему мать умерла, почему меня назвали лжецом, почему никто не захотел копнуть глубже?

Он подошёл ближе, наклонился и тихим, но острым голосом добавил:

— Но я не мститель, Марина. Я — свидетель, который надеется на справедливость.

- Что это было за кольцо, про которое вы упомянули.

- Серебряное кольцо с драконом.

Марина утвердительно кивнула и, вставая, сказала:

- Если у меня возникнут вопросы, я еще зайду к вам. И вы, если что-то вспомните по существу дела, свяжитесь со мной. И было бы хорошо, если бы вы сделали подробное описание этого кольца.

Она пошла к двери и, взявшись за ручку, повернулась и, хитро улыбаясь, произнесла:

5. Предсказание старой цыганки

— Я проверил камеры наблюдения на площади, — сказал Ион Сута, едва она переступила порог.

— Отлично. И что они показали?

— Ничего. То есть... они были отключены с трёх до половины четвёртого утра. — Он сунул руки в карманы и состроил слегка виноватое, почти дурашливое выражение лица.

— Вы хотите сказать, что кто-то специально отключил камеры на полчаса?

— Похоже на то.

— Кто отвечает за систему CCTV[1]?

— Она подключена к общей сети. Примэрия[2] установила их пару лет назад, после кражи в магазине.

— А доступ к записям?

— У полиции, главы администрации и техника Георгеску.

- Вызовите техника в участок и допросите. А я к цыганам наведаюсь. Вдруг не пошлют куда подальше, - хихикнула Марина.

Она шла по узкой дороге, которая петляла между холмами, словно сама не хотела вести её прямо. Трава вдоль обочин была высокой, колыхалась от ветра, как будто шептала что-то на своём растительном языке.

«Что я вообще надеюсь найти там? Свидетелей? Ответы? Или просто подтверждение, что всё это — не совпадение? - всплывали у неё в голове вопросы, один за другим. - Табор остановился у реки за несколько дней до убийства, - мысленно рассуждала она, - так же, как и тогда, двадцать семь лет назад. Совпадение?! - Марина сжала кулак. - Возможно. Но слишком много совпадений. Снова — фонтан. Снова — ночь с 30 апреля на 1 мая. Снова — смерть. Тогда всё списали на испуг от бродячего цыгана. Но причём здесь "укус" на шее? Цыган был с медведем? - Марина усмехнулась своему предположению. - А если цыган сам был ряженый, как зверь с зубами?! Тогда такое "чудо" точно может напугать. Но Габриэль ничего не рассказывал о ряженом».

Табор раскинулся на широком плоском участке земли, где лес отступал, уступая место реке, лениво извивающейся вдоль подножия гор. Вода в ней была прозрачная, холодная, с лёгким голубым отливом, отражающим вершины, покрытые туманом. Фургоны и палатки стояли полукругом, словно охраняя кострище в центре. Над ним клубился дым, пахнущий полынью и печёным картофелем. На веревке между деревьями сушились пёстрые ткани, рубашки и травы в пучках. В воздухе витал запах лошадей и костра. Старики сидели на низких скамейках, куря трубки, дети бегали босиком, играя с собаками. Женщины в ярких платках занимались по хозяйству, перешептываясь о жизни. Казалось, табор живёт сам по себе, вне времени.

Из-за кибитки вышел высокий мужчина с серьгой в ухе и татуировкой на шее и, перегородив Марине дорогу, спросил, что ей нужно. Молодая женщина достала удостоверение, но цыган, даже не взглянув на него и не дав ей ничего объяснить, сказал:

- Мы не спрашиваем, кто ты, если человек пришёл с уважением к нам.

Марина огляделась и поймала на себе пробирающие до самого нутра взгляды старцев. Выдержать их — это было еще то моральное испытание.

- Я хотела бы поговорить по поводу убийства в селе на площади в ночь с 30 апреля на 1 мая, - чётко проговаривая каждое слово, сказала Марина.

Мужчина медленно кивнул, будто взвешивая её слова. Потом повернулся и жестом пригласил следовать за ним. Они подошли к костру, где сидела старая цыганка. Лицо её было испещрено морщинами, как карта древней земли, где каждая складка рассказывала о жизненном пути, а каждая тень — о пережитом. Старуха, не поднимая головы, медленно двигала пальцы над чашей с дымящимися травяным отваром, словно водила по невидимому кругу.

— Если кто и сможет вам помочь, — прошептал мужчина, указывая рукой на старуху, — то это только старая Маруша.

Марина кивнула, не отводя взгляда от женщины. Она чувствовала, как внутри всё сжалось от предчувствия, что, возможно, сейчас она услышит не просто рассказ, а нечто, что может изменить ход её расследования.

— Я хотела бы поговорить по поводу убийства в селе, — произнесла она, чётко, но с уважением. — В ночь с 30 апреля на 1 мая. У фонтана.

Маруша медленно подняла голову. Её глаза были мутными, как вода в старом колодце, но в них было нечто живое, скорее, даже не зрение, а мудрость. Она внимательно разглядывала Марину, а потом движением руки пригласила ее присесть рядом с собой.

- Ты думаешь, это началось вчера? - втягивая дым из трубки и пристально глядя на Марину, заговорила старуха. - Нет. Это - продолжение. Двадцать семь лет назад, в ту же ночь, когда луна была полна, и ветер шёл с гор, как сейчас... Я тогда сказала: "Это знак. Он хочет вернуться". Но никто не слушал. А потом - тишина. Я слышала, как в ночь убийства земля скрипит и как фонтан плачет. Это место проклято. Там кровь впиталась. Там он был убит. И каждые двадцать семь лет он просыпается. Не сам. Его зовут. Через кровь. Через страх, через кольцо.

Марина напряглась.

- Кто кого зовёт? – тихо спросила она.

Старуха выдохнула дым, и он повис в воздухе, как призрак, не спешащий исчезнуть.

— Его зовут те, кто не забыл его, — наконец сказала она, —те, кто открывают двери, не зная, что за ними. Он не приходит сам. Он ждёт. Всегда ждал.

Марина почувствовала, как внутри неё что-то дрогнуло, но, несмотря на это, она спросила уверенным голосом:

— А кто он?

Старуха улыбнулась уголком рта, но без веселья.

— У нас его не называют вслух.

Следователь Санду поняла, что давить на старую Марушу бесполезно. Это игра в мистическое пришествие может продолжаться до того самого пришествия. И она решила спросить цыганку о более реальных вещах.

- Вы сказали: «Его зовут через кольцо». Что это за кольцо?

- Кольцо с драконом, - кивнула Маруша. Это не просто украшение, это - ключ. Кто носит его - не человек. Он - сосуд.

— Это просто какие-то сказки для запугивания детей, - стараясь сохранять спокойствие, сказала Марина. - А мне нужны факты.

- Факты? - переспросила цыганка и, достав карты, начала раскидывать их перед собой. - Будут тебе, девонька, и факты.

Марина смотрела, как костлявые пальцы перебирают старые, потёртые карты с символами, предсказывающими судьбу.