Мечник

Пролог

       Хвойный лес. Серые тучи, окутавшие всё небо на много километров вокруг, небольшой моросивший дождь. И тишина… настолько глубокая, что можно было услышать как с ветки на ветку перелетали небольшие клёсты, прячущиеся от холодных капель, пока меж соснами и осинами текли ручейки дождевой воды.

      Пронзительный крик девушки, раскатившийся эхом над тихим, казалось, мёртвым лесом, спугнул птиц в округе — все, как одна, опасливо взмыли в небо.

      Слышались голоса…      

        — Давай! Тащи сюда эту суку!

      Снова визг.

      На небольшой дороге, лежащей вдоль лесных стен, лежала разбитая повозка, одно из её колёс было разбито в щепки, лошадь в упряжке, свалившаяся от стрелы, задохнулась собственной кровью, другая, сорвав стремена, умчала в лес. А у самой повозки, в грязи, корчась от боли, лежал мужчина, из его брюха хлестала кровь, а сам он судорожно пытался собрать собственные кишки.

      — Ну же! Давай её сюда! Время развлечься! — кричал мужчина с бритой головой и шрамом через все лицо.

      Ещё двое, схватив молодую девушку за ноги, тащили её к нему.

      — Не-е-ет! — девушка кричала не своим, не человеческим голосом — будто скот, который ведут на убой. Её платье порвалось, оголяя тело, а светлые волосы покрылись грязью и кровью0

.       — Твою мать! Заткните ей рот!

      — Не отвлекайся от повозки, Робби! — они распластали её на земле.

      — Вот блядь! Она меня укусила!

      В лицо девушки тут же влетел сапог. Она протяжно замычала, брызги крови окропили землю вокруг.

      — Полегче, Бер, не убей раньше времени. Трахать труп не особо приятно.

      Она снова завизжала.

      — Да заткните эту суку кто-нибудь!

      — Закрой хлебальник, Роб! Закройся, нахер, ублюдок, и вернись к этой ёбаной повозке!

      — Я понял! Повозка, повозка… сами бы делом занялись.

      — Нет… — донёсся хрип от истекающего кровью мужчины у повозки, он тянул руку в сторону девушки, но смог ухватить лишь пустоту.

      — Этот жив ещё? Блять, Роб, ты не можешь прикончить одного ебучего старика? Бер! Прикончи его.

      С девушки сорвали платье.

      — А девка-то как надо! Это ведь эльфийка! — присвистнул третий. — Всегда мечтал оттрахать эльфийку! А? Череп, как тебе?

      — Да! Что надо, — сказал тот с наслаждением и начал. Она заметалась, снова зашлась криком.

      — Не-ет! — закричал старик. В то же мгновенье его грудь проткнул меч, он захрипел, пару раз дёрнулся и, наконец, стих.

      Девушка визжала и мычала. Её продолжали насиловать. Белые волосы и рубашка под платьем теперь были не отличимы от грязи.

      Короткий свист, и в глаз главаря врезалась стрела — прошила навылет. Мозги и кровь разлетелись ошмётками. Его бездыханное тело свалилось в грязь.

      — Какого ху… — открыл рот третий, но тут же заглох. Он захрипел и, пройдя пару шагов, упал камнем.

      Бер развернулся, схватил лук — третья стрела, встряв в его груди, выбила из него кровавый кашель. Он сделал шаг назад, споткнулся и приземлился затылком аккурат на ось колеса, проломавшую его лоб. На лице застыла гримаса ужаса.

      Его увидел лишь Роб. Тёмный силуэт верхом на лошади в паре десятков метров от них медленно приближался. Его фигуру скрывал длинный чёрный плащ, а лицо глубокий капюшон. Из тьмы которого горя алыми искрами, сиял глаз, который, казалось, сразу отправлял тебя в котёл.

      Роб не мог пошевелиться: его трясло, он обмочился, а по спине лился холодный липкий пот. К нему шествовала сама Смерть — скрипящие, кричащие тысячами голосов, ужасающие звуки заполонили его черепную коробку, он упал на колени, его взгляд был наполнен страхом и ужасом, глаза вылезали из орбит. Он закрыл уши трясущимися руками, заорал от того ужаса, что увидел там… в капюшоне.

Глава 1. Всадник в накидке

      Проложенная дорога, идущая вдоль леса. Шум ливня, непрекращающегося уже пару суток. Взрывы грома и сверкание молний, которые, будто тонкие, длинные пальцы, рассекали небо при каждой вспышке. И всадник… скачущий этой дорогой. С него ручьями стекала вода, а накидка промокла насквозь. Его дыхание было спокойным, ровным, как у дитя, которое чувствует присутствие матери, он будто ни о чём не волновался и ни о чём не думал… по крайней мере, так казалось.

      Его лошадь скакала дальше, каждый удар копытом отдавался хрипотой в её лёгких, а вокруг разлетались брызги от луж и грязи.

      Чем был гоним этот всадник? Кто он такой? И куда направляется? На эти вопросы, пожалуй, мог ответить лишь он, и даже Высшие мира сего не знали ответ.

      Вдруг вдалеке, сквозь худые стволы хвойного леса, замаячил огонёк, будто одинокий светлячок, потерявшийся во тьме, но он не гас, а становился всё отчётливее, пусть завеса дождя и пыталась скрыть его от чужих глаз.

      Свет исходил из окна старого, потрёпанного временем, просевшего в землю здания, его стены гнили, а часть крыши, казалось, и вовсе вот-вот провалится. Пара стеклянных окон пожелтели от старости и покрылись грязью, остальные были наглухо закрыты и заколочены. Входная дверь покосилась, а дверная рукоять была покрыта рыжей, осыпающейся ржавчиной, которая поглотила и небольшую вывеску над дверью.

      Вспышка молнии на долю секунды осветила небольшую постройку, рядом виднелся хлев с коновязью, а у дома, закутавшись в грязное тряпьё, сидел мальчик, а может это была и девочка.

      Всадник подъехал к зданию, спешился.

      Паренёк, всё-таки это был мальчик, не шевельнулся, он только разглядывал существо в плаще и его лошадь, а сверкающие молнии освещали его вымазанное в саже и грязи лицо, и блестящие в тенях глаза. Мальчика, как обычно, вытолкали на улицу, заставив сидеть под дождём и дожидаться путников, пуская только на ночлег и вновь выгоняя утром. Но в такую погоду редко приезжал хотя бы один странник в неделю.

       Тем временем фигура в плаще сняла гигантскую дорожную сумку с крупа лошади, поправила пояс и, сняв оставшиеся вещи с седла, взяла поводья.

       Парень у дома разинул рот от удивления, сумка в руках всадника была размером со взрослого человека, а то и двух, его лошадь, казалось, могла в одиночку встать в упряжь пары повозок, доверху гружённых товарами, а из-за огромного плаща, который полностью закрывал фигуру пеленой, казалось, что перед тобой и вовсе гигантская грозовая туча, а не человек, но кое-что бросалось в глаза сильнее другого — капюшон… такой глубокий и покрытый непроглядной тьмой, что казалось, что лица там и вовсе нет, или не было.

       Вдруг он понял, что не мог пошевелиться, он видел многих людей: и убийц, и насильников, и грабителей, но сейчас… ему было не по себе от самого естества этого всадника, кем бы он ни был. Ему хотелось убраться куда подальше отсюда, он всеми силами старался приникнуть к тряпью так сильно, как только мог, надеясь, что это укроет его от внимания этого существа, он боялся этого силуэта, в него будто вселился древний, пробирающий до самых костей, животный страх, страх тьмы и неизведанного.

      Фигура, пройдя мимо, подошла к коновязи и привязала лошадь, после чего двинулась в сторону входа в постоялый дом, если его можно было так назвать. Как вдруг, остановившись у самого входа, всадник окликнул его:  

     — Парень, — послышался грубый хриплый голос из глубины капюшона, мальчик невольно всхлипнул, хотел вскочить, но пересилив себя, остался неподвижен, — вычеши коня, дай еды и воды… Вот, — к ногам парня упала медная монетка. — Только не вздумай глупить, — он и не думал.

Фигура со скрипом отворила двери и скрылась во мраке.

     Парень с облегчением выдохнул, его колени дрожали, дышать было тяжело.