Мечты сбываются перед Рождеством

Мечты сбываются перед Рождеством

Хлеб был свежий и ужасно вкусный, особенно хрустящая корочка. Семилетний Сережка, отщипывая по кусочку от пышной булки, быстро отправлял хлеб в рот и прятал руку в рукав куртки. Варежку он потерял накануне, и сейчас приходилось отогревать руку то за пазухой, то в кармане, то в рукаве, то прижимать к шее за воротником, вздрагивая от холода. Другой ладошкой в варежке он зажимал полиэтиленовый мешок с хлебом и пакетом крупы. Чтобы быстрее добежать до дома, мальчик решил срезать путь и пробежал по заснеженному газону между запорошенных елок. Снег сахаристо хрустел и рассыпался белыми искрами под кроссовками, которые Сережке принесла из церкви соседка тетя Валя. Почти весь Сережкин гардероб был оттуда, из храма, где собирали одежду для бедных.
Мальчик выскочил на вычищенный дворником тротуар с резными лавочками и оказался как раз перед участковым Фоминым, который сверху строго посмотрел на Сережку.
— Так-так, — сказал участковый, — по газонам вообще-то не бегают, для этого тротуары и спортивные площадки есть.
— Так зима же, — несмело возразил Сережка, — трава ж зимой не растет, а снегу все равно, бегают по нему или нет.
— Трава-то не растет, а вредная привычка бегать там, где не положено, появляется, — сказал участковый и, смягчившись, спросил: — Как живешь-то? Как бабка Егориха? Не болеет?
— Какое там болеет! — по-взрослому махнул ребенок и гордо заявил: — Она еще нас переживет!
— Такая переживет, — с легким сожалением согласился участковый и поинтересовался: — Тебе же осенью в школу идти? В первый класс?
Сережка важно кивнул.
— Смотри, чтоб все было приготовлено: одежда, тетради, рюкзак, книжки. Готов к школе не будешь — в детдом пойдешь. Бабке так и передай. Я еще сам ей скажу, когда дорога мимо случится. И учись читать. Букварь есть?
— Есть, — насупился Сережка. — Тетя Валя принесла.
— Вот и учись. Ты сообразительный. Ну, будь здоров!
Участковый потрепал мальчика по плечу и пошел дальше.
— Серый! — призывно раздалось сзади.
И секундами позже другой голос, послабее, крикнул:
— Санька!
Сережка сразу оглянулся: к нему бежал крепыш Санька Петров из дома напротив, а следом худенький, бледный Василек.
— На площади елку поставили, — подбегая, на ходу делился новостью Санька. — И бо-ольшую горку забабахали! — мальчик поднял руки над головой, пытаясь показать беспримерную высоту.
— Поехали, поехали на площадь! — чуть ли не запрыгал на месте подоспевший Василек.
— Чтобы поехать, на троих шестьдесят рублей требуется, — рассудительно произнес Сережка. — Это в одну сторону. Хотя бы в одну.
— А ты ж в магазин ходил! Тебе что, сдачи не дали? — хитро вступил в обсуждение проблемы Санька.
— Так мне сдачу домой принести надо! — возразил Сережка. — У меня бабка, ух, какая! Она в подсчетах зверь! Все сочтет до копейки.
— Ну да, — согласился Василек, протягивая ладошку за кусочком хлеба. — Она тебя запросто в детдом отдаст, если что не по ней.
— Теть Валя говорит, что бабка Егориха ничего даром не отдаст. Она только продать может, — Санька, протянув руку, сам отщипнул кусочек от хлебной корочки.
— Ну, конечно! Кто-то даст ей продать ребенка! — запальчиво возразил Сережка, но в глазах его мелькнул страх: похоже эти разговоры доходили и до него.
— А что, легко! — продолжил Василек. — В мешок посадит, и ищи — свищи! Она вон как шустро водкой паленой торговала! Весь район к ней ходил. Люди говорят.
Мальчики замолчали, поедая остатки булки.
— Мне же опять надо хлеб покупать! — встрепенулся Сережка, глядя на последние мелкие крошки. — Надо в пекарню тащиться. Бабка только из пекарни хлеб признает.
— Эй, ребята, это не вы потеряли деньги? — сидящий на ближайшей лавочке мужчина протягивал мальчикам две купюры.
— Нет, не мы, — почти испуганно замотал головой Сережка.
— Да это же ты потерял! — воскликнул Василек, тыкая в грудь Сережки пальцами в перчатках и подмигивая. — Ты идешь из магазина, у тебя сдача... да? Твои это деньги. Наши. Спасибо, дяденька!
Он подбежал к мужчине и выхватил из его рук купюры, приговаривая:
— Точно, наши, двести рублей! Ой, спасибочки!
— Не наши, — упрямо сказал Сережка. — У меня сдача — монетками.
— Тогда возьми в подарок, — усмехнулся мужчина, поднимаясь с лавочки. — Я не Дед Мороз и не умею выполнять желания, но такое мелкое чудо, как деньги на троллейбус и булку хлеба, мне по карману.
Он небрежно махнул рукой и пошел прочь.
Сережка с восхищением проследил взглядом за удаляющимся мужчиной.
— А что, Дед Мороз может выполнить любое-любое желание? — размышляя над словами мужчины, вслух поинтересовался он.
— Ага. Он может подарить, чо хочешь, — сказал Санька, натягивая вязаную шапку до самых глаз, отчего его лицо стало совсем круглым, как мячик. — Хочешь много конфет, будут конфеты, хочешь танчик — будет танчик. Даже телефон. Только надо хорошо попросить.
— За телефон надо платить каждый месяц, — рассудительно заметил Сережка. — Одни расходы! Но ведь чтобы попросить, надо его встретить. А где бывает Дед Мороз?
— Около елки! — не раздумывая ответил Василек.
— Едем на площадь, чего ждать? Там горка, елка, Дед Мороз, — поторопил друзей Санька.
— Не с крупой же мне тащиться, — сказал Сережка, — да и хлеб надо бабке купить. Она без хлеба не может.
Мальчики побежали в пекарню и потом дворами и газонами на улицу Шахтерскую, где врос в землю бревенчатый дом бабки Егорихи.
Друзья Сережки остались во дворе, потому что бабка терпеть не могла их в доме. Мальчик тихо вошел в сени, положил на стол все еще теплый хлеб, прикрыв его полотенцем, достал пакет с крупой, высыпал мелочь. Скинув кроссовки, шмыгнул в комнату с маленькими окошками и кружевными занавесками. Бабка спала на железной кровати под лоскутным одеялом около большой печки. Мальчик проверил заслонку, чтобы старая женщина не угорела. Потом осторожно снял со стены цветную фотографию и вытащил ее из рамки. Бережно, опасаясь помять, засунул фотографию под куртку.
Вдруг бабка сонно завсхлипывала, и Сережка подбежал к ней, чтобы аккуратно ее повернуть, не разбудив. После этого нехороший сон уходил.
Сережка знал, что такое плохие сны. Он их боялся. Иногда ему снился пожар. Он видел огонь, спящую маму, тормошил ее, крича: «Горим! Горим!», потом тащил ее за руку к выходу. Иногда во сне он вспоминал о кошке и лез за ней под кровать. Все пылало, гудело и рушилось. Будила его бабка, она прижимала его к себе, бормоча: «Серенька, Серенька», и мальчик чувствовал, что ее худое старческое тело трясется. Но бабка не плакала, как-то сказав: «Я все свои слезы давно выплакала». А у Сережки после этих снов все лицо бывало мокрым, даже волосы.