Медицина как наркотик

Часть 1. Первая работа. Глава 1. Орущие начальники и прочие сотрудники.

Моя первая работа после окончания интернатуры была в городском тубдиспансере.

Опасения оправдались - с профессией врача я попала на скверные условия работы и низкую зарплату, настолько низкую, что в душе считала, это какое-то недоразумение! Врачи не могут так мало получать! И на государственном уровне с этим будут что-то делать. Я пыталась поговорить на эту тему со своими новыми коллегами, и узнала, что с подобными ожиданиями люди работают уже много лет.

В коллективе тубдиспансера преобладали женщины, и эти женщины были в возрасте. Хорошо, что вместе со мной на работу вышла сокурсница Ирина, решительная и сообразительная. Из мужчин был главный врач, с которыq мало c кем общался из простых врачей. И ещё два врача: один уже пожилой мужчина, другой молодой и даже привлекательный, но женатый. Но чем-то последний от себя отталкивал, и это было далеко не из-за его семейного положения.

Работе в коллективе задавала тон заведующая, небольшая, моложавая, довольно привлекательная женщина. Но как же она орала!

Это был её основной стиль руководства. Она орала и на младший медперсонал, и на докторов, особенно на общих собраниях. И даже текущие вопросы заведующая обсуждала на повышенных тонах. Причём на добродушных сотрудников, она повышала голос сильнее. Она сильнее орала на почтенных врачей-пенсионерок, чем на нас «молодух». Возможно, потому что просто ещё не знала, чего от нас можно ожидать.

Мне было не понятно, откуда у неё брались силы на регулярный ор. Лично я если срывалась на крик, то очень уставала, и предпочитала крепкое словцо или просто треснуть по дупустимой части тела или предмету из окружения .

Но самое удивительное было то, что в этом коллективе вторым специалистом по ору была молодая регистраторша. Это у меня вообще в голове не укладывалось, как младший медперсонал может себя так вести. Тогда я ещё не знала, что за этим может быть какая-то веская причина.

Зато я усвоила из студенческой среды, что на работе я должна «построить» своих подчинённых, или не быть мне состоявшимся профессионалом.

И вот однажды я смогла удачно осадить эту регистраторшу. Я возгордилась собой, и захотела поделиться своими успехами с кем-нибудь из докторов. И тут мне попадается под руку молодой женатый доктор. Я посчитала его персону подходящей, чтобы похвастаться, и всё выложила ему в ожидании «заслуженной» похвалы. Но он ничего мне не сказал в ответ, лишь посмотрел недобрым взглядом. Я этому особое значение не придала. Мало ли что у человека на душе?

В ближайшие дни в поликлинике случился праздник или какая-то локальная попойка. Я в ней особо участия не принимала, совершенно трезвая заканчивала работу и немного задержалась. Пациентов на приёме уже не было, я приводила в порядок документацию и была в кабинете одна.

И тут в мой кабинет заходит доктор, которому я накануне похвасталась. Сначала я подумала, что его интересуют мои прекрасные глаза. Но он был сильно пьян, это не шло ему в плюс. И вдруг совершенно неожиданно, без явной причины он начал на меня орать и оскорблять.

Из его речей я поняла только одно, что он вряд ли хочет мне понравиться. За всеми этими пьяными ругательствами было очень сложно понять истинную причину его недовольства. Из-за этого он поверг меня в глубокий шок.
На следующий день моя сообразительная подруга Ирина прояснила, что он состоит в любовной связи с регистраторшей.

Но в тот день его пьяное восхищение сомнительными достоинствами скандальной бабёнки из регистратуры мне было не понятно. Как и окончание этого пьяного выступления. Он улёгся на второй стол в моём кабинете и заснул.

Пришлось мне разыскивать вменяемых сотрудников, чтобы увели его из кабинета, точнее даже утащили. После чего я закрыла дверь и пошла искать место, чтобы прийти в себя.

Глава 2. Белые и пушистые.

Как же мне было плохо, после этого неожиданного происшествия.

- Какие же люди странные и непредсказуемые существа!, - думала я, пока медленно шла по знакомому пути на съёмную квартиру. Была середина осени и прохладная погода. Кто-то зажёг во дворе костёр. Я долго стояла возле этого костра, грелась. Огонь меня успокаивал.

У меня часто бывали неудачи, когда я обращалась со своими трудностями к другим. Меня или не понимали, или не вовремя, или не могли помочь. Но не на этот раз.

Мудрый человек с большим жизненным опытом посоветовал не оставлять это дело на самотёк. Не позволять себя запугивать, и отстаивать своё достоинство и самоуважение. Рассказал, как это можно сделать - написать на доктора докладную вышестоящему руководству.

Во время этого разговора присутствовал человек с большой склонностью к авантюрам. Он предложил дополнение - устроить спектакль. Прийти ко мне на работу, взять у доктора беспредельщика и других сотрудников интервью, и пообещать напечатать в каком-нибудь издании, причём наличие издания было не обязательно. Его предложение мне ужасно понравилось. Как и сам Авантюрист сильно нравился.

Начала я с докладной, хоть и не любила жалобы и доносы, но доверилась жизненному опыту мудрого человека. Тем более, что у меня появился приятель адвокат, который помог составить эффектный текст докладной. Она была написана на юридическом языке, с образными выражениями, со «смачно» расписанным пьяным поведением и концовкой «сон на рабочем столе».

Я была смущена такими подробностями, но адвокат убедил меня, что из его практики, так будет лучше. И я отнесла докладную по адресу.

Это сочинение имело сногсшибательный успех, особенно у главного врача, для которого молодой доктор был ближайшим конкурентом на его место.

Особенно описание, как пьяный доктор улёгся спать на стол, чему были свидетели, уводившие его из кабинета.

Главный врач пришёл в прекрасное расположение духа, когда ознакомился с содержанием докладной, это мне всё та же Ирина рассказывала. Молодого доктора пригласили в кабинет главного на личную беседу, после которой он вышел бледно-зелёный и тихий. А главный ещё неделю ходил в хорошем настроении.

Я понимала, что у меня появился враг, но это того стоило. Меня многие зауважали, хотя и держались на расстоянии. Регистраторша больше голос на меня не повышал, а заодно с ней и заведующая.

Молодой доктор меня избегал и помалкивал. Может быть, он и отомстил бы как-нибудь, но успел прославиться ещё раз тем, что украл у регистраторши мобильный телефон. Молодая женщина даже не думала, что это может быть он.

Она так горько убивалась - для её маленькой зарплаты это была большая потеря! Молодой доктор поступил «благородно», он принёс ей этот телефон назад и сказал, что купил точно такой же, чтобы она не расстраивалась. Но регистраторша опознала телефон по каким-то одной ей известным признакам. И «благородного» поступка не получилось.

Молодой доктор не переставал удивлять окружающих, ведь он часто хвастался, что живёт в достатке, и у него есть хороший дополнительный заработок.

После этого случая регистраторша смотрела на меня спокойнее. И вообще она после всего этого стала намного меньше орать, а с ней заодно и заведующая.

А у молодого доктора прибавилось врагов, он тоже затих. Так что орущие сотрудники на какое-то время стали почти белыми и пушистыми.

И я спокойно доработала без стычек с ними, пока не ушла в другое место.

Часть 2. Неприкаянный Серёжа. Глава 1. Знакомство.

Он пришёл ко мне на приём и звался Серёжей. Его снимок лёгких был с обширным поражением обеих долей лёгких. Но Серёжа устраивался на работу и хотел, чтобы ему подписали профосмотр. Я не могла такое сделать, я была убеждена, что нужно лечить «заразное» заболевание. Так что я сделала ему всевозможные внушения на счёт лечения и отправила на обследование: описывать снимок и сдавать мокроту на туберкулёзную палочку. И профосмотр не подписала.

Серёжа сильно возмущался, но, не смотря на это, приобрёл у меня лекарство из трав ( я пыталась этим подрабатывать), чтобы уже начать лечиться во время обследования. На работу он не устроился. Но во время обследования выяснилось, что у него заживление, палочку он не выделяет и заразным не является.

Я не знала, что и сказать, мне было страшно не удобно перед ним за свою ошибку. Это даже была не ошибка, а не опытность и не осведомлённость, что такое бывает. Но Серёжа претензий не предъявлял, а начал за мной ухаживать: провожать с работы, приносить конфеты и шоколадки и рассказывать о своей жизни.

Туберкулёзом Серёжа заболел в тюремном заключении. После освобождения поехал в Израиль к отцу. Там у него появилась женщина, которая работала мерчандайзером в супермаркете, и ребёнок. Но Серёжа там не угомонился, а болтался где попало в неположенных местах, за что был департирован. Но что-то совсем не было заметно, чтобы он из-за этого расстраивался и переживал из-за семьи.

О причине заключения Серёжа рассказывал в романтических тонах – ограбил с товарищами богатея, со скверным характером и скверным отношением к людям. Серёжа ещё с юности обострённо воспринимал несправедливость. Однажды он запустил нож в преподавателя, который на него орал. Целился он мимо, но всё-таки. И за это был на учёте с подросткового возраста в милиции.

Всё это должно было меня пугать, но мне почему-то страшно не было. А было интересно, и я с удовольствием выслушивала его истории.

И где-то в глубине души считала, что некоторые учителя очень даже заслуживают, что бы в них запустили нож. А при современном произволе и жадности властьимущих "робингуды" были бы совсем не лишними.

Серёжа был несдержанным и откровенным, но откровенным он был не только в проявлениях гнева, а в своих симпатиях тоже. Говорил, не стесняясь, как я ему нравлюсь. До этого мужчины,с которыми я встречалась, выжидали какое-то время, и очень скупо выражали на словах свои чувства и симпатию, уже после того как мы начинали встречаться.

Можно даже сказать, что первый раз мне так открыто выражали свои сердечные чувства с самого начала. Внешностью и чертами лица Серёжа был похож на моего тренера по единоборствам Валентина, особенно тяжёлым подбородком, и телосложением: крепкий, сбитый, пропорциональный с чёрными густыми волосами. Вот только Валентин был уж очень сдержанный и скрытный, и глаза его были посажены глубоко как у рака. А Серёжа наоборот несдержанный и откровенный, и глаза его были ясными и лучистыми, а взгляд открытый.Вот чего мне оказывается не хватало в таком мужчине, как мой тренер.
И я постепенно расположилась к Серёже, так что он начал мне нравиться.

Ему очень шло производное от его имени Серый, у него и в ауре был серый цвет и что-то звериное в повадках и манерах, очень похожее на волка. Что-то такое дикое , самобытное, свободолюбивое и неприкаянное.

Серёжу иногда сильно заносило, он мог разминуться со мной на голом месте. Как-то он долго ждал меня с ночного дежурства. Я вышла ровно тогда, когда он отошёл ненадолго. Неудачливый ухажёр рассказал мне об этом позже, то-то мне так сильно хотелось видеть его в тот день.

С израильской женщиной по телефону он разговаривал очень раздражённо. Так что я видела, какой он бывает неласковый. И предположила, что он сам напросился на департацию из Израиля. На что Сергей согласно усмехнулся.

Но «житуха» у меня в то время была настолько не лёгкой, что даже такой непростой кавалер её скрашивал. А другие все куда-то пропали из общения. Так что перебирать особо не приходилось.

(Примечание: два следующие части я перенесла в эту книгу из "Курса молодого бойца", как более подходящие по содержанию).

Глава 2. «Житуха» после интернатуры.

Для «житухи» после интернатуры я могу подобрать только крепкие выражения. На те деньги, что я зарабатывала, не то что отдельную квартиру нельзя было снимать, а даже жильё с хозяйкой снять было очень накладно.

Но я «затянула потуже пояс», жила надеждами и радовалась тому, что есть.
Снимать квартиру с пожилой хозяйкой было неудобно для молодой женщины. Но ещё досаднее было, когда бабуля передумала сдавать мне комнату. Но она сама нашла мне другое жильё у верующих из какой-то протестантской секты.

Это был небольшой аккуратный снаружи и внутри, но старый дом, который мне напоминал "избушку на курьих ножках". Хозяйкой была женщина средних лет, но она не жила в этом доме. У неё была дальняя родственница древняя бабулька. Вот она и жила одна в этой "избушке". Бабульку нужно было кормить и убирать за ней.Еду женщина приносила в виде полуфабрикатов, а я их готовила на газовой плите.

За за то что "ухаживала" за бабулькой, хозяйка освободила меня от квартплаты.

Вообще эта женщина опекунша была неплохая, можно даже сказать добрая, и комната, где я жила была чистая уютная и опрятная.
А вот бабулька мне не нравилась. В ней мало что осталось от человека. Она напоминала голодный дух, поражённый мхом и коростой, но была тихая и постоянно что-то канючила.

А может быть, мне просто очень не нравилось это занятие. Я никому не рассказывала из буддийских знакомых и даже в своей семье не говорила, что ухаживаю за бабкой - очень этого стыдилась.

Не знаю, как было бы с близким человеком или с «хорошим» человеком, в редких случаях во врачебной практике я сталкивалась с присутствием духа у стариков. И это вызывало во мне уважение. Но ухаживать за этой бабулькой мне явно не нравилось.

Я частенько срывалась на крик,когда она начинала канючить. Но она продолжала, ей видимо было нужно хоть какое-то внимание, чем никакого. Но я не любила орать на самом деле, и старалась с ней поменьше общаться, поэтому иногда не откликалась на её обращения. Предпочитала общаться с белой пушистой кошкой, которая тут жила.
Эта кошка появилась недавно, хозяйка её подкармливала. И она с удовольствием осталась жить сначала во дворе, а потом и в доме. Я утешалась тем, что кошка поселилась из-за меня, чтобы мне было не так горько тут жить.

Ведь моя жизнь после окончания университета поменялась очень резко. Врачебная жизнь состояла из орущие сотрудников на работе, нищенской зарплаты и ухода за бабулькой. Для этого я что ли училась семь лет?

Но долго об этом я не думала, уже привыкла, что в жизни есть много вопросов, на которые мало кто может дать ответ.А я держалась за Донецк, и хваталась за любую возможность, чтобы остаться рядом с Учителем и людьми вокруг него, и надеялась на продолжение моей буйной юности.

На этом фоне мой новый ухажёр, совсем непривычный типаж мужчины, поначалу был для меня просто отрадой.

К тому же кроме ухаживаний, Серёжа с самого начала делал подарки и пытался как-то материально обо мне позаботиться. И хотя возможности Серёжи были не большими, но чувствовать на себе заботу мне было необходимо.

В этом он тоже отличался от тренера Валентина. Я не видела, чтобы Валентин ухаживал и материально заботился о близких женщинах.
Наоборот, я часто попадала на браваду в разговорах и стремление «разрушить стереотипы» в среде практикующих мужчин. Это «разрушение стереотипов» почему то заключалось в том, чтобы обходиться в близком общении с женщинами без ухаживания и материальной заботы.
Последние два действия клеймились словами «привязанности», «манипуляция», «зависимость». И мне приходилось искать эмоциональную, чувственную и материальную поддержку среди мужчин, не практикующих духовные практики или выживать в одиночку.

Глава 3. Перемены.

Но виделись мы с Серёжей поначалу не часто. В жизни моей произошли важные изменения. В Киеве случилась «Помаранчева революция», по этому случаю я приобрела серьёзный раскладной нож и новый газовый баллончик. Ну, нельзя же так прозябать в поликлинике, когда в стране такое происходит!

Поисками достойного жилья за низкую оплату мне надоело заниматься. А вот работа! Я ведь хотела работать на скорой помощи. Когда я проходила там практику, нигде в здравоохранении я себя так хорошо не чувствовала, как там.

И когда главный врач центра скорой помощи в Донецке отказал мне с интернатурой, я рыдала как за любимым мужчиной.

И вот кто-то меня надоумил, что на скорую можно устроиться без интернатуры. Можно договориться о трудоустройстве с заведующим на подстанции.

Недалеко от того места, где проводил занятия Учитель, находилась одна из подстанций скорой помощи. А домишки, где я жила, добраться можно было проехав всего несколько остановок на маршрутке.

Вот туда я и позвонила.

Там сразу сказали, что сотрудники нужны.

- Приходите девушка, будем договариваться, - сказал женский голос в телефонной трубке, - к заведующему подходите, он решает такие вопросы.

Заведующий, которого я там увидела чем-то напомнил мне Петра Сергеевича из родного городка. Но в отличие от Сергеевича он демонстрировал своё превосходство и разводил понты. Но в целом, его манера общаться мне в чём- то подходила. Тем более, что он довольно разумно написал небольшой список неотложных состояний, которые мне нужно для начала изучить, пообещал помогать заполнять карточки, и посоветовал поездить с другими докторами, чтобы поучиться на практике и быстрее вработаться.

Чем я тут же занялась, и поездила с большинством врачей с подстанции, в том числе и с заведующим.

С ним в бригаде была молодая, миловидная, крепкого телосложения девушка Татьяна. По дороге «на вызова» мы располагались с двух сторон от заведующего как свита. Я чувствовала, что так ему больше всего нравится. Это дежурство оказалось интересным, мы попали на пожар. Его уже потушили, но весь дом был задымленным, со сгоревшими вещами, и с двумя пострадавшими людьми. Один пострадал от угарного газа, другой от сердечного приступа из-за сгоревшего имущества. Вокруг сновали пожарные с закопчёнными лицами. Один из них посмотрел на Заведующего с двумя молодыми девицами в белых халатах по бокам, и удивляясь не то симпатичным девицам, не то появлению медиков в задымлённой комнате сказал:

- Ну и работёнка у вас!

- А у вас! - Зав тут же нашёлся с ответом

Близость.

Хотя с Заведующим было интересно, но я чувствовала для себя от него какую-то потенциальную энергетическую опасность. И интуитивно искала поддержку.

Искала я её в Серёже. Мы как-то незаметно перешли к интимным отношениям. В сексе мне было с ним легко и просто. Я не помню запредельного блаженства, зато было чувство непринуждённости и свободы. Серёжа наблюдал за мной с интересом и одобрением. Я свешивалась вниз головой с постели, изображала игру на музыкальных инструментах, задирала ноги на стену и всячески игралась.

Серёжа напротив, вёл себя спокойно, сдержанно, и даже осторожно, и в то же время уверенно. Страсть и разнообразие не бушевали в сексуальных ласках. Вместо этого он подолгу смотрел на меня, прикасался и проникал внутрь осторожно. Не просил, не требовал сделать что-то для него, и не говорил о своих желаниях. Мы вообще больше молчали рядом друг с другом, и это нас успокаивало.

Иногда чувственность почему-то сильно уступает чувствам. В моём случае была увлечённость и старания на работе, из-за этого усталость. И ещё моя гордость, которой почему то легче было принимать чувства, чем чувственность. Я была больше в роли принимающей стороны.
Про Серёжу я могла только предполагать, что он опасался разрушить сердечные чувства или ему хотелось контраста по сравнению с сексом без них.Из общего моего впечатления о нём, случайно услышанных разговоров с бывшей женой,и всплывавших его бывших сексуальных связях,думаю, ему не чужд был разврат и уж точно секс с женщинами, которых он не любил.

Но я чувствовала себя номер один среди остальных женщин, и от этого мне было очень хорошо. Наверное поэтому ревность не посещала меня.Хотя я не раз испытывала сильную ревность с другими мужчинами. Но Серёже больше сочувствовала из-за других женщин.

Отсутствие ревности открывало двери в непосредственность. Мы выходили зимой на улицу, и падали вместе в снег, молчали или разговаривали, лёжа в сугробе. А потом Серёжа катал меня на качели. У меня в детстве не было такой игривости как с этим бывшим зеком. Хотя игралась в основном я, а Серёжа подолгу этим любовался.

Он был щедрым до безрассудства. На работу его не взяли, деньги он получал только от отца из Израиля. Небольшие деньги, но большую часть этих денег он тратил на еду для меня. У него был какой-то пунктик на счёт еды. Хотя он был нормальной комплекции и не худой, и не толстый, и в питании неприхотливый. И хоть я особо не голодала, но не возражала. Про себя думала о том, что может быть, он перенёс серьёзные лишения. Благодарила и не спешила корректировать его щедрость, его ведь тоже нужно было кормить.

Но мы не часто виделись. Я много читала медицинской литературы, ездила с коллегами врачами «на вызова» к больным помимо своих дежурств. Сильно переживала о том, чтобы у меня получилось перейти на скорую помощь и получилось там работать.
Пребывайте в уверенности, посоветовала мне Почтенная, которой я пожаловалась на свои опасения и страхи. Почтенная одобряла моё решение поменять работу, она с уважением относилась к скорой помощи.

Глава 4. "Желанная" работа.

Мои опасения были не напрасными, первые дежурства на скорой помощи были очень тяжёлыми, особенно первые два. Они были суточными с интервалом в один день.

В первый день я работала с женщиной уже в возрасте, лет под сорок, но очень привлекательной, такой особенной сексуальной внешности. Такой, я бы сказала, "умной" и властной сексуальности, которая умеет и скрывать интимные отношения, и использовать их для влияния на окружающих. Такие женщины обычно любят выбирать себе любовников среди руководителей. Однако на этой красивой даме лежала печать брошенности. Я каким-то неуловимым образом быстро чувствовала такие тонкие моменты. И для себя решила,что моя напарница была разжалованной любовницей Заведующего, и потеряла на него влияние. Моей компании она была не рада, но разбиралась в своей работе хорошо.

День был напряжённый, поступил инфаркт, инсульт, приступ острого аппендицита и много чего другого, чего я не запомнила из-за тяжёлых патологий. Зато хорошо запомнила аппендицит, на нём я впала в ступор. Этой патологии не было в списке заведующего.

Фельдшер сама проверила симптомы натяжения брюшины, приняла решение о госпитализации и уговорила родственников ехать в больницу.

А так большую часть дня я провела в полутрансе из-за напряжения, только немного расслаблялась, когда заполняла карточки вместе с заведующим, возвращаясь на подстанцию.

Он довольно сильно иронизировал, и не только надо мной, а ещё и над моим дуэтом с фельдшерицей. Но по сравнению с больными, находящимися в неотложных состояниях и общением с его «бывшей любовницей» – это расслабляло. Ночью тоже было много работы. Я поспала всего часа два.

Весь следующий день я пыталась отоспаться, но заснула ненадолго, и пошла на следующее дежурство совершенно не отдохнувшая.

Второе суточное дежурство я работала с гиперактивным молодым фельдшером мужчиной. На этом дежурстве тоже было много вызовов, но морально и энергетически мне было полегче и посвободнее с молодым мужчиной.

Однако тяжёлым выдалось утро следующего дня перед сдачей смены, нам пришлось купировать отёк лёгких. А в самом конце смены поступил ещё один отёк лёгких. К этому вызову я уже была "в отключке". мы могли не брать вызов, а оставить его для новой смены.
Но в этот момент фельдшер сам схватил рацию и принял вызов. Я так и не узнала, что его на это сподвигло.Не до того мне было.
По приезду мы помогли отправиться в мир иной молодому человеку, который долго и тяжело болел сердечной патологией.

Неожиданным оказалось то, что несмотря на сердечные чувства родных к умершему, от них веяло облегчением от его ухода. Парень долго и тяжело болел, скорее всего, его родня была сильно этим измучена.

Но это была первая в моей жизни смерть, которую я видела своими глазами. А потом на станции скорой помощи пришлось оформлять довольно сложную документацию, которую я заполняла уже не головным, а спинным мозгом.

Вдобавок, в этот день я первый раз услышала, как орёт Заведующий. Но я уже практически не воспринимала его ор. Переутомление спасло меня на этот раз от морального ущерба.
И это была работа, которую я так хотела.

Глава 5. Разрываясь между Серёжей и работой.

Моя бабушка говорила, что я сильно устала после университета, и мне нужен отдых. Она была единственная такого мнения. Даже я как одержимая пыталась устроиться в Донецке, и не думала о других вариантах.

Но если бы только усталость от слишком длительной учёбы, а она действительно была. Дело было ещё в том, что с мужчинами, с которыми у меня были взаимные чувства, я встречалась на расстоянии. Рома жил с родственниками, Женя был пациентом тубдиспансера, а Андрей так вообще в мужском монастыре находился. Cовместной жизни у меня ни с кем из них не было. Даже секс и ночёвки были с оглядкой на каких-то более взрослых персон.

Я сильно изголодалась по близости с мужчиной. Все предыдущие отношения развалились, нужно было начинать всё с начала, и когда мне встретился Серёжа, отказаться от отношений я не могла, слишком сильный был у меня голод.
В итоге я разрывалась между ним и работой, и не могла уделить достаточно внимания ни тому, ни другому. От перенапряжения у меня нарушился сон, я плохо засыпала после работы, на которой сильно уставала. Да ещё и мысли о Серёже мешали, я так хотела его скорее увидеть, а ещё уход за бабкой. А сколько медицинской литературы нужно было перечитать и запомнить. Но сосредоточиться на литературе было трудно, потому что мысли мои были опять же о Серёже.

Мобильный телефон был только у него, я ещё не обзавелась, и связывались мы по телефону-автомату, который находился в общежитии, довольно далеко от домишки, в котором я жила.

Но Серёже не часто можно было дозвониться. Он любил выпить и побродить где-нибудь. Постоянного графика у этого бродяги не было, как и постоянной работы. Он получал деньги от отца из Израиля и делал небольшой ремонт соседу. Но упрекать его за безработицу мне в голову не приходило. Я ведь сама не подписала ему медосмотр.

Я только немного посетовала, что он занижает стоимость своей работы соседу, в надежде на то, что тот обратится ещё. И хотя я не понимала тонкостей наёмной работы, Серёжа на меня особо не обижался. Сетовать сильно на мужчин, которые мне нравились, я не умела. А он вполне мог воспринимать это как заботу и интерес к его жизни.

Поначалу я даже к его бродяжничеству спокойно относилась - как-то ясно чувствовала, что ему это необходимо.

Гораздо хуже было, когда на меня вдруг находило холодное и безразличное состояние. Я вообще такое замечала за собой иногда, когда слишком усердно старалась или уставала. Замечала я это состояние, когда оно уже накрывало, и было сильным.

Это случалось не часто, но несло серьёзные неприятности. Хотя иногда я подозреваю, что мне передавалось состояние другого человека, то есть Серёжи.
В этот раз это состояние меня накрыло как раз перед Новым годом. Я работала на дневном дежурстве, а вечером собиралась к своему ухажёру. Он в это время сам готовил стол.

К еде Сергей относился трепетно, заботился о том, чтобы её было много. И в этот раз он нарезал салаты, как он мне сказал. Что было, безусловно, очень трогательно, и я должна была чувствовать благодарность. Но вместо этого на меня нашло безразличие. И ещё рядом стоял Заведующий, который, не смотря на его привычку кричать, мне как мужчина, в общем-то, нравился. Я с Серёжей говорила по телефону холодно, и ничего не могла сделать со своими интонациями.
После этого я вдруг почувствовала сильное беспокойство. На меня обрушилась тревога, я еле дождалась конца дежурства, которое на удивление было очень спокойным.

Тревога оказалась не напрасной. Когда я приехала к Серёже, то обнаружила, что он сильно напился. Первый раз я оказалась в близких отношениях с настолько пьяным мужчиной. Я в шоке, и совсем не знаю, что делать.
На столе стояли салаты и много всякой еды. Но в горло ничего не лезет. Довольно быстро оцепенение сменилось бурными слезами и упрёками, но это было всё напрасно. Я чувствовала, что от Серёжи меня отделяет непробиваемая стена алкогольной анестезии и бесчувственности.

А мне так хотелось новогоднего праздника. В слезах я схватила со стола шоколад и бутылку вина и отправилась праздновать к своей подруге Дарье.
Она праздновала Новый год со своей маленькой дочкой Евой, которой исполнилось два годика. Больше никого у подруги не было, даже отец Дарьи куда-то ушёл.

И я с горя позвала к нашему столу одного своего знакомого, казаха или узбека, хорошего, в общем-то, человека, чтоб разбавить наше женское общество.

Но это не принесло радости ни мне, ни Дарье, ни казаху. И я получила очень явный опыт страдания, когда хочешь быть с одним человеком, а зовёшь другого. И хотя одно время казах мне нравился, но в таком состоянии, в каком я была, его объятия мне были неприятны. И я оказалась в очень сложном положении, зачем позвала человека, спрашивается?

Казах или узбек под конец стал вспоминать танцующую узбечку или казашку и поехал вспоминать её дальше. А мы с Дарьей легли спать, я опечаленная, а она, наверное, недовольная.

Мы с Серёжей как-то помирились после этого, но продолжали чудить.
То он накупит еды идёт ко мне в гости без предупреждения, а его по дороге побьют. Как он потом рассказывал. Но я и без его рассказов чувствовала что-то неладное, тревожно было и книжки не читались.

Серёже, наверное, нравилось, что я врач. Он доверял мне лечение своего организма. После драки пришёл ко мне лечить почки, которые «отбили». У него была гематурия. И чем я её только лечила? Сейчас не могу себе даже представить.

После таких происшествий я стала сильно переживать, когда не могла к нему дозвониться. Всё сильнее к нему привязывалась, и всё хуже переносила расставания. Иногда приезжала к нему сразу после дежурства, не отсыпаясь. Иногда это было очень неудачно.

К Серёже как-то приехали родственники, брат и его жена. Если бы он предупредил меня об этом, я не стала бы ехать знакомиться с его роднёй после ночного дежурства. А так мне пришлось.

Они были весьма колоритные, брат молчаливый, жена наоборот говорила много. Манеры, повадки и мышление у них были хищные и криминальные. И у меня было такое чувство, что не только Серёжа побывал в заключении, а всё его семейство имело такой опыт. Женщина с таким наслаждением рассказывала про выходки своенравной дочери, повторяя при этом с восхищением, - вся в меня!

Часть 3. Гинекология. Глава 1. День первый.

Моё состояние становилось похоже на лихорадку. Так я продержалась месяц. На очередном ночном дежурстве я уже находилась в какой-то прострации, болела поясница и была сильная слабость.

Неожиданно по дороге я почувствовала, что у меня мокрое нижнее бельё, как- будто месячные начались, но была середина цикла, этого не должно было быть. На очередном вызове я проверила, зашла в туалет и обнаружила, что меня заливает кровью.

Как раз был вызов роженицы или родильницы (всё время путаю), которой пришла пора ехать в роддом. Обычно пациенты или их родственники, если хотят поблагодарить, деньги дают врачу. Но в этот раз я как-то всё была на расстоянии от родственников. И они всунули пятьдесят гривен фельдшерице, пожилой, но сообразительной женщине, с ясной головой и внешностью Бабки Ёжки.

По дороге я размышляла о своём собственном здоровье, у меня явно началась какая-то болезнь, но от этих мыслей я расслабилась. Что бы там ни было, это предвещало отдых от работы, и от скрытых желаний и требований Серёжи. То что он мало что у меня просил, совсем не значило, что у него не было сильных нужд и потребностей в отношениях. Я не представляла, что с этим делать, и это сильно выматывало.

Мысль о том, что мне может понадобиться операция не пугала, интересно даже было. Новый опыт мне часто нравился, а о материальной стороне я не сильно беспокоилась, так как была врачом, и могла обратиться за помощью к Серёже или родным.

Я лишь ощущала лихорадочное возбуждение. Поставила в известность фельдшера и водителя, - ребята, после этой роженицы или родильницы повезём меня в гинекологию.

По дороге я заполняла на себя два документа, как обычно делается в таких случаях. Любовно вывела жалобы, симптомы и предполагаемый диагноз. Моё настроение скорее было заинтересованным и любопытным. Я сама ещё ни разу серьёзно и длительно не болела, кроме раннего детства, и не очень хорошо понимала, какие могут быть трудности.

Бабка Ёжка поделила деньги «по честному» пополам, и выделила мне раствор физиологии с системой. Я сама тырить медикаменты ещё не умела и на большее не претендовала.

После того как я благополучно устроила пациентку в роддом, сразу направилась в гинекологию с двадцатью пятью гривнами, раствором физиологии и системой.

Меня принял приятный доктор, с располагающей внешностью и располагающей фамилией Добров. И самое главное, он деликатно, внимательно и грамотно расспрашивал о моём состоянии и провёл гинекологический осмотр.
Особенно мне понравился вопрос, - могу ли я быть беременна? Я почувствовала гордость от того, что у меня есть мужчина, и я таки могу быть беременной. И ещё что такое начало меня притягивать в самой беременности.

Однажды мне перепало неожиданно много за лечение алкоголика. И я на эти деньги не запланировано купила пижамку, которая мне очень понравилась накануне.

Пижамка меня дождалась. Она была тёплой байковой, сиреневого цвета, расклешенной под грудью. Правда, когда я её принесла домой, она уже не казалась мне такой необыкновенной как на витрине. Позже я поняла, что с вещами почти всегда так.

Тем не менее, я себе в ней понравилась, и выглядела очень женственно. Что было приятно вдвойне, я понравилась в этой пижамке Серёже. Особенно ему понравилось, что такой фасон подходит для беременности. Он положил руку мне на живот, а потом прижался к нему щекой. Я ощутила такой прилив нежности, и с удивлением представить себя в мало знакомой мне роли матери. Больше всего Серёжа скучал за дочкой, которая осталась в Израиле.

Это всё о предшествующих моих открытиях относительно беременности. А тем временем доктор Добров сказал, что сейчас в операции нет необходимости. Меня будут обследовать, и назначил предварительное лечение из двух антибиотиков внутривенно капельно. Мне как раз хватало на это моих двадцать пять гривен и медикаментов со скорой.
Я была без вещей, и попросила у доктора разрешения позвонить. Он привёл меня в ординаторскую. Среди ночи я могла позвонить только Серёже. Доктор не уходил, скорее всего из-за документов и вещей, которые находились в ординаторской.

Но мне это почему-то не мешало. Мне было приятно, что я могу позвонить среди ночи мужчине, как будто это добавляло мне значимости в своих глазах и в глазах доктора. Я не настолько себя плохо чувствовала, чтобы мне было безразлично внимание привлекательного мужчины.

Серёжа взял трубку. Я разговаривала с ним очень эмоционально, и как будто вошла в роль. В таком состоянии, я имела право на заботу. У меня было какое-то внутреннее разрешение её требовать.

Я требовала, чтобы он немедленно приехал, привёз мне вещи и деньги на первое время.

- Как я тут буду ночевать в рабочей одежде! - с возмущением говорила я на повышенных тонах. А под конец разговора практически истерила, что было мне очень не свойственно.

Серёжа пообещал немедленно выехать, а доктор отнёсся к этому спокойно. Как будто соглашаясь с тем, что я имею право на истерику в такой ситуации. И я быстро успокоилась. Мне даже понравился этот приступ истерики, я почувствовала в себе новые грани, которые были связаны с особенностями моей женской психики.

Несмотря на середину ночи, Серёжа приехал быстро. Привёз мне еды, немного денег, тапочки и шёлковый домашний халатик в леопардовую раскраску. Я удивилась, думала, что он притащит мне свои футболки и штаны.

Но расспрашивать о происхождении леопардового халатика не стала. Он настолько меня позабавил, что я даже не стала задумываться, откуда он его откопал.

А потом на меня накатила сильная усталость. Серёжа не стал задерживаться. Я была так рада возможности отдохнуть, и после капельницы умиротворённая заснула.

Глава 2. День второй.

Эпигаф. Каждая женщина имеет право на истерику.


Следующий день не был так отзывчив к моим нуждам.

Сначала я узнала, что Добров был дежурным врачом, и он из другого отделения, а мой лечащий врач совершенно другой человек. Роман Анатольевич не был злым, эта категория людей характеризуется словом «умник». Очки, характер, манеры всё говорило об этом состоянии души.
Это само по себе не было для меня поводом для конфликта, обычно я умела договариваться с такими людьми в рамках деловито-дружеских отношений. Но я расстроилась, что он будет вместо Доброва.

Роман Анатольевич назначил мне вполне разумные анализы и исследования. А вот зачем он продолжил назначение двух антибиотиков внутривенно до результатов анализов, мне было не понятно. К тому же у меня был существенный пробел в практических знаниях об эффективности антибиотиков и особенностях их предварительного назначения. Да ещё сформировалось сомнительное близкое к негативному отношение к антибиотикам, после изучения восточной медицины и фтизиатрии.

Я была крайне озадачена предстоящей мне капельницей с двумя антибиотиками, и очень хотела разъяснений.

Вместо разъяснений у меня случился скандал с медсестрой, которая сначала раскомандовалась, а потом мне нагрубила.

Я ведь уже успела почувствовать себя врачом, и вкусить удовольствие от того, что мне подчиняются. А тут какая-то медсестра, даже не фельдшер, себя так ведёт! Я раскричалась, некрасиво раскричалась, и как-то сразу почувствовала, что атмосфера вокруг меня стала недоброжелательной.

Но тут сообщили, что мной интересуется Заведующий скорой помощи, и пригласили к телефону. В моей голове появились фантазии о заботливом папочке с эротическим оттенком. И хотя отеческие нотки в голосе заведующего были, но кроме них были ещё и угрожающие, и предупреждающие. Чтобы я там долго не задерживалась и не подводила коллег. У него, похоже, была фобия на больничные. Этот разговор сильно охладил мои фантазии.

А ещё была бабка, за которой нужно было ухаживать. Я позвонила хозяйке, сообщила, что я в больнице. Она, конечно же, не обрадовалась. И болезнь уже всё меньше казалась возможностью отдохнуть. К тому времени как лечащий доктор пришёл меня осмотреть, мое состояние стало напряжённым и взвинченным,.

Осмотр я перенесла довольно спокойно, и как-то легко вошла в отрешённое состояние во время этой пикантной процедуры. После этого перешла к расспросам относительно назначений, особенно антибиотиков. Конфликт затаился до этого момента. Роман Анатольевич почему-то очень резко отреагировал на мои вопросы. Его ещё хватило на то, чтобы обосновать кровоостанавливающие и гормональные препараты. На антибиотиках же доктор стал очень раздражённым, и вразумительного ответа я не получила. А получила раздражительное к себе отношение.

В ответ на это я опять отреагировала истерическим припадком. Вообще истерики мне были не свойственны. И если с Добровым и Серёжей такое поведение моей психики быстро и безболезненно прошло, наверное, из-за спокойного и в целом положительного ко мне отношения, то с Романом Анатольевичем приступ развернулся по-другому.

Я сначала раскричалась, потом расплакалась, потом почувствовала себя неадекватной и никак не могла успокоиться. До тех пор, пока приступ не случился у Романа Анатольевича.

Он, оказывается, плохо переносил истерики. В ответ на такую его слабость, внешнее проявление моей истерики прекратилось. Хотя внутри я не могла успокоиться, снять внутреннее напряжение и расслабиться. И доверительных отношений с лечащим врачом у меня не сложилось.

Я попросила корвалола с валидолом, мне их тут же выдали. После приличной дозы медикаментов, я успокоилась, порадовавшись, что хоть эти лекарства так быстро помогают.

А от приёма антибиотиков отказалась, до получения результатов исследования, или пока доктор не обоснует мне целесообразность их назначения. Так что капельницы мне не ставили, и со скандальной медсестрой я не пересекалась.

Глава 3. Скоропостижный уход из отделения.

Денег, которые дал мне Серёжа, хватило на то, чтобы сделать необходимые исследования. К чему я добросовестно приступила. По результатам этих исследований грозных катастроф, вроде внематочной беременности, разрыва маточной трубы или яичника не было.

Следующие два абзаца для врачей. Обнаружились кистозно изменённые яичники с утолщённой стенкой. Утолщённая стенка яичника и субфебрильная температура, которая была у меня первые дни, анализы крови, говорила о признаках воспаления. Но почему-то Роман Анатольевич не выставлял мне диагноз воспаление яичников, а только лишь нарушение менструального цикла.

У нас с ним разгорелся спор ещё и на этот счёт. То есть, Роман Анатольевич не привёл мне других объяснений, кроме того, что воспаление яичников клинически протекало по-другому в тех случаях, которые он лечил.Он кстати был молодым доктором.И я тоже, а то бы я поставила вопрос о том, что его личный опыт может быть весьма ограниченным.

Но антибиотики, которые призваны справляться с воспалением и инфекцией, он не отменял.
- Зачем же мне антибиотики, если у меня нет воспаления? – вопрошала я.

В ответ доктор лишь злился, и совершенно не принимал моей настойчивости и стремления к обоснованности. Единственное на чём мы с ним сошлись это на приёме гормональных и кровоостанавливающих препаратов. Ведь кровотечение продолжалось, и было очень обильным.

В этот день приехал навестить больную, то есть меня Сергей. Когда я его увидела, то тут же почувствовала, как же меня здесь не любят,не уважают, не понимают и обижают. Я отвела душу и нажаловалась ему по полной программе.
Серёжа решительно заявил, что забирает меня отсюда. Мне так это понравилось, что чертовски захотелось тут же уехать к нему. Я ведь проводила с ним гораздо меньше времени, чем хотела. И я совсем не хотела этих нелепых сражений с гинекологическим отделением, когда я так нуждалась в помощи.

Нужно было решить вопрос с больничным. Я отправилась к Роману Анатольевичу, выяснять, как мне покинуть больницу и остаться на больничном.
Доктор возмущался моим решением, но где-то ему было легче от того, что отделение покинет конфликтный пациент. Он отправил меня в поликлинику, где «со скрипом» выписали больничный.

По дороге, мы заехали к бабке забрать кое-какие мои вещи. Я не стала ставить хозяйку в известность, что меня выписали из больницы. Слишком страшно мне было полностью положиться на Серёжу.

Но я была очень рада поехать лечиться к мужчине, который мне нравиться, и проводить с ним больше времени.

Глава 4. Стационар на дому у Серёжи.

По началу, я очень радовалась возможностью побыть с Серёжей. Я так по нему изголодалась, что мы даже занимались сексом, не смотря на продолжавшееся у меня маточное кровотечение.

Он вёл себя заботливо, старался, даже слишком. Готовил, ухаживал за мной и с надеждой ждал вестей об окончании кровотечения.

Я привезла с собой медикаменты, на которых сошлась с Романом Анатольевичем, к ним ещё прикупила трав, которые благоприятно влияли на женскую репродуктивную систему.
Но кровотечение не прекращалось, и я испытывала за это вину перед Серёжей, и страх за себя.

Это вылилось в попытки компенсировать и хоть как-то порадовать его и себя, хотя бы сексом, хотя бы руками. Мне и самой это было нужно, из-за чувственного голода. Я облизывала, обцеловывала и липла к Сергею из последних сил.

- Зачем ты со мной так мучаешься? - спросил он после такого секса, с какой-то обидой в голосе. И хотя в его словах я не чувствовала притворства и обмана, но его напряжённый член, тоже меня не обманывал.

Я промолчала, как это за мной обычно водилось в то время. А Серёжа стал спать со мной одетым в белой футболке и плавках.
Как прекрасны белые футболки на мужчине, который тебе нравится, и с которым ты спишь! И какое же это мучение не иметь возможности заняться с ним сексом!

Я пыталась обратиться за помощью к нетрадиционной медицине. Точнее к знакомой - мастеру рейки третьего уровня, которая была мне почти подругой. Во всяком случае, я её любила, и чувствовала в ней что-то близкое. Позвонила и рассказала ей о своём заболевании.
Она меня «успокоила»:
- Кровотечение - это значит уходит жизненная энергия, - и существенного ничего к этому не добавила. Больше я ей не звонила.

Да и не до звонков мне было. Теперь истерики начались у Серёжи, и не только из-за меня.

Соседка подкидывала ему под двери всякие неприятные вещи. Наверное, он с ней раньше спал, а потом перестал. От этой догадки ревности я не почувствовала. Серёжа был со мной, да и сил ревновать у меня не было.

А вот Серёжа реагировал на подброшенные вещи очень остро. Это его оскорбляло и унижало. Он, видимо, хотел её побить, но опасался снова попасть в тюрьму. И его душил гнев, который не находил выхода. Серёжа часто смотрел с тоской на решётки на своём окне (он жил на первом этаже), поставив ногу на батарею, а потом сильно напивался.

Если первый раз, когда я увидела его в таком опьянении я убежала, то теперь бежать мне было не куда. Я долго переживала отчаяние, а под утро уснула.
На следующий день ему было стыдно.
- Делай со мной, что хочешь, - предложил он мне. Я не знала, что с ним делать. Он пошёл сам обливаться холодной водой, и довольно быстро протрезвел.

В эти дни Серёжа не работал, даже подработки у него не было. Он мог целиком уделить мне своё болезненное внимание.

А кровотечение всё не прекращалось. Я слабела, и почти весь день лежала. Тем временем срок больничного подходил к концу.

После того, как Серёжа напился во второй раз, мне захотелось назад в больницу. Одной храбрости и чувств для решения проблем оказалось недостаточно.
На следующее утро я сама окунала похмельного Серёжу за волосы в холодную воду. Из последних своих сил, которые мне придавал гнев. И не смотря на его очередное раскаяние, моё решение ехать в больницу крепло.

Я боялась даже не столько заболевания, сколько потерять работу, уж больно сильно хотела работать на скорой помощи и оставаться в Донецке. Моя личность нуждалась в профессиональном самоутверждении, да и интерес к экстремальной профессии не успели насытиться.

Серёжа меня не понимал и злился. А я не понимала его злости, ведь не он же болеет. Я думала, что это очевидно, что мне нужно сохранить здоровье и работу.

А Серёжа злился всё больше. Тогда я не умела выяснять причины. Для меня он был не предсказуемым человеком, а его поведение не объяснимым. Я собрала вещи.

Наступил вечер. Мы так сильно начали спорить, что я не хотела дожидаться утра, а собиралась вызвать скорую помощь немедленно.

И тут Серёжа схватил меня за горло, сказал, что не отпустит в больницу. Меня уже хватали за горло! Нашёл чем меня испугать! Или задержать. Вот как-то чувство страха меня не посетило от того, что мужчина, который мне нравится, попытался меня удержать. Пусть даже, ухватив за горло.

В этом было столько чувства и отчаяния, я была ему нужна, а мне нужно было это чувствовать . У меня не осталось никакой ярости и страха, я успокоилась, разделась и легла с ним спать. Он мне нравился, и я не собиралась с ним расставаться.

Но терять работу я тоже не собиралась. Утром встала, оделась и снова стала собираться с силами, чтобы поехать в больницу.

Серёжа поднялся вместе со мной, долго умывался, и не очень хорошо вытерся после этого. Капельки воды стекали по его посвежевшему лицу. На этот раз он меня не хватал. А смотрел на меня с такой тоской и просьбой.

Интересно, что-нибудь изменилось, если бы я сказала, что не бросаю его? Возможно, это было очевидно для одной меня. А возможно ничего и не изменилось бы.
В тот момент я просто взяла сумки и ушла, мне было не удобно от него звонить на скорую.

Сначала я думала добраться до больницы самостоятельно. Но в центе города я почувствовала такую слабость, что чуть не потеряла сознание и решила вызвать скорую по таксофону.

Когда зашла в телефонную будку, мне вдруг сильно захотелось позвонить Серёже. Я не знала, что я ему скажу, но не выдержала и набрала его номер. Ничего говорить не пришлось, трубку никто не поднял. Мне охватила тревога, но возвращаться и разбираться, что случилось, сил уже не было. Я вызвала скорую помощь.

Глава 5. Возвращение блудной пациентки.

Сотрудники скорой помощи приехали незнакомые, они равнодушно отвезли меня в больницу. В поликлинике стрёмной пациенткой заниматься не захотели, а вернули Роману Анатольевичу.

Он меня удивил. Медсёстры язвительно отзывались о моём возвращении, а доктор сказал:
- Оставьте человека в покое, ей нужно отдохнуть.

Оказывается, в нём была человечность, и я успокоенная уснула.
Роман Анатольевич не стал больше настаивать на своих рекомендациях:
- Вы доктор, решайте сами как вам лечиться, - сказал он мне.
Мне было не по себе от этого. Ведь, я не доверяла не столько Роману Анатольевичу, сколько медицине в целом, и как прояснить и разрулить этот конфликт не знала.
Антибиотики по прежнему не принимала, а продолжала прежнее лечение. И надеялась, что мой молодой организм справится с болезнью в спокойной обстановке, без Серёжиных запоев и ожиданий.

Обстановка вокруг некоторое время действительно была спокойной. В палате я была одна, и уколы мне делала спокойная медсестра, которая меня просто поразила, своим подходом к пациентке медработнику, то есть мне.

В первый раз, когда я пришла к ней на инъекции, рядом находилась "скандальная" медсестра. Она зашла по какому-то делу, и отвесила язвительный намёк в мой адрес. На что "спокойная" медсестра совершенно невозмутимо и бесстрастно ответила:

- Доктор лучше знает, как ей лечиться.
В дальнейшем она мне неперечила, и давала всё испытать что называется на своей шкуре.

Вскоре в моей палате появились соседки, но они особо не мешали. Одна мне даже очень понравилась - юная шестнадцати-семнадцати летняя девушка, которую госпитализировали с воспалением яичников.

Она была очень похожа на моего любимого мальчика с восточных единоборств внешностью и манерами. Только она была девочкой, и в отличие от него не "разводила понты" и вела себя просто.

Я просто глаз с неё не сводила, так сильно она напоминала Вадима. Боковым зрением я наблюдала за поведением этой девушки, и прислушивалась к её рассказам, которые та излагала второй соседке.Мне почему-то частенько бывало легче слушать, когда рассказывают кому-то, а не напрямую мне.

Эта девушка была из состоятельной семьи. Но любила и жила половой жизнью с каким-то бедным скульптором втайне от родителей. Из-за этого у неё в семье был конфликт, который сильно обострился, когда родители узнали, что она не девственница. Отец девушки даже пугал скульптора ружьём. Боевик прямо какой-то.

У девушки или юной женщины после этого случился аднексит (воспаление яичников), с очень сильными болями и без кровотечения, в отличие от клиники моего заболевания.

В то время, как юная женщина претерпевала сильные муки. Её возлюбленный морозился. Вполне возможно,что из-за отцовского ружья.

- Да рыцарей, готовых рисковать своей шкурой из-за любви становится всё меньше,- думала я про себя.
И очень ей сочувствовала, Серёжа тоже морозился, я уже устала бегать к таксофону и звонить ему в течение нескольких дней.

Ответа не было. Скорее всего у него был запой. И мой «рыцарь» пал в неравном бою с «зелёным змием». Но это потом до меня дошло, а тогда я не знала, что и думать, и периодически впадала в отчаяние.

Глава 6. Поддержка.

Я нуждалась в помощи и поддержке и искала их.

Позвонила родителям. Они даже приехали ко мне в больницу в Донецк вдвоём. Обычно приезжала одна мама. Привезли деньги. Мама плакала, папа делал вид, что он не такой чувствительный. Но я знала, что он просто не любит обременять окружающих своим беспокойством.

Сначала они ушли, а потом вернулись с курицей гриль, которую купили по дороге к маршрутке. У мамы обострялись чувства и заботливость, когда я болела. Папа в это период своей жизни не возмущался такой сентиментальностью. Но родительская забота была без излишеств, в мою донецкую жизнь они не вмешивались, а вручили курицу и уехали.

Серёжа по-прежнему не отвечал на звонки.

Тогда я позвонила Роме. Из всех мужчин только его я готова была видеть в таком своём нуждающемся состоянии.

Он приехал, в тот же день. А я была повеселевшая, после недавнего посещения родителей. Рома привёз еды и красивое нижнее бельё. Это меня ещё больше развеселило.

Наверное, я не выглядела серьёзно больной. Потому что Рома заговорил про свои сексуальные фантазии, в одной из которых был секс в больнице.

Я продолжала улыбаться, в конце концов, он называл меня сексуальной подругой. С одной стороны мне было не до секса, но с другой, нравилось, что я навеваю ему такие мысли.

Но откровенно и по душам мы не поговорили. О своей жизни я не стала рассказывать, ведь я привязалась к Серёже, и мне было не удобно касаться животрепещущих интимных тем.

А наши с Ромой отношения упирались в конфликт, с которым мы не умели обращаться. Мы так и не обсудили враньё моей подруги, и мстительность Ромы.

Я его проводила до выхода из больницы, спокойно и молча. И была очень рада, что он приехал, и не оставил меня в сложной ситуации.

Глава 7. Ещё поддержки!

А кровотечение всё не прекращалось, у меня нарастала тревога.

ТОгда я стала искать поддержки в книгах - месяц назад закончила читать книгу из буддийской литературы «Естественное освобождение» Падмасабхавы , которую брала у Дарьи.

Когда я читала эту книгу, у меня возникали такие интересные переживания, я понимала, о чём там писалось. Книга напоминала о чём–то очень знакомом, а состояния, которые при этом возникали в сознании, мне очень нравились, и как будто приоткрывали дверь из этого мира страдания во что-то гораздо лучшее.

Перед тем как я заболела, мой знакомый буддист дал мне один из томов «Ламрим» (книги по философии буддизма). Я надеялась на такую же поддержку и от этой книги. В этом томе «Ламрим» было красочное описание адов.
Вообще-то, изображения и описания адов иногда притягивали моё любопытное внимание. Но я думала, что расписыванием адов в основном занимаются в христианстве, которое не было для меня авторитетным. А тут оказывается в буддизме тоже этим увлекаются, и я узнаю об этом в такой момент!

Моё буйное воображение тут же оживило все эти описания.

От такой «поддержки» у меня началась самая настоящая паника, и я остро стала чувствовать страх смерти. И страх распределения в одно из описанных адских мест. Мой предатель-ум подкидывал «прегрешения», и меня затянуло в нисходящую спираль паники.

От отчаяния я позвонила буддийской монахине Почтенной, и попросила привезти в больницу лекарства, которые она готовила. Не то чтобы меня не отпускали из больницы, просто всё это время я чувствовала сильную слабость, и не могла долго стоять или ходить, и далеко от больницы не отходила.

Я слышала, что Почтенная иногда привозила сама лекарства покупателям. Кроме лекарств я очень хотела с ней поговорить, особенно о «страхе смерти» и "страхе попасть в ад". И мне было нужно «отпущение грехов».

Она сказала, что приедет. А ночью мне приснился огромный змей, который как бы состоял из улиц Донецка. Точнее улицы Донецка приняли форму огромного змея, который смотрел на меня в упор.

Я стояла перед этим змеем очень маленькая. И чувство, которое у меня возникло скорее было растерянностью, чем страхом. Взгляд змея вначале изучающий, сменился на недоумение, и удивление, - кто и зачем его тут беспокоит? Возможно, он мог бы прихлопнуть меня за это, но, то ли не стал утруждаться, то ли ему было не до меня. Змей отвернулся и снова превратился в улицы Донецка.

А на следующий день пришла Почтенная. Она принесла не только лекарства, но и суп в баночке. Она иногда была трогательно заботлива, особенно в том, чтобы накормить. Суп мне показался очень вкусным, Ещё бы ведь за время пребывания в больнице я не ела первые блюда, там их не готовили.

Но самое главное, я смогла поговорить о своём страхе смерти с человеком, который понимал эту проблему.

Я расслабилась, и рассказала и о страхе смерти,и страхе попасть в ад. Почтенная не стала со мной спорить и доказывать, что я ещё слишком молода, чтобы умирать. И выискивать мои «грехи» тоже не стала.

Она сказала, что не так уж важно, как долго ты живёшь, и что ты там сделал или не сделал. А важно, в каком состоянии умираешь.

Эти её слава подкреплялись опытом в практике «Бренности», а опыт есть опыт. В своей сложной, шаткой и тревожной ситуации я почувствовала спокойствие и состояние наполненное теплом и золотистым светом. В эту ночь я очень хорошо спала.
Утром, расчесываясь перед зеркалом, я радовалась играющему на моём лице румянцу.

А «Ламрим» больше не читала

Глава 8. Женские судьбы

- За сколько можно вылечить это заболевание?
- За неделю.
- А за месяц можно?
- Ну, если сильно постараться.
(немного изменённая цитата из фильма «Формула любви»)

Кровотечение всё не проходило.

У меня в палате уже поменялись соседки. Одна из новых соседок худенькая общительная женщина с короткой стрижкой и пшеничного цвета волосами работала медсестрой в лаборатории, и в больницу легла на аборт.

Эта новая соседка обожала Романа Анатольевича, и называла его всякими ласковыми словами в его отсутствие. А в его присутствии смотрела на него дружелюбно и с уважением. Роман Анатольевич от этого расцветал, менялся прямо на глазах и говорил разумные вещи. Глупым человеком он явно не был.

Но больше внимания у новой соседки отнимал аборт, который вызывал у неё большую растерянность, мягко говоря. Это было в её жизни впервые.

После аборта она долго спала. А когда проснулась, стала общаться с медсестрой из отделения, которая ставила ей капельницу, и с которой они были знакомы.

- Так просто и нет ребёнка, - говорила новая соседка.
- Как же ты забеременела? – спрашивала медсестра-подруга.
- Таблетки противозачаточные плохо помогают. Они вообще очень плохо помогают, когда лежат на полке не использованные, - новая соседка часто шутила.

У неё был муж и трёхлетний сын. Они жили в однокомнатной квартире. Муж зарабатывал не много.

- Куда ж нам второго? – с горечью говорила она, уже второй соседке по нашей палате. О себе молодая женщина говорила, что в семье она лидер, а муж большой ребёнок. Мысль об этом, по-видимому, придавала ей уверенности.

Потом молодая женщина вспомнила своего первого ребёнка. Наверное, чтобы заглушить чувство вины или потери. А может просто вспомнила, как кормила его грудью целых два года. Я впервые слышала, что можно кормить ребёнка так долго. Она рассказывала, что мальчик так хотел кормиться грудью, что разрывал на ней одежду, так что даже пуговицы отлетали.

Соседка иллюстрировала рассказ жестами и телодвижениями, получалось очень выразительно и эротично. Даже очень темпераментные мужчины не часто вели себя столь страстно. Я внимательно её слушала, не так часто можно было заглянуть в чью-то семейную жизнь.

Но на следующий день новая соседка выписалась. И я больше её не видела.