Оливия потянулась, не открывая глаз, и нащупала на тумбочке смартфон. Экран вспыхнул, высветив 23:47. «Ещё рано», — подумала она, укладываясь поудобнее. В комнате царила привычная полутьма, лишь ночник отбрасывал мягкий свет на стопку книг о средневековье у изголовья. Последний взгляд на иллюстрацию рыцарского турнира — и веки сомкнулись.
Сон пришёл мгновенно, как всегда. Но на этот раз он был… иным.
Холод пронзил тело, будто кто‑то сдёрнул одеяло. Оливия вздрогнула, распахнула глаза — и замерла.
Вместо бежевых стен её спальни — грубые каменные блоки, покрытые паутиной трещин. Вместо современного светильника — тусклый свет лучины в железном держателе. Вместо мягкого матраса — жёсткая соломенная подстилка под тонким шерстяным покрывалом.
Она села, сжимая в руках ткань, которая явно не была её пижамой. Длинная льняная рубаха до щиколоток, грубоватая на ощупь.
«Это сон», — мысленно повторила Оливия, щипая себя за руку. Боль была настоящей.
Тишина разорвалась криками и топотом ног за дверью. Голоса — незнакомые, речь — будто из исторических фильмов, но без субтитров. Сердце заколотилось.
Оливия спустила ноги на пол. Камень холодил ступни. Пошатываясь, она подошла к узкому окну без стекла. За ним — двор замка: каменные стены, деревянные постройки, люди в длинных одеждах, несущие вёдра и корзины. Вдалеке — шпиль башни, пронзающий серое утреннее небо.
«Нет. Нет. Нет».
Она рванула к двери, распахнула её — и тут же оказалась в потоке суеты. Мимо пронеслись две девушки в похожих льняных рубахах, неся охапки белья.
— Что встала? Дел больше нет?! — рявкнула одна, едва не сбив Оливию с ног.
— Я… я не понимаю… — пролепетала она, но её уже не слушали.
По коридору, вымощенному булыжником, сновали люди: мужчины с вёдрами, женщины с метлами, мальчишки с связками дров. Все двигались с такой уверенностью, будто этот мир был для них родным.
Оливия прижалась к стене, пытаясь собраться с мыслями. «Это не сон. Это не шутка. Это… реально».
— Ты ещё здесь?!
Голос, резкий как хлыст, заставил её вздрогнуть. По коридору, раздвигая слуг широким подолом чёрного платья, шла женщина. Лет пятидесяти, тучная, с жёстким лицом и глазами, словно два осколка сланца. Её чепец был накрахмален до хруста, а руки, сжатые в кулаки, выдавали нетерпение.
— Я… я не знаю, что делать… — прошептала Оливия.
— Не знаешь? — Женщина остановилась в шаге от неё, скрестив руки на груди. — Тогда слушай. Имя — Оливия, так?
— Да… — Оливия удивилась, что её знают.
— Мисс Греттхем. Старшая по прислуге. — Она произнесла это так, будто титул должен был внушать трепет. — Ты проспала подъём. Опять.
— Я не…
— Никаких «не»! — Мисс Греттхем сунула ей в руки свёрток из грубой ткани. — Чистая рубаха. Переодевайся. Кухня ждёт. И если к полудню котлы не будут блестеть, пеняй на себя.
Оливия инстинктивно сжала ткань. Запах — дым, пот, кисловатый дух несвежей пищи — ударил в нос.
— Но я…
— Вопросы задаёшь после работы. — Мисс Греттхем уже разворачивалась, чтобы уйти, но на мгновение замерла. — И запомни: здесь нет «я». Есть «мы». И твоё «я» начинается и заканчивается работой.
Она исчезла в вихре юбок, оставив Оливию одну посреди хаоса.
Руки дрожали. Оливия развернула свёрток: ещё одна льняная рубаха, на этот раз белоснежная, и грубый фартук. Переодеваться здесь? При всех?
Но выбора не было. Она стянула ночную рубаху, натянула новую, завязала фартук. Ткань царапала кожу, запах пота и жира проникал в ноздри.
«Кухня. Нужно найти кухню».
Она двинулась вперёд, следуя за потоком слуг. Коридоры петляли, лестницы вели вниз, в гулкую темноту. Где‑то хлопали двери, где‑то звенела посуда. Наконец, запах пищи стал невыносимым — кислым, жирным, пряным.
Дверь распахнулась, и Оливия оказалась в огромном помещении. Огонь в очаге пылал, как живое существо. Над котлами поднимался пар, женщины в фартуках резали овощи, мужчины носили дрова. В воздухе висел гул: крики, стук ножей, шипение жира.
— Ты! — Одна из женщин, с красными от жара щеками, ткнула в неё пальцем. — Котлы! Щётка там!
Оливия обернулась. У стены стояла корзина с жёсткими щётками и ведрами. Она взяла одну, подошла к огромному чугунному котлу, ещё тёплому от вчерашнего ужина.
Щётка царапала пальцы. Вода была ледяной. Пар обжигал лицо.
«Это не сон».
Она начала тереть, снова и снова, пока руки не заныли, а мысли не слились в один бесконечный вопрос:
«Как я здесь оказалась? Неужели это и есть моя «сказка»?»
.
.
.
p.s. Добавляйте книгу к себе , чтобы не пропустить выход новых глав
Это моя первая книга , буду рада вашей активности и поддержке ❤️
Оливия вернулась в свою крохотную комнату без сил. Целый день она исполняла поручения всех подряд и едва держалась на ногах. Тусклый свет единственной свечи едва пробивался сквозь полумрак, когда она переступила порог.
В комнате кто‑то был. У стола, склонившись над куском ткани, сидела девушка. Она осторожно вводила иглу в материю, пытаясь зашить платье. Заметив Оливию, незнакомка подняла глаза — и на её лице появилась усталая, но искренняя улыбка.
— Привет, я Сара, — тихо произнесла она, не отрываясь от шитья.
Оливия замерла на пороге. После бесконечного дня унижений и беготни это простое приветствие прозвучало как глоток свежего воздуха. Никто за всё время не удосужился даже взглянуть на неё с добротой — а эта девушка улыбнулась.
Собрав последние силы, Оливия сделала несколько шагов вперёд и опустилась на край кровати.
— Я… Я Оливия … я хотела бы поговорить, — голос звучал хрипло от усталости. — Ты… ты видела меня раньше? Знаешь, где мы находимся?
Сара отложила шитьё, внимательно посмотрела на Оливию. В её взгляде не было ни насмешки, ни высокомерия — только спокойное внимание.
— Нет, не видела. Я здесь всего третий день. Но, судя по твоему виду, день выдался не из лёгких.
Оливия невольно усмехнулась.
— Ты даже не представляешь… Я не слуга, понимаешь? Я не должна была оказаться здесь. Всё это — огромная ошибка.
Сара молча кивнула, словно эти слова ничего для неё не значили — или значили слишком многое. Она пододвинула свечу ближе, чтобы лучше видеть работу, и снова взялась за иглу.
— Ошибки случаются, — произнесла она наконец. — Иногда они ведут нас туда, где мы должны быть.
Оливия хотела возразить, объяснить, что это не её место, что она должна вернуться домой, но слова застряли в горле. Усталость навалилась с новой силой, а в душе зашевелилось странное чувство: может быть, хоть на эту ночь ей стоит просто принять то, что есть?
Молчание не тяготило. Свеча мерцала, отбрасывая причудливые тени на стены, а за окном царила глубокая ночь. Две девушки, случайно встретившиеся в этой тесной комнате, вдруг почувствовали, что одиночество отступает — хотя бы ненадолго.
Сон и пробуждение наступили так быстро, что Оливия даже не поняла, спала ли она сегодня. Было раннее утро, в комнате был тусклый свет из маленького окна. За дверью почти не слышно слуг. Значит, сейчас ранее утро.
Оливия приподнялась на локте и заметила, что Сара тоже не спит. В утреннем свете, пробивавшемся сквозь узкое окно, черты девушки казались ещё более тонкими и измождёнными.
— Сара, — тихо окликнула она, — можешь рассказать мне… ну, всё? Где мы? Кто здесь главный? И как ты сюда попала?
Сара замерла, держа в руках гребень. На мгновение её пальцы сжались чуть сильнее, но затем она мягко улыбнулась и опустилась на край кровати напротив Оливии.
— Здесь много всего, что трудно объяснить за раз, — начала она негромко. — Это замок короля Эдмунда и двух его любимых сыновей. Большинство из нас — слуги. Кто‑то родился в этих землях, кто‑то пришёл сам, кого‑то привезли…
Она замолчала, словно взвешивая каждое следующее слово.
— Я из деревни за холмами. Отец заболел, а младшие братья и сёстры… их нужно кормить. Я сама пришла сюда и надеюсь, через пару лет смогу вернуться домой.
Оливия невольно ахнула.
— Сама? Но ведь… это же почти рабство!
— Не совсем, — покачала головой Сара. — Здесь кормят, дают кров. И если выдержишь срок, получишь немного денег. Для моей семьи это шанс.
В её голосе не было ни горечи, ни обиды — лишь спокойная решимость. Оливия вдруг почувствовала укол стыда за свои вчерашние мысли о «ошибке» и «не своём месте».
— А остальные? — спросила она, стараясь смягчить тон. — Кто ещё здесь работает?
— Разные люди. На кухне — Марта, она строгая, но справедливая. В прачечной — три сестры, они почти не разговаривают с новенькими. В покоях леди Изабеллы , вдовствующей сестры короля, служат две девушки, но с ними лучше не связываться — любят ябедничать. Та, кого ты видела вчера утром-Мисс Греттхем. Думаю, ты поняла, что она отвечает за всех слуг и лучше не попадаться ей на глаза.
Сара говорила неторопливо, словно рисовала словами карту этого незнакомого мира.
— Главное правило — не привлекать лишнего внимания. Выполняй свои обязанности, не спорь со старшими слугами, и всё будет… терпимо.
— А ты… ты не боишься? — вырвалось у Оливии. — Не хочешь сбежать, вернуться к родным?
Сара задумчиво провела пальцем по краю простыни.
— Боюсь. И хочу. Но пока не могу. У меня есть цель. А у тебя?
Вопрос повис в воздухе. Оливия открыла рот, чтобы ответить, но вдруг осознала — она и сама не знала, что сказать. Какая у неё цель? Вернуться домой? Но как? И что ждёт её там?
За окном послышались первые звуки пробуждающегося замка — скрип дверей, приглушённые голоса, стук подносов. Новый день начинался, и у обеих девушек впереди были долгие часы работы.
— Спасибо, — тихо произнесла Оливия. — За то, что рассказала. И за то, что… просто здесь.
Сара кивнула, поднимаясь.
— Нам пора. Но вечером, если сможешь, поговорим ещё. Здесь важно не оставаться одной.
Оливию отправили вынести грязную воду — её следовало вылить на улицу за замком, куда обычно сбрасывали все отходы. Возвращаясь обратно, девушка решила немного осмотреться, пока никто не видит. Незаметно она проскользнула в сад, но вдруг заметила придворных дам, неспешно прогуливавшихся между цветущих кустов. Сердце ёкнуло: встреча с ними могла обернуться суровым наказанием от мисс Греттхем. А ведь задача Оливии заключалась в том, чтобы узнать о жизни дворца, не вызывая подозрений и не навлекая на себя лишних вопросов.
Она поспешила свернуть с главной аллеи — и внезапно буквально врезалась в мужчину. Ведро выскользнуло из рук; несколько капель грязной воды попали на безупречно чистые сапоги незнакомца и на подол её платья. Платье, конечно, не представляло никакой ценности, но эти сапоги… «Боже, что со мной сейчас будет…» — пронеслось в голове Оливии.
Робко подняв взгляд, она увидела красивого, статного мужчину с тёмными волосами и глазами, голубыми как небо. Каждая черта его лица, каждый жест словно кричали: «Я идеален — и я знаю об этом». Он смотрел на Оливию слегка презрительно, с явным недовольством.
— И что тут делает маленькая негодница? Забыла где кухня? — резко произнёс он.
Оливии было безумно стыдно, но, встретившись с ним взглядом, она словно лишилась дара речи. В этих глазах можно было утонуть.
Мужчина тоже замолчал. Он внимательно разглядывал Оливию — её лицо, её простую одежду. Наконец, чуть смягчив тон, произнёс:
— Ладно. Может, ты язык проглотила? Что ты тут делаешь? И, кажется, ты не знакома с дворцовым этикетом? Хорошо, на этот раз я тебя прощаю. Перед тобой принц Эрик, сын короля Эдмунда.
Оливия застыла, словно её тело оцепенело. Ужас, страх, непонимание — всё смешалось в один клубок. «Боже, да я же вообще не слуга! Почему я так себя веду?! Оливия, очнись!!!» — мысленно кричала она, пытаясь собраться с мыслями.
.
.
.
.
.
*Эрик*
Я всё ещё смотрел на неё, пытаясь разгадать тайну, скрытую за этим робким взглядом. Её пальцы нервно перебирали ткань платья — такого простого, но отчего‑то казавшегося на ней… неуместным. Словно это одеяние было лишь маской, скрывающей истинную суть.
«Принц Эрик, сын короля Эдмунда», — повторил я про себя. Да, я произнёс это, чтобы напугать, заставить раскрыться. Но в её глазах не было ни раболепного трепета, ни привычной для прислуги покорности. Только страх — но страх не перед титулом, а перед чем‑то иным.
Что‑то в её облике будило во мне странное беспокойство. Кожа — не грубая, как у тех, кто с детства привык к тяжёлой работе, а гладкая, почти фарфоровая. Руки — тонкие, с длинными пальцами, будто созданные для игры на клавесине, а не для мытья полов. И этот взгляд… В нём читалась не просто растерянность — в нём таилась невысказанная история.
— Ты… — начал я, но замолчал, подбирая слова. Обычно я не тратил время на разговоры с прислугой. Они существовали где‑то на периферии моего мира — бесшумные тени, поддерживающие порядок во дворце. Но эта девушка… Она выбивалась из общего ряда. Её присутствие будто нарушало привычную гармонию пространства, заставляя меня смотреть внимательнее, вслушиваться пристальнее. — Как твоё имя?
Она вздрогнула, словно не ожидала вопроса. Губы дрогнули, прежде чем она прошептала:
— Оливия.
Оливия. Простое имя, но в её исполнении оно прозвучало как‑то особенно. В нём слышалась тихая мелодия, будто отдалённый звон хрустальных колокольчиков. Я мысленно повторил его, ощущая, как оно ложится на слух: «Оливия…»
Я сделал шаг ближе, и она отступила, едва не споткнувшись о край опрокинутого ведра. В этом движении было что‑то… не от прислуги. Не от той, кто с детства привык кланяться и извиняться. В её жесте читалась природная грация, словно она по привычке стремилась сохранить достоинство даже в самой неловкой ситуации.
— Оливия, — произнёс я. — Ты давно здесь?
Она кивнула, но взгляд скользнул в сторону, избегая моего. Лжёт? Или просто боится сказать правду? В её глазах мелькнуло что‑то неуловимое — тень воспоминания, возможно, сожаления.
В голове роились вопросы. Кто она на самом деле? Почему ведёт себя так странно? Почему её движения выдают благородство, которого не должно быть у простой служанки? И почему меня так тянет разгадать её тайну?
Я оглядел её внимательнее. Платье, хоть и простое, было аккуратно сшито — не то бесформенное рубище, которое обычно носят прислуги. Волосы, несмотря на беспорядок, блестели здоровым блеском, а кожа сохраняла нежный оттенок, будто девушка редко бывала под палящим солнцем. Всё это противоречило образу обычной служанки.
— Хорошо, — я слегка приподнял подбородок, стараясь вернуть голосу привычную властность. — Сейчас ты подберёшь это ведро и вернёшься на кухню. Но позже… позже я хочу поговорить с тобой. В тронном зале. В шесть. Это приказ.
Я видел, как её глаза расширились от ужаса. Она хотела что‑то сказать, но лишь сглотнула и кивнула. В этом молчании читалась целая буря эмоций — страх, растерянность, возможно, даже отчаяние.
Развернувшись, я направился прочь, но на мгновение задержался, бросив через плечо:
— И приведи себя в порядок. Ты всё‑таки во дворце, а не в свинарнике.
Слова прозвучали резче, чем я хотел, но это было необходимо. Нельзя показывать слабость. Нельзя давать ей понять, что она… заинтересовала меня. Что её тайна будит во мне любопытство, которого я давно не испытывал.
По пути к стрельбищу я всё ещё ощущал на себе её взгляд. И понимал: что‑то в этой истории не сходится. А я ненавижу недосказанность.
Сегодня в шесть я узнаю правду.
Я ускорил шаг, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей. В голове крутились образы: её дрожащие пальцы, испуганный взгляд, едва заметный румянец на щеках. Почему она так на меня действует? Я принц, будущий король — мне не положено интересоваться судьбой каждой служанки. Но Оливия… В ней было нечто, заставлявшее забыть о правилах и приличиях.
«Возможно, она шпионка», — мелькнула тревожная мысль. Во дворце всегда хватало интриг. Но тут же я усмехнулся: какая шпионка станет так неуклюже попадаться на глаза? Нет, тут что‑то другое. Что‑то личное.