Беркут
— Ммм, — невнятно мычит тёлочка у меня в ногах и дёргает головой.
— Ччч, терпи, я почти кончил, — вдавливаюсь головкой ей в горло.
Давится, хрипит, сопит, но я не хочу себя обламывать. Насаживаю её ещё глубже на свой стояк и закатываю глаза, заливая спермой затраханный мною рот. Сглатывает. Хрипло дышит и трёт ладонями горло.
Да ладно. Чего так страдать-то? Я туда и не попал толком. Хотя мог бы. Так что паршивая из неё актриса. Не верю.
Падаю спиной на кровать. Бёдра дрожат после оргазма. Телу кайфово, а внутри всё равно гадко. Наверное, потому что допинг маловат. Мы же только начали развлекаться. У меня вискарь не допит и ещё много всего интересного в арсенале. Наручники, плётки, гондоны с рогами, как у чёрта.
— Зовут тебя как? — лениво спрашиваю у блондинки.
В последнее время я особенно сильно по ним фанатею. Не нажрусь никак. Всё время чего-то не хватает. Ищу, ищу… И вот, опять мимо.
Один из моих друзей, Мишка Тарасов, очень любит сравнивать таких девчонок с фаст-фудом. Ты вроде набиваешь желудок и в моменте тебе даже вкусно, а через полчаса снова голодный. Пустые калории.
Точнее сравнения не придумать. Моя сегодняшняя кукла для секса тоже пустая. Хотя нет. Теперь в ней есть немного моей спермы.
— Лиза, — всё ещё хрипит тёлка.
— Блядь, — закрываю ладонями лицо.
Походу, всё на сегодня, а я вроде как планировал поиграть в эту игрушку до утра.
— Что не так? — негодует она.
— Всё не так. Уходи, — девчонка резко начинает меня раздражать.
— Дима, ты офигел?
Надо же! Даже голос прорезался.
Кстати, не помню, чтобы я представлялся. Ну да хер с ней. Лишь бы не нарывалась. Я ж ебанутый.
— Просто уйди нахуй отсюда! — резко сев, рычу на неё. — Денег дать за минет?
— Козёл! — топает ногой, собирая по полу своё барахло.
— Я не козёл, я — Беркут! — бешусь, глядя на то, как она одевается.
Мне кажется, слишком медленно.
— Слышь, паспорт свой дай.
— Зачем? — округляет глаза.
— Себе оставлю, а тебя в рабство продам, — с серьёзной рожей глотаю вискарь прямо из бутылки. — Не тупи и не беси меня ещё сильнее, тебе не понравится. Просто дай сюда паспорт!
Копается в сумочке, роняет на пол какие-то мелочи. Достаёт, протягивает мне документ в розовой обложке с котиками.
Я сейчас блевану радугой!
Делаю ещё глоток виски, открываю паспорт. Вчитываюсь.
— Ссука, и правда Лиза, — взъерошиваю волосы.
Была крохотная надежда, что где-то меня наебали.
«Ну не виновата же она, что её предки так назвали», — подают голос остатки моей адекватности.
Отсосала неплохо. И если бы не имя, я бы повторил. Ладно. Пусть просто свалит сейчас.
Достаю своё портмоне. Выгребаю наличку. Не считая, вкладываю в паспорт и отдаю девчонке.
— Зачем?
Ааа!!! Да что ж ты тупая-то такая, а?!
— Моральная компенсация, — цежу сквозь зубы и сверкая голой задницей иду искать свои сигареты.
— Я не шлюха, Дима! — ещё и обижается.
— Уходи, — прикурив, холодно смотрю на неё. — Рекомендации потом выдам, если понадобятся.
У меня мобильник дребезжит уже второй час. Я знаю, кто звонит. Намеренно не брал, но сейчас смазываю пальцем зелёную кнопку вверх, чтобы быстрее отделаться от девки.
— Да, отец, — выдыхаю в трубу вместе с дымом.
— Спал, что ли? — спрашивает он.
— Занят был. Очень, — ухмыляюсь, снова затягиваясь.
Открываю форточку, чтобы дым вытягивало из квартиры. Девка всё копается. На ней тряпок-то было всего ничего. Чё так долго?
— Чем же? — любопытствует отец.
— Ты точно хочешь знать подробности? — ухмылка в отражении становится обаятельно-демонической.
Ну вкусный был минет. Тупо отрицать. В меру жёсткий. Чуть позже я развёл бы её на горловой, но она, сука, Лиза!
— Нет, — отец улавливает мои интонации.
— Я так и думал, — тушу сигарету в пепельнице.
— Дим, мне очень надо, чтобы ты приехал. Мать в истерике. Тебя требует.
— Опять? — закрываю глаза. — Найми ей няньку, я заебался отрабатывать!
— Твой Корвет приехал. Такой же синий, как у тебя был. Утром можно поехать, забрать. Дим, мать любит тебя, и ты ей очень нужен. — без паузы, словно покупает меня сейчас этой тачкой.
— Ладно-ладно, приеду, — и я продаюсь с потрохами.
— Отлично, — смеётся родитель. — Ты трезвый, надеюсь?
— Угу, — за каким-то хреном киваю.
А по внутренним ощущениям, как обдолбанный. Вот зачем мне было знать её имя? Это на качество секса никак не влияет. Да и можно было бы снять на ночь брюнетку, рыжую, да хоть зелёную! Этого добра по клубам хоть отбавляй. На любой вкус и цвет, буквально.
Ладно, похуй. Ночь уже испорчена. Душу греет только то, что уже утром у меня будет моя любимая машинка. Прошлую мне разбили. Отец купил новую.
Натягиваю штаны. Нахожу свою футболку на стуле. Забираю в прихожей ключи от арендованной тачки, куртку, и снова закуривая, выхожу в подъезд, заодно выпроваживая тёлку.
Провожаю её до такси. Я сегодня сама галантность.
— Мы ещё увидимся? — пищит она.
— Конечно... Нет! — захлопываю дверь и стучу пару раз ладонью по крыше белого Поло, обклеенного по бортам логотипами Яндекса.
Такси уезжает. Я сажусь во временно свою машину. Музыку выкручиваю на всю. Акустика в ней шикарная. Специально выбирал.
— Всем соседям сладких снов, — скалюсь в лобовое.
Басы долбят мне прямо в грудь. В окнах первых трёх этажей загорается свет. Коварно усмехаясь, газую с места, кожей чувствуя, как они меня сейчас ненавидят. Кайф!
По дороге беру бутылку пива. Большими глотками высасываю, держась за руль одной рукой.
В городе практически пусто. Я бесцельно нарезаю круги, увеличивая градус в крови джин-тоником в ледяной алюминиевой банке. Она аж липнет к пальцам.
— Ну и дрянь, — допиваю и, скривившись, вышвыриваю в окно.
Беркут
Трек к главе — Иван Рейс, Xolidayboy —Тупая
Несу всякую зазубренную наизусть ересь, успокаивая мать. Я люблю её, но иногда не понимаю, на кой хер они с отцом всё ещё вместе. У неё стресс на стрессе из-за постоянной ревности к каждой юбке. А у него... Отец думает, я не знаю, что у него есть женщина на стороне. Недавно появилась. Он просто устал от скандалов дома. Я тоже устал. Потому что меня дёргают вот так среди ночи и тоже ревнуют.
Мамин психоаналитик выкачивает из отца деньги, а эффекта ноль. Только вот я не хочу ни вникать, ни разбираться в отношениях своих родителей. Это не моё дело, но я пока завишу от бабок и связей отца, а он знает, куда надавить, чтобы я приехал, как сегодня с тачкой, потому что дело не столько в ней самой, хотя она охуенна, сколько в цвете. Мне принципиален именно такой синий.
— От тебя пахнет женскими духами, — ворчит мама.
— Спи, — поправляю ей одеяло, словно это она мой ребёнок, а не наоборот.
— Дима, это дешёвый запах, — открывает глаза, внимательно меня рассматривая. — Я знаю. Не обманывайся. Эта девушка тебе не подходит.
Заебись, она делает выводы. Не знает, не видела. По её мнению, мне не подходит никто.
— Мам, спи, я сам разберусь, — цежу сквозь зубы.
Допинга в виде трёхсекундного разговора с Лизой надолго не хватило. Внутри снова ноет, и задница просит приключений. Таких, чтобы дух захватывало и весь город стонал.
— Мой хороший, — высунув руки из-под одеяла, гладит меня по ладони. — Если твой отец уйдёт от нас, ты же останешься со мной?
Вот эту песню я совсем ненавижу. Она далеко за гранью моего понимания.
— Вы вместе уже целую вечность, мам. Ну куда он уйдёт? Просто прекращай уже это всё. Хватит выносить ему мозг. Ни один нормальный мужик такого не вывезет. Я бы свихнулся давно.
— То есть это я виновата, что у него любовница! — дрожат её губы.
— Блядь, мама, хватит! — срывает меня.
Ну не лучшая сегодня ночь для этого. Я не способен выдать нужное количество терпения и сопереживания. Мне тошно и без родительских склок.
— Дима, не смей так со мной говорить! — у мамы округляются глаза.
— Я лучше пойду, — наклоняюсь, целую её в лоб, уперев ладонь в край кровати. — Твоё снотворное скоро подействует.
— Неблагодарный ребёнок, — всхлипывает она, укладываясь обратно на кровать.
— Да я вообще мудак, мам. Что выросло, — развожу руками и, взъерошивая волосы пальцами, выхожу из комнаты.
Спускаюсь на первый этаж. Отец в гостиной говорит с кем-то по телефону. Ловит меня за рукав, взглядом требуя задержаться. Заканчивает.
— Всё, что смог, — отчитываюсь ему. — Мать сейчас будет спать. Я двойную дозу накапал. Минут пять ещё, — прикидываю в голове, — и срубит. Объясни мне, нахер вы живёте вместе, а?! — психую, выдернув у него свой рукав.
— Тон сбавь.
— Да задолбало меня это всё! Ты либо не пались, либо окружи себя мужиками, чтобы мать не истерила.
— Мы живём вместе, потому что семья, — терпеливо отвечает отец.
— Нет, папа. Это иллюзия. Бутафория! Кому она нужна?
Я видел, как выглядит нормальная. Это не про нашу.
— Тебе! — рявкает в ответ родитель. — Тебе нужна семья. Опора, пример. Ты же скатываешься чёрт-те куда, Дима.
— И как пример, пап? — холодно смотрю ему в глаза. — Работает? А с чертями мы дружим, ты же знаешь, — дьявольски улыбаюсь. Отца передёргивает.
Достаю сигареты из кармана. Демонстративно вытаскиваю одну губами и прикуриваю. Склонив голову к правому плечу, выпускаю ему в лицо дым кольцами. Родитель закрывает глаза, медленно вдыхает и выдыхает, чтобы не врезать мне за это прямо сейчас.
— Утром вернусь за тачкой. Спокойной ночи, — затягиваясь, накидываю на голову капюшон и сваливаю из дома, напевая себе под нос:
«Ну какая же ты тупая, тупая
Ну какая же ты тупая…»
Заело!
По дороге снова пью дрянной джин-тоник.
Бросаю тачку у подъезда и поднимаюсь к себе. В квартире тишина и бардак. В моей голове всё ещё крутится заевший трек.
«Она любит танцы
Скоро восемнадцать лет
Любит целоваться
Скоро восемнадцать лет»
Мне тоже хочется целоваться. И танцев. А ещё отключиться от осточертевших семейных разборок, но проклятый алкоголь кружит мне башню. Закрываю глаза, притормаживая вертолёты.
«Спать!» — командую своим демонам. Они у меня ручные, если кормить вовремя.
Отключаюсь до противного писка будильника, стоящего на барной стойке моей студии. Он там специально, чтобы я точно встал.
Накрываю голову подушкой, но эта электронная хрень добивает даже туда.
Отдираю себя от кровати. Шмотки помятые, во рту гадко и сухо. Башка трещит. В кухонном шкафчике нет еды, зато есть аспирин и растворимый кофе. Этот коктейль отлично помогает мне прийти в себя.
Сбрасываю барахло и босиком шлёпаю по тёплому полу в сторону ванной. Бросаю чашку с недопитым кофе в раковину и встаю под холодный душ. Громко матерясь, сокращаюсь всем телом и покрываюсь мурашками. Сердце, охренев от такого сюрприза, начинает бешено колотиться в горле.
Переключаю воду на тёплую. Отлично. Жить буду.
Созваниваюсь с отцом. Как раз перед началом занятий в универе должен успеть встретиться с ним.
Не дожидаясь, когда высохнут волосы, забираю тоскливо валяющийся в углу рюкзак, накидываю куртку и спускаюсь к машине. Под подошвой кроссовок кайфово хрустит снег. Острый морозный воздух режет мои прокуренные лёгкие. Вдыхаю его поглубже. Голова немного кружится, а на языке появляется приятная сладость.
Сажусь за руль. Разминаю шею и грею застоявшийся за ночь движок. В стекло стучит какой-то мужик. Жму на кнопочку, дабы узнать, чего ему надо.
— Слышь, придурок! — начинает он с наезда. — Ещё раз музыку включишь среди ночи, рулить нечем будет. Я тебе все пальцы переломаю!
Илья
За секунду до рывка Беркута, толкаю Лизу в сторону, чтобы не зацепило, и ухожу от кулака, летящего мне в лицо. Перехватываю его руку, но не выворачиваю в болевой. Просто провожу контрприём, оказываясь у Димы за спиной. Фиксирую предплечье, чуть надавив им на кадык, а вторую руку завожу ему подмышку и давлю ладонью на грудь, прижимая друга спиной к себе. Дёргается. Он сильный, но вчера явно бухал. У меня реакция лучше, и я успел его погасить.
— Всё! — рычу Беркуту в ухо.
— Сука, пусти! — пытается вывернуться.
Сильнее давлю на горло. Дышать ему становится труднее и приходится сосредоточиться на этом, а не на том, чтобы дать мне отпор.
— Всё, я сказал, Беркут! Угомонись!
— Пусти, — сипит он.
— Успокоишься, отпущу.
Парни не вмешиваются, девочки притихли. Лиза зло смотрит на Беркута, качает головой, разворачивается и уходит.
— Лиз, — зовёт её Дима. — Блядь, да пусти, Новенький, я успокоился!
Разжимаю руки, он тут же срывается за ней. Ловит за локоть, Лиза выдёргивает у Беркута руку. Я иду помогать, но меня внезапно тормозит Грановский, тупо поймав за капюшон худи и резко дёрнув назад.
— Не лезь, он извиняться пошёл, — поясняет Назар.
Внимательно слежу за ними. Лиза толкает Беркута в плечо, он по инерции делает полшага назад. Снова к ней, порывисто объясняется, она расслабляется и даже улыбается ему.
— Что у тебя с Южной? — спрашивает Грановский.
— Общаемся, — пожав плечами, облокачиваюсь поясницей на перила и тяну из внутреннего кармана куртки пачку сигарет.
— И всё? — хмыкает Назар, прищурив холодные голубые глаза, резко контрастирующие с его тёмными волосами.
— Лиза мне нравится, — обозначаю для него, зная, что Грановский защищает её с детства как сестру.
— Ты же говорил, что не готов к отношениям, — напоминает он.
— Это было четыре месяца назад. Считаешь, я живу в монастыре? — прикуриваю и тяну пламя Ване. Он тоже затягивается. Мишка тоскливо на нас смотрит, снова пытается бросить.
— Очевидно, что нет, — хмыкает Назар. — Надоели элитные шлюхи? — многозначительно ухмыляется, вопросительно приподнимая бровь.
А я искреннее считаю, что это лучше, чем подбирать всякое по клубам. Непонятно, что за дрянь там можно подцепить. Ни одна резинка не спасёт. Отмываться потом вечность, и последствия могут быть ни разу не весёлые. Да и … Ну не готов я был даже к такому! Поэтому да, дорогие, проверенные элитные шлюхи периодически гасят некоторые мои потребности. Откуда об этом знает Грановский, мне насрать. Я ни перед кем не отчитываюсь и тем более не оправдываюсь.
— Какая осведомлённость, — копирую его ухмылку, наблюдая, как Лиза всё ещё разговаривает с Беркутом. — Будем считать, что да. Надоели. Получится у меня что-то с Лизой или нет, пока не знаю. Поэтому мы общаемся. В кино хочу её сводить в выходные.
— Она любит ромкомы двухтысячных, — неожиданно делится Назар. От него это звучит как едва ли не благословение.
— Учту, спасибо, — докурив, отрываюсь от перил и гашу окурок в банке, стоящей здесь вместо пепельницы.
— Новенький, — вот уж навечно прилипло, — обидишь Лизу, я тебя у своего отца во дворе под ёлкой прикопаю и не посмотрю, что ты свой.
Склоняю голову, показывая, что услышал и принял. За своих сестрёнок я бы тоже прикопал. Кстати, надо набрать вечером.
Сталкиваемся с Беркутов взглядами. Его верхняя губа дёргается в оскале, но больше не кидается, уже хорошо. Догоняю Лизу в холле, провожаю до аудитории.
— Спасибо, что не стал с ним драться, — она очень красиво улыбается.
Мне нравится, как в ней сочетаются нежность и характер. В этой девочке идеальный баланс всего самого вкусного. Не зря парни так её опекают. Тут много желающих заполучить Лизу себе. Она часто даже не догадывается. До неё просто не доходят.
— У Димы сейчас проблемы дома, вот он и взрывается, — оправдывает друга.
— Я понял, — беру её за прохладную ладошку, глажу пальцем кожу на тыльной стороне.
Она расслабляется и тает. Тепло с блестящих розовых губ перетекает в голубые глаза. В них зажигается по солнцу.
— Не убегай после занятий. Доставка работает в обе стороны, — смеюсь я. Лиза подхватывает и неосознанно-кокетливо проводит кончиком языка по губе.
Ухожу к себе. У нас разные факультеты и курсы тоже разные, несмотря на то, что мы с ней ровесники. Лиза на третьем уже, а я на первом, потому что приехал сюда после армии.
Сажусь за спинами Ульяны и Аиши. Девчонки тихо перешёптываются и хихикают, а я, открыв тетрадь с разрисованными полями, погружаюсь в материал.
Мне нравится здесь учиться, хотя в планах всё было совсем не так. Я же поступил в родном городе сразу после школы. И год отучился на нефтяника, как мечтал отец, но за тот год в моей жизни случилось столько всего…
Закрываю глаза. Не та тема, которую хочется поднимать даже в воспоминаниях.
Вместо второго курса был год армии, где я себя переписывал, лепил то, что сейчас видят окружающие. Домой не вернулся. Не смог. После дембеля извинился перед родителями. Они поняли и приняли моё решение. Приехал сюда, начал с нуля и профессию выбрал исходя из того, от чего кайфовал до случившегося. Меня всегда стабилизировало искусство. Рисовать я мог часами, поэтому архитектурный. Хочется начать в конце концов что-то создавать или восстанавливать, а не разрушать, оставляя после себя только пыль.
— Илья. Иль-я!
— А? — поднимаю заторможенный взгляд на Ульяну.
— Лекция закончилась. Ты где летаешь? — смеётся девочка Грановского.
— Чёрт, задумался, — быстро смахиваю тетрадь и ручку в рюкзак.
— Не упоминай, — улыбается Уля. — Он сегодня не в духе.
Это они про Беркута. Как его только тут не называют, помимо прозвища. И чёртом, и дьяволом. Всё зависит от настроения нашего друга.
В перерыве пересекаюсь с парнями на крыльце. Накинув капюшон прямо на кепку, передёргиваю плечами от холода. Конец января показывает весь свой характер. Пальцы с зажатой в них сигаретой моментально деревенеют. Поднявшийся ветер в сочетании с приличным минусом и колючим снегом, бьющим по открытым участкам кожи, быстро загоняет нас обратно в учебный корпус.
Беркут
(На всякий случай напоминаю, в этой истории нет идеальных мальчиков и девочек. У нас тут с вами настоящие отвязные чертята)
Меня откровенно штормит. Она уехала с ним. С ним, блядь! Бью ладонью по столу. Чашки с кофе подпрыгивают, пробегающая мимо нашего столика официантка вздрагивает.
Мне до сих пор голову кружит от запаха Лизиных духов и её прикосновения. Только значит для нас это совсем разное. Машинально провожу пальцами там, где недавно были её. Закрываю глаза и ложусь лбом на стол. Со мной друзья. Девчонок на такси по домам отправили, а мою Лизу увёз Новенький. И, может, они сосутся сейчас в машине…
Нервно ржу, вспоминая, как загонялся Миха, когда Аишу отдали за Дамиля. Это пиздец как больно. Я друга на физическом уровне понимаю.
В оконном стекле отражается моя дикая улыбка и почерневший взгляд и без того тёмных глаз.
— Почему? — смотрю в глаза Грановскому. — Почему, сука?! Какого хера ты меня за ней не пустил? Зачем ты лезешь, Назар?! — срываюсь на него.
Редкие в это время посетители заведения начинают торопливо собираться. Воздух в помещении сгущается, отдаёт адреналином и тестостероном.
Дергаюсь, чтобы встать, но Миха, нажав ладонью мне на плечо, придавливает к стулу.
— Нам ещё драки между собой не хватает, — предостерегающе говорит он.
— Я жду ответа, Назар, — мой голос вибрирует от злости на ситуацию, на него, на себя и даже на Лизу!
— Потому что я не хочу потерять вас обоих. У Лизы уже был опыт с другом, — это Грановский про себя. — Ничего не вышло, но мы можем общаться. Вы не сможете, потому что она скажет тебе «нет», и ты сгоришь. Мы тебя не вытащим. Лиза будет чувствовать вину. Ей будет больно. Я не хочу для неё такого. И для тебя не хочу. Я брата терять не хочу, Беркут! Поэтому я тебя защищаю. И её от тебя. Переживи это сейчас. Отпусти её. Илюха нормальный. С ним у Лизы может что-то получиться. Мы найдём тебе девочку…
— Голубоглазую блондинку? — ухмыляюсь, перебивая его.
— Какую захочешь, Беркут. Только Лизу не трогай. Не тяни её в свой Ад. Она сильная девочка, но тебя не вывезет.
— Вывезла же, когда тебя не было. Ты свалил в свои Штаты, а рядом с ней был я. Всё время, вплоть до десятого класса. Ванька, Миха и Я!
А потом Грановский замутил с Лизой, но у них не получилось.
— Ты был с ней как друг, Беркут. Мы тогда с тобой договорились. Ты мои доводы принял и обещал. Переключись просто! Пожалуйста, блядь! — Назар хлопает обеими ладонями по столу. — Тебя заклинило.
— Когда тебя на Ульяне вклинило, ты её без сожаления в свой Ад утянул. И ей там понравилось, — напоминаю Грановскому. — Она его приняла.
— Это другое, Димон. Лиза — друг. Наша общая сестрёнка.
— Ты под меня кровную готов подложить, — комкаю в кулаке бумажную салфетку. — А ей шестнадцать.
— Камиле твой арсенал из прикроватной тумбочки не повредит, — улыбается Грановский. — Лиза — не поймёт.
— Я могу быть разным, — швыряю скомканную салфетку на стол.
— Тебе станет скучно.
— Я её научу, и нам обоим будет весело.
— Нет, Беркут. Кто угодно, и мне будет похуй, лишь бы тебе было хорошо. Но не Лиза, — продолжает давить Назар.
Хмыкнув, ещё раз смотрю в голубые глаза друга. Залпом допиваю безвкусный остывший кофе из своей чашки. Швыряю её в стену. Она крупными осколками летит на пол.
— Зачем? — качает головой Ванька.
— Я ж дебил, — пожимаю плечами. — И мне скучно. Всем пока, — машу им рукой и выбираюсь из-за стола, протиснувшись за спиной у Мишки.
— Ты куда? — Назар подрывается следом.
— Переключаться по совету лучшего друга.
Забираю свою куртку с вешалки. Выхожу на улицу. Мороз пробирает до трусов. Знобит с похмелья и от перегорающих внутри меня эмоций. Мне сейчас надо побыть одному. Тупо переспать со своими мыслями. Башкой я понимаю, что в словах Назара есть смысл, а в груди горит. Давно. И не гаснет ни хрена. Только усиливается. Особенно когда Зайчонок рядом и трогает так, как сегодня. Я ещё хочу. У меня потребность. В её прикосновениях.
Стою у тачки и пытаюсь прикурить. Роняю куртку в снег. За ней летит зажигалка. Перед лицом появляется пламя.
Назар…
Прикуриваю, поднимаю и отряхиваю свои вещи. Пацаны за нами в окно наблюдают. Перестраховщики чёртовы! Будто я когда-то своих трогал. Да, сегодня чуть не сорвался…
— Беркут, ты же понимаешь, что я прав.
Молча курю. Сигарета тлеет слишком быстро. Мне мало никотина. Достаю ещё. Затягиваюсь. Вроде легче. В груди только больно, а так норм.
— Я думал, ты будешь на моей стороне, — хрипло говорю Назару.
— Я всегда на твоей стороне, Дим. Ну хочешь, реально снимем тебе охрененную девочку. Она выжмет тебя до суха. Забьёшь завтра на универ, отец прикроет перед ментами. Выспишься нормально и в адеквате обо всём этом подумаешь.
— А знаешь… — пинаю носком ботинка плотный ком снега. Он ударяется о колесо моей машины и рассыпается грязными хлопьями. — Хочу! Брюнетку. Кареглазую. С большими сиськами. Только живую, с эмоциями, а не то, что жрёт наш Новенький.
— Сделаем, — пожимает плечами Грановский.
Зовёт парней. Миха от нас откалывается. Ему простительно, он всё же недавно женился. А Назар и Ванька едут со мной в клуб.
Грановский по дороге звонит своей Ульяне, предупреждает, что всё ещё со мной и будет поздно.
Заваливаемся в одно из самых дорогих заведений города. Берём по коктейлю, пристраиваемся у бара и смотрим в зал. Музыка разогревает кровь, и хочется движа. Горячие женские тела в неоне бьются в экстазе под модные ритмы. Мой взгляд непроизвольно цепляется за блондинок.
Это вообще нормально? Или мне пора к мозгоправу?
Добиваю свой коктейль. На старые дрожжи меня быстро накрывает. Отлипаю от барной стойки. Иду на танцпол. Ко мне присоединяется Ваня, а Назар наблюдает со стороны. К нему какая-то девочка двигается. Тут этого добра много. Угощает её коктейлем, равнодушно общается, а мы с Коптелем откровенно куражимся, угорая друг над другом и уходя в отрыв.
Лиза
Не спится. В желудке неприятно сосёт после сегодняшнего дня. Никак не могу расслабиться. С девочками я особенно близко никогда не дружила, а с парнями иногда бывает очень сложно.
Тяну к себе ноутбук с тумбочки. Раскрываю и ставлю на бёдра. Лезу в папку с нашими детскими фотографиями. Они разбиты в подпапки по датам. Запускаю слайд-шоу и улыбаюсь.
Такие смешные были мелкими.
Ставлю на паузу, разглядывая Назара. Это пятый класс. Мы тогда ещё не знали, что совсем скоро он от нас уедет на целых четыре года. Без своих татуировок, в геймерской футболке и толстовке. Важный такой. Глаза нереально красивые. Фанатеющий по компьютерным играм, любой компьютерной технике и программированию.
Помню, дома у Грановского все полки были завалены тематической литературой, в основном на английском языке. Но в итоге он учится в архитектурном вместе с нами. Мало кто знает, что Назар продолжает писать свои сложные коды.
Тогда мы были беззаботными детьми и ещё не знали, что нас ждёт в будущем.
Снимаю слайд-шоу с паузы, но почти сразу ставлю обратно, залипая на Ванькину улыбку.
Это я фотографировала. Мы с ним и Димой лазили к соседу посмотреть на щенков алабая. Попроситься, конечно же, было неинтересно. Надо обязательно освоить забор! И вот на обратном пути Беркут перебрался первым, помог спуститься мне. И я снизу поймала момент, когда Ванька с задорной улыбкой собирается прыгать к нам, а на заднем фоне лает та самая мама щенков и ругается сосед.
Мне даже кажется, что я прямо сейчас слышу это звуковое сопровождение. Очень живое фото.
Смеясь, провожу пальцами по экрану. Коптель вообще такой. Шкодный, улыбчивый. Не представляю, как бы мы проводили время без него. Они с Беркутом мастера самых лютых авантюр.
— Ааа! Мишка, — смеюсь, прикрыв рот ладошкой и глядя на следующую фотку.
Его папа, дядя Женя, иногда брал нас в походы в местный лес. Тарасов себя очень важным чувствовал. Он же всё знал. И как костёр развести, и как рыбу в реке поймать.
Сосиски на веточках на открытом огне жарили. Иногда с нами выбирался и мой папа. Они с дядей Женей рассказывали нам всякие истории. Учили мальчишек драться и защищать меня, а во мне тогда просыпалась прям такая девочка-девочка. Я чувствовала себя принцессой, окружённой верными рыцарями.
По сути, так оно и было. Ни у кого из девочек в лицее не было столько внимания самых крутых парней, сколько у меня. Они завидовали и не понимали, что мы просто дружим. У нас была такая большая семья. «Четыре сыночка и лапочка дочка» как говорила моя мама.
В каждом доме мы свои. В любое время дня и ночи.
Мы и с ночёвкой друг у друга оставались. Даже в средней школе мои родители за это не переживали. Знали, что никто из ребят меня не тронет.
— А вот и средняя школа, — листаю подряд несколько фоток, остановив слайд-шоу.
Такие все тут взрослеющие. Назара только нет. Мы по нему очень скучали, а он почти не выходил на связь. Жил там в своей Америке. Эхх…
Мы с Димкой вместе на одной из фотографий. Он ещё немного несуразный, но уже очень хорошенький, подтянутый подросток.
Смотрю дату. Тут нам по тринадцать. Мы сидим на старом бревне у реки в том самом лесу, куда водил нас дядя Женя.
Вообще, посёлок, в котором мы выросли, расположен далеко за городом. Закрытый, элитный. Для тех, кто устал от суеты. Нам там очень нравилось, но вести бизнес всё же удобнее здесь. И те загородные дома превратились во что-то вроде дачи. Только семья Назара вернулась туда на ПМЖ.
Димка на этой фотке грустный. Снимал, кажется, Ваня… или Миша. Не помню. Зато помню, что уже тогда не клеилось у Беркута дома и он ужасно переживал. Но Димка такой. Он не жалуется и практически не делится. Если только начинает так сильно гореть, что терпеть становится невыносимо. Тогда случается какой-нибудь ахтунг, и о том, что Диме хреново, узнаёт вся округа.
Ещё на одной фотке мы всей компанией у него дома. Завалились на кровать. Смотрим фильм. Это была подростковая мелодрама. Мальчишки тогда плевались жутко, но мне уступили.
Моя голова у Димки на плече, он меня обнимает. Это так мило. Ванькин затылок лежит на моём бедре, а Мишка сидит, скрестив ноги в щиколотках. Улыбается…
Скидываю Беркуту эту фотографию и подписываю:
«Смотри, что нашла».
Не отвечает.
Листаю дальше этот цифровой альбом с воспоминаниями. Назара всё ещё нет с нами. Зато парни из нелепых мальчишек постепенно превращаются в очень привлекательных особей.
Они начали заниматься спортом, но это не мешало им курить в тайне от родителей и таскать у них алкоголь.
Рядом стали появляться девочки. И для каких целей, тоже вполне очевидно. Первопроходцы у нас Беркут и Ваня. Им было вроде по пятнадцать, когда случился первый секс. И, конечно, я об этом знала. Мишка присоединился чуть позже. За ним подтянулся Назар. Ему было семнадцать… и мне.
Щёки опаляет смущением. Я думала, что влюблена. И он думал. Не получилось. Мы просто страшно соскучились друг по другу. После произошедшего неловко было обоим. Я будто переспала с братом.
На самом деле чудо, что у нас случились эти отношения. Наверное, потому что Грановский — свой, да ещё и негласный лидер нашей компании. Других ко мне просто не подпускали.
Девочки заводили какие-то пробные отношения, ещё детские, класса с седьмого. А у меня ничего такого не было. Мальчишки на меня только смотрели косо и не подходили слишком близко. Потому что боялись нарваться на стаю.
Листаю дальше. Почти с каждой серией фотографий связано море тёплых, весёлых или грустных воспоминаний.
Вот мы снова с Димой. Обнимаемся.
А на этой играем в бадминтон на пляже. Он в одних шортах, перепачканный в песке. Взрослый уже. Ехидно улыбается, открыто демонстрируя загорелое подтянутое тело.
Я тогда ему проиграла. Эти его хищные усмешки всё время отвлекали!
Потом мы купались. Меня швыряли в воду и «спасали». Было весело.
Лиза
Боже, я так волнуюсь, будто никогда не была на свидании, а это даже свиданием не назовёшь. Простой поход в кино. Смешно от собственных эмоций, но они такие приятные. На щеках лёгкий румянец, губы сами по себе улыбаются.
Подхватываю сумочку со столика. Прежде чем положить в неё телефон, ещё раз проверяю наш чат с Беркутом. Мои сообщения всё ещё не прочитаны. Я могла бы не беспокоиться, но он два дня не появлялся ни в универе, ни в сети. Назар ещё вчера вечером написал мне, что у Димы всё нормально.
Так. Лесом всё! Большие уже мальчики, сами со всем разберутся, а я проведу отличный выходной в хорошей компании.
Решительно выхожу за ворота. Под старой, облысевшей от морозов ивой, покачиваясь, сидит наша пропажа. Псих, бесячий придурок, но такой грустный Беркут, что я не могу не подойти.
Бросаю быстрое сообщение Илье, что немного задержусь. До нашего сеанса ещё полно времени. Я успею.
«Я в небольшую пробку попал. Давай к дому подъеду?» — предлагает Бондарев.
«Давай» — отвечаю и прячу телефон обратно в сумку.
— Ты где пропадал? Что случилось? — плюхаюсь рядом с Димой на скамейку.
Поднимает на меня мутный взгляд. Рассматривает.
— Красиво... — тянет он.
Обычно. Длинная тёплая юбка, свитер с горлом и короткая шубка с капюшоном. С прошлого года, между прочим.
— Ты по какому поводу такой «красивый»? Ещё и днём?
Это вот ни разу не нормально, чтобы он столько пил. Так что Назар явно не договаривает.
— К Илюхе собралась? — Беркут словно не слышит мой вопрос.
— Да. В кино решили сходить. Развеяться. Ты что-то имеешь против? — хмурюсь, уловив претензию в его расправленных плечах и вздёрнутом подбородке.
Опять начинается? Видимо, я рано выдохнула.
— А если да, ты меня послушаешь? — хмыкает он.
— Дим, — вздыхаю я, — сам запомни и передай Назару, что можно переживать за мои отношения немножко меньше. Я большая девочка и могу разобраться сама.
Мне кажется, мой родной отец перестал так переживать за мои сердце и тело, когда в игру на полном серьёзе включилась стая.
— Лиз, не ходи с ним, а? — хлопает тёмными густыми ресницами Димка.
— Это ещё почему? — хмурюсь я. — Вы опять успели сцепиться?
— Он тебе не подходит, — заявляет друг детства.
— А кто мне подходит, Дим? — смеюсь я, взъерошивая его тёмную шевелюру. — Ты? — озвучиваю в шутку. Ведь по их мнение, таких людей просто не существует на всей нашей планете и, вероятно, за её пределами.
— Сомневаешься? — он резко дёргается вперёд и целует меня, врезаясь языком в застывшие от удивления губы.
— Ммм, — отмираю, уперев ладони ему в плечи. — Ммм, — дёргаюсь, когда его рука сжимает волосы у меня на затылке.
Больно!
Со злости пинаю его ногой по голени. Беркут со стоном отстраняется и, тяжело дыша, хватается за ушибленную конечность.
Поднимаюсь со скамейки. Смотрю на него сверху вниз и автоматом поправляю сползший шарф. Друг же, чёрт бы его побрал! Что творит?!
— Делаю скидку на то, что ты пьян. В следующий раз воспользуюсь твоими же уроками самообороны и врежу по яйцам. Понял? — дёрнув за тёмную чёлку, смотрю в затуманенные карие глаза.
Во рту стоит неприятный привкус вчерашнего алкоголя и сигарет. Губы горят, и затылок тянет от его охреневших пальцев.
— Назару расскажи, — зло хмыкает Беркут. — Он меня за этот поцелуй сразу кастрирует.
— С чего бы? — округляю глаза.
— А ты не знала? — смеётся как настоящий дьявол. С ехидством и надрывом одновременно. — Мне запрещено смотреть на тебя как на девушку. У нас с Грановским давний договор на этот счёт.
— Охрененные вы друзья, Беркут, — становится очень обидно от его слов. — Договариваетесь за моей спиной о моей личной жизни. Заколебали. К чёрту идите. Оба! И ты, и Назар!
Разворачиваюсь и ухожу. Внутри всё дрожит от негодования. У меня появляется масса вопросов к Грановскому и одновременно говорить с ним совсем не хочется. Потому что…
Да реально достали!
— Лиз! — орёт мне в спину Дима. — Лиза, стой. Я не всё сказал. Слышишь?!
Не оглядываясь, показываю ему фак и прибавляю шаг. Гелик Ильи уже едет ко мне навстречу. В совершенно растерянных чувствах забираюсь в тёплый салон. Бондарев делает музыку тише. Выглядывает в окно, видит Беркута. Дима смотрит на нас совершенно чёрным взглядом.
— У тебя всё нормально? — повернувшись ко мне, спрашивает Илья.
— Да. Поехали уже отсюда, пожалуйста. И мы не будем говорить о Беркуте. Ладно? — прошу его.
— Как скажешь.
Он разворачивает машину и плавно выезжает на основную дорогу. Пальцы согрелись. Достаю телефон из сумочки. Открываю чат с Назаром и пишу ему сообщение:
«Я в тебе разочаровалась, Грановский. Совсем…»
Назар что-то пишет в ответ. Решаю пока не читать. Я хочу, чтобы этот день прошёл если не на десятку, то где-то рядом. Илья как будто чувствует моё внутреннее состояние. Смешит, включает прикольные треки и вполне неплохо подпевает, покачивая рукой в такт.
— Ну вот, — смеётся он, — солнце включили.
Заходим в ТЦ, поднимаемся на третий этаж, в крыло с кинотеатром. Набираем себе попкорн двух видов, лимонад и заходим в зал. У нас последний, самый высокий ряд. Диваны. Рядом ни со стороны Ильи, ни с моей никого нет.
Гаснет свет, прокручивается реклама и начинается фильм.
Похрустывая солёной воздушной кукурузой, стараюсь погрузиться в сюжет. Меня сбивает лёгкое прикосновение тёплых пальцев к ладони. Илья берёт меня за руку и, сцепив наши пальцы, перетягивает этот «замок» к себе на бедро. И меня накрывает горячей волной, потому что это не как с братом. Ощущения совсем другие. За год почти забытые.
Я чувствую, как иногда напрягаются мышцы на его бедре. Поворачиваю голову. Сталкиваемся взглядами в темноте и снова отворачиваемся к экрану. Делаю вдох глубже. От Ильи очень приятно пахнет, ни повседневно, ни тяжело. Древесные нотки, табак, немного цитруса и, кажется, перец. Сильный, мужской, привлекательный аромат.
Беркут
Трек к главе — «I Think I'm OKAY»
Machine Gun Kelly, YUNGBLUD, Travis Barker
За окном ещё одна ночь. Глубокая, тёмная и какая-то адски холодная. Стёкла мутные от ледяного узора, затянувшего их снаружи. Задолбала эта зима. В этом году она кажется просто бесконечной.
Я проснулся от звонка. Телефон всё ещё мерзко жужжит под подушкой. Не беру. Меня сейчас вообще ни для кого нет: ни для своих, ни для чужих. У МЧС есть такая тема - режим полной тишины, чтобы услышать пострадавшего на сложной местности или под завалами. Вот его я и включил. Мне тоже нужна тишина, чтобы услышать себя.
Телефон вырубаю, не глядя, кто и чего там так настойчиво от меня хотел. Бесят все.
Закрываю глаза, абстрагируясь от хаоса, творящегося в моей студии после двухдневного отрыва. Вожу подушечками пальцев по губам. Я, как всегда, косячный. Поцеловал Зайчонка. Первый раз, блядь! Это наш грёбаный первый поцелуй!
За который я едва не выхватил по яйцам.
«Браво, Беркут. Подтвердил, что ты ёбнутый» — иронично ржу над собой.
Из саднящего от большого количества крепких сигарет горла вырываются жуткие, хриплые звуки.
Я всегда легко принимаю решения. Часто плевать на риск и последствия. Ничего нельзя исправить только в одном случае – если ты сдох. Но в правилах так же всегда есть исключения. Моё — Лиза. Это прыжок с трамплина. Исправить ничего не получится. И для меня неудачный выход из френдзоны будет равен лезвиям, что медленно рвут вены. Физическая оболочка будет жить, но внутри я сдохну, если голубоглазой Зайки не будет рядом.
Беда в том, что у меня атрофировано чувство самосохранения, и по пальцам одной руки можно посчитать, чего боялся в своей жизни. Я победил все свои тупые страхи, кроме двух…
Пришло время это исправить.
Сажусь на кровати. Простыня смята, перепачкана следами жёсткого секса. Та девочка из клуба была немного шокирована, когда поняла, во что мы будем играть. Но вроде даже втянулась. Свалила от меня совершенно растерзанная, на дрожащих ногах и без белья. Его останки валяются где-то тут.
Было забавно, но всё равно суррогат. Мне мало, мне не хватает того, что я получил. Это становится похоже на наркотик. Каждый раз надо больше, жёстче, чтобы получить кайф. Или…
Снова смеюсь.
Да, или просто поцеловать Лизу.
Я больной, одержимый придурок. Да будет так!
Резко сажусь. Ловлю лютые вертолёты. Впиваюсь пальцами в простыню, чтобы не улететь. Отпускает, и первым делом я скидываю на пол грязное постельное. Нахожу то самое, порванное на лоскуты бельё и большой мусорный пакет. Запихиваю всё в него.
Тишины больше не хочется. Порефлексировали и хорош. В задницу всё! И всех туда же!
На часах три ночи. Самое время, чтобы послушать любимую музыку.
Врубаю качественную акустику, достаю банку Адреналина из холодильника и принимаюсь разгребать студию.
Разнокалиберные вибраторы, наручники, ошейник, плётка, шипастое кольцо на член летят в раковину. Пустые бутылки, осколки разбитого стакана и прочий мусор сразу в пакет.
Закуриваю, запиваю никотин Адреналином и хрипло, невпопад подпеваю под очередной трек:
* Drown myself in alcohol, that shit never helps at all
I might say some stupid things tonight when you pick up this call
В дверь стучат. Или это в стену?
Сжав зубы, делаю музыку чуть тише. Решать с ментами сейчас нет никакого желания, хотя нал на такие случаи всегда лежит в тумбочке. Попадётся принципиальный мудак, потом придётся платить больше, чтобы мой испытательный условный срок не стал реальным.
**Watch me, take a good thing and fuck it all up in one night
Catch me, I'm the one on the run away from the headlights
No sleep, up all week wasting time with people I don't like
I think something's fucking wrong with me
Играет припев, тяжёлыми гитарными рифами поднимая дыбом волосы на руках и затылке. Кайф!
Довольно жмурясь, допиваю Адреналин. Оглядываю свою студию.
— Что смог, — усмехаюсь и с планшета заказываю на утро клининг, нормальную еду и новый матрас.
Сидя в кресле-мешке у окна, всё же включаю телефон. Меня засыпает уведомлениями.
Пацаны, отец, Лиза два дня назад.
И без того молотящее в груди сердце, разгоняется до оборотов новой Феррари. Открываю чат. Там фотка с подписью:
«Смотри, что нашла»
«Я её помню…» — набираю сильно запоздалый ответ.
А ещё помню, как стучал пульс, когда Лиза лежала рядом. В тринадцать это было не совсем понятной реакцией на подружку из компании, с которой мы чего только не вытворяли вместе. С физиологией проще. Лет в четырнадцать отец подогнал мне первые резинки и потыкал пальцем в инструкцию для применения. А вот с нарушением сердечных ритмов я разбирался сам. Долго, упорно и по большей части молча. Мне казалось, мерить линейкой член, чтобы доказать, что у тебя больше, не так интимно, как ощущения рядом с Лизой.
Мне тепло от этой фотографии и одновременно больно. Кажется, что сердце сейчас пробьёт рёбра. Царапаю грудь пальцами и откладываю мобильник. Тупо смотрю в окно на то, как просыпается город.
К семи привозят завтрак.
Тёплые сырники с ягодами и сметанным соусом залетают на «ура» после двух суток на бухле и подножном корме типа чипсов. Запиваю их горячим чаем и иду собираться. Надо предкам показаться, а потом у нас каток.
Зауженные к низу штаны цвета хаки, белая футболка навыпуск, толстовка, куртка и берцы. Вот и весь прикид. Цепляю с полки любимый парфюм. Расчёсываю и слегка взъерошиваю тёмные волосы.
В дверь звонят. Впускаю клининг. Показываю фронт работы и сваливаю.
На капоте любимой машинки красноречиво лежит кирпич.
— Да пошёл ты! — стреляю взглядом на окна третьего этажа.
Беркут
Шнурки трещат под моими пальцами, ногу сдавливает. Чёрт, это очень давно было. В прошлой жизни. Но с координацией у меня вроде ничего, встану, а дальше тело вспомнит. Или нет…
Криво усмехнувшись, поднимаюсь. Слегка качает и мутит на фоне двухдневного загула. Как говорится, у каждого своя психотерапия.
Поворачиваю голову на движение слева. Рядом встаёт Грановский. К нам подкатываются Миха и Ванька, а я слежу за тем, как Лиза рисует на льду восьмёрку и к ней, убирая телефон во внутренний карман куртки, двигает Новенький.
Мне надо туда, к ним.
Делаю шаг, Назар ловит меня за плечо, заставляя остановиться.
— Беркут, ты чего творишь? — спрашивает Миха.
— Разочаровываюсь, — хмыкаю я, рывком скидывая с себя руку Назара.
Разворачиваю к нему корпус. Тяжёлый взгляд друга, или теперь бывшего друга (так, оказывается, бывает), пытается пробить во мне дыру.
— Ещё раз тронешь меня, я тебе руку сломаю, — предупреждаю на полном серьёзе.
Между нами прямо на коньках влетает Ванька. Толкает в грудь меня, Грановского.
— Вы озверели, что ли?! — рычит он. — Какого хрена внутри стаи грызётесь? Мы же братишки. Мы столько всего наворотили уже вместе. Назар, Беркут… — крутит головой, глядя то на меня, то на Грановского. — Давайте нормально решим.
— А где ты был последние два дня, Вань? — спрашиваю у него.
Выходит надрывно.
Да, сука, это больно — терять семью! Ни дом, ни вечно скандалящие уже хер знает сколько лет мать с отцом не были той точкой опоры, которая была мне нужна по мнению родителя. Моей точкой опоры были вот эти трое чертей: Тарасов, Грановский и Коптель.
— А ты? — поворачиваю голову к Михе.
Все молчат. Мне тоже сказать больше нечего. Я сюда приехал, чтобы обозначить своё решение и провести время с Лизой.
— Пусти, — толкаю Миху плечом.
Назар решает меня остановить, дёрнув за капюшон. Выкручиваюсь, толкаю Ваньку вбок. От неожиданности он отскакивает, освобождая мне пространство для очередного манёвра. Схватив Грановского за куртку, бью коленом в живот. Резко выдохнув, он разгибается и всаживает мне кулак в скулу. Ловлю момент, перехватываю его руку и жёстко заламываю в болевой, нагибая Назара на спинку скамейки на трибуне.
— Я тебе сказал, — тяжело дышу ему в ухо, — не трогай меня! Я больше не с вами. Сам по себе!
Давлю на сустав сильнее. Грановский сипит. Это очень больно, я знаю.
— Хватит! — нас растаскивает Тарасов.
Сплёвываю под ноги и, оттолкнув Миху, выхожу на лёд. Лиза смотрит на меня застывшим взволнованным взглядом. Новенький плавно касается её подбородка, привлекая внимание. Мне ему тоже хочется что-то сломать. Например, охреневшие пальцы! По одному и без наркоза.
Лиза Бондареву улыбается, но это смахивает на отписку, нежели на что-то милое и только для него.
У меня не получается двигаться к ним так быстро, как хочется. Приходится напрягать ноги и всё время держать равновесие, чтобы не рухнуть на потеху окружающим. Вздохнув, Зайка сама едет ко мне. Раскрываю руки и ловлю её за талию.
— Привет, — шепчу, позволяя себе тонуть в синеве её глаз, наполненных беспокойством. Вдыхаю свежесть её духов и холодной кожи. А пальцы тёплые. Двигаются по моей щеке в месте удара. Так приятно, глаза закрываются.
— Беркут, руки убери, — требует Новенький, обламывая мне весь кайф и взрывая внутри ещё одну бомбу с раздражением.
Лиза вздрагивает и сама требовательно пытается отстранить мои ладони. Убираю руки. Я сейчас не в том положении, чтобы снова на неё давить. А ещё я замечаю то, что не видит Илья, потому что знаю Зайчонка лучше. Она сегодня растерянная и драку явно видела, но не полезла с нами ругаться.
Вряд ли это потому, что с ней Бондарев.
— Прости меня за тот поцелуй, — говорю, что считаю нужным. У Ильи брови ползут вверх.
Не сказала она тебе, да? А это потому, что ты ей никто, чел.
— Ты чего такая потерянная сегодня? — всем своим видом показываю, что Новенький и для меня всего лишь тень.
— С Назаром поругалась. Сильно. С твоей подачи, между прочим, — ударяет меня кулачком в плечо. — Какого чёрта вы так поступаете? Я не вещь, чтобы меня из рук в руки по разрешению хозяина передавали! Ясно?! — злится.
Красиво, чёрт побери! Тёплая синева глаз приобретает новые краски. Щёки от гнева и обиды розовеют.
— Я сама буду решать, с кем мне общаться и тем более встречаться. И не смейте больше лезть! Друзья, называется…
Лиза очень сильно переживает. Я нашу бойкую девочку в таком состоянии видел всего несколько раз. Когда Грановский её последнего парня в плац втрамбовал, когда меня менты забрали и позже, когда Назар в Глеба стрелял, спасая свою Ульянку от изнасилования.
Наверное, всё.
— И нет, Дима, я тебя не прощаю, — больно бьёт мне в грудь своими словами.
Разворачивается, поднимая ледяную пыль из-под лезвий коньков. Уезжает от меня. Порываюсь за ней, но врезаюсь в Илью, оказавшегося на пути.
— Ты охуел?! — зло рычу на него.
Забавная у нас выходит поездка на каток. Как лёд ещё не потёк, я не знаю. Воздух вокруг раскалён от взаимной злости.
— Не лезь к ней, Беркут. Ты же видишь, Лиза ко мне тянется. Это её выбор! — Илья отталкивает меня от себя.
— Она ещё не выбрала, — качаю головой, хищно разглядывая, как бьётся вена на его шее, выдавая едва контролируемую агрессию.
Ну давай! Сорвись на меня! Покажи, что у тебя внутри. И вот после этого пусть она сделает выбор.
Провокационно ухмыляясь, объезжаю новенького по дуге. Мне очень надо к Лизе. Мы не договорили. Её «не прощаю» стоит колом у меня в груди. Но Бондарев не даёт мне до неё доехать. У него опыта на коньках явно побольше. Перекрывает путь. Мы снова сталкиваемся.
— Дима, иногда надо уметь и отступить, и проиграть. Тебе не выйти из френдзоны. Смирись и не дёргай её. Девочка хочет нормальных отношений.
— С тобой, что ли? А она всё про тебя знает? Все твои страшные тайны, от которых ты бежишь? М, Новенький?!
Илья
Лиза совсем сникла. Завёз её в кафе. Она залипает в окно на срывающийся с деревьев снег, монотонно помешивая уже остывший чай. Разочаровываться в людях всегда больно, а если это друзья детства…
Подзываю официантку и прошу заменить нам чай на горячий. Пересаживаюсь к Лизе, обнимаю, чуть впившись пальцами в кожу на талии. Свитер задрался, и так выходит, что моё прикосновение оказывается интимнее, чем планировалось. Она вздрагивает. Веду подушечками пальцев по коже, покрывающейся мурашками, до пояса шерстяной юбки.
От её естественной реакции, расширившихся зрачков, приоткрытых влажных губ мой затылок неожиданно обваривает кипятком, и жар стремительно сползает ниже прямо по позвоночнику. В районе солнечного сплетения начинает сосать. Тело превращается в радар, настроенный на естественное женское: чувственность, нежность, ранимость, тепло.
Со шлюхами, какими бы первоклассными они не были, нет и близко ничего подобного. Хотя можно доплатить, и они сыграют нужные тебе эмоции. Только это всё не то. Мой голод по чему-то настоящему становится всё сильнее. Хочется наполненности, эйфории.
— Всё хорошо будет, — смотрю Лизе в глаза. Они влажные и растерянные. Торможу в себе желание рыкнуть и жадно впиться в губы. — Назар поймёт, где был не прав, и вы помиритесь.
— А если нет? Да и дело же не только в Назаре. В них всех. Беркут…
Не хочу про него слушать! И ловлю её выдох губами. Лиза застывает от удивления. Пользуюсь, плавно лаская её трепетный рот. Глаза закатываются от удовольствия. Так приятно. Она отмирает и касается моих губ языком. Случайно, как совсем неопытная девочка.
Со мной так было однажды.
Включаются забытые, намеренно закопанные в армейские окопы эмоции. Я там очень много оставил того, что здесь всплыть не должно. Этот город для меня как чистый альбомный лист. Всё, что было в прошлом, должно там и оставаться. Я даже рисовать перестал, не считая спонтанных движений карандашом во время лекций.
Прерываю поцелуй, чтобы не уйти в свои загоны и не испортить девочке остаток дня.
Провожу пальцем по её губам. Улыбаюсь, всем своим видом стараясь показать, что всё супер, всё так и должно быть, мы же вроде как пытаемся выстроить отношения. Я не очень тактильный с недавнего времени, но с Лизой приятно. Может быть действительно получится.
Целую в щёку, чтобы показать, что наш первый поцелуй не был случайным. Наливаю горячий чай. Двигаю тарелочку с пирожными, тёплой чайной ложкой отламываю кусочек и подношу к её рту. Лиза обнимает ложку губами, немного пачкая их кремом в уголке. Чуть разворачиваюсь, закрывая нас от посетителей собственной спиной. Кончиком языка слизываю крем.
В пах вливается ещё тонна кипятка. Непроизвольно вздрагиваю от острого ощущения. Рисую ей по скуле пальцами и снова кормлю пирожным, запрещая прикасаться к ложке.
Лиза отмирает, кокетничает и улыбается. Для меня это сравнимо с глотком чистого воздуха.
Давай, выбрасывай своего Беркута из головы. Я же не дурак, я понимаю, что главное расстройство — это он, а не Назар.
Я ревную?
Сложно сказать. Ревность — спутник более глубоких чувств и отношений. У нас пока, скажем так, ознакомительный период. Поэтому даю этому чувству другое определение — мне неприятно, что между нами есть третий.
За окном темнеет, зажигаются фонари, и снова идёт снег. Красиво. Снежинки кружатся в столбах света, собираются в хаотичные стайки в фарах машин и разлетаются в разные стороны, словно испугавшись тепла.
Развернув Лизу к себе спиной, укладываю её лопатками на грудь. Обнимаю обеими руками чуть повыше талии, больше не наглея. Она допивает горячий чай, вместе со мной глядя на красоту за стеклом.
Вожу носом по волосам, касаюсь их губами.
Иногда для получения удовольствия с девушкой нужен не секс, а вот такой вот момент покоя, когда разорванная в клочья душа начинает согреваться, и стоит у меня сейчас не только на девочку, ещё на это ощущение, чуть болезненное и в то же время сладкое.
— Ты любишь зиму? — спрашивает Лиза, машинально выводя что-то на моём предплечье.
— Сложно сказать. Я скорее нейтрален. В каждом времени года есть свои плюсы. Единственное, что я точно не люблю, это сильную жару. В моём родном регионе для меня, пожалуй, самое комфортное лето.
— А ты откуда? — повернув и приподняв голову, смотрит на меня.
— Издалека, — целую её в макушку.
Наш уют прерывает раздражающе вибрирующий телефон у меня в кармане. Достаю. Ната.
— Привет. Ты чего не спишь, я не понял? — сразу включаю строгого брата. У нас плюс четыре часа с ними. Выходит, дома уже час ночи.
Сестра вместо ответа шмыгает носом.
— Нат, чего случилось? — убираю руки от Лизы и сажусь ровнее.
— Ничего, — огрызается.
— Ты мне из-за «ничего» позвонила? — смеюсь.
— Скажи отцу, чтобы прекратил меня тиранить и отпустил завтра гулять! — на эмоциях требует она.
В её понимании воспитание равно тирании. Я был таким же, только сложнее…
— Если он не отпускает, значит есть причина. Где накосячила?
Лиза с любопытством вслушивается в наш разговор.
— Да нигде! — фыркает Ната. — Зря я позвонила.
— Только попробуй скинуть, — строго рычу на неё.
— И что будет? Приедешь и в угол поставишь? — дразнит она.
Знает, что не приеду. Зараза мелкая!
— Нат, я не буду уговаривать отца выпустить тебя из дома, не зная всех обстоятельств. Ты либо рассказывай, либо ложись спать.
— У меня завтра свидание, а папе Тима не нравится, поэтому он решил запереть меня дома. А он мне! Мне нравится! Понимаешь? Давно… — шмыгает носом.
— Что за Тима?
— Из одиннадцатого. Дорофеев. Ты уже и не помнишь, наверное. Его старший брат был с тобой в одной компании.
Ну почему?! Я очень хорошо помню!
— Я солидарен с отцом, Ната. Категорически нет.
— Да вы достали! Он совсем не такой, как Олег, — продолжает протестовать сестра.
Беркут
До сего момента ни разу не жалел, что выбрал для ПМЖ именно студию. Пространство практически без стен даёт дополнительное ощущение свободы, но сейчас мне мало имеющейся площади. На руках проступают вены и жилы от того, как крепко зажат в моей руке телефон. Хожу раненым зверем от стены к стене, скриплю зубами, царапаю язык о небольшой скол на одном из них.
«Надо будет поправить» — обыденно отмечаю.
Упираюсь в барную стойку. Застываю. Внимательно смотрю на графин с водой. Она не поможет погасить то, что горит внутри.
Где сейчас эта блондинка? Дома спит в своей ушастой пижаме? Или с ним?
Лиза же не такая. Не может у них так быстро дойти до постели.
Бля, я тогда точно Бондареву шею сверну! И Лиза меня возненавидит, потому что опять вмешался.
Открываю наш с ней чат. Была в сети двадцать минут назад. Меня отпускает до такой степени, что пробивает на язвительный смех. Дома она. Сто процентов дома, иначе ей было бы не до телефона. Ну или Новенький такой отстойный в кровати, что в мобильном ей интереснее.
Смех становится нервным.
— Точно шею сверну, — также с улыбкой заявляю я, глядя на взъерошенного себя в отражение в стекле одного их кухонных шкафчиков.
Положив телефон перед собой, долго пялюсь в экран. Возле аватарки Лизы появляется маленький зелёный кружочек «в сети», и подсветка тухнет. Провожу пальцем по экрану, чтобы снова включился. Труба вздрагивает под моим прикосновением, и меня подбрасывает вместе с ней, потому что взведён как тугая пружина.
— Твою ж!
— Мать, — добавляю, прикрыв веки и сглатывая подскочивший пульс.
Смахиваю её вызов. Тут же перезванивает. Мы играем в эту игру ещё пару раз, и номер любимой родительницы улетает в ЧС. До утра там побудет, потом вытащу. Наверное…
Лиза ещё в сети. Мне обязательно надо ей что-то сказать, я нутром чую. Но в башку лезет всякая дребедень, которая в нашем тяжёлом случае не сработает.
Большим пальцем нажимаю «микрофон». Полоска записи бежит вперёд и отсчитывает секунды, а я всё пытаюсь сложить звуки в слова, чтобы это было внятно и искренне.
«Привет, Зайчонок» — выходит хрипло и как-то ранено. — «Я очень сильно виноват, но ты такая красивая была… Да чёрт! Ты конечно же всегда красивая. Самая красивая, Лиз. Правда. А я пьяный, охуевший дурак. Сделал тебе больно. Не хотел так…» — вдыхаю поглубже. — «Ты знаешь, я хреново извиняюсь. Прости, пожалуйста, и за выходку, и за договорняк этот дебильный с Грановским.» — голос окончательно садится. — «А знаешь, что я сейчас понял, Лиз?» — улыбаюсь уже не так дико, как несколько минут назад. — «Это наша с тобой первая серьёзная ссора. Вообще за всё время, что мы знаем друг друга. Без тебя мне пусто.» — убираю палец с экрана, и моё голосовое улетает в чат.
И снова ко мне приходит ощущение, будто я прыгаю с обрыва, не зная, есть ли там дно. Плевать. В свободном падении есть свой кайф. Раскинуть руки и получать удовольствие от процесса. Что ещё остаётся?
Гипнотизирую чёртовы галочки, напоминая себе, что сам дал Лизе время остыть и всё обдумать. Пальцы всё равно подрагивают.
Прочитано.
Засекаю время на прослушивание.
Набирает что-то. Я молюсь всем своим братьям-демонам. Но ничего не приходит.
— Эй! — возмущённо бью ладонью по барной столешнице.
Лиза снова набирает текст, потом ищет стикер, и ничего из этого до меня так и не доходит.
«Спокойной ночи» — пишу ей и гашу экран телефона.
В дверь звонят. В такое время и так настойчиво ко мне может ломиться либо кто-то из Беркутовых, либо пацаны. Но последним тут теперь делать нечего. Мать?
Держать её в подъезде среди ночи я, конечно, не собираюсь. Поправив домашние чёрные шорты, иду открывать.
— Впустишь? — на пороге, белозубо улыбаясь и держа навесу бутылку отличного рома, стоит Коптель.
— Нет, — захлопываю дверь перед его носом.
Снова звонит. Игнорирую. Ванька начинает стучать и, судя по грохоту, делает это ногами.
— Да ты заебал! Я же днём всё сказал! — рявкаю на запертую дверь и снова её открываю.
— А так? — копируя позу Ваньки, рядом с ним стоит и улыбается Миха, удерживая за горлышко вторую бутылку рома.
— Если что, у нас с собой ещё вискарь, стейки медиум с гранатовым соусом. Ещё горячие, но пока мы тут стоим, они остывают, а это очень жестоко по отношению к такому шикарному мясу. Ты ж хищная птица, Беркут. Пожалей мяску, — выдаёт Ванька на одном дыхании, пока я снова не захлопнул дверь.
— Димыч, — его немного смазливое лицо становится серьёзным, — извини, а. Долбоёбы. Были конкретно неправы.
— Извини, Дим, — перехватив бутылку другой рукой, Миха протягивает мне ладонь.
— Грановский где? — перевожу взгляд с одной искренне виноватой рожи на другую.
— Ты же знаешь Назара. Ему нужно время. Остынет, соскучится и приедет.
Хмыкнув, пропускаю парней в квартиру. Ваня удивлённо оглядывается. У меня порядок. Клининг все углы чуть ли не языком вылизал. Перекрывая один из углов просторной комнаты, стоит новенький матрас, обтянутый целлофаном. Вижу, как губы Коптеля подрагивают.
Ваня косится на матрас, потом на пустую кровать и обратно. Давится смехом, прижимая кулак ко рту, но тот всё равно тянется в очередной широкой улыбке.
— Извращенец, — ухмыляюсь я, прекрасно понимая, сколько вариантом кончины старого матраса он уже придумал.
— Кто бы говорил! — фыркает Ванька. — Жалко его. Хороший был, удобный, пружинил отлично. Предлагаю помянуть.
Откупоривает бутылку.
Тихо посмеиваясь, иду за стаканами.
Семья, мля! Я уже соскучился.
Миха выкладывает мясо на большую плоскую тарелку. Ванька разливает бухло. Кручу свой стакан в руках, разглядывая крупные зёрна граната на стейке.
— Беркут, реально очень жестко косякнули. Мне искренне стыдно за то, что не приехал раньше. Мы просто думали… В общем, неправильно думали. Хуёвая вышла ситуация. Я не знаю, как её исправить. Ты мне как брат. Наверное, даже старший, хоть мы и ровесники. Выходит, я брата кинул, а брат ни разу так не поступал. А-а-а! Пиздец какой-то! — Коптель проводит ладонями по лицу. — Въеби мне, если хочешь. Прям от души.
Лиза
Ну почему всё так сложно?
Сегодня праздник. У меня день рождения. Двадцать один... И я решила вернуться в свою квартиру. Правда, родителям ещё не сказала. После празднования поговорю.
Из дома меня никто не гонит, да я и сама после случившегося с Назаром, потом с Мишей не до конца была готова к переезду. Но моя жизнь вдруг стала круто меняться в последнее время, появилось желание большей автономности что ли. Какая-то внутренняя сосущая потребность в собственном быте.
А может, в моей голове мыслей столько, что им тесно в пределах родительского особняка. Они то и дело натыкаются на обеспокоенные взгляды, как на стеклянные стены. Мне хочется вернуть себе ощущение свободы, которое было, пока я жила отдельно.
У меня замечательные родители. Лучшие. Многие детдомовские дети о таком разве что могут мечтать тихо, ночью, спрятавшись под одеялом. Я была маленькой, когда меня забрали. Но уже в пять мечтала, что будет дом, мама, папа, что будут любить. И моя мечта сбылась.
Родители всегда поддерживают мои решения или мягко помогают найти другие пути. Но даже с ними я сейчас не хочу советоваться. Надо разбираться самостоятельно, без постороннего вмешательства, хоть оно и исходит из лучших побуждений.
Спасибо Грановскому за этот урок.
Мазнув взглядом по подолу платья, спрятанного в чехол, активирую экран мобильного, открываю наш с Беркутом чат и в сотый раз, наверное, за последние несколько дней слушаю его голосовое.
«Привет, Зайчонок. Я очень сильно виноват, но ты такая красивая была… Да чёрт! Ты конечно же всегда красивая. Самая красивая, Лиз. Правда. А я пьяный, охуевший дурак. Сделал тебе больно. Не хотел так... Ты знаешь, я хреново извиняюсь. Прости, пожалуйста, и за выходку, и за договорняк этот дебильный с Грановским. А знаешь, что я сейчас понял, Лиз? Это наша с тобой первая серьёзная ссора. Вообще за всё время, что мы знаем друг друга. Без тебя мне пусто»
Не отвечаю ни в сообщениях, ни лично. Даже тому, что Беркут помирился с Ваней и Мишей радуюсь молча. И молча его ругаю за заметную ссадину на скуле. Опять куда-то влез, с кем-то подрался.
«Привет, Зайчонок. Я очень сильно виноват, но ты такая красивая была…» — столько надрыва в этой фразе. Она проходится по мне мурашками и куда-то глубоко в меня оседает тоской. Его…
Эти парни для меня что-то вроде второй семьи. Вот тоже, интересно устроена жизнь. Не было ни одной, а потом сразу появилось две. Так работает баланс вселенной?
Только вот наша вторая семья дала серьёзную трещину, и это не может не ранить…
«Да чёрт! Ты конечно же всегда красивая. Самая красивая, Лиз. Правда. А я пьяный, охуевший дурак.»
Грустно улыбаюсь, глядя на себя в зеркало. Светлые волосы уже уложены в причёску. Я собрала всё наверх, заколола красивыми шпильками с маленькими блестящими камушками на концах и выпустила несколько прядей, чуть закрутив их до середины, придав образу лёгкости.
Надо сделать такой же лёгкий макияж, но ресницы никак не высыхают.
— Ты действительно дурак, Димка, — сдёргиваю с зеркала нашу общую фотку, сделанную в прошлом году. — Зачем ты всё портишь? Мы же друзья. Не надо ломать эту схему. Пожалуйста. Ты же не знаешь, как сложно потом, когда не получается. А я знаю. Это только с виду казалось, что мы с Назаром прошли путь расставания легко. Было море неловкости, переживаний. И у меня Илья! У нас что-то получается. А ты… Ты друг, Дима! — напоминаю я фотографии. — Что на тебя нашло? Откуда это всё? Или мне кажется?
— Можно? — стукнув в приоткрытую дверь, в комнату заглядывает мама.
— Да, конечно, — улыбаюсь ей, зачем-то пряча фотку в небольшой ящичек с женскими мелочами.
— С кем разговаривала? — мама проводит ладонями по моим плечам.
— Да так. Мысли вслух, — рассыпаю по столику косметику.
Мама помогает мне с макияжем и поднимает настроение. От неё веет теплом и искренней заботой. Благодарно касаюсь её руки, и моё сердечко делает несколько быстрых, трепетных ударов. В день рождения я бываю сентиментальной.
— Лиз, — её ладонь ложится мне между лопаток, — ты уверена, что правильно поступила? Я же вижу, как ты переживаешь.
— Уверена, мам. Назару придётся извиниться. Не хочет? Значит так «дорожит» нашей дружбой!
— А Дима?
— И Дима тоже, мам.
Про то, что причин злиться на Беркута у меня прибавилось, она не знает. Да и первую я озвучила очень поверхностно.
— Их родители будут.
— Я знаю. Совсем ничего против не имею. Буду рада видеть и дядю Руслана, и дядю Сашу, но эти черти пусть сначала извиняться! — кидаю карандаш для глаз в косметичку.
— Ну хорошо, хорошо. Это твой праздник, и только тебе решать, кто на нём будет присутствовать.
Это не совсем так. Взрослых приглашали родители. Нельзя не пригласить старых друзей и бизнес-партнёров. И те и другие отношения важно поддерживать.
Снимаю чехол с платья. Пышная многослойная юбка из шифоновых лоскутов разной длины распускается как красивый цветок. Платье совсем немножко хулиганское и вместе с тем очень нежное. Корсет на атласной шнуровке, лёгкий серебристый блеск, как камушки на шпильках в причёске. К нему у меня есть босоножки на устойчивом каблуке с ленточками, переплетающимися по ноге до самого колена. Мама помогает завязать два симпатичных бантика сзади.
— Ну как? — кручусь перед ней.
— Супер! — показывает мне большой палец вверх.
— Елизавета Сергеевна, — к нам заглядывает старшая домработница. — Ваши гости начинают приезжать. Сергей Кириллович просил поторопить.
— Идём, спасибо.
Последний штрих — несколько капель нового аромата на ключицы, в ложбинку груди и на запястья.
Ещё раз смотрю на себя в зеркало, улыбаюсь, делаю вдох и иду к гостям.
В празднично украшенной гостиной уже собрались знакомые лица. Родители Вани, Миши. Улыбаюсь, увидев, как последние держатся за руки. Неужели тётя Марина окончательно простила старшего Тарасова? Так красиво, когда у взрослого, сильного мужчины сияют глаза.