Между нами Москва

Пролог

Он был ей не пара. Он был из другого теста слеплен, не из того мира. А значит, он был именно тем, кто был ей нужен.

Он искал покоя. Она – смысла. Они нашли друг друга. И всё пошло наперекосяк.

© Между нами Москва.

Глава 1

Последние дни сентября наконец-то дозрели до бабьего лета. Воздух, густой и сладкий, как сироп, застыл между золотящимися липами и куполами старых церквей. Он обволакивал, обещая умиротворение, но в его медовой тягучести таился едва уловимый яд беспокойства, нашёптывающий о неизбежных переменах. Именно от них, вернее, от их полного отсутствия в выхолощенной московской жизни, Глеб и рванул сюда, в эту застывшую в янтаре провинцию.

Сквозь лобовое стекло «Порше» слепящим потоком лился солнечный свет. Пятна-зайцы плясали на шерстяном свитере, вырисовывая причудливые узоры на плечах и груди. Тепло физическое, плотское, но до души оно не доходило, разбиваясь о лёд внутренней стужи. Руки привычно лежали на руле, нога вразвалочку давила на педаль газа, а сам он мысленно продолжал спор с другом, который провожал его у подъезда московского небоскрёба.

«Депрессия? – язвительно цедил тот. – С жиру бесишься, Глеб. У тебя всё есть. Карьера, деньги, женщины. Чего тебе не хватает? Воздуха? Так сгоняй в Альпы, подыши».

Чего не хватало? Ощущения, что всё это – не декорация. Что вот этот асфальт, эти люди, их заботы – настоящие. Москва давно уже казалась ему гигантской, безупречно отлаженной бутафорией, где у каждого своя роль, прописанная размером банковского счёта. А он устал играть свою…

Кострома встретила его заспанной, немного потрёпанной тишиной. И он, к своему удивлению, уже начал жалеть о своём импульсивном побеге. Открытие регионального филиала, партнёрство с местным заводом-гигантом, чьи цеха пахли мазутом и советской тоской – сомнительная терапия от экзистенциального кризиса.

Мысли метались по замкнутому кругу, выскальзывая на скользкую дорожку саморазрушения.

«Может, Ванька прав, и я просто испорченный столичный хлыщ? Пресытился всем, вот и маюсь. Искал покоя, а нашёл лишь новую, более изощрённую форму безумия – звенящую, тоскливую тишину провинции, в которой так громко слышно собственное нытьё. И конечно, здесь нет и не будет той, что сможет понять этот надлом. Эти девушки с их наивными мечтами о столичных принцах…»

Внезапный пронзительный, по-звериному испуганный крик врезался в стеклянный кокон салона, мгновенно разрезая паутину его рефлексий. Адреналин ударил в виски, заставив сердце ёкнуть и заколотиться с бешеной частотой. Рефлексы, отточенные на безумных московских магистралях и автострадах Калифорнии, сработали быстрее сознания.

Нога, словно сама по себе, ударила по тормозу с такой силой, что тело рванулось вперёд, удерживаемое ремнём. Шины взвыли на всю улицу, и серый «Порше» резко дёрнулся, замирая в сантиметре от ног девушки.

Она застыла посреди «зебры», словно подкошенная, широко раскрыв огромные, полные чистого, немого ужаса глаза. Из её рук вырвалась и рухнула на асфальт бесформенная охапка книг, исписанных тетрадок и каких-то листов, тут же подхваченных ветерком.

Глеб выскочил из машины, двумя длинными шагами сократив расстояние между ними. Он машинально готовился к скандалу, к потоку праведного московского мата, который обрушили бы на него в столице. Но вместо агрессии увидел лишь абсолютно детское, испуганное лицо, залитое слезами. Щёки пылали густым румянцем, а по ним струились чёрные дорожки размазанной туши.

– Вы… Вы в порядке? Простите, я вас не видел! – его слова, обычно такие чёткие и отточенные в коворкингах крупных мегаполисов, вдруг спутались, слоги поползли друг на друга, язык заплетался. Он почувствовал себя нелепым гигантом, напугавшим котёнка.

Они молча, под немым присмотром замерших светофоров и любопытных взглядов из окон троллейбуса, начали собирать её вещи. Его взгляд упал на очки в простенькой пластиковой оправе, лежавшие рядом с колесом. Линзы были безвозвратно треснуты, паутинка щербин расходилась от самого центра. Удивительно жалкие и уязвимые. Он потянулся к ним, желая извиниться снова, предложить всё компенсировать, но девушка резко, почти с испугом, выхватила из его рук стопку учебников. Её пальцы мелко-мелко дрожали.

– Ничего… Я… Всё нормально… – прошептала она глухо, не глядя на него, и, резко развернувшись, бросилась прочь, к серому зданию института, что высилось неподалёку.

Он крикнул ей вслед что-то о замене очков, о том, чтобы она остановилась, но она уже не слышала, лишь прибавила шагу, почти побежала, скрываясь в парадной двери.

«Бежит как от маньяка. Типично. Провинциальная скромность или просто животный страх перед чужаком на дорогой машине?» – мелькнула у него очередная циничная мысль, и ему стало противно от самого себя.

Аудитория встретила Машу гулкой, звенящей тишиной, сменившейся тут же взрывом шума. Она повалилась на ближайший свободный стул, и рыдания, сдерживаемые до последней секунды, вырвались наружу с такой силой, что содрогнулось всё её худое тело. Подруги тут же облепили её взволнованным, суетливым роем: «Маня! Машенька! Что случилось? Кто-то обидел?»

Слова рвались обрывками, утопая в истерическом всхлипывании. Через пару минут они уже стояли в прохладной кафельной тишине женской уборной, пытаясь привести её в чувство. Одна мочила под краном платок и прикладывала ей к запястьям, другая пыталась привести в порядок растрёпанные волосы.

– Представляешь, я чуть не стала блином на асфальте! – наконец выдохнула Маша, всхлипывая и смахивая предательские слёзы. – Этот… этот напыщенный урод на своём «Порше» летел, будто у него дома пожар! Я просто переходила дорогу на зелёный!

– Да там вечно эти козлы носятся! – фыркнула невысокая брюнетка Катя, яростно работая расчёской над спутанными каштановыми прядями Маши. – Смотри, очки-то разбились… Ай, ерунда, зато жива! Ты хоть номер запомнила? С него за испуг и новые очки надо стрясти! Облико морале! С них, богачей, станется, они все зажравшиеся!

Глава 2

Глеб замер посреди проезжей части, опустив руки. В ушах стоял оглушительный звон, а мир вокруг словно замедлился, расплываясь в пятнах света и теней. В его пальцах зажатым оказался маленький, потрёпанный документ – зачётная книжка, выпавшая из её стопки, когда она так стремительно вырвала свои учебники. Он не сразу сообразил, что держит в руке чужую судьбу, пропуск в её мир.

– Эй, постойте! – крикнул он ей вслед, но его голос утонул в нарастающем гуле.

Толпа зевак, моментально сформировавшаяся на тротуаре, громко перешёптывалась, бросая на него осуждающие или любопытные взгляды. Дорога встала: из-за его резко остановившегося «Порше» образовалась пробка. Нетерпеливые клаксоны визжали разноголосым хором, а несколько водителей, выскочивших из своих машин, уже вовсю высказывали своё мнение о его умении ездить и родословной, щедро сдабривая его отборной нецензурщиной. Воздух гудел от агрессии и праздного любопытства, но Глеб, почувствовав прилив знакомого раздражения, всё-таки сдержался. Сжав зубы, он молча вернулся в салон, завёл двигатель и, аккуратно объехав затор, двинулся в сторону, ища тихое место, чтобы прийти в себя.

Через несколько кварталов он заглушил мотор напротив небольшой, утопающей в зелени кафешки. Небольшая, но уютная. Именно то, что нужно. Заказав двойной эспрессо, опустился за столик у окна. В центре стоял крохотный, но замысловатый букетик полевых цветов – ромашки, васильки. Просто и мило. Эта простая деталь почему-то тронула его, вернув мысли к незнакомке.

«Всё ясно. Я должен её найти. Обязательно. Напугал до полусмерти, довёл до слёз, лишил очков… И теперь у неё на руках ещё и моя визитка – её зачётка. Нужно извиниться, вернуть документ и возместить ущерб».

Он достал из кармана пальто те самые очки с паутиной трещин на стёклах. Примерил, зажмурив один глаз. Мир искривился, поплыл, превратился в хаотичное месиво размытых цветов и света.

«Минус огромный. Без них она практически слепа. И я её ещё чуть не переехал… Идиот. Поехать и караулить у корпуса? Бесполезно. Она теперь при виде меня рванёт в обратную сторону, как от огня».

План созрел мгновенно. Он достал свой смартфон, пролистал контакты и нашёл нужное имя.

– Оксана, привет. Это Глеб… Давно не слышались… Нет, нет, всё в порядке, – он говорил мягко, вкрадчиво, включая всё своё обаяние. – Ты же заканчивала финансовый?.. Да, я помню… Слушай, мне нужна одна информация, чисто техническая. Не могла бы подсказать, куда лучше обратиться, чтобы найти человека с вашей бывшей кафедры?.. Да, именно… Спасибо огромное! Обязательно как-нибудь заскочу, угощу тем самым кофе.

Закончив разговор, он отпил глоток горького кофе, оставил на столе купюру и вышел. Цель была ясна.

Университетский корпус встретил его шумом и гомоном молодых голосов. Около входа, у кафедры финансов, толпились студенты. Они громко, перебивая друг друга, обсуждали только что написанную контрольную, возмущались строгости преподавателей, строили планы на вечер. По широкой лестнице поднималась ватага парней, с упоением рассказывая о вчерашней вечеринке и какой-то невероятно красивой девушке. Их громкий, беззаботный смех эхом разносился под сводами.

Глеб прислонился к подоконнику в коридоре, наблюдая за этой кипящей жизнью. На его душе стало почему-то светло и одновременно щемяще грустно.

«Они так беззаботны. Озабочены своими, кажущимися им вселенскими, проблемами. А пройдёт совсем немного времени – и эти стены перестанут их защищать. Им придётся выходить в тот самый жестокий мир и сражаться за своё место под солнцем. Их лица станут серьёзнее, строже. И они будут с теплотой и лёгкой завистью вспоминать эти шумные коридоры, эту беспечность. И поймут, что не ценили эти дни, данное им время».

Ему вдруг страстно захотелось ненадолго остаться здесь, подзарядиться их юным, неукротимым оптимизмом.

Но его заметили. Девчонки, проходя мимо, открыто и с интересом оглядывали стоявшего у окна незнакомца. В свои тридцать Глеб выглядел как воплощённая мечта – удачная помесь успешного бизнесмена и романтического героя. Средний рост, атлетичные плечи, говорящие о регулярных визитах в лучшие спортивные клубы, и лёгкая, уверенная осанка. Бронзовый загар отлично оттенял русые, тщательно уложенные волосы и подчёркивал солидность.

Было видно, что этот мужчина никогда не знал нужды ни в деньгах, ни во внимании женщин. Дорогие чёрные туфли, идеально сидящие брюки, тёмный свитер… Казалось, в нём было всё, о чём только можно мечтать. Но во взгляде его тёмных глаз, таких живых и проницательных, читалась совсем иная история – глубокая, старая боль и отчуждённое одиночество.

Смелые девушки открыто улыбались ему, пытаясь поймать его взгляд. Более робкие лишь украдкой поглядывали, пожирая его глазами. Эта всеобщая реакция и забавляла его, и одновременно приводила в бешенство.

«Милые, наивные девочки. Вы видите лишь обёртку. Вам хочется заполучить этот трофей, но вы не понимаете, что внутри он пустой. Он не сделает вас счастливыми. Когда-то давно что-то внутри него сломалось, и он разучился дарить то, что вы ищете, – настоящее чувство».

Резкий звонок, возвещающий о начале пары, мгновенно опустошил коридоры. Гул голосов сменила тишина, нарушаемая лишь приглушёнными голосами преподавателей из-за закрытых дверей.

Глеб оттолкнулся от подоконника и направился к двери с табличкой «Заведующий кафедрой». Он приоткрыл её и вошёл внутрь.

В небольшом кабинете, заваленном стопками бумаг, сидели две женщины. Они подняли на него глаза, и Глеб одарил их своей самой обворожительной, магической улыбкой – той, что действовала безотказно.

Глава 3

Глеб припарковался на противоположной стороне улицы и вышел из машины. Перед ним высилось девятиэтажное панельное здание студенческого общежития, знакомое до боли. Он бывал здесь однажды, много лет назад, и воспоминания были далеко не самыми приятными. Но сейчас, переведя взгляд с унылого фасада на пышный букет белых роз на заднем сиденье, он невольно улыбнулся.

– Почему именно белые? – удивлённо спросила продавщица в цветочном ларьке, помогая ему упаковать огромную, едва умещающуюся в руках охапку. – Для такого шикарного букета больше подошли бы алые, они такие страстные!

– Нет, белые, – твёрдо ответил Глеб. – Будущая обладательница этих цветов… очень юная. Красный цвет может её напугать».

Тогда, утром, она показалась ему совсем девочкой, чуть ли не школьницей. Но, открыв её зачётку, он обнаружил, что она поступила в прошлом году. Значит, всё-таки около восемнадцати. Но какой же хрупкой и потерянной она выглядела – с растрёпанными волосами и размазанной тушью. Сейчас, вспоминая её испуганное лицо, он представлял её этаким замкнутым, нелепым ребёнком. Так или иначе, он чувствовал за собой огромную вину и должен был загладить её.

Было всего пять вечера, но осенняя темнота уже плотно окутала город. Он вошёл в освещённый холл общежития. За проходной сидела вахтёрша, уткнувшись в газету и лишь изредка кося глазом на студентов, столпившихся у дверей в душевую. Кто-то лениво развалился в потрёпанном кресле, уставившись в телевизор, другие переминались с ноги на ногу с тазиками в руках, явно торопясь принять вечерний душ.

– Здравствуйте, – вежливо обратился Глеб, протягивая паспорт. – Мне нужно на восьмой этаж, комната восемьсот три.

– А вы к кому? – не отрываясь от чтения, буркнула вахтёрша.

– Я к Лариной Маше. Хотел бы навестить её ненадолго, – ответил он, стараясь сохранять спокойствие, хотя подобный допрос всегда выводил его из себя.

– Ладно, проходите. Только чтобы до десяти! – женщина равнодушно махнула рукой и снова углубилась в газету.

Лифт, как это часто бывало, не работал. Пришлось подниматься пешком. Огромный букет роз больно колол пальцы, и Глеб то и дело перекладывал его с руки на руку. Наконец он оказался перед дверью с номером «восемьсот три». Встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями и подобрать нужные слова. В коридоре было шумно, пахло дешёвой едой из кухни и какой-то затхлостью.

Он постучал, стараясь придать своему лицу максимально беззаботное и дружелюбное выражение – чтобы она не захлопнула дверь сразу, едва его увидев. Сердце неожиданно заколотилось. Эта ситуация была для него в новинку, и он отчаянно нервничал. «Только бы не запороть всё снова и не начать говорить как идиот», – пронеслось в голове.

Дверь приоткрылась совсем немного, впустив в коридор узкую полоску тусклого света от ночника. В полумраке было сложно разглядеть что-либо, лишь смутный силуэт в проёме.

– Ларина Маша? Мне нужно с вами поговорить, – почти выпалил Глеб, не пытаясь рассмотреть лицо.

– Да, это я… но я вас не зна… – она замолчала на полуслове, и он понял – она узнала его. Послышался испуганный вздох, и дверь резко дёрнулась, чтобы захлопнуться, но Глеб успел инстинктивно подставить ногу.

– Простите меня, пожалуйста! – послышался сдавленный, дрожащий шёпот из-за двери. – Я не хотела бросаться вам под колёса, я просто не посмотрела по сторонам… Извините за беспокойство…

Глеб оторопело замер. Он приехал извиняться, а извинялись перед ним. На его лице застыла такая растерянность, что девушка в щёлку заметила это и тоже смутилась.

– Постой, вообще-то это я пришёл извиняться, – наконец нашёл он в себе силы сказать. – Это я виноват, я задумался за рулём и не видел тебя. Слава богу, ты закричала. Я очень напугал тебя утром и хочу загладить вину.

Только теперь он вытянул вперёд правую руку, до этого прятавшуюся за спиной с огромным букетом белых роз.

– Это тебе. Хочу как-то загладить свою вину. Думаю, они тебе понравятся, – он протянул цветы в приоткрытую щель. – Может, впустишь меня?

Маша стояла в полном ступоре, не в силах вымолвить ни слова. Никто и никогда не дарил ей ничего подобного – ни такого огромного, красивого букета, ни таких нежных, идеальных белых роз. Принять такой дар от незнакомого мужчины было невозможно.

– Я не могу… – едва слышно прошептала она, и в голосе послышалась лёгкая дрожь. – Они очень красивые, но это слишком дорогой подарок. Я не могу его принять.

– Давай ты впустишь меня, а там разберёмся с букетом, – настаивал Глеб, поражённый её скромностью. – А то на нас уже все в коридоре смотрят.

– Подождите, пожалуйста, пять минут, мне нужно переодеться, – быстро выпалила она и прикрыла дверь.

Глеб остался в коридоре, шокированный происходящим. «Интересно, сколько у неё длятся эти «пять минут»? Если полчаса, я, пожалуй, сойду с ума», – пронеслось в голове.

Он присел на скамейку у стола, стоявшего в холле, и принялся теребить атласную ленточку, стягивавшую стебли роз. «У меня ещё ни разу в жизни не было случая, чтобы девушка отказывалась от цветов», – с удивлением размышлял он.

В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла она. Невысокая, с длинными распущенными волосами до пояса и слегка припухшими, покрасневшими глазами. Было видно, что она только что проснулась – он, выходит, её разбудил. Широкие спортивные штаны были помяты, а серая кофточка облегала хрупкие плечи и ещё совсем юную, не сформировавшуюся грудь. Несмотря на усталость и испуг, в ней было что-то светлое, неуловимое, что-то, заставляющее смотреть не отрываясь. Глеб встал и пошёл навстречу этому свету.

Глава 4

– Заходите, – тихо сказала она, отступая вглубь комнаты.

Он вошёл, не сводя с неё взгляда, боясь упустить малейшую деталь, боясь, что образ вот сейчас растворится, как мираж.

Положив огромный букет ей в руки, он улыбнулся как можно теплее и мягче.

– Цветам, как и людям, нужна вода. Без неё они просто засохнут, так и не подарив миру всей своей красоты, – тихо произнёс он, глядя прямо в её глаза. Откуда-то нахлынули поэтичность и романтизм. – Может, всё-таки поставишь их в вазу? Иначе они погибнут прямо у тебя в руках.

– Спасибо, они прекрасны. Мне ещё никто не дарил таких цветов, – прошептала Маша. – Наверное, надо чаще попадать под машины, – дрогнувшим голосом попыталась пошутить она.

– Не стоит так рисковать. Лучше я буду дарить их тебе просто так.

– Я же пошутила, – она наконец рассмеялась, и уголки её губ растянулись в застенчивой, смущённой улыбке.

Её искренность и эта юная, незамутнённая наивность поразили Глеба в самое сердце. Он буквально почувствовал, как перехватило дыхание. Стук настенных часов был ровным и громким, но он его не слышал – улавливал только бешеный стук собственного сердца. Чтобы как-то оправиться, он перевёл взгляд на книжные полки, стараясь разобрать написанные на корешках названия.

– Меня зовут Глеб. Давай перейдём на «ты»? Всё-таки мы знакомы уже целых двадцать минут, – он снова улыбнулся.

– А я Маша. Ты и так знаешь. Присаживайся на стул, извини за беспорядок – я никого не ждала.

Комнатка была крошечной, но, на удивление, уютной. С одной стороны – две узкие кровати, небольшой шкаф и малюсенький холодильник. С другой – письменный стол с двумя стульями. Над столом висела полка, заставленная учебниками и тетрадями, а рядом стояли несколько фоторамок с изображениями незнакомых Глебу людей.

– Знаешь, я всегда удивлялся, как студентов селят в такие маленькие комнаты, да ещё и по несколько человек, – не сдержался он.

– Я живу одна. В прошлом году была соседка, но она выпустилась и уехала, а новую так и не подселили. Так что я тут полновластная хозяйка, и мне мои апартаменты очень нравятся. Несмотря на размер… Ой.. Извини, я совсем забыла тебя угостить! – спохватилась она. – Есть чай, кофе… Что будешь?

– Чай, пожалуйста, – тепло ответил он, показав на своём лице улыбку.

И совсем скоро на столе стояла тарелка с простым печеньем и две большие чашки с ароматным чаем. Маша аккуратно, одну за другой, ставила розы в вазу, и казалось, она вкладывала в каждый цветок частичку своей нежности, желая продлить им жизнь. Тишина, повисшая в комнате, дала Глебу возможность рассмотреть её получше.

Она казалась удивительно спокойной, хотя он видел, какую бурю эмоций скрывает эта хрупкость. Выдавала её лишь лёгкая дрожь в пальцах, когда она касалась стеблей. Длинные русые волосы отливали золотом под светом лампы, а тёмные, ещё не отдохнувшие глаза смотрели на мир с доверчивой открытостью.

Глядя на неё, Глеб начал сомневаться в данных из зачётки. Если бы не эта случайная встреча, он бы принял её за подростка. Яркой, бьющей в глаза красоты в ней не было, а угловатая фигура делала её похожей на нескладного человека в пубертатном периоде. Но было в ней что-то другое. Что-то, что заставляло восхищаться и не могло оставить равнодушным. Возможно, внутренний свет, душевная чистота и незамутнённость. Он не мог понять – что именно, но точно знал – эта девчонка уже тронула его сердце.

– Как ты узнал, как меня зовут и где я живу? – прервала она его размышления.

– У меня тут есть знакомая, она учится на вашем же факультете. Она подсказала, где искать вашу кафедру. Ты забрала книги, а зачётку оставила у меня в руках. Ну а дальше я просто пошёл на кафедру и узнал твой адрес.

– И они просто так всё выдали?

– Пришлось сказать пару комплиментов, вот и весь секрет, – он лукаво подмигнул.

– Надо же. А ты всегда добиваешься своего?

– Только когда мне это действительно нужно, – уверенно ответил он.

– И что, я тебе так сильно понадобилась? – в её голосе послышались нотки лёгкого вызова.

– Понимаешь, после утра я был сам не свой, не смог нормально извиниться. А когда пришёл в себя, начал звать тебя, но ты очень быстро бегаешь, – он снова растянул губы в улыбке. – Всё, меня потом мучило чувство вины. Понимаешь?

– Ну а теперь твоя совесть успокоилась, а самолюбие возросло? – спросила она уже с лёгким сарказмом. – Ах да, ты же хотел вернуть зачётку. Но мог же просто оставить её на кафедре – зачем так мучиться?

– Знаешь, – он повысил голос, чтобы перекрыть её нарастающие эмоции, – я действительно хотел извиниться и вернуть тебе документы. Но…

– Но – что?

– Я приехал сюда с самыми хорошими намерениями, а не для поднятия своей планки, – он начал раздражаться от такого поворота событий. – Давай лучше попьём чай и поговорим о чём-нибудь другом, – предложил он, взяв себя в руки.

Ей вдруг стало неловко за свою вспышку. Чтобы разрядить обстановку, она села на стул напротив и, улыбнувшись, начала рассказывать, как искала зачётку весь день, как думала, что потеряла её, и как это её расстроило.

– И из-за этого у тебя такие красные глаза? Ты плакала из-за зачётки?

Глава 5

Серый «Порше» замер у центрального входа университета. На площади, у подножия широких ступеней, кипела жизнь: студенты оживлённо обсуждали что-то, жестикулируя, смеялись, перебрасывались шутками.

Глеб вышел из машины, бросил взгляд на часы. До конца пары оставалось минут двадцать, но народу было довольно много.

«Постою тут, у ступеней, чтобы не пропустить», – решил он. Слева от него, в десятке шагов, какая-то пара с жаром о чём-то спорила. Девушки наперебой говорили в трубку телефона, пытаясь перекричать общий гомон.

Под ногами приятно шуршала пожухлая листва. Дворники в палисадниках уже подрезали на зиму розы. Солнце светило ярко, обманывая, будто осень и не думает наступать, но холодный ветерок так и норовил залезть за воротник, напоминая о приближающихся холодах.

Сегодня утром Глеб необычно долго выбирал одежду. Перебрал половину гардероба, и в результате взгляд зацепился за свежевыглаженный костюм бежево-оливкового оттенка.

«Ладно, – немного подумав, решил он. – Оденусь парадно».

Для него это и правда был праздник. Он ещё не понимал, почему мысли постоянно возвращаются к той самой незнакомке, почему её образ так волнует и не даёт покоя.

«Но она же не ослепительная красавица», – неоднократно ловил он себя на мысли, хотя давно уже не оценивал женщин по внешнему лоску, в каком возрасте бы она ни находилась. Его мир был полон безупречно ухоженных, эффектных женщин, и их непоколебимое совершенство давно ему наскучило. А Глебу так недоставало простоты и… душевности.

И сейчас, стоя у университетского корпуса в элегантном костюме поверх базовой чёрной футболки, он выглядел в глазах всех присутствующих девушек так, будто сошёл со страниц дорогого глянцевого журнала.

А в это время Маша неспеша шла по коридору первого корпуса, сгибаясь под тяжестью сумки, доверху набитой учебниками. Чёрная юбка в пол с разрезом делала её визуально выше, но устало склонённые плечи выдавали измождение. Тёмно-синяя вязаная кофта – подарок мамы к началу учебного года – была перехвачена самодельным поясом. Мрачные цвета созданного образа делали её бледную кожу ещё более фарфоровой, почти прозрачной.

«Господи… Неужели это уже конец недели? Вымоталась совсем… И тот мужчина… Неужели всё это не сон?» – устало размышляла она, стараясь осторожно и аккуратно спускаться по ступенькам, чтобы не споткнуться и не полететь камнем вниз. Однако пришедшая в голову мысль заставила её едва заметно улыбнуться.

«Будь это сном, в моей комнате уже третий день не стоял бы пьянящий аромат восхитительных белых роз».

Пройдя пост охраны, она вышла на улицу. Резкий порыв ветра тут же ударил в лицо, сорвал с косы непокорные пряди и развеял грёзы.

«Жаль, что я больше никогда его не увижу. С ним можно было бы говорить часами…» – с грустью подумала она.

– Маша! – окликнул её голос, который уже три дня звучал в её памяти эхом. – Маша, подожди! – Глеб легко шагнул к ней, мягко взяв за локоть, чтобы вывести из людского потока. – Привет! Я очень рад тебя видеть, – его лицо озарила тёплая, по-настоящему искренняя улыбка. – Пообедаем вместе?

Ошеломлённая Маша молча смотрела в глубину его тёмных глаз, не в силах вымолвить ни слова. Ей страстно хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему – убедиться, что это не мираж, не сон, который вот-вот растает.

Не дожидаясь ответа, Глеб бережно взял её за руку и повёл к машине. Придерживая дверь, он лихорадочно перебирал в голове самые разнообразные причины своего внезапного появления, но, так и не найдя подходящей, решил говорить правду.

Обойдя машину, он так же легко и непринуждённо устроился за рулём, но не завёл мотор. Маша следила за его плавными, уверенными движениями, и в голове у неё методично стучало лишь одно: «Зачем он здесь? Неужели из-за меня? Но почему?»

– Давай я уберу твою сумку на заднее сиденье, — предложил Глеб, взяв её тяжёлый портфель и мгновенно ощутил его внушительный вес. – Сколько же ценных знаний ты таскаешь с собой каждый день, – с лёгкой улыбкой заметил он, а затем оттуда же, с заднего сиденья, он извлёк небольшой, но безумно изящный букет белых тюльпанов, аккуратно уложенных и больше напоминающих свадебный аксессуар. Вручая его ей, он не сбавил весёлой ноты в голосе: – Я же обещал дарить тебе цветы просто так. Вот, выполняю обещание, – видя, что она всё ещё в ступоре, Глеб добавил с лёгкой иронией: – Я, конечно, хотел тебя удивить, но не думал, что лишу дара речи.

– Глеб… Ты приехал только для того, чтобы подарить мне цветы? – наконец выдохнула она, совершенно ошеломлённая.

И это был тот самый вопрос, на который у него не было честного ответа даже самому себе.

– Ну, вообще-то я ещё и пообедать предложил, — парировал он. – Знаешь, я все эти три дня вспоминал нашу встречу в общаге. Мне захотелось снова увидеть твои глаза и услышать твой смех. Со вторым, правда, пока как-то не очень выходит, – пошутив, он сделал немного обиженное лицо.

– Ой, я…

Его наигранная обида развеяла её напряжение, и на девичьих губах наконец дрогнула улыбка.

– Так я понимаю, ты не против пообедать со мной? – уточнил он.

Маша в ответ лишь молча кивнула, всё ещё не доверяя своему голосу.

Машина остановилась у большого стеклянного входа в дорогой ресторан. Глеб заглушил двигатель и уже потянулся к дверной ручке, но заметил, как Маша напряглась и замолчала.

Глава 6

В ресторане царила уютная, почти интимная атмосфера. Полумрак, приглушённый свет ламп и глубокие диваны в отдельных кабинках создавали ощущение полной приватности. Стены украшали чёрно-белые и цветные фотографии знаменитых музыкантов, а в стеклянных витринах поблёскивали саксофоны разных размеров и другие диковинные инструменты. Фоном лилась томная джазовая мелодия – она словно проникала в самое сердце, касаясь сокровенных струн души.

Глеб и Маша устроились в самом уютном уголке зала. Пока официант расставлял блюда, Глеб заметил, как Маша с любопытством разглядывает меню. Он сразу понял – она здесь впервые, и с удовольствием предложил помочь, подробно описывая состав и особенности каждого блюда.

Это место стало его любимым с тех пор, как он несколько лет назад впервые зашёл сюда с Оксаной. Она была его давним другом, почти сестрой – тем человеком, который всегда поддерживал в трудную минуту и искренне радовался его успехам. Они познакомились, когда Глеб, раздавленный собственными ошибками и потерями, только приехал из Москвы в Кострому – начинать всё с чистого листа. Оксана тогда ещё училась в старших классах, но, несмотря на юный возраст, поразила его своей искренностью и светлым взглядом на жизнь. Она разглядела в нём то лучшее, что он сам в себе давно разуверился заметить, и помогла ему снова обрести почву под ногами.

«Наверное, встреча с Машей не случайна, – вдруг поймал себя на мысли Глеб. – Она того же возраста, что и Оксана тогда, и так же по-детски чисто и внимательно на меня смотрит».

Удобно устроившись за столом и разрезая сочное мясо под изысканным соусом, Маша ловила каждое слово Глеба, каждое движение его рук.

– Ну что, немного подкрепился? Готов к моему допросу? – с напускной серьёзностью спросила она и тут же рассмеялась собственному тону.

– А давай сыграем в одну игру, – предложил Глеб, откладывая вилку. – Будем по очереди задавать друг другу вопросы. Если кто-то не захочет или не сможет ответить – обязан съесть одного рапана. – Он кивнул в сторону большой тарелки с запечёнными мидиями. – Согласна?

– Давай! – оживилась Маша. – Тогда я начинаю. Скажи, откуда у тебя такой идеальный, прям правильный русский? И почему ты так похож на иностранца? Ну не знаю… В нашем городе мужчины так не выглядят и тем более – не говорят.

– Всё просто, – мягко улыбнулся он. – Мой отец был дипломатом, мать – филологом. Из-за работы отца детство прошло в постоянных переездах: Англия, Швейцария, два года в Австрии. Я учился в международных школах – отсюда и лёгкий акцент, но я стараюсь полностью его искоренить. – Он сделал паузу, проводя пальцем по краю бокала с минеральной водой. – После университета в Кембридже вернулся в Россию. Сейчас мой бизнес связан со строительством асфальтовых заводов и поставкой оборудования – приходится постоянно летать на переговоры с партнёрами в Европу и Азию. Последние пять лет живу между Москвой и проектами в регионах. Вот и оказался в Костроме.

Маша слушала, заворожённая его рассказом, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть волшебство этого момента.

– Теперь моя очередь, – мягко сказал Глеб. – Расскажи, где ты родилась и где живёшь?

Девушка удивилась – она не ожидала, что её скромная история вообще может его заинтересовать.

– Я родилась в Новокузнецке, но после гибели отца на шахте мы с мамой и братом переехали под Кострому, в Галич – там её родня. Брат уже семейный, у него растёт сын. А после школы мама настояла, чтобы я училась в самой Костроме… Вот так я и оказалась здесь, – она вздохнула, внезапно ощущая простоту и обыденность своей биографии наряду с рассказом собеседника.

– Если бы ты осталась в Галиче, я бы вряд ли тебя нашёл, – заметил Глеб. – Кстати, я там никогда и не был – только проезжал транзитом. – И он вспомнил, как однажды мечтал побывать ещё и в Суздале.

– Теперь твоя очередь, – улыбнулась Маша. В голове у неё вертелась сотня вопросов, но почему-то казалось, что знает она его уже очень-очень давно. – Сколько тебе лет?

– Тридцать. Для кого-то это много, для кого-то – нет. Если тебя смущает разница – я знаю пары, у которых она куда значительнее. Тебя это правда беспокоит?

– Пока не знаю… В детстве я мечтала, чтоб мой муж был значительно старше.

– И с чем это было связано? – мягко уточнил Глеб.

– Не знаю… Детские фантазии, – она слегка качнула головой. – Это уже был вопрос?

– Нет, – усмехнулся он. – Это так… прелюдия. Скажи, тебе ведь уже есть восемнадцать?

– А что, боишься проблем с законом? – с лёгким смешком сказала Маша, и в её глазах плеснулась шаловливая искорка. – Да, в августе мне исполнилось восемнадцать. А если бы не было – ты бы со мной не общался? – спросила она с наивным любопытством, подпирая подбородок ладонью.

– Подождал бы до совершеннолетия, – улыбнулся Глеб, и его взгляд стал мягким. – Знаешь, я даже работал одно время в школе. Представляешь? И был у меня печальный опыт: старшеклассницы вешались на шею прямо в коридорах, при всём честном народе. Чувствовал себя как на невольном показе мод.

– Надо было просто ставить их на место, – уверенно сказала Маша, слегка надув губы. – Твёрдо и ясно.

– Одну я так «поставил», что она возненавидела меня всем сердцем и делала всё назло. Родители потом приходили, обвиняли, будто я придираюсь к их «ангелочку» и занижаю оценки по английскому. – Он вздохнул, отодвинув тарелку. – А что я мог поделать, если она специально не учила предмет и при всех посылала меня трёхэтажным матом? Пришлось вызывать на дуэль в знании неправильных глаголов.

Глава 7

– Так ты живёшь в Москве? – нарушила молчание Маша, возвращая разговор в более безопасное русло.

– Можно сказать, да. У меня дом в Барвихе, – увидев её удивлённо расширившиеся глаза, он с лёгкой улыбкой пояснил: – Это такой посёлок под Москвой, очень зелёный и тихий. Захотелось после вечного цейтнота и стеклянных небоскрёбов проснуться хотя бы в выходные не под рёв машин, а под пение птиц за окном. Чтобы до столицы было рукой подать, но при этом чувствовалось бы пространство и покой. А в саму Москву я езжу на работу, к друзьям и… чтобы иногда, признаюсь, оторваться по-полной. Баланс, знаешь ли. Идеальный вариант для тех, кто устал от города, но не готов с ним порвать.

– А что, весело живёшь без забот? – спросила Маша, подпирая ладонью подбородок. Её взгляд был одновременно насмешливый и заинтересованный, будто она пыталась разгадать формулу его жизни. Глеб лишь пожал плечами – он не совсем понимал, что она имела в виду под «заботами». Его заботы были другого порядка: контракты, переговоры, логистика поставок для строящихся заводов. Но как объяснить это девушке, которая считала деньги до стипендии? У каждого свои трудности, свои мерки. – А готовишь себе сам?

Он почувствовал лёгкое смущение – странное чувство для человека, привыкшего к уверенности.

– Раз в неделю приходит экономка: делает уборку, готовит полуфабрикаты и блюда на неделю вперёд. Но иногда… иногда я и сам не прочь побаловаться у плиты, – Глеб на секунду задумался, и перед его внутренним взором проплыли вереницей образы огромной кухни в родительском доме, официанты на светских раутах. Но он не стал углубляться в эти детали – они казались неуместными здесь, в этом уютном костромском ресторанчике. – У нас всегда был целый штат помощников. Хотя мама, несмотря на это, обожала готовить сама. По выходным она всегда пекла яблочные пироги с корицей – таких я больше ни у кого не ел. – Лёгкая, почти незаметная улыбка тронула его губы. Эти воспоминания согревали что-то глубоко внутри, казалось, никакие перемены и годы не могли стереть тёплый свет того дома, патриархального и такого прочного. – Потом, когда я учился в Кембридже, мы в основном питались в столовых. Только не в обычных, а скорее в закрытых клубах для определённого круга… А сейчас я сам выбрал этот образ жизни и стараюсь ему соответствовать. Даже научился покупать продукты на рынке, кое-что готовить и гладить рубашки. Сам! Это даже приносит странное удовольствие – делать что-то своими руками.

– Молодец! – Маша улыбнулась, и в её глазах плеснулась лёгкая ирония, но не злая, а очень даже тёплая. – Видишь, сколько всего нового дарит жизнь! А откуда ты так здорово научился говорить? Так просто, но… идеально.

Он почувствовал небольшое напряжение – этот вопрос всегда затрагивал что-то сокровенное.

– Моя прабабка до конца дней хранила веру, язык и традиции – мама часто рассказывала, как та собирала всю семью за большим дубовым столом на Пасху и Рождество, заставляла всех петь старые песни. Она была из разорившейся аристократической семьи, – голос Глеба на мгновение стал тише, но затем он продолжил увереннее: – Потом мама поступила в университет на филолога, как бы продолжая чтить великий и могучий, мечтала привить и мне интерес к журналистике и лингвистике. В общем-то у неё получилось, хотя занимаюсь я теперь совершенно другим. Странно, да?..

– У тебя, наверное, много родни? – почему-то задала этот вопрос Маша, да с таким неподдельным интересом, что Глеб поймал себя на мысли – её живость ему безумно нравится.

– Отец разыскал некоторых родственников несколько лет назад. Но их осталось немного… Он предлагал помощь и переезд в Москву, но они предпочли остаться там, где родились. Это, знаешь, очень по-русски – держаться за то место, где ты вырос и где прожил всю жизнь. Меня это тогда поразило.

– Вы так поддерживаете семейные традиции… – в голосе Маши звенело неподдельное удивление, будто она открыла какой-то секрет.

– Ты не представляешь, сколько историй я слышал в детстве, – Глеб на миг замолчал, и в его глазах мелькнула тень, быстрая, как осенняя птица за окном. – Мама была удивительной женщиной…

– Ты говоришь о маме в прошедшем времени… Её больше нет? – тихо спросила Маша, и её голос стал осторожным, мягким.

Он почувствовал знакомое сжатие в груди, которое всегда приходило с этими воспоминаниями.

– Она погибла, когда мне было десять, – он произнёс это коротко, почти профессионально, но боль в его глазах была красноречивее любых слов. – Водитель автобуса не справился с управлением на дороге.

– Прости… я не хотела… – Маша едва слышно прошептала, и её пальцы невольно сжали край скатерти.

Она так хотела вернуть тому сильному мужчине лёгкость, что звучала в его голосе минуту назад. Она и сама почти не помнила отца, но каждый раз видела, как сжимается мамино сердце при воспоминаниях о нём. Та так и не вышла замуж снова, храня верность прошлому, и эта верность была одновременно и печальной, и прекрасной.

Заметив, что Маша погрузилась в свои мысли, Глеб аккуратно вернул разговор в лёгкое русло:

– Ну что, дорогая, – он нарочито игриво растянул слово, пытаясь развеять грусть, повисшую между ними, – ты сегодня всё-таки будешь есть рапанов? Или предпочитаешь наблюдать, как это делаю я?

Она, понимая, что он пытается вывести её из задумчивости, решила парировать – её глаза блеснули озорством:

– А как ты вообще относишься к девушкам, которые не едят рапанов? – спросила она с вызовом, слегка наклонив голову.

Глава 8

– А ты боишься проиграть? – парировала Маша, чувствуя, как учащается её пульс. – Задавай свой вопрос. Я готова.

– Хорошо, – его глаза весело сверкнули. – Ты сейчас с кем-то встречаешься? Есть парень? Не считая меня, конечно, – добавил он с лёгкой улыбкой.

Маша почувствовала, как кровь приливает к щекам, предательски выдавая её смущение. Она не ожидала такого прямого вопроса так скоро.

– Нет… Никого нет. И за всё время учёбы ни с кем не встречалась, – она говорила сбивчиво, голос дрожал, и она ненавидела себя за эту слабость. – Я не такая, как ты, наверное, подумал… Со мной парни не особенно знакомятся. Не любят умных, – она опустила глаза, вспоминая однокурсниц, которые легко меняли ухажёров, а она лишь слушала их истории, чувствуя себя чуждой этим играм.

– А я ведь не такой, – Глеб посмотрел на неё пристально, и в его взгляде было что-то тёплое, почти нежное. – Мне как раз нравятся умные. С ними не скучно.

– Но ты же не мой парень! – выпалила Маша, и сразу же смутилась, почувствовав, как горит лицо.

– А хотела бы? – начал он, но вовремя остановился, увидев, как она напряглась. – Ладно, твой ход.

– А у тебя давно была девушка? – быстро спросила Маша, пытаясь перехватить инициативу и скрыть смущение.

– Летом в Крыму. Мы хорошо провели время, но потом решили расстаться – у неё были другие планы на жизнь. Она уехала в Казань, а я – в Москву.

Почувствовав, что Маша не сдаётся и готова задать ещё более неудобные вопросы, Глеб решил сделать последний ход – тот, что висел в воздухе с начала их игры:

– Маша, можно один последний вопрос? – Он смотрел на неё с лёгкой, почти интимной улыбкой, и в его глазах читалась смесь интереса и нежности.

Она кивнула, внутренне собравшись – что бы ни спросил, она не подаст вида, не покажет, как колотится сердце.

– Ты была когда-нибудь близка с мужчиной?

Маша замерла. Такой прямоты она не ожидала. Воздух словно стал гуще, и звуки ресторана отступили куда-то далеко.

– Ответить можно только «да» или «нет», – мягко, но настойчиво добавил Глеб, наблюдая за её реакцией.

Она сделала глубокий вдох, чувствуя, как дрожат руки под столом.

– Нет. Никогда. И я этим горжусь! – выдохнула она, и в её голосе прозвучала не только защита, но и вызов. – А у тебя было много женщин? – бросила она ему в ответ, уже почти не думая, движимая внезапной смелостью.

– В смысле – секса или любви? – уточнил он, поймав её взгляд, и в его глазах мелькнуло уважение к её прямой атаке.

– А ты разве разделяешь? – не сдавалась Маша, чувствуя, как нарастает напряжение между ними.

– Конечно. Я считаю, что одно может существовать без другого, но настоящее счастье – только когда есть и то, и другое. Страсть без чувств – это как красивый сосуд без содержимого.

– Тогда скажи, Глеб… Сколько раз ты в жизни любил? По-настоящему?

Молния в её глазах пронзила его. Он замер, и неожиданно для самого себя понял, что не может ответить – потому что и сам не знал ответа. Все его романы вдруг показались ему поверхностными, мимолётными увлечениями. Впервые за вечер он почувствовал себя побеждённым – но не униженным, а каким-то обновлённым. Молча, с лёгкой улыбкой, он потянулся к блюду с рапанами и взял одного, как и обещал по правилам их игры.

Маша смотрела на него с тихой радостью. Она выиграла этот раунд. И он проигрывал с таким достоинством, с такой лёгкостью, что ей вдруг стало тепло на душе. В его глазах не было обиды – только уважение и какое-то новое, глубокое понимание, которое родилось между ними за этот вечер.

Порывы осеннего ветра яростно атаковали его «Порше», мешая ему ровно двигаться по трассе, соединяющей два города. Но приятные воспоминания о вчерашнем дне согревали Глеба изнутри, заставляя время от времени улыбаться. В голове всплывали моменты их словесной дуэли – да, технически он проиграл, но это поражение было сладким и ни капли не унизительным. Наоборот, он восхитился её находчивости, её способностью поставить его на место.

Вчера дорога до Барвихи пролетела в одном дыхании. Глеб почти не замечал километры, уносящие его от Костромы – в голове всё ещё звучал её смех.

Он свернул на знакомый подъезд к закрытому посёлку, где в глубине участка стоял его современный дом с панорамными окнами. Забежав внутрь, наскоро собрал в чёрную спортивную сумку самое необходимое: пару свитеров, джинсы, кроссовки, документы из сейфа и косметику для бритья – ту, что с ароматом сандала и мяты, которую он любил.

На секунду задержался у большого зеркала в прихожей, поймав своё отражение. «334 километра туда и обратно… Не самая разумная идея для одного дня», – мелькнула мысль. Но тут же он улыбнулся сам себе. Ради того, чтобы завтра снова увидеть её счастливое лицо, он был готов проехать и втрое больше.

Через двадцать минут он уже снова был за рулём, уверенно направляя машину обратно на ярославскую трассу. Впереди были всего пара часов дороги – и новый день, полный её.

И снова Глеб думал об этой девушке. Сначала корил себя за то, что перешёл некую границу, задав тот слишком личный вопрос. Но затем оправдал себя: если бы он не был внутренне уверен, что она чиста и невинна, он никогда бы не позволил себе такого. Для него это был даже не вопрос, а скорее констатация факта, попытка понять глубину её натуры. И потом – она же победила! А как сияли её глаза от этой победы…

Глава 9

День и правда получился насыщенным и незабываемым. Они успели всё: и посмотреть лёгкую комедию в кино – где она смеялась громче всех, – и съесть огромную пиццу в уютной забегаловке, и даже позубивать все кегли в боулинге. Смех и лёгкость не покидали их ни на минуту. К вечеру у Маши даже заболели мышцы лица от улыбок, а язык – от непривычно долгой болтовни.

Уже в сумерках они оказались на длинном мосту через искусственный пруд в парке. Издалека доносилась музыка – в зелёной зоне работало последнее в этом сезоне колесо обозрения. Ветер к вечеру стих, но от воды тянуло сырым холодком, и Маша едва заметно вздрогнула.

Тонкая ветровка, которую Глеб дал ей ещё днём, почти не грела.

– Ты замёрзла, – констатировал он, заметив, как она ёжится. Обнял её за плечи и притянул к себе. Она не сопротивлялась.

На другом конце моста они остановились у старой ажурной беседки. Глеб облокотился на холодные перила, продолжая держать её прижатой к своей груди. Вокруг была тишина, нарушаемая только далёкой музыкой и шелестом опавших листьев.

Уткнувшись носом в его грудь, Маша слышала ровный стук его сердца и чувствовала тёплый, мужской запах кожи и свежего джемпера. Ей дико захотелось запустить руки под ткань, прикоснуться к тёплой коже, почувствовать силу и упругость его мышц. Но она не решалась, боясь разрушить этот прекрасный момент.

– Ты устала, малышка? – тихо прошептал он, почувствовав, как её голова тяжелеет у него на груди.

Она подняла глаза – большие, блестящие в сумерках.

– Нет. Мне с тобой очень хорошо, – выдохнула она, и в этих словах была вся её нежность и доверие.

И Глеб не выдержал, потянулся к её губам, но она дёрнулась от неожиданности, резко отвернувшись, подставив ему лишь макушку. Он не стал настаивать, лишь тяжело вздохнул и прижал её крепче.

– Знаешь, мне с тобой тоже очень хорошо, – тихо сказал он ей в волосы. И это была чистая правда.

У общежития она быстро выскочила из машины, бросила на бегу «спасибо за день!» и помчалась к двери. На верхней ступеньке обернулась. Он стоял, опёршись о машину, и не отрываясь смотрел на неё.

– Пока! – крикнула она, широко улыбаясь.

– Спокойной ночи, – донёсся его голос.

Когда дверь закрылась за ней, Глеб сел в машину, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. «Она такая… искренняя, – думал он, вспоминая её смущение у беседки. – И я не увижу её целых три дня».

Глубоко вздохнув, он завёл двигатель. Ему уже не терпелось придумать повод для новой встречи, а пока нужно вернуться в Москву.

…Маша всегда относилась к учёбе с максимальной серьёзностью. Даже сейчас, когда её мысли были полны им, она не позволяла себе откладывать задания на потом. Она ещё со школы запомнила, как её подруги одна за другой бросали уроки, домашку, а то и целые предметы – всё из-за вскруживших голову чувств. «Учёба – прежде всего», – твердила она себе тогда и продолжала держаться этого правила теперь.

Лёжа под тяжёлым ватным одеялом в своей комнате в общежитии, она снова и снова прокручивала сегодняшний день. Вспоминала, как он смеялся, как смотрел на неё, как его рука коснулась её плеча. Улыбка сама появлялась на лице, стоило только мелькнуть какой-то мысли о Глебе. Но почти сразу же за ней приходила тревога.

«Я ведь сама сказала ему не приезжать до среды – нужно готовиться к семинару… Да и домой, в Галич, надо съездить на выходных, мама уже звонила», – пыталась она себя убедить. Но где-то глубоко внутри шевелился другой вопрос: а не потому ли она отодвигает его приезд, что просто боится? Боится той силы, с которой возвращаются давно забытые чувства.

Сердце сжималось от знакомой боли – той, что она когда-то уже пережила и так боялась почувствовать снова.

«Я не выдержу, если будет больно. Лучше уж сейчас отступить, пока не поздно… Или я просто обманываю себя, придумывая отговорки?»

Мысли путались, смешиваясь с усталостью. Тяжёлый, тёплый сон уже накрывал её, как волна, унося тревоги и оставляя лишь лёгкую грусть и надежду на то, что утро будет мудренее вечера.

Двое мужчин сидели в уютном, камерном кабинете в расслабленных позах. Тонкий аромат зелёного чая парил в воздухе, смешиваясь с лёгким запахом антисептика и древесины. За окном медленно садилось всё ещё осенеее солнце, окрашивая стены в тёплые золотистые тона.

– Знаешь, сидя здесь, чувствуешь себя настолько комфортно, будто попал не к гинекологу, а в дорогой спа-салон, – усмехнулся Глеб, обводя взглядом помещение с мягким светом и элегантным интерьером. Его пальцы лениво обводили ручку фарфоровой чашки. – Интересно, твои пациентки испытывают то же самое, или твоё колдовство действует исключительно на меня?

Иван язвительно ухмыльнулся, откинулся на спинку своего кожаного кресла и вытянул ноги под столом.

– Вообще-то такие ощущения должны быть у моих пациенток. Если ты их испытываешь – это повод задуматься о своём мироощущении, – парировал он, и они оба рассмеялись. – Но если серьёзно, возможно, дело просто в том, что ты наконец-то расслабился. А то в последнее время ты ходил напряжённый, как гитарная струна.

– Хочешь сказать, ты во мне сомневаешься? – с наигранным возмущением поднял брови Глеб.

– В тебе? Да ни за что. Ты же доказательство того, что мужчины созданы, чтобы ублажать женщин, – Иван качнул головой. – Если быть честным, я просто считаю, что каждый на своём месте может создать нужную атмосферу. Вкладываю в работу не только знания, но и душу. Вот и всё.

Глава 10

Глеб вздохнул, поставил чашку на стол и встретился взглядом с другом.

– Её зовут Маша, – лицо Глеба озарилось тёплой улыбкой, и он немного помолчал, будто смакуя звучание её имени. – Учится в Костроме, на финансовом. А познакомились мы… можно сказать, совершенно случайно. Около месяца назад я чуть не сбил её на своей машине.

– В Костроме?! Ты не шутишь? Ну, даёшь! – Иван откровенно рассмеялся, качая головой. – Слышал о разных способах знакомства, но чтобы сразу сбивать девушек, да ещё и провинциалок – это даже для тебя слишком экстремально. Особенно с твоим-то красноречием.

– Да я вовсе не собирался! – Глеб развёл руками, его глаза искрились смехом и смущением. – Я её просто не заметил на дороге – она появилась внезапно, как ангел из ниоткуда. Слава богу, успел затормозить в последний момент. Но так напугал бедную девушку, что сам онемел от ужаса. – Он сделал паузу, снова переживая тот момент. Пальцы непроизвольно сомкнулись вокруг чашки. – Представляешь, стою как идиот, не могу вымолвить ни слова. А она вся дрожит. Я помог собрать её вещи – она выронила сумку с учебниками – и она просто убежала, даже не оглянулась.

– Ну и что было дальше? – Иван подался вперёт, явно заинтригованный. – Нашёл её или снова ждал, пока под колёса кинется?

– Меня совесть заела, – признался Глеб, и в его глазах мелькнула искренняя тревога. – Да и в руках у меня осталась её зачётка. Пришлось разыскивать через университет. Приехал к общежитию с букетом белых роз – извиняться. – Он снова замолчал, глядя куда-то в пространство, и на его лице появилось особенное, нежное выражение. – И знаешь, Ваня… Я тогда даже представить не мог, чем это обернётся. Думал, просто извинюсь и уеду. А получилось… получилось что-то совсем другое.

В его голосе звучала лёгкая недосказанность, обещающая продолжение истории, что заставляло ждать развития с нетерпением. В глазах читалась смесь восхищения и лёгкого недоумения.

– Она совсем другая, Ванька. Не из моего мира бесконечных встреч и контрактов и даже не из твоего. И в этом есть своя… прелесть. Когда я с ней, я забываю о заводах, о поставках, о всех этих бизнес-играх. Она напоминает мне о том, что есть какая-то другая жизнь.

Иван затаил дыхание, слушая друга, и не мог понять, что в нём изменилось. За все годы их дружбы он видел Глеба с разными женщинами и хорошо знал его эмоциональную натуру, часто предугадывая печальный конец каждого романа. Но сейчас он видел нечто новое – в глазах Глеба светилось не привычное хищное ожидание добычи, а какое-то незнакомое доселе душевное равновесие.

«Неужели этот тихий блеск в его глазах – не предвкушение охоты, а настоящее умиротворение?» – размышлял он, наблюдая, как друг играет пальцами с ручкой чашки. Ему казалось, что Глеб наконец обрёл то спокойствие, к которому всегда подсознательно стремился.

– Знаешь, – тихо произнёс Глеб, и его голос звучал непривычно мягко, – за этот месяц мы виделись не так уж часто, но даже этих коротких встреч хватает, чтобы я чувствовал себя на седьмом небе. – Он сделал паузу, словно подбирая нужные слова, его взгляд задержался на узоре из солнечных зайчиков на столе. – Мне так спокойно с ней. Это даёт мне столько сил, что кажется, будто в таком состоянии я смогу прожить ещё тысячу лет.

– Ну, тысячу лет ты вряд ли протянешь, – улыбнулся Иван, поправляя воротничок, – но спокойствие тебе действительно к лицу. – Он задумался на мгновение, наблюдая, как тень от ветвей за окном колышется на стене. – Скажи, а ты не боишься, что со временем тебе наскучит такая размеренность? Особенно при твоём-то характере. Сможет ли она разжечь в тебе страсть?

– Ваня, я сгораю от желания каждый раз, когда просто прикасаюсь к ней, – признался Глеб, и его пальцы непроизвольно сжались. – Но иногда мне кажется, что одним неосторожным движением я могу разрушить её хрупкий мир. Если я причиню ей боль, я никогда не смогу простить себя.

– Я так понимаю, она девственница, и ты, как настоящий джентльмен, хочешь сначала на ней жениться? – Иван попытался шутить, но в его голосе наряду с наигранным смехом прозвучала лёгкая тревога.

– Я серьёзно, – вздохнул Глеб, проводя рукой по волосам. – Она из тех девушек, которые хранят невинность не из-за отсутствия желания, а по внутренним убеждениям. Такой уж у неё характер.

– Так ты что, правда собираешься жениться? – Иван не смог скрыть удивления, отодвинув чашку с чаем.

– Ваня, ты же знаешь, я не создан для брака. Возможно, когда-нибудь в будущем, но точно не сейчас. Я ещё слишком молод для таких решений, – Глеб покачал головой, его взгляд стал задумчивым. – И потом, ей всего восемнадцать. Я не хочу, чтобы через несколько лет она ненавидела меня за то, что я отнял у неё право выбора. Если уж жениться, то один раз и навсегда.

Определённость в выражении лица друга заставило Ивана перейти на более сосредоточенный тон. Он откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди:

– И что ты предлагаешь? Вечно воздерживаться? Пару месяцев ещё куда ни шло, но если это затянется… Ты же не выдержишь и предашь её, сделав ещё больнее.

– Я не собираюсь её предавать, – твёрдо сказал Глеб, и в его глазах вспыхнула решимость. – Она сама поймёт, когда будет готова.

– А потом ты получишь желаемое и остынешь? Это будет ещё хуже. Может, стоит сразу поговорить с ней откровенно?

– Она или боится, или стесняется обсуждать такие темы. Держит меня на расстоянии, – признался Глеб, разглядывая узор на ковре. – Но мне так хорошо с ней, что я готов ждать сколько потребуется. Секс сейчас – не главная цель. Важнее то, что я чувствую.

Глава 11

Он в тот период ещё плохо знал Глеба, поэтому всю историю об Оксане услышал только со временем, из уст самого друга.

– Она до сих пор дорога мне, – произнёс Глеб, и в его голосе прозвучала искренняя нежность. – Знаешь, как младшая сестра, которой у меня никогда не было. Мне хочется помогать ей, слушать её и давать советы, хотя она терпеть не может, когда её поучают.

Она когда-то стала для него настоящим спасением и источником новых сил. И сейчас, спустя годы, всегда готова прийти на помощь, несмотря на расстояние между Москвой и Костромой.

Неожиданный стук в дверь вернул их к реальности. Молодая девушка с огненно-рыжими волосами заглянула в кабинет и улыбнулась сидящим мужчинам.

– Иван Владимирович, вы ещё долго будете заняты? – спросила девушка, бросая любопытный взгляд на Глеба.

Иван взглянул на часы и с лёгким сожалением понял, что перерыв закончился. Он поднялся из-за стола, давая другу понять, что приём пациентов начинается.

– Катенька, проходите в смотровую, я сейчас подойду, – сказал он, собрав со стола чашки и направившись к умывальнику. – Когда дверь закрылась за девушкой, он обернулся к Глебу: – Знаешь, я думаю, ты должен с ней поговорить. Может, она боится тебя именно потому, что не понимает твоих намерений?

– Возможно, но я не могу найти подходящий момент для откровенного разговора, – вздохнул Глеб, смотря в окно на московские крыши.

– Он скоро настанет, потому что ты не выдержишь играть в молчанку, – улыбнулся Иван.

Попрощавшись, Глеб вышел из кабинета и сразу же набрал номер Маши. Соединение установилось после третьего гудка.

– Привет, солнышко! Я не помешал? – мягко спросил он, стараясь скрыть лёгкое волнение.

– Привет… Вообще-то у меня пара, но я вышла в коридор, – уставшим голосом ответила она, и он сразу уловил неестественную напряжённость в её тоне.

– Почему ты такая грустная? Что-то случилось? – его пальцы непроизвольно стиснули телефон.

А у Маши на глаза наворачивались слёзы после тяжёлого разговора с братом. «Почему он указывает, как мне жить? Я уже не маленькая и не глупая», – думала она, чувствуя, как сжимается горло. После того как Дмитрий узнал от мамы, что его сестра встречается со взрослым мужчиной из Москвы, он не находил себе покоя. Всегда оберегавший её от поклонников, он теперь боялся, что этот роман разрушит её жизнь.

«Ты же сама прекрасно знаешь, что любые отношения мешают учёбе. Или ты хочешь бросить всё и торговать на рынке? Так зачем же стоило идти учиться? Маша, ты меня прекрасно слышишь – он взрослый мужчина, а такие не смотрят в сторону малолеток вроде тебя. Ты что, не понимаешь, что он развлечётся с тобой и бросит?» – эти грубые слова отдавались в её голове и заставляли слёзы течь всё сильнее.

Сделав над собой усилие, она постаралась говорить так, чтобы голос не дрожал:

– Всё хорошо, я просто устала, а на завтра ещё столько учить…

– А ты знаешь, какой сегодня день? – произнёс Глеб завораживающим голосом, пытаясь разрядить обстановку.

Сердце Маши сжалось от радости, но слёзы полились ещё сильнее. Брат настаивал на том, чтобы они немедленно прекратили любые контакты.

«А вдруг он окажется прав? Тогда я буду винить себя в том, что не послушалась. Господи, он такой хороший… Или это самообман?»

– Да, месяц как мы познакомились. Но Глеб, давай перенесём это на потом. Мне некогда – надо набрать статью на завтра, а на выходных я уезжаю домой, – ровным, почти бесстрастным голосом проговорила она.

В её голосе не было слышно радости – только отрешённость. Глеб не понимал, что случилось, но чувствовал, что Маша не откроется ему сейчас.

– Давай я приеду, и мы отметим это событие у тебя, а потом я помогу набрать статью. Может, её разрешат сдать чуть позже?.. Я захвачу ноутбук, – предложил он, ожидая её радости, но в ответ услышал лишь тяжёлое молчание. – Маша, ты меня слышишь?

Ей так хотелось быть рядом с ним, видеть его красивую улыбку, чувствовать его тепло… «Как я хочу дотронуться до него сейчас, быть рядом…»

– Я так соскучилась, – неожиданно вырвались слова, которые не планировала говорить.

Всё это время она держала Глеба на расстоянии, боялась подпускать ближе. «Пусть лучше всё останется как есть. Если я для него всего лишь игрушка – он не выдержит этого испытания и уйдёт. А если нет?»

Маша всё ещё не могла поверить, что судьба могла сделать ей такой подарок, но с каждой встречей она всё больше сопротивлялась собственным чувствам.

Услышав в её голосе боль, его сердце сжалось, а рука, лежавшая на руле машины, впилась ногтями в кожаный чехол. «Она хочет меня видеть, но боится признаться в этом даже самой себе. Зачем она всё усложняет? Наверное, потому что не доверяет мне. Но я всегда был с ней искренен… Или этого мало?»

– Давай я прямо сейчас выеду? – предложил он с надеждой.

– Нет! Я же сказала, что не могу. Не сейчас, не завтра и никогда больше! – почти крикнула она и разорвала соединение.

Бесконечное мгновение одиночества усилило неудержимый поток слёз.

«Так будет лучше», – думала она, бредя по пустому университетскому коридору, в то время как в Москве Глеб всё ещё сжимал в руке телефон, не в силах понять, что только что произошло.

Глава 12

Маша так и не смогла сосредоточиться на лекции. Сидя в аудитории, она снова и снова прокручивала в голове тот разговор, когда она кричала в телефонную трубку.

«Он так обрадовался моему порыву, а я окатила его холодной водой».

Она представила, как сильно обидела его в тот момент.

«Я дала ему пощёчину, хотя он всей душой ко мне тянется. Мужчины обычно очень ранимо воспринимают такое, даже если потом прощают во имя любви. Но мы знаем друг друга совсем недолго… Имеет полное право не простить. А нужно ли мне его прощение, если я сама приняла решение расстаться? Господи, что я наделала!»

Слеза покатилась по щеке и упала на исписанный тетрадный лист. Света, сидевшая рядом, тихо взяла её за руку и нежно погладила.

– Перестань, Маш, не плачь, – шепнула она. – Ты же не знаешь, как он на самом деле отреагировал.

– Наверное, это был последний раз, – прошептала Маша, и слёзы хлынули с новой силой. Вытирая глаза рукавом, она продолжила: – Я не хочу с ним расставаться, но с каждым днём всё яснее понимаю – наши отношения нереальны. Брат против, мама пока молчит, но я чувствую – она на стороне Дмитрия. Свет, что мне делать?

– Не знаю, – честно ответила подруга. – Но это не повод зря проливать слёзы. Ты ещё не знаешь, достоин ли он их.

– Он достоин лучшего, а я не могу дать ему этого, – чуть успокоившись, прошептала Маша.

Тем временем в Москве Глеб, не в силах терпеть неизвестность, уже мчался по Ярославскому шоссе в Кострому. После того разговора он не мог думать ни о чём другом. Рука сама потянулась к ключам, нога нажала на газ – и вот он уже ехал, не в силах оставаться на расстоянии трёхсот километров от её слёз.

Через три с половиной часа он уже стоял у знакомого общежития, прислонившись к своему «Порше» и смотря на автобусную остановку. Напряжение последних часов давало о себе знать – виски сжимала тупая боль. Он не знал, что скажет при встрече, но точно понимал: нужно действовать. Ситуация зашла в тупик, и только откровенный разговор мог всё изменить.

Он чувствовал жгучую потребность в ней, но ещё не до конца разобрался в собственных чувствах. Видя, как сильно она страдает, решил помочь ей – и себе – разобраться.

Выйдя из машины, Глеб ощутил, как холодный ветер забирается под свитер, охлаждая разгорячённое тело и воспалённое воображение. Облокотившись на капот, он поднял голову к небу, покрытому тяжёлыми осенними тучами. Садилось солнце, заливая горизонт красно-оранжевыми красками. Ранние сумерки навевали грустные мысли.

В это время Маша, закутавшись в шарф, шла от остановки к общежитию. Холодный ветер бил прямо в лицо, заставляя ёжиться. В мыслях снова всплывал образ Глеба – его тёплые карие глаза, которые казались такими близкими и родными.

«Глеб, я так по тебе соскучилась», – повторяла она про себя, чувствуя, как сердце сжимается от тоски.

И вдруг замерла, заметив в двадцати метрах от себя знакомый серый «Порше» и силуэт мужчины, который, скрестив руки на груди, смотрел прямо на неё.

Глеб наблюдал за ней с того момента, как она вышла из маршрутки. С каждым мгновением ему всё труднее было сдерживать желание подойти первым.

«Если она смогла бросить трубку, значит, должна сделать и первый шаг сейчас», – думал он.

Увидев, что она заметила его и остановилась, он ещё крепче скрестил руки на груди, словно защищаясь от собственных эмоций.

Неожиданно для самой себя Маша сделала шаг в его сторону. Затем ещё один. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, она всмотрелась в знакомые черты лица, которое за короткое время стало для неё таким дорогим. Прилив нежности захлестнул её, и она протянула руку, чтобы убедиться – это не мираж. Пальцы коснулись его щеки, мягко погладили её, затем опустились к напряжённым мышцам руки.

Его взгляд хранил какую-то тайну, которую она не могла разгадать, но сердце подсказывало – это не самообман, не выдуманная иллюзия.

А Глеб боялся прикоснуться к ней, словно любое движение могло спугнуть этот хрупкий момент. Ветер трепал его волосы, но он не чувствовал холода – только стоял, боясь пошевелиться. Наконец, собравшись с духом, он одним движением закрыл расстояние между ними и обнял её за талию. Его губы прижались к её губам – горячие, требовательные. Она затаила дыхание, затем откликнулась на поцелуй, тихо застонав от нахлынувших чувств.

Поцелуй был долгим и страстным, вознося её на вершину блаженства и низвергая в пучину эмоций. Отстранившись, Глеб прижал её к себе ещё крепче и улыбнулся, отчего у неё окончательно подкосились ноги, и она обвила его шею руками, чтобы не упасть.

– Давай сядем в машину, – прошептал он низким грудным голосом и открыл заднюю дверцу.

Устроившись на заднем сиденье, Глеб притянул Машу к себе, положив её голову на сгиб своей руки. Казалось, время остановилось, застыв в ожидании того, что будет дальше.

Тыльной стороной пальцев он нежно провёл по её щеке, затем коснулся носа и, наконец, подбородка, слегка приподнимая его.

– Я соскучился... – произнёс он те самые слова, что не давали Маше покоя все эти дни.

– А я ещё больше, – прошептала она в ответ и в этот момент, наконец, поняла, как он дорог ей, и что нет таких причин, которые могли бы заставить их расстаться.

Глава 13

Медленно, словно растягивая удовольствие, Глеб целовал её глаза, кончик носа и, дойдя до губ, замер. Её приоткрытый влажный рот манил к себе, но он не двигался, давая ей понять: теперь её очередь. Ему так хотелось, чтобы она сама потянулась к нему, но он видел лишь её смущение и нерешительность.

Из жгучих глубин подсознания её возвращала реальность – но теперь ясная и понятная. Этот поцелуй расставил всё по местам и успокоил расшатавшиеся нервы. «Всё, оказывается, просто. Есть он, есть я и наши чувства, которые зародились, наверное, ещё тогда, когда он впервые приехал ко мне с огромным букетом белых роз. А я просто отталкивала эти мысли».

– Прости, что сделала тебе больно, – тихо сказала Маша, вглядываясь в его лицо в полумраке. – Я оскорбила твои чувства.

Уже стемнело, и разглядеть его взгляд было почти невозможно. Лишь ровное дыхание Глеба говорило, что он успокоился и теперь просто слушает её.

– Иногда, чтобы получить большее, нужно переступить через обиду, – произнёс он. – Теперь всё будет хорошо? Ты перестала себя терзать? Или нам всё же стоит поговорить?

Он понимал, как ей было тяжело, но не знал причин. И сейчас, когда можно было всё выяснить, ему меньше всего хотелось нарушать это хрупкое мгновение. «Мы успеем поговорить и потом», – думал он.

Она, словно прочитав его мысли, поспешила ответить:

– Всё хорошо, всё позади. Знаешь, мне кажется, будто я поднялась на высокую ступень и оттуда вижу то, чего не замечала раньше.

– И как, голова не кружится? – улыбнулся Глеб.

– Ни капельки. Чувствую, что теперь мне всё под силу.

– Переоценка ценностей всегда даётся нелегко, но после неё мы становимся сильнее.

По стеклу машины забарабанили первые капли дождя. Их тихий стук успокаивал и навевал умиротворение.

– Что будем делать? – спросил Глеб, не отпуская её из объятий.

– Мне нужно готовиться к занятиям на завтра, – грустно ответила Маша, понимая, что романтический вечер не состоится. – Ещё статья… И рано утром я должна быть в библиотеке.

– У меня есть идея лучше, – сказал Глеб. – Давай купим что-нибудь вкусное, я очень голоден. Потом заедем к тебе, поужинаем, и я помогу тебе с набором. Я же обещал привезти ноутбук, помнишь? Я всегда выполняю обещания.

– Глеб, ты прелесть! – обрадовалась Маша. – Но текста очень много, мы можем не успеть.

– В твоей комнате же две кровати. Я могу остаться на ночь, – произнеся это, он увидел, как её лицо сначала озарилось радостью, а затем насторожилось. Глеб почувствовал её напряжение и поспешил успокоить. Обняв ещё крепче, он заглянул ей в глаза и увидел в них искорки страха. – Зайка, не бойся меня. Как бы я ни был возбуждён, я умею держать себя в руках. Обещаю, что пальцем не дотронусь до тебя без твоего разрешения. Ты веришь мне? – Посветлевшее лицо Маши стало ему ответом, и он с облегчением откинулся на сиденье. – Я не буду шалить, обещаю, – уже с лёгкой иронией добавил он.

Сердце Маши учащённо билось. Страх провести ночь наедине с мужчиной вселялся в душу. Но твёрдое обещание Глеба согревало её изнутри.

«Можно ли ему доверять? Ведь я его почти не знаю», – твердил разум.

«Ты веришь ему, сама того не осознавая. Сделай же хоть раз так, как хочешь, а не как надо», – отвечало сердце.

– У меня как раз есть второй комплект постельного белья, – наконец сказала Маша. – Застелю тебе кровать.

В груди Глеба вспыхнула радость, но он не подал вида, боясь спугнуть её.

«Как же я хочу её… – думал он. – Но есть границы, которые я не перейду. Хотя ночь обещает быть долгой…»

Закончив ужинать, Глеб принялся настраивать ноутбук, пока Маша возилась на крохотной кухне с посудой. В комнате было натоплено, и он снял свитер, оставаясь в тонкой футболке, которая мягко облегала рельеф его плеч и мышц спины.

Пока он настраивал технику, доносился звон посуды из кухни – Маша заканчивала свои дела. Глеб успел проверить почту, ответить на срочное письмо и открыть нужную программу для работы с текстом, когда она наконец вернулась в комнату. Сначала они удобно устроились за столом – Маша разложила свои материалы, а Глеб приготовился набирать. Но почти сразу стало ясно, что сосредоточиться будет непросто – между ними витало невысказанное напряжение, и тишина в комнате казалась слишком громкой.

Прошло минут десять, а Маша всё не могла собраться с мыслями, сконцентрироваться на тексте, который нужно было набрать. Разложив на кровати кипу заметок, вырезки из журналов и распечатки, она безуспешно пыталась выстроить из разрозненных фрагментов связное повествование.

Глеб в это время разговаривал по телефону с сестрой. Маша несколько минут вслушивалась в мягкую речь и просто наблюдала за ним. Красивый, широкоплечий мужчина неспешно ходил из угла в угол, то и дело останавливаясь у книжной полки. Он изучал фотографии в рамках, повернувшись к ней спиной.

«Почему этот мужчина выбрал именно меня? – думала она. – С его внешностью и обаянием он мог бы покорить любую, даже самую недоступную красотку. Да и богатство его видно невооружённым глазом – по одежде, машине, той лёгкости, с которой он движется по жизни». Перебирая в голове его достоинства, она не сводила с него глаз, заворожённо следя за каждым движением.

Глава 14

Тихо постучав, Глеб приоткрыл дверь и увидел, что Маша уже лежит, повернувшись лицом к стене. Он не был уверен, спит ли она, но не хотел её будить. Кровать была аккуратно застелена, а рядом стоял придвинутый стул – очевидно, для его вещей.

Потушив свет, он разделся и лёг под прохладное одеяло. Постель оказалась холодной, и Глеб натянул одеяло до подбородка.

«Рядом лежит девушка, которую я так хочу, а мне приходится согревать постель в одиночестве», – с досадой подумал он и закрыл глаза.

Но недавняя усталость куда-то испарилась. Сон не шёл. Глеб лежал на спине, закинув руки за голову, и вспоминал её тёплую, манящую улыбку.

– Ты спишь? – прошептала Маша. Она тоже не спала и всё это время лежала с закрытыми глазами, надеясь, что сон наконец-то завладеет её телом.

– Нет, не получается, – тихо ответил Глеб.

Она смотрела на него сквозь темноту, не в силах отвести взгляд. Желание прикоснуться к нему, заснуть рядом нарастало с каждой секундой – и это пугало её.

«Что со мной? Раньше такие мысли нагоняли дикий страх, а теперь заставляют желать этого мужчину…»

Однако боязнь вожделенного объекта постепенно уступала место любопытству и тёплому, настойчивому волнению.

– Можно я лягу рядом с тобой? – тихо выдохнула она, сама удивляясь своей смелости.

Удивление пронзило его, но где-то в глубине души он ждал этого вопроса. Не говоря ни слова, Глеб повернулся на бок, подвинулся к стене и приподнял край одеяла – приглашая.

Маша прилегла рядом, обняла его и прижалась, уткнувшись лицом в его грудь. Она боялась увидеть в его глазах осуждение или насмешку, в то время как её внезапная близость заставила Глеба затаить дыхание. Затем он мягко приподнял её подбородок и коснулся её губ своими – бережно, но уверенно, отчего по телу Маши тут же пробежало сладкое тепло, и она непроизвольно вздрогнула.

– Не бойся, малышка. Я не сделаю ничего плохого. Ты позволишь мне просто ласкать тебя? – прошептал он, прижимая её к себе ещё крепче.

Она кивнула и робко провела рукой по его спине, ощущая под пальцами упругие мышцы.

– Только не гладь меня так… а то я сойду с ума, – с лёгкой улыбкой сказал он и аккуратно переложил её на спину, навис над ней, снова целуя – сначала её губы, потом щёки, шею.

Каждое прикосновение было нежным, но полным скрытой силы, и Маша тихо застонала, уже не пытаясь сопротивляться нахлынувшим чувствам.

Он медленно снял с неё топ на тонких бретельках, наконец увидев её грудь: упругую и юную, поднимающуюся в такт учащённому дыханию. Она казалась такой хрупкой, что он мог накрыть её ладонями.

Жгучий водоворот страсти затягивал Машу всё глубже, не оставляя ни секунды передышки. Не зная, куда деть руки, она опустила их на голову Глеба и забралась пальцами в его шелковистые волосы, невольно шевеля ими в такт каждому прикосновению.

Он медленно спускался ниже, лаская её пупок, а затем его пальцы потянулись к краю нижнего белья. Она инстинктивно остановила его руку, но, встретившись с ним взглядом, увидела в его тёмных глазах такую нежность, что мимолётный страх тут же растворился. Он полностью контролировал себя, и это придавало ей уверенности. Приподнявшись на локтях, она безмолвно дала понять, что разрешает продолжать.

Вспоминая откровенные истории подруг об интимных моментах, она примерно понимала, что будет дальше. Но Глеб, уловив её смелость, решил изменить сценарий – он присел, подобрал под себя ноги и остановился, наблюдая за её реакцией. Маша открыла глаза и увидела, как пристально он смотрит на неё. Смутившись неожиданной паузой, она прошептала:

– Что-то не так? Я что-то делаю не так? – голос её дрогнул от внезапной неуверенности.

– Всё хорошо, – он мягко улыбнулся. – А что, по твоим представлениям, я должен делать дальше?

Вопрос застал её врасплох. Маша почувствовала, как краска заливает щёки, и начала закрываться в себе. Заметив это, Глеб зажмурил глаза и запрокинул голову с лёгким стоном.

– Прости меня, прости, пожалуйста, – прошептал он, понимая, что его игра могла зайти слишком далеко. – Я просто очень сильно хочу тебя, но ещё рано…

Он посмотрел ей в глаза, ожидая обиды, но вместо этого увидел тёплое понимание. Маша улыбнулась и нежно провела рукой по его вспотевшему лбу.

– Это не ты должен просить прощения, а я – ведь это я мучаю тебя, а ты принимаешь это как должное. О Глеб, ты заставляешь меня чувствовать иначе, думать иначе… Слышать то, что я на самом деле хочу слышать…

С этими словами она приподнялась, обвила его шею руками и притянула к себе в горячем, влажном поцелуе, в котором слились и благодарность, и обещание, и робкая надежда на большее.

Минуту спустя он бережно положил её на спину, вытянув её ноги. Ему казалось, что это самые совершенные ноги, которые он когда-либо видел. Он начал целовать их – сначала одну, затем другую, двигаясь от щиколоток вверх медленными, почти ритуальными поцелуями.

Дойдя до внутренней стороны бедра, он почувствовал, как напряглись её мышцы. Глеб приостановился, давая ей привыкнуть, а затем возобновил ласки – теперь более настойчивые и целенаправленные. Его губы, то нежные, то жаждущие, доводили Машу до трепета, рождая в ней странное, новое для неё чувство – нечто среднее между стыдом и восторгом. Что-то внутри неё трепетало и рвалось наружу, заставляя изгибаться при каждом его прикосновении. Низкие стоны, которые она не могла сдержать, ласкали его слух и заставляли ускорять ритм.

Глава 15

Сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось – порывистое и неровное. Глеб крепко обнял её, уткнувшись лицом в её распущенные волосы, разбросанные по подушке. В комнате пахло сексом и ночной прохладой.

Через несколько минут, когда её дыхание наконец выровнялось, она в темноте нашла его губы и прижалась к ним в благодарном поцелуе, пытаясь передать часть своей энергии его уставшему телу.

– Тебе было очень тяжело сдерживаться? – прошептала она, понимая, какую боль могло причинять такое воздержание.

– Уже прошло, – он устало улыбнулся в темноте, коснувшись губами её носа. – Тебе понравилось? – спросил он, хотя по её реакции и так всё знал. Но ему страстно хотелось услышать это от неё самой.

– Я даже не представляла, что можно испытывать нечто подобное, – призналась она, и в её голосе звучало лёгкое изумление. – Подруги рассказывали, что это приятно, но чтобы настолько… это похоже на волшебство.

Глеб слушал её, вспоминая свой первый подобный опыт – смесь страха, любопытства и восторга, который уже никогда не повторится с той же остротой.

– Знаешь, я тебе даже завидую, – тихо произнёс он. – Когда-то я чувствовал то же самое, но со временем эта острота притупляется. Начинаешь воспринимать такие вещи как нечто обыденное.

– И что же делать, когда секс перестаёт быть волшебством? – спросила Маша, интуитивно чувствуя, что он говорит из горького опыта.

– Для каждого есть свой рецепт, – он нежно провёл рукой по её плечу. – Но тебе об этом думать ещё рано. Если мы будем вместе, я сделаю всё, чтобы твоё ощущение волшебства никогда не исчезло.

– А сколько тебе было лет, когда ты… впервые? – робко поинтересовалась она, жаждая узнать самые сокровенные подробности его жизни.

– Четырнадцать, – улыбнулся Глеб, наблюдая за её реакцией. – Я относился к этому проще. Да и выглядел на все семнадцать – мои первые девушки были старше меня на три-четыре года.

Слова Глеба повергли её в лёгкий шок. Она пыталась представить себе четырнадцатилетнего мальчика – не того уверенного мужчину, которого знала, а подростка, который хорошо учился, подавал надежды своему отцу, слушался старших и проводил выходные в загородном доме под Москвой. Мальчика, который рос, как многие его сверстники из обеспеченных семей, но чья жизнь уже тогда была непохожей на жизнь обычных школьников.

– Мне так интересно узнавать о тебе что-то новое, то, что я совсем не так представляла, – шёпотом сказала Маша, надеясь, что он не станет уклоняться. Она знала, что мужчины не всегда охотно говорят о своём прошлом, особенно о тех моментах, которые не считаются победами.

– Это долгая и не самая радостная история. Боюсь, после неё я упаду в твоих глазах, а мне так хочется быть в них хорошим, – ответил Глеб, хотя на самом деле ему давно хотелось поделиться с ней тем, что он рассказывал лишь самым близким.

– Моё мнение о тебе уже не изменится, – твёрдо сказала она, сама удивляясь своей уверенности. Раньше она никогда бы так не ответила.

– Ну, слушай, – начал Глеб, переходя на другую, заинтересовавшую её тему. – Я вырос в Москве, в семье, которую, как я уже тебе рассказывал, знают в дипломатических кругах. Родители пытались дать мне всё лучшее, но большую часть времени я проводил с мамой. Именно она привила мне чувство прекрасного – к искусству, людям, качествам. Научила всему, что умела сама, кроме, пожалуй, готовки – хотя сама готовила прекрасно, – вздохнул он, вспоминая самое светлое время своего детства. – Мне было десять, когда она погибла. Я, кажется, тоже рассказывал тебе. После её смерти отец замкнулся в себе, почти не выходил из кабинета, никого к себе не подпускал, даже меня. Старшую сестру отправили учиться в Швейцарию, в закрытый пансион, а я остался в Москве. Все думали, что я ещё слишком мал, чтобы понимать происходящее. Я пытался достучаться до отца, но всё было бесполезно – он так любил маму, что едва пережил её уход…

– Прости, что затронула эту тему...

– Всё уже давно позади. Прошло два года, а ничего не менялось. Я забросил учёбу и начал тусоваться с компанией, которую родители бы назвали «сомнительной». Я выглядел старше своих лет, да и карманные деньги у меня были немалые – поэтому меня принимали за своего, несмотря на возраст. Я уже тогда умел водить машину и иногда тайком брал одну из машин из гаража. Мы с пацанами гоняли по ночной Москве, иногда нас ловила милиция, но каждый раз я выходил сухим из воды – срабатывали фамилия, связи и деньги.

– Но это же не твоя вина, что ты так… запустил себя, – подумав, предположила Маша, пытаясь его оправдать.

– А чья же, зайка? Если у меня хватило ума попадать в передряги, значит, хватило бы и вести себя нормально.

– А как же учёба?

– Я почти не появлялся в школе, – усмехнулся он. – Но за несколько недель до конца года приходил, впитывал всю программу как губка и сдавал контрольные. Учителя всегда твердили, что у меня хорошая голова – это от отца, – но вот поведение и посещаемость всё портили. Когда стал постарше, появились девочки. Их было много, но почти никто не оставил следа в памяти. В нашем кругу полагалось общаться только с «равными по статусу», а я тянулся к тем, кто был проще, ближе к жизни. Да и девчонки часто ко мне липли не из-за меня самого, а из-за положения семьи. Многие хотели пробиться повыше.

Маша слушала, затаив дыхание, и в её душе шевельнулась жалость к тому мальчишке, который отчаянно не хотел жить по чужим правилам.

Глава 16

Короткое молчание показалось ей вечностью.

– Ты права, он хотел, чтобы я продолжил семейное дело. Наш род давно в этом бизнесе. И я разбирался в нём неплохо – отец учил с детства, в нашем доме постоянно бывали министры и послы. Но я упёрся и выбрал другое. Отец отказался оплачивать учёбу.

– Но ты же смог! Значит, выучился?

– Пришлось зарабатывать самому, – усмехнулся Глеб. – Я познакомился с парнем, у которого были гениальные идеи по развитию отрасли. У него – голова, у меня – стартовый капитал, мои собственные накопления. Отец, к удивлению, оценил идею и выступил инвестором. Мы создали первый завод, и через пару лет я вернул ему все деньги с процентами. С тех пор живу на свои. И учился тоже за свой счёт, даже после того, как он поверил в меня.

– И он до сих пор не одобряет твой выбор?

– До сих пор. Зато Фаина меня всегда поддерживала. Кстати, я тогда одумался и попросил у неё прощения – сначала с глазу на глаз, а потом и публично, на одном из её благотворительных вечеров. Я помог ей укрепиться в обществе, где ей и было место. Спустя годы я наконец разглядел, какое у неё большое сердце. В университете я учился легко, схватывал на лету, оставалось много свободного времени. Тратил его на бесконечные романы и поездки по миру. А потом наступил момент, когда я начал сходить с ума. Работа не радовала, учёба стала в тягость, а от случайных связей начало тошнить. – Напряжение сдавило горло, на шее выступила напряжённая жилка. Груз прошлого давил с невероятной силой. Глеб будто очнулся, горько улыбнулся и притянул Машу ещё ближе, коснувшись губами её виска.

– Что было дальше? – тихо спросила Маша, чувствуя, как ему тяжело.

– Дальше была пустота. Я жил по инерции. Учился, потому что это была единственная цель, которую я сам перед собой поставил. Женщин не было. Меня от них буквально воротило. Да и физически я не мог…

– В каком смысле? – испуганно выдохнула Маша.

– В самом прямом, – он посмотрел на неё и сразу понял её страх. – Не волнуйся, дело не в болезнях. К своему здоровью я всегда относился серьёзно. Просто мой организм тогда истощился от бессмысленности всего этого. Просто… отключился.

Маша представила эту картину и невольно улыбнулась. Увидев её улыбку, Глеб иронично скривил губы.

– Сейчас это кажется забавным, а тогда, поверь, было не до смеха. В один не самый прекрасный день я осознал, что у меня ничего не стоит, – Глеб сделал паузу, переводя дух. – Знаешь, если бы это случилось со мной чуть раньше, лет в восемнадцать, я бы, наверное, сломался окончательно, – с полной серьёзностью произнёс он.

– Неужели секс – это всё, что имеет значение? Ведь в жизни есть и другие радости! – воскликнула Маша.

– Какие, например?

– Ну, я не знаю… Любовь, семья, родные, любимое дело… – перечислила она то, что сама считала главным.

– Возможно, ты права. Но настоящей любви у меня никогда не было. Были увлечения, влюблённости, но они быстро проходили. Семья… Я считаю, что это одно из самых важных решений в жизни. Я не отношусь к этому так легкомысленно, как многие в моём кругу, и не хочу ошибиться в выборе спутницы. Такие моральные устои вложила в меня мама. Родственники… Я многое натворил в молодости, опозорил фамилию. Когда я это осознал, не все смогли меня простить и принять. Любимое дело… Я долго не знал, чего хочу. С бизнесом, который я унаследовал, нужно было ещё разобраться. Так что по-настоящему ценного у меня тогда не существовало – я просто ещё не успел это создать, – он замолчал, давая ей осознать сказанное. Маша слушала и поражалась, сколько сил он потратил, чтобы стать тем, кем стал сейчас.

– Когда я окончательно запутался, мачеха посоветовала мне уехать из Москвы, сменить обстановку. Она считала, что это поможет, и не ошиблась. Отец не хотел меня отпускать, я тогда впервые увидел в его гласах настоящий страх. Но я уехал. И не туда, куда все думали.

– Как это?

– У меня был выбор – Лондон, Милан… Все думали, я выберу Англию, потому что всегда любил там бывать. Но я неожиданно для всех выбрал родную Россию, только подальше от столицы, и оказался здесь, в Костроме. Отец был в шоке. Он решил, что я специально выбираю такую «ссылку», – Глеб посмотрел на Машу, пытаясь уловить её реакцию. – Только, пожалуйста, не пойми меня неправильно. Я не хочу унижать твой город…

– Я не обижаюсь, – мягко прервала его Маша. – Я прекрасно понимаю, в какой большой и разной стране мы живём. Но знаешь, человек ко всему привыкает. Я бы не хотела жить в другом месте. Может, только путешествовать, но не жить постоянно.

– Представь, а я привык к вашим кое-где ухабистым дорогам и размеренному ритму жизни, – рассмеялся Глеб.

– А почему именно Кострома? – спросила Маша.

– Искал город с историей, не слишком далеко от Москвы, но и не спальный район. Смотрел по карте, читал про Золотое кольцо… И вот она, Кострома, привлекла меня своим названием и патриархальностью. Я хотел начать всё с чистого листа, не опираясь на связи отца. Устроился простым менеджером на одно из местных предприятий, связанных со стройматериалами. Это был мой сознательный выбор – понять бизнес изнутри, с самых низов. Так что я в вашем городе не впервые.

– Никогда бы не подумала, что ты работал простым менеджером, – улыбнулась Маша, с трудом представляя его в такой роли.

Глава 17

– Почти два года я не был ни с кем. И дело было не в том, что не мог, а в том, что абсолютно не хотел. Не получал от этого ни капли радости. Зато я научился радоваться простым вещам – смеху детей, когда помогал домам для сирот, искренности новых друзей, которых обрёл здесь и там, в новой для меня Москве. Я до сих пор благодарен судьбе за этот опыт.

– Но ты же потом встречался с кем-то? Ты как-то упоминал про лето… – осторожно уточнила Маша.

– Когда внутреннее состояние нормализовалось, я начал с кем-то видеться, да. Но, пожалуйста, не пойми превратно – я искал не секса, а скорее отношений, тепла. И строил их уже иначе, не так, как в безумной молодости, а более осознанно. Хотя, – он честно вздохнул, – бывали моменты одиночества, когда хотелось просто физической близости. Тогда я искал подобных же случайных связей. Но таких эпизодов было мало. – Он замолчал, подводя черту под своим исповедью. – Как видишь, я не всегда был тем, кем кажусь сейчас. Да и сейчас во мне хватает недостатков, – он горько улыбнулся. – Но я работаю над собой. Я многое делал назло другим, а чаще – назло себе, и за всё это пришлось платить. Думаю, расплата ещё не окончена.

Глеб замолчал, и в комнате повисла непривычная тишина. Их ноги под одеялом переплелись, и Маше казалось, что он стал ей ещё ближе.

«Этот мужчина смог признать свои ошибки и захотел исправиться. Он сознательно отказался от комфорта и роскоши, выбрал скромную жизнь, чтобы заново найти себя».

Чем больше она анализировала его историю, тем сильнее им восхищалась.

– Я… я люблю тебя, – прошептала Маша, прижимаясь к его груди. Она не ждала ответа – ей просто хотелось, чтобы он знал: его откровенность сделала его для неё только дороже.

Первые солнечные лучи пробились в комнату, золотя их лица. Это неожиданное признание заставило Глеба крепче прижать её к себе. Он закрыл глаза, и по его лицу пробежала тень боли. Маша почувствовала перемену в нём, но не понимала причины – разве её слова должны были огорчить?

Когда он открыл глаза, её сердце сжалось: в его глазах затаилась тень грусти.

«Он печальный… но почему?» – Она нежно коснулась пальцами его щёки, смахнув несуществующую пылинку.

– Маша… Я когда-то разбрасывался этими словами так легко, что они обесценились. И только здесь, в тишине твоего города, я начал понимать их настоящий вес, – его голос дрогнул, но он взял себя в руки. – Я бесконечно благодарен тебе за эти слова. Но я не могу ответить тем же сейчас – я ещё не разобрался до конца в своих чувствах. А говорить то, в чём не уверен, я не хочу и не буду.

Он знал, что причиняет ей боль, но честность в этот момент была важнее.

– Прости. Мне нужно время.

– Всё хорошо, – тихо прошептала она ему в грудь. – У тебя есть всё время, которое потребуется.

Они накрылись одеялом с головой, найдя успокоение в тепле друг друга. А через двадцать минут прозвенел будильник, возвещая о начале нового дня.

***
Статья получилась на славу. Глядя на распечатанные листы, Маша невольно вспоминала вчерашний вечер и те незабываемые минуты, что подарил ей Глеб. Его исповедь до сих пор отзывалась в душе тёплым и тревожным эхом.

Сидя в шумной столовой на большой перемене, она делилась с Светой впечатлениями, опуская, конечно, самые интимные подробности и тяжёлую историю юности Глеба. Его образ снова и снова всплывал перед глазами, наполняя лёгкостью и счастьем.

– Свет, я чувствую себя невероятно счастливой, но сама же этого ужасно боюсь, – призналась Маша, а подруга внимательно слушала, сияя вместе с ней. Света была одним из тех редких людей, кому можно доверить любое сокровенное чувство. Их дружба, зародившаяся ещё на первом курсе, только крепла.

– Вот бы и мне провести хоть один вечер с таким мужчиной, – с восхищением выдохнула та после её рассказа.

– Мне иногда кажется, что это всё происходит не со мной!

– Наверное, потому что ты не разрешаешь себе быть счастливой. Хотя ты прекрасно знаешь, что заслужила эту любовь. А твой братец со временем поймёт, что, слишком сильно опекая, он лишает тебя радости. Так что, думаю, тебе стоит решиться и поступить так, как подсказывает сердце, а не Дмитрий.

– Знаешь, я всегда боялась его гнева. Но сейчас всё иначе. Глеб своим примером доказал мне, что ради настоящей цели можно выдержать что угодно, даже ярость брата. И я твёрдо решила – не отступлю. Со временем всё обязательно станет на свои места...

Яркое утреннее солнце, пробивавшееся сквозь шторы, к полудню спряталось за тяжёлыми тучами. Поднялся ветер, пробираясь холодными струями под одежду прохожих, а с неба посыпалась колючая крупа, больно секущая лицо. Но Маша, направляясь в другой корпус и весело болтая по телефону с Глебом, совсем не замечала непогоды.

– Ты хоть немного выспался? – спросила она, с улыбкой вспоминая их почти бессонную ночь.

Глеб, развалившись на кровати после бодрящего душа, несмотря на усталость, не мог уснуть и потому позвонил ей почти сразу.

– Знаешь, с утра валился с ног, но засел за срочные документы, пришедшие на почту. А сейчас вроде бы свободен, но без тебя никак не уснётся, – пошутил он, и в его голосе слышалась улыбка.

– Закрой глазки и представь, что я рядом, – подыграла она.

Глава 18

– Привет, сестрёнка. Как дела? – спросил Дмитрий, и в его голосе слышалась плохо скрываемая суровость.

– Всё хорошо. Вчера дописала статью, сегодня показала преподавателю – вроде, понравилось, – с надеждой ответила Маша, стараясь обрадовать брата первым научным успехом.

– Молодец. Всегда говорил, что голова у тебя на учёбу хорошо работает. Вот если бы и в остальном была такой же умницей, – он произнёс это с явным упрёком, – цены бы тебе не было. Ладно. Во сколько приедешь сегодня?

– У меня не получится на выходных, очень много задали, – солгала она, прекрасно зная, что стоит лишь заикнуться о Глебе, как Дмитрий тут же начнёт свой привычный монолог.

– Ты что, совсем страх потеряла? По-моему, я чётко сказал. Или ты не расслышала? – его тон нарастал, переходя в крик.

– Я всё слышала, – тихо прошептала она.

– Ага, опять этот подонок тут как тут? Я же чётко сказал – не связываться с ним! Или хочешь, чтобы я сам с ним поговорил? – выкрикнул он.

– Оставь его в покое, я правда не могу приехать.

– Ладно, тебе повезло, что я уезжаю в командировку. Но завтра позвоню маме и проверю, дома ты или нет. Так что собирай вещички и езжай домой. Хоть мать пожалей! – это была его любимая фраза, которая каждый раз заставляла Машу съёживаться.

«Но я же никогда не отказываюсь помогать по дому, да и мама никогда меня в безделье не упрекала», – пронеслось у неё в голове.

Сердце сжималось от обиды, а гнев на брата нарастал с каждой секундой. «Почему он так со мной обращается? Почему так яростно против наших отношений? Я не хочу, чтобы у него из-за меня были проблемы. И не хочу втягивать Глеба в наши с братом разборки. Это не его головная боль… Но я уже всё для себя решила. Если Дмитрий думает, что я не посмею ему перечить, он сильно ошибается».

Холодный ветер пронизывал до костей, а мелкий колючий снег бил по лицу. Присев на холодный гранитный парапет, она опустила голову на руки. Вспомнилось, как Дмитрий всегда приходил в ярость, когда она поступала по-своему.

«Я понимаю, что он меня любит, но почему его любовь должна причинять такую боль? Может, мне надо бы в монастырь уйти, тогда бы он успокоился? Хотя нет…» – И Маша вспомнила, как он, сияя, рассказывал о блестящем будущем, которое её ждёт, о карьере, которую она сможет сделать.

Когда-то Дмитрий поклялся себе, что его сестра получит прекрасное образование и «выйдет в люди», как когда-то он сам доказал всем, что может содержать семью. Но с годами, сталкиваясь с реальностью, её брат становился всё жёстче.

«Связей для хорошей должности у нас нет. А на его работе меня не возьмут – не женское это дело, да и с постоянными командировками… Я люблю Дмитрия, понимаю, что он желает мне добра, но он постоянно перегибает палку. Он кричит за каждую мелочь и запрещает всё, что ему не нравится».

Ветер ледяными порывами обжигал кожу, а воспоминания терзали душу: «Именно он разрушил мои первые отношения, и сейчас история повторяется. Дмитрий пойдёт на всё, чтобы мы расстались с Глебом. Но я не хочу его терять! Не хочу! Я люблю его и должна бороться. Должна, наконец, дать брату отпор. Это моя жизнь, и мне её проживать!»

Звонок на пару давно прозвенел, но Маша не могла сдвинуться с места. В голове прокручивался план, как проучить брата. Она представляла, как смотрит ему прямо в глаза и заявляет, что ослушалась его, что её отношения с Глебом – это её выбор. И тогда ему ничего не останется, кроме как смириться и понять, что она уже взрослая и сама может решать свою судьбу.

Окончательно замёрзнув, она решила зайти в корпус и согреться. Взглянув на часы, Маша вспомнила о договорённости с Глебом.

«Как мне сделать так, чтобы он пригласил меня к себе? – размышляла она, потирая замёрзшие руки. – Если он говорит правду и давно ни с кем не был, то, может, если я сама проявлю инициативу… Только бы он ничего не расспрашивал. Врать я не умею. И рассказывать ему о Дмитрии не буду – зачем ему лишние проблемы? Я сама со всем справлюсь».

– Ты что, меня не заметила? – раздался знакомый голос совсем рядом.

Глеб стоял на пороге корпуса, улыбаясь её задумчивому виду.

Маша вынырнула из своих мыслей и с удивлением поняла, кто стоит совсем рядом.

– Только о тебе подумаешь – ты сразу появляешься, – попыталась она улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

– Вообще-то мы договаривались на три, а уже пятнадцать минут четвёртого, – отметил Глеб, с лёгким недоумением разглядывая её. – Зайка, что-то случилось? – мягко спросил он, пытаясь поймать её взгляд.

– Всё хорошо, – соврала Маша и поспешно перевела тему. – Статья, кстати, очень понравилась преподавателю! – бросила она через плечо, уже направляясь к машине впереди него.

Глеб в недоумении смотрел ей вслед. Она шла, не оглядываясь, словно забыв о его существовании, и это непривычное поведение задело его.

– Мы с тобой молодцы, за вечер смогли такое создать.

– Это ты молодец, я всего лишь печатал под диктовку, – отозвался он, догоняя её.

Маша, не дожидаясь, пока он, как обычно, откроет ей дверцу, сама рывком потянула за ручку и устроилась в салоне на пассажирском сиденье.

Глеб сел за руль, бросил на неё быстрый оценивающий взгляд и заметил странный, незнакомый блеск в её глазах, заставивший его нахмуриться. «Что стряслось? Почему она настроена так враждебно и пытается это скрыть? Злоба ей совсем не к лицу», – промелькнуло у него в голове, пока он заводил двигатель.

Глава 19

Переступив порог квартиры, Машу на мгновение охватила робость.

«Что я здесь делаю? – пронеслось в голове. – Только бы он не стал ничего выспрашивать…»

– Глеб, можно я приму ванну? Я так замёрзла, – сказала она, надеясь выиграть время, чтобы собраться с мыслями и привести в действие свой сомнительный план.

– Конечно, ванная прямо по коридору. Принести тебе халат?

– Да, если не сложно? – почти шёпотом ответила Маша и чуть ли не побежала по коридору, стараясь скрыться от его проницательного взгляда.

Оставив мягкий махровый халат на ручке двери, Глеб направился на кухню разогревать обед: «Хорошо, что вчера уборщица Вера Петровна наготовила еды – хватит надолго». Теперь у него появился свой угол в этом городе, да и свои помощники тоже, прилично упрощающие холостяцкую жизнь.

Расставляя на столе контейнеры, он не переставал думать о странном поведении Маши: «Что с ней? То заявляет, что хочет ко мне, то прячется в ванной. Что она пытается доказать?»

Накрывая на стол, он налил себе коньяку, откинулся на спинку стула и вытянул ноги, пытаясь унять нарастающее раздражение.

Маша, полежав в горячей воде, заставила себя принять решение: «Нельзя здесь отсиживаться. Если не сделаю это сейчас – потом струшу».

Сбросив с себя полотенце и накинув предложенный халат, она вышла из ванной. Дверь в спальню была приоткрыта, и взгляд упал на край огромной кровати, застеленной атласным покрывалом тёмно-вишнёвого цвета. Заглянув внутрь, она увидела поистине роскошную комнату: тяжёлые шторы в тон покрывалу струились до самого пола, создавая интимную атмосферу, мягкие пуфы манили присесть, а ноги утопали в густом ворсе ковра. Закрыв глаза, она попыталась представить себя на этой кровати, но страх и упрямое желание мешать брату спутывали все мысли. Выйдя из спальни, прошла дальше по коридору, мимо других дверей. Четырёхкомнатная квартира казалась ей невероятно большой для одного человека.

Направившись на запах еды, Маша вышла на кухню и увидела Глеба. Он сидел и внимательно следил за её движениями, не отрывая взгляда.

– Может, хватит на меня так смотреть? Мне это неприятно, – с внезапной резкостью сказала она.

Глеб дёрнулся от неожиданной агрессии. Было непривычно и больно видеть Машу такой.

– Тебе неприятно моё внимание? А мне неприятно, что ты что-то скрываешь и скоро начнёшь лгать! А я терпеть не могу вранья! – твёрдо бросил он ей в лицо.

– Я ничего не скрываю, – прошептала она и замолчала.

Совесть начинала мучить её всё сильнее, но она решила идти до конца. Резким движением Маша сбросила халат на пол, оставаясь совершенно обнажённой.

Глеб не подал виду, что это произвело на него впечатление, лишь взял бокал и отхлебнул коньяка. «Зачем ей это? Насколько серьёзно она настроена?»

– Ты не думаешь, что это выглядит слишком по-киношному? В жизни всё иначе, – сказал он, тяжело вздыхая. – Или ты надеешься, что я сейчас подхвачу тебя на руки, отнесу на кровать, и мы всю ночь будем заниматься любовью? – вопросительно посмотрел он на неё.

– Давай, издевайся! Я всё выдержу! – с вызовом выкрикнула она.

– Зачем? – возмутился он, вскакивая со стула. – Зачем тебе это терпеть?

– Потому что я люблю тебя и хочу подарить себя, чтобы ты был счастлив! – заявила она, хотя на глубинном уровне понимала, что делает это не совсем из любви. Но в эту минуту отчаянно хотела самой поверить в эту ложь, лишь бы оправдать свои действия.

– Чушь! – резко оборвал её Глеб. – Здесь и близко не пахнет любовью! У меня есть две версии: либо ты делаешь это из страха, но я всё меньше в это верю, либо ты хочешь кому-то отомстить, переспав со мной.

Его злила эта ситуация, а перспектива услышать ложь выводила из себя ещё сильнее.

Маша молчала, лихорадочно подбирая слова, но все придуманные оправдания рассыпались в прах, как только она думала о том, что сама причиняет ему боль.

– Глеб, пожалуйста, не мучай меня. Возьми меня, просто возьми, не делай больно. Ты же хочешь меня?

– Я хочу понять, что с тобой происходит! Неужели я так ошибся в тебе?.. – тихо произнёс он и отвернулся к окну. – «Что ж, раз она так хочет этого – я исполню её желание. А потом уж точно не буду корить себя – она сама пришла ко мне». – Иди в спальню. Ты же знаешь, где она, – безразличным тоном сказал Глеб, не глядя на неё. – Я сейчас приду.

Маша подобрала с пола халат и куталась в него всё крепче, словно в защитную оболочку. Коридор, по которому она шла, казался теперь бесконечно длинным, а каждое движение давалось с трудом. «Боже, как же больно. Я не выдержу этого молчания – после всего я обязана ему всё рассказать», – эта мысль придавала ей сил, пока она брела к спальне.

А Глеб стоял у окна, наблюдая, как на улице порывы ветра срывают с крыш мокрый снег: «Зачем я это делаю? Она одумается, должна одуматься... Она не готова и не хочет этого по-настоящему. Если я сейчас пойду туда, она решит, что я воспользовался её состоянием. Хотя сама она пытается воспользоваться мной».

Злость понемногу уходила, уступая место трезвому расчёту.

«Я должен попытаться достучаться до неё в последний раз».

Войдя в спальню, он увидел Машу – она сидела на краю огромной кровати, закутавшись в одеяло с головой – эта картина вызвала у него горькую улыбку. «Нужно говорить, нужно попробовать ещё раз».

Глава 20

Присев рядом, он мягко провёл рукой по её щеке, пытаясь поймать взгляд.

«Я обманываю его, довела до бешенства, а он... он всё ещё нежен», – пронеслось в голове у Маши, и от этого сердце сжалось ещё сильнее. Невыносимая боль заставила её дёрнуться и отвести глаза.

– Давай уже покончим с этим. Без лишних нежностей, – выдохнула она, понимая, как ранит его этими словами, но сил на ложь больше не оставалось.

И новая волна гнева тотчас накатила на него. Резко встав с кровати, Глеб быстрыми шагами подошёл к шкафу, отыскал пачку презервативов и вскрыл её отчётливым, резким движением.

Маша смотрела на него со страхом, понимая, что снова спровоцировала взрыв. Когда он демонстративно сбросил с себя одежду, её взору открылось его тело – напряжённые бёдра, подтянутый торс. Повернувшись к ней, он показал своё возбуждение – вызванное ли желанием, или всё той же яростью. И Маша быстро отвернулась к стене, уткнувшись лицом в подушку, боясь предстоящего.

Подойдя вплотную к кровати, Глеб отдёрнул одеяло.

– Посмотри на меня, – прозвучало жёстко и властно. – Ты сама этого хотела – так смотри!

Она медленно повернула голову, скользнула взглядом по его телу, нависшему над ней, и снова закрыла глаза, чувствуя, как наворачиваются слёзы.

– Нет, дорогая, ты выбрала этот путь сама. Теперь будет по-моему – и ты будешь смотреть мне в глаза, не отворачиваясь. Ты поняла? – его голос звучал холодно и неумолимо.

И она подняла на него взгляд, полный смирения и боли.

Глеб раздвинул её бёдра коленом, приблизился. Первые робкие, но настойчивые попытки войти в неё причиняли боль, и Маша инстинктивно сжалась, впиваясь пальцами в его шею.

– Расслабься, иначе мы будем доставлять друг другу неприятные ощущения.

Но боль не отпускала, кажется, разрывая её изнутри. «Почему так больно? Со мной что-то не так? Когда это закончится?» Не сумев войти полностью, Глеб внезапно остановился и, не говоря ни слова, перевернул её на живот. Маша взглянула на него с немым вопросом и страхом в глазах.

Приняв более удобное положение, он возобновил свои попытки. Физическая боль стала меньше, но унижение, которое испытывала Маша, разрывало её изнутри. «Почему он так издевается надо мной?» – пронеслось в голове, и от обиды слёзы хлынули сами собой.

Не выдержав его медленного, почти мучительного проникновения, она резко дёрнулась навстречу, разрывая плеву и позволяя ему войти глубже. Из её груди вырвался оглушительный крик, и она, обессиленная от боли, рухнула на кровать, заливаясь слезами. Глеб стиснул зубы, сдерживая собственный стон, и немедленно вышел из неё.

– Что ты наделала! – в ужасе воскликнул он, прижимая к себе её хрупкое тело и пытаясь унять её рыдания. Обнимая крепче, он с ужасом осознавал: она никогда не простит ему этого. – Боже, что я сделал… Как я мог так с тобой поступить? Зачем поддался злости… – он говорил нежно, растягивая слова, словно пытаясь ими загладить причинённую боль.

Укрыв её одеялом, он прижимал Машу к себе, стараясь успокоить её истеричные всхлипы, но потоки слёз заливали её лицо, не давая ей взглянуть на него. Боль, заставлявшая сворачиваться калачиком, не отступала. Нежно поглаживая её низ живота, он пытался представить, что сейчас чувствует она. Его движения постепенно успокаивали её, и через несколько минут они уже лежали в тишине, прислушиваясь к дыханию друг друга.

– Тебе ещё больно? – тихо, почти убаюкивающе, спросил Глеб.

– Да, очень, – прошептала она, вытирая слезу с ресниц.

– Давай я сделаю тебе обезболивающий укол. Через несколько минут станет легче.

– Ой, не надо укол. Лучше таблетку.

– Я научился делать инъекции, когда болел воспалением лёгких, а в больнице лежать некогда было. С тех пор пользуюсь…

Его забота тронула Машу до глубины души, и обида, засевшая глубоко в сердце, начала понемногу таять.

– Хорошо, только не больно, – покорно прошептала она.

Услышав её ласковый тон, он попытался пощекотать её в боку. Она рассмеялась, но, почувствовав резь внизу живота, снова сжалась в комочек.

Откинув одеяло, чтобы встать, Глеб замер, увидев простынь. Там, где лежала Маша, алело большое кровавое пятно, ввергая её в панику.

– Так и должно быть? – испуганно спросила она, глядя на него.

Глеб с ужасом смотрел на лужу крови, опасаясь, что своим резким движением мог вызвать внутреннее кровотечение.

– Скажи, когда у тебя последний раз были месячные?

– Недавно, где-то неделю назад закончились.

– А они обычно обильные?

– А что, это важно? – встревожилась Маша и, видя его серьёзный взгляд, продолжила: – Обычно очень сильные, идут дней шесть-семь. Наверное, у меня в организме много дурной крови, – попыталась она пошутить.

– Вставай, умойся, а я перестелю бельё. У тебя есть с собой средства гигиены? – спросил Глеб, уже продумывая план действий на случай, если их нет.

– Есть.

– Хорошо. Помочь дойти до ванной?

– Нет, я сама.

– Только не закрывай дверь на защёлку, хорошо? – предупредил он, боясь, что она может потерять сознание.

Глава 21

Всматриваясь в её тёмные, полные слёз глаза, Глеб остро почувствовал всю боль, которую причинил, и от этого защемило сердце ещё сильнее.

– Прости меня, котик, прости, пожалуйста… Я не хотел делать тебе больно. Но ты сама пришла ко мне, и я бы сдержался, если бы ты не вывела меня из себя, – проговорил он, переводя дух. – Если не хочешь, можешь не рассказывать свою тайну. Только, пожалуйста, не лги мне. И знай: что бы ни случилось, я всегда выслушаю и постараюсь понять, если смогу, – он говорил искренне, не отрывая от неё взгляда, пытаясь доказать, что на него можно положиться. – Прости меня за всё. И если однажды ты снова подпустишь меня к себе, я сделаю всё, чтобы загладить свою вину.

– Я сама во всём виновата, не вини себя. Я только прошу одного – никогда больше не показывай своё превосходство вот так, в постели.

– Что я такого сделал? Заставил смотреть на себя? Это была злость оттого, что ты решилась лечь со мной, будучи совершенно не готовой. А сложилось впечатление, будто ты прыгнула в мою кровать не как неопытная девушка, а ведёшь себя… глупо. Извини за резкость.

– Ты сомневался, что я девственница? – удивилась она. – Если да, то вот доказательство – я вся в крови.

– Не сердись, я никогда не сомневался. И доказательств мне не нужно. Просто… не играй роль. Ты плохая актриса.

Она попыталась встать, чтобы дойти до ванной, но резкая боль пронзила тело, и она рухнула обратно на кровать. Глеб подхватил её, крепко обнял и усадил к себе на колени.

– Маша, я люблю тебя, – тихо сказал он, глядя ей в глаза.

– За что? – прошептала она ему на ухо.

– За то, что ты есть… – он притянул её к себе, уткнувшись лицом в её длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам. – Я отнесу тебя, – с этими словами он поднял её на руки и отнёс в ванную, оставив у раковины.

– Принеси, пожалуйста, мою сумку.

– Хорошо.

Наскоро кутаясь в халат, Глеб принялся перестилать постель, с тревогой глядя на пятна крови.

«Я никогда не видел, чтобы было так много», – с беспокойством думал он, срывая простынь. Через несколько минут всё было готово, и он загрузил бельё в стиральную машину. Услышав, как Маша выходит из ванной, он крикнул:

– Маша, всё в порядке?

– Да… – набравшись сил, ответила она, держась за живот и с трудом усаживаясь на край застеленной кровати.

– Выглядишь не очень, – констатировал Глеб, появляясь в дверях со шприцом и ампулой в руках. – Перевернись на живот, – мягко скомандовал он, подходя к ней.

Она перевернулась и повернула голову, чтобы видеть его.

– Крови всё ещё много? – с тревогой спросил он.

– Знаешь, почти нет, только внизу живота всё ещё сильно болит.

– Котик, а ты не простудилась, случайно?

– Не знаю… Сегодня долго была на улице и очень замёрзла. Так резко похолодало.

– Да, – согласился Глеб, – я утром даже не обратил внимания, как ты была одета.

– Наверное, я всё-таки простудилась. Голова раскалывается, и начинает знобить.

«Хорошо, если это всего лишь простуда», – пронеслось у него в голове.

Сделав укол, он наклонился и нежно поцеловал место укола.

– А ты всех своих девушек так целуешь? – слабо пошутила Маша.

– А ты представляешь себе эту картину? – улыбнулся он в ответ.

– Теперь у меня есть личный медбрат, – усмехнулась она и обняла его руку.

– Ложись, зайка, старайся уснуть. Я заварю тебе травяной чай.

– Мама тоже всегда заваривает, когда я болею. С мёдом?

– С мёдом, – прошептал Глеб, тщательно укутывая её одеялом.

Он вышел на кухню, и уже вскоре доносился успокаивающий звук закипающего чайника. Маша лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к этим звукам. Боль постепенно отступала под действием укола, а на душе становилось спокойнее. Его слова «я люблю тебя» звучали в ушах, и, возможно, ради этого стоило пережить сегодняшнюю боль.

Глеб вернулся с кружкой ароматного чая, поставил её на тумбочку и сел на край кровати, мягко поглаживая её по волосам, пока она засыпала. Он смотрел на её спокойное лицо и понимал, что их отношения перешли какой-то важный рубеж, с которого уже не будет пути назад.

Ночь выдалась очень тревожной. Маша бредила во сне, металась по подушке, её тело пылало жаром. Пот тёк ручьями, но не сбивал высокую температуру. Глеб растирал её горячее тело спиртом, укутывал в несколько одеял, но жар не спадал – пришлось раз за разом давать жаропонижающее, чтобы хоть как-то помочь измученному организму в борьбе с болезнью.

Красные лучи рассвета уже пробивались сквозь щели в шторах, окрашивая комнату в тревожные тона, когда температура наконец начала спадать и метания прекратились. Вымотавшись за бессонную ночь, Глеб не мог понять, чем была вызвана такая сильная реакция. «Неужели просто простуда? Или нервы дали о себе знать?» – размышлял он, лёжа рядом и нежно гладя её по лбу, убирая прилипшие от пота волосы. «Нужно обязательно уговорить её сдать анализы… Температура и эта боль внизу живота… Похоже на воспаление по женской части, причём очень обострённое».