Между нами. На преодоление

1. Несочетаемые сочетания

Я свободная женщина, в гордом одиночестве
празднующая «возраст Христа».

— Аделина, я тебя так не воспитывала! Когда ты стала эгоисткой?!
— Я? Эгоистка? Что ж. Пусть будет так.
— Мне не нравится твой тон, душа моя!
— Мама, зачем тебе «эгоистичная душа»? — наигранно ужасаюсь и усмехаюсь следом, откровенно цепляясь к её фразам. — Всё, пока! Я иду праздновать.
— С кем? — летит мне настороженно с того конца провода, и я даже слышу, как она затаивает дыхание.
— Есть тут один француз... заждался уже.
— Аделина, ты с мужчиной?! — нервничает родительница, явно озабочиваясь вопросами моей чести, и буквально захлебывается своим же предположением.
— Отключаюсь!

Возможно, так доводить маму не стоит. Она теперь не успокоится, пока я вновь не выйду на связь. Но сегодня я настроена решительно и безжалостно. Ибо меня тоже не стоит доводить до крайней черты терпения!

С этой мыслью уверенно активирую авиарежим и отбрасываю телефон подальше, бесстрастно наблюдая за его полетом и ничуть не задумываясь о возможных царапинах на корпусе, пока он катится по шершавой плитке балкона, издавая неприятное поскрипывание.

Надоело. Всегда. Обо. Всём. Переживать.

Отрешенно перевожу взгляд на небесную гладь и залипаю на её красках, которые моментально разбавляют хмарь на моем сердце. До чего животрепещущий вид! Шикарный закат с градиентными переливами, а на переднем плане резвятся птицы. Теперь я понимаю преимущество проживания на высоких этажах. Конкретно на восьмом.

Надо было переехать раньше. Почему вместо этого я позволила себе дойти до ручки? Могла бы наслаждаться подобным зрелищем уже много лет без нервного срыва!

Но нет же, мне повезло явиться на эту грешную землю в патриархальную семью с матриархальными замашками. Где контроль ребенка — святая святых. Как это — Аделина будет жить одна? Она, что, беспризорница? Железная логика. Нерушимая. Заставляющая задаваться риторическим вопросом, почему я не могла родиться в другой стране более европейского типа, где детей выпихивают из дома буквально в полночь, как им исполняется восемнадцать.

Вздыхаю, отгоняя мрачные мысли и чувствуя потребность в срочном расслаблении после разговора с мамой. Эта женщина непревзойденно выводит меня на эмоции.

Повинуясь порыву, ложусь на спину и поднимаю ноги вверх, втискиваясь пятой точкой в бортик балкона, образовывая телом угол в девяносто градусов. И раскидываю руки вдоль туловища, создавая иллюзию шавасаны — той самой позы мертвеца. Это именно то, что сейчас нужно.

Минуя короткие джинсовые шорты, лениво прохожусь глазами по своим бедрам, коленям, голеням, утыкаясь в очень даже симпатичные щиколотки. А потом в обратном порядке возвращаюсь наверх.

Что ж, моделью мне не светит стать. И не хочется.

Когда статичность надоедает, я осторожно сползаю в сторону и около минуты лежу калачиком на правом боку, чтобы восстановить кровоток.

Кому как, а мне поза мертвеца не приносит обещанного умиротворения. Я медленно принимаю сидячее положение и пододвигаю к себе сиротливо стоящее в углу ведерко с шампанским, покоящимся во льду. Следом — пиалу со взбитыми сливками, в которой красочно торчат ягоды клубники. А довершает праздничную композицию сияющий бокал.

— Ну, что, месье «Ruinart Brut Rose», настал Ваш звездный час, — торжественно объявляю тому самому «французу» и вытягиваю бутылку, — уверена, Вы заставите меня жмуриться от счастья.

Не церемонясь, разрываю розовую фольгу с вершины, поддев ногтем, откидываю её и начинаю оттягивать мюзле. Фиксируя пробку большим пальцем правой руки, выверенно поворачиваю её, левой — придерживая дно. Аккуратно, с хирургической точностью.

И мои старания вознаграждаются плавным выходом последнего барьера. Чпок. Благородный мелодичный звук. Обожаю. И струящийся следом дымок.

После смерти папы на семейных мероприятиях в доме распечатывала шампанское именно я. Тонкая ювелирная работа во избежание лишних жертв с подбитыми глазами.

Ведь Аделина у нас всё умеет. Аделина всё знает. Аделина умница.

По версии матери Аделина не умеет и не знает только одного — как самой надо жить.

Но Аделине помогут. Десятки родных. Это та экспертная группа людей, которым со стороны виднее. И которые всегда наготове: подсказать, дать напутствий и причинить несанкционированное добро.

Хмыканье вырывается из меня непроизвольно.

Наливаю брют в фужер, слегка хищно улыбаясь в предвкушении. И вспоминаю, как Габил, мой шеф, дарил мне этот чудесный напиток на десятую годовщину безупречной службы у него, обещая на пятнадцатилетие удивить «Пайпер-Хайдсик Рар Миллезим». Щедрый мужчина. Жаль, я неблагодарная сучка. Не ценю всех его вздохов… печальных-печальных. С заходами по соблазнению.

С пиететом пригубливаю, позволяя пузырькам беспредельничать на языке, рождая удовольствие от густого вкуса. Богатого. Свежего. Продолжительного. Взрывающего рецепторы нотками цитрусовых, вишни, малины и граната.

Привет, тридцать третий день рождения.
Здравствуй, тридцать четвертый год жизни.
Вот мы и встретились наедине.

Не спешу пить дальше. Задумчиво склоняя голову набок, наблюдаю за полетом птиц. Кажется, в свободные вечера на всё лето и часть осени я нашла себе потрясающее занятие…

2. Шпильки как отдельный вид смертельного оружия

С параноидальными замашками и бедовыми
навыками несостоявшейся черепашки-ниндзя.

Оставляя наследие своим потомкам, я воззвала бы к женской половине с двумя заповедями — не экономьте на косметике и не жалейте денег на дорогую обувь. Особенно в тех случаях, когда и то, и другое носите весь день. Как я. Качественные туфли — это мантра. Мне приходится всю рабочую смену ходить в изысканных лодочках на умопомрачительных шпильках по нескольким причинам. Во-первых, менеджеру элитного ресторана нужно держать планку и соответствующий дресс-код. Во-вторых, с моими сто шестьдесят четыре без дополнительной страховки я чувствую себя не в своей тарелке, когда надо мной кто-то возвышается. Ведь это я должна подавлять статусом и полномочиями, а не наоборот. И, в-третьих, невозможно не согласиться, что классика всегда выигрывает.

— А вот и разорительница моего бюджета, — слышу приветствие, заходя в зал, и оборачиваюсь.

Шеф неспешно приближается, одаривая меня искренней и беспардонно лапающей улыбкой. Словно ритуал. Пока не пройдется сверху вниз, оценивая внешний вид, не начнется ни одна смена. А ведь выгляжу одинаково всегда. Выдержанный стиль. Каблуки. Собранные волосы. Легкий естественный макияж. Но этому мужчине надо, вот просто надо оставить клеймо своих прожигающих глаз.

Я очень уважаю его и как бизнесмена, добившегося успехов, и как руководителя, который справедлив и щедр к хорошим преданным сотрудникам. Но по своей природной сути он тот же кобель, падкий на соблазны при живой жене и детях. Последних — четверо.

— Здравствуйте, Габил Манатович. Прекратите прибедняться. Вот сегодня по прогнозу дождь, я с удовольствием продемонстрирую Вам преимущество этой прелести, — плавно взмахиваю в сторону, переводя его драгоценное внимание на приобретенную вчера систему.

Борьба мнений у нас длилась несколько месяцев. За десять лет работы в этом заведении я стала свидетельницей двух ремонтов и одного ребрендинга. Но почему-то проблема открытых террас решалась вяло. В самом начале это был просто низкобюджетный вариант штор ПВХ. Так сказать, мягкие окна, прекрасно справляющиеся со своей защитной функцией. Но они имели существенные недостатки, один из которых — отсутствие эстетики, второй — парниковый эффект. Тогда еще статус элитности не был намертво приколочен к «Оазису», хотя ресторан действовал еще с начала нулевых. Видимо, хозяева относились к данному пункту лояльно. Позже шторы ПВХ заменились на тканевые — уже при мне. Да, влагостойкость высокая, в восточный интерьер вписываются на ура, но и здесь есть некоторые нюансы — в ветреном регионе от сильных порывов стихии не спасешься.

Это упущение никак не давало мне покоя, а попадавшиеся на глаза в других частях города автоматические вертикальные маркизы подогревали энтузиазм. Я заинтересовалась, изучила рынок и предложила Габилу такой изящный способ решения всех проблем. Да, надо было раскошелиться, может, даже немного подкорректировать под них дизайн террасы, но ведь это спасение! Идеальное! Универсальное применение — солнце, снег, дождь. Мы даже нанесли принт с названием ресторана на навес. И добавили восточные узоры. Ко всему прочему установка занимала до пяти-шести часов. И с ней управились вчера, пока у меня был выходной.

Теперь я с долей гордости и умиления смотрю на конструкции, чувствуя облегчение. Отчего и тараторю о достоинствах, словно рекламируя:

— Управление на встроенной автоматике, регулировка уровня освещенности, сохранение оптимальной температуры даже летом. Полотно не впитывает запахи и пыль, при этом — «дышит»...
— Ладно-ладно, — перебивает и поднимает руки вверх, ворча и капитулируя, тут же переводя тему. — Лучше расскажи, как отметила день рождения.
— Замечательно, спасибо.
— Уверена, что не хочешь даже маленького банкета в свою честь? — змеем-искусителем вьется вокруг меня, хитро прищурившись.
— Уверена.

Стать причиной грандиозной пьянки? Увольте. Ребята из коллектива просто собрали деньги и подарили мне конверт. В большинстве случаев мы так и делаем, потому что деньги — лучший подарок в наших реалиях. А зная, что у меня вышло с ипотекой и переездом, никто не стал настаивать на празднике, входя в положение. Никто, кроме шефа, который уговаривал, обещая взять на себя расходы, чтобы это не ударило по моему скудному кошельку. Данная игра между нами продолжается уже десять лет. Габил не отступает, я — тем более. Мне никак не сдались такие щедрости, подразумевающие ответные действия. Я всегда держу дистанцию, и моё «Вы» — неизменно на протяжении всего этого времени…

— Эх, жаль…

На его театральный вздох пожимаю плечами и, намекая, что надо работать, ретируюсь. Через полчаса открытие, а мне еще пройтись по всем пунктам, проверяя готовность.

День, как в большинстве случаев, протекает суматошно. Я устаю безбожно, но довольна.

Заказ продуктов на завтра, прием кассы, распоряжения персоналу…

Когда такси подъезжает, я уже изрядно зеваю. Откидываюсь на сидение и прикрываю глаза. А ведь Габил пытается прогнуть меня на более плотный график, ему не очень по душе второй менеджер, с которым мы функционируем день через день. И если у него получится уволить того, я просто отброшу коньки и сдохну прямо посреди кальянного зала. Такую ответственность нельзя тащить на себе одному человеку. Пусть лучше ищет нового второго менеджера.

Управляющий — это как главный после Бога, то бишь, после хозяина. Всё на нем. В заведениях попроще и поменьше, конечно, обходятся одним «дирижером». Но у нас огромный ресторан, и пахать каждый день в таких напряженных условиях просто невозможно.

3. Нервные клетки восстанавливаются

Увы, фортуна в последнее время частенько
поворачивается ко мне задом.

Макушка ребенка пахнет неидентифицируемо. Небесами. Божественным нечто. А вот это сладкое местечко на шее — струящимися переливами ангельского парфюма. Я зарываюсь носом в нежнейшую кожу и дышу этой чистотой, словно обдолбанный токсикоман. Если бы можно было выбирать свою смерть, я бы точно заказала вот такую версию — задохнуться от счастья, нюхая малыша.

— Как ты вырос, мой сладкий мальчик, — шепчу с умилением и легонько поглаживаю щеку костяшками пальцев.

Я точно знаю, что целовать беззащитную детскую кожу взрослым не стоит. Ненавижу, когда гости берут младенцев на руки и слюнявят их, щедро одаривая своими паразитами, будто окропляя освященной водой. А потом приходится лечить ребенка от различных аллергических высыпаний. Поэтому я только вдыхаю персональный несравненный запах и убираю губы подальше.

— Если бы ты не съехала, могла бы видеть, как он растет, — ворчит мама, появившаяся с бутылкой смеси в ладони. — Да, моё солнышко? Да, моя жизнь?

Продолжая сюсюкаться с внуком, эта неугомонная женщина впихивает мне теплое питание и уходит обратно в кухню. Я же, пряча улыбку, пристраиваю соску к крохотному рту и наблюдаю, как ловко Анастас, он же — Анасик, Насик, Стасик, — названный так в честь деда, присасывается к своей желанной добыче. Не могу сдержать смешок, видя, как блестят его маленькие и пока еще мутно-голубые глаза. А совсем малипусенькие пальчики уже цепко нацелены на бутылочку.

— Или могла бы приходить чаще! — возвращается мой личный террорист с подносом.

— И травмировать свою нежную психику встречами с твоей невесткой?

— Ой, всё! — железный аргумент в любой беседе. — Я-то как-то терплю её!

Мама расставляет чашки с дымящимся чаем и всякие вазочки с конфетами, печеньем, вафлями и прочими сладостями. И ни разу не волнует, что на улице июньская жара. Этот травяной напиток по её собственным меркам — дань уважения пришедшему гостю. Она заваривает его тщательно, печется о правильной температуре, обязательно настаивает пятнадцать-двадцать минут, соблюдая все нюансы технологии приготовления, и только потом несёт делиться богатым насыщенным вкусом.

Я люблю мамин чай. Пожалуй, одна из причин печалиться, что теперь живу отдельно. Но зато таких причин всего — раз, два, да и обчёлся.

— Ты её не терпишь. Ты её любишь. Я впервые среди нашей диаспоры вижу свекровь, которая пылает искренними чувствами к своей невестке. Ты понимаешь, что пошла против природы, Агнесса Мисаковна? Ломаешь стереотипы и основы армянского домостроя? — фыркаю и отвлекаюсь от созерцания племянника, вглядываясь в глаза матери. — Без меня у вас теперь идиллия, я даже не сомневаюсь.

Родительница укоризненно качает головой и вздыхает:

— Аделя, у всех людей свои недостатки. Твой брат выбрал эту девушку, мы должны уважать его выбор…

— А я уважаю. И более того… позволила им из уважения ездить по мне финансово, причем, мамочка, с твоей легкой подачи. Помолвка, свадьба, рождение Милены, рождение Анастаса. А меня кто из вас уважает? Очень удобная позиция, знаешь ли, если у меня нет детей и мужа, значит, и деньги мне ни к чему. Можно доить старую деву, ибо других святых обязанностей по жизни у неё больше нет! Исключительно ублажать свою семью!

Я буквально шиплю вполголоса, чтобы не напугать малыша. Если раньше я бы заткнулась, смиренно выслушивая мамины лекции, то последний скандал окончательно убил во мне все светлые чувства и покорность, взращенную с детства. Я устала терпеть неблагодарных обитателей этой квартиры.

— Аделина, — натурально оскорбляясь, насупливается мама. — Ты опять?

— Нет, я — снова! Если ты не хочешь ругаться, больше не поднимай эту тему. Я буду приходить, когда мне удобно. При желании. Никому и ничего не должна! Я сполна расплатилась, покрыла все долги в прямом и переносном смысле.

— Дочь, ну ты совсем одичала…

Я сокрушенно вздыхаю.

И прекращаю пререкаться.

В любой семье бывают недомолвки, но в моей они смахивали на апокалипсис. С приходом Ренаты, жены брата. Знаю, конечно, что мужчинам нравятся стервы, а эта ещё и дипломированная — точно где-то проходила курсы по повышению квалификации. Сначала внедрилась, затем умело манипулировала всеми, а после — пошли открытые требования по ублажению королевы. Я держалась целых четыре года. По-моему, вполне героически и стоически. Но есть предел, за которым стирается любовь к родным во имя любви к себе. Раньше мне казалось это мифом. Все эти фразочки о том, что в первую очередь надо любить именно себя. Ан нет, оказалось — так и есть. Иначе рискуешь нести на шее тех, кто явно себя любит больше, чем тебя, кем бы ты ему ни приходилась.

— Вся в папу, — резюмирует мама и этим ставит жирную точку в споре.

Я прикусываю язык. Был бы жив отец… всё сложилось бы иначе.

Но что имеем… то и имеем.

Теперь я предпочитаю являться в семейное гнездышко только в дни, когда Рената куда-то уматывает. В этот раз она взяла с собой дочь, чему я рада бесконечно. Нет, я племянницу люблю, но она в свои три года невероятными капризами стала напоминать мать, а это в свете последних событий слишком тяжко для моей выдержки.

4. Метод руки

И просто не верю, что это происходит.

Стоит ли говорить о том, что лифт для меня теперь — что-то сродни порталу в преисподнюю? То есть, пользуюсь я им с большой опаской, будто боясь каким-либо неосторожным жестом, словно заклинанием, навести беду. Даже понимая, что это глупо и негоже кобыле в тридцать три с притязанием на адекватность. Но, к сожалению, ничего с этим пунктиком в своей голове уже сделать не могу. Перед тем как выйти из квартиры, я обязательно проверяю территорию в глазок. Со скоростью света выбегаю, наспех закрывая дверь, а потом бросаюсь к асансеру, нервно подрыгивая ногой, будто так кабина взлетит стремительнее. Выдыхаю только внутри, стоя и рассматривая взбудораженное отражение.

С направлением вверх всегда чуть легче. Часто попадаются другие жильцы, которым я улыбалась от облегчения. А когда езжу одна — и вовсе прислоняюсь к стене, выпуская пар.

Да, Аделина Анастасовна, маразм, деменция и паранойя в одном лице. Люди годами стараются, чтобы приобрести какой-либо из диагнозов, а ты не упустила акцию «Возьмите один — два в подарок».

Я две недели шугалась каждого шороха позади себя, а на родной лестничной площадке и вовсе превращалась в истеричку. Это чувство стыда и злости от такого количества позора перед одним и тем же человеком очень прочно вплелось в сознание. Ну как смотреть ему в глаза, когда я намеревалась отправить его к праотцам, используя шпильку лакированных лодочек, а потом устроила непроизвольный стриптиз. И если это всё приправить брютом на балконе в первый раз…

Даже думать не хочу, какое мнение обо мне составлено.

Говорят, то, чего боишься, непременно происходит быстрее всего, воплощается в самой изощренной форме и всё равно настигает тебя. Я по наивности и предположить не могла, сколько конфузов мне готовит будущее…

Это была суббота. Первые числа июля. Я собиралась на работу в приподнятом настроении, потихоньку отвыкая от надобности трястись перед выходом. Фобия ослабевала.

В десятом часу утра я закрываю дверь и слышу щелчок слева.

Соседняя квартира.

Мужчина через мгновение показывается во весь исполинский рост, и мы оба, как-то не сговариваясь, застываем. Первым, на что он символично обращает внимание, становится моя обувь. Дерзкие бандажного типа босоножки на высоченном каблуке. Затем взгляд двигается выше и, когда натыкается на целомудренные кюлоты оливкового цвета, которые переходят в широкий шифоновый топ, почему-то зажигается разочарованием.

Чем занята в этот момент я? Кроме того, что цепенею от неожиданности? В принципе, зеркалю его действия. В попытке по-настоящему рассмотреть соседа, рядом с которым исключительно для меня открывается портал нелепости.

У него по-мужски суровая, но привлекательная внешность. Возможно, такое впечатление складывается из-за серьезного прямого взгляда холодных серых глаз вкупе с выбритой головой. В том, что она выбрита, сомнений нет, кожа покрыта тенью волосков. Щеки украшает щетина на грани перехода в легкую бороду. Очень ухоженную, приятного темно-русого оттенка с отсветами.

Я перевожу взгляд на иронично дрогнувшие твердые губы и… резко прихожу в себя, обрывая путешествие и возвращаясь к его глазам.

Субъект красноречиво выгибает идеальную бровь, мол, закончила? А я ведь только начала, в отличие от него, успевшего отсканировать меня всю!

Его действие натуральным образом взрывает мою психику.

У меня очень... ну очень плохой характер. Теперь я соглашаюсь с этим укором, который постоянно получаю от родной матери.

Им же, плохим характером, я объясняю себе в такси дальнейший сценарий, вспоминая, как, надменно скривившись, сделала последний оборот в замочной скважине и развернулась, намереваясь спуститься пешком. Демонстративно равнодушно проигнорировав лифт, которым воспользовался выбесивший сосед. Давая понять, что его общество мне претит. А уже на улице, ожидая подъезжающую машину с шашкой, старательно не замечала колких взоров, которыми мужчина меня одаривал через водительское окно новенького «Спортэйджа», ретируясь со двора. Ничуть не скрывая своего недовольства в ответ на мою крохотную месть.

Терпеть не могу высокомерных людей, именно поэтому с первой нашей встречи на балконе он вызывает неприятные чувства, которые раз за разом обостряются.

Как только захожу в ресторан, меня поглощают заботы, и ментальная холодная война с горе-соседом сама собой забывается.

Иногда я ужасаюсь объему задач, которые выполняю в течение дня... Вспоминаю начало, когда желторотым птенцом пришла сюда в свои двадцать с хвостиком, претендуя на место рядового официанта. И честно отпахала около года в этом амплуа. После чего Габил сделал мне предложение стать менеджером, но я отказалась. Во-первых, владелец «Оазиса» был прославленным бабником и очень умело манипулировал людьми, пуская пыль в глаза своими слащавыми речами, присущими восточному мужчине. Обмануться — легко. Некоторые официантки пали жертвами его обаяния, ведясь на «Королева сердца моего», «Сладость жизни моей», «Самый красивый цветок райского сада», а потом со слезами увольнялись, узнав, что не являются эксклюзивными обладательницами данных титулов. У него целый выводок таких... И я предполагала, что новая должность подразумевает соразмерную плату, которую не потяну.

Во-вторых, меня устраивало наличие «живых» денег, полученных в качестве чаевых. Даже самая маленькая сумма, попадающая в руки каждый день, — спасение. Я тогда очень нуждалась в финансах. И работать только на зарплату не могла.

5. Как новый год рождения встретишь, так его и проведешь

Умею ненавидеть от всей души... Филигранно.

В наушниках играет незатейливая композиция, легкий ласковый ветерок треплет распущенные волосы и оглаживает оголенную кожу бедер. Скрещивая ноги в щиколотках, я располагаю их на невысоком бортике балкона, максимально вытягивая на всю незавидную длину. Да, моделью мне действительно не светит стать. Коротковаты и полноваты родные сердцу конечности. Но печали по этому поводу я и вправду не испытываю.

Теплая ночь пахнет свежескошенной травой, и этот запах, в котором присутствуют летучие соединения типа ацетона, метанола и формальдегида, перебивает всё остальное. Пока снизу не тянет горьковатым дымом. Кажется, я не единственная, кого напрягает нетипичный для новостройки шум. Даже сосед с седьмого этажа вышел нервно покурить.

Жильцы не рискуют вмешаться в процесс и пристыдить неугомонных кроликов, издающих фееричные звуки так громко, будто кто-то включил порнографию на всю мощность. У меня у самой нет сил ругаться, иначе я бы давно распотрошила нарушителей ночного порядка. Вместо этого с прикрытыми веками я растекаюсь в недавно приобретенном кресле-качалке, удерживая в руках стакан воды.

М-да. Не об этом я мечтала, когда вползала домой в третьем часу, желая сдохнуть на кровати прямо в одежде. Не об этом.

Но у двери меня ждал сюрприз… Из квартиры слева раздавались умопомрачительной пошлости звуки совокупления. Причем, совокупления явно оголодавших особей. Переступая порог, я ощущала брезгливость и разочарование… В том, что за стеной истошно кричит та самая губастая дурочка, что сегодня требовала сменить ей стейк, я ни капли не сомневалась. Вот эти пародийные «Да!», «О, боже, да!» и протяжное «А-а-а-а-а» вполне в духе такой капризной разукрашенной… хм… мадам. И почему я не удивлена?..

Наверное, потому что я безмерно устала и всего-то хочу забыться мертвецким сном. Но это не удается под такой «аккомпанемент». Прихожу к выводу, что дом у нас картонный. Слышимость — пять из пяти.

Я вынужденно убегаю на балкон, в пространстве которого развратная мелодия приглушается. Хоть как-то. Нацепляю наушники, чтобы наверняка отрезать себя от реальности, в которой кому-то рядом очень хорошо, отчего мне сейчас очень плохо. Тело ломит, ноет, требуя дать ему заслуженный плюх в мягкую постельку. Но это слишком невыносимо — лежать под дешевую порнографическую озвучку. Которая длится уже около часа…

Даже не знаю, мне возмущаться таким раскладом, или всё же порадоваться за девушку? Или признаться себе честно, что, если бы она сорвала голос (а уже должна бы — за столько-то времени!), я ничуть не расстроилась бы?

Никогда не понимала, как этот негигиеничный процесс вызывает в людях столько восторга. Чтоб даже кричать вовсю, забываясь в эмоциях.

Ведь так притворяться в угоду партнеру нереально, правда? Она же в экстазе?..

Боже, о чем я думаю?!

Постанывая от досады, тяжело выдыхаю.

Какая идиотская ситуация, сошедшая с экрана дешевого кинематографа! Спасибо, хоть кровать не скрипит и не бьется о стену. Хотя откуда мне знать, я всё это время сижу в наушниках.

Видела бы меня сейчас моя мать, обязательно произнесла бы победоносно что-то типа: «А у нас приличный район, такого никогда не увидишь и не услышишь! И зачем ты переехала? Возвращайся». А я бы всенепременно съязвила, сказав, да, у нас люди сексом не занимаются, а дети — в том числе и двое её собственных внуков — появляются исключительно посредством непорочного зачатия. И, само собой, мы бы снова поругались.

Господи, все эти мысли так нелепы…

Покачиваюсь, отдаваясь музыке в ушах.

Понятия не имею, как в какой-то момент чувствую, что больше не одна. Резко распахиваю веки и натыкаюсь на внимательный мужской взгляд. Этот человек, наверное, не в курсе, что так пялиться на людей неприлично. Особенно в темноте. Особенно... когда его глаза мерцают чем-то до жути загадочным, отчего меня второй раз за сутки одолевают мурашки. Внезапно и обескураживающе.

Он обнажен. По пояс — точно. А дальше его тело скрывает бортик балкона, на который сосед опирается согнутыми в локтях руками. Подаваясь вперед и слегка щурясь, продолжает бесстыдно рассматривать меня. Практически прозрачный свет уличного освещения приглушенно-оранжевыми отблесками пляшет на его влажной коже, напоминая игры цветомузыки. Я по неосторожности опускаю глаза ниже его подбородка и... вздрагиваю, чуть не роняя из рук стакан.

Зато живописно обливаюсь, точь-в-точь повторяя сценарий своего дня рождения.
Че-е-ерт!..
Грудь под футболкой обрисовывается, и я моментально вскакиваю, отряхиваясь.
Да чтоб тебя!
Вот теперь я реально разозлилась!

Выключая музыку и вытаскивая наушники, поворачиваюсь к нарушителю своего покоя, обнаруживая, что тот успел закурить, очень эффектно выпуская дым вверх.

— Надеюсь, Вы закончили? И жители ближайших окрестностей смогут уснуть?

Он удивленно оборачивается, будто не веря, что я с ним заговорила. И выгибает ту же идеальную бровь, мол, ты это реально мне?

— Простите?

— Бог простит, — огрызаюсь, отодвигая кресло в угол, — можно уже лечь и быть уверенной, что никому за стенкой не придет в голову так виртуозно мешать другим в четвертом часу ночи?

6. Чуточка сомнений, горстка человечности и совсем щепотка — паранойи

Наша служба и опасна, и трудна...

Для постороннего человека менеджер популярного заведения — картинка.
Манкая. Яркая. Вкусная.

Что видят посетители, когда замечают беседующего с персоналом управляющего? С иголочки одетую суку, которой посчастливилось получить лакомую должность, благодаря коей она живет припеваючи, а её главная задача — расхаживать по ресторану с важным видом, безмолвно транслируя: я здесь власть.

Что видит владелец, когда управляющий обращается к нему с очередным спорным вопросом? Доставшую его стерву, которая так и не научилась закрывать глаза на мелкие погрешности, рвясь сразу же всё отрегулировать. А еще... давний объект сексуальных поползновений с его стороны, так и оставшийся досадно неприступным.

Что видит семья, которую я обеспечиваю, безотказно выполняя капризы? Толстый кошелек, наполняющийся сам собой, или «добрую тетушку», которой некуда девать деньги, заработанные легко и просто. Легко и просто!

Что вижу я, по второму кругу в своем кабинете замазывая темные пятна под глазами после трех бессонных ночей? Уставшую мрачную женщину за тридцать, успевшую поспать за несколько суток всего часов шесть в общей сложности.

Давно уже не пытаюсь переубедить окружающих в том, что моя работа не блажь, а адский труд.

Не просто презентабельная внешность, чтобы не стыдно было выйти к гостям, если того потребует случай. Не просто порхающая по залу фея, отдающая распоряжения. Не просто высшее после хозяина звено, которому подчиняются все.
Рефери. Дипломат. Жилетка. Всезнайка. Всемогуйка.

На мне контроль всего персонала, обучение новичков, закупки, налоговая, пожарная, общение с наглыми поставщиками, ведение внутренней отчетности и еще вагон обязанностей. Которые мы должны делить с моей сменщицей. По идее. А на деле — я все чаще тяну на себе «грязную работу», а ей остается действительно порхать яркой бабочкой...

Ну, не суть. У меня такой характер, что я все равно буду выкладываться по полной, не прячась за халатностью других. Хотя зарплату мы получаем одинаковую.

Ещё раз прохожусь пальцами по нижним векам, втаптывая консилер, скрывающий безобразие под глазами. Контрольный взмах кисточкой с пудрой на кончике, слабая улыбка на матовых губах — и я выхожу в зал, где за угловым столом сидит Габил в обществе чертовски привлекательной брюнетки.

— Садись, — приглашает, указывая на соседний стул. — Я тут в общих чертах рассказал Раде о наших условиях. Но более подробную информацию выложишь сама, ладно? Мне пора.

Шеф уходит, обольстительно и многообещающе улыбаясь девушке, которая поворачивается ко мне с примесью недоумения и отвращения:
— Впервые встречаю такой откровенный подкат от работодателя. Он не сомневается, что я буду с ним спать?

И этим вопросом, точнее, упреждающей интонацией незнакомка меня мгновенно покоряет. В её поведении нет ничего показушного, она действительно после короткого разговора с Габилом задумывается, нужен ли ей такой расклад. Этот мужчина совершенно не печется о границах и теряет тормоза, когда ему нравится женщина. Мне ли не знать?

— Габил Манатович никого не принуждает, — усмехаюсь себе под нос, стараясь быть максимально деликатной. Отрицать очевидное бесполезно, ей и так всё станет известно, когда начнет трудиться в этих стенах. — Если что и будет — только добровольно. Он... мужчина любвеобильный.

Рада морщится и кидает в удаляющуюся спину короткий содержательный взгляд.

— Меня зовут Аделина, я менеджер «Оазиса». Или управляющая — кому как больше нравится. Будем знакомы. Давай сразу на «ты», ладно? Заведение у нас приличное, контингент разный, в том числе и очень влиятельные люди города и области. Если подобная масса просит задержаться до утра, мы остаемся: музыканты, повар, обслуживающий их официант. Музыкальная часть вечера стартует в шесть часов. У нас две певицы, график они стыкуют между собой и сообщают мне. Например, сейчас им удобно работать три на три. Но через неделю одна из них выходит замуж и уезжает в Москву. Поэтому мы и дали объявление.

— Быть няшкой и стелиться перед посетителями в случае необходимости — как везде.

— Наша служба и опасна, и трудна, — улыбаюсь, мне нечего возразить.

К сожалению, правила общепита таковы, что клиент всегда прав, а для поддержания марки — да, приходится и стелиться. Переносно, естественно.

Дальше я озвучиваю финансовую сторону, Рада задает несколько организационных вопросов, мы обмениваемся небольшим, но достаточным объемом информации, и обе остаемся довольны, понимая, что сработаемся. А напоследок я интересуюсь:

— Почему ты уходишь из «Маски»?

Этот клуб по праву считается самым популярным, там проводятся тематические вечеринки, среди которых востребованы маскарады. Во все времена людям нравилась обстановка таинственности и сохранение инкогнито. Двадцать первый век не исключение.

— По личным причинам, — вздыхает брюнетка и очень внимательно смотрит мне в глаза, — у меня появился сталкер, он... близкий друг владельца, и отбиваться становится тяжело.

Я понимающе киваю.

— А ещё... этот мужчина не самый добропорядочный гражданин, — шумно выдыхает она, признаваясь, — связан с криминалом. И несколько раз устраивал «сцены ревности», хотя я неоднократно отшивала его. Честно? Просто устала от нервотрепки и скандалов. И говорю тебе обо всём откровенно, потому что не исключаю вариантов, что этот персонаж будет заявляться сюда.

7. Скука до добра не доводит

Мы смотрим друг на друга,
словно кровные враги перед дуэлью.

Нет людей, которые с готовностью заявляют: да, я конфликтный, люблю спорить и всегда агрессивно настроен. Нет таких. Или я с ними незнакома. Подобное не принято обнажать. Если бы спросили, я ответила бы, как и многие: нет, я не склонна к конфликтам, склокам. И это было бы правдой. Я владею обратными способностями — регулировать упомянутые конфликты, гасить их.

Всё потому... что меня трудно вывести из себя. Было. До женитьбы брата. До раскрытия истинного лица его жены. До искусного проявления её наглости.

Я терпела достаточно. Глотала недоумение, злость и обиды. Причем, чаще — на родную мать, привыкшую защищать невестку. Ну, девочка беременна, гормоны. Ну, у девочки послеродовая депрессия. Ну, девочка стрессует, потому что сидит в декрете. И ещё куча таких аргументов с неизменным наставлением под конец: Адель, не будь такой букой, ты старше, прояви мудрость.

А девочка просто тварь с недостатком воспитания и необоснованной завышенной самооценкой. Бывает такое, что сначала обманываешься ангельской внешностью, а затем с изумлением наблюдаешь, как у человека на твоих глазах вырастают дьявольские рожки. И приходится мириться с подобной ипостасью, ведь вы сосуществуете под одной крышей, где твоя мама искренне любит новообретенную дочь, как, собственно, и её сын. А потом появляются племянники, и ты снова изо дня в день запихиваешь раздражение поглубже…

…чтобы в один прекрасный миг взорваться ядерной войной и вывалить-таки все-все скопившиеся за годы претензии.

Закономерно, что в этой войне против целой коалиции у меня нет шансов. Но самое ужасное, что рот мне Рената затыкает словами моей же матери: откуда незамужней и не родившей девушке понять её состояние. Мол, раз уж неспособна, то хоть заткнись. И ты реально затыкаешься, ведь у тебя нет аргументов, которыми можно апеллировать в этом примитивном споре. Ты в их глазах — паршивая овца без мужа и отпрысков. Старый, как мир, подход.

Ранит, что умело и безжалостно бьют именно родные.

Я действительно устала от потребительского отношения, устала быть безропотной исполнительницей прихотей в стане манипуляторов.

Теперь как результат — ипотека и полное спокойствие. Всем спасибо, все свободны. То есть, нет, это я свободна. И жаль, что не решилась раньше.

Правда, я не ожидаю, что меня накроет такой дичайшей неконтролируемой тоской спустя неполных три месяца. Рефлексия бьет по нервам. И до слез больно, что я не могу в любую минуту прижать к себе малышей, которых люблю всем сердцем. Дети ни в чем не виноваты. И, конечно, то, что я делала для них, было с удовольствием, моей инициативой: лучшая кроватка, коляска, одежда, игрушки. Я задаривала племянников из любви и заботы, а их родители решили, что это моя святая обязанность, и свесили ножки, перестав париться. Если что-то нужно — Адель всегда подстрахует. И это то самое потребительское отношение во всём своем великолепии.

Меня сейчас ломает изнутри. Иногда до зуда в пальцах хочется встать, одеться и помчаться домой. Туда, где выросла. Угол, который оставила. Чтобы прикоснуться к привычному уюту, вернуться в живые запахи, будто вплетенные в ДНК. И, чего уж греха таить, почувствовать себя нужной, пусть и зная, что это призрачное чувство. Продиктованное одиночеством. Подпитываемое коварным подсознанием.

Но потом как-то резко отпускает. Стоит только вспомнить причины, по которым я теперь прихожу в неизменно пустую квартиру и наслаждаюсь жизненно необходимой тишиной после суматошного тяжелого дня на работе.

Нельзя поддаваться веяниям обманчивой ностальгии. Иначе я рискую снова попасть в неразрывный порочный круг.

Ко всему прочему, я внезапно обнаруживаю, что от хорошей жизни начинаю толстеть. Из-за появившейся кучи свободного времени, которое я не знаю, как ещё убить. В первый месяц обустраиваю квартиру, езжу за мелочами для интерьера. Второй — наслаждаюсь видом с балкона, смотрю фильмы и читаю давно откладываемые книги. А третий… лежу в кровати и вспоминаю фразу о том, что люди ищут бессмертия, при этом не зная, чем занять себя в выходные. Вот так-то. Очень глупо, но... как есть.

Я не привыкла быть одной. Не заботиться о ком-то. Не проводить всё время в движении. Не спешить куда-то. Удивительно, но при всей своей активности я всё равно никогда не была Дюймовочкой, а тут... ещё и бока отъела, совершенно забив на нормальное питание, перебиваясь сухомяткой и мучным. На весы становиться даже немного страшно. Благо, у меня их и нет.

Но с этим надо срочно что-то делать.

Спорт, конечно, не моя стихия. И близко не стоит рядом. Но я зажигаюсь мыслью бегать, чтобы растрясти пугающий меня жирок. Да и жилой комплекс удачно расположен вблизи леса. Я часто наблюдаю, как оттуда выходят бегуны и выезжают велосипедисты.

Итак, комплект из топа и эластичных лосин приобретен. Но щеголять с открытым животом и внушительным декольте — не мое. Да и ткань тонковата, мне дискомфортно от одной мысли, что могут выделиться соски. Поэтому, несмотря на неимоверную июльскую жару, облачаюсь сверху ещё и в свободную полупрозрачную летнюю футболку, обуваю новенькие кроссовки и иду покорять тропинки...

Энтузиазм убавляется ровно через шесть минут. По многим причинам. Я деревянная. У меня никчемная дыхалка. Я слишком стара для таких экспериментов. У меня колет бок, жжет поясницу, а во рту так сухо, что сочувственно расплакались бы даже туареги Сахары.

8. Сын маминой подруги

Ваш подвиг меня впечатлил...

Ещё издалека завидев стоявшего у подъезда мужчину с цветами, я ощущаю смутное беспокойство. И почему-то неприязнь. Необоснованную, совершенно неуместную и где-то даже глупую. Ну, какая мне разница, что за незнакомцы околачиваются у нашего дома в ожидании своих пассий?..

Я спокойно иду к двери умиротворенная и разморенная вечерней прогулкой. Наступившая темнота пахнет последними ускользающими нотками лета, до конца которого остается совсем ничего. Ранее угнетающая необходимость бегать по утрам теперь для меня — радостная привычка, переросшая в отдушину. Оказывается, сила воли способна на чудеса, и мне понадобилось несколько недель, чтобы войти в русло и находить ресурсы на преодоление приличной в моем понимании дистанции. А по выходным я ещё и хожу час перед сном. С музыкой в наушниках это действие становится настоящей медитацией, и у меня получается упорядочить мысли.

Когда чужие пальцы дотрагиваются до моего запястья, тормозя перед ступеньками, я рефлекторно выдергиваю руку, крупно вздрагивая. И тут же резко оборачиваюсь, вынимая наушники.

— Извини, что напугал. Я звал тебя, ты не услышала… — виновато улыбается тот самый мужчина с цветами, с интересом рассматривая моё лицо.

А я молчу, в полном недоумении уставившись на него.

— Аделина, — продолжает нахрапом, при этом беззастенчиво изучая мою фигуру, — буду рад познакомиться с тобой поближе. Меня зовут Завен. В жизни ты выглядишь намного лучше, чем на фотографиях. Это тебе, кстати…

Он протягивает мне весьма недурного вкуса букет, а я не перестаю хлопать ресницами в безмолвии. В крови набирает обороты, разгоняясь, злость. Не верю своим ушам и глазам. Делаю шаг назад, увеличивая расстояние и вызывая явное недовольство незваного жениха.

Видимо, мои действия кавалер воспринимает как-то по-своему, полагая, что я смущена и польщена. Списывая на девичью скромность. Потому что улыбается шире и объясняет с некоторой снисходительностью в голосе:

— Я был в «Оазисе», там сказали, у тебя сегодня выходной. Мне не захотелось ждать до завтра.

Интонация с нотками превосходства, мол, зацени, какой я молодец, отрезвляет меня. Я медленно приподнимаю бровь:

— А что так? Цветочки бы завяли, пришлось бы тратиться на новый букет?

Теперь глазами хлопает незнакомец. Расчет был явно на другой сценарий. Типа, обомлею вся, узнав, что счел меня достойной своего внимания и приложил столько усилий. О, да, мне хорошо знакомо мышление подобных мужчин. Ждущих от женщины смиренного благоговения.

Сюрприз! Я уже давно не самый образцовый в этом плане экземпляр.

Пока он, нахмурившись, переваривает мой ответ, я позволяю себе пройтись по нему оценивающим взглядом. Надоело, что меня одну вечно сканируют, словно я кобыла на аукционе.

Что мы имеем?.. Немолодой, седина одолела бóльшую часть шевелюры, взгляд тяжелый, аж до залома между бровями. Ростом совсем чуть-чуть выше меня — и это я без своих бессменных шпилек. Пивной животик. Поплывшие черты. Но зато одет прилично. Цветы, вон, купил красивые. Разговаривает вежливо. Гладковыбрит. За версту несет одеколоном. Мамин симпатяга.

В целом, сойдет, конечно. Если ты в свои тридцать три отчаялась и хочешь замуж.

— Завен, — чеканю безжалостно. — Ваш подвиг меня впечатлил, но спешу огорчить, знакомств не ищу. Я в отношениях. Прощайте.

Даже не стану интересоваться, откуда ему известен мой адрес и где видел фото. У всех мужчин, которые до этого пытались со мной связаться, был один неугомонный информационный источник.

Моя родная мать.

Телефон в руках вибрирует, когда я отпираю дверь. Легка на помине любимая родительница. Оперативно сработано, не прошло и пяти минут, как я отбрила посланного кандидата в мужья.

— Аделина! — гневно сипит в трубку без предисловий. — Ты что творишь! Что значит, в отношениях?! Опять скажешь про какого-то француза?! Чего ты меня позоришь своими выкрутасами, я же уверяла его мать, что ты свободна! Тобой такой солидный человек заинтересовался, а ты хвостом вертишь, будто тебе двадцать! Когда ты уже возьмешься за ум?!

Всё это я спокойно выслушиваю, периодически хмыкая, пока снимаю обувь и пересекаю комнату, чтобы выйти на балкон.

Но клокочущая во мне ярость грозится разлиться за берега. Вот-вот.

— Он ведущий юрист в успешной компании, обеспечен, ни разу не был женат, хочет завести семью. Ты ему понравилась, Аделина! Что ещё надо? Ну что с тобой не так, а?! — продолжает упрекать меня мама в привычной ей экспрессии.

Я пока молчу. Пока — потому что ещё не достигнуто верхнее деление моей выдержки, после которого загорится гипотетическая красная лампочка. Тогда уже меня понесёт, и за последствия я не ручаюсь.

— Аделина! — вновь пытаются воззвать к моей совести на том конце провода. — Так нельзя! Отвергаешь всех, не дав и шанса! Ты же останешься одна, никому больше не будешь нужна!

Плавно опускаясь в кресло-качалку, я закрываю глаза и принимаюсь раскачиваться. Неторопливо, лениво. На контрасте с тем, что творится внутри — пульс частит, отбиваясь в висках, зубы стиснуты до предела, а напряжение в теле изрядно зашкаливает.

9. Криминальный авторитет и внезапное наводнение

Верните девушке свободу.

До самого рассвета я ворочаюсь, не могу найти себе места из-за того, что так поступила с мамой. Во мне борются два противоречивых желания: первое — извиниться, второе — довести диалог до логического конца, объяснив, как она неправа в проявлении своей насильной заботы. Один раз они с папой уже так «позаботились» обо мне, что до сих пор вспоминаю об этом периоде жизни с содроганием…

Заставляю себя возвращаться в прошлое, цедить эту обиду, наполняться ею, чтобы не давать слабины, не идти на поводу у чувства вины перед мамой. Мне постепенно становится физически плохо, сердце барабанит, дыхание сбивается. И злость усиливается. Никогда ранее вслух я не говорила о том, что осуждаю своих родителей за те или иные поступки в мой адрес. Воспитание у меня не то — не умею жаловаться, обвинять. Нас учили, что старший всегда мудрее, это значит — лучше тебя разбирается в том, что тебе же и нужно. Перечить мы не смели. А относились к ним исключительно с уважением и благоговением.

Но это никак не отменяет того факта, что однажды они всё же ошиблись… выдавая меня замуж в двадцать лет…

Стоит только глазам закрыться на мгновение, и будильник тут как тут.

Нехотя встаю и собираюсь на пробежку. Она очень помогает окончательно проснуться и набраться энергии. Но мысли никуда не уходят. Я самолично запускаю необратимый процесс, вороша давние события.

До самого вечера на работе плохое настроение меня не отпускает. Выполняю свои обязанности на автомате, иногда отвлекаюсь достаточно, чтобы забыть обо всем. Но потом сознание снова пронзает тревожной стрелой.

М-да. Ссориться с близкими — очень тяжело. Особенно, если тебе есть… что сказать, но ты молчишь годами. Этот маховик коварен и беспощаден.

Чтобы хотя бы немного отпустить напряжение, выхожу в зал, когда начинается музыкальная программа. Сегодня выступает Рада. Люблю, когда наши смены совпадают, эта девушка покорила меня талантом.

Сейчас она поет лирическую «Балладу о маленьком скрипаче». Её разнообразный репертуар частенько обновляется, и мне нравится слушать редкие композиции. Наряду с популярной попсой это как глоток свежего воздуха. Изюминка. Вызов публике. Но я ещё ни разу не получала жалоб.

У неё есть ещё одна изюминка. Рада непременно открывает свои выступления исполнением песни «На Востоке». Дань уважения национальной принадлежности Габила. И в целом — под тематику заведения. Идеально. Девчонка просто молодец. Я счастлива, что приняла тогда решение взять её к нам.

Краем глаза замечаю, что в помещение входят уже знакомые габаритные фигуры — охрана того самого криминального авторитета, который помешан на Раде. Его визит возвращает всё моё до этого растворившееся в голосе певицы напряжение. Александр Богодухов действительно оказался очень значимой и влиятельной единицей не только города, но и всей области. Говорят, власть его распространяется даже на Москву. Я не знаю, насколько это правда, девочки-официантки судачили, случайно услышала. Они совсем глупенькие, наблюдают за «ухаживаниями» и завистливо вздыхают, умиляясь упертости мужчины. Совершенно не принимают позицию Рады никак не связываться с этим типом. А я очень хорошо понимаю и принимаю. Поэтому переживаю.

Ухажер стабилен в проявлении интереса. Пока что за ним никаких эксцессов не значится. Он просто приходит в компании своих амбалов, которые размещаются за соседним столиком. Сам садится в одиночестве, ужинает и весь вечер наблюдает за Радой. Заказывает песни. Оставляет щедрые чаевые, которые девушка принципиально отдает музыкантам. А в конце непременно приезжает курьер с шикарными букетами, но она наотрез отказывается принимать их, приходится частично украшать ими подножие сцены или служебную коморку.

Эстетично. Красиво. Печально.

Да, эксцессов пока не значилось. Но ведь и аудитория у нас другая — не та горячая молодежь из «Маски», что нагло пристанет к певице. И хотелось бы сказать, что беспокоиться не о чем… но… чует моё сердце, это ненадолго. Не могу поверить, что состоятельный взрослый мужчина ведет себя так спокойно в ответ на перманентный отказ Рады.

Вздрагиваю, когда чужие пальцы невесомо чертят круг по моей ладони. Отдергиваю руку и разворачиваюсь, чтобы уткнуться укоризненным взглядом в Габила. Он улыбается, бесстыдно приподняв бровь в провокации.

— Эх, Аделина… Прекрасным девушкам положено больше улыбаться и меньше грустить. И уж тем более — не грузиться и не думать. Им нужен покровитель, берущий все эти угнетающие функции на себя… Больно видеть тебя такой напряженной.

Никак не может отстать от меня. Время от времени вспоминает о моей скромной персоне, точнее, о том, что не даюсь. Бесится. С жиру, наверное. Как будто мало ему многочисленных любовниц! Или это задетое мужское эго просыпается периодически, ведь я живое напоминание о непокоренной вершине. И мозолю глаза день через день.

— Габил Манатович, — привычно осаживаю шефа вежливо, но твердо, — мне положено напрягаться, я на работе. Но чтобы Вам не было больно смотреть, я вполне могу воспользоваться Вашим ценным советом, найти покровителя и уволиться. Сделать?

Улыбка из довольной перетекает в кислую. Угроза доходит до адресата. Он молча дает знак бармену, тот через считанные секунды ставит перед владельцем шот.

Я киваю и ретируюсь в свой кабинет, досадуя на то, что не получилось в полной мере насладиться выступлениями Рады. Настроение катится к черту. Нервы закручиваются с новой силой. И даже цифры не помогают отвлечься. Так в адском коктейле раздражения, злости, усталости и отвращения к мужчинам пролетают последующие два часа.

10. Не виноватая я, он сам пришел

У меня как раз возникла острая необходимость
выплеснуть ему что-нибудь в нахальную морду.

Мой ступор длится долго. Непозволительно долго. По ощущениям — бесконечно.

Пока не получаю толчок в плечо и раздраженное:

— Рыжая, приём! У тебя потоп!

— Я не рыжая, у меня медные волосы, — лепечу на автомате, привычно исправляя неверное обращение — мой бич по жизни.

Тихие слова не долетают до адресата, он уже вовсю спешит в ванную, чтобы устранить причины бедствия. Ещё несколько секунд туплю, таращась на спину мужчины. Хозяйничающего в моей квартире, на секундочку. И, спохватываясь, снимаю туфли и шлепаю следом. Рассекая толщу воды где-то сантиметров в десять. Как раз успеваю к моменту, когда сосед закрывает кран. И просто не могу поверить своим глазам, рассматривая наполненную ванну с воткнутой в слив пробкой.

Все здравые мысли мигом вылетают из головы, когда он поворачивается ко мне, и мы встречаемся глазами. Я каменею под тяжелым укоризненным взглядом и неимоверным усилием воли борюсь с желанием начать по-детски оправдываться.

Охренеть! Новенькая квартира вся в воде. Один Бог знает, сколько всего испорчено и есть ли последствия у соседей снизу. А всё, о чем я думаю, — очередное негативное впечатление, которое останется у этого мужчины обо мне! Охренеть!

Даю себе ментальный подзатыльник и включаюсь в ситуацию.

Последующие двадцать минут сподручными средствами мы выгребаем колоссальный объем. В ход идут ванночка для ног и глубокий совок.

Действия выполняем молча. Стремительно. И так оперативно и слаженно, будто нам не впервой бороться с такими катастрофами вместе.

— Тащи тряпки, — бурчит хмуро и отворачивается, выливая очередную порцию.

Я в панике соображаю, чем можно воспользоваться, потому что никаких тряпок у меня нет! Современные швабры со съемными насадками давно отсекли необходимость в половых тряпках.

Но бритый затылок, поблескивающий под ярким светом, на который я пялюсь в этот миг, никак не способствует мыслительному процессу.

Зато, когда серьезные серые глаза выжидательно возвращаются к моему лицу, я резко снимаю полотенце с хромированного кольца и протягиваю ему. А потом весьма несуразно так же резко отдергиваю руку, прижимая несчастное полотенце к себе. И задаю вопрос, мучивший меня всё это время:

— Почему Вы мне помогаете? Я справлюсь сама…

— Соседей снизу жалко, ребята только въехали, сделали дизайнерский ремонт, — хмыкает, издевательски приподнимая бровь.

И столько в его глазах осуждения!..

У человека, который устраивал ночные потрахушки, мешая всем вокруг спать.

— Как благородно, — вылетает из меня саркастически.

Он пропускает мою реплику мимо ушей, выхватывает полотенце и начинает вытирать оставшуюся воду, которую уже ничем другим не собрать.

Я бегу за вторым полотенцем и составляю ему компанию. Время от времени бросаю в него настороженный взгляд, пытаясь понять мотивы поступка. Иногда мы бьемся руками, когда одновременно оказываемся у ванночки, в которою сцеживаем воду из махровой ткани. Я стараюсь не концентрироваться на своих ярких реакциях. Это как-то странно…

Ещё через полчаса крохотные двадцать квадратных метров полностью высушены. Спину ломит, конечности дрожат от нервотрепки и усталости, под веками настойчиво и болезненно пульсирует. Я просто в шоке от окончания дня.

Сосед откладывает истерзанное полотенце на бортик ванной и моет руки. Оттряхивает их. Затем выходит и ещё раз деловито осматривает пространство. Мне кажется, в его глазах вспыхивает снисхождение — такой большой мужик по-другому и не может смотреть на малюсенькое жилище, в котором едва ли помещается.

Ведет носком лоферов по ламинату, продавливает в нескольких местах, порождая жалобное поскрипывание.

— Завтра будет ясно, насколько он дешевый, — вангует задумчиво.

— Хотите что-нибудь выпить? Кофе, чай, воды? — вымученно предлагаю, вспомнив о вежливости и тоже отложив вытрепанное полотенце.

— Нет, не стоит.

К моему облегчению, мужчина направляется к выходу после сухого ответа. Я провожаю. Ну… как провожаю… идти до двери два метра.

Он оборачивается и внимательно проходится по мне: от кончиков торчащих в наскоро собранной незатейливой дульке волос и до самых пальчиков босых ног. Мажет по мокрым льняным штанам и топу, облепившим тело. И мне тут же становится не по себе. Надо сказать, выглядит сосед не лучше. Его тоже второй кожей повторяет мокрая футболка и нижняя часть джинсов. А обувь и вовсе хлюпает.

Я хочу поблагодарить его за помощь и скорее выпроводить, но не успеваю открыть рот.

— Впредь просто будь внимательнее. Бурная личная жизнь — это хорошо, но иногда её наличие отупляет женщин до вот таких плачевных последствий.

Как жаль, что он отказался от напитков. У меня как раз возникла острая необходимость выплеснуть ему что-нибудь в нахальную морду.

— Спасибо, — выдавливаю грубо. — За помощь. Спокойной ночи.

11. Когда сходятся все детали пазла

Взрослая тетенька я или кто, в конце концов?

Всю последующую неделю меня малодушно потряхивает от напряжения. Жду подвохов на уровне подсознания. Я не жалею о своем поступке по отношению к Богодухову, но это было совершено на кураже, и когда эмоции окончательно схлынули, пришлось признать, что я неправа. Даже если действовала из лучших побуждений.

С Радой у нас совпадают смены только сегодня.

Я немало удивляюсь, когда она впархивает в мой кабинет с улыбкой:
— Что ты сделала, волшебница? Я вольно дышу всё это время, он больше не приходит!

Ага. Зато я забыла, как это — вольно дышать.

— Не факт, что и дальше будет так продолжаться… — кисло улыбаюсь в ответ. — Может, дела у человека.
— Даже если и так, Адель, у меня была передышка. Как маленький отпуск от него. Так что ты ему сказала?

Я, само собой, отделываюсь парой фраз, не посвящаю Раду в свой импульсивный монолог. Она восторженно смеется, но я не разделяю этих восторгов. Не может влиятельный мужик просто взять и послушать непрошенного совета среднестатистического непримечательного администратора. Не может! Это какой наивной надо быть, чтобы поверить в такой бред. И не осознавать, что последствия не заставят себя ждать…

Но очередная смена завершается без происшествий. Богодухов вновь не приходит на выступление Рады. Певица энергична и весела, её пьянит свобода от назойливого внимания. Официантки же, наоборот, печально вздыхают оттого, что такая красивая история закончилась. Украдкой поглядывают на цветы у сцены — остатки былой роскоши, которые вскоре завянут. Сетуют, что потеряли щедрого клиента, он ведь ещё и оставлял шикарные чаевые. И есть девочки, огорченные тем, что упустили шанс завоевать расположение состоятельного мужчины. У них была надежда заменить Раду. Почему, собственно, нет? Если девушка наотрез отказывается контактировать с Александром?..

В общем, весь «Оазис» грустил по криминальному авторитету.

Кстати, статус «криминального авторитета» никто не подтвердил. Простым смертным свойственно приписывать криминал всем богатым людям, особенно тем, кто передвигается только с телохранителями.

Плюсом всей ситуации явилось решение Габила усилить безопасность ресторана и обновить систему видеонаблюдения. Чему я не могла не радоваться.

Гром грянул спустя ещё две недели под конец сентября.

Предчувствие меня не обмануло.

Посреди белого дня нас вдруг закрывают из-за нарушения санитарно-эпидемиологических норм.

— Нам вешают массовое отравление посетителей, — злится шеф, провожая мрачным взглядом всю доблестную делегацию.
— Какое отравление, Господи… — я прижимаю пальцы к переносице в отчаянии.
— Так, — Габил поворачивается ко мне и ободряюще хлопает по плечу. — Разберись с персоналом, обзвони и завтрашнюю смену. Я попробую разрулить подставу. Давно такого не было, я расслабился.
— У нас свадебное торжество через три дня, Габил Манатович…
— Разрулим, Аделина, я же сказал.

Мне бы его уверенность.

Это действительно подстава. И прямо в лакомый сезон свадеб. У нас весь октябрь аншлаг. По несколько свадеб в неделю. А тут такой сюрприз.

Мне горько на душе от мысли, что во всём виновата я. Почему-то не сомневаюсь, что к этому причастен Богодухов. Вот тебе и прохаванный бизнесмен — бьет метко.

Наблюдая за тем, как шеф, нервничая, делает несколько звонков, борюсь с порывом броситься к нему и признаться, что накосячила именно я со своим ментальным харакири. Обиженный авторитет отомстил всем сразу — Раде, мне, ресторану, в котором раскошелился в тот вечер на угощения. Кончик языка жжет от невысказанности по поводу данной версии.

Но пока я отпускаю ребят, обещая держать в курсе, Габил уезжает. Наверное, это и к лучшему. У меня нет доказательств, а я собираюсь обвинить человека, исходя из своих предположений.

Стыдно ужасно. По всем параметрам.

В расстроенных чувствах еду домой, тревожно заламывая пальцы весь путь. Не знаю, как поступить. Допускаю, что Александр не при делах. У «Оазиса» достаточно недобросовестных конкурентов, которые могли прибегнуть к подобному методу.

Остаётся надеяться, что шеф со своими связями правда всё разрулит к намечающейся свадьбе. Так не хочется подводить молодоженов и портить им праздник…

У подъезда очень некстати сталкиваюсь с тем же любимым соседом. Он меня не замечает, возясь с ковриками своей машины. Плетусь в здание и удрученно нажимаю на кнопку, вызывая лифт. И, как назло, в последнюю секунду мужчина успевает заскочить в кабину.

— Здравствуйте, — обращаюсь к нему тихо и получаю скупой кивок после того, как он одаривает меня нечитаемым безразличным взглядом.

С ночи потопа мы не виделись. Прошло столько времени, а я так и не набралась смелости вручить ему купленный в знак благодарности элитный алкоголь. Не знаю, почему веду себя так по-детски.

А я ведь даже его имени до сих пор не знаю. Парадокс.

Ламинат, между прочим, оказался не таким уж и дешевым. Последствия бедствия практически не прослеживаются. Когда всё высохло, я вздохнула с облегчением. Соседи снизу тоже претензий не предъявляли, так что, жизнь прекрасна.

12. Хозяйка притона

Шутишь — значит, реанимирована.

— Аделина, — примирительно тянет брат, выставив ладони перед собой.

Жест, которым он собирался меня успокоить, действует с точностью наоборот.

Глаза застилает красная пелена, я мгновенно взрываюсь:

— Ты идиот, Альберт?! Водишь любовниц ко мне? Трахаешь их на кровати родной сестры?!

Не знаю, кто из нас больше удивился моей реплике. Я сама от себя не ожидала такой грубости.

— Прекрати, — обрывает он, как-то смущенно стреляя растерянным взглядом в свою подружку, мол, неудобно перед человеком.

Охренеть! Ему стыдно перед ней, а не передо мной!

Осознание этой кривой реальности заставляет меня кинуться на него с кулаками в слепом бессилии. Потому что я вдруг совершенно ясно понимаю, что словами этого переростка не пронять!

Девица сдавленно пищит, когда, попытавшись заступиться за Альберта, нечаянно огребает по голове.

Правду говорят, что на адреналине возможности организма враз скачут вверх. Я гораздо меньше брата в комплекции, плюс их двое, но они никак не могут меня остановить — продолжаю колотить в болезненном отчаянии, напряженно сжимая зубы до скрипа.

Зато может остановить кое-кто другой, мягко, но настойчиво обхватывая за плечи и отрывая от импровизированной боксерской груши. Этот кто-то крепко прижимает меня спиной к себе, несмотря на попытки вырваться и вернуться к прерванному занятию. Мозг переклинивает от жажды расправы над великовозрастным придурком.

А потом вдруг над ухом раздается размеренное и усмиряющее:

— Тише-тише, ну. Угомонись, если не хочешь собрать внеплановый слёт соседей. Хотя бы заведи их внутрь…

Брат ошарашенно озирается, опуская руки, которыми до этого ставил защитные блоки. И в недоумении смотрит на мужчину, ненароком ставшего его спасителем.

На долгих несколько секунд воцаряется гнетущая тишина, пропитанная моей осязаемой яростью. Я тяжело выдыхаю и резко обмякаю, выплевывая:

— Убирайся. Ключи можешь выбросить, я всё равно сменю замок, — Альберт открывает рот, пытаясь что-то возразить, но я отрицательно качаю головой. — Просто уходи. Я не в состоянии с тобой говорить. И не бойся, Ренате ничего не скажу…

Он с видом оскорбленной невинности хватает спутницу и ведет к лифту. Когда они скрываются в кабинке, мужские ладони выпускают меня. А я почему-то тоскливо отмечаю, что без этой опоры мне некомфортно. Ещё мгновение назад было комфортно с горячими пальцами на коже, а сейчас — нет.

Медленно оборачиваюсь и киваю соседу в знак благодарности, мимолетно скользя по серьезным серым глазам. Господи, как стыдно-то…

Бреду домой, подняв с пола выпавшие в пылу борьбы сумку и в самом начале — связку. Затем останавливаюсь на пороге и зябко ежусь, обхватывая себя руками. Обвожу пространство изучающим взглядом, словно вижу впервые.

Это моя квартира. Моя собственная жилплощадь. Я живу в ней почти пять месяцев. И почти все эти месяцы мой родной брат водит сюда любовницу. Или любовниц. Простая истина выжигает нервы градусом пошлости и цинизма. Я смотрю на кровать и чувствую, как к горлу подкатывает тошнота.

А ведь сомневалась в своей адекватности, думала, у меня паранойя. Ан нет, и вещи сдвигали с места, и потоп устроили — они. Кролики недоделанные.

Мою обитель осквернили, черт возьми. Я не могу в это поверить! Не могу спокойно войти в неё и делать вид, что всё в порядке.

Поэтому решительно переобуваю туфли в кроссовки, привожу в порядок растрепавшиеся волосы и надвигаюсь на ложе разврата. Остервенело стягиваю покрывало, швыряю на него подушки, постельное белье, одеяло, затем завязываю авоськой, которую несу к лифту. Через пять минут бесстрастно оставляю всё это добро у мусорных баков и возвращаюсь в дом. Безжалостно стаскиваю матрас, фыркая от усилий, двуспальный монстр поддается не сразу.

Боковые металлические вставки гремят от соприкосновения с плиткой, когда я пытаюсь вытащить его на лестничную площадку. Беспомощно поджимаю губы, осознав, что придется спускать агрегат по лестнице, у меня в одиночестве не получится запихнуть в лифт такое полотно.

От слез в глазах печет. Я блокирую эмоции. Думаю о технической стороне вопроса. Но одна предательская слезинка всё же вырывается и бежит по щеке. Злобно вытираю влагу и удрученно смотрю на ступеньки. Восемь этажей потуг…

И, когда, морально настроившись, вновь приступаю к действиям, меня останавливают. Те же мужские руки. Сильные и выносливые. Которые без особого напряга подхватывают матрас и придвигают к лифту.

— Подержи кнопку, — велит, пока сам вносит стеганую подстилку в кабину, ловко скручивая её и наваливаясь сверху.

Удивленно хлопаю ресницами, созерцая это зрелище. А ведь миссия была невыполнима!

Сосед уезжает. Я спешу вниз по лестнице. Нагоняю мужчину на улице, безмолвно плетясь следом. Через полминуты мы сворачиваем за угол, и он прикладывает матрас к забору у баков. Аккуратно, чтобы не запачкать лишней пылью.

— Спорить бесполезно, раз решила выбросить, но так хоть есть шанс, что кому-нибудь пригодится. Жалко, пусть заберут практически новую вещь.

13. Тропа войны вильнула не туда

Он представитель мужчин-решал:
пришел, увидел, разрулил.

Пока такси плавно останавливается у дома, мельком проверяю время на экране телефона. Половина первого ночи. Выхожу и окидываю двор ищущим взглядом. «Спортейджа» нет. Поднимаю голову вверх. Света в нужной квартире тоже нет.

Вот уже две недели эти действия стали моим ритуалом.
Даже ощущаю себя сталкером на минималках. Глупость какая.

Усмехаясь этой нелепой мысли, медленно шагаю к подъезду.

Кому скажи — не поверят. Отчаянно жду, когда появится любимый сосед… чтобы вернуть ему деньги! Просто вернуть деньги! За слесаря. За новенький матрас, подушки и прочие принадлежности.

Он пропал. После того памятного дня я его не видела. Мы так и распрощались на улице следом за моим позорным иканием. Рассмеявшись, Мирон велел попить ещё водички и уехал. А через обещанные десять минут прибыл слесарь. Ещё через час — срочная доставка. Всё, что я выбросила, посчитав непотребным для использования, вновь было приобретено. И слесарь, и покупки были оплачены.

Я долго гипнотизировала взглядом визитку люксовой сети салонов, специализирующихся на товарах для сна. С благоговейным ужасом водила пальцами по поверхности ортопедического матраса, трогала удобные подушки, мягкие одеяла, красивое покрывало. Таращилась на изящное постельное белье с лавандовым принтом.

И не могла поверить своим глазам.

Произошедшее сбивало с толку. Совершенно чужой человек озаботился вопросом моего комфорта. Просто взял и решил проблему. А это действительно была проблема — я ведь была не в состоянии ездить за заменой выброшенному добру. И даже не задумывалась о том, как и где буду спать. Мирон же почему-то оказался дальновиднее, продуманнее и буквально за пару минут, сделав два звонка, изрядно облегчил мою жизнь.

За исключением того, что я теперь должна ему кругленькую сумму.
И до сих пор обескуражена его поведением.

На тот момент я успокоила свою разбушевавшуюся совесть выводом, что он представитель мужчин-решал: пришел, увидел, разрулил. Таким важно быть значимыми везде и во всём. У них своя психология. Они оказывают помощь, даже если их об этом не просили.

Другой вопрос, что для меня это непривычно и неприемлемо. Я не из тех адекватных женщин, умеющих свободно принимать что-либо от противоположного пола. Да и жизнью научена рассчитывать только на себя.

Поэтому две недели дергано тереблю звонок соседской квартиры, чтобы закрыть гештальт, в ответ слышу тишину и с досадой возвращаюсь домой.

Как-то даже возникла потрясающая идея подсунуть ему под дверь конверт с деньгами и успокоиться, но здравый смысл одержал верх. Да и никаких лазеек у него под дверью не обнаружилось — я тщательно её осмотрела, пока топталась на пороге в ожидании...

Утром дисциплинированно отправляюсь на пробежку. А когда возвращаюсь, с удивлением обнаруживаю машину Мирона во дворе. Сердце безотчетливо пропускает удар — предположительно от неожиданности. Решительно настроившись, наскоро принимаю душ и бросаю взгляд на часы. Одиннадцать. Это же не рано?..

Мне не терпится поскорее разобраться с этой ситуацией и спокойно спать на изумительном матрасе.

Беру бумажный пакет с элитной выпивкой, которую заготовила ещё после потопа, кладу в него злополучный конверт и направляюсь к соседу.

Мне открывают почти сразу. Очень эффектная блондинка, чем-то напоминающая Синди Кроуфорд в юности, красноречиво выгибает бровь, когда мое молчание становится неприличным.

М-да. О таком развитии событий я и не подумала . Хотя, оно как раз очень логично для этого мужчины. Неловко вышло...

— Привет, проходи, — внезапно появляется за спиной незнакомки хозяин квартиры, спасающий ситуацию. — Не стой там статуей.

— Здравствуйте, — наконец-то здороваюсь со всеми и вхожу, ну не убегать же мне, я сюда пришла с определенной целью, пусть и невовремя.

Тяжелое полотно захлопывается за спиной, и я спешно добавляю:

— Я на минутку...

— Оксан, — перебивает меня Мирон, обращаясь к девушке, как только мы равняемся. — Вам пора.

Непроизвольно замираю, уловив стальные нотки в его голосе. Они, кстати, безупречно отражают и сталь глаз в этот момент. Неприятный морозец пробегает по позвоночнику, и я едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться.

— Ты неисправим, Мир... — бросает та раздраженно и рваными движениями сдергивает с вешалки верхнюю одежду. — Платон, иди скорее, мы уже уезжаем!

Я с опозданием понимаю, что «вампора» было не с оттенком вежливости и в доме есть кто-то ещё. Этот кто-то — мальчик примерно десяти-одиннадцати лет, который появляется мгновением позже и хнычет:

— Ну почему-у-у?.. — и тут же замолкает, наткнувшись вопросительным взглядом на меня.

Градус моей неловкости взлетает до небес, когда соображаю, что помешала не любовникам, а семейной идиллии. А потом это чувство оборачивается ледяным стыдом, когда слышу пренебрежительное:

— У твоего отца появились дела поважнее. Поехали.

И при этом мать ребенка стреляет в меня таким презрением, чуть ли не закатывая глаза, что я окончательно теряюсь в ситуации.

14. Неожиданный тандем и ночные откровения

Прикрывая знамя одиночества флёром «деловой колбасы»...

В последнее время настроение у меня стабильно тусклое. События вокруг ощутимо подрывают веру в собственную правоту. Я всерьез задумываюсь о своем характере и выискиваю всевозможные негативные стороны. Ну, с такими-то предпосылками грех не заняться самокопанием: стала изгоем в родной семье, грубила заинтересовавшимся мною незнакомцам, не поладила с соседом, который вроде как помог мне...

Мама по телефону все ещё разговаривает с обидой, Альберт на связь так и не вышел, а я... впервые чувствую себя до боли ненужной и покинутой. И неужели я действительно настолько... плохая?.. Оказывается, они прекрасно обходятся без меня, зато я чересчур зациклена на семейных узах и преувеличиваю свою роль в их жизни.

Работа — изумительный вид доступных мне антидепрессантов, которую я «принимаю внутривенно» день через день. Ухожу в неё с головой, усердно изучаю обновления на рынке общепита и даже уже прикидываю сценарий Новогоднего шоу, пусть до него ещё три месяца. В общем, тружусь на радость Габилу и во благо ресторану, прикрывая знамя одиночества флёром «деловой колбасы».

Как и прежде, если смены совпадают, я с удовольствием слушаю выступления Рады. Сегодня как раз такой случай и, закончив с текучкой, я направляюсь в зал. Цепким профессиональным взором прохожусь по помещению, но никаких косяков не нахожу, посетители приятно проводят вечер, персонал безупречен.

Зато нахожу нашего любимого пропавшего посетителя.

Видеть Богодухова настолько удивительно после стольких месяцев отсутствия, что я не сразу верю своим глазам. По инерции сначала пропускаю очередное лицо в общей массе, но затем резко возвращаю к нему взгляд. Который он через пару-тройку секунд ловит, ощутив чей-то интерес.

Ожидаемо застываем в этом мгновении. Понятия не имею, как теперь с ним себя вести. Не убил, не проучил за выходку — я все это время была благодарна, но и надеялась, что больше мы не пересечемся.

И внезапно... Александр мне кивает. В знак приветствия.

Его собеседник, сидящий ко мне спиной, прослеживает жест и оборачивается. Ленно. Хищно. Ровно к тому моменту, как я автоматически киваю в ответ Богодухову.

Вот тут-то я и зависаю окончательно, мгновенно узнавая своего соседа.

Вопросы, будто вражеские бомбы, сыплются на голову, подрывая функционирование мозга.

Господи, Мирон тоже какой-то криминальный авторитет?!

Я, что, талантливый камикадзе, нарвавшийся на двух... эм... как там сказала Рада — не очень добропорядочных граждан?

Сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос от странного ноющего предчувствия полной задницы в жизни.

Этот неожиданный тандем в «Оазисе» сбивает меня с толку.

И все же я спокойно отворачиваюсь и делаю вид, что ничего не происходит.

Ловлю в фокус Раду, двигающуюся по сцене, и только сейчас понимаю, что в ней присутствует нетипичная скованность. Похоже, её тоже выбил из колеи визит давнего сталкера, о котором она мечтала забыть. И до этого дня неплохо получалось.

Сбегать обратно в кабинет будет явным малодушием. Я делаю несколько шагов и фактически прячусь за барной стойкой в нескольких метрах от творящего бармена. В трансе неотрывно слежу за его действиями, пока парень не роняет блюдце с нарезанным лимоном. Очухиваюсь и в неловком молчании отвожу глаза. Возможно, мое пристальное внимание заставило его нервничать. Откуда ему знать, что я смотрю не на него, а куда-то сквозь, зарывшись в свои раздумья?..

— Бутылку «Macallan». Пятнашку, — тараторит подошедший официант.

— Дай угадаю — за четвертый столик? — самодовольно усмехается бармен, протирая стекло запрашиваемого виски.

— Кажется, Дух сегодня гудит, — отвечают ему с предвкушающей в ожидании хороших чаевых улыбкой.

Как живо ощущается радость персонала от возвращения щедрого завсегдатая.

Этому событию не радуемся только мы с Радой.

И стоит только подумать о ней, как девушка неожиданно появляется передо мной по ту сторону стойки и плюхается на высокий стул:

— Дань, бокал «Бирр».

— Два бокала, — немного поколебавшись, подхватываю я и занимаю место рядом с Радой.

Нонсенс. Пить в рабочее время!

Легкое французское вино, чаще используемое для аперитива, нам с певицей не помешает выполнять свои обязанности остаток вечера, но это всё равно выходит за рамки допустимых правил поведения.

Общеизвестный факт — правила надо нарушать. Хотя бы раз в десятилетие. Да и Габил уже уехал.

— Угощаю, — коротко бросает моя «собутыльница» и кладет банкноту на столешницу.

Молча киваю в знак благодарности, не считая верным спорить, и принимаю свой напиток. Пригубливаю, смакую вкус на языке и наблюдаю за ней из-под опущенных ресниц. Она не замечает, как палится, украдкой поглядывая в направлении Александра. А спустя минуту я вдруг с изумлением осознаю, что в её взгляде нет прежней враждебности. Лишь настороженное любопытство.

Ох уж это действенное «Чем меньше женщину мы любим…». Раду безусловно можно принять в клуб жертв данного явления. Если уж не влюбленность, то интерес к этому мужчине она точно испытывает.

15. Цвет настроения: красный

Погода была прекрасная, принцесса была ужасная…

Немного запыхавшись, возвращаюсь домой после пробежки спешным шагом. Усталость дает о себе знать ноющими висками — последствия бессонной ночи. После вторжения в третьем часу так и не смогла уснуть. Ещё бы… Мне всё время мерещились посторонние звуки: то скрежет, то звяканье. А за соседней стеной, наоборот, было чрезвычайно тихо. На моё удивление.

Вот так люди и зарабатывают себе спокойный сон — испортив его другим.

Утро солнечное, теплое и приветливое. Не под стать мне — мрачной и загруженной. Вся зарисовка напоминает строчку известного стихотворения Генриха Сапгира: погода была прекрасная, принцесса была ужасная…

Когда подхожу к подъезду, датчик срабатывает и из-за открывшейся двери выпархивает шикарная брюнетка. Ненароком засматриваюсь, отмечая точеную фигурку, высокомерно-хищный взгляд, ухоженное лицо. Это такой сорт женщин без возраста. И даже если биологически она старше меня, выглядит — моложе, нечего и спорить.

А ещё… это та самая жительница первого этажа, от которой я когда-то видела Мирона выходящим. Не нужно быть провидицей, чтобы догадаться, что их связывало. Или связывает по сей день. Быть может, даже этой ночью…

Данная мысль почему-то неприятно щекочет сознание, пуская жгучие импульсы в район солнечного сплетения.

Оказываюсь в лифте за считанные мгновения и застываю перед зеркалом, пристально изучая свое отражение. Обычная среднестатистическая девушка. С бледной кожей, серыми кругами под карими глазами. Небольшого роста, далекая от модельных параметров. Единственная отличительная черта — длинные кудри натурального медного оттенка, которые я чаще собираю, чтобы не привлекать лишнего внимания.

У меня нет явных изъянов типа плохой кожи или носа с выдающейся горбинкой, но и чего-то особенного, чем могу выделиться, тоже нет. Я никогда не была эффектной, сногсшибательной или роковой красоткой. Всего лишь девчонка, которая тщательно следит за своим внешним видом ввиду занимаемой должности. До «Оазиса» я предпочитала комфортную повседневную одежду, но роль администратора популярного ресторана внесла коррективы в мой гардероб, и за десять лет у меня выработался определенный утонченный вкус. Быть женственной, но не вульгарной. Носить шпильки и сочетать их с целомудренными нарядами.

Неброский нюдовый маникюр, сдержанный макияж, примерное поведение — в этом вся я.

И каким образом я могу быть для Мирона манкой?..

«Я бы…»…

Что? Ну что подобные мужчины делают с такими женщинами, как я? Нагибают в коридоре, имеют, используют в пьяном бреду, потому что попалась под руку?..

Господи, какая же дура… Впечатлилась голосом, объятием, нетрезвыми признаниями…

Стоит только вспомнить внешность всех девиц, которых он приводит к себе. Или же его красивой бывшей жены. Или той же соседки с первого этажа. Я выбиваюсь из конвейерной линии этих красавиц своими заурядными чертами. В глубине моих глаз нет и намека на ту яркую стервоточинку, горящую в их искушенных взглядах.

Двери кабинки расходятся, а я выплываю из своих невеселых раздумий, оставляющих весомый осадок. Поэтому дома, пропуская запланированный завтрак из-за резко пропавшего аппетита, с маниакальной сосредоточенностью принимаюсь за уборку. Вылизывая и без того чистую квартиру, я то и дело прокручиваю детали ночного «рандеву», постепенно впадая в бешенство от наивной примитивной реакции на Мирона.

Меня немного отпускает только ближе к вечеру под струями горячего душа. Тщательно намыливая голову, я злюсь оттого, что слишком много за прошедшие сутки думаю об этом мужчине, накручивая себя.

Подумаешь, какое выдающееся событие — под градусом алкоголя приглянулась ненавистному соседу.

Сообщение подруги прилетает на телефон сразу после моего выхода из ванной. Лаконичное, но весьма говорящее:

«Цвет настроения: красный».

Это значит, что Стелла на стадии саморазрушения: готова подать на развод, сдать детей в детдом и отправиться в Америку нелегальными путями через Мексику. Такое состояние к прилежной жене и матери троих сыновей приходит не очень часто, где-то раз в год, когда всё вокруг особенно сильно достало. И в течение десяти лет её брака честь разделить с ней данный незавидный период выпадает неизменно мне.

И впервые сие занимательное событие удачно совпадает и с моим внутренним раздраем.

Три слова несут мощнейший посыл: мы нарядимся во что-нибудь красное и отправимся покорять любое злачное место, в котором до этого не были. Учитывая образ жизни и одной, и второй, таких мест в городе нам хватит до конца жизни, даже если мы вознамеримся дожить до ста.

Адреналин, выстреливший в кровь, смешивается с раздражением, кипящим во мне уже много часов, и этот дуэт даёт взрывоопасный эффект.

Я подхожу к стенному шкафу, который тянется от самой входной двери, и некоторое время копаюсь в его недрах, выискивая кое-какую запрещенку. Найдя, слегка кровожадно улыбаюсь, посылая все доводы разума в далекие дали.

Через три часа мы со Стеллой встречаемся у дверей условленного караоке-бара и рассматриваем друг друга с кривыми ухмылками. Обе в этот раз хорошенько постарались.

— По ходу, сегодня это тебе было нужнее, чем мне, — тянет подруга со смехом и обнимает меня за плечи.

16. Когда третий всё же лишний

Есть такая формула: у мужчин с холодными
глазами всегда безбожно горячая кожа.

В любой компании для сохранения приличий и баланса мира во всем мире должен быть хотя бы один трезвый человек. В нашей крошечной компании это всегда я.

— Смотри, какой красавчик, и так пялится на моё декольте… — доверительным шепотом сообщает Стелла и, самодовольно улыбаясь, выпрямляется, ещё сильнее выпячивая добротную грудь.

Механически опускаю глаза на свою скромную «двойку». Но быстро одергиваю себя и перевожу взгляд в указанном направлении.

Не вижу никакого интереса со стороны мужчины. Но спорить тоже не хочу. Мешать подруге самоутверждаться — прямая дорога в ад. Стóит только возразить, и она обрушит на тебя весь накопленный негатив, отведет душу, а ты потом сиди с помоями на голове. С реальным ощущением, будто обвалялся в грязи.

Со Стеллой мы даже не дружим, а приятельствуем. Чаще — когда удобно ей. В школе попали в один класс, где из двадцати шести учеников были единственными нацменками, более того — одной национальности. Хотя в параллельных классах их было полно. И на этой почве были обречены сблизиться. Наши родители очень способствовали «дружбе».

И вот уже более двадцати пяти лет я стабильно выступаю жилеткой. Раньше проблемы были помельче — оценки, тайная любовь в десять, прыщи в четырнадцать. Сейчас: неконтролируемые сыновья, разъезжающий по командировкам муж, нелегкое бремя главы родительского комитета…

Она уже успела пожаловаться по всем пунктам и перейти к заключительной части — раздаче советов. Мне. Которая их никогда не просит.

У подруги с детства непоколебимая уверенность в собственной значимости. Её смело можно отнести к той категории людей с нерушимым снобизмом, которые считают себя лучше остальных. Причем, вполне успешно обосновывая это утверждение.

— Я иду танцевать, — воодушевившись, Стелла поправляет волосы и походкой от бедра летит к сцене, у которой скопилось достаточно народу.

Естественно, меня не зовет, кто-то же должен присматривать за нашими сумками. Впрочем, я никакого желания и не изъявляю. Голова кружится от полбокала вина на голодный желудок, я ведь так и не ела с утра. Гораздо безопаснее сидеть в окопе и вести наблюдение.

Но каково же мое изумление, когда через десяток секунд взглядом нахожу подругу в компании кавалера. Не того, на которого она грешила. Ритмично покачиваясь, они увлеченно переговариваются и улыбаются друг другу.

Отворачиваюсь и задумчиво постукиваю по столу в такт мелодии. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, будь я такой же раскрепощенной?..

— Есть такая формула, — вещает Стелла, вернувшись спустя минут десять и отпивая воду, — у мужчин с холодными глазами всегда безбожно горячая кожа.

Стреляет томным взором в оставленного на произвол судьбы партнера и кокетливо хихикает.

В любой другой ситуации я бы пропустила мимо ушей очередное экспертное заключение. Великий философ — ещё одна тонкая грань необъятной сущности этой неугомонной женщины.

Но именно сегодня небрежно брошенная ею фраза отзывается во мне легкой дрожью, когда память услужливо подтверждает сказанное напоминанием о конкретном мужчине с холодными глазами и горячей кожей.

И без того паршивое настроение теперь летит в пропасть.

Ну что за гадство!

— Эй, привет, — отвлекает вдруг знакомый голос, и передо мной появляется улыбающаяся Рада.

Брюнетка действует на меня на редкость положительно, я моментально улыбаюсь ей в ответ и, узнав, что она одна, приглашаю к нам присоединиться. Представляю их со Стеллой друг другу. Дальше вечер лично для меня складывается куда приятнее. Мы впервые встречаемся в неформальной обстановке, и оказывается, что у нас много тем для обсуждения. А в перерывах между ними Рада ещё и поет, когда очередь доходит до нашего столика.

Стелла кривит ухоженное личико. Пару раз подруга, выпучивая глаза, пытается незаметно намекнуть мне, что вдвоем было лучше… но я игнорирую эти жесты.

Когда она уходит в туалет, Рада торопливо интересуется:

— Кажется, я ей совсем не по душе. Может, зря я помешала вам? Неудобно как-то.

Отмахиваюсь, мол, ничего подобного. И молчу о том, что она спасла меня от заунывной участи жилетки — по второму, третьему, четвертому кругу. Может, я плохая подруга и обесцениваю переживания Стеллы, но с каждым разом в её претензиях к жизни я нахожу всё меньше и меньше обоснованности, и разочаровываюсь, приходя к выводу, что кое-кто с жиру бесится. Удачно выйти замуж за человека, который тебя боготворит, умен, обеспечен, внимателен, родить ему здоровых детей, жить в прекрасном доме, наслаждаться собой… Но считать своей святой обязанностью сетовать на неподъемную участь… Как-то не стыкуется, в общем, мелодраматизм ситуации с реальным положением вещей.

— Почему ты здесь одна? — задаю насущный вопрос. — Без подруг, парня?

— Единственная близкая подруга давно укатила в Бостон, а найти ей замену невозможно. Я живу тут рядом, захотелось немного активности в пятничный вечер, а то дома тоскливо. Не ожидала встретить знакомых в этом караоке. Ну, а парня нет. Ты же знаешь, как в последнее время мужчин отпугивал Богодухов, — виртуозно играет бровями, изображая Александра.