Между смертью и любовью

Письмо 1.

«Соня, он умер».

Помню, как получила это сообщение. Помню до каждой мурашки на коже. До каждого осколка разбитого сердца. До каждой упавшей слезы.

Я могла бы сказать, что твоя смерть разделила мою жизнь на до и после, но это было бы неправдой. Я умерла вместе с тобой. С той лишь разницей, что мое тело не предано земле, а ходит по ней. Дышит. Видит. Но уже ничего не чувствует. Тебя не стало и даже воздух теперь другой. Тяжелый. Он давит на грудную клетку, свинцом проникает в организм.

Интересно, ты обо мне вспоминаешь? Там, в своем новом мире? Надеюсь, что да. Надеюсь и верю. Когда я думаю об этом, мне кажется, что еще не все кончено. Что через много лет ты встретишь меня у хрустальных ворот, одиноко стоящих посреди пушистых облаков. Обнимешь и я наконец-то уткнусь тебе в плечо. Почувствую твой запах – парфюм, напоминающий о море, и сигареты, которые ты все время собирался бросить, но так и не успел. Ты многое не успел, и я вместе с тобой. Все планы и мечты в один миг превратились в пепел и ветер унес его, не оставив мне адреса.

Знаешь, после того, как ты умер, я больше не приезжаю на море и не переношу, когда кто-то рядом курит – это все напоминает о тебе и я не могу сдерживать слезы. Сердце сжимается, из глаз идет ливень. А душа… Знаешь, я как будто сама топчусь по ее же осколкам. Черт, Марк, все в этом мире напоминает о тебе. Даже сейчас – я смотрю в окно и вижу, как солнце опускается на верхушки деревьев. Закат оранжевый, как в тот самый вечер. Помнишь его?

Я плакала на детской площадке. Так глупо! Ревела из-за дурацких экзаменов – все кругом кричали, что это самое важное в жизни, новый этап, нужно быть ответственной. Мне было 17 и я свято верила в это, наивная дурочка. Десятый класс, до экзаменов оставалась куча времени, но давление окружающих и их ожидания висели надо мной, как топор палача. Я должна была быть лучше всех – так мама говорила. Лучше всех учиться, выглядеть, танцевать. В тот день перенапряжение достигло своего апогея и я сдалась прямо там – в незнакомом дворе, между домиком с горкой, на которой катались малыши, деревянными грибами и качелями, взмывающими ввысь. Сидя на скамейке, размазывала по лицу тушь и слезы, не замечая ничего вокруг.

— Тебя кто-то обидел? — услышала я голос и подняла голову.

Это был ты, Марк. Высокий, темноволосый, с такими голубыми глазами, что я едва не утонула от одного только взгляда в них. На фоне оранжевого заката они казались еще ярче.

— Нет, — я помотала головой, всхлипывая, — все хорошо.

— Вижу. — усмехнулся ты и сел рядом. — Ведь так обычно и ведут себя красивые девушки, когда у них все хорошо.

Я не сдержалась и улыбнулась. Ты ответил взаимностью и протянул пачку влажных салфеток.

— Всегда носишь их с собой на случай встречи с красивой девушкой? — съязвила я.

— Самую красивую я уже встретил. — засмеялся ты и я почувствовала, как все проблемы уходят. Нет, бегут – как крысы с корабля, как тараканы от неожиданно включенного света. — Я привел племянницу на прогулку. А дети имеют свойство пачкаться.

Ты кивнул куда-то за мое плечо и я обернулась. Там на качеле каталась очаровательная малышка в зеленом платье в белый горошек. Каштановые волосы развевались на легком ветру, она болтала ножками и смотрела на небо. Во взгляде ее была вся легкость вселенной. Когда-то, сильно после этой встречи, мы мечтали, что у нас будет дочка. Помнишь? Ты хотел назвать ее Кирой.

— Красивая. — я улыбнулась, стирая остатки размазанной туши с лица. — Как ее зовут?

— Соня.

— Как меня.

— Приятно познакомиться, Соня. — ты протянул мне руку и я с осторожностью вложила в нее свою. — А меня Марк.

— Приятно познакомиться, Марк.

— Тебе тоже четыре года, как и моей сестре? — спросил ты, и я не сдержала смеха.

Тогда я не придала значения нашей встрече. Думала, просто приятный парень, решивший стереть слезы с лица расклеившейся дамы. Эдакий рыцарь посреди 17-этажных домов. Я и представить не могла, что наше знакомство принесет мне столько счастья. И станет самым большим горем в жизни.

Мне было 17, тебе 18. Сейчас мне 22, Марк. С того дня прошло пять лет. И три из них я живу без тебя.

Ты – моя первая любовь. Мой первый поцелуй, первое прикосновение, нежность, забота. Первый во всех смыслах. Я так и не научилась быть без тебя, Марк. Сдалась, сломалась, застряла в прошлом.

Они мне снятся – дни, когда мы были счастливы, строили планы на будущее, целовались до боли в губах. Я просыпаюсь в слезах и долго уговариваю себя продолжить жить. Но пока получается только существовать.

Знаешь, зачем я пишу тебе Марк? Моя подруга говорит, что это своего рода терапия – писать тебе письма, а потом все их сжечь и с дымом, с пеплом, отпустить тебя. Отпустить себя. Если честно, я не верю в это. Но все равно пишу, ведь так я снова могу общаться с тобой, хоть и знаю, что ты не ответишь. Это мое первое письмо. Я люблю тебя, Марк. Все еще люблю. Один раз и навсегда.

Все говорят, мне нужно научиться жить без тебя. Я и сама это понимаю, но в этом городе каждая улица хранит осколки памяти. Не могу даже выйти прогуляться – воспоминания нападают на меня, атакуют со всех сторон. Я вижу тебя везде. В каждом прохожем нахожу твои черты…

Глава 1.

Соня бросила ручку на стол и уткнулась лицом в ладони. Теплые слезы катились по лицу и падали на холодные руки, находя в них свой последний приют. Она содрогалась в рыданиях так привычно, так буднично. И так беззвучно.

За все время без Марка Соня научилась прятать свою боль и даже улыбаться людям. Это первый год после его смерти она провела в обнимку со слезами. На улице, на парах, дома – она не сдерживала себя нигде, выплескивая боль, которая изнутри ломала ребра. Окружающие пытались ее жалеть и поддерживать, но этим еще больше вгоняли в тоску и истерику – кому нужны их нежные слова, если тот, кто любим больше жизни, никогда не улыбнется ей, прищурив голубые глаза, и не скажет, что все будет хорошо?

Друзья постепенно отдалились – они были рядом “в радости”, но не выдержали “в горе”. Соня их за это не винила. Понимала, что живущий прошлым человек – слишком тяжелая ноша для когда-то близких людей.

Не выдержали и родители. Они никогда не отличались поддержкой – отец все время работал, мать старалась сделать из нее идеальную девушку. Самую умную, самую красивую, умеющую держать себя в руках и далее по списку. Их сочувствие быстро превратилось в претензии и Соня была рада, когда родители решили, что большую часть времени будут жить за границей – бизнес позволял и даже одобрял такое решение.

Соня медленно встала и подошла к зеркалу. В карих глазах блестели слезы, светлые волосы собраны в небрежный пучок, вздернутый нос с маленькой горбинкой был испачкан тушью, как и щеки. Тонкие бретели платья оголяли острые ключицы, покрытые мурашками от легкого озноба.

“Ты должна всегда выглядеть идеально! При любых обстоятельствах!” — пронесся у нее в голове упрекающий голос матери. Это вдалбливалось ей в голову с детства, и стоило Соне хоть раз показаться в спортивном костюме, та закатывала глаза и заставляла “надеть что-то поприличнее”. Не желая биться со стеной, Соня подчинялась. Забота о своем внешнем виде стала для нее рутиной, частью жизни. Она могла не выспаться, но сделать макияж. Не позавтракать, но отправиться на маникюр. Провести вечер в спортзале, а потом всю ночь корпеть над домашкой. Все это она делала на автомате – просто привыкла и разучилась действовать иначе.

После смерти Марка мать поначалу ослабила хватку. А потом с новыми силами взялась за дочь, не желая видеть ее в растянутых футболках и с красными глазами. Соня и тут подчинилась:

— Если я могу избавить себя от ее упреков таким образом, я это сделаю. — объясняла она как-то Лике.

— Татьяна Александровна просто через тебя пытается самореализоваться, ты же понимаешь это?

Соня понимала. Она знала, что мать в детстве травили одноклассники за нос с горбинкой, чрезмерную худобу и, как они это называли, “нищенскую” одежду. Выросшая в бедной семье, Татьяна Александровна зареклась никогда никому не позволять с собой так обходиться. Может, она и хотела просто защитить Соню от всех потенциальных нападок, доставшихся в детстве ей самой, но в итоге стала главным хейтером дочери. Отец в этих баталиях Соню не поддерживал – он был слишком занят зарабатыванием денег, полностью положившись на жену в вопросах воспитания дочери.

— Зато ты получила от нее в наследство шикарный блонд! — тут же попыталась сгладить ситуацию Лика. — И в отличии от меня, тебе не приходится красить корни каждый месяц.

— Да, а еще мне достался ее нос. Это не может не разочаровывать мою мать.

Соня улыбнулась своему отражению, вспомнив тот разговор. Мать много раз пыталась уговорить ее перекраситься. Сама Татьяна Александровна большую часть жизни закрашивала светлые волосы разными шоколадными оттенками, не желая возвращаться к натуральности и воспоминаниям. Нос, как свидетеля школьных комплексов, тоже переделала в аккуратный, кукольный. Соне же удалось отстоять и его, и цвет волос, но не удалось выстоять под постоянными нападками матери. Иногда ей даже во сне снилось, как та стоит рядом и орет в ухо, что она должна быть лучше всех.

Тишину залитой закатом комнаты нарушил звонок мобильного. Соня нехотя подошла к столу, провела пальцами по исписанным неровным почерком листам бумаги. Сердце бешено забилось, пытаясь вырваться из грудной клетки, к горлу подкатил ком, к глазам – слезы. Телефон умолк и тут же зазвонил вновь, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Да. — вздохнув проговорила Соня.

— Ну наконец-то! — залепетала Лика. — Я уже приготовилась выезжать за тобой с поисковой группой!

— Я была занята.

— Вещи собирала? — звонким голосом поинтересовалась подруга.

Соня оглядела комнату – признаков сборов в ней не было. Пустующий чемодан так и лежал где-то в гардеробе, посреди беспорядочно развешанных нарядов.

— Я письмо писала. — выдавила она.

— Все же решилась, да? — посерьезневшим голосом спросила Лика. — И правильно, я горжусь тобой. Это и новый город точно должны помочь.

— Да… — нерешительно проговорила Соня и умолкла.

Предательские слезы вновь покатились по лицу. Прощаться было так сложно, но так необходимо. Она понимала, что если не расстанется с прошлым, не сможет смело идти в будущее. Но отпустить все, забыть… Это казалось ей предательством.

— Так, отставить слезы! — скомандовала Лика, предугадывая настроение подруги. — Я буду у тебя через час, помогу собрать вещи, а утром отвезу на вокзал.

Письмо 2.

Я никогда не ездила на поездах, Марк. Предпочитала самолеты – это же такая экономия времени! И сплошное удобство, ведь никто не храпит над ухом и не разворачивает у тебя на глазах курочку гриль. Но сегодня я здесь – уже пол дня слушаю стук колес. Лика предусмотрительно избавила меня от попутчиков – выкупила все места в купе. Поэтому никто не мешает мне писать тебе, мечтать о тебе. Жаль, что этими мечтам не суждено сбыться…

Думаю о том, как бы сложилась жизнь наша жизнь. В голове только один ответ – идеально. Я закрываю глаза и вижу дом – светлый, двухэтажный. На подоконниках стоят цветы, я готовлю на кухне завтрак в твоей рубашке, ты обнимаешь меня со спины и целуешь в шею. На террасе мы бы пили кофе, вечера проводили бы у камина в обнимку и, возможно, в ожидании маленькой Киры. Может, завели бы лабрадора. Помнишь, ты рассказывал, что мечтал о нем в детстве?

Но у жизни на нас были свои планы. Удивительно жестокий мир. Надежды рушатся, планы меняются, мечты растворяются в реальности и людям приходится учиться жить заново. Но у всех ли это получается? Определенно нет, и я тому пример – я до сих пор не научилась жить без тебя. Спасают воспоминания, но они же одновременно и являются ядом.

Я так скучаю, Марк. Это разрывает меня изнутри. Кажется, еще чуть-чуть и я превращусь в пыль. В серую пыль, покрывающую полки в старой забытой комнате. Многие люди уже сделали генеральную уборку и стерли меня из своей жизни. Я их не виню. Когда живешь в мире розовых облаков сложно привыкнуть, что рядом с тобой постоянно находится туча. Я поливала их дождем своих слез, а они хотели погреться под ласковыми лучами солнца.

Я так хочу поговорить с тобой. Эти письма меня не спасают – они всего лишь буквы на белом листе, а мне нужно слышать твой голос. Шепот. Смех.

Мне кажется, я стала такой жалкой и больше не похожа на ту девчонку, которую ты полюбил. Моя улыбка не заполняет пространство – ему просто нет места среди слез, а плачу я часто. Даже сейчас буквы расплываются под соленым ливнем, льющимся из глаз.

Я скучаю по тебе. Еще я скучаю по малышке Соне. Хотя сейчас она уже подросла. Мне жаль, что ты не видишь, какой прекрасной девочкой она стала. И жаль, что я могу видеть это только на фото. Не знаю, в курсе ли ты, Марк, но твоя семья переехала на юг. Родители решили, что там Соне будет лучше и наверняка они правы, но я все же злюсь на них за это – она часть тебя. Она была моим утешением и мне жаль, что я не смогла утешить ее.

Помню, на похоронах я стояла рядом с твоими родителями. Это был предательски солнечный день. Было бы легче, если бы небо плакало. Но оно словно смеялось надо мной, раскидывая по своему полотну белоснежные облака. Твой отец стоял бледный, но сдержанный. Помнишь, каким раньше он был веселым? Уходя, ты забрал его смех. Я помню его улыбку, она очень похожа на твою. Но в последний раз я видела ее, когда ты был жив.

Под руку его держала твоя мама. Ее голубые глаза, один в один как твои, были красными от непрекращающихся слез. Она сильно похудела, осунулась. Не произносила ни слова, лишь смотрела на траурные венки и плакала. Это она сообщила мне о твоей смерти, Марк. Вот так, человеку, подарившему тебе жизнь, выпала доля стать вестником смерти.

За другую руку ее держала я. А меня Соня. Помню, как она аккуратно потянула меня, посмотрела взглядом, полным непонимания и сказала:

— Бабушка говорит, что Марк ушел в самый лучший мир. Почему тогда все плачут?

Твоя сестра в тот момент напомнила мне, что я должна хотя бы иногда быть сильной, чтобы не позволить ей сломаться. Это ведь не только я потеряла часть своего сердца, но и все они – все те, кто стоял у гроба в тот день. И те, кому не хватило сил прийти.

Я часто виделась с твоей семьей до их отъезда. И рядом с Соней старалась бодриться, верить в жизнь. Она спасала меня, сама того не зная, но иногда терялась в печали, безумно скучая по тебе. Соня обнимала меня и тихо плакала, уткнувшись носом в шею, и шептала твое имя. А я в эти моменты просто гладила ее по спине, пытаясь утешить. Но разве я могла, если не способна утешить саму себя?

Когда твоя семья сообщила мне о переезде, я обрадовалась за них – они выбрали жизнь, это достойно восхищения. И безумно расстроилась, поняв, что теряю связывающую нас нить.

Мы до сих пор общаемся. Спасибо Богу за интернет. Твои родители немного пришли в себя. Конечно, восстановиться окончательно не получится никогда, но они учатся помнить о тебе, а не о твоей смерти. Я же пока не научилась это разделять. Но я горжусь тем, как они выстраивают жизнь в новом городе, заботятся о Соне. Они берегут ее, как главное сокровище мира. Я уверена, она вырастет самой счастливой – иначе и быть не может. На плечи Сони легло тяжкое бремя – постоянно напоминать твоей семье, что они умеют жить. И научиться жить самой, без оглядки на скорбь.

Можно ли сказать, что я следую их примеру и этот поезд везет меня к новой жизни? Или он увозит меня от себя? Или все же от тебя?

Марк, почему ты нас оставил?! Почему оставил меня? Я так злюсь за это на мир. Черт, ведь ты мог держать меня за руку вечно! Ты же обещал это, помнишь?!

Мы тогда только узнавали друг друга, просто общались, но я уже чувствовала, что пропала – сердце билось при мыслях о тебе так, словно участвовало в каком-то поединке и от исхода этого боя зависела судьба мира. Неловкие прикосновения, мои стеснительные взгляды, электричество в воздухе. Я еще не понимала, что влюблена, но уже стояла на берегу этого теплого океана.

Глава 2.

Тимур сел в машину, громко хлопнув дверью и тут же выругался на себя за это – настроение было паршивым, но новенький лексус все же в этом не виноват.

Нервно постукивая по рулю, он думал о работе. За последние 10 лет она стала основой его жизни – слишком много надежд отец возлагал на него и Тим не мог себе позволить их не оправдать. Семейная девелоперская компания должна отойти именно ему, когда отец решит отправиться на пенсию – Лика в качества приемника даже не рассматривалась.

— Стройка – не женское дело. — говорил отец и никто с ним не спорил.

Поначалу сотрудники смотрели на Тимура как на обычного мажора, которого работать отправили, как в ссылку. Но со временем поняли, что в офис он приходит не для того, чтобы покрасоваться. Семейное дело постепенно стало и делом его жизни. Он посвящал ему каждую свободную минуту, не давая себе возможности расслабиться.

Тим уже собирался завести машину, когда в кармане завибрировал телефон. Видеозвонок от Лики. Она была единственной, на чьи звонки он отвечал всегда. Даже совещания прерывал, чтобы выслушать, как сестра сходила на шоппинг. Голос Лики его успокаивал, ее умение жить беззаботно вызывало легкую, добрую зависть.

— Привет. — с улыбкой на лице сказал он.

— Ну здравствуй, мой дорогой! Не говори мне, что ты опять застрял на работе! — упрекнула она его, хитро подмигнув.

— Каюсь, — ответил он, — грешен.

Лика в ответ засмеялась и тут же перешла к делу – напомнила брату о том, что он должен встретить Соню. Она не надеялась на его память в таких вопросах – обычно они теряли между мыслей о работе.

— Ладно. — выдохнул Тимур, глядя, как сестра на экране мобильного поедает пончик. — Во сколько прибудет твоя столична принцесса?

— Не язви! — строго сказала Лика. — Моя принцесса в депрессии и едет, чтобы от нее избавиться.

— Для этого нужно обратиться к врачу, а не менять город. — голос Тима был пропитан скептицизмом. Он не знал о причинах приезда Сони, а Лика не спешила посвящать его в сердечные тайны своей подруги.

— Боже, ну как из милого мальчика ты умудрился вырасти в типичного мужика, который не отличает, когда надо поддержать, а когда что-то посоветовать? — возмутилась Лика, откусывая еще один кусок от розового пончика с маршмеллоу.

Тимур сдался – сестра была права. Он всегда был рациональным и искал решение проблемы, а не слова утешения. В этом он видел мужскую силу – в умении помогать, спасать, находить выходы. За это иногда и получал «выговоры» от сестры – той иногда хотелось, чтобы он просто выслушал ее. Без советов. Просто молча, сочувственно выслушал, а потом сказал, что все будет хорошо.

— Я встречу, я же обещал. — примирительно улыбнувшись, сказал Тим.

— Ее поезд приезжает в два. Нужно отвезти Соню в мою квартиру. Естественно, ключи отдать. Ты же их не забыл? — затараторила Лика

— Поезд? Я думал, она на машине. — ответил Тимур, пытаясь вспомнить, куда он положил эти злополучные ключи. — Или хотя бы на самолете.

— Нет, — отмахнулись Лика, — она не водит машину. А на самолет билетов уже не было.

— А как она будет передвигаться по городу? На такси? Сомневаюсь, что твоя подружка сядет на автобус. — поинтересовался Тим, взъерошив свои темные волосы.

Тимур, привыкший к тому, что его сестра всячески игнорирует общественный транспорт, предпочитая собственное авто или такси не ниже комфорт плюс, ожидал такого и от всех ее подруг. Вспомнив школьный круг общения сестры, он ухмыльнулся – большинство девушек из того ее окружения и правда были принцессами, требующими к себе королевского отношения.

— На такси, и этим такси будешь ты. — подмигнула Лика.

— Нет, ни за что! — Тим покачал головой, недовольно нахмурил широкие брови. — Даже не проси меня об этом.

Мысль о том, что ему придется играть роль собаки-поводыря для какой-то пафосной девчонки, Тимура не вдохновляла. Да и искать время, подстраиваться под кого-то не хотелось.

— Дорогой, ты совсем одичал в своей деревне и забыл, что о девушках нужно заботиться! — Лика состроила жалобное выражение лица. Она знала, что брат никогда не сможет ей отказать, хоть обычно и предпочитала этим не пользоваться.

— Эта деревня – миллионник! — возмутился он. — И я не одичал, я просто много работаю.

— Вот и займешься для разнообразия чем-нибудь другим. Например, позаботишься о моей лучшей подруге. Раз уж на свидания ты не ходишь…

— Да почему я должен это делать?!

— Ходить на свидания? Потому что ты молодой, красивый, богатый, а я хочу покупать подарки племянникам.

— Нет. — резко оборвал он ее и тут же сменил тон на доброжелательный. — Почему я должен смотреть за твоей подругой?

— Потому что ты самый лучший старший брат на свете!

— Откуда ты знаешь, что я самый лучший? У тебя ведь нет других! — отшутился он и наконец-то вспомнил, что утром кинул ключи от квартиры в бардачок.

Оба засмеялись и Лика поняла – Тим обязательно будет помогать Соне, даже если та ни о чем не станет его просить. Но после разговора ей стало грустно. Она любила брата и тяжело переживала разлуку с ним. Редкие встречи раз в несколько месяцев и постоянные телефонные разговоры не могли заменить его когда-то ежедневного присутствия. К тому же, беспокоила и его преданность работе – она засасывала, как болото, а он даже не пытался выбраться, чтобы просто жить и любить.

Письмо 3.

Привет, Марк. Ты как?

Это мое третье письмо тебе и мне чертовски сложно было взять ручку и заставить себя писать.

Я уже неделю в другом городе. Провожу время одна – из знакомых у меня здесь только брат Лики. Безликий человек, встретивший меня на вокзале. Я видела его только раз, хотя он и приглашал меня пару раз на прогулки – уверена, не по своей воле. Наверняка это Лика заставила, чтобы не оставлять меня одну.

Живу в ее квартире, днем изучаю окрестности, местные парки, узкие улицы. Центральные мне быстро надоели – слишком шумные. Они живут беспечностью, а я не готова в нее окунуться.

Мне больше по душе маленькие улочки, скрытые от большинства глаз. Они тихие и дышат спокойствием. Знаешь, большинство из них застроены вовсе не многоэтажками, к которым мы с тобой привыкли, а маленькими частными домами. Многие из них такие старые. Особенно мне полюбился один. Он находится на улице Счастья. Представляешь? Удивительное название! Я бы сказала, что вдохновляющее, но у меня оно вызвало ностальгию и тоску. По кому? По тебе, конечно, Марк.

Так вот, о доме. Он небольшой, молочного цвета, а окна с голубыми ставнями. Кажется, я влюбилась в них. Она завешены кружевной тюлью, а на подоконнике я разглядела герань. Дом выглядит так, будто должен находиться в Греции, а не в провинциальном городе, хоть и на улице Счастья.

Каждый день я теперь хожу мимо этого дома и размышляю о том, кто же там живет. Мне нравится думать, что это пожилая пара, с юности любящая друг друга. Она – седовласая леди, которая до сих пор предпочитает красить губы красной помадой и улыбаться собственному отражению в зеркале. Каждое утро готовит мужу омлет с помидорками, которые заботливо выращивает на грядках. Он – пожилой джентльмен в очках и с тростью. Каждую субботу приносит жене букет ее любимых хризантем.

Дом очень ухоженный, так что, думаю, я права в своих фантазиях. Знаешь, о такой старости я могла бы мечтать для нас с тобой. Но это никогда не сбудется. Быть может, в другой жизни? Наши души переродятся и мы встретим друг друга вновь. Веришь в это, Марк? Я хочу верить.

Вчера вечером на балконе я смотрела на небо и думала о том, наблюдаешь ли ты за мной. Небо здесь восхитительное – звезды низко, они большие и яркие. Словно кто-то миллион китайских фонариков запустил и теперь они освещают мир. Это напомнило мне, как мы ездили в гости к твоей бабушке.

Было лето. Мы уехали на целую неделю на юг, в деревню. Жара +35, а ветер скрывался в облаках. Мы гуляли с тобой по лесу, собирали малину с грядок, купались в местной речке. А однажды решили устроить ночной пикник. Взяли фрукты, вино и отправились на поляну.

Я лежала у тебя на груди, ты пальцами перебирал мои волосы, а над нами сияли миллиарды звезд. Нет, они сияли для нас.

— Невероятно красиво. — сказала я.

— Невероятно красиво – это ты. Все остальное лишь декорации. — ответил ты и улыбка зажглась на моем лице. Сердце забилось быстрее, я крепче тебя обняла и поцеловала небритый подбородок.

Знаешь, Марк, на тот момент мы с тобой были вместе всего ничего. Но именно тогда, под этими звездами, я почувствовала, что по-настоящему люблю тебя. Я буквально слышала, как моя душа кричала об этом и очень смущалась от мысли, что ты можешь услышать ее крик. Наверное, я была права, ведь пару минут спустя ты прошептал заветные три слова. Самый счастливый момент. Самый трепетный. Самый ценный и интимный.

Я приподнялась, опираясь на локоть. Посмотрела на тебя, утонула в глазах и, растворяясь в нежности, поцеловала. Мы потерялись в этом, а когда наконец-то смогли оторваться от губ, я прошептала:

— Я тоже тебя люблю.

И ты, притянув меня к себе, поцеловал вновь.

Боже, Марк, я так скучаю по твоим поцелуям. Ты скучаешь по моим? Мне не хватает тебя. Каждая клетка тела хочет ощутить твое прикосновение. Как ты проводишь пальцами по ключицам, осторожно обводишь каждую родинку, рисуя одному тебе известную карту.

Иногда, когда я ложусь спать и, прежде чем провалиться в сон, перебираю воспоминания в архиве памяти, мне кажется, я чувствую, как ты меня касаешься. Что это, Марк? Мое сумасшествие или твое присутствие? Я так хочу, чтобы ты был рядом. Можно, я однажды лягу спать, а утром осознаю, что мне все это просто приснилось? Что не было того дурацкого перекрестка, который вычеркнул слово “счастье” из моего словаря? И тогда исчезнет скорбь, печаль, бесконечное чувство одиночества, которое, кажется, уже течет в моей крови.

Ты раньше всегда меня поддерживал. Это придавало сил, укрепляло собственную веру в себя. Даже не находясь рядом, я чувствовала, что ты есть. Есть в моей жизни – любишь, ценишь, понимаешь, заботишься. Постепенно я и сама научилась этому, Марк. Я старалась стать для тебя всем тем, чем ты сам был для меня. И только ты один можешь сказать, получилось ли это.

Я сейчас сижу на балконе – перенесла сюда журнальный столик из гостиной. Пишу тебе и за буквами следит солнце. Оно припекает макушку и мне нравится думать, что это ты гладишь меня по голове.

Мне столько хочется тебе рассказать, Марк. Стольким поделиться. Например, когда я сказала родителям, что уезжаю, знаешь, что они сказали?

— Обязательно перед отъездом сделай маникюр и сходи к косметологу. Из-за твоих вечных слез у тебя под глазами такие мешки, что в них весь мой гардероб поместится. — сказала мать.

Глава 3.

Тимур припарковал машину на своем привычном месте – у подъезда. Перед тем как зайти в дом, он поднял голову вверх и вгляделся в балкон седьмого этажа соседнего подъезда. Тим делал это каждый день уже в течении недели и сам не понимал почему. Может, так повлияла просьба Лики приглядеть за подругой и Тимур слишком буквально ее воспринял? Он не находил ответ, да и не особо пытался. Просто стоял и смотрел.

Соня, оперевшись на ограждение, глядела куда-то за горизонт. Лица ее было не видно, но Тиму казалось, что оно непременно должно быть задумчивым. По крайней мере, у него не было возможности увидеть его другим – за эту неделю они ни разу не встретились. Пару раз Тимур пытался вытащить ее куда-то погулять, но Соня вежливыми смс отказывалась, ссылаясь на дела. Никаких дел у нее, конечно же, не было.

Поднявшись в квартиру, Тим по привычке бросил ключи на комод в коридоре и отправился на кухню – ужин не терпел опозданий. Он никогда не заказывал доставку, предпочитая готовить самому. Это доставляло ему удовольствие и позволяло отключить голову. Закрыть ее от мыслей о работе, которые всегда следовали за ним домой, когда он покидал офис.

Когда он не знал, что приготовить, то готовил карбонару, и этот вечер как раз был таким. Тимур поставил вариться спагетти, а на вторую конфорку водрузил сковороду, влив туда оливковое масло и насыпав мелко нарезанный чеснок. Когда тот слегка подрумянился, Тим выложил небольшие ломтики бекона и принялся натирать пармезан.

Когда паста была готова, а Тимур уже умирал от желания ее съесть, раздался телефонный звонок. Фото на экране мобильного недвусмысленно намекало, что Лике нужно поговорить. Он выдохнул, улыбнулся и нажал «Ответить».

—Привет, мелкая.

— Привет, старый. — в тон ему ответила сестра. — Как твои дела?

— Все хорошо у меня, как твои?

— Были бы еще лучше, если бы лучше стало Соне. — сказала она с легкой укоризной в голосе. — Ну не зря же квартиры в соседних подъездах. Проявил бы побольше внимания. — упрекнула она

Тимур тяжело вздохнул. Ему не нравилась роль няньки, которой его наградила сестра, но и отказать ей он не мог. Никогда не умел этого делать. Лика всегда была его маленькой принцессой. Тиму было 10, когда она родилась, и он просто привык заботиться о ней и потакать всем капризам и желаниям.

— Я пытался, — сказал он, — честное слово. Но у нее все время какие-то дела.

— Ее дела – это одной бродить по городу. Думаю, она так успокаивает себя, но не думаю, что ей это помогает.

— Что с ней вообще случилось? — спросил Тимур и удивился, почему раньше этот вопрос не приходил ему в голову. — Поругалась с мамой, отчислили из универа, бросил парень?

Лика молчала, обдумывая свои слова. Она не чувствовала, что имеет право делиться чужой болью, но в то же время хотела, чтобы брат, чьей помощи она просила, понимал, что происходит. Собравшись с духом, она выпалила:

— Ее парень умер три года назад. Он шел к ней на свидание, опаздывал. И… В общем, его сбила машина. Мгновенная смерть. Потом в кармане его пиджака нашли коробку с обручальным кольцом.

— Черт… — только и смог проговорить Тимур.

— Все эти годы она оплакивает его. Мы познакомились с Соней уже после трагедии. Так что в другом состоянии я ее никогда не видела. — продолжила Лика.

— Я попытаюсь еще раз. — сказал Тим. — Завтра после работы зайду к ней, чтобы не было шансов сослаться на дела, и постараюсь куда-то вытащить.

— Спасибо. — преисполненным благодарностью голосом ответила сестра.

— Абсолютно не за что, мелкая. А теперь извини, мне нужно поужинать и еще немного поработать.

— Тебе нужно ЧТО? — возмутилась Лика. — Я правильно понимаю, что ты пришел домой с работы, чтобы продолжить работать?

— Не начинай. — сказал Тимур, предвкушая очередную лекцию сестры на тему “Тебе нужен отпуск”.

— Поздно, я уже начала. Уже даже папа мне говорит, что ты стал через чур занятым и это закончится выгоранием!

Тимур удивленно вернул вилку с намотанной пастой обратно в тарелку. Он не ожидал, что сестра будет обсуждать его с отцом – тот никогда не выказывал особого интереса к досугу сына. Наоборот, с ним он всегда был строг и ждал от него только идеального отношения ко всему, к чему тот прикасался. Поэтому ему было странно слышать, что отец обеспокоен его состоянием.

— Возьми отпуск, пожалуйста. — тихо попросила Лика. — За две недели никто не разрушит то, что ты строишь.

— Я подумаю об этом. — ответил Тим в попытке закрыть эту тему.

Уже ночью, ворочаясь в постели, он мысленно вернулся к этому разговору. Тимур никак не мог понять, что его зацепило больше – беспокойство отца, ставшее сюрпризом, или история хрупкой Сони, которая, по его мнению, только делает вид, что пытается победить прошлое. В том, что ее желание напрочь лишено искренности, он не сомневался. Тим считал, что когда человек хочет что-то забыть, принять или отпустить, он всеми силами старается сделать это. И уж точно не везет чемоданы боли в поезде жизни. Понять ее он не мог – мимолетное знакомство не открывало двери во внутренний мир девушки, а лишь позволяло посмотреть в замочную скважину.

Уже проваливаясь в сон, Тим решил – завтра же пойдет к отцу и скажет, что уходит в отпуск. А после займется Соней. Нет, в няньку играть не будет, но хотя бы попробует ее отвлечь. В конце концов, эта девушка важна для сестры, хоть Тимур и не понимал почему.

Глава 4.

Всю дорогу Тимур пытался дозвониться до Сони, но попытки остались без ответа. Сердце бешено стучало тревогой, в мыслях проигрывались самые разные сценарии – кто знает, на что способна девушка, потерявшая свою любовь?

“Лишь бы не решила отправиться вслед”, — подумал Тимур и тут же попытался отогнать от себя эти мысли. Но они прочно закрепились в голове и он сделал единственное, что мог – сильнее нажал на газ.

Понимая, что и дверь она ему вряд ли откроет при таких обстоятельствах, он решил сперва зайти к себе и отыскать запасной ключ. Перед тем, как зайти в подъезд, он по привычке взглянул на балкон – тот был пуст. Невольно Тим пригляделся и к асфальту – чист, без каких-либо следов чьей-то разбитой жизни.

Практически бегом Тимур поднялся в свою квартиру и в очередной раз похвалил себя за то, что жилье для Лики купили в соседнем подъезде. Наспех перерыв каждый ящик комода и шкафа, он наконец-то нашел ключ посреди галстуков. Пульс стучал, все клетки тела сражались с навязчивыми мыслями. Не помня себя, Тимур добежал до квартиры сестры, трясущимися руками вставил ключ в замочную скважину. Дверь легко поддалась, отворилась.

Навстречу ему вышла только тишина. Тимур вошел в просторный коридор и медленно прошел в кухню. Она была залита солнечным светом, в воздухе витала безмятежность, а в его душе при этом все так же танцевала свои нервные танцы тревога.

В гостиной Сони тоже не оказалась. Через открытый балкон проникала духота, надписи на постерах молчали и не давали ответа. Тим прошел в спальню. Там его встретила пустая, аккуратно заправленная кровать и открытые двери гардероба. Практически все полки в нем были пусты, лишь на некоторых лежали вещи, да несколько платьев висели на вешалках.

Уже выходя из комнаты, Тим заметил на прикроватной тумбочке конверты и рамку с фото. На снимке Соня светилась жизнью вместе с темноволосым парнем. Она совсем не была похожа на ту девушку, что он встретил на вокзале. Да, лицо было одно и тоже, но… Как будто энергия ушла из нее, оставив только телесную оболочку бродить по планете в поисках ответов на вопросы. Опомнившись, Тим оторвал взгляд от фотографии. Он решил проверить ванную, хоть уже и потерял надежду обнаружить Соню в этой квартире, которая должна была стать домом для его сестры, но стала пристанищем беспокойной души.

Тимур резко открыл белоснежную дверь и замер. В ванной, наполненной пеной, с закрытыми глазами и наушниками в ушах лежала Соня. Ее ключицы поднимались и опускались в такт дыханию, щеки были красными от горячей воды, веки с ресницами едва подрагивали. Не решаясь произнести ни слова, Тимур молча стоял и смотрел на нее. В этот миг она казалась ему образцом спокойствия и умиротворения. Словно и не было в ее жизни смерти, унесшей с собой радость.

Неожиданно Соня открыла глаза и, заметив Тимура, испуганно опустилась в воду, скрывая под пеной худые ключицы.

— Ты… Ты что тут делаешь? — с дрожью в голосе спросила она.

Вместо ответа Тим постучал пальцами по ушам, напоминая ей о наушниках.

— Не могу их снять, руки мокрые. — прошептала Соня, опустив глаза.

Она не испытывала страха, только всепоглощающее смущение, которое навалилось на нее так же, как и эта пена. Ей было неловко от того, что незнакомый мужчина застал ее в ванной и теперь бесцеремонно пялится, даже не покраснев.

Тимур медленно взял полотенце и протянул его Соне. Она вытерла руки, сняла наушники и вручила их Тиму.

— Где твой телефон? — выделяя каждое слово, спросил он.

— Я уронила его за диван. — Соня посмотрела на него извиняющимся взглядом. — Не смогла достать. Так и лежит там.

Мысленно выругавшись, Тимур положил наушники на каменную столешницу.

— Одевайся. Буду ждать тебя на кухне. — сказал он тоном, не терпящим возражений, и вышел.

«Надо же, совсем не похож на Лику. Она красивая, а он… никакой» — подумала Соня, глядя на закрывающуюся дверь. «Никакой» был примерно на голову выше ее, с щетиной на острых скулах и зелеными глазами. Только они напомнили ей подругу. Любая другая девушка назвала бы его красавцем, но Соня давно перестала замечать мужскую красоту.

Тимур зашел в гостиную. Тревога в его душе сменилась гневом. Он понимал, что Соня в этом не виновата, но побороть злость внутри не мог. Одним движением он отодвинул диван от стены. Там, среди клубов пыли, лежал потерянный телефон. Тим вернул диван на место и набрал номер Лики.

— Все хорошо с твоей столичной принцессой. — зло проговорил он. — У нее водные процедуры, а телефон валялся за диваном.

— Господи, спасибо большое! — Лика облегченно выдохнула. — Тимур, ты лучший брат на свете, я уже говорила тебе об этом?

Тим смягчился, услышав голос сестры. На лице появилась невольная улыбка. Ей всегда удавалось успокаивать его, не прикладывая для этого абсолютно никаких усилий. Только ее голос, возвращающий в детство, действовал как антидепрессант.

— Говори мне об этом почаще. — покачав головой сказал он.

— Прости, что вырвала тебя с работы. Я очень переживала, что она… — Лика замолчала, словно подбирая слова на замену тех, что были в голове. — В общем, ты понимаешь.

— С ней все в порядке. И за меня не переживай. Я взял отпуск.

Вместо ответа сестра радостно запищала в трубку. Она была довольна своим влиянием на Тимура и в глубине души признавалась, что устроила эту поездку не только для Сони. Если подруга с раненой душой застряла между двух миров, то ее брат просто отказывался замечать жизнь, которая проходит перед глазами, махая ему белый платком. Лика в тайне надеялась, что эти двое смогут помочь друг другу вспомнить, что они не роботы. Не бездушные потерянные люди, а живые, полные светлого будущего.

Глава 5.

Около часа они наслаждались булочками и вели светскую беседу обо всем и ни о чем. Алевтина Евгеньевна оказалась дамой веселой и жизнерадостной. Она звонко смеялась, лучезарно улыбалась и то и дело кокетничала с Тимуром. Соне нравилось находиться в ее обществе. Рядом все дышало жизнью и уютом, добром и чем-то неуловимо светлым, практически ангельским. Она и сама не заметила, как на ее безжизненном лице появилась легкая улыбка, немного отдающая печалью. В глазах засверкали огоньки – такие обычно зажигаются, когда после долгой дороги наконец приезжаешь домой. Мягкий, едва уловимый свет спокойствия.

— Ой, Тимурчик! — Алевтина Евгеньевна вскинула руки и посмотрела на него хитрым взглядом. — Я же совсем забыла! Представляешь, планировала диван в комнате передвинуть. Ярик-то как приедет, так и заболтает меня до такой степени, что все забываю. А сейчас вот вспомнила!

— Возле окна который? — с понимающей улыбкой спросил Тимур.

— Да-да, — закивала Алевтина Евгеньевна, — его бы к стене передвинуть. А то солнце по утрам так в окна бьет, что спать невозможно.

Тим встал из-за стола, приложил ладонь правой руки к груди, поклонился и сказал:

— Миледи, все будет сделано в лучшем виде!

И вышел. Алевтина Евгеньевна, подмигнув Соне, проводила его звонким смехом.

— А мы пока с тобой посекретничаем тут. О нашем, о женском. — сказала она.

— Хорошо. — улыбнулась Соня и почувствовала, как уже знакомый комок боли подкатил к горлу. Все разговоры «о женском» обычно сводились к любви и только сильнее сближали ее с мыслями о Марке, которые и так практически не покидали эту белокурую голову.

— Ох, помню, как я свою первую встретила… — начала Алевтина Евгеньевна, подняв взгляд к потолку и мечтательно улыбнувшись. — Я тогда еще совсем девчонкой была, 18 лет. Жизни не знала. В голове – только прогулки с подружками да песни под гитару у костра!

Соня поставила локти на стол, оперлась подбородком на ладони. Она предвкушала историю, полную счастья, вроде той, что нафантазировала себе, проходя мимо этого дома.

— На одной из таких гулянок встретила его. Высокииий, волосы – ночь, глаза – море. А улыбался так, что я сразу решила – надо брать! Ну и взяла в оборот. — Алевтина Евгеньевна сделал глоток чая и посмотрела на Соню.

У той на глазах выступили слезы и, как бурная река, грозились выйти из берегов. Слова Алевтины Евгеньевны превратились в образ в ее голове. В образ Марка с его глубоким взглядом, который, хоть и не сразу, но проник в сердце и поселился там.

— В тот же вечер утащила его гулять. Всю ночь мы ходили по улицам, а рассвет встречали на набережной у речки. Помню, стоим, солнце медленно поднимается из-за горизонта, я мысленно играю нашу свадьбу…

Соня улыбнулась, незаметно вытерла сбежавшую слезу и спросила:

— Вы быстро поженились?

— Через два месяца он меня в ЗАГС повел. — ответила Алевтина Евгеньевна.

— Так скоро? — удивилась Соня.

— Ох, милая, это сейчас все стремятся на ноги встать, заработать все деньги мира и построить карьерные небоскребы. А раньше у людей на первом месте были чувства. Никто не ждал, когда мифический кошелек наполнится деньгами. Важнее было сердца наполнить реальными чувствами.

Соня кивнула, молча соглашаясь с ее словами. Она считала, что любовь — лучшее, что Бог придумал для человечества. Вершина его творения, наполняющая сердце трепетом, главное вдохновение мира и его же самая большая боль.

Алевтина Евгеньевна посмотрела на Соню и та увидела на ее лице отпечаток знакомой печали. Она виднелась в глазах, во взмахе ресниц, тенью пробегала по дрогнувшим губам.

— Он умер? — нерешительно озвучила Соня свою догадку и мысленно отругала себя за бестактность.

— Да, — кивнула Алевтина Евгеньевна, — через год после нашей свадьбы.

Соня молчала, не зная, что сказать. Сама нуждающаяся в поддержке, она не могла придумать, как поддержать ее.

— Но, — продолжила Алевтина Евгеньевна, подливая чай, — на этом жизнь не закончилась. Точнее, сперва я, конечно, думала, что это и есть конец – засыпала со слезами, с ними и просыпалась. У меня как будто часть сердца вырвали и под землю закопали. Было сложно.

Она умолкла, отпивая чай, а Соня в этот момент старалась держать себя в руках. Ей хотелось кричать “Я ВАС ПОНИМАЮ! Мое сердце тоже закопано так глубоко, что я готова добровольно влезть в эту могилу и лечь рядом!”, но вместо этого она молчала и уже не старалась прятать слезы.

— Сама не знаю, как я с этим справилась… — Алевтина Евгеньевна вздохнула и пристально посмотрела на Соню. — Просто в один момент пришло понимание, что так больше не может продолжаться. Я была молода, впереди целая жизнь и вместо того, чтобы замечать ее, я закрывалась. Это ведь неправильно, верно?

Соня кивнула. Кивнула, потому что искренне была согласна с ней, но сама все равно продолжала стоять у ворот прошлого, каждую секунду заглядывая в него.

— В общем, сама себя заставила жить. — продолжила Алевтина Евгеньевна. — А постепенно и совсем восстановилась.

— Вы его забыли? — тихо спросила Соня.

— Нет-нет, что-ты. Первую любовь забыть нельзя – она с тобой остается навечно, как бы ни закончилась. Но у человека всегда есть выбор – пойти в будущее или остаться жить с прошлым. Я для себя выбрала дорогу вперед. Было сложно, моментами невыносимо. Но за слезами не видно неба.

Письмо 4.

Доброй ночи, Марк. Хотя существует ли в раю ночь? Ты знаешь, я представляю его как светлый город среди облаков, где живут души. Там не бывает тьмы, дождей, ураганных ветров. Не бывает злости, слез, печали, страданий. Забавно, что примерно так я и представляла наше с тобой будущее. Только здесь, на земле, среди бетонного города. Но оказалось, что не все мечты сбываются. Жестоко, правда? Позволить сердцу биться от трепета грез, а потом погрузить его в вечную мерзлоту.

Жизнь такая странная, Марк. Я хожу, улыбаюсь людям, дышу, иногда смеюсь. Но не чувствую себя живой. Я будто каждое утро надеваю на себя прошлое. Мне кажется, все человеческое покинуло мое тело в тот самый момент, когда ты покинул мир.

Я помню тот день, я часто его вспоминаю. Ждала тебя в ресторане, а ты опаздывал. Это была редкость, потому что обычно швейцарские часы завидовали твоей пунктуальности. Но в тот день минуты шли, а ты нет. Мое сердце билось в предвкушении прекрасного, ожидание встречи лишь усиливало желание вновь увидеть тебя. Прикоснуться к губам, слиться в поцелуе, растаять в любви.

Ты не отвечал на сообщения и я позвонила.

— Кто это? — спросил незнакомый голос и кровь в моих венах застыла. Ничего хорошего тон говорившего не предвещал.

— Где Марк? — спросила я.

— Кто вы? — повторил неизвестный.

— Я его девушка, Соня. Что, черт возьми, случилось?!

— Соня… — он сделал паузу, словно обдумывая дальнейшие слова. — Мне очень жаль, Соня.

У меня началась истерика. Я плакала, спрашивала адрес, требовала сказать мне, что случилось. Говоривший сдался и я сразу побежала к тебе. Там, на перекрестке недалеко от ресторана, в котором мы должны были встретиться, уже были полиция, скорая и твой отец. Он не пустил меня к тебе, Марк. Не позволил смотреть на то, как ты лежишь на каталке, кругом суетятся врачи, а рядом снуют полицейские и отводят взгляд.

Сейчас я благодарна ему за это – он позволил мне сохранить тебя живым, целым и невредимым в моей памяти. Но тогда я буквально ненавидела его, ведь последние дыхания твоей жизни прошли без меня. Ты умер в больнице, так и не услышав мое последнее “Люблю”.

А потом я узнала причину твоего опоздания – ювелир. Ты попал в пробку, пока ехал к нему за кольцом. Хотел сделать меня своей женой. Прожить со мной всю жизнь, и в горе, и в радости. Но смерть разлучила нас раньше, чем я сказала тебе «Да». Припарковав машину, ты переходил дорогу на перекрестке, не зная, что она уже идет рядом с тобой.

Знаешь, я возненавидела это кольцо. Оно должно было стать знаком любви, а стало символом вечной разлуки. Я не смогла хранить его. Тяжело дышать, когда все время носишь с собой печать боли. Но и прощаться с ним было не проще. Я так ни разу и не надела его на свой палец. Потому что ты, и только ты, мог это сделать.

Кольцо похоронили вместе с тобой, Марк. Стало ли мне легче? Нет. Часть моего будущего теперь лежит в твоем гробу.

Ну ладно, что я тут все о грустном. Уверена, ты жаждешь моего счастья, а не слез. Вот только есть ощущение, что без тебя мне его не достичь. Ты был слишком добр ко мне, Марк. Любил, окружал заботой, купал в ласке, давал дышать нежностью. Наверное, от этого мне так тяжело тебя отпустить. Воспоминания о наших днях невидимым шлейфом следуют за мной по пятам и, видит Бог, я не готова от них отказываться.

Знаешь, Марк, сегодня я снова была на улице Счастья. В том самом доме, о котором уже тебе писала. Он внутри оказался таким же уютным, как и снаружи. А его хозяйка… Ты бы видел ее! Уверена, тебе очень понравилась бы Алевтина Евгеньевна. От нее веет уютом, мудростью, добротой. Рядом с ней я чувствовала себе укутанной теплом, понимаешь? Это было очень важно для меня, ведь после твоего ухода рядом со мной только холодный ветер печали. Помнишь Кая с Гердой? Ты умер и это стало льдиной, заморозившей мне сердце.

Алевтина Евгеньевна рассказала мне свою историю. Ее первый муж умер спустя год после свадьбы. Представляешь? Конечно, представляешь… Знаешь, не скажи она мне этого, я бы никогда не подумала, что она носила траур. Столько жизни в ее глазах, столько энергии, задора и воли!

Слушая ее, я разрывалась от противоречивых чувств, Марк. От любви к тебе, от горя и… От надежды. Понимаешь, у нее получилось пережить, отпустить и начать все заново. Как думаешь, я смогу последовать ее примеру?

Знаешь, мне многие за эти годы говорили, что я забуду, отпущу, выдохну. Но проблема в том, что эти слова произносили те люди, у которых смерть не забрала любовь. Я слушала их и думала, что они глупцы – ничего не понимают и выдают только дежурные фразы. Наверное им всем раздали справочник “Как безуспешно поддержать человека, который скорбит”. Но Алевтина Евгеньевна – живое доказательство того, что такое возможно.

Сейчас она замужем второй раз. Любит, любима и счастлива. Я поняла это, когда увидела ее взгляд. Вроде она сказала всего несколько фраз о муже, но сколько любви, сколько нежности в них было… Сколько трепета в голосе! Я не знаю, как ей удается столько жизни нести в себе, после всех подножек, которые она подставляла. Представляешь, сколько в ней внутренней силы, что она смогла отпустить прошлое? Я не уверена, что смогу также. Потому что существую только благодаря воспоминаниям о твоих поцелуях.

Сейчас я сижу на балконе и пишу тебе эти строки. Слезы капают на бумагу, буквы расплываются, звезды сочувственно смотрят на меня с неба. Скажи мне, Марк, ты есть среди них?