Между сном и явью

Глава 1. Старик в поезде. О службе и о жизни. Пионеры и загадочная дама с котом.

Поезд мчался на полном ходу так, что дрожали перегородки. За окном летели блестящие, словно стальные сабли, реки, белеющие стволы берёз и серые горы, покрытые шапками елового леса.

Павел Белецкий сидел в душном вагоне и слушал рассказы пожилого колхозника о сельской жизни.

 Старик был родом из старинной русской деревни. Он был преисполнен какой-то иконописной красоты. Вместе с женой он ехал на отдых, так как был премирован путёвкой за доблестный труд. Прищурив глаз, он рассказывал:

- А в голод-то знаешь, как выживали? Соберёшь силушку последнюю, добредёшь до речки и лупанёшь по льду топором несколько раз. Иль ломиком луночку пробьешь. И ловишь на блесну леща, язя иль окунька. Главное - не заснуть от слабости да не замёрзнуть. Тогда каждый выживал, как мог. Кое-где жрали друг друга, а я – рыбой промышлял. Как-то дотянули! А потом не выдержал, шапкой оземь ударил, пошёл к председателю и говорю: «Пиши, окаянный, в колхоз! И меня пиши, и жёнку мою, если жить останется». Записал он, а потом говорит: «Останется жить твоя Зинаида, останется! Вон там, Степан, бери ключи, открывай каморку».  Открыл я - там два мешка муки! Так нас те мешки в голодный год и спасли.

Молодой ясноглазый Коля Мищуков, лежавший на полке и с интересом слушавший рассказ старика, спросил:

- Значит, живы все остались?

Колхозник опустил голову:

- Какой там живы! Сынок - то мой помер. Поел хлебца, ушёл в поле, и скрутило его там.… Пошли искать, а он холодный уже…  А мы с женой и доченька Дашенька выжили.

Жена колхозника Зинаида, не отрываясь от вязания, горестно качала головой повязанной, несмотря на жару, белым платком.

- И что же вам власти не помогали? – спросил Павел.

- Вначале только обирали. А потом, когда померло много, то кое-какие харчи подвозить стали, - отвечал колхозник, вздымая седые брови.

- А сейчас лучше? – спросил Павел, механически щелкая портсигаром и вспоминая, что курить в купе нельзя.

- А сейчас хлеба растут до неба. Сейчас тракторов нагнали. Я на доске почета вишу – знатный комбайнёр, вот так вот,  - гордо заключил старик.

- Молодец, дед! Только не больно уж хвастай, – жёстко сказал Коля. – И  про голод поменьше.

Зинаида, оторвавшись от вязания, подала голос:

- Да я не раз ему говорила, старому. Молчал бы уже, а то за такие-то разговоры и упекут…

- Да что мне бояться, я своё отжил…

Павел задумался, глядя, как на маленьком столике подрагивают гранёные стаканы, эмалированные кружки, белые кубики сахара на салфетке и пустая консервная банка.

Было душно. Павел и Коля вышли в тамбур покурить.

 Поезд дёргало во все стороны, он лязгал и трясся, словно вершина вулкана. За окном грозно темнел горизонт -  наползала жирная дождевая туча.

Спичка осветила румяное Колино лицо, русые волосы.  Выдохнув дым, Белецкий грустно промолвил:

- Да, настрадался народ.… Сколько крови пролито в войнах, а тут ещё и голод…

- А ты что, думаешь, в социализм гладкие и ровные дорожки проложены? Нет, брат, построить его непросто. Революции всегда и везде проходят с небывалыми жертвами, - отозвался Коля.

- Да я сам из крестьян. Моя родня тоже изрядно пострадала. Спаслись только тем, что с Полесья в Сибирь к дальней родне переехали. Там охотой и выжили.

Коля пристально посмотрел на Павла. Простое честное и мужественное лицо, прямой бесхитростный взгляд серых глаз, каштановые волосы зачесанные назад.

- Так ты родом с Украины?

- Украинско-белорусские корни, - ответил Павел, дымя папиросой.

- А я чистый русак.… А ты где воевал, капитан?

- С японцами у границы. На Дальнем.

- В госпитале лежал?

- Был ранен. Вот сейчас в санаторий еду для поправки здоровья. Не хотелось, говорил, что чувствую себя нормально, да начальство настояло…

- Ну как, хорошо японцы воюют? – поинтересовался Коля.

- Солдаты они справные, очень выносливые, - ответил Белецкий.

 Он на мгновение задумался, а затем улыбнулся, что-то вспомнив.

 - Был такой случай.  Разгромили мы их подразделение, уже командование их в плен сдалось, пардону запросило. Так вот, прошёл день, второй, когда вдруг нескольких японцев мы обнаружили в зарослях у реки. Видел бы ты их – места живого на них нет! Комарами изъедены полностью! Наш командир говорит: «Что же вы не сдавались?» А они отвечают: «Приказ был сидеть и наблюдать, вот мы и сидели».

Коля засмеялся и, пригнувшись, посмотрел в запылённое окно. Грозное облако простирало чёрные мохнатые руки над поездом.

Так они говорили долго о разном - о службе, о жизни... Пришли к выводу, что всё меняется к лучшему, страна поднимается, врагов народа громим, но внешняя обстановка достаточно напряжённая.

Глава 2. У моря. Девушка на камне. Танкист Фёдор. Неожиданная встреча.

Холмистые равнины, отдельные остроконечные пики, обрывистые склоны демонстрировали изменение ландшафта. Свежий ветер приносил терпкий солёный запах моря и водорослей. На склонах гор будто кто-то рассыпал гигантскую корзину разнообразных цветов, цветущего кустарника и деревьев.

Поезд устав, захрапел и остановился на небольшой уютной станции. Здесь благообразный колхозник Степан с женой попрощались с попутчиками, пригласили их к себе на родину. Белецкому было жаль расставаться с простыми, милыми и так много пострадавшими людьми. Он записал их адрес, и они с Колей наблюдали, как те стояли на перроне и махали вслед уходящему поезду.

Спустя несколько часов, среди блеска горных вершин и шума диковинных высоких деревьев под ветром, показался санаторий - несколько белых и жёлтых зданий, расположенных недалеко от блестящего под апельсиновым солнцем моря. Павлу казалось, что он попал в сказку, где нет боевых тревог, выстрелов и бомбёжек.

Павел и Коля выгрузили из кузова грузовика вещи и пошли по бетонированной дорожке к большому дворцу с колоннами. Пройдя необходимые формальности, Павел с удовольствием подремал на белоснежных простынях пружинной кровати.

За Колей Мищуковым, который лишь только провожал Павла и успел искупаться, вечером пришла машина из соседнего города Солнечный.

Коля объяснял, что едет работать, все детальные расспросы пресекал, и его глаза гневно поблескивали. Пообещал как-нибудь заехать в гости. Друзья обнялись и автомобиль, фыркнув, умчался.

Павел поспешил к морю. Лазурно-пенистое, занимавшее весь небосвод, оно сегодня было бурным, и Белецкий с удовольствием попрыгал на волнах. Его выбрасывало наверх и швыряло вниз, в аквамариновую бездну. Потом он отдыхал на пляже, беседуя с одноруким моряком, который всё сожалел, что он никогда уже не выйдет в море.

громкий сигнал – на горизонте появился грозный крейсер. - Неужели начались манёвры? - говорил моряк, напряжённо рассматривая горизонт в бинокль.

До вечера Павел успел сходить в город, купить арбуз, посидеть в чайхане, вернуться в санаторий и поиграть на бильярде. На завтра были назначены процедуры.

Вечером, стоя на веранде, он наблюдал, как вкрадчиво подбирались сумерки, загорались огни, слушал шёпот моря и считал себя счастливым человеком. Где-то далеко остались караулы, стычки, бои, засады, а здесь был мирный, пышный, наполненный пламенной жизнью рай и так хотелось вдохнуть его воздуха побольше, чтобы в полной мере ощутить счастье и покой.

***

На следующий день, побыстрее отвязавшись от назойливых врачей, Павел вышел к морю.

Сегодня оно дремало – пышное, богатое, ленивое и могучее. Носились, кричали и падали стрелою редкие чайки, остро пахло прелыми водорослями.

Павел расположился с газетой почти у самой воды, за камнем, не желая привлекать к себе внимания.

Группа пионеров спустилась по крутой тропинке к лазурным водам. Ребята тут же стайкой бросились в воду. Их худые смуглые тела блестели на солнце, словно дельфиньи спины.

Мимо прошла, упруго ступая смуглыми ногами, их вожатая. Девушка заправила под панаму тёмные волосы и сощурившись, наблюдала за плещущимися, фыркающими ребятами, время от времени делая им какие-то замечания.

Для лучшего обозрения она взобралась на большой камень - мокрый и покрытый водорослями. Павел, решив окунуться, поднялся и зашагал к воде. И вдруг он заметил, как девушка, неловко взмахнув руками, соскользнула с камня и упала, скрывшись в волнах. Зная, что здесь глубже, чем в других местах, Белецкий бросился к ней на помощь. Девушка барахталась в воде, пытаясь взобраться на скользкий камень, мокрые её волосы прилипли к голове. Павел схватил её загорелую тонкую руку и, вытащив из воды, помог вернуться на берег.

- Что же вы так неосторожно?

- Большое… спасибо вам! Простите... Как же я так неловко…, там скользко…, - смущённо, сказала девушка, оправляя налипшее платье. С её нежного лица стекали бриллиантовые струйки воды.

- Не за что. Будьте осторожнее, — сказал Павел.

Девушка глянула на него чёрными, будто у горной серны, испуганными глазами.

Идя в воду, Павел вспомнил, где видел её. Эта девушка вчера ехала с ними в поезде и была в вагоне-ресторане во время грозы.

С удовольствием поныряв, Белецкий почувствовал ломоту и вернулся на берег.

Вожатой и пионеров уже не было. Когда он плавал, то слышал, как она созывала их на обед и, ковыляя, повела по тропинке наверх. Это было кстати. Он не хотел, что бы кто-то видел его страдающим от боли.

Посидев немного на берегу и подождав, когда утихнет боль в боку, Белецкий отправился в корпус и улёгся в койку. Он пропустил обед, и сосед по комнате танкист Фёдор принёс ему из столовой кое-какую еду.

После обеда вновь поднялся ветер, и было слышно, как волны, неистово шумя, бились о берег.

К вечеру боль утихла. Услышав судейские свистки, крики и хлопанье мяча Павел отправился на волейбольную площадку и какое-то время сидел, следя за игрой. Потом вышел побродить по парку, отдыхал на скамейке под кипарисами, читая газету, поиграл в шахматы с пожилым джентльменом из соседнего пансионата Кириллом Аполлоновичем.

Глава 3. О туманном будущем. Знакомство с лагерем. Пионерский костёр. Дочь революционера. Метеорит и экстравагантная дама.

На следующий день было назначено много процедур. Белецкий их успешно одолел и, прихватив газету, спустился на пляж, с удовольствием наблюдая, как морские волны с шумом сворачиваются в свиток и бурно распрямляются. Под грибком в белом бумажном костюме сидел Кирилл Аполлонович Щедрин, обдумывая очередной шахматный этюд. Поприветствовав его, Павел с удовольствием поплавал в бирюзовой воде. Выйдя на берег, расчёсывая волосы, он разомлел и присел к Кириллу Аполлоновичу.

- А вы в водичку не идёте?

- Да вот как-то мёрзну я. Я ведь из Ленинграда, у нас там холода. Я и здесь согреться не могу. А вы, батенька, я вижу, поныряли с удовольствием.

- Да, пользуюсь случаем. Когда ещё придется сюда приехать!

- Служба?

- Служба. Если не комиссуют по ранению.

- А вдруг комиссуют, что будете делать?

- А не знаю, - нахмурился Павел. – Страна большая, строительство идёт, где-то и мне найдётся место.

- Найдётся, - заверил Щедрин. – А потом добавил: - Вам бы учиться надо. Ещё одну специальность получить, гражданскую, так сказать.

- Да, можно и учиться, только зачем так много…- задумался Павел, глядя в синюю морскую даль.

Несколько молодых людей затеяли игру с мячом и он, подпрыгнув, залетел к ним под грибок. Павел ловко подхватил его и резким ударом подал играющим.

- Так вот, всё учимся, учимся….

- А знания никому никогда ещё не мешали, не были лишними. Вы собираетесь строить социализм. А его без знаний – то не построишь.

- Согласен. Но что значит «вы собираетесь строить»? А вы что же, Кирилл Аполлонович, участия в этом принимать не собираетесь?

Кирилл Аполлонович улыбнулся, снял круглые очки, протирая их платочком.

- Я, безусловно, этому способствую, со своей стороны. Но я уже немолод и отжил своё. А за вами, товарищ, будущее. И от вас зависит, каким оно будет.

- А вы кто по специальности?

- Я, так сказать, человек, близкий к искусству... Впрочем, батенька, давайте уйдём от лишних словопрений. Вы намеревались сегодня отыграться. Прошу!

И он указал на шахматы.

Они сели играть и вскоре позабыли обо всём на свете. Сыграли одну партию, затем ещё одну. А потом поднялись на обед.

И блистала на солнце листва, и переливалось всеми цветами полотно моря, и парили в голубизне чайки, и казалось, не будет конца волшебному южному счастью.

Танкист Фёдор уже уплетал за обе щеки макароны по - флотски.

- Садитесь за мой столик.

Павел с подносом сел к нему. В открытое окно залетал ветер, надувая апельсиновые занавески.

- Ты куда вчера пропал? – спросил Белецкий.

-Тсс… Я тут познакомился с одной, - Фёдор заговорщицки наклонился к Павлу. – Отец у неё рыбак. У него шаланда с парусом. Обещал на рыбалку взять. Поедешь? Представь: открытое море, воздух, рыба...

- Неплохо, - согласился Павел. – Только завтра я иду на пионерский костёр. Обещал!

- А, это в «Красный рассвет»? Ну, тогда днём позже…. А ты вчера как добрался?

Павел рассказал ему об автомобиле, Коле, не сказал лишь только то, что работник органов им интересовался.

Фёдор проявил инициативу после «тихого часа» пойти на площадку и поиграть в волейбол. Павел сослался на рану, но обещал попробовать.

К счастью всё обошлось. Видимо процедуры помогли, и сильные боли ушли куда-то. Павел увлёкся, и упругий мяч подлетал высоко в голубоватое небо.

***

Золотистым вечером следующего дня Павел, весь ладный, плечистый, в почищенной и отглаженной форме, затянутый ремнями, поднимался по тропинке, вырубленной в скалах.

Денёк выдался жарким, и вечер не принёс прохлады. Подниматься было непросто. Павел останавливался отдыхать, стирая со лба пот. Лёгкий ветерок нежно трогал ветки деревьев. В кустах звонко кричала птица.

Из старинной каменной беседки на утёсе, частично увитой плющом, была видна ослепительная лиловая громада моря. Сняв фуражку, Белецкий облокотился о горячие, чуть треснувшие белые перила, оглядывая морское полотно и снежно-белые островки туч. Мир казался громадным, необозримым и необыкновенно богатым. Ещё недавно он суживался до размеров границы и городка. Теперь он возносился вверх, раздавался вширь и казался интересным и многообещающим.

«Вот построим новое общество и заживем счастливо и хорошо», - думал Павел, затягиваясь благоуханным табаком, любуясь лёгким трепетом моря.

По шороху шагов он определил чьё-то присутствие, но не обернулся, не в силах оторваться от красоты неба и моря.

- Здравствуйте, товарищ командир! Как хорошо, что вы пришли!

В простеньком платьице и пилотке перед ним стояла Полина.

- Здравствуйте, Полина! Давайте договоримся, не нужно так официально. Просто Павел. Павел Белецкий.

Глава 4. Подозрения Коли. Путь в горы. Ночь у старого замка.

Павлу снился сплошной ковёр из цветов и трав, который колыхался от лёгкого ветерка. Горячие солнечные лучи нагревали цветущий луг, усиливая его запах. И вот на щёку садится какой-то жучок, вероятно, божья коровка, похожая на половинку мячика оранжево-красного цвета с чёрными точками, как будто пятна на настоящем солнце. Павел пытается смахнуть жучка и просыпается.

Перед ним стоит улыбающийся танкист Фёдор. В руке у него ароматный цветок – ромашка, это им он щекотал Павла. Оказывается, Белецкий спал так глубоко, что пропустил завтрак.

Фёдор с усмешкой посмотрел на него и подмигнул.

- Рота, подъём! А ну хватит дрыхнуть!

- Да что же это такое... Поспать человеку не дадут... – пробурчал ещё сонный Павел.

- Давай, подымайся, солдат, а то уже процедуры начались и Филипповна будет недовольна. Ну что, хорошо погулял вчера? Вернулся, я слышал, поздно.… Ну, признавайся, где шатался?

Павел приподнялся на постели, сел, постепенно приходя в себя.

- Ух! Где был... А где я был? А, ну да -  в горах. Ушли далеко, заплутали…. Комету видели.

- Ух, ты!  Комету? А на празднике костра – то ты был?

- Был... Отличный был праздник... Слушай, давай потом.… Дай мне одеться.

- Давай одевайся скорее и в строй! – шутя воскликнул Фёдор, кладя ромашку на столик и выходя из комнаты.

Размявшись и отжавшись несколько раз от пола, Павел надел майку и штаны, повесил на шею вафельное полотенце, взял в холщовый мешочек бритву «Золинген», мыло, щётку, зубной порошок и отправился в умывальник, где он встретил ещё одного любителя поспать – военного журналиста Воронкова. Побрившись и искупавшись в душе, Белецкий вернулся в палату.

Фёдора уже не было. Павел увидел на тумбочке стакан чаю и бутерброд с колбасой. Он улыбнулся, догадавшись, что всё это добро поставил его приятель. Рядом приметил листочек бумаги, развернул. Фёдор писал о том, что уходит в город по делам и будет лишь вечером.

Машинально сунув записку в карман, Павел накинул рубашку и вышел на крыльцо.

День был солнечный и безветренный. Радио передавало песню «Утро красит нежным светом…».

Пройдя необходимое лечение, Павел пошёл другой, непривычной для себя дорожкой к морю, осторожно ступая по гравию между оранжевых скал.

 Внезапно туннель закончился, и он вышел на большой пляж, где загорало и купалось большое количество народа. В жёлтом песке играли дети, лепили куличики, рыли ямки и носили в вёдрышках воду из моря. Шипел примус, кто-то из отдыхающих тут же жарил рыбу, купленную у местных. Где-то ревела моторная лодка любителей понырять. Группа парней и девушек фотографировались в купальных костюмах. Худой лысоватый мужчина в очках загорал, рассевшись в шезлонге. Две полноватые дамы разлеглись под натянутым тентом.

Павел присел, подобрав с песка брошенную кем - то газету. Оглядел возвышающиеся громадой синие величественные горы. Вспомнился лагерь, светлые палаты, костёр, глаза ребят.… Вспомнилась Цветана, её готовность следовать за ним и смотреть какой-то там метеорит. У неё такие тёплые глаза и нежная рука. Он и сейчас ощущал эту руку.  Подумать только, дочь такого героического человека! Вообще, за прошедшие сутки он встретил много хороших людей. Полина, которой жаль детей - сирот. Этот директор лагеря, вспоминающий о прошлых годах, о палатках, о том, как варили кулеш.…   А как можно забыть вчерашнее знакомство с Елизаветой Генриховной Гильденбрандт! Удивительная, необычная, экстравагантная женщина…

Солнце стало припекать основательно, и он поспешил к воде.

С удовольствием поныряв в прохладных, слегка зеленоватых волнах, Павел вернулся в жаркую густую атмосферу.

Найдя место у грибка, и вновь подобрав газету, Павел погрузился в чтение. Запуск нового комбината, достижения колхозного строя в социалистической стране он просмотрел бегло. А вот тревожная статья. Из зала суда – о вредителях на одном из заводов Северного Кавказа. Шестеро - к расстрелу, остальным – различные строки заключения… Павел начал просматривать международные новости. Удав гангстеризма душит Америку. Нацисты предъявляют территориальные претензии…

Из чтения его вырвал мальчишка в тюбетейке.

- Дядя, вас там ждут. Просили подойти.

Мальчишка указывал на небольшое зонтичное кафе, притулившееся к горе, в котором отдыхающие пили прохладительные напитки.

Павел нехотя взял свои вещи и побрёл по горячему песку, обжигая ступни, к маленьким круглым столикам под зонтиками. Стояла очередь за минеральной водой и мороженым. Пришлось натянуть на себя хотя бы брюки, чтобы выглядеть поприличнее. Почему-то мелькнула мысль о Цветане. Войдя на площадку, Павел  осмотрел занятые места.

За крайним столиком человек в панаме поднял руку. Павел узнал Колю Мищукова, несмотря на то, что тот замаскировался ещё и тёмными очками.

- Садись. Держу место для тебя.

- Ты меня от отдыха отвлекаешь, -  нарочито  сурово сказал Павел.

- Ты смотри, какой ты пышный! – удивился Коля. - Так кажется у Гоголя в «Тарасе Бульбе»? Ничего, скоро пойдёшь, накупаешься ещё. Или не хочешь видеть друзей?

Глава 5. Маленький беглец. Спасительная встреча. На старой даче. Планета Марс.

Больше всего Илюше хотелось сейчас умереть. Оттого, что он в полной мере чувствовал отчаяние и безысходность. Он просто не знал, куда ему пойти. Казалось, что всюду за ним смотрят внимательные глаза с подозрением и издевкой. Слоняясь в порту, глядя на грязноватую воду, он подсознательно ожидал, что к нему подойдут и скажут:

- А ну – ка, постой! Ты Илья Скамейкин? Ты сбежал из детского дома? Ну, дорогой, пойдём на суд…

И будет позорный суд, а затем он вернётся в тот ад, откуда бежал и его накажут карцером. Снова начнутся издевательства, побои, проклятый Жежига и его компания.

Страх и безысходность овладели частью Илюши, а другой частью была необходимость крепиться, как-то бороться, противостоять невзгодам и верить в лучшее. Ведь должно же произойти что-то хорошее. Например, он всё же найдет своего дядю, живущего, по словам мамы, «где-то на юге», и тот договорится и заберёт его из ненавистного детского дома.

Избегая милиционеров, Илюша слонялся по городу, питаясь ворованными в садах фруктами. Он походил по рынку, переночевал в каменной беседке заброшенного парка на жёсткой лавке. После такого ночлега всё тело ломило.

Днём, искупавшись в море, он пристроился на залитом солнцем пляже. Сидел на тёплом песке и слушал патефонные пластинки с песнями «Кирпичики», «Шар голубой», «Прекрасная маркиза». Долго и с томительным безразличием наблюдал, как плещутся в воде его сверстники. Сосало под ложечкой, очень хотелось есть.

Плохо контролируя себя, находясь на грани отчаяния, Илюша нетерпеливо дожидался, когда румяная женщина в кудряшках повернётся лицом к морю, чтобы глянуть на резвящихся мальцов. Улучив момент, Илюша обрывком газеты схватил жареную скумбрию со сковородки, стоящей на примусе, и помчался что есть духу по песку в толпу, к выходу из пляжа.

Здесь у арки он спрятался за каменный столб, чтобы отдышаться. Женщина в кудряшках орала ему вслед что-то несусветно грубое, но голос её растворился в общем шуме, парадно-праздничной музыке из репродуктора.

Забравшись в кусты, он жадно обглодал рыбину. Сначала стало легче, потом немного стошнило, но прошло. Некоторое насыщение организма дало сонливость. Растянувшись на траве, Илюша впал в полудремотное состояние.

И виделась ему прошлая жизнь, такая кипучая, красивая и солнечная. Золотые лучи пронзают белые шторы, в краешке окна видна белая сирень, а возле неё красивая и нарядная мама, и рука её нагибает ветку с белыми цветами, и улыбка не сходит с её лица.

А затем - прогулка в саду с няней, выслеживание с сачком бархатистых бабочек, и отец, сигналящий клаксоном в белом мерседесе – тоже весёлый, в светлом костюме, солнце играет золотом в его круглых очках.

Проснулся он от чужого взгляда.

Рядом с ним стоял высокий рыжий паренёк в клетчатой рубашке, явно маловатой для его худого длинного тела, в жилетке и тюбетейке.

Он насмешливо осматривал Илюшу.

- Слышь, шкет, ты чего отдыхать пристроился на чужой территории? Кто таков?

Илюша, напуганный цепкими и нагловатыми глазами рыжего, промолчал.

- Ну чего молчишь, будто в рот воды набрал? Как кличут, спрашиваю…

Проглотив в горле комок, Илюша назвал себя.

- Ну и чего тут делаешь? Откуда такой мятый? Из дома сбежал?

- Из детдома... У меня не было другого выхода… Меня, вероятно, уже ищут…

- Во даёшь! Из детдома! Врёшь!

- Вот те крест!

- У нас тут и детдома - то нет.

- А я не отсюдова. Из другого города. Я сюда в товарняке доехал…

- Зачем?

- Дядя у меня здесь.

- Родной дядя? А как зовут?

- Дядя… Исай Григорьевич. А фамилия.… Наверное, как и у мамы. Девичья... Метальникова. Значит и он - Метальников.

- Такого я не знаю. А адрес какой?

Илюша тяжко вздохнул.

- Не знаю. Он в своём доме на окраине жил. Я один раз был там, мы с мамой приезжали. Я ещё маленький тогда был. Домик такой с виноградником.

- Ха, у нас много домов с виноградником... Ну, ты даёшь! Попробуй найти! У нас тут частного сектора хватает! А пока ищешь, где обитаешь?

- Нигде.

Илюша вздохнул.

Рыжий присел рядом на корточки.

- А чего из детдома-то сбежал?

И тут Илюшу прорвало. Захлёбываясь слезами, он рассказал рыжему всё: и как погибли родители, и о побоях в детдоме.

Рыжий хмурился. Сел рядом.

- Ладно, не реви. У нас тут тоже пацаньё не подарок. Увидят вечером чужого, отметелят, будь здоров! Ладно, я тебя в обиду не дам. Со мной пойдёшь – не пропадёшь! Если, конечно, не хочешь в лапы мильтонов попасть. Тогда не успеешь опомниться, как опять в детдоме окажешься! Пошли! А там, глядишь, может, и дядю твоего сыщем!