Меломан

Рецензия

Город встречает меня серым небом и запахом свежего хлеба из соседней пекарни. Воздух прохладный, но не колкий. Машины ползут по улице, люди спешат по своим делам — обычное утро.

В одном ухе у меня наушник. Музыка всегда играет фоном, но не заглушая окружающий мир, а дополняя его. Сегодня играет что-то ненавязчивое — размеренный бит, приглушённый вокал. Саундтрек для неспешного утра.

Я натягиваю капюшон и выхожу из подъезда. На углу, как всегда, стоит дядя Гена, курит, опершись на перила. У него тяжёлый взгляд и сутулые плечи. Когда-то он работал водителем, потом его уволили, и с тех пор он словно застрял на этом крыльце. Он напоминает мне старую блюзовую мелодию — немного хрипловатую, слегка надломленную, но по-своему тёплую.

— Доброе утро, — киваю я.

Он отвечает таким же кивком и затягивается. Я уже привык к его молчаливому присутствию.

На улице влажный асфальт, где-то капает вода с крыши. У остановки девушка с собакой что-то увлечённо рассказывает прохожему, старик неспешно расстилает газеты на импровизированном прилавке. Я прохожу мимо кофейни, оттуда тянет корицей.

По пути на работу замечаю знакомые лица. Парень с чашкой кофе идёт быстрым шагом, уткнувшись в телефон. Девушка в лёгком платье разговаривает с подругой, улыбаясь чему-то.

Сегодня в офисе пахнет бумагой и слегка выветрившимся кофе. Я прохожу мимо редакционного отдела, ловлю чей-то смешок, звон телефона, приглушённый мат в дальнем кабинете.

— Опять припёрся последний, — раздаётся за спиной голос.

Я оборачиваюсь — это Саша, мой коллега. Лет тридцати, в вечном свитере с оленями, который он носит независимо от сезона.

— Да ладно, ты же знаешь, что я живу по своему времени, — пожимаю плечами.

— «По своему времени», — передразнивает он. — Это называется «вечно опаздываю».

— Главное — не когда пришёл, а что написал.

— О да, наш великий критик, — усмехается он и кивает на стопку дисков у меня на столе. — Что там сегодня?

— Новый альбом какой-то инди-группы.

— Опять твои заунывные гении? Ну-ну, напиши хоть раз о чём-то нормальном.

— Например?

— Да хотя бы о роке! О чём-то живом!

— Инди — это тоже живое.

— Конечно, если тебе нравится засыпать под гитарные переборы.

Я закатываю глаза и вставляю диск в компьютер. Первые ноты заполняют комнату, и я раскрываю ноутбук, готовясь написать рецензию.

Саша что-то бурчит про «умирающую музыкальную индустрию» и возвращается к своим делам. Я же, закрыв глаза, прислушиваюсь к мелодии и ловлю первое ощущение от неё.

Я клацаю по клавишам, открываю чистый документ и начинаю писать.

«Есть песни, которые проходят мимо, а есть те, что застревают в голове. Они возвращаются снова и снова, даже если ты не пытаешься их вспомнить…»

— Эй, у тебя есть зарядка для ноута? — Саша заглядывает ко мне за спину.

— Нет, я не ношу с собой всё, что ты забываешь дома.

— Ну и друг ты, конечно, — бурчит он и скрывается за дверью.

Я снова смотрю в экран. Где я остановился?

«Некоторые мелодии словно впиваются в сознание, цепляясь за ассоциации или пережитые моменты…»

Где-то звонит телефон. Через секунду голос начальника перекрывает общий гул:

— Почему у меня в тексте опечатка? Кто вычитывал?

Я вздыхаю. Ладно, попробуем ещё раз.

«Этот альбом — из тех, что сначала кажется незаметным, но потом постепенно раскрывается, будто…»

— Чай будешь? — Женя из соседнего отдела заглядывает в кабинет, потряхивая коробкой с пакетиками.

— Нет, спасибо.

— Точно? Последний взяла.

— Женя!

Она смеётся и уходит.

Я стираю последнюю фразу и пытаюсь сосредоточиться. Может, хоть пару предложений успею дописать, пока не начался следующий раунд беспокойства?

Я снова клацаю по клавишам, стираю последние несколько слов и пытаюсь собрать мысли.

«Этот альбом — из тех, что сначала кажется незаметным, но потом постепенно раскрывается, будто тонкий аромат кофе, который вначале…»

— Можешь зайти ко мне на минутку?

Я оборачиваюсь. Начальник стоит в дверях своего кабинета, жестом приглашая меня внутрь. Я вздыхаю, сохраняю документ и направляюсь к нему.

— Закрой дверь, пожалуйста, — говорит он, когда я захожу.

В кабинете пахнет кофе и чем-то терпким — возможно, сигаретами, хотя курить здесь запрещено. На столе стопка бумаг и газет.

— Слушай, — он сцепляет пальцы в замок и чуть наклоняется вперёд. — Ты же знаешь, что я редко цепляюсь к твоим текстам. Но насчёт последней рецензии… Ты был резковат.

— Я просто честно высказался.

— Да, но это был платный материал. — Он чуть приподнимает брови. — Такие вещи надо смягчать.

— Если они хотят похвалу, пусть платят за рекламу, а не за рецензию.

Начальник вздыхает и чуть сдвигает кружку на столе.

— Я понимаю твой подход. И мне нравится, что ты пишешь искренне. Но, скажем так… рекламодатели не всегда это ценят. Я не прошу тебя обманывать читателей, просто будь дипломатичнее.

Я молчу.

— К тому же, ты стал часто опаздывать. Я не придираюсь, но… у нас небольшая редакция, ты это знаешь. Твоя работа важна, но и дисциплина тоже.

— Я понял, — коротко киваю.

Он смотрит на меня с лёгкой усталостью, потом откидывается на спинку кресла.

— Давай так. Будь внимательнее с рецензиями, и давай попробуем без опозданий хотя бы неделю, а?

Я усмехаюсь.

— Постараюсь.

— Вот и отлично. Всё, можешь идти.

Я выхожу из кабинета, прикрываю дверь и направляюсь к своему рабочему месту. В голове всё ещё звучат его слова, но вместе с ними рождается и мелодия.

Опера. Да, он похож на оперу — размеренную, внушительную, с глубиной, но будто бы незаконченную. Как будто композитор оставил её на последнем акте, не поставив финальную точку. В его голосе есть сила, но и тень нерешённости, словно он сам до конца не знает, каким должен быть этот финал.

Я усмехаюсь. Может, он и не хочет завершать свою партию — ведь тогда всё будет сыграно, а так всегда остаётся место для новых нот.

Пустота

Рабочий день подошёл к концу. Я выключаю компьютер, накидываю куртку и лениво осматриваю офис.

— Ну, всем спасибо, все свободны, — говорю, поднимая руку в лёгком прощальном жесте.

Саша кивает мне с улыбкой.

— Не забудь завтра прийти вовремя, а то начальник…

— Да-да, — отмахиваюсь.

— До завтра, — бросает кто-то из коллег, не отрываясь от монитора.

Я открываю дверь, делаю шаг в коридор и оборачиваюсь.

— Если вдруг не вернусь, знайте: это был не несчастный случай.

Я выхожу из здания, и вечерний город встречает меня шумом приближающейся ночи. Фонари уже горят, их жёлтый свет отражается в лужах, оставшихся после недавнего дождя. Магазины закрываются, но на смену им оживают бары, кафе и маленькие круглосуточные забегаловки.

Где-то вдалеке слышны первые аккорды уличных музыкантов — гитарные переборы и ритмичный стук барабанных палочек. Машины на дорогах становятся другими: днём это были рабочие авто и такси, теперь же проезжают шумные компании, включив музыку так громко, что басы чувствуются даже в асфальте.

У входа в ночной клуб толпятся первые посетители — кто-то поправляет одежду, кто-то затягивается сигаретой, кто-то громко смеётся, пытаясь растянуть вечер подольше.

Город ещё не погрузился в ночь, но уже дышит её ритмом, готовясь к очередному бессонному марафону.

Я бросаю взгляд на часы и ускоряю шаг. Если не потороплюсь, придётся ждать следующий автобус, а это ещё полчаса в компании сомнительных ночных прохожих.

Сворачиваю за угол, и вот он — мой автобус уже у остановки. Делаю рывок, перескакиваю через бордюр и буквально влетаю в салон за секунду до того, как двери с шипением закрываются за спиной.

Огибаю пару пассажиров и устраиваюсь у окна. Вечерний транспорт — это отдельный мир. Вот студент с уставшим видом листает конспекты, запоминая что-то перед экзаменом. Вот женщина в деловом костюме, держащая в одной руке телефон, а в другой — пакет с покупками. Пожилой мужчина дремлет, его очки медленно сползают на кончик носа.

Пытаюсь развлечь себя в дороге и придумываю короткие музыкальные описания.

1. Студент с конспектами — звучит как неспешный инструментальный джаз, где каждый листок — это новая импровизация.

2. Женщина в деловом костюме — строгий и размеренный блюз, в котором каждый аккорд чётко выверен, но всё равно сквозит лёгкая усталость.

3. Пожилой мужчина, дремлющий в углу — старая пластинка с классической симфонией, звучащая тихо-тихо, почти на грани слышимости.

4. Компания подростков у выхода — рваный панк-рок: громкий, дерзкий, местами фальшивый, но полный энергии.

5. Мужчина в потрёпанной куртке, задумчиво смотрящий в окно — минималистичная электроника, будто одни глухие басы, тянущиеся фоном без явного ритма.

6. Кондуктор, зевая, проверяющий билеты — медленный регги, где каждый удар запаздывает на долю секунды, но всё равно держит ритм.

7. Автобус в целом — старый магнитофон, в котором играют все эти треки сразу, создавая странный, но удивительно гармоничный шум вечернего города.

Автобус едет дальше, плавно раскачивая пассажиров в такт движению.

------

Я открываю дверь, вхожу в квартиру и сразу чувствую знакомый запах — смесь старого табака и чего-то кислого, будто недопитый чай остался на столе с утра.

— Это ты? — раздаётся из комнаты.

— Нет, дух Джими Хендрикса, — бросаю я, ставя пакет с продуктами на кухонный стол.

Из комнаты выходит мама, в халате, с потухшей сигаретой в руке.

— Опять шутишь. Опять опоздал.

Я молча достаю хлеб, молоко и пару консерв.

— Работал, — отвечаю без особого энтузиазма.

Она смотрит на меня оценивающе, потом прикуривает сигарету заново.

— Ужин на плите, если не остыл.

— Ага.

Повисает пауза. Мы оба знаем, что продолжение разговора может пойти в двух направлениях: либо короткий обмен фразами, либо долгий, неприятный разговор.

Сегодня, кажется, первый вариант.

Жизнь с мамой — это постоянный фон телевизора, даже когда его никто не смотрит. Это чашки с недопитым чаем, оставленные на подоконнике, и стопка старых газет на кухонном столе, которые вроде бы уже не нужны, но выбросить их — «ещё пригодятся».

Это запах табака, въевшийся в стены, и тёплый свет настольной лампы, под которым она иногда решает пролистать старый журнал, но чаще просто сидит, глядя в одну точку.

Это редкие ужины, где мы больше смотрим в тарелки, чем говорим друг с другом. Это усталые взгляды, полные недосказанностей. Это привычный ритуал — заходить домой, говорить пару дежурных фраз, а потом расходиться по разным комнатам, будто живём в коммуналке.

Я пытался услышать её мелодию с самого детства. Всматривался в движения, вслушивался в голос, пытался поймать хоть какой-то ритм. Но там всегда была только тишина. Или нет — не тишина, а что-то похожее на шипение старого радио, которое не может найти нужную волну.

Иногда мне казалось, что вот-вот, ещё немного, и я различу звук — тихий мотив, едва уловимую мелодию. Но стоило прислушаться сильнее, как всё снова распадалось в пустоту.

Я никогда не знал, какой она была до меня. До всех этих лет, прожитых в одиночку, до бесконечных попыток свести концы с концами. Может, когда-то у неё была своя мелодия, но теперь она потерялась среди сигаретного дыма и звяканья пустых бутылок.

Она растила меня одна. Без помощи, без поддержки, без человека, на которого можно было бы переложить хотя бы часть этого груза. Работа? Да, работа была — нелюбимая, изматывающая, с начальством, которое всегда недовольно, и зарплатой, которой едва хватало.

Может, её сломало это постоянное ожидание — что станет легче, что вот-вот случится что-то хорошее. Но легче не стало. Ожидание растянулось на годы, а потом просто превратилось в привычку.

Или, может, она просто устала. От одиночества. От жизни, которая обещала одно, а дала совсем другое. От того, что у неё никогда не было времени подумать о себе — только о том, как прожить ещё один день.

Фогель

Я сижу в своей старой комнате. Всё выглядит так, как я помню, но ощущается… не так. Стены будто дышат, обои размыты, словно я смотрю на них сквозь пыльное стекло.

Передо мной стоит старое радио. Серое, с пожелтевшими кнопками. Я провожу пальцем по его поверхности, чувствуя холодный пластик, и медленно кручу ручку настройки.

— Ш-ш-ш…

Глухой шум заполняет комнату. Шипение, треск, словно дождь за окном. Я прислушиваюсь, ловя среди помех что-то неуловимое.

Вдруг сквозь шум проскальзывает обрывок мелодии. Она кажется знакомой, но едва уловимой, как голос вдалеке.

— …Ты слышишь меня?..

Я вздрагиваю. Кто-то говорит. Голос тихий, дрожащий. Слова распадаются, как старая плёнка, и я не могу их разобрать.

Я кручу ручку быстрее, пытаясь поймать волну.

— …Ты…

Радио трещит, шипение становится громче, будто задыхаясь. Я чувствую, что вот-вот услышу что-то важное.

И вдруг — резкий звук.

Пи-пи-пи!

Будильник.

Я резко открываю глаза. Сердце бешено стучит. Комната темна, за окном фонари. Всё на своих местах, но тревога не уходит.

Что-то важное было там, в радио. Но я снова не успел это услышать.

Моргаю, пытаясь прийти в себя. Голова тяжёлая, словно кто-то подложил внутрь ком гудящих проводов.

Первым делом тянусь к телефону — 07:42. Не проспал.

Выдыхаю и замираю на секунду, пытаясь вспомнить сон. Но в голове остаются только обрывки: шипение, чей-то голос, но слова ускользают, как радио, которое никак не поймает волну.

Сбрасываю одеяло, сажусь на край кровати. В квартире тихо. Мамы уже нет — она всегда уходит рано. Я не знаю, во сколько точно, но обычно, когда я встаю, её уже не бывает дома.

На автомате иду на кухню, заливаю себе кофе, пока взгляд блуждает по столу. Несколько хлебных крошек, пустая чашка — видимо, мама позавтракала перед уходом.

Через десять минут я уже натягиваю куртку, закидываю наушник в ухо и выхожу из квартиры.

Утренний город ещё не полностью проснулся, но уже ощущалась суета — машины торопливо сновали по дорогам, прохожие в спешке шагали на работу, кто-то зевал, прикрывая рот ладонью.

Шёл быстрым шагом, думая о том, как бы не опоздать снова. Сегодня без задержек, без форс-мажоров, просто прийти, сесть за рабочее место и, возможно, даже написать рецензию до обеда.

Но, конечно, не судьба.

На углу моего дома стояла пожилая женщина. Она тревожно вертела головой, сжимая в руках клетчатую сумку, такую, какие носят бабушки на рынок.

— Молодой человек, — окликнула она меня, когда я уже почти прошёл мимо.

Я остановился, снял наушник.

— Да?

— Помогите… Я тут, кажется, заблудилась.

Я моргнул. Как можно заблудиться на небольшом перекрёстке в спальном районе?

— Куда вам нужно? — спросил я, пытаясь сохранить вежливый тон, хотя внутренне уже представил, как объясняюсь с начальником по поводу опоздания.

— Мне на трамвайную остановку, но я не могу её найти…

Я хотел сказать, что остановка буквально в ста метрах, но увидел её лицо — растерянное, почти детское в своей беспомощности. Секунда колебаний — и я кивнул.

— Давайте провожу.

Женщина закивала, и мы пошли. Я шагал чуть быстрее, чем следовало, но она плелась неспешно, подбирая слова.

— Спасибо вам… Сейчас так мало добрых людей…

— Да, бывает, — пробормотал я, проверяя время на телефоне. Чёрт.

Мы дошли до остановки, я указал ей на нужный трамвай и поспешил дальше, но через пять минут понял: времени впритык.

Оставалась одна надежда — автобус. Если повезёт, успею. Если нет… Ну, начальник точно будет не в восторге.

Я стоял на остановке, глядя в пустую дорогу.

Автобуса не было.

Проклятая судьба, снова играющая со мной в кошки-мышки. Время будто остановилось, каждая секунда тянулась с мучительной неспешностью. Люди вокруг уже начали переминаться с ноги на ногу, кто-то недовольно посмотрел на часы, кто-то нервно вздохнул.

Я вцепился в ремень сумки и внутренне приготовился к худшему — придётся снова оправдываться перед начальником, слушать его тягучий, полный скрытого раздражения голос.

Но тут вдалеке показались знакомые огни.

Автобус медленно выплыл из-за поворота, словно ленивое чудовище, не спешащее спасать отчаявшихся пассажиров.

Я заскочил в офис буквально за пару минут до начала рабочего дня.

Саша уже сидел на своём месте, держа в руках стаканчик кофе. Он поднял на меня глаза, ухмыльнулся и, качая головой, с притворным удивлением протянул:

— Ого! Так, дайте-ка взглянуть на календарь… Сегодня же не первое апреля?

Я закатил глаза, скидывая сумку на стол.

— Очень смешно.

— Да я серьёзно, — он сделал вид, будто хлопает себя по карманам. — Где мой телефон? Надо срочно запечатлеть этот исторический момент — ты пришёл вовремя!

— На две минуты раньше, если быть точным, — добавил я, падая в кресло.

— Тем более, — Саша усмехнулся. — Это уже заявка на премию «Самый ответственный сотрудник месяца».

Я махнул рукой и включил компьютер. Можно было бы ответить ещё какой-нибудь колкостью, но я уже знал: как только Саша завладеет инициативой в шутках, его не остановить.

Саша высунулся из-за монитора и хмыкнул:

— Тебя Климов вызывает.

Отличное начало рабочего дня.

В кабинете начальника царила его привычная стерильность. Я только сел, как он без предисловий выдал:

— У меня для тебя срочное задание.

Я напрягся.

— Сегодня к концу дня мне нужна рецензия на новый альбом… — он сделал паузу, будто смакуя момент, — Рудольфа Фогеля.

Я едва не закашлялся.

Фогель. Господи. Тот самый человек, который искренне считает себя спасителем музыкальной индустрии. Я уже однажды писал про его «гениальный» альбом и всю неделю получал тонны гневных комментариев от его фанатов, обвиняющих меня в «непонимании настоящего искусства».

Тонировка

Проснувшись без раздражающего звука будильника, я какое-то время просто лежал, наслаждаясь тишиной. Голова ещё гудела от вчерашнего дня, но сегодня у меня было спасение — выходной.

Первым делом я проверил телефон. Сообщений не было, кроме пары рекламных рассылок и напоминания, что холодильник давно требует пополнения. Я потянулся, зевнул и решил, что сегодня стоит выбраться из дома.

Андрея я не видел уже несколько недель, а он, судя по всему, даже перестал ждать, что я наконец напишу про его музыку. В последний раз он об этом упоминал шутливо, но с лёгкой обидой, а значит, пора было исправляться.

Я написал ему:

Я: «Живой?»

Ответ прилетел через минуту:

Андрей: «Пока да. А что, собираешься это исправить?»

Я: «Скорее проведать. Дома?»

Андрей: «Конечно. Приходи, у меня есть что послушать».

Я улыбнулся. Это обещало как минимум интересный день.

На крыльце я, как всегда, застал дядю Гену. Он сидел на своей привычной лавочке, уткнувшись взглядом в асфальт, и лениво докуривал сигарету. Его поза была такой же, как вчера, как неделю назад, как, наверное, всегда. Казалось, он вообще не двигался, а просто существовал в этом месте, сливаясь с городским фоном.

— Куда собрался? — пробасил он, не поднимая головы.

— К другу, — ответил я.

Дядя Гена кивнул, будто этот ответ ничего не менял в его мире.

Поправив наушник, сунул руки в карманы и направился к гаражному кооперативу. Между старыми ржавыми воротами, где пахло машинным маслом и пылью, находилось место, которое Андрей гордо именовал «студией».

Я уже почти дошёл до гаражей, когда в кармане завибрировал телефон. На экране высветилось имя начальника. Отличный способ испортить себе выходной.

— Да? — не слишком вежливо ответил я.

— Привет, слушай, я тут прочитал твою рецензию… — Начальник помолчал, будто подбирая слова. — Нам нужно кое-что обсудить. Ты можешь подъехать?

— Сегодня? — Я остановился, посмотрел на гаражи перед собой.

— Да, ненадолго. Просто есть моменты, которые надо подправить.

Я мысленно выругался. Если сказать «нет», потом будет только хуже. Если сказать «да», прощай, выходной.

— Ладно, скоро буду, — вздохнул я и развернулся обратно.

***

Начальник постукивал пальцем по распечатанной рецензии: «Ну, и что мне с этим делать?»

— Опубликовать? — устало выдохнул я.

Начальник вздыхает:

— Слушай, ты талантливый парень, но иногда складывается ощущение, что ты намеренно стараешься испортить нам отношения с музыкантами.

— Они сами портят отношения с музыкой, я всего лишь фиксирую факт.

— Да, но у нас, помимо фактов, есть ещё и рекламные контракты.

Он сдвигает очки на лоб и смотрит на меня так, будто я школьник, который принёс сочинение с нецензурными словами.

— Вот, например: «Вокалист звучит так, будто он сам не верит в то, что поёт». Или вот это: «Бас-гитарист, похоже, играет одновременно и на басу, и на нервах слушателей».

— По-твоему, я не прав?

— Может, и прав. Но давай без откровенного расстрела. Намёки, тонкость, изящество. Знаешь такие слова?

Я, глядя на текст, мысленно разрывался между желанием его сжечь и просто сбежать из редакции.

— То есть мне нужно сделать вид, что это не настолько плохо?

— Нет, просто попробуй писать так, чтобы и волки сыты, и овцы целы.

Я молча беру лист и понимаю, что этот выходной официально испорчен.

***

Гаражный кооператив встретил меня привычным запахом машинного масла и звуками чьей-то дребезжащей магнитолы. Андрей сидел на ступеньках перед своей студией, вальяжно облокотившись на гитару. Увидев меня, кивнул:

— Ну, здравствуй, мастер пера.

— Привет, — вздохнул я, опускаясь рядом.

Андрей протянул мне открытую бутылку воды, но я только отмахнулся.

— Что-то ты не особо рад меня видеть, — усмехнулся он.

— Да день так себе.

— Что, опять про какую-нибудь попсятину рецензию строчил?

Я хмыкнул и достал сложенный вдвое лист бумаги.

— Почти. Только вот теперь мне её велели переписать.

— Ооо, — протянул он с интересом. — И что ж ты там такого написал?

Я молча передал ему листок. Андрей развернул бумагу, пробежался глазами, приподнял бровь.

— Жёстко, конечно. — Он хмыкнул. — Хотя ты прав, звучат они как будто… как будто кто-то случайно сел на синтезатор и решил, что это искусство.

Я усмехнулся.

— Вот только редакции на это плевать. Оплачено — значит, надо быть добрее.

Андрей отдал мне лист обратно и покачал головой.

— Ну, это уже твоё дело, но я бы на твоём месте ничего не менял.

Я вздохнул.

— Так и знал, что ты это скажешь.

Андрей прищуривается и сразу с порога спрашивает:

— Ну что, как тебе?

Я зависаю.

— Что «как мне»?

— Песня, которую я тебе скидывал недавно! Ты же обещал послушать.

Ах, вот оно что. Чёрт. Совсем вылетело из головы.

— А, да… Конечно, слушал.

Андрей пристально на меня смотрит, явно не купившись на такую неубедительную реакцию.

— И?..

— Эм… Ну… Интересное звучание. Атмосферное. Я даже уже начал писать рецензию.

— Да? — медленно протягивает он. — И какой у неё припев?

Я делаю вид, что кашляю, оттягивая время.

— Ну, там… Как бы… такая мелодичная линия, с… эээ… неожиданными акцентами!

— Неплохо. — Андрей усмехается, скрещивает руки на груди. — Песня-то инструментальная.

Чёрт.

— Я имею в виду… неожиданно отсутствующие акценты.

— Ага, конечно.

Андрей ухмыляется и хлопает меня по плечу.

— Ладно, расслабься. Просто послушай, потом скажешь честно, а то твоя «рецензия» уже звучит как хвалебный пресс-релиз.

Я поспешно меняю тему, пока Андрей не решил глубже копать мою ложь:

— Ладно, а как у тебя с… как её там… Настей?