Мерцание моей жизни

1 глава. Летним днём.

Всё началось в жаркий летний день. Воздух был раскалён, а солнце висело в небе, яркое и неподвижное, заливая всё вокруг ослепительным светом. Я играла с братом и его друзьями, и это был один из тех дней, когда мир казался беззаботным. Весёлый смех разносился по двору, босые ноги шлёпали по тёплому асфальту, а запах свежескошенной травы смешивался с ароматом мороженого, которое кто-то ел неподалёку.

Брат сегодня подарил мне свой старый смартфон. Не просто старый — он носил его с собой везде, и теперь этот телефон стал моим! Я сияла от счастья и тут же начала хвастаться перед его друзьями.

— Смотрите, теперь у меня есть свой телефон! — гордо заявила я, сжимая тёплый, немного поцарапанный корпус.

Ребята засмеялись, подшучивая надо мной, но я наслаждалась этим моментом. Чувствовала себя взрослой, значимой.

Но внезапно что-то изменилось.

Головная боль пришла внезапно, как плотная тень, накатившая изнутри. Мир качнулся, цвета поблёкли, звук голосов исказился. Я попыталась сделать шаг, но ноги стали ватными. В животе поднялась волна тошноты, а в ушах запульсировала тревожная тишина.

— Эбби! Что с тобой?! — донёсся голос брата, полный страха.

Я не могла ответить. Всё плыло перед глазами. Инстинктивно коснулась носа — и почувствовала липкую влагу. Когда я взглянула на пальцы, они были красными от крови.

Сердце ухнуло вниз.

Брат бросился ко мне, его друзья замерли в испуге. Их лица искажались, становились неузнаваемыми, словно в кривом зеркале. Всё закружилось…

А затем мир потемнел.

---

Когда я очнулась, всё вокруг было белым. Белый потолок. Белые стены. Белая постель. Запах чистоты и лекарств щекотал нос.

Я попыталась пошевелиться, но тело было неподвижным, словно налитым свинцом. Только голова и шея слушались меня.

Рядом, на стуле, сидела мама. Она казалась измученной: волосы растрёпаны, тени под глазами глубокие. Мне показалось, что она спит, но стоило мне издать слабый звук, как она тут же подняла голову.

Её глаза наполнились слезами.

— Эбби… Ты проснулась? — голос дрожал, срывался. Она схватила меня за руку, сжимая её так крепко, будто боялась снова потерять. — Доктор! Доктор, моя дочь проснулась!

Я не понимала, что происходит.

Позже, когда я смогла немного двигаться, мне объяснили. Я потеряла сознание во время игры и спала двенадцать часов. Двенадцать. Это были самые длинные часы в жизни моей семьи.

А потом доктор произнёс слово, которое навсегда изменило мою жизнь.

"Затухание".

На английском оно звучало оно страшнее — "Dying".

Болезнь, которая постепенно забирает у человека всё: сначала движения, потом речь, слух, память, а в конце… жизнь.

---

Меня зовут Эбигейл. Меня назвали в честь прабабушки — сильной, смелой женщины, чью историю я слушала, затаив дыхание.

Мне девять лет, и через пять месяцев я стану десятилетней. Я люблю книги о волшебниках, игры с братом и шоколадное мороженое. Я маленькая, но когда-нибудь дорасту до папы — он такой высокий, что может достать до самой верхней полки.

А ещё я мечтаю стать ветеринаром. Наш пёс Майло уже старенький, ему трудно бегать, и я хочу заботиться о нём. Когда я вырасту, у меня будет своя клиника, где я буду лечить животных.

Но сейчас я в больнице.

— Эбби, что ты пишешь? — спрашивает мама, осторожно заплетая мне волосы в косички.

Я сжимаю в руках ручку, а передо мной — мой дневник.

— Свой дневник, — отвечаю, не отрываясь от страниц.

— И что же ты туда записываешь?

В её голосе звучит тихий, тёплый интерес.

— Это секрет, мама!

Она приподнимает брови, делая серьёзное лицо:

— Секреты? От меня?

— Нет, мама! — я надуваю щёки, будто обижаясь.

Мама смеётся, касаясь кончиком пальца моего носа. Я не выдерживаю и тоже хихикаю, моментально забыв про "обиду".

Прошла неделя с того дня, как я потеряла сознание. Неделя в этой тихой, стерильной больнице.

Мама и папа говорят, что врачи должны следить за мной, чтобы найти способ помочь. Но здесь так скучно…

Я хочу домой.

Здесь всё чужое: белые стены, шорох халатов, мерцание ламп в коридоре. Нет детей, с которыми можно играть. Только врачи, шёпот мамы, и редкие визиты брата.

Когда он приходит, я снова чувствую себя дома.

Я так надеюсь, что в следующий раз он задержится подольше.

Может быть, мы снова будем читать вместе. Или смотреть мультфильмы.

Может быть, хотя бы ненадолго всё станет, как раньше…

---

Я нахожусь в этой больнице уже вторую неделю. За это время меня осматривали несколько раз, и каждый раз говорили, что я здорова. Но почему же меня всё ещё не выписывают?

Я уже знаю эту больницу, как свои пять пальцев. Белые стены, пахнущие лекарствами, одинаковые коридоры, бесконечный гул шагов за дверью — всё это стало привычным. Даже часы в палате, монотонно отсчитывающие время, будто бы тянули его медленнее, чем обычно.

За моим состоянием следит медсестра Роузи. Она высокая и строгая, с колючим взглядом, от которого не спрячешься. Она всегда знает, если я пытаюсь схитрить и не выпить лекарства. А я пыталась. Боже, как же они горькие! Я пыталась спрятать их под подушку, выбросить в мусорку, даже спрятать в рукаве пижамы. Но Роузи замечает всё. И стоит мне только попробовать схитрить, как её брови хмурятся, а руки сжимают бёдра в укоризненной позе.

— Эбби, мы же это уже проходили, — говорит она с притворной строгостью, ставя передо мной пластиковый стакан с водой.

Я закатываю глаза и делаю глоток. Фу. Всё равно отвратительно. Но когда я справляюсь, её лицо смягчается.

— Молодец, девочка, — хвалит она, слегка сжимая моё плечо. — Это для твоего же блага.

И хоть она выглядит грозной, я знаю, что она добрая. Вчера она принесла мне карамельку после лекарства. Маленький секрет между нами.

Вместе со мной в палате лежат ещё четыре человека.

2 глава. Слепота.

Недавно, когда я гуляла по холлу больницы, то случайно заметила мужчину. Он стоял у окна, и вначале я даже не обратила на него внимания. Но потом... что-то во мне похолодело. Мне показалось, что у него не было рук. Сердце застучало быстрее, во рту пересохло, и я бросилась бежать, не оглядываясь.

В палате я долго приходила в себя, а потом решилась спросить у сестры Роузи:

– Сестра Роузи… а у нас в больнице есть мужчина без рук?

Она замерла, потом на мгновение отвела взгляд и ответила ровным голосом:

– Нет, Эбби, таких пациентов у нас нет.

Но я видела, как напряглись её плечи, как она старалась не встречаться со мной взглядом. Мне показалось, что она врёт. Может, не хочет меня пугать? Или у этого мужчины какая-то тайна? Но раз уж она работает здесь, то, наверное, знает лучше… Я решила ей поверить.

---

Пятнадцатый день в больнице.

Два дня назад я упала в обморок. Прямо на глазах у мамы и брата. Они пришли навестить меня, как обычно, и в какой-то момент я почувствовала, как всё вокруг плывёт. Резкая слабость охватила тело, ноги будто исчезли… А потом – провал.

Очнулась уже в палате. Первое, что увидела – испуганное лицо мамы. Глаза у неё были покрасневшими, словно она плакала. Джоэл, наш врач, объяснил, что это произошло из-за слабости – я почти ничего не ела в последние дни, потому что… просто не чувствовала вкуса еды. Всё было как бумага, безвкусное, словно стерильные бинты.

Но после обморока всё изменилось. Когда мама принесла яблочный пирог, испечённый дома, я взяла кусочек… и сладость накрыла меня волной. Такой яркий, насыщенный вкус! Будто я забыла, что еда может быть такой настоящей. В тот момент я не сдержалась – слёзы потекли сами по себе. Я рассказала маме, что снова чувствую вкус, что хочу есть её еду, а не больничную кашу.

С тех пор мама начала приносить мне завтрак, обед и ужин из дома. Каждый день. Она вставала раньше, готовила и приходила ко мне с раннего утра, а уходила поздно вечером. Раньше она приходила только в обед, но теперь… казалось, она боится оставить меня даже на пару часов.

Я видела, как изменилась мама. Она стала напряжённой, тревожной. Я чувствовала её страх, хотя она пыталась скрыть его за тёплой улыбкой.

– Мама, а когда я вернусь домой? – спросила я однажды, надеясь, что если немного надавлю на неё, то она решит забрать меня отсюда.

Она слабо улыбнулась, но её голос был твёрдым:

– Эби, пока что ты должна оставаться здесь. Это для твоего же блага.

Мой план провалился. Но я не сдавалась. Может, если показать, как сильно мне здесь не нравится, она передумает?

– Но, мам, я хочу домой, – протянула я, стараясь звучать жалобно. – Мне здесь не нравится. Можно мы уйдём?

Она чуть заметно вздрогнула, но покачала головой:

– Эби, нельзя. Когда врачи скажут, тогда и уйдём.

– Но здесь скучно! – воскликнула я, чуть не топнув ногой.

Мама опустила глаза и нежно провела рукой по моим волосам.

– Потерпи, девочка моя, – тихо сказала она.

– Мама, я же здорова… – я села на кровати, но вдруг всё потемнело.

Перед глазами – пустота.

– Мама?! – в голосе зазвенел страх. – Мама, ты где?!

– Эбби, я здесь! Хватит играться!

Я слышала её голос, но не видела.

Тьма. Только тьма.

– Мама! – в горле пересохло, дыхание сбилось. – Я тебя не вижу! Мама, пожалуйста!

Я протянула руки вперёд, пытаясь найти её, хотя бы коснуться… но там ничего не было.

– Эбби? Что с тобой?!

Я шагнула на звук её голоса – и вдруг что-то ушло из-под ног.

Я с криком рухнула на пол.

Больно. Страшно.

Слёзы брызнули из глаз, я закричала, зовя маму.

– Эбби?! – голос мамы дрожал. – Держись, милая, я здесь!

Я дёргала руками в воздухе, пытаясь схватиться хоть за что-то, но пальцы натыкались на пустоту.

Я чувствовала, как что-то тёплое коснулось моей головы.

– Мама! – всхлипнула я и кинулась к ней, цепляясь за её одежду так крепко, будто боялась, что она исчезнет.

Я дрожала, задыхалась, а вокруг всё так же была тьма.

– Я тут, моя хорошая, – мама крепко обняла меня, её руки сжимались, поглаживая мои волосы.

Но я слышала, как она дышит – быстро, прерывисто.

Она боится.

Она тоже боится!

Мама позвала врача. Голос её дрожал, почти срывался.

Щёлкнула дверь, быстрые шаги.

– Эбби, я подниму тебя, – прошептала мама, осторожно беря меня на руки.

Я прижалась к ней ещё сильнее.

– Всё хорошо, всё хорошо…

Но мне не было хорошо.

– Дайте мне посмотреть её глаза, – послышался знакомый голос.

Я замерла.

– Доктор Джоэл? – голос у меня был тихий, слабый. – Это вы? Что со мной?

– Я пытаюсь это выяснить, – его голос был спокойным.

Щёлкнул прибор.

Вдруг в темноте вспыхнула крошечная белая точка.

– Ты видишь что-нибудь?

Я всхлипнула.

– Белая точка… Только белая точка…

Мамины пальцы сжались на моей руке.

– Доктор… что с ней?!

– Она сильно устала, Лора, – спокойно ответил врач. – Её глазам нужен отдых. К утру зрение вернётся.

– Что?! – мама ахнула. – Вы серьёзно?!

– Лора, пожалуйста, побудьте с ней, пока она не уснёт. Это важно.

Мама замерла.

Потом медленно опустила меня обратно на кровать и легла рядом.

Она обняла меня, крепко-крепко, так, что я слышала, как стучит её сердце.

Я ещё всхлипывала, но страх немного отступил.

Мама рядом.

Я сжала её руку и, наконец, провалилась в сон.

---

Я медленно проснулась, ощущая, как мягкий свет пробивается сквозь веки. Он был ярким, слишком ярким, и я зажмурилась, пытаясь спрятаться от него. Но что-то было не так… Я почувствовала, как внутри разливается тёплое волнение, и осмелилась открыть глаза.

Мир снова был передо мной. Палата, белые стены, одеяло, скомканное у ног. Я могла видеть.

Сердце забилось быстрее. Я огляделась, но кровать рядом со мной была пуста. Мамы не было. Наверное, она ушла домой отдохнуть...

3 глава. Моя подруга Сильвия.

Я провела в больнице уже два месяца. Каждый день был одинаковым, расписание стало чем-то вроде школьного звонка: завтрак, осмотр врачей, визит мамы, несколько часов телевизора — всё строго по времени. Я привыкла.

Но было одно, чего мне не хватало. Брата.

Я не видела его весь этот месяц. Сегодня я попросила маму привести его. Очень надеюсь, что он придёт.

В последние дни моя болезнь не проявлялась. Если так будет продолжаться, может, меня наконец отпустят домой…

После ужина я, как обычно, легла на кровать и раскрыла книгу. Вчера мама принесла мне вторую часть «Магической шкатулки» — истории о девочке, нашедшей волшебную шкатулку и ставшей её хранителем. Теперь она должна защищать её от тёмных сил. Я уже прочитала первую книгу и полюбила её всем сердцем. Мне самой хотелось найти такую шкатулку.

Я так увлеклась чтением, что не сразу заметила, как дверь в палату открылась.

Послышались лёгкие шаги. Я подняла голову.

В комнату вошла девочка моего возраста. На её голове была шапка, а на плечах — больничный халат, точно такой же, как у меня. Она резко повернулась в мою сторону, и наши взгляды встретились.

— Привет… — неловко поздоровалась я.

— Привет. — Она молча прошла к соседней кровати и легла.

Я колебалась. Она выглядела замкнутой, но, может, я смогу с ней подружиться?

— Ты новенькая? — спросила я.

— Нет, я здесь уже давно.

Я нахмурилась.

— Странно… Я тут два месяца и ни разу тебя не видела.

— Я лечилась дома. Но болезнь заставила меня вернуться.

— А-а, понятно. — Я улыбнулась, надеясь, что она поддержит разговор. — Меня зовут Эбигейл.

— Сильвия. — Она сжала пальцы на одеяле. — Дружить не собираюсь, так что не надейся.

Я моргнула.

— Что?..

Я даже не успела предложить ей дружбу, а она уже отказала мне.

— Почему?

Сильвия медленно повернулась ко мне.

— Чем ты болеешь?

— Эм… а почему ты спрашиваешь?

— Потому что если ты выздоровеешь, то уйдёшь отсюда. А я останусь одна.

Я растерялась.

— Мне не нужны друзья, которые меня бросят, — добавила она тихо.

Я сглотнула.

— А ты? Чем болеешь?

Она усмехнулась.

— Неизлечимой болезнью. Я обречена остаться здесь. До старости. Или до смерти.

В палате стало холодно.

Я не знала, что сказать.

Неизлечимая болезнь. Обречена. Умереть.

— Вот видишь, ты боишься, — Сильвия отвернулась к стене.

Я не ответила. Просто легла, глядя в потолок.

Но её слова не отпускали меня.

«Умереть»…

Как она может так спокойно это говорить?

Этой ночью я не могла уснуть.

***

Я проснулась от какого-то шума. Разлепив глаза, я сначала ничего не поняла, но потом уловила приглушённые голоса. В палате кто-то был.

Медленно повернув голову, я увидела Сестру Роузи. Она стояла возле кровати Сильвии, склонившись к ней, а в её голосе звучало недоумение.

— Как ты здесь оказалась? — спросила она.

— Пришла спать, — тихо ответила Сильвия, будто это было чем-то совершенно естественным.

Сестра Роузи нахмурилась.

— Но у тебя другая палата. Зачем ты пришла сюда?

Сильвия пожала плечами. Её голос был спокоен, даже немного отстранён.

— Я здесь с самого начала. Там, в моей палате, я не могу уснуть. Здесь… здесь я чувствую себя в безопасности. Можно мне остаться?

Сестра Роузи с сомнением взглянула на неё.

— Это надо обсудить с твоими родителями. Если они разрешат, то…

— Они разрешат. — Сильвия перебила её, и в её голосе проскользнула странная горечь. — Они сделают всё, что я попрошу. В мои последние дни.

Сестра Роузи напряглась, губы её дрогнули, будто она хотела что-то сказать, но передумала. В палате повисла тишина. Я слышала, как громко бьётся моё сердце. Последние дни?.. Что она имела в виду?

— Не говори так, Сильвия, — наконец произнесла медсестра. — Ты выздоровеешь…

Сильвия усмехнулась — коротко, сухо, словно это была худшая шутка, которую она когда-либо слышала.

— Если бы вы сказали это год назад, я бы, может, и поверила. Но не сейчас. Мне осталось два-три года, так что не нужно лгать мне и не пытайтесь дать ложную надежду.

Сестра Роузи глубоко вздохнула. Её лицо было печальным. Она ещё раз взглянула на Сильвию, но ничего не сказала. Затем, будто что-то решив для себя, развернулась и вышла из палаты.

Я затаила дыхание. Сердце бешено стучало. Я не знала, как реагировать на сказанное Сильвией. Она обречена? Ей осталось всего два-три года? Как можно говорить об этом так спокойно?

Но вдруг я почувствовала на себе чей-то взгляд. Медленно, очень медленно я повернула голову и встретилась с глазами Сильвии.

— Не притворяйся, — сказала она спокойно. — Я знаю, что ты не спишь.

Я замерла, но всё равно зажмурилась, надеясь, что она оставит меня в покое. Сильвия помолчала, а потом… я услышала, как она двигается. Следующее, что я увидела, было её лицо — прямо передо мной! Я взвизгнула и резко дёрнулась назад, чуть не скатившись с кровати.

— Не пугай меня так! — возмутилась я, хватаясь за грудь, чтобы унять бешеное сердцебиение.

Сильвия ухмыльнулась.

— А ты не притворяйся. Подслушивать нехорошо.

— Я не подслушивала! Я просто… проснулась из-за вас.

— Знаю. — Она всё ещё смотрела на меня испытующе. — До какого момента ты слышала?

Я замялась. Я не хотела обсуждать это, слишком боялась, что скажу что-то не то. Поэтому я просто спросила:

— Ты была здесь год назад?

Сильвия кивнула.

— Да. Год назад я провела здесь много месяцев. Потом ушла. Вернулась позавчера.

— Почему вернулась? Что случилось?

Она пожала плечами, как будто говорила о чём-то незначительном.

— Ты ведь слышала. Мне осталось два-три года. Я устала от больницы, поэтому попросила родителей забрать меня домой. Они, конечно, согласились. Три месяца я жила дома. А потом… болезнь начала прогрессировать. И мне пришлось вернуться.

4 глава. Морг.

В больнице каждый день происходит что-то новое. Люди приходят и уходят. Бабушку Сюзанну и дедушку Джеймса недавно выписали, скоро, через неделю, дядю Генри тоже отпустят домой. А мы с Сильвией… мы всё ещё здесь.

Но мне не страшно. Пока она рядом — я не одна.

Пару дней назад Сильвия научила меня, как тайком выбираться из палаты. Сначала я боялась, но её решимость была заразительной. Мы бродили по коридорам, как исследователи неизведанного мира. Заглядывали в палаты, в пустые процедурные комнаты, однажды даже добрались до операционной — там было тихо, странно и почему-то очень холодно.

А ещё мы иногда пробирались на улицу, ложились прямо на траву возле больничного сада и смотрели в небо, обсуждая, на что похожи облака. Она рассказывала истории из своей прошлой жизни — до больницы, до всего этого. Я тоже делилась — хоть немного, хоть чем-то настоящим.

Сильвия… она другая. Храбрая. Настолько, что может без колебаний залезть на дерево, пройтись по тёмному коридору одна, взять в руки паука и даже… не моргнуть. Одним словом — бесстрашная.

Сегодня мы снова выбрались. Палата осталась за спиной, как пустая клетка, из которой мы уже умели сбегать.

– Куда сегодня пойдём? – спросила я, с нетерпением в голосе. Мне уже было интересно, что она придумала на этот раз.

Сильвия обернулась, её глаза заблестели от волнения.

– Я узнала про одно место, – прошептала она, словно боялась, что стены услышат. – Оно… очень интересное. И немного жуткое. Хочешь посмотреть?

Меня кольнуло в груди. Интерес — и тревога вперемешку.

– А… оно сильно страшное? – я невольно поёжилась.

– Чуточку, – с ухмылкой ответила она. – Если боишься — можешь не идти. Я вообще-то собиралась одна.

Я могла бы отказаться. Наверное, должна была. Но когда она рядом, всё кажется менее пугающим. Я посмотрела на неё и протянула руку.

– Я пойду.

Сильвия без слов взяла мою ладонь в свою. Её пальцы были тёплыми и уверенными. Мы шли по пустым коридорам, в свете тусклых ламп, мимо стен с облупившейся краской и приклеенными объявлениями. Становилось всё тише и темнее.

Наконец мы остановились у массивной железной двери. Она выглядела старой, с облезлой краской и ржавой табличкой, на которой уже не читалось название.

– Заперта, – выдохнула я с облегчением. – Придётся вернуться?

Сильвия хитро усмехнулась и вытащила из кармана небольшой ключ.

– Хорошо, что я взяла его заранее, – гордо заявила она, поднося ключ к замку.

– Откуда он у тебя?.. – Я нахмурилась.

– Одолжила у врача.

– Одолжила? – переспросила я, вглядываясь в её лицо.

Она отводила взгляд.

– Ну… ладно. Не одолжила. Он просто лежал на столе. Я взяла.

– Ты украла ключ?! – В панике я подняла голос.

– Тише! Не украла. Просто… взяла на время. Мы быстро заглянем и я всё верну, никто и не заметит.

– А если врачу срочно понадобится что-то из этой комнаты? Если это важно?!

– Не понадобится, – отрезала Сильвия и толкнула дверь.

— Почему не понадобится? — растерянно спросила я, морщась от чувства тревоги.

— Потому что вещи в этой комнате... их вообще нельзя брать, — сказала Сильвия, переступая порог.

Я нерешительно пошла за ней. Воздух внутри был холодным, сыроватым, он прилипал к коже, будто напоминал: сюда не стоит заходить. Свет лампы под потолком тускло мерцал, будто ему тоже было не по себе.

Комната совсем не походила на остальные — не было ни радужных обоев, ни тёплых пледов, ни запаха антисептика. Вместо этого — стальные шкафы вдоль стен, голый кафельный пол, запах чего-то резкого и металлического, и глухая тишина, такая, что даже звук дыхания казался громким.

— Тут... страшнее, чем я думала, — прошептала Сильвия, оглядываясь.

— А что это за место?.. — голос дрожал.

— Морг, — небрежно сказала она и дернула за одну из ручек. Послышался скрип.

За дверцей оказался длинный мешок с молнией. Сердце забилось быстрее. Я уже знала, что там... знала, но не хотела верить.

— Здесь лежат умершие, — добавила Сильвия, будто рассказывала о старых куклах на чердаке.

Она расстегнула молнию, и я тут же отпрянула. Внутри лежал мужчина — бледный, неподвижный, с закрытыми глазами. Его кожа была серой, будто бумажной, а губы — чуть посиневшими. Я не выдержала и с глухим вскриком рухнула на пол.

— Там... ТАМ ЧЕЛОВЕК! — выдох сбился, слова слипались.

— Конечно, — спокойно сказала она, наклоняясь. — Я его не видела раньше. Наверное, недавно умер. Интересно, это было во время операции или раньше?..

Её голос не дрожал. Она была слишком спокойна. Слишком... привычна к этому.

— Умер?.. — повторила я, как будто пыталась ощутить это слово на вкус. Оно было горьким и чужим.

— Да. — Она мягко дотронулась до его щеки. — Холодный... Когда я умру, меня тоже сюда положат?

Я поднялась, медленно. Смотрела на Сильвию — будто впервые. Как она могла так легко говорить об этом?

— Тебя... тебя не пугает смерть? — вырвалось у меня, раньше чем я успела остановиться.

Она повернулась ко мне. Её глаза были... странными. Будто стеклянными. Слишком глубокими для такого маленького человека.

— А должно? — спросила она, чуть наклонив голову. — Мы все когда-нибудь умрём. Кто-то раньше, кто-то позже. Неважно, что мы хотим — это всё равно случится. Мне просто не повезло... Я умру раньше.

Мир будто остановился. В груди кольнуло.

— Но тебе не страшно?.. Что не сможешь быть с родителями?..

Сильвия вздохнула и прикрыла глаза.

— Конечно страшно. Я очень люблю их. Но страх ничего не изменит... — Она застегнула молнию на мешке, аккуратно, почти заботливо, затем закрыла дверцу шкафа. — Знаешь, мне не страшно умереть. Меня пугает, что будет потом.

— Потом?..

— Я боюсь, что мама с папой будут плакать. Сильно. Что начнут винить себя, думать, что могли меня спасти... А я ведь каждый раз вижу, как они страдают, даже когда улыбаются. Боюсь, что они не смогут жить дальше, и найти для себя счастье... Это... вот это страшнее смерти.

5 глава. Отнятая радость.

Прошло несколько дней. Солнечный свет, пробиваясь сквозь жалюзи, ложился полосками на белоснежные простыни, и палата снова наполнилась голосами. Вместе с родителями пришёл мой старший брат.

Я встретила их с обычной улыбкой. Как и советовала Сильвия, я старалась не показывать, что что-то знаю. Мне не хотелось, чтобы мама или папа волновались ещё сильнее.

Мы пообедали всей семьёй. Еда была безвкусной, как всегда, но я делала вид, что всё нормально, даже шутливо покрутила ложкой в супе. Родители старались улыбаться, но в их взглядах читалась тревога. После еды они встали и вышли поговорить с доктором — наверняка снова обсуждать мою болезнь.

Я осталась в палате с братом. Он сидел на стуле у окна, сгорбившись, уставившись куда-то в пол. Обычно он был шумным, болтливым, всегда находил способ меня позлить или рассмешить. Но сейчас... он был другим. Молчаливым. Хмурым. Будто кто-то вытащил из него весь свет.

— Ну и чего ты такой? — тихо спросила я.

Он не ответил. Даже не поднял глаз. Только слегка повёл плечами, будто отмахиваясь.

Я попыталась ещё пару раз завести разговор — о школе, о нашей собаке, даже про ту нелепую историю с соседом, которого он когда-то случайно облил водой. Но он всё отвечал односложно:

— Да.

— Нет.

— Не знаю.

Я чувствовала, как внутри начинает закипать. Словно кто-то медленно сжимал мне грудную клетку.

— Ты не хочешь со мной говорить?! — сорвалась я, обиженно.

Он не ответил. Смотрел на дверь. Будто меня здесь не было вовсе.

— Эй, брат! Я здесь! Перестань пялиться на дверь! Почему ты молчишь?!

— У меня нет настроения говорить с тобой, — буркнул он, даже не взглянув на меня.

— Почему? Я что-то сделала?! — голос дрожал от обиды.

Он всё равно молчал.

Я разозлилась. Настолько, что схватила подушку и с силой швырнула в него. Она угодила прямо в его голову. Он вздрогнул, но не ответил. Ни слова. Ни взгляда.

— Хорошо! Раз так — я тоже не буду с тобой разговаривать!

Мы замолчали. Сидели как чужие, каждый в своей стороне комнаты. Я уставилась в окно, на деревья, чьи листья еле заметно колыхались на ветру. В палате было тихо. Слишком тихо. Только капельница позвякивала рядом.

Когда родители вернулись, они сразу уловили странную атмосферу — взгляды в сторону, сжатые губы, напряжённую тишину.

— Что с вами двумя? — удивлённо спросила мама, поправляя шарф на шее.

— Ничего, — почти хором ответили мы.

Мама подошла ко мне, погладила по волосам. Папа сел рядом. Они снова были полностью поглощены мной, будто брата и не существовало. И я... наслаждалась этим. Злилась на него за молчание, и мне хотелось показать: вот, видишь, я им важнее.

Он сидел чуть поодаль, наблюдая. Губы его были сжаты, руки в кулаки. Но он не сказал ни слова.

Я бросала на него косые взгляды, и чем сильнее он злился, тем больше внутри меня разрасталась мрачная радость.

— Эбби, может, ты поговоришь с братом? — предложила мама, с лёгкой тревогой в голосе.

— Нет! Не хочу! — ответила я резко. — Мне больше нравится быть с вами.

— Эбби... — мама нахмурилась. — Что-то случилось?

И вдруг я увидела.

— Мама... у тебя кровь... — прошептала я, указывая на её лицо.

Капля ярко-красной крови стекала из её носа, оставляя на коже тонкий след. Моё сердце сжалось. В голове вспыхнуло: как у меня…

— Что? — мама коснулась носа, испуганно посмотрела на пальцы.

— Дорогая, ты в порядке? — встревоженно спросил папа, мгновенно поднимаясь.

— Мама… держи. — Брат быстро протянул ей свой носовой платок. Его лицо побелело, глаза метались. Он встал. — Я позову врача!

— Нет… не надо… — пробормотала мама, приложив платок к носу. — Я просто… в уборную.

Она вышла из палаты, пошатываясь. Папа бросился за ней. Брат задержался лишь на секунду, бросив на меня быстрый, злой взгляд, и пошёл следом.

Я осталась одна. Сердце билось как сумасшедшее. Палата казалась слишком большой, слишком тихой. Лишь тонкий след маминой крови остался на полу — как напоминание, что теперь всё может быть иначе.

Через двадцать минут они вернулись. Мама выглядела уставшей, но старалась улыбаться. Папа держал её под руку. Брат шёл сзади, молча.

Мама с папой вели себя так, будто ничего не произошло. Их лица были спокойны, даже чуть-чуть улыбающиеся — словно кровотечение, тревога, беготня в коридоре никогда не случались. Они старались быть для меня сильными. Но я видела их глаза. Усталые, напряжённые, словно за стеклом — сдержанные, чтобы не ранить меня.

А вот брат... он совсем не притворялся. Его лицо было угрюмым, а взгляд — колючим. Он время от времени бросал на меня злые, тяжёлые взгляды, как будто я была виновата. Но в чём?..

Я волновалась за маму. Старалась не показывать, но внутри всё сжималось. Что, если... если у неё то же самое, что и у меня? Что, если это начало?

Вечером родители начали собираться. Мама поправила шарф, папа закрыл её пальто. Всё происходило в тишине, как будто мы боялись сказать что-то лишнее.

— Мы завтра снова придём, — сказала мама, обняв меня крепко. Я почувствовала, как её пальцы дрожат, хоть она и старалась держаться.

— Отдыхай, Эбби, — добавил папа, наклоняясь ко мне. — Не волнуйся ни о чём, хорошо?

Я кивнула. Ложь. Я волновалась. О них. О себе. О брате.

— Попрощайся с сестрой, — сказал папа брату.

Но тот, не сказав ни слова, повернулся и вышел из палаты, даже не взглянув на меня.

Я почувствовала, как что-то ломается внутри. Как будто кто-то медленно вынимает у меня из груди тепло, заменяя его чем-то тяжёлым и холодным.

Родители переглянулись, удивлённые его поведением, но промолчали. Я же легла, натянула одеяло до подбородка, выключила свет и отвернулась к стене.

Пока дверь не закрылась за ними, я старалась не плакать. А потом... слёзы сами потекли. Беззвучно. Слёзы обиды, боли и одиночества.

Он меня ненавидит?

Что я сделала не так?..

Я прокручивала в голове наши разговоры. Вспоминала, как он когда-то защищал меня во дворе, смеялся надо мной, называл «малявкой». Почему теперь он смотрит на меня как на врага?

6 глава. Слух и чувства.

— Ээээээээббииииии! — раздался знакомый голос. — Проснись! Твоя лучшая подруга не может вечно ждать, чтобы смотреть мультфильм!

Я нехотя открыла глаза и увидела перед собой нахмуренное лицо Сильвии, нависшее надо мной, как уставшее солнце в пасмурный день. На ней была пижама с зайчиками, а волосы торчали во все стороны, будто она воевала с подушкой.

— Проснулась? — с облегчением вздохнула она. — А теперь марш чистить зубы! Я пока включу телевизор, вдруг там уже началось!

Сильвия, как всегда, не теряла времени зря. Я потянулась, зевнула и поплелась в ванную. Холодная вода немного отогнала остатки сна, но настроение оставалось тяжёлым. Как будто внутри всё было серым.

Когда я вернулась, Сильвия уже растянулась на моей кровати, с чипсами в руках и довольной ухмылкой. Я легла рядом, завернувшись в одеяло. Она сразу заметила, что я не улыбаюсь.

— Что случилось, подруга? Кто тебя обидел? — прошептала она, тыкая меня пальцем в щёку, будто хотела проткнуть мою печаль.

Я отвернулась к стене, но она не отставала: гладила меня по голове, как кошку.

— Эй, не бойся. Твоя лучшая подруга готова сразиться с любым, кто посмел тебя расстроить!

— Ты не сможешь, — буркнула я.

— Почему это? — возмутилась Сильвия, усаживаясь на коленки.

— Потому что это мой брат. Он сильнее тебя, — сказала я и на зло щёлкнула пультом, увеличивая громкость.

— Пф! Сильнее меня?! — Сильвия закатила глаза и показала руку. — Видишь эту мощь? Я могу поднять огромную собаку по имени Лесси! А твой брат — слабак!

— Он не слабак! Он очень сильный! — Я села на кровати. — Он легко поднимает тяжёлые сумки папы. А нашу собаку Рэнди, ты знаешь, он берёт одной рукой, как перышко!

— Ну и что! — не сдавалась она. — Я могу поднять тебя! Вот прямо сейчас!

— Не поднимешь! А мой брат — да! Когда я упала и плакала, он поднял меня и нёс на спине домой. Он сильный... и добрый...

Сильвия прикусила губу, будто не ожидала такой искренности.

— Тогда почему такой «добрый» брат расстроил тебя? — тихо спросила она.

Я сразу замолчала. В комнате стало как-то тише, даже мультфильм на фоне перестал быть смешным.

— Я не знаю, — прошептала я. — Он... просто молчит. Не разговаривает со мной. Смотрит в сторону, будто я ему чужая.

Грудь сжалось. Слёзы подступали к глазам, и я прижалась к Сильвии.

— Я ничего ему не сделала... А он… он как будто меня ненавидит.

Сильвия обняла меня и положила мою голову себе на плечо.

— Так иногда бывает... — Сильвия обняла меня крепко, как будто хотела не просто утешить, а защитить от всего. — Наша болезнь причиняет боль не только нам, но и тем, кто рядом. Мама постоянно плакала, а папа… он злился. Не на меня, а на себя. Потому что ничего не мог сделать.

— Но он был зол на меня! — я сжала кулаки, голос сорвался.

— Может быть ты права, а может, он просто не знал, как с этим справиться. — Сильвия посмотрела куда-то в сторону, потом снова на меня. — Я не могу говорить за него, но твою боль я знаю. По-настоящему.

В её голосе не было ни капли фальши. И в тот момент мне не нужно было объяснений. Мы были такими разными, с разными диагнозами, разными судьбами… но боль — она у нас была одна на двоих. И я это чувствовала.

— Но если он всё-таки злился именно на тебя... — добавила она с лукавой улыбкой, — я его точно побью!

Я рассмеялась. По-настоящему, впервые за долгое время. Не от веселья — от облегчения. Словно что-то тяжёлое немного сдвинулось с места.

— Вот, другое дело. Улыбайся. Тебе больше идёт улыбка, чем этот нахмуренный взгляд. — Сильвия нежно провела пальцами по моей щеке.

— Спасибо тебе… — прошептала я, обняв её в ответ. — Ты всегда находишь нужные слова.

— Потому что я твоя подруга. Это моя суперсила. — Она развалилась на кровати и махнула рукой в сторону экрана. — А теперь мультики. Без них мы не выживем.

— Ты права, — я легла рядом. — Только сделай громче, ладно?

— А? — она приподнялась, прищурившись. — Громко же.

— Сильвия… говори громче… Я тебя почти не слышу.

В ушах резко зашипело, как будто включили старый телевизор на полной громкости. Я села, схватившись за голову. Всё вокруг стало глухим, искажённым.

— Что… что ты сказала? — я смотрела на Сильвию, но её голос тону в шуме. Потом вовсе исчез. Только губы двигались.

Дверь отворилась. Вошла сестра Роузи. Она что-то говорила — может, спрашивала, что происходит, — но я не слышала ничего. Я закричала… но не услышала даже собственного голоса. Только шипение, звон и глухая, тупая боль, которая будто проникла в кости.

Я сжала уши руками. Слёзы лились сами собой. Сестра подбежала, начала звать кого-то. Я это поняла по её панике, по судорожным движениям. А боль будто перекочевала в шею. Мне стало тяжело дышать, будто кто-то медленно сжимал горло изнутри.

Я сорвалась с кровати и упала на пол. Всё тело дрожало. Я теряла сознание. Сквозь мутный взгляд увидела, как Сильвия замерла, испуганная до дрожи. Она прижалась к стене и дрожала, как осенний лист.

Потом — тьма. Без звуков. Без боли. Просто... тьма.

Я проснулась почти ночью. В палате было темно, только слабый свет от уличного фонаря проникал сквозь жалюзи, рисуя блеклые полосы на стене. Я медленно повернула голову и увидела маму. Она спала, положив голову на край моей кровати, крепко сжимая мою правую руку, будто боялась отпустить.

Вокруг стояла звенящая тишина. Но... была ли это тишина? Или я просто не слышала ничего?

Я замерла, прислушиваясь — и снова ничего. Ни гудка аппаратуры, ни шороха одеял, ни дыхания мамы. Мир был пуст. Беззвучный. Будто что-то внутри меня исчезло, как будто часть меня осталась в том моменте… перед тем как всё оборвалось.

Я заметила пульт от телевизора на прикроватной тумбочке. Протянула руку — движения давались с трудом, как под водой — и включила телевизор. На экране шла передача о животных: я видела, как диктор что-то показывает, животные бегали по саванне, мелькали титры. Но я не слышала ни единого слова.