Мэри Поппинс для квартета. Свадьба

Глава первая

– Вот это да!

Машка вынырнула из телефона ровно на моем вдохе: я только собралась сделать ей замечание на тему приличного поведения за столом. За мирным семейным завтраком. Но дочь обвела нас с Томбасовым таким иронично-издевательски-восхищенным взглядом, что мы как-то смутились. Понять бы еще – отчего?

– Мама-а-а…. – протянул ребенок. – Олег...

– Что там, Маша? – вынырнул из планшета еще один любитель общаться за завтраком.

– Ну вы даете…

– Машка!

– Вы – просто звезды.

Мы с Олегом переглянулись – столько яда было в голосе дочери.

– Не, ну реально. Даже квартет так не косячит. И кстати, просмотров поменьше.

И в глазах – полный восторг.

– Дай глянуть, – первым поддался на провокацию Томбасов.

Дочь протянула ему свой новенький навороченный телефон.

Я обошла стол и склонилась над ним, вперив взгляд в экран.

Ох ты-ы ж!..

Это что? Я? Бесстыже повисшая на Томбасова, обхватившая его ногами, запрокинувшая голову. Он прижимает меня к стене – мощный, напористый.

Мой то ли смех, то ли стон. И мы… мама моя…

– А до номера дойти слабо? – вопрос Маши доносится до меня откуда-то из очень далекого далека.

Я. Муж. Мы… Как-то забыли обо всем, что есть на свете. Да и обо всех тоже. Стыд какой. Ужас-ужас-ужас.

Его рычание. Мой горловой стон. Никогда бы не сказала, что я так умею.

В голове стучит. Смотрю на дочь. Она – на меня. Из глаз Машки уходит азарт, сияние и восторг, она как-то съеживается.

– Это что? – очень-очень тихо спрашивает Томбасов, пока Машка осторожно тянется выключить запись. Смотрит на нас вопросительно. Похоже, так и не может понять, почему мы как-то не так воспринимаем видео. – Это как?!

Дочь выхватывает телефон из-под лапы Олега с возмущенным:

– Не-не-не! У меня там информация вся по работе!

– Откуда? – рявкает Томбасов, у которого вся шерсть дыбом встала.

– Ю-туб, – отвечает дочь осторожно, но, к счастью, не испуганно. Очень старательно спрятав телефон за спиной. – Только сегодня увидела. Мне в личку прислали. Видео было зашито в обзор к блогеру. Он социалку снимает, богатых обличает. Я такое не смотрю, не мой круг интересов, поэтому проворонила. Видео уже несколько дней крутится. Там миллионы просмотров. Странно, что вы еще не в курсе.

Томбасов сжимает и разжимает кулаки. Я сижу как пришибленная. Противно-то как.

– Ссылку мне, – Томбасов говорит спокойно, но кулаки словно сами собой сжимаются и разжимаются.

– Сейчас, – у дочери вместо голоса выходит комариный писк.

Томбасов опускает взгляд в свой планшет, что-то там нажимает, и на всю кухню раздается картавое и жизнерадостное:

– А вот это, мои дорогие друзья, – на экране какой-то парень в маске, – вот это и есть тяжелые будни нерядовых олигархов. Вызвать подчиненную и хорошенько оттавосить… Ходят упорные слухи, что эта дамочка и у него самого, и у звезд, которых он продюсирует, нечто в виде эскорта, чтобы не заморачиваться с вызовами непроверенных девочек.

Морда в маске сменяется моими фото.

Концерт. Вечернее платье с неприличным вырезом – Слава расстарался. Передо мной припадает на колено Артур. Я серьезна, просто возвышенна. Только в глазах бесенята пляшут. Он поет что-то патетично, про вечную любовь, главное, не засмеяться. Собью ведь!

Вот меня на руках тащит на сцену Сергей с великолепно веселым лицом, явно предвкушая, как он огребет от Томбасова. А не надо было спорить с неугомонным Артуром. Там еще муж приподнимается, злобный такой, просто прелесть.

Я и Лева ругаемся. Бешено. Аж искры летят. Глаза в глаза. Крупный план. Хорошо получилось. Только со стороны кажется, что мы вот-вот кинемся друг другу в объятия.

Иван. Объятия после какого-то концерта, когда все получилось, он кружит меня. Мы хохочем. Как же мы счастливы здесь.

И вот это все… Под таким соусом… Вся моя жизнь – самый счастливый ее период. Просто в грязь. Под глумливое хихиканье. Под фразу о том, что этим-то местом гораздо проще заработать на жизнь, чем работать в школе училкой.

Какой же неприлично беспомощной я себя чувствую. Но перевожу взгляд на мужа – и словно выныриваю из-под толщи воды. Томбасов просто белый, я начинаю уже думать: не вызвать ли доктора. Он хватает свой телефон, смахивает чашку на пол, сам того не замечая. В ответ на звон посуды я показываю дочери: «Отступай!»

Она кивает и удирает.

– Петр Иванович, – обманчиво спокойно говорит муж в трубку. – Я очень. Очень жду вас. И Самуила Абрамовича.

1-1

– Олеся Владимировна, – через несколько минут спросил меня начальник охраны, сжимающий трубку телефона так, словно это был гашетка пулемета «Максим», – а вы куда?

Хотела ответить резко: «Я что, под арестом?» – но сдержалась. Вот уж кто не виноват в происходящем, так это Петр Иванович. Хотя у Томбасова на этот счет собственное мнение.

Я как-то плохо реагировала, когда он впадал в состояние хозяина мира, у которого что-то пошло не по его. Сама себя время от времени ругала, но эта сторона жизни мужа меня угнетала. Понятно, что ромашкой на лугу он не был никогда. И, пожалуй, более жесткого человека в своей жизни я не встречала. Да и странно было б ожидать, чтобы владелец заводов, газет, пароходов был другим. Но…

Угнетало.

И я честно старалась сбегать, когда дело доходило до подобного. А сам Олег старался оставлять свое альтер эго хозяина жизни и биг-босса за порогом дома, за что я была ему очень благодарна. И, между прочим, муж еще и дразнил меня. Он утверждал, что именно я на редкость авторитарный человек. Даже по сравнению с ним. Это он понял еще летом, когда осознал, что одна маленькая хрупкая учительница заставила пять успешных состоятельных мужиков делать то, что они делать и не думали.

Тут я обычно возмущалась. И спрашивала: «Как именно я заставляла, например, господина Томбасова приставать ко мне? Если он, бедняжка, и не собирался этого делать вовсе?»

Олег начинал бурчать что-то типа: «Ага, не приставай к тебе, так эти же… Оголтелые павлины. Уведут».

Это было… оказывается, так классно! А теперь… И мое лето, и странная тайная свадьба… И новая жизнь… Все свелось к тому, что я – проститутка.

Что тут скажешь. Только головой покачать. И ответить Петру Ивановичу максимально спокойно:

– Я собираюсь пойти гулять. И бродить до тех пор, пока не пойму, что могу разговаривать. В идеале – цензурно.

– Но, Олеся Владимировна… если журналисты…

– Петр Иванович. Я не буду сидеть дома, как преступница. Нет.

Начальник охраны отступил.

– Маша уехала на базу. Я отправил с ней парней. Ее Вадим отвезет.

– Спасибо, Петр Иванович.

– Простите меня, Олеся Владимировна, – тихо проговорил он.

И я поняла, что это было сказано не потому, что на него наорал взбешенный Томбасов, который в данный момент высказывал Самуилу Абрамовичу, выпроводив (пока) начальника охраны из комнаты.

– Я все равно считаю, что это – не ваша вина, – твердо сказала я.

Он чуть улыбнулся:

– Парни вас поведут.

Но я не успела даже накинуть шубу, как у меня зазвонил телефон. Директор школы, где я работала.

Сердце сжалось в нехорошем предчувствии.

– Слушаю.

– Олеся Владимировна, – голос высокого начальства был сух и неприятен. – Я понимаю, скорее всего произошло недоразумение. И вы не имеете отношения ко всей той мерзости, которую про вас пишут. Но. Я бы попросил вас написать заявление по собственному. У нас письма от детей и родителей уже ушли в комитет. Не знаю, будет ли проверка, но… Сами понимаете.

– Да… Понимаю…

Петр Иванович бросил на меня тревожный взгляд и исчез за дверью, откуда доносился негодующий голос Томбасова. Звуки тотчас стихли. Или это я перестала их различать? Оглохла?

– И… можно вас попросить как-то оформить больничный, чтобы вам две недели не отрабатывать.

– Конечно.

Я даже смогла улыбнуться. Конечно, директор не увидел этого, но в голосе-то должно было бы отразиться.

– Поймите, если из-за покупки учительницей нижнего белья на глазах у детей поднялся такой скандал, то тут…

– Понимаю…

– Замечательно, что мы поняли друг друга. Хороших выходных.

– Спасибо.

Я прижалась к стене и заплакала. Казалось бы, школа для меня сейчас – чемодан без ручки. И я, упрямства ради, живу на два города, мотаюсь туда-сюда. Готовлюсь к урокам. Потому что сама для себя решила – мои нормально сдадут экзамены. Вот это самое дурацкое – если не я, то кто же. А тут… Дура.

– Олеся…

Олег обнимает меня, прижимает к себе. Гладит по голове.

– Ну, перестань, пожалуйста… Олесь.

– Обидно, – шепчу я.

– Главное, чтоб ты не подумала, что это я всю эту многоходовку затеял, чтобы тебя уйти с работы, – невесело улыбается муж.

– Томбасов, – у меня от возмущения даже слезы заканчиваются, – ты с ума сошел?

– Не будешь так думать?

Он целует меня в нос, который уже наверняка красный.

– С тобой даже поплакать нормально нельзя, – ворчу я.

– Не надо, – просит он. – Если люди дураки и специалист им не нужен… Это означает только то, что люди – дураки.

– Все равно обидно.

– Тут не поспоришь.

глава вторая

И снова я ближе всего оказываюсь к входной двери, рву ее на себя. Она и не закрыта вовсе. Заходи – кто хочет, уноси, что хо…

– Дана?

В первый момент мне вообще кажется с психу, что у меня глюк. Красивый такой, блондинистый.

– Дана?! – хором выдыхают все присутствующие. За исключением, пожалуй, Розы. Которая смотрит на весь балаган со опасным огнем в глазах, словно конспектирует происходящее.

– Дана? – повторяет Самуил Абрамович, пока мы все изображаем немую сцену.

– Я, правда, не при чем!

Ослепительная блондинка проникает в квартиру – просто проходной двор сегодня какой-то! Она прижимает руки к груди. Кающаяся Магдалина, блин. Она как бы кается. А мы как бы верим.

Томбасов задумчиво смотрит… даже не на бывшего пиар-менеджера уже не продюсируемого им квартета. Много чести. Он любуется, задумчиво и плотоядно так, на начальника охраны. Тот нервно сглатывает.

– Сема! Скажи им! – Даночка с отчаянием воздевает руки к небу. Вот любопытно, у пиар-менеджера квартета какое образование? Актерское что ли? Или она по специальности «постановщик культурно-массовых мероприятий»? Вот это, скажем прямо, ей удается. Зрители даже не в восторге. А в ахе. Понять бы еще, Сема – это кто.

Я оглядываю всех собравшихся, пытаясь найти ответ на этот замечательный вопрос.

– Сема, – ни к кому не обращаясь, тянет Томбасов.

– Я ж не сумасшедшая, – тараторит Дана. – Понимаю прекрасно, где слегка отвязаться можно, а где просто под каток попадешь.

– Да? – я смотрю на нее, и дятлом стучащие в голове подозрения по поводу Левы, квартета и фанаток, что так «вовремя» выложили милейшее компрометирующее видео, превращаются в уверенность.

Барышня, ничуть не смутившись, кивает:

– Понимаете, – улыбается она, светло и счастливо, – честное слово. Вот Лева – заслужил.

– Что именно? – раздается голос леди Говард, полный жгучего любопытства.

Роза явно в засаде. И даже пальцы подрагивают, словно текст набирают. Бедная Ира – конкурент на жизнеописание квартета появился. Хотя… Мы же помним, что жена Левы ни про него самого, ни про остальных участников не пишет. И вообще – у нее текст про фигуристов пошел. Не считая сценария мюзикла.

– Ваш обожаемый Левушка, - ядовито говорит Дана, – тот еще козел. Гений! Самомнения с Эверест, гонора – выше звезд. А сам – просто мальчишка с кучей комплексов.

Роза радостно кивает. Ох, и отчего-то мне кажется, что она не о Леве думает. Или не только о нашем баритоне.

– Даночка, – вдруг тихонько роняет Самуил Абрамович.

Блондинка замирает. И… смущается. Она что – и краснеть умеет.

– Я перед новым годом просто идею кинула. Ну, и немного подсказала, как дату перебить… Ну, просто, чтобы почувствовал, что ощущаешь, когда гонят, как собаку. А так – оно мне зачем?

Томбасов смотрит на своего адвоката, будто видит впервые. И говорит:

– Сема. Скажи ей.

Что за… Этого просто не может быть. Это… бред. Весь сегодняшний день, просто бред!!! Видео, звонок из школы, визиты, совещания…

Что-то начинает гудеть в голове, спина уже мокрая, перед глазами круговерть…

– Пожалуй, мы пойдем.

Понимаю, что меня за рукав утаскивает английская роза.

– Сема? – я вынеслась за порог, перебежала двор двухэтажного особняка, спрятавшегося в дворах Москвы – и не скажешь, что центр столицы. Поскользнулась, вывернулась. Не упала. И понеслась. Как говорится, куда глаза глядят. Понимая, что если замру, то достигну критической массы. И меня просто разорвет.

– Сема… Сема?!!!

И мне все равно, считают ли меня сумасшедшей москвичи и гости столицы. У меня день тяжелый. И вообще – мой мир сегодня рухнул. Несколько раз причем.

Сначала – видео. Неприятно, мерзко. Но не смертельно. Потом – школа и мое увольнение. Вопреки тому, что говорила Роза, это… был удар. Это было больно. Но когда Дана приходит в мой дом и называет самого умного из встретившихся мне людей, самого коварного и самого-самого… Семой…

Вот тут…

Я проехалась по льду, удержала равновесие и резко остановилась. Поняла, что люди просто от меня шарахаются. Знатно меня перекосило… И похоже я говорила вслух. И не тихо. Сзади донеслись слаженные чеканные шаги. Развернулась. Ну, понятно. Дело не во мне. А в делегации людей в черном за моей спиной. Возглавлял ее Вадим, мой шофер и телохранитель в одном лице. И лицо у него было… не сказать, чтоб счастливое. За чередой охранников неспешно вышагивала Роза, которую бережно вел под руку мужчина, выглядевший как шейх, которому любопытно стало прогуляться по Москве. В приятной компании.

Мне стало неловко. Столько народу – и все оказались свидетелями моей истерики. Захотелось закричать на всю улицу, на весь мир: да оставьте меня уже в покое. Не хочу никого видеть. И вообще. Сбежать, скажем на Селигер. Уйти подальше от всех, обняться с сосной. И поплакать, поорать матерные частушки…

– У вас какой-то странный вид, – дошла до меня миледи. Вот откуда она, спрашивается, взялась на мою голову. И с чего не отправится по своим делам? Рычать на нее было неправильно – и беременная, и супруга стратегического партнера мужа. Но и общаться…