Ветер трепал зелёные ленты шляпки. Девушка придерживала её рукой, вглядываясь в изумрудные холмы берега. Перегнувшись через перила, Ниоба заглянула на нижнюю палубу, где мальчишки гоняли мяч. Среди них носился мелкий, ослепительно рыжий мальчуган, что без страха бросался отбирать мяч у куда более крупных и сильных товарищей.
После спасения Тишины встал вопрос: что с ней делать? Нельзя после произошедшего вернуться к учёбе в Академии, словно ничего не произошло. Ректор Далтон явно замешана в тёмных делах Серых, эксперименты над детьми происходят с её молчаливого согласия.
Держать девочку запертой в доме тоже никак нельзя. Это первое место, где её станут искать. Возможно, потому Лиса согласилась отпустить племянницу с Ниобой на Восток. Никто не сказал этого вслух, но в воздухе повисло невысказанное: как ты будешь заботиться о ребёнке, если умираешь? Что случится с Тиш, если Луна настигнет тебя в дороге?
Ответом на этот вопрос было: с чего вы взяли, что Тиш ребёнок?
Заправив выбившуюся смоляную прядь за ухо, Ниоба переместилась поближе к лопастям парохода. Они гудели, шумно бились об воду, но создаваемый ими ветер и прохладные брызги, оставившие мокрые пятна на белом льняном платье, разгоняли удушающую жару.
Возможно, тащить Тишину на Восток – мысль несколько опрометчивая, но даже это безопаснее, чем оставлять её в Кондоме и ждать, когда Заклеймённые найдут девочку и утащат в лабораторию.
Послышался удар и общий разочарованный вздох. Мяч, описав дугу, вылетел за пределы корабля и плюхнулся в воду. Ниоба машинально потянула руку, чтобы притянуть его с помощью Таланта, и тут же остановила себя, чувствуя лёгкое жжение. Ограничитель, что раздобыл для неё Зэван, не позволял использовать Талант. Жить Ниобе осталось не так много, и сокращать срок, руководствуясь сиюсекундным порывом, не хотелось.
Рыжим демонёнком Тиш вскочила на перила, заставив кумушек испуганно ахнуть, и протянула руку в сторону мяча. Тот некоторое время мерно покачивался на волнах, игнорируя её усилие. Волны уносили его всё дальше, пароход на полном ходу спешил вперёд, не заметив потери.
Мяч вдруг дёрнулся, под водой показался плавник. Рыбий косяк подтолкнул мяч ближе к кораблю. Тот неожиданно подскочил и под общий радостный вопль залетел на нижнюю палубу. Судя по обиженно оттопыренной нижней губе, Тиш к этому чуду отношения не имела. Подняв мяч, к ней подошёл мужчина в клетчатом прогулочном костюме.
– Всегда приятно услужить, – произнёс мужчина, приподнимая шляпу.
Тиш вместо благодарности схватила мяч и бросилась к мальчишкам.
– Простите моего племянника, – улыбнулась незнакомцу Ниоба, бросая строгий взгляд в сторону Тиш.
– Ничего, – добродушно отмахнулся тот, – он сам хотел достать, а я помешал.
Спохватившись, он поклонился и представился:
– Томаш Мечников.
– Ниоба Верес, – чуть присела она в лёгком поклоне.
Мужчина забавно пошевелил усами, разглядывая девушку, и, сочтя увиденное приемлемым, предпринял попытку продолжить знакомство.
– Верестаг прекрасен в это время года, – оттягивая большими пальцами подтяжки, заговорил Мечников. – Летняя духота отступает, а осень с дождями ещё не подоспела. Самое лучшее время для путешествий. Вы, должно быть, навещали родственников на Западе?
– У меня там живет сестра, – Ниоба вежливо улыбнулась, думая, что с Лисарой у неё куда больше общего, чем с родной сестрой.
Отчего-то каждый считал своим долгом узнать, чем она занималась по ту сторону гор. Пересекая границу между Империей и Мандагаром, путешественники имеют выбор как именно продолжить путь: пешком, поездом или на пароходе. Последний путь для людей обеспеченных, поэтому по палубе расхаживали сплошь отпрыски дворянских семей, что спешили перещеголять друг друга родословной. Ограниченный круг лиц позволял Ниобе присматривать за публикой и выявить постороннего до того, как он навредит Тишине.
– Какая интересная у вас фамилия – Верес, – присматриваясь повнимательнее, заметил Мечников.
Ниоба невольно поджала губы, ругая себя за то, что не озаботилась придумать другую, менее приметную, фамилию для путешествий.
– Сударь, если барышня молчит, то, возможно, она просто не желает продолжать разговор, – буркнула Тиш, которая, игнорируя лестницу, взобралась на верхнюю палубу по снастям.
Насупившись, она пыталась сделать голос грубее, отчего ещё больше походила на хорохорившегося мальчишку.
– Приношу свои искреннейшие извинения, – раскланялся тот. – Не хотел оказаться навязчивым.
– Ничего страшного, – заверила его Ниоба. – Это я должна извиниться за себя и за племянника. Задумалась и не ответила вовремя.
Раздался звон колокольчика – в кают-компании приглашали на обед.
– Сначала вымой руки, – едва успела крикнуть Ниоба, как Тиш скрылась среди людей.
– Дети, за ними нужен глаз да глаз, – тепло глядя вслед рыжей макушке, поделился Мечников.
– Да, порой я ему завидую, – пожав плечами, девушка придержала развевающееся на ветру платье. – Его непосредственности и возможности творить что вздумается.
– А я завидую их живости, – поделился мужчина и, чуть наклонившись, тихо добавил: – и возможности ползать по кораблю, не обращая внимания на осуждение окружающих.
Приняв это как укол в сторону её воспитательных способностей, Ниоба невольно покраснела. Не заметив её смущения, Мечников продолжил:
– Когда у меня будут дети, не стану запрещать им подобные вольности. Пусть кто-то и считает это безрассудным и опасным, я считаю, что мальчикам от этого больше пользы, чем вреда. Этикет они всегда успеют выучить, а вот развить силу и ловкость, сидя за партой, невозможно.
Они спустились в зал, где уже собирался народ, занимая свободные столики. Тиш сидела на их любимом месте у большого окна. Ветер шевелил белоснежные занавески с вышитой на них лавандой, а на подоконнике восседала крупная чёрная ворона. Мечников, увидев это, сбился с шага. Впрочем, местная публика уже привыкла к крылатому гостю. Старушка, что делила с ними столик, подкармливала птицу, словно домашнего кота.
Следующей ночью Ниоба своими глазами увидела всадника. Тёмная фигура поднялась на скалу и некоторое время наблюдала за кораблём. Через час он вновь показался на берегу. И ещё раз, и еще. С рассветом исчез. Возможно, днём нет необходимости подходить к берегу близко, чтобы рассмотреть пароход.
– Несколько опрометчиво, – заметила Ниоба, сидя у окна и наблюдая, как солнце золотит поверхность воды.
– Какова вероятность, что кто-то будет всю ночь пялиться на берег и рассматривать, кто там мечется вдали? – забираясь под одеяло, сказала Тиш. – У матросов и без этого полно забот, а пассажиры спят.
Всё это могло оказаться нелепым совпадением, но на душе стало неспокойно.
После обеда, когда пассажиры высыпались на палубу насладиться тёплым осенним солнцем, Ниоба и Тиш садились заниматься. То, что Тиш не может посещать Академию, не повод оставлять её без образования. Девочка некоторое время упрямилась, негодуя, что вместо развлечений приходится изучать геометрию и читать о мёртвых королях, но Ниоба быстро нашла компромисс: Талант. В Академии развивать Талант начинают только после пятнадцати лет, а Тиш получила возможность перещеголять бывших одноклассников.
Получалось, признаться честно, не слишком хорошо. Возможно, были причины, почему Талантом начинали заниматься в пятнадцать. Сколько Ниоба ни объясняла, ни показывала, ни рисовала схемы, булавка отказывалась двигаться.
– Не выходит! – Тиш капризно топнула под столом и подскочила на ноги.
– Представь, что… – отрываясь от писем, начала Ниоба.
– Что толку, если булавке всё равно.
– Нельзя надеяться, что предметы сдвинутся с места, пожалев тебя, – и, подумав, добавила: – На самом деле и хорошо, что не могут. Не хотелось бы получать откат от каждой неосторожной мысли.
Надувшись, девочка отвернулась. Словно это могло что-то изменить. Сложив письмо, Ниоба приготовилась объяснять:
– Подчиняя пространство своей воле, ты вмешиваешься в естественный ход событий, и пространство, сопротивляясь, отзывается в теле магистра болью. Потому и хорошо, что это так сложно. Откат отнимает здоровье, и, если злоупотреблять Талантом, это может привести к непоправимым последствиям, а то и к смерти.
В каюту постучались. Дождавшись ответа, мужчина вошёл.
– Вижу, не теряете времени даром, – улыбнулся Мечников, глядя на стопки книг. – Я пришёл пригласить вас в кают-компанию, нам не хватает людей для карточной игры, да и вашему подопечному будет полезно проветриться.
Не дожидаясь ответа, Тиш сорвалась с места и выскочила из каюты. Надевая перед зеркалом шляпку, Ниоба скорчила гримасу. Друзья знатно повеселились бы, увидев, как она, словно чинная барышня, вяжет ленты шляпки и выходит в общую каюту вести светские беседы.
– По поводу вчерашнего, – смущённо поглаживая пышные усы, начал он. – Общество скучает, а вы не спешите распространяться о себе, чем вызываете интерес.
Пожав плечами, Ниоба вышла в коридор и, заперев дверь, направилась в сторону ресторана.
– И каков вердикт? – полюбопытствовала она, бросая на него взгляд из-под ресниц.
– Сначала вас нарекли гувернанткой для молодого дарования.
То самое дарование с диким ором пронеслось мимо во главе ватаги мальчишек помладше, держа над головой связку деревянных мечей. Проводив их завистливым взглядом, Ниоба расправила кружево на льняном платье.
– Пусть фамилия у вас и княжеская, но я не могу представить, чтобы дворянка путешествовала одна, без сопровождения или хотя бы служанки, – заложив руки за спину, Мечников важно вышагивал рядом, лукаво поглядывая на девушку.
Ниоба не отказалась бы от сопровождения, чтобы кто-то таскал чемоданы, но предпочтительнее было бы вышвырнуть все наряды за борт и, облачившись в брюки, отправиться пешком куда глаза глядят. Последняя мысль оказалась настолько привлекательной, что девушка остановилась посреди коридора.
– Но, как заметили барышни, для прислуги вы слишком хорошо одеваетесь, – он смущённо кашлянул. – К тому же не всякая служанка способна помочь развить Талант какому-то безродному найденышу.
Эта фраза наконец привлекла внимание Ниобы. Под её удивлённым взглядом мужчина расправил плечи, гордо вздёрнул чисто выбритый подбородок.
– Фамилия мальчика Эрис – ветер со староимперского. Такую фамилию дают найдёнышам на севере Кондомы, если нет возможности найти родителей, – получив утвердительный кивок, Мечников с довольным видом погладил усы. – Да и само квешское имя, Тихон, говорит о многом. Полагаю, его нашли где-то на северо-востоке Кондомы, у самых гор, быть может, даже на границе между Кондомой и Кун-Квешу.
– Браво, сударь, вы нас раскусили, – изобразила она аплодисменты.
Мысль сбежать с корабля плотно обосновалась в голове.
Долг велел ей прибыть на родину по зову дяди и сестры. Отдать почести павшим и продемонстрировать прилежное знание этикета. Поддержать высокий имидж Академии, показав, что не зря там училась.
Сердце кричало: к демонам долг и условности. Пошли в горы!
Одним Богам ведомо, как сложно не поддаться этому зову.
На палубе в этот момент вовсю разгоралось действо. Похватав мечи, мальчишки устроили побоище, победительницей из которого выходила Тиш. Двигалась она стремительно и ловко, поколачивая противников, оставаясь при этом без единого синяка.
«Совсем не так, как этому учат в Академии, – отметила про себя Ниоба. – Должно быть, влияние Зэвана».
Ниоба не могла с уверенностью сказать, что понимает, кто такой или что такое Зэван и каковы его мотивы. Да, он похитил девочку, но при этом в плену старался её защищать и оберегать. Догадываясь, что они ищут Тишину, позволил им её выкрасть.
Чтобы через несколько часов заявиться к ним домой и задушить Лисару. Пусть после он её откачал, сама мысль, что в один вечер могло не стать подруги, приводила Ниобу в ужас. Лиса пыталась объяснить, что Заклеймённый вынужден выполнять приказы, но легче от этого не стало. Синяки ещё долго багровели на шее подруги.
Паром замедлился, якоря упали в воду, подняв кучу брызг. Выйдя на палубу, Ниоба удивлённо посмотрела на город, что виднелся далеко за бортом. В Грачинске девушки планировали сойти на берег. Но отчего-то корабль не спешил заходить в порт. Время шло, а корабль стоял на месте.
Заскучав, Тиш отправилась бродить по палубе.
Перебрав письма и подготовив ответы, Ниоба вышла на свежий воздух. Пароход не сдвинулся с места, в порту суетился народ.
Перехватив проходившего мимо пассажира, она спросила, что происходит.
– Команда не досчиталась нескольких матросов, – зашептала женщина. – Говорят, на корабле посторонний. Я была у капитана, он сказал, мы не войдём в порт, пока корабль не обыщут.
Тиш!
Позабыв обо всём, Ниоба бросилась искать девочку и почти сразу нашла на верхней палубе. Они с Ябивцевым занимались фехтованием. Выдохнув, Ниоба уже хотела устроиться в тени с книгой, когда Тиш, вскрикнув, выронила деревянный меч.
– Не могли бы вы обращаться чуть бережнее с моим племянником? – откладывая книгу, попросила она.
– Не набив шишек, не научишься, – отозвался тот и шлёпнул Тиш деревянным мечом чуть пониже спины, та подскочила и зашипела разъярённой гадюкой. – Не нужно делать из него барышню.
– Но и калечить моего подопечного не нужно, – сурово посмотрев в ответ, отозвалась девушка.
Отмахнувшись, Тиш подхватила свой меч, но броситься в бой не успела. Короткая атака и девочка получила удар эфесом по зубам. Ниоба и сама не заметила, как оказалась между Ябивцевым и Тиш. Руку обжёг болью сдерживающий Талант браслет.
– Вы излишне опекаете его, – проворчал мужчина, наблюдая, как Ниоба суетится.
Тиш оттолкнула её руки и, глотая слезы от боли и обиды, поднялась на ноги.
– Будь вы чуть сильнее похожи, я бы решил, что он ваш сын, – произнёс Мечников, делая вид, что читает газету. – Матери часто излишне опекают единственных сыновей.
– А вы, я посмотрю, разбираетесь в женской психологии? – язвительно поинтересовалась Ниоба, с болью в сердце наблюдая, как Тиш вновь выходит против Ябивцева и сама нарывается на тумаки.
– Я единственный сын графини Мечниковой, – опустив газету, он пригладил пышные усы. – Мне не позволили поступить на военную службу, не разрешили жениться на любимой женщине и выбрали самое безопасное занятие, какое смогли придумать.
– Изучение рыб.
– Помню, у матушки случались головные боли всякий раз, когда я собирался сделать что-то опаснее сидения за книгой.
Смерив его взглядом, Ниоба смягчила тон:
– Вы не похожи на избалованного мальчишку.
– Матушка подавилась вишневой косточкой, когда мне было двенадцать, а рядом не оказалось никого, кто мог бы помочь. Тогда я попал на воспитание к дяде, и, поверьте, Его Высочество щадит ваше чадо.
«Высочество?» – Ниоба бросила взгляд на офицера, пытаясь припомнить уроки нянечек в детстве, что растолковывали подопечным табель о рангах. В Кондоме после революции титулы упразднили, чуть позже подобное произошло в Кун-Квешу, но остальные страны, сохранявшие монархический строй, цепко держались за условности.
– Присмотрите за Тихоном? – поднимаясь, попросила она Мечникова.
– Разумеется, – складывая газету, отозвался мужчина.
Первое, что она осознала, войдя в каюту: тут кто-то был. Чуть сдвинута салфетка, стопка писем развалилась, уголок чемодана торчит из-под кровати. Капитану стоило бы попросить разрешения, прежде чем отправлять своих людей шастать по каютам пассажиров. Если это были люди капитана, а не тот, по чьей вине он не досчитался нескольких матросов.
Вернулась Ниоба в свободной рубахе, заправленной в серые брюки с высоким поясом. Вполне естественный наряд для женщин Кондомы, когда приходит время работать, а не красоваться, в Мандагаре вызвал косые взгляды и перешёптывания за спиной.
– Не набив шишек, не научишься, – заявила она, подхватывая один из деревянных мечей. – Не желаете испробовать собственной науки?
– Уж не от вас ли? – вмиг забывая о Тиш, что всё ещё бросалась на него, как волны на скалу, спросил Ябивцев и, обезоружив противника, шагнул вперёд. – Не боитесь?
– Бояться не обучена, – фыркнула Ниоба и встала в стойку.
В Академии к желанию студенток фехтовать и стрелять, отнеслись прохладно, но Лиса попросила отца посодействовать, и руководству пришлось уступить. Это привело к новому правилу: если женщина бьёт, то становится спарринг-партнёром. Многим любительницам пользоваться неприкосновенностью и донимать парней это не понравилось.
Ябивцев сделал выпад, ещё один, прощупывая оборону. Ниоба легко уводила его атаки в сторону, скользя по палубе, словно по паркету в танцевальной зале. Он делает шаг, она зеркальным отражением повторяет его, отступая.
Так они и танцевали, пока он не начал отвлекаться на подошедших дам. В очередной раз он сделал шаг навстречу, а девушка вместо того, чтобы скользнуть в сторону, ударила Ябивцева по руке. Дерись они настоящим оружием – перерубила бы сухожилия.
– Оу, – отдёрнул он руку.
– Очко в пользу Её Сиятельства.
Бросив в сторону Мечникова предостерегающий взгляд, она вмиг отступила, возвращая безопасную дистанцию. Едва тот подал сигнал, возвещающий о начале боя, Ниоба качнулась и коброй бросилась вперёд, ударив в изгиб локтя – «перебила артерию».
– Довольно, или желаете испить ещё собственной микстуры? – спросила она.
– Два из трёх, – подкручивая ус, улыбнулся он и низко поклонился. – Примите моё восхищение, сударыня.
– Всегда пожалуйста, только не бейте моего племянника.
– Буду мягок и кроток, словно ягнёнок.
Взгляд его был игривым, похоже, Ябивцева ничуть не обидел проигрыш. Ниоба ответила кислой улыбкой.
К вечеру пароход зашёл в порт, и Ниоба с Тишиной покинули корабль. В толпе пришлось крепко держать не только чемоданы, но и друг друга. Задержка сбила график прихода и отбытия других кораблей, вызвав хаос в порту.
Гостиницу искали в потёмках. Толкаясь среди прохожих, Ниоба рассматривала незнакомые улицы, пытаясь найти ориентиры. Селиться у самого порта она посчитала небезопасным.
«Можно я убью этого надутого индюка? Честное слово, ещё никогда мне не хотелось столь сильно отправить Ника на свидание с Луной» – такими словами начиналось очередное письмо Лисы. Начавшийся дождик вынудил Ниобу свернуть бумагу и спрятать во внутренний карман.
Отправив вещи почтой, девушки решили добираться до столицы княжества пешком. Степь встретила их ветром, срывающим шапки с головы. Ночью выпал снег, а утром следующего дня солнце вознамерилось изжарить суетливых людишек, чтобы к обеду смениться мелкой моросью и пронизывающим ветром.
На почтовой карете девушки доехали до деревни на окраине степи, а дальше пошли пешком. Несколько безрассудное решение. Оставалось понять, Ниоба выбрала столь сложный путь ради безопасности Тиш или чтобы подольше не видеться с родственниками.
– Когда я фантазировала о том, как мы пересекаем Великую степь, то надеялась на совсем другие приключения, – простонала Тиш. – Почему мы не поехали на поезде?
– Потому что именно там и будет поджидать нас преследователь, – ответила Ниоба, поглубже натягивая капюшон.
Степь уходила вдаль, сливаясь с серым, хмурым небом. Моросил колючий из-за ветра дождь, дорога размякла, и глина налипала на сапоги, делая их неподъёмными. Тиш, нахохлившись, словно обиженный цыплёнок, явно жалела, что не осталась в Кондоме, в тёплом доме. Ниоба, напротив, подняв голову, подставила лицо дождю.
– Ты что, используешь Талант? – подозрительно сощурившись, спросила Тиш.
Покидая город, они купили у степняков одежду. Уж местные-то знают, как уберечься от непостоянства погоды. В остроконечной шапочке и расшитом халате без рукавов поверх грубой рубахи Тишина выглядела презабавно. Словно сказочный гном.
– Нет, – удивлённо отозвалась Ниоба, качая рукой, на которой покоился браслет из тёмного металла.
– Тогда отчего у тебя такой довольный вид? Мы идём по шею в грязи, ноги едва двигаются, я промокла до исподнего, а ты улыбаешься.
Пожав плечами, Ниоба поняла, что и впрямь улыбается:
– В горах, когда приходилось подолгу идти с тяжёлым рюкзаком, мы пели. Это хорошо отвлекает от усталости.
– Только песен тут не хватало.
– Бурчишь как старая бабка, – беззлобно поддела её Ниоба. – Брось, давай потренируем твой Талант.
– Сейчас?! – она всплеснула руками.
– На самом деле это отличнейшие условия для проявления Таланта. Одна из версий гласит, что поле энергии вокруг магистров создаёт особый белок, который организм выделяет в стрессовой ситуации. Им же объясняется слабость и даже болезненные ощущения после использования Таланта. Как боль в мышцах после тренировки.
– Если это правда, то почему боль – самый надёжный способ обезвредить магистра? – стирая воду с лица, спросила Тиш.
– Подловила, – щёлкнула пальцами Ниоба. – Казалось бы, боль увеличивает выработку адреналина, даёт телу ресурс для выживания, но при этом лишает главного козыря. Использование Таланта требует концентрации. Сложно сосредоточиться, когда кто-то ломает тебе пальцы. О боли тебе рассказал Зэван?
– Угу, – Тишина украдкой высморкалась в край шарфа.
– Похоже, пора искать укрытие, пока ты не заболела.
– Где? – раздражение прорвалось в голос, и Тиш всплеснула руками, указывая на бескрайнюю степь.
– Сейчас всё будет, – скидывая рюкзак, улыбнулась Ниоба.
Надеяться на случай она не стала и взяла с собой всё необходимое для долгого путешествия. Жаль только, лошадей купить не удалось, даже маленький ослик пришёлся бы кстати. За неимением оных, вещи пришлось нести самостоятельно. Перед выходом Ниоба долго взвешивала каждый из рюкзаков, решая, что взять с собой, а что отправить почтой.
– Теперь хотя бы понятно, зачем тащили палки, – шмыгнула носом Тиш, наблюдая, как Ниоба вбивает клинья в землю и натягивает тент.
– Окажись мы в лесу, проблемы бы с ночлегом не возникло. Лапник стал бы для нас кроватью, а раскатистый дуб – крышей, – Ниоба жестом пригласила Тиш помочь. – Но в степи или, скажем, в горах, когда поднимешься на плато, ничего, кроме ветра и болот вокруг нет, а спускаться в низину уже поздно и небезопасно.
– Уф, и ты тащила эту тяжесть всю дорогу? – пытаясь закрепить край, пыхтела девочка.
– Можно было бы понадеяться, что в пути мы встретим местных и они радушно пустят нас в свои чумы, но, как видишь, сегодня Степь к нам неблагосклонна.
Возможности развести костёр не было, даже небольшой запас дров сделал бы сумки неподъёмными. Промокшую одежду оставили сушиться на ветру, развесив на крыше палатки. Сами переоделись в сменное белье. Потому пришлось снять браслет и провести для Тиш практическое занятие по использованию Таланта.
– Как? – ахнула та, чувствуя, как тёмное пространство палатки наполняется теплом.
– Тут тоже есть несколько объяснений, одно из которых: чем выше температура, тем активнее движение молекул.
– Ах, вон оно что, так бы сразу и сказала, что кто-то там движется, – обиженно буркнула Тиш и тут же спохватилась: – Тебе же нельзя использовать Талант!
– От такого небольшого воздействия я не умру. Поем больше обычного, голова немного поболит, но это мелочи. Плата за возможность спать в сухости.
Выбираться из палатки в одной нижней рубашке всё же было немного страшно. Позволив телу распалиться, Ниоба приблизилась к опасной грани, когда организм начнёт бороться с лишний жаром, и выскочила наружу.
– Оу, – выдохнула она.
– Что там? – Тиш высунула голову.
Пока они в палатке ждали, когда кончится дождь, на степь опустилась ночь. Ветер всё ещё лютовал, вытягивая лишнюю влагу вещей. Придерживая их, Ниоба, задрав голову, смотрела на небо. Здесь небо совсем не то, что в городе. Не такое чёрное, а глубокое, словно перевёрнутая плошка, вобравшее в себя все оттенки темноты. А звёзды? Едва ли они когда-то светили ярче, чем сейчас.
Чувствуя, как колышется просохшая рубашка, Ниоба любовалась Дорогой богов, что скоплением звёзд растянулась с востока на запад. Чувства переполнили её, и из горла вырвался вскрик.
Ветерок шевельнул подвеску из полых палочек.
Мириам открыла глаза.
Плакучая ива касалась ветвями деревянного пола беседки, шелестя листвой на ветру. Суетясь у края фонтанчика, спорили о чём-то синицы. Из скрытых трубок вырывалась вода, наполняя чашу фонтана и обрушиваясь в спокойные воды пруда. Там под ряской скрывались красные рыбины, охотящиеся на насекомых, с плеском выныривая для этого из воды.
Стук полых трубок раздался вновь, следом за ними тихий шаг. Его выдали рассохшиеся к осени доски.
– Я слышу тебя, – произнесла женщина, не считая нужным оборачиваться и встречать гостя.
Вздохнув, Гиндорил перестал таиться и, скрипя половицами, приблизился.
Не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть, как он смущён. Его выдавали тяжкие вздохи, которыми младший брат оттягивал начало разговора, и суетные попытки поправить наряд, слишком тяжёлый и дорогой для его юношеских плеч.
– Я знаю, зачем тебя прислали, – чуть повернувшись, она позволила себе лёгкую улыбку. – Садись. Хватит мяться.
Гиндорил вновь издал этот раздражающий вздох страдальца и уселся на циновку, стараясь держаться тени ивы.
Быт Мириам был прост и аскетичен. Она не пряталась от солнца, позволяя тому иссушать кожу, отчего выглядела старше своих лет. Еду выращивала самостоятельно. Земля сделала её руки грубыми, шершавыми и тёмными. Вместо того чтобы начать разговор, Гиндорил опять вздохнул, и ей захотелось одёрнуть брата. Негоже главе семьи проявлять слабость и тянуть время.
– В Ордене недовольны… – обронил он и, словно испугавшись, оборвал себя на полуслове.
Скосив глаза, Мириам вместо главы некогда одного из самых влиятельных семейств увидела мальчишку, что смущённо колупал ногтём циновку. Лицо его потемнело от прилившей к лицу крови.
Шелестела листва. Ветерок, залетевший под крышу, разметал старательно вычесаные и уложенные волосы брата. Светлые, серебристые, гладкие, словно поверхность безмятежной реки, подхваченные шёлковой лентой. Лёгкие одеяния скрывали тело от солнца, лишь голову он оставил непокрытой в знак почтения к её обету. Сеточки морщин на белой коже стали темнее, должно быть, он недавно покидал пределы страны. Такие изменения в тенистых лесах Луринатти невозможны.
У Мириам слуг не было, некому было вычёсывать серебряные волосы, отчего они пушились и прятались под платком.
– Я знаю, они приходили, – чуть улыбнувшись, она повернулась к брату и, приподняв чайник с кипятком, наполнила глиняный заварник. – Взывали к совести, поминали долг, стыдили меня и ушли ни с чем.
На низком столике стояли две чашки. Дочери Луны не привыкли отступать и если уж решили впутать кого-то в свои интриги, то даже отказ для них – не аргумент. Ожидая брата, она приготовила травы для чая и обдала кипятком чашки. Хорошо хоть они к дедушке не сунулись.
– Ко мне обратилась Преподобная Мать и отругала, словно мальчишку. Просила проявить уважение к твоему обету и не пытаться вернуть, – надулся Гиндорил и впрямь стал похожим на несправедливо отруганного бабушкой ребенка. – Словно это из-за меня началось вымирание, и своим нежеланием давить на тебя я его усугубляю.
– Если кто-то пытается внушить тебе чувство вины, значит, он тобой манипулирует, – процитировала древний текст Мириам и подала чашку брату.
Маленькие, из простой бурой глины, без узоров и краски, эти чашки сделала для неё младшая сестра. Когда все осудили решение Мириам покинуть общество, Нинилит, не имея возможности высказаться открыто, прислала подарок.
– В тоже время Сестры Луны продолжают осаждать меня, приходя днем, когда все спят. Жалуются и просят помочь. Дела в Ордене идут не слишком хорошо.
Поймав осторожный взгляд младшего брата, Мириам спросила:
– Ты говорил об этом с дедушкой?
– Послал ему письмо, – пряча глаза, отозвался тот.
Мириам понимающе улыбнулась. Говорить с дедушкой никто не хотел.
Некогда он единолично правил Луринатти, но непомерная гордость и амбиции не понравились Высоким домам. Говорят, в заговоре активно участвовали дома из Силивеники и Карагроса, и лишь Ясеневый град остался в стороне.
– Высокие дома не обрадуются новой Преподобной Матери, – со вздохом произнёс Гиндорил, всё ещё ковыряя нитки циновки. – Тем более из дома Эльбирин. Могут решить, что это инициатива дедушки.
Синицы перевернули кормушку, и теперь вода в пруду бурлила от рыбы.
– Я дала обет и не вижу причин его нарушать, – отпивая чай, она перевела взгляд на пруд.
– Если ты не займёшь место Преподобной Матери, это сделает Сестра из Карагроса.
– Пусть так, это не моё дело, – отрешённо произнесла она.
– Слишком много Высоких семей Карагроса окажется у власти и…
– Гиндорил, – в её голосе зазвенел металл. – Я даже слышать об этом не хочу. Ни евгеническая программа, ни ваши с дедом политические игры не заставят меня изменить своего решения.
Тот помолчал, глядя на неё, и неожиданно произнёс:
– Тебе уже рассказали? Тот, кого ты ждёшь, умер.
Мириам резко отвернулась.
Из вежливости допив чай, брат откланялся и покинул сад. За оградой из пышно разросшихся кустов довольным стрекотом его встретил грифон, что, должно быть, вытоптал всю поляну в ожидании хозяина.
Мириам осталась одна.
Вернувшись к домашним делам, она никак не могла отвлечься.
Несколько месяцев назад её посетил старший брат, Вилинарий. Находясь в добровольном изгнании, он редко посещал родину. Но такую новость он не мог доверить бумаге, потому явился в место, где каждый встречный его презирает, только для того, чтобы быть рядом, когда эта новость сокрушит Мириам.
– Он погиб.
Стоящая в этот момент у воды Мириам выронила корзину, карпы тут же бросились собирать рассыпанный корм.
– Нет, – севшим голосом произнесла она, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Вилинарий тут же оказался рядом и осторожно подхватил под руки.
– Нет, – покачала головой она. – Нет, нет, нет. Этого не может быть.
Тишина уже жалела, что уговорила Лису отпустить её с Ниобой на Восток. Но не имея иного способа защититься от Серых, Лиса попросту заперла её в доме. После целого лета, проведённого в четырёх стенах, Тишина согласилась бы на что угодно, лишь бы вырваться на волю. Даже подслушанный разговор между Рудом и Лисой её не остановил:
– Это плохая идея, – заметил Руд.
Он проводил в их доме так много времени, что даже странно, почему до сих пор не переехал. Причина его частых появлений – рыжеволосая художница, которая не то не замечала, не то делала вид, что не замечает его ухаживаний.
– Напротив, – Лиса в этот момент рассматривала браслет, который принёс Зэван. – Ниоба в последнее время чувствует себя всё хуже и хуже. Надеюсь, эта штука, – она покачала в руке кольцо из тёмного железа, – хоть немного поможет.
Сидящая на втором этаже Тишина затихла. Пристроившись у открытого окна, она проверяла свой тайник, в котором собирала вещи для побега. Окно находилось очень удачно над беседкой, где тётя с Рудом пили чай.
– Если отправим с ней Тиш, то убьём двух зайцев одним выстрелом. Тишина получит возможность вырваться из дома, а Ниоба – ответственность, которая не позволит впасть в уныние.
– А если в пути ей станет плохо? Тиш останется совсем одна в чужой стране! Всё равно что преподнести её Серым на блюдечке с голубой каёмочкой.
– Не останется. Я попросила Зара присмотреть за ними.
Пауза. Подобравшись, Тиш выглянула в окно. Лисара выглядела довольной, словно кошка, добравшаяся до сметаны, в то время как Руд, напротив, хмурился.
– Мне нужно пояснить, что манипулировать чувствами друга нехорошо? – осведомился он, скрестив руки на груди.
– Я поговорила с ним, – спокойно отозвалась Лиса, надевая браслет на тонкое запястье, – как вы и просили.
– Мы просили объяснить тщетность его притязаний. Если Ниоба вбила что-то себе в голову – это оттуда калёным железом не вытащить.
– С чего вы решили, что… – она щёлкнула пальцами и, странно дёрнувшись, вскрикнула, сорвала браслет с руки. – Ничего себе. Ох. Словно локтем об угол ударилась.
Помассировав руку, она продолжила:
– Я не могу запретить ему любить. Если эти двое решили развести тут театральную драму, разве могу я этому воспрепятствовать?
– Ты что, получаешь удовольствие от их мучений? – поднимая браслет, спросил Руд.
Она осуждающе посмотрела на друга.
– Нет, ты что-то задумала, – сощурился он, прижимая к груди браслет. – Думаешь, манипулируя друзьями, ты вновь сведёшь их вместе? Как по мне, им стоило бы разбежаться на максимально далёкое расстояние и перестать мучать друг друга.
– Сказал человек, который шесть лет наблюдал, как его возлюбленная милуется с другим, – покачала она головой. – Отчего же ты не покинул нашу компанию, когда Ник объявил, что женится на Айналис?
Шикнув на неё, Руд бросил взгляд в сторону дома. Но Айналис не было на первом этаже, потому что она сидела в коридоре второго и подглядывала за парочкой в беседке.
– От того, что она не умирала, да и мы были подростками.
– Этакий трагический герой, – с усмешкой покачала головой Лиса.
Тишине показалось, что тётя перегибает палку. Не стоит так открыто насмехаться над чужими чувствами. Руду это тоже явно не понравилось. Он смотрел на подругу из-под насупленных бровей.
– Всё это плохо кончится.
– Как знать, как знать. Может, трудности позволят им наконец разорвать эту болезненную связь или же, напротив, укрепят её, – Лиса, загадочно улыбаясь, пожала плечами. – Время покажет.
У Степи не было ни конца, ни края. Жёлто-коричневая трава тянулась до самого горизонта, упираясь в бледно-голубое небо. Кругом ни единого деревца, чтобы зацепиться взглядом. Это унылое однообразие начало раздражать уже к концу первого дня.
Одно хорошо: едва они покинули город, Ниоба заметно оживилась. На пароходе она отказалась петь офицерам, сославшись на головную боль, зато теперь не пела только ночью, вместо этого храпела из-за холода.
С пронзительным криком над головой пронеслась птица. Задрав голову, Ниоба попыталась рассмотреть её, а Тишина спросила:
– Как думаешь, это Зар?
– Не всякая встречная птица отправлена к нам Заром.
– А как проверить?
Пожав плечами, Ниоба проследила за птицей и, засмотревшись на небо, сбилась с шага. Обернувшись, Тишина невольно схватилась за нож, спрятанный под одеждой. Вдали, едва заметная на фоне жёлто-коричневой травы, двигалась одинокая фигура.
– Дорога одна, и не всякий, кто идёт по ней, идёт по нашу душу, – словно успокаивая себя, проговорила Ниоба.
Птица резко вскрикнула, пролетев над головой. Пригнувшись от неожиданности, Ниоба прикрыла голову рукой как раз вовремя, на них упал свёрток. Небольшой, размером с кулак.
– А аккуратнее нельзя?!
Обиженно вскрикнув, птица унеслась прочь, а они поспешили открыть посылку.
В ней оказались письма и немного сладостей. Тишина могла бы потешить своё самолюбие, предположив, что Зар балует её конфетами, но он слал любимые Ниобой сласти.
– Привал?
– Давай, – с готовностью отозвалась Тишина и бросила рюкзак в дорожную пыль.
Устроившись в траве, они раскрыли сумки. Тишина скучала по горячему. Даже простой кипяток мог бы её сейчас обрадовать. Но тащить с собой ещё и дрова никакая спина не выдержит. Скрестив ноги, Ниоба, привалившись к сумкам, распечатала первое письмо.
– Что пишут? – полюбопытствовала Тишина, жуя хлеб с конфетами и запивая всё это водой.
Что они будут есть, когда запасы кончатся, а Степь нет?
– Это от Лисары, – отозвалась Ниоба, не отрывая взгляда от мелких, колючих букв. – Кажется, она хочет убить Ника. Ничего нового.
Нервно хихикнув, Тишина наблюдала за лицом Ниобы. Видя, как та бледнеет, а брови взлетают вверх, сама захотела почитать.
– Что-то случилось? – потянулась она к письму. – Что-то с Лисой?
Что-то в её голосе заставило Ниобу оторваться от чтения и успокаивающе улыбнуться.
Тишина так радовалась, когда на шестой день степь наконец сменилась чем-то новым, что забыла об обиде и спела вместе с Ниобой несколько песен. Дорога вывела их к быстрой извилистой реке, больше похожей на полноводный ручей. Там, где вода, там и люди, а где люди – там кров, стол и, возможно, лошади, чтобы добраться до города.
– Самое главное, там есть горячая еда! – заявила Тиш, припадая к водам быстрой речушки.
– Не стоило есть столько вяленой рыбы, я ведь предупреждала.
Тишина пробулькала что-то в ответ и соскользнула в воду с илистого берега.
– Демоны Забвения! – воскликнула она, окунувшись в ледяную воду.
– Тиш! – смущённо зашипела на неё Ниоба. – Не ругайся.
– Карестово отродье!
– Тиш, – невольно улыбнулась девушка, вспоминая, как часто они сами поминают нечистого и чью-то матерь.
Плохо. Очень плохо, господа магистры.
– О, это ты ещё Зэвана не слышала.
Вскоре они заметили следы, Тиш определила их как следы лошадей и коров, а через несколько часов они увидели стадо. Пастухи угостили путниц лепёшками и позволили взобраться на свободную лошадь, отправив мальчишку проводить их к дому.
Домом оказалась юрта, в которой днём оставались женщины, дети и старики. Мужчины были либо на охоте, либо пасли скот, либо в городе. Большое семейство жило под одной крышей, и, глядя на них, Ниоба с трудом верила, что её бабушка когда-то жила так же.
С Ниобой их роднил разрез глаз, чёрные густые волосы и кожа цвета миндаля. Зелёные глаза, кудри и худое, поджарое тело она унаследовала от отца-нонсеранца. Сидя у костра, едва понимая речь своих далёких родичей, Ниоба не могла не улыбаться. Какое-то странное счастье переполняло её. Казалось, ещё немного, и она начнёт сиять достаточно сильно, чтобы это заметили окружающие.
Сложно представить, что это просторное жилище можно разобрать и, погрузив на телеги, увезти в другое место, чтобы вновь собрать. Юрта казалась капитальным строением, укрытая шкурами и украшенная бусами амулетов. По четырём сторонам света стояли небольшие идолы. Над входом, что представлял собой низкий проход, закрытый тяжёлой шкурой, бдел череп пса, защищающий дом.
Всем заведовала здесь одна из старших женщин. Круглолицая, с двумя тяжёлыми косами, в которые, помимо лент, вплели бусы-руны. Она командовала парой девчонок, что с любопытством поглядывали на Тиш, вмиг раскусив её маскарад. Языковой барьер недолго оставался для них преградой.
Хозяйка накормила путниц и попросила придержать самые интересные истории до вечера, к возвращению мужчин, а пока осторожными вопросами выяснила, кто они и куда идут.
– Интересная у вас фамилия, – щуря тёмные глаза, заметила она.
– У княжеской четы такая же, я знаю, – кивнула Ниоба. – Но это лишь совпадение.
Тишина, которая не говорила на местном языке, всё же уловила, что что-то не так, и удивлённо посмотрела на Ниобу. Когда местные занялись своими делами, оставив их отдыхать, девочка поспешила спросить:
– Почему не признаться, что ты княжна? Глядишь, отрядили бы кого-нибудь нас проводить, лошадей бы дали.
– А может, и не дали бы, а наоборот, навешали люлей, – шепнула в ответ Ниоба, косясь на жителей юрты, опасаясь, что кто-то из них может понимать имперский. – Жители степи и жители городов – это, по сути, два разных народа.
– Как это?
Ниоба уже хотела закатить глаза и посетовать на то, что кто-то плохо учил историю, как вспомнила, что на третьем курсе этого не проходят. Впрочем, дважды просить историка рассказать о прошлом не нужно. Сидя у очага в долгожданном тепле и с тарелкой горячей похлёбки в руках, она устроилась поудобнее и приступила к рассказу:
– Ещё лет шестьдесят назад эти земли принадлежали Хану, что правил свободными племенами кочевников. Империя, желая расширить власть, напала на восточных соседей, и Мандагар пришёл в эти земли под видом спасителя. Выбив Империю, Мандагар не ушёл. Степь была ослаблена войной и разрознена, Великого Хана убили, а за ним – и всех его сыновей. Осталась лишь дочь, моя бабушка. Ей пришлось согласиться на брак с дедушкой, племянником тогдашнего Царя, чтобы остановить кровопролитие. С тех пор Верестаг принадлежит Мандагару, но это не значит, что Степь покорилась. Степняки – гордый народ, им не нравится, что их обычаями и культурой пренебрегают, пытаясь навязать веру в триединую церковь.
– Складно стелешь, Соколица, – вдруг раздалось над самым ухом.
Подпрыгнув от неожиданности, они обернулись. Старуха сидела в углу так тихо и неподвижно, что Ниоба всё это время принимала её за груду шкур и тряпья. Смерив их взглядом, старуха осталась довольна произведённым эффектом и продолжила шитьё. Говорила она на смеси мандагарского и имперского, глотая окончания и неправильно склоняя слова.
– Только забываешь упомянуть, что они губят народ, развращают, сбивают с Пути, – она покосилась на девушек. – Вот и ты, Серебряная Соколица, полжизни летала под чужим небом, чтобы вернуться на закате.
«У всех старух в какой-то момент от старости открывается третий глаз, и они начинают знать то, о чём им знать не положено?» – с раздражением подумала Ниоба.
– Как вы узнали?! – ахнула Тишина, ничуть не испугавшись странных речей полоумной бабки.
– Как не узнать? Батый решил вернуть кровь Великого Хана в Степь, обручившись с княжной, но та оказалась пуста. Она выросла в клетке, никогда не летала, её крылья подрезаны, а разум извращён. Она боится неба, и Степь отвергает её.
– На гербе Великого Хана, отца моей бабушки, был сокол, – пояснила Ниоба, с недоверием глядя на старуху. – А дедушку называли серебряным царевичем, он обнаружил серебро в Верестаге и организовал его добычу.
– Серебры её крылья, да обагрены они кровью.
«Что-то я уже не рада, что встретила людей, – подумала Ниоба. – Могли бы и дальше идти по степи. В конце концов, пращой набить дичи…»
Стадо возвращалось домой. Свистом и щелчками плетей мужчины загнали коров в загон. Коровы оказались мельче тех, что она видела в Кондоме, но при этом шерсть длиннее, и рога изогнуты иначе.
Мандагар принёс на земли Великой Степи не только своё верование, но и много дерева. Насадили заградительные линии от ветра, рощи вдоль рек, чтобы укрепить берега, разбили сады, а дальше природа справилась сама. В Верестаге, особенно вблизи степи, не встретить деревьев старше сорока лет, но и тех достаточно, чтобы начать обживаться.
Мандагарцы, в отличие от степняков, народ оседлый, потому, приехав на новое место, немедля начали его облагораживать согласно собственным понятиям о красоте. Вокруг бани, что представляла собой барак с огороженной территорией пруда на заднем дворе, тянулись к небу алые георгины и золотые зонтики рудбекии, делая даже самый пасмурный день немного ярче.
Здесь идолов вырезали из дерева, украшая ими дома. Триединая церковь отрицала существование духов и мелких божков. На коньки в виде лошадиных голов, смотрящих в разные стороны, фигуры животных на наличниках, то и дело появлявшихся на домах, триединая церковь смотрела сквозь пальцы. Предпочитая счесть это частью культуры.
Станция представляла собой небольшую деревеньку, выросшую между железной дорогой и быстрой речушкой. Поезда останавливались, чтобы остудить котёл и пополнить запас воды. Маленькие аккуратные домики окружали единственную площадь у вокзала и могли удовлетворить все потребности путешественников, застрявших на несколько часов у края Степи.
Пастухи заверили, что не видели одинокого путника, который шёл за девушками.
Утром их отвезли на станцию. После долгого пути через степь и ночи на шкурах Тиш вся чесалась. Пришлось немного пересмотреть свои планы и посетить местную баню.
– А мне здесь нравится, – разглядывая себя в крохотное карманное зеркальце, Тиш наблюдала, как Ниоба наносит разведённую хну на её отросшие волосы. – Домики красивые, все эти резные украшения. Всё чистенькое, побеленное.
Ниоба улыбнулась.
Горячая вода после долгого пешего перехода – величайшая благодать. Приведя себя в порядок, девушки наведались на веранду, где под раздуваемым ветром тентом местные устроили летнюю кухню. Тиш поедала горячее, позабыв о манерах, на неё косились, но больше с любопытством, нежели с осуждением.
Сидя рядом, Ниоба крутила на запястье браслет, оглядывая площадь. Ей не давал покоя человек, что шёл за ними в Степи, не приближаясь и не отдаляясь. В любом случае благодаря помощи степняков они сбросили преследователя со следа.
Утром, пыхтя паром, поезд двинулся с места и увёз девушек в столицу. Пока Тишина, прилипнув к окну, с жадностью всматривалась в каждый кусочек новой страны, Ниоба всё глубже погружалась в свои мысли. Несмотря на просьбы сестры навестить их, Ниоба не хотела возвращаться в то место, которое когда-то звала домом.
Сердце столицы выстроили из привозного светло-серого камня с багровыми прожилками. Ещё будучи ребёнком, Ниоба слышала перешёптывания слуг, которые говорили о красных крапинках не иначе как о последствиях добычи камня. Они с сестрой боялись касаться стен, чтобы не запачкаться чужой кровью.
Столица сильно отличалась от всего виденного ими ранее. Дедушка из опального царевича превратился в одного из Великих князей и постарался оставить после себя великое наследие в виде города. Даже не так – Города! Ровные, словно линейкой вымеренные, прямые улицы, шли параллельно друг другу, деля город на квадраты.
Ниобе нравилась эта геометрическая выверенность, широкие тротуары, покрытые брусчаткой, и строгое изящество построек. Тут и там во дворах покачивался на ветру вереск, как дань уважения Степи, у которой люди забрали территорию.
Вереск был везде. На шляпках дам, в петлицах костюмов, им украшали коляски и сбруи коней.
Заселившись в гостиницу, они сходили на почту за вещами и вечер посвятили превращению из пеших путешественников, что пересекли Степь, в городских обывателей. Грубая шерстяная одежда осталась лежать на дне сундуков, а на свет вытащили тонкие хлопковые сорочки, шёлковые чулки и платья. Расстелив на столе подъюбник, Ниоба поймала завистливый взгляд Тишины. У нее на кровати лежали панталоны и синий прогулочный костюм. Ниоба с удовольствием обменяла бы корсет и турнюр на добротные брюки и свободную рубаху.
Укладываясь спать, Ниоба опасалась, что будет скучать по вою ветра и крикам ночных птиц, но едва голова коснулась подушки, как она провалилась в темноту.
– Проснись, проснись!
Вздрогнув, Ниоба резко села, выхватив нож из-под подушки. Приложив палец к губам, Тиш стиснула её запястье и потянула за собой. Подкравшись к окну, стараясь не трогать шторы, они выглянули наружу. На соседней крыше что-то шевельнулось.
– Быть может, коты, – с сомнением произнесла Ниоба, понимая, что ситуация начинает попахивать паранойей.
– Мне показалось, что кто-то ходит по карнизу, а когда выглянула, заметила движение на соседней крыше.
Прежде чем Ниоба успела призвать на помощь логику, они услышали царапанье. Словно что-то, цепляясь мелкими когтями, пыталось удержаться на жестяном листе.
Уру-ру.
На карнизе сидел белоснежный голубь. Поворачивая голову, он с любопытством заглядывал в комнату, перебирая лапами, пытаясь удержаться на скользком металле. Выдохнув, Ниоба открыла окно.
«Пожалуйста, напиши Лисе, она ведёт себя безрассудно. Может, тебя она послушает.
Дождь барабанил по крыше, собираясь в желобах и потоками вливаясь в пруд. Музыкальную подвеску пришлось снять, ветер слишком старательно путал ленты, стуча палочками. Птицы, прячась от дождя, нашли укрытие на перекладинах под крышей. Распушившись, они жались к углу, спасаясь от ветра, присматривались к остаткам печенья в круглой чаше.
Укутавшись в накидку из грубой серой шерсти, Мириам сидела на циновке с чашкой чая в руках. Разламывая печенье, сбрасывала крошки на салфетку для самых смелых пташек.
На душе было неспокойно.
По ночам ей чудилось, что вдоль пруда кто-то бродит. Нередко к пруду приходили дикие животные, но бродящий у пруда зверь не был косулей или кабаном. Что-то хищное и недоброе бродило у воды, подбираясь всё ближе к дому. Порой она просыпалась от ощущения чужого взгляда, но по утру не находила чужих следов у дома.
Капли разбивались о черепицу крыши, шумели в листьях ив, волновали поверхность пруда. К этим привычным звукам добавился ещё один. Мириам уловила его отголоски ещё до того, как гости появились из-за леса.
Паланкин несли шестеро слуг в серых ливреях. У некоторых свалились с голов капюшоны, и дождь немилосердно хлестал их по открытому лицу. Кожа слуг потемнела и огрубела, превратившись в растрескавшуюся корку, что маской закрывала лицо. Ступая шаг в шаг, они несли паланкин, украшенный красным бархатом с золотыми кистями.
Мириам поджала губы. Дедушка словно намеренно стремился разозлить всех и каждого одним своим появлением.
Те, кто чтили Асху, не могли спокойно смотреть, как он использует своих работников, низводя их до уровня рабов. В мифологии отдельное место уделено Великому разделению, когда одни лэрты возвысились над другими и поработили их, за что Асха всех наказала. Одних за непомерную гордыню, других за слабость и повиновение.
Те, кто выбрали путь Луны, осуждали дедушку за любовь к излишествам. Они проповедовали умеренность и независимость.
Даже почитатели святого Талиона едва ли могли оценить помпезную пышность, с которой он появлялся на людях.
Высокие дома при одном лишь взгляде на бывшего главу дома Эльбирин скрипели зубами. Несмотря на поражение в политической игре и гибель детей, он продолжал с настырностью глупца вмешиваться в планы Высоких домов, путая карты.
Благородные и более мелкие дома его просто не любили. Потому что он переманивал в свою свиту самых талантливых лэртов.
Едва ли во всех четырёх странах нашёлся бы лэрт, который испытывал к Акилону Эльбирину тёплые чувства. Разве что Мириам совсем чуть-чуть уважала дедушку. Больше ненавидела за то, что увлёкшийся политическими играми он допустил смерть её матери. Но всё же, когда стало известно, что Вилинария осквернили, дедушка был единственным, кто не побоялся встать на его защиту.
Паланкин опустился у деревянного настила, прозвенев колокольчиками. Птицы вмиг устремились под крышу, с любопытством поглядывая на незваных гостей. Дождь перешёл в морось. В камышах квакали лягушки.
Прежде чем ступить под крышу, молодой лэрт с гладкой кожей человека, что большую часть жизни провёл в подземных городах, низко поклонился и произнёс:
– Акилон Эльбирин просит прощения за вторжение, – начал он.
Не удержавшись от раздражённого вздоха, Мириам жестом остановила его и громко, чтобы слышали в палантине, спросила:
– Дедушка, к чему этот цирк?
– К тому, что всё должно делаться по правилам! – донеслось из-за бархатной занавески.
– Тебе известно о существовании правил? – изобразила она удивление и улыбнулась, когда дедушка выглянул наружу. – Пойду поставлю чайник.
– Не стоит, у нас всё с собой, – отмахнулся он, выбираясь из паланкина.
Слуги быстро достали из сундуков низкий столик, выкрашенный в красный, с фениксом, покрытым сусальным золотом, на столешнице. На него поставили чайный набор из тончайшего фарфора. На пузатом боку чайника красовался изящный узор в виде пары птах на узловатых ветвях.
– Подарок Нинилит? – спросила она, наблюдая, как слуга укладывает толстую подушку на циновки и помогает Акилону сесть.
Кожа дедушки истончилась, приобрела серовато-жёлтый оттенок. Глубокие коричневые морщины избороздили лицо. Даже чёрная склера глаз утратила ониксовый оттенок, её пронзили жёлто-коричневые прожилки, а золотисто-зелёная радужка, словно подёрнутая пеленой, утратила яркость.
– Дорогая моя Нинилит, – с теплом глядя на пиалы с чаем, проговорил Акилон. – Она была совсем малышкой, когда меня наказали, наверное, оттого испытывает ко мне меньше ненависти, нежели остальные внуки.
Мириам нахмурилась. Встречаясь с братьями, она старалась не поднимать этой темы. На деле внуки Акилона не были родными братьями и сёстрами. На языке асов это называется двоюродным родством. Только Вилинарий и Гиндорил были родными. Тем не менее в один миг все они лишились родителей, и заботы об их воспитании и обучении легли на плечи Мириам.
– Если ты приехал, чтобы перечислить все поводы для ненависти, то, боюсь, это займёт слишком много времени. Быть может, напишешь в письме?
– Чтобы ты зимой топила ими печь? – улыбка вышла карикатурной. Уголки губ углубили морщины, раздвинув дряблые щёки, обнажая желтоватые губы. Верхняя челюсть должна иметь четыре клыка, но враги лишили деда трёх из них.
Уже в поезде Тишина заметила, что с её попутчицей произошли знакомые изменения. Ниоба меньше улыбалась, стала задумчивой и отрешённой. Что, впрочем, не мешало ей гонять Тишину по словарю и заставлять писать диктанты на мандагарском. Девочка раздражённо шипела, но выводила закорючки.
Наблюдая за Ниобой, она выжидала. Близость родственников делала княжну рассеянной. Погружённая в свои проблемы, она всё чаще устремляла грустный взгляд куда-то вдаль, рассматривая далёкие пики гор на горизонте и редкий лес, который неестественно ровными линиями рос вдоль железной дороги.
Тишине это было на руку. Она не вернётся в Кондому. Мотивы Лисы светлы и благородны, но провести всю жизнь запертой в четырёх стенах её дома, Тишина не хотела. Лучше отправиться на Восток. Дойти до Круглого моря, а там переправиться на острова. Выучить нонсеранский язык и затеряться среди местных.
Мандагарский и нонсеранский имеют общие корни, и, выучив один язык, она откроет себе дорогу к другому. Но мечты мечтами, а певучий в устах Ниобы и зубодробительный у Тишины язык давался с трудом.
Уже в городе она почувствовала, что что-то не так. Зэван учил её доверять чувствам. Лисара называла это паранойей.
В холле гостиницы постоянно кто-то сидел, скрывшись за газетой. Пока Ниоба разговаривала со служащим в красном сюртуке, который с недоверием рассматривал документы Тишины, сама девочка ощущала на себе чужой взгляд. Тот, кто прятался за газетой, подсматривал за ними. Едва она поворачивалась к нему, как листы немного вздрагивали, поднимаясь выше и скрывали его лицо.
Ночью она отчётливо уловила человеческий силуэт на соседней крыше, но Ниоба предпочла не придавать этому значения. От Зара пришло письмо:
«Что задумала волчонок?»
Это шутливое прозвище, которое придумали друзья Лисы, нравилось ей и не нравилось одновременно. Она предпочла бы быть волком, свирепым и опасным. Но не волчонком, вынужденным прятаться по углам, потому что любой способен ухватить его за шкирку и бросить в мешок.
Утром Тишина проверила сумку для побега. Внезапного пробуждения Ниобы можно не опасаться, она спит так крепко, что проспит второе пришествие Кареста. Всё было готово, оставалось главное – деньги.
Кое-что она одолжила у Лисары. Несмотря на покупку развалин и превращение их в дом, деньги у тети водились. Должно быть, получила свою часть наследства после смерти дедушки.
Кое-что вместе с документами ей дал Зар – золотые имперцы.
– Можно как угодно относиться к Империи, но их валюта до сих пор самая стабильная и котируемая во всех уголках Криила, – сказал он, словно уже тогда догадывался о её планах.
Кое-что пришлось украсть у Айналис. В её шкатулке украшений столько, что едва ли она заметит пропажу нескольких серебряных побрякушек. К тому же Руд постоянно таскает ей разные мелкие подарки, едва ли она всё помнит.
После пробуждения, Ниоба неоправданно много времени провела перед зеркалом, не столько прихорашиваясь, сколько оттягивая момент, когда придётся выйти из комнаты.
В Кондоме Ниоба выделялась яркой внешностью: смуглой кожей, яркими зелёными глазами, чёрными густыми волосами. На фоне бледных кондомовцев выглядела как сокол в курятнике. Как выяснилось, и в Мандагаре её внешность не считалась заурядной. Она отличалась от степняков и коренных мандагарцев, смешав их черты в необычный коктейль.
Едва они покинули гостиницу, как любитель газет поднялся и вышел следом. Как только Тишина собралась рассказать о преследователе Ниобе, он растворился в толпе. Зато появились знакомые рыжеватые усы. Мечников шёл следом, отставая шагов на тридцать. Явно узнал, но отчего-то не спешил приблизиться и поздороваться.
Мужчина проследовал за ними до некрополя и вошёл в склеп под обелиском. Некоторое время наблюдал, как Ниоба замирает испуганной птицей у каждого портрета, и лишь когда Тишина в упор посмотрела на него, направился к девушке.
Встреча явно не доставила Ниобе радости, и она заторопилась прочь. У самого выхода оглянулась. Шедшая следом Тишина с удивлением наблюдала за метаморфозами подруги. Та резко побледнела, глаза расширились, тонкогубый рот исказился. Резко отвернувшись, она ускорила шаг, чтобы через мгновение вновь обернуться, пытливо всматриваясь в темноту.
Ниоба и страх? Что могло вызвать страх в человеке, что привязанный верёвкой прыгал с башни ради развлечения? Устраивал заплывы через ледяное озеро, прославившееся утопленниками? Спорил с ректором Академии?
Тишина обернулась, но ничего необычного не заметила.
На выходе их уже ждали. Вместо двух часовых, вдоль дорожки выстроился с десяток солдат в парадной форме. При появлении Ниобы они, словно единый слаженный механизм, вытянулись по стойке смирно и отдали честь. В конце коридора замерла копия Ниобы.
Чёрные локоны, выглядывающие из-под маленькой треуголки с пером, на солнце приобрели оттенок тёмного шоколада. Кожа цвета миндаля, светлее, лишённая морщин. Ярко-зелёные, словно свежая весенняя трава, глаза удивлённо распахнулись, увидев своё отражение.
Сёстры замерли.
Свита за спиной княжны начала перешёптываться, и это привело девушку в чувство.
– Ниоба! Душечка! – распахнув объятия, та шагнула навстречу.
Наблюдая из-за колонн, Тишина не имела возможности рассмотреть лицо Ниобы, но та качнулась вперед, и сёстры обнялись, расцеловав друг друга в щёки. Со стороны это выглядело как долгожданная встреча, во всяком случае, свита княжны отреагировала именно таким образом. Кланяясь, придворные надеялись, что их представят княжьей особе, но Велена, подхватив сестру под руку, потянула к каретам.
«Это уже ни в какие ворота!» – мысленно ругалась Ниоба, глядя на родственников.
В некрополе Велена вцепилась в руку, словно клещ, и сколько бы Ниоба ни пыталась высвободиться, сколько бы ни говорила, что не может поехать и нужно найти Тиш, сестра оставалась глуха к её словам. В момент, когда Ниоба уже подумывала силой вырваться из родственных объятий, наплевав на приличия и на то, как это будет выглядеть со стороны, Велена наклонилась и прошептала:
– Знаю, знаю, но сейчас нам нужно как можно скорее вернуться в палаты.
– Мы оставили…
– Я пошлю человека за тем рыжим парнишкой и твоими вещами, – улыбаясь придворным, сестра чуть сжала руку Ниобы и шёпотом добавила: – Скорее, нужно вернуться в палаты.
«Тишина благоразумна и вернётся в гостиницу», – успокоила себя Ниоба, но тревога и чувство, что она бросила ребёнка в чужом городе, никуда не делись.
Во дворце её тут же окружили служанки и придворные, не позволяя шагу ступить без сопровождения. Пока служанки её переодевали, Ниоба поймала себя на мысли, что отвыкла от подобного обращения. В общежитии Академии они помогали друг другу застёгивать платья, и теперь чужие руки, которые ненароком касались её, заставляли неприятно ёжиться.
Пришлось немного поспорить, когда служанки, увешивая её украшениями, попытались снять браслет из тёмного металла.
Прежде чем Ниоба успела перевести дух, её отвели на обед, где собралось всё местное общество. Едва вошла в зал, как дядя, изображая радость, облобызал её щёки и держа под руку повёл представить гостям.
Высокий светловолосый офицер в парадном мундире обернулся и засиял обаятельной улыбкой.
– Ах, в этот раз вы без шпаги? – засмеялся он, видя смущение Ниобы.
Ябивцев поцеловал её руку и не отпустил. Чувствуя себя не в своей тарелке, Ниоба оглянулась на сестру, надеясь на помощь. Та стояла чуть в стороне среди придворных дам, которые, обмахиваясь веерами, старались не слишком открыто пялиться на гостя. Поджав губы, сестра чуть наклонила голову вперёд, устремив на Ниобу полный ледяной ненависти взгляд. Длилось это не дольше секунды, заметив ответный взгляд, Велена выпрямилась и тепло улыбнулась.
– Простите мне эту маленькую шалость, но путешествовать я предпочитаю инкогнито, – поглаживая её пальцы, продолжал Ябивцев. – Полагаю, из-за Томаша Дмитриевича вы уже догадались, кто я?
«Какого демона тут происходит?!» – гремело в голове в такт наливающейся в виске боли.
Ситуацию спас дядя, заверивший офицера, что всё они понимают и очень рады, что он их посетил. Мягко оттеснив племянницу, князь заговорил о возможности размещения Якобивцеского полка на зиму в Верестаге.
Остаться одной Ниобе не позволили. Велена принялась знакомить её с многочисленными придворными, которые разглядывали девушку, даже не пытаясь скрыть любопытства.
– Ты отправила людей в гостиницу за Тихоном? – улучив мгновение, спросила Ниоба.
– Конечно, – кивнула та и, наклонившись, хитро улыбнулась. – Вижу, ты приглянулась царевичу.
Ой-ёй. Только царской особы тут не хватало. Как там его звали? Который это из братьев? Ниоба резко пожалела, что не интересовалась политикой. Дела и без того шли кувырком, Ниоба чувствовала, как теряет контроль над ситуацией. Не хватало ещё вляпаться в великосветские интриги. Вся эта суета и волнения немедля пробудили головную боль, что сверлила висок.
– Нет, мы встречались по пути сюда. Он представился другим именем, а я не узнала в нём царевича.
Услышанное развеселило Велену. Прикрыв веером улыбку, она подхватила Ниобу под локоть и потащила прогуляться по залу. Тут Ниоба с неудовольствием отметила, что одеты они почти одинаково. Какая нелепость. Словно они дочери небогатого помещика, а не княжны. Пусть наряды и пышные, а в украшениях настоящие драгоценные камни, но одинаковый фасон платьев бросался в глаза. Словно кто-то хотел подчеркнуть их схожесть.
– Помнишь, он с братом приезжал к нам, ещё когда дедушка княжил?
– Как же забыть, – вдруг прозвучало за спиной, и, вздрогнув, девушки обернулись.
Не-Якобивцев засмеялся:
– Маленькая бестия гоняла меня по двору пучком крапивы, пока вы с братом смеялись, забравшись на крышу крыльца.
– Да, от дедушки мне тогда попало, – рассеянно отозвалась Ниоба, с трудом отыскав в памяти этот эпизод.
– Пф, попало, как же, – закатила глаза Велена. – Давайте поговорим о чём-нибудь весёлом.
«Если гоняла крапивой, значит это Демьян», – выдохнула Ниоба. Они принялись вспоминать, как играли в детстве.
Ближе к вечеру, устав от расшаркиваний и вымученных улыбок, Ниоба вновь завела разговор о Тишине.
– Мальчик изъявил желание обедать отдельно, – отозвалась Велена, поправляя платье.
Ниобу такой ответ не удовлетворил. Желание Тиш не показываться можно понять, но то, что они до сих пор не встретились, подозрительно. Возможно, девочка предпочла укрыться в гостевой спальне, не желая привлекать к себе лишнего внимания.
Ниоба хотела сходить в выделенную ей комнату, навестить Тиш и выпить обезболивающего, но едва направилась к выходу из зала, как на неё слетелись придворные. Они говорили все разом и наперебой, засыпали вопросами, не слишком интересуясь ответами. Становилось больно от каждого резкого движения головы. Хотелось тишины и покоя.
Тишина не сопротивлялась, пока её тащили куда-то. Берегла силы. Похитители озаботились кляпом, и она могла лишь мычать, но и того не делала.
«Не трать силы понапрасну, – поучал Зэван в прошлом. – Они тебе пригодятся. Жди. Не важно, сколько на это уйдёт времени. Притворись покладистой и напуганной. Не смотри в глаза похитителям. Не говори с ними, только если они сами не начнут разговор, но и тогда обойдись минимумом фраз и слушай. Решив, что ты лёгкая добыча, они могут сболтнуть лишнего, и это лишнее может спасти тебе жизнь. Действуй, только если уверена. Одна небольшая промашка может дорого тебе обойтись».
Потому Тишина сидела молча, опустив голову, надеясь, что волосы, упавшие на лицо, скроют, как она обшаривает пространство взглядом. Её притащили в прачечную, а оттуда в подвал. Сумку отобрали, карманы вывернули, но обувь не тронули. Похитителей было двое: крупный, молчаливый, который нёс девушку на плече, словно она ничего не весила, и мелкий, пронырливый, словно хорёк, заводила.
– Я ведь говорил. Быстро и чисто, – произнёс последний, копаясь в сумке Тишины. – Сейчас передадим её, получим деньги и поминай как звали. Быстро и чисто.
Шанса спастись не наблюдалось. Ощупав веревку, попыталась высвободить руки из пут, но только сильнее затянула узел. Ощупала стену за спиной, но ни удобных выступов, ни завалившихся в тень острых предметов не нашлось. Здоровяк, хмурясь, наблюдал за Тишиной, и приняв трагический вид, она опустила голову.
Явился третий. Торопливо сбежал по лестнице, едва не рухнул на последних ступенях, запнувшись.
– Всё, я договорился, – запыхавшись, произнёс он.
– Скорее бы уже. Если нас тут застукают… – засуетился мелкий.
– Хватит, – оборвал его великан. – Делаем дело и умываем руки.
Поднявшись, он вытащил из-за пояса мешок и встряхнул его так, что все закашлялись от пыли. Вздохнув, Тишина жалобно посмотрела на похитителей, но растрогать их не смогла. В мешке было душно, пыльно и нечем дышать. Зато выгнувшись, она дотянулась до ботинка и, стянув его, вытащила из ложбинки под стелькой короткий нож.
Эти ботинки подарил Зэван, ещё во время её прошлого пленения. Должно быть, знал, что Лисара и банда ищут её и найдут. Знал, что она выберется. Знал, что случись оказия – и её вновь поймают.
В мешке было тесно, ругаясь на её копошения, великан встряхивал его, но лучше немного тесноты в мешке, чем новая лаборатория. Разрезав путы, Тишина натянула ботинок и прислушалась. Они шли по улице, пространство полнилось голосами, и момент лучше едва ли представится.
Распоров мешок, Тишина вывалилась на землю, больно приложившись о брусчатку. Люди рядом, удивлённо вскликнув, отхлынули. Похититель с лицом хорька бросился к девушке, а она – в сторону, под ноги прохожих. Цепкие пальцы ухватились за куртку, но сбросив её, девушка побежала в толпу.
Похитители закричали что-то, люди, которым секунду назад не было дела, стали оборачиваться, и некоторые даже попытались поймать девушку.
– Вор! Вор! – летело ей в спину.
Тишина бежала, не разбирая дороги, ныряя в незнакомые подворотни. В спину летела трель свистка, заставляя её бежать быстрее. В Кондоме свистками пользовались городовые, и там она без раздумий побежала бы к ним, ища спасения. Но здесь она неслась по незнакомым улицам перепуганным зайцем, пока кто-то не бросил ей под ноги палку, и Тишина рухнула на землю, больно ударившись о камни.
Человек в форме вздёрнул её на ноги и что-то грозно спросил.
– Помогите, меня похитили! – начала она было, но тут же получила удар в живот и, задохнувшись, согнулась от боли. Если бы не крепкая рука человека в форме, рухнула бы обратно на дорогу.
Над головой случился спор, и едва она смогла сделать вдох и поднять голову, как встретилась взглядом со знакомыми жёлтыми глазами. Заклеймённый что-то доказывал человеку в форме, а тот смотрел недоверчиво и, отодвигая Тишину, пытался заслонить её собой.
– Ох, к Каресту всё это, – послышалось сбоку, и неясная тень метнулась к ним из толпы.
Охнув, мужчина в форме схватился за бок, выпуская Тишину. Она успела заметить, как служитель порядка, не смотря на расползающееся по форме пятно крови, пытается задержать Заклеймённых, а дальше рассматривать было некогда. Нужно бежать.
В подворотню, оттуда в большое скопление людей. Через рынок, на небольшую улочку и в проулок. Делая большой круг, она поворачивала всегда в одну и ту же сторону, кружа по центру города.
Юркнув в узкий проулок, Тишина выглянула убедиться, что нет погони. Ноги дрожали от напряжения, приходилось хвататься за стену, чтобы не упасть. Лёгкие горели, бок перестал болеть ещё во время бегства, но всё равно крутило живот. Уперевшись руками в колени, она попыталась отдышаться, когда боковым зрением заметила движение в конце подворотни.
Резко выпрямившись, выставила перед собой нож, оглядываясь, проверяя нет ли второго Заклеймённого за спиной, и попятилась назад на оживлённую улицу.
– Беги, беги, мышонок, – беззлобно улыбнулся Заклеймённый. – У наших ищеек отличный нюх, а у тебя примечательный запах.
«Кааар!» – раздалось над головой.
На водостоке, нахохлившись, сидел огромный, чёрный ворон, разглядывая суетливых людишек в грязной подворотне. Заклеймённый повёл плечами.