За все годы долгой жизни Айна не могла припомнить столь снежной и свирепой зимы. Порывы ледяного ветра кружили вокруг нее, пробирали до костей. Отраженный от снега свет так сильно бил в глаза, что невозможно было разлепить век, и Айна только куталась в меховой ворот плаща и продиралась сквозь вихрь наугад.
Всего за пару часов сугробов намело по колено, и каждый шаг давался ведьме с трудом. Айна жалела, что не может обернуться птицей и с высоты своего полета отыскать прибежище, где можно переждать снежную бурю: ветер жестоко поломал бы ей крылья. Порой человек куда более вынослив, чем любое другое существо, особенно если в его крови течет колдовство, но даже у такой могущественной ведьмы, как она, иссякали силы. Потому, когда среди деревьев вдали она разглядела очертания лесной хижины, надежда теплым медом побежала по оледеневшим венам.
Айна из последних сил ускорила шаг и вскоре достигла небольшого дома в зимней чаще. День стремительно переходил в синие сумерки, но в окнах свет не горел, так что, скорее всего, дом пустовал. Айна всматривалась в стеклянное окно, но видела лишь свое темное отражение. Она громко постучала ‒ никто так и не откликнулся на ее зов. Дернула за ручку – заперто. Не желая больше топтаться у порога, Айна наплевала на все приличия и одним взмахом руки отворила дверь. Та без труда поддалась.
Внутри Айна ощутила, что теперь смерть ей не страшна, было бы чем согреться. Взгляд мгновенно выцепил из темноты неосвещенного жилища печь и древесину для растопки. Не медля ни минуты, девушка кинулась разрыхлять угли кочергой, укладывать поленья в печь, а затем прищелкнула пальцем – и дерево тут же объяли языки яркого пламени. Айна улыбнулась, ощутив, как на нее повеяло желанным теплом.
При свете огня ей удалось рассмотреть дом получше: напротив печи она нашла кособокую кровать с меховым настилом, а возле окна – грубо сбитый стол и ряд связок с засушенными на зиму травами. Айна подошла ближе и узнала в них розмарин, иссоп и крапиву. Здесь же, на столе, она нашла котел для варки, а в углу отыскала корзину, в которой горкой лежали рыжие тыквы и картофель. При одном только виде овощей желудок ее натужно взвыл, возвестив о затянувшемся голоде, и Айна не устояла перед соблазном подчистить чужие запасы. Она взяла со стола нож и быстро нарубила овощи, после чего сгребла все в котел и отправила в печь томиться.
– Не очень-то красиво для пришлого гостя, – пожурил ее Арден. Давненько она не говорила с духом Пустоты и даже слегка испугалась внезапного вторжения голоса в тишину хижины. Она обернулась и увидела прозрачного юношу в полумраке – тот улыбался. – Ты ведь не знаешь, кем может оказаться хозяин этого дома...
– А какое мне до того дело? – фыркнула она, отвернувшись к огню, и закрыла печь заслонкой. – Если хозяин осмелился выйти в такую бурю в лес, то едва ли можно ждать его обратно. Вероятнее всего, он уже превратился в ледышку, а как оттает слегка – станет кормом для диких зверей. А значит... Я пока смело могу побыть здесь полноправной хозяйкой, хотя бы до окончания бурана.
– Осторожнее, Айна, – предупредительно напомнил ей Темный. – Ты становишься чересчур смелой и дерзкой, а значит, и менее бдительной. Не думай, что ты неуязвима: до тех пор, пока ритуал не будет отточен и доведен до совершенства, нечего и надеяться на свою неприкосновенность.
Ритуал... Айна едва подавила вздох раздражения. С тех пор, как она открыла Темное Знание в Черных землях, не проходило и дня, чтобы Арден не напомнил об ее обязательствах. Старое древо передало ей скрытое послание, но, вопреки ожиданиям Айны и ее верного спутника-мучителя, толку в нем оказалось мало. Темное Знание гласило:
«Взрасти дитя невинное и наполни тьмой душу его без остатка, без капли света. Удали душу его, возьми его тело и здравствуй в нем во веки веков».
Пространное Знание вызывало больше вопросов, чем дарило ответов, а потому Айна чувствовала себя все более удрученной и бесполезной. Она не могла отделаться от клятвы, данной Ардену в обмен на спасение от казни, но и воссоздать странный, неизвестный доселе ритуал без оплошностей тоже была не в силах.
Однако сейчас ей меньше всего хотелось думать о пресловутой клятве. Все, чего хотелось Айне – это тепла, пищи и долгого спокойного сна. Арден знал это и растворился в воздухе, видя, что его спутница не расположена к разговорам на голодный желудок.
Как только по хижине заструился аромат печеной тыквы и картофеля, Айна поспешила вытащить из огня чугунный котел ухватом и тут же принялась поглощать содержимое, не обращая внимания, как обжигает небо и язык горячая еда. Только полностью насытившись, Айна бросилась на твердую холодную постель, накрылась вонючей шкурой и прикрыла веки. Кровь, наконец, прилила к холодным конечностям и согрела их. Шум снежной бури за окном убаюкивал Айну, и всего через пару-тройку мгновений она уже нежилась в объятиях долгожданного сна.
***
Слепящий свет пробрался в хижину. Он заполз под волосы, что спутанными вихрами лежали на лице, и проник под сомкнутые веки, вынуждая открыть глаза и приветствовать новый день. Но когда она открыла их, то неожиданно увидела перед собой женщину.
Сидя на стуле, та внимательно смотрела на девушку, лежавшую, вероятно, в ее постели, не моргала и не говорила ни слова, пока они вели игру «кто кого переглядит». Возраст незнакомки как будто замер, навскидку, между сорока и пятьюдесятью годами. Волосы с проседью были собраны в пучок на затылке и на висках обрамляли ее округлое, слегка морщинистое лицо. Серые глаза продолжали буравить наглую гостью и безмолвно вопрошали, что же забыла она в чужом доме?
Вокруг царила темнота.
Ни солнечного луча, ни дуновения ветра не встретилось ей в непроглядной пустоте. Время текло сквозь пальцы: не ощущалось ни минут, ни дней, пока она бродила по бесконечной пустоши мрака. Не осознавая до конца своего существа, не отыскав ни одного, даже самого крохотного воспоминания, она блуждала в темноте, как в темнице. Все, что могла она ощущать во время беспрестанного мучительного странствия, так это глубинный ужас и необъяснимый стыд, червем изъедавший внутренности. Чего она так рьяно стыдилась, от чего пыталась убежать?
Неизвестно, сколько она находилась здесь – день-два? Или так было всегда? Тьма обнимала ее, просачивалась в каждую пору, клубилась внутри, свивая гнездо из колючих ветвей. Ей казалось, еще чуть-чуть – и она растворится в темноте, станет с ней одним целым… Совсем исчезнет. В моменты осознания страх когтями вцеплялся в нее, и она кричала. Старалась кричать так громко, чтобы сотрясалась земля, если она здесь была. Но не раздавалось ни звука. Будто тьма поглощала все вокруг, впитывала ее вопль, как губка.
Лишь один голос слышался ей очень четко.
«Регина…»
Могло ли это быть ее именем? Он часто взывал к ней, обращаясь именно этим словом. Но кому принадлежал голос из темноты, она не знала. Или забыла.
«Отсюда нет выхода, – сказал некто, обволакивая ее бархатистыми нотками. – Куда бы ты ни шагнула – повсюду она, Пустота… Мне знакомо твое отчаяние».
«Кто ты? – в который раз отправляла она ему свой вопрос, но ни разу не получила прямого ответа. – И кто я?»
«Ты – ведьма, Регина, – отвечал он, находясь будто совсем рядом или живя в ее голове. – И я знаю, почему тебе так стыдно».
Названная Региной нервно сглотнула и осмелилась спросить, чтобы покончить с грызущим внутренности чувством:
«Открой мне, в чем я провинилась? Почему я здесь?»
Обладатель голоса помедлил, точно собираясь с духом, а затем изрек:
«Ты поступила очень неосмотрительно, Регина. Ты проявила слабоволие и наказала себя. К несчастью, я не смогу избавить тебя от самонаведенного проклятья, не сумею вывести из беспамятства. Но я попробую напомнить тебе, кем ты была, и поведать, кем ты можешь стать…»
Регина помедлила немного, а затем попросила:
«Расскажи мне все. Пожалуйста».
И он рассказал…
***
Казалось, в той темноте, в которой пребывала Регина, уже не было так черно. Время от времени она различала перед собой лицо юноши. Серые глаза его изучали Регину, как если бы он мог прекрасно вычленить ее из мрака. Вполне возможно, тьма для него – естественная среда обитания, и он ориентировался в ней куда лучше, а потому девушка старалась держаться к нему ближе. Иногда она ощущала прикосновение его ледяной кожи и хваталась за ладонь из страха затеряться. Юноша уверенно вел ее в пространстве, точно проводник в царстве мертвых, и Регина не отставала, боясь остаться в тоскливом одиночестве.
Иной раз ей становилось так страшно, что сердце отбивало дикий бой в груди. Неужели теперь ее жизнь будет такой? Чтобы утихомирить ее тревогу, они вдвоем коротали бесконечно тянущееся время долгими разговорами. Сидя напротив своего загадочного друга, Регина созерцала его печальное лицо и впитывала каждое слово, лившееся музыкой из бледных уст. Юноша, назвавшийся Арденом, поведал ей о Гвендолин и ее предательстве, о лживости и лицемерии ведьмовского ковена.
«Если бы ты обладала бо́льшей силой, то сумела бы отомстить за себя и матери, и ковену».
В груди нестерпимо щемило от застарелой боли, которая преследовала Регину все то время, что она блуждала в черных чертогах. Теперь она понимала, что за заноза в сердце отравляет ее нутро, но как преодолеть эту боль, чем залечить раны?
«Не могу сказать, что ты поступила разумно и храбро, наложив на себя заклятье, – подметил Арден осуждающе. – Но сейчас у тебя есть шанс все исправить».
«Как я могу это сделать?» – спросила она с надеждой.
Арден подался вперед и взял ладони Регины в свои. Руки его были холодны, а биения сердца под кожей не чувствовалось вовсе. По их рукам заструились подвижные тени, сливающиеся с окружающей чернотой. Они волнами втекали в ее тело, создавая внутри странные, непривычные ощущения. Регина занервничала.
«Не бойся, я ведь не враг тебе! – заверил Арден, мягко пожимая ее пальцы. – Я лишь хочу поделиться с тобой своей силой, чтобы ты могла вершить правосудие и наказать всех, кто повинен в случившемся».
«Почему ты помогаешь мне?»
Арден не сразу нашелся с ответом, но в серых глазах его промелькнула скорбь такой силы, что Регина мгновенно заразилась ею.
«Потому что однажды меня тоже предали. Мне знакома эта боль, которая не утихает ни на секунду, – сказал он чуть погодя и плотно сжал губы.
«Регина!»
Отдаленный, совсем чужой голос прервал его. Регина озиралась по сторонам, надеясь увидеть его обладателя, но тщетно – повсюду царил только мрак.
Однако позже зов повторился.
Снова и снова Регина прокручивала в голове слова Ардена и не могла поверить в свою наивность.
«Если бы ты обладала бо́льшей силой…»
Пользуясь ее беспамятством, Темный продолжал науськивать ее, втираться к ней в доверие. Она стерла свою личность, запрятала в глубины подсознания, чтобы только уберечься от его влияния, однако пленник Пустоты нашел-таки лазейку и проник в ее разум. Регина чувствовала, что после совершенного Кэсс ритуала дух стал сильнее, а преград для него становилось все меньше. Почти каждую минуту своего существования она ощущала его незримое присутствие, прямо за спиной. Он следовал за ней по пятам, куда бы они ни шла, он дышал ей в затылок и распространял потусторонний холод. Почему же никто больше не видел его, почему не чувствовал его вторжения в ведьмины земли?
Обо всем этом Регина думала, искоса наблюдая, как трапезная зала наполнялась ведьмами ковена. Керидвена созвала совет, чтобы впервые после смерти Кэссиди держать речь перед своими воспитанницами и названными сестрами. По зале гуляли шепот и испуганные возгласы. Ведьмы сторонились Регины, сбились кучкой и изредка стреляли настороженными взглядами. Но даже издали девушка ощущала вибрации страха, исходившие от сверстниц. Она была для них убийцей, еще более страшным отродьем, чем предательница-Кэссиди. Это пятно ничем с себя не смыть.
Керидвена нарушила тишину, развеяв ее бархатным тембром голоса:
– Наша юная сестра, Кэссиди МакКена, была совращена первородной тьмой. Но не время горевать. Нам необходимо исправить ее ошибки, пока не пострадал кто-то еще. Для этого советом старейшин будут приняты определенные меры. Ваша задача – неукоснительно следовать правилам, установленным мной. Отныне вам запрещается покидать стены замка до выяснения обстоятельств и очищения наших земель от скверны. А если в контакт с вами вступит некое существо, обещающее вам то, чего вы так страстно желаете – незамедлительно сообщайте мне. Нельзя допустить, чтобы ситуация повторилась, и кто-либо из вас отправился вслед за мисс МакКена. А именно это и произойдет, если вы поддадитесь соблазнам. Помните о данной ковену клятве: не сходите с пути света, сестры!
Внезапно из группки ведьм раздался возмущенный выкрик Имоджин:
– А как же быть с Региной, Керидвена? Нам так и соседствовать с убийцей?
Все внутри Регины сжалось в комок от ее слов. Они чувствовали себя запертыми в клетке со львом. Керидвена бросила на нее короткий сочувственный взор и ответила Имоджин:
– Я призываю вас воздержаться от преждевременных резких заявлений. После похорон я представлю Регину Трибуналу. Они определят виновность мисс Дарквуд и решат ее судьбу.
Закончив свою речь, Керидвена жестом велела ведьмам расходиться. Девушки, не особенно удовлетворившись ответом главы ковена, покидали залу, шушукаясь, пребывая в страхе, обступая Регину, словно тьма заразна и могла передаться им прикосновением. Вскоре Регина осталась в зале совсем одна, и лишь бесплотный дух Пустоты вновь холодил ее шею своим дыханием.
***
Настало утро похорон. Стоял ноябрьский холод, пробиравший до костей, воронье кружило над замком и издавало громкие крики, будто насмехаясь над горем.
В жизни Регины эти похороны были первыми. И тем не менее, она прекрасно понимала, что любые проводы усопшего в мир иной должны сопровождаться проявлением скорби. Однако среди ведьм Кайллеха не приметить было лиц, исполненных горя или тронутых хоть малейшей тенью переживания. Зная, что сотворила их названная сестра, воспитанницы ковена перечеркнули имя Кэссиди и мечтали вытравить память о ней, поскорее избавиться от тела клятвопреступницы. Она тотчас же сделалась про́клятой, о которой и говорить-то стыдно, не то что по ней плакать. Но никто, кроме Регины и Керидвены, не ведал правды. Никто не знал, что двигало девушкой в страшную ночь Самайна и кто на самом деле всему был виной, потому что глава ковена предпочла умолчать о деталях. Ей было куда выгоднее заставить девушек уверовать в истинное зло, творимое руками Кэссиди, чем давать им шанс усомниться в ее провинностях и, не приведи Великий Дух, следом ступить на ее скользкую дорожку.
Именно из-за скупости эмоций похоронами это действо назвать было трудно. Каждая светлая ведьма была погребена в землю на кладбище по другую сторону замка. Кэссиди же ждала своего часа на сооруженном помосте с поленьями, обильно политая маслом, чтобы без труда предать ее тело огню. Она была недостойна лежать под землей, освещенной ликом Луны-Матери, и где ступал их Рогатый Бог. Старейшины приняли решение не хоронить среди своих предков ведьму, осквернившую основы колдовства и предавшую заветы ковена. Для них она была не более чем горсткой костей и мяса, мусором, пепел от которого после сожжения разнесет по округе ветер, не оставив ни следа.
Ведьмы обступили помост кругом и замерли в предвкушении большого костра.
– Смилуйся, Великий дух, над страждущей душой, – запела Керидвена траурным голосом. – Великая мать, не дай юной душе потеряться и сопроводи в лучший мир, волшебное царство Тир-на-Ног, где Смерть не властна над временем.
Пока ведьма говорила, на лице ее не дрогнул ни один мускул. Регина следила за каждым ее движением и не могла поверить, как спокойна была Керидвена, как умело она играла свою роль, невозмутимо поджигая поленья. Языки огня принялись облизывать дерево, а старейшина молча стояла среди своих сестер. Ни слезинки не серебрилось на ее морщинистом лице. Только вчера она сотрясалась, оплакивая девушку, что была ей все равно как родная дочь. Сейчас же она варварски отдавала ее на съедение огню, в очередной раз поставив уважение и заветы ковена превыше собственной любви.
Солнце сменялось Луной, летели нескончаемой вереницей дни. Две ведьмы корпели под тусклым светом сальной свечи, создавая мощное заклятье для ритуала Ардена. Слово за словом они пробирались сквозь колдовскую поэтику, шлифовали каждую строчку, выведенную чернилами на бумаге, подбирали сильные рифмы на замену слабым, недейственным и не несущим в себе магии. Ведь сила магии ‒ в словах, Айна знала это, но голова ее сегодня была занята отнюдь не магической рифмовкой.
Айна без конца обдумывала слова Пеннердин и представляла, как если бы той самой избранницей для Темного стала ее мать, Кровавая Морвен. Айна не сомневалась, что матушка отдала бы свое лоно Тьме, нисколько не тяготясь волнениями и жалостью к своему ребенку. Что было бы с ней, окажись она сосудом тьмы, жертвой для существа ни мертвого, ни живого, хитрого и непредсказуемого? А главное, чем нынешнее ее положение, в сущности, отличалось, если она точно так же не имела возможности скрыться от его вездесущего ока и разорвать клятву, скрепленную скверной?
– Ну-ка соберись, Айна, – буркнула Пеннердин и зыркнула на девушку из-под пышных русых бровей. – Все в облаках витаешь, пока я в одиночку выплетаю паутину слов?
Сходство Пеннердин с паучихой и правда было заметно: сидит в своем логове в ожидании заблудшей отчаявшейся души, готовой отдать ей что угодно, пусть даже и свою молодость в обмен на спасение или теплый кров. Неизвестно, скольких людей она могла сгубить в этом лесу.
– Пытаюсь я, пытаюсь, – проворчала Айна, массируя колотящие изнутри виски. – Думаешь, это так просто ‒ вложить всю силу в горстку слов?
Пеннердин отмолчалась, продолжила что-то шептать себе под нос и скрести пером по шероховатой бумаге. Айна вгляделась в суровое дородное лицо ведьмы и осознала, что толком ничего не знает о жизни хозяйки хижины. Раз уж они отныне связаны общим делом, не стоит ли разведать таинства чужой души?
Айна прокашлялась и затеяла разговор:
– Скажи мне, Пеннердин... Как же ты, с такими способностями, прозябаешь в богами забытой хижине среди дремучей чащи? Неужто Трибунала испугалась?
Пеннердин недобро свела брови и неопределенно хмыкнула:
– А то, смотрю, сама, что ли, бесстрашно у них под носом шастаешь? – Ведьма вновь уткнулась в бумагу и, не переставая писать, продолжила: – Трибунала боятся те, кто с ними дружбы не ведет, а я, как ты понимаешь, не из их братии... Да и предосторожность никогда не помешает, если жизнь дорога́.Особенно для тех, кто Трибуналу перебежал дорожку.
Глаза Айны загорелись горячим любопытством.
– Чем же ты сумела насолить Верховным?
Пеннердин выдержала драматическую паузу то ли для пущего эффекта, то ли обдумывая, можно ли доверять незнакомке с улицы, притащившей с собой за компанию узника Пустоты.
– А это уже, как говорится, не твоего ума дело.
Девушка поборола вздох разочарования. Не будучи приученной столь быстро сдаваться, она продолжила напирать и подначивать ведьму, выводя на чистую воду. Как знать, где смогут пригодиться такие ценные сведения?
– Ну же, Пеннердин, не будь такой скрытной! Все мы тут нечисты на руку. Если поделишься своей болью, я придумаю, как тебе помочь.
Та снова хмыкнула, одним махом разрезая тонкую связующую нить, что Айна проложила между ними.
– Да чем же мне может помочь такая бездарь, как ты?
Девушка даже опешила от неприкрытой наглости и заерзала на стуле.
– Меня ведь Трибунал ищет не просто так, Пенни, не находишь? Я не зря ношу имя рода Пендрегар, кровь моей матери течет в моих жилах…
– Не зови меня Пенни! – прервала ведьма Айну и наставила на нее пухлый палец, но затем устало выдохнула и, поставив точку-кляксу на листе, сказала: – Ладно, твоя взяла, я расскажу тебе, как было дело, но имей в виду: если только вздумаешь использовать это против меня, я тебя даже в загробном мире достану, уяснила?
– Не сомневаюсь в этом ничуть.
Пеннердин с минуту изучала Айну на предмет лукавства, но, видимо, ничего не узрев, принялась перебирать складки грязной юбки. Набрала воздуху побольше и поведала Айне свою историю.
– Когда-то нас было двое ‒ я да Мередит. Две сестры, не разлей вода... Всегда вместе, куда бы ни отправились, разлучить нас не представлялось возможным ни отцу, ни матери, ни няньке. Семья наша была из знатного рода. Мы не купались в роскоши, но и бедности не знали. Стол наш всегда был полон вкусной и горячей еды, каждое утро мы пили чай с молоком да закусывали сдобной выпечкой нашей кухарки Милли. Отец в нас души не чаял, баловал только так... Мать же держала в строгости, любила опробовать на нас все новомодные способы воспитания. Однако девочки мы были несносные и слонялись днями напролет в окрестных лесах, всячески избегая нашего учителя. А уж как мы ненавидели французский, putain de Francais[1]! В общем, учиться мы не желали. Что я, что Мередит, обе мы с пеленок были очарованы сказками и всюду видели волшебство. Им было пронизано буквально все: наши леса за воротами дома, речка, что бежала через деревню, сладкие яблоки с дерева под нашим окном, мшистые камни, разбросанные в чаще... До самой глубокой ночи мы пропадали среди качающихся на ветру деревьев, слушали шелест травы и будто говорили с ней на одном языке. Не помню, когда точно мы открыли свои способности и кто из нас оказался первой. Мне кажется, то была Мередит, ведь она превосходила меня во всем. Помню лишь, как она заставила реку течь вспять. Ох, как мне стало страшно в тот миг! Думалось, весь мир перевернется, если мы вмешаемся в силы природы, которые, к слову, уже тогда мы почитали точно божество. Но Мередит сказала мне: «Не бойся, Пенни! Природа нас слушается, она не накажет нас. Попробуй, и ты сама убедишься». Нутром она чувствовала, что ее родная сестра не могла не быть колдуньей. И оказалась права: как только я напряглась, как следует, и отпустила все тревоги, природа откликнулась мне и подчинилась.
Пламя свечи медленно топило воск, трепетало от Регининого дыхания. Пока она разгуливала в недрах своей памяти и искала ответ на каждый мучивший ее вопрос, огонек на кончике фитиля крутился в танце, разгоняя темноту в комнате, куда из-за пасмурного неба не проникал солнечный свет. Ей так хотелось поместить свечу и внутрь своего сердца и уничтожить черную густую тьму, что поселилась в нем. Выжечь скверну, проросшую в ней, точно сорняк.
Минул не один час, как Регина судорожно восстанавливала мозаику последних событий. Кусочек за кусочком она собирала мудреный пазл, однако, собрав воедино большую их часть, увидела, что в полотне зияет множество прорех, которые нечем заполнить. Она то и дело спрашивала себя: «Кто мог подсказать Кэссиди, как воссоздать ритуал призыва? Кто "закрыл" уста Гвендолин, чтобы она не сумела назвать виновного? Кто эта загадочная "она", о которой сказала ей мать в прошедший Мабон?» Регина пыталась развязать спутанный клубок, однако никак не могла отыскать треклятый узел, связывающий всех участников этого ужасающего спектакля. Чувствуя, что подобралась совсем близко, она снова и снова крутила в мыслях слова Кэсс и вертела в руках загадочный камешек, что отдала ей подруга перед самой смертью.
«Все не то, чем кажется».
Керидвена оказалась не такой правильной, как хотела казаться. Отец Кайдена, Верховный друид Альтамир, готов был убить сына в назидание потенциальным клятвопреступникам, а его сестра, Эвелин, сдала брата отцу, устав от постоянных нарушений им запретов, хотя всегда выглядела доброй простушкой. Кэссиди и вовсе предала Регину, которая доверилась ей, как никому прежде, поставила идею выше ее жизни, жадно проглотив сладкие обещания Темного. И она не была одинока в этом.
Гвендолин попалась на его удочку так же ловко, как и, наверняка, многие до нее, кому не повезло провалить непростую миссию воскрешения. Мать готова была вручить свое дитя злому духу, заключенному в великой Пустоте, дитя, которое, из любви к ней, отдало себя ковену в обмен на ее жизнь и благополучие. При воспоминании о матери во рту Регины разлилась полынная горечь, а сердце сдавило тисками. Она, не отрываясь, следила за тлеющим пламенем свечи, пока та совсем не потухла, распространяя терпкий запах можжевельника. Регина снова покрутила перед собой серый камень, гадая, чем ей может помочь такая обыденная вещь?
Пришлось еще раз внимательно вчитаться в рунический узор языка Огама. Короткие линии превращались в слова, а длинные поперечные связывали их воедино:
«В кругу Огама истину найди».
Как девушка ни старалась, смысл высеченного на камне ускользал от нее, не желая открываться. Осознав, что своими силами ей не справиться, она испустила раздраженный вздох. Регина прикрыла веки, вдохнула можжевеловый дым. Проникнув в щель под дверью, сознание ее выискало среди десятков комнат Эвелин, затем легонько тронуло порывом ветра плечо ее брата-друида из соседней деревни. Удостоверившись, что они почувствовали зов, Регина послала им свою мольбу о помощи:
«Я буду ждать вас после полудня у западной границы леса, за излучиной реки, под старым вязом. У меня есть что-то, способное пролить свет на содеянное Кэссиди».
Откликнутся ли Эвелин с Кайденом на ее зов – неизвестно, но это последний шанс выяснить, кто является правой рукой Темного. Кто стал первопричиной череды несчастий, настигших их всех, одного за другим.
***
Время мучительно тянулось, растягивалось, и с каждой последующей минутой Регина все больше погружалась в пучину отчаяния.
«Они не придут, ‒ уверяла она себя, до боли сжимая кулак с руническим камнем. ‒ Не будут они помогать убийце, не станут вытаскивать ее из топкого болота, засасывающего все и вся на своем пути».
Предусмотрительно настраивая себя на худший сценарий развития событий, Регина тем самым спасалась от боли разочарования. Меньше ждешь – больше получаешь, как любила говорить Гвендолин, и Регина в этом была солидарна с матерью, несмотря на вскрывшиеся нюансы их непростых отношений. Меньше всего она ждала, что брат с сестрой явятся на ее зов, однако вскоре завидела вдали две фигурки, движущиеся к ней с разных сторон. Не веря своим глазам, Регина проморгалась и бросилась им навстречу.
Эвелин брела, закутавшись в шерстяной плащ, Кайден нахохлился, пряча шею в меховой оторочке утепленной куртки. Брат с сестрой глядели растерянно, боясь нарушить молчание первыми. Регина взяла инициативу на себя, сказав со всей горячностью:
– Спасибо, что пришли, мне очень нужна ваша помощь. Я понимаю, что… говорить с потенциальной убийцей вам претит, но смею заверить: Трибунал постановил, что я…
– Ты говорила с Верховными ведьмами? – перебила девушку Эвелин, вытаращив на нее ореховые глаза.
– Да, в свете последних событий Керидвена вынуждена была представить меня Трибуналу, где мне вынесли вердикт «невиновна», заглянув в мои воспоминания. Надеюсь, это как-то очистит мое имя в ваших глазах.
Брат с сестрой переглянулись, явно переговариваясь мысленно о чем-то своем, недоступном для Регины. Ей понятны были их сомнения, даже Кайден наверняка утратил теплые чувства к Регине, которые только-только в нем проклюнулись, и осуждать его за это было бы глупо. Эвелин повернула к ней голову и спросила, хмуря брови:
– А где тогда сама Керидвена? Я не видела, чтобы она вернулась с тобой.
Зная, что такая новость их не обрадует, Регина сникла и потупила взгляд на носки своих сапожек.