Месть Чёрной Луны

Глава 1

- В деревне поймали ведьму,- сухо произнёс бесшумно вошедший в зал епископ, с некоторых пор по совместительству исполнявший обязанности инквизитора.
- Опять? -молодой граф Альварес Ромеро де ла Вега с сожалением отвлёкся от новой блестящей кольчуги, только что принесённой оружейником,- как много их развелось в последнее время!
На бесстрастном лице епископа мелькнуло что-то похожее на усмешку:
- Вам следует взглянуть на неё и допросить.
Альварес ещё раз кинул взгляд на доспехи и со вздохом вышел вслед за отцом Федерико.
Пройдя длинную амфиладу комнат и коридоров, они очутились в огромном полутёмном зале, где издавна хозяин Кастилло Кардоне и принадлежавших ему обширных земель, вершил свой суд. В центре на коленях стояла женщина. Руки её были связаны за спиной, спутанные распущенные волосы закрывали лицо. Она подняла голову и Альварес отметил про себя, что девушка очень молода. Под заплывшим глазом на щеке её растекался кровоподтёк, второй глаз с немым укором смотрел на присутствующих .
- Знаешь ли ты в чём тебя обвиняют? - молодой граф обратился к ведьме, по привычке скрещивая два пальца от сглаза.
- Я невиновна, Ваша светлость. Меня оболгали! - девушка попыталась головой откинуть упавшие на лицо волосы и Альвареса поразил пронзительный, полный надежды, синий взгляд её уцелевшего глаза.
-Её вина доказана,- вступил в разговор епископ.
-В чём же она заключается? - Альварес перевёл взгляд на хмурое лицо инквизитора.
- Она усыпляла матерей, убивала их, пила кровь младенцев, а потом совокуплялась с их отцами.
- Серьёзное обвинение,- в голосе графа сквозило сомнение, слишком невинной казалась обвиняемая в столь страшном преступлении девушка,- есть ли свидетели?
- Она не оставляла свидетелей, но всё же один из мужчин был ещё жив, после того, как его соблазнила эта дьяволица и он успел поведать о произошедшем.
- И сколько семей пострадало от неё?
- В этой деревне одна, но до этого приходили страшные вести из других мест.
Альварес с ужасом разглядывал ведьму.
- В таком случае, ты - исчадие ада и костёр - самое малое, что тебе грозит!
Девушка всхлипнула и попыталась на коленях подползти к молодому человеку:
- Неправда, неправда это. Я не делала ничего плохого, я всего лишь занесла утром молоко синьоре Рамоне, но она была уже мертва, а синьор лежал с перерезанным горлом. Я испугалась и убежала.
Альварес брезгливо попятился от подползающей ведьмы, а епископ пнул её в лицо, обнажив из под сутаны жилистую ногу в домотканном чулке.
- Замолчи, ведьма. Рамон указал на тебя, прежде, чем испустить дух.
Девушка вскрикнула и повалилась вперёд ,головой ударившись об пол.
- Так ты не признаёшь свою вину? - Альваресу хотелось поскорее закончить и вернуться к своему прежнему занятию.
- Нет, нет, нет,- девушка неистово замотала головой.
- Это очень опрометчиво с твоей стороны, было бы проще тебе признаться,- он досадливо поморщился.
- Она признается,- уверил его инквизитор.
- Только давайте займёмся этим чуть позже. Завтра я выезжаю ко двору, мне нужно проверить приготовления. Изабелла хочет выступить на помощь мужу. Мухаммед укрылся в Басе. Пора покончить с ним окончательно.
- Это благое дело, сын мой,- кивнул епископ, - отведите её в пыточную,- приказал он стражникам.
Девушка пыталась отчаянно сопротивляться, и ей даже каким-то чудом удалось на миг вырваться, но тут же один из стражников перехватил её за волосы и поволок по полу.
- Проклятая ведьма,- прошептал вслед епископ,- как только освободитесь, я буду к вашим услугам.
- Я не заставлю долго ждать,- Альварес поспешно направился к выходу, но тут, словно какая-то мысль вдруг обеспокоила его, он круто развернувшись, спросил:
- А не опасно её оставлять наедине со стражниками? Она не соблазнит их?
- Сын мой! Борющийся с ведьмами имеет благословение церкви, а потому неподвластен их чарам.
Уверенный тон отца Федерико успокоил молодого человека, тем более, он помнил, что впереди его ждут приятные сборы. Он засиделся в Кастелло Кардоне и призыв королевы Изабеллы Кастильской пришёлся как нельзя кстати. Завтра он выедет ко двору, а потом они выступят в Гранаду. Пора было освободить эти земли от последнего мавританского эмира Мухаммеда.
К вечеру, когда все приготовления были завершены, Альварес велел послать за отцом Федерико и секретарём, в качестве подручных предполагались стражники.
В пыточной палач уже разводил огонь в небольшой жаровне. В углу, в ошейнике, соединённом короткой железной цепью с кольцом, торчащим из стены, сидела ведьма. С её правого глаза чуть сошёл отёк, он приоткрылся и она с ужасом и обречённостью смотрела на приготовления палача.
Секретарь занял своё место возле небольшого мутного окошка, очищая гусиные перья и встряхивая мелкий песок для посыпки чернил. Стражники равнодушно замерли у входа. Всем хотелось побыстрее закончить, поужинать и спокойно завершить день. Всем, кроме подсудимой. Она знала одно: ей ни в коем случае нельзя признавать вину, иначе она пропала, но сможет ли её тело выдержать пытку?
Отец Федерико подошёл к палачу и что-то шепнул ему на ухо, тот кивнул головой и направился к кадке, где уже размокал сыромятный кнут с затейливым узелком на конце.
- Луана Мария Чела, признаешься ли ты в сговоре с дьяволом для ублажения своей ведьминской плоти? - монотонно начал епископ.
- Нет,- чуть слышно прошептала девушка, закашлялась и уже громче повторила: - Нет!
- Ну что ж, приступим,- отец Федерико отошел в глубь комнаты, давая проход палачу, туда, где безучастный Альварес с нетерпением ждал начала и конца процедуры. Ему не впервой приходилось наблюдать пытки и он был совершенно безразличен к крикам и мучениям жертвы, не оттого, что был жесток и холоден, а оттого, что был свято уверен в том неимоверном зле, которое они причиняли своим колдовством. И его долг был заставить их признаться в своих дьявольских злодеяниях. А граф де ла Вега был человеком долга.
Палач снял ошейник с шеи дрожащей ведьмы, приподнял своими огромными ручищами за плечи и толкнул к столбу, затем прикрутил верёвкой к нему ее руки и разорвал на спине платье. Даже сквозь полумрак комнаты можно было разглядеть, как нежна и бархатиста кожа жертвы, как идеальны изгибы её тела. Девушка в смущении старалась сильнее прижаться к столбу, вытягивая вперёд плечи, чтобы хоть как-то прикрыть оголившуюся маленькую грудь, и это снова смутило Альвареса: разве могло это невинное создание кого-то соблазнить?
Даже палач на миг замешкался, любуясь прекрасной наготой девушки и заметив это, отец Федерико сурово произнёс:
- Вот они - козни дьяволицы! Или ты, поддавшись им, забыл что надо делать?
Палач испуганно схватил плеть и первый же удар рассёк кожу ведьмы, оставив рваный кровавый рубец. Она протяжно вскрикнула и тело её сотрясла конвульсия. И будто почувствовав первую кровь и опьянев от неё, палач с улыбкой ударил вновь. Она снова закричала и после третьего взмаха из губ будто вырвался хрип:
- Не надо, не надо больше, прошу вас...
- Что, ведьма, ты признаёшь свою вину? - удовлетворенно засмеялся епископ, давая знак палачу остановиться.
- Нет. Нет. Я невиновна...
И тогда снова и снова засвистела плеть и спина ее уже превратилась в кровавое месиво, но она не кричала больше, лишь стонала, прокусывая насквозь губы, пока не лишилась сознания и безвольно не повисла на столбе.
Всё это время Альварес напряженно ждал, выдвинувшись вперёд. Он вдруг понял, что боится её признания, и облегчённо вздохнул, когда она потеряла сознание. Дальше продолжать пытку не было смысла. И потом, про себя с неудовольствием отметил, как палач трясущейся рукою отвязывал девушку, как бы невзначай прикасаясь к залитому кровью телу и опустив ее на пол, улыбаясь, украдкой потрогал рукой её смуглую грудь. Отец Федерико тоже заметил это, но ничего не сказал палачу, а желчно плюнул в сторону маленькой ведьмы.
- Её срочно нужно казнить, пока она не соблазнила ещё кого-нибудь!
- Но ведь она ещё не призналась! - сухо возразил Альварес,-закон есть закон.
Он опять обратил своё внимание на похотливое лицо палача, прикрывавшего грязной дерюгой свою жертву.
- Отнесите её в темницу и позовите лекаря,- обратился он к застывшим у дверей стражникам,- и... какую-то одежду. Мы вернёмся к этому вопросу, когда я вернусь из похода.
Отец Федерико хотел возразить, но передумал. Альварес был доверенным лицом королевы Изабеллы, а значит и Великого Инквизитора, всесильного и страшного Томаса де Торквемада, а ведьма никуда не денется, будет гореть на костре. Он согласно кивнув, велел палачу следовать за собой. Ему следовало наложить на него эпитимью за грешные помыслы.

Глава 2

Роман проснулся от того, что сильно замёрз. Печка давно прогорела и в избушке было сумрачно и холодно.
Он только вчера приехал на выходные в свою деревню, забрать кой-какие вещи и документы. Но после скандала с матерью решил уехать этим же вечером. Вынес собранные вещи в сени и чтобы не попадаться на глаза "осчастливленой" его приездом матери, пошёл прогуляться. Нужно было сходить на кладбище, проведать могилку бабушки, единственного родного человека, который его любил, попрощаться с ней, потому что больше сюда возвращаться Роман не хотел.
Стоя у скромного холмика с невысоким деревянным крестом, он думал о том, что хорошо бы приехать сюда ещё и поставить памятник. Но тут вспомнилось искажённое от злобы лицо матери:
- Явился-не запылился? Что, плохо встречаю? Так ты и не заслужил ничего лучшего! Уехал, хоть бы копейку какую прислал раз! Я из-за него жизнь сгубила и вот благодарность! Жируешь, поди, в своей Москве, а мать тут загибается! Матери копейку пожалел! Выродок ты, не сын!
- А когда ты мне матерью была? Я тебя таковой и не считал никогда.
- Да ты..ты,- она бегала за ним, что-то кричала, обзывала его, пока он молча собирал вещи. Роман лишь брезгливо обходил её стороной, когда она попадалась на пути, стараясь не смотреть ей в лицо. Когда закончил, достал из внутреннего кармана небольшую стопку пятитысячных купюр, положил на стол и уходя кинул:
- Это тебе. Компенсация. За твою загубленную молодость.
Она сразу успокоилась, подскочила к столу, пересчитала деньги, спрятала их и как ни в чём не бывало спросила:
- Есть будешь? Только у меня ничего нет. Картошки могу отварить.
Романа удивила такая щедрость. Раньше она предлагала ему самому добывать еду.
- Спасибо. Сыт.
На кладбище было тихо. Легкий весенний ветерок, ещё не теплый , но уже и не холодный, приветливо ворошил волосы. Пахло лесом, молодой травой, свежей землёй, освобожденной от снега.
" Должно быть там ещё сыро"- пробираясь к концу кладбища, подумал Роман. Там начинался лес. Такой знакомый и родной. Он соскучился по нему и не мог не зайти хотя бы совсем недалеко и ненадолго. На пролесках, где солнце уже прогрело землю, было довольно сухо.
Он шёл, наслаждаясь пеньем птиц, ступая по пожелтевшей прошлогодней хвое и не заметил, как зашёл в самую глубь. Следовало давно повернуть назад, но Роман с удивлением понял, что не знает куда идти. Такой знакомый, десятки раз исхоженный лес, стал вдруг таким чужим и тёмным. Похолодало, небо затянуло темными свинцовыми тучами, стал накрапывать холодный колючий дождь. Парень сильно замёрз, промок и уже совсем было отчаялся, когда увидел крышу лесной избушки. Он радостно вскрикнул, потому что бывал в ней не раз и хорошо знал обратную дорогу. Но сейчас следовало согреться и перекусить, в таких лесных избушках всегда был небольшой запас дров и еды для заплутавших путников.
Он растопил печь, разогрел найденные консервы, согрелся и понял, что придётся заночевать. Одет он был лёгко, погода окончательно испортилась и не стоило рисковать здоровьем, тем более, что Романа начинало знобить. Он укутался в найденное одеяло и быстро заснул под треск горевших дров в маленькой печурке.
А ночью ему приснился сон. Настолько реалистичный, что он опять почувствовал раздвоение: только что он был испанским дворянином в мрачном холодном замке и вот он снова Рома, пытается согреться в остывшей лесной избушке. Он закрыл глаза, пытаясь представить тот замок из сна и с удивлением обнаружил, что очень хорошо помнит каждую выбоинку на ступеньке, что ведёт к его покоям. Он так и подумал: ни комната, ни спальня, а именно графские покои.
- Не может быть! Неужели все начинается снова? - Роман обхватил голову руками, она была горячей и замерзшие руки приятно холодили лоб.
- Но ведь это было всё не взаправду. Не было никаких снов. Не было никакой Черной Луны. Или была? - он вспомнил глаза девушки из ночного сна : синие-синие, как лунная ночь.
- Лилит.... Опять она...- растерянно пробормотал он, и тут же усомнился: так чиста, так невинна, в отличии от порочной и жадной до ласк Лаийл, но так же красива и соблазнительна.
- Нет, глупости! Просто сон. Меня знобит, и я, кажется, заболеваю. Нужно выбираться отсюда как можно скорее.
Несмотря на утро, в избушке было сумрачно, свет едва пробивался сквозь закрытые ставни. Роман встал, дёрнул дверь и на миг ослеп от яркого света. Лес весь был завален снегом. Весны как не бывало. И хотя снег был рыхлый, а сквозь рваные тучи проглядывало солнце, Роман понимал, что в своих лёгких кроссовках, буквально, утонет. Он бросился к телефону, позвонить матери, попросить помощи у соседей, хотя и не сильно питая надежду. Но телефон был разряжен. Тогда он решил не торопиться с решением, затопить печь, согреть хотя бы чаю, кроме заварки и съеденных вчера консервов в избушке ничего не было.
Выйдя наружу и сразу же промочив ноги, Роман нашел присыпанную снегом поленницу дров. Занёс сразу несколько охапок. Дрова были сырыми, хорошо бы было их подсушить.
Печь долго не хотела растапливаться, чадя удушливым дымом, дурманящим разум Романа. Ему стало совсем нехорошо, хотелось напиться горячего чаю, лечь и заснуть.
Когда в котелке закипела вода, он сыпанул в жестяную кружку горсть заварки и с наслаждением хлебнул обжигающий почти красный напиток, чувствуя, как наконец согревается. Идти никуда не хотелось. Хотелось сидеть вот так бесконечно, сомлев, у печи, в тепле и укрытии. Роман закрыл глаза и явственно увидел другую картину: отблески разогретой жаровни освещают вспоротую суровой плетью нежную кожу молодой девушки. Это уже не кожа, а мясо, с которого струйками стекает кровь в желобки на грязном полу. Он вздрогнул, открыл глаза: недопитый чай в кружке показался кровавым месивом. Он оттолкнул её от себя, борясь с рвотным спазмом.
- Господи, неужели это был я? Нет! Нет! Это всего лишь сон. Это не мог быть я!
Он лихорадочно пытался собраться. Куда-то запропастились кроссовки, которые он поставил сушить на притолоке, потом никак не мог найти куртку, все расплывалось, вертелось перед глазами, он совершенно выбился из сил и понял, вдруг, что никуда идти не надо и здесь он оказался неслучайно и она обязательно придёт за ним. А сейчас надо спать. Просто лечь и спать.

Глава 3

Альварес в сопровождении своего небольшого отряда въезжал в ворота замка Алькасар. Сюда группками стекались кастильские дворяне, призванные Изабеллой, для того чтобы выступить на подмогу арагонцам. Многие из них учтиво приветствовали Альвареса, но за каждой улыбкой он видел лишь лицемерие и неприкрытую зависть. Ещё бы! Его, незаконного сына графа Диего де ла Вега, бастарта, Изабелла возвела в ранг, равный им. Но не сколько милость королевы, сколько доверие к нему Великого и страшного инквизитора, Томаса де Торквемада заставляли их ниже опускать перед ним головы и угодливо отпускать комплименты.
Альварес спешился и поднялся в замок, чтобы как можно скорее засвидетельствовать почтение двум знатным особам.
Королева была занята и он прошёл к покоям его преосвященства. Неприязненный секретарь преградил дорогу, но узнав Альвареса, тут же почтительно поклонился и велел немного подождать. Ждать пришлось недолго, через несколько минут двери отворились и его провели внутрь.
В резиденции было темно, свет почти не проникал сквозь тусклые небольшие окна. Все помещение освещал лишь один подсвечник. Торквемада был аскетичен во всём, даже в самом необходимом. Он сидел за массивным столом, читал какие-то бумаги. В свете свечи его мрачное лицо выглядело почти зловещим. Даже Альварес, искренне любя епископа, невольно содрогнулся.
Несмотря на суровый взгляд, Торквемада сердечно приветствовал молодого графа.
- Какие новости, сын мой? Много ли выявлено еретиков?
- Не далее, как вчера я присутствовал на допросе сельской ведьмы, Ваше преосвященство!
- Она признавалась?
Альварес отрицательно качнул головой.
- Был ли допрос с пристрастием?
- Да, Ваше преосвященство, обвиняемая лишилась чувств, но не призналась.
Торквемада устало вздохнул.
- Ты должен быть бесстрастным и справедливым, сын мой! Участились случаи лжесвидетельства,- он кивнул на заваленный бумагами стол,- доносы идут каждый день. Инквизиция призвана выявлять еретиков и бороться за их души. Но кто-то с помощью Святой Церкви хочет разделаться со своими врагами и это нужно пресекать, а клеветников строго наказывать. Проводи тщательное расследование перед приговором, дабы не осудить невиновных. Сегодня вы выступаете за правое дело, надо до конца истребить неверных: мавров и иудеев, они есть главное зло!
По мере того как он говорил, голос его крепчал и последние слова эхом разнеслись в высоких стенах зала. Альварес вспомнил маленькую ведьму и в который раз усомнился в её вине. До этого тоже приводили ведьм, но все они были старыми, страшными, с гнилыми зубами и почерневшими от неведомых болезней конечностями. При одном взгляде на них было понятно, что они знаются с нечистым. Ещё до того, как палач брал в руки свои страшные пыточные инструменты, они, визжа, готовы были признаться. Но без пыток их признания не имели силу. Они кричали, извивались и поносили Святую церковь под плетьми или дыбой, в отличии от Луаны, которая молча выдержала истязания.
- Что ещё можешь ты мне рассказать? - прервал его мысли эпископ.
- Ваше преосвященство, не знаю, стоит ли вам говорить об этом, но въехав сюда, я слышал, как два высокородных дворянина разговаривали между собой.
- И что же ты слышал, сын мой?
- Что Ваше преосвященство объявило войну иудеям, в то время как у самого бабушка принадлежала к этому проклятому племени.
Лицо инквизитора потемнело:
- И кто были эти дворяне?
Альварес склонился к Торквемаде и шёпотом произнёс их имена.
- Спасибо, сын мой! Враги есть и в наших рядах. Будь и дальше моими ушами и глазами.
Снаружи послышался шум.
- Тебе пора, королева выезжает.
Получив благословение и попрощавшись с инквизитором, Альварес бегом кинулся к своему отряду.
Во дворе, во главе пышной свиты на белоснежном коне уже восседала Изабелла. Она никогда не отличалась красотой и изяществом, тем более, что годы уже брали своё: располневшей и отяжелевшей, ей уже трудно было сидеть в седле, но ради торжественности момента она сделала над собой усилие, и нисколько не пожалела об этом, когда услышала восхищённые приветствия подданных. Альварес на миг ощутил на себе её благосклонный взгляд и почтительно склонил голову. Он ещё не успел разогнуться, когда увидел белоснежный шёлковый платок, упавший к его ногам. Подняв голову наверх, заметил на балконе улыбающуюся ему даму. Он недоверчиво оглянулся вокруг, сомнений не было, платок предназначался ему. Сердце в груди сладко забилось: это была Гресия Гарсия Мендес де Виейра, богатая вдова, приближенная фрейлина Изабеллы и самая желанная невеста Кастилии и Арагона. Она была не только богата, но ещё довольно молода и хороша собой. Недавно закончился срок её траура и она начала выходить в свет, сопровождаемая группой воздыхателей. Сегодня все они следовали за королевой, да и сама она, похоже, тоже. Гресия медленно спускалась с каменных ступенек к подведённой лошади. Её расчёт был верен, она чуть запоздала с выездом, чтобы внимание и почести, предназначенные для Изабеллы не помешали её выходу. Жадные мужские взгляды были прикованы в этот миг только к ней одной, но они ее нисколько не смущали.
Альварес украдкой подхватил платок и незаметно спрятал его на груди. И всё же его движение не осталось незамеченным, что прибавило негодования среди присутствующих дворян. Ему было не привыкать, за свою жизнь он терпел много открытых насмешек и издевательств, какое же ему было до этого дело сейчас, когда его так боялись?
После двухчасового выезда, сделали привал. Изабелле давно хотелось пересесть в удобную карету, но она изо всех сил крепилась и не показывала виду, как её растрясло в жёстком седле. И всё таки самой слезть с коня уже не удалось, её тяжело и некрасиво снимали два подскочивших пажа. Подданные рыцари деликатно отвернулись, чтобы не лицезреть щекотливую сцену.
Решено было устроить небольшой пикник, чтобы королева могла отдохнуть и восстановить силы.
Альварес не был голоден и его огорчила задержка. Вообще их поход был больше похож на праздничное шествие, а не на военное подкрепление, идущее на подмогу Фердинанду, второй месяц осаждавшему крепость Гранады.
После привала кавалькада устремилась вперёд, навёрстывая упущенное время. Больше не нужно было подстраиваться под Изабеллу, замедляя шаг. Она резво неслась в карете, утопая в мягких подушках. Дамы, сопровождавшие её, вздохнули свободнее.
С Альваресом поравнялась великолепная гнедая с роскошной наездницей в седле.
Он молча учтиво приветствовал её, стараясь скрыть охватившее его смущение.
- Отчего вы избегаете меня, синьор Альварес? - она кокетливо склонила голову, украшенную кружевной мантильей.
- Вы так ослепительны, что я боюсь потерять зрение,- пробормотал он в ответ первое, что пришло на ум. Он не умел делать дамам изысканные комплименты, совсем другому его учили в юности.
Она расхохоталась:
- Вы не похожи на других и этим мне нравитесь! Не стоит брать дурной пример с этих хлыщей,- она кивнула в сторону придворных, бросающих на него завистливые взгляды.
- Мне не послышалось, синьора? Я вам нравлюсь? - от волнения голос мужчины прозвучал глухо.
- Я считаю вас настоящим идальго!
- Даже не смотря на моё сомнительное происхождение?
- О, это придаёт особую пикантность! Ваш отец не признал вас, но справедливость восторжествовала, благодаря нашей милостливой королеве! И тем не менее, говорят, ваша мать была итальянкой с очень древней родословной? Не многие дворяне могли бы похвастаться подобным происхождением.
Альварес не знал кем была его мать. Он слышал, что она родом из Италии и была бедна. Её соблазнил его отец, уже будучи женатым и имея двоих сыновей, силой привёз в Кастилло Кардоне, не смотря на протесты жены, синьоры де ла Вега. Она умерла вскоре после родов от горячки. Хотя поговаривали, что её отравила синьора, не выдержав конкуренции. Молодая итальянка была очень красива. А её сына отдали на воспитание дворни. И только ленивый не тыкал в него пальцем и не давал затрещину. Отец , де ла Вега, не обращал на него никакого внимания, только иногда сплевывал в сторону мальчика, когда натыкался на него своим мрачным взглядом. Он рос без ласки, диким волчонком. Но легко впитывал в себя всё что могло пригодиться ему в жизни. Его братья часто обижали его, разбивая в кровь лицо. Он научился давать им сдачи, за что был не раз порот на конюшне. Имея пытливый ум, легко овладевал знаниями, урывками ухваченные то там, то здесь. К пятнадцати годам он умел читать, владеть шпагой, драться на кулаках и давать отпор каждому кто пытался ещё как-то унизить его. Его никто ни чему не учил , всему он учился сам. Отец должен был бы гордиться таким сыном, но он не замечал всего этого. Погрязший в междоусобных войнах, думал только об одном: как бы ухватить лишний кусок земли. Он прогадал, встав на сторону Хуаны Бельтранехи, когда разгорелась война за престол. Альварес жестоко отомстил ему за свою поруганную мать и безрадостное детство. Он бежал из Кастилло Кардоне, присоединился к войску Изабеллы, предварительно сообщив ей планы сообщников Хуаниты . И ему было, что рассказать про своих родственников набиравшему тогда силу инквизитору Томасу Торквемада. Всех де ла Вега обвинили в измене Святой церкви и казнили, как еретиков. Альварес с наслаждением вдыхал дым костра на котором поджаривались его отец с братьями и весело смеялся, когда волокли к месту казни визжащую ведьму, синьору де ла Вега. От неё он больше всего получал побоев и издевательств. Её заставили на дыбе признаться в том что она колдовством хотела извести королеву Изабеллу, не зря в опочивальне нашли склянки со всевозможными ядами, в одной из которых, вероятнее всего и хранилось то, от чего скончалась мать Альвареса.
- Не знаю, синьора. Так говорят,- проговорил он, отвлекшись от мрачных мыслей, ходили уполные слухи о знатном происхождении его матери, скорее всего распространяемые самой королевой Изабеллой. Ибо вскоре после своей победы, она признала наследником Кастилло Кардоне Альвареса, дав ему земли и титул отца де ла Вега. И отныне никто не мог обозвать его нищим бастардом, а если кто-то шёпотом называл его так, то тут же оглядывался, потому что, как известно, и у стен есть уши и принадлежат они инквизиции, а Альварес Ромеро де ла Вега был самым ярым борцом против еретиков и иноверцев.
На Гресии, поверх платья, была надета кокетливая кираса, но она сдавливала её пухлую грудь и женщина часто глубоко вдыхала воздух своими аккуратными ноздрями и шумно выдыхала, чуть приоткрывая пухлые губы.
Всё это чрезвычайно волновало Альвареса, он смотрел на неё искоса, любуясь. Она ловила его взгляд и бесовские искорки полыхали в её глазах. Ей неудержимо хотелось страсти. Выйдя замуж пятнадцатилетней девушкой за сухого скрюченного старика, она так и не узнала настоящей плотской любви. Её тело дышало жаром, оно жаждало мужских прикосновений и объятий, но суровая и аскетичная Изабелла не одобряла не то что романов, но даже лёгкого флирта. Можно было запросто попасть на костёр за одни только греховные помыслы. Альварес давно привлекал Гресию, такие понятия, как чистота крови мало заботили её. Он был необуздан, груб и может быть в чём-то и невежествен. Но именно такого мужчину жаждало её женское естество, она бы больше не смогла терпеть возле себя никчёмного мужчину. Её богатство давало ей право выбора и выбор пал на него. Но он упрямо не входил в круг её воздыхателей, даже не смотрел в её сторону. Была ли то робость или неуверенность, или ещё хуже - аскетичность и воздержанность, она не знала. И ей пришлось заручиться поддержкой Изабеллы на этот счёт. Та с радостью сообщила, что готова быть посредницей в деле сватовства, ведь она всем сердцем сочувствует молодому графу. Правда, сеньора Гресия немного слукавила, шепнув королеве, что граф де ла Вега сходит по ней с ума, но боится признаться ей в этом. Изабелла только грустно вздохнула:
- Бедный мальчик. Врят ли какая-нибудь знатная дама захочет выйти за него замуж! Его отец, подлый изменщик и еретик обесчестил девушку и погубил. А ведь она была очень знатного рода, происходила от древних Корнелиев. Беда её была в том, что семья давно разорилась и этим воспользовался бесчестный негодяй. В жилах синьора Альвареса течёт благородная кровь, хоть он и незаконнорождённый.
Графиня де Виейра сокрушенно вздохнула, соглашаясь с королевой, а сама подумала:
"Как всё таки лицемерны эти монархи!"
Изабелла с Фердинандом лишили престола Хуану, усомнившись в её законнорождении, хотя она и была зачата в браке. Поговаривали, что настоящим отцом ее был не король Энрике, сводный брат Изабеллы, а фаворит короля- Бертран де ла Куэро, отсюда и прозвище Бельтранеха. И хотя этому не было доказательств, на троне сейчас сидела Изабелла, а бедная Хуанита доживала свой век в монастыре. До всего этого Гресии не было никакого дела. Во время той войны за престол, она была заперта в замке со своим престарелым супругом, каждый раз содрогаясь при виде его паучьих лапок, прикасающихся к её молодому созревшему телу, на большее он давно уже не был способен. И только после победы Изабеллы, когда по всей стране заполыхали костры с еретиками и монаршие особы сделали обязательными посещения аутодафе с последующей казнью всем высокородным семействам, Гресия вздохнула свободно. Её развлекали костры, может потому что других развлечений у неё не было, но она с жадностью разглядывала, как занимаются огнём тела жертв, как они превращаются в горящие головешки. Предсмертные крики веселили её, в то время, как окружающие бледнели, падали в обморок или дрожали от страха. На одной из этих казней она и увидела Альвареса. Он был прекрасен и страшен в своей мести. Она не заметила в его лице ни капли жалости и сострадания к своим единокровным родственникам, которых сам и послал на костёр. Такое же удовлетворение она увидела на лице новоиспечённой королевы, и когда их взгляды встретились, Изабелла пожелала увидеть графиню де Виейра в числе своих придворных дам, она сразу почувствовала в ней родственную душу. И не без участия новой фрейлины Альварес получил титул и земли. А тот кто считал его доносчиком и предателем быстро прикусили языки.
Альварес не знал, какое участие в его судьбе приняла графиня. Она овдовела почти сразу же после назначения её ко двору. Старого и больного супруга подкосили ужасы казней и это спасло его от более ужасной кончины. Его умная и жестокая жена нашла бы способ обвинить его в ереси и шепнуть об этом своей дорогой королеве. Его сухое пергаментное тело мгновенно вспыхнуло бы и этот живой факел немало позабавил бы их с Изабеллой.
Гресия уже в который раз пожалела, что надела на себя кирасу. Конечно, она не собиралась принимать участие в сражении, но ей показалось, что в таком наряде она будет особенно привлекательна. Мода на свободный покрой платья не давала оценить её пышных форм. Нагрудные латы так удачно облегали её тело, в полной мере показывая тонкую талию, переходящую в крутые бёдра. Жаль только что они неимоверно сдавливали грудь и нещадно натирали под мышками. Небрежно попрощавшись с озадаченным кавалером, Грессия метнулась к королевской карете, чтобы скинуть с себя это неудобное железо. Альварес жадно проводил её взглядом, он чувствовал, как в его теле закипает страсть и чтобы как-то остудить пыл, поднял свою лошадь на галоп, ветром проносясь вдоль кавалькады.