Месть. Идеальный сценарий

Глава 1

Боль пронзила виски еще до того, как я смогла заставить себя открыть глаза. Голова словно раскалывалась пополам, во рту была такая сухость, будто я всю ночь бродила по пустыне. Солнечный свет пробивался сквозь неплотно сдвинутые бархатные шторы, и даже этот слабый луч заставлял меня морщиться от боли.

Я попыталась вспомнить вчерашний вечер. Корпоратив в «Метрополе» — это помню отчетливо. Хрустальные люстры отражались в полированном мраморе, звенели бокалы, лица коллег светились от успеха. Мы праздновали крупнейшую сделку в истории компании. Помню, как Вячеслав стоял рядом со мной, его рука лежала на моей талии, а в глазах плясали победные искорки. Помню бокал шампанского в моих руках — всего один, может, два глотка...

А дальше — ничего. Абсолютная пустота, как будто кто-то взял и стер кусок моей жизни.

Но тело помнило. Каждая клетка ныла от похмелья, какого я не испытывала никогда в жизни. От двух глотков шампанского? Это было абсурдно. Я никогда не была любительницей выпить, да и организм у меня крепкий.

Собрав всю волю в кулак, я медленно села на кровати. Комната тут же закружилась в безумном танце, стены поплыли, и я зажмурилась, цепляясь за простыню. Подождала, пока приступ головокружения отступит.

Дверь открылась так тихо, что я услышала только едва различимый скрип петель.

На пороге стояли Вячеслав и моя мачеха Элеонора. Вместе. В такой ранний час их присутствие здесь выглядело необычно. Они не входили в комнату, а замерли в дверном проеме — две темные фигуры на фоне ярко освещенного коридора. На их лицах застыло одинаковое выражение — словно отрепетированная заранее тревога.

— Кирочка? — мягкий, бархатистый голос Элеоноры заполнил пространство комнаты. — Ты наконец проснулась, слава богу. Мы так волновались за тебя.

— Ты не отвечала на звонки всю ночь, — добавил Слава непривычно ровным, почти официальным тоном. — Мы хотели убедиться, что после вчерашнего... инцидента... ты пришла в себя.

Вчерашнего инцидента? Какого инцидента? Я смотрела на них, чувствуя, как внутри растет холодная паника. В памяти не было абсолютно ничего, что можно было бы назвать инцидентом.

Поправляя сползшее одеяло, я машинально повернула голову — и заметила, как их взгляды синхронно переместились на вторую половину кровати. Я проследила за их взглядами и почувствовала, как сердце на мгновение останавилось.

Рядом со мной, под тем же одеялом, спал мужчина. Совершенно чужой. Незнакомый.

Воздух застрял в горле. Я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из груди вырвался только хриплый, задушенный стон. Мир сузился до размера этой невозможной, кошмарной картины: наша супружеская кровать, я в шелковой ночной сорочке и рядом — незнакомец.

Тишина стала такой плотной, что в ушах зазвенело. Лицо Вячеслава медленно превращалось в каменную маску, на которой проступало ледяное, презрительное недоверие. А Элеонора театрально прижала ладонь к губам, изображая ужас.

Представление началось.

Вячеслав пересек комнату медленными, отмеренными шагами — движениями хищника, загоняющего жертву в угол. Остановился у изножья кровати, скрестил руки на груди. Его голос прозвучал как удар кнута:

— Кто это?

Я открывала рот, но не могла произнести ни звука. Мозг отказывался принимать происходящее, отталкивал реальность, как тошнотворное лекарство.

— Я спрашиваю в последний раз — КТО ЭТО?! — он сорвался на крик, и я инстинктивно вжалась в изголовье кровати, как перепуганный ребенок.

Резким, жестким движением он сдернул одеяло, полностью обнажив спящего мужчину и меня в тонкой шелковой сорочке. Незнакомец недовольно промычал что-то во сне и перевернулся на спину. Самое обычное лицо — лет тридцати, темная щетина, растрепанные каштановые волосы. Никого, кого я когда-либо видела в своей жизни.

Элеонора мгновенно бросилась ко мне, накинула на плечи мой шелковый халат своими удивительно холодными руками.

— Тише, Слава, не кричи на нее! — ее голос дрожал от якобы искреннего ужаса. — Разве ты не видишь, что она сама не своя? Посмотри на нее!

Она присела рядом со мной на край кровати и обняла за плечи. От ее прикосновения по коже пробежал неприятный холодок.

— Кирочка, дорогая моя, — зашептала она мне на ухо, и от этого интимного шепота стало еще страшнее. — Попробуй объяснить нам, что здесь происходит? Кто этот человек? Как он здесь оказался?

Незнакомец проснулся от громких голосов. Сел на кровати, растерянно озираясь по сторонам. В его взгляде, перебегавшем от разъяренного Вячеслава ко мне, была только паника и полное непонимание ситуации. Никакого узнавания, никакой близости — ничего.

— Где я? — пробормотал он хриплым спросонья голосом. — Что происходит?

— Убирайся отсюда! — прорычал Слава, указывая на дверь. — Чтобы духу твоего здесь больше не было! Живо!

Мужчина все понял без дополнительных объяснений. Он соскочил с кровати и принялся торопливо собирать разбросанную по полу одежду — джинсы, белую рубашку, носки. Не глядя в мою сторону ни разу, он за считанные секунды оделся и практически выбежал из комнаты, проскользнув мимо грозно нависшего над ним Вячеслава.

Я осталась одна со своими судьями.

Тяжелая, давящая тишина заполнила пространство. Вячеслав стоял посреди комнаты со скрещенными на груди руками и смотрел на меня взглядом полного, ледяного презрения. А на его губах играла странная, торжествующая улыбка.

— Ну что, — произнес он голосом, спокойным до ужаса. — Довольна результатом? Добилась того, чего хотела?

— Я... я не знаю... — пролепетала я, чувствуя, как слова застревают в пересохшем горле. — Ничего не помню... совсем ничего...

— Не помнишь? — он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли тепла. — Как удобно. Забыла все, что тебе неудобно помнить. А я прекрасно помню твою вчерашнюю истерику на глазах у всех наших партнеров и коллег. Помню, как ты обвиняла меня в невнимании, в черствости. Как кричала, что тебе все надоело и ты хочешь «настоящей, живой жизни». Все это слышали, Кира. Десятки людей стали свидетелями твоего спектакля.

Глава 2

Входная дверь захлопнулась с таким резким звуком, что я вздрогнула.

Вячеслав тут же перестал изображать возмущенного супруга. Маска праведного гнева спала с его лица, обнажив истинную суть — холодного, расчетливого дельца. Он неспешно прошел к креслу у окна и уселся в него, небрежно закинув ногу на ногу. В его позе читалась полная уверенность человека, который держит на руках козырные карты. Он больше не был оскорбленным мужем — он превратился в бизнесмена, пришедшего заключить самую выгодную сделку в своей жизни.

— Итак, — начал он тем же невозмутимым тоном, от которого у меня по коже побежали мурашки. — Полагаю, дальнейшие эмоции здесь неуместны. Ситуация предельно ясна и не требует дополнительных разъяснений. Ты нарушила ключевое условие нашего соглашения. Помнишь пункт о супружеской верности? Тот самый, где черным по белому написано, что в случае измены виновная сторона лишается всех прав на совместно нажитое имущество.

Каждое слово он произносил с точностью, как опытный адвокат, зачитывающий обвинительное заключение. Я слушала его и понимала, что передо мной сидит совершенно чужой человек.

— У меня есть все необходимые доказательства, — продолжал он, методично загибая пальцы. — Первое — прямой свидетель твоего утреннего... развлечения. Второе — показания людей, наблюдавших твое неадекватное поведение вчера вечером. Виктор уже опросил троих сотрудников из маркетингового отдела. Все они готовы подтвердить, что ты устроила безобразную сцену и уехала в неизвестном направлении, выкрикивая угрозы.

Я смотрела на этого человека и не могла поверить, что называла его любимым. Где был тот Вячеслав, который три года назад стоял на коленях, умоляя меня выйти за него замуж? Тот, кто клялся в вечной любви и обещал защищать меня от всех бед? Его никогда не существовало. Был только этот холодный хищник, терпеливо ждавший своего часа.

— У тебя есть два пути, Кира, — он подался вперед, впиваясь в меня острым взглядом. — Первый: ты можешь сопротивляться. Мы пойдем в суд, и тогда твои утренние фотографии, показания свидетелей, отчеты детективов о твоих якобы тайных встречах — все это станет достоянием прессы. Журналисты месяцами будут полоскать фамилию Гордеевых в грязи. Твой покойный отец будет переворачиваться в могиле. В конечном итоге ты все равно проиграешь, но потеряешь не только деньги, но и последние крохи репутации.

Элеонора театрально вздохнула, подыгрывая ему с профессиональным мастерством.

— Славочка, зачем так жестоко? Кирочка ведь разумная девочка. Она все прекрасно понимает.

— Второй путь, — невозмутимо продолжил Вячеслав, игнорируя ее вмешательство. — Ты без лишнего шума подписываешь соглашение о мирном расторжении брака. Я, проявляя благородство, оставляю тебе твою старую квартиру и машину. Ты уходишь тихо, сохранив достоинство. Компания, этот дом, счета — все переходит ко мне согласно нашему договору. Мне кажется, выбор очевиден.

Выбор. Он имел наглость называть это выбором. Железный капкан, который захлопнулся у меня за спиной, он называл свободным выбором.

И вдруг что-то внутри меня переключилось. Парализующий шок начал отступать, уступая место совершенно другому чувству. Холодной, звенящей ярости. Эта ярость словно промыла мне мозги, разогнав туман растерянности. Мой разум, привыкший к анализу сложных проблем, заработал на полную мощность.

Я медленно поднялась с кровати, стараясь не спровоцировать новый приступ головокружения. Подошла к окну и резко раздвинула тяжелые шторы. Яркий солнечный свет ворвался в комнату, заставив моих мучителей недовольно прищуриться.

Стоя у окна и глядя на раскинувшийся внизу город, я методично анализировала произошедшее.

Факт первый: полный провал в памяти вместо обычных воспоминаний о вечере. Факт второй: тяжелейшее похмелье после символической дозы шампанского. Факт третий: слишком удачно срежиссированное появление мужа и мачехи именно в нужный момент. Факт четвертый: подставной «любовник», явно напуганный и не узнающий меня.

Логический вывод был только один, и я произнесла его вслух, медленно поворачиваясь к ним лицом.

— Вы меня отравили.

Элеонора ахнула, прижав ладони к груди. На лице Вячеслава впервые за все это ужасное утро дрогнул мускул.

— Кира, ты бредишь, — процедил он сквозь зубы. — Это уже клиническая паранойя.

— Нет, — мой голос прозвучал на удивление твердо и уверенно. — Это единственное разумное объяснение всему происходящему. Вы подмешали мне что-то в бокал, чтобы я потеряла сознание, а затем привезли сюда этого актера для создания нужной картины. И единственное, о чем я сейчас сожалею, — что не догадалась об этом сразу.

Я решительно направилась к туалетному столику, где лежала моя сумочка.

— Что ты задумала? — в голосе Славы появились новые интонации. Не страх — скорее раздражение от того, что сломанная игрушка вдруг начала сопротивляться.

— То, что должна была сделать немедленно. Еду в клинику сдавать кровь на токсикологический анализ.

Я достала телефон, быстро формулируя план действий. Звонок в лучшую частную лабораторию города, вызов медсестры для забора анализов на дому. Я не сдвинусь отсюда, пока у меня не возьмут все необходимые пробы для исследования.

— Замечательная идея, — усмехнулся Слава, мгновенно восстановив самообладание. — Только представь себе заголовки завтрашних газет: «Кира Гордеева не только изменяет мужу, но и употребляет наркотики». Ты сама даешь мне в руки идеальное оружие против себя.

— Мне наплевать на ваши заголовки, — резко ответила я, встретившись с ним взглядом. — Мне нужна истина.

Его попытка запугать меня провалилась. Я видела, что он этого не ожидал. Но прежде чем набрать номер лаборатории, мой собственный аналитический ум заставил меня остановиться. А что, если уже слишком поздно?

Я быстро открыла браузер на телефоне и вбила в поисковую строку запрос о времени выведения различных веществ из организма.

Статья за статьей, сайт за сайтом — и с каждой прочитанной строчкой моя решимость сменялась леденящим ужасом. Гамма-гидроксимасляная кислота, флунитразепам, клонидин... Десятки названий препаратов, используемых для усыпления жертв, и у всех был один общий принцип действия. Быстрое всасывание и еще более быстрое выведение из организма. Большинство подобных веществ полностью исчезали из крови в течение восьми-двенадцати часов. Из мочи — максимум за сутки.

Глава 3

Капкан захлопнулся.

Эти слова звучали в моем сознании как погребальный колокол, отбивая ритм моего поражения. Я стояла посреди спальни, которая за одно утро превратилась из уютного гнездышка в место казни, и смотрела им вслед. Вячеслав и Элеонора уходили не оглядываясь, их силуэты постепенно растворялись в ярком свете коридора. Спины у них были прямые, шаги — уверенные. Так выглядят люди, которые только что одержали безоговорочную победу.

Больше они не сказали ни слова, и это красноречивое молчание было страшнее любых угроз. Зачем тратить слова, когда все уже решено?

Когда за ними закрылась входная дверь, тишина, воцарившаяся в доме, стала почти физически ощутимой. Она давила на уши, сжимала горло, заполняла легкие тяжелым, густым воздухом. Я осталась совершенно одна в этом огромном, холодном доме, который еще вчера казался мне крепостью, а сегодня превратился в мрачную темницу.

Первое, что я почувствовала, было полное оцепенение. Словно все нервные окончания в моем теле разом отключились, оставив меня в состоянии странной отрешенности. Я продолжала стоять у окна, механически глядя на залитый солнцем город, но ничего не видела. В голове царила звенящая пустота. Адреналин, который поддерживал меня во время этого кошмарного противостояния, схлынул, оставив после себя лишь выжженную, безжизненную пустыню.

Сколько времени я простояла в такой позе — минуту, полчаса, час? Понятия не имею. Время словно остановилось, потеряв всякий смысл. Очнулась я только тогда, когда ноги затекли настолько, что начали предательски дрожать. Нужно было двигаться. Нужно было что-то предпринимать.

Вячеслав не сказал, когда именно я должна покинуть дом, но инстинкт подсказывал, что каждая проведенная здесь минута будет невыносимой пыткой. Каждый предмет мебели, каждый аромат, каждый луч света, падающий на отполированный до блеска паркет, напоминал о трех годах, построенных на чудовищной лжи.

Я медленно дошла до гардеробной. Просторная комната с аккуратными рядами одежды, обуви, аксессуаров открылась передо мной как музей моей прежней жизни. Платья от известных дизайнеров, туфли, которые я покупала во время наших путешествий по Европе, сумки, которые Слава дарил мне на различные праздники. Все это больше не имело никакого значения. Все это было просто реквизитом в спектакле, где я играла роль счастливой, обеспеченной жены.

Я двигалась как робот, управляемый чужой волей. Достала из дальнего угла большой дорожный чемодан — тот самый, с которым мы летали в медовый месяц в Италию. Поставила его на пол и широко раскрыла. Начала механически складывать внутрь вещи. Простые джинсы, несколько любимых кашемировых свитеров, удобные кроссовки, пару хлопковых футболок.

Руки работали автоматически, а в голове мелькали обрывочные воспоминания. Вот в этом платье я была на его дне рождения два года назад. А в этих туфлях мы танцевали на свадьбе наших друзей. Каждое воспоминание теперь казалось отравленным, фальшивым, как театральная декорация.

Подойдя к туалетному столику, чтобы собрать косметику, я неожиданно остановилась. Мой взгляд упал на фотографию в изящной серебряной рамке. На снимке были запечатлены мы втроем: я, мой покойный отец и Элеонора. Фотография была сделана около года назад на торжественном открытии нового филиала компании. Все мы улыбались в объектив — я обнимала отца за плечи, а Элеонора стояла рядом с ним, нежно прижавшись к его боку. Идеальная счастливая семья.

И в этот момент меня накрыло с головой.

Боль от предательства Вячеслава была острой и режущей, как удар хорошо заточенного ножа. Но боль от предательства Элеоноры оказалась совершенно иной. Она была тупой, глубокой, медленно разъедающей душу изнутри, как капли едкой кислоты. Слава был моим мужем всего три года, но Элеонора... Она заменила мне мать, которую я потеряла в детстве. Она пришла в нашу семью, когда я уже была взрослой девушкой, но сумела найти ко мне подход, завоевать доверие и привязанность.

Именно Элеонора утешала меня после внезапной смерти отца. Именно она держала мою руку на похоронах и тихим голосом говорила, что мы должны быть сильными, что теперь мы остались только друг у друга и должны поддерживать одна другую.

Я отчетливо помнила ее заплаканные красные глаза, дрожащий от горя голос. И теперь понимала, что все это тоже было искусно разыгранным спектаклем. Она проливала слезы на могиле человека, в чьей преждевременной смерти, возможно, была виновата. Она обнимала и успокаивала меня, уже зная, что готовит мне точно такую же участь.

Тошнота подкатила к горлу волной. Я схватила ненавистную рамку и с силой швырнула ее в стену. Стекло разлетелось на сотни мелких острых осколков, а фотография разорвалась пополам. Я смотрела на эти улыбающиеся лица среди осколков, и понимала, что во мне больше нет слез. Только холодная, выжигающая изнутри пустота.

Наконец собрав чемодан, я в последний раз окинула взглядом спальню. Место моего унижения и краха. Я поклялась себе, что больше никогда сюда не вернусь.

Куда ехать? Ответ был очевиден и единственно возможен. Моя старая квартира — та самая, которую Вячеслав так «великодушно» разрешил мне оставить. Двухкомнатная квартира в самом центре города, которую я купила на собственные деньги, еще работая в отцовской компании до замужества. Мое личное пространство. Единственное место, которое я могла назвать домом.

Дорога через весь город показалась мне каким-то сюрреалистическим сном. Люди торопились по тротуарам, смеялись, разговаривали по телефонам, занимались своими обычными делами. Мир продолжал жить привычной жизнью, совершенно не замечая, что для одной из его обитательниц этот мир только что рухнул в пропасть.

Я припарковала машину во внутреннем дворике. Поднялась на знакомый четвертый этаж. Ключи, к счастью, все еще подходили. Дверь открылась со знакомым скрипом, и я вошла внутрь, затаскивая за собой тяжелый чемодан.

Квартира встретила меня запахом застоявшегося воздуха и мертвой тишиной. Здесь давно никто не жил — вся мебель была аккуратно накрыта белыми защитными чехлами, что создавало жутковатое ощущение склепа. Но это был мой собственный склеп. Здесь не было ни его вещей, ни его запаха, ни малейших следов его присутствия. Здесь была только я и мои воспоминания.

Глава 4

Дмитрий Волков. Частные расследования.

Я сжимала визитку в руке так крепко, что ее острые уголки впивались в кожу ладони. Эта незначительная боль была осязаемой, настоящей. Она вырывала меня из липкого, удушающего кошмара последних часов и возвращала в реальность. А в реальности у меня был номер телефона. В реальности у меня было нечто большее, чем деньги и имущество — завещание отца. Не то официальное завещание с перечислением активов, а другое, неизмеримо более ценное. Его последний совет. Тонкая нить, которую он протянул мне из могилы.

Я сидела за покрытым пылью письменным столом в своей забытой квартире, наблюдая, как за окном сгущается вечерняя темнота. Город постепенно зажигал свои бесчисленные огни. Миллионы светящихся окон, миллионы человеческих судеб, в каждой из которых разыгрывались свои драмы, переживались свои трагедии и одерживались свои маленькие, но важные победы. До сегодняшнего утра я смотрела на этот мегаполис с высоты своего роскошного пентхауса, воспринимая его как красивую, но далекую картинку. Теперь я сама стала одной из этих затерянных в каменных джунглях песчинок, вынужденных бороться за выживание.

Что я знала об этом загадочном Дмитрии Волкове? Абсолютно ничего. Он мог оказаться кем угодно — шарлатаном, наживающимся на чужом горе, бывшим полицейским, выгнанным из органов за коррупцию, или просто случайным знакомым отца, которому тот когда-то оказал услугу. Доверять незнакомому человеку в моем положении было чистым безумием.

Но какие у меня оставались альтернативы? Я и так доверилась мужу, который планомерно готовил мое уничтожение. Мачехе, которая с самого начала была его сообщницей. Семейным адвокатам, которые формально работали на нас, но наверняка уже давно были подкуплены Вячеславом? У меня не было союзников. Моя армия состояла из одного-единственного солдата — меня самой. И эта армия только что потерпела сокрушительное поражение в первом же сражении. Мне отчаянно нужен был опытный союзник. И эта потертая визитка представляла собой мой единственный шанс его найти.

Я снова и снова мысленно повторяла слова отца: «доверять можешь только этому человеку». Папа никогда не был наивным мечтателем. Он был жестким, проницательным предпринимателем, который научился видеть людей насквозь, безошибочно определяя их истинные мотивы. Если он доверял этому Волкову настолько, что оставил мне его контакты как последнюю соломинку, значит, на то были очень веские причины.

Решение окончательно созрело в моей голове. Страх никуда не исчез — он по-прежнему сидел внутри холодным, скользким комком, периодически сжимая горло спазмами паники. Но рядом с ним теперь поселилась твердая решимость.

Я нашла свой телефон, который в приступе отчаяния бросила на диван. Экран был холодным и темным. Пальцы предательски дрожали, когда я медленно набирала одиннадцатизначный номер. Трижды перепроверила каждую цифру, боясь ошибиться. Нажала на кнопку вызова.

Долгие, протяжные гудки отдавались в висках пульсирующей болью. Мне казалось, что они тянутся целую вечность. Я уже почти решила сбросить звонок, убедив себя, что это была глупая затея, что номер давно не существует или принадлежит кому-то другому, когда на том конце раздался негромкий щелчок.

— Слушаю.

Голос был глубоким, спокойным, с едва заметной хрипотцой — голос человека, который давно научился не тратить слова попусту. В нем не было ни вопросительной интонации, ни вежливого «алло», ни намека на любезность. Просто одно емкое слово, произнесенное с абсолютной уверенностью.

Я растерялась на мгновение. Все тщательно подготовленные фразы разом вылетели из головы, оставив меня наедине с пустотой.

— Здравствуйте, — мой собственный голос прозвучал жалко и неуверенно. Я поспешно откашлялась, пытаясь придать ему больше твердости. — Меня зовут Кира Гордеева.

Наступила пауза. На том конце провода молчали, и это молчание казалось оглушительным. Я почувствовала себя полной идиоткой. Зачем я звоню совершенно незнакомому человеку поздно вечером и просто представляюсь, словно на светском рауте?

— Мой отец, — торопливо добавила я, боясь, что он вот-вот прервет связь, — его звали Игорь Гордеев. Он... он когда-то дал мне вашу визитку. Сказал, что к вам можно обратиться за помощью.

Снова тишина. Но на этот раз она была качественно иной — не пустой и равнодушной, а наполненной напряженным вниманием. Я почти физически ощущала, как человек на другом конце города обрабатывает полученную информацию, сопоставляет факты, принимает решение. Имя моего отца явно что-то для него значило.

— Игорь Павлович, — произнес он наконец, и в его голосе появились новые оттенки. Не теплота или сочувствие, но что-то вроде сдержанного уважения. — Конечно, помню. Что у вас случилось, Кира Игоревна?

Он обратился ко мне по имени-отчеству, и это простое проявление формальной вежливости почему-то придало мне сил. В его интонации я услышала обращение не к растерянной девочке, а к взрослому человеку, достойному серьезного разговора.

— Мне очень нужна помощь, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я попала в крайне сложную ситуацию. Боюсь, это не тот разговор, который можно вести по телефону.

— Согласен, — ответил он без малейших колебаний. — Где вам будет удобно встретиться?

Вопрос застал меня врасплох. Я не была готова к тому, что все будет происходить так стремительно, что он сразу согласится на встречу.

— Честно говоря, я не знаю... не подумала об этом...

— Завтра утром в десять. Кафе «Кофеин» на Покровке, знаете такое место?

— Да, конечно, знаю.

— Угловой столик в дальнем зале, подальше от окон. Я уже буду там.

— А как я вас узнаю? — неуверенно спросила я.

Он коротко усмехнулся — сухой, лишенный веселья звук.

— Не беспокойтесь об этом, Кира Игоревна. Вы меня обязательно узнаете. До завтра.

Связь прервалась.

Я продолжала сидеть с телефоном в руке, вглядываясь в темноту за окном. Весь разговор занял не больше трех минут, но он кардинально изменил мое внутреннее состояние. Комок ледяного страха в груди никуда не исчез, но он перестал быть всепоглощающим, парализующим. Рядом с ним появилось нечто новое и обнадеживающее — план действий, конкретная цель, реальная встреча.

Глава 5

Ночь тянулась бесконечно долго. Я не спала в полном смысле этого слова, а скорее проваливалась в короткие, липкие полудремы, из которых меня с пугающей регулярностью выдергивали обрывки кошмаров. Смеющееся лицо Вячеслава с глазами хищника, ледяные прикосновения рук Элеоноры, пустой, ничего не выражающий взгляд незнакомца в моей постели. Каждый раз я просыпалась с бешено колотящимся сердцем, а гнетущая тишина пустой квартиры казалась оглушительной, почти физически давящей на барабанные перепонки.

Когда за окном начал пробиваться серый, безрадостный рассвет, я уже давно сидела на краю кровати, глядя на постепенно светлеющее небо. Усталость была колоссальной — каждая клетка тела ныла от напряжения и недосыпа.

Я заставила себя встать и дойти до ванной. Приняла максимально холодный душ, который смог выдержать мой организм. Ледяные струи воды немного прояснили затуманенное сознание и помогли сосредоточиться. Когда я посмотрела на свое отражение в запотевшем зеркале, из него на меня смотрела совершенно незнакомая женщина. Темные круги под глазами, болезненная бледность кожи, потухший, словно выгоревший взгляд. Классический портрет жертвы. Я не могла появиться на важной встрече в таком виде. Волков должен был увидеть передо собой не сломленную, раздавленную женщину, а серьезного, решительного клиента, готового бороться за свои права и платить за эту борьбу.

Нужно было срочно привести себя в порядок и переодеться во что-то подходящее. Мой единственный чемодан одиноко стоял посреди гостиной. Я открыла его и внимательно изучила содержимое. Джинсы, мягкий кашемировый свитер, футболки... Все это было слишком простым, слишком домашним и неформальным. Мне требовалось что-то, что придаст уверенности, станет своеобразной броней в предстоящем разговоре.

И тут я вспомнила. Вчера, в спешке собирая вещи в гардеробной, я машинально схватила с вешалки плать, в котором была на корпоративе. То самое злосчастное платье. Темно-синее, шелковое, элегантно скроенное. Тогда я не понимала, зачем беру его с собой. Возможно, подсознательно хотела сохранить единственную материальную связь с событиями того рокового вечера.

Я медленно вытащила его из чемодана. Платье мягко упало на пол красивыми складками. Я долго смотрела на него, и меня неприятно передернуло. Оно было частью той, другой жизни, которой больше не существовало. Частью моего унижения и падения. Но в то же время именно оно представляло собой единственную ниточку, связывающую меня с событиями до провала в памяти.

Машинально, не ожидая обнаружить что-то важное, я сунула руку в маленький, почти незаметный карман в боковом шве. Но мои пальцы неожиданно наткнулись на что-то мягкое и бархатистое. Удивленно нахмурившись, я вытащила странную находку.

Это был крошечный мешочек из черного бархата, аккуратно затянутый тонким шнурком. Такие обычно используют ювелиры для хранения дорогих украшений или драгоценных камней. Я была абсолютно уверена, что никогда не клала его в карман. Более того, я никогда в жизни не носила с собой ничего подобного.

Сердце забилось заметно быстрее. Я осторожно развязала шелковый шнурок и аккуратно высыпала содержимое на ладонь. На коже осталась лишь небольшая щепотка белого порошка, похожего на мелко измельченную пудру. Совсем немного, буквально крупинки. Но он определенно был там.

В этот момент в моей голове внезапно вспыхнуло воспоминание — короткое и яркое, как удар молнии в темноте. Я стою у барной стойки с бокалом шампанского в руке. Вокруг шумная толпа, громко играет музыка, слышны смех и оживленные разговоры. Внезапно кто-то сильно и грубо толкает меня в спину, я едва удерживаю равновесие и чуть не роняю бокал. Инстинктивно оборачиваюсь, чтобы посмотреть на того, кто так невежливо себя ведет, но вижу лишь мелькнувшую в толпе мужскую спину в темном пиджаке. Тогда это показалось мне обычной случайностью, типичной суетой на большом корпоративном приеме. Но сейчас это невинное воспоминание обрело совершенно новый, зловещий смысл.

Неужели кто-то воспользовался этим моментом, чтобы подсыпать что-то в мой бокал? Или незаметно подбросить этот загадочный мешочек в карман платья?

Я предельно осторожно ссыпала драгоценные крупинки обратно в бархатный мешочек и крепко затянула шнурок. Руки слегка дрожали от волнения. Это была она — первая реальная, материальная улика. Не просто мои догадки, подозрения и болезненные ощущения, а нечто осязаемое, что можно передать на экспертизу специалистам.

Затем я надела строгий темно-серый брючный костюм. Он сидел на мне не идеально, немного мешковато, но зато придавал внешнему виду серьезности. Тщательно нанесла макияж, умело скрыв болезненную бледность и предательские круги под глазами. Собрала волосы в тугой, аккуратный пучок на затылке. Теперь из зеркала на меня смотрела та самая Кира, которую хорошо знали деловые партнеры и коллеги по бизнесу. Холодная и собранная.

Кафе «Кофеин» было одним из тех модных заведений, где обычно собираются представители золотой молодежи и офисные служащие среднего звена. В десять утра здесь было практически пусто — только пара студентов с ноутбуками у окна и одинокая женщина с книгой в углу. Я вошла внутрь, и насыщенный аромат свежесваренного кофе и домашней выпечки на короткое мгновение вернул меня в другую, нормальную жизнь, где подобные мелочи еще имели значение. Я быстро оглядела помещение в поисках своего загадочного собеседника.

Он сидел именно там, где обещал — за угловым столиком в самом дальнем, полутемном углу зала. И я действительно узнала его мгновенно, хотя никогда прежде не видела этого человека. В нем было что-то особенное, что сразу выделяло его из толпы обычных посетителей. При этом внешне он был совершенно заурядным. Мужчина примерно сорока пяти лет, среднего роста и телосложения, одетый в простые джинсы и темно-серый свитер. Короткая аккуратная стрижка, легкая благородная седина на висках, обычное, ничем не примечательное лицо. Кроме глаз.

Он пристально смотрел на меня, пока я медленно шла через полупустой зал к его столику. Спокойно, внимательно, не отрываясь ни на секунду. В его взгляде не было ни праздного любопытства, ни оценивающего интереса. Это был профессиональный взгляд специалиста, который методично сканирует объект изучения, автоматически отмечая и запоминая все важные детали. Я почувствовала себя так, словно меня просвечивают рентгеновскими лучами.

Глава 6

Указания Дмитрия Волкова казались на первый взгляд простыми и логичными, но при ближайшем рассмотрении оказались практически невыполнимыми. Купить новый телефон и ноутбук — это еще полбеды. Найти нового, независимого адвоката — задача посложнее, но тоже решаемая. А вот раздобыть двести пятьдесят тысяч рублей наличными — это уже настоящая проблема.

Конечно, у меня были личные банковские счета, и на них лежали весьма внушительные суммы, накопленные за годы работы в отцовской компании. Но в моей новой, крайне опасной реальности эти деньги превратились в самую настоящую ловушку. Любая крупная банковская транзакция, особенно снятие большой суммы наличными, мгновенно высветилась бы во всех системах мониторинга и немедленно вызвала бы тревогу в лагере Вячеслава. Использование официальных счетов было равносильно отправке врагу открытки с надписью: «Я готовлю контратаку, ждите ответного удара».

Мне были нужны не просто деньги. Мне требовались наличные средства для ведения тайной, подпольной войны, и достать их следовало таким образом, чтобы не оставить ни малейшего цифрового следа в банковских базах данных.

И тут я неожиданно вспомнила мудрые слова отца. Он был человеком старой закалки, прошедшим через хаос девяностых годов, и всегда повторял: «У каждого разумного человека должен быть неприкосновенный запас наличных денег на самый черный день. В сейфе дома. Ни в коем случае не в банке». Следуя его проверенному жизнью совету, я, переезжая после свадьбы к Вячеславу, оставила в своей старой квартире небольшой настенный сейф, искусно спрятанный за репродукцией Моне. В нем хранилась солидная пачка долларов и евро — тот самый стратегический неприкосновенный запас на крайний случай. Долгие месяцы я даже не вспоминала об этих деньгах, но сейчас отцовская предусмотрительность оказалась поистине бесценной.

Картина все так же висела на привычном месте в гостиной, ничем не выдавая своей тайны. Я осторожно сняла ее с крепления, и мои пальцы сразу нащупали знакомую холодную поверхность стального кодового замка. Я медленно набрала заветную комбинацию — дату рождения отца, которую он сделал паролем ко всем своим тайникам. Раздался едва слышный механический щелчок. Внутри, в мягком бархатном мешочке, аккуратными стопками лежали банкноты. Когда я быстро пересчитала их, оказалось, что сумма даже превышает требуемую Волковым. Я взяла ровно столько, сколько нужно, аккуратно сложила купюры в обычный почтовый конверт и спрятала его в свою сумку. Первый и самый сложный пункт плана был успешно выполнен, и при этом я не оставила абсолютно никаких компрометирующих следов.

Следующей остановкой стал огромный торговый центр на дальней окраине города — место, где можно легко затеряться среди тысяч покупателей. В просторном магазине электроники я приобрела самую простую модель кнопочного телефона без доступа в интернет и недорогой, но функциональный ноутбук средней ценовой категории. Специально выбрала кассу, где работала молоденькая продавщица, которая вряд ли запомнит мое лицо среди сотен ежедневных покупателей. Расплатилась исключительно наличными, стараясь не поднимать глаз на многочисленные камеры видеонаблюдения. Теперь у меня появилась собственная, абсолютно чистая линия связи с внешним миром.

Вернувшись в свою тихую квартиру, я приступила к выполнению самой деликатной и психологически сложной части плана Волкова. Предстояло в совершенстве сыграть роль сломленной, готовой на любые уступки жертвы. Я нашла в записной книжке номер нашего семейного адвоката Юрия Семеновича Краснова — пожилого, опытного юриста, который вел дела нашей семьи на протяжении более чем двадцати лет. Набрала его со своего старого, «грязного» телефона, который наверняка прослушивался.

— Юрий Семенович, здравствуйте, это Кира, — произнесла я дрожащим от волнения голосом, стараясь звучать максимально слабо и надломленно.

— Кирочка, дорогая! — его голос мгновенно наполнился показной заботой и участием. — Наконец-то ты решилась позвонить! Я уже места себе не нахожу от беспокойства, Слава мне все подробно рассказал. Какой ужас, какой невообразимый кошмар случился с нашей семьей!

— Я... я совершенно не знаю, что мне теперь делать, — прошептала я в трубку, мастерски изображая подступающие рыдания и полную растерянность.

— Ну что ты, успокойся, девочка моя, не нужно так расстраиваться, — заворковал он покровительственным тоном. — Самое главное сейчас — не наделать непоправимых глупостей под влиянием эмоций. Слава, при всем том, что случилось, остается порядочным человеком, он искренне не хочет публичного скандала. Поверь мне как старому другу твоей семьи — его предложение урегулировать все мирным путем действительно очень щедрое и справедливое. Судебные разбирательства — это всегда грязь, позор, бесконечные сплетни в прессе... Ты же умная девочка, ты понимаешь, что этого нельзя допустить?

Каждое произнесенное им слово служило безоговорочным подтверждением правоты Волкова. Краснов уже давно и окончательно перешел на сторону Вячеслава. Он больше не был моим адвокатом и защитником. Он стал их адвокатом, проводником их интересов.

— Я... я думаю, что готова встретиться с адвокатами Славы, — произнесла я, добавив в голос убедительные всхлипы. — Передайте им, пожалуйста. Пусть назначают удобное для них время.

— Вот и умница, Кирочка, вот и молодец! — искренне обрадовался он моему решению. — Я всегда знал, что ты благоразумная, рассудительная девочка! Сейчас же все организую и улажу. Главное — держись и не падай духом!

Я медленно положила трубку, и меня буквально замутило от всепоглощающего омерзения. Только что я разговаривала с человеком, который долгие годы ел хлеб за нашим семейным столом, который называл моего покойного отца лучшим другом, и который теперь с такой поразительной легкостью предал и продал меня.

Остаток дня прошел в томительном ожидании. Я пыталась читать, смотреть телевизор, заниматься какими-то домашними делами, но мысли постоянно возвращались к утренней встрече с Волковым и к тому, какие новости он может принести. Каждый звук в подъезде заставлял меня вздрагивать, каждый телефонный звонок — замирать от напряжения.

Глава 7

Дни превратились в тягучую, вязкую паутину ожидания. Они налипали друг на друга, образуя бесформенную, серую массу времени, лишенную событий, эмоций и смысла. Я стала призраком в собственной квартире, бесплотной тенью, скользящей по комнатам, которые когда-то были наполнены смехом, планами и жизнью. Теперь они были наполнены лишь гулкой, звенящей тишиной и запахом пыли. Моя изоляция была абсолютной, почти герметичной. Затворничество, изначально бывшее тактическим ходом, превратилось в мою реальность, в кокон, который я сама же вокруг себя и соткала.

Я неукоснительно следовала инструкциям Волкова, разыгрывая перед Юрием Семеновичем спектакль полного морального истощения. Эта роль, как ни странно, давалась мне все легче. Мне почти не приходилось притворяться. Парализующая апатия, которая накатывала волнами, была абсолютно реальной. Усталость, въевшаяся в каждую клетку, была моим подлинным состоянием. Единственное, что было ложью — это причина. Они думали, что я сломлена горем и позором. Но на самом деле меня сжигала изнутри холодная, концентрированная ярость, которая требовала колоссального количества энергии для своего сдерживания.

Каждый звонок Юрия Семеновича становился отдельным актом в этом театре абсурда. Я специально держала свой «грязный» телефон рядом, на кухонном столе, и каждый раз, когда раздавалась трель рингтона, мое сердце сжималось от омерзения. Я давала ему прозвонить несколько раз, чтобы создать впечатление, что у меня нет сил даже подойти к аппарату.

— Да… — отвечала я, предварительно сделав несколько прерывистых вдохов, чтобы голос звучал слабо и надломленно.

— Кирочка, дорогая моя, как ты себя чувствуешь? — его голос, жирный от фальшивого участия, сочился из динамика, как патока. — Я так за тебя волнуюсь. Слава тоже места себе не находит, переживает.

«Переживает, как бы я не сорвалась с крючка», — мысленно парировала я, а вслух лепетала:

— Мне очень плохо, Юрий Семенович… Я почти не сплю… Панические атаки… Я просто не могу заставить себя думать о… об этих бумагах. Мне кажется, я сойду с ума.

— Ну что ты, девочка моя, не говори так, — ворковал он. — Мы все понимаем. Никто на тебя не давит. Но ты же знаешь, жизнь не стоит на месте. Бизнес требует решений. Партнеры ждут…

Каждый такой разговор был пыткой. Я слушала его лицемерные увещевания, его покровительственный тон, и во мне все кипело. Мне хотелось кричать в трубку, кто он такой, хотелось выплеснуть ему в лицо всю правду о его «порядочном» клиенте Вячеславе, о его «заботливой» сообщнице Элеоноре. Но я молчала, играя свою роль. Я выигрывала для нас драгоценные часы, которые Дмитрий использовал для того, чтобы копать.

Его звонки, раздававшиеся на «чистом» телефоне раз в день, были для меня глотком свежего воздуха, единственной связью с реальностью, где еще существовала надежда. Его спокойный, уверенный голос действовал как бальзам на истерзанные нервы.

Дмитрий, окрыленный первыми быстрыми успехами — найденным актером и следами денежных переводов, — пытался копать глубже. Он был похож на геолога, наткнувшегося на богатую золотую жилу. Первые находки были многообещающими, но очень скоро он наткнулся на глухую, невидимую стену из твердой породы.

— Они работают на опережение, — сообщил он во время одного из наших коротких созвонов. Его голос, обычно неизменно спокойный, звучал непривычно озабоченно. — Я пытался поднять финансовую документацию по последним крупным сделкам Славы, но все серверы оказались идеально зачищены. Все архивы по последним трем месяцам стерты. Официальная версия — технический сбой. Но мы оба понимаем, что это не так.

Он сделал паузу, давая мне переварить информацию.

— Более того. Двое ключевых сотрудников финансового отдела, которые не могли не знать о его махинациях, внезапно уволились по собственному желанию. Один вчера улетел в Германию, якобы на срочное лечение. Вторая — на Бали, в долгосрочный отпуск по медитации. Концы в воду. Кто-то очень профессионально заметает следы, Кира. И этот кто-то действует быстро и эффективно.

Эта новость легла на душу холодным камнем. Я сидела на полу в своей пустой гостиной, смотрела на чехлы, покрывающие мебель, как саваны, и чувствовала, как по спине пробегает неприятный холодок. Мы имели дело не просто с жадным мужем и его коварной любовницей. За ними стояла сила, о масштабах которой мы могли только догадываться. Сила, способная зачищать сервера, отправлять людей за границу и обрывать все нити, ведущие к правде.

Изоляция начала давить на меня с новой силой. Четыре стены моей квартиры превращались в стены камеры. Я чувствовала себя бесполезной, пешкой, которую убрали с доски и велели ждать, пока сильные игроки сделают свои ходы. Это чувство пассивности было невыносимым. Мне нужно было действие. Мне нужно было что-то сделать самой. Что-то, что могло бы принести пользу, дать новую зацепку.

И я вспомнила. Сейф. Личный сейф отца в его загородном доме.

— Мне нужно на день съездить в загородный дом, — сказала я Дмитрию через пару дней, когда чувство клаустрофобии стало почти невыносимым. Моя изоляция в квартире начинала сводить меня с ума. — Там, в кабинете отца, остался его личный сейф. Я не помню, что в нем, но вдруг там есть что-то важное. Какие-то документы, о которых никто не знал.

Я говорила это, но в глубине души понимала, что это лишь половина правды. Главной причиной было мое отчаянное желание вырваться из этой клетки. Сделать хоть что-то.

— К тому же, — добавила я, используя более рациональный аргумент, — мое постоянное затворничество может вызвать подозрения. Они могут подумать, что я что-то замышляю. Поездка в дом, где я выросла, будет выглядеть как естественный поступок женщины, ищущей утешения в воспоминаниях. Это вписывается в мою роль.

Дмитрий долго молчал на том конце провода. Я почти физически ощущала, как он взвешивает все «за» и «против», как его аналитический ум просчитывает риски. Молчание затягивалось, и я уже была готова услышать категорическое «нет».