Поднимаюсь в кабинет мужа на скоростном лифте с прозрачными стенами. Среди унылых тёмных костюмов я единственное яркое пятно. Распущенные светлые волосы, умопомрачительные шпильки, струящееся шёлковое платье со сложной вышивкой — особый выбор этого прекрасного дня.
Все вокруг серьёзны или скучают, пролистывая экраны телефонов, а я улыбаюсь. И телефона у меня в руках нет. Не хочу отвлекаться на чужие новости, когда переполнена собственным счастьем.
Смотрю вниз на уменьшающиеся фигурки людей, чувствую себя возносящейся на седьмое небо. Предвкушаю, как расскажу Павлу потрясающие новости, как он обрадуется за меня. Как подхватит на руки, как закружит по просторному кабинету. Как мы будем смеяться. Как он поцелует меня. Как скажет:
— Я знал, что у нас всё получится. Ведь ты у меня такая умница, Алиночка.
Скорей всего, уже через пару минут мы с ним отправимся в ресторан — отмечать. И может быть, назад в мир скучных договоров и цифр сегодня он уже не вернётся, Мы пораньше поедем домой, проведём время вместе, только вдвоём. Устроим по-настоящему праздничный вечер.
В том, что у меня всё получилось, заслуга не только моя. Без Павла ничего бы этого не было. Он моё вдохновение, моя опора, защита, любимый, родной человек, мой муж, моё счастье, моя любовь.
Прижимаю руку ко рту. Глаза жгут слёзы радости, и губы дрожат. Волнение переполняет, будто пузырьки — бутылку игристого.
Новости взболтали меня, и от радости я готова «взорваться».
Я правильно сделала, что поехала сюда. Всё равно не смогла бы работать. Сидела бы как на иголках в ожидании его возвращения. А он пришёл бы вечером, как обычно, усталый, и всё это было бы уже не то.
Секретаршу мужа о своём приходе я заранее предупредила. Попросила, чтобы она задержала Павла на месте. Та любезно обещала всё сделать в лучшем виде.
По коридору к офису мужа я шагаю вся такая счастливая, улыбаюсь, напеваю под нос привязавшийся мотивчик. Каблуки выстукивают бодрый ритм. Я едва не приплясываю от нетерпения.
Захожу в приёмную. Секретарши на месте нет, дверь в кабинет мужа слегка приоткрыта.
Мне б задуматься хоть на мгновение, но я ведь сегодня такая счастливая. Порхаю, как бабочка, в душе песни пою.
Вхожу в кабинет, и глаза видят то, что просто не может происходить. Не со мной, не с моим Павлом, не в нашей жизни. Стою с будто приклеившейся к лицу дурацкой улыбкой. В горле замирает заготовленное «сюрприз». Разглядываю чужие лодыжки и подошвы туфель на шпильках на широких плечах любимого мужа.
Они двигаются — две слившиеся воедино фигуры. Стонут, пыхтят отвратительно. Лакированный стол противно скрипит.
И я на всё это смотрю. Прямо глаз не могу отвести от своей на осколки разбившейся жизни.
Наивная дура, я ему, как себе, доверяла. Даже мысли не было, что он может мне изменять.
И вот, получила в лоб тонкими каблуками секретутки. Кристиночки Игоревны, милой положительной девушки, недавней выпускницы какого-то провинциального института.
Банально-то как, но от этого не менее больно.
Под чужие охи и ахи, пошлые стоны к горлу подкатывает горькая тошнота.
Наверное, мне следует закричать. Как-то заявить о своём появлении. Объяснить популярно, что я всё знаю, драный козёл и мерзкая самка собаки. Броситься на них, свалить на пол, вырвать ей волосы, ему зарядить степлером в нос.
Из перехваченного спазмом горла — ни звука.
Из кабинета мужа выхожу на подкашивающихся ногах. Держусь за стеночку, будто не тридцатилетняя женщина в расцвете сил, а малышка, с трудом делающая первые шаги, или стоящая на пороге смерти старуха.
Воздух из лёгких вырывается со свистом, как если бы мне в грудь попала очередь пуль. Не меньше трёх от будущего бывшего мужа и одна от его грязной подстилки.
Зрение сужается так, что белый день равняется с вечерними сумерками.
Подбородок позорно дрожит, и на губах мокро и солоно.
Всегда считала себя сильной, спокойной, рассудочной, невозмутимой. Оказалась обычной размазнёй с текущими по лицу крокодиловыми слезами, дрожащим нутром и идиотским вопросом: «За что он так со мной? Ему что, меня не хватало?»
Разумеется, ему меня мало, раз он имеет другую в разгар рабочего дня!
Стол секретутки подпрыгивает перед глазами, пол шатается, будто мы не в офисном здании, а на попавшем в шторм корабле.
Желудок яростно сжимается. Сильно мутит.
К горлу поднимается горький ком, и я сгибаюсь в приступе тошноты.
Остатки завтрака оказываются у неё на рабочем столе.
Всё заляпано — и планшет, и открытый ежедневник, и клавиатура, и — вот такая я меткая — часть попадает в открытую сумку, неосторожно оставленную стоять на крутящемся кресле.
Опираюсь дрожащей ладонью на стол — и на пол с грохотом падает канцелярский набор. Мне плохо, я едва стою на ногах — и туда же летит монитор. Повисает на проводах, и я его совершенно случайно пинаю.
Ковыляю к графину с водой. Упс! И он тоже неожиданно разбивается. Хорошо, что в стакан успела налить.
Пью воду маленькими глотками. Жду, когда станет лучше. Не становится, но я достаточно терпелива, чтобы ещё немножечко подождать.
Дверь осторожно приоткрывается, и первым из неё появляется мой муж — полностью одетый, только ширинка застёгнута не до конца. Бугор в паху, наверное, мешает.
— Алиночка. — Глаза мужа, когда он меня замечает, становятся будто блюдца. — К-хм. А я тебя не ждал.
Гадский гад, притворяться он вообще не умеет.
— Ты здесь давно? — Он окидывает взглядом преобразившуюся приёмную, и его лицо вытягивается. — А что здесь случилось? Что это с тобой? Ты плакала, родная моя?
Из-за спины мужа выглядывает секретутка. На пол-лица размазана красная помада. Волосы взъерошены, блузка перекошена и застёгнута так, чтобы и дурак понял, что её надевали впопыхах, не попадая пуговицами в петельки.
Ах ты, актрисулька гнилая.
Мелкая дрянь держится за спиной моего мужа, трясётся вся якобы от страха перед заставшей любовничков за горячем женой. Устроила шоу для единственного зрителя, а теперь продолжает уже не для меня, а для Павла. Теперь он главный зритель пьесы, срежиссированной Кристиной.
Ну, милочка, я тебе сейчас покажу, как выглядит настоящая актёрская игра, а не твои жалкие потуги. Я ещё отправлю тебя заведовать веником и шваброй, а не с чужими мужьями в красивых офисах в роковых любовниц играть!
Замечаю на себе полный торжества взгляд любовницы мужа. Рановато она что-то обрадовалась, но ничего — совсем скоро об этом узнает.
Прижимаю руку ко рту, судорожно вздыхаю.
— Алиночка, родная моя, тебе нехорошо?
В голубых глазах Павла — всё беспокойство мира. Если бы не видела, чем он только что занимался, поверила бы, что ему не плевать на меня.
— Ох! — Смахиваю слезу со щеки. Лицо мокрое, и косметика, скорей всего, потекла. — Не волнуйся, мне уже лучше.
— Алиночка, но зачем ты здесь? Что-то случилось? — Он делает шаг ко мне, и непристойный вид секретарши за его спиной становится на порядок заметней.
Сжимаю край стола до немоты в пальцах.
— Разве сейчас это важно, Паша?
— Конечно, родная!
Я ещё не готова, но нужно решать: либо сразу признаваться, что видела их, либо ещё чуть-чуть потянуть. Долго поддерживать фарс всё равно не смогу. Я ведь любила его, и всё это страшно больно.
Настоящие эмоции ужасно мешают, когда нужно играть.
— Сюрприз, Паша! — Вновь смахиваю слезу со щеки. — Хотела сделать тебе сюрприз. Правда он получился не такой весёлый, как я ожидала. Как добралась сюда, что-то мне стало нехорошо. Представляешь, милый? Я к тебе бегу с прекрасными новостями, а тут... прям неудобно получилось.
Перевожу взгляд на змею и пытаюсь выдавить из себя робкую улыбку, а не злобный оскал.
— Кристиночка, солнышко моё, ты меня прости и за стол, и за твою новую сумку. Надеюсь, это реплика, а не оригинал.
Лицо «солнышка» перекашивает от напряжения.
А вот Павел доволен. Прямо вижу у него над головой пылающее надеждой: «О, похоже, дура-жена нас с Кристи не успела увидеть!»
Успела, родной. Ты в моём расстрельном списке второй. Как шикарный десерт после скудного обеда из твоей секретутки.
И нет, я не считаю, что только другая женщина виновата. Но с неё вину не собираюсь снимать. Она ответит, и он ответит, но как именно — решу, когда смогу думать без того, чтобы планировать их порешить тупым ржавым ножом.
Медленно вдыхаю и выдыхаю. Обещаю себе, что буду стойкой, как оловянный солдатик.
Павел шагает ко мне ближе, и я поднимаю руку ладонью вверх.
— Не подходи, а то боюсь, что меня снова стошнит, но уже тебе на ботинки.
— Алина... Алиночка, что с тобой? О чём ты хотела поговорить?
Многозначительно улыбаюсь, и он теряется. Проводит рукой по волосам.
— Это то, о чём я думаю? — произносит с мягкой улыбкой.
Хм, а о чём он думает? Боже, и почему же я так туплю!
Увы, Павел решает придержать догадки при себе.
— Ладно, об этом поговорим позже, наедине. Зачем ты приехала?
— Я же сказала, что хотела сделать сюрприз. — Усердно хлопаю накрашенными ресницами. — Я твоей Кристиночке примерно полчаса назад позвонила сказать, что заеду. Попросила задержать тебя, если ты захочешь пораньше уйти на обед.
Павел поворачивает голову, и Кристина начинает многословно оправдываться, мол, я ей не звонила и прочее, что мне даже лень слушать.
Муж со следами сомнения на лице поворачивается ко мне, и я пожимаю плечами.
— Могу показать телефон, звонок сюда будет в списке.
Кристина бросает на меня затравленный взгляд.
Понимаю, мразь. Ты думала, я устрою скандал с воплями и мордобитием, и мой муж, как настоящий мужчина, бросится тебя защищать от агрессивной жены, мечтающий выдрать сопернице наращенные патлы и расцарапать губешки. И на этом фоне то, что ты подстроила в его кабинете, как-то забудется. Споря с взбешённой от злости женой, Павел распсихуется. А если ты хоть чуточку пострадаешь, ещё и станет тебя утешать.
Хороший план, но со мной не прокатит. Таких ошибок, тварюга паршивая, ты от меня не дождёшься.
Мой будущий бывший мне больше не нужен, но и тебе он не достанется, дрянь. Я для этого даже готова немножечко поиграть в мудрую жёнушку. Сначала сотру тебя из его жизни, потом ему отомщу, ну а уж потом отдохну от трудов праведных в компании какого-нибудь красавчика на изумрудных морях.
Фух. В голове, наконец, проясняется. Чувства уходят, их выключает. Я ждала этого, надеялась, что так случится. Не в первый раз в жизни случается крупная жопа. Потом — значительно позже — будет откат, но сейчас я становлюсь будто ледяной камень.
Выдыхаю и улыбаюсь Павлу почти натурально.
— Ну так что, проверишь список звонков? — интересуюсь милым тоном. — Дать мой телефон или посмотришь Кристинин?
Павел делает это — поднимает со стола испачканный телефон и под бормотание секретарши проверяет список звонков.
Эта дура даже не догадалась стереть мой звонок.
— Ой, я вспомнила, — наконец к ней возвращается способность думать. — Алина Григорьевна звонила, но мы говорили совсем не о том.
— Ну что ты, милая, — говорю нежным голоском, — не стоит врать непосредственному начальнику. Мужчины не любят, когда из них делают дураков.
Павел бросает на Кристину раздраконенный взгляд. Всё он прекрасно понимает: маленькая дрянь решила разрушить нашу семью. Что он ей обещал, любопытно. Впрочем, не так это и важно. Ничего из обещанного она не получит.
Ставлю опустевший стакан на стол.
Притворяться ничего не понимающей — не вариант. Павел не поверит, что я не смогла сложить два плюс два. Тем более когда его секретутка сделала и делает всё, чтобы открыть мне глаза.
— Жены этих мужчин, уже поверь, солнышко, тоже не любят ходить в круглых дурах.
Павел напрягается и прикрывает глаза.
— Алина, — произносит он сдавленным голосом.
Да, милый, твои надежды были напрасны.
Подхожу к нему, кладу руку на его грудь. Кожа горячая под тонкой рубашкой, сердце бьётся — ох, милый, как бы тебе в тридцать четыре не заполучить ранний инсульт или инфаркт.
Представляю его в инвалидной коляске, со слюнями, текущими из уголка рта.
Улыбаюсь солнечно, ярко, почти так счастливо, какой бежала сюда.
— Ты не злись на девушку. Я же всё понимаю. Ты мужчина красивый, здоровый, богатый. А она, бедняжка, всё одна и одна. Неудивительно, что она решила чуть-чуть подсуетиться и тебя у меня увести. Она ведь что думала — что я тебя, милый, держу мёртвой хваткой. И, увидев, как ты в разгар рабочего дня делаешь ей вагинальный массаж, разревусь, разбушуюсь, устрою дикий скандал. А я люблю тебя, я не такая. Так что наше солнышко, наша Кристиночка молодец, всё сделала, как надо. И тебя вагинально порадовала, и мою просьбу выполнила — задержала тебя на работе до моего появления. Сюрприз получился, ну прям закачаешься. Правда не для тебя, а для меня.
Сердце мужа бухает так, что, кажется, разорвётся.
— Алина, милая... Это не то, что ты подумала, правда. Это всё не имеет значения, милая.
— А я ничего не думаю, милый. И разумеется, эта девушка не имеет никакого значения ни для тебя, ни для меня.
У него дёргается уголок рта.
— Ты ведь это хотел услышать от меня, правда? — Царапаю кончиками ногтей по его груди.
— Алина, прошу тебя, давай не будем скандалить.
— Не будем, конечно. Я же всё понимаю.
Мой неверный муж заслуживает получить идеальную «понимающую» жену.
— Я твоя любимая и единственная жена. — Бросаю взгляд на Кристину поверх плеча мужа. — А твоя любовница, к сожалению, девочка не очень умная. Почему-то решила, что может бороться за тебя со мной такими банальными методами. И вот, к чему это привело.
Делаю шаг назад и обвожу рукой кабинет.
— Я, право слово, огорчена твоим выбором. Кристина вовсе не красавица, ума — кот наплакал. Про богатства души и говорить нечего с той, которая ложится под женатого. Изменять мне с такой дешёвкой — Паша, ну правда, разве ты не мог найти кого-то получше и без глупых игр в развести босса с женой?
Кристина скрипит зубами, Павла тоже корёжит от моих слов, а я всё лучезарней улыбаюсь.
— Алиночка, я... мне очень жаль, правда.
— А жалеть ни о чем, милый. Это ошибка, я всё понимаю. Её нужно исправить, и чем быстрее, тем лучше.
Он всё ещё не понимает, приходится подсказать:
— Уволь её прямо сейчас. Дорогой, ты же сам понимаешь, нельзя допускать, чтобы рядом с тобой работала дура, которая считает тебя телком на верёвочке, которого можно вот так на раз-два увести из семьи.
*
Дорогие читатели! Если вы только начали читать эту книгу, но пока не добавили её в библиотеку, то сделайте это, пожалуйста, чтобы случайно её не потерять: https://litnet.com/shrt/7So6
Милая девочка Кристиночка быстро соображает, что от неё сейчас избавятся, как от использованного презерватива. Больше она не играет. Надежды с грохотом рушатся, эмоции хлещут через край, и «милая девочка» закатывает моему будущему бывшему мужу грандиозный скандал.
Никогда не видела, чтобы так унижались и унижали одновременно.
Она виснет на Павле, пытается его целовать, падает в ноги, кричит, что я лживая стерва, а они любят друг друга, и у меня не выйдет их разлучить. И ещё много чего говорит. В том числе я узнаю, что сегодня между ними случилась далеко не первая близость.
Больно так, что хоть кричи. Не помогает даже то, что моё сердце покрылось наростами льда.
Запоминаю каждое её проклятое слово, визгливый тон голоса, выражение лица. И хотела бы забыть — не смогу. Как и простить ту долю унижения, которая мне достаётся.
Она старается причинить максимальную боль. Бросается разозлённой собакой то на меня, то на Павла. И мужу приходится меня защищать.
Эта девушка ведёт себя крайне неумно. Образ запуганной жертвы слетает с неё в два счёта. Наружу выползает трясущееся от злости, агрессивное, в голос орущее неадекватное существо.
Мерзкое зрелище, но смотреть на неё в таком состоянии отчасти даже приятно.
Она всё глубже закапывает себя прямо у меня на глазах. Своим поведением заставляет Павла стыдиться её.
— Не позорь меня. Успокойся уже, наконец! Заткнись, дура! — Да уж, такое любимым женщинам не говорят. И главное не его слова, а голос, звенящий от ненависти.
У него от ярости сжимаются кулаки. Он балансирует на грани того, чтобы ударить её.
И она это замечает, бросается на него. Словно сумасшедшая, рвёт на себе блузку, кричит, что всегда любила его, а он оказался подкаблучником.
Не выдерживаю, хотя дала себе слово не вмешиваться.
— Боже, Павел, с кем ты связался.
Мой голос значительно тише её, но Павел дёргается именно от моих слов. Его лицо искажается яростью. Он хватает её за руку и тащит за собой в коридор. Вышвыривает из приёмной, как маленькую собачонку, и закрывает дверь на защёлку.
Она не унимается, кричит, ломится в дверь.
У меня такое чувство, будто я попала на съёмки турецкого сериала. Эмоции исполнителей безумно наиграны, слова бьют, как плети, дверь гремит под ударами, ручка дёргается.
Мечтаю, чтобы всё это закончилось прямо сейчас.
— Открой, любимый! Не отказывайся от меня! Я люблю тебя, слышишь?!
Какой-то сюр. Хочется заткнуть уши.
— Да угомонись ты, наконец! — рычит муж и со всей дури бьёт кулаком по двери.
Он в такой ярости, что мне становится страшно.
— Алиночка, милая, пожалуйста, прости меня за всё это.
Выслушиваю его извинения, наклонив голову. Нет сил, чтобы смотреть ему в лицо. Голос звучит искренне, и от этого тоже больно.
Зачем он всё это впустил в нашу жизнь?
А Кристина всё не унимается. И Павлу приходится набрать телефон службы охраны.
Он говорит с ними, стоя ко мне спиной. Рубашка обтягивает сгорбленную мускулистую спину, над воротником проглядывает полоска тёмно-розовой кожи. Уши тоже алеют.
Его стыд можно пощупать руками.
Уверена, он уже миллион раз пожалел о том выборе, который сделал.
— Парни, мне нужна помощь на двадцать четвёртом. Сотрудница слишком бурно отреагировала на увольнение. Видите её по мониторам?.. Да, она. Хорошо... Да, — он смеётся, — укольчик от бешенства бы не помешал.
Пока Павел говорит, несколько раз проводит пятернёй по волосам, и те становятся дыбом.
Он заканчивает разговор и с минуту стоит без движения.
Разглядываю его всего, пользуясь тем, что он об этом не знает.
Высокий, мускулистый, фигура отличная. Он качается через день, поддерживает форму... Не могу не думать о том, что, верней, кого потеряла.
Если бы я его не любила, насколько бы мне сейчас было легче. Но мы с Павлом прожили вместе лучшие годы, наш брак всем, включая меня, казался счастливым. Я сроднилась с этим мужчиной, доверилась ему всем своим сердцем, приросла к нему. А он предал меня.
Поднимаюсь со стула для посетителей, где сидела, как зритель, наблюдая за разыгравшемся фарсом.
Он реагирует на звук, поворачивается ко мне.
— Мне лучше уйти, — сообщаю спокойно.
Кристина всё ещё колотит в дверь.
— Не сейчас. Когда она уйдёт.
— Тебе придётся открыть, ведь здесь её вещи.
Он смотрит мне в глаза. Лицо у него красное, на лбу вздулась венка.
— Я не хочу, чтобы ты на всё это смотрела. Позволь, я провожу тебя в свой кабинет.
Туда, где он... со своей девкой.
— Нет.
— Алина, пожалуйста. — Он судорожно выдыхает. Крылья носа жадно раздуваются. — Я уже понял, что ты видела нас. И я представляю, как тебе неприятно. Но прошу тебя, родная. Сделай это не для меня, а для себя. Тебе нельзя нервничать.
Стою с приоткрывшимся ртом.
О чём это он говорит? Почему мне нельзя нервничать?
Павел подходит ко мне. Берёт за руку.
Вырываюсь, отступаю на шаг, и у него дёргается уголок рта.
— Пожалуйста, тебе ведь нельзя волноваться, — повторяет, как заклинание. — Пока буду разбираться с этой истеричкой, побудь в моём кабинете. Побереги себя, милая.
Погодите-ка...
Прикрываю ладонью рот, и он тут же реагирует с явным волнением:
— Тебе плохо? Опять тошнит?
Так он правда решил, что я беременна?
Боже! И кто мне подсказал эту прекрасную идею — собственный провинившийся муж!
Пока я обдумываю идею с беременностью, Павел времени зря не теряет. Заводит меня в свой кабинет, поддерживая под локоток, будто я ваза фарфоровая. Усаживает на диван, находит подушку и подкладывает мне под бок.
Взгляд цепляется за стол для совещаний, и воздух в груди резко заканчивается.
— Алиночка, милая, посмотри на меня. Туда не смотри, умоляю.
Медленно поворачиваю голову. В его глазах — кажущееся искренним беспокойство.
— Тебе так удобно, родная? Может быть, принести тебе что-то? Воды?
Голос мягкий, взгляд ласковый. Хоть видео снимай и выкладывай с подписью «муж мечты».
Не-на-ви-жу. До измены он ни разу не был таким приторно-сладким и мягким, будто зефирка. Зубы ноют от желания вцепиться в него, порвать на куски.
Из приёмной всё ещё доносятся крики его любовницы. Я нахожусь в комнате, где они только что развлекались. Где всё ещё пахнет её духами, их потом и прочим, о чём не хочется говорить.
И я дышу тем же воздухом, что и они.
Хочется встать и уйти. Зачем я так жестоко над собой издеваюсь?
Чтобы отомстить ему? А стоит он моих усилий?
Павел приносит мне пить.
— Возьми воды. Вот так, выпей.
Присаживается на журнальный столик, широко разведя ноги. Придерживает для меня стакан, будто я сама сделать это не в состоянии. Словно я попала в аварию, и руки у меня не работают.
Пальцы ноют от желания вырвать у него этот стакан и впечатать в лицо разлетевшимися осколками.
— Ну же, попей, дорогая.
Я пытаюсь со всем этим справиться. Не знаю, как это получается, но зубы звонко ударяются о стекло.
Возможно, я не так спокойна, как мне кажется.
— Милая, любимая, ты только не волнуйся. Успокойся, пожалуйста. Мы переживём это, мы со всем справимся. Ты только не нервничай. Тебе это делать нельзя, ты же знаешь.
Звуки из приёмной резко стихают, и Павел, на миг прикрыв глаза, шумно выдыхает.
— Что-нибудь ещё хочешь, милая? — теперь, когда крики любовницы стихли, его голос становится на порядок спокойней.
Наши взгляды встречаются.
— Только чтобы её здесь больше не было никогда.
Он шумно выдыхает через нос.
— Конечно, родная. Я сейчас всё решу. А потом мы поговорим, хорошо?
— Поговорим, дорогой. Непременно.
Как же, дорогой, я тебя сейчас ненавижу. Готова кричать, громить здесь всё, но этого недостаточно. Ты же чудовище толстокожее, ты ни слов, ни криков не понимаешь. У тебя всего одно уязвимое место. Два. Твои деньги и твоя гордость. И чтобы ударить по ним, сейчас мне срываться нельзя.
Улыбаюсь негнущимися губами.
— Тогда я скоро приду.
Он уходит, прикрывая дверь за собой, но не полностью. Мне хорошо слышны его разговоры с охраной, с директором по персоналу. Все говорящие — мужчины, что меня сейчас на все сто устраивает.
Надо выдохнуть. Как-то пережить эту боль.
Кристину в приёмную не пускают. Её вещи собирают сотрудники. Приходит уборщик, затем временный секретарь, запланированные встречи мужа переносятся на другой день.
Павел всё не возвращается. И я понимаю, зачем он это делает. Знает, что я отходчивая, долго зла не держу. Чем больше времени проходит, тем выше его шансы помириться со мной.
Он так думает.
Ему в голову не приходит, что затянувшуюся передышку я трачу на то, чтобы обыскать его кабинет. В том числе заглянуть в мусорные вёдра, как бы это ни было отвратительно. И обнаружить, верней, не обнаружить кое-что крайне важное.
Нет, я знала, что он идиот, но чтобы настолько!
В дверь стучат.
— Заходите.
В кабинет вместо мужа входит молодой человек. Представляется временным секретарём, ставит поднос с кофе на столик возле дивана. Спрашивает про сахар.
— Ничего не нужно, спасибо. Ступайте.
Остаюсь сидеть в кресле у письменного стола.
Последние разговоры в приёмной стихают, негромко хлопает дверь, и Павел наконец появляется на пороге.
Смотрю на то, как он приближается.
Уже не только в рубашке, но и в пиджаке, и при галстуке. С застёгнутой ширинкой, что немаловажно. Причёсанный, собранный, вернувший самообладание. Не красный от стыда, а обычный. Не позорно пойманный на горячем горе-любовник, а Павел Николаевич — уважаемый человек, генеральный директор успешной компании.
— Я выполнил всё, что обещал, Алина. Ты можешь забыть о существовании этой женщины.
Отрываю от пола ступни и, запрокинув голову, позволяю себе по-детски покрутиться в кресле.
— Ты так уверен, что она позволит тебе забыть о себе?
— Разумеется. Я всё контролирую.
Поднимаюсь на ноги, наклоняюсь вперёд, опираясь ладонями о стол. Пусть видит, кто тут главный.
— Ты не контролируешь ни-че-го. Во-первых, ты позволил себе попасться в её ловушку.
— Алина, эта женщина не имеет для меня...
— Да-да, я помню, как она для тебя неважна. Но ты для неё золотой билет в успешный успех, и она от тебя не отстанет, скоро увидишь.
Он шумно выдыхает.
— Алиночка, милая, у нас такое счастье, а ты говоришь о неважном. Давай забудем о ней. Поверь, ты не пожалеешь о том, что решила забыть.
Делает шаг вперёд.
— Прости меня. Прости меня, милая. Я не хотел этого. Не думал тебе изменять. Сам не знаю, как так получилось. Чувствую себя таким дураком. Я так виноват перед тобой. Но ты ведь у меня умница. Прости дурака. Хочешь, на колени перед тобой встану?
Ого, какой спич. Сам придумал, или кто подсказал?
— Не надо, зачем ты мне на коленях? Пол грязный, а тебе в этих брюках ещё ехать домой.
Услышав про дом, он мимолётно улыбается, но взгляд остаётся серьёзный.
— Ты не пожалеешь, родная. Что хочешь, сделаю для тебя.
— Ответь мне всего на один вопрос, Паша. Только один, но будь честен. Согласен?
Его гложут сомнения, но он всё же кивает.
— На презервативы тебе не хватило денег или мозгов?
У Павла дёргается верхняя губа, и взгляд становится острым и колким.
Что, не понравился мой вопрос? А ты как хотел, чтобы, узнав о таком, я промолчала?
— Так я правильно поняла? Ты... в неё... без резинки? И это у вас так было всегда? Ты серьёзно?
Хочу убить его, честно. Ладно уж измена. Съев его мозг маленькой ложкой, я могла бы его даже простить. Но вот за это предателя точно нужно убить.
Ложиться в одну постель со мной после другой! После того, как был с ней без защиты!
Закрываю ладонью рот.
— Перестань, Алина. Я ведь уже извинился.
— Ну раз извинился — тогда, конечно. Мелочи какие — подхватить от твоей любовницы ЗППП.
У меня внутри всё пылает. Сдерживаться чудовищно сложно.
Но мне нельзя срываться. Нельзя. Или он отделается малой кровью. Я должна остаться в его глазах всепрощающей идиоткой-женой. Нельзя становиться врагом. Даже если разрывает от желания высказать всё — нужно сдержаться.
Он должен чувствовать себя виноватым передо мной. Я должна быть его жертвой, а не наоборот. Должна усыпить его бдительность, и только затем настанет очередь разделаться с тем, что ему действительно дорого. А крики, размахивание руками — нет, это для него как укус комара.
— Послушай, — он проводит рукой по волосам, — тебе не о чем волноваться. Кристина — здоровая девушка. То, что она повела себя как психопатка, не значит, что она чем-то больна.
Нет, этого я выдержать не могу.
— Предполагаю, ты в ней так уверен потому, что она проверялась. Её справку о здоровье и мне покажи. Надеюсь, ты её сохранил.
— Алина, милая, я прошу тебя, не издевайся. — Его лицо приобретает лёгкий свекольный оттенок. — Я предохранялся, и только сегодня...
— Ну конечно. Только сегодня тебе от вожделения крышу сорвало, когда она появилась рядом с тобой без трусов.
Глаза Павла расширяются, и я давлюсь воздухом.
Серьёзно? Я угадала?
Нет, ну это просто смешно. А как он заметил этот сногсшибательный факт? Она ему сообщила? Или сразу продемонстрировала? Юбку задрала или исполнила воздушный шпагат?
— Потрясающе, — у меня голос подрагивает. — Честно, я поражена.
Он прочищает горло.
— Алиночка, милая, давай замнём эту тему. Закроем и всё. Давай перестанем об этом уже говорить. Этой женщины в нашей жизни больше нет и не будет, а значит, всё это неважно.
— Неважно? А давай моей маме прямо сейчас позвоним. Пусть она проконсультирует любимого зятя на тему профилактики венерических заболеваний и нежеланных беременностей. Ты ведь её экспертному мнению доверяешь? Как врач-гинеколог высшей категории, она популярно расскажет тебе о последствиях подобного безответственного поведения.
Он многословно оправдывается, а меня прямо разрывает от бешенства. Если он чем-то меня заразил, то одними деньгами не отделается. Будет ему и зуб за зуб, и око за око, и подравнивание бубенцов тупыми ножницами без наркоза.
Тело начинает чесаться от желания поскорее помыться. Сказать, что мне противно — ничего не сказать. Кристина невидимо присутствовала в нашей постели всё то время, когда они развлекались. Он приходил от неё, и моё счастье, если принимал душ после их игрищ.
Желудок болезненно сжимается. Меня снова подташнивает.
И этому тупому кобелю я доверяла, это с ним ложилась в одну постель.
— Алиночка, милая, да, я повёл себя безответственно. Если это для тебя так важно, то мы проверимся.
Из горла рвётся истеричный смешок.
— Проверяться придётся в любом случае! Ты хоть понимаешь, что такие заболевания могут навредить ребёнку? Такое его может даже убить.
До него, наконец, доходит, о чём я говорю. Вижу по глазам и тому, как он разминает сведённые мышцы шеи.
— Ну хватит уже. Я же сказал: мы проверимся. — Он шумно выдыхает. — Всё будет хорошо, вот увидишь!
— Надеюсь. А ещё надеюсь, что спустя пару дней эта дрянь не заявится в наш дом, чтобы обрадовать чудесной новостью о твоём скором отцовстве.
— Этого не будет, родная. Я позабочусь, ты можешь мне верить.
— Верить тебе?
Закрываю ладонью глаза.
Павел подходит ко мне. Большие тёплые ладони ложатся на мои плечи.
— Прости меня. — У него тихий голос, и последующие слова звучат, будто эхо. — Прости. Прости меня, милая.
— Оно того стоило? — спрашиваю шёпотом, не открывая глаз.
— Нет.
— Тогда зачем?
У него нет ответа, и это страшнее всего. Я думала, что имею дело со взрослым мужчиной, а он повёл себя как ребёнок. Захотелось развлечься — и устроил вот это всё. И даже объяснить свои поступки не может.
— Послушай... — говорит он хрипло. Долго пытается подобрать слова. — Я не хотел этого. Не знаю, как так получилось. Она всё мелькала перед глазами. Лезла. Намекала...
«Трусы сняла, сама себя на стол посадила», — хочу продолжить, едва сдерживаю едкие слова.
— Это случилось всего несколько раз. Первый, когда ты уехала в Ярославль на неделю.
То есть я ещё и виновата в его измене с секретуткой. Как предсказуемо.
— Я хотел с этим закончить. Я бы закончил.
У него такой голос, будто он кого-то хоронит. К примеру, наш брак. Будто он понимает, что как раньше уже не будет. Словно он правда сожалеет и способен раскаяться.
— Прости меня. Это больше не повторится. Ты права, это того не стоило. Не понимаю, как я это допустил. Это только моя вина. Прости меня.
Всё, не могу это слушать. Закрываю его рот ладонью, но он всё равно говорит:
— Ты простила меня?
— А ты бы простил?
У него дёргается щека, а я поправляю его галстук, как верная жёнушка, понимающая, мудрая. Вот только нет сил улыбаться ему, говорить с ним нормально. Нужна передышка.
— Мне сложно. И очень больно. Надеюсь, ты это понимаешь.
Он молчит, и я говорю:
— Отвези меня домой. А то, как ты верно заметил, мне нельзя волноваться. Я не в состоянии сейчас сесть за руль. И, разумеется, с этого дня ты спишь во второй спальне. Мы ведь не будем рисковать здоровьем нашего малыша? А про инкубационный период таких заболеваний, если тебе это интересно, конечно, спросишь у моей мамы, когда поедем к ней на осмотр.
Павел предупредителен и заботлив, словно мы вернулись в конфетно-букетный период. Поддерживает под локоток, открывает дверь в машину, и всё это со спасибо, пожалуйста и ласковыми словечками.
Мне тошно так, что хочется выть.
Сегодня он ведёт машину, соблюдая все правила, хотя любит быструю езду, рискованные манёвры, и именно потому я терпеть не могу ездить с ним вместе, когда он за рулём. Обычно он игнорирует мой дискомфорт, но не сегодня.
Нам сигналят, поторапливая, но мой муж, возможно, впервые в жизни никуда не спешит.
— Всё в порядке, родная? — говорит, аккуратно переключая скорости.
Не отвечаю, глядя в окно.
Накрапывает дождь, небо серое, к тому же уже вечереет. Прохожие прячутся под зонтиками. Капли текут по стеклу. Настроение погоде под стать, и я мысленно аплодирую режиссёру моей судьбы.
Случайно поехала к мужу, неслучайно застала его с любовницей, и теперь тихий летний дождь — красивый акцент в картине разрушенной жизни.
Природа плачет, и я с ней, только в душе. Внешне приходится хранить невозмутимость.
— Алина, поговори со мной. Не молчи. Не закрывайся от меня. Ругай, говори, что хочешь, я всё вытерплю, кроме твоего молчания. Говори со мной, Алиночка, милая, говори со мной прямо сейчас.
Останавливаемся на очередном светофоре, и на моё колено ложится его горячая ладонь.
Вздрагиваю всем телом, дёргаюсь от него, но он не отпускает. Смотрит на меня требовательно, челюсть напряжена, но голос мягкий:
— Не отворачивайся от меня. Не отталкивай меня. Я ведь люб...
— Замолчи!
— Нет, я не буду молчать. Я люблю тебя, ты это знаешь, всегда знала. И я не позволю моей страшной ошибке разрушить нас, нашу любовь. Да, я виноват, но всё равно буду бороться за тебя, моя милая. Нужно, на коленях буду стоять, но однажды ты посмотришь на меня без ненависти и обиды. Ты улыбнёшься мне без холода в глазах. Примешь мои прикосновения с желанием.
Сзади уже вечность гудят, и он вынуждено прерывает красочную речь, чтобы проехать, наконец, перекрёсток.
— Поговори со мной, выкричись на меня. Я заслуживаю всего, что ты скажешь!
Он силён в таких играх, мой будущий бывший муж. У Павла отлично подвешен язык, для него нет проблем в том, чтобы извиниться — передо мной.
С другими он ведёт себя иначе, я видела это множество раз. Никогда не признает ошибку, не попросит прощения, не уронит свою гордость.
Я — исключение из его правил. Его «родная», «любимая». Передо мной ему извиняться не стыдно. Он и на колени встанет — уже стоял. Причина понятна, не так ли?
Его «прости, милая» не имеет никакого значения. Ни для него, ни — теперь — для меня.
Это не первая наша серьёзная ссора. После них он всегда вёл себя так — с поразительной лёгкостью просил у меня прощения, даже если я была не права. Окружал заботой и лаской, дарил подарки, заваливал цветами — и я таяла, как мороженое на солнце.
А он потом улыбался. И лишь иногда я замечала в его глазах самодовольство, этакое превосходство, словно он меня контролирует. Стоило сказать о его неискренности, он обращал всё в шутку. Вёл себя ещё внимательней, и неприятные впечатления затирались. Я успокаивалась, у нас всё становилось безоблачно. И я вновь радовалась тому, какой у меня замечательный муж. Такой, что с ним толком даже поссориться невозможно.
И я знаю, почему всё так в нашей жизни.
Однажды Павел хвастался моему брату, что умеет сохранять брак.
Максим тогда как раз поссорился с очередной девушкой. Вышло эмоциональней обычного, с загулом на несколько дней. Мы приехали в его холостяцкое логово, и хозяин встретил нас небритым, опухшим, помятым и злым, как разбуженный после спячки медведь. Я пошла на кухню что-нибудь приготовить, а то мой брат, похоже, не ел несколько дней. Павел остался в комнате.
Я не прислушивалась. Но громкость голосов нарастала, и тогда я узнала, что над отношениями с женой, как Павел выразился, «нужно работать».
— Сделай уже выбор и вкладывайся, направь усилия в одну точку. А то ты как маленький, как игрок в покер, надеющийся на шару поднять миллион. Любой бизнес-проект требует чёткого плана действий и вложений сил, времени, денег. Сделай это один раз, с умом, аккуратно, внимательно, и твои инвестиции окупятся многократно.
— Ты о тёлках как говоришь? Вааще, что ли? То есть Алинка — твой бизнес-проект?
— Не будь идиотом. И посмотри в словаре значение слова «сравнение»!
Звякнула отработавшая цикл микроволновка, и разговор в комнате быстро прервался. А затем Павел громко и чётко сказал:
— Можешь считать, что твоя сестра — мой лучший бизнес-проект. Тот, за который я зубами землю грызть буду. Порядочная, верная, красивая женщина, с которой любой хотел бы прожить всю жизнь, но именно мне повезло быть рядом с Алиной.
Теперь я понимаю: он догадался, что я их услышала. Выкрутился, заговорил о любви, и мне даже показалось его признание романтичным. Таким чисто мужским, без лишней сладости. Я им даже гордилась.
Машина притормаживает рядом с торговым центром. Павел отстёгивает ремень безопасности.
— Я отойду буквально на две минуты. Дождись меня, дорогая. Не делай глупостей, хорошо?
Молча киваю. Нет, я не сбегу в ночь беременной, босой и без денег. У нас с тобой будет совсем другая история.
Он быстро уходит, прикрываясь рукой от усиливавшегося дождя, и я откидываю голову назад. Глаза жгут подступившие слёзы.
Что это будет — сладости, драгоценности или цветы?
Какой он продуманный. Работает над отношениями. Опять дурит мне голову. Думает, легко всё прощу. Верит, что я все это проглочу, если он присыплет свою измену кучей «прости», «извини» и подарков.
Мне нужно ему лишь подыграть. Перетерпеть этот вечер. Завтра уже станет полегче, эмоции сдуются, как проколотый воздушный шар. Я смогу соображать, а не вариться в ядовитых воспоминаниях, начну думать о будущем... Но как же тошно играть.
Муж возвращается слишком быстро: в руках — букет и пакет. Как предсказуемо.
Час пик, приходится стоять в пробках, и времени достаточно, чтобы успокоиться и всё обдумать. Задал мне Павел задачку. Тест на беременность — разумеется, никакой не подарок. Это проверка на честность. И если я откажусь его делать или отложу на завтра, к примеру, доверие ко мне пошатнётся.
Он подарил мне эту легенду, но, не получив подтверждения, может начать сомневаться. Странно вообще, что ему пришла в голову мысль о моей беременности. Он ведь знает, что я на таблетках, и шанс забеременеть у меня и без них невелик.
Смотрю в окно, раздумываю, как поступить. Признаваться, конечно, нельзя. Тема с беременностью слишком острая для нашей разваливающейся семьи.
Мы давно хотим завести малыша. Хотели, верней. Сейчас-то я могу только радоваться, что у нас ничего не получилось, иначе бы осталась матерью-одиночкой. Хотя... Не хочу себе лгать — быть матерью, даже одиночкой, лучше, чем бесплодной женой.
Я пережила два выкидыша на раннем сроке. Лечилась серьёзными препаратами, но вместо желанных результатов получила головную боль, раздражительность, слабость, настроение в глубоком минусе, и так неделя за неделей. Я изводила себя, и мужу со мной тоже стало безрадостно. Попытки зачать едва не уничтожили наш с Павлом брак.
Мама отменила мне те препараты, тогда я нашла другого врача. Упорно продолжала принимать то, что тело считало ядом. Скрывала от семьи своё состояние, пока не превратилась в живую развалину.
Тогда пришлось пить уже совсем другие таблетки.
Мама приказала мне, как она сказала, отстать от себя, оставить всё, как есть, довериться провидению. Больше того — прописала контрацептивы, настояла, чтобы я их принимала.
— Всё будет, родная, — пообещала она. — Но до новой попытки ты должна полностью восстановиться. Пей витамины и всё то поддерживающее, что я тебе прописала. Больше отдыхай, работай в удовольствие. И перестань уже мучить себя.
Почти полтора года, как я не пью никакие лекарства. Снова стала собой, и мне казалось, у нас с Павлом всё идеально, как прежде. Но раз у него появилась любовница — это совершенно не так.
— Приехали, милая, — говорит Павел, и я с недоумением оглядываюсь по сторонам.
И правда, мы во дворе нашего дома.
Дождь почти прекратился, но небо всё ещё серо-унылое.
— Подожди, не выходи, там лужа. Я помогу тебе.
Какой-то сюр — в день скандально вскрывшейся измены муж, будто трепетный влюблённый, несёт меня, держащую букет роз, на руках. Оставляет возле подъезда и ненадолго отходит, чтобы закрыть машину. Затем мы вместе поднимаемся на лифте на последний этаж.
Нашу квартиру мы в шутку называем дом в доме. Двухуровневая, более ста метров, на втором этаже — частично скошенный потолок и мансардные окна. Современный ремонт, минималистский дизайн. Белые стены, тёмные полы, дубовая мебель, серая обивка кресел и диванов, яркие акценты из картин, ваз и подушек.
Квартира куплена в браке, значит, придётся её продавать или как-то делить. Пока не знаю, захочу ли и дальше здесь жить. Осматриваюсь, будто вижу всё в первый раз.
Сбрасываю туфли на каблуках, и ступни наслаждаются ощущением холода от керамогранита.
— Поставь розы в вазу, — прошу Павла и отдаю ему колющий руки букет.
Цветы ни в чём не виноваты, но я едва могу на них смотреть. Их появление в этом доме обусловлено его изменой. Чем же тут любоваться?
Я бы выбросила их ещё перед подъездом, не будь Павла рядом.
— Куда ты? — его вопрос застигает меня уже возле лестницы, ведущий на второй этаж.
— Мне нужно в ванную.
Он догоняет меня — протягивает белый пакет.
— Не забудь сделать тест, милая. Порадуй меня.
Что б его!
Я надеялась, что он позабудет, но нет, он не из тех, кто что-либо забывает или делает просто так, без особой причины.
Пока поднимаюсь, набираю номер мамы. Кому как не ей знать, как работают эти тесты и можно ли их обмануть. Увы, но мне не везёт. Номер не отвечает, а значит, скорей всего, она на операции. Перезвонит обязательно, но когда это ещё будет?
Быстро гуглю, как получить две полоски на тесте. Способов предостаточно, и один из них — проще некуда. Нахожу розовый маркер, иду в ванную.
Вскрываю верхнюю крышку. Дело за малым — надо всего лишь нарисовать две розовых линии и поверх побрызгать водой.
Снимаю крышку маркера и рука зависает над тест-полоской.
Из головы не выходит, что Павел не идиот, и такой мистификации не поверит.
Нет, так делать нельзя. А вдруг рука дрогнет, нарисую криво, и что буду делать?
Ухожу в нашу спальню. В шкафу, в полке с аптечкой, нахожу обувную коробку, в которой у меня хранятся тесты и прочее, что я использовала, когда пыталась забеременеть. Хорошо, что всё это есть, пусть и сроки годности, скорей всего, давно закончились.
Потренируюсь на другом тесте. Посмотрю, как он будет выглядеть, а затем уже возьмусь рисовать чистовой вариант.
Ну что ж. То, что получилось с помощью маркера и воды, мне не нравится. Не ужас-ужас, но вид подозрительный. Положительный тест, я всё ещё помню, выглядит немного не так.
Хожу по ванной кругами — она большая, места для прогулки хватает. Мы даже сауну думали добавить, но отложили до следующего ремонта.
Вода хлещет из крана. Для Павла, если ему вздумается проверить — я моюсь.
Ну же, Алина, думай, думай скорей!
Чем больше проходит времени, тем хуже выглядит нарисованный маркером тест. А если муж решит его сохранить? А если проверит через пару часов или дней?
Звоню маме снова — она не перезванивает. Строчу сообщение в мессенджере — доставлено, но не прочитано.
Что же делать?
Может, соду попробовать или уксус, как пишут? Или жидкое мыло добавить? Вариантов в интернете много, в отличие от имеющихся у меня тестов. Уксуса с содой, колы и прочего из списка «добрых» советов в ванной комнате тоже не видно.
Начинаю тихо паниковать.
Взгляд цепляется за коробку с медикаментами. Они уже просрочены, надо бы выбросить. Подхожу. Сама не знаю зачем открываю упаковку прегн***ла — внутри всего две ампулы. Беру инструкцию, пробегаю глазами первые строчки и... Боже, я спасена!
Заметив моё появление, Павел берёт тарелку и начинает накладывать пасту. Судя по аромату, плывущему по кухне, он приготовил мой любимый вариант — с белыми грибами в сливочном соусе и пармезаном.
Смотрю, как перекатываются мышцы под его тонкой рубашкой. Пока я мучилась с тестами, он успел переодеться. Его волосы всё ещё слегка влажные после душа. Рукава закатаны, обнажая мускулистые предплечья с выпуклыми венами.
Несколько мгновений смотрю на его руки. Они, как произведение искусства, привлекают взгляд. Когда-то я в эти руки влюбилась.
Красивый муж — чужой муж. Вот она, правда жизни.
В чертах его лица нет смазливости. Он привлекает своей мужественностью, силой, скрытой в тренированном теле. Восхищает умом, характером, умением добиваться всего, что захочет.
Мне больно даже смотреть на него.
— Проходи к столу, милая. Позволь мне сегодня о тебе позаботиться. Я всё подам сам.
И правда, в столовой уже всё готово. В вазе стоят те проклятые розы. В приглушённом свете поблескивают фужеры и столовое серебро.
Да у нас прямо праздник сегодня — день предателя. День начала моей мести ему. День конца нашего брака.
— Смотрю, ты постарался на славу. — Останавливаюсь у отделяющего столовую кухонного острова.
— Ну а как же иначе? Нам есть, что отметить, не так ли? — отвечает он, помешивая лопаткой содержимое сковороды. Тон спокойный, движения уверенные.
— Ну, если ты так говоришь, — с горечью вырывается у меня.
Он оглядывается на меня, и наши взгляды встречаются. В его глазах нет даже намёка на стыд или смущение.
— Алина, мы ведь договорились не омрачать ссорами такой важный день для нашей семьи.
С огромным трудом беру себя в руки. А Павел возвращается к приготовлению ужина.
Как же он бесит! Пытается вести себя так, будто ничего не произошло.
Играет на публику из одного человека — меня.
Вот только я его уже вечность знаю, и он не спокоен и не расслаблен. Всё это игра! Бесит его неискренность, его уверенность, что нужно чуть-чуть постараться, и я проглочу всё, что он мне скормит. Ещё и спасибо скажу.
— Нашу семью ждёт прекрасное будущее. Давай сконцентрируемся на том, что действительно важно. Пусть прошлое останется прошлому.
Он работает над сохранением нашего брака, а мне хочется кричать в голос. Разбить здесь всё, избавиться от скопившегося внутри напряжения.
Всё напоминает о случившемся. Его внимание ко мне, попытка показать себя с лучшей стороны. Этот ужин, который он приготовил. Стол, накрытый по всем правилам, будто мы встречаем важных гостей.
— Ну что же ты не садишься за стол? — спрашивает он, не поворачиваясь ко мне.
— Да, конечно, уже иду.
И ведь знала, что будет именно так, а всё равно больно.
Нормальная женщина кричала бы, вырывала у его любовницы волосы, била его, сбежала подальше, чтобы зализать нанесённые сердцу раны, а я сажусь у красиво сервированного стола.
Смотрю на розы, и воспоминания возвращаются помимо воли.
— Тебе нравится? — Павел ставит на стол пасту с грибами.
Тарелка передо мной выглядит лучше, чем подают в некоторых ресторанах.
Павел настолько внимателен, что даже орехи поджарил ровно настолько, как мне нравится. Не забыл и о свежей зелени, и о раздавленном с помощью ножа чёрном перце.
Идеальный ужин, продуманные слова и поступки — я хочу видеть его худшие качества, но нет, мне не может так повезти. Веди он себя по-другому, насколько б легче было его ненавидеть.
— Я уже боялся, что ты утонула. Думал бежать тебя спасать, — беззаботно говорит он и вновь уходит в примыкающую к столовой кухню.
— И что бы ты сделал? Выбил дверь? — спрашиваю, когда он возвращается.
— Конечно, если потребовалось бы.
Он ставит на стол ещё одну порцию — для себя, но не садится.
Наблюдаю за тем, как он зажигает свечи. Затем наливает мне воду в фужер, в то время как свой бокал наполняет чем-то чуть покрепче компота из зелёного винограда.
Только тогда он занимает место напротив. Спокойный, сосредоточенный на проблеме, то есть на мне.
Сжимаю руку в кулак так, что ногти впиваются в ладонь. Лёгкая боль отрезвляет.
Спокойней. Ты ведь уже всё продумала, выбрала то, что станешь делать, чтобы причинить ему настоящую боль. Мужчины слишком толстокожи, эмоциями их не пробьёшь. Деньги, собственность, контроль — вот его уязвимые точки. И, разумеется, высокое самомнение, гордость и репутация. Всё, совесть в этот список не входит, как и женские слёзы, как крики: «Как ты мог?» и прочее. Раз сделал, то смог. Раз сделал, то захотел. Какие ещё могут быть вопросы?
— Можешь отдать мне свой подарок?
— Это не слишком-то гигиенично.
Он улыбается.
— В такие моменты ты так напоминаешь мне свою маму. — Смеётся, легко считав мою реакцию. — Это комплимент, Алина. Твоя мама прекрасна. Лучшая тёща на свете.
Отдаю ему тесты.
— Сделала несколько для надёжности. Ты доволен? Какой тебе больше нравится — с красным бантиком или с синим?
— Я не доволен, а счастлив. И мне всё равно, дочка у нас будет или сын. Кто будет, тот будет, главное, у нас будет ребёнок. Спасибо тебе, родная моя.
Идеальный ответ от идеального мужа.
У меня дёргается щека, и он наклоняется вперёд, чтобы накрыть мою руку.
Закрываю глаза, чтобы не выдать себя.
— Всё будет хорошо, милая. Ничего не бойся. В этот раз ты доносишь. У тебя идеальные анализы, ты совершенно здорова. У нас родится здоровый малыш.
Ничего не отвечаю. Обманываю его, но почему же так больно? Так горько и безнадёжно в душе?
— Посмотри на меня, родная. Пожалуйста, посмотри на меня.
Открываю глаза.
— Я клянусь тебе, что больше не подведу тебя. Ты можешь мне верить. Я даю слово, что в моей жизни не будет другой женщины, кроме тебя. Я провинился перед тобой, но пусть это останется в прошлом. Не лишай себя мужа, а нашего ребёнка отца.
Как я и предполагала, он использует ребёнка, чтобы надавить на меня.
Павел всё ещё говорит о любви, о будущем, о ребёнке — нашем с ним продолжении, том счастье, которое он, как муж, мне обеспечит. Клянётся, что будет верен, что я могу ему доверять.
Невыносимо слушать его уверенный, кажущийся искренним голос, когда вот она, его Кристина, стучится ко мне через экран телефона.
Нажимаю на уведомление от «Офис Текстиль», открывается мессенджер.
Кристина с разгромным счётом выигрывает у Павла с его пустыми уговорами и объяснениями.
Ведь лучше не рассказывать, а показывать.
Фотографий, где они вместе — десятки. Того содержания, которого ни одна обманутая жена не пропустит.
Сохраняю всё на телефон и сразу же отправляю в облако.
Больно так, что, кажется, что-то внутри умирает. Наивность, наверное.
Спасибо, Кристина. А то ведь я немного поплыла из-за этого ужина и слов Павла. Ты на прежнюю высоту вернула мою мотивацию уничтожить наш брак и моего неверного мужа.
— Что ты там так внимательно разглядываешь? — с лёгкой укоризной спрашивает главный герой снимков рейтинга 18+.
Выбираю лучший кадр, приближаю нужный фрагмент и поворачиваю телефон экраном к нему.
— Твоя любимая не желает сдаваться.
Он вырывает у меня из рук телефон, что-то там лихорадочно нажимает. На лице ходят желваки, взгляд бешеный. Как же ему не нравится, когда кто-то идёт против его желаний и планов.
Скрещиваю руки на груди.
— Ну что, всё удалил?
Он возвращает мне телефон.
— Удалил и заблокировал. Больше она тебя не побеспокоит.
— Ты это серьёзно? Ей ничего не стоит создать другую учётную запись и прислать всё повторно. Послать эти фотографии не только мне, а любому из нашей семьи. Опубликовать в соцсетях. Обратиться к блогерам или в СМИ. Забросить на сайт для взрослых. Выбирай любой вариант. Какой тебе больше нравится?
— Я. Решу. Это. Алина.
Решит он. Конечно.
— А ты умеешь выбирать женщин для лёгких офисных интрижек. Она у тебя не только артистка, но и фотограф отличный. Как ракурсы подобрала, какая экспрессия в снимках.
— Алиночка, я тебя очень прошу — давай это забудем. Я всё решу. Она тебя больше не побеспокоит.
Встаю.
— Спасибо за ужин. Я пойду спать, а ты решай всё, что захочешь.
Он тоже встаёт.
— Не дай своей обиде разрушить нашу семью.
Аплодирую стоя.
— Как занятно, что из разрушителей семьи себя самого ты исключил. Только я виновата, и Кристина, наверное, немного.
Он чуть ли не бегом обходит стол.
— Но это ты открыла те фотографии. Поняла, что там, но открыла. Разве не так? Тебе что, не жаль себя? Не жаль ребёнка, на которого влияет твоё душевное состояние? — Он хватает меня за плечи. — Будь выше этого. Не позволь этой психопатке разрушить нашу семью. Я облажался, но ты можешь не подпускать к себе эту грязь. Ради ребёнка.
— Я тебе что, робот? Я живой человек!
— Знаю.
— Так почему такие претензии? Сам бы смог не открыть, а? Смог бы не посмотреть на меня с кем-то другим, если б тебе такое прислали?
Пытаюсь вырваться, но вместо того, чтобы отпустить, он крепко прижимает меня к себе, удерживает, гладит по спине, волосам.
— Прости меня, прости меня, прости меня.
Бью его по спине. Вырываюсь изо всех сил, но он всё ещё держит.
Как же всё это бесит!
— Вот так, вот так, милая. Поплачь, тебе это нужно.
Он гладит меня по содрогающейся спине. Как же стыдно расклеиться в его руках, у него на плече — того, кто во всём этом виноват.
Меня трясёт — а он этому как будто радуется.
После взрыва эмоций чувствую себя выпотрошенной как никогда.
Теперь я понимаю тех, кто, застав мужа за изменой, бегут, куда глаза глядят. Боль такая, будто меня режут ржавым ножом и грязными руками ковыряются в ране.
Всё, чего я желаю всем сердцем — чтобы он куда-то исчез. Не видеть его, не слышать его голос, не чувствовать запах. От одной его близости, от прикосновений корёжит внутри. Выворачивает наизнанку.
А он — рядом, не отстаёт. Не отпускает меня. Всё что-то говорит, касается, дышит со мной одним воздухом.
Выдержки едва хватает.
Перед глазами стоят те фотографии. То, что я видела в кабинете — бесконечно малая часть. Всего лишь её ноги, туфли на шпильках, пыльный след и потёртости на подошвах. Его расстёгнутая рубашка, держащаяся на локтях, приспущенные брюки.
Фотографии куда откровенней.
Его любовница не просто какая-то там глупая секретутка. Эта женщина готовилась к войне за моего мужа. Тщательно собирала доказательства его измены.
Не знаю, как она собирается налаживать с ним отношения, но это её второй удар по мне. Нет, уже третий. Сначала ловушка в кабинете. Потом её бесстыжие крики, признания, что они уже долго вместе. Теперь эти снимки, где она в разной одежде и позах: на столе, диване, у стеклянной стены кабинета, у его ног, когда он сидит в кресле...
Она правильно рассчитала — такое невозможно простить. Но и ей в этой войне не победить. Пусть старается дальше, пусть Павел её лютой ненавистью возненавидит.
Павел отводит меня наверх. Снимает покрывало с постели, пока я стою, прислонившись к стене.
— А теперь уходи.
— Алиночка, не отталкивай меня.
Это пытка какая-то.
— Ты спишь в другой комнате, или прямо сейчас я уйду. У меня нет сил выносить это всё. Мы договорились, с этого дня мы не спим вместе. Ради ребёнка, ты помнишь?
Его маска спокойствия трещит по швам, но голос остаётся ровным:
— Хорошо, я уложу тебя и сейчас же уйду.
Оставшись в одиночестве, достаю из чёрного списка удалённый контакт. Пальцы зудят от желания написать, но нет, это будет ошибкой.
Удаляю свои сообщения маме. Пишу, что у меня всё в порядке, но нужно увидеться завтра.
Следующий контакт — брат. Встречу тоже назначаю на завтра.
«Думаю, ты уже знаешь, о чём пойдёт разговор. А если ещё не знаешь — не спеши что-то делать. Сначала поговорим».
Хочется написать ещё и старшей сестре, но придётся выслушивать от неё: «Ну я же тебе говорила».
Проще поговорить с Максом и с мамой, конечно. С отцом и Витой решу позже, когда соберусь с силами, и не будет так колотить.
«Ваши новости знаю», — приходит от брата.
Куча негодующих смайликов, затем:
«Я ему голову откручу».
«Никто не смеет обижать мою сестру».
Кусаю нижнюю губу.
Вечность собираюсь с тем, что написать. Стираю и набираю, пока не отправляю простое спасибо.
«Помнишь, сначала поговорим», — пишу спустя минуту.
Он слишком долго не отвечает.
Встаю с кровати, выхожу в коридор перед лестницей. Снизу доносится голос Павла, и я сразу понимаю, кто его собеседник.
С Максом он не пытается играть в мягкость. Ответы на явно неудобные вопросы сводятся к требованию не лезть в нашу семейную жизнь. Голос Павла жёсткий, фразы короткие:
— Сами разберёмся... Не лезь не в своё дело... Она моя жена и мать моего будущего ребёнка... Повторяю: не ваше дело... Хватит уже... А поумней ничего не можешь придумать?.. Может, ещё в грудь вобьёшь осиновый кол? Ещё что-то скажи... А, по-моему, это ты привёл Кристину в компанию... Как не помнишь? Ты сказал, что она твоя бывшая, хорошая девушка, умная, старательная. Забыл упомянуть, что она, во-первых, озабоченная, во-вторых, психопатка... Ты это своей сестре расскажи. Вот она обрадуется... А вот это не твоё дело. Это наши проблемы, мы разберёмся.
Возвращаюсь в спальню и сажусь на край кровати.
Кристина — бывшая девушка Макса, и он устроил её на работу в нашу компанию?
Такое, конечно, возможно. У Максима девушки меняются так часто, что я уже давно не запоминаю ни их лиц, ни имён.
Пару раз видела: Макс забегал в приёмную Павла, когда там была Кристина. Они флиртовали, шутили, но это же Макс, он такой со всеми более-менее симпатичными девушками, а те и рады вниманию красавчика-холостяка.
Девушки Макса исчисляются десятками или даже сотнями. Если среди них оказалась Кристина — что ж, неприятно, конечно, но Максу я всё равно могу доверять.
В будущем сражении с Павлом моему брату суждена роль генерала. Мне некем его заменить.
Ложусь на кровать, закрываю глаза, но сон не идёт ещё очень долго.
Слышу, как открывается дверь. Шаги. Матрас прогибается под весом севшего на край постели человека.
Да что ж такое! Ты его гонишь в дверь, он лезет в окно.
Бью ладонью по выключателю и сажусь. И хотела же отдохнуть, но Павел упорно напрашивается на продолжение ссоры.
— А помнишь, как ты на свадьбе клялась, — кричит он спустя вечность, больше не в силах сдерживать гнев, — что никогда, как бы сильно мы ни поссорились, ты не выгонишь меня из нашей постели? Помнишь, как твоя прабабка говорила: ложитесь вместе, хоть валетом, но вместе, даже если хочется друг друга убить!
— Нашёл аргумент! — я тоже кричу, не жалея уши соседей. — Ты ещё царя Гороха вспомни, что говорил!
— И вспомню. Всё проходит, и это пройдёт. Мы справимся, если будем над этим работать!
Он, чёрт его подери, остаётся в нашей постели. Меня не отпустил, сам не ушёл — победил, потому что сильней, а я так бесконечно устала. Свет не горит, но мы оба не спим.
— Мы справимся, Алина. Я костьми лягу, но ты от меня не уйдёшь.
Притворяюсь, что сплю. Пусть говорит, что захочет.
— Я тебя люблю.
А я тебя уже всей душой ненавижу.
Утром я просыпаюсь позже Павла. Его нет рядом, и во мне вспыхивает надежда, что я осталась в квартире одна.
В дверь звонят, и я быстро поднимаюсь с кровати. Накинув халат, босиком, бегом спускаюсь по лестнице.
Чёрт, я здесь не одна! Слышатся знакомые шаги, входная дверь открывается.
Осторожно выглядываю, перегнувшись через перила.
Это курьер из цветочного и Павел, который, чёрт его подери, никуда не уехал. Он здесь, собирается и дальше играть роль идеального мужа. Вот, уже и с реквизитом подсуетился. И хорошо, если не притащит мне эти розы в постель.
Разворачиваюсь и бесшумно поднимаюсь по ступеням.
Часть времени, которое провожу в ванной, трачу на то, чтобы ещё раз просмотреть вчерашние фотографии.
Выбираю самые отвратительные — те, где в его лице или запечатлённых движениях тела проглядывают эмоции.
Вчера больше смотрела на его любовницу, сегодня разглядываю его. Заново знакомлюсь с человеком, которого, оказывается, совершенно не знала.
Листаю фотографии — больно так, что внутри всё горит. Но это необходимо. Перед тем как спуститься вниз и попасть под каток его «работы над отношениями», нужно принять достаточную дозу противоядия.
Я любила его. Люблю и сейчас, иначе не было бы настолько больно смотреть на его измену. И ведь главное не то, что он с другой, а то, что с ней сам он — другой. Не тот, кого я знала, а человек, чувства, мысли и действия которого недоступны моему пониманию.
Есть один снимок, где он с таким отвратительным превосходством смотрит на женщину у своих ног.
Как он там сказал? «Я сам не знаю, как так получилось».
Так и я — сама не знаю, как так получилось, что я совершенно не знаю того, с кем прошла огонь, воду и медные трубы.
Этот мужчина — самое большое разочарование в моей жизни. Тот человек, которого я любила, не мог завести тупую интрижку с секретаршей. Не мог предать. Он не такой — тот, кого я любила.
Я ему доверяла. Из-за него с родителями пошла на серьёзный конфликт. Мы с сестрой чуть до смерти не разругались. И я всегда думала: он стоит того, наши отношения стоят всех испытаний. Ведь он такой идеальный... подонок и лжец.
Вита скажет: ну я ведь тебе говорила! И будет права. Я слепая овца, раз так обманулась.
Хуже всего, что цена моей слепоты не только чувства.
Подумаешь, чувства! Они только мои, моя боль, и я уж как-нибудь её проживу. Но что делать с родителями, с братом, с сестрой?
Я — тупая овца, втянула Павла в семейный бизнес, толкала его наверх, заставила выделить ему долю в компании. Теперь он и совладелец, и генеральный директор. От него просто так не избавишься.
Мне придётся исправить всё, что я натворила. До того, как наш с ним развод развалит семейное дело.
В зеркале отражается женщина с потухшим взглядом, с бледным лицом. Откладываю в сторону кисточку для румян.
Пусть будет так, по легенде я ведь беременна, к тому же мне изменили. Странно, если бы я предстала перед неверным мужем с голливудской улыбкой.
Спускаюсь вниз и погружаюсь в ад, где наши прошлые отношения, его забота, всё то, в чём я видела любовь, предстают передо мной в истинном свете. Как Вита и говорила, он всегда играл моими чувствами. Он — артист, а я — зритель, с кровью оторвавший приросшие к телу очки.
Мне настолько плохо, что я сбегаю в уборную якобы в приступе тошноты, лишь бы получить передышку. И это большая ошибка, так как потом Павел удваивает усилия, чтобы обо мне позаботиться.
— Ты обязательно должна что-то съесть. — Он предлагает мне то и это, и пытка завтраком затягивается, как муки жертвы, пойманной в кольца удава.
Павел настаивает на том, чтобы вместе со мной пойти на осмотр.
И это крайне плохой вариант, так как мама у меня человек прямой и принципиальный. Она не сможет сыграть свою роль, если я попрошу её подыграть по телефону или в сообщении. Нам нужно поговорить, я должна её убедить встать на мою сторону. Без её помощи мой план развалится уже на первом этапе.
Павел вчера получил тесты с полосками, даже два. Не понимаю, почему он так настаивает на присутствии во время приёма.
Мы спорим, пока я не бросаю в сердцах:
— Ну хорошо. Идём со мной. Мама наверняка уже в курсе, что у нас произошло. Пара особо ласковых слов от любимой тёщи сделают твой день намного приятней, не так ли?
В итоге он подвозит меня к частной клинике, где работает мама.
Павел выходит, чтобы открыть передо мной дверь. Пытается поцеловать на прощание, но я не могу. Этим утром мне пришлось сидеть рядом с ним, дышать одним воздухом, говорить с ним — терпение давно ушло в минусовые значения. Отворачиваюсь, и губы мажут по щеке. Нервно стираю след его прикосновения — до того, как понимаю, что мудрая жёнушка повела бы себя совершенно иначе.
Он, разумеется, замечает. Его глаза темнеют, и маска спокойствия на миг слетает.
— Я запишу нас к семейному психологу, — говорит он, и меня окатывает волной бешенства.
— Да, наверное, нам это нужно, — говорю, справившись с чувствами. Я должна подыграть, притвориться, что не думаю о разводе. Он должен мне верить.
Он провожает меня до дверей клиники.
— Ничего не скажешь на прощание?
Я должна обнять его, пожелать хорошего дня. Должна! Даже если хочу, чтобы он, сходя с крыльца, упал и сломал ногу. Мстительный голос шепчет в душе: «Лучше — шею».
Это выше меня.
Он смотрит мне в глаза, будто всё-всё понимает, словно с лёгкостью читает в моей голове.
Нет, мне его не обмануть. Я могу лишь слегка сдвинуть акценты, подарить иллюзию иной мотивации моих действий и дать ему самому обмануться.
— Мне так больно сейчас, — признаюсь едва слышно.
— Прости меня, милая. Это пройдёт, если мы постараемся. Мы сохраним нашу любовь.
С какой же лёгкостью он говорит о любви. Как же больно понимать, что никакой любви он не чувствует и не чувствовал никогда. Его цветы и подарки, идеальные свидания и красивые признания, будто в романах — как я могла быть настолько слепа!
Мы заходим в кабинет. Мама поддерживает меня, будто я настолько слаба и хрупка, что от неверного шага рассыплюсь.
Её забота для меня необходима как воздух. Удивительно, я ведь приехала сюда, чтобы всё ей рассказать, уговорить себе помогать — и только рядом с ней поняла, как же сильно нуждалась, чтобы меня обняли и пообещали, что всё ещё будет хорошо, и я со всем справлюсь.
Мама остаётся мамой, даже когда давно вырастаешь из коротеньких платьиц, а в её волосах появляется седина. Тёплая ладонь на моей спине дарит то ощущение заботы, любви и защиты, в котором, оказывается, я так сильно нуждалась.
При нашем появлении медсестра отвлекается от заполнения формуляра.
Маша Кролова моя ровесница. Чуть полноватая, русоволосая и сероглазая, с простым, несколько наивным лицом. Не замужем и даже не пытается это изменить. Мы не так уж близки, но знаем друг друга достаточно, чтобы давно перейти на «ты».
— Доброе утро, Алина, — говорит она, широко улыбаясь. Крупные передние зубы делают её немного похожей на кролика.
— Да, доброе. — Утро ужасное, но я не нуждаюсь в том, чтобы всем подряд это сообщать.
— Иди, Машенька, — говорит мама, — попей кофе, погуляй. Я сама осмотрю дочку.
Кролова одаривает меня внимательным взглядом, и на её круглом лице появляется сочувственная улыбка. О моих проблемах тут знают не понаслышке.
— Спасибо, Маргарита Юрьевна, — говорит она маме. — А когда мне вернуться?
— Кто у нас следующий по записи и во сколько?
— В одиннадцать сорок, Анохина, плановый осмотр.
На часах девять тридцать. Как хорошо, что у нас будет время всё обсудить.
— Хорошо, — вторит мама моим мыслям. — К половине двенадцатого подходи, подготовишь кабинет к работе. И Ане по пути скажи, что у меня сложный случай. Без записи ко мне пусть никого не отправляет.
— Да, конечно. Передам, чтобы вас не беспокоили.
Кролова снимает халат, берёт сумку и, поблагодарив маму ещё раз, с довольным видом уходит.
Она так явно радуется незапланированному перерыву, а я впервые в жизни завидую ей — беззаботности, кажущейся простоте её жизни. Джинсы, футболка, мокасины, лицо без намёка на косметику — на ней будто написано: «Не хочу никаких отношений».
Когда-то я жалела её, гадала, почему она не старается себе хоть кого-то найти, а теперь это ей следовало бы меня пожалеть. Она идёт по жизни ровным уверенным курсом, а я, полетав в облаках, рухнула вниз, в такую грязь, от которой ещё вечность не отмыться.
— Проходи в смотровую, — мама закрывает на ключ кабинет, — садись на кушетку. Лучше нам там поговорить, без чужих глаз.
Замечаю камеру на потолке у двери и табличку с предупреждением о том, что ведётся видеонаблюдение.
— Что за новшество? — Такого прежде, уверена, не было.
— Вот такие у нас теперь порядки, — говорит мама, присоединяясь ко мне. — Случаи разные бывают. Не так давно два бугая устроили драку в кабинете из-за женщины, которую не поделили. Кое-кто из-за них пострадал, но иск выставили клинике, и не спрашивай, понятия не имею, как так получилось. После установили камеры и набрали людей, которые следят за безопасностью, а по факту — за персоналом. Так что больше никаких чаёв с конфетами на рабочем месте.
— Ты так говоришь, будто у тебя много времени чаи распивать. Только сегодня как-то тихо.
Она хмыкает, закрывая дверь в кабинет.
— Это потому что я обзвонила девочек, которые записались на утро, и попросила их прийти в другой день.
Улыбка стекает с моего лица, когда мама садится рядом и берёт меня за руку.
— Что тебе Макс рассказал? — говорю тихо.
— Что твой муж оказался не тем человеком, которым мы его считали.
— Серьёзно? Такими словами?
— Он назвал его подонком и мразью. Сказал, что он тебе изменил с секретаршей. И учитывая, что ты мне звонила, а теперь приехала в таком состоянии, значит, он не преувеличил.
Меня охватывает душащий стыд. Павел сделал, но стыдно почему-то именно мне. Так стыдно, что лицо, уши, шея — всё начинает гореть.
— Макс даже сильно преуменьшил, потому мы разводимся.
— Ты уверена? — глаза мамы широко распахиваются. — Я к тому, что знаю, как сильно ты любишь этого человека. И вы так давно вместе. И он стал членом нашей семьи...
— Мам, это была не случайность. Не один раз, когда я их застукала прямо в процессе, а много-много раз. Он развлекался с ней во время работы и приезжал ко мне домой, и уже со мной занимался любовью, после неё.
Говорю это, и меня натурально тошнит. Прямо к горлу подкатывает. Как же всё это омерзительно, стыдно и больно.
Только Паша у нас молодец! Ему всё нипочём.
— Подожди, доченька. Он порвал с ней сразу же. Уволил её. Попросил у тебя прощения. Так ведь? Так, может, вы найдёте способ наладить свои отношения?
Она говорит, а у меня всё шире распахиваются глаза.
— ...Пусть не сразу. Далеко не сразу. Но ты можешь подумать о том, чтобы не рушить свой брак? Дай себе время всё пережить, а потом уже прими решение.
Не верю, что она это говорит. На неё это совсем не похоже. Она не может уговаривать меня простить измену. Кто угодно, но не она!
— Не руби сгоряча. Дай себе время, — продолжает она, поглаживая мою руку.
— Подожди, — нервно отсаживаюсь от неё. У её слов может быть только одно объяснение: — Он что, сам тебе позвонил? Сам всё рассказал, да? Попросил, чтобы ты меня успокоила, да? И ты согласилась?
Она отводит взгляд в сторону, смотрит в окно, на рассеянный свет, порезанный жалюзи на полоски.
— Говори! Мамочка, только не ври мне. Это он, да, это Паша тебе позвонил?
Смущение на лице мамы режет без ножа. Что же ей наговорил этот подонок?
Глаза мамы наполнены тревогой и радостью одновременно. И я всё понимаю ещё до того, как она произносит:
— Ради ребёнка, Алина, ради твоего малыша. Я так счастлива за тебя, дочка.
Она обнимает меня, а я сижу с деревянной спиной. Мне так больно и плохо. Мама успела порадоваться за меня, а теперь придётся её огорчать.
— Сначала он сказал, что ты беременна, а потом, что у вас случилось. Просил прощения, клялся, что этого никогда не повторится. Попросил, чтобы помогла ему вас помирить. Клялся, что будет тебя на руках носить, пылинки сдувать, лишь бы ты доносила.
Как красиво Павел её обработал. У человека прямо паучий талант. Всех использует себе на пользу, всех окрутит и заставит действовать в своих интересах.
Мама вновь берёт меня за руку и повторяет:
— Я не требую, чтобы ты простила его. Только прошу дать себе время. Это важно первую очередь для тебя. Чтобы ты не волновалась лишний раз, чтобы доносила. Развод вытреплет нервы даже самого стойкого человека. Оставь эту мысль. Потом разведёшься или простишь, мало ли как ещё сложится. Сейчас в твоём состоянии этого делать точно нельзя. Алиночка, забудь о случившемся ради малыша.
Она чуть не плачет, а в этот миг я ненавижу так ярко и полно, что будь Павел рядом, порвала бы его на части.
— С той женщиной он не пользовался презервативами. Он не пользовался презервативами, ты меня слышишь, мама?
Её лицо будто окаменевает.
— Нужно срочно делать анализы. — От того, как сильно она вцепилась в меня, становится больно. — Как он мог! — прорывает её. — Если он тебя заразил, если... ребёнок...
Она вскакивает, руки сжимаются в кулаки.
— Вот такой он человек, мама. И ты хочешь, чтобы я простила его?
Мама хватается за голову.
— Такая безответственность... Если ты из-за него заразишься, если потеряешь ребёнка... Нет, с таким человеком жить нельзя. Это развод, ты права.
Больше не могу обманывать. Поднимаюсь на ноги и обнимаю её.
— Нет никакого ребёнка, мама. Я его обманула, — шепчу на ухо.
Мама отшатывается от меня.
— Но зачем? Ты уверена? Он говорил, ты сделала тесты.
— Я их подделала. И чтобы продолжать поддерживать эту легенду, мне нужна твоя помощь.
— Но зачем? — Она в таком шоке. Насколько б легче шёл этот разговор, не опереди меня Павел.
— Он пришёл в нашу жизнь голым и босым, таким и уйдёт. Мне нужно время, чтобы всё организовать, чтобы он не беспокоился. Он не должен думать, что я с ним разведусь. Должен верить, что у меня есть веские причины простить его.
Страшно об этом говорить, но с талантом Павла убеждать, плюс собственные сомнения, и если бы я правда оказалась беременной, то плюс гормоны, мысль о том, что ребёнку нужен отец — и я как миленькая закрыла бы глаза на случившееся.
— И ты права, я бы, наверное, простила его ради ребёнка. А потом всю жизнь думала, он задержался на работе по делу или вновь играет в бигбосса с какой-нибудь идиоткой, не носящей трусов.
Мама шумно вздыхает.
— Ты ведь так любила его.
Пожимаю плечами.
— Разлюблю. Считай, уже разлюбила.
Поднимаю голову и смотрю на неё.
У меня мама такая красавица. В пятьдесят лет ни одного лишнего килограмма, здоровая кожа, ухоженный вид. Прекрасная женщина, замечательный специалист, верный, душевный человек.
Не понимаю, чего этим мужикам не хватает? Как отец мог бросить её, да ещё в таком возрасте?
Она не простила измену. От отца и копейки не взяла при разводе — принципиально наотрез от всего отказалась. Её долю в компании переписали на Павла. И я не препятствовала такому её решению, потому что в то время, когда она страдала, безмозглой бабочкой летала в ванильных облаках.
Даже эту клинику, которую отец хотел ей купить, она не приняла.
И что в итоге — у отца всё в шоколаде, а она с утра до ночи пашет. Он с молодыми развлекается, а она одна. Он при деньгах, а она вынуждена зарабатывать. Он живёт в элитном коттеджном посёлке, в шикарном доме, который она обустраивала, а она — в небольшой квартире, доставшейся ей от родителей.
Она отличный специалист, так что не бедствует. И не будет бедствовать никогда, ведь мы рядом с ней, её дети. Да и отец поможет, если нужно, но дело не в этом.
Разве так хлопают дверью? Разве так заставляют себя уважать?
Она побрезговала взять его деньги, а он этому даже обрадовался. Ничего он не понял! Потом ещё Максу хвастался, мол, какая наша мать — разумная женщина, не стала претендовать на бизнес и собственность. Сказал, учись у меня, вот таких в жёны нужно брать.
Ещё бы он говорил по-другому!
Его всё устраивает! Ему хорошо — а ей как?
К тому же ради нас, её детей, она садится за один стол и с ним. Далеко не так часто, как раньше, но семейные посиделки случаются. И родители разговаривают. Мама — сквозь зубы и нехотя, но всё же как-то общается с тем, кто ей изменил.
Так что же она ему доказала? Где та боль, которую она ему причинила? Где ответный удар?
Он ничего не понял, не оценил её гордый уход. Он мужчина, а мужчин нужно бить по тем местам, которые болят у мужчин. По авторитету, власти, деньгам. И по самоуверенности — чтобы видели, что преданные ими женщины не тоскуют в одиночестве, а находят себе лучших мужчин.
— Ты поможешь мне, мама? Пожалуйста. — В просьбу я вкладываю всю свою душу.
Выражение её лица становится жёстким.
— Будешь притворяться рядом с ним? Сидеть, улыбаться, врать про ребёнка, и всё это ради денег? Тебе утешит, если ты заберёшь его деньги?
— А что, уйти от него, и пусть живёт припеваючи? Управляет нашей компанией и смеётся мне в лицо? Пусть продолжает корчить из себя хозяина жизни? Нет уж. Я лишу его этой возможности. Это единственное, что эти говнюки понимают. Чик-чик, — делаю пальцами ножницы, — и тогда он что-то почувствует. Чем больше отчикаю, тем больше почувствует. Чем меньше у него останется, тем ему будет больней.
— Тебе станет легче, если ему будет больно? — мама невесело улыбается. — Ты в этом уверена?
В кончиках пальцев зудит от желания, чтобы всё решилось как можно быстрей. До вечера ждать не могу. Попрощавшись с мамой, отправляюсь в расположенный неподалёку от офиса пафосный ресторан. Пишу Максу, что жду его на обед, чтобы был обязательно.
«Не кипишуй, систер», — приходит от Макса ответ и гифка с котиком, познавшем дзен.
Иногда мой двадцативосьмилетний брат кажется мальчишкой, так и не вышедшим из подросткового возраста.
По рукам бегут мурашки.
И вот на этого оболтуса я собираюсь сделать главную ставку?
Отвлекаюсь на подошедшего официанта.
— Для начала принесите мне воду со льдом. А вот это и это, — указываю строчки в меню, — подайте, когда за мой столик подсядет мой... м-м... знакомый.
— Конечно, Алина Григорьевна. Всё будет сделано.
Собственное имя в устах другого человека, говорят, звучит музыкой. В данном случае — грохотом барабанов и звоном литавр. Я бы предпочла оставаться неузнанной, чем смотреть на неискреннюю улыбку человека, которого хоть убей не припомню.
Вот же!
Лучше бы я выбрала другой ресторан. И зачем только приехала сюда? Да, близко от офиса, да, из-за дороговизны с сотрудниками здесь не столкнёшься. Но Максим всё равно пешком не пойдёт, мог бы и проехать дальше на пару кварталов.
Медленно выдыхаю. Что это со мной? Ещё ничего не сделала, а чувствую себя параноиком и допускаю ошибки. Ещё и брата назвала знакомым! Если этот парень помнит меня, то Макса тоже вспомнит. Брат здесь бывает даже чаще меня, водит нужных людей на деловые обеды.
Официант приносит воду, и я мило ему улыбаюсь.
Мне б вести мастер-классы «Как на пустом месте почувствовать себя идиоткой».
Спустя сорок минут томительного ожидания появляется Максим. Его трудно не заметить — под два метра ростом, как говорят, косая сажень в плечах. Мальчишеская улыбка на гладко выбритом по-мужски привлекательном лице. Итальянский костюм, дорогие часы и парфюм. Не тот, который я ему последний раз подарила, но тоже хороший.
— Прости, малышка. Переговоры затянулись, — брат обнимает меня, чмокает в щёчку.
— Малышка? Я старше тебя на два года.
— А так и не скажешь. Девушка, вам восемнадцать уже исполнилось? Не верю. Паспорт при вас? — Он садится за стол напротив меня.
Смеюсь, потому что невозможно не поддаться обаянию Макса. И это я, его сестра. С девушками он ведёт себя ещё смелей и напористей, на максимум включает умение очаровать. Он словно солнце — со светлыми, слегка длинноватыми, художественно растрёпанными волосами, блестящими серыми глазами и сияющей улыбкой.
Ощущение тепла и света тускнеет, когда улыбка стекает с его лица.
Макс подаётся вперёд, накрывает мою руку ладонью.
— Ну как ты? Вижу, что держишься. И всё равно, когда я смотрю на тебя, мне хочется кое-кому оторвать голову.
— Макс.
— Знаю, сейчас ты начнёшь меня уговаривать простить твоего мужа-подонка, обо всём позабыть. Вы, женщины, такие... — Он смотрит в сторону, качает головой. Желваки ходят у него на лице. — Из вас верёвки вить можно. Вечные всепрощалки.
Если он хотел меня уколоть, то у него получилось. Даже несмотря на то, что я не собираюсь прощать.
— И это говоришь ты, братишка? Ты ведёшь счёт своим девушкам? Может, просветишь, сколько братьев или отцов этих девчонок скрипят зубами и мечтают открутить тебе голову?
Он криво усмехается.
— Между мной и твоим мужем есть разница. Ни на одной из своих пчёлок я не женился, ни одной ничего не обещал. А он клялся, при мне клялся, при наших родителях, при двух сотнях гостей, что будет верен тебе. Он взял на себя обязательства сделать тебя счастливой и всё бездарно просрал.
Нам приносят еду. Брату — большой стейк и молодой картофель, жареный в сливочном масле, мне — салат без заправки. Макс с удовольствием съест заказанную еду, а я к своему блюду вряд ли прикоснусь. Желудок сжимается перед важным разговором, и о том, чтобы что-то жевать, я даже думать не могу.
Максим всё ещё злится.
— И ты его, кретина такого, хочешь простить? В офисе только и разговоров о той ненормальной и скандале, который она устроила. Слухи ползут по этажам, могут и в сеть попасть.
Закусываю губу.
Ну, нет или да. Мне нужно решить, втягивать ли в свои планы моего младшего брата.
— А что бы ты сделал на моём месте?
Макс торопливо прожёвывает кусок сочного мяса. Вытирает салфеткой влажно блестящий рот.
— Я бы его, суку, в лес вывез и там закопал.
Как кардинально. Мысль привлекательная, но только как картинка. Павел страшно передо мной виноват, но убивать его — это уже слишком.
— А если серьёзно? — спрашиваю и смотрю брату прямо в глаза.
Брови Макса сходятся у переносицы. Брат смотрит на меня внимательно, словно видит перед собой незнакомку.
— Подожди. Так ты что, позвала меня не для того, чтобы уговаривать ничего с ним не делать?
В горле становится ком.
Максим моего Павла, мягко говоря, недолюбливает, и для этого есть масса причин, большая часть из которых — моих рук дело. Это я толкала Павла наверх, задвигая вниз своего брата. Выбирала мужа во всём, продвигала, поддерживала. Голосовала за него, а не за брата на каждом собрании собственников. И Максим годами, как злой пёс, сидел на крепкой цепи братской привязанности и вторых ролей в нашей компании.
То, что я собираюсь сделать сейчас — к своей мести добавить месть брата вечному сопернику и конкуренту.
Сомнения гложут, как голодные пираньи.
— Подожди.
Беру телефон, открываю восстановленные фотографии. Смотрю, медленно пролистывая, останавливаюсь на самых мерзких моментах интимной близости моего мужа и секретарши. Верней сказать — не интимной, а общественной, выставленной напоказ, как например, когда он имеет её у стеклянной стены.
Максим, к моему удивлению, молчит. Мог бы что-то спрашивать, торопить, он не из терпеливых. Но сейчас брат словно понимает, что мне нужна эта пауза. Я должна подпитать решимость ещё одной дозой обиды и ненависти.
Павел наклоняется и целует меня в щеку. Прикрываю глаза, в то время как тело будто окаменевает.
— Привет, дорогая.
Голова совершенно пустая. Лихорадочно роюсь в памяти.
О чём именно мы с братом говорили за пару минут до его появления? Тема понятна. Но какими словами? Я произносила слово «развод»?
Проклятье! Волнение зашкаливает до красных значений.
Макс привстаёт, чтобы пожать Павлу руку.
Встречаюсь с братом глазами. Он улыбается, мол, всё путём, успокойся.
Да если бы я могла!
Над столиком сгущается невидимая туча. Давит. Мне становится сложно дышать.
— Не помешаю? — невозмутимо спрашивает Павел.
— Нет, конечно. Пообедай с нами, — натянуто улыбаюсь.
К нашему столу придвигают дополнительный стул, приносят приборы. Пока официант суетится, все, как рыбы, молчат. Одна акула, второй — ухмыляющийся дельфин-переросток, и я — выброшенная на берег плотва.
— Мясо с кровью и овощи на гриле, немного, — севший между мной и Максом Павел отмахивается от меню. — Воду и чёрный кофе. И не мешайте нашему разговору.
Официант уходит.
Павел откидывается на спинку кресла и внимательно смотрит на нас. Замечает, что я даже не притронулась к салату.
— Я приехала сюда не ради обеда, — отвечаю на неудобный вопрос.
— А ради чего?
Павел ведёт себя значительно жёстче, чем утром и накануне. Выражение лица, тон голоса — он и не думает скрывать, что наша с Максом встреча ему не нравится.
— Пожаловаться на горькую долю обманутой жены, — говорю честно.
— А ты что? — Павел поворачивается к Максу.
— А я слушаю свою сестру и планирую всё же тебе морду набить.
Павел смеётся.
— Ну попробуй, только в спортзале. Ты хороший спарринг-партнёр, дополнительная тренировка по боксу пойдёт нам обоим на пользу.
Макс отзеркаливает улыбку.
— Договорились. Тогда сегодня сразу после работы.
— Так быстро?
— А что зря время тянуть? Предпочитаю разбираться по горячим следам.
Павел хмыкает.
— Это ваша семейная черта. Алина тоже решает быстро, когда лучше бы сначала остыть, дать себе время всё обдумать и только потом принимать решение, что делать.
Он точно услышал про то, что я хочу избавиться от него!
— Ты на что-то намекаешь? — поворачиваюсь к нему.
— Зачем намекать? Говорю прямо, — Павел широко улыбается, но взгляд остаётся холодным, — что тебе не стоило настраивать брата против меня.
Медленно выдыхаю. Ничего он не слышал.
— Почему ты решил, что я настраиваю Макса против тебя? Наоборот. Я приехала сюда, чтобы успокоить его. Чтобы он случайно, — и тут я повторяю за Максом слово в слово, — морду тебе не набил.
Павел морщится. Ему не нравится, когда я использую грубую лексику. Особенно, когда она полностью оправдана его скотским поведением.
Мою фразу он использует себе на пользу.
— Приятно, что ты так сильно беспокоишься обо мне, любимая.
Он целует кончики моих пальцев, и я прикусываю щеку изнутри. Хочется сбежать, но я остаюсь на месте и делаю вид, что всё хорошо. Что меня не выворачивает наизнанку от того, что он рядом со мной. Его самоуверенность до безумия бесит.
— С другой стороны, ты настолько не веришь, что я могу себя защитить? Считаешь, сам не могу поговорить с твоим братом, что тебе надо приезжать сюда в середине дня и пытаться его успокоить? Ты настолько не веришь в мою способность вести переговоры?
Уверена, если бы мы были наедине, Павел не задавал бы этих вопросов и тем более таким тоном, словно я неразумный ребёнок. Но здесь Макс, и Павел делает всё, чтобы показать другому мужчине, пусть и этот мужчина мой брат, что я, как его жена, нахожусь под его полным контролем. Режим «идеального мужа» сменился на «я тут главный».
— Мне показалось, что поговорить с Максимом надо. Его эта ситуация тоже задела, он ведь мой брат, а об измене его сестре в офисе не говорит только ленивый.
Павел жёстко усмехается.
— Ты хотела сказать: только умный. Те, кто обсуждают то, что их вообще не касается — люди, мягко говоря, неумные. А таким в нашей компании не место.
Он достаёт телефон и что-то быстро набирает.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, наблюдая за тем, как муж отправляет кому-то сообщение.
— Всего лишь рассылку по корпоративной почте, что все вопросы по поводу увольнения Кристины Ивашовой можно задать мне лично в индивидуальном порядке. Кто с этим не согласен, может писать заявление на увольнение.
Макс приподнимает брови, но не произносит ни слова.
Приходится говорить мне:
— Но разве после такой рассылки не станут ещё больше болтать?
Павел мягко мне улыбается и берёт за руку.
— Все замолчат, потому что знают — я всегда выполняю свои обещания. Дураков, которые позволяют себе шушукаться у меня за спиной, в компании давно нет.
Киваю.
— Да, ты прав. В компании, видно, остались одни расчётливые бездушные умники. Иначе я бы давно узнала, что мне наставляют рога.
Павел двигает нижней челюстью.
— Алина, я прошу тебя, не будь ребёнком. Что случилось, то случилось. Мы живём дальше, работаем, чтобы у нас с тобой всё было хорошо. А не ковыряемся в ране ржавым гвоздём, пользуясь любым поводом.
И всё это он говорит в присутствии моего брата — чтобы мне захотелось сгореть от стыда. Ему-то не стыдно. Он «работает». Для него «что случилось, то случилось».
— Паша, может, как-то полегче? — вмешивается Макс угрожающим тоном. — Разве моя сестра заслужила этот наезд?
И я понимаю, что всё, сейчас начнётся настоящая ссора, и весь мой план полетит к чертям.
Необходимо остановить брата до того, как он нам всё дело испортит. Поворачиваюсь к нему.
— А ты? — нападаю, будто злая оса. — Почему ты мне ничего не сказал?
От неожиданности Макс давится воздухом.
— Но я ничего не знал, — хрипит он. — Алин, ты чего?
— Ага! Так я тебе и поверила! Всё ты знал. Это уже вечность длится, ты должен был замечать! Тем более что это твоя девушка, ты сам говорил!
Резко поднимаюсь на ноги, стул с противным скрипом проезжается по полу. Жаль, кричу не на того. Зато не играю — эмоций хоть отбавляй. Стоит только чуть отпустить вожжи, и всё, я уже на коне, готова всех убивать.
— Это ты её привёл в компанию, она твоя протеже! Это ты во всём виноват!
Резко разворачиваюсь и, прижимая руку ко рту, бегу в сторону туалетов. Слышу шаги за спиной и зовущий меня голос Макса.
Брат догоняет ближе к выходу из зала, хватает меня за плечо.
— Ты чего, Линка? Совсем сдурела?
Поворачиваюсь к нему, отталкиваю от себя. Поверх плеча Макса замечаю, что Павел с интересом за нами наблюдает.
— Пусть думает, что я злюсь на тебя, — смотрю Максу в глаза. — На него же нельзя орать, сам понимаешь. Я его как бы простила, так что придётся тебе поработать громоотводом.
Брат усмехается.
— Он не дал нам толком поговорить, — продолжаю торопливо. — Ты подумай пока, что мы можем сделать с компанией, как вынудить его уйти. И я тоже подумаю.
— Да, встретимся, всё обсудим.
— Только не в ресторане, а то здесь...
Краем глаза замечаю входящего в двери человека — и смотрю на него уже внимательней. Нет, вы только подумайте — сам Руслан Разумовский. Ну что за день!
— ...прямо проходной двор какой-то.
Брат тоже оглядывается. На его лице появляется широкая улыбка, а я морщусь, как от зубной боли.
— О, Русланчик пожаловал. Он уже пару месяцев в городе, ты знаешь?
Качаю головой, а Макс улыбается и хитро смотрит на меня.
— Всё ещё на него злишься или уже простила? Он теперь чертовски хороший юрист.
— Если ты думаешь подключить его к нашему делу, то только через мой труп!
Руслан меня замечает, кивает, а я быстро отворачиваюсь и ухожу.
Разумовский — мой бывший. Мы с детства знакомы. Встречались со школы, потом поступили в один университет. Сходились и расходились, чтобы спустя время вновь начать встречаться. Всё закончилось, когда я выбирала приглашения на свадьбу, а он мне изменил.
Выбранные приглашения пригодились — и полгода не прошло, как я вышла замуж за Павла. Поменяла шило на мыло, не догадываясь об этом до вчерашнего дня.
Бывший жених и будущий бывший муж даже внешне похожи. Первый изменил с моей в то время лучшей подругой, второй — с секретаршей.
Какая у меня всё же банальная жизнь.
Задерживаюсь в туалете, поправляю макияж, изображаю лёгкую синеву под глазами.
Что ж, муж с братом, наверное, уже поели, а я могу возвращаться с историей, как меня, бедненькую, мучает токсикоз. И гормоны шалят, потому я стала такой несдержанной. Держаться этой темы и ни шагу в сторону.
Захожу в зал. Чудо, что не упала от представшей взгляду картины. В чём-то я, наверное, сильно нагрешила, раз теперь и Руслан сидит за нашим столом.
Мужчины поднимаются, когда я подхожу к своему месту.
Из-за небольшого размера стола мне придётся сидеть слишком близко к обоим предателям. Смотрю на стоящего напротив Макса, а тот улыбается, явно довольный проделкой.
Спрашиваю глазами: зачем?
— Смотри, какие люди в городе, кто, наконец-то, вернулся, — восклицает Макс с широкой улыбкой, указывая на Руслана.
А этот — почему согласился к нам присоединиться? Ему-то зачем этот цирк?
— Алина, вечность не виделись, — Руслан берёт меня за руку, другой касается моего плеча. Это почти объятия, пусть и краткие. — Какой ты красавицей стала. Глаз не отвести.
Его взгляд обжигает, как и прикосновения. Он ведёт себя так, будто мы расстались друзьями, а не взаимно клялись друг друга убить при следующей встрече. Какого чёрта Разумовский строит из себя непонятно кого?
Сажусь, и мужчины тоже садятся. Теперь и слева, и справа от меня — давящие на психику раздражители.
Бросаю взгляд на ухмыляющегося Макса. Его рук дело, это понятно. Но что он наговорил Руслану, какую затеял игру?
Про Павла совершенно забываю — и зря.
Муж задаёт Руслану вопрос, причём таким тоном, что мне становится дурно.
— А что, когда вы встречались, моя жена в твоих глазах красавицей не была?
— Алина с рождения красавица. — Руслан поворачивается ко мне. — Не замечать твою красоту мог только слепой дурак, не ценящий своего счастья. Года идут, и я прозрел и поумнел.
Павел не может оставить за другим последнее слово.
— Это вряд ли, раз пытаешься приставать к чужой жене при её муже.
Не могу поверить тому, что слышу. Что за нарочитая ревность?
— Расслабься уже. Это всего лишь комплимент твоей прекрасной жене и признание, что я завидую тебе, Паша.
Руслан тоже ведёт себя странно. Что за «Паша»? Они что, друзья?
— Как откровенно, Рус. В суде ты ведёшь себя так же? Мне начать подозревать, что твой отец, когда посоветовал взять тебя ведущим юристом по делу «Экзонтэ», подложил нам свинью?
У Разумовского-старшего солидная юридическая фирма. Они с отцом — давние друзья. И даже когда мы с Русланом разбежались, «Дмитрий Разумовский и партнёры» остались теми, с кем сотрудничает наша компания.
— Мой отец зря кого не советует, — с нажимом в голосе отвечает Руслан.
Беру бокал с холодной водой. Им бы тоже не помешало охладиться. Обоим, судя по тем взглядам, которыми они обмениваются.
— Весь внимание, — говорит Павел. — Объясни, почему он порекомендовал своего сына, а не Краснова, к примеру?
У Руслана, разумеется, есть что ответить. Возможно, его небольшая речь об успехах и достижениях предназначена и для меня.
Зря старается, от меня не стоит ждать ни аплодисментов, ни поздравлений. То, что Руслан стал старшим партнёром в юридической фирме его отца, закономерно. Хотя, конечно, Дмитрий Сергеевич не стал бы повышать сына незаслуженно. Несостоявшийся свёкор — человек старой закалки. На похвалы скуп, а вот разнос может такой утроить, что годами сказанное не можешь забыть.
Я едва вытерпела дорогу домой. Села сзади, а не рядом с мужем, как обычно. После глупой ссоры на стоянке в пути мы больше молчали, но мне одного его присутствия рядом хватало, чтобы внутри всё продолжало кипеть.
Ревность его идиотская, вот к чему это? Сам изменил, а обвиняет меня! И в чём — что я снова связалась с Русланом? Как будто не знает меня, как будто я на это способна!
Просто. Нет. Слов.
Но хуже всего его самообладание. Меня всё ещё разрывает от бешенства, а он уже абсолютно спокоен.
Не поленился вместе со мной подняться наверх. Дверь в квартиру открыл, будто я сама не в состоянии воспользоваться ключами.
— Отдохни от меня, милая, — сказал на прощание.
Я так удивилась его признанию в том, что не кто-то другой, а именно он доводит меня, что не успела увернуться, и Павел поцеловал меня в щёку.
— Буду на час-полтора позже обычного. Вправлю мозги твоему братцу, и сразу вернусь.
Скрестила пальцы на удачу, чтобы это Макс кое-кому вправил мозги. Набрала сообщение брату:
«удачи в бою».
Почти сразу же получаю ответ:
«спасибки. с удовольствием надеру ему зад. верь в меня, систер».
Пусть мой брат и общается, как восьмилетка, я верю ему.
Обхожу квартиру. Присматриваюсь, пытаюсь представить, как живу здесь без Павла. Два этажа, слишком много пространства для одного человека. Хотя почему я решила, что буду одна?
Другого на месте Павла сложно представить. Но допустим... Нет, это какой-то сюр — привести другого мужчину в дом, где жила с первым мужем, где всё наполнено воспоминаниями. И что это за мужчина, который согласится жить в квартире, доставшейся женщине после раздела имущества?
Придётся квартиру продать. Жаль, конечно, ведь здесь не только планировка, но и каждая вещь выбрана с особой тщательностью и любовью. Продажа — долгий процесс, если не отдавать с большой скидкой. Жить здесь, пока продаём — а ведь Павел из принципа не уйдёт — тоже не вариант.
Может, что-то присмотреть себе заранее, арендовать?
Открываю шкафы. Сколько же здесь вещей, одежда и обувь, постель, разные мелочи — сколько всего! А ещё посуда, всякие вилки и ложки, безделушки, картины, бытовая техника. Всё это тоже придётся с собой забирать. Складывать, перевозить, заново раскладывать... Помня предыдущий переезд — да я взвою.
А потом из съёмной квартиры придётся ехать со всем тем же скарбом в свою. Снова всё собирать, потом жить на коробках.
Лучше сразу квартиру купить. Оформить, понятно, не на себя. На маму, к примеру. Или на Витку. Да и Макс согласится.
Всё, решено. Покупаю квартиру. Только деньги, конечно, нужны.
Что-то есть у нас на счетах, в том числе на моих личных. Если не смогу грамотно вывести — попрошу папу, он точно поможет. Не он, так Макс поможет и Вита, но квартиру я точно куплю.
Можно, в конце концов, ипотеку оформить. На первый взнос деньги точно найдутся. А там будет развод, и я всё досрочно закрою, чтобы не влипать в многолетнюю кабалу.
Захожу в кабинет. Он больше мой, а не Павла, так как я нередко работаю из дома. Но Павел им тоже пользуется, хорошо знает, где и что лежит.
Всё нужное собрано в папке «Важное».
Открываю её. Делаю копии правоустанавливающих документов на квартиру, машины. Достаю свидетельство о браке. Долго смотрю на него, но в итоге всего лишь фотографирую документ и возвращаю на место. Заберу в нужное время или сделаю новое — куда хуже будет, если Павел проверит и, не найдя, насторожится.
Сажусь за компьютер.
Хочется уже начать искать квартиру, но решаю для начала просмотреть выписки по общим с Павлом счетам. Заодно ищу необычные траты. Сначала взгляд цепляется за крупные суммы, но все они находят своё объяснение.
Тратим мы много, и всё на какие-то мелочи. Вместе всё складывается в более чем приличные суммы. И так каждый месяц.
Постепенно замечаю: Павел что-то зачастил в строительные магазины. Покупает там каждую неделю, и не по одному разу. Суммы некрупные, но в целом наводят на подозрения.
Наша квартира находится в идеальном состоянии, ей не нужен ремонт.
Очевидный ответ — ремонт ведётся в другом месте. Не здесь.
Встаю из-за стола. Кровь приливает к голове.
У меня под носом муж делает в квартире любовницы ремонт. Или в квартире, которую купил для любовницы.
Ну это же очевидно! Его мать живёт в другом городе. Сестёр и братьев у Павла нет.
Это для Кристины он так расстарался? Или у него есть ещё и другая?
Даже не знаю, что хуже. Либо Павел всерьёз увлёкся такой, как Кристина, либо что мне досталась роль любимой жены при целом гареме других, требующих на себя трат и вложений.
Чтобы прийти в себя, требуется пара минут. Пальцы становятся как ледышки, желудок превращается в ноющий от боли судорожно сжатый комок. К горлу подкатывает, и я дышу так осторожно, будто внутри меня тикает бомба.
Наконец чуть отпускает.
Чищу историю браузера и, выключив компьютер, иду в спальню. Достаю из аптечки снотворное — довольное сильное, мне его выписал врач.
Сегодня Павел придёт уставшим и голодным после тренировки. В любом случае, даже если где-нибудь перекусит, от форели на гриле со сливочным соусом ни за что не откажется. Так что мудрая женушка-всепрощайка накормит муженька вкусным ужином. А злобная фурия добавит в еду или напитки пару таблеток снотворного.
Не ради мести, конечно, а чтобы без риска и спешки исследовать телефон неверного мужа и навигатор в машине. И данные с регистратора тоже будет неплохо скопировать и просмотреть.
Пока готовлю, курьер приносит цветы. Тёмно-бордовые розы, которые я терпеть не могу. Удивительно даже, что Павел — всезнающий и внимательный, будто выпускник школы ФСБ — допустил такую оплошность.
Выбросить букет или нет?
Смотрю на лишённую головы рыбу, лежащую на столе. Если я хочу накормить Павла ужином со специальной добавкой, то полная глупость — заранее давать повод для ссоры.
Сначала всё идёт прекрасно. Я улыбаюсь мужу вполне натурально. На его лице ссадины, над левой бровью белеет пластырь. В сердце ничего даже не ёкает, и я старательно скрываю злорадство. Забираю из его рук чудесные чайные розы и утыкаюсь в них лицом, пережидая приступ отчаянной злости.
Он поднимается наверх и спустя четверть часа возвращается в белой футболке и светлых джинсах, с влажными волосами. Несмотря на небольшие травмы, полученные в спортзале, Павел насвистывает и, как он выразился, мог бы сейчас съесть целую лошадь.
В столовой его ждёт рыба со специальной добавкой, и ради неё я терплю и предательские объятия, и поцелуй в щёчку.
— Спасибо, милая, что даешь нам шанс всё наладить, — воркует он на ушко и, когда мы заходим в столовую, отодвигает для меня стул.
А затем Павел видит цветы. А я неудачно шучу про то, что одаривая меня шикарными букетами по три раза в день, он делает флористов богатыми.
Итог стремительно развивающейся ссоры — бордовые розы оказываются в мусорном ведре. Форель и специальная добавка со снотворными таблетками отправляются туда же. Вечер безнадёжно испорчен, как и мои планы.
Сижу в гостиной на диване, скрестив руки на груди, положив ногу на ногу. Выслушиваю лютый бред, который Павел щедро вываливает на меня.
Возникает чёткое ощущение попадания под зловонный поток из машины ассенизаторов. Муж не опускается до бранных слов. Хватает и тона, чтобы я ощутила себя утонувшей по горло в выгребной яме.
— Я как увидел, как ты на него смотришь, сразу всё понял. Этот человек для тебя не в прошлом, нет. Сколько страсти, какое там прошлое! Да и ты для него не забытая бывшая. Он тебя глазами только что не облизал. И ты позволила, у меня на глазах разрешила ему к себе прикасаться! Меня только одно интересует — как давно вы вместе, что он тебе цветы посылает? Сколько раз ты его приводила в наш дом?
Отвечать бесполезно — он слышит только себя. Всё не может успокоиться. Мечется по гостиной взад-вперёд, будто тигр в клетке, и на меня — на меня! — обрушиваются обвинения в измене, во флирте с другим, в жестокой игре.
Он ещё не определился, что именно я сделала. Но, что бы ни сделала — перед ним, святым, виновата.
Понимаю, это такая игра. Обвинить жертву, заставить оправдываться. Поддамся — и всё, окажусь вновь у него под контролем.
Ему — чёрт его подери! — хватает цветов, чтобы сделать далеко идущие выводы.
— Не придумывай. Не мерь меня по себе! — не выдерживаю.
Он останавливается напротив меня, наклоняется вперёд. Лицо красное, почти уродливое из-за владеющей им злости.
— Я не приводил в наш дом никого! А вот ты? Объясни, откуда у него наш адрес?
Следы ссадин, оставленные усилиями моего брата, становятся менее заметными. Мимика такая активная, что недавно повреждённая бровь начинает кровить.
Максим молодец, но только в том, что начистил физиономию Павлу. В остальном повёл себя дурак дураком. Ну вот зачем он сказал мой новый адрес Руслану?
Если бы не эти дурацкие розы, я бы отыграла роль мудрой жёнушки на отлично и получила доступ к телефону и другим гаджетам Павла. А теперь мне приходится выслушивать вот это всё, хотя хочется одного — оказаться от предателя на расстоянии тысячи километров. Больше не видеть его, не слышать, не знать — забыть, будто дурной сон.
Боже, разве я так много хочу? Только стереть весь этот кошмар из своей жизни.
— Как давно вы вместе? Как долго встречаетесь у меня за спиной? Говори, Алина!
Он спрашивает уже раз в десятый. Обвиняет в том, что делал сам! Держусь из последних сил.
— Ты бредишь, родной. — Голос спокойный, но внутри меня потряхивает.
И ведь знаю, что он играет ревнивого мужа. Всего лишь воспользовался ситуацией. Как в ресторане, когда на стоянке мне устроил допрос.
Виню себя только в том, что прокололась.
Проклятый букет! И ведь, когда увидела бордовые розы, мелькнула догадка, что Павел не позволил бы себе так ошибиться.
Он знает мои вкусы и то, чем они обусловлены.
Сейчас я ненавижу бордовые розы так же сильно, как когда-то любила. Мне их Руслан всегда дарил. Когда вскрылось его предательство, я на них смотреть не могла. А он ещё и добавил огня — сделал романтический жест к примирению, для чего скупил их чуть ли не во всём городе.
Я тогда жила в родительском доме. Вышла утром на крыльцо, а вся дорожка до калитки заставлена вазами с розами. Прошла мимо цветов — а на асфальте перед нашими воротами огромными белыми буквами надпись: «Прости меня! Я люблю тебя», и три восклицательных знака.
Следы этой чёртовой надписи до сих пор видны на асфальте, потому что Руслан у нас молодец. Не только на цветы не поскупился, но и для своих художеств не поленился найти специальную краску для нанесения дорожной разметки.
Павел хватает меня за плечи и рычит в лицо:
— Признайся! Ты меня разлюбила и снова связалась с этим подонком!
Терпение лопается, и я яростно отталкиваю от себя нависающую фигуру. Попадаю по месту удара, и только потому муж отступает.
— Хватит уже нести бред. — Встаю, и он распрямляется тоже. Мы смотрим друг другу в глаза. — Можешь точно так же назвать и себя.
— Это кем же? Подонком? Уверена, родная?
— А чем ты лучше его? Ты изменил, и он изменил. Он был моим женихом и давним другом, которому я доверяла. А ты — мужем, и я тоже тебе доверяла. А теперь ты всё выворачиваешь наизнанку и обвиняешь меня. Думаешь, я не понимаю, что ты творишь? Я, по-твоему, такая тупая? Ты делаешь из мухи слона, приравниваешь паршивый букет к себе со спущёнными штанами и стонущей любовницей на столе. Наше с Русланом дружеское объятие в момент встречи спустя годы равно тому, чем ты занимался с любовницей на тех фотографиях? Я тебе что, идиотка, чтобы верить в цирк с конями, который ты тут мне устроил? Ревнует он, ну надо же!
Меня уносит, злость прорывается в голосе, руки сжимаются в кулаки. Игра рушится, потому что ну невозможно сдержаться после всех этих криков!
Моя должность в компании называется директор по развитию. Нет необходимости ходить в офис с девяти до шести, но свободный график и статус совладельца не означают полное отсутствие реальной работы. Пока я проживаю семейную драму, мои проекты стоят. Почтовый ящик и мессенджеры рабочего телефона завалены сообщениями.
Не могу ни на чём сосредоточиться. То засыпаю над клавиатурой, то туплю, глядя в окно.
Ещё только полдень, а я чудовищно, дико устала.
Павел вновь настоял на том, чтобы мы спали вместе. Лежал на своей половине кровати, не пересекал выросшей между нами невидимой стены. Но из-за одного только его дыхания рядом я полночи не могла уснуть. Каждый раз, когда он поворачивался, замирала, дыша через раз.
Наконец, часа в три утра встав по нужде, догадалась не возвращаться назад. Спустилась вниз, устроилась на диване в гостиной. Сон пришёл почти сразу. И я бы выспалась, вот только Павел решил отнести меня наверх на руках.
Мы чуть не упали с лестницы, когда я, не разобравшись со сна, начала вырываться. Накричала на него. И всё равно он умудрился донести меня до нашей кровати.
В теории все эти ношения на руках романтичны, на практике — у меня на голени теперь заметный синяк. Ударилась ногой о балясину, чего не было бы, если бы мне дали спокойно доспать в том месте, где я чувствовала себя в безопасности. Ещё и нервы ни к чёрту.
Рабочий телефон беззвучно вибрирует. На экране высвечивается: «Андрей Вячеславович Рублёв, важно».
Чёрт. Я обещала ему позвонить, но на фоне измены всё остальное вылетело из головы.
В некотором смысле, это Рублёв виноват, что я всё узнала. Ловушка секретарши могла захлопнуться в любой другой день, но так совпало, что именно после предыдущего разговора с Рублёвым я вне себя от счастья полетела сообщать мужу, что всё, наконец, получилось!
Полгода аккуратного окучивания Рублёва обещают окупиться огромным кушем. Работая с ним, мы выходим на крупные госзаказы. А это иной уровень, совершенно другие объёмы, доходы, возможности. Конечно, доля, которую Рублёв потребовал за протекцию, весомая, но мы в состоянии её потянуть.
И всё это остаётся, только никакой радости больше нет.
— Да, мы уже начали внутреннее обсуждение, Андрей Вячеславович. Сами понимаете, семейный бизнес, такие вопросы, как изменение состава владельцев, требуют много согласований.
— Конечно-конечно, я всё понимаю, Алина Григорьевна. И всё же, как человек с опытом, скажу, что компаниям для развития требуется свежая кровь. И чем раньше она вольётся в ваш бизнес, тем лучше.
Рублёв человек немолодой, осторожный, как старый пескарь, лишнего слова не скажет, подстраховывается во всём. Все наши разговоры по телефону звучат, будто я консультируюсь у него по поводу развития бизнеса. Лицом к лицу он более откровенен, и то выражается витиевато. Рублёв хочет получить долю в нашей компании, разумеется, оформленную не на себя.
Откат в качестве дивидендов его устраивает больше, чем мутные схемы с наличными или оффшоры. Решение сложное, но, когда мы заранее обсуждали такую вероятность с отцом, он согласился, что вариант ввода нового совладельца в бизнес возможен.
— Как и обещал, я направлю к вам одного человека, — говорит Рублёв. — Деньги у него водятся, инвестирует крупно. Если сумеете его зацепить, рост вам обеспечен.
Благодарю за консультацию и помощь, и разговор завершается.
Смотрю в одну точку, постукиваю карандашом по столу. Судьба, конечно, подбрасывает редкий случай и прямо в масть. Будет собрание по поводу ввода нового совладельца и изменения долей. Заодно и руководство компанией можно пересмотреть. И не только ввести нового совладельца, но и прежнего исключить — если хорошо постараться и поработать с юристами.
Павел, конечно, руками, ногами и зубами вцепится в своё место. Но ведь его на период изменений в компании можно отвлечь? Заставить нервничать — к примеру, из-за придуманного ребёнка. Или фальшивой измены жены — пусть его потрясёт так, как меня трясёт и выкручивает эти дни. Или, наоборот, устроить ему второй медовый месяц, увезя на белые острова к лазурным морям, а уже оттуда дать отмашку на проведение собрания?
Становится холодно из-за собственных мыслей, и я нервно ёжусь.
Но Павел полностью и абсолютно заслужил своё наказание! Почему же меня кусает совесть за то, что я хочу причинить ему точно такую же боль? Потоптаться по его болевым точкам, как он прошёлся по мне — это же справедливо!
Подхожу к окну, всё ещё раздумывая над пришедшими в голову идеями.
Раскрыть на суде то, что Павел тратился на любовницу, пусть даже купил ей квартиру, а не только сделал ремонт — всё это мелочи, по сравнению с бизнесом. Куда дороже стоит доля в компании и должность генерального директора, которых он в итоге лишится, если я решусь сделать то, что задумала.
Опускаю взгляд вниз.
На плитке перед входом в подъезд огромными буквами в несколько рядов белеет надпись: «Я всё ещё люблю тебя, Алина», и три восклицательных знака.
Чёртов Руслан! Что за игры?
Хватаю личный телефон, достаю номер из чёрного списка. Сейчас он мне всё объяснит!
За прошедшее время Руслан мог сменить номер, но нет, мне везёт. Спустя два гудка из динамика раздаётся его голос, и в тот же миг понимаю, что поддалась на провокацию и повела себя именно так, как он и хотел.
Сбрасываю звонок.
Руслан немедленно перезванивает. На экране высвечивается название контакта «Даже не думай».
Я и не думаю. Меня ведут поднявшиеся с самого дна души чувства.
Этот человек мало того, что предал меня, так ещё и, пытаясь прогнуть под себя, едва не убил. Вспоминаю, как лежала в больнице, и по спине идёт холодок. На нём — ни царапинки, а я вышла из устроенной им аварии с проломленной головой.
Дело замяли — Дмитрий Сергеевич расстарался ради сыночка. Аварию представили как несчастный случай из-за машины, по техническим причинам потерявшей управление. Не стали выяснять, как мы глухой ночью оказались на трассе, и добровольно ли я согласилась куда-то ехать с бывшим, который мне изменил.
Невозможно забыть горящий бешенством взгляд Руслана в ответ на моё: «Ты никогда меня не вернёшь». Он явно хотел убить нас обоих, когда на психе выкрутил руль.
Мы врезались в дерево на большой скорости.
Руслана спасли ремни безопасности, а я к тому времени их отстегнула. Планировала выпрыгнуть из машины этого психа — и чуть не пробила головой лобовое стекло.
Нельзя с ним говорить. Алина, даже не думай!
Вибрация прекращается, и я выдыхаю.
Сейчас наймёшь кого-нибудь, чтобы закрасили надпись. Вот так это надо решать, а не разговорами с психованным бывшим. Цветы, бельё, надписи под подъездом — тридцать лет человеку, а он ведёт себя как подросток.
Дмитрий Сергеевич клятвенно обещал разобраться с сыном так, чтобы мне больше не приходилось беспокоиться из-за него. Мой отец тоже просил не ломать парню жизнь, и я сдалась — забрала заявления из полиции и прокуратуры.
Руслан уехал из города, и всё стало тихо. Но стоило ему вернуться, и его давний психоз — без всяких сомнений — вновь обострился.
Может, с несостоявшимся свёкром поговорить? Предупредить, что его сын снова ведёт себя неадекватно. Попросить помощи и защиты.
На экране телефона появляется фотография Макса и надпись «Любимый братишка», и, шумно выдохнув, я принимаю звонок.
— Привет, сестрёнка. Как ты? — спрашивает брат, но не даёт вставить ни слова. — Слушай, тут кое-кто хочет с тобой поговорить. А то до тебя не дозвониться.
Короткая пауза, небольшой шум, и я слышу голос Руслана.
— Здравствуй, Алина.
Вот чёрт. Зря я помалкивала о причинах аварии. Иначе брат знал бы, что от Руслана надо держаться подальше, а не вёл себя так, будто все мы снова друзья.
— Ты мне звонила. Что-то случилось, что ты достала мой номер из чёрного списка?
Сердце колотится, и руки становятся влажными. Но я могу с этим справиться.
Начну с Руслана, затем позвоню его отцу. Преследование нужно останавливать сразу, пока до ударов машиной о дерево не дошло.
— Прекрати это немедленно, слышишь? Я серьёзно. Ждать не буду, пожалуюсь твоему отцу.
— О чём ты? Что я тебе сделал такого?
— Ты издеваешься? Вчера цветы и бельё, сегодня признания под подъездом. Завтра мне чего ждать — похищения?
Он не признаётся. Твердит, что это не он! Мы спорим, потом я понимаю, что зря трачу время, и сбрасываю звонок.
Макс и Руслан по очереди пытаются до меня дозвониться — отправляю в чёрный список обоих.
Звоню Дмитрию Сергеевичу на личный номер, но меня выкидывает на: «Оставьте своё сообщение». Обычное дело для практикующего юриста в это время дня. Мало ли где он может быть — на встрече с клиентом, совещании или в зале суда.
— Пожалуйста, перезвоните мне, Дмитрий Сергеевич. Это важно. Дело касается вашего сына.
Работа снова стоит. Из рук всё валится, и я отправляюсь на кухню. Есть вряд ли смогу, но что-нибудь тёплое выпить — необходимо. А ещё посмотреть на котиков и щенков. Они лучшее лекарство, когда не только желудок, но и всё тело становится одним большим комком нервов.
Давно я не касалась той истории. Мне казалось, я её проработала. Отпустила и забыла. А теперь, словно дамбу прорвало, всё вспоминаю в подробностях.
— Ты мне просто скажи, чего тебе не хватало? Только правду! Не смей врать хотя бы сейчас!
— Хочешь правду? Она не значит для меня ничего. Меньше, чем ничего!
— Тогда зачем быть с той, кто для тебя пустое место?
— Потому что так, как с ней, с тобой я не могу. Тебя я люблю, а она... это другое. Она не для отношений, пойми. С ней я могу быть грязным, пьяным, любым. Ей это даже нравится. Чем жёстче, тем лучше. Она на всё соглашается, понимаешь, на всё!
— Я что, тебе в чём-то отказывала?
— Да я тебе такое и не предлагал, и не буду. Ты что!
— Тогда купил бы себе резиновую куклу для игр.
— Вот, наконец, ты понимаешь! Она и есть кукла, только выглядит, как живая. Её не нужно любить, на неё не нужно тратить много сил. Она не для отношений, она... просто дырка, уж извини мой французский. А с дырками не изменяют, их используют по назначению, вот и всё. Я был с ней, но я не изменял тебе, Лина! Это другое, пойми ты меня уже наконец!
Желание опускаться до животного уровня и валяться в грязи я отказываюсь понимать даже спустя все эти годы.
С той девушкой, которая считалась моей лучшей подругой, я даже не говорила. В отличие от Руслана, она не стремилась со мной объясняться. Её номер у меня в чёрном списке подписан «Лживая дрянь». Мы больше никогда не встречались, я вычеркнула её из своей жизни.
Точно так же поступила с Русланом. Только он моему решению сопротивлялся так сильно, что в процессе нас обоих чуть не убил.
Вчера я допустила большую ошибку. Поддавшись соблазну станцевать на нервах Павла, согласилась сесть за один стол с Русланом, разговаривала с ним, даже улыбалась. Прошло много лет, он не появлялся и не звонил, и по глупости я решила, что он, как и я, всё забыл. Выздоровел, стал нормальным, как до всей той дикой истории.
Приглашаю незваных гостей проходить в гостиную. Макс не спешит, остаётся рядом со мной, а вот Руслан проходит в комнату, отделённую от холла квадратным проёмом.
Смотрю на бывшего, стоящего в центре гостиной, всего такого одетого с иголочки, прямо хозяина жизни. Как-то я не задумывалась об этом раньше, но внешне они с Павлом очень похожи. Оба сероглазые брюнеты. Черты лица Павла грубей, да и в целом мой муж крупней и мощней. Зато Руслан элегантней, из тех, кто будто рождён для тысячедолларовых костюмов и итальянской обуви на заказ.
— Здесь хорошо, — констатирует бывший, осматриваясь по сторонам. — Удачное сочетание серого, белого, чёрного. Много света, зелёных растений, прямо оранжерея.
Меня не должна волновать его оценка, но, как губка, впитываю каждое слово.
Руслан поворачивается ко мне, застывшей на границе с холлом.
— Ты прекрасная хозяйка, Алина. Твой дом с первого взгляда влюбляет в себя.
Неправильно так бурно реагировать на его похвалу. Где моё равнодушие, чёрт!
— Значит, мы с мужем не зря заплатили дизайнеру. Благодарю.
— Если так, с удовольствием найму этого дизайнера для окончательной отделки моей новой квартиры.
Он съехал от отца?
И почему меня это удивляет? Разумеется, он купил собственное жильё. Делает ремонт, что означает: он вернулся в город надолго.
Вот чёрт.
— Так что, ты согласна? Поработаешь дизайнером для меня?
Невольно округляю глаза, а он смеётся.
— Алина, тебе лишь бы спорить со мной. Уверен, ты сама здесь всё выбирала. Ты не можешь меня обмануть. Я слишком хорошо тебя знаю, твой вкус чувствуется здесь во всём.
Руслан расслаблен и спокоен, а у меня сердце стучит так громко, что, кажется, все вокруг это тоже слышат.
— Тебе только кажется, что ты знаешь меня. Я изменилась за эти годы.
Под внимательным взглядом Руслана становится ещё неуютней.
— Время и опыт меняют людей, это нормально, — говорит он спокойно.
— Кофе? — спрашиваю, чтобы прервать тревожащий разговор.
— Да, спасибо. Мне чёрный без сахара.
Значит, как Павлу.
Прежде Руслан пил сладкий латте, над ним ещё все подшучивали, мол, с такими вкусами молоко на губах никогда не обсохнет. Но прошло много лет. И я тоже больше не пью ту бурду с сахарными сиропами, которую когда-то страстно любила.
Люди меняются, и это нормально...
— А мне моккачино, — нагло заявляет мой брат. Вот кто не меняется совершенно!
— Не вопрос. Помоги мне, — беру его за руку и тащу за собой на кухню.
Макс, как наверняка и Руслан, понимает, что мне не нужна помощь в нажатии пары кнопок на кофемашине.
— Малая, ну ты чего? — шепчет брат. — Злишься, что ли?
Злюсь? Да я в бешенстве!
Шиплю, будто змея:
— Ты младше меня почти на два года. Какая я тебе малая? Хватит уже вести себя как ребёнок.
— Но это ты сейчас ведёшь себя как испуганная девчонка... — Макс ловит мой взгляд. — Прости.
— Не прощу. Зачем ты его сюда притащил? Ты не помнишь, что ли, как мы расстались? И эта дурацкая надпись...
— Это не он!
— Тебе откуда знать?
— Он так сказал. Я ему доверяю.
Ну вот! А рассказала бы Максу всё вовремя, насколько б проще всё теперь было.
— С чего бы тебе ему доверять? Мы давно не друзья! И ты что, не помнишь, почему так случилось?
— Так когда это было! И он хочет помочь.
Макс пятернёй откидывает назад волосы.
— Слушай, — говорит он намного тише. — Я тоже хочу помочь — и тебе, и ему, вам обоим. Вот смотрю на вас, и мне кажется, нет, я даже уверен, у вас не остыло. А ты собираешься разводиться, и он тоже свободен, так что... Эй, не смотри на меня так. Я ж не замуж тебя пока отдаю.
«Пока» — главное слово. И это страшно, потому что Макс, когда вбил себе что-то в голову, становится упрямей барана.
Прижимаю руку ко лбу. Мало мне других проблем, так мой брат решил поработать свахой для меня и моего бывшего-психопата. Ох, какой же долгий у нас будет с ним разговор.
— Позже поговорим. — Шумно выдыхаю.
Бесконечно жалею, что сдержала данное слово и не стала распространяться о той ночи, когда чуть не погибла.
— Так тебе помочь с напитками? — интересуется Макс. Вид у него самодовольный. Наверняка думает, что победил, и обещанный разговор — так, проформа.
— Сама сделаю. Иди и развлеки его, раз привёл.
— Без проблем.
В те годы Макс с Русланом дружили. Недоброжелатели говорили, что мой брат таскается за моим парнем будто щенок. Отец занимался бизнесом, его внимания никому из семьи не хватало, и Макс умудрился увидеть в Руслане крутого старшего брата. Потом, после нашего разрыва, стал единственным человеком из семьи, который прямо заикнулся о том, что мне стоило бы Руслана простить. Правда, тот дурацкий разговор случился до аварии и больницы.
— Не забудь, мне моккачино. Вы пейте свой чёрный, а мне сделай убийственно сладкий и с шоколадом. И, если можно, без яда и плевков в чашку, — смеётся Макс, и мне хочется его чем-то ударить.
Понимаю, он хочет разрядить обстановку, но это не тот случай, когда все всё проехали, поулыбались и забыли. Макс не понимает, как сильно подвёл меня, притащив Руслана в мой дом.
Останавливаюсь у входа в гостиную с подносом в руках.
Макс сидит на диване, с кем-то переписывается. При мне принимает звонок.
— Да, мне нужен только этот момент... Ок, жду запись.
Руслан с задумчивым видом разглядывает картину, висящую над диваном.
Мне хотелось чего-то индивидуального, и в итоге я сама её нарисовала. Не так это и сложно, даже если ты не великий художник. Всего лишь абстракция в чёрно-белых тонах из множества изломанных линий и граней. В геометрическом хаосе можно разглядеть что угодно: от поднявшихся в воздух чаек до вечно изменчивого океана или зеркального лабиринта.
Интересно, что видит Руслан?
Тоже смотрю на картину, хотя видела её тысячи раз.
Неожиданно он оказывается рядом со мной.
— Давай я тебе помогу.
Руслан забирает поднос из моих рук, и наши пальцы на миг соприкасаются.
— Да, спасибо, — растерянно говорю ему вслед.
Мне совершенно не нравятся те чувства, которые вызывает его присутствие здесь. Всё это волнение, излишняя интимность, растущее напряжение между нами. Фантомное ощущение тепла от случайного соприкосновения не исчезает. На коже будто остаётся клеймо.
Сажусь напротив Руслана в кресло, встречаю его взгляд. Собственный хочется сразу же отвести, но это совершенно неправильно. Заставляю себя смотреть ему прямо в глаза.
Мне нечего стыдиться. Я в этом доме хозяйка.
Молча пьём кофе, и даже Макс не пытается заполнить возникшую паузу бессмысленными шуточками. Ему приходит сообщение, и он утыкается в телефон. На лице появляется широкая улыбка.
— Ну вот! — заявляет он ликующим тоном. — Я так и знал, вот и доказательства. Сами смотрите!
Не вполне понимаю, о чём идёт речь, но Макс вместо долгих рассказов передаёт мне свой телефон. На экране всё ещё проигрывается чёрно-белая запись. В кадре улица перед подъездом. На записи человек в тёмном спортивном костюме и кепке рисует на плитке что-то из баллончика с краской. Очевидно, это «Алина, я всё ещё люблю тебя» с восклицательными знаками, но из-за ракурса этого не разглядеть.
Костюм у «художника» мешковатый, козырёк кепки закрывает верхнюю часть лица, нижнюю скрывает чёрная медицинская маска. Рост небольшой, узкие плечи.
— Кто это? — вырывается у меня.
— Попробуем разузнать. Главное, ты убедилась, что это не я, — раздаётся над головой.
Это же надо было так увлечься, чтобы не заметить приближение Руслана. Быстро встаю и отдаю ему телефон.
— Думаю, это девочка, а не парень, — говорит присоединившийся к Руслану Макс. — Смотри, какие запястья тонкие, руки тоже маленькие.
— Может, малолетка какой. Наняли за пять копеек.
Мысленно соглашаюсь с Русланом. Он и нанял, кто же ещё.
— Да нет, это точно девчонка. Смотри, вон, поворачивается и уходит. Шаги мелкие. — Макс откручивает запись и тычет пальцем в экран. — Ты только посмотри на эти круглые бёдра. И под кепкой вот это тёмное, уходит под куртку. Я на сто процентов уверен, у этой тёлочки длинные волосы.
Руслан своего мнения больше не высказывает, но на экран смотрит внимательно.
Брат замечает, что я стою в отдалении.
— Тебе неинтересно, что ли?
Мне интересно, но другое.
— Откуда эта запись?
— Вообще-то, у вас во дворе стоит система видеонаблюдения. Связался с управляющей компанией, ребята всё быстро нашли и прислали. — Макс улыбается, весьма довольный собой.
— Так просто?
— Всё просто, когда на карте есть деньги, а в телефоне контакты нужных людей. — Макс всё же заставляет меня взять свой телефон. — Присмотрись получше, может, ты узнаешь её?
— Почему я?
— Потому что она так расстаралась для тебя. Ты присмотрись повнимательней, знакома она тебе или нет. — Макс широко улыбается. — А затем я, как главный Шерлок Холмс, выскажу своё мнение.
Смотрю запись ещё раз. И да, брат прав. Разукрашивает плитку не парень.
— Ну что, узнаёшь? — торопит меня Макс. — Ватсон, да это же элементарно!
Понимаю, о ком он говорит.
— Даже для неё это было бы слишком глупо, — говорю резко. — Это не она, Макс.
— Почему нет? Если добавить в список цветы и бельё, о которых ты Русу говорила, плюс тот дикий скандал — всё укладывается в одну схему.
— Да, кстати, я тебе ничего не посылал, — подхватывает Руслан. — Я твой адрес до того, как Макс меня сюда привёз, даже не знал.
— Так и есть. Руслан наш человек, он не стал бы баловаться такой дурью. А вот Кристина всегда была слегка с приветом. Прилипчивая, прямо кошмар. Я еле избавился от неё. Так что все эти подарочки точняк от неё. Кристи кровь из носу хочет развести тебя с мужем. Какая осада, я прям впечатлён!
— Не говори ерунды, — возвращаю брату его телефон. — С чего бы ей писать то, что она написала? — Смотрю на Руслана. — Это твоих рук дело? Ты кого-то нанял?
Руслан шумно выдыхает и молча переводит взгляд с меня на Макса. Они многозначительно переглядываются.
— Терпи, друг, — говорит брат Руслану. — Наша Алинка как полупроводник. Или отходчивая и за час простит, или, если уж на кого всерьёз взъелась, то это правда надолго.
— Прошло семь лет, — напоминает Руслан.
— Всего семь лет, брат, — Макс смеётся.
Мне тоже есть, что на это сказать:
— Неважно, сколько прошло лет, когда ничего не изменилось.
Руслан даже не пытается объясниться. Стоит с гордым видом, руки в карманах, смотрит на меня сверху вниз.
В прошлом, помнится, он вёл себя точно так же, по принципу: «Оправдывающийся — виноват».
Не удивляюсь, услышав:
— Если ты ждёшь признаний, то их не будет, Алина. Мне не в чем перед тобой признаваться.
— Ну разумеется. Ещё бы ты взял ответственность хоть за один свой поступок. Ты ведь никогда и ни в чём не виноват.
— Не понимаю, с чего такие выводы. За своё я всегда отвечаю. Но даже ради твоего спокойствия, чужую вину на себя не возьму. Уж прости, но придётся разбираться по-настоящему, а не вешать всех собак на меня.
Как же он меня бесит!
— Допустим, я захотел тебя вернуть — и что, увидев эту надпись под подъездом, ты ко мне подобрела? Да ты готова в лицо мне вцепиться. Ровно как тогда. Тебя цветочками не умаслить, уж кому как не мне это знать. И поверь, мозгов хватает, чтобы заранее просчитать, что ты подумаешь и почувствуешь, когда увидишь подобную надпись.
— Хочешь сказать, что это не ты?
Руслан шумно вдыхает и чуть не кричит:
— Это! Не я!
— Тогда кто? Секретутка моего мужа, серьёзно?
Макс становится между нами.
— Да, это Кристина. Алинка, ну что ты, правда. Тебе так хочется обвинить Руса, что ты готова не верить собственным глазам?
Медленно выдыхаю.
— Даже если это она, откуда ей знать, что писать?
— Так она знает вашу с Русом историю. Помнишь день рождения отца в прошлом году? Я тогда её с собой приводил.
Совершенно не помню, с кем брат тогда приходил. Они же у него меняются быстрей, чем пакеты с молоком в холодильнике.
— Да, у меня тогда всё крутилось с Кристиной, казалось, даже всерьёз.
Мурашки идут по рукам. Как же мне всё это не нравится.
— Ну хорошо, ты привёл её к нам в дом, и что дальше? Зачем ты стал ей обо мне говорить?
— Из-за той надписи перед воротами, понятное дело. Она спросила, я объяснил. Девочка красивая, признание показалось ей романтичным, вот и рассказал без какой-то задней мысли. Даже не подумал, что это когда-то всплывёт. — Макс виновато улыбается. — Прости, что так получилось. Я правда не думал, что ту историю можно как-то использовать против тебя .
Какой у Макса всё же длинный язык.
— Ты и про бордовые розы ей рассказал?
Он чешет затылок.
— Кажется, нет, но не уверен. Может, и пришлось к слову. Миллион алых роз — это же романтично, согласна?
— Не алых, не миллион, и какая романтика в том, что меня предали?
Руслан явно чувствует себя неудобно, но Макс ничего не замечает.
— Даже если я ей о цветах не рассказывал, это точно сделал твой муж. Кристинка же на него работала. Думаешь, твой не объяснил, чтобы бордовые для тебя никогда не заказывала? Сложить два и два — это просто.
— Просто? Нет, это слишком сложно для человека, который не знает нашу историю, а только слышал кое-что краем уха. Она должна была знать всё в подробностях, чтобы на этом сыграть. А мы встретились только вчера, и то случайно.
Руслан вмешивается в разговор:
— Вообще-то, я давно в городе и не раз и не два заходил по делам к твоему мужу.
— Вот видишь! — радуется Макс. — Она просто сложила два и два. И по времени это совпало, потому что ей надо вас развести по горячим следам, пока обида свежа. Она же не догадывается, что ты...
— Макс!!!
Брат осекается на полуслове. Прокашливается и заканчивает язвительным тоном:
— ...ты своего Пашу так любишь, так любишь, что любое дерьмо ему простишь без проблем.
Строит из себя умника, хотя я уверена: он собирался сказать кое-что совершенно другое. Сдал бы меня с потрохами Руслану, потому что тот в глазах Макса — друг.
— Ну, не смотри так на меня. Если не простишь его, я первый тебя поддержу. А Кристи, уверен, знает, что вас с Пашкой можно рассорить бордовыми розами. Даже если точно не знает, как и почему, ей повезло. Скажешь, нет? Ведь сработало же.
Не хочу этого признавать, что да, такое возможно. Павел нередко приезжал домой с букетом или присылал цветы с курьером. Кто на самом деле выбирал и покупал для меня эти цветы? Вечно занятой генеральный директор компании или его личная помощница? Ответ, к сожалению, очевиден. Так что да, любовница моего мужа могла знать если не всю мою историю, то её часть.
— Ну хорошо, а бельё? Его мне тоже купила она?
— Это можно узнать в магазине, — говорит Руслан. — Отдай его мне вместе с упаковкой, если сохранилась. У отца в штате есть толковые люди из бывших следаков. Мы разберёмся, кто и как платил за покупку. Если лично в магазин приходили, значит, будут записи с камер. Если нет — цифровые следы. Я добуду все доказательства для тебя.
— Серьёзно? Отдать всё тебе, когда я всё ещё подозреваю тебя?
Он криво усмехается.
— Мне будет приятно развеять твои сомнения. Так что, принесёшь?
Смотрю на него. Предложение разумное, пусть и личность добровольного помощника вызывает сомнения.
На Дмитрия Сергеевича работают серьёзные люди. Они и правда способны всё разузнать. Можно обратиться за помощью напрямую, но передо мной стоит Руслан и смотрит так, будто... Не знаю, но я почему-то чувствую себя перед ним виноватой.
— Ну хорошо. Я всё принесу.
Ухожу наверх. Сначала ищу вчерашний подарок, упаковку к нему, заодно решаю руки помыть.
Я должна вести себя умно, а нервы в этом деле — худший помощник.
Поправляю косметику, пытаюсь убрать тревогу из выражения глаз. Улыбаюсь, с горечью замечая, что все попытки казаться спокойной выглядят ненатурально.
Напоминаю себе, что спустя пять лет сегодняшние проблемы будут вызывать только смех.
Вот, так уже лучше.
Спускаюсь вниз. Руслан ждёт меня, но почему-то он в гостиной один.
— А Макс где?
— У него возникли срочные дела, он уехал.
В голове проносятся слова брата: «Ты разводишься, он тоже свободен...» Уверена, он сделал это специально. Вот чёрт.
Руслан смотрит мне прямо в глаза.
— Тебе не нужно меня бояться, — говорит, будто мои мысли читает. Те, в которых я хочу немедленно избавиться от него.
— А я и не боюсь. Мне всего лишь неприятно находиться рядом с тобой. Уверена, ты помнишь причину.
Он на миг отводит глаза, шумно выдыхает.
— Решила вычеркнуть меня навсегда из собственной жизни?
— Ты знаешь ответ.
— Тебе стоит подумать о том, что люди с годами меняются. А ещё, что у нас с тобой есть общее прошлое, и не всё в нём стоит перечёркивать. Разве не так?
Криво усмехаюсь. Мне нечего ему сказать. Между нами всё давно решено.
— Тогда я был молодым. Думал не мозгами, а кое-чем другим. Не нагулялся ещё, не натра... В общем, поверь, о нашем разрыве я жалел куда больше и дольше, чем ты.
— Ну конечно.
— Конечно! Ты выскочила замуж за первого встречного, а я остался один с дырой в сердце, вдали от семьи, от друзей. Ты вышвырнула меня из своей жизни, и наши родители тебя поддержали. Даже шанса объясниться не дали.
— У этого были веские причины, не так ли? — Смотрю ему строго в глаза.
Он тоже не отводит взгляд. Даже, кажется, не моргает.
— Да, были причины. Но за минувшие годы я успел бы полный срок за убийство отмотать. Может, ты всё же оставишь прошлое прошлому и посмотришь на меня настоящего? Пойми уже, наконец: я тебе не враг. Я твой друг, и даже больше...
— Больше?
— Намного больше, пусть ты мне пока и не веришь.
Руслан забирает пакет из моих рук и уходит. А я этим коротким разговором с ним раздавлена даже больше, чем всей этой встречей.
Он был молодым, жалел о разрыве, изменился... И я должна в это вот так просто поверить?
Спустя пару часов, вынырнув из воспоминаний о прошлом, выглядываю в окно. Надписи под подъездом больше не видно. Её закрывает граффити из геометрических форм. Напоминает мою картину, но из множества ярких и даже кислотных цветов.
Это не Макс позаботился, я в этом уверена.
Вытаскиваю номер Руслана из чёрного списка. Проходит всего пару минут, и на экране высвечивается «Даже не думай».
Уверена, я сильно пожалею о том, что связалась с Русланом, но принимаю звонок.
— Есть новости, — говорит он. — Скоро подъеду.
— А по телефону никак нельзя рассказать?
— Я подъеду, — повторяет с нажимом. — Хочу тебе кое-что показать. Да и вообще, твоё дело лучше обсуждать с глазу на глаз. Буду через пятнадцать минут.
И только когда экран становится тёмным, до меня доходит, что за всеми этими воспоминаниями о трагическом прошлом я совершенно забыла о Максе.
Звоню ему. Не отвечает. Снова звоню.
— У нас совещание начинается, сейчас не могу говорить, — выпаливает брат торопливо.
— Ты мне только скажи — ты говорил что-то Руслану? О моём деле? О плане?
Макс молчит, и в его молчании — всё.
— Какой же ты идиот.
— Ну спасибо, Алина.
— Я же просила — никому ни слова. Руслану нельзя доверять!
— Позже поговорим. Извини. А то твой муж сожжёт меня взглядом.
Быстро переодеваюсь, беру сумочку и, на всякий случай, ключи от машины. Спускаюсь вниз на лифте, одновременно набираю Руслану.
— Не заезжай во двор. Я выйду на перекрёсток, да, там, где памятник. Подожди меня там.
Я точно пожалею об этой встрече, но категорически нельзя второй раз за день приводить Руслана в нашу квартиру. Если Павел узнает о том, что мы общаемся, то никаким ребёнком не удастся его умиротворить. Мне нужен спокойный муж, уверенный, что нас ждёт долгое совместное будущее, а не ревнивец, подозревающий, что его собираются в любой момент кинуть.
Поджидающий меня чёрный внедорожник с тонированными стёклами выглядит брутальным и агрессивным. Заметив меня, Руслан покидает место водителя и открывает передо мной переднюю дверь.
Он правда считает, что я с ним куда-то поеду, когда он за рулём?
— Давай сядем назад, — предлагаю спокойно, — всё обговорим и разбежимся. У меня не так много времени. Ты нашёл, кто оплачивал то бельё?
— Я здесь не для этого. Мы тут пошерстили немного, и ребята нарыли для меня один адресок. Ты точно захочешь там побывать. Верней, тебе это нужно. Я отвезу тебя прямо сейчас и привезу назад в целости и сохранности.
Делаю шаг назад.
— Прости, но я с тобой никуда не поеду.
— Алина, я буду вести осторожно. Ты не пострадаешь, клянусь.
Ещё минут пять уходит на спор. Руслан убеждает, что ехать нужно. И нужно именно мне, а он так, просто помогает мне разобраться с неверным мужем. А ещё, что он хороший водитель, и я могу быть спокойна, пока он за рулём.
Он, вообще, сам понимает, что говорит человеку, несколько месяцев проведшему в больнице по его вине?
— Ты должна это увидеть сама!
— Ну хорошо. Я поеду на своей машине.
— Нельзя туда на твоей. Тебя могут узнать, а сейчас это невыгодно.
Он не говорит, но я догадываюсь, что место, куда мы поедем, как-то связано с тратами Павла на стройматериалы и инструмент. Соблазн узнать всё велик.
— Тогда я за рулём.
Руслан приподнимает брови.
— Это полноприводная машина, коробка — механика. Я видел, какую ты водишь обычно. Алина, ты просто не справишься.
Сжимаю зубы.
— Я справлюсь с любой машиной. Или я за рулём, или пошло оно всё!
Руслан резко бьёт воздух рукой.
— Хорошо, идём.
Обходит машину и открывает дверь для меня. Затем, когда я, сняв туфли на шпильках, устраиваюсь на водительском месте, сам занимает сидение пассажира.
Вести сложно, Руслан временами подсказывает. Играет роль навигатора с постоянными «поверните налево, направо».
На дороге пробки, рабочий день заканчивается, люди торопятся по домам. Пару раз я не слишком удачно притормаживаю. Руслан это никак не комментирует, при том что Павел уже выгнал бы меня из-за руля.
От мужа приходит сообщение. Читаю, пока двигаемся вперёд со скоростью дряхлой улитки: «Совещание затянулось. Задержусь. Люблю тебя, милая».
Наше ожидание затягивается. И я не уверена, что меня больше волнует — чем в том доме занимается Павел, или выразительные взгляды Руслана, от которых в ограниченном пространстве машины просто некуда деться.
Напряжение растёт с каждой минутой. Мне сложно сидеть неподвижно, руки зудят от желания хоть что-нибудь делать. Поправляю волосы, затем блузку. Застёгиваю верхнюю пуговицу и, разозлившись на собственное беспокойство, расстёгиваю её вновь.
Руслан хмыкает, словно моё поведение его забавляет. Резко к нему поворачиваюсь. Он сидит, прислонившись плечом к стеклу. Взгляд направлен на меня. Он даже не пытается скрывать, что всё это время нагло пялился, и продолжает это делать.
— Хочешь что-то сказать?
Для игры в Ледяную королеву в моём голосе слишком много эмоций.
— Хочу, если ты станешь слушать.
Пожимаю плечами.
— Говори, если хочешь.
— Ты изменилась. Стала ещё красивей.
Наши взгляды встречаются, и неожиданно я чувствую себя неопытной девочкой. Будто и не было этих семи лет. Внутри откликается то, что я считала давно умершим.
Между нами стоит столько всего, а я, оказывается, всё ещё хочу ему нравиться. Ничего себе, незакрытый гештальт.
Но Руслан об этом никогда не узнает.
— Неприятно от тебя это слышать.
— Уверена? У тебя щёки порозовели. И глаза блестят. Ещё губы оближи, а то они, кажется, пересохли. Или, может, тебе с этим помочь?
— Себе помоги, — отвечаю на всплеске эмоций.
Невольно перевожу взгляд на его рот. Он это замечает, улыбается, и всё это, чёрт возьми, катастрофа.
Отворачиваюсь от него.
— Хватит уже. Не выводи меня из себя.
— Тебе не нравятся мои комплименты?
— Ты это называешь комплиментом? — Картинно делаю большие глаза.
Руслана моя реакция заметно задевает. Понятия не имею, что он там себе надумал и чего от меня ждал.
— Ты злишься из-за того, что нравишься мне? Ну извини, это факт, с которым я ничего не могу сделать уже много лет.
Смотрю в окно. Не нужно на него реагировать. Ни к чему хорошему это не приведёт.
Чёрт, и зачем я вообще с ним куда-то поехала?
— У нас с тобой есть прошлое, и оно никуда не исчезнет. Смирись.
— Всё давно исчезло, — зло улыбаюсь и копирую его тон: — Смирись.
Неотрывно смотрю на тот дом, куда ушёл Павел, а в голове бьётся: «И зачем мне это всё?» Ехать сюда с Русланом было явной ошибкой.
— Я твой первый, Алинка, и это никогда не изменится.
Щёки предательски горят. Выбираю промолчать, хотя и сказать много чего хочется.
— Ты тоже первая для меня, и это никогда не изменится.
Тут уже не выдерживаю. В те далёкие времена, когда я по глупости решила, что он мой единственный навсегда и можно ему довериться, опыта ему более чем хватало.
— Ну и зачем врать?
— Я про чувства. Сейчас, когда мы выросли, ты и сама должна знать, что чувства намного важней простой физики. Ты первая, в кого я влюбился. Не сразу это прочувствовал, не полностью разобрался, что это такое вообще. Почему ты важна, к тебе тянет, и всё сильней, а к другим нет, с ними никак, даже если они из кожи выпрыгивают ради того, чтобы нравиться. Наразбирался, ты знаешь. Потом всё мечтал тебе доказать, что ты зря меня так жестоко отшила. Благодаря тебе я стал таким, каким стал. — Он шумно выдыхает. — Ты моя мотивация. Ну как тебе такой комплимент? Больше нравится?
— Мне никакие твои комплименты не нравятся. Держи свои признания при себе.
Руслан надолго замолкает, а мне от этого становится только хуже. Почему я не могу быть с ним просто вежливой, отстранённой, холодной? Почему в ответ на любые его действия или слова мне хочется его побольней укусить? А теперь ещё это дурацкое чувство вины! Мне что, снова двадцать?
На улице появляется Павел. Идёт к машине намного спокойней, чем когда, сломя голову, бежал в тот дом.
Сбросил пар в объятиях любовницы? Времени бы хватило. Или там что-то другое?
Он садится за руль.
Ну хорошо, он был в этом доме. И что мне с того?
— Когда будет ехать мимо, отвернись, — советует Руслан, наблюдая за тем, как Павел разворачивает машину. — Алина, ты меня слышишь?
— Что?
— Отвернись, пригнись, сделай что-нибудь. Он тебя может узнать.
Павел уже едет в нашу сторону, а я почему-то теряюсь.
Руслан подаётся вперёд и закрывает меня собой. Его рука удерживает меня за затылок, лицо слишком близко, рядом с моим. Я легко могу разглядеть рисунок радужки его глаз, густые тёмные ресницы и брови. Наше дыхание смешивается.
А затем Руслан меня отпускает. Словно не было ничего, но кожа всё ещё помнит жар его рук.
— Ну и чего мы этой поездкой добились? — говорю, разглядывая пустынную улицу. Сердце колотится. — Что теперь?
— А теперь я схожу в тот дом в гости. С маленькой камерой здесь, — Руслан касается крупной пуговицы на своей куртке. — А ты подождёшь меня.
Он выходит и просит закрыть двери на центральный замок.
— Не скучай. Обещаю вернуться с вкусной жирной добычей.
Сунув руки в карманы брюк, он уходит. А я смотрю ему вслед и думаю, что поехать сюда с ним было ошибкой.
Звонит телефон, и я крупно вздрагиваю. Категорически не готова говорить сейчас с Павлом.
Но это не он, а Дмитрий Сергеевич.
— Алина, прости, не перезванивал, пока не освободился. Что-то случилось?
Закусываю губу.
— Мы с Русланом случайно встретились. Простите, я что-то из-за этого перенервничала.
— Он повёл себя по отношению к тебе подобающим образом? Если тебя это беспокоит, Алина, то я могу попросить сына держаться от тебя как можно дальше.
Предложение заманчивое, но когда я приняла помощь Руслана, поехала с ним сюда, потеряла возможность так подставлять его перед отцом.
— Нет, ничего не нужно. Мы уже поговорили.
Тон Дмитрия Сергеевича меняется. Он удивлён.
— Вот как.
— Да, всё вроде как хорошо. Простите, что побеспокоила.